Вход
Мой маленький дом — моя мощная крепость,
Моё одеяло — броня.
Ты ткнул в меня словом, но я защитилась,
Подушку покрепче обняв.
Я спрячусь от мира в углу на диване
И буду смотреть из окна.
Увижу, как стаи вверху пролетают,
Услышу в замке два щелчка.
О, привычный мне звук. — Прошу, заходите.
Ботинки поставьте сюда.
Какими судьбами? Чего вы хотите?
Вам дальше прихожей нельзя.
— Зачем не пускаешь? Тебе же на пользу.
Вдвоём ведь всегда веселей.
— Игриво шепнул он и вздрогнул пугливо
От холода из-под дверей.
Он грубо толкнёт их, намусорить может,
А мне всё потом убирать.
Впустила однажды, решила — поможет,
С тех пор перестала впускать.
Пустить на минуту, обмолвиться словом,
Понять, что опять не оно.
Выгнать из жизни, выдернуть с корнем,
Забить потайное окно.
Дверь
Она спешит домой. Улица обжигает холодом лицо и забирается внутрь через неприкрытый нос. Ноги сами собой двигаются быстрее.
Соня забежала в трамвай. Хоть немного тепла и света — можно отдышаться. Ехать всего три остановки, но девушка про себя торопит водителя: «Быстрее, быстрее». Каждое промедление раздражает, особенно на светофорах. «Но идти пешком холодно, да и всё равно дольше получается», — думала Соня.
«Торговый центр»
«Искровский проспект»
«Дальневосточный проспект»
Девушка судорожно тыкает в кнопку открывания дверей. «Ещё два светофора. Ещё три перехода». Она не выдержала и пошла на красный.
Вот и парадная. Пустая. Никакой сумасшедшей бабки, о которой рассказал Гриша. Лифт, к счастью, на первом этаже. Кажется, кто-то ещё идёт к лифту. Неважно. Скорей наверх.
2
3
4
5
6
7
8
Двери открываются. Ключ плавно входит в скважину. Хлопок. Дом.
Соня сбросила промокшую грязную обувь, скинула многотонный пуховик и вздохнула с облегчением.
— Грёбанный день! — воскликнула она на всю квартиру. Тишина не ответила.
Соня стянула колготки, от которых весь день чесались ноги, сняла остальную одежду и надела удобную домашнюю.
— Наконец-то можно никуда не торопиться и расслабиться, — сказала девушка вслух.
Квартира вновь дышит жизнью. Комнаты освещены гирляндами, в воздухе пахнет какао. Молчание прерывается лишь шумными глотками из горячей кружки.
После душа, мокрая и разгорячённая, Соня потушила свет и забралась под одеяло, устроившись на двух подушках. Улыбнулась, отложила телефон и закрыла глаза.
О, это сладостное состояние, когда границы действительности расплываются, а сознание погружается всё глубже в негу. Мысли трудно контролировать, да и думать связано не получается. Соня впервые за долгий день чувствует покой, свернувшись калачиком.
Резкий звонок.
Девушка распахнула глаза, но не поменяла позу. Наоборот, тело её сжалось, застыло. Соня хочет встать, посмотреть в глазок, но решила, что тем самым выдаст себя. «А закрыла ли я дверь на замок?» — вдруг подумала девушка. Уже случалось, и не раз, что Соня забывала закрыть квартиру как следует. «Кто это может быть? Что ему надо? Не открою, нет, не открою». Все органы чувств уступили главную роль слуху, но ничего, кроме непонятных разговоров соседей за стенкой и шума вентиляции уши не улавливают. «Опять попрошайка? Как тогда. Тогда был Гриша рядом, было хоть и страшно, но не так. Ещё несколько дней. Но тогда почему не слышно, как звонят в другие двери?»
Звонков больше нет. Тишина наполняется обычными звуками квартиры, одной из множества других похожих: стук воды, шум техники, говор людей. Вскоре Соня заснула.
Когда девушка открыла глаза, рядом с кроватью сидят и лежат несколько человек. Все смотрят на неё тусклым взглядом.
Когда девушка открыла глаза, она стоит напротив двери и видит, как ручка опустилась вниз. В щели показался незнакомый мужчина.
Когда девушка открыла глаза, стоит глубокая ночь. Часы на телефоне показывали 3:42. «Дьявольское время», — вспомнила Соня страшилку из какого-то ужастика, который посмотрела в детстве. Она не слышит ничего, кроме громко стучащего сердца. Привстала, выглянула в коридор — дверь закрыта, никого нет.
Ждёт ещё пару минут. Ничего.
«Надо проверить замок».
Как есть, в пижаме и маске для сна на лбу, Соня подошла к двери и медленно приблизила пальцы к ручке.
Та опустилась без соприкосновения к ней.
Зонт
— Ты чего, Даш? — девушка вышла из бара на улицу. — Опять дождь будет, — сказала она себе под нос, посмотрев на небо, и повернулась к другой девушке. — Ну, что случилось? Хорошо же сидели.
— Я туда больше не вернусь. Это была последняя точка кипения, — ответила Даша, смотря в сторону и плотно скрестив руки на груди.
— Да ладно тебе, — девушка махнула рукой в сторону дверей, — он фигню сказал, пошутил, не подумав.
— А мне что теперь, сидеть и спокойно слушать, как в мой адрес фигню всякую говорят? — Даша впилась взглядом в лицо подруги.
— Ну, нет, конечно, — тихим голосом промямлила девушка. — Но сбегать-то зачем сразу?
— Хочется добро, свет, а не сплошную агрессию от людей получать. Откуда это вообще в них в таких количествах, я не понимаю? Что за мир!
Девушка стоит, сжав пальцы в замок и устремив взгляд в асфальт. Вдалеке прогрохотало. Даша закурила.
— Ну, не все же такие. Есть и более приятные личности.
— Не знаю, не знаю, — иронически посмеялась Даша. — Очень мало таких. Ты вот да Уля — открытые, отзывчивые. Остальные — говно-люди попадаются.
— У меня как-то наоборот, — девушка пожала плечами.
— У тебя все хорошие! — Даша бросила сигарету в урну. — И как тебе это удаётся?
— Не знаю, само как-то получается.
— Марусь, долго тебя ждать? — из открывшегося дверного проёма вылез молодой человек. — Ребята уже спрашивают, куда ты делась.
— Сейчас приду, — улыбнулась Маруся. — Даша, вот, тут…
— Что-то случилось? — бесцветным голосом спросил молодой человек.
— Какая разница? — огрызнулась Даша. — Ладно, пойду я. Не хочу вечер портить своей кислой миной.
— Жаль, что так вышло, — Маруся обняла и погладила подругу по спине.
— Пока.
— До свидания, — бросил молодой человек, закрывая за Марусей дверь.
Тёмные пятнышки всё быстрее появлялись на асфальте. Всё больше людей или пряталось в зданиях, или открывало зонты. Даша идёт широкими шагами вдоль проспекта с непокрытой головой и каменным лицом. Если кто-то из прохожих случайно задевал её, девушка в отместку специально толкала другого человека.
Когда девушка подошла к пешеходному переходу, начался ливень. «Жесть льёт. Зря душ утром принимала, — мелькнула в голове у Даши. — Хоть платье быстро высохнет». Стоило девушке подумать про новое платье, как машина, летящая на большой скорости, подняла высокую волну у лужи.
— Чёрт! — выругалась Даша, не заметив старушку рядом. — Простите, — сквозь зубы выплюнула девушка. Бабушка только покачала головой.
Зелёный свет. Даша идёт в скользких сандалиях, не огибая лужи, прямо, не замечая остальных пешеходов. Вдруг одно её плечо стало тяжелее.
— Девушка, постойте, — сзади появился парень с голубым огромным предметом. — Вот, возьмите.
— Ам, эм, что? — только и успела спросить резко остановившаяся Даша, широко раскрыв глаза.
— Не стоит благодарности! — парень сунул в ладонь девушки металлическую палку и перебежал дорогу.
— Чего встала, дорогу! — пробурчал какой-то дед, пихнув Дашу в сторону.
Зонт. Простой зонт, голубой. Девушка подумала было пуститься вслед за незнакомцем, но впереди масса людей, в которой и самой потеряться несложно. Словно впервые, Даша подняла зонт над головой — капли глухо стучали по натянутой ткани, а не по лицу.
«И что толку от него, я и так мокрая?» — подумала девушка, медленно переходя дорогу. Время от времени на её новый зонт натыкались другие. — «Дурак какой-то, сам же сейчас промокнет до нитки. И как ему вернуть? Будет жалеть, думать „Зачем отдал, тупица?! Чтобы какая-то мокрая курица спокойно до дома смогла дойти?“»
Идти оставалось ещё двадцать минут, но если раньше это время казалось неподъёмным грузом, то сейчас Даша двигается лёгким шагом, напевая. Войдя в квартиру, она оставила раскрытый зонт в ванной.
— «Не надо благодарности», — девушка вспомнила слова незнакомца. — Почему это не надо? Сам же промок. Ещё и улыбнулся, спасатель фигов.
Даша стянула с себя немного подсохшее платье и потрогала голову.
— Ого, почти сухие. Хотя бы не заболею, и на том спасибо. Надеюсь, он тоже, — сказав это, девушка ощутила теплоту внутри.
Холод
Дождевой полог закрыл дом со всех сторон. Они, стоящие у одного из многочисленных окон, в которые настойчиво стучались капли, не могли ничего разглядеть за плотно льющейся водой.
— Как будто туман, — сказала Агата.
Она открыла окно и, немного высунувшись, глубоко вдохнула: пахнет лёгкостью, прохладой и немного грибами.
— Вот бы так целый месяц, — сказал Евгений.
Они сели за стол. Агата отрезала от благоухающего теплотой и яблоками пирога четыре куска, положила каждому поровну. Евгений разлил обоим чай и добавил к себе в кружку пару ложек сахара. Ложка звонко стукнулась о керамические стенки, напоминая переливы церковных колоколов, которые Агата слышала каждое воскресенье в детстве. Она медленно ела пирог, переводя взгляд с милого лица возлюбленного на блестящий тротуар за окном, облепленного кленовыми листьями. Ступни, одетые в носки, совсем не ощущали стылого пола и, чуть вытягиваясь, утыкались в ступни побольше. В квартире тихо.
Тусклый свет солнца постепенно погас, дождь закончился Небо и будто сам воздух стали непроницаемо чёрными. Как из квартиры ничего нельзя разглядеть в мире вокруг, так и наоборот: темнота спрятала их, мужчину и женщину, от непрошенных взглядов.
Освобождённая от одежды кожа мгновенно покрылась мурашками. Чужие близкие руки и ступни обжигали холодом, но их хотелось прижимать всё сильнее к телу. Мужчина и женщина своим жаром отгоняли осеннюю зябкость и неясное будущее. Губы, ноги и судьбы скрестились.
Весна
Настроение дня ей задала подруга: скинула за долгое время фотографию местного рассвета. Лёжа в темноте, девушка смотрела на нежно-розовые подсветы из-под облаков и слушала восторженный голос, восхищавшийся явлением природы. Теперь, при взгляде на фотографию казалось, что до этого была лишь темнота ночи да обложенное тоскливо-серым, старым одеялом дневное небо. А рассветов просто не существовало.
Но всё изменилось. Ежегодное удивление, когда не замечаешь, что день становится длиннее, что светает гораздо раньше, чем привык. Она ехала в маршрутке и не отрывала взгляда от происходящего за окном: солнце слепило и притягивало, словно неведомое доселе чудо. Внутри у девушки всё трепетало от благоговения. Для неё это было непросто солнце — это была самая настоящая жизнь, наполненная и яркая, затмевающая лучами всё что-либо тусклое и неприятное.
Она сама наполнена светом, воздухом, которым сколько не дыши — не надышишься, и влагой от тающего надоевшего снега. Девушка лёгкой походкой рассекала глубокие мутные лужи, хваля свои резиновые в цветочек сапоги. В этот день она, оставив шапку и пуховик висеть дальше на вешалке, решилась надеть любимое серое пальто и голубой, в цвет глаз, шарф. Голубой и серый — их полупрозрачные оттенки, подобно акварели, смешаны, разлиты по всему городу и подсвечивают небо, умиротворённые лица людей, ещё прохладный, но уже более тёплый, чем раньше, воздух.
Это нетипичный день. Она рано освободилась и направлялась в сторону остановки не торопясь. Девушка знала, что впереди сегодня ещё много времени и сил для чего-то настоящего и хорошего. Она слушала музыку и подпевала, глубоко дышала и смотрела по сторонам. Удивлялась как много в это время, которое она обычно проводила в стенах школы, молодых лиц вокруг — и чувствовала в себе свободу и прелесть молодости, оттаявшей и обновившейся.
Небо за грязными, но ожидающими скорой помывки, окнами ярко-голубое. Солнце, чем ближе к вечеру, тем становилось мягче и ниже. А февраль продолжался, грозя выглядывающему из-за горизонта одним глазком марту очередными морозами. Но девушка о них не думала. Не хотела думать.
«Жду тебя на остановке», — высветилось на часах. Скоро она выйдет к нему, поцелует. Он возьмёт её за руку, и они пойдут по улочкам вдоль старинных домов, разговаривая и молча. Впереди у них переменчивый апрель и зеленеющий, цветущий май, когда она будет останавливаться у каждой сирени, яблони или вишни, чтобы зарыться в цветы и вдыхать аромат. А пока он прячет сцепленные руки в свой карман, и они идут дальше и дальше.
Тихая белизна
Морщусь от острого запаха масла — холсты как будто только сегодня с мольбертов сняли. Однако тёмно- и светло-серые тона картин, изображённые на них полустёршиеся от времени лица никак не ассоциируются со свежестью. Или чем-то положительным. Холод и суровость, мрачность и покинутость — людям с повышенной тревожностью или в подавленном состоянии на эту выставку лучше не ходить. Художник постарался.
Останавливаюсь у одной из картин: одинокая безликая фигура стоит в снегу в окружении бетонных домов. Человек застыл на месте. Может, он не знает, куда идти? Заблудился? Пятиэтажки глухи к его проблемам и только равнодушно смотрят чёрными квадратами окон. А ветер усиливается, поднимая снежную пыль и ворочая её в воздухе. А человек всё стоит и стоит, всеми забытый.
Или он сам всех забыл?
Из окна на мужчину, сидящего напротив меня, падает свет. Долгожданный тёплый свет мартовского солнца — в прошлом году Катя всё свободное от уроков время проводила на улице, впитывая его мягкой детской кожей. А этот человек, мой пациент, безучастен к расцветающей по ту сторону стекла весне. Она для него буквально ничего не значит. Если глаза моей дочери застил мрак от внезапного удара, то у мужчины в кресле мрак в голове.
Я не знаю его имени, как, впрочем, и он сам. Для удобства про себя зову его Шляпником — на нём всегда потёртый цилиндр, который мужчина отказывается снимать и начинает размахивать руками, стоит кому-то прикоснуться к грязно-белому фетру. Он даже спит в шляпе — завязки под подбородком не дают ей упасть. Катя тоже хотела шляпу, котелок. Обещал подарить ей на день рождения, даже купил и упаковал — так и лежит на её кровати.
Предполагаю, что Шляпник — актёр. Смелый и эксцентричный. Взяли да избили в подворотне — отсюда и черепно-мозговая травма, приведшая к амнезии, и прочие гематомы на теле, которые обнаружили при осмотре.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.