Бесплатный фрагмент - Начало Страны Вятской

Вместо вступления

840-летию

Православной Вятки

посвящается

Вятка богата красивыми местами, в созвездии которых село Никульчино с его высоким берегом и неоглядными далями, полноводной рекой, заповедным лесом и веселыми родниками не затерялось и выглядит яркой, светозарной звездой.

Вятка богата историческими местами, среди которых село Никульчино по праву занимает почетное место родительского дома, при возвращении в который сердце начинает биться чаще. И это неслучайно, ведь когда-то именно здесь началась Страна Вятская.

Вятка богата святыми местами, полными загадок и чудес, среди которых селу Никульчино выпала честь стать колыбелью Православной Вятки.

Вместе с тем, при всей своей красоте и исторической ценности, Никульчино — село скромное и кричать о себе не будет. Живет размеренно и по-отечески заботливо встречает каждого гостя. И, если Вы попросите рассказать о себе, ломаться не станет. Расскажет все, как было, без утайки. Увлекательно и подробно, и, если что-то приукрасит, так только, чтобы Вы не заскучали и извлекли из рассказа добрый урок.

Ну, что же? Начнем?

Александр Балыбердин

С чего начать?

Как правило, рассказ о городе или селе принято начинать с первого упоминания о нем в письменных источниках. И это правильно. Поскольку при богатой фантазии можно насочинять что угодно. В то время, как если что-то «написано пером, того уже не вырубишь топором», и с этим непременно приходится считаться.

В этом смысле Никульчино повезло, так как известие о походе новгородцев 1181 года, с которого началась его история, упоминается сразу в нескольких литературных произведениях, которые, при всем различии деталей, в главном, друг другу не противоречат.

Самое древнее из этих сообщений содержится в «Летописце старых лет» — рукописи, создавать которую начали в Москве, а закончили уже в Хлынове. Есть основания считать, что интересующее нас сообщение о походе новгородцев на Вятку было записано между 1667 и 1676 годами. Вот оно:

«Лета 6689-е июля в 24 день от Великого Новаграда жителие приидоша в страну земли Вятския и взяша рекомый град Болван, яже ныне именуется Микулицыно».

Название села здесь приведено в старинной форме, когда Николы писались Миколками, а Никиты — Микитками. Однако тем и хороши древние рукописи, что говорят с нами не казарменным языком, но как-то по-особенному ласково, по-отечески что ли.

Впрочем, при всем уважении к древности, мы обязаны спросить: «Если поход новгородцев состоялся в 1181 году, а известие о нем было записано только через пятьсот лет, то каким удивительным стечением обстоятельств память об этом событии могла сохраниться на протяжении целых пяти веков? Первым этот вопрос задал еще Александр Андреевич Спицын (1858—1931), выдающийся историк и археолог. С тех пор споры о древности Никульчино не умолкают и с новым жаром разгораются в каждом новом поколении исследователей.

— Что за «городок» находился на Никулицком мысу, и кем были его жители?

— Как новгородцы узнали о существовании Болванского городка, и почему не смогли мимо него пройти?

— Почему вотяки, зная о грозных намерениях новгородцев, не оставили город, но решили принять бой?

— Да и были ли в этом городе постоянные жители? А, если их не было, то откуда тогда «множество чуди и вотяков», с которыми бились и которых одолели новгородцы?

— Как это связано с тем, что вскоре вотяки ушли с Вятки и переселились на соседнюю Чепцу?

— Вообще, зачем новгородцам понадобилась именно Средняя Вятка — земли между устьями Чепцы и Моломы? Разве мало было вокруг свободной земли, где не пришлось бы ни с кем биться?

— Была ли на все это воля Божия, и, если была, то почему Стране Вятской было суждено начаться именно в Никульчино и с этого события?

Всех вопросов не перечесть, и мы, собравшись с силами, постараемся на них ответить. В том числе понять, кем были те «Великого Новаграда жителие», что более восьми веков назад «приидоша в страну земли Вятския», и, населив ее, стали нашими предками?

Почему это важно? Потому, что «с кем поведешься, от того и наберешься», и мы, будучи потомками тех новгородцев, чем-то на них похожи. Как дети похожи на своих родителей. Не только внешне, но также внутренне, устроением своей души. Поэтому вопрос о предках вятчан не столько академический, сколько практический и житейский. Неслучайно, именно вокруг него еще три века назад разгорелась самая настоящая битва, которая до сих пор не утихла.

Холопы или самовласцы?

Кем были пришедшие на Вятку новгородцы? Автор краткой записи в «Летописце старых лет» ничего об этом не говорит, и на этом вроде можно было бы поставить точку. Да не получается. Потому что примерно в те же годы было составлено еще одно сочинение, в котором участники похода 1181 года были названы беглыми новгородскими холопами. То есть, по сути, рабами, согрешившими против своих господ и бежавшими от их гнева за тридевять земель на Вятку.

Полное название этого сочинения — «Сказание о вятчанах, как и откуда пришли на Вятку крещеные люди в той Вятской земле населились». Кто и зачем его составил, этого мы не знаем. Однако известно, что в начале XVIII века это «Сказание» уже было известно в Хлынове и со временем разошлось в копиях по всей Вятской земле.

Вкратце, изложенная в нем история такова.

В 1174 году новгородский князь Ярослав Владимирович послал своих бояр с большим войском на город Корсунь — современный Херсонес, осада которого затянулась на целых семь лет…

Возьмем здесь паузу, чтобы заметить, что, на самом деле, в указанное время князя с таким именем в Новгороде не было. Перед нами — собирательный образ, составленный из двух, действительно, великих князей — Ярослава Мудрого, который правил Новгородом на полтора века раньше, и его отца князя Владимира, ходившего на Корсунь накануне Крещения Руси.

Почему автор «Сказания» позволил себе столь вольно обойтись с известными историческими фактами? Возможно, это объясняется тем, что перед нами — сказание или, проще сказать, басня, в которой важны не столько факты, сколько моральный вывод, ради которого эти факты подобраны. Неслучайно, в народе об ином рассказчике говорят, что он «ради красного словца не пожалеет и отца». Видимо, автор «Сказания о вятчанах» был именно таким рассказчиком. Впрочем, продолжим.

…Итак, новгородское войско на семь долгих лет застряло в Крыму. В то время жены служилых людей, не имея от своих мужей никаких вестей и решив, что они погибли, «за немощь естественную» сжились со своими холопами и прижили от них детей. Когда же, спустя семь лет, женщины услышали, что войско возвращается, то, убоявшись гнева мужей, бежали со своими «рачителями» из Новгорода и пришли сначала на реку Каму, а затем на Чепцу, где построили город и прожили в нем несколько лет. После чего снова снялись с места и, войдя из Чепцы в Вятку, оказались под Болванским городком, которым им удалось овладеть 24 июля 6689 года от Сотворения мира или 1181 года от Рождества Христова. Победители назвали город «Микулицыным» и поставили в нем церковь в честь святых Бориса и Глеба, в день памяти которых была одержана эта победа. Такова, вкратце, дошедшая до нас басня.

Откуда автору «Сказания» стали известны такие, прямо скажем, пикантные подробности о предках вятчан, неизвестно. Тем более что, как, должно быть, уже заметил внимательный читатель, бегство холопов из Новгорода, в данном случае, следует датировать не 1174, а 1181 годом. После чего беглецы успели погостить на Волге, Каме, Чепце и даже провести на последней несколько лет, а затем, словно имея в своем распоряжении машину времени, снова вернулись в 1181 год и направились под Болванский городок.

Какая-то нелепица получается! Если же автор «Сказания» столь безответственно путается с князьями, городами и датами, то надо ли верить ему в том, что вятчане произошли от беглых холопов и неверных жен?

Ответ не заставил себя долго ждать — так в начале XVIII столетия появилась «Повесть о стране Вятской», автор которой Семен Федорович Поповых (1656—1717) первым заступился за своих земляков, чтобы защитить их от нелепых и надуманных обвинений.

Семен Поповых происходил из известной и уважаемой семьи священнослужителей, дважды избирался жителями Хлынова бурмистром — главой города и по праву мог считаться одним из наиболее образованных людей своего времени.

Как и подобает настоящему историку, автор «Повести» решил идти не от басен, а от письменных источников и, не найдя в древних летописцах ни слова про беглых холопов, предположил, что столь обидная для вятчан басня была придумана оставшимися в Новгороде жителями, из зависти решившими выставить ушедших на Вятку земляков в неприглядном свете.

Вместе с тем, отринув выдумки про холопов, сам факт похода 1181 года Семен Поповых отрицать не стал и даже попытался объяснить, что заставило предков вятчан решиться на столь смелый поступок.

По его мнению, отправившиеся в путь новгородцы были движимы желанием «безмятежно жити и от междоусобия отийти», то есть не хотели участвовать в междоусобицах между русскими князьями. Подобно той, что случилась в 1170 году, когда собранные великим Владимирским князем войска осадили и едва не сожгли Новгород, и только заступничеством Богородицы город был спасен.

В памяти Церкви это событие осталось как чудо от иконы Божией Матери «Знамение», явленное всего за несколько лет до того, как часть новгородской общины решила покинуть родной город. Поэтому его свидетели вполне могли быть среди пришедших на Вятку новгородцев.

Так или иначе, никакими холопами они не были, а были, как писал Семен Поповых, «самовласцами», то есть полноправными новгородскими гражданами, желавшими на новом месте жить самостоятельно и свободно, по законам вечевой республики, начало чему положил еще князь Ярослав Мудрый. О чем в «Повести» сказано:

«С тех пор, жители Новгорода самостоятельно управляли своим городом и изобиловали в богатстве более всех россиян. Для защиты же от врагов призывали они князей, наблюдая, чтобы те не преступали положенных им пределов власти и не изменяли податей и грамот, полученных от великого князя Ярослава. Если же призванные ими князья дерзали что-то изменить или самовольничали, то таковых горожане отсылали из Великого Новгорода: иных с позором, отняв у них все имущество, другие же, не терпя стыда и бесчестия, бежали сами».

Очевидно, что подобное «самовластие» новгородцев было не всем по душе.

«Тогда, желая удалиться от междоусобиц и жить спокойно, — писал Семен Поповых, — новгородцы отправились военным походом по реке Волге, избирая в завоеванных ими землях места удобные для поселения. И по причине умножения народа и беспорядков, вызванных междоусобицами, об этом переселении на новые места стали думать многие из горожан».

Так летом 1181 года одна из партий отважных переселенцев оказалась на Вятке под стенами Болванского городка, о чем в «Повести о стране Вятской» читаем:

«Поднявшись по реке Каме, новгородцы волоком перетащили свои лодки на реку Чепцу и стали спускаться по ней, подчиняя себе поселения вотяков, а окруженные земляными валами завоевывали с боем. Завершив плавание по Чепце, они вошли в большую и полноводную реку Вятку и, спустившись по ней немногим более пяти верст, на правом берегу, на высокой красивой горе увидели чудской город, окруженный земляным валом и ископанным рвом, от реки же защищенный глубоким оврагом, который местные чудские племена называли Болванским городком, а ныне его именуют Никулицыно по реке Никуличанке».

Откуда новгородцы узнали о Болванском городке? Об этом автор «Повести» не пишет, но дает важную подсказку, сообщая, что во время проживания на соседней Каме путешественники услышали о реке Вятке и живущих по ее берегам народах, земли которых «к поселению потребны». Обратим внимание — «потребны» не для того, чтобы их разграбить, а чтобы в этих землях поселиться и иметь все необходимое для жизни.

Почему это важно? К этому вопросу мы еще вернемся, а пока сделаем зарубку на память и продолжим.

А может ушкуйники?

В течение XVIII столетия трудами безымянных книжников «Повесть» Семена Поповых во множестве списков разошлась по вятским городам и весям и даже добралась до Санкт-Петербурга, где один из ее списков надолго затерялся среди бумаг Герольмейстерской конторы.

Казалось бы, басня о холопах окончательно канула в историю, но тут из ее мрачных глубин на вятский простор выплыли совсем другие герои, не в пример, более беспринципные и жестокие. Чему, к сожалению, невольно послужила сама «Повесть». Точнее, рассказ ее автора о взятии Болванского городка, в котором современный читатель без труда найдет досадную ошибку. Вот этот фрагмент:

«Увидев тот город на красивой высокой горе, новгородцы вознамерились взять его с боем. Тогда они дали обет своим прародителям князьям Борису и Глебу, что будут поститься, не есть, не пить до тех пор, пока не получат тот Болванский городок во владение и не поселятся в нем.

После чего решительно пошли на штурм города, призывая на помощь святых страстотерпцев Бориса и Глеба такими словами: «Как некогда новгородскому великому князю Александру Невскому вы явились плывущими в ладье и даровали победу над противостоящими шведами, так же и нам ныне помогайте молитвами вашими, помощью Всесильного в Троице прославляемого Бога и заступничеством Пресвятой Богородицы.

И так с помощью святых страстотерпцев Бориса и Глеба, в день памяти святых, 24 июля 6689 (1181) года новгородцы захватили эту крепость и побили множество чуди и вотяков, некоторые же из которых по лесам разбежались. После чего, по данному обету, новгородцы поставили в том городе церковь во имя святых Бориса и Глеба и назвали его Никулицыным».

Не надо быть великим историком, чтобы найти в этом эмоциональном и исполненном почтения к предкам рассказе досадную ошибку. Очевидно, что 24 июля 1181 года во время штурма Болванского городка новгородцы не могли вспоминать победу князя Александра над шведами на реке Неве, которую он одержит только через шестьдесят лет после описанных в «Повести» событий.

Ученые давно спорят о том, как столь очевидный «ляп» мог выйти из-под пера столь уважаемого автора как Семен Поповых, которого потомки могли бы с полным правом назвать первым вятским историком. Вполне возможно, что эта вставка — не более чем литературный прием, благодаря которому, по мысли автора «Повести», вятчане могли бы ощутить родство с одним из величайших людей нашего Отечества святым благоверным великим князем Александром.

Однако именно эта вставка позволила Александру Степановичу Верещагину (1835—1908) предположить, что описанное вятским книжником событие, на самом деле, произошло двумя веками позже. Что это ничто иное, как широко известный по русским летописям поход новгородских ушкуйников 1374 года, который автор «Повести», по ошибке или намеренно, удревнил, чтобы связать начальную историю вятчан с историей знаменитых новгородцев.

«Кто знает, — писал Верещагин, — может быть, и наш составитель „Повести“, по тем же побуждениям, букву летописного известия (6882 — 1374), обозначающую 800, заметил буквой, обозначающей 600 (6682 — 1174), и такой ничтожной, по-видимому, „поправкой“ поход новгородцев на Вятку отнес ко времени более раннему, чем он был, ровно на двести лет».

Так в начале XX века предками вятчан стали не холопы или самовласцы, а ушкуйники — речные пираты, без разбора грабившие всех, кто попадался им на пути. К сожалению, так принято считать до сих пор. Доказательством чему является предстоящий юбилей г. Кирова, который официально ведет свою историю от похода ушкуйников 1374 года и в 2024 году намерен отметить свое 650-летие. Хотя даже сам Верещагин писал, что это лишь гипотеза, не более.

Какого же мы рода? С кем когда-то «повелись» наши предки — с холопами, самовласцами или ушкуйниками? Какие черты их характера живут в нас и определяют не только сегодняшний день, но также будущее Вятской земли?

Так случилось, что ответы на эти вопросы, в значительной степени, зависят от понимания того, что произошло в Никульчино 24 июля 1181 года.

Живая история

В этом месте, просто, обязаны прозвучать знаменитые слова Николая Ивановича Костомарова (1817 — 1885) о том, что «нет ничего в русской истории темнее судьбы Вятки и земли ее». И они обязательно прозвучат. С единственной поправкой, что впервые эти слова были произнесены полтора века назад. С тех пор трудами сонма подвижников, беззаветно любящих родной край, мрак вятской истории удалось мало-помалу рассеять, и сегодня она уже не выглядит настолько темной, как когда-то это показалось знаменитому историку.

Конечно, идеальным ответом на все вопросы стали бы находки археологами в Никульчино и других исторических местах табличек, на которых древними письменами было бы написано примерно следующее: «Здесь такого-то года и числа таким-то князем (воеводой, вождем, крестьянином) был заложен первый камень (сложен первый сруб, вбит первый кол) поселения, с которого началась Вятская земля».

Однако будем реалистами — подобные таблички вряд ли когда-нибудь будут обнаружены. Тем не менее, несмотря на их отсутствие, археологи уже давно пришли к выводу, что древнейшие поселения в бассейне реки Вятки датируются XII — XIV веками, то есть временем, указанным в «Повести о стране Вятской» и других летописцах.

Настоящим прорывом в этом вопросе стало открытие полной рукописи «Сказания о вятчанах». Найти ее вятские историки мечтали уже давно, а сделать это посчастливилось американскому профессору Даниэлю Уо (Daniel Waugh), который обнаружил столь желанный артефакт в 1991 году в фондах Государственной библиотеки Республики Узбекистан.

Как вятская рукопись оказалась в Ташкенте, и как она связана с «Повестью о стране Вятской» и другими летописцами — об этом профессор Уо подробно рассказал в своей книге, после выхода которой ученые перестали смотреть на «Повесть» свысока. И это важно. Потому что только так, лицом к лицу с живой историей, можно разглядеть реальную картину события, с которого восемь столетий назад началась Православная Вятка.

А если так, то как не воспользоваться еще одним преимуществом, еще одной возможностью, которая нам, вятским жителям, дана, как дар свыше, подарок небес. Почему бы не проверить теорию практикой — встать пораньше и приехать в Никульчино, что расположено всего в получасе езды от областного центра. А, еще лучше, прийти в него крестным ходом. Увидеть Никулицкое городище, полноводную в это время года реку Вятку и бескрайние, залитые солнцем просторы. Услышать пение птиц и голоса друзей. Ощутить во всем теле усталость после непростого, но радостного пути. Хотя бы на несколько мгновений представить себя на месте новгородцев и понять, что, увидев этот мыс, они не могли пройти мимо, а затем — на месте вотяков и понять, что те его ни за что не оставили бы.

Если только по воле свыше. А раз так, то именно эту волю следует искать, понять и принять. Как это сделали участники сражения, случившегося здесь 24 июля 1181 года — причем, как вотяки, так и новгородцы — и, когда это произошло, то именно это и имело значение, это и запомнилось. На века. Навсегда.