18+
Наблюдатель

Бесплатный фрагмент - Наблюдатель

В погоне за прошлым

Объем: 138 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Вступление.

В мире, где одиночество переплетается с верой в вымысел, где человек находит утешение и истинное смысловое исполнение, в этом лабиринте бытия каждый из нас может стать рассказчиком собственных историй. Одна из таких была посвящена жизни героя нашего романа, Ричарда Ортиса. Этот персонаж, словно оживший на страницах книги и заблудившийся между двумя нарисованными мирами в своём дневнике, стремился разгадать собственную историю, о которой он ничего не знал.

Однако, его обыденная жизнь изменяется внезапно, в тот день, когда Ричард пересекает путь Хью Теллмана, единственного человека, который хранил ключи к загадочному прошлому Ричарда и его семьи. Хью был готов помочь Ричарду раскроить двери, скрывающие ответы на вопросы, которые мучили героя всю его жизнь.

«Чёрные ангелы»
Часть 1

— Бывает только два случая,

когда в этой жизни возможно всё: когда человек

пьян и когда он придумывает истории.

Мюриель Барбери.


Карты летят на стол. Игроки выравнивают ставки, ловко подхватывая с подносов бокалы с шампанским. Терпеливо перебирая фишки пальцами, незнакомец в красном костюме выжидает подходящего момента и идёт ва-банк. В начале игры ему выпадает «фулл-хаус», следом «стрит из туза и пятерки», и, в очередной раз поправив свои очки и демонстративно опрокинув карты на стол, любимчик фортуны собирает на ривере «каре из десяток» и сгребает банк в свою сторону.

— Удача любит безрассудных, — едва слышно протянул Микки, оглянувшись на глухой и звенящий звук кубиков льда в стакане. — А во рту всё тот же вкус из тунца из консервной банки, опереточный костюм, будто за столом сам Руди (аллюзия к имени героя фильма «Достучаться до небес»), а на руках солидный куш. Надо же!

Микки удивлённо взмахнул руками, словно не до конца понимая, как по собственной глупости людям, особенно тем, кто готов наплевать удачи в лицо и своему отражению в зеркале, удается сколотить состояние.

— Никто, Чед, поверь мне, никто не знает, что будет дальше, — продолжил он. — (Подбрасывая монетку с «орлом» на обеих сторонах) Людей, которых я любил, теперь общаются со мной через адвокатов. Каждый из них! А всё почему? Потому что Микки Ортис однажды сказал им: «Поищите бриллианты в собственной заднице!» Люди доверяют только деньгам, Чед. Вот что важно. Ни словам, ни клятвам под венком верности, только купюрам. Возмутились все, но в то же время принялись стягивать с себя штаны, пока удача основательно не поимела их прямо в зад. Это же касается и нас с тобой, так ведь?

Ответа не поступило.

Секундой позже Микки замечает краем глаза отражение тёмного силуэта на хромированной панели книжного стеллажа, которое плыло и скрывалось за золотистым ярким светом большой хрустальной люстры.

Это было отражение Чеда. Он продолжал медленно расхаживать вдоль большого деревянного стола, томясь от ожидания и разбалтывая в бокале ирландский скотч, который поставлял в качестве любезности из Бирмингема его старый друг Кристофер.

Монитор в кабинете Чеда продолжал транслировать игру. На стене, слева от экрана, находился пульт управления камерами слежения, с помощью которых можно заглянуть в каждый уголок казино, а позади был и сам Чед, и трое крепких ребят из его личной охраны.

— На пару недель мне нужно заглянуть в Нью-Йорк, — после томительного ожидания сказал он. — У тебя будет время подумать, посоветоваться со своими людьми…

— Но мне казалось, что мы договорились?

Чед взмахнул рукой.

— Сказано тебе: не я один принимаю решения. У тебя всё шито белыми нитками — предлагаю покончить с экспериментами и не мучить парня.

— Парня? Это мой сын! — вспылил Микки. — Ты запустил проект в моей же лаборатории и за пару дней получил то, чего хотел!

Молчание пронзали лишь его размеренные шаги. В какой-то момент Чед подошёл и, охватив его плечо ладонью, продолжил говорить всё тем же невозмутимым голосом:

— Микки, «Рагнарёк» впечатлил не только меня, правда, но сейчас ни я, ни Кристофер не готовы финансировать твою лабораторию. Сделка выполнена. — Чед нетерпеливо стянул со стула свой черный плащ и, намереваясь покинуть кабинет, сказал: — Видишь ли, грани между твоей гениальностью и безумием не существует… И главное, твой ребёнок и Кэтти давным-давно мертвы, много лет, а ты хранишь их тела у себя дома.

В конце зала послышался шорох. Телохранители тревожно переглянулись, словно взглядом спрашивали друг у друга, все ли услышали одно и то же.

— Меня интересует лишь бизнес, а всё это, — запнулся Чед, — всё это зашло слишком далеко…

Замученной бессонницей Чед мысленно разглядывал перед собой бледные неподвижные трупы Кэтти и Ричарда, лежащие на высоких металлические столах, чьи глаза уже подернулись мёртвой пеленой. Ему казалось, что он до сих пор находится в стенах той самой жуткой лаборатории, с трудом пытаясь оправдать собственный поступок: убийство невинных людей. Он видел их обмотанные прогнившей тканью лица и то, как слетевший с катушек Микки пытался вернуть свою жену и ребёнка к жизни.

Кошмары преследовали Чеда, стоило ему только закрыть глаза. Они часто навещали его и разговаривали с ним мерзким скрипучим голосом: «Они говорят со мной…»

— И их разум до сих пор жив, — будто бы с надеждой в голосе выпалил Микки. Чед вздрогнул. — «Рагнарёк» был лишь крошечным фрагментом всего эксперимента. Они мертвы, да, но их разум продолжает существовать в виде программного кода, галлюцинации, знаешь… Они… Они повсюду! Неужели ты не видишь?

— Кого, Микки? Тебя? Человека, который роет себе могилу? Ты рехнулся! Признай это…

Картинка на экране мониторе неожиданно начала подергиваться и растягиваться, словно увиденное было записано на кассету с испорченной магнитной лентой. Яркие вспышки света привлекли внимание Чеда. Он внимательно разглядел изображение и заметил силуэт мальчика, который стоял в центре игрового зала и, задрав голову вверх, неподвижно смотрел в камеру. Чед решил не придавать этому значения.

— Послушай, — вновь прозвучал голос Микки, — никто не питает иллюзий относительно бессмертия. Я лишь стараюсь провести исследование, пока у нас есть время.

— Не у нас, а у тебя, Микки. Не впутывай меня в это снова, — пригрозил Чед. — Это безумие! Если ЦРУ выяснит, что ты использовал проект в личных целях, то тебя приговорят к смерти, а меня, как соучастника, отправят на пожизненное. И всё из-за твоей скотской принципиальности! Хоть это не мой ребёнок, но я не позволю тебе ставить над ним эксперименты.

Подхватив сумку, Чед напоследок оглянулся:

— Весь мир сходит с ума или дело только во мне?

И в сопровождении личной охраны поспешно направился к выходу, так и не признавшись в убийстве Микки.

Микки остался стоять, глядя в никуда. Он чувствовал, как прошлое и настоящее переплетаются, как бриллианты в песке, исчезая в бездонной пропасти. Его руки дрожали, а лицо было искажено мукой.

Чед удалился, оставив Микки среди карт и шума казино. Где-то вдалеке слышался гул разговоров и смех. Но для Микки это было лишь далеким эхом прошлого. Микки сделал шаг к столу, где только что разыгралась драма. Он осторожно собрал карты с поверхности стола и начал складывать их вместе, словно пытаясь воссоздать упавшие фрагменты своей жизни. «Рагнарёк» стал не только его камнем преткновения, но и памятником его безумию. Микки понял, что у него больше нет выбора. Ему нужно завершить свои эксперименты и убрать следы своего безумия. Но теперь он знал, что его действия имели последствия, которые он не смог бы забыть. Монитор в кабинете продолжал транслировать игру, но Микки больше не был в ней заинтересован. Он осторожно вышел из зала, оставив казино позади себя. Слова Чеда вертелись в его голове: «Грани между твоей гениальностью и безумием не существует…» Микки понимал, что должен найти баланс между своими исследованиями и человеческими ценностями, которые он утратил.

«Чёрные ангелы»
Часть 2

Из дневника Ричарда Ортиса.

Английская газета «WeeklyPost».

Бирмингем, 1996 год.

«…Ещё десятки человек в Испании стали жертвами таинственной болезни  сообщает корреспондент агентства Линк Пресс. Общее число жертв достигло семи тысяч человек. Первые вспышки вируса были зафиксированы в ноябре прошлого года на острове Мэн, где, по данным источника WeeklyPost, проводились секретные разработки бактериологического оружия. Однако власти Великобритании опровергают полученную информацию. По анализам исследовательского центра эпидемиологии неизвестный науке вирус способен поражать центральную нервную систему человека, вызывая тем самым аномальное поведение. Подобные явления наблюдались в 1974 году, когда в результате массового самоубийства в городе Белиз погибло более трёх тысяч человек, включая женщин и их детей. По одной из версий, произошедшее было вызвано не самоубийством, как сообщило ФБР, а расправой со стороны местных активистов. Что стало истинной причиной трагедии  остаётся загадкой…»

***


— Странно, но про свою поездку в Бирмингем Кристофер не рассказал ни тебе, ни твоим людям, — поспешно проговорил Микки, пытаясь задержать Чеда. — Вы же с ним друзья, не так ли?

Услышав это, он замер, ухватившись за ручку двери и дав возможность разглядеть рисунок на его мускулистой шее. Это был чёрный ангел, изгнанник небес — он ненароком сотворил зло, но узнал об этом уже после содеянного. Рисунок был символом не только для Чеда, но и для всей их ситуации. Это было знаком, что зло было совершено, даже если исполнитель этого зла не осознавал его полностью. Но их судьбы были тесно сплетены, как нити на этом рисунке.

Серое небо Бирмингема отразилось в холодных глазах Микки, когда он заговорил о поездке Кристофера. Этот мужчина, смешанный из тайн и загадок, всегда умел скрывать свои ходы. Но сейчас, на этом перекрестке судеб и интересов, Микки чувствовал, что что-то важное скрыто от него.

Чед рывком развернулся и подошёл к Микки, грубо ворвавшись в его личное пространство:

— Ничего из того, что тебе известно, уже не имеет никакого значения. Даже если ты расскажешь об этом в прямом эфире, федералам, напечатаешь на каждой долбаной газете города… А тебя-я, Микки, — проговаривал Чед, тыча пальцем в его грудь, — в первую очередь пристроят среди таких же психопатов, которые видят галлюцинации, да ещё и убивают людей в духе средневековой инквизиции. Действуй! А с Крисом я сам разберусь.

Чед всегда панически боялся попасть в руки правосудия: казино, наркотики, вмешательства в секретные проекты, коррупция. Где-то в глубине души он подозревал, что рано или поздно, взявшись за расследование в Мэне, ФБР доберется до Криса и сделает из него личного осведомителя. Следственной группе было достаточно лишь намека, одной будто бы невзначай брошенный фразы во время телефонного разговора, чтобы арестовать Чеда и отправить его на пожизненный срок в Рикерс. Он прекрасно осознавал это, но в тот момент, находясь рядом с Микки, его тревожили совершенно другие мысли.

После убийства жены Кэтти и сына Ричарда Микки превратился в разъяренного, одержимого местью безумца, готового на всё, чтобы найти убийц и обратить их жизни в нескончаемый ад. Буквально через пару месяцев, когда Микки узнал имена виновных, ему всё-таки удалось реализовать свой задуманный план.

— Сначала ты и Кристофер спуститесь в уютный ресторанчик на первый этаж, чтобы обсудить предстоящую сделку в Нью-Йорке, — продолжил разговор Микки, — Всё просто. В конце он передаст конверт с поддельными документами, впрочем как и всегда, пожмет тебе руку и предложит подвезти до аэропорта. Ты согласишься, но только вот, — прошептал он, наклонившись к его уху, — это будет твоя последняя поездка.

Микки кинул взгляд на его телохранителей, которые стояли возле двери и, судя по их напряженным физиономиям, ждали сигнала от Чеда.

— Как только ты выйдешь за дверь, твои ребята пустят пулю мне в голову. И вот только тогда сделка завершится: никаких свидетелей, никаких бумаг… Ещё одна сцена от Тарантино. (За исключением шедевральных диалогов)

Выражение холодного безразличия на его лице сменилось замешательством. Закурив, Чед задумался, а затем схватил сигарету зубами и молча направился к выходу.


«Еще одна безобидная галлюцинация, док. Я вижу мертвецов и никому не делаю зла. А значит в моих галлюцинациях, равно как и во мне, нет ничего дурного…»

«Чёрные ангелы»
Часть 3

«Голос из прошлого».

Перед Чедом предстала довольно неожиданная, леденящую душу картина: узкий тёмный коридор, вдоль стен которого стояли люди в черном, одинаковые, безликие, молчаливо взирающие в пол. В конце он увидел силуэт мальчика, который сидел на лестнице и, прижимая голову к коленям и покачиваясь взад-вперёд, тихонько что-то нашептывал.

— Папа, я здесь! — вдруг прозвучал из темноты пронзительный детский голос, заставив его вздрогнуть и шагнуть назад.

Люди вдоль стен оставались неподвижны. Заметив Чеда, мальчишка направился к кабинету. Он держал свечу в высоко поднятой руке, освещая помещение тусклым мерцающим светом. Его движения выглядели так, словно он был деревянной куклой на шарнирах: резкие и немного неловкие. Решительные черты лица Чеда с каждым его шагом искажались гримасой страха и ужаса, заставив его испуганно вскрикнуть:

— Кто это, Майк? (толкая вперёд одного их телохранителей)

Услышав его голос, люди в черном синхронно повернули головы и направились вместе с мальчиком в сторону кабинета. Вместо лиц у них были огромные черные впадины, из которых, казалось, на мир глядела бездна.

Дверь захлопнулась, голоса в коридоре стихли. Чед посмотрел на Микки.

— Ты ведь помнишь Кэтти, не так ли? — не отрывая взгляда внезапно спросил Микки. — Полагаю, той ночью ты был в восторге от того, как она истекала кровью на твоих глазах, как умоляла тебя остановиться, пока я был в Бирмингеме. Думаешь, работая на Кристофера (агента ЦРУ), я бы не узнал об этом?

Чед незамедлительно выхватил пистолет у одного из телохранителей и дрожащей от растерянности рукой направил его на Микки. В тот момент рассудок Чеда помутился. Ему с трудом удавалось держать Микки на прицеле, а его глубокое дыхание, как дыхание машины, заполняло комнату.

— Я же предупреждал: «Рагнарёк» — это лишь крошечный фрагмент всего эксперимента, — оглянувшись, Микки широко повел руками по залу, — Отдать тебя на растерзание правосудию, знаешь, было бы просто, а вот идея превратить Чеда Хёрли в такого же подопытного кролика…

На мгновение Микки замолчал, чтобы сделать глоток виски, поморщился, а затем добавил:

— …звучит куда более заманчиво. Ты делаешь поспешные выводы, а ещё ты импульсивен и руководствуешься эмоциями. Я не узнаю тебя, ты переменился…

Чед решительно толкнул пальцем планку предохранителя.

— Хорошо, давай на чистоту, — пытаясь наладить разговор, проговорил Микки. — Благодаря тебе Ричард уже никогда не станет прежним… Но здесь он жив. И так будет продолжаться ровно до тех пор, пока «Рагнарёк» вместе с лабораторией принадлежат мне. Да, я нарушил правила, но только чтобы уберечь свою семью от таких, как ты, гнилых падальщиков.

Раздался стук в дверь.

— И запомни: я сделаю всё, чтобы мой ребенок был счастлив, — сказал Микки и показал пальцем в сторону двери, откуда всё отчетливее доносился звонкий, душераздирающий гул голосов.

Чед снова взглянул на монитор и, затаив дыхание, принялся разглядывать опустевший игровой зал казино, по которому одиноко разгуливал женский силуэт. Медленно дойдя до лестницы, ведущей к кабинету Чеда, силуэт скрылся за камерой наблюдения, а уже через пару мгновений, словно из ниоткуда, перед объективом появилось чёрное, вытянутое на весь экран лицо с широко распахнутыми глазами и большой впадиной вместо рта.

Оглянувшись в коридор, Микки увидел, как темнота буквально на глазах стремительно надвигалась к нему навстречу, искажая и поглощая всё пространство вокруг себя. Переступив порог кабинета и в спешке захлопнув за собой дверь, он бросился бежать вдоль коридора навстречу неизвестности, пока его силуэт окончательно не растворился в густой темноте.

Глава 1. «Поближе к небесам» ЧАСТЬ 1

Нью-Йорк. Empire State Building.

Письмо Ричарду Ортису.


Человек чувствует себя неуютно,

когда говорит о себе.

Дайте ему маску, и он расскажет вам всю правду.

Оскар Уайльд.

«Это снова я. Прошло много времени. Боюсь, за эти четыре месяца я успел надоесть Вам. Боюсь и почти уверен, что Вы удаляете мои письма или что кто-то читает их вместе с Вами, и Вы вместе смеетесь. Надо мной всегда смеялись. Но меня это уже не смущает, всё равно никто и никогда не узнает, кто я. Если Вам угодно, называйте меня просто Бонни.

Вы когда-нибудь видели смерть? От такого сложно оторвать взгляд. Убийцы видят, как чьи-то глаза потихоньку наполняются пустотой, но не умеют наслаждаться этим моментом. Они убивают по другим, совершенно банальным причинам. Одних неминуемость гибели освобождает от её рабства: она учит их жить, но я, предвкушая лишь последний вздох и ароматы безмолвия, был готов обменять ржавые чувства и себя самого на нечто более убогое.

Каждый раз, просыпаясь с утра и смотря на себя в зеркало, я испытываю непреодолимую тягу к поеданию собственной плоти. Это как наркотик для «торчка», поиск новых ощущений, навязчивое желание поддаться искушению и сделать именно то, чего боишься сделать. Вчера ночью, приняв двойную дозу трамадола, я отрезал лезвием свою губу и съел её. Металлический привкус крови во рту заставлял меня содрогаться от удовольствия…»


В сознании не укладывалось, что когда-нибудь я стану свидетелем подобного: изуродованные тела прикованы к стульям, а лица обмотаны черными тряпками… Клэйтон, Кори, Тристан… Имена людей были прописаны на уголках каждой фотографии, прикрепленных к письму.

Ухватившись за бутылку с минералкой и пачку сигарет, я решил всё-таки дочитать письмо прежде, чем показать его Оливеру.


«…Он должен получить по заслугам! Чего же вы ждёте? — вдруг прозвучал из толпы обезумевший мужской голос, — уступите дорогу палачу, да побыстрее. Время лицезреть искупление и очищение кровью души его!»

Трусость заставляет их симпатизировать чужой смерти, но они почему-то продолжают называть это благоразумием, наивно веря в нетленность собственной жизни. Мне как никому другому хорошо знакомо это чувство. За деньги люди готовы молчать, любить, становится соучастниками и убивать тех, кто заплатил им за собственную смерть.

До сих пор помню, словно это происходило пару минут назад, как моё тело туго привязали к ледяному металлическому стулу гнущимися проволоками, сдавливая его со всех сторон. А вокруг бесновались тени людей, танцуя в пустоте и наполняя её смехом, радостной дрожью и пиршеством на празднике смерти. Им действительно нравилось наблюдать за мной. Решив ускорить процесс, я нетерпеливо опрокинул руки вперёд, позволив сплести их намертво колючей проволокой. Острые иглы одна за другой медленно вонзались внутрь, причиняя невыносимую боль. Палач натянул проволоку, прижав меня к стулу, размахнулся и с силой ударил по пальцам тяжёлым молотком. Он желал услышать мои крики, но получал лишь насмешки, и это будило в нём зверя. Его бешеные глаза, бросающиеся из стороны в сторону, едва виднелись сквозь прогнившую ткань и горели, словно в них отражались угли остывшего под утро очага. Временами он пугливо оглядывался на ликующие вопли людей, с шумом выгоняя воздух из лёгких, и, как и прежде, продолжал колотить по мне молотком, превращая неистовую боль в наслаждение.

Танец и топот людей обернулись тишиной, а значит, настало время для десерта. Я с трудом поднял голову и заметил, как толпа начала суетливо разбегаться в стороны, всматриваясь в темный коридор, откуда доносились медленные, но звонкие шаги. Силуэт незнакомца плавно вырисовывался холодными лучами света, отражаясь на его дорогом костюме и большом шраме на лице. Он шёл в центр комнаты, уверенно ступая по лужам крови и обрызгивая ею свои серые брюки.

Поправив галстук и перехватив мой взгляд, он выхватывает стул и садится напротив:

«Ты же знаешь, зачем я здесь, верно? — спросил он и положил свой черный кейс к себе на колени, — смерть даёт возможность познакомиться со скрытой истиной, пройти этот путь сначала. Я знаю, ты хочешь этого меньше всего, но пойми, всё, абсолютно всё во вселенной движется по замкнутому кругу. Мне было бы любопытно знать, сколько раз мы с тобой уже встречались. Каждый раз ты выбираешь смерть, и каждый раз ты её заслуживаешь. Ты заплатил мне, чтобы я устроил для тебя это шоу.

Незнакомец усмехнулся.

— Иногда правда стоит дороже целой жизни, но разве она тебя чем-то удивила?».

Он взглянул сначала на туфли с кровавыми пятнами, и после — на того, кто стоял за мной. Если присмотреться к его глазам, то можно заметить, что они не бесцельно блуждают в темноте, а за кем-то наблюдают с нескрываемым страхом. В тот момент он произнёс вслух ваше имя, а после я почувствовал как кто-то обхватил ладонями мою шею, сдавливая её с чудовищной силой.

Очнувшись у себя дома на «Ричмонд Хилл», я понял, что это далеко не конец. Однажды вы вернётесь за мной, вернётесь за каждым из нас…»


Номер «373», конец письма.


Дочитав последнюю строчку, я ощутил на себе словно холодное касание чужих мыслей и внутренне содрогнулся, сидя в пустом кабинете и бездумно вслушиваясь в шипение диктофона.

Думаю, для начала мне стоит представиться. Меня зовут Ричард. Просто в наши дни немного неприлично общаться, не зная имён. Но что ещё неприличнее — так это выставлять на обозрение пусть и до боли странный, но всё-таки чужой мир. Присваивая себе разные имена, незнакомец предавался преступному развлечению, неоднократно посылая мне леденящие душу письма и с каждым разом вырисовывая в них всё больше деталей: похищения людей, убийства, заброшенные секретные лаборатории. По его словам, он невольно становился свидетелем жутких экспериментов и, признаваясь в собственном бессилии, жертвой страстных желаний чужой смерти.

Многие из персон, которых я консультировал в штатах по вопросам управления, были довольно влиятельными и широко известными людьми в мире бизнеса. Их жизни частенько попадали под прицел объективов папарацци, а следом неминуемо и в руки «голодных» журналистов, которые вгрызались в них, словно стая пираний в свою жертву. Неудивительно, что для некоторых из них оставаться инкогнито было намного предпочтительнее. На первый взгляд их образы кажутся воплощением учтивых и успешных бизнесменов, однако на деле за видимым успехом и деликатностью могут скрываться самые что ни на есть свирепые безумцы. Если свести всё, что я о них слышал, к одной однозначной характеристике, то её можно будет сформулировать, как полное отсутствие моральных устоев: наркотики, потребительское поведение и безграничное пристрастие к сексуальным утехам, переходящее в насилие, а следом и в жестокую расправу.

Началось всё пару лет назад, когда после переезда в штаты я начал работать в одной из крупных корпораций, получив в ней должность «наблюдателя». На тот момент моей задачей было консультировать руководителей компаний, финансовые отделы, а не их семейные проблемы или, как это сейчас модно называть, вопросы эмоционального «выгорания». В недалёком прошлом я управлял крупной компанией в Париже, поэтому прекрасно понимал, насколько важно быть в своём коллективе чутким «метеорологом». Финансы ушли на второй план.

О своих клиентах я знал практически всё, включая то, что они ели на завтрак, какую любили музыку, с кем спали и в каких позах. Одно дело — помочь человеку справиться с его личными переживаниями и позволить остаться в тени, другое — стать свидетелем куда более мощного и волнующего откровения, чем любая исповедь.

Дочитывая очередное письмо, я представлял, что передо мной вот-вот раскроется истинное лицо серийного убийцы; где-то в глубине души я даже верил в подобный сценарий. Желая быть пойманным, обезоруженный облик его окажется средь белого дня в заполненном людьми здании. Он неспешно пройдется по вестибюлю навстречу угрюмой и безликой толпе, наслаждаясь предвкушением нового, ни на что не похожего чувства, оглянется по сторонам и, раскинув руки в стороны, дрожащим от переполнения эмоций голосом крикнет: «Вот он я, господа! Прошу любить и жаловать!». Приковывая к себе всё больше внимания, его пронзительный смех эхом разлетится по мраморному залу, дав возможность стражам правопорядка схватить его. А иначе какой смысл от убийств и похищений? Всё верно, игра со следствием, в которой злоумышленник, полностью овладев ситуацией, решается на сделку с правосудием, но делает это уже по собственному желанию.

«Поближе к небесам»
Часть 2

Доктор Хью Теллман.

Мой офис находился на 47-м этаже одного из высочайших и знаменитых зданий мира. Вероятно, вы наслышаны об Empire State Building. Ни одно другое сооружение в моих глазах не отражало столь страстного желания тянуться так высоко в небо. Вглядываясь в небоскрёб со стороны, я всегда представлял, будто передо мной стоял оживший и дышащий облик с его могучими строениями и пустыми окнами, наполненными чёрным светом и призрачными тенями людей, с немым укором следившими за прохожими, за каждым, кому довелось ощутить среди его стен отголоски прошлых жизней.

С раннего детства меня считали странным, но не избегали. Удивительное дело, но я никогда не впадал в уныние из-за этого и не понимал людей, страдающих от тоски. Быть наедине с собой, особенно наедине со своей фантазией — весьма рискованное, но, знаете ли, очень полезное занятие.

По прошествии стольких лет я вдруг осознал, что в пустой квартире всё же была своя эстетика: неуловимое ожидание новой жизни. Началось всё в корпорации Cheese Valley в городе Лион, где я проработал в финансовом отделе больше пяти лет, а после, реализовывая свою последнюю сделку в Нью-Йорке, продолжилось вступлением в акционерное общество Spring City.

Переломный этап наступил во время нашего первого визита в штаты, когда в моих руках буквально за несколько минут до начала переговоров оказался свежий выпуск корпоративного бизнес-журнала Inside и статья под названием «Dumb Shares» (немые акции), открывшая глаза не только на мое истинное отношение к деньгам, но и к жизни в целом.


Штат Вирджиния.

Кабинет доктора Хью Теллмана.


— Надеюсь, она вас не побеспокоит? — поинтересовался Хью и показал в угол комнаты, где стоял штатив с камерой. — Многие из моих клиентов довольно щепетильны в отношении конфиденциальности…

До этого момента я никогда не пересекался с доктором. Только деловые звонки по телефону. Это была наша первая встреча.

— А разве кому-то до меня есть дело? — с ухмылкой спросил я.

— Ну что ж, — доктор одобрительно покивал головой, — тогда я повторю свой вопрос. Всё это было далеко не из-за денег, верно?

— Возможно, ответ покажется глупым, но тогда я был уверен, что деньги приносят, знаете ли, любовь, уважение, что ещё… что они избавляют людей от предрассудков и делают их такими, какие они есть на самом деле. Оставалось только убедиться в этом лично.

— Ну-у, и как результаты?

Доктор едва сдержал улыбку.

— Не особо. А ещё в то время у меня была отличная возможность переехать в Берн, где меня никто не знал и что, в принципе, было бы намного проще.

— Ваше окружение, включая Фрэнки, возражало против этой идеи?

— Они были против любой идеи, — возмутился я. Камера в углу каждые двадцать секунд издавала звонкий щелчок. — Где и как мне жить, они знали лучше меня. Просто поразительно!

— Ещё один факт, мистер Ричард, о котором я не могу не спросить.

Доктор деловито перелистнул страницу в блокноте, в котором всё было написано крупным и в то же время неразборчивым почерком, словно ему приходилось делать вид, что он зачитывает вопросы.

— После самоубийства вашей жены Санди вы долгое время жили один.

— Всё верно.

— Целых двенадцать лет… Должно быть, это нелегко.

— Для кого как. Многие живут не одни и чувствуют себя ещё более одиноко. Если при виде друг друга у вас не возникает желание танцевать голышом под Джеймса Брауна, разве это счастье? А когда ты один, то можешь сорваться, например, в бар в два ночи, часами стоять в душе. Я не мог лишить себя этих удовольствий.

— Как по мне, главной причиной вашего одиночества, назовём это так, было стремление быть всегда на шаг впереди остальных.

— Одиночество преследует меня всю жизнь, док. Уверяю вас. Где бы я ни был, в пабах, на улицах, в магазинах… Повсюду. От него не убежать. Думаю, жизнь изначально создала меня таким.

— Я лишь хотел понять, что… — вдруг прервался Хью и, вздрогнув от очередного щелчка камеры, гневно крикнул, — Ларри-и!

В ту же секунду в кабинет ворвался молодой парень в мятой голубой рубашке. Ассистент доктора. Ларри смотрел на нас так, будто увидел призрака, после чего взял себя в руки:

— Что-то случилось?

— Пока нет, но если я услышу этот звук ещё раз…

— Вы не выключили таймер, — невинным голосом проговорил он и тут же направился в угол комнаты.

Когда кто-то начинает проводить при мне воспитательные беседы, мой мозг отключается, словно неисправный радиоприёмник. Это нервирует. Наблюдая за Ларри, у меня создавалось впечатление, будто я был знаком с этим пареньком много лет, будто у нас была, как минимум, одна совместная фотография.

— Какого чёрта? — взмахнув руками, Хью замер и, дождавшись, когда он настроит камеру и отойдет к двери, продолжил: — Я не злюсь, но разве ты не видишь, с кем я беседую?

— Док, может, поговорим о Фрэнки?

— Продолжайте.

Доктор Хью был отличным слушателем, он ловил каждое слово и мысль, вникал в каждую ситуацию и задавал наводящие вопросы. Поэтому я продолжил свою историю, которая началась ещё задолго до моего появления во Франции…


***


После окончания Bellerbys College, когда мне только исполнился двадцать один год, я отправился на стажировку в торговую организацию Cheese Valley. Мне было известно всё, включая то, кем были наши инвесторы и в чьи карманы уходили деньги, а карманы у этих людей были всегда глубокими. На тот момент я даже и не догадывался, насколько компания близка к ритуалам банкротства: очередной кредит от банка, большая часть которого уходила на покупку элитной недвижимости, походы в рестораны или, что было не редкостью, на аренду частных самолетов. Чем ближе организация была к краху, тем больше верхушку заботил собственный престиж и толщина кошелька, и, в принципе, это никого уже не смущало. Всем было глубоко плевать на то, что происходило у них под носом.

На этот счёт я частенько вспоминаю наш разговор с Бутчем. Я был уверен, что мои идеи помогут вырвать компанию из ямы кризиса. Однако Бутч, очередной директор нашей фирмы, которого прислали из штатов, обрубил их на корню:

— Послушай, — тяжело выдохнув, как-то раз сказал Бутч, — ты всё правильно делаешь, и твое упорство мне нравится, но компанию рано или поздно придётся продать. Так он отвечал на все мои предложения: «Ты, конечно, молодец, но делать по-твоему мы не будем. Сожру-ка я пойду лучше парочку тако!».

Я не понимал его, пока сам не приехал на «Уолл-Стрит» спустя девять лет и не взглянул на всё это своими глазами. Мы держались на плаву лишь благодаря чьему-то желанию безнаказанно поиметь с этого неплохие дивиденды, а остальные, такие, как я, продолжали вкалывать и наполнять чужие карманы. Избавиться от «заплесневелых сливок» было первым и, пожалуй, самым важным шагом.

Франсуа Вейер или Фрэнки (родом из Нью-Мексико), как его прозвали в нашем окружении был моим другом и одной из самых влиятельных фигур в бизнесе. На вид он был довольно серьёзным мужчиной, но стоило ему остаться со мной наедине, как мы вдруг оба превращались в идиотов. Подурачиться, натворить веселых дел, уйти от проблем и всё в этом духе. Я считаю, нас связывают наши же пороки, а всё остальное не назовёшь дружбой, это так, «я тебе, а ты мне». Просто бизнес на выгодных условиях…


— Однако, мистер Ричард, — вдруг прозвучал настороженный голос доктора Хью, — вы планировали уехать в Берн ещё до появления Фрэнки в компании?

— Можно всегда начать с чистого листа, это не проблема. Хуже всего налоги, а в Швейцарии с этим очень туго. Фрэнки здесь не причем. К тому же люди меня начали замечать, слушать, у меня была Санди, в конце концов. Вы не представляете, насколько это было важно для меня. Если бы я тогда знал, кто он такой, то исчез из города в тот же день! — раздраженно произнес я и, едва не уронив стакан с водой на пол, вскрикнул: — Ну-у конечно, Ричард! Ты хотел сдержать своё слово!… Твою же мать!

— Из всех решений вы выбрали единственно верное, — спокойным голосом ответил доктор и, дождавшись, когда я сделаю глоток воды, добавил, — и всё же, как вам удалось провернуть сделку?

— Вести переговоры с американцами проще простого, знаете ли. Главное, чтобы ты им нравился…


Мы сотрудничали с George’s Milk и парочкой не менее известных организаций из Швейцарии, но этого было не достаточно, чтобы выйти из кризиса. Одна из предложенных мной идей, о которой я говорил ещё Бутчу, — это добраться до соседнего побережья Атлантики и попытаться уже самостоятельно заключить сделку со штатами. Буквально через неделю после совещания в Париже, прихватив с собой тройку харизматичных спикеров и напялив дорогие костюмы, наша делегация направилась на встречу в Нью-Йорк. На самом деле я никогда не ношу дорогие костюмы. На мне они выглядят дешево, а явиться в дирекцию одной из крупнейших компаний мира в фланелевой рубашке было бы еще абсурднее.

Тридцать минут об американском футболе, в котором мы ни черта не понимали, и пять минут о деле — вот и весь рецепт успешных переговоров.

«Поближе к небесам»
Часть 3

«…Пятёрка обаятельных ребят, сравняв счёт, пытается провести очередную ожесточенную схватку против команды „Денвер Бронкос“ за выход в плей-офф. И да, игроку из Франции всё-таки удалось прервать передачу и выхватить у Митчелла мяч. Он стремительно обходит защиту слева, делает точный пас, решающий бросок и… пересекает линию, просто невероятно! С ошеломительным треском „Денвер Бронкос“ вылетает из лидирующей группы, прервав серию побед, и под оглушительный рёв стадиона покидает поле! Ликующая толпа фанатов не верит своим глазам!»


Ровно как и наша делегация, подписывая контракт с несколькими штатами на сумму более трёхсот семидесяти миллионов долларов. От такой новости у Фрэнки словно перемкнуло в голове, и уже на следующий день он назначил меня своим заместителем и руководителем всего финансового отдела. Если бы не моя исключительная удачливость, то мне пришлось бы всё так же услужливо подставлять свою задницу под дуновение судьбы. Как это происходит со многими людьми! Сумасбродные поступки превращали уклад жизни в нечто, напоминающее мне песочный домик, который вот-вот захлестнет огромная волна: никакого просчета, просто-напросто очередная попытка бежать с закрытыми глазами от собственной тени.

Ещё в первый день работы на новой должности я пообещал Фрэнки, что помогу вытащить компанию из кризиса, и я сдержал слово, а всё остальное, включая собственную карьеру, для меня уже не имело никакого значения.


— До вступления на новую должность вы находились под наблюдением в клинике «Шато де Гарш», всё верно? — перелистнув очередную страницу в блокноте и взглянув на меня поверх очков, спросил доктор Хью.

— После самоубийства Санди мной заинтересовались следователи. Дело было в них. Они следили за мной, вызывали на допросы. Это изматывало. Они считали, что это я убил свою жену.

Доктор продолжал молча смотреть, словно хотел услышать от меня что-то ещё.

— Ладно. Ещё их интересовал мой отец.

— Кто-нибудь был в курсе его прошлого? Чем он занимался…

— Мейсон, — сказал я и с задумчивой улыбкой взглянул в окно, — Хотя тогда я даже и не догадывался, что мой приезд в Нью-Йорк — это чей-то продуманный план.

— И именно там к вам вернулись галлюцинации?

— Всё началось по новой, когда я увидел Монику… Она была чертовски похожа на Санди: такой же тонкий голосок, голубые глаза, запах её волос.


Решив вернуться в штаты, я нахожу и арендую на время уютный домик недалеко, буквально в семнадцати милях к востоку от центра города на «Ричмонд Хилл», открываю новый банковский счёт, и, заключив с Мейсоном выгодную для обоих сделку, выкупаю 57% акций одной из его американских парфюмерных компании SpringCity.

Осознавал ли я до конца, что делаю? Думаю, что нет. Всё это время, от последнего звонка Фрэнку и до вступления в акционерное общество, я находился будто в глубоком и смутном сне, в котором бегу изо всех сил, но всё равно отстаю.

— И как часто бывает со снами, в конце меня ждало чудовище.

Человека, как правило, держит на одном месте ничто иное как воспоминания, а вместе с тем и надежда на то, что ожившие образы из прошлого однажды вернутся к нему и наполнят его истощенный разум. Это как сладкая приманка. Главное понять, попался ты или нет. Если ты в ловушке и не осознал это, тебе — конец.

Оглядываясь назад, я частенько размышлял над лучшими версиями себя, разгуливая по центру Нью-Йорка и, проходя вдоль небоскрёбов, всё больше влюблялся в эти необыкновенные и в то же время безликие очерки мегаполиса. Вот что действительно для меня было важно, так это побыстрее втянуться в сегодня, стать свидетелем и участником его удивительной, не похожей на множество других жизней: архитектура, жёлтое такси, бесперебойные звуки кассовых аппаратов и, в конце концов, «американская мечта», о которой мне было известно лишь из глянцевых журналов.


— Это было чудесное время, — прервал рассказ доктор Хью.

Он снял очки, достал из нагрудного кармана платок и методично принялся протирать стёкла, увлажняя их собственным дыханием. В кабинете повисла тишина.

— Вы работали в штатах?

— С Чедом Хёрли, — вдумчиво проговорил доктор, а затем продолжил: — В конце девяностых он возглавлял отдел национальной безопасности в штаб-квартире ФБР, а я просиживал зад криминалистом в Денвере. Мы переживали неспокойные времена. Сотрудничали в вопросах терроризма или наркотрафика. Никто не спрашивал, откуда ты родом, какой у тебя цвет кожи, акцент. Плевать. Разведывательным службам нужны были в первую очередь специалисты. Ваш отец как раз переехал из округа Колумбия, когда нас…

— Вы сказали: «твой отец»?

— Всё верно, — словно это само собой разумеющееся, ответил Хью. — Микки Ортис занимался разработкой секретного проекта «Рагнарёк» в то время. И кстати, он был лучшим в своем деле.

— Послушайте, — прошептал я, пытаясь собрать мысли воедино, — я не знаю, кем он был, но достаточно и того дерьма, которое оставили мне в наследство.

— Кхм-кхм…

— И не нужно защищать его: он был убийцей, чудовищем, видевший мир не так, как мы с вами.

Последовала короткая пауза, а затем, прижав окурок к пепельнице, доктор Хью спокойным голосом произнес:

— Поймите, вся наша жизнь — это сплошной самообман. Мы верим только в то, во что хотим верить. Иначе не бывает. Люди часто путают сны с реальностью, помнят о том, чего не происходило на самом деле. Так устроен наш мозг: ему нужна конкретика. Он заполняет провалы в памяти выдумками, иллюзиями, основанными, как правило, на чувствах, переживаниях, которые мы испытываем в настоящем.

— А причём здесь мой отец?

— При том, что он жив.

Услышанное заставило меня замереть и как загипнотизированного смотреть на доктора.

— Ваш отец на протяжении всей жизни наблюдает за вами. Вы рассказали мне о том, как его убили на ваших глазах, когда вам было шесть лет, что ваша мать покончила жизнь самоубийством. А так ли это на самом деле? Благодаря ему вы, мистер Ричард, до сих пор живы. Никто не знает о его существовании, кроме меня, ФБР и тех, кто инсценировал случайное знакомство в Нью-Йорке. Судя по всему, им было известно о проекте «Рагнарёк» задолго до вашего приезда. Поэтому единственное, что мне от вас нужно, это ответ на короткий вопрос: где все эти люди?

Доктор протянул мне открытую пачку мальборо, предварительно щёлкнув в её дно и выбив из нее несколько сигарет.

— Кто именно вас интересует?

— Мейсон.

— Хорошо, — с задумчивым видом я покачал головой, а затем, закурив сигарету и взглянув на камеру, которая продолжала записывать наш разговор, спросил: — за нами наблюдают?

— Ричард, не заставляйте меня лгать, — доктор Хью лишь постучал пальцем по часам на запястье и деловито закинул ногу на ногу. Продолжайте.

Глава 2. «Деликатный вопрос» ЧАСТЬ 1

Хаммондтаун.

Апартаменты Мейсона Аллена.

7 апреля. 2018 года.

Прошло уже полгода с того дня, как я вступил в акционерное общество SpringCity и познакомился с Мейсоном. Этот человек был одним из самых влиятельных фигур в мире финансов. Я искренне верил, что он возьмется за мой опыт обеими руками, но, как выяснилось позже, у него были на меня совершенно другие планы.

В один из дней он пригласил меня на барбекю в свои роскошные апартаменты в Хаммонд Таун. С этого всё и началось. Он частенько проводил там свои уик-энды вместе с Моникой и Оливером, особенно после долгих и изнурительных переговоров.

— Послушай, может, мне стоит попробовать? — предложил я как-то Мейсону в разговоре о его новой компании, которая занималась ценными бумагами в Теннесси и только начала набирать обороты. — Никто, будь ты хоть гребаный Эдгар Кейси, никто не знает, пойдут ли акции вверх, вниз или кругами. Никто, особенно те брокеры, которые будут работать у тебя за кусок хлеба.

В ответ Мейсон лишь невозмутимо пожал плечами, будто предлагая мне самому найти ответ на моё же предложение.

— Ну-у, бро-ось! Весь Уолл-стрит кишит «топ-нелегалами»!

— Точно не эскимосами! — широко улыбнувшись, ответил он, придавливая куски мяса к раскаленной решетке. Брызги летели во все стороны. — Послушай, ты переехал в Нью-Йорк, живешь на пассивный доход, разве не этого ты добивался?

— Но-о…

— Всеми любимое «но-о»! Вот скажи, что может быть сложнее, чем пахать как лошадь? Правильно! В нашем случае это позволить себе быть не-эффе-кти-вны-ми: ничего не планировать, не готовить сложных блюд, не думать о работе.

— И ждать, пока мою задницу окончательно не парализует!

— Пока не наведешь в голове порядок, а терпеливых «железных» задниц у меня в компании и без тебя полно. Оглянись вокруг, — вдруг сказал он, опрокинув взгляд сквозь гущу дыма в сторону леса и большого зеленого озера, который окружал его особняк, — разве не это жизнь?

Взглянув по сторонам, я случайно заметил в панорамных окнах первого этажа ту самую молодую красотку Монику, подругу Мейсона. Он продолжал что-то говорить, стоя с тарелкой в руках и размахивая в воздухе щипцами для мяса, но мне уже было не до него.

В тот день я увидел Монику впервые. Я мог бы с уверенностью сказать, что это Санди. Настолько они были похожи.

Помню, как она одиноко разгуливала по дому в полупрозрачном пеньюаре, свисающем с её молодого и шикарного тела, а чёрное кружевное бельё выгодно подчеркивало все достоинства ее фигуры. Будто намеренно, почувствовав на себе мой прицельный взгляд, она позволила сползти тонкому халату с её тела. Казалось, что всё остальное мозг додумал за меня сам. Повернувшись спиной, Моника расстегнула лифчик и отбросила его в сторону, сделав пару решительных шагов в сторону лестницы на второй этаж, а затем проговорила губами: «Я жду тебя наверху».

Я продолжал пристально наблюдать за её обворожительной походкой, пока не услышал демонстративный кашель Мейсона:

— Чёрта с два, даже не думай, — оголив свои белые зубы, произнёс он.

— Давно вместе?

— Третий год.

— А встреча с делегацией когда?

— Завтра вечером, а зачем тебе?

— Да ничего особенного, — едва слышно сказал я и, плюхнувшись на деревянный стул с куском во рту, бездумно (и это слово характеризовало меня как нельзя лучше), словно по чужой воле, произнёс: — а если бы Моника захотела переспать со мной?

Услышав это, Мейсон неожиданно и громко рассмеялся, едва не плеснув очередную порцию пива мимо бокала и покачав головой из стороны в сторону, сказал:

— Слушай, парень, а я смотрю, ты и без меча хорош!

Когда боишься сказать то, что хочешь, начинаешь нести всякую ахинею. Идея задать вопрос про Монику, возможно, была не самой лучшей, но и такое случалось нечасто, а если уж она возникла, не оставалось ничего другого, кроме как её реализовать.

— Ты не возмущён?

— О чём ты! — перебил Мейсон и, поспешно вытерев руки об полотенце и взглянув на второй этаж, крикнул во весь голос: — Мони-и!

В эту же секунду появился её полностью обнажённый облик, заставив меня вздрогнуть от неожиданности и выронить сигарету.

— Мони, с тобой хотят переспать, — с издевкой выпалил Мейсон, наблюдая, как я стряхивал еще теплый уголёк со штанов.

— Кролик, может, уже завтра? — подыграла она.

— Ричи, поступило предложение на завтра. Ты как?

— Э-эм….

— Всё ясно… Мони! Напиши Оливеру, пускай по пути ещё прихватит, — крикнул он, размахивая в воздухе пустой бутылкой пива.

— Так, на чём мы остановились?

— Зачем ты ей сказал?

— Это был сюрприз? Прости, — едва сдерживая смех, ответил Мейсон и, дотянувшись до бумажного пакета с логотипом Grant’s, в котором я принес бутылку виски, произнес: — Боже! Думаешь, ты единственный, кто хотел бы её трахнуть?

Каждый человек на этой планете.

— Я же не планировал этого делать.

— «Я же просто странный парень!», — перебил он, кривляясь, — это всё понятно. Послушай, ты когда последний раз надевал что-то кроме черной поло? Будто на похороны пришёл.

Услышав это, я принялся с серьёзным видом ощупывать свою футболку.

— Не помню.

— А это то самое! Все из кожи вон лезут, лишь бы не быть посредственностью. Тебе же нравится правда, и ты поэтому бездумно рубишь ею, как клюшкой для гольфа, — направо и налево, — приговаривал Мейсон, размахивая лопаткой для барбекюшницы, — поверь, мне достаточно минуты, чтобы понять, кто передо мной и чего от него ждать. Тебе важно говорить людям правду, и ты ценишь в них то же самое, я прав?

— Ну-у, думаю, так и есть.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.