Бесплатный фрагмент - На высоте сорочьего полёта

***

Мы не знаем, кому и зачем нужны.

Всё равно не раскрыть той загадки,

Почему не всякие пальцы нежны

И не всякие губы сладки.

Перемигиваясь с маячками звёзд,

Светят ëлочные гирлянды.

А кому-то комок предательских слëз

Разрывает гортань и гланды.

Мы нелепы как клоунские башмаки —

Вечно просим всего и разом.

И гадаем, вершки или корешки,

Слушая наш медвежий разум.

Как-то даже постыло — и смех, и грех —

Продолжать эти глупые игры.

Слой за слоем ложится под ëлку снег

И мигают звёздные искры.

Только нет тут совсем ни игры, ни тайн.

Есть лишь общей симфонии ноты.

Не бывает случайных подарков и ран

В этой книге, где сказано, кто ты.

Мороз

Я отчего-то люблю мороз.

Хоть нет во мне зычной сибирской бравады.

Мороз для меня это чёрный пёс

С горящим сквозь иней на морде взглядом.

С косматою шкурой, с крутой спиной,

С мерцающим паром над мощной холкой.

На лапах мохнатых, с хвостом метлой,

С суровых ноздрей воронëной двустволкой.

С ним следует ухо держать востро.

Иначе отхватит — тереть без толку.

Но нежен, как ласточкино перо,

Когда доброй мордой уткнëтся в щёку.

Мне чужды забавы: из бани в снег,

С заносом по льду или водка с перцем.

Но взгляд из под этих собачьих век

Так любит моё июльское сердце.

Лень

Мне не скрыть ничего, да и незачем в общем.

Лень меня бережёт от гордыни и лжи.

Мы так часто завидуем, злимся и ропщем,

И толкаемся словно на пляже моржи.

До чего тяжело ревновать и казаться,

Лезть в друзья, а тем более в сердце кому.

Но зато как легко невзначай оказаться

На скамейке ленивой в парке не одному.

Я и сам бы, наверно, в тщеславии ушлом

Бил копытами пыль, закусив удила,

Только лень мне так сладко щебечет на уши

И поёт мне совсем про другие дела.

Про ходьбу по утрам, про топор и лопату.

Про людей, от которых светло и легко.

Про хорошие дни и любимые даты,

Где нет слова «дедлайн» в фирме «Барин и Ко».

Ну, а самое лучшее в матушке-лени

Это то, что она светлой правде под стать.

Если ты, брат, ленив, то и мудр, словно Ленин:

Лень тебе суетиться, лень лукавить и врать.

***

Не везде, не всё и, в общем, не всегда

Сочетается удобно и красиво.

Чаще просто дружно едет не туда.

Быстро, весело, но поперёк и криво.

Это норма. И не следует роптать.

Но совсем не повод, впрочем, и сдаваться.

Тот обрящет, кто не устаёт искать.

Не найдёт — так будет повод посмеяться.

На затылок лихо сдвину я треух

Да наощупь посчитаю медь в кармане.

Вьётся нить пока в руках у трёх старух.

И тропинка вьётся в утреннем тумане.

***

Всё в мире мера и число.

Всему своя шкала и нота.

Бухгалтерское ремесло

Содержит ангельское что-то.

Гроссбухи, счёты и весы

Стучат и шелестят повсюду.

И все мы в разные часы

Берём обманчивую ссуду.

Однажды всё сведут к нулям,

Чтоб бились мысли и поступки.

Ведь графам, строкам и полям

Пусты и чужды чувств уступки.

И горе нам, когда б одна

Лишь арифмометра секира

От неба до морского дна

Решала все итоги мира.

Не брезжило бы ничего

В тисках бухгалтерской работы,

Когда б не знали мы Того,

Кто выше долга и субботы.

Точь-в-точь

Мне щекочет в носу позолоченной спицей

Под финал декабря неожиданный март.

И щебечет взахлёб нагловатой синицей,

Словно друг под окном, новый вызов и старт.

Я с тобой говорить и ходить не устану,

Даже если экватор ты измерить решишь.

Твоего по-кошачьи текучего стана

Линии и изгибы только видеть бы лишь.

Мне давно не важны новолетья и даты.

Я не меряю жизнь календарной верстой.

Ведь, по сути, важны только координаты

И пароли для каждой новой встречи с тобой.

Зимы ли или вëсны шумят непогодой,

Бьётся ль в стекла рассвет или просится ночь,

Пусть уносятся дни с их краплëной колодой,

Ведь души моей солнце светит также точь-в-точь.

Потаённая

В задремавшем заснеженном городе,

Где на ëлках уборы белые,

В мишуре и игрушечном золоте

С неба падают звезды спелые.

Словно станция отдалённая,

Где всей грудью дышать охотнее,

Ты моя мечта потаëнная,

Ты желанье моё новогоднее.

***

Сопку приобнял туман за плечи

Где-то между ночью и рассветом.

Нежности любовные ей шепчет,

Пользуясь магическим моментом.

Мокрые еловые иголки,

Как красавиц томные ресницы.

В их бездонно-изумрудном шëлке

Спят воспоминания и птицы.

Этот миг струной неуловимой,

Будто паутинка, невесомый,

Сводит вместе миллионы линий

И зовёт в туман хрустальным звоном.

***

Ты такая невообразимая.

Ты такая милая и смелая.

Что гляжу я дурачком-разинею

На тебя, любя и ошалело.

Ты такая безнадёжно юная.

Ты такая вся нахально-майская.

Что пою своими всеми струнами

И дышу тобой — моею сказкою.

***

В фильмоскопе слайды из мультфильма.

Помнишь, тот, про третью планету?

Словно редкость с дальней полки пыльной.

Словно сны про детство и про лето.

Можно прокрутить вперёд и снова

Вспять вернуться с деловитым скрипом.

В каждом уравнении искомый

Поджидает икс нас белым грибом.

Мы всё те же люди из пещеры,

Что рисуют на стене бизонов.

И блестят в ресницах полусферы

Бесконечных детских горизонтов.

У меня в моём косматом сердце

Космос нот и нежное мычанье.

Я тебя ещё в пещерном детстве

Полюбил любовью неслучайной.

Отсветы ли от огня на стенах,

Формулы ли тайн «норы кротовой»,

Будешь ты родною неизменно

И всегда и вновь иной и новой.

***

Кто-то выдумал май — не весну и не лето.

Время тонкой листвы и луны на просвет.

Носит эхо твой смех, как вопрос без ответа.

И твой смех для меня — самый главный ответ.

За окном пелена февраля ледяного

Будто морок усталой колдуньи-зимы.

Но твой голос всегда так тепло и так ново

Дарит мне акварель солнца и синевы.

Ты подарок для всей этой странной планеты

От Того, Кто все звезды с любовью зажёг.

Как прекрасно и как удивительно это,

Что и мне, словно май, подарил тебя Бог.

***

Я люблю писать простым карандашом.

Это даже не письмо — скорей, рисунок.

Строчки скачут на бумаге нагишом,

В честной дикости превосходя рассудок.

Я люблю, чтоб карандаш был, как патрон.

Как для снайперской винтовки Драгунова.

Чтобы в пальцах ловко помещался он.

И, пока не сточишь, мне не нужен новый.

В этом есть какой-то детский фетишизм.

Так сказал бы кто-то умный иронично.

Для меня же это ключ в иную жизнь,

Где столбов никто не ставит пограничных.

Я рисую эти буквы и слова.

С каждым дружески здороваюсь за руку.

И поёт концертным залом голова,

Хоть наружу не доносится ни звука.

Оставляет след задумчивый графит.

Близкий родственник алмаза с антрацитом.

Как бриллиант, блестит, как уголь, он горит.

И опаснее ножа и динамита.

Персей

Снег ещё скрипит, но как-то робко.

Будто знает, что недельки три,

И, как мишуру и дождь в коробку,

Станут зиму прятать снегири.

Может, и не три, а все четыре.

Может быть, и пять — чего гадать?

Только что-то пробудилось в мире

И назад его уж не загнать.

Я в тяжёлых на меху ботинках,

Как Персей в сандалиях, лечу.

Лопается под ботиком льдинка —

Так тебя люблю я и хочу.

Солнце рыжей заспанной девчушкой

Тоненько зевает нараспев

И ногой болтает под ночнушкой,

На перине перистой присев.

Скрипнет тополь: перезимовали.

Свиристели пьяные вздремнут.

А мои крылатые сандали

Круглый год меня к тебе несут.

***

Я от пристани и до пристани

Жив тобой, как водою пресной.

Это ведь про тебя написана

Вся, до чёрточки, Песнь песней.

Колыхалась звёздная крыша,

Потому что с поры Потопа

Только ты так чудесно вышла,

Что плясал Он, в ладоши хлопая.

Я твоею негромкой гаммою

И разбужен, и убаюкан.

Ты — мелодия лучшая самая

В мой размер сердечного стука.

Март

Не дождётесь ни одной слезинки,

Думал март, крепясь в мужском апломбе.

Не дожди, а солнечные льдинки

У меня звенят на каждом доме.

Я суров! Ведь я почти что зимний!

Хоть и не скрипят мои сугробы,

Серебро моё и снег, и иней

Той же самой драгоценной пробы.

Хмурил лоб, насупясь, март и тряс кудрями.

Жестью крыш гремел изрядно, как из пушки.

Но под свиристелей с снегирями

Выдавали с головой его веснушки.

Под его мальчишеской ушанкой

Голубела бязь больших речных промоин.

Не сводил их ни на миг с соседской Таньки,

Сомневаясь, что её достоин.

И до слëз ему теперь обидно.

И до слëз он весь теперь счастливый.

Что аж неба сквозь капель не видно.

Что не ровен час, и грянет ливень.

Задачка*

Жизнь моя — под звёздочкой задачка.

Да ещё на скорость то и дело.

Каждый день то айсберги, то качка,

Или мëртвый штиль в тумане белом.

Я, как скалолаз на склоне зыбком

С горстью талька лишь и без страховки.

Нервная неброская улыбка

Приросла, как к дереву верёвка.

Ни в судьбу не верю, ни в удачу.

Но бодрюсь догадкою простою,

Что моя под звёздочкой задача

Это всё ж дорога под звездою.

Море и ранняя осень

Если не принимать в расчёт

Море и раннюю осень,

Спор на тему чудес и красот

Прекратит вызывать вопросы.

В глупых сравнениях смысла нет,

Как нет в доказательствах проку.

Ведь не имеет солнечный свет

Ни соперника, ни упрёка.

Знай без сомнений, любовь моя, —

Пусть я буду упёрт и несносен, —

Лишь как наряд созданы для тебя

Море и ранняя осень.

***

А ведь нет никакой загадки

В том, что небо синей и выше.

Всё равно, на какой раскладке

Мне печатать глупые вирши.

В дни весенние не в себе я,

Но зато и честней, и мягче.

Я люблю тебя всё сильнее

И скачу словно детский мячик.

Улыбаюсь в грязную лужу,

Где и лёд не совсем растаял.

Рвутся песни и смех наружу

Будто слалом или фристайл.

Никакого тут нет секрета,

Почему светит солнце ярче.

Просто от твоего привета

Я скачу словно детский мячик.

***

В марте выбор у воды непростой:

То ли в каплях, то ли в хлопьях лететь.

Спят берёзы под тугой берестой,

Но вот-вот им хороводить и петь.

В эту пору я, совсем как они,

Как-то сдобно и по-детски сонлив.

И сквозь веки мне цветные огни

Нагоняют соловьиный прилив.

Я тону в нём, как в постельном пуху.

Будто к бабушке меня отвезли.

Вон на вешалке тулуп на меху.

Дед живой ещё. Его, брат, не зли.

Я ещё совсем чуть-чуть полежу

И босым пойду на запах блинов.

…Стоп. На следующей ведь я выхожу.

Как же жить-то после этаких снов?

Эльдорадо

И не криво, и не прямо,

Не галопом, и не рысью,

Я иду себе упрямо

Лишь с одной простою мыслью.

Лишь с одной простою мыслью,

Лишь с одной весёлой песней,

Чтоб хоть понизу, хоть высью

Только б оказаться вместе.

Городами, берегами,

Молчаливый, долговязый,

Я жирафьими ногами

В путь пускаюсь раз за разом.

Мне туда, где твои пальцы

Тонкой кисточкой волшебной

Брызги нот и жемчуг танца

Вносят в мир несовершенный.

Мне туда, где гибкой кошкой

Ластится к губам улыбка.

Где чудесной неотложкой

Увезут тревог обрывки.

Принесу тебе подарок.

Я люблю, когда ты рада.

С чуткой точностью радара

Разыщу я Эльдорадо.

Я иду с весёлой песней

И подмигиваю солнцу.

Мы с тобою будем вместе,

В верный час не разминëмся.

Дворник

У меня жилетка цвета «орандж».

Под ногами сепия и беж.

Пару дней назад летела порошь,

Но весна уже взяла рубеж.

Я штрихи бросаю деловито

Ëлочкой и чуть наискосок.

Пусть не лавром голова увита,

Замысел мой светел и высок.

Я хочу, чтоб радостно дышалось.

Я хочу, чтоб лёгкие шаги.

Чтобы и тревога, и усталость

Покидали души и мозги.

Я ваш незаметный очевидец.

А местами даже экзорцист.

Дворник — он чуть-чуть, но живописец.

Ведь метла — огромная, но кисть.

***

Денису Иконникову

Видно, с музыкой на Небе нелады,

Если срочно так вдруг вызвали тебя.

Перепутал кто-то нотные листы,

И фальшивят сферы, воя и скрипя.

Всё смешалось, и никто не разберёт,

Где бемоли, где диезы и ключи.

Верю, Он всегда всё знает напрëд.

Но так рано и так больно, хоть кричи.

Ты Ему там расскажи, что почему.

Почини им эту музыку для сфер.

Знаю, скажешь: волноваться ни к чему.

Просто нужно сверить такты и размер.

Как закончишь, осмотрись не торопясь.

Больше незачем гнать за верстой версту.

Пусть назначит Он смотрителем тебя

На какую-нибудь яркую звезду.

Нам порою сложно тут без маяка.

Сам ведь знаешь, как бывает — стыд и срам.

Пусть твоя такая добрая рука

Каждый вечер лампу зажигает нам.

***

Когда ветер опять станет тёплым,

Я прийду за тобою под вечер.

Когда схлынут гуляющих толпы

И заняться как будто бы нечем.

Ты сорвëшь на ходу одуванчик,

Невесомый такой и прозрачный.

Обомлею, как маленький мальчик —

Ты всё та же, но снова иначе.

Ты развеешь его над дорогой,

Загадав озорное желанье.

Парашютики-недотроги

Затеряются за этажами.

Будешь ты, как всегда, безупречна.

Буду я, как всегда, недотёпой,

В этот тихий сокровищный вечер,

Когда ветер опять станет тёплым.

***

Я хочу, чтоб моими стихами

Признавались в любви век за веком.

Чтобы ими, как в кузне мехами,

Раздувался огонь в человеках.

Чтоб такое, что невыразимым

Показалось, волною нахлынув,

Стало словом и сделало сильным,

Добрым, лёгким и слышащим вызов.

Сам себя не зову я поэтом.

Это точно назваться любимым.

Лишь пою и про то, и про это,

В унисон тополям и рябинам.

Сваха

Привела мне сваха трёх невест.

Ведьму, кружевницу и царевну.

Молвила, что никого окрест

Больше не сыскать тебе, наверно.

Ведьме нужен сторож и кузнец.

У неё скотина и медведи.

Помер год уж как её отец.

И она одна теперь на свете.

Кружевнице возраст подошёл,

Хоть самой ей до венца нет дела.

Ей бы только бисер, нить да шёлк.

И коклюшка чтоб в ладонях пела.

У царевны вовсе без затей —

У неё страна и долг державный.

Батюшка велит подать детей.

Лишь жених чтоб до вина не жадный.

Ты, отец мой, сваха говорит,

Не упрямься, девки все с приданым.

Выбирай, пока свеча горит.

Сам гляди — нахваливать не стану.

Я смотрю на девушек в лорнет.

(Вру. Какой лорнет?! Я ж сиволапый.)

Всем они пригожи, только нет

В них твоей кошачьей цап-царапы.

Нет нефрита в ведьминых глазах.

Неги нет в повадках кружевницы.

А царевну жаль — то гнев, то страх.

Нужен ей не я, а муж царицы.

Одарил я девушек, чем мог,

Чтоб обиду кто не затаила.

Свахе — шаль от темени до ног.

И сказал, чтоб больше не ходила.

Пещерное лирическое

Не скрыться от моих могучих рук.

Не убежать от быстрых моих ног.

От глаз моих, что видят всё вокруг,

И от ушей, что слышат каждый звук.

Хватучих лап моих не избежать.

И жадных губ моих не миновать.

Тебя мне очень надо обнимать

И целовать везде, куда достать.

Мы с мамонтом рыдаем, обнявшИсь.

Его не стал сегодня я валить.

Пещерная прекрасна наша жисть,

Ведь нам обоим есть, кого любить.

Бегу к тебе, как бешеный сайгак,

По пояс то в трясине, то в цветах.

Мне без любви твоей вообще никак

И в наших саблезубых временах.

***