Бесплатный фрагмент - На узкой грани

Ночь накрыла лес. Если днем он был просто мрачен, то в полной темноте казался зловещим. Вдобавок, кругом царила полная тишина, что поднимало в сознании, из самых потаенных уголков, первобытные страхи. Естественного освещения не было, луна скрыта за тучами. Фонарь или факел зажигать нельзя — это тут же демаскирует твое местоположение, при этом — если у возможных преследователей есть приборы ночного видения или ночные прицелы, то и в полной темноте шансов мало. Он брел вперед, не останавливаясь, раз за разом переставляя отяжелевшие и плохо гнущиеся от усталости ноги. Брел практически на ощупь, хватаясь за стволы деревьев и отодвигая ветки. Сил бежать как раньше, практически не было. Нещадно болела голова, а в ушах еще стояли отвратительные отголоски звона, наступившего после взрыва гранаты рядом. Разгрузочный жилет и автомат казались неподъемной ношей. На каждом шагу автомат оттягивал его вниз, но, раз за разом, парень прижимал его к себе, заставлял себя сделать еще шаг и еще, и еще. Очередной шаг — и он летит вниз по склону, не заметив впереди овраг. Ему казалось, весь лес и все, кто только мог быть вокруг, слышали грохот его падения. По счастью, шли минута за минутой — никто поблизости не появился. Парень попробовал подняться, оценивая свое состояние — вроде цел, ничего не поломано. Уже наплевав на осторожность, беглец достал из разгрузки полевой фонарь и включил его на малую мощность. Овраг был примерно два метра глубиной и тянулся в сторону, в самом низу распадка рос густой кустарник, а чуть дальше виднелось углубление с небольшим сводом, куда вполне можно втиснуться и даже сесть на землю. Это он и сделал. Погасив фонарь, опять прислушался. Насколько он мог слышать сквозь противный звон в ушах, вокруг было тихо, преследователи если и были, то след пока не взяли. Надо попробовать отдохнуть. Но, при малейшей попытке закрыть глаза, сознание упорно возвращалось к событиям последних суток.

Накануне они со своих позиций всю ночь видели и слышали, как из поселений и хуторов в долине доносились одиночные выстрелы, крики и шум, как будто что-то рушилось. Небо периодически озарялось заревом от пожаров. Младшие офицеры и рядовые раз за разом обращались к вышестоящим офицерам с запросом вмешаться, но, раз разом, получали команду не вмешиваться. Ровным счетом ничего, абсолютно ничего такого не происходит. С рассветом их глазам отрылась удручающая картина. Позиция миротворцев была на холме, поэтому обзор был хороший. Вся долина была в дыму, который поднимался от горевших хуторов и поселений. В приборы наблюдения солдаты увидели, что вооруженные люди гонят колонны безоружных гражданских в сторону своих позиций из поселков, причем попутно продолжая грабить еще уцелевшие дома. Тех, кто по их мнению, не торопился, подгоняли выстрелами под ноги.

— Хорваты? — спросил парень лейтенанта. — Что они там делают?

— Похоже они, шевроны HVO, — ответил лейтенант, продолжая смотреть в бинокль. — Хотя, скорее всего, просто наемники. Их там очень много. Мародеры чертовы!

— Что же они творят-то?!!! — раздалось сразу несколько голосов.

Совсем близко, метрах в двухстах, из распадка, откуда тоже поднимались клубы дыма, хорватские боевики начали выгонять на дорогу еще одну группу жителей. Среди них было много раненых, все волокли на себе же награбленный хорватами скарб. Заметив на холме миротворцев и то, что они не вмешиваются, боевики начали откровенно издеваться. Они хохотали, показывая в сторону миротворцев недвусмысленные жесты, стреляли поверх голов гражданских. Но и этого, видимо, им показалось мало. Поняв свою безнаказанность, боевики выдернули из колонны двух девушек, лет 17—18. Их повалили тут же на обочину дороги, вокруг собралась галдящая толпа мародеров, а через несколько секунд оттуда раздался короткий крик, полный боли. Грохнул хлесткий выстрел. Снайпер подразделения не выдержал, и один из насильников свалился в кювет, оставив за собой шлейф алой пыли. В сторону поста прогремела очередь. Со стороны миротворцев раздались одиночные выстрелы, достаточно метко поразившие некоторых бандитов.

— Группа в машины, вперед туда, отобьем тех, кого сможем! — лейтенант на ходу отдавал приказы. — Ох и влетит нам за это! Вся группа, двенадцать человек, быстро погрузились в бронетранспортер LAV-25, а также легкий бронеавтомобиль, машины взревели и рванули в долину. По миротворцам уже стреляли. Оставшиеся на позиции миротворцы прикрыли ударную группу огнем. Боевики же сначала открыли огонь по гражданским людям, которые теперь стали заложниками, пытаясь таким образом отогнать наступавших миротворцев, но из орудия БТРа по ним открыли ответный огонь. Бронемашины в считанные минуты оказались возле колонны. Выскочивший десант буквально смел эту небольшую часть напавшей банды. Но и среди мирных жителей были огромные потери. Лейтенант сначала криком, потом жестами (никто практически не говорил по-английски) пытался показать перепуганным людям, куда надо бежать в безопасное место. Когда его поняли, те, кто смог, двинулись в сторону основных позиций канадских миротворцев. Парень тогда и увидел двух мертвых девушек на обочине. Спасти их так и не смогли. Но в тот момент об этом думать было некогда. В сторону ударного отряда канадцев выдвинулись несколько грузовиков с мародерами. Стрелок в БТРе развернул орудие и открыл по ним огонь. Завязалась перестрелка, нападавшие откатились, оставив погибших, высыпали из машин и заняли оборону.

— Не останавливаемся, вперед, вперед! Прорвем их линию, пока не закрепились!

— лейтенант командовал атаку, параллельно связываясь с основными силами. — Сейчас подойдут остальные, поддержат.

Они и прорвались, подожгли два грузовика, частично выбили, а частично уничтожили подошедших хорватских боевиков и наемников, а оставшихся обратили в бегство. Тут же их отряд бросился в погоню за ними. Преследуя боевиков, группа миротворцев сильно углубились в долину и проскочила еще две сожженные деревни. Повсюду лежали погибшие люди, дома были все разрушены, а на дороге приходилось периодически объезжать убитых коров. Громыхнул взрыв, и впереди идущая бронемашина загорелась. БТР съехал с дороги и ткнулся носом в кустарник. Стрелок БТРа успел заметить место пуска гранаты и выпустил туда длинную очередь из орудия. Повторного пуска не было, но с трех сторон по нему начали стрелять. Пули с противным визгом щелкали и плющились о броню, высекая искры.

— Леопард 1, Леопарду 9! Мы под ураганным вражеским, просим помощи! — лейтенант вызывал базовый лагерь. — Наши координаты — квадрат 306789 шестьсот метров от Папуча в сторону Кукльица, дорога! Нас зажали!

— Леопард 9, как вы там оказались? — раздался в динамике спокойный голос, — приказа выступать не было! Сколько Вас там?

— Осталось восемь! Помощь нужна срочно, повторяю — срочно, иначе нас поджарят! Противник совсем рядом!

— Ждите, запросим указаний! Ваше выдвижение было несогласовано.

И вот так четыре часа. Четыре часа они довольно успешно отбивали то вялые, то более агрессивные атаки хорватов и наемников, которые видимо, еще не решили, что делать с попавшим в ловушку отрядом миротворцев. Отступить им не дали, стоило попробовать развернуть БТР, по ним начали опять стрелять из гранатометов. На все взывания лейтенанта по рации, база или отвечала «ждать», или просто отмалчивалась. Стрельба со стороны противника стихла. За время затишья зажатые миротворцы смогли укрепить временные позиции и перевести дух. Из них двое были легко ранены. Позицию пока оборудовали возле БТРа. В полной тишине прошло примерно полчаса. Неожиданно на связь с лейтенантом вышла небольшая группа французских миротворцев, которые оказались в похожей ситуации всего в километре от них. Они тоже были прижаты огнем наемников, только их положение было хуже, весь транспорт был уничтожен. После коротких переговоров десяток оставшихся в живых французов решили подойти к их позициям. Через пять минут начался плотный автоматный обстрел, похоже, что боевики окончательно пристреляли их позиции. Ситуация осложнилась тем, что в БТРе закончился боекомплект. Когда боевики это поняли, они усилили натиск, явно собираясь захватить их позицию. Надежда затеплилась с подходом французов. Перестрелка началась в стороне, хорватам пришлось оттянуть на них силы. К этому моменту у канадцев в строю оставалось четверо. Погибло еще трое, и тяжело ранило лейтенанта, он без сознания лежал возле БТРа. Патроны начали заканчиваться. До канадцев дошло всего два француза. Оба еле стояли на ногах, оба были ранены. На удивление, хорваты перестали обстреливать позицию.

С момента начала погони и боя прошло девять часов. Помощи так и не было. В кратковременных перестрелках их осталось двое. Он и раненый лейтенант. Последний пришел в сознание, приказал ему собрать у погибших оставшиеся магазины, пока опять затишье. Парень это сделал.

— Часть бери себе, часть оставь мне. Сбрось голубую каску, в ней ты более заметен…. — лейтенант начал хрипеть, отдышавшись, продолжил, — уходи в лес. Пробирайся на базу.

— Но…. — парень нерешительно начал возражать.

— Это приказ. Уходи. Есть шанс. Прямо отсюда и в лес. Я их задержу сколько смогу, — лейтенант передернул затвор, с трудом перевернулся на живот и подполз к колесу БТРа, оставив за собой кровавый след. — Направление помнишь? Уходи! Сволочи, бросили… — лейтенант закашлялся, выплюнул кровавый сгусток, — бросили нас тут, чтобы мы молчали.

Он выпустил длинную очередь в сторону позиций боевиков, которые в этот момент уже подбирались к ним короткими перебежками. Этим лейтенант выгадал несколько ценных секунд для парня. Тот больше не раздумывал и бросился бежать к лесу. И было самое время, поскольку через эти пару секунд раздался взрыв, на том самом месте, где он только что находился. Волной его бросило вперед, он машинально ушел в кувырок, встал и продолжил бежать, хотя его шатало, а в ушах противно звенело. Но безумный страх заставлял его нестись вперед.

Тогда это и случилось. До сегодняшнего дня, за все четыре месяца пребывания здесь, фактически в районе боевых действий, он ни разу не стрелял. Даже когда они вели ожесточенный бой, будучи зажатыми, он вел огонь в ту же сторону, что и все бойцы. А тут… Возле самой спасительной кромки леса из кустарника выскочил боевик. Он что-то кричал, а затем вскинул автомат. Парень зашелся в крике и нажал на спуск. Автомат выплюнул смертоносный свинец, боевика отбросило назад, кровавым кубарем он улетел в кусты. Не останавливаясь, парень проскочил в кустарник и дальше в лес, отплевываясь на ходу от подступившей к горлу тошнотворной желчи. Он постарался отогнать от себя картину, как падает со вспоротой грудью тот боевик на опушке леса. Ему надо было срочно уходить.

Преследователи были где-то рядом, сами выстрелы он слышал плохо, но вот свист пуль вокруг был очень хорошо различим. А еще противное чавканье, с каким они врезались в стволы деревьев. Сама погоня вроде как и отстала, но до темноты он бежал, не останавливаясь. Так закончился для него первый серьезный бой.

*****

Будильник противно и пронзительно запищал. Я машинально хлопнул по нему рукой, при этом прекрасно зная, что он через пять минут опять начнет так же противно вопить, а его звук будет бить мне по нервам, как раскаленное лезвие. Его не выключить, пока не встанешь и не повернешь рычаг на обратной стороне. Боже, как же мне неохота вставать. Две минуты, две бесценных минуты я еще валяюсь в постели. Однако само осознание того, что будильник опять начнет свою песню, и мне надо будет преодолевать себя, выдираться из ласковых объятий постели, было смерти подобно. Уж лучше встать сейчас. С великим трудом разлепив веки, я поднялся. Начинался очередной день, интересно, что он мне готовит. «Что день грядущий мне готовит?», так, кажется, сказал классик русской литературы Пушкин. Я увлекаюсь мировой литературой, в отличие от многих моих сокурсников, которые кроме канадской и американской литературы, не читают ничего. Если вообще, что-то читают. Мне было непонятно, как с таким узким кругозором, они ухитрялись пройти отборочные тесты в университет. Хотя чему я удивляюсь, ведь образование и так платное. Так что если хочешь учиться — плати. Для тех, кто оплачивал свое образование, без банковского кредита, вступительные экзамены оказывались простой формальностью. Мне, одному из немногих счастливцев, удалось получить более-менее льготные условия поступления, образования и проживания, за которые борьба началась еще в Старшей школе.

Учусь я в Университете Макгилла в Монреале, на фармацевтическом факультете. По окончании Старшей школы, у меня стоял выбор — филологический факультет, медицина или армия. Армию я оставил на самый пиковый случай, если мне совсем никуда не удастся устроиться. Медицинский факультет — очень высокая стоимость обучения, потом очень долго отдавать кредит, льготных условий там не было, даже для таких абитуриентов как я. Свой выбор я остановил на фармацевтике. Это почти медицина, после окончания достаточно много перспектив, ну а если не совсем повезет, то можно и просто в аптеку устроиться. Но основная немаловажная причина — там были льготные места. А мне после приюта обязательно надо было поступить в университет, чтобы не оказаться на улице.

Приют. Я — сирота, и своих родителей не знаю. Когда я задал свой первый вопрос про моих родителей, воспитатель мне рассказала, что моя мать умерла при родах, а отец, спустя всего два года погиб на стройке, где работал. Большего я о них не знал. Других родственников у меня не было.

Поэтому ни на чью помощь мне рассчитывать не приходилось. До своего совершеннолетия я был под государственной опекой. Я был обут, одет и накормлен. Приют нас вывозил летом на природу или на море. Зимой на Рождество у нас всегда были подарки и от попечителей, и от государства. И воспитательницу мы все называли «мамой», поскольку она искренне нас любила и всех баловала, несмотря даже на то, что мы иногда вели себя из рук вон плохо. Но даже тогда она могла нас успокоить и привести в чувство. Счастлив был я? Быть может. Какой-никакой мы были семьей. Ссорились, мирились, дрались иногда… Но, в основном, вместе переживали каждый день. Для нас грустно было расставание с этой семьей, а, рано или поздно, оно было неизбежно. Некоторые оставили нас по завершении Средней школы. Учились они не очень хорошо, но по техническим и прикладным дисциплинам они получили достаточно хорошие отметки, чтобы их взяли младшими учениками на промышленные предприятия. Я старался всеми силами попасть в Старшую школу, а затем в Университет, для того, чтобы получить хорошую работу и выйти в люди, а не провести жизнь на улице.

Большую часть времени я проводил в библиотеке, а не в играх с остальными детьми или позже — на свиданиях. Я готовил уроки, потом читал. Чтение стало моей страстью. Я читал запоем, до головных болей и песка в глазах. Меня выгоняла библиотекарь уже перед закрытием, говоря, что я порчу свое зрение и здоровье. Ребята меня даже прозвали «крысой библиотечной», но мне на это было просто начхать. Когда я уже вплотную подошел к выбору профессии, то остановился на фармацевтике. Итоговые тесты в школе были пройдены, набран достаточный балл для поступления. Сданы дополнительные тесты в университет Макгилла, и я уже получил положительный ответ. Директор приюта пожал мне руку и сказал на прощание: «Удачи в жизни, Морѝс Арман Роше».

А передо мной встал следующий вопрос — как и на что мне жить следующие шесть лет. Государственный банк, по запросу приюта, обеспечил мне кредит на образование и стипендию, причем возвращать мне придется только ту часть, которая идет непосредственно на обучение. Стипендия и проживание в эту часть не входят. Но стипендия не очень велика, и львиная доля расходов из нее — учебники и учебные материалы. На первое время мне выделили некоторую сумму «подъемных», на них я смог оплатить первые учебные пособия. А еще же надо что-то есть и как-то одеваться. Срочно мне надо искать работу.

С устройством на работу мне тоже повезло. Я воспользовался опытом многих студентов и пошел работать в один из ближайших «McDonalds» на территории кампуса. Поскольку иных источников дохода у меня не было, кроме стипендии, мне пошли навстречу и оформили мне разрешение работать сверх обычной нормы рабочих часов, чпо сравнению с остальными студентами. График был гибкий и удобный к совмещению работы и учебы.

Везение во всем не может длиться вечно. И это я понял на первой же лекции в университете. Я до начала учебы пробовал что-то штудировать, чтобы не совсем «нулевым» подойти к началу занятий. Но все это было впустую. То, что это не школа, стало понятно с первой же минуты. На лекциях и занятиях на нас выливали тонны материала и информации. Объемы работ, которые надо было выполнять, были колоссальные. За первые два часа первого курса на одной только неорганической химии нам дали такой поток материала, какого мы не проходили в школе за месяц. И это было только начало.

Дополнительно я записался на курс по Программе управления собственными расходами, чтобы сразу научиться правильно вести свое хозяйство и бюджет и самому не сесть в долговую яму. Я понимал, что толком в приюте нас к самостоятельной жизни не готовили. А соблазнов вокруг было великое множество.

Куратор нашего курса обозначила, что помимо шести обязательных дисциплин, которые входят в минимальный пакет, нам надо выбрать еще четыре любые, обязательные к изучению. А первый триместровый экзамен по пяти из десяти предметам уже через три месяца. А за это время, за эти три месяца, надо сдать десять текущих зачетов. Иначе не будет допуска до экзаменов в принципе. С первого же дня нам дали понять, что игры и детство кончились. Университету без разницы, посещаешь ты практику и лекции или нет. Это полностью твое личное дело, и нужно это не преподавателю и куратору курса, а только тебе. Преподавателю — что, чем меньше народу, тем ему проще. А как ты наверстаешь упущенное — только тебе решать. Тем более, что в учебниках и методических пособиях есть далеко не все, что потом спросят на экзамене. А многие преподаватели спрашивают на экзамене именно по своим лекциям. Учебники их особо не интересуют. На лекциях из огромного объема информации было сложно выдернуть ключевые моменты, за лектором приходилось конспектировать сплошным потоком, а потом уже разбирать во время самоподготовки. Очень много прикладных вещей и ситуационных задач разбиралось на практических занятиях. На лабораторных занятиях если ты, что-то делал неверно, то к следующему разу ты должен был предоставить подробную методику того или иного опыта, с указанием места, где ты ошибся и вариантом исправления ошибки. Очень много было работы в группе, над тем или иным проектом. Причем по результатам этой работы каждый участник группы оценивал работу всех. Из этой оценки, как и из многих других факторов, складывался твой индивидуальный рейтинг на курсе. По итогам этого рейтинга тебе проще или сложнее устроиться на работу.

Я только за голову хватался, как мне все совмещать — работу и учебу. Практические занятия пропускать нельзя ни в коем случае. Лекции тоже лучше не пропускать, упущенный материал потом найти очень сложно. А переписать конспект — это еще надо постараться, чтоб тебе его кто-нибудь дал. А даже если и дадут, у каждого свое видение важности материала. Пока у меня был сосед по комнате в общежитии кампуса, мне было проще, тем более, что он был из моей учебной группы. Но в середине второго триместра первого курса, он решил перебраться жить к своей подружке на квартиру. Нового соседа у меня не появилось, поскольку он место держал за собой. Но конспекты у него стало брать тяжелее.

Кое-как, со скрипом и скрежетом, я перевалил оба триместра. Каникулы, пару месяцев выдохнуть и дальше за учебу. На каникулах я взял себе за правило ходить в спортзал университета, благо это нам бесплатно. Занимался я в тренажерном зале и в секции рукопашного боя. Быть полным хлюпиком мне совсем не хотелось. И, конечно же, свободную минуту, на каникулах я проводил в библиотеке. Читал я по-прежнему много, и англоязычную, и франкоязычную литературу, переводные вещи из мировой литературы. На втором курсе закрыли тот «McDonalds», где я работал. Мне повезло больше других, поскольку как только начались разговоры о предстоящем закрытии, я сразу бросился искать новое место. Посчастливилось устроиться на автомойку, где хозяином был пожилой мужчина. Он с пониманием отнесся ко мне, тем более узнав, что я живу один, и обещал посодействовать при формировании графика. Я понимал, что ущерб учебе все же будет, сильно злоупотреблять добротой я не собирался. Минусов в этом месте было несколько. Мойка от кампуса была гораздо дальше. Контингент работников был оч-чень разный. Много ребят было с улицы. Студентом был только я, поэтому меня сразу же прозвали школяром. По опыту приюта, на прозвище внимания не обращал, но и на шею себе садиться не давал. В целом и в общем — сработался с ними.

Третий и четвертый курсы ознаменовались тем, что нам стало учиться чуть полегче, чем прежде. Информация также шла плотным потоком, но немного изменилось к нам отношение со стороны преподавателей. Если раньше экзаменатор придирался к малейшим недочетам в ответе, то теперь некоторые из них могли выйти кофейку попить, пока мы готовились к ответу. Естественно, что мы пользовались моментом, и искали необходимую информацию. И пропуски лекций или практических занятий, особенно если причиной была рабочая смена, не был «тяжким грехом». Проще было договориться с преподавателем о дате и времени отработочного занятия. Это было своего рода глотком воздуха перед пятым и шестым курсами, поскольку там мы окончательно выбирали свою специализацию, а оба они и пятый и шестой курсы, как раз и были направлены на подготовку по выбранной специальности. Но это еще будет.

Даже не смотря на продолжающийся вал информации в университете, на работу, я как-то привык к этому бешеному ритму. Я ухитрялся выкроить время сходить почитать в библиотеку, выбраться в спортзал и поработать на тренажерах или потренироваться в зале единоборств. Посидеть в недорогой кофейне и поболтать с близким другом. Летом даже получалось выбраться с палаткой на природу. Одним словом, человек такое создание, что привыкает ко всему.

Как я уже говорил, сейчас шел четвертый курс, надо мной нависли тяжелые экзамены. Я не знал, за что хвататься. Фармацевтическая химия, фармакогнозия, фитохимия, заводская технология лекарственных средств, фармакология, экономика и управление. Без всего этого специалист не может считаться специалистом. Они были включены в обязательные дисциплины. А поскольку я уже примерно представлял себе, куда я хочу направиться после окончания учебы — изучать их приходилось досконально. Это не говоря уже о том, что без именно досконального изучения, экзамен по данным предметам не пройти. Объем материала к изучению на них давали не просто огромный, а огромный в кубе.

Вот и сейчас, утром, спешно заглатывая на ходу, кофе и бутерброды, я готовился к сегодняшним практическим занятиям, прекрасно понимая, что всего этого может быть недостаточно, а итоговый тест в конце занятия, скорее всего, придется переписывать. И к этой переписке я буду готовиться уже вечером на работе, между мытьем машин. А еще подготовка к завтрашним занятиям, и когда-то надо писать курсовую работу по фармакологии. Скорее всего, утром на пару лекций не иду, а пойду в библиотеку готовиться. Конспект попрошу у друга.

Взяв, на «ход ноги» яблоко, я схватил рюкзак с учебными материалами, перекусом и выскочил за дверь. Начался мой обычный день.

*****

Он проснулся совершенно разбитым, как будто и не спал вовсе: сказалось запредельное напряжение прошедшего дня. Давно рассвело, хотя из-за того, что лес был широколиственный, в чаще царил полумрак. Все тело ломило, голова гудела, ноги и руки отказывались двигаться. С трудом разлепив веки, Морис прислушался. Где-то вдалеке слышались очереди из крупнокалиберного пулемета. С затянутого низкими свинцовыми тучами неба донесся гул авиации. Непонятно только чьей — НАТО-вской или югославской. Но что успокаивало — вроде как не было близких звуков погони. Значит, в запасе есть немного времени. Он заставил себя подняться из полулежачего положения, и, сжав зубы от боли, начал растирать затекшие мышцы. Отвинтил крышку фляги, сделал глоток. Вдалеке послышались гомон птицы и шумное хлопанье крыльев. Сердце пошло тяжелыми толчками, Морис прислушался. Хруст веток вдалеке уже не мог быть простой случайностью. Тот или те, кто забрались сюда вряд ли сделали это случайно. А если неслучайно — скорее всего, они тут по его душу. Превозмогая боль, он начал потихоньку выбираться из овражка, при этом стараясь не шуметь. С вершины холма, прячась за кустарником, он оглянулся, посмотрел в небольшой бинокль, и его как током ударило. Хорваты, с такими знакомыми по вчерашнему дню шевронами с «шаховницами», наемники без знаков различия и всего в трехстах метрах от того оврага, где он только что был. Идут цепью с интервалом метров десять — пятнадцать, осматривают каждый куст и яму. Ищут. Страх подстегнул его с новой силой, и он побежал. Кусты предательски хрустнули, и ему вслед прозвучала автоматная очередь. Затем раздались еще несколько выстрелов, пули с визгом засвистели между деревьев, вырывая из них щепки, выбивая пыль и крошево, срезая тонкие ветви. Морис бежал, на очередном холме он на секунду остановился, развернулся и выпустил короткую очередь в сторону преследователей. Через сто метров, еще раз. Пусть они знают, что дичь тоже огрызается. Плотность огня не была большой, короткие очереди и одиночные выстрелы, и все с большой дистанции. Он бежал и бежал, ему уже было все равно куда, главное стряхнуть, оторваться от преследователей.

Вражеский огонь был хоть и рассеянный, и не прицельный, но этого хватило. Свист пули и жгучая боль в левой руке. Но, не смотря на это, он продолжил бежать. Звуков команд и криков преследователей он не слышал, оставалась надежда, что они еще далеко. Отрешенно, практически на ходу он посмотрел, что на руке, вроде, просто царапина. Задерживаться нигде нельзя, местность становилась все тяжелее. Подъемы на холмы, резкие спуски, густой подлесок. На одном из спусков он не удержался на ногах и покатился по склону вниз. Ему с трудом удалось сдержать крик. Шмякнулся он в грязную воду и на что-то мягкое. Сколько он так пролежал, не помнил. Сверху он услышал звуки шагов и голоса на незнакомом языке. Он вот-вот ожидал сверху очереди, но секунды шли за секундами, складывались в минуты. А ничего не было. Потом послышались многочисленные шаги, удаляющиеся от этого оврага.

Морис с трудом заставил себя не вскочить сразу. Он знал, преследователи могли еще быть наверху. Медленно поднялся, протер залепленные грязью глаза и в ужасе шарахнулся назад. Теперь он понял, почему преследователи ушли, а не полезли вниз. Он понял, что это был за мягкий предмет, и куда он свалился.

Он стоял по пояс в грязи и воде посреди огромной братской могилы, практически не засыпанной. В воздухе висел тяжелый, приторно-сладкий запах гниющей, разлагающейся плоти.

*****

Перед рождественскими каникулами нам предстояло сдать три экзамена основного цикла. Радовало то, что в этот раз буду сдавать одновременно с моим близким другом, Мари.

Несправедливо будет не рассказать о ней.

Познакомились мы в самом начале первого курса, когда у нас было распределение по учебным группам. Я ее заметил сразу — стройная, с великолепной фигурой, пышными темными волосами. Я не помню, о чем мы тогда заговорили, но человеческая симпатия возникла сразу. Я попытался начать за ней ухаживать, но она как-то сразу сказала, что из этого ничего не выйдет. Не скрою, мне это было не очень приятно, так как задело мое мужское эго. Однако со временем я понял — мы с ней настолько разные, что действительно, лучше оставаться друзьями. Как пара — мы не подошли бы друг другу в принципе. Общаться с ней было одно удовольствие, сдружились мы крепко. Многое в учебе прошли вместе. Если и была у меня влюбленность в нее, то со временем она перешла в ту любовь, которую испытывают к сестре. Даже когда у нее появился парень, я ничуть не ревновал. В свою очередь она не ревновала меня к моим немногим подружкам.

Не просто пройти сессию, но, тем не менее, мы с Мари это сделали. Рождество и Новогодние праздники прошли здорово. Тем более, что Мари в этот раз позвала меня отмечать их со своей семьей. Я и до этого бывал у них, а тут немного понежился в атмосфере семейного уюта, которого никогда не было у меня.

Очередной триместр не принес особых сюрпризов. Семинары, лекции, работа. Последний триместр пятого курса перед летними каникулами был занят предметами дополнительного цикла. С Мари мы виделись реже, поскольку тут у нас дисциплины не совпадали. Я ходил на лекции и семинары по экономике и праву, поэтому заниматься приходилось в другом корпусе, где проходили занятия экономического и юридического факультетов

Боже, сколько тут лощеных детей, богатеньких родителей. Золотая молодежь. Я просто для себя решил, не обращать на них внимание.

Эта девушка выделялась среди них. Она была одета не ярко, но с безупречным вкусом и видно, что вещи очень дорогие. Украшений практически нет. Косметики минимум. Роста среднего, стройная, подтянутая, почти спортивная фигура. Явно занимается фитнесом, но без фанатизма. Правильные черты лица, светло-каштановые вьющиеся волосы, густые темные брови, линия губ тонко очерчена. И очень выразительные карие глаза. Она практически всегда среди «золотой» компании, но даже там она общалась мало и тихо. Я потом вспоминал, что практически не слышал ее голоса. Хотя та компания вела себя шумно, как хозяева жизни. А в те редкие моменты, когда она оказывалась одна в лекционной аудитории с конспектом или блокнотом, за столиком кафе, опять же с небольшим блокнотом, в котором она что-то рисовала или чертила, то она преображалась. Куда-то пропадало холодное выражение с ее красивого лица. Глаза теплели. А в ту секунду, когда на ее лице появлялась даже легкая улыбка, мне казалось, что на самом деле она очень добрая и чувствительная девушка, а все остальное — идеально поставленная защитная маска. Я думаю, что именно тогда я увидел ее настоящей. Она мне очень понравилась.

Я гнал от себя лишние мысли. Кто — я и кто — она. Сирота, живущий тут на птичьих правах, без стабильного заработка и будущего. А она? Мне страшно представить, чья она дочь… Но даже если, а почему бы и нет….. Нет, чего только не полезет в голову.

Я не был очень опытным в таких делах. В школе, кроме нескольких случайных поцелуев с одноклассницами, у меня не было ничего. На первом курсе та, которая мне понравилась, выбрала другого. Моей же первой женщиной, стала пришедшая к нам на повтор второго курса девушка. Роксана ее звали. Мы расстались тогда, когда она решила сменить учебное заведение, поняв, что ошиблась с выбором профессии. Расстались мы не очень хорошо, причем, я бы сказал, по моей вине. Вспыльчив я был. Серьезных романов у меня не было больше. Так, одна случайная связь. Но в силу интенсивного ритма моей жизни, горевать мне тогда на эту тему было просто некогда. Голова была забита другим.

***

Экзамены позади! ЭКЗАМЕНЫ ПОЗАДИ!!! Последний триместр пятого курса пройден. Дальше только практика в аптеке, интернатура и Национальный квалификационный экзамен. Это из чего складывался шестой курс. Не может быть. Я почти у цели. Рейтинг по курсу у меня нормальный, я нахожусь в первой половине списка. Ведь именно на рейтинг ориентируются будущие работодатели. Соответственно, с поиском базы практики, особых проблем у меня не будет.

Базу практики я выбрал из перечня, предложенного в деканате, и даже договорился уже о ее прохождении. Тем более, что я заранее озаботился наличием рекомендательного письма от декана. Директор той аптеки сказал мне, что ждет меня не раньше чем через полтора месяца. На мой удивленный взгляд он только усмехнулся и сказал мне, что нет толку от изможденного сессией студента.

Лето. Я спокойно работал на своей мойке, ходил в спортзал, читал. Один раз я выбрался самостоятельно в лес с палаткой, еще один раз — с компанией ребят из турклуба. Один раз съездил с Мари и ее семьей в их загородный дом. Но я чувствовал в этот раз себя там лишним. Мари близко сошлась с молодым человеком, и я понял, что мне там делать нечего. В глазах ее парня явно читался немой вопрос, что же я тут делаю, хоть мне никто ничего вслух не сказал. В доверительной беседе, Мари меня спрашивала, что ж я не заведу себе подругу, но я как-то отшучивался, мол, не на что мне ее заводить.

И все-таки у меня из головы не шла ОНА. Та девушка с юридического отделения.

*****

К середине четвертого курса я поняла, что, наверное, ошиблась с выбором специальности. Отступать, правда, было уже поздно, до выпуска остался год и еще год практики, а там уже работа в фирме отца. Хотя трудно сказать, был ли это мой выбор. Хорошо, что еще в школе я ходила в художественную школу и окончила там длительный цикл по рисованию и дизайну. Параллельно с работой можно будет продолжить развитие этого направления, а после получения второго высшего образования уйти в другую специальность. Мне всегда нравилось рисовать. Отец же ничего не хотел слышать об этом. Поэтому, когда я получила итоги своих экзаменов в школе, я тут же узнала, что зачислена в Университет Макгилла на юридическое отделение. Опять он решил все за меня.

Я вообще мало видела своего отца. То он пропадал на открытии филиала своей фирмы в США, то на переговорах в Саудовской Аравии. То он полгода живет в Лондоне, руководя из Лондонского офиса всей своей организацией, а потом в Европе еще год. За последние два года я, от силы, видела его дней двадцать.

Мама. Я ее очень смутно помню. А в доме даже фотографий нет. Когда я впервые спросила отца про маму, он оторвался от своего ноутбука, у него сильно испортилось настроение. Он накричал на меня и запретил об этом спрашивать.

За всю жизнь я гораздо больше общалась с нашей экономкой Эйлис. Однако, на самом деле, она выполняла роль воспитательницы. Смешно представить, но с ней я общалась гораздо больше, чем с отцом. Хотя если быть точной, я просто проводила целые дни (помимо школы) с ней. С ней я обсуждала все животрепещущие девчачьи вопросы. Если не как с мамой, то как с бабушкой. Эйлис была мне очень близка. Фактически воспитывала меня она, а не отец. Воспитывала она меня в достаточно консервативном ключе, но не совсем ортодоксально, как в некоторых богатых семьях. Я видела, какая «восхитительная» мода на яркий макияж в школе и в художественном колледже. Как одеваются другие девушки. Меня это отталкивало. Я никогда особо не общалась с одноклассниками. Мало того, что в школе задавали на дом всегда очень много работы и всегда спрашивали выполнение задания, так у меня еще был художественный колледж. Делать что-либо спустя рукава я не привыкла и поставила себе целью — закончить школу с отличием. Поэтому в общих мероприятиях класса я не принимала участия. До меня доходили слова «зазнайка», «зубрила» и «заучка». Но я не придавала этому значения. В старшем классе, многие девушки уже вовсю встречались с ребятами, причем в основном со студентами. Многие уже вкусили «запретного плода». Основные разговоры на эту тему велись в раздевалке спортзала, перед физкультурой, особенно тогда, когда девчонки без тени смущения пялились друг на друга. Я не принимала в них участие, хотя они и пытались меня вывести на разговор. Я их игнорировала. Одной из «заводил» это не понравилось. Назревал типичный школьный конфликт, все обошлось тогда, но я пожаловалась Эйлис. Не знаю, что она сделала, но у меня потом не было занятий по физкультуре, причем до конца школы. А одновременно с этим, Эйлис меня вывела на откровенный разговор. Долго меня расспрашивала о том, что я знаю об особой стороне взрослой жизни. Есть ли у меня кто. Что я могла ей сказать? В учебную программу всей школы «про это» все было включено, с первого класса. А то, что у меня никого еще не было, неужели ей, опытной женщине, это и так не понятно? Она только крепко обняла меня.

— Какая же ты молодец, не разменивайся на кого попало. — Эйлис погладила меня по плечу.

— Но как понять, ОН это или нет? — я подняла на нее глаза. — Ведь это же так сложно, вдруг мне покажется… А потом я пойму, что ошиблась?

— Рано или поздно, ты все равно повстречаешь человека. Что будет, то будет, но никогда не оборачивайся назад. Поступай всегда так, чтоб ни о чем не жалеть.

— Спасибо тебе.

— Леона, но неужели тебе никто не нравится из ребят из вашего класса?

— Они все какие-то несерьезные и отталкивающие. Им нужно только одно. А еще, они знают насколько у меня богатый отец, поэтому им я не нужна. Нужны только мои деньги и кое-что от меня. Я так не хочу.

— А может нравятся не ребята? В том смысле…. Эммм?

— Что ты имеешь в виду? Девушки мне точно не нравятся, если ты об этом, — я почувствовала, что вспыхнула, щеки так и горели.

— Прости, я не хотела тебя обидеть.

Эйлис только крепче меня прижала. Потом, думая, что я не слышу, прошептала, как мне будет непросто.

В университете мне было очень интересно учиться, поскольку и там я поставила себе задачу — закончить его с отличием, по-другому я не умею. Но, как я уже поняла, юриспруденция и право были не тем, чем мне хотелось бы заниматься всю жизнь. Мне нравилось искусство. Мне удалось совмещать занятия в университете и одновременно пойти на дополнительные художественные курсы. У меня повсюду с собой был альбом и карандаши. Когда у меня была свободная минута, я рисовала. Иногда мне даже удавалось во время лекции сделать набросок или зарисовку. Например, преподавателя с кафедры или студента. Курс у меня подобрался — все сплошь дети богатых родителей. Наглые, убежденные в своей избранности, хозяева жизни и тусовщики. Я не причисляла себя к таким. Хотя они про меня знали, что я дочь богатого отца, и пытались поддерживать со мной общение, мне с ними было тоскливо. Я на себя надела маску высокомерной «ледяной принцессы», немного участвовала в разговорах. Но на «тусовки» — нет. Мне некогда.

Пятый курс. У нас объединенные лекции по гражданскому и уголовному праву совместно со студентами медицинского и фармацевтического факультетов. Какие же там ребята открытые и более простые. Они живые, не зацикленные на шмотках, «тачках», тусовках. Они нацелены на большие жизненные ценности. На служение людям.

Может, конечно, я наивная дурочка, но я их увидела такими.

А еще я заметила его. Невысокий, достаточно крепкий, с короткой стрижкой, очень густыми бровями и правильными чертами лица. Очень красивые губы. А его взгляд: красивые серо-зеленые глаза почему-то все время очень грустные. И еще одно наблюдение, он всегда приходит в аудиторию очень уставший. В первую же лекцию я сделала набросок его портрета.

Еще несколько совместных лекций прошло, и я закончила портрет.

— Нашла себе модель? — над моим ухом хихикнули. — А он ничего себе. А главное, с какой любовью нарисовано.

Я посмотрела на Джессику. Она учится со мной с первого курса. Посмотрела ледяным взглядом, как я умею.

— Не, серьезно, ты рисовала ребят раньше, но так… Леона Вебер влюбилась, это точно, — Джессика довольно улыбалась.

Несмотря на то, что еще шла лекция, я молча собрала вещи и вышла из аудитории. Преподаватель мне ничего не сказал. Но в последнюю секунду перед выходом, я перехватила немного удивленный взгляд этого парня, с медицинского отделения.

Закончилась сессия. Я перешла на шестой курс. Там остается только специализация. Отец мне позвонил, короткий, как обычно, разговор. Он мне велел идти в магистратуру по международному праву. Я ответила, что подумаю. Он задал еще пару вопросов ни о чем. Как обычно, спросил, не надо ли мне еще денег. А затем «обрадовал», что приедет теперь только через три месяца, поскольку надо задержаться в Европе.

Денег особо не надо, есть они у меня, не бедствую. Есть и карманные деньги, и на содержание машины, и на развлечения. Хотя у меня развлечения — сходить в кино раз в месяц, а так учеба, курсы рисования и дизайна, фитнесс. Я только вздохнула, все как всегда.

— Ужинать будешь? — это Эйлис, — Что с тобой?

— Отец вернется только через три месяца. Обещал до этого, что по окончании пятого курса мы с ним поедем куда-нибудь.

— Но ведь он…

— Работает на наше благо, чтобы все было у нас хорошо, и мы ни в чем не нуждались, — я только вздохнула. — Но все-таки, я его хотела увидеть.

— Тебя что-то еще беспокоит. Что? — Эйлис села передо мной.

— Не знаю…

Только когда я легла спать, поняла что меня еще беспокоит. Почему мои мысли опять возвращаются к этому парню? Я включила свет и открыла свой блокнот для рисования и нарисовала по памяти еще один его портрет.

— Очень симпатичный мальчик, — я даже подскочила от неожиданности, Эйлис заглядывала через плечо. — Кто-то с курса? Я увидела свет у тебя, решила зайти — узнать, не нужно ли чего.

— С медицинского факультета, — я покраснела, — этот триместр они ходили с нами на объединенные лекции. Что со мной?

— А что с тобой? — Эйлис на меня внимательно посмотрела. — Выглядишь сногсшибательно, даже еще лучше, чем обычно…

— Не знаю, что со мной. Все из рук валится. Вон только, — я указала на портрет, — вон о нем только мысли. Причем давно. И хочется его увидеть, опять…

— Вы познакомились?

— Нет.

— Все, по-моему, ясно. — Эйлис очень ласково мне улыбнулась

Я вопросительно посмотрела на Эйлис.

— Ты влюблена, девочка моя. И если я что-то правильно понимаю, это впервые за твои девятнадцать, почти двадцать, лет. Что для меня удивительно, так это то, что раньше этого не случилось.

Я почувствовала, как мои щеки запылали, и опустила глаза.

*****

Он стоял ни жив, ни мертв. Потом медленно, стиснув зубы и заставляя себя дышать короткими вдохами, сдавливая глухое рычание, прорывавшееся у него из груди то ли от страха, то ли от злобы, мелкими шагами начал семенить к противоположному краю ямы. В мутной жиже он то и дело чувствовал, как наступает на что-то мягкое. Погибших здесь было много. Мужчины, женщины, некоторые трупы уже невозможно определить — кто это был, настолько давно они тут лежали. Морис остановился и до боли закусил себе щеку изнутри — перед ним спиной вверх лежал трупик ребенка не старше пяти лет. Морис заставил себя медленно выдохнуть и продолжил двигаться вперед, аккуратно обойдя несчастного малыша.

Ломая ногти, рассадив кисть раненой руки, с трудом он выбрался из страшного оврага. Сделав пару шагов, Морис остановился, и его неудержимо вывернуло наизнанку. Пустой желудок жуткими болезненными спазмами продолжал сокращаться, хотя не понятно было, что же еще можно исторгнуть. Отдышавшись, он побрел вперед.

Найдя небольшой ручей, который спускался по склону, Морис попытался отмыться. Ему казалось, что запах того оврага намертво въелся в кожу и одежду. Ополоснув лицо, он почувствовал себя чуть лучше. Рану на руке он промыл и замотал малым бинтом, перевязочный пакет пока не трогал. Руку неистово саднило. Дал знать себя голод. Морис старался об этом не думать. Он заставлял себя выполнять механические действия, направленные на решение текущих задач — наполнить флягу, бросить в нее таблетку обеззараживания воды. Проверить оставшиеся оружие и боеприпасы. С помощью полевого набора вычистить автомат. И так далее. Он заставил себя вспомнить хотя бы примерное направление, куда ему надо двигаться. В голове еще проносилась тысяча вопросов, на которые он не мог найти ответы. Почему к ним не пришли на помощь свои же? Почему ранее, командование игнорировало обращение сербов из деревень на нападения со стороны хорватов? Почему офицеры сообщали хорватам расположение частей Югославской армии? Почему убийства сербских жителей не расследовались или расследовались, спустя рукава? И самый главный вопрос — почему они не получили приказ предотвратить ту бойню, свидетелями которой стали? Он гнал пока прочь от себя эти мысли.

Морис плохо понимал, куда ему теперь двигаться, поскольку он только примерно знал, где оказался, после горячки боя и такой же горячки бегства.

Он брел по распадку между двух сопок. Кругом была мертвая тишина, и он тоже старался не шуметь, чтоб не выдать себя. Двигаться приходилось очень медленно, поскольку местность была совсем незнакомая, а кроме того, кругом могло быть все заминировано. Одну растяжку между деревьями он уже обезвредил. Теперь хоть у него было две гранаты. За остаток дня он смог пройти, таким образом, не очень большой отрезок пути. Гористая местность потихонечку оставалась позади. Сил на то, чтобы перевалить хребет не было, он помнил примерное направление, откуда они приехали накануне, по компасу он возвращался уже лесом в обратную сторону.

Сумерки переходили в ночь, надо было устраиваться на ночлег, в мало-мальски пригодном месте. Несмотря на начало осени, ночи уже были холодные. А форма после двух вынужденных купаний, еще не просохла. Костра не развести, верное средство демаскировать себя. Найдя у подножия холма, что-то наподобие норы, Морис наломал елового лапника на подстилку и для того, чтоб укрыться сверху. Импровизированная крыша была. Оставалось надеяться, что не будет дождя. Последний протеиновый батончик Морис оставил на утро. Это все что у него оставалось от аварийного комплекта питания. Голод все сильнее давал себя знать. Он то проваливался в дремоту, то выныривал из нее. Не оставляло ощущения холодного враждебного взгляда, направленного на него. Только ощущение приятной тяжести оружия в руках его немного успокаивало.

Пробуждение было тяжелым. Голод уже не просто давал знать себя, он безжалостно драл внутренности. Все сильнее болели мышцы, двигаться было еще сложнее. Раненая рука горела. Сжав зубы, он заставил себя перевернуться на бок и подняться. Прислушался: вроде все тихо. Надо выдвигаться. Необходимо что-то решать с питанием. Иначе плохо дело.

В конце концов, с едой вопрос решился. Одна из змей оказалась менее проворной чем он. Короткий рывок, блеск ножа. Мясо есть. Он зажарил ее на маленьком огоньке из топливного брикета, стараясь при этом, чтобы не было дыма. После еды стало немного легче. Он двинулся дальше.

Распадок забирал левее, а ему нужно было в противоположную сторону. Со склона холма Морис смог увидеть в бинокль выраженную дорогу. По прямой до нее был примерно километр, но это через открытые поля. В открытую ему идти совсем не хотелось, надо по холму забирать правее. Дальше пошло хуже. Вверх, вниз, по складкам местности. Идти приходилось медленно. Местность была тяжелая. Внизу попадались островки болот. И опять надо было смотреть в оба, чтоб не нарваться на мины.

Спустя два часа пути по всем мыслимым оврагам и буеракам, он засел в небольшое укрытие из густых зарослей, возле сожженного села. В бинокль он видел вооруженных людей, которые были в этом селе, но не мог разобрать — то ли это хорватские боевики, преследовавшие его, то ли это армия Сербской Краины, которая противостояла боевикам и наемникам. То, что это не миротворческие силы, было понятно сразу. По крайней мере, хорватских шаховниц на шевронах не было. Рисковать он не хотел. Поняв, что эти люди уходить не собираются, он начал тихо обходить село.

Дальнейшие часы слились в один тяжелый, горячечный кошмар. Сил практически не было. Он плохо помнил, как смог обогнуть село, как пересек дорогу незамеченным. Перевалить холмы сил не осталось. Он брел кромкой леса, не выходя на открытые места и в поля. Усталость и боль от царапины делали свое дело, и только упали первые сумерки, он свалился без сил у подножья холма, в густом кустарнике. Сколько он там пролежал, Морис не знал.

Очнулся он от того, что насквозь промок под ливнем. С трудом распрямившись, он двинулся дальше. Сказать, что ему было худо — не сказать ничего. Спустя минут тридцать после начала движения, он вышел на очередное пепелище, которое представляло собой теперь поселение.

— Стоj! — услышал он сзади, дополняемое характерным звуком передергиваемого затвора. — Лежi!

— Да я и так падаю, — только и ответил Морис, по-английски.

Силы покинули его окончательно, последнее, что он помнил, как земля почему-то встала перед лицом и больно саданула его в лоб.

*****

Как все-таки хорошо, когда не надо думать о том, что завтра семинар, текущий зачет или практическая работа в команде. Я сегодня отработал утреннюю смену на мойке, заглянул в почту, получил уже предварительное задание на практику, и до завтрашнего утра свободен. Практика начинается только через две недели. Предоставлен пока сам себе. Красота.

Я сходил в спортзал, а вечером чтение в библиотеке. Как мне все-таки нравится библиотечная атмосфера. А тем более, сейчас, когда большая часть студентов разъехалась на каникулы. Тишина, спокойствие, никто не мешает. А если тебе не хочется читать, ты просто сидишь над раскрытой книгой и думаешь о чем-то своем.

Я и не думал, что этот вечер перевернет мою жизнь.

Утром мне на работу, и я собирался уходить. Сегодня я посвятил время любимой художественной литературе, но надо было браться за задание по практике. В письме, директор аптеки предупредил, что устроит вводную проверку знаний, надо подготовиться. Поэтому я сверял нужную мне литературу по предстоящему заданию.

— Извините, Вы же здесь часто бываете? — над ухом раздался очень нежный голос. — Вы не могли бы мне помочь?

Я повернулся и на какую-то секунду потерял дар речи. Рядом со мной стояла ОНА. Та самая девушка с юридического отделения.

Вблизи она оказалась еще красивее.

— Слушаю Вас очень внимательно, — я с трудом справился с эмоциями.

— Вы не могли бы помочь по каталогу найти эти две книги? — она протянула мне листок.

— Конечно же, — я подошел к полкам и начал искать, то, что ей необходимо.

— Практика уже? — улыбнулась она мне, указав на мой стол.

— Да, готовлюсь к ней. Уже нашел место. Но и просто для себя читаю еще. А у Вас?

— Тоже, — она рассмеялась. Какой у нее серебристый смешок! — А Вы с медицинского?

— Почти. С фармацевтического, — я посмотрел на нее. Боже мой, как ей идет улыбка. Она тогда еще красивее.

— Ничего себе. Один из сложнейших факультетов.

— Ну, не самый простой, — я протянул ей книги. — Вот книги Ваши.

— Ой, спасибо. Я и не знала, что они тут с самого края стоят.

У нее из сумки вывалился блокнот и раскрылся. Я наклонился поднять и замер. Там был мой портрет. Девушка густо покраснела. Не говоря ни слова, как будто и не заметил ничего, я поднял и протянул ей упавший блокнот.

— Ваше?

— Спасибо, — чуть слышно ответила она.

— Ну, не смею мешать. Был рад помочь, — я повернулся к своему столу.

— Простите, — я обернулся на ее голос, — как Вас зовут?

— Морис. Морис Арман Роше, — я протянул ей руку.

— Леона Вебер, — она, немного удивленно, протянула в ответ свою и пожала.

Я сел на свое место. Голова шла кругом. Еще минут двадцать я не мог собраться с мыслями. Я только что с ней познакомился. Что со мной? Почему меня в жар бросает, и, почему она была не против познакомиться со мной? Почему у нее в блокноте мой портрет? Но нарисован он здорово. А еще, похоже, она за мной не первый день наблюдает, ведь знает откуда-то, что я тут часто бываю. Подняв глаза, я заметил, что она села наискосок от меня, причем активно делает вид, что занимается. Ключевые слова — делает вид.

Все, время достаточно позднее. Завтра утром работать. Надо идти к себе. Я встал, сделал пометку о брони списка литературы и пошел к выходу, улыбнувшись по пути Леоне. Вдруг я остановился и подошел к ее столику.

— Простите, а завтра Вы….?

— С трех до шести вечера здесь буду. Надо к практике готовиться, а потом буду свободна, — она опять мне улыбнулась, немного смущенно. — Можем кофе вместе сходить попить?

— Конечно же. — Я с трудом кивнул, не веря своим ушам. Девушка меня, фактически, приглашает на свидание, а не я ее.

Вечер прошел как в тумане. Я даже себя ущипнул, в какой-то момент, чтобы убедиться, что это не сон.

Будильник противно запищал. Но я уже не спал. Вернее, я спал просто преотвратно сегодня, заснуть смог, дай Бог, только около половины третьего. Надо собираться на работу. И все время у меня не идет из головы эта девушка.

Смена сегодня почти свободная, мы беззлобно перекидывались с парнями шуточками. Я даже выкроил момент и штудировал учебную литературу. Мы услышали звук подъехавшего автомобиля. Кто-то из ребят подошел к машине, поскольку владелец не вышел.

— Эй, Школяр, подойди, тебя тут хотят. Сильно, причем, — но его голос был не столько насмешливый, сколько даже немного растерянный.

— Иду, — я отложил учебник и конспект и подошел к машине.

Это был неслабый Крайслер LHS темно-синей окраски с тонированными стеклами. Я его раньше у нас не видел. По крайней мере, в мою смену он не приезжал. И почему именно я? Водительское стекло опустилось.

— Могу я Вас попросить ополоснуть машину и покрыть воском? — Раздался из салона нежный голос молодой девушки.

— Да, конечно же, — я безотчетно напрягся.

— И покажите мне, пожалуйста, комнату ожидания, — водительская дверца открылась, выпуская хозяйку наружу. — Привет.

Последнее она буквально выдохнула. Я уронил щетку с тряпкой от неожиданности. Передо мной стояла Леона. Она была великолепна, даже в простеньких джинсах, в кофте домашней вязки, рубашке и в платке, небрежно накинутом на изящную шею. Распущенная грива каштановых кудрявых волос дополняли общее впечатление. Я видел, что даже хозяин вышел из своего кабинета.

— Позвольте проводить Вас в комнату ожидания, — я только и нашел, что сказать.

— Будьте добры, — она взяла меня под руку, и я проводил ее под обалдевшими взглядами парней.

Пока я работал, никто мне не мешал. Сказать, что мыслей было много, не сказать ничего. Я просто не знал, что и думать. Что она здесь делает? Почему именно сегодня мы должны были тут повстречаться? И захочет ли….? Стоп, стоп — об этом даже и думать страшно. Но давай трезво — кто ты и кто она. Ты ей не пара. Ну, а с чего ты вообще решил…. И все в таком духе.

Я закончил протирать ее машину и заглянул в комнату ожидания. Леона, сидя с ногами в кресле, рисовала в своем блокноте.

— Все готово.

— Спасибо Вам, — она подняла взгляд. — Иду.

Расплатившись с нашим хозяином, она подмигнула мне и уехала.

— Что это за телка, и почему именно тебя она позвала? — ребята меня обступили. — А она ничего себе такая?

— Девушка с универа, — я предполагал все эти вопросы, — с параллельного факультета.

— И почему самые классные выбирают таких ботанов? — последняя фраза принадлежала одному из самых неприятных парней. Я всегда старался держаться подальше от него, хотя лично мне он ничего не сделал. — Ну что, как она хоть в постели? Пробовал уже ее?

Он все еще продолжал сально ухмыляться, глядя на меня.

Что-то произошло, я так и не понял что именно. В глазах у меня потемнело, а все окружающие звуки перекрыл какой-то шум. Когда пелена этой непонятной тьмы спала, я понял, что меня три человека держат за руки, причем один из них — наш хозяин, а еще один из ребят держит меня поперек корпуса, я же безотчетно рычу, пытаясь вырваться из их захвата.

— Остыл? — хозяин даже с долей испуга глядел мне в глаза. — Не кинешься на него еще раз? Эй, — он ощутимо хлопнул меня по щеке, — ты меня слышишь?

— А что было-то? — я судорожно выдохнул.

Тут я увидел Марка, так звали этого болвана. Он сидел на полу, на коленях и зажимал сломанный нос. Его руки уже были полностью в крови.

— Ты одним рывком подлетел к нему, первым же боковым ударом сбил его с ног, а вторым ударом разбил ему нос, — хозяин был не на шутку обеспокоен. Ему не улыбалось объясняться с полицией, в случае разбирательства. — Видать, девочка тебе и впрямь очень дорога, верно? Только учись контролировать эмоции, в другой раз можно крепко нарваться на неприятности.

Он повернулся в сторону Марка.

— А ты, придурок, думай, прежде чем молоть языком. Как не научился до сих пор? Болтать, конечно, можно что угодно, но будь готов к тому, что с тебя и спросить могут, идиота ты кусок.

— Да я ж пошутил просто, — Марк захохотал через силу, — кто ж знал-то, что она действительно его окажется.

— Молчи, — хозяин опять меня схватил за руки, — опять отхватишь.

— Все нормально, — Марк отнял руку от носа, кровь так и не останавливалась. — Я не в обиде. Я даже его зауважал. Неожиданно было от Школяра отхватить, вот уж не думал, что этот ботан, оказывается, умеет драться.

Он подошел и протянул мне руку. Я неуверенно пожал ее.

— Так, шоу окончено. — Хозяин разгонял всех в стороны. — Никто ничего не видел. Ничего не было. Всем понятно? Шел по лестнице, споткнулся, упал, разбил нос.

Последнее он сказал, внушительно глядя в глаза Марку. Тот, молча, кивнул, понял мол.

Я ушел со смены в растрепанных чувствах. И почему-то мне в голову упорно лезла мысль, что Леона вообще не захочет меня видеть. Я сидел в библиотеке, невидящим взглядом уставившись в книгу. Строчки плыли перед глазами. А думать я мог только о Леоне.

Я влюбился? Очень похоже.

— Привет, — раздался над ухом мелодичный голос, — рада тебя видеть.

Я обернулся на голос, который именно выдохнул приветствие. Рядом со мной, со стопкой книг, стояла Леона, на лице у нее была смущенная улыбка, а на щеках яркий румянец. Волосы убраны в тугую косу. Какая же она красивая и обаятельная.

— Привет, — я выдохнул в ответ, — я тоже тебя рад видеть.

Она разложила книги на соседнем столе и села заниматься. Я не стал ей мешать и тоже постарался сосредоточиться на занятиях. С ее приходом это получилось лучше. Легкий, еле заметный и очень нежный аромат ее духов с жасмином слегка кружил мне голову.

Я искоса взглянул на девушку, которая рядом сидела. Нежный пушок на щеке, каштановая прядка красиво оттеняет правильной формы ухо. Стоп. Думай о занятиях.

— А кто там, что-то насчет кофе говорил? — Спросил я спустя два часа.

На удивление, я смог собраться и достаточно хорошо продвинулся в подготовке к практике. Тем более, в таком приятном обществе.

— Сейчас, доделаю этот блок, — она повернулась ко мне. — Я помню о предложении. Куда пойдем? Мне все равно, вечер у меня свободный.

— Я не ожидала тебя увидеть на мойке. Подрабатываешь там? — Леона непринужденно разрушила слегка натянутую атмосферу, которая сложилась пока мы вышли из библиотеки — я не знал, о чем говорить. Сейчас мы уже сидели в одной из студенческих кафешек на территории кампуса.

— Приходиться. Мне не может никто помочь, просто потому, что некому.

— Ну, работа как работа, стыдиться нечего. Ты же не украл эти деньги. Нормальная работа, — Леона ободряюще кивнула мне.

Принесли наш кофе и пирожные.

— Не общаешься с родными, или сложно расстались? — Леона продолжала разговор за двоих. — Ну это, в общем-то, я понимаю, немного знакомо.

— Ни то, ни другое, — я пожал плечами. — Просто никого нет.

— Совсем? — она прикрыла рот ладонью.

— Совсем, — я кивнул. — Я никого из родных не знал. Приютская школа, потом университет. Работа с первого курса. Сейчас вот, — я криво усмехнулся, — пытаюсь сложить пазл, как совместить практику с работой. Ведь практика же — фактически полноценная рабочая смена в аптеке. И, боюсь, мне не удастся сохранить мою подработку.

— Никого, никого не знал? — её лицо было очень грустным.

Я только отрицательно покачал головой.

— А почему фармацевтический выбрал? — чувствовалось, что девушка задавала вопросы не из вежливости, а искренне мной интересовалась.

— Сложилось так, — я замялся. — Ну, если быть до конца откровенным — специальность, обеспечивающая работу при любом раскладе. И были льготные места при поступлении. Но все равно кредит отдавать надо будет. Но, по крайней мере, работу найти проще.

Ладно, хватит обо мне. А то выглядит, что я сюда плакаться на свою жизнь пришел. Расскажи мне о себе.

— И вовсе не выглядит, что плачешься, — Леона обворожительно улыбнулась. — Мне интересно узнать что-то о тебе.

— Тебе говорили, что у тебя изумительная улыбка? Она тебе очень идет, — я сам не ожидал этого, вырвалось.

— Спасибо, — Леона немного смутилась и покраснела. — Не говорили. И что же тебя интересует?

— Ну, ты меня расспросила, а о себе ничего не рассказала. Что-нибудь.

— Мамы я не знала. Живу в доме отца. Только его практически не вижу, он все время пропадает в разъездах по делам своей фирмы.

Леона задумалась и какое-то время молчала. Я не торопил ее, рассеяно отрезая кусочек пирожного.

— Еще я думаю, что зря учусь на юридическом отделении. Не мое это, — она задумчиво помешала кофе в кружке. Я видел уже раньше такое выражение на ее лице на лекциях, одухотворенное и задумчивое.

— А что тебе по душе?

— Мне нравиться искусство, — она мило улыбнулась своей теплой улыбкой, склонив слегка голову на бок.

— Например, рисовать? — я улыбнулся. — Очень красиво, мне понравился рисунок.

— Правда? — она просияла. — Да, я закончила большие курсы рисования и дизайна. И сейчас постепенно продолжаю обучение. Но отец не хочет ничего об этом слышать. И работу мне уже подыскал у себя в конторе. Есть у меня правда несколько мыслей.

Не помню, сколько мы еще сидели в кафе, потом я предложил ей погулять по парку кампуса. Мы говорили обо всем, начиная от учебы и заканчивая кино и хобби. Я поражен был тем что, несмотря на то, что она явно не моего круга, с ней так легко было общаться. Она ничуть не походила на вычурных, манерных девушек «Золотого круга», которых я видел до сих пор, которые с презрением смотрели на всех, кто ниже их по социальному статусу. Кого они не считали даже за людей. Я с каждой секундой, проведенной вместе, все больше и больше увлекался ею. Наша беседа была вдруг прервана трелью звонка. Я немного ушел вперед, не хотел мешать разговору. Леона закончила говорить и убирала на ходу телефон в сумочку, я продолжал неторопливо идти чуть впереди.

Моей руки коснулась узкая, мягкая ладонь девушки. Я взял ее за руку и наши пальцы переплелись. Они переплелись очень интимно, мне было приятно ощущать ее ладонь в своей руке. Причем мы за руки взялись как-то естественно. Просто прикоснулись друг к другу и не отдернули их, не убрали.

— Отец позвонил, — она почему-то была расстроена, — он неожиданно приехал. Удивляется, почему я не дома.

— Так — еще начало вечера, — я удивленно показал на закат, — время совсем детское….

— Ну, для него я все еще маленькая девочка, — она серебристо рассмеялась. — Проводишь меня до машины?

Провожу ли я ее до машины? Да я ее на край света провожу, если она меня попросит об этом. Вот так, взявшись за руки, мы и шли до ее машины, медленно-медленно. Медленнее, чем следовало, подозреваю, что она выбрала самый длинный, кружной путь.

— Возьми номер, — она протянула мне листок из записной книжки. — Это мой сотовый номер. Только сегодня не надо звонить, пока отец тут. Домашнего номера не даю, отец не любит, когда мне домой звонят.

— Да это понятно, — я сразу убрал листок в бумажник, чтоб не потерять, — я бы очень хотел еще увидится. Если…?

Я осекся.

— Если? — Леона на меня вопросительно посмотрела. — Если что?

— Ну, — я замялся, — мало ли, у тебя… э-э-э, ну если ты не одна, мало ли….

Что-то я не то говорю….

— Я одна, парня у меня нет, если ты об этом, — она с улыбкой смотрела на меня.

— У такой эффектной, яркой девушки нет парня? — я был удивлен.

— Ну вот, представь, — она хохотнула. — А у тебя-то девушки нет?

Я отрицательно покачал головой.

— Мне, правда, надо ехать, — она явно не хотела уезжать, тон был немного расстроенный, — я буду скучать. Пока.

Она протянула мне руку, явно смущаясь, не зная как попрощаться. Я безотчетно ее взял и вдруг, неожиданно для себя, поцеловал. Поцеловал, как в Викторианскую эпоху.

— Если немного старомоден, извини.

Что на меня нашло? Чего я несу?

— В таком случае, может, я очень современна? — она подошла ближе и легонько чмокнула меня в щеку.

Затем тут же села в машину и уехала.

Как в тумане я дошел до своего корпуса в кампусе и поднялся к себе. Мне все еще ощущались ее губы на моей щеке, в том месте, куда она меня поцеловала. Это смешно, но мне до сих пор ощущался легкий жасминовый запах ее духов. Он кружил мне голову.

Я влюбился в эту девочку. Не побоюсь этого слова, именно девочку, совершенно нетипичную и непохожую на всех в ее окружении.

*****

Какой же он простой и живой парень. Обыкновенный. Не те, что были в школе и на курсе. Не тусовщик. Трудяга, которому надо выживать. Несмотря на то, что он вырос в приюте без родителей, работает, учится, получает специальность. А не ведет себя так, что ему все обязаны.

И такой красивый. Я за этот день влюбилась в него без памяти окончательно.

Да, он еще и порядочный, похоже. Ведь первое свидание, а он так себя сдержанно вел. Ведь послушать сокурсниц — так чего только на первом свидании не было. Вон, та же Джессика, на первом в жизни своем свидании умудрилась девственность потерять. Это еще на первом курсе было. Как она хвасталась. Сама же жалела потом. Ошиблась, видите ли.

А этот даже необычно себя ведет. Ведь я ему очень понравилась, это чувствуется. Но он позволил себе только поцеловать мою руку. Хотя, если бы он попытался поцеловать?… А я бы позволила?

Наверное, да. Он мне тоже очень понравился.

В таких растрепанных чувствах я подъехала к дому. У дверей меня встречала Эйлис.

— Ты в порядке, девочка моя? — она внимательно посмотрела мне в лицо. — Все хорошо? Ты где была?

— В библиотеке, — я показала ей стопку конспектов. — Практика начинается. Мне уже дали задание.

— Точно? Нигде больше?

— Нигде.

— Угу, угу, м-да, — она немного прижала меня к себе и прошептала в ухо, — тогда немного соберись с мыслями. Не витай в облаках и не думай о прошедшем свидании. Отец тебя ждет.

Откуда она знает, что я была на свидании?

Я пошла сразу в кабинет к отцу. Ничего не меняется: он только что приехал, но продолжает работать. На меня он едва глянул.

— Привет, — только и сказал он, продолжая стучать по клавишам ноутбука, махнув рукой в сторону, — я там привез тебе подарок.

Я посмотрела на пакетик, в котором лежала коробочка. А в ней золотой браслет с бриллиантом.

— Красиво, — Я была удивлена. — В честь чего?

— От компаньонов европейских. Как успехи? — взгляд все еще в экране.

— Да нормально, — я села в кресло у стола. — Я думала, это от тебя подарок.

— Я тебе банковский счет пополнил. На два года спокойной жизни тебе хватит. Транш получила?

— Не проверяла еще.

— Компаньон с сыном приедет завтра на один день. Послезавтра я с ними улетаю в Австрию. На год где-то. В Вене буду открывать наше представительство. Как я люблю сам быть там, где старт-ап. Запомни, если хочешь что-то сделать качественно — делай сама. Хочешь провалить — поручи кому-либо. Если в Вене все срастется, то у нас будут большие перспективы. Вложим средства в еще один проект. В Восточной Европе скоро ох как интересно будет.

— А подарок от компаньонов, это больше от сына?

— Верно, — отец, наконец, оторвался от ноутбука. — Он тебе понравится.

— Не знаю.

— Ну зато я знаю, понравится. Так как твои успехи в учебе?

— Сказала же, нормально. Через день выхожу на практику в нашу фирму. Не докладывали тебе? В юридический отдел, помощником. Готовлюсь вот к ней. Международную юридическую практику штудирую.

Отец встал из кресла, обошел стол и взял мой блокнот из сумки. Он полистал мои наброски.

— Не надоело еще? — он продолжал листать рисунки и потряс блокнотом.

— Нет. Получаю удовольствие и еще дополнительное образование.

— Кто это?

— Где? — я сделала вид, что не поняла его и посмотрела по сторонам. — Никого же нет.

— Вот здесь, — он протянул мне портрет Мориса. — Он кто?

— Парень с фармацевтического факультета, — я пожала плечами. — Там есть преподаватели и студенты с курса. Почему ты про него спросил?

— Нет, просто, — он вернул мне блокнот. — Рисуй. Получается неплохо.

А вот это уже необычно.

— Ужинать будем? — я встала. — Сказать Эйлис?

— Я не голоден, — он повернулся опять к ноутбуку, — если хочешь, ужинай без меня. Я буду работать.

Я уже дошла до двери его кабинета, как вдруг отец сказал:

— Все другие портреты ты либо только набросала эскиз, либо сделала в виде шаржа. Особенно одного преподавателя. А этого парня ты прорисовала очень детально и с большой любовью. Поэтому я и спросил.

Я даже растерялась.

— Все, иди, я тебя не задерживаю.

Чуть позже ко мне зашла Эйлис. Она только утешила меня тем, что все мысли отца были о предстоящем визите европейцев и о том, что отец послезавтра действительно уезжает на год в Европу.

*****

Мне казалось, что это был сон. Накануне. Я, впервые в жизни, чуть не проспал. А ведь сегодня начинается практика. Я выскочил, не позавтракав, зато прибежал в аптеку вовремя. Посмотрев свой график, достаточно плотный, понял, что от подработки придется отказаться. Жаль, конечно же. Но небольшим утешением стало то, что по приказу Ассоциации фармацевтов, мне, как практиканту, заступающему на длительный срок практики, полагается от Ассоциации небольшая стипендия в размере пятисот долларов в месяц. Хоть что-то. Плюс моя стипендия от университета. Прожить можно, но пояс немного придется затянуть.

В обед, который мне полагался, я сбегал на свою мойку. Переговорил с хозяином, сообщил, что придется мне уволиться и поблагодарил его за все. Тот пожелал мне удачи, сразу выдал расчет и сказал, что если что пойдет не так, я всегда смогу вернуться к нему. Обед мой заканчивался, и я возвращался в аптеку. Напротив моей аптеки находился ресторан. Поэтому, когда я подходил к месту практики, Леону я увидел сразу. Сегодня она была еще красивее, чем вчера. Простое бирюзовое платье, подчеркивающее идеальную фигуру, волосы убраны в тугой кудрявый хвост. Минимум косметики. Но, что удивительно, холодно-вежливое выражение лица. Она вышла из машины представительского класса, и, в сопровождении двух не очень молодых мужчин и одного толстого парня моего возраста, прошла в этот ресторан.

Жгучий огонек ревности зажегся у меня в груди. Остаток дня я всеми силами гнал прочь все мысли о ней. В конце концов, кто я и кто она. Она не давала никаких обещаний. Я ей не пара, что я могу ей дать? Ни-че-го. Она девушка не твоего круга. И все в таком духе.

На следующий день я с головой постарался уйти в работу. Еще не хватало, допустить ошибку при сборке заказов больницы по требованию-накладной. День проходил достаточно напряженно. Но вот, конец смены и мне куратор дает теоретическое задание на выходные. Впереди два выходных. При грамотной организации, можно попробовать выбраться на природу.

Я набрал в библиотеке нужную мне для выполнения задания литературу. Зашел в магазин за продуктами, приготовить себе небольшой ужин на общей кухоньке на этаже и побрел к себе. В бумажнике я увидел номер Леоны.

Не буду звонить, во-первых — отец ее приехал, еще помешаю. Во-вторых — по причине, которую я уже понял. Я — не ее круга.

Сделав себе немудреный ужин, я вернулся в комнату. Через полчаса, когда я все уже убрал, вымыл посуду и разложил книги, в дверь раздался стук. Я открыл ее и оторопел от неожиданности. В двери с робкой улыбкой стояла Леона.

— На улице дождь пошел, — смущенно начала она, — а я набрала много всего читать и по практике, и по искусству. А машину далеко поставила. Пустишь? А еще я купила вкусняшек в магазине, чтоб чайку попить.

— Э-э-э, — смешался я, — проходи. Только неубрано у меня. Как нашла?

— Сказала дежурному, что ты забыл конспект в библиотеке, а я нашла и принесла его тебе. Меня пустили и сказали, где искать таинственного парня с фармацевтического отделения. Где пристроиться можно? Стол у тебя один?

— Хочешь — можешь сесть за него. Я могу на своей кровати сесть. Хочешь, вон вторая кровать, сосед живет у своей девочки.

Я не верил своим глазам и самому факту. Лучшая девушка на свете сидит в моей комнате. Она выбрала мою кровать и расположилась на ней.

— А у тебя было классное платье. Оно так идет твоей фигуре, — сказал я спустя какое-то время. После того, как я безуспешно попытался сосредоточиться на занятиях. — Очень красивое.

— Спасибо. А где это ты меня в нем видел? — Леона удивленно посмотрела на меня.

— Вчера в городе, возле ресторана. Бежал с обеда на практику.

— А, ясно, — Леона посмотрела задумчиво на меня. — Я обедала там.

— А один из мужчин, что постарше, твой отец? — я посмотрел на нее в ответ.

— Нет, — она улыбнулась, — как раз тот, что моложе. А тот, на которого ты подумал — это компаньон отца. А парень — его сын.

Она невесело усмехнулась.

— Совершенно преотвратнейшие типы, — Леона неожиданно захлопнула с треском книгу. — Я видела их впервые в жизни, а они уже смотрели на меня, как на свою собственность.

— Даже так? — я поднял глаза от учебника. — С чего вдруг?

— Отец хочет ввести в совет директоров той фирмы своего человека. Им должна стать я, — её лицо стало ледяным. — Вот только я не хочу этого.

Она махнула рукой. Я ничего не сказал ей на это, а что я мог сказать?

Какое-то время в комнате стояла тишина. Я сосредоточился на материале, сзади меня Леона листала свои книги. Я повернулся — какая же она милая! Облокотившись на мою подушку, она листала книгу по живописи, теребя при этом прядку волос.

Я повернулся обратно. В окно барабанил дождь. На долгое время в комнате установилась тишина.

— Чайку попьем? — закончив задание, я закрыл конспект, учебники и повернулся к Леоне. — Что ты говорила про вкусняшки?

И замолчал. Она спала, положив под щеку руку, спала неудобно, прямо на книге. Дыхание ее было ровным и спокойным, грудь мерно вздымалась. Так спит человек, который расслаблен и чувствует себя в безопасности. Во сне она даже чему-то улыбалась. Я тихо встал и подошел к ней. В комнате было довольно тепло, в своей кофте она скоро сварится. Я аккуратно снял ее с девушки, сложил и положил рядом с сумочкой. Также аккуратно, стараясь не разбудить гостью, я положил ее в нормальное положение, укрыл легким пледом с соседней кровати, укутав нежно, как ребенка.

Во сне она была еще красивее. Какие же у нее тонко очерченные губы. А щеки — ровные гладкие. Бархатная нежная кожа. Ресницы длинные, густые, как махровая гвоздика. И я был не прав, не минимум косметики — ее практически нет. Такая замечательная, естественная красота.

Меня бросило в жар. Нет, все, бегом отсюда. Реакция организма, конечно, совершенно нормальная, но как-то неудобно перед ней. Слава Богу, она спит.

Стоп, стоп, стоп.

Душ. Холодные струи приводят меня в чувство. Потом чай.

И быстро спать.

*****

Я понимала, чем это мне может грозить, и во что это все может вылиться. Я про свой приход к нему. В комнату к молодому, красивому парню, который мне небезразличен и которому явно небезразлична я. И, тем не менее, с полным осознанием этого я пошла туда. Во мне просто проснулась бунтарка, которая была под катализатором чувств, испытываемых к нему.

А пусковым триггером стал обед, где мне довелось побывать накануне.

Липкие, сальные, раздевающие взгляды со стороны сынка богатенького папы. Не менее сальные взгляды со стороны самого богатенького папы. Я только не поняла, кого мне из них стоит бояться больше. Отца или сына. Это я уже о компаньонах отца. Причем мой отец это все видел, но сделал вид, что ничего не замечает. На обеде шел разговор о делах, про которые я толком ничего не знала, но не в этом суть. Как громом стал вдруг разговор о предстоящей через год помолвке. А через месяц после нее — свадьбе. Причем он строился так, как будто они обо всем уже договорились. А меня сейчас только ставят перед фактом. Причем я ему совсем не интересна ни как человек, ни чем я занимаюсь. Интересно только одно, то, что я прочла в его взгляде. А ничего хорошего я не увидела, как будто он уже уложил меня в постель.

Я не помню, как досидела до конца. А потом долго стояла в душе, смывая с себя всю скопившуюся эту липкую сальную мерзость и гадость от их взглядов. Окончательно добил меня отец вечером.

— Как он тебе? — как обычно, на меня он не смотрит, весь в работе.

— Отец или сын? — я спросила это ледяным голосом. — Оба хреново. Один краше другого.

— Спятила? С замужеством входишь в совет директоров. С рождением ребенка — становишься совладелицей. Твои внуки будут обеспечены. Что тебе еще надо?

— А если он мне противен, а всю жизнь у меня к нему будет отвращение?

— А почему он тебе должен быть противен? С его кошельком и банковским счетом, я думаю, у тебя никакого отвращения нет, не будет и быть не может.

— Я вот что-то не пойму, ты меня что — продал что ли? — льду в голосе могла позавидовать Снежная королева.

— Мы все продаемся. На работе, в браке, везде и всегда. Понимай, как хочешь, — он, наконец, соизволил на меня посмотреть, — я забочусь только о твоем благе, чтоб я ни делал. Потом благодарить будешь.

Я поняла, что говорить что-либо бессмысленно. Утром следующего дня он уехал.

Эйлис всегда меня понимала без слов. Но что она могла тут поделать? Как наша домоправительница, она знала точно, что отец уехал в Европу на год. О чем она мне и шепнула. А еще посоветовала не нервничать, год — это очень большой срок. Но я не хотела сидеть, сложа руки. Ведь у меня тоже есть свои мысли и желания. Почему я не могу жить так, как считаю нужным? Хватит за меня все решать, ведь даже специальность он за меня выбрал. Это я про отца своего. А теперь и мужа мне сосватал. Нет уж.

Кто-то начнет в меня кидать тапками. А как же любовь к отцу? Любовь? Да, я его любила когда-то. Но теперь? Когда он мне был нужен — его рядом не было никогда. Рядом со мной всегда была Эйлис. Отец был, но где-то. Когда я хотела ему позвонить поболтать — он сбрасывал звонок или рычал в трубку, что занят.

Практически никогда не перезванивал. Или перезванивал, не сразу: «Все, решилось? Ну и ладно».

Как такового предварительного задания по практике у меня не было. Ведь практика моя должна проходить в головном офисе фирмы отца. Помощник главного юриста. Да и кто даст какое-то предварительное задание дочери учредителя. Мне уже сказали — приходите, а все остальное по ситуации. Но предлог же мне нужен был…. Эйлис я сказала, что останусь ночевать в городе, в своей квартире, буду готовиться к практике. Это была раньше мамина квартира (опять же, мне это по секрету сказала Эйлис. Жаль только, там не было маминых фотографий).

Когда Эйлис услышала это, она только вздохнула, сказав: «Ох, девочка моя, не натвори глупостей, о которых пожалеешь потом».

Я ожидала, что Морису мое появление будет как снег на голову. Удобно устроившись на его кровати, я поглядывала на него. Мне просто доставляло эстетическое удовольствие смотреть на этого парня. То, как он обаятельно хмурит брови, когда изучает свои конспекты и учебники по фармакологии, то, как он потирает подбородок или в рассеянности покусывает нижнюю губу.

Его губы — это отдельная история, немного пухлые, красивые, мне так хотелось их поцеловать. Просто голова кругом шла.

Снаружи кампуса барабанил дождь. Мне было спокойно и комфортно.

Проснулась я резко, как от щелчка. Над головой чужой потолок. Я глянула на часы — четыре двадцать утра. Хозяин комнаты спит на соседней кровати, одетый, кстати. Я укрыта пледом, под головой подушка, на мне нет кофты, она аккуратно сложена и рядом лежит, куртку я оставила у входа. Это я помнила. Я, машинально, откинула плед, внезапно испугавшись. Но нет, я так и была в джинсах и носочках. Конечно, спать одетой — не есть хорошо. Я запомнила, где женская душевая, пока шла к нему в комнату. Возьму немного мыла у него и полотенце, а зубная щетка и паста у меня всегда с собой. В свою квартиру потом заскочу — переоденусь.

После душа я почувствовала себя свежее и даже как будто выспалась. Я шла по коридору кампуса и улыбалась — ну надо же: вломилась к малознакомому парню, заснула самым наглым образом, да еще и на хозяйской кровати. Обалдеть можно — и это я, мисс Рассудок и Холодная голова? Но удивительно, он так расположил меня к себе. И с ним я чувствую себя спокойно и комфортно. Очень необычный молодой человек, любой, на его месте попытался бы…

Я так ему доверяю? Видимо, да.

Я его так люблю? ДА, ДА, ДА!!!

Он спал на второй кровати в комнате. Какой же он красивый во сне. Понимая, что не засну больше, я взяла чистый лист бумаги и простой карандаш. Когда модель спит и даже не ворочается — рисовать гораздо проще.

В полседьмого утра я вышла из кампуса. Если кто видел меня со стороны — неизвестно, что мог подумать. Идет девушка и улыбается. Дорожки парка мокрые, листва деревьев в капельках влаги после ночного дождя, которые блестят в рассветных лучах солнца. Птичье многоголосье разносится по парку. Свежий влажный воздух немного кружил мне голову. Я провела пальцем по своим губам, мне казалось, что на них еще ощущается тепло его губ.

Уходя, я не выдержала — поцеловала его в губы, пока он спал.

*****

Проснулся я около восьми утра. Под утро мне снились очень приятные вещи. Леона подходит ко мне и нежно-нежно целует. Моей первой мыслью — быстро встать, умыться и приготовить нам завтрак. Когда я повернулся и посмотрел на свою кровать, сон слетел, как сбитый щелчком. Кровать была пуста, Леоны не было. Я встал.

На столе лежал лист бумаги, на нем была записка аккуратным девичьим почерком. На спинке стула висело мое полотенце. Я взял его в руки. Оно было влажное, а еще от него исходил еле ощутимый нежный аромат, ее запах.

«Прости за исчезновение — не хотела тебя будить, ты так сладко спал. Все вышло очень неудобно. Прости меня. Если ты сегодня не занят, позвони мне, во сколько бы ты не проснулся. Я вряд ли засну уже. Буду очень ждать. Хочу тебя увидеть. Леона

PS Немного порылась в твоих запасах, очень хотелось утром чаю».

Я перевернул лист по стрелке. На обороте был мой портрет. Она изобразила меня спящего. Не теряя времени, я набрал Леону.

— Привет. Это я.

— Ты, — она буквально выдохнула в трубку, — привет.

— Мне очень портрет понравился. Спасибо.

— Я рада, — сказала Леона смущенным голосом.

— А ты….? — начала она нерешительно.

— Свободен. А…? — я хотел было спросить.

— Я согласна, — она не раздумывала.

— Э-э, но ведь…. — я обалдел от этого.

— Я знаю, что ты не предложишь ничего плохого, — она была настроена крайне решительно.

— Для кемпинга у тебя что-нибудь есть?

— Нет. Но я решу вопрос. Что надо брать? — я слышал, она приготовилась записывать.

— Одежду — штаны, куртку, футболку. Обувь — легкую, кроссовки подойдут. Фонарь. Кружку и тарелку с ложкой. Мыло, полотенце, ну ты понимаешь. Остальное я найду. Через два часа встретимся у кампуса. Рюкзак я тебе подберу.

— Конечно же, подъеду. Жди, скоро буду.

Рюкзак для Леоны я взял свой, с которым на занятия ходил, городская версия 35 литров объем, ей хватит. Основное снаряжение у меня было. Спальный мешок и коврик для сна моей неожиданной напарнице я взял у одного из ребят, с кем ходил в лес. Повезло, что он у себя оказался, а не уехал. Горное снаряжение также было мое.

Когда я пару лет назад впервые выбрался в лес с ребятами и девушками из турклуба, я сразу же «заболел» этой страстью. Туристическое снаряжение стало, пока что, моей единственной серьезной тратой за все время учебы. Но было у меня практически все. Я с ними пока на серьезные горные походы не выходил. Но в коротких, дней на пять-семь, пешеходных маршрутах на каникулах бывал. И допуск к горным походам получил. Это был замечательный отдых и смена обстановки.

Не помню, чтобы раньше собирался так быстро.

— Куда мы едем? — спросила Леона, когда я забросил к ней в багажник рюкзаки, а сам плюхнулся рядом с ней на сидение.

Я показал ей карту и ткнул пальцем в нужное место: «Бывала там раньше?». Она минуту изучала район, потом мы поехали.

— Не бывала. Но доедем. Не проблема.

Я обратил внимание на ее фигурку в новенькой одежде для треккинга.

— Как тебе все идет. Супер, просто. Так подчеркивает фигуру, — я с восхищением посмотрел на нее, когда мы уже ехали.

— Спасибо, — она покраснела. — Неудобно вчера получилось.

— Что именно?

— Пришла без приглашения. Спихнула с кровати, да еще и заснула самым наглым образом.

Она покраснела еще сильнее.

— Да ладно тебе, — я рассмеялся, — мне было очень приятно тебя увидеть. Хоть и неожиданно немного. А еще — ты была такая милая, когда заснула, налюбоваться не мог на тебя спящую. Тяжелый день был накануне?

Леона совсем смутилась, цвет ее лица стал ярко алым и кивнула.

— Ты всегда такая застенчивая, когда тебе делают комплименты?

— Не знаю, — она почти прошептала. — Мне их раньше не делали.

— Серьезно? — я чуть не поперхнулся водой из бутылки. — Неужели? Совсем?

— Угу, — она кивнула, — в этом у меня опыта нет, в смысле в отношениях. Из сокурсников мне не нравился никто. Они, — она горестно усмехнулась, — очень похожи на этого сыночка богатого папы. Я про отцовских компаньонов. Наглые, самоуверенные, считают себя, все как один, альфа-самцами. От девушек им нужно только одно. Я насмотрелась на слезы. Взять хотя бы одну мою подругу. Сначала хвасталась, потом плакала, после первого же свидания. Потом себя уверяла, что все хорошо у них. А потом, когда он ее бросил, поняла, что ему нужно было только одно.

— Думаю, догадываюсь, что там могло случиться.

— Вот именно. Нет, не насилие, но…. — Леона улыбнулась невесело. — А он бахвалился этим перед другими. А ее бросил через неделю всего.

— Вот сволочь, — Только и сказал я, сжав зубы. — А в школе?

— Что в школе? — она быстро глянула на меня.

— Неужели не нравился никто из ребят? — я хитро прищурился.

— Я как-то не думала в школе об этих вещах, — Леона задумчиво смотрела на дорогу. — А если и лезли ко мне, я их просто отшивала.

— Лицом Снежной королевы? — Я рассмеялся.

— Да, именно так, — Леона показала как.

— Сурово и эффектно, — я ей улыбнулся.

— Ну а ты? — она на меня покосилась хитро, ну просто, как лисица. — Ловелас и сердцеед?

— Я? — я искренне удивился. — С чего ты взяла?

— Я просто спросила, много ли у тебя было девушек? — она спросила равнодушнее, чем надо бы.

— А много — это сколько?

Леона промолчала и не ответила.

— Ты знаешь, — задумчиво продолжил я, — не важно, что было. Важно то, что сейчас. Есть такое замечательное выражение: «Тебе позвонило прошлое. Повесь трубку, иди и поцелуй настоящее». Не знаю, кто сказал, но суть отражает здорово.

— И что же в настоящем и будущем? — она все еще спрашивала очень равнодушно.

— Ты можешь сказать, что будет завтра? Послезавтра? Вот и я не могу. А пока, — я погладил ее по нежной руке, — я еду на природу. В компании одной молодой, очаровательной, вернее сногсшибательно красивой, девушки. И я не верю своему счастью до сих пор. Боюсь, что проснусь — а все это сон.

Леона на это только заливисто рассмеялась. Боже, я схожу с ума, от ее улыбки!

К полудню мы добрались до кемпинговой зоны. Нам невероятно повезло, выходной день — а народу практически не было. На дистанции и на скалах будет свободно. Я зарегистрировал нас у дежурного спасателя, предъявил аварийный набор выживания, укладку неотложной помощи, свое удостоверение туриста. Дежурный посмотрел на Леону, хлопнул меня по плечу и многозначительно сказал:

— Удачи!

Еще через полтора часа, с короткими привалами, мы добрались до вершины скальной гряды. Во время перехода я смотрел на девушку и улыбался своим мыслям. Она мне напомнила меня самого, когда я с полевой группой впервые отправился на маршрут.

— Смотри, какие камни! А там склон, а здесь такой изгиб реки внизу, и какая зелень над этим всем. Боже ты мой!! Ты глянь, ты глянь!!! — она, чуть ли не прыгала со склона вниз и фотографировала на свой фотоаппарат все вокруг. Ей было тяжело с непривычки, лицо раскраснелось от физической нагрузки и свежего воздуха, но держалась она молодцом.

Я, пару раз, даже хватал ее и прижимал к себе — боялся, чего доброго еще свалиться вниз. Она не сразу от меня отрывалась. Я вдыхал ее нежный аромат. Мне кажется, я не забуду его никогда.

Перед тем, как мы вышли на конечную точку маршрута, я придержал ее.

— Закрой, пожалуйста, глаза, — я обнял ее за плечи.

— Зачем? — она удивленно на меня посмотрела.

— Я сюрприз хочу тебе сделать, — тут уж смутился я.

— Ладно, — она послушно зажмурилась.

Я взял свой платок и аккуратно завязал ей глаза.

— Возьми меня за руку, — я ласково взял ее ладонь, она сразу же переплела свои пальцы с моими, — мы уже рядом.

То, как она мне доверяла, потрясло меня до глубины души. Что же во мне такого располагающего? Но она доверяла мне безоговорочно. От ощущения ее ладони в моей руке и то, как она интимно переплела свои пальцы с моими, от ощущения безграничного счастья, щемило в груди. Мне хотелось и смеяться, и плакать от счастья.

Я влюбился окончательно и бесповоротно в эту девушку.

Мы вышли на большую скальную площадку, я сбросил свой неподъемный рюкзак и снял с Леоны ее небольшой рюкзак. Потом аккуратно подвел ее поближе к краю скалы и снял с ее глаз повязку. Я знал, что открывающаяся картина произведет на нее впечатление.

Перед нами был резкий обрыв, на краю которого росли вековые ели, а между ними открывался вид на водопад высотой сто пятьдесят метров. Основной поток и много маленьких по уступам с ревом обрушивались вниз. Несколько минут она, раскрыв рот, стояла молча. Я с улыбкой смотрел на нее, потом нежно обнял ее за плечи.

— Не бывала здесь раньше?

— Неа, — она растерянно покачала головой, будучи под впечатлением от увиденной картины.

— Рад, что именно я тебе первым эту красоту показал.

— Спасибо, — она еще раз повернулась к водопаду. — Я хочу это зарисовать.

— Пожалуйста, рисуй на здоровье. Я пока поставлю лагерь. К краю только не подходи, пока я страховочную базу не сделаю.

Я сделал шаг к вещам, но Леона взяла меня за запястье.

— Подожди, — тихо сказала она мне.

Я повернулся, наши лица оказались очень и очень близко. Настолько близко, что я видел небольшую родинку на ее щеке, а вторую на подбородке, и маленькие, почти незаметные, веснушки на ее очаровательном носике, я чувствовал тепло ее дыхания на своих губах. Чистый и нежный ее аромат кружил мне голову. А еще я поймал себя на том, что не свожу глаз с ее красивых губ.

Я не помню, как они встретились. Ее губы и мои.

Когда я их коснулся, они оказались такими нежными, у меня все ухнуло вниз, будто я провалился в воздушную яму. На какой-то миг, все вокруг перестало существовать. Мне только и хотелось целоваться с этой восхитительной девушкой. Я одной рукой ее обнимал, а второй гладил по щеке, продолжая целовать ее губы, пробуя их на вкус. Мне казалось, что прерви я, даже на секунду, эту связь наших губ — весь мир разобьется, провалится, исчезнет.

— Леона, — только и прошептал я.

— Что? — выдохнула она.

— Я тебя люблю, — мне показалось, что это прозвучало так банально, когда я прошептал эти три слова.

Но она посмотрела на меня счастливым взглядом.

— Со мной такое впервые, — продолжил я, — я просто на седьмом небе.

Я не кривил душой, такие чувства и эмоции у меня действительно впервые. Все, что было до этого у меня, казалось мне постыдным и грязным, не знаю почему. То, как мы поцеловались, было чисто, невинно и нежно.

— Я влюбился в тебя сразу. Я помню, как впервые тебя увидел в аудитории, а потом поймал себя на мысли, что только о тебе и думаю. У меня такого никогда не было. Я тебя люблю, — я уткнулся носом ей в плечо, — я очень тебя люблю.

Она всхлипнула.

— Ты чего? — я отстранился.

— Я счастлива, — глаза ее были слегка влажными, — я просто очень счастлива. Я тоже заметила тебя сразу. И я…я тоже полюбила тебя.

Она припала к моим губам. Этот ее поцелуй был требовательным, словно она меня изучала, пытаясь запомнить каждую неровность и вкус уже моих губ.

Снова на долгий момент вокруг ничего не существовало, в целой вселенной были только мы.

Спустя час, прерываясь на поцелуи и нежные объятия, я все-таки смог поставить лагерь, взять горное снаряжение и предложил Леоне прогуляться.

Но на секунду я остановился и прикрыл свои глаза.

— Что случилось? — она обняла меня за талию.