Бесплатный фрагмент - На пути Войны. Книга вторая

Однажды безумная и неудержимая жажда власти ослепит глупца,

И из пламени братоубийства и предательства появится искра, оживит она образ грозного всадника.

В гневе всадник помчится пылающей звездой и всех яростно, кто встанет перед ним, он умертвит своей рукой.

В его сердце струится пылающая кровь и горит она, и спалит дотла все, если не укротит его ярость белая богиня, что сияет как луна.

Номеномус Шедохана.

Пророчество Эревы. Стих 24.

Глава 1. На расстоянии вытянутой руки

Есть такое знаменитое выражение, которое звучит так «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее» и, на мой взгляд, тот, кто это сказал либо не сталкивался ни с чем серьезным в своей жизни либо попросту не знал, о чем говорит. Я думаю, что то, что нас не убивает, делает нас слабее и уродливыми внутри, калечит нас, делая уязвимей ко всему остальному. Мы становимся несчастней, чем были до этого, а возможно это я ошибаюсь, не знаю. Быть может, это со мной что-то не так и вместо того, чтобы стать сильнее после всего, что со мной произошло, я стал только озлобленней на всех и вся… не знаю…

— Дарий?

— Ааа… прости, задумался, — очнувшись словно ото сна, слегка растерянно откликнулся я, после того как минут пять лежа смотрел на звезды.

— О чем?

— Да так, вспомнил кое-что, да и мысли разные накатили, — ответил ей я, а после чего убрал прядку волос, что упала ей на лицо из-за легкого теплого ветра.

И стоило мне на несколько секунд отвлечься от ее красивых глаз на прядь, а затем вернуться к ним обратно, как я околдовался… вновь. Из-за того, как она смотрела на меня… то есть с какой лаской и… и любовью!? Ее взгляд приятно пронзал меня насквозь необъяснимыми мурашками, что разбегались по моему телу словно прилив легких и нежных волн, а в груди появлялось странное чувство что… что… не знаю как описать это. Словно невидимая рука пытается удержать сердце, что вот-вот вырвется из груди от невыносимости больше быть там в одиночестве. И я замер, не в силах оторваться от ее чудесного взора. Да чего там, я дышал-то через раз, боясь, что спугну происходящую магию, волшебство, называйте, как хотите, но происходящее было ничем иным как прикосновением высшего, чего-то великого и могущественного, чего-то, что я не мог понять до конца или увидеть, но я знал и знаю, что это была она… любовь. Да, это без сомнений была она, это было ее прикосновение.

— Расскажешь или как? — мило улыбнувшись, спросила она, оперевшись подбородком на свои руки.

— Я люблю тебя, Кайя! — сказал я ей, не сводя с нее глаз.

— А я люблю тебя, мой милый Дарий, — ответила она мне, расплывшись в еще большей улыбке, а после поцеловала меня. — Если ты так пытался улизнуть от моего вопроса, то у тебя получилось, ибо я не помню, что спрашивала у тебя до всего ЭТОГО.

— Ты спросила меня, о чем я думаю и я ответил тебе…

— Ну, знаешь ли… это слишком мило… — сказала она, чуть отвернувшись от меня, незаметно стирая слезинку, что проскользила по ее лицу.

«ЖЕНЩИНЫ!», — тяжело вздохнув, подумал я, а затем сказал ей: — Ну, так это правда.

— Мхахх, — произнесла она странный, но с тем же и забавный звук, как если бы она хотела засмеяться, но при этом плача, — я сейчас разрыдаюсь…

— Ну прости, не думал, что мои слова настолько ужасны, пожалуй я больше никогда их не произнесу… — довольно театрально произнес я голосом, полным трагичности.

— Нееет, глупый, я… я хотела сказать, что все что ты сказал было очень мило, и это растрогало меня до глубины моего черного сердца.

— Как бы все, что я сказал, не выглядело глупо или же наоборот серьезно, я просто сказал то, что чувствую к тебе… А, и перед тем как ты задала мне свой вопрос, я думал о времени.

— О времени? — с удивлением переспросила она.

— Да о нем, ну то есть… вот, к примеру, посмотри на звезды, Кайя, их свет мы видим сейчас, хотя в действительности они уже может и погасли давным-давно, а мы видим их далекий свет только сейчас. Я хочу сказать, что мы смотрим на прошлое в настоящем или… я не знаю как это выразить… я… я запутался, — сказал я, чувствуя себя дураком.

— Это очень необычный, но с тем же интересный пример, Дарий, я приятно удивлена ходом твоих мыслей, — тут же ответила Кайя мне, нежно проведя ладонью по моему лицу. — Я считаю, что слово время, как и его понятие слишком поверхностное для всего этого. Но в целом ты прав, мы действительно наблюдаем прошлое в настоящем и это очень необычно, твои слова верны, но и с тем же бессмысленны, потому как для нас с тобой их далекий свет это настоящее, а для звезд далекое, далекое прошлое, разбавленное годами домыслов и несбывшихся надежд. И со временем ты начнешь воспринимать их далекий свет иначе, потому что осознаешь, что одна вещь остается всегда неизменной, не взирая ни на что — прошлое это прошлое, мой милый Дарий. А вообще я считаю такие мысли очень интересными, но и с тем же опасными…

— Опасными? Ты это серьезно?

— О да, мой милый Дарий, размышляя над будущим или прошлым, мы забываем простую истину, что мы существуем здесь и сейчас, и от наших помыслов ничего не изменится, мы лишь мучаем сами себя и только. Так что не заостряй свое внимание на времени, а лучше сфокусируйся на настоящем, на том, что я тут рядом с тобой, на том, что происходит или не происходит прямо здесь и сейчас, — сказала Кайя очень томным голосом, пошагивая пальцами руки, по моему животу, спускаясь все ниже и ниже.

— Знаешь, мне сегодня приснился очень странный сон! — сказал я Кайе, чтобы отвлечь ее от того к чему все явно шло, ибо это был бы уже третий раз за сегодня когда я… ну в общем у меня и после второго-то раза довольно побаливал ааа… орган, а разговоры про сны всегда отвлекали ее от происходящего. Наверно это было связано с тем, что она не могла видеть сны, потому что не спит и вовсе, так что для нее это было, скорее всего, как прикосновение к чему-то неизвестному, недосягаемому, к чему-то такому, на что она при всей своей мощи была не способна.

— Странный? — тут же остановив свой пальчиковый марш, спросила она, замерев.

— Да, именно странный, пожалуй, один из самых странных, что я видел за свою жизнь, — ответил ей я и замолчал, ожидая ее дальнейшей реакции.

— Ну же, рассказывай, чего замолчал?! — тут же взорвалась она, смотря на меня горящим взглядом.

— Я не знаю, как начать он очень, просто очень странный и я боюсь, что он покажется тебе глупым, — неловко ощущая себя от мысли, что мне придется озвучить свой сон, метался я.

— Так, Акимов!

— Вот оно как! Фамильничаем значит? Так и знал, что зря я тебе рассказал… а знаешь что Адамовна…

— О нееет, нет, не говори так больше! Звучит просто ужасно, — сказала Кайя, засмеявшись возмущающимся и диким смехом.

— Так ты мне выбора не оставила. Ты загнала меня в угол, — ответил я ей, тоже смеясь. — А что, по моему скромному мнению «Всадник Кайя Адамовна» не так уж и плохо звучит…

— Скажешь так еще раз, смертный, и я…

— Кайя Адамовна… — быстро произнес я шепотом, смотря на нее чуть прищурившись.

— Ну все, ты напросился! — сказала она впившись в мои губы, попутно взобравшись на меня сверху.

Ну и, в общем, после очень продолжительного моего «наказания» я оказался просто напрочь обессиленным, жадно хватая воздух ртом, но при этом всем чертовски довольным и расслабленным.

— Слушай, а почему вас назвали Всадниками, у вас и лошадей то нет, — и как только я спросил, она тут же засмеялась.

— А с чего это ты решил спросить меня об этом сейчас, случайно не из-за позиции наездницы, в которой я была?

— Именно! — без колебаний подтвердил я ее догадку.

— Никто не перемещается быстрее нас, никто. К примеру, Демонам, как и Ангелам, требуются порталы, которые они могут открыть только в более-менее спокойной обстановке. Им требуется большая концентрация внимания на портале, именно поэтому они не способны открывать свои порталы во время боя. Ну а мы можем мерцать в любой момент, но опять же мерцание расходует много сил, потому это делать надо очень предусмотрительно, особенно если ты в бою. Помню как в начале нашего становления Ангелы и Демоны говорили, что мы мерцаем так быстро, словно оседлали само пространство, отсюда и пошло наше прозвище, которое в дальнейшем и стало нашим нарицанием, — говорила Кайя, поглаживая меня пальцами по подбородку.

— Хм, ну в таком случае все логично, хотя и без знания этой истории я бы сказал, что ты просто невероятная «всадница», фууух сердце сейчас просто выпрыгнет из груди…

— Эй, жеребец, кажется, мы отошли от главной темы. Что за сон ты видел? — спросила меня Кайя после того как одежда внезапно появилась на ее прекрасном теле. Я тяжело выдохнул, а после начал ей повествование своего безумного, но с тем же занимавшего мое внимание, сна.

— В общем, как бы это странно не звучало, но я наблюдал за неким парнем. Он ехал со своей девушкой в автобусе куда-то далеко, и они мило смеялись и говорили что-то друг другу, держась за руки, но затем в какой-то момент автобус остановился, и девушка сказала, что выйдет на пару минут, зачем, я не помню, да хотя не в этом суть. И в итоге она вышла, а парень остался на своем месте ждать ее, но вот автобус тронулся, и… тут случилось самое странное. Он чувствовал, знал, что она осталась там, и… я чувствовал это. Но он не обернулся и не взглянул, он не сделал ничего, чтобы проверить так ли это, или хоть как-то исправить эту ситуацию. Я ощущал, как его наполнял страх и сильный ужас. Он думал, что если он сейчас обернется и убедится, что ее нет в автобусе то… в общем тот парень предпочел остаться на своем месте, так и не оборачиваясь назад. Он сидел и просто смотрел в окно, поддавшись своему страху, он глупо и так наивно ждал ее возвращения, теша себя бессмысленными и ложными оправданиями, почему ее до сих пор нет рядом. Затем автобус остановился, и голос проводника сообщил, что они прибыли на место, и теперь все пассажиры могут покинуть свои места. Услышав это, парень поднялся и вышел в проход, не поднимая своих глаз, смотря лишь себе под ноги, и я отправился вслед за ним. Он по-прежнему старался не смотреть назад, и все также страшно боялся подтверждения того что было очевидно — его любимой не было там с ним. И вот он проследовал к выходу, и нам открылся очень необычный, но с тем же пленяющий своей нестандартностью вид. Перед нами открылся небесный свод так, словно мы стояли очень высоко над землей. Небо было больше похоже на космос… и мы были к нему так близко, что казалось, выйди мы наружу тут же бы вылетели в мрачные, но в то же время прекрасные его глубины. Я видел как средь белых и красных звезд проносились планеты, оставляя за собой странный и пугающий след, словно стирая все на своем пути, оставляя после себя лишь тьму. А затем я почувствовал, как этого парня охватили страх и боль, и эти его чувства пронзили и меня. Меня окутал ужас от того, что я вдруг осознал, что это я остался один. И это я бросил ее там, не он, а я, и это было ужасно! И в какой-то момент я поднял голову вверх и увидел, как надо мной разверзлось нечто черное и мрачное, словно черная воронка, в которую мы направлялись. А затем из нее ударил белый, яркий, ослепляющий свет, отчего я проснулся в холодном поту, — закончил я пересказ своего сна с чувством легкой тревоги и печали.

— Как бы я хотела увидеть его воочию, — произнесла Кайя, все еще не открывая глаз, как всегда пытаясь представить себе то, что я ей описывал.

— Да? А я бы предпочел не видеть снов и вовсе…

— Хааах ты сам не знаешь, о чем просишь…

— Как и ты, как и ты… выходит мы оба глупцы, которые не ведают своего счастья, и не ценят то, что у них есть. Мы глупцы, которые смотрят на другой берег реки, думая, что там трава зеленее. Ты знаешь, с детства я очень часто видел подобные сны. Мне постоянно снилось, что я выхожу из дома во двор на бетонную дорожку перед домом, и слышу странный внушающий страх звук, словно кто-то дует в огромный горн. Затем я видел отца, он выходил из нашего сарая, и смотрел на меня исподлобья, очень, знаешь так зло, с ненавистью, стоя недвижимо в своей тельняшке в черную полоску. Почему-то он мне запомнился именно так, только вот в моем сне его тельняшка была залита кровью. Затем раздался очередной пронзающий звон горна. И как только этот оглушающий звук раскатывался по округе, небеса сразу начинали краснеть. Я видел как… как там появляются кометы, а затем и планеты, словно мы сошли с орбиты и несемся на них. Я чувствовал, как мир рушится вокруг меня, и мне было дико страшно, так страшно, что даже когда я просыпался, я еще подолгу не мог отделаться от этого жуткого чувства всепоглощающего ужаса внутри меня. Помню, как стук моего сердца был таким частым, таким громким, что он отдавал мне болезненно в уши, они словно пульсировали в такт с каждым ударом.

Закончив свой небольшой рассказ, я посмотрел на Кайю и, увидев, что она смотрит на меня с состраданием, я тут же взял себя в руки, заменив волнение улыбкой, в стиле «да это все пустяк». Я сделал вид, что мне абсолютно все равно, это всего лишь воспоминания и не больше.

Кайя обняла меня и прижала к себе, не сказав мне ни слова. Я хотел отодвинуться от нее и сказать ей, что меня не надо жалеть, что мне этого не нужно, но это была бы ложь. На самом деле мне было это нужно, если не необходимо… не жалость не подумайте, нет, мне было нужно ощутить, что я могу рассчитывать на поддержку со стороны, почувствовать что я не один, что есть та, кто всегда утешит меня и постарается унять мою боль, та кто всегда поддержит меня. Я слышал такое мнение, что сильный тот, кто может обойтись без чего-либо или кого-либо, одиночка. Ну, так вот я устал быть сильным… Затем Кайя, поцеловав меня в шею, прижалась ко мне сильнее.

— Ты любишь меня? — грустно глядя, спросила Кайя, чуть отодвинувшись от меня.

— Да! Да! Конечно, я люблю тебя Кайя, — обняв ее, а затем, посмотрев ее в глаза спросил: — Зачем ты спрашиваешь меня об этом… то есть неужто я заставил тебя засомневаться?

— Что? Нет, нет просто я… я… — было видно что она металась и не знала как сказать мне то, что было у нее на уме. — Знаешь, я часто ловлю себя на мысли в последнее время, а правильно ли я поступила, вмешавшись в твою жизнь? Ты так будоражил меня, что я отказывалась слушать голос разума слушать то, что мне говорил Война. Рядом с тобой я понимаю, что я делаю что-то необдуманное, но и от того все это становится только интересней, и мне наконец-то очень любопытно, что же будет нести завтрашний день для нас с тобой. Но недавно я задумалась о том, что… мне кажется, ты любишь не меня настоящую, а меня такую, какой я стараюсь быть ради тебя.

— А в чем разница? Я тоже стараюсь быть ради тебя лучше, чем я есть и…

— Это очень мило с твоей стороны, но тебе вовсе не нужно этого делать, Дарий! Я знаю, какой ты! Какой ты на самом деле и я люблю тебя таким, какой ты есть. Я знала все о тебе еще при нашей первой встрече, и даже будь ты тем, кем опасаешься стать, я бы все равно любила тебя всем своим сердцем. Но совсем другое, если бы ты узнал кто я на самом деле, ты бы продолжал меня любить такую? С одной стороны, я бы хотела это знать наверняка, а с другой, я очень боюсь непредсказуемого результата…

— Покажи мне!

— Ты не захочешь знать этого, а особенно видеть, — сказала печально, с некой иронией Кайя, отвернувшись в другую сторону

— Да нет же, хочу, хочу! Покажи мне какая ты, покажи мне то, что, по-твоему, может так напугать меня, — сказал я ей, повернув ее лицо к себе. Кайя нежно провела ладонью по моей руке, что была на ее щеке, а затем взяла меня руками за голову.

— Закрой свои глаза, — тихо сказала она.

И как только я закрыл их, то начал видеть множество разрозненных фрагментов битв от гигантских побоищ до одиночных сражений с Ангелами и Демонами. И с каждым фрагментом, что поначалу быстро проносились, кадры становились более размеренными и спокойными. Я видел исход сотни тысяч жизней и миллионы лиц и глаз, которые с трепетом смотрели на Кайю в свой последний миг, но главное то, что я чувствовал то, что чувствовала она при всем этом. Наслаждение… она получала колоссальное удовольствие от происходящего. Она чувствовала неоспоримую власть, она ощущала, как словно сама жизнь касается ее и нежно гладит по лицу, говоря ей «Ты чувствуешь это? Ты жива!» в момент, когда ее враги отправлялись в небытие.

«Наблюдая за их гибелью, я как никогда ощущаю себя живой. Их страдания и их боль, как и надежды, как и все чем они были раньше, приобретают для меня некий контур, очертание, которое я могу лицезреть, к которому я могу прикоснуться, и мне это нравится, Дарий. Я люблю убивать и я обрываю чужие жизни с превеликим удовольствием, но есть то, что я люблю куда больше, и это ты. Тебя я люблю куда сильнее всего этого, мой милый Дарий», — раздался эхом голос Кайи в моей голове. А после я почувствовал, как ее прохладные ладони исчезли с моих висков, и тогда я открыл глаза и увидел ее лицо, которое источало волнение. Она смотрела на меня так, словно не хотела и с тем же желала услышать, что я скажу ей. А затем я увидел, как ее начало одолевать сожаление от того, что она показала мне, и тогда я взял ее руку и положил себе на грудь. Я посмотрел ей в глаза и сказал тихо, но очень уверенно:

— Я всегда буду любить тебя, Кайя, несмотря ни на что, чтобы ты не сделала или не сделаешь, ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку. Я всегда буду за тебя, в любой ситуации и при любом раскладе, потому что люблю тебя, ты всегда будешь в моем сердце… всегда!!!

— О, как это было сладко, если не приторно, — внезапно раздался голос Голод.

— Завидуешь? Завидуй молча, — не переставая смотреть на меня, ответила ей Кайя.

— Война хочет видеть тебя. Сейчас.

— Сейчас?

— А я что сказала как-то иначе?

— Все в порядке, иди, я никуда не денусь, подожду тебя тут, — сказал я Кайе.

И услышав это, Кайя тяжело выдохнула, а затем тут же исчезла, но не Голод, что было довольно необычно, если не странно.

— Я думал, у вас что-то срочное случилось, разве нет?

— У них — да! У меня — нет, — сказала Голод, странно посмотрев на меня, а затем она подошла ко мне и села рядом. — Ну и как она?

— Ммм ты сейчас о чем?

— Смерть, глупенький, как она в постели? Удовлетворяет тебя? — спросила Голод, без какого-либо смущения, пристально и с интересом глядя на меня.

— Даже ума не приложу, зачем тебе эта информация.

— Да ты никак покраснел. В чем дело? Стесняешься говорить о сексе? — спросила Голод, накручивая зеленый локон на свой палец.

— Эээ, нет, просто — это личное и, без обид, не для посторонних, — ответил я ей, все еще пребывая в легком замешательстве от ее бестактности.

— Да какие обиды, кем ты меня считаешь? Знаешь что, не хочешь говорить о сексе, не говори. Лучше будь хорошим мальчиком и помассируй мне ступни, — сказала Голод, протягивая играючи свои ноги. — Ну же, или ты боишься? «Ах, что скажет Смерть, если увидит, как я делаю просто массаж. Ах, что будет, если Смерть увидит, что я выглядываю из-под ее каблука без ее разрешения?». Ну же, Дарий, это всего лишь массаж, или ты все-таки боишься? — говорила Голод, играючи, словно дразня меня.

Не буду лукавить, ее слова явно задели меня, и я попался на крючок. Смотря прямо ей в глаза, я начал мять ее ноги, чему она было явно рада.

— О да, такой Дарий мне нравится больше. Знаешь, я бы многое отдала, чтобы прочувствовать твое истинное прикосновение на моей коже. Почувствовать тебя на себе… в себе, — недвусмысленно сказала она, глядя на меня как на десерт, оказывая легкое давление своими ступнями на мою «ширинку». На что я тут же взял ее ноги и отложил их в сторону от себя, а после посмотрел на нее с улыбкой и сказал:

— Кайе такое явно не понравится.

— Не понравится что? Это же ведь просто массаж. Тем более что как я вижу, он явно не против. Тебе ведь понравилось, как то, что я делала, так и то, что я говорила, — с непоколебимой уверенностью в своей правоте сказала она.

— Он всегда не против. Это проклятие всех мужчин.

— ЗА-НУ-ДА. Как можно быть таким скучным? И если уж на то пошло, то мне глубоко и откровенно плевать на то, что Смерти может не понравиться. Я сама решаю, что делаю, как и с кем. И никто, я повторюсь, никто, мне не указ. А ты можешь сказать подобное про себя?

— Я то? Нет, я не так свободен, как ты, — с легкостью ответил я Голод.

— Очень и очень жаль. Но может быть, однажды ты захочешь это исправить, и тогда я буду рядом…

— Будешь рядом? — подозрительно спросила Кайя, внезапно появившись позади Голод.

— Ну да, мы ведь теперь одна большая и дружная семья, конечно, я всегда буду рядом. Я тут составила твоему смертному небольшую компанию, чтобы он не скучал, пока тебя не было, но раз ты вернулась, то я пожалуй пойду, — слукавила она, не моргнув глазом, а затем тут же исчезла.

— Я что-то пропустила? — спросила Кайя, подсаживаясь ко мне.

— Нет, ничего особенного, — слукавил и я.

***

— У тебя все в порядке, Дарий?

— Ммм, да, да. А что? — придя в себя от воспоминаний, ответил я Немору.

— Да просто гримаса у тебя была… злобная такая.

— Со мной такое бывает, и довольно часто. Задумываешься, и против своей воли проваливаешься в плохие воспоминания. И от былого хорошего настроения не остается ничего, лишь неприятный осадок.

— И о чем же ты думал сейчас? Если это не секрет, конечно.

— О Кайе. Знаешь что, Немор?

— Что?

— Кажется, я совершу сейчас нечто глупое и необдуманное.

— А поконкретнее? — спросил Немор, смотря на меня с любопытством.

— Я…я хочу, я должен ее увидеть.

— Кого? Прошу, скажи, что ты имеешь в виду Иду.

— Да, блин, Иду, а как же?! Иду? Ты это серьезно?

— Я то? Это я должен спросить тебя, серьезно ли ты сейчас. Выкинь эту глупую идею из своей головы, еще не время.

— Не время?! А когда оно наступит?! — разозлившись, спросил его я, резко встав с кровати. — Я устал ждать!

— Наберись терпения, Дарий. Мы же решили, что ей ничего не угрожает, так? К тому же, дай ее боли утихнуть. Сейчас она тебя и слушать не станет, да и ко всему прочему ты не готов к встрече с Всадниками.

— Прошло уже достаточно времени, и я не собираюсь встречаться с ними, лишь с ней.

— Достаточно времени? Два года?! Да этого времени мало даже по меркам смертных на то, чтобы пережить утрату, а в ее глазах, считай этого времени, вовсе и не было.

— Пожалуй, ты как всегда прав, — тяжело выдохнув, ответил ему я. — Ты прав, это глупо и безрассудно.

— Ну вот, видишь, молодец…

— Но я все равно это сделаю…

— Ты ведь это не серьезно, правда?

— Сейчас узнаем…

Мерцание.

Я исчез и появился в наших с Кайей покоях, и то, что я увидел, подарило мне сладкую надежду на то, что все будет хорошо. Вокруг все было ровно так, как я и запомнил, когда был тут вместе с Кайей в последний раз. А раз она оставила все как есть, значит не все потеряно? Затем поддавшись ностальгии, я направился в купальню. И стоило мне туда зайти, как тут же послышался звук открывающейся двери, что вела в наши покои. Я быстро встал спиной к стене, а после, решив узнать, кто это, я аккуратно выглянул и увидел, что это оказалась одна из прислужниц. Мое сердце бешено колотилось от предвкушения встречи с Кайей. Я так желал и с тем же боялся увидеть ее, что это было так глупо и смешно, если бы не было правдой. Пытаясь успокоиться, я уперся затылком в каменную стену и, закрыв глаза, стал твердить себе, что все хорошо, мне не о чем волноваться.

— Что ты тут делаешь?

Я широко распахнул глаза и стал осматриваться по сторонам, услышав голос Кайи, но к счастью или нет, она обращалась не ко мне.

— Два раза в месяц, Госпожа, я прихожу сюда, чтобы навести порядок в вашей обители, — встав словно «по струнке» и опустив глаза вниз, ответила прислужница.

— Сделаешь уборку в следующий раз, а сейчас, ступай отсюда немедленно и закрой за собой дверь, — сухо приказала ей Кайя.

Дождавшись, пока прислужница притворит за собой дверь, Кайя, закрыв глаза, тяжело выдохнула, а после проследовала к тумбочке, что стояла возле нашей кровати и, подойдя к ней, она потянулась рукой к небольшой фоторамке, что лежала фотографией вниз, и на мгновение ее рука застыла над ней так, словно она не могла решиться на то, чтобы посмотреть на нее. И в итоге пересилив себя, она все же подняла рамку. Недолго смотря на наше совместное фото, она тут же быстро опустила рамку на место, а затем попятилась назад так, словно если бы увидела призрака.

Снова скрывшись за стеной, и сжав кулаки до дрожи, я отчаянно пытался побороть в себе чувство неуверенности. И когда, наконец, я решил выйти к ней, я услышал пронзающее меня насквозь:

— Да будь ты проклят, Дарий за то, что сделал! Ты подлый предатель, убийца! И очень скоро ты ответишь предо мной за все, что сделал.

Ее слова и то, с какой злобой она их произнесла, уничтожило всю мою решимость показаться ей. Мне стало больно и горько от того, что те цели и надежды, с которыми я явился сюда, обратились в прах, стоило мне приблизиться к ним на расстоянии вытянутой руки.

— Смерть. Завоеватель зовет тебя, — как всегда не вовремя появившись, сказала Голод.

— Вы нашли его? — тут же спросила ее Кайя.

— Нет.

— Тогда я не хочу никого видеть.

— Вот и скажи ему об этом сама, а то он в последнее время совсем не в духе.

— Как и мы все, — сказала Кайя, после чего тут же исчезла.

— Глупо было приходить сюда, Дарий. Вот тебе мой совет, не появляйся здесь больше, если жизнь дорога. Сиди там, где ты сейчас прячешься.

Услышав ее слова, я вышел к ней и, пребывая в невероятном замешательстве, спросил ее:

— Зачем ты говоришь мне это? И почему не сказала ей, что я здесь?

— Сама не знаю. Я же ненормальная, разве тебе никто не говорил об этом раньше? А теперь проваливай, пока я не передумала.

— Это ничего не значит. Однажды я вернусь за тобой и Завоевателем за то, что вы сделали.

— Ну так значит, я буду ждать твоего возвращения, — улыбнувшись, ответила мне Голод, а после повернулась ко мне спиной и исчезла. Следом исчез и я.

Вернувшись в свою комнату разбитым и подавленным, я рухнул без сил на кровать.

— Вернулся? Что случилось? Как все прошло? — с волнением в голосе спрашивал меня Немор.

— Я был у озера, Немор, и ты был прав, я это не серьезно, — ответил я ему, закрыв глаза от усталости, которая меня одолела.

Глава 2. Я должен знать!

Вот уже вторую ночь я порицал себя за то, что должен был сделать, но так и не решился. Мне следовало и следует поговорить с Кайей, не смотря ни на что, объясниться с ней. И если после всего этого ее ненависть ко мне не иссякнет, пусть будет так, но зато она хотя бы будет знать правду. Да, решено! Я должен увидеть ее снова!

И как только я это решил, то сразу же встал не один вопрос: «Какой сценарий будет для нашей встречи с Кайей, что я скажу ей, станет ли она меня слушать, а если нет, то, как заставить ее, да и с чего вообще начать?» От всех этих мыслей меня старался отвлечь Немор, лежащий в кресле:

— Да что с тобой? Ты уже второй день как воды в рот набрал. Ходишь мрачный и почти ни с кем не говоришь. Это все из-за нашего прошлого разговора? Все думаешь о том, что скажешь ей при встрече?

— Да.

— Ну, по-моему, тут тебе надо сказать все так, как оно и есть…

— Да неужели? А как мне объяснить то, что я убил Войну? — спросил я тут же Немора, на что он мне ничего не ответил, но по его глазам читалось, что такое в принципе объяснить невозможно.

— К черту, мне надо отвлечься, а то уже голова начинает кругом идти от всего этого, — сказал я, мерцая до стола, где лежала моя тетрадь, в которой я зачастую рисовал, чтобы хоть как-то себя занять и отвлечь пока все спят. Взяв ее со стола, я переместился обратно на кровать, где тут же принялся за любимое занятие.

— Снова рисовать? Как же я тебе завидую, брат — сказал Немор, тяжело вздохнув перед этим. — Хаа зависть! А ведь с нее-то все и началось, — проговорил Немор глядя в одну точку.

— С зависти? — переспросил я, ожидая продолжения его мысли.

— Да! Видишь ли, я очень завидовал одному из своих братьев, потому что среди всех Нефилимов он был один такой, он выделялся своей неоспоримой исключительностью среди всех нас. Дид, так его звали.

— Дид? Интересное имя, звучное, но твое мне нравится больше! И что же в нем было такого, чего не было больше ни в ком?

— Все, все без исключения: Дид был сильнее, быстрее, умнее каждого из нас. К примеру, знаешь, если все мы сражались оружием с Ангелами и Демонами, то Дид убивал исключительно голыми руками. Оружие претило ему, он твердо верил в то, что убить оружием может каждый и это не сделает тебе чести, а вот убивать тем, что дано тебе от рождения, от природы, это совсем другое. Ему не нужна была броня, так как редкий клинок мог коснуться его кожи, а если случалось так, что касался, то помоги тому вселенная, кто сделал это, ибо Дид не знал покоя, пока не отдаст кровавый должок своему оппоненту. Знаешь, Дарий, пожалуй, из всех моих возможных и невозможных страхов, которые есть и будут, больше всего я боюсь встретиться с Дидом на поле боя. Это, пожалуй, единственное, чего бы я очень не хотел.

— Неужто он и впрямь был так хорош?

— Хорош? Нет. Дид был велик! Говорю же тебе, Дарий, он был воистину велик, и его устрашающая мощь нисколько не уступала его интеллекту. Он был невероятно умен. Его стратегия ведения боя сметала все и всех на своем пути, не оставляя противнику и шанса на какой-либо маневр. Однажды я видел, как Дид разорвал Ангела надвое во время битвы… и это было ошеломляющее зрелище, скажу я тебе. Представь себе Нефилима, что был немногим крупнее Мордрема, обладающего всем, чем только можно обладать от рождения. В нем было все, что только можно желать для себя, в нем было все, чтобы быть лидером. Но это была моя роль, роль лидера, роль вожака по праву рождения, по праву первенства.

— Кого-то крупнее Мордрема, ты это серьезно? Прости, и что с того что он был лучше? Ты же был предводителем Нефилимов как самый старший из них, — спросил его я, не отрываясь от рисунка над которым корпел.

— Перед тем как совершить то, за что я так себя ненавижу, у меня был разговор с нашими отцом и матерью. Они просили меня уступить мое место Диду, так как за ним стояло наше дальнейшее существование. Так что да, зависть, с нее все и началось, начало конца, — с горечью в голосе проговорил он.

— Но ты же одумался, ты не стал предавать никого, — сказал я, сев напротив Немора, и отложив свою тетрадь.

Он не ответил мне ничего, лишь печально улыбнулся, и эта улыбка говорила все за него, она говорила «А что толку от того я одумался?».

— Дид был и будет величайшим из Нефилимов, теперь я это понимаю и признаю.

Затем он устремил свой взгляд к моей тетради, что лежала рядом со мной и сказал:

— Красивый рисунок, Дарий, очень красивый рисунок ИДЫ! — произнес он ее имя довольно многозначительно.

— К чему ты клонишь, брат?

— Ты нарисовал Иду, а не Кайю, хотя так переживаешь из-за грядущей с ней встречи. Как по мне, это говорит о многом… Под ним струя светлей лазури, над ним луч солнца золотой… А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой!

— Что это, стихами заговорил?

— Да, но стих не мой, а твоего одноплеменника.

— Не одноплеменника, а соотечественника, так будет правильней.

И тут раздался стук в дверь. Я поднялся с кровати, чтобы открыть ее, и обратил внимание, что за окном уже давно встало солнце. Открыв дверь, я увидел, что за ней стоит Август:

— Доброе утро, Дарий, Немор. Агата зовет всех завтракать.

— Спасибо тебе, Август, мы сейчас спустимся, — услышав мой ответ, он развернулся и ушел, а я направился в ванную умыться.

Подойдя к умывальнику, я с тоской вспомнил, что как же было приятно ощущать поутру ледяную воду на лице, но мне это больше не светит, ведь теперь для меня холод и тепло были лишь словами и больше ничем. Завтрак прошел как всегда, за исключением пары вещей: первая заключалась в том, что Ид… Эрида показательно не замечала меня, словно меня не существует, что, в принципе, меня пока что устраивало, а вторая — это как все следили за нами, с любопытством и трепетом, ожидая, что же будет дальше. Затем, когда мы перешли к чаю, Агата, видимо, решила подлить масла в наш с Эридой огонь и, сдерживая улыбку на лице, сказала:

— Ида, дочка, убери, пожалуйста, со стола, а Дарий, я уверена, поможет тебе. Ну а мы пока с Августом подготовим все к призыву Сарга.

И тут мы одновременно с Эридой косо посмотрели на нее, чем вызвали ее улыбку и всеобщее хихиканье, но она лишь гордо подняла голову и, поставив чашку на блюдце, посмотрела на нас самодовольным взглядом, и сказала:

— Вот и чудно, молчание — знак согласия, как закончите, можете приходить в библиотеку, я буду там, — а затем она просто встала из-за стола и ушла. Остальные не заставили себя ждать, и поступили точно так же, просто встали и пошли кто куда, оставив нас наедине.

Я собирал тарелки со стола, а Эрида — столовые приборы, и мертвая тишина, которая царила в тот момент, была чем-то вроде ужасов, которые заставляют тебя сидеть в напряжении, все ожидая, что вот-вот что-то да случится.

— Как спалось? — спросил я ее, наверное, больше не в силах вынести это напряжение.

— Просто замечательно, Дарий, спасибо, — холодно ответила она.

— Это хорошо, это хо-ро-шо, — ответил я ей, все думая о том, что зачем вообще я ляпнул что-либо.

— Что с тобой происходит? Вот уже шесть месяцев ты ведешь себя как идиот после того как мы вернулись из моего кошмара, — ни с того ни с сего взорвалась Ида. — Это все из-за того поцелуя?

— Да именно из-за него! Довольна? Да что вы все прицепились ко мне? Мне не надо ничего, мне нужен лишь покой, я устал от того, что меня никто не слышит и не понимает. Хочешь отношений? Любви? Я-то тут причем? Кто-нибудь спросил меня, чего хочу я? НЕТ… — взорвался и я.

— А знаешь, можешь идти уже, куда там тебе надо. Дальше я тут сама как-нибудь управлюсь. Ой, прости, Дарий, а хочешь ли ты уйти? — ехидно спросила она, а после этого развернулась и ушла к мойке.

— Да хочу!

— ТАК ИДИ!

— Вот и уйду!

— Вот и славно!

— Вот и славно! — зачем-то собезьянничал я Иду, покидая кухню.

— Вот и славно, — тут же вновь услышал я позади себя.

— Вот и славно, — крикнул я напоследок и ускорил шаг, словно какая-то двенадцатилетка.

«ДЕБИЛ БЛЯТЬ», — мысленно выругался я сам на себя.

— Однако быстро ты, хотя у нас все готово, мы можем приступать, — сказала Агата, слегка приподняв одну бровь.

— Вот и славно, тогда начнем.

«Блять!», — вновь мысленно выругался я после того что сказал.

Агата опустилась на колени перед пентаграммой и начала произносить заклинание призыва:

— Остара нота ситис локос Сарг.

И как ожидалось, в пентаграмме начал появляться туман, из которого впоследствии и появился сам, чтоб его, Сарг. Появившись, он сразу начал осматривать тех, кто его призвал, и когда очередь дошла до меня, его бегающие глаза остановились. Он прохрипел протяжное: — «Ты?! Ничтож…». Мерцание, я появился прямо перед ним, отчего его морду пронзил страх вперемешку с удивлением. Видимо, он не ожидал, что я так могу.

— Я тоже рад снова видеть тебя, Сарг, — сказал ему я, слегка улыбнувшись.

Громко сглотнув, он произнес вежливым тоном:

— Что понадобилось от Сарга моему… моему старому знакомому?

— Я решил, что ты можешь быть мне полезен, в отличие от Барбаса, который не смог мне помочь к его, конечно же, горькому сожалению.

Глаза Сарга вновь забегали, он поднес свою длиннющую руку ко лбу и, потерев лоб пальцами, сказал:

— Конечно, конечно, что тебе будет угодно, друг? Сарг всегда готов прийти на помощь друзьям, мы ведь друзья? — его вопрос явно повеселил Августа, который едва держался, чтобы не засмеяться.

— Ты скажи мне, Сарг!

— Конечно друзья! Сарг всегда так считал…

— Мне приятно слышать это, я-то боялся, что в прошлый раз, когда мы виделись, ты, знаешь ли, обиделся на меня.

— Сарг уже и забыл про тот случай и вовсе не таит обид. Так что же тебе понадобилось от Сарга? — спросил он осторожно.

— Информация, мне нужна информация. Не знаешь ли ты, случайно, где может храниться некое тело без головы, принадлежащее Нефилиму? — спросил его я, скрестив руки на груди и пристально глядя на него.

— Нефилиму? Давно Саргу не приходилось слышать этого слова. Позволь сначала спросить, с чего тебя интересует информация такого рода? Да, и еще Сарг не мог не заметить, что ты изменился с нашей последней встречи, — продолжил он осторожничать.

— Видишь ли, такое бывает…

— Если убить Всадника Апокалипсиса и занять его место, — сказал Август, видя, что я пребывал в некоем замешательстве.

— Так значит, слухи не лгут и это правда?! — восторженно проговорил Сарг, прищурив свои глазенки.

— Что именно? О чем ты? Объяснись! — грозно потребовал я.

— Ходили слухи…

— Какие слухи? — перебил я его, отчего он снова начал нервничать.

— Говорили, что Война мертв, а его душа томится у самого Люцифера. Но эти слухи никто не воспринимал всерьез, ведь кому придет в голову, а главное кто сможет убить Всадника, тем более что это считалось невозможным.

— Он смог! — ответил ему Август, коварно ухмыляясь, а после продолжил: — Так что тебе известно о месте хранения тела Нефилима?

— Ничего. Сарг не знает ничего такого, — сказал он и как только заметил мое разочарование и то, как я неодобрительно покачал головой, он сказал нечто стоящее: — Но в стенах Коцита есть некое место, что зовется «Каирном забытых». Туда запрещено заходить всякому и его хорошо, очень хорошо защищают те, кто намного ужасней Сарга, намного ужасней.

— Коцит? — переспросил его я, не понимая, о чем идет речь.

— Это единственный невероятный по своим масштабам город, некогда принадлежавший еще одной давно позабытой расе, и возможно то, что ты ищешь, найдется там, — сказал он в надежде угодить мне.

— Что ж, я благодарен тебе, Сарг, за твою помощь и пока что ты свободен. Можешь вернуться к своим… чем ты там занимаешься.

— Сарг рад, что смог помочь тебе, друг Война, возможно когда-нибудь, и ты отплатишь Саргу за помощь помощью, — сказал он, склонив голову.

— Возможно, а пока исчезни, — и он исчез в тумане, из которого и появился.

Агата, молчавшая все это время сказала:

— Коцит? Интересно! Данте и правда был в Аду?

— Если верить Данте, то Коцит — это было озеро, а не город, — тут же ответил ей Август.

— Данте, какой еще Данте… кто это? Вас действительно сейчас это волнует? — спросил я немного раздраженным тоном, а затем направился к Мордрему за его мнением и советом.

Придя на улицу, а точнее выйдя на веранду, я увидел Мордрема, который, по всей видимости, уже заканчивал покрывать доску для шахмат лаком по дереву.

— Ну что скажешь? — спросил он, быстро глянув на меня, а затем снова на доску.

Я подошел ближе, чтобы получше рассмотреть творение Мордрема: на искусно сделанной шахматной доске был красивый резной рисунок, на котором была изображена обнаженная русалка, одиноко сидящая на голых камнях, и смотрящая куда-то в морскую даль.

— Превосходная работа, Мордрем, я бы так не смог, пытайся я хоть тысячу лет.

— Ну, скажешь тоже, — ответил он, явно засмущавшись, а после спросил: — Ну, чего узнал от этого демона как там его… Сарг?

— Именно так, кое-что узнал, поэтому, собственно, я и здесь. Мне нужен твой совет.

— Ну что ж, глаголь, — сказал Мордрем, вернувшись к доске.

И я рассказал ему все, что мне удалось узнать. Мордрем все это время, пока я говорил, вырезал фигурку короля, лишь иногда поднимая свои густые брови и напрягая губы, издавал короткое «угу».

— Значит, хорошо охраняется, говоришь? Интересно, что же там внутри.

— Ну, я все-таки надеюсь, что там Немор, по крайней мере, его большая часть.

Немного посмеявшись, Мордрем слегка откашлялся и спросил:

— И когда думаешь отправляться?

— Не сегодня, это уж точно. Я больше склоняюсь к тому, что сначала надо побывать на балу, а уж потом и в Ад, тем более, когда я был там в последний раз, пятнадцать минут обернулись для меня тремя месяцами, а Венецианский бал послезавтра, так что не буду рисковать.

— Ну не знаю, в прошлый раз ты был в коме и кто знает, когда и в каком промежутке ты вернулся, — сказал он, посмотрев на меня и, увидев, что я не понимаю, к чему он клонит, продолжил: — Ну смотри, предположим, тот демон пришел за тобой когда ты уже пролежал три месяца, а по возвращению тебе показалось, что ты пробыл все это время там, или наоборот, ты вернулся, и с того момента прошло три месяца, а очнувшись, ты подумал, что это случилось только что. Теперь понятно?

— Понятно, но рисковать я все равно не хочу. Поэтому сначала Кайя, а уж затем и Ад.

— Ну, дело твое, смотри сам. Ты уже обдумал, что будешь ей говорить, или что будешь делать, если она или они все-таки раскусят, в чем заключается наш план?

— Конечно, думал, только этим голова и занята, но ничего дельного пока на ум не приходит. Так что буду действовать по ситуации. Как, кстати, там Немор? Не раскусил, что мы удумали?

— А кто ж его знает? Он очень умен и наверняка заметил, что мы все тут секретничаем, а там, кто его знает.

Так мы с Мордремом и просидели до вечера, обсуждая все подряд, пока он занимался фигурами. А я все думал о Кайе и об Ид… Что же мне делать, если Кайя все же не захочет слушать мои объяснения?

— Ну вот, теперь останется только лаком покрыть и готово! И пусть Томас только попробует эту красоту в камин бросить! — сказал грозно Мордрем, отряхивая руки от древесной пыли. — Ну что, пойдем в дом ужинать? А то мы с тобой и так обед пропустили.

— Спасибо, но нет. Пожалуй, я прогуляюсь до озера, надо собраться с мыслями, — тяжело вздохнув, ответил я.

— Совсем обезумел, отказывается от такой еды! Это же амброзия! — сказал Мордрем, пожав плечами, и пошел в дом.

А я направился к озеру, и весь путь меня не покидала мысль «как быть?». Как всегда, слишком много «если», слишком много переменных, от которых зависит тот или иной поворот событий. Придя к озеру, я улегся на берегу и, глядя то на озерную гладь, то на звездное небо, пытался прогнать беспокойные мысли из моей головы, не дававшие мне умиротворения. Затем я вспомнил о нашей последней прогулке тут вместе с Идой… Ида, как быть с ней?

«Да твою ж мать, что ж так сложно-то все?! Я был человеком — проблем не знал, а тут, казалось бы, „могущественное существо“ и на тебе — проблемы посыпались на мою голову как из рога изобилия. Кто бы мог подумать?»

И снова ночь пролетела незаметно, а я на шаг стал ближе к моменту, когда увижу Кайю. Но от этого хаос в моем сознании становится только сильнее.

***

— Что делаешь? — спросила я аккуратно Томаса, который сидя в кресле, читал какую-то книгу.

— Ааа… читаю, Шерлок, — ответил он мне, странно посмотрев на меня, а затем, улыбнувшись, спросил: — Чего тебе надо, моя любимая сестра?

— Мне? Да ничего! Вот просто зашла узнать как ты тут и не нужно ли чего тебе, — тут же слукавила я.

— Так, либо ты мне сейчас же говоришь, что тебе надо от меня либо не отвлекай, — сказал мне Томас серьезным голосом, смотря на меня, забавно приподняв одну из бровей.

— Ладно, ладно раскусил, — призналась я, слегка закатив глаза, чем вызвала у Томаса самодовольную улыбку, — ты можешь сходить к Дарию и проведать его, узнать у него как он…

— Нет! Как ты себе это представляешь, «Привет, Дарий, вот я пришел проведать тебя ни с того ни с сего»? Он же не дегенерат, он не поверит в такой бред, я бы точно не поверил и вообще, почему ты сама не сходишь и не спросишь у него как он?

— Мы с ним повздорили с утра, так что я не могу при всем моем желании. Ну, пожалуйста, пожалуйста, прошу, прошу, — начала канючить я, тряся его за руку. — Ну может он и…

— Что, дегенерат?

— Нееет, может он ничего не заподозрит, я хотела сказать. Ну, прошу, прошу, прошуууу.

— Аааа ладно, ладно только замолчи, мне все равно надо к нему.

— Спасибо, спасибо! — крепко обняв его, сказала я.

— Но не просто так, естественно, будешь год убираться у меня в комнате.

— Месяц, — тут же ответила я ему.

— Год!

— Месяц!

— Год!

— МЕСЯЦ!

— Чтоб тебя, два месяца!

— Хорошо, две недели…

— По рукам!!! — тут же радостно воскликнул Томас.

— По рукам! — подтвердила я, смеясь.

— Да чтоб тебя, Ида! Так не честно, ты жулик!

— Все честно, ты сам согласился… но все же в знак доброй воли я все-таки буду убираться у тебя месяц, хорошо?

— (тяжелый вздох) Спасибо!

— Тебе спасибо, а теперь давай иди, иди, он на мостике у озера, — сказала я ему, подталкивая Томаса в спину.

***

— Ты тут так и будешь сидеть? — услышал я голос Томаса.

— Возможно, а что? — повернувшись, спросил я.

— Да так, ничего особенного, просто решил проверить как ты.

— Знаешь, это как-то немного странно и подозрительно, — тут же ответил я ему.

— Ну вот! А я ей тоже самое сказал, но она и слушать не захотела, ты же знаешь Иду, ей сложно отказать.

— Да, знаю, — смеясь, ответил я, и честно признаться мне стало очень тепло от мысли, что она думала обо мне.

— Так что между вами? Или не в свое дело лезу?

— Вообще да. Лезешь не в свое дело, — сделав тяжелый вздох, я продолжил: — а если честно, отвечу тебе так же, как ответил и до тебя — я не знаю. Я не знаю, как быть с Идой, как быть с Кайей. Мне нужно… да я даже толком не знаю, что мне нужно вообще, — немного поникнув, сказал я.

— Хмм ты сначала назвал Иду, а уж потом и Кайю, совпадение? Не дум…

— И ты туда же, да что вы все прицепились-то ко мне со своими наблюдениями, нарисовал и нарисовал, назвал и назвал…

— Ну, небезразлична тебе Ида и что с того, это еще ничего не значит!

— Именно! — ответил я совершенно спонтанно, а затем: — Да чтоб тебя Томас! Вы что, мать вашу, издеваетесь надо мной? Довести меня решили? — вскочив на ноги, гневно спросил его я.

— Тихо, тихо, тихо, дыши Дарий, дыши, я просто озвучил то, что и так было у тебя на уме, всего-то, — сказал он, выставив обе руки перед собой, глядя на меня удивленными глазами, а после сказал: — Дааа, брат, тебе не позавидуешь. Слушай, я конечно не вовремя, но все же. Ты случайно не мог бы мне помочь кое с чем? — аккуратно спросил меня Томас, все еще поглядывая на меня с опаской.

— Помочь с чем?

— Перемести меня в поместье Селли…

— Нет!

— Нет? Почему?!

— Ты знаешь почему! Мордрем четко сказал…

— Я знаю, что сказал отец, но прошу, помоги мне, — сказал Томас, глядя на меня как на последний и единственный для себя шанс.

— Прости, но нет, — ответил я ему, а затем направился обратно к дому.

— Постой, постой, — встав передо мной, сказал Томас, — поместье Селли, это там на нас с Ричи напал тот кровосос. Пойми, я должен попасть туда, а ты мой возможно единственный шанс оказаться там, не бросая остальных. Я не отправился туда раньше лишь по одной причине, Дарий — семья, я не могу так поступить с отцом и мамой, да и с остальными тоже, но я должен знать, что случилось с Ричи, должен!

И если в самом начале я был настроен на решительный отказ, то сейчас глядя на Томаса, я видел насколько это путешествие важно для него ровно, как и чувство долга перед остальными. Он хочет знать правду о своем брате, но и не хочет бросать всех нас, оставляя в неизвестности. Томас метался меж двух огней точь в точь, как и я. И кем я буду, если не помогу ему, прекрасно зная, как все это рвет его изнутри?

— Чтоб вас! Ладно, но при одном условии.

— Фуух… черт спасибо тебе, брат, я уж думал… ааа прости, все что хочешь. Что там у тебя за условие? — вздохнув с облегчением, спросил он меня.

— Ты останешься здесь!

— Ты издеваешься!? И какой тогда толк от всего этого?

— Либо я отправляюсь один, либо никто! Ты хоть представляешь, что будет, если там появится еще один охотник за головами или еще лучше — Всадники?!

— Я уже позаботился об этом, вот смотри, — сказал Томас, достав из кармана странный мешочек, — у нас будет время, думаю, минут десять-пятнадцать точно, прежде чем все они смогут найти тебя.

— Что это?

— Земля, кора и листья из этого леса. Я думаю, в теории, конечно, это притупит твой… ааа запах для ищейки.

— В теории? То есть эта вот хрень может и не сработать…

— Если она не сработает, то просто вернемся обратно, делов-то. Ну же, брат, давай, соглашайся, прошу, прошу…

— Ладно! Твою мать на этот раз Мордрем точно мне голову оторвет, — сказал я, закрыв глаза.

— Не оторвет, если не узнает, — взяв меня за плечо, сказал Томас.

— Ага, это я уже слышал…

Мерцание.

— Поместье Селли, как ты и заказывал, — сказал я, как только мы оказались внутри жуткого и темного дома.

— А тут все изменилось, — сказал Томас, осматриваясь.

— Ты что-то видишь в этой темноте?

— Забыл кто я?

— Так, так, так, и кто это забрался ко мне в дом? Незваные гости? — раздался чей-то посторонний голос, а затем включился свет.

Томас и я стояли посреди большой комнаты, похожей на столовую, а справа от нас возле выключателя на лестнице, ведущей на второй этаж, стоял некто: пожилой лысый мужчина, лет пятидесяти.

— Это он, Дарий! Это тот самый ублюдок!

Незнакомец, услышав слова Томаса, внимательно посмотрел на него, и после небольшого раздумья спросил:

— Я тебя знаю? Ты уж точно знаешь, кто я такой, но вот почему я не знаю, кто ты? — говорил человек, стоящий на лестнице, засучивая рукава.

— Подожди, он что, рукава засучивает? А ну-ка рассучивай обратно! — сказал я, указав на него пальцем.

Услышав меня, незнакомец улыбнулся, а после и вовсе скинул с себя рубашку. Он был очень быстр. Я видел, как он стоял на лестнице, но уже через пару секунд он был передо мной. Его лицо вмиг изменилось до неузнаваемости.

Он схватил меня за руку, которой я указывал до этого на него и швырнул меня прочь. Рухнув на какой-то шкаф, я молниеносно поднялся и увидел, как этот вампир, взяв Томаса за горло, держал его над собой.

— Мошка бежала, да к пауку попала, — сказал он радостным голосом.

Мерцание.

Появившись прямо возле него, я схватил «паука» за руку, которой он держал Томаса. Незнакомец явно опешил от случившегося и, отпустив Томаса, тут же начал пытаться вырваться. И когда до него дошло, что он угодил в капкан, он бросился на меня, шипя как змея, оскалив свои, острые как бритва клыки. Не отпуская его руки, я схватил его аккурат за челюсть правой рукой, а затем сжал его руку чуть сильнее. Незнакомец завопил и начал метаться пуще прежнего, но, как и раньше, безрезультатно.

— Подожди, только не убивай его! — закричал Томас.

— Я и не собирался. Кто ты такой?

— Кто я такой? Это вы пришли ко мне в дом. Кто вы такие? — довольно забавно пробубнил вампир. На что я сломал его руку легким и непринужденным движением, словно спичку, в районе предплечья. Вампир закатился глухим воплем. Его крик боли и отчаяния, словно побуждал меня на то, чтобы сделать ему еще больнее. Не дожидаясь, пока он перестанет вопить, я повторил свой вопрос:

— Кто ты такой? — спросил я, подтянув его за лицо ближе к себе.

— Джон, Джон Сеттерфорд.

— Итак, Джон, сейчас этот юноша задаст тебе вопрос, и тебе бы лучше на него ответить, в противном случае, я сломаю тебе руку в обратную сторону. Ты понял меня? — спросил я его, пытаясь успокоить самого себя.

— Да! Да! Да, боже, да, я понял!

— Томас, спрашивай его, — сказал я, повернувшись к нему.

На лице Томаса читалось явное противоречие — с одной стороны он явно хотел, чтобы незнакомцу было больно, так как он заслужил ее, а с другой — то, что я делал, претило ему.

— Одна тысяча девятьсот пятьдесят первый год, осенью мы с братом влезли сюда, в этот самый дом и ты напал на нас. Ты укусил меня! — закричал Томас, откинув голову вбок. Опустив воротник свитера, он показал следы от клыков на своей шее. — Мой брат! Что ты сделал с ним?

— Ррра… я… не знаю, не помню. Знаешь, скольких я высушил досуха за свою жизнь?

Услышав не то, о чем его спросил Томас, я отпустил его лицо и, как и обещал, сломал его руку в обратном направлении. Вновь раздался крик, который чередовался с разными грязными ругательствами в мой адрес.

— Томас, время.

— Что?

— Время, Томас!

— Ах, да… подожди, у нас еще… еще… около пяти минут.

— Знаешь, есть такое мнение, чтобы получить ответы на свои вопросы, пытки должны быть изощренными, ну так вот мой взводник с этим был не согласен. Он утверждал, чтобы разговорить «языка» достаточно сломать ему палец, а затем ломать его туда-сюда. Боль имеет накопительное свойство и рано или поздно тот, кого ты допрашиваешь, больше не сможет ее терпеть, понимаешь, к чему я клоню? Отвечай на его вопрос! Не то я буду ломать твою руку, пока она не оторвется к хренам, а после я перейду к другим частям тела, — пригрозил я вновь вампиру.

— Он мертв! Он мертв, мертв! Я вспомнил вас. Ты… ты единственный, кому удалось бежать.

Услышав очевидный ответ, Томас побледнел.

— Это точно? Ты уверен? — спросил я вампира, сжав его руку чуть сильнее.

— Да, боже, да, да! — быстро проговорил Джон.

— Томас, — сказал я, повернувшись к нему, ожидая от него дальнейших указаний.

— Я сам, — ответил Томас, подойдя к Джону и встав на мое место.

Отойдя чуть в сторону, я молча наблюдал, как Томас опустился на колени рядом с Джоном, и недолго смотрел ему прямо в глаза, а затем его нижняя часть лица видоизменилась, и Томас вцепился ему в шею мертвой хваткой. Вместе они повалились на пол, где Томас очень быстро осушил Джона. Я видел, как Джон трепыхался, как он пытался цепляться за жизнь. Я видел, как бледнела его кожа, как сама жизнь вытекала через его глаза. И когда окаменевшее лицо Джонатана застыло в ужасе, я взял Томаса за плечо, и собрался вернуть нас обратно к озеру, как услышал протяжный скрип досок пола позади себя.

Я быстро обернулся и увидел перед собой Легиона с его могучей булавой, а затем из портала, что был позади него вышел еще один похожий на него демон с кистенем.

— Эээ, Дарий, кажется нам…

— Легион, рад видеть тебя. А то у меня осталось некое чувство незавершенности от нашей прошлой встречи, — перебил я Томаса, сделав пару шагов вперед к ним.

— Дарий, по-моему, сейчас самое лучшее время для того чтобы ретироваться, ты так не считаешь?

— Давай в портал! — сказал я Томасу, как только открыл его позади нас.

— А ты?

— Я за тобой, — ответил я ему, отступив чуть назад, видя как Легион и его спутник, начали расходиться в разные стороны.

И как только Томас зашел в портал и оказался у озера, я сразу закрыл его. Я решил остаться тут с ними не потому, что я крутой и самоуверенный парень, нет. Просто я опьянел от жестокости и насилия, одурел от крови и мне хотелось продолжения, я страстно жаждал этого… этого праздника разрушения и жестокости. Итак, началось! Молниеносно я кинулся к Легиону, и он попытался встретить меня ударом своей булавы, от которой я увернулся на удивление легко, а затем сразу же кинулся на него, нанося удар за ударом, чередуя корпус и голову. Затем послышался рев позади меня и, как мне показалось легкий свист. Удар пришелся мне прямо в бок, чуть ниже ребер, если быть точным. Было ли мне больно? Да было, но это чувство почти моментально утихло. Обернувшись, я увидел, как тот второй с безумием в своих глазах уже замахнулся на меня своим кистенем для второго удара. Мерцание… Хороший и такой, я бы сказал, смачный удар, который был предназначен мне, достался в итоге Легиону. «Да благословенно будет мерцание!», — быстро подумал я, наслаждаясь моментом от невероятного и разрушительного для дома полета Легиона. Тот второй впал в ступор от того, что натворил, чем я и воспользовался. Оказавшись сбоку от него, я со всей злости ударил его ногой в место, где был коленный сустав, и Демон рухнул, а затем раздался его рев, от того, что я напрочь переломал его ногу. Недолго корчась, он быстро пополз от меня прочь, а я тем временем уже стоял позади него с кистенем, который я попутно поднял с пола. Размахнувшись «от души», как говорится, я ударил помощника Легиона в затылок. Пол начало заливать черной кровью, а Демон отчего-то вдруг странно выпрямился, словно по струнке и лишь его руки судорожно начали дергаться. Они дергались ровно до тех пор, пока я не наступил ему на голову и не раздавил ее как гнилую тыкву. Стыдно признаться, но прилив силы и адреналина был такой, что я был готов закатить глаза от удовольствия. И тут я услышал необычный звук, словно скрежет металла по дереву, направив свой взор туда, я увидел как мой «приятель» Легион, позади которого начинал разгораться огонь, подняв свою булаву, судя по его, я бы сказал паническому взгляду, собирался покинуть нас.

Мерцание. И сразу же удар, а затем еще и еще. Поняв, что в данный момент толку от оружия нет никакого, Легион бросил его и вцепился в меня своими руками, но я ни на секунду не замедляясь, и уж тем более не останавливаясь, все продолжал наносить удары. Лишь немногим позже я взял его левой рукой за один из его рогов, но только потому, что он начал валиться на меня, а правой я продолжал без устали отбивать его внутренности. Со мной что-то произошло, что-то изменилось, бой происходил совсем иначе, чем в прошлый раз. Я становился сильней с каждым мгновением и моей мощи, как и ярости, казалось, нет предела. Когда силы почти окончательно покинули Легиона, я приподнял его голову и посмотрел ему в глаза, которые он еле держал открытыми.

— Пощади про… прошу, пощади… — вместе с кровью вырвались из его рта хриплые слова.

И я остановился и даже отпустил его, из-за чего он сразу же рухнул на пол. Я был растерян я… я был вне себя от того что услышал, сжав руки в кулаки до предела. Я встал над Легионом и, опустившись на одно колено, я подтянул его голову за рог к себе и, увидев, как он раскрыл свой рот, я отчего-то решил сделать нечто ужасное и жестокое, то на что бы вряд ли когда-либо решился. Заняв удобное положение, я взял нижнюю челюсть Легиона правой рукой, а верхнюю — левой, а затем медленно, но планомерно начал тянуть в разные стороны. Легион начал выть от боли и пытался вырваться изо всех сил, что у него оставались. Затем послышался треск, звук был такой, словно что-то лопнуло, и кровь брызнула мне в лицо, и я на секунду отпустил его нижнюю челюсть, чтобы протереться от нее, и как только я это сделал, то вновь схватил его за склизкую от крови и слюны пасть, а после, закричав словно безумец, разорвал его голову надвое. Меня всего залило черной кровью, так что я почти не мог ничего видеть, но зато я слышал, я слышал, как Легион захлебывался ею. Отпустив его, я отошел чуть в сторону и протер лицо об руку, и как только зрение более менее прояснилось, я исчез.

— Ты придурок! Это что такое было? Ты хоть представляешь, что бы со мной было, если бы ты не вернулся. Да я… да я… как бы я потом в глаза отцу смотрел, а Иде?! Вот же… мать, мать пере-мать, МААААТЬ ТВОЮ!!! — взорвался Томас, как только завидел меня.

— Так, во-первых, еще раз назовешь меня так, и я тебе клыки к хренам вырву. А во-вторых, ничего со мной не случилось, так что не истери… — гневно сказал я Томасу, а затем я осознал, что за его злостью кроится волнение, он переживал за меня, и мне стало стыдно. Тяжело выдохнув, я спросил его: — Ты как?

— Да я-то нормально. Ты-то сам как? — смотря себе под ноги, спросил меня Томас.

— Слушай, прости я… не прав, признаю это, я потерял там голову и вспылил, и я надеюсь, что то, что ты там узнал, даст тебе покой.

— (тяжелый вздох) Теперь я хотя бы знаю наверняка… и это многое значит для меня. Спасибо тебе большое за то, что помог мне, Дарий, — сказал Томас, подойдя ко мне, а затем обнял меня.

— Я рад, что смог помочь тебе, — сказал я ему, похлопав по спине, а во мне боролись смешанные чувства: с одной стороны то, что он обнял меня, вызвало некую неловкость, дискомфорт, что было странно, ведь когда я ломал руку тому вампиру и убивал тех Демонов я не чувствовал никакого дискомфорта, наоборот, я был словно в своей тарелке, я почти уверен, что я наслаждался происходящим и это пугает меня. Лишь теперь слова Мордрема, что он сказал мне во время одной из тренировок, приобрели для меня новый оттенок. Ненависть изменила меня, переродила, но таким ли я нужен им всем? Я видел лицо Томаса когда мучил его обидчика, он был в шоке от того что я делал, он был в ужасе от меня. А с другой стороны — я помог ему и принес мир в его сердце, возможно все остальное не так уж и важно. Я же не какой-то монстр. Я ведь не монстр?

Затем очень быстро Томас отошел от меня и сказал:

— Дарий, прими облик Войны, быстро, и не задавай лишних вопросов, прошу.

Я не понял, зачем ему это понадобилось, но все же сделал так, как он попросил.

— А-БАЛ-ДЕТЬ! Один всемогущий! — сказал он, почти прыгая от восторга.

Увидев его реакцию, я рассмеялся так сильно, что мой смех начал распугивать диких птиц, которые безмятежно плавали на озере.

— Так, а теперь быстро обернись и закричи «Я сожру твою душу»!

— Что? Зачем?

— Ну же, давай, давай. Там зевака на том берегу таращится на нас.

И я резко обернувшись, увидел того несчастного, что и вправду смотрел на нас, прячась за деревом. Своим жутким голосом я прокричал, что сожру его душу. Никогда я еще не видел, чтобы человек так быстро бегал. И честно сказать, это было и вправду весело.

— А если он кому расскажет? — спросил я Томаса, не переставая смеяться.

— Конечно расскажет, только кто ж ему поверит? — смеясь ответил он.

Затем вновь обратившись, я стал собой и продолжил хохотать как сумасшедший.

— У-хух-у-хух. Так, ладно, пойдем потихоньку домой. Нет, ну ты видел его лицо? — смеясь, спросил Томас.

Глава 3. Отравленная

— Ну, готов? — спросил меня Мордрем, видя, что я волнуюсь.

— Нет, не готов, совсем не готов, совсем-совсем не готов.

— Это уж точно, ты же не собираешься идти туда в таких одеждах? — сказала Агата, осмотрев меня сверху-вниз.

Услышав ее очень своевременное замечание, я провел рукой снизу-вверх, и стоял перед ними уже не в обычной, повседневной одежде — на мне была классическая темная тройка в черную полоску. Именно такой образ я как-то видел в одном фильме, и он мне приглянулся. Я решил, что должен выглядеть также.

— Совсем другое дело! Мордрем, почему ты не носишь таких одеяний?

— Да я скорее бороду сбрею, чем оденусь так, — ответил он, смотря на меня с явным недоумением.

— К черту! Была не была, — сказал я, приготовившись мерцать.

— Подожди, а маска?! — закричала Агата.

— Маска, точно! Что бы я без тебя делал, Агата? — сказал я, щелкнув пальцами, и на моем лице появилась золотистая маска.

Мерцание. Оказавшись на балу, я долгое время просто стоял и рассматривал место, в котором оказался. Оно было невероятно красивым: высокие потолки, украшенные прекрасной росписью, давали мне впечатление, что я нахожусь в храме, а большая люстра горела так ярко, что напомнила мне о шарах света, что я уже видел в замке на Закинфе. Повсюду, куда ни глянь, была масса народу, и к моему удивлению, большинство из них оказались одеты не в классику, а в обычную одежду, но были и те, кто был одет в наряды, которые носили графы и графини давным-давно. Пышные платья и не менее пышные прически, корсеты, подчеркивающие фигуру, придавали невероятное впечатление, что я оказался в прошлом. Веера пестрили в руках прекрасных женщин, ожидающих, что их пригласят на танец. Повсюду лился смех и веселье, звучала живая музыка, которую виртуозно исполняли музыканты, сидящие на небольшой сцене. Мне бы хотелось оказаться здесь просто так и насладиться происходящей магией, но я тут по другой причине, имя которой было Кайя. Пройдя ближе к концу помещения, я встал у больших белых колонн и начал выглядывать тех, кто мог отличаться от остальной массы, и почти сразу на глаза мне попалась особа с «кислотными» волосами, стоящая с бокалом шампанского и явно искавшая взглядом кого-то.

«Отлично, — подумал я, — а где же остальная братия?». Вскоре к ней подошла и особа, которую я ждал. Она была великолепна без преувеличений: длинное белое платье облегало ее, подчеркивая каждый изгиб тела. Ее черные густые волосы были распущены и ложились на платье, создавая невероятный контраст.

«Надо подобраться к ней поближе», — подумал я уже после того, как пошел вперед. «Нужно быть внимательней».

Но на самом деле это было вовсе не обязательно, ведь в отличие от них я ничем не выделялся среди остальных присутствующих, чего нельзя было сказать о Завоевателе, которых ходил с гордо поднятой головой среди людей так, словно они никто, просто пыль, пролетающая возле него. Было видно, что он старался обходить всех так, чтобы не дай бог не соприкоснуться с ними.

«Высокомерный ублюдок, наступит тот день, когда я превращу твою физиономию в нечто, и никто не сможет даже и предположить, как ты выглядел до этого».

Я подошел достаточно близко, чтобы услышать, о чем говорили Кайя и Голод:

— Он здесь, я чувствую его присутствие. А он умен, надо отдать ему должное.

— Умен или нет, надо быть осторожнее, — безразлично ответила Кайя.

— Осторожней? Ну нет, я хочу повеселиться, раз уж я здесь, да и тебе не помешает расслабиться, а то на тебя смотреть даже невозможно. Вот что я тебе посоветую, сестра: лучше возьми кого-нибудь из этих смертных, развлекись с ним, а потом убей, тебе должно полегчать, — сказала Голод так, будто советовала сущий пустяк.

— Хватит с меня смертных, и одного хватило, — все так же холодно отвечала Кайя.

Стоя вновь с ней рядом и слыша ее голос, я чувствовал себя в неясном предвкушении чего-то завораживающего и с тем же жутко пугающего.

«Ну же, успокойся, просто перемести ее и скажи «Привет», — говорил я сам себе и тут же понимал, что мои советы самому себе это полный бред.

— Ладно, я буду неподалеку, просто стой тут. Он не сможет удержаться и в любом случае подойдет к тебе, хотя, будь у него мозги, то он и оставался бы в той норе, в которой прятался.

— У меня мозгов больше, чем у тебя, это уж точно. И если бы хотел убить тебя, то ты бы уже была мертва, — не в силах сдержать себя, сказал я Голод, стоя в двух шагах позади нее.

Услышав мои слова, она обернулась так быстро и неуклюже, что это заставило меня улыбаться, а ее лицо выглядело особенно глупо. Я провел рукой вдоль лица, и маска исчезла и, глядя в глаза Кайе, протянул ей руку, тем самым приглашая на танец. Голод в это время, принялась искать Завоевателя взглядом в толпе, и в какой-то момент ее взгляд остановился позади меня, а это значило только одно — Завоеватель был там, но это меня не особо волновало, ведь он вряд ли бы стал нападать на меня здесь. Он бы не сделал этого по одной причине — у него не было Алчущего силы. И тут Кайя отрицательно помахала головой, смотря туда же, куда и Голод, а затем приказала ей:

— Оставь нас, — а после протянула мне свою руку.

Мое сердце чуть не выскочило от счастья. Она согласилась и у меня появилась возможность все ей объяснить. Вот так вот легко, без шума и пыли, а я-то накручивал себя и боялся. Но, я ошибся вновь.

— Я рад видеть тебя, — сказал я ей с небольшим волнением в голосе.

— Это чувство не взаимно.

— Кайя, я…

— Не виноват? Избавь меня от своей лжи. Пожалуйста, не надо, — перебила она меня.

— Я все же скажу, а ты выслушай, а потом делай, что посчитаешь нужным с моими словами. Помнишь тот день, когда мы были на пляже? Помнишь? Я еще сказал, что мне надо за лимонадом. Ну так вот, в тот день я наткнулся на Завоевателя. Он сказал, что у него есть ко мне дело и что о нем он мне расскажет при встрече в библиотеке в полночь. Когда я явился к нему, он рассказал мне про некий артефакт, который он хочет получить, и что если я добуду его, он сделает так, что я исцелюсь…

— Исцелишься? Впрочем, не важно.

— Да, именно, исцелюсь. Ты же помнишь, как я плохо себя чувствовал, да и выглядел, наверное, так же. Я был смертельно болен, но тебе сказать боялся, а тут как по взмаху волшебной палочки ко мне пришел Завоеватель со своим предложением об исцелении, и я повелся на его предложение, и это пожалуй самый глупый поступок в моей жизни. Я сделал, так как он просил и, добыв артефакт, мы с Завоевателем отправились в замок. Он перенес нас прямо в залу, где стояли Война и Голод. И как только Война увидел меня, он… он… я чуть не погиб, Кайя. У меня не было выбора… Черт, я понимаю, как это звучит, но я не знаю, что тогда со мной произошло, и чем я думал, и думал ли вообще, но да, я убил твоего брата — это неопровержимый факт и мне нет оправдания. Мне очень и очень жаль за то, что я сделал и если бы мне дали шанс все исправить, то я бы поступил иначе. И я… я правда не знаю как так вышло…

— Остановись, замолчи! Прошу тебя, хватит, если то, что ты говоришь — правда, то значит, что мой брат и сестра… я не хочу в это верить, не могу, — сказала она, оттолкнув меня, и отступила прочь, опустив свои глаза, скрывая их от меня.

— Кайя, прошу, поверь мне, я люб…

— Замолчи, прошу тебя, — повторила она.

— Я виноват, не отрицаю, но…

— А разве не от твоей руки умер мой брат, разве не ты был в его крови в тот день и разве не ты сбежал и прятался, бросив меня одну, совсем одну? — говорила она со злостью и ненавистью, глядя на меня глазами, которых я не мог узнать. Они были такими же, как и раньше, но в то же время, будто они принадлежали чужому, совершенно другому человеку.

— Хочешь доказать, что ты не виноват? Прекрасно, у тебя будет такой шанс, я его тебе предоставлю. Приходи сегодня туда, где ты оборвал две жизни, и не забудь прихватить клинок, я буду ждать тебя. А теперь убирайся пока можешь, проваливай, — ее голос сменился с гневного на умоляющий, а из-под маски закапали слезы.

Мерцание.

***

— Ты дала ему уйти?!

— Закрой рот, Завоеватель и советую тебе впредь не говорить со мной вот так! Никто никуда не уйдет, сегодня все закончится там, где и должно.

— О чем ты, Смерть? — спросила Голод.

— Он придет в замок. Он придет вместе с клинком, и ты принесешь ему забвение, Завоеватель.

Мерцание.

***

Переместившись к дому, я быстро вбежал по ступеням и, подойдя к двери, тихо приоткрыл ее, что, в принципе, оказалось напрасно, так как за ней в креслах возле камина сидели Мордрем вместе с Агатой, а напротив них сидела Эрида рядом с Немором. Они словно ждали меня, при этом смотря на меня с диким любопытством. Лишь Эрида смотрела на меня с болью. Она хотела подняться, но в последний момент, видимо, передумала.

— Ну давай, заходи, чего встал, выкладывай, что и как, а то мы тут уж места себе не находим от неизвестности, — сказал Мордрем.

И как только я проделал путь от двери к креслу, чтобы сесть в него, Эрида все-таки встала и ушла наверх при этом, посмотрев на меня очень печально, а вслед за ней отправилась и Агата.

Я долго сидел молча, глядя в одну точку. Я не хотел, я отказывался признавать очевидное: Кайя позвала меня в капкан, из которого я не должен выбраться, а значит, она не поверила мне.

— Дарий, ты с нами? Может, начнешь делиться своими мыслями? И мы поможем, — сказал Мордрем, глядя мне в глаза.

— Я видел ее, Мордрем, видел, но она… она изменилась, стала другой, я не узнал той, кого так люблю. Я рассказал ей все, все! Но она не поверила мне, я видел это по ее глазам.

— И что, она была там одна? — спросил Немор, устремив свой взор на мою ногу, которой я тряс, не переставая.

— Нет, они были там тоже. Голод, теперь я уверен, что это она может выследить меня.

Затем послышался крик Эриды, она явно ругалась с Агатой, но Мордрем тут же сказал:

— Не отвлекайся, там ничего серьезного, не переживай. Сосредоточься лучше на рассказе. И что, они отпустили тебя вот так просто, ведь ты им так нужен?

— Нет, не совсем, Кайя пригласила меня на Закинф, туда, где я «забрал две жизни», как она сказала, плюс она попросила прийти с клинком.

— Две жизни? — переспросил Немор.

— Войны и ее, как я понял, — поникшим голосом ответил ему я.

— Сынок, ты же понимаешь, что это чистой воды западня? Она заманивает тебя на бойню, — сказал Мордрем очень осторожно, вглядываясь в мои глаза.

— Да, понимаю, но верить в это не хочу, ведь тогда это означало бы, что она…

— Ее разум отравлен горем и ее выродками братом и сестрой, и я боюсь, что этого уже не изменить, — опустив глаза, сказал Мордрем.

— Я не хочу верить в это, Мордрем, просто не хочу верить, нет, нет. Если есть хоть малейший шанс помочь ей, пусть даже призрачный, я должен, просто обязан это сделать.

— Даже если это будет стоить тебе жизни? — аккуратно произнес Немор, а Мордрем, услышав его слова, тут же снова опустил глаза.

— О чем ты, Немор? — спросил я его, заметив, что они что-то скрывают.

— Сынок, если ты пойдешь туда, то умрешь, Ида видела это, — ответил Мордрем, не поднимая своих глаз.

И тут меня осенило, все встало на свои места — вот почему Эрида так вела себя, когда я зашел. Дело было вовсе не в ревности или злости на меня, как я подумал.

— Я не самоубийца, я не хочу умирать, но и не пойти я тоже не могу, я…

— Должен, я знаю, сынок, знаю и понимаю тебя. Если бы речь шла об Агате, то я бы тоже пошел, и меня бы никто не остановил, будь это хоть сам Один. У меня есть идея, небольшая хитрость, которую мы с Немором придумали, пока тебя не было.

— Что за хитрость? — спросил я их в надежде, сам не зная на что.

— У Августа в соседнем городке есть знакомый кузнец. Томас и Август с Калистой повезли ему клинок, чтобы он сделал его точную копию, с ней-то ты и явишься. И если у тебя не выйдет ее образумить, то хотя бы не погибнешь от клинка, как в видении Иды. Они, кстати, должны были бы уже вернуться, — поведал мне Немор.

— Может все и получится, а точнее должно получиться. Слава богам, Агата ничего такого не видела, если конечно, они не убьют тебя фальшивым клинком, в чем я сомневаюсь. Мне… то есть нам этого бы очень не хотелось, — сказал Мордрем сразу после Немора.

***

— Успокойся и возьми себя в руки, надо просто подождать.

— Чего мне ждать, мама, чего?! Он погибнет, я видела это, видела! — ответила я ей, рыдая.

— А я нет, а значит не все потеряно, тем более, отец с Немором придумали план, и возможно… — она посмотрела на меня, а точнее на мои глаза, полные скорби и слез, и замолчала на мгновение, а после обняла меня и продолжила: — Послушай меня, дочь, судьба не высечена на камне, ее можно изменить и…

— И что, мама? Я люблю его и моя любовь… она… безответна. Он любит ее, и скорее всего, погибнет из-за нее. И даже если я сейчас спущусь к нему и расскажу ему все, он все равно сделает так, как считает нужным, невзирая на собственную смерть, невзирая на меня и на мои чувства, — последние слова я прокричала, потеряв контроль над эмоциями.

— Да, Ида, мужчины глупы, и уперты, и наивны, и список их недостатков можно продолжать очень долго и долго, но это не мешает нам любить их, — сказала мама сочувствующим тоном.

— Если это так, то я больше не хочу любить, больше не хочу! — кинулась я в ее объятия, рыдая.

— А больше так ты и не полюбишь никого. Первая любовь самая крепкая и незабываемая. И ты, как никто другая в этом убедишься. Ты должна понять, что движет Дарием, дай ему время, не смотря на то, что может из этого выйти. Поддержи его, ведь ты ему не безразлична. Я, да и все это видят. Дай ему время разобраться в себе, ведь на него свалилось немало всего.

— Я хочу, мама, правда хочу, чтобы он был счастлив, но не с ней, ведь тогда бы это значило… это значит, что их счастье это… это монета, где с одной стороны их счастье, а с другой — мое горе. Ну почему все так, почему?

— Моя бедная Ида, моя бедная дочка, — сказала мама, плача, прижимая меня к себе.

***

— А вот и Томас! — сказал он, влетев в дверь, словно пуля.

— Ну наконец-то, давай уже, показывай, — ответил ему Мордрем, потирая руки.