
На левом берегу Днепра
1
Ближе к середине осени ночи становились тёмными, воздух хладок, а иссиня-чёрное небо усыпали бесчисленные яркие звёзды. На юго-восточных границах Киевской Руси, кроме всего сказанного, воздух этой ночи был ещё пропитан конским и людским потом, тревогой и отвагой, верой и решимостью, злобой и ненавистью, хитростью и алчностью.
Русское войско, состоящее из трёх дружин, каждое, примерно, в тысячу воинов, решительно затихло на краю большого дикого поля, заросшего высокой травой с одиноко торчащими кустарниками и деревцами. Дружинники, в основном, были конники. Позади русского войска шумела своими быстрыми перекатами извилистая и сильная река Альта.
Вот, трое предводителей дружин, трое князей Ярославичей, подгоняя своих статных вороных коней, отделились от войска и сошлись на ближайшем холме, дабы держать совет.
― Эх, не по сердцу мне расположение нашего войска, ― сходу начал сокрушаться средний брат Ярославичей князь Всеволод. Позади бурная река. А если придётся отступать, река станет препятствием.
― Об отступлении даже и не помышляй! ― отрезал старший брат из князей ― Изяслав Ярославович.
― Наша атака будет внезапной, спят половцы, ― успокаивал среднего брата младший из Ярославичей князь Святослав.
― Старый Шарукан хитёр, следовало бы ещё раз отправить разведчиков, ― не унимался князь Всеволод. ― Помните, его войско по головам гораздо превосходит наше.
― Уж не трусишь ли ты, брат, ― усмехнулся Изяслав, стреножа жеребца под собой.
― Я ― не трус, но я, как и вы оба, сын своего отца ― Ярослава Мудрого. Мудрого, слышите! ― обиделся Всеволод.
― Не надо нам ссоры перед таким боем, ― попытался примерить братьев Святослав. ― Мы привели войско для атаки на половцев. Ну, так что же? Брат Всеволод, ты позвал меня и Изяслава дабы прогнать врага с русских границ и не дать им сжечь деревни и города русские. Ну, так чего мы ждём?!
Князь Всеволод молчал.
― Не посрамим память и славу отца нашего Ярослава мудрого, ― сказал нарочито громко князь Изяслав и дал отмашку войску русичей.
Трое конников, бок обок, двинулись с холма вперёд, тут же качнулось и отправилось за ними всё русское войско. Как только почувствовался запах костров и запах жареного лошадиного мяса русское войско перешло в галоп. Земля задрожала под копытами коней, казалось, никто не остановит эту мощь, эту лавину русских богатырей, не ведающих страха. Каждый дружинник был предан своему князю, земле русской, и был полон духа, чтобы прогнать пришедших на их Святую Землю неназванных гостей.
И вот уже показались очертания чумов и шатров половцев, как вдруг, к единичным костеркам мгновенно добавились десятки кострищ ― облитые жиром, сухие ветки вспыхнули как по команде. Стало светло, словно днём. И тут, к удивлению русичей, вместо сонных редких сторожевых они увидели прямо перед собой стройные ряды пеших и конных половцев. Огромное вражеское войско вытянулось полукругом-полумесяцем, и уже получалось так, что русские дружины были охвачены флангами половцев. И всё же, князь Изяслав надеялся опрокинуть центральную часть войска Старого Шарукана.
― Прогоним с земли русской поганых ворогов! ― кричал он, подбадривая дружинников.
― За землю русскую! Бей ворогов! ― вторил своему старшему брату самый младший из Ярославичей князь Святослав.
― Это засада! Надо отступать! ― пытался остановить двух своих братьев средний брат князь Всеволод. Но было уже поздно, пошла сеча.
Кони отчаянно ржали, трещали копья, раскалывались щиты, шеломы и людские черепа, кольчуги расползались под ударами мечей, словно обычные льняные рубахи. Шла сеча: не на жизнь, а насмерть…
В глубине лагеря, в окружении беков, восседал на холёной чёрной кобыле Старый Шарукан. Он улыбался с хитрым прищуром. Лошадка под ним беспокойно похрапывала, но сам хан был спокоен. Кстати, несмотря на своё прозвище, Старый Шарукан не был уж таким старым: пожилой, но всё ещё статный, ростом и шириной плеч он превосходил многих богатуров, а умом он обладал таким, что его уважали и чтили, как мудреца, все главы племён Земли Половецкой. И когда хан решил пойти на Киевскую Русь, все беки поддержали его, ведь чужие богатства и рабы-славяне половцам всегда нужны. Старый Шарукан был спокоен, потому что он был уверен в свой победе. Свита, окружавшая хана, так же вела себя спокойно, главы племён верили в непобедимость своего вождя.
Половцы ― те, что находились на флангах, и до сих пор не участвующие в битве, подняли и натянули луки. Перекрёстно, сотни тяжёлых стрел полетело на русичей. Пронзительные и глухие стоны дружинников раздались со всех сторон. Войско русских дрогнуло, и уже не с таким упорством подминало под себя шеренги половцев.
Старый Шарукан оскалился, представив русские сундуки с серебром, золотом и соболиными шкурами, а ещё он представил вереницы русских молодых рабынь. Вообще, хан любил мечтать. Его грёзы прервал прискакавший бек, правая рука хана ― Буган, в сопровождении троих богатуров.
― Всё идёт по твоему замыслу, хан, ― сказал тот, приклонив голову. ― Русичи слабеют. Пора ли сжимать фланги?
― Сжимай, Буган. Да, не забудь принести мне головы Ярославичей.
― Хорошо, хан.
Буган с богатурами ускакал так же стремительно как и примчался.
А сеча кипела вовсю. Сеча была такой, что казалось, не останется в живых ни одного русского. И действительно, к тому времени, когда рассвело, погибло уже тысячи русичей, но и половцы понесли большие потери.
― Отступаем же, братья! ― в который раз призвал к разуму Ярославичей князь Всеволод. И тут же выпалил, изрядно поредевшему, войску: ― Приказываю всем дружинникам отступать!
― Не много ли на себя берёшь, средний брат?! ― выкрикнул Изяслав, отбиваясь от многочисленных копий и кривых мечей.
― Я сказал ― отступаем! Не то все здесь ляжем! ― задыхаясь, кричал Всеволод и начал отводить остатки свой дружины.
Его примеру последовал князь Святослав. Нехотя повернул и своих, оставшихся в живых, людей, князь Изяслав.
Тем временем половцы почти полностью окружили русское войско, ошибка стратегии ведения боя русскими князьями была очевидна. Храбрые русичи не дёшево отдавали свои жизни ― одну за десять половецких, но их поражение было неминуемо. Все трое братьев Ярославичей были ранены, остатки дружин заслоняли собой своих воевод, вытесняя их с поля боя.
Половцы напирали, в какой-то момент среди русских возникла паника и некоторые воины побежали, но вместо того, чтобы отступать вдоль реки Альты, они бросились форсировать быстрые воды реки ― кто на лошадях, кто без. Стрелы половцев доставали и людей и лошадей, в результате ― все дружинники, решившиеся переплыть Альту, погибли.
Князь Изяслав, израненный, без шелома, рвался в бой, желая погибнуть и тем самым искупить вину перед войском русичей.
― Гляди, князь, к чему привела твоя самонадеянность! ― подливал огонь в масло его брат Всеволод.
― Теперь не время выяснять отношения! ― закричал на брата князь Святослав. ― Нам необходимо вернуться в Киев, дабы собрать новое войско!..
Крики Святослава глушили лязганье мечей, грохот от ударов оружия по щитам, свист стрел, стоны воинов. Некогда прозрачная вода реки Альты стала мутно-красной от крови…
― Русские дружины разбиты, хан! ― радостно сообщил старому Шарукану тысячник Буган.
― Где головы Ярославичей?
― Братья бежали с поля боя, остался небольшой заслон. Мы добиваем его.
Шарукан переломил рукоятку нагайки. Буган спрыгнул с коня и упал на колени.
― Нет, сегодня ты не заслуживаешь смерти, ― смиловистился хан и натянул удила своей лошади. Он решил насладится победой, узрев её результаты собственными глазами. Свита из нескольких десятков человек отправилась вместе с ним, в том числе и Буган.
Окружённый беками и беями, Старый Шарукан неторопливо доскакал до самой реки Альты. То, что увидел он на поле битвы омрачило его: да, русичей погибло множество, но половцев было убито вдесятеро раз больше. Такая победа была сравнима с поражением.
Лошадка хана отпрянула от дышавшей смертью воды Альты. Старый Шарукан впал в бешенство, он снова потребовал головы Ярославичей. Только братья-князья были уже в недосягаемости от половцев. С остатками войска Изяслав, Всеволод и Святослав направлялись к Киеву.
2
Середина осени, 1943 год, река Днепр.
Ночью в этих координатах Днепра редко падали осветительные ракеты, участок считался тихим и маловероятным для появления в нём противника. Именно на этом участке и нарисовались в небе белые купала. Это были парашюты, их было немного. Парашюты, а под ними фашистские десантники и непромокаемые мешки с резиновыми лодками внутри относительно быстро приближались к воде. Немцы с небольшим шумом, поочерёдно, входили в воду, гораздо громче плюхались объёмные мешки с уже надутыми лодками. Приводнившись, без какой либо команды, немцы освобождали себя и мешки от парашютов, затем, фашистский десант сгруппировался и, облепив мешки, поплыл к берегу.
Пятидесятилетний бригадефюрер СС Ганс Юрген, один находясь в дзоте, спал, ему снился хороший сон: весёлым летним днём он гулял по вымощенным плиткой дорожкам своей фермы с молодой женой и дочерью. Жена Агна ему приветливо улыбалась, а малолетняя дочь Алосия без конца просилась на папины плечи, в чём папа не в силах был ей отказать. Бригадефюрер так хохотал во сне, что даже наяву его тонкие губы растянулись в улыбке, а изо рта раздавался смешок.
В дзот вбежал адъютант бригадефюрера, он навис над боссом и тихонько тронул того за плечо, Юрген открыл глаза.
― Какого чёрта, Отто?!
Адьютант отскочил и вытянулся по струнке.
― Господин бригадефюрер, прошу прощения, что разбудил вас! Прибыла группа специального назначения! Командир группы ждёт за дверью вашего приглашения!
― Отто, что ты всё время орёшь? Зови гостя.
Вслед за убежавшим адъютантом бригадефюрера в дзот вошёл мокрый с головы до ног, экипированный в камуфляж цвета хаки, немецкий офицер.
― Слава Гитлеру!
― Слава. ― Вставая с лежанки, Юнгер вяло поприветствовал офицера поднятием правой руки.
― Штурмбанфюрер СС Йоханнес Майер! ― представился гость.
― Наконец-то, я уже стал подумывать о том, что руководство забыло обо мне. ― Кряхтя, худой и высокий бригдефюрер надел фуражку и накинул на плечи мятую, грязную шинель. ― Говорите.
― Господин бригадефюрер, я прибыл с группой в составе десяти человек, чтобы немедленно переправить вас на правый берег Днепра.
― Хорошо. Нужно сообщить моим людям.
― Господин бригадефюрер, вы не поняли, вы один отправляетесь с нами, у нас всего две резиновые лодки.
― Как же так? ― Юнгер, явно расстроенный, осел на лежанку. ― Здесь пятьдесят человек. Плоты ещё не готовы.
― По нашим сведениям вас обнаружили, и сюда скоро придут русские, ваши люди прикроют наш отход. Это война, господин бригадефюрер, и кем-то, или чем-то приходится жертвовать.
― А много идёт сюда русских?
― Насколько мне известно, на рассвете, выдвинется рота пехоты русских.
― Всего лишь! У меня пятьдесят человек, плюс ваша группа. Да мы, с дзотом, с нашими двумя миномётами легко отобьемся. Впрочем, они могут вызвать на помощь авиацию, и тогда нам крышка.
― Господин штурмбанфюрер, скоро совсем рассветёт, русские придут лично по вашу душу. Я прошу вас, не мешкая, идти со мной, к лодкам.
Ганс Юрген, хмуря лоб, раздумывал, наконец, он произнёс:
― Я могу взять с собой хотя бы своего адъютанта?
― Место в лодке для вашего адъютанта мы найдём, ― пообещал штурмбанфюрер. ― Но только для него, больше никого мы взять не можем.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.