Бесплатный фрагмент - НА КРЮЧКЕ

НА КРЮЧКЕ

«Всякий, кто обокрал вора, заслуживает прощения».

Диего Марадона

ПРОЛОГ

Стянутые за спиной кисти Лумаря подцепили крюком, и жилистый Иприт с натугой подтянул пленника на десяток сантиметров повыше. Аналогичную процедуру он видел в каком-то историческом фильме. Сюжета Иприт не запомнил, а вот занимательная пытка с щипчиками, раскаленными прутами и устрашающей дыбой в душу запала.

Напрягая вывернутые за спину руки, Лумарь продолжал терпеть. Обойдя его кругом Иприт коротко и сильно ударил висящего под дых. Тело пленника дрогнуло и провисло, из груди вырвался обреченный сип:

— За что, братки! Мы же с вами в одной команде были.

— Вот именно, что были… — Глядя в бледное лицо Лумаря, Сивый вдруг припомнил, как всего несколько дней назад до дрожи в коленях боялся этого человека. Бывает же такое! То ли действовал гипноз Шмеля, с уважением отзывавшегося о мастерстве снайпера, то ли в самом деле люди разительно меняются с обстоятельствами. В лесу да еще с винтовкой в руках Лумарь выглядел более чем зловеще — говорил рублеными фразами, каждой интонацией намекал на свое первенство. Тех же пацанов разглядывал в бинокль с явным небрежением. А как же! Стрелок высшей квалификации, киллер, которому заказывали самых крутых и именитых! Однако здесь — в гараже Главбуха роли враз поменялись. Связанный и опухший от побоев, Лумарь смотрелся бледно и жалко. Даже говорил он теперь с каким-то щенячьим пришепетыванием. Сивый никогда не считал себя садистом, но сейчас ощутил в груди сладкое предвкушение возмездия. Помнится, с таким же злым восторгом они выдумывали в далеком детстве разновидности казни, которой подвергли бы увиденных в фильмах злодеев. Это было смешно, но это действительно доставляло удовольствие.

— Ты, козел, не кого-нибудь — пахана грохнул! — зло проговорил он. — А потому братков в другом месте ищи.

— Да сам он умер! Падлой буду!

— Может, и будешь…

Видя, с каким ужасом Лумарь смотрит на его руки, Сивый поднял с пола металлический прут, чуть покачивая увесистой железякой, приблизился к пленнику.

— Да вали его, чего тянуть, — посоветовал сзади Киса. Небритая челюсть приятеля ходила ходуном. Ничуть не смущаясь мрачноватой обстановки, подельник преспокойно утолял голод толстенным бутербродом.

— Зачем же спешить. Сначала он нам про камушки все выложит, а заодно колонется подробнее насчет смерти Шмеля.

— Е-мое! Я же тысячу раз все рассказывал! Сердце у Шмеля не выдержало, а может, почки — не знаю. Только, когда мы бродили по лесу, он за грудь постоянно хватался.

— А машина, значит, мимо проехала?

— Проехала, — потерянно пробормотал Лумарь. Судя по всему он и сам чувствовал, что слова его звучат неубедительно. — Откуда мне знать, с чего Шмель вдруг загнулся. Я же не лепила. А тех ребяток я бы точно сковырнул. Первой же пулей. Они уже, считай, в прицеле были…

— Ну и?

— Что «ну и»! Тут как раз Шмель на меня и повалился. Я даже не вкурил сперва, что с ним такое. Весь белый стал, захрипел, за винтарь мой ухватился. Короче, пока то да се, машина и укатила.

— Красиво поет, а? — Сивый оглянулся на помощников. Главбух с Кисой стояли возле дверей гаража с каменными лицами. С бутербродом было уже покончено, и Киса медлительно вытирал волосатые руки о скомканную салфетку. На человека, вздернутого к потолку, он глядел с тем же выражением, с каким еще недавно смотрел на поедаемый бутерброд.

— Выходит, камушки уплыли, машина уехала, и Шмель вовремя загнулся. Так, получается?

— Ясное дело, грузит! За лохов нас держит.

— Огонек под ним распалить, и сразу все вспомнит.

— Слыхал, что кореша толкуют? — Сивый вновь обернулся к снайперу. — Не верят они тебе.

— Но я же правду говорю.

— А мне сдается, другая правда была. Рассказать, какая? — Сивый приблизился к Лумарю еще на шаг. — Так вот, голубь. Камушки у тех ментов вы в конце концов добыли. Наверняка, и долю тебе Шмель отстегнул. Он пахан правильный был, не жадничал. А вот тебе, сучонку, мало показалось. Ты же у нас крутой! Вот и решил оприходовать товар целиком — Шмеля там же на месте и кончил, а камушки прибрал. Я ведь знаю, на какие деньжата тот чемоданчик тянул. От такой суммы у кого хочешь крыша поедет.

— Не брал я никаких камней!

Сивый хлестко ударил прутом. Лумарь взвыл, извиваясь, закачался на тросе.

— Были бы мозги, давно бы из города смылся… — Главбух почесал в затылке. — С такими-то бабульками.

— Пусть лучше скажет, почему вора зарыл как пса бездомного! — прорычал Киса.

— А куда мне было его девать? Лес же кругом, а у меня только мотоцикл. Опять же менты могли нагрянуть. Вот я и закопал его. Типа, значит, похоронил.

— Хороши похороны! — Главбух сплюнул себе под ноги. — А может, он и камушки того? В смысле — там же зарыл? Где-нибудь возле покойника. Некоторые уроды любят так делать.

— Ну хотите, поедем туда, — плачущим голосом предложил Лумарь. — Откопаете Шмеля, сами увидите, что я его не трогал.

— А камни?

Лицо снайпера как-то враз обмякло. Словно решаясь на что-то, он тоненько выкрикнул:

— И камни там!

— Колонулся гнида… — удовлетворенно процедил Сивый. Глянув на подельников, сухо распорядился: — Берем машины и жмем туда. Прямо сейчас.

— Может, пацанов кликнуть?

— Не надо. К таким бабкам толпу подпускать не следует. Разве что Станка вызвоним. Он про содержимое чемоданчика в курсе. В случае чего проверит — все ли на месте.

***

Нужное место нашли быстро. Машины свернули с шоссе в пролесок, и выбравшийся из кабины Лумарь покорно указал на участочек земли, где, по его словам, он захоронил бывшего авторитета.

— Глубоко? — Главбух вытащил из багажника лопату.

— Да нет. Некогда было глубоко копать.

— Вот я и толкую — как пса зарыл. — Главбух ковырнул первую земляную порцию.

— Ты что, сам копать собрался? — удивился Сивый. — Вот же негр рядом стоит — здоровый и живой покуда.

— И то верно, — Главбух швырнул Лумарю лопату, демонстративно похлопал себе по висящей под мышкой кобуре. — Только без шуток, щегол крашенный. Если что, враз успокою.

— Да не смогу я копать, руки болят.

— Ничего, справишься.

Лумарь кое-как подобрал с земли лопату, с видимым усилием взялся за дело. Глядя на его работу Киса с Ипритом присели на корточки, Главбух прислонился спиной к дереву. Сивый тем временем отошел со Станком чуть в сторону.

— Шмель говорил, там камушков — на миллионы баксов. Правда или нет?

Рыхлое лицо Станка озабоченно скривилось. Смахнув с щеки случайного комара, он пожал плечами.

— Смотря каких покупателей найдем. Если западные фирмы заинтересовать, можно и впрямь круглую сумму выгадать. Но сколько именно — не в курсах. Там вроде платина была, обработанные изумруды, порция рыжья. Тут надо спеца вызывать по всем этим цацкам.

Сивый мечтательно улыбнулся. То есть улыбаться он не хотел — тем более перед этим двурушником, но получилось как-то само собой. Трудно слышать про золото и не улыбаться…

— Как думаешь, получится быстро все сплавить?

— А чего спешить? В наше время это надежнее любой валюты будет. Пусть лежит.

— Наверное, ты прав…

— Ешкин кот! Никак — пахан показался… — Киса привстал с земли, и все словно по команде повернули головы. Из земли под пыхтение Лумаря появилась синюшная рука мертвеца.

— Шмель, — сипло выговорил Главбух. — Его татуировка.

Собравшиеся возле могилы молча взирали, как из земли все более проступают контуры человеческого тела.

— Дернуть бы надо, — устало выдохнул Лумарь. — А то лопатой могу зацепить. Давайте, я приподниму, а вы вытягивайте.

— А камни где?

— В одежде, конечно. Там кулечки такие были, вот я и рассовал по карманам.

— От, сука! — Сивый взглянул на Иприта. — Помоги ему.

Согнувшись над покойником, Лумарь обхватил его за талию рывком приподнял. Ругаясь, Иприт потянул Шмеля за плечи. С шорохом земля посыпалась вниз. Еще немного, и бывший уголовный авторитет оказался на жухлой осенней траве. С содроганием вглядываясь в знакомые черты, присутствующие обступили мертвого вора. И никто не заметил, как из той же могилы, Лумарь быстрым движением выхватил обернутую в ветошь винтовку — тот самый «Винторез», из которого совсем недавно киллеру пришлось уложить с полдюжины ребяток Краевого. Счастье его, что времени прошло совсем немного. Ни заржаветь, ни прийти в негодность винтовка не успела.

Первого выстрела они вообще не услышали. Только Сивый удивленно ругнулся, подхватив повалившегося на него Иприта.

— Ты чего, братан?..

И только когда вскинулся от пули Киса, а Главбух, взболтнув руками, опрокинулся прямо на труп Шмеля, стало ясно, что их расстреливают в упор. Как обычно «Винторез» работал бесшумно и надежно, а Лумарь лишний раз порадовался тому, что догадался сунуть винтовку под захороненный труп. Словно наперед знал, что оружие может еще пригодиться. Впрочем, тогда он далеко не заглядывал. Просто спешил избавиться от опасной улики самым простейшим образом.

Рассмотрев дымящийся зрачок ружейного ствола, Станок взвизгнул и бросился было бежать, но его остановил окрик снайпера.

— Стоять, рябчики! Я и с покалеченными руками достану вас из любого положения. Давай, давай, жирный! Ножками — и назад!

Станок заторможенным шагом двинулся к могиле.

— А ты, Сивый, аккуратно верни Шмеля на место. Мужик он действительно был правильный — не чета такой швали, как вы. — Лумарь поморщился. Плечи у него продолжали ныть. — Тумана у него в башке тоже, правда, хватало: все в благородство любил поиграть. Вот и доигрался.

Трясущимися руками Сивый потянул тело пахана обратно в яму. На преобразившегося Лумаря он старался не смотреть. Только жарко шевелились в голове мысли, наперебой подсказывая способы бегства. На снисхождение снайпера он не рассчитывал. Как говорится, не тот человек. Глазом не моргнув, шлепнул троих, шлепнет и их со Станком. Или все-таки пощадит?.. Не выстрелил же он в них сразу. Может, зачем-то ему они еще нужны?

Слабая надежда ворохнулась в груде, и, словно угадав его мысли, Лумарь снова заговорил:

— Гадаешь, наверное, почему все еще дышишь? А я и выдумывать ничего не буду. Я Шмеля откопал, а ты закопаешь. Считай, Сивый, что это твой долг. Тоже ведь под ним ходил. Но после и тебя пущу в расход.

— Может, не надо? Могли бы договориться, — презирая себя, Сивый выдавил: — Ну, ошиблись, брат, прости. Теперь-то я верю, не ты убивал Шмеля.

— Ишь ты, поверил он! — губы Лумаря криво изогнулись. — Нет, Сивый, договориться мы могли там в гараже, а тут ты как вошь на гребешке — юлишь да дергаешься. Так что копай, сука блохастая, и не вякай. А будешь ерепениться, отстрелю палец на ноге. Их у тебя много. Или не веришь?

Массивный ствол «Винтореза» чуть качнулся, и Сивый, не прекословя, взялся за лопату. Теперь уже не было в голове ни мыслей, ни надежд. Только крупными каплями по всему телу обильно выступал тяжелый предсмертный пот. Секунды казались калеными шариками, скатывающимися в вечность, и непривычно вдруг заныло в груди сердце. Раньше знать не знал, где оно там находится, а теперь вот почувствовал…

Движением робота Сивый утирал лицо рукавом, сипло дыша, продолжал забрасывать землей своего бывшего хозяина.

— Вот так. Вижу умеешь работать, когда захочешь. Теперь подровняй маленько — и хватит.

Лопата еще постукивала по земле, когда очередная пуля, пробив лоб Сивого, в крошево разнесла затылок. Выронив лопату, бандит рухнул на колени, медлительно запрокинулся набок.

— Как там в считалочке про негров? А, Станок? — удерживая винтовку одной рукой, Лумарь сорвал травинку, задумчиво сунул в рот. — Смотрел фильм «Десять негритят»?

Голова Станка обморочно затряслась. От краешка губ протянулась ниточка слюны, но он ничего не чувствовал.

— Не смотрел, значит. Жаль. Короче, один куда-то там упал, и их осталось двое. Это, значит, в считалочке так говорилось… — Лумарь хмыкнул, но Станок пребывал все в том же ступоре, возможно, не слыша его слов вовсе.

— Да не трясись так. Ты ведь меня в гараже не пытал, по балде не бил, верно? К тому же у нас общее теперь дело. Камушки надо добывать, прикидываешь?

— Значит, ты их не брал? — Станок ощутил, как жизнь вновь к нему возвращается. На глазах выступили слезы умиления, дрожь прошла по всему телу. Пожелай этого Лумарь, и он запросто опустился бы перед ним на колени, с готовностью перецеловал бы замызганную обувку киллера.

— Еще один пень гороховый! Я вам сразу об этом талдычил. Будь у меня камушки, разве надумал бы я в город возвращаться? И уж тем более, не стал бы их пихать в карманы жмурика. Камушки у ментов, и добыть их будет непросто.

— А как же быть с ними? — Станок кивнул на лежащие вокруг тела. — Их же будут искать.

— Это пожалуйста! Если есть лишнее время, пусть ищут. Никто ведь не знает про нас с тобой верно? — Лумарь подмигнул Станку, и тот неестественно хихикнул. — Нет, корешок! Мы этот город еще в бараний рог свернем. И хрена, у нас кто пикнет! — Лумарь выплюнул изжеванную травинку. — Обшарь-ка их. Вон у того со шрамом вроде «тэтэшник» за поясом маячил. Зачем пропадать стволу? Заодно деньжат поищи.

Со скучающей миной Лумарь наблюдал, как, ползая на коленях, рыхлый Станок усердно обшаривает мертвых. На пухлом лице отражалась деловитость и готовность услужить. Никаких угрызений совести и никакой брезгливости. Так, впрочем, и должно быть. Потому что страшно. Лумарь по себе знал, что страх — великая сила. Может быть, главная движущая сила в этом поганом мире. Кто умеет повелевать такой силой, тот повелевает и миром. И Шмель, не раз называвший его «вечным третьи номером», был, конечно, не прав. Отныне он перестанет быть третьим. Уже хотя бы потому, что узнал, сколь легко и просто заканчивают свою жизнь вторые и первые. И если он в состоянии простым движением указательного пальца обращать их в пыль, в холодное мясо, в поскуливающих животных, то он УЖЕ далеко не третий номер! Произошла рокировка, которую он с ясностью прочувствовал только сейчас.

— Молодец! Пока отложи барахлишко в сторону. Потом заберем.

— Ага, конечно. — Станок беспрекословно выполнил команду и с ожиданием взглянул на своего нового хозяина.

— А теперь хватай жмуриков за ноги и волоки вон туда. За березнячком, помнится, болотце было. Там их и притопим.

Забросив винтовку за спину, Лумарь также взял за ноги одного из мертвецов. Причем выбрал Иприта — самого худосочного и легкого.

По счастью, болото и впрямь оказалось неподалеку. В несколько приемов трупы перетащили к камышам. Когда последнее тело с хлюпаньем ушло в темную жижу, остановились отдышаться.

— У тебя, я слышал, тоже своя команда имеется?

— Да какая там команда! Молодняк один. Помогают по пустякам. Бизнес-то почти цивильный.

— Молодняк — он тоже разный бывает. Может, все-таки найдутся надежные пацаны? На кого, значит, можно положиться?

— Ну, пара ребяток вроде ничего. Пока держу в охране, — Станок натянуто улыбнулся. — Хотя, честно говоря, именно их собирался рассчитать.

— Что так?

— Да-а… Продавщицы, телки молодые, жалуются, что пристают. Да и пивом без меры балуются. Раньше, конечно, помогали в щекотливых делах, а сейчас спокойнее стало, никаких терок. Все под крышами укрылись. Если что, то на них и ссылаются.

— Крыши — это да… А у тебя, стало быть, бизнес свой?

— Ну-у… Магазинчик один есть, несколько ларьков, на рынке рядок… — Станок растерянно пожал плечами. Он и сам не знал, что следовало говорить — то ли умалять по возможности свое богатство, то ли наоборот максимально приукрасить.

— Магазин с ларьками — тоже неплохо, — Лумарь задумался. — А знаешь что, черкни-ка ты своим бакланам маляву.

— Какую маляву?

— Ну, надо же им как-то объяснить кто я такой. Тебе, сам понимаешь, пока в подполье придется отсидеться, а я народ к делу пристрою, бизнесу боевому обучу. Так что, черкнешь?

Лицо Станка вновь посерело. Покосившись на болотную жижу, так скоро проглотившую трупы, он сдавленно произнес:

— Зачем же писать, можно позвонить! Это проще.

— Тогда звони прямо сейчас. У тебя ведь сотовый, верно?

Дрожащей рукой Станок достал из кармана плоскую трубку телефона.

— Опишешь им меня, поручишься, а после передашь трубку, — коротко разъяснил Лумарь.

Вяло кивнув, Станок перепачканным пальцем начал стучать по клавишам. Рассеянно прислушиваясь к пению лесных пичуг, Лумарь ладонью огладил цевье «Винтореза». Сердце в груди билось ровно и размеренно. Пошел последний отсчет, и это радовало, поскольку трудный денек изрядно затянулся. Пора было заканчивать с этой кутерьмой, и финиш был не за горами.

Пока Станок сбивчиво объяснял какому-то Лешику, что мальчику временно придется перейти в подчинение другого хозяина, киллер медлительным движением развернул на ремне винтовку. Теперь она смотрела не в землю, а значительно выше.

— Ну, хватит. Давай трубку, — Лумарь взял телефон, в очередной раз поразившись легкости этой радиопустышки. Вот истинная разница между настоящим и поддельным! Оружие никогда не было легким — будь то бердыши, сабли или револьверы. Наверное, никогда и не будет. Электроника же шла по пути минимизации габаритов и веса, тем самым снижая собственную мировую значимость. Легкое — оно и есть легкое. Пользоваться такими фитюльками, конечно, можно, но уважать их вряд ли когда захочется…

— Але, Лешик? Значит, пересекаемся сегодня. Ты понял меня? Часиков в одиннадцать, в «Бабслее». Знаешь такую забегаловку?.. Вот и молодец. Побрейся, подмойся и подгребай туда к одиннадцати…

Лумарь лишь чуток скосил глаза, поправляя ствол «Винтореза». Курок сам подтолкнул палец, и пуля беззвучно впилась в переносицу Станка, швырнув незадачливого владельца магазина в хрусткие камыши. Тяжелая вода нехотя расступилась, принимая очередного гостя, какая-то лягушка с кваком скакнула в сторону. На глазах киллера изуродованная голова медленно погрузилась в болотную жижу, едва заметно окрасилась розовым.

— Вот и ладушки, договорились! Как зайдешь в «Бабслей», двигай к бару-тотализатору… Ну да, это возле стрип-сцены… Как меня узнать? А никак. Я сам тебя узнаю. Держи в руках какие-нибудь ключики с брелочком, я и подойду.

Сунув телефонную трубку в карман, какое-то время Лумарь смотрел на тонущий труп Станка, затем перевел взгляд на винтовку. Жаль, конечно, но свою роль эта пукалка уже сыграла. Придется утешать себя тем, что подобных игрушек на свете еще много. Швырнув «Винторез» подальше в болото, Лумарь улыбнулся тонущему телу Станка.

— Извини, чувачок, свидетелей я не оставляю. Не то нынче время, не тот, понимаешь, век…

Глава 1

Хоть и говорят, что «Пушкин — наше все», однако улицы достойной славы поэта в Екатеринбурге почему-то не нашлось. Видимо, рассудили, что все-таки не Карл Маркс, не Карл Либкнехт и даже не Клара Цеткин. А посему разрубили по доброте душевной одну из улочек-коротышек и поделили по-братски между Гоголем и Пушкиным. Таким образом, даже вдвоем братья классики получились раз в десять короче, чем улица неистового Виссариона или революционера Луначарского, — оттого и путались с адресом охранного агентства многие из предпринимателей. Пойди найди в огромном городе улочку размером в один-единственный квартал! Да еще названную фамилией успешно забываемого Пушкина. Конечно, «Сказка о рыбаке и рыбке» — не самая емкая вещь, но и ее надо суметь прочесть, а, прочитав, умудриться запомнить имя автора.

Тем не менее, Степан Васильевич Лещенко, владелец кирпичного заводика и двух строительных магазинов, контору «Кандагар» разыскал без особых хлопот. А разыскал по той простой причине, что очень уж бизнесмену приспичило. Обычно так и бывает, когда наезжают с угрозами, а на Лещенко, судя по всему, наехали всерьез.

Обильно потея, владелец кирпичной фабрики сидел в офисе перед столом Тимофея Лосева и, часто утираясь большим белым платком, продолжал сбивчиво излагать историю своих злоключений.

Шурша капроновыми чулочками, секретарша Леночка принесла ему чашку чая, а водитель Мишаня заботливо протянул блюдечко с лимонными дольками. То же самое предложили и телохранителю Лещенко, здоровенному увальню с добрыми коровьими глазами и ручищами, в которых чашечка с чаем выглядела как игрушечная. Бизнесмен представил его как Толика, но на «Толика» телохранитель никак не тянул — скорее уж на Толяна. Нерешительно потоптавшись за спиной хозяина, богатырь робко притулился на шатком табурете. Лещенко же продолжал свой невеселый рассказ:

— ..Сначала вроде миром порешили. У меня свои обстоятельства, у Володаева — свои. Как говорится, в жизни всякое бывает. Тем более, что и с выплатами наша фирма особенно не тянула. А что на пару недель подзадержались, так по нынешним временам, сами понимаете, это смех.

— Понимаем…

— И главное — даже не предупредил! Позвонил вчера в офис и объявил об этом клятом проценте. Вроде как на счетчик меня поставил. А кто он такой, спрашивается? Газовый магнат или вор в законе?! С каких это щей кто-то может ставить меня на счетчик?!

Тимофей благодушно закивал.

— Это бывает. Звездной болезнью называется. Заработал человечек на пару «БМВ» и начинает мнить себя космонавтом.

— Вот я и толкую. Ведь вчера еще партнерами были, вместе, пардон, баб снимали, а сегодня он мне угрозы вздумал засылать.

— Чем-нибудь конкретно грозил?

— Грозил, поганец! Обещал, что для начала один из магазинов взорвет, а после кого-нибудь из родни пощипает.

— Ишь ты!.. — Тимофей окинул рассеянным взглядом помещение, споткнувшись на заманчиво округлых коленках Леночки, заставил себя нахмуриться. — Значит, деньги у вас с собой?

Лещенко энергично закивал.

— Правда, только старая сумма. Я же ничего не знал о проценте. Этому жлобу теперь вдвое больше нужно, а где я столько возьму? Да и чего ради я должен ему платить? Лучше уж я вам заплачу.

— Святые слова! — буркнул молчавший до сих пор Дима Харитонов. — Жаль, не часто нам такое говорят.

— Да нет же, я действительно готов заплатить…

— Верим, Степан Васильевич, верим. Только вот беда, мало мы знаем о вашем верном компаньоне. Хотя… Леночка, погляди, что там у нас есть на Володаева.

— Уже поглядела, — сидящая за компьютером секретарша оперативно защелкала по клавишами. — Володаев Лев Маркович, 34 года, неженат, владелец пакета акций компании «Бухарест», хозяин торговых киосков на Кобозева и Таганской, проживает по адресу…

— Это не надо. Давай что-нибудь экзотическое. Связи с преступным миром, подпольными синдикатами и прочее.

— Ммм… Этого здесь нет. — Леночка чуть покраснела. — Есть сведения о курсе лечения в вендиспансере. И еще о том, что Володаев любит посещать стрип-шоу в «Галлактике», «Водолее» и «Карабасе».

Перегнувшийся через Леночкино плечо Дмитрий сухо констатировал:

— На все про все — восемь куцых строчек. Так-то, Степан Васильевич! Мелкая сошка — этот ваш Володаев. Даже про паханов средней руки наши пиратские диски выдают по две-три страницы биографий. А тут — ни любовниц, ни именитых соучредителей, ни связей с блатными, — одни вендиспансеры.

— Тогда с каких щей этот красавец приборзел? — задумчиво пробормотал Лосев. — Может, все-таки появилась какая-нибудь серьезная крыша? А, Степан Васильевич?

— Откуда же мне знать. Я, собственно, потому к вам и пришел. Знакомый рекомендовал, говорил, что можете помочь.

— Мочь помочь — это мы умеем… — Тимофей озабоченно покосился на часы, переглянулся с Дмитрием. — Жаль только, народишку у нас нынче маловато. Почти все в разъездах.

— Думаешь, не сумеем никого мобилизовать?

— А кого мы мобилизуем? Сват с ребятами опять в Чечню укатил, Стасик на задании, Гришаня с Юриком до сих пор в госпитале. Еще трое в охране кардиоцентра на договоре…

— Слушай, а где у нас Ильнурчик?

— Ильнур у нас в глубоком поиске.

— Каком еще поиске?

— Да есть тут одно спецзадание. Почти как у Стасика.

— Хорошенькое дело! — возмутился Харитонов. — Выходит, «Кандагар» — совсем голый остался!

— Ну, почему же? Мы-то с тобой на месте. Мишаня опять же под боком, Елена.

— Может, Маркелыча дернуть из отпуска?

— Серегу-то? А как ты его оттуда выдернешь? Он же в Ялте тусуется. Солнышка ему, видите ли, перед зимой захотелось, по пляжикам соскучился.

Лещенко нервно заерзал на стуле.

— Я, конечно, извиняюсь, но время поджимает. Уже второй час, а в три назначена встреча. Я слышал, если на стрелку опаздывают, могут ввести дополнительные санкции.

— Санкции — это да… — Дмитрий фыркнул. — Вещь действительно сурьезная!

— Я что-нибудь не так сказал?

— Да нет, в общем все верно. На такие свидания и впрямь лучше не опаздывать. — Дмитрий подмигнул Тимофею. — Ну что? Значит, снова придется брать с собой свадебного генерала?

— Что же делать. Придется.

— Какого еще генерала? — удивился Лещенко.

Дмитрий с Тимофеем, не сговариваясь, повернули головы в сторону увальня-телохранителя.

— А вот твоего паренька и возьмем. Как ты говорил его зовут? Толик? Вот Толик у нас и сыграет роль генерала. Я, Мишаня и генерал поедем в головной машине. Вы с Тимофеем отправитесь следом за нами. Вполне солидная компания получается.

— Согласен, — Тимофей коротко кивнул, взглянув на секретаршу, попросил: — Леночка, будь добра, принеси наш парадный мундир. А ты, Анатолий, скидывай свой прикид и натягивай обновку. Давай, давай, не трепещи. Все, что от тебя потребуется, это сидеть в машине с каменной физией и не видеть никого в упор.

— В упор?

— Вот именно. В упор. Роль, сам понимаешь, ответственная, но думаю, у тебя получится.

Сияющий парадной синью и поблескивающий золочеными погонами, мундир торжественно внесли в офис. Увалень Толик изумленно приподнялся.

— Это мне?

Тимофей Лосев величаво кивнул.

— Правда, всего на пару часов, но согласись — и два часа походить в генералах неплохо…

***

Пелена туч плотно обложила небосвод, с высоты густо повалил снег. Хлопья напоминали разлапистых мохнатых пауков, искристой вязью обволакивали пространство. Сахарная каша липла к лобовому стеклу, бородой нарастала на дворниках. Водитель Мишаня время от времени фыркал, но Дмитрий выглядел абсолютно спокойным. Месил себе мятный каучук и слушал вполуха Элтона Джона. Из всех четырех колонок, размещенных в салоне, неслось одно и то же. Квадрофонический Элтон пытался доказать миру, что верит еще в любовь, несмотря на дирижабли, небоскребы и разное-несуразное. Верно, ему при его бабках в это и впрямь легко верилось. Совсем иное было на уме у голоногих озябших девчушек, что время от времени возникали на обочине шоссе. По слухам, с придорожными жрицами любви можно было обрести минутное счастье всего за пару червонцев. Что и говорить, деньги запрашивали немалые, — в аккурат на пять трамвайных билетиков. Во всяком случае поверить в чистую любовь этих уличных красавиц могло заставить лишь чудо, что, как известно, встречается в природе достаточно редко.

— Да уж, погодка нам удружила. Пожалуй, эта борзота может и припоздать. — Мишаня озабоченно глядел за окно. — Если у них «Мерсы» или какие-нибудь «Опели», как пить дать, завязнут.

Он был прав. Даже джипы, на которых куцая команда «Кандагара» катила на стрелку, ползли по заснеженной дороге сонными черепахами. Застрявшие легковушки попадались уже дважды, но печалиться никто не спешил. В конце концов они успевали, а уж явится на стрелку господин Володаев или нет — не столь уж существенно. Опоздает — хорошо, слетит по дороге в кювет — еще лучше. Любой расклад бывших спецназовцев вполне устраивал.

Передовой джип свернул с шоссе, немного повиляв среди сосен, выбрался к отвалам.

По слухам, именно здесь размещалась когда-то грандиозная промышленная свалка. С доброго десятка свердловских заводов сюда свозили битую керамику, шлакоблоки, лом и прочую рухлядь. Оттого и получились холмы, которые с течением времени вполне самостоятельно поросли невинной травкой и стали напоминать естественный ландшафт. Что-то вроде малых Альп, только на Урале.

Увалень Толик, переодетый в мундир ментовского генерала, отчаянно сопел, пытаясь сжиться с непривычной для себя ролью и, судя по всему, изрядно волновался. Впрочем, физиономия у парня была вполне подходящая, а дородная комплекция с успехом компенсировала недостаток лет. Ободрив Толика улыбкой, Дмитрий поинтересовался:

— Умеешь рявкать?

Телохранитель смущенно пожал могучими плечами.

— На всякий случай все-таки будь готов. Начнутся заморочки, сделаю тебе знак рукой.

— Знак?

— Ну да. Покажу, к примеру, козу или еще что-нибудь. Тогда сразу открывай дверцу и рычи какую-нибудь хренотень. Типа — «вы что, падлы, весь день собрались меня мариновать!»

— Это, значит, вам или им?

— А всем сразу. Суть даже не в том, что именно ты будешь рычать, а в том, чтобы эти шнурки хорошенько рассмотрели твои погоны. А уж мы, будь спок, объясним им, кто ты такой и как с тобой опасно связываться.

— Понял.

— Вот и молодец, Толик. Я сразу просек, что ты парень сообразительный.

— Только я хотел спросить…

— Спрашивай.

— Вдруг, у них снайпер? Слышали, наверное, как Чику с секретарем недавно грохнули. Тоже пригласили на стрелочку, а как те выбрались из машины, так и положили.

Дмитрий рассеянно кивнул. Толик ничего не выдумывал. Чику прикончили действительно профессионально. Привыкшие к пистолетикам и автоматикам бандюки давненько уже не пуляли с крыш и приличных расстояний. В данном же случае несомненно работал снайпер. Кстати, тот же самой, что всего неделю назад положил воровайку Алябьева. Но самое главное — никто из бандюков понятия не имел, за что кончили двух преуспевающих криминальных бонз, и чем не угодил коварному киллеру негласный покровитель двух крупнейших городских рынков, а по совместительству обладатель депутатского мандата господин Алябьев.

— Снайпер в городе действительно завелся, — пробормотал он. — Но этот случай, Толик, не про нас. Так что хвост — морковкой, и не дрейфь.

Вереница машин в очередной раз повернула, и Мишаня удивленно кивнул в сторону открывшегося перед ними котлована.

— Гля-ка, доползли! Верно, тягач с собой брали.

Дмитрий, хмыкнув, присмотрелся к веренице стоящих впереди иномарок. Тачки были крутые, но явно из категории «бэу». Если же внимательно пересчитать да прикинуть число посадочных мест, то по всему выходило, что количество войск у противника вчетверо превышало силы «Кандагара».

Вытащив из кармана миниатюрную «ИКОМовскую» рацию, Дмитрий утопил клавишу и пару раз кашлянул в микрофон. Услышав ответный кашель, довольно кивнул.

— Порядок! Тимоха нас слышит.

— Порядок-то порядок, только чудится мне, что машинки у них бронированные. По крайней мере те, что с левого края — точно утяжелены. Да и многовато их что-то.

— А когда их было мало, Мишенька?

— Ну, все-таки… Не хотелось бы доводить дело до стрельбы. — Водитель опытным взором продолжал изучать выстроившиеся «Мерседесы» с «Тойотами», попутно стрелял глазами в сторону ближайших холмов, прикидывая, должно быть, вероятность нахождения там посторонних «кукушек».

Джипы «Кандагара» поравнялись с механизированными колесницами противника, с солидной неспешностью притормозили. И тотчас захлопали автомобильные дверцы. Из флагманского «Мерседеса», выбросив обе ножищи вперед, выбрался Володаев — сутулый мужичонка с пузцом Черчиля, задницей шестидесятилетней секретарши и по-михалковски пышными усами. Мишаня впился в него взглядом, придя про себя к каким-то выводам, язвительно ухмыльнулся.

— Во дуру-то ломит! Вроде как непримиримый. Заметил, Димон? Ножки-то враз выставил. Прямо как новорожденный!

— Значит, не наигрался еще.

— Ну, а ты как собираешься шагать?

— Осторожненько, — проворчал Дмитрий, — как все нормальные люди. Не воробей поди.

Поправив выбившийся из-под ворота шарф, он проверил рукоять заткнутого за пояс пистолета и выбрался из джипа. Тимофей с руками в карманах стоял уже рядом.

— Ну что, камрад? Будем общаться с поганцем?

— Давай попробуем. Только чур, я первый, ты второй.

— Иди, иди, я не рвусь…

Чуть прихрамывая, «поганец» Володаев уже шагал к ним. Оставив Тимофея за спиной, Дмитрий приблизился к бывшему партнеру Степана Васильевича. Похоже, мужчинка действительно заигрался. На лице его попеременно мелькали то царское величие, то мальчишеская неуверенность. Он и вести себя толком не знал как, явно еще не сжившись с ролью «крутого».

— Ну? И где деньги? — сходу прогнусавил он. — Помнится, Лещенко клялся, что привезет все до копейки…

— Зашей рот, шустрик! — Дмитрий ткнул пальцем в грудь новоявленного пахана. — Я сюда не с тобой толковать приехал, а с реальными людьми. Так что, если за тобой кто есть, пусть валит сюда.

— Да ты… — Володаев поднял глаза и смолк. Вся спесь с него разом слетела. Дмитрий смотрел на него холодно и жестко. Именно так в свое время он рассматривал кучерявого и бородатого араба, за пару недель вырезавшего несколько офицерских семей. Легко было себе представить, что с ним сотворят отцы и мужья убитых, но Дмитрий тогда поступил просто. Одной-единственной очередью взял грех на себя, не позволив коллегам превратиться в лютых зверей. И, глядя ему в лицо, тот давний убийца-наемник тоже в один миг все понял. И сник, как не пыжился до того, изображая непримиримого бойца с неверными.

— Давай, шустрик, не заставляй ждать. Зови кого постарше. — Дмитрий похлопал Володаева по плечу. — А с тобой разговора не будет.

— Но я… — растерянно начал Володаев.

— Ты — номер шесть! — веско произнес Дмитрий. — На этом базар закончен.

Видимо, почувствовав нелады в переговорах, некто грузный выбрался из «Мерседеса», вперевалку зашагал к беседующим. С видимым облегчением Володаев обернулся к шагавшему, обиженно пожаловался:

— Вот! Хотят поговорить. А денег, похоже, не принесли.

— Я уже понял.

— Правильно понял. Не принесли и не принесем. — Дмитрий, улыбаясь, смотрел на приближающуюся «крышу». Хотелось рассмеяться, да не позволяла ситуация. Перед ним, чуть ссутулив массивные плечи, стоял Серега Маркелов, бывший десантник и нынешний сотрудник «Кандагара», который, по общему мнению, сейчас нежился на далеких черноморских пляжах.

— Отойдем? — Маркелыч качнул тяжелой головой, и, продолжая улыбаться, Дмитрий двинулся за коллегой.

— Никак прямо из Ялты сюда приземлился? Наверное, на парашюте, да?

— Да сорвалась моя Ялта, — Маркелыч поморщился.

— А я думал, ты нам про жизнь курортную расскажешь? Про русалок морских, про девочек шоколадных.

— Брось, Димон. Я же не знал, что такая петрушка получится. Это козел попросил помочь, я и согласился.

— Ты у него что, в начальниках охраны?

— Да нет, вроде консультанта по чрезвычайным обстоятельствам. То есть, пока, значит, отпуск.

— А в машинах кто сидит?

— Да фуфло разное. Натолкали сотрудников из фирмы, нарядили в плащи. Из деловых по сути — я один.

— Знакомая тактика. — Дмитрий ухмыльнулся. — А магазин-то зачем грозились взорвать?

— Да ты что? Ничего я ни о каких магазинах не знаю. Не хватало еще мараться. Вот только сюда и пригласили поприсутствовать. И залепуху преподнесли насчет каких-то отморозков. Дескать, пугают, денег не отдают, бизнеса грозят лишить.

— Сколько пообещали за услугу?

— Полторы тысячи зелеными сразу и еще две в качестве премиальных. — Маркелыч потупился. — Димыч, я, правда, не при делах. Отпуск же, правильно? А тесть баню строит, просил помочь. А чем помочь? Бабок — кот наплакал. Вот и решил подхалтурить.

— Хорошие у тебя халтуры. Денежные… — Дмитрий огляделся. Поймав понимающий взгляд Тимофея, незаметно подмигнул. — Короче так, Серый. Твои полторы теперь становятся общими, согласен? Половина отходит «Кандагару», половина — тестю на баню. Это тебе штраф за левак. А своему козелку коротко и внятно объясни, что мы круче Кавказских гор и все такое. Вон и генерал у нас в машине погонами сверкает. Пусть твой Володаев поглядит, мозгами пошевелит. А про Лещенко ему лучше забыть. Мужик кирпичи лепит, для народного хозяйства радеет, такого трогать западло.

— Но деньги-то он заплатит?

— Обязательно. Только не сегодня и без всяких процентов. Пущай господин Володаев поумерит свои аппетиты. Можешь даже объяснить ему, что собирались его тут пришить, а ты уговорил не брать грех на душу.

— Все понял, Дим.

— Тогда двигай. Будем считать переговоры завершенными.

— Погоди! Так тоже нельзя. Давай хоть постоим немного. Мне же полтора косаря отработать надо.

— Тут ты прав. Спектакль должен быть убедительным. — Легко и красиво Дмитрий извлек на свет потертого вида и оттого еще более грозный «ТТ», поднес к носу опешившего Маркелыча.

— Как думаешь, Серый, Володаева это успокоит?

— Пожалуй. А он видит?

Скосив глаза, Дмитрий кивнул.

— Аж побелел, бродяга. У него часом сердечко не бо-бо?

— Да вроде не замечал.

— Вот и отлично. Кстати, помахай своим нетопырям ручкой. А то они там действительно занервничали. Того и гляди — рванут отсюда без тебя.

Маркелов послушно помахал рукой, давая знать «своим», что все в порядке. И немедленно хлопнула дверца за спиной Дмитрия. Задушенно и неуверенно новоиспеченный «генерал Толик» попытался честно исполнить свою миссию.

— Эй, вы там! Типа, долго еще или нет?

Получилось у него не сказать чтобы грозно, но внимание к себе он все-таки привлек.

— Это еще что за чудачок? — удивился Маркелыч.

— Ничего не поделаешь. У вас свои ряженые, у нас свои. Или не узнал мундирчик? — Дмитрий обернулся к Толику. — Все в порядке, мон женераль. Фейерверк отменяется.

Неловко кивнув, Толик уронил генеральскую фуражку на колени, торопливо закрыл автомобильную дверцу.

— Вот так, Сергунь. Дуй в свою Ялту, загорай дальше. Ну, а как вернешься, обсудим твое поведение на партсобрании.

— Димон, я же все объяснил!

— То же самое объяснишь всему трудовому народу. И про партвзносы не забудь.

— Ну, конечно же. Это само собой.

— Тогда, покедова, консультант!

Уже в машине Дмитрий взглянул на часы, залихватски подмигнул Мишане.

— Считай за пять минут заработали семьсот пятьдесят баксов. Плюс премиальные от кирпичного магната. Будет чем порадовать детишек. Нас ведь, кажется, сегодня в детдом приглашали?

— Вроде бы да.

— Тогда поехали. Кажется, успеваю еще к Диане забежать.

— Значит, все-таки женишься?

— А почему и нет?

Мишаня пожал плечами. От комментариев вслух он воздержался. Бесспорно, Мишаня был добрым малым — любил пиво, детей, футбол и даже к рекламным роликам относился вполне снисходительно. Однако от женщин при всем своем миролюбии он предпочитал держаться на разумной дистанции, воспринимая их как кухарок, секретарш, любовниц, но не более того.

Глава 2

Заваркой из-под чая Стас Зимин полил единственный в квартире цветок — чахлое и блеклое создание пыльного цвета и неспешно оделся. Вполне возможно, что цветок вообще не был цветком. Так — какой-нибудь багульник из ржаво-оранжевого семейства. Наташка приволокла его с помойки. Кто-то оставил в горшочке рядом с мусорными контейнерами, она и подобрала. Дурында сердобольная. Разреши он ей, — подбирала бы все на свете, начиная с щенков и кошечек и заканчивая тополиными ветками. Верно, потому, что сама была из таких же — срезанных, брошенных и приблудных.

Щелкнув подтяжками, Стас молотнул серией по висящему у стены кожаному мешку, добавил с проворота ногой и приблизился к дивану. Чуть наклонившись, приподнял одеяло, с удовольствием причмокнул губами. Подвернув под себя одну ногу, Наташка по обыкновению спала нагишом — стройная, смуглокожая, с грудками по-девичьи «курносыми» и упругими. Ни дать, ни взять — картинка для рубенсовских подмастерьев. Обычно, взирая на их картины, Стас всерьез недоумевал, как хватало у них терпежа рисовать и не отходить от холста часами. Впрочем, может быть, и не хватало. Как пить дать, отвлекались, сердешные. Иначе какая это, к черту, живопись! — пытка голимая и только.

Вволю налюбовавшись голой Наташкой, Стас потрепал всклокоченную женскую голову, пощекотал за ухом. Не раскрывая глаз, девушка поймала губами его пальцы, горячими ладонями попыталась уцепить за ногу.

— Все, ухожу, — он мягко высвободился.

— Скоро вернешься? — голос ее был сонным и клейким. Наташка вообще была из засонь.

— Скоро. Нам же сегодня уезжать, забыла?

— Забыла, — прошептала она.

— Значит, напоминаю. А пока досыпай свое, к телефону не подходи, двери не открывай. Если что, звони на трубку мне или прямо в «Кандагар».

— Ага… — она уже снова спала.

Выйдя на лестницу, Зимин тряхнул коробком, вынув одну из спичек, переломив пополам, воткнул между косяком и дверью. Это стало уже привычкой. Комочек грязи на пороге, скомканный трамвайный абонемент или та же спичка. Пусть в фильмах волоски наклеивают, а в России волосы берегут. Есть, как говорится, средства доступнее и проще.

— Стасик?

Зимин неспешно обернулся. С нижнего этажа поднималась соседка.

— Уже уходите? Какая жалость. А я попросить вас хотела.

— Что-нибудь стряслось?

— Да Витюшу нужно забрать из школы. Все-таки второй класс, три дороги на пути, а у меня, как на зло, отчет. Инспекция, бумаги, бухгалтерия… — соседка принужденно засмеялась. Просить она не умела. Таким отказывать сложнее всего. Стас взглянул на часы.

— Когда?

— Четыре урока — значит, сразу после двенадцати. Он там ждать будет. В вестибюле. Школа на Первомайской возле перекрестка.

— Попробую, — Стас произвел в уме арифметическое действие — отнял от собственного лимита лишние двадцать минут. Кажется, получалось.

— Вот спасибо! — соседка прижала руки к груди, и Стасу подумалось, что мужчины отчего-то так не делают. Разве что в каких-нибудь старинных фильмах из прошлого века.

— А ключ у него есть, не беспокойтесь. Главное — через дорогу перевести. Они ведь такие шебутные сейчас! Ничего не видят, когда играют…

— Не беспокойтесь, забегу за вашим Витюшей.

Попрощавшись с соседкой, Стас сбежал вниз по лестнице. Уже на выходе из подъезда дал пендаля бомжеватому увальню, норовящему помочиться под самые двери.

— Я ж тя!.. — рявкнул увалень и осекся.

— Не ты меня, а я тебя. — Серьезно пообещал Зимин. — Вон под тем кустиком. Веришь, нет?

Увалень поверил. Застегнув ширинку, торопливо затрусил восвояси. Поглядев ему вслед, Стас зашагал в противоположную сторону.

Осеннее солнце, смахнув паутину туч, утюжило грязную землю. Выпавший снег успел растаять, превратившись в экзотическую кашицу, каковой в Екатеринбурге хватало во все времена года. Город назывался городом, но походил больше на деревню. Те, кто не разжился машиной, обречены были возвращаться домой с заляпанными по колено брюками, замызганными чулками и устряпанными колготками. Впору было надевать резиновые сапоги и калоши, но от них как-то успели уже отвыкнуть.

Одолев пару кварталов, Стас добрался до проспекта. Для большинства знакомых он значился в отпуске, и только сотрудники его родной конторы знали истинную цель нынешних прогулок Зимина. Тимофей называл это спецзаданием, Дмитрий — халявой спецназа. Как бы то ни было, но операция по наркопосредникам вступила в решающую фазу, а потому следовало соблюдать утвержденные ранее пункты.

Место у дорожного сигнала, где он должен был стоять, оказалось занято. Пегий пес дворянской породы сидел в грязи и, подрагивая лапами, уныло глодал картонную коробку. Далекие предки пса явно принадлежали к сословию эрделей, но порция благородной крови ничуть не изменила судьбу лохматого потомка. Он принадлежал улице и вместо шницелей вынужден был питаться картонной тарой. Стас скромно притулился рядом. Чтобы отметиться, проголосовал первым встречным «Жигулям». Но машина проехала мимо, что в общем-то его вполне устраивало. Прогулявшись до лоточницы, торгующей чебуреками, Стас купил пару штук и, вернувшись на пост, честно поделился с четвероногим бродягой. Чебурек исчез в мгновение ока. Эрдель вовсю закрутил обрубком хвоста и, не веря своему счастью, преданно всматривался в лицо раскошелившегося человека.

— На еще, и пошел вон, — Стас кинул ему остатки собственного чебурека. Приближался поток машин, пора было поднимать руку в нацистском приветствии. «Жигуль», «Москвич», с пяток иномарок и снова «Москвич». Все таратайки как и положено равнодушно катили мимо. Зато следующий позади всех «Запорожец» неожиданно притормозил. Навряд ли это были те, кого поджидал Стас, а потому он произнес заранее приготовленную фразу:

— До Тагила подбросишь?

— Ты что, сдурел?

— Нет, так нет, — Стас отвернулся от водителя, и «Запорожец» покатил дальше.

Тем временем, вдохновленный чебуреками эрдель отправился в странствие. Поочередно заглянув в окна полуподвальных этажей старого дома, неторопливо добежал до троллейбусной остановки. Здесь дождался подъехавшего троллейбуса и отважно залез внутрь. Проводив его глазами, Стас снова поднял руку. Он понятия не имел о том, кто именно должен к нему подъехать. Таковы были правила игры. Они знали его в лицо, он их нет. И все пятнадцать-двадцать минут, что он торчал на условленном месте, скорее всего, его изучали со стороны, проверяя насколько он «чист». Все это было скучно и чуточку смешно, но так уж они договаривались.

Наконец взвизгнули тормоза, и рядом остановилась бежевая «Волга». Стас повторил дурацкую фразу про Тагил.

— Тагил так Тагил. Садись.

Распахнулась задняя дверца, и Стас ухнул на мягкое сиденье. «Волга» резво взяла с места. Плечистый сосед с ежиком на голове и татуированными пальцами без лишних слов тут же выложил на колени Стаса увесистый сверток.

— Это половина. Сорок пять тысяч баксов. Сотенными, прямо из банка.

— Буду считать.

— Само собой.

Пальцы Стаса вскрыли бумажный пакет, достав пачку долларов, зашелестели по корешкам.

— А почему только половина?

— Вторую получишь на выезде из города. Поедешь на четыреста двенадцатом «Москвиче».

— Это тот, что у меня под окнами образовался?

— Он самый. Вот ключики и документы. Стартуешь в полночь. На выезде тормознешь возле «Белого соболя», мигнешь трижды фарами. Подойдет паренек. Он от ребят из централа. К тому времени они вышибут кое-что с должников, передадут тебе. Правда, возможно, в рублях, но тебе-то какая разница?

— Не скажи. Или эту стопочку таскать или чемодан в два пуда.

— За это тебе и платят.

Стас промолчал. Пока он пересчитывал деньги, его не донимали. Машина колесила по городу, попутчик сонно глазел в окна. Щелкнув зажигалкой, водитель, еще более массивный, чем сосед Стаса, неспешно прикурил. Дымок фиолетовыми кудельками поплыл по салону. Не поднимая головы, Стас пробурчал:

— Скажи ему, чтобы не коптил. Не терплю табака.

Фыркнув, шофер покосился на своенравного пассажира, нехотя выбросил сигарету в окно.

— Все! — Стас удовлетворенно вздохнул. Выдернув наугад с пяток купюр, тщательно ощупал, поглядел на просвет. — Вроде порядок.

— Быстро ты однако.

— Работа такая, — Стас взглянул в лицо попутчика. — Куда теперь?

Мужчина передал ему конверт.

— Здесь все адреса. На этот раз покатишь на юг — в солнечный Челябинск. Передашь денежки, возьмешь расписку. В машине ничего не трогай. Там кое-какая чепуха для них. Взамен тебе тоже кое-что подкинут.

— Типа бартера, значит?

— Вроде того. Мы им кофе, они нам корицу.

— Ясно. А как насчет аванса?

— Аванс получишь, когда вернешься.

— Это уже не аванс, а гонорар.

— Я что-то непонятно объяснил?

— Да нет, но почему не сейчас?

— Потому что потому.

— Конкретно, но не ясно. Командировочные, бензин — все денежек стоит. А еще ведь надо на что-то там жить, где-то устраиваться.

— Это уже твои заморочки. Так что давай вытряхивайся.

— Минутку! — Стас качнулся к водителю. — Будь другом, поверни здесь. Тут школа неподалеку. Рядом с ней и высадишь.

— Что ты забыл в школе?

— Да свиданка у меня там. С малолеткой из восьмого «А». — Стас с улыбкой огладил тугой сверток. — А что? Деньжата есть, свожу девочку в цирк или зоопарк, кутнем в какой-нибудь кафешке.

— Любишь пошутить, как я погляжу.

— Маленько есть…

— Здесь, что-ли?

«Волга» подкатила к зданию школы.

— Точно, — Стас кивнул мужчинам. — Пока, орлы.

Ему не ответили. Машина тронулась с места сразу, как только он вылез.

***

Мальца звали Виктором, но соседка почему-то называла его Витюшей и любила платком вытирать пацану нос и губы. Как какому-нибудь трехлетке. Парню подобное обращение, разумеется, не нравилось, и в этом смысле Стас его понимал.

Войдя в школу, никакого Витюши он не обнаружил. Не было мальчугана ни в вестибюле, ни в туалете. Зимин заглянул на всякий случай в школьный буфет и в раздевалку. От звонкоголосого гама хотелось зажать уши, а то и зажмуриться. Вокруг Стаса носились удивительно маленькие люди с ранцами за плечами и полотняными мешочками в руках. В мешках лежала сменная обувь, но главное предназначение мешков заключалось совсем в ином. Этими самыми мешками детвора лупцевала друг дружку по головам, а чужие мешки смекалисто использовали в качестве футбольных мячей. Заглядывая в классы, Стас скучновато озирался. Конечно, никаких гарантий он соседке не давал и все же для очистки совести решил обойти здание кругом.

Решение оказалось правильным. Как раз на заднем дворе он и обнаружил Витюшу. Малец вышагивал на четвереньках, а на его спине по-ковбойски подскакивал ушастый одноклассник. На лице Витюши красовалась гримаса отчаяния, волосенки успели взмокнуть. Ушастого наездника он возил явно против своей воли. Вокруг стояла стайка учеников. Гогоча и на все лады комментируя происходящее, они подпинывали «лошаденку» дабы придать ей подобающую прыть. Сходу разобравшись в ситуации, Стас приблизился к детскому «ипподрому» и громко захлопал в ладоши.

— Перекур! — объявил он грозно. — Слышали, что я сказал? А ну, марш по домам!

Увы, времена изменились. Детвора пошла не та. Лет десять-пятнадцать назад от подобного окрика малолетки брызнули бы в стороны, как горох. Сейчас же они только чуточку попритихли. Витюша и ушастый наездник одновременно подняли головы. В глазах Виктора блеснула искра надежды, в глазах наездника — откровенное недоумение.

— А чего? Мы играем.

— Я вижу, как вы играете.

— Нормальная игра! — наездник ударил пятками в бока Виктору. — Это мой пони, блин.

— Пони пора домой. Виктор, поднимайся.

— Э-э, куда пошел! А ну стоять!..

Виктор боролся с наездником, пытаясь встать, но противник был явно крепче. Стас хмуро взглянул на часы. Его лимит стремительно истекал. Шагнув в круг ребят, он цепко ухватил наездника за крупное ухо, вздернул вверх. Реакция была поразительная. По-девчоночьи взвизгнув, парнишка кулачками замолотил по руке Стаса.

— Пусти, пидор гнойный! Пусти, сука помойная!..

Разумеется, Стас слышал в жизни словечки похлеще, но чтобы подобные словеса изрекал розовощекий хлопчик — подобное для него было в новинку. Ладонь сама собой описала резкий полукруг, наградив мальчишку звонким подзатыльником.

— Убью, скотина!..

Удерживая извивающегося пацаненка, Стас только покачал головой.

— Он теперь на вас жаловаться будет, — предупредил честный Витюша. Он стоял уже возле Стаса, и весь его вид выдавал нешуточные переживания. Правда, переживал он, судя по всему, не за одноклассника, а за Стаса, которому, по его мнению, теперь грозили крупные неприятности.

— Вот беда-то! — Стас уложил вырывающегося паренька на колено, одним движением выдернул из школьных брючек кожаный ремешок.

— Щас бить будет, — шепнул кто-то из малолетнего окружения.

— Еще как, — подтвердил Зимин. Ремень взлетел вверх и впился в мальчишечьи ягодицы. Парень завизжал, но Стас и не думал останавливаться. Отсчитав с десяток ударов, отшвырнул «наездника» в сторону.

— Похоже, братец, ты псих. Посоветуй своему отцу проводить подобные процедуры почаще. Хотя бы раз в неделю. Тогда, может, еще выйдет толк.

— Он тебя, гада, пришьет. Понял? — мальчишка, всхлипывая, поддерживал на поясе штаны. — Ремень отдай, сука!

Стас свернул ремень в рулон, швырнул в заросли мертвого чертополоха. Поднимаясь, наградил шлепком и Витюшу.

— Кто тебя просил вставать на четвереньки?

Опустив голову, Витюша захлюпал носом.

— Ладно, пошли. Бывайте, цветы жизни! Благоухайте дальше. — Стас взял Витюшу за руку и зашагал к выходу со двора. Шаг его был крупен, Витюша едва поспевал за ним.

— Мой отец достанет тебя! Слышал, кобел?..

Стас даже не обернулся. Он спешил.

Весь путь прошли молча, и только возле дома остановились для короткого разговора.

— Так зачем ты вставал на четвереньки?

— Это же Чипа. Он у нас в классе самый сильный. И отец у него — шишка. — Нос у Витюши распух от слез и соплей. К щеке прилипла какая-то пакость. Стас достал платок, потянулся к лицу паренька, но, вспомнив мамашу Виктора, просто передал его мальчугану.

— Утрись, герой. Подумаешь — шишка. В наше время любую шишку можно в два счета превратить во вмятину.

У Витюши в глазах мелькнуло радостное изумление.

— Ну да?!

— Балда!

Оба враз улыбнулись.

— Все. Иди домой, учи уроки. А будет кто снова приставать, стерпи раз, стерпи два, а на третий дай в глаз и покрепче. Способ проверенный.

— А вы?

— Что я? Я за тебя вечно вступаться не буду, — Стас потрепал парня за вихры. — Ну все. Дуй домой, а мне пора.

Глава 3

Конечно семь с лишним сотен «бакинских» они срубили сегодня по всем правилам. Еще и «кирпичный магнат» добавил за хлопоты три сотни, но жизнь тем и коварна, что сплошь и рядом подсовывает кочки да рытвины. Дмитрий не страдал излишней мнительностью, однако в подобную «полосатость» отчасти верил. И когда на подходе к дому Дианы проезжающий мимо джип окатил его порцией воды из лужи, он почему-то сразу понял, что удовольствия на сегодня закончились, и впереди его поджидают не самые приятные события.

Так оно и оказалось. На перекрестке он стал свидетелем тройной аварии. Бежевая «девятка» намертво слиплась с крохотной «Окой», превратившись в жуткую композицию спятившего авангардиста, а рядом колесами вверх покоился изжеванный «Фольксваген». Тут же в луже крови лежало бездыханное тело. Еще над одним склонился мужчина в белом халате. Кажется, он пытался делать непрямой массаж сердца, но, судя по лицам присутствующих, дело было швах. Подавив вздох, Дмитрий поспешил отвернуться, но скверное начало было положено. Как по заказу с неба вновь посыпало неприличной моросью, словно с неведомой высоты решил помочиться скучающий старичок. Точнее — тысяча старичков, а может, и несколько миллионов.

Спасаясь от мрачнеющей на глазах жизни, Дмитрий зашел в магазин, где приобрел роскошный торт. И именно здесь у прилавка его довольно грубо пихнули в бок. Не стриженный молокосос и не качок с кувалдами вместо рук, — обычная тетя с багровым лицом. Это было значительно хуже, поскольку тети, пусть даже злые, — тоже женщины. Во всяком случае сдачи таким не сдашь, можно только обидеться.

Мысленно Дмитрий обругал американских агрессоров вкупе с отечественными олигархами и решил не обижаться. Тем более, что ноги вели его знакомым маршрутом. Если Диана окажется дома, все еще можно будет исправить. То есть, если глотнуть чая с тортом, быстренько нырнуть под душ, а после к ней под халатик, — все безусловно наладится. Как вещают западные психологи лучшее средство от стрессов — штанга, сладкое и эротическая гимнастика. А гимнастами они с Дианой были хорошими. И уж конечно там, под халатиком, прижавшись к нежно-упругому животику, ладошками накрыв пару пышек с изюминками сосков, он легко и просто позабудет обо всем на свете. За то, верно, и простил ту злую тетю. Лет двадцать-тридцать назад, она, вероятно, тоже была смешливой и симпатичной, для кого-то даже желанной. Была да оплыла со временем.

Стряхнув с лица скользкие капли, Дмитрий зашел в подъезд, лихим ударом по кнопке вызвал лифт. Минутой позже из спустившейся кабинки выбралась покачивающаяся парочка семиклассниц. Ямки пупков — напоказ, как у Бритни Спирс, на ногах высоченные колодки. Этакие куклы Барби на российский манер. Глазки с пьяненькой неиндийской поволокой, в раскрашенных по-вампирьи губках — недешевые сигаретки. В общем — прелесть что за девочки! Одна беда — курят, пьют и говорят помойные слова. А ведь тоже могли бы быть такими, как Диана.

Дмитрий сунулся было в лифт, но в ноздри шибануло таким табачным угаром, что он тут же передумал. Сигая разом через две-три ступени, помчался на шестой этаж пехом.

Увы, именно здесь скоропортящийся день огорошил его главным сюрпризом. На лестничной площадке, затылком привалившись к стене, сидел паренек. Красивый, белокурый, с навеки застывшим взором. На коленях валялся использованный шприц, бессмысленная полуулыбка могла испугать кого угодно.

Опустившись рядом на корточки, Дмитрий тронул паренька за кисть. Рука была холодной, на локтевом сгибе красовалась печально знакомая россыпь багровых пятен. Дмитрий медленно выпрямился. Покойника он, разумеется, узнал. Сосед Дианы — из сорок девятой. Не то Жорка, не то Женька. Нормальный в общем-то парень. Кошек не вешал, стекла не бил. При встречах здоровался, а разок даже помог допереть до квартиры купленную тумбу. Еще и дружок у него был такой недотепистый — головка тыковкой, уши врастопыр и кличка соответствующая — Цыпа. Во всяком случае возле Цыпы этот блондинчик смотрелся вполне цивилизованно.

— Что ж ты, дурила такой, наделал…

Харитонов повернулся к двери Дианы. Раз за разом послал в квартирную пустоту несколько тягучих трелей. Увы, все шло положенным чередом. Красавицы Дианы дома не было. Пришлось звонить в дверь слева. Там, помнится, жила ее подруга.

— Алена? Это я, Дмитрий… Скорую надо бы вызвать. И милицию заодно.

Соседка высунула голову в бигудях, ойкнула, разглядев Дмитрия. Но церемониться было некогда. Харитонов сухо кивнул ей на сидящего у стены парня.

— Вот, понимаешь, только что наткнулся.

— Ох, ты Господи! Что же это с Женечкой стряслось?

— Судя по всему, передоз. Кололся ваш Женечка.

— Может, отойдет еще, а?

— Уже отошел.

Алена запричитала, по-бабьи завсхлипывала.

— Что же с матерью-то его будет? Единственный сын был. И не ссорились даже никогда, мирно жили.

Дмитрий и сам припомнил тусклое, вечнопечальное лицо матери парня. Еще не старая, но уже пожилая. Простенькое платьице, сумочка с подшитыми углами, а ручка изолентой голубой обмотана. Настроение окончательно испортилось. И зачем, спрашивается, вспомнил?

— Ладно, Ален, пойду я. Дианы все равно нет, а я тут вроде как посторонний. На вот, передай ей торт, когда подойдет.

Но, увы, посторонним Дмитрий все-таки не был. Он это понял, едва спустившись вниз. Потому что увидел ту самую вечнопечальную женщину. Мимо проскользнуть не удалось, они столкнулись почти в дверях. Выглядела мать Женьки как обычно усталой, в глазах тлело привычное покорство судьбе. Всмотревшись в застывшего на ее пути молодого человека, женщина неуверенно поздоровалась. Он разлепил губы, но ответить не смог. Только молча шагнул в сторону, уступая дорогу. И отчетливо ощутил взрыв. Где-то глубоко внутри. Словно незримая рука сунула в грудную клетку гранату без чеки. Рвануло так, что захотелось стиснуть виски руками, зарычать разъяренным зверем.

Выбежав из подъезда, он быстрыми шагами пошел прочь от дома.

***

Дмитрий действовал по наитию — без четкого плана, без каких-либо прикидок. Это было неумно и это было неправильно, но надо было затушить пожар в груди, и он тушил, как умел. По опыту и по прошлой войне он прекрасно знал, что иногда выгоднее и мудрее — ждать, однако если на лампу подать вместо положенных двухсот двадцати вольт неположенные триста восемьдесят, она не выдержит и перегорит. Люди, конечно, не лампы, но тоже способны выдерживать перегрузки далеко не всегда.

Приятеля Женьки, Цыпу, ему удалось подловить у бараков, что теснились неподалеку от автовокзала. Именно здесь тусовалась Женькина компаха. Узнать Цыпу оказалось непросто. Пацаны походили друг на дружку как братья близнецы — одинаковые чумные лица, мятые джинсы, потертые кроссовки. Сидя на корточках и посасывая баночное пиво, они медлительно гадили на асфальт семечной шелухой, лениво прислушивались к заунывному рокоту магнитолы. Самый плечистый крутил на пальце цепуру, его сосед лихими щелчками раскладывал и складывал китайский нож. По счастью, память у Дмитрия была цепкой. Нужного тинэйджера он все-таки углядел, подойдя ближе, стиснул парня за локоть.

— Отойдем-ка, сеньор!

— Куда это еще? — голос у Цыпы оказался скрипучим и громким. Фанеру бы пилить таким голосом, а не барабанные перепонки мучить.

— Не меньжуйся. Всего-навсего, на пару слов. — Дмитрий нетерпеливо потянул за собой паренька.

— Э-э, мужик! Ты чего, в натуре?

— Давай, давай, шевели ножками. — Не обращая внимания на недоуменные взоры сидящих, Дмитрий отвел Цыпу в сторону, еще раз внимательно вгляделся в прыщавое лицо подростка. Узенький лобик, ноздревая кожа, тяжеловатая челюсть — увы, генетика нарождающегося поколения явно менялась к худшему. А уж с помощью спида и первого друга цивилизованных катакомб Гер-герыча измолоть нацию в труху вовсе не составит труда. Еще, говорят, и превентин повалил. Зараза, еще более опасная, чем героин, от которой загибались в пару месяцев.

— Ты ведь знал Женьку, так?

— Ну?

— Тогда коротко и внятно подскажи, кто вам толкал наркоту? К цыганам ездили или еще куда?

— Какие цыгане? Чего ты, в натуре, пургу гонишь?

— Пурга у вас в котелках, придурок! Женька твой коньки откинул. Вколол дозу и уплыл.

— От ширева?.. Что, правда, что ли?

— Кривда! Придешь на похороны, сам убедишься.

— Да он же утром еще живой был!

— А сейчас в подъезде лежит. Холодный. На коленях баян, так что тут и доказывать ничего не надо.

— А чего доказывать-то?

Дмитрий стиснул пальцами костлявое плечико подростка.

— Мать его там, понимаешь? Он мертвый, а она возле него… Или не доходит?

— Так ведь я ничего. Тут такое дело… Как уж фортуна повернет…

— Короче! Либо ты прямо сейчас называешь мне вашего продавца, либо всю вашу кодлу мы плотненько берем в оборот.

— А мы-то здесь причем?

— Притом, что за друзей своих надо отвечать. А вам на них, видно, чихать. Загнулся, и хрен с ним! Так, что ли, получается?

— Чего ты! Жека нормальный был парень.

— Тогда говори — кто толкает вам «дурь»?

Цыпа, помешкав, кивнул в сторону перекрестка с ларьками.

— Подумаешь… Это все знают. Здесь и берем. По средам и пятницам у Варана. Деньги в окошечко суешь, и все дела. А в выходные на любой дискотеке можно достать. У цыган, конечно, дешевле, но чего туда ездить, когда этой хрени кругом полно.

— Ладно… Кто такой этот Варан?

— Я же говорю — продавец. Мурой лотерейной торгует. Типа лохотрона и прочей лабуды. Заодно дозу пацанам подбрасывает.

— Много подбрасывает?

— А я знаю? Сколько заказывают, столько и несет.

— Ну, а деньги на ширево где берете?

— Ты, мужик, заманал. Тебя-то это колышет?

Дмитрий за грудки рванул щуплого собеседника, на добрый вершок приподнял над землей.

— Кретин безмозглый! Вы же все тут покойники, неужели не ясно? Вам жить еще, может, год или два от силы! Помяни мое слово, половина сядет, другая сдохнет, как Женька!

Цыпа неуклюже бултыхал ногами. По лицу подростка было видно, что проникновенная речь Дмитрия не очень-то трогает молодую душу. Корочкой поросла душа. Ореховой скорлупкой. Тех, что сидят на игле трудно расшевелить словом. Чем бы потяжелее, так ведь тоже толку не будет.

Приятели Цыпы, следившие за разговором издали, шакальей стайкой потянулись в их сторону. Впереди шлепал разбитой обувью тот самый плечистый. Цепочка безостановочно крутилась на его пальце. Оно и понятно. Кубик Рубика — забава для примитивов, ну, а шахматы — те и вовсе для очкастых фуфырей. Другое дело — цепура, перышко с наборной рукоятью, колода картишек с раздетыми кралями…

— Чего там, Цыпа? Помочь?

Дмитрий недобро улыбнулся.

— Ну, давай, зови своих мозгляков. Посмотришь, что я с ними сделаю.

Тыквообразная головенка Цыпы неуверенно качнулась.

— Да не-е… Нормально все.

Стайка приостановилась на отдалении. Успокаиваясь, Дмитрий со свистом втянул в себя воздух, нехотя вернул Цыпу на землю.

— Ладно, вали, заморыш. Кто знает, может, повезет, протянешь еще до двадцати.

— Чего до двадцати-то?

— А больше у тебя, сморчок, не получится.

***

Пятью минутами позже, перебравшись через дорогу, Дмитрий Харитонов уже приближался к стоящему возле лотка мужчине. На ходу бегло оценил комплекцию противника. Крепыш из коренастых и загривок вполне слоновий. Талия — как у борца сумо, кулаки — соответствующие. Хорошо, видно, жилось на детские грошики. И место ведь выбрал какое! Налево — школа, направо — ПТУ, а чуть подальше компьютерный центр — средоточие подросткового досуга. Что и говорить — о молодой поросли радели всерьез. Гонять под травку подземных монстров да лупить из базуки по инопланетным нетопырям куда веселее. А уж с серьезным ширевом — и монстров никаких не надо, — сам в такого превращаешься.

Глядя на торговца, Дмитрий стиснул зубы. Из-за такой вот мрази и мрут по подворотням тысячи неокрепших сопляков. Кто-то тянет деньжата у собственных родителей, кто-то ставит прохожих на гоп-стоп, иные приобщаются к мокрым делам. А все только для того, чтобы купить щепоть лабораторной отравы и набить кошелек такого вот дерьмодава. До чего дошло, даже синие роптать стали, самостийно дают отпор наркобарыгам. А менты — ни ухом, ни рылом. Треть пашет почем зря, треть — глаза закрывает, а еще треть чуть ли не в открытую «крышует», кормясь от той же наркоторговли.

Грудь продолжало распирать от ярости, Дмитрия почти трясло. Картина с мертвым пареньком по-прежнему стояла перед глазами. Пожалуй, даже в жарком Афгане он не испытывал столь ослепляющей ярости. Там была дурная, но война, здесь же было откровенное предательство. Свои сдавали своих! Более того — били по самому незащищенному и больному — подросткам и детям. Парни загибались от плана и ВИЧ-инфекции, незрелые пигалицы конвейером шли на панель, уверенно приближая цифры вен-заболеваний к показателям реальной эпидемии. А ведь это только начало!

Так или иначе, но сегодняшний козел отпущения был найден, и сразу стало легче. Он даже не старался подкрадываться, а потому подойти незаметно не удалось. Толкущиеся возле ларьков девицы-красавицы, завлекающие денежных водителей на предмет интимного знакомства, повернули в сторону Дмитрия завитые головенки, а следом за ними обернулся и продавец лотерейных кукишей. Ни малейшего испуга на широком мясистом лице, в маленьких глазках ни тени тревоги.

— Привет Варан!

— Чего тебе?

— Это не мне, — тебе, паскуда! — Дмитрий без замаха ударил, угодив костяшками пальцев по кадыку детины, мыском туфли навернул в массивный живот. Человек-слон рухнул на колени, хрипя, обхватил горло. Дмитрий склонился над упавшим.

— А сейчас, Варанчик, мы отправимся туда, где ты берешь свой товар. Я не про билетики, я про наркоту.

— Ты кто такой, мосол? У тебя что, бредень съехал?..

Лоточник поперхнулся, не договорив. Дмитрий стиснул пальцами жирную шею. Такие вещи он делать умел. Пятаков, как Тима Лосев, не гнул, однако проволоки — колючей и неколючей — навязал в свое время немалое количество километров.

— Давай, жлобяра, поднимайся! Накрылась твоя торговлишка.

Изображая покорство Варан привстал и тут же попытался пнуть соперника в пах. Вышло это у него неуклюже. Дмитрий без труда перехватил чужую пятку, довернув носок, заставил лоточника плюхнуться носом в асфальт. На рассаженной физиономии лютым светом разгорелась пара крохотных глазок.

— Ну, падаль! Ты у нас кровью харкать будешь!

— Да что ты такое говоришь! Вот, напугал-то…

Налетевшего сбоку смуглявого типчика Дмитрий заметил чересчур поздно. То ли таился он где-то поблизости, то ли сдал «злого дядю» верный друг Цыпа. Новый противник оказался куда более опасным. Увернувшись от беглого джеба, он в свою очередь кинул вперед левый кулак, тут же вполне грамотно крутанул ногами вертушку. Рифленая его подошва просвистела перед самым носом, даже песок полоснул по лицу. Дмитрий качнулся назад, попытался изобразить обманный финт, но уже в следующую секунду угодил под удар нунчак подкравшегося с тыла третьего противника. Деревянная колотушка угодила точнехонько в затылок. Ясно было, что работал мастер. В голове загудели небесные колокола, мир шатко покачнулся, поехал вбок. Уже падающему, Харитонову брызнули в лицо из баллончика. Не перцовкой, — чем-то более ядовитым. Из глаз немедленно хлынули слезы, сознание взорвалось огненным фейерверком. Невидимый аркан обвил грудь, с силой потянул вниз. Подобно трясине черное, лишенное воздуха пространство втянуло его в себя, в один миг лишило зрения и слуха.

Глава 4

— Однако, задерживается наш ловелас! Ты говоришь, он к Диане собирался забежать?

— Ну, он так сказал. — Мишаня пожал плечами. — Будто бы заскочит на часок и сразу обратно.

— Мда… Видимо, часок растянулся. — Тимофей озабоченно взглянул на часы. — Между тем, встреча у нас в четыре, так что пора выдвигаться. Елена, поедешь с нами?

— С вами?

— Ну да, вместо Димки. Дети, сама понимаешь, народ — особенный. А тут не просто дети, а сироты. Им ласку подавай, доброе слово, а тут два мужлана в камуфляже припрутся. Как-то не того. Другое дело, если рядом окажется симпатичная девушка. В случае чего и подскажешь, и поможешь.

— А это надолго?

— Да какое там!.. Кто-нибудь речь толкнет, я пару загадок загадаю. Потом проведем конкурс скворечников и торжественно выдадим победителям премии.

— Это те, что я по конвертам распределяла?

— Вот-вот, сама распределяла, сама и будешь вручать.

Леночкино лицо запунцевело.

— Прямо не знаю. Там и суммы такие скромные. Думаете, никто не обидится?

— Что значит, скромные? Все, Леночка, относительно. И суммы, и внешность. Все, кроме человеческого внимания. Чует мое сердце, нам там будут рады. Если поедешь, можно и офис будет прикрыть на клюшку. Рабочий день все равно к концу подходит.

— Тогда мне нужно собраться, — Леночка суетливо поднялась. Ойкнув, одернула на себе коротенькую юбку. — На мне же мини! В таком наряде — и в детдом?!

— А что такого?

— Неудобно перед детьми.

— Вот тут ты, малышка, ошибаешься, — Тимофей с удовольствием покосился на стройные ножки секретарши. — Мы, помню, жить начинали хотеть, когда медсестры перед нами в халатиках пробегали. Госпиталь — штука скучная, а тут девушки с ножками! Думаю, их даже специально к тяжелораненым приставляли. Чтобы, значит, стимул у ребят появлялся. А детдомовец, Леночка, он — тоже человек. Он мечтать должен. О красивом и прекрасном. Ты-то как считаешь, Мишаня? Стоит Леночке переодеваться?

— Еще чего! — водитель словно ненароком приобнял секретаршу за талию. — Я вот и сейчас, например, мечтаю. И тоже, как ни странно, о прекрасном и красивом.

— Знаю я твои мечты! — Елена шлепнула его по руке. Подойдя к зеркалу, поправила на висках локоны. — Ладно уж, поеду. Не хочется оставаться одной в конторе. Звонков серьезных все равно нет, одного только Стаса и домогаются.

— Опять подружки?

— Кому же больше.

— Ох, дам я ему, когда вернется. Кому ни попадя раздает телефоны!

— И что они только в нем находят! — Елена сумрачно вздохнула. Тимофей с Мишаней невольно переглянулись. Оба знали, что сердцеедом Зиминым одно время увлекалась и их прелестная секретарша. Собственно, на работу в «Кандагар» он ее и пристроил. Как честный и порядочный кавалер, которому жениться недосуг, однако и брошенок жалко.

— Значит, едем?

— Так ведь сами говорите — дети. Как тут не поедешь.

— Вот это по-нашему! — Тимофей потер руки. — Мишаня собирай в сумку конверты и заводи свой драндулет. Да! И захвати мешок побольше.

— Это еще зачем?

— Заедем по пути в магазины, накупим книжек детских, журналов, игрушек каких-нибудь.

— Это на какие, интересно, шиши? Разве осталось еще что?

Тимофей великодушно похлопал себя по карману.

— На свои куплю. Потом возмещу из премиальных Маркелыча.

— То-то он будет рад.

— Ничего. В другой раз будет знать, как на стрелку своих же корешков тягать.

***

«Пежо» цвета мокрого асфальта и потертого вида «девятка» неспешно притормозили возле бровки. Коротко обритые головенки враз повернулись в одну сторону. Пассажиры «Пежо» и «девятки» с любопытством рассматривали фасад скромного строения, расположенного в самом начале улицы Пушкина.

— Кан-да-гар, — прочел по слогам вывеску над входом долговязый Лешик. Лицо его при этом мучительно сморщилось. Ясно было, что даже печатные буквы парню даются с определенным трудом. Во всяком случае желание Станка уволить Лешика к чертовой матери отчасти стало Лумарю понятным. Из всех видов человеческой деятельности Лешику более всего удавалось лишь те, что непосредственно были связаны с поглощением пива и порчей молодых женских тел. Еще он умел ломать челюсти, чему научился в юношеской секции кик-боксинга, и в самых крутых компаниях быковал с таким видом, что к парню не решались подступиться даже битые пацаны. Именно по этой причине самого Лумаря Лешик вполне устраивал. Грамотные референты были ему ни к чему, а вот крепкие незадумчивые исполнители могли пригодиться и даже очень.

Как бы то ни было, но именно Лешик, с которым Лумарь повстречался в развлекательном центре «Бабслей», в несколько дней сумел собрать бригаду из таких же отмороженных недотеп, как и он. При этом трое имели опыт ходок на зону, за остальными волочился приличный шлейф уличных грабежей и квартирных краж. Ничего, конечно, особенного, но парни были молодые, с куражом — и требовали только опытного наставника. Присматриваясь в течение ряда лет к поведению уголовного авторитета Шмеля, Лумарь без ложной скромности рассудил, что сложного в подобном наставничестве ничего нет, и таланта на должное руководство у него вполне должно хватить.

Недели две назад он проверил ребяток в деле, раскрутив барыгу, приторговывающего краденными машинами и изъяв в качестве первого взноса довольно симпатичный «Пежо» с малость заезженной «девяткой». А днем позже у знакомого по прежним временам вороватого прапора они добыли и тройку стволов — пару пистолетов «Макарова» и АКСУ с тремя запасными рожками. Для начала этого должно было хватить, тем более, что тот же прапор сообщил о партии оружия, которую в скором времени собирались привезти на уничтожение из Чечни. Насколько понял Лумарь, именно на торговле трофейным оружием делали свой «маленький бизнес» армейские чины. Самое забавное, что из всего привозимого — уничтожению подвергалась едва ли треть, а то и меньше. Все, что способно было еще стрелять, взрываться и метать снаряды, приводилось в одной из дачных мастерских в товарный вид, а после по дешевке распределялось между прибывающими со всех концов оптовиками.

Разумеется, три ствола — пустячок, но для начала, по мнению Лумаря, должно было хватить и этого небольшого арсенала. И именно на «Пежо» с «девяткой» они выехали сегодня в «развед-рейд», решив поближе рассмотреть обладателей заветных камушков.

— Кандагар — это чего?

— Типа, город какой-то. Я так просекаю.

— Выходит, это, значит, и есть наши клиенты? — Лешик взглянул на Лумаря.

— Угадал. — Киллер буднично кивнул головой. — Взяли то, что принадлежало другим. Ну, а мы заставим отдать.

— Думаешь, отдадут?

— Куда же им деваться? Все отдают — и они отдадут.

— Так это ж, типа, охранное агентство! Вон и на вывеске написано: вооруженная охрана, сопровождение грузов и прочее.

— А ты уже и меньжанулся? Подумаешь, охрана! Помнится, вы с Гутей тоже в охране у Станка пахали.

— Ну так охрана — она разная бывает. Можем и нарваться.

— А ты сделай так, чтобы не нарываться. — Лумарь поглядел на Лешика. — Короче так, с сегодняшнего дня начинаем работать. Мы с Гутей и Шквориком снова поедем на рынок, а ты пересаживайся к Кислому в «девятку» и начинай слежку за этими козликами. Кто приходит, кто уходит — всех брать на заметку. Если куда-нибудь поедут, жмите следом. Но осторожно. Парни они тертые, — коли усекут слежку, могут и ногами помесить. Так что дистанцию держать максимальную, на виду не маячить. Бабки я вам выдал. Сбегайте в магазин, купите бинокль помощнее.

— И сколько за ними наблюдать?

Лумарь ненадолго задумался.

— Для начала часиков до шести или семи, думаю, будет достаточно. Вечером собираемся в «Бабслее», там и обсудим результаты.

***

Веселье в детдоме началось с раздачи мороженого, которого закупили по пути без малого сто порций. Детей оказалось меньше, а потому сладкоежка Мишаня тут же угостился и сам. В зал, отведенный под торжественную часть набились самые разные ребятишки — конопатые, смуглые, пугливые и нагловато развязные. Впрочем, с контактом проблем не возникло. Разобрав мороженое и разглядев вороха приготовленных игрушек, дети пришли в радостное оживление. Оттого, верно, и хлопали с удовольствием всем выступающим — и воспитателям, и Тимофею, и даже Мишане, который, не сумев ничего толком сказать, попросту изобразил стойку на руках и довольно сносно отшагал пару кругов по сцене.

С загадками же вышел облом. Тимофей, хвалившийся тем, что знает их пропасть, залетел на первом же вопросе.

— Загадка для самых продвинутых! — громогласно объявил он. — С одного края полижешь, с другого погладишь. Кто знает, что это за мудреная вещь?

Снова припавший к мороженому, Мишаня икнул и подавился. Сдавленным шепотом простонал в спину Лосеву:

— Ты спятил, Тимох? Ты какие загадки сюда пришел загадывать?

— А что такого? Нормальная загадка. — Тимофей удивленно обернулся, но, рассмотрев зардевшуюся Елену, несколько смутился. — Что-то я не пойму, в чего вы вдруг засмущались?

— Ты сам-то ответ знаешь на свою загадку?

— Ясное дело, знаю. Обыкновенная почтовая марка. Любой ребенок догадается.

— Ага, как же! Вот сейчас поглядишь, о чем догадаются твои ребенки.

Откашлявшись, Тимофей снова обратился к залу.

— Итак, если кто догадался…

Несколько рук одновременно взметнулось к потолку.

— Я знаю!.. И я!..

Выбросив вперед палец, Тимофей Лосев выбрал ближайшую девчушку.

— Ты была первая. Выходи к микрофону и говори.

— Сначала пусть на ушко шепнет. — предупреждающе шепнул Мишаня. — На ушко, слышишь, Тимох!

Но на ушко шепнуть не получилось. Бойко постукивая сандаликами, конопатая егоза выскочила на сцену. Никто и глазом моргнуть не успел, как она подтянула к себе микрофон и весело гаркнула:

— Это же легкотневый вопрос! Я сразу поняла.

— Так что это такое?

— Большая-пребольшая жопа!

Елена в ужасе прикрыла лицо ладонями, воспитательницы стыдливо переглянулись. Зато в зале начался форменный обвал. Кто-то хлопал в ладоши, кто-то сучил ногами по полу. Мелкий народец бурно приветствовал догадливую ответчицу. Многие, должно быть, досадовали, что до столь «легкотневого» ответа не сумели додуматься сами.

— Ну? Доволен, спонсор хренов? — Мишаня по-прокурорски покачал головой.

Несколько растерянно Тимофей забрал у девочки микрофон.

— Ответ, конечно, оригинальный, но вообще-то… Как бы это сказать, не совсем верный. Однако за смелость и находчивость приз ты все-таки заработала…

Провала таким образом не получилось, и встреча покатилась своим чередом. Конкурс на лучший скворечник прошел и вовсе на ура, хотя и здесь не обошлось без неожиданностей. Придирчиво оглядев полтора десятка свежесколоченных птичьих домишек, «авторитетная» комиссия в составе Мишани и Тимофея выбрала наиболее добротные изделия. Право вручения премий предоставили Елене, и каково же было ее изумление, когда за первой призовой суммой в тысячу рублей из толпы в инвалидном кресле выкатился мальчонка без ног. По лицу малолетнего умельца обильно текли слезы, а на губах сияла счастливая улыбка. Калека, не стесняясь, плакал, не веря своей победе.

Срывающимся голосом Елена кое-как произнесла подобающее приветствие и вручила мальчонке конверт. При этом руки дрожали у обоих. Торжественно подняв над головой скворечник-победитель, Елена и сама, не удержавшись, расплакалась. Еще пять конвертиков с пятьюстами рублями были розданы другим победителям. Поощрительные суммы в сто рублей получили прочие участники конкурса. А потом раздавали книжки за лучшие рисунки, проводили беспроигрышную лотерею и щедро одаривали детей игрушками. Какого-то особенного праздника не ждали, но он все-таки получился, и слезы, пролитые безногим детдомовцем оказались далеко не последними. Чтобы унять расплясавшиеся нервы, Мишаня глотал мороженое за мороженым, и только полученный в бок тычок от Елены заставил его поумерить аппетит.

Торжество затянулось, и детдом покидали уже под вечер — растроганные, перегруженные скворечниками. Последние Тимофей клятвенно пообещал самолично развесить во всех ближайших парках. Выбежавшие на крыльцо дети махали им руками, приглашали приходить еще.

Уже разместившись в машине и держа на коленях целую стопку скворечников, Елена продолжала всхлипывать:

— Как они были рады, правда? Все-таки хорошо, что мы сюда приехали.

— А ты как думала! Это тебе не дешевое меценатство с отстежкой баксиков на золоченый амвон и сомнительные счета. Тут все по-настоящему. — Тимофей и сам чувствовал, что у него подозрительно пощипывает в носу. — Тут, Ленчик, самые что ни на есть живые маленькие люди! Сама видела, как мало им нужно, чтобы ощутить себя счастливыми.

— Мы когда-нибудь еще приедем сюда?

— Что, понравилось? — Тимофей погладил секретаршу по голове. — Конечно, приедем. Деньжат только вот где-нибудь перехватим и обязательно организуем очередной конкурс.

— К примеру, на самую меткую рогатку, — хмыкнул Мишаня.

— А хоть бы и так. — Тимофей вздохнул. — Ты-то городской оболтус, всю жизнь с родителями прожил, а мы с Димкой и Стасом тех же щей сиротских хлебнули. Такое, ребятки, по гроб не забывается…

Глава 5

Не вымучивая ничего оригинального, Наташка попросту изжарила ему яичницу с колбасой. Что и говорить, кулинара она из себя представляла неважного, но Зимину в общем-то было плевать, что именно ему подают на стол. Тот, кто пробовал в свое время ящериц, саранчу, лягушек и сырых змей, обычно не страдает излишней привиредливостью. А пока он ел, Наташка, прижавшись лицом к стеклу аквариума, восхищенно вздыхала:

— Странно, да? Они — там, а мы — здесь. Две совершенно разные среды, два разных мира. Это как космос, правда?

Зимин кивнул. Каких-нибудь трех недель хватило на то, чтобы он привык к причудам Наташки. Более того, все чаще Стас ловил себя на мысли, что без этих причуд ему становится порой даже скучно.

— А вчера показывали изумительный фильм про акул. Так вот в нем говорилось, что жители Полинезии всерьез верят, будто акулы происходят от людей.

— Может, наоборот?

— Нет-нет, от людей! То есть, когда люди умирают, душа их переходит в молодую акулу, и потому островитяне акул не трогают и даже молятся им. Здорово, правда?

— Еще бы, — Стас отодвинул сковородку, куском салфетки вытер губы. — Возможно, они правы. Если в кого и вселяются человеческие души, так это скорее всего в акул. Или в гиен с крокодилами.

— А еще в бегемотов, горилл и бамбуковых мишек! — воодушевленно подхватила Наташка.

Ей натикало уже девятнадцать, но она до сих пор изъяснялась как ребенок. Точной даты своего рождения не знала, мир именовала планетой, а небо — космосом. На руке это симпатичное создание носило целую гирлянду «фенечек», а фразы стыковало с таким изяществом, что несмотря на огромную долю наива — даже самые нелепые словеса звучали в ее устах вполне естественно. Впрочем, иногда она могла действительно огорошить. Сказать, например, о какой-нибудь книге или фильме что-нибудь вроде: «Это так гениально, прямо супер! Как струя освежающей спермы!..» Присутствующие при этом либо фыркали, либо прикусывали языки. Наташка же ничего не замечала. А если замечала, то немедленно конфузилась и заливалась багровым румянцем…

— Ну что, готова, подруга?

«Подруга» энергично кивнула.

— Между прочим, собиралась всего два с половиной часа!

— Ого! Это рекорд! И всего одна сумка? — Стас хотел похвалить Наташку, но в это время в прихожей уныло задребезжал телефон.

— Черт бы их всех… Или это кто из наших? — Стас Зимин поплелся в прихожую, нехотя поднял трубку.

— Але, это Зимин?

— Нет, папа римский…

— Что? — голос на том конце провода взорвался. — Слушай, фраерок, я отец того парня, которого ты выпорол. Ты надеялся, тебя не вычислят?

— Конечно, надеялся.

— Как бы не так! Вычислили. И адресок, и телефон — все высветили. Ты в курсе, что даже я своего сына пальцем никогда не трогал?

— Оно и видно. Засранец растет отменный.

— Ну, тварюга! Ну, гад!.. — абонент прямо-таки захлебнулся от ярости. — Ты знаешь, что я с тобой сделаю? Прямо сейчас пошлю бригаду молотил. Распишут как коврик. Сам потом приползешь. На карачках!..

Стас склонился к телефону, глядя на крохотный дисплей определителя номера, огрызком карандаша записал несложную комбинацию цифр.

— Что молчишь? В штаны наклал?

— Ну?

— Что «ну»?!

— Слушаю. Самым внимательным образом. Ты, главное, не волнуйся. Знай себе говори.

— Вот, падло! Ну, ты у меня станцуешь лезгинку…

— С кем это ты? — покачивая бедрами, мимо Стаса продефилировала Наташка.

— Да так, с одним козликом беседую.

— Ты про кого это? Про меня?.. Ах, ты, сучара болотная!..

Стас, поморщившись, положил трубку.

— Ну вот. Надыбал дельце на свою голову.

Пройдя в комнату, он включил компьютер, сходу зарядил справочным компакт-диском. Совершив ряд незамысловатых манипуляций, извлек адрес Чипиного отца. Спасибо господам пиратам! Все тайны ЦРУ, ФСБ и МОССАДА с некоторых пор легко и просто покупались на любом рынке Екатеринбурга.

Удовлетворенно насвистывая, Зимин аккуратно переписал адресок все в тот же блокнотный лист, свернув его пополам, сунул в нагрудный карман.

— Вот так, зяблик. Кое-что и мы вычислять умеем.

Приблизившаяся сзади Наташка прижалась к нему грудью, порывисто обняла.

— Опять собираешься проливать чью-то кровь?

— А что делать? Приходится. Куда ни плюнь, кругом одни доноры.

— Обидно.

— Еще бы. Кровь проливать всегда обидно. Даже порезав палец. Про какое-нибудь ущелье Панджшера я уже не говорю.

— А что такое — этот самый… Панджшер, — последнее слово Наташка едва выговорила.

— Да так, заповедник один. В далекой и жаркой стране.

— Где много-много диких обезьян?

— Где много-много диких крокодилов, — Стас протянул Наташке пачку банкнот. — Бери, королева. Сделай себе какую-нибудь умопомрачительную прическу. Хотя нет, это долго. Лучше купи красивую побрякушку. Сумеешь?

— Еще спрашиваешь. Лишь бы денег хватило! — шевеля губами, Наталья восторженно пересчитала банкноты. — А ты куда?

— Да так. Надо навестить одно парнокопытное. А то как бы оно не испортило жизнь Витюше.

— Какому еще Витюше?

— Есть тут один герой… — Зимин за шею притянул Наташку к себе, чмокнул в щеку. Она подставила губы, но ожидаемого не получила. Хмыкнув, Стас отстранил девушку. Подойдя к комоду, достал пистолет, сунул за пояс.

— В прошлый раз у тебя был револьвер.

— А сейчас мне нравится «Стечкин». Я переменчив, Натали. Совсем как уральская погода. Кстати, оставь запасные ключи соседям. Пусть что ли рыбок прикармливают в наше отсутствие. Вернемся, устроим рыбалку.

— Боже мой, какой ты варвар!

— А я и не отрицаю.

***

Дверь ему, разумеется, не открыли. Сначала как следует рассмотрели в глазок, потом спросили: «кто там?»

— Милиция, — Стас Зимин показал стеклышку глазка проездной билет. — Ваш сын нагадил у директора в кабинете. Словом, надо составить протокол, заодно и анализы ваши проверить. В смысле, значит, ДНК и резус-фактора.

Загремели засовы. В дверном проеме показалась лысоватая голова дородного мужчины. Волосатая грудь, массивная золотая цепь — словом, весь джентльменский набор. Статус лысого было определить несложно.

— Что, много нагадил?

— Прилично. Килограмма на полтора. А главное — жидко. Налицо — явный дизбактериоз.

— Так… А еще разок можно взглянуть на удостоверение?

— Разумеется. Держи, крокодил, — Стас сунул мужчине завернутую в целофан бутылку «Посольской». — Поговорим в комнате. И скажи хозяйке, чтобы приготовила какой-нибудь закуси.

— Не понял?

— А что тут понимать, — Стас посмотрел на вырванный из блокнота листок. — Ляписьев Андрей Леонидович?

— Не Ляписьев, а Ляписов.

— Вот и давай, Ляписов, не дергайся, принимай гостей, как положено. — Стас незаметным движением достал «Стечкин», ткнул стволом в тугое пузо мужчины. — Да не волнуйся ты так! Я же сказал: пока хочу только поговорить.

Глава 6

Торгаш уже заканчивал свое покаянное повествование, когда коротко пискнул в кармане сотовый телефон — тот самый, что остался еще от покойного Станка. Поправив на лице маску, Лумарь вышел в соседнюю комнату.

— Ну?

— Они в парке, босс! В Зеленой роще. Развешивают по деревьям скворечники.

— Ты что, барсик, пива перебрал?

— Зуб даю! Баба с водилой внизу толкутся, а самый толстый по деревьям ползает и эти самые ящики к стволам конопатит.

— А зачем?

— Вот и мы думаем — на фига? Может, тут закидуха какая?

— Хмм… Значит, говоришь скворечники… — Лумарь яростно потер чешущийся под маской лоб. — Ладно, сейчас закончим тут с делами и приедем.

Отключившись, он вернулся в гостиную. Трясущимися руками, заместитель директора авторынка как раз выкладывал из потайной ниши последние денежные пачки. По бледному лицу его стекали крупные капли пота, нижняя челюсть звучно клацала, выдавая отчетливую дробь.

— Видал? — Гутя, стоящий за спиной торгаша, замысловато повертел в воздухе рукой. — Стоило Шкворику чуть нажать, и колонулся, гад. А минуту назад вкручивал, что ничего больше нет.

Гутя искренне ликовал, но Лумарь уже играл в иную игру — ту, которой его исполнители пока не понимали.

— Ну что же, и такое бывает. Может, человек запамятовал. — Подойдя ближе, новоявленный наставник молодого поколения шевельнул стволом «Калаша» стопку купюр. — Это все?

— Чем хотите клянусь! — жалкая гримаса исказила лицо мужчины. — А про деньги я, правда, забыл. Перепрятывал месяц назад и забыл. Вот теперь вспомнил.

— Ладно, проехали. — Лумарь ощутил прилив непривычного великодушия. Автоматный ствол еще раз ерзнул, отодвигая деньги обратно к мужчине. — Забирай свою заначку. Мы не беспредельщики.

— Так я же добровольно отдаю!

— Потому и возвращаем, что добровольно. Будешь паинькой — еще и замом останешься.

— А директор рынка…

— Вот директора рынка, уж не обижайся, мы сменим. Чую, не договориться нам с ним. И еще… Если не впадлу — обещай не трепать языком. Чтоб никто и ничего до поры до времени.

— Да вы что! Чтобы я своих кому-то сдал!.. — в глазах торгаша блеснула столь неподдельная преданность, что Лумарь невольно усмехнулся. «Свои» и «несвои» сумели поменяться местами в течение какого-нибудь получаса. Все-таки великая штука — страх! Людей словно пластилин плавит.

— Верим, не шебуршись. — Лумарь сунул автомат в сумку. — Короче, будь на стреме, подбирай нужных людей, заноси в списочек, кого следует вычистить. А недельки через две-три готовься к смене власти.

Голова торговца с энтузиазмом затряслась.

— Понял. Прямо с завтрашнего дня и начну.

— Вот и молодец. Я ведь насчет директорства еще не окончательно решил. Может, даже тебя и поставим. Сам-то как думаешь? Одолеешь должность?

— Я, конечно, постараюсь.

— Стало быть, договорились. — Лумарь кивнул Гуте со Шквориком на выход. — Ну все, сваливаем. У пацанов новости для нас появились…

Еще через полчаса все на том же лоснящемся «Пежо», к которому троица успела основательно привыкнуть и, должно быть, уже считала своим, они добрались до Зеленой рощи.

Встретил их взволнованный Лешик. Размахивая длинными нескладными ручищами и часто сбиваясь, он поведал замысловатую историю о скворечниках. При этом докладывал он с таким подъемом, словно рассказывал о случайно обнаруженных сокровищах.

— Интересно! И сколько же они развесили этих ящиков?

— А хрен их знает. Штук, может, шесть или семь. Этот толстый хорошо по деревьям лазит. По внешнему виду даже не скажешь. Вон на ту высокую березу так сразу две штуки приладил.

— Ну-ка, дай бинокль. — Лумарь поднес мощную оптику к глазам, внимательно вгляделся. Скворечники показались ему самыми обыкновенными — возможно, несколько неуклюжими, но в общем подозрений не вызывающими.

— А внутрь они ничего не совали?

— Вроде нет.

Лумарь неожиданно подумал, что в качестве тайника скворечники действительно могут подойти. Один чемодан камешков — и десяток скворечников… В самом деле, почему бы и нет?

— Кто у нас вякал насчет скалолазания? Вроде ты, Гутя? — он оглянулся на тощего напарника. — Ну что, попробуешь?

— Могу, конечно, только зачем?

— Затем, что надо бы вблизи глянуть на эти ящички. Может, что и найдем внутри.

Двинувшись вразвалочку к березе, Гутя очень скоро доказал всем присутствующим, что звание бывшего скалолаза, как и мастерство нынешнего форточника он готов отстоять в любом честном соревновании. Уже через пять минут оба скворечника лежали на земле, а тот же Гутя пяткой разламывал их на составные части.

— Почему-то пусто… — присев на корточки, Лумарь подобрал одну из досочек, недоуменно покрутил в руках. — Что-то не вкуриваю, какого фига они их тут развешивали?

Сказать подельникам было нечего.

— Может, они потом собирались туда что-нибудь прятать.

— Тогда надо бы обратно повесить.

— Что вешать-то? Эти щепки? — Лумарь, выпрямившись, пнул раскуроченные обломки. — Ладно, дергаем отсюда. Как видно, без «языка» не разобраться.

— Без чего? — недопонял Лешик.

— Это, типа, без стукача, — пояснил более сообразительный Гутя. Взглянув на него, Лумарь одобрительно улыбнулся. Бывший скалолаз горделиво расправил плечи, Лешик же напротив заметно приуныл. В борьбе за симпатии главаря намечалась явная конкуренция, и киллер мимоходом подумал, что роль вождя ему определенно нравится. Судя по всему, молодняк его слушался, а главное — готов был слушаться и далее.

***

— А еще этих фуфыриков попробуй. Оливки — называются. Под водяру — самое то. — Ляписов Андрей Леонидович развалился с разалевшимся лицом на диване. Ковыряясь вилкой в выставленных на столик салатах, Стас Зимин расположился напротив.

— Нам, братан, сразу надо было встретиться. Битый битого всегда поймет, — Ляписов подался вперед. — Ты вот не стал губешки раздувать, и я тебя уважаю. Обычное дело — полаялись — и ша! С пузырем на мировую.

— Ничего оливки, — Стас одобрительно кивнул. — Свежие.

— А я что говорю! Та еще бацилла. Это тебе не в кандее ногти обгладывать.

— Тут ты прав, — Стас протянул руку к бутылке. — Ну что, еще по одной?

— Давай, раз такое дело! — Ляписов молодечески махнул рукой. — Коли щенки вместе учатся, чего нам друг от дружки бегать?

— Я и не бегу.

— Молодец! Сам пришел — и молодец!

Подняв перед собой рюмку, Стас прищурился.

— Где казачишь, Андрюша? Часом, не ракетчик?

— А ты откуда знаешь? — Ляписов хитровато улыбнулся.

— По глазам догадался.

Ляписов сипло рассмеялся.

— А ты, наверное, кот. Что, угадал? Вижу, что в яблочко! Бабочки — они таких любят.

— Каких таких?

— Да очень уж фэйс у тебя занимательный. Кстати, откуда столько шрамов?

— Машина с деревом поздоровалась, а я мордой в стекло въехал.

— Понятно. Может, все же перекинемся в картишки? Я это дело люблю.

— Со временем нелады, — отправив в рот очередную оливку, Стас цыкнул прохудившимся зубом. — А то бы с удовольствием.

— Я вот что хотел спросить: где ты такую волыну отхватил?

— Хороший вопрос, — Зимин кивнул.

— Сейчас ведь таких не выпускают.

— Уже, наверное, и не будут. Хотя машинка действительно хорошая.

Ляписов снова развалился на диване, распластал руки по пуфикам.

— Не, я в натуре говорю. Ты — парень что надо. Может, зайдешь как-нибудь к нашему бригадиру? Я познакомлю.

— А что, как-нибудь зайду обязательно.

— Давай что ли повторим?

— Кто же против? — Стас разлил по рюмкам остатки «Посольской». — А насчет сына все-таки послушай доброго совета. Не будешь пороть, он тебя первого подставит. Это, Андрюша, статистика. Либо на рыбалку вози, либо ремнем учи. А иначе на кой хрен ему такой отец нужен. И не заступайся в другой раз. Пусть сам выкручивается. По крайней мере в литерку не превратится.

Ляписов с чувством протянул руку.

— Вот ей-бо! Другому бы за такие слова… А тебе верю!

Стас нехотя пожал потную ладонь, со вздохом поднялся.

— Ладно, пора мне, Андрюша. Дел еще невпроворот.

— Понимаю. Дело — это святое. Но ты завсегда заходи. Хоть даже без пузыря. — Ляписов неожиданно засмеялся. — А ловко ты насчет директора завернул! Я ведь почти поверил. Это, значит, будто он там нагадил.

— Не нагадил, так нагадит когда-нибудь. Если не будешь учить.

— Все понял. Я же сказал!..

Уже в прихожей они наткнулись на Чипу — младшего из рода Ляписовых.

— Па, этот тот самый… — паренек поперхнулся от звонкой затрещины. И тут же заблажил: — Ты чего? Он меня ремнем выдрал!

— А я сейчас выдеру! — Ляписов-старший еще раз врезал по кумполу сына.

— Только не по голове, — предостерег Зимин. — Он же дураком у тебя вырастет. Стягивай штаны и ремнем по заду. Это проверено. А по голове не надо.

Последнее, что он видел, выходя за дверь, это распоясывающегося Ляписова-старшего. Юркое чадо кусалось и царапалось, но отцовские мохнатые руки держали «чадо» крепко.

Глава 7

— ..Диана Мещерова, директор кафе «Золотой Телец». Факс, телефоны-патефоны, прочая лабуда.

— Наверное, телка его.

— Ну, телки этого мосла нас не интересуют…

Чуть приоткрыв глаза, Дмитрий Харитонов повернул голову. Судя по звукам, они находились в подвале. Капала где-то вода, и эхо чужих шагов толкалось от мрачного свода, теряясь в затхлой темноте. Справа и слева громоздились какие-то мешки, рулоны, ведра, пахло кирпичной крошкой и кошачьим пометом. Словом, местечко было еще то…

Дмитрий попытался пошевелиться и тут же поморщился. Под темечком полыхнула тяжелая пульсирующая боль. То ли сказывался удар нунчак, то ли продолжала действовать ядовитая аэрозоль. И задним числом пришло понимание, что в руках у них находится визитная карточка Дианы. Значит, успели, стервецы, обшарить. По давней привычке ничего секретного Дмитрий с собой не носил, однако Диана любила напоминать ему о себе, без спросу рассовывая по карманам свои усыпанные вензелями визитки.

— Гляди-ка, не подох.

Некто приземистый плечистый подошел к жестяной бочке, набрав воды в банку, плеснул в лицо Дмитрию, привычно опустился на корточки.

— Никак очухался, баклан?

— Чего ты его спрашиваешь, и так видно, что очухался.

Холодные пальцы подцепили подбородок Дмитрия, рывком вздернули. По горлу скользнуло холодное лезвие.

— Что ж, давай побазарим. Так кто ты есть, упырек?

Зрение окончательно вернулось к нему, и Харитонов разглядел двоих. Один массивный, с мрачной неподвижной физиономией, второй — высокий с азиатскими чертами лица и кудельками темных волос на лбу. Если первый напоминал сталевара с картин давних советских времен, второй напротив — выглядел вполне благообразно. Судя по всему, именно он и значился здесь за пахана. Смуглое лицо, зауженный разрез глаз, шрам у виска в форме птички. Внешность далеко не аристократическая, однако особое выражение лица, умение смотреть пристально и тяжело — выдавали в нем человека с характером. Одежка у главного также была довольно приличной — костюм-тройка, фирменная крапчатая рубашка, туфли с матовым блеском на чищенных носках. Из нагрудного кармана топорщилась трубка сотового телефона, на кисти болтался массивный золотой браслет с часами. Наверняка, прежде чем спуститься в подвал, этот красавец выбрался из какого-нибудь навороченного «БМВ». А этот приземистый был при нем вроде охранника-бультерьера. Впрочем, был еще и третий. Этот маячил на отдалении, и в нем Дмитрий с некоторым трудом признал недавнего обладателя нунчак.

Язык во рту вяло шевельнулся. Не в силах вымолвить ни слова, Харитонов лишь качнул головой. Тот, что стоял на отдалении, шагнул ближе, не особо раздумывая, пнул под ребра. Пнул, видимо, крепко, потому что тело изрядно тряхнуло, однако боли он не почувствовал, — значит, по сию пору пребывал в шоковом состоянии.

— Я так прикидываю, это Уваровский отморозок. Зоху-то кто на шпагат посадил? Они. И Костяя шприцами нашпиговали, как ежа.

— Это они могут.

— Да точно говорю, из Уваровской команды. Типа — город без наркотиков и все такое. Они же по всей стране успели о себе растрезвонить. Совсем оборзели в последнее время. Уже и ментов начали сажать.

— Может, и Чику они пришили? — подал голос мастер нунчак. — Он ведь с нашими тоже якшался. Муса, давай спросим его про Чику?

— Причем тут Чика? — пахан покривился. — Что этот недоносок может знать!

— Спросим как следует, все скажет.

— А то мы не знаем, кто под нас копает. Дурак ты, Финик. И нечего было нас сюда вызывать.

— Так я же думал…

— Думал, важную птаху поймал? Хрена тебе! Это, Финик, не птаха, а обыкновенная сявка. Носом чую, ни с каким Уваровым он не связан. В натуре, какой-нибудь лох.

— Ничего себе лох. Варана-то он грамотно сделал.

— Твой Варан салом да шерстью оброс. Мышей ловить перестал. У тренажеров его сто лет не видели. Только и знает что с девочками в постельке кувыркаться. Такого разве что дошколята не уделают.

— Этот на дошколенка не похож.

— Ты, стручок, на рожу его погляди! — подал голос приземистый. — Обычный лох. Нашел, кого в подвал тащить! И наколок путевых нет.

— На руке вроде есть одна. Парашюты с крестом и цифирки какие-то.

— Это, Финик, «ВЭДЭВЭ». Типа, значит, десантура. А цифирки — группа крови. Для лепил, чтобы знали, что вливать, при отключке.

— Тогда понятно… — тот, кого называли Фиником, озадаченно поскреб в затылке. — С ним-то что теперь делать?

— Ты меня об этом спрашиваешь?

— Так ведь я это… В смысле пожеланий.

— Какие тут могут быть пожелания? Он нас видел, чем занимаемся — знает, вот и урегулируй проблему. Нам лишний головняк не нужен. — Приземистый обернулся к пахану. — Я правильно меркую, Муса?

— Правильно, Шапсо. Все правильно.

— А если его все-таки подослали? — неуверенно предположил Финик.

На лице смуглолицего отразились усталость и раздражение.

— Если его подослали, тем более стоит припугнуть недоносков. Хватит, поигрались! Дадим сегодня на шею сесть, завтра о нас ноги вытирать станут.

— Значит, мочить?

— Не просто мочить, а мочить красиво. — Хозяин костюма-тройки брезгливо вытер ладони клетчатым платком, кивнул на стоящую возле стены ржавую бадью. — По-моему, вполне подходящий гробик. В него и закатайте лоха.

— Не влезет же. Грабки с ногами будут торчать.

Приземистый фыркнул:

— Тогда сделаете из него черепашку-ниньдзя.

— Так ведь опознать могут.

— И надо, чтобы опознали. Устроим этим птенчикам показательную казнь. Они нас стращают, на понт берут, теперь и наша очередь пришла. Короче, Муса сказал, ваше дело выполнять. Везите куда-нибудь на стройку — и в цемент!

— Сделаем, Шапсо.

— Вот и начинай. — Сплюнув себе под ноги, приземистый неторопливо поднялся. Опередив его, Муса уже шагал к выходу. Парочка, что в несколько секунд подписали незнакомому человеку приговор — легко и буднично, как будто проделывали подобное регулярно. Впрочем, возможно, так оно в действительности и было.

К Дмитрию приблизился тот, кого именовали Фиником, — мускулистый, обряженный в футболку и джинсы детина.

— Все слышал, фраерок?

Дмитрий слегка пошевелил плечом.

— Вот и не обижайся. Все будет быстро и качественно, это я тебе говорю.

Горло Харитонова издало какой-то клокочущий звук.

— Не вибрируй, фраерок. Все будет в лучшем виде. Тебе и памятник не понадобится, сам будешь вместо памятника.

Заметив мелькнувший в руке детины газовый баллон, Дмитрий успел зажмуриться, но это не спасло. Ядовитая аэрозоль вновь успела сделать свое дело. Дыхание сперло, по телу прокатилась судорожная волна, в голове зазвенели знакомые колокола. Выскользнув из тела, сознание серебристой змейкой нырнуло в беспросветный омут.

***

Помахав рукой отъезжающей машине, Елена поправила на плече сумочку и шагнула в родной подъезд. Лифта в ее доме отродясь не водилось, и на пятый этаж она привычно поднималась пешком. Когда-то секретаршу «Кандагара» это крепко раздражало, но со временем она привыкла. Более того — Елена начала находить в сложившихся условиях серьезные плюсы. Даже три-четыре рейда из дома знаменовали собой приличную нагрузку. Во всяком случае для ее «усидчивой» профессии это было немаловажно. Кроме того, в одном из журналов она прочитала, что именно лестницы способны «формировать» женские ноги как ничто другое. В статье даже приводились аналитические таблицы, в которых лестничная нагрузка сравнивалась с равнинными дистанциями, упоминался «поэтажный» коэффициент полезного действия. Так или иначе, но из всего написанного неоспоримо следовало, что красота женского бедра прямо пропорциональна количеству одолеваемых этажей. Во всяком случае именно после этой статьи Елена стала внимательнее присматриваться к своим ногам, а лестничные пролеты покоряла даже с некоторым удовольствием.

Однако в этот вечер она поднималась более рассеянно. Из памяти по-прежнему не выходила картина с мальчиком-инвалидом, получившим первый приз. Вспоминались его дрожащие, берущие конверт руки, дорожки слез на его щеках. У Елены и сейчас запершило в горле. Умом она понимала, что жизнь сурова и пестра, что далеко не всем добропорядочным дамам достаются прекрасные принцы, что, увы, до сих пор падают самолеты, случаются аварии, погибают на минах, от пуль и ножей, и все-таки в эту невеселую схему, никогда и ни при каких обстоятельствах она не могла вписать детей. Покалеченных и погибших взрослых было жалко, но от одной мысли, что наравне с ними могут погибать и дети, у нее начинало ныть сердце. Это было не просто жестоко, это было несправедливо, а Елене в ее двадцать два в справедливость очень хотелось верить.

Так или иначе, но погруженная в свои мысли, ни торопливых шагов снизу, ни шороха приглушенных голосов она не услышала. Ее родная лестничная площадка как обычно была погружена в темноту, — лампочки у них скручивали с заунывной методичностью, возможно, даже кто-то из своих же соседей. А потому, достав ключ, Елена по привычке стала действовать на ощупь. Не сразу, но попала в замочную скважину, повернула ключ, и в этот момент чужие руки обхватили ее голову, с силой зажали рот.

— Не дергайся, курва!

В голосе не слышалось ни азарта, ни какого-то особенного трепета. Тем не менее, Елена, лихорадочно припомнив кое-что из уроков Лосева, взбрыкнула ногой, угодив в голень нападавшего. Увы, ожидаемого эффекта не последовало. Чужая хватка стала только еще жестче. Прижав губами к ее уху, незнакомец шепнул:

— Еще один такой выкидон, и придется лишить тебя правой почки. Согласна, сучка?

Елена похолодела. Запоздалый страх окутал сердце мерзлой паутиной, заставил судорожно сжаться.

— Ну что, все поняла? Так и веди себя впредь. Глядишь, и подружимся. — Рука мужчина огладила через ткань ее грудь, чуть ущипнула сосок. — Сейчас мы войдем в твою конурку, и там поговорим в комфортных условиях… Ну, чего встали, раззявы? Открывайте. Ключ в скважине.

Кто-то невидимый приблизился к двери, нашарив ключ, не сразу отворил дверь. Елену подтолкнули в спину, и очень скоро она оказалась в собственной прихожей. Впрочем, рассмотреть своих противников ей не удалось. Прежде чем включить свет, ей завязали глаза ее же собственным шарфом, усадив на стул, стянули за спиной руки.

— Ну вот, куколка, мы и на месте, можешь расслабиться. — Лумарь щелкнул выключателем, по-хозяйски огляделся.

— А девочка ничего, — сипло пробубнил Лешик. — Я пойду, пошарю на кухне? Пять часов не жрамши.

— Потерпи, мы не надолго. — Лумарь присел возле Елены, положил ей на колено ладонь. Не без удовольствия заметил, как напряглось и замерло тело девушки. — Ну что, куколка, будем базарить?

— Чего вы хотите? — голос у Елены слегка дрожал. — Если деньги, то они в сумочке. И еще в вазочке есть немного.

— Деньги, курочка, тебе самой пригодятся. — Лумарь продолжал чуть поглаживать женское колено. — А мы сюда за другим пришли.

Губы у Елены задрожали.

— Не надо, прошу вас!

Лумарь хмыкнул.

— А это уже от тебя, подружка, зависит. Вернее — от твоего поведения.

— Я вас не понимаю…

— Где камушки, стерва?

— Какие камушки? У меня ничего нет.

— Камни, которые твои коллеги подняли из озера. Целый чемодан изумрудов с платиной.

— Я… — Елена замешкалась, и рука допрашивающего похотливой змеей немедленно поползла вверх по бедру.

— Так что ты хотела мне сказать?

— Их нет. То есть они были, но «Кандагар» все расписал по благотворительным счетам.

— Каким еще счетам?

— Счет для ветеранов Афганистана, на подъем подлодки «Курск», на покупку германских протезов для инвалидов Чечни…

— Ты чего трендишь, козочка! Какие счета? Там же бабок было немерено!

— Они сразу решили все отдать. Я в этом участия не принимала… — голос у Елены сорвался. — Кое-что, конечно, осталось, но сколько именно — я не знаю.

— А в скворечниках что прятали?

— В скворечниках? — вся нелепость вопроса даже и не дошла до сознания девушки. — Мы… Ничего там не прятали.

— Зачем же развешивали их по деревьям?

— Ну… Для птиц, наверное. Тимофей с Димой решили, что просто так давать деньги будет не совсем правильно и решили устраивать конкурсы. На лучший детский рисунок, на лучший скворечник и так далее.

— Да она же горбатого лепит! Внагляк лапшует! — Лешик нервно дернулся на диване. Вид разгуливающей по коленям девушки руки возбудил его до предела. — Давай, я потолкую с ней. Вдую ей конкретно, и все дела. Вот увидишь, она только спасибо скажет.

Лумарь осадил разогревшегося Лешика взглядом.

— Перебьешься. Я так думаю, она сама нам все скажет. Мы же ей дружбу предлагаем, не гадость какую-нибудь. А девочка просто не в курсах. Ну, отправили десяток-другой тысчонок в больничку, но не весь же чемодан, верно? Так что, лапуля, я прав?

— Я… Я не знаю. Они не говорили мне, что и куда отправляют. Я же не бухгалтер, всего-навсего секретарь.

— Тоже возможно. Рядовой секретарше не все положено знать. А с другой стороны, если девочка симпатичная, если приложит к тому должные усилия, то, пожалуй, могут что-нибудь рассказать и ей. Как полагаешь, курочка?

— Конечно, я могу постараться…

— Тебе придется постараться. Очень постараться, цыпочка. — Лумарь глазами указал Гуте на комод. — Пошарь-ка в ящиках. Наверняка найдем открытки от подружек, племянников, папы с мамой. Ты ведь любишь свою родню?

— Пожалуйста, не трогайте никого.

— Да мы и сами не хотим. Мы даже твоих хозяев не собираемся задевать. Но видишь ли, те камушки когда-то принадлежали нам. Ты, вкуриваешь, лапуля? Вот и узнай, где они их прячут. А мы тихо-мирно возьмем свое и отвалим. За старания и тебе долю отстегнем. Тебе ведь нужно косметику, жратву с колготочками покупать, правда? — Лумарь снова огладил ноги Елены. — Такую красивую девочку грех не поощрить. Особенно, если она хорошо потрудиться.

— Смотри, босс! Бирюльки! И цепочки с камушками… — Гутя с азартом продемонстрировал деревянную резную шкатулку, доверху заполненную простенькими женскими украшениями.

Лумарь никогда не считал себя большим знатоком ювелирных поделок, однако в данном случае ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что именно лежит в шкатулке.

— Дубина! Это же стекло голимое. Чуть дороже, чем пивная тара. Ты письма ищи. Открытки с телеграммами.

— Так это я уже нашел. На самом виду лежали. — Гутя взвесил на руках стопку конвертов, без особого любопытства начал перебирать. — Вроде то, что надо. Это, кажись, от ее предков, а тут от какой-то малолетки сопливой. Вон и фото прилагается. — Гутя перевернул фотографию изображением вниз, нараспев прочел: — Тете Лене от маленькой Кати.

— Видишь, как все устроилось. — Лумарь выпрямился. — И про Катю мы теперь знаем, и про маму с папой. Вот и выбирай: либо на подарки им тратиться, либо на веночки могильные. Ну, а выкинешь какой-нибудь фокус, мы и тебя достанем. В сейф ты не спрячешься, а найти такую милашку даже в нашем немаленьком городе проще пареной репы.

— Но я не сумею разузнать быстро!

— А ты попробуй. Смелость, сама знаешь, города берет. В постельку своего начальничка затащи, в бумажках поройся, в сейф загляни. Вы бабы — народ сметливый, всегда что-нибудь да придумаете.

— Все-таки надо бы ей вдуть! — скрипнул зубами Лешик. — Хотя бы по разику.

— Еще успеется. — Лумарь погладил Елену по щеке. — До скорого, киска. Не забывай нас, надолго не прощаемся.

— Слышь, босс, у нее гайка на пальчике. Может, хоть ее свинтим?

— Не крохоборничай. С кисками лучше дружить. А гаек на наш век хватит…

Елена услышала, как трое мужчин выходят в прихожую. Хлопнула входная дверь, наступила тишина, и в этой тишине Елена отчетливо ощутила, как быстро и трепетно колотится ее перепуганное сердце.

Глава 8

Дмитрий еще плохо отдавал себе отчет в том, что вокруг происходит, однако понять, что эти подонки его убивают, было не столь уж сложно. За время очередного беспамятства его успели перевезти из подвала на какую-то стройку, и здесь, связав по рукам и ногам, заткнув рот ветошью, уложили в ту самую ржавую бадью, на которую указывал смуглолицый Муса.

К казни готовились буднично, без лишней суеты. Такая будничность появляется у парашютистов-десантников после пары десятков прыжков. Проводя параллель, можно было заключить, что и у этих ребяток за спиной таилось уже немало проказ подобного рода. Сцепив зубы, Дмитрий пронаблюдал, как из вскрытой подсобки его могильщики вынесли лопаты. Тут же в деревянном загончике скоренько замешали раствор. При этом Варан, тот самый торгаш, через слово матюкался, с оханьем потирал распухшую переносицу, Финик в отличие от напарника эмоций не проявлял и явно спешил закончить с делом быстрее.

— Ну, и погодка, будь она неладна!

— Ты лопатой, знай, шуруди, а то протелимся до рассвета.

— Не-е, Финик, я вот сейчас подумал: работяги — они ведь каждый день здесь пашут. Хоть дождь, хоть снег. Прикидываешь, какая подляна!

— Тебе их жалко никак?

— Да нет, я удивляюсь. На кой им это?

Финик глумливо фыркнул.

— Каждый свои бабки по-своему зарабатывает.

— Но ты прикинь, каким придурком надо быть, чтобы за гроши под дождем мерзнуть!

— Мы сейчас тоже не в тепле сидим. — Финик огляделся. — Вот туда и поставим бадью. В аккурат под краном.

— Хороший бетончик, я прям тащусь! Мне бы такой на фазенду.

— Забирай, разрешаю… Да брось ты эти каменюги! Не дзот строим, сойдет и без щебня.

Из бумажных мешков цемент с кряканьем вытряхнули в загончик. Перемешивая совковыми лопатами, довели раствор до нужной кондиции.

— Все, хорош! Готова каша манная.

Все тот же Варан, с готовностью подхватил ведерные дужки, и на Дмитрия пролилась вязкая цементная жижа.

— Как, корешок, нравится? Может, водички теплой добавить?

— Ты сено не жуй! С покойником языком трепать — плохая примета.

— Не знаю… Я лично был бы не против с этим голубком покалякать. Смотри, как зенками ворочает. Наверняка, есть что сказать. Может, освободим хавальник на минуту? Дадим последнее слово? Мы ведь, блин, тоже цивилизованные европейцы.

— Босс все сказал ясно, и нам его базар не нужен.

— Нам-то да, а если он, в натуре, от Уварова?

— Да хоть от ФСБ! Нам это по барабану…

Очередная порция раствора пролилась Харитонову на грудь. Дышать сразу стало труднее. С сопением Варан бегал от напарника к бадье, выплескивая на пленника ведро за ведром. Холодная вязкая жижа все ближе подбиралась к горлу. Но самое ужасное — Дмитрий явственно ощущал, что цемент начинает схватываться. И отчетливо представилось, как найдут его по утру перепуганные строители, как будут показывать в его сторону пальцами, покачивать головами. А потом подъедут ребята из «Кандагара», да не дай Бог, Диана примчится…

Дмитрий на секунду зажмурился, воочию увидев ее распахнутые в ужасе глаза, перекошенное лицо. А он будет лежать перед ними в таком вот идиотском виде — не застреленным героем и не бездыханным телом, а действительно подобием какой-то идиотской черепашки.

Картинка показалась столь непривлекательной, что он рефлекторно завозился в бадье. Часть цемента выплеснулась наружу, и тот же Варан немедленно встопорщился.

— Я что-то не въезжаю, ты чего это, браток? Мы в поте лица пашем, а ты нам ломово подбрасываешь?

— Да дай ты ему по шарабану — и дело с концом!

— Слышал, что корешок предлагает? Вот и не серчай. С нас, прикинь, качество требуют, а какое, к лешему, качество, когда ты тут все разбрызгиваешь?

В толстых руках лоточника мелькнула резиновая дубинка. Дмитрий мысленно зарычал. Ни увернуться, ни позвать на помощь не было никакой возможности. Удар был не столько сильным, сколько умелым, и третий раз за день Дмитрий оказался в полной отключке.

— Не насмерть хоть вырубил?

— Зачем же… Пусть фраерок помучится. Мы же не садюги какие. Минуток через десять очухается.

— Точно очухается?

— Зуб даю. Я на такие оборотки мастак. Любую шалаву в отруб посылаю — и в аккурат на нужное время.

— Это еще зачем?

— А ты догадайся.

— Хитер бобер!.. Ладно, на кране-то когда-нибудь работал?

— А с дачей-то кто хозяину помогал? Уже забыл?

— Тогда цепляй на крюк и поднимай его к лешему.

— Ща сделаем. Во удивится фрай, когда оклемается.

— Удивится, это точно.

Поднявшись по лестнице на кран, Варан, взломал нехитрый замок и включил питание. Система была несложной, и, скоренько оживив гигантскую стрелу, Варан опустил массивный крюк вниз. Финик подцепил бадью, замахал руками. Заработал двигатель, трос, влекущий бадью с Дмитрием, медленно поплыл вверх. Глядя ему вслед, Финик улыбнулся.

— Красиво взлетел, еханый бабай! Не хотел бы я так помереть…

***

Музыка продолжала играть зазывно-медлительное. Изящным движением стянув с себя узенькую полоску трусиков, дамочка на подиуме обвила гибким телом сверкающий шест, сжимая его ногами, встала на мостик. Чуть покачивая грудками, руками описала круг на полу. Танец, который миллионы иных танцовщиц на планете, исполняют с теми же ужимками и той же приклеенной к лицу улыбкой. Стриптиз по призванию тоже, вероятно, бывает, но чаще Лумарь наблюдал обратное. И в Европе, и в Америке, и здесь дамочки больше изображали чувство, нежели испытывали его в действительности. Встречались и такие, что люто ненавидели свою профессию, а через нее постепенно проникались и ненавистью ко всей публике. Феномен, о котором рассказывал Лумарю один покойный клиент. Перед тем, как всадить ему в лоб пулю, киллер провел с ним вечерок в одном из испанских борделей. И именно там покойник с воодушевлением поведал своему убийце о том, что, работая продолжительное время в клетках, стриптизерши начинают воспринимать публику, как зверей по ту сторону решетки.

— Представляешь, у них полностью ломается восприятие мира. Все равно как меняются правая и левая стороны. И знаешь, по своему, они правы. Может, и впрямь это не их от нас запирают, а нас от них. Мы — гигантский обезьянник, а они девочки-дюймовочки, призванные дразнить запертого в клетке Кинг-Конга…

Помнится, клиент много еще чего рассказывал занимательного, и будь у Лумаря свобода действий, он бы не спешил с устранением. Но заказ есть заказ, и уже на следующий день труп говорливого мужичка вылавливали в полноводной Дуэро…

Так или иначе, но гибкое кривляние девочки на помосте не производили на Лумаря особенного впечатления. Видывал, как говорится, и интереснее, и симпатичнее. А вот Лешик глядел на гимнасточку, не отрываясь, и даже слюну, лопушок такой, с подбородка пустил.

— Что, нравится?

— Да уж, шмарочка из клевых… — Лешик судорожно сглотнул. — Зря мы той выдре не вдули. Все бы выложила как миленькая!

— А она и так выложила все что знала.

За столиком шевельнулся Гутя.

— Ты что, реально ее в долю берешь?

— Беру или не беру — другой вопрос. Главное пообещать. Ты, Гутя, пойми, жертве до последнего надо оставлять надежду. Пока человечек надеется, он на тебя пашет. А прижмешь его к стенке, объяснишь реальный расклад, — он тебе в горло вцепится. Вы, суслики, молодые еще. Главной правды не знаете.

— Какой еще правды?

— А такой. Миром правят два чувства — страх и любовь к деньгам. Поэтому хочешь смарьяжить человечка, прежде на глот его возьми, напугай как следует, а после бабок предложи. И тогда он сам оправдает для себя любую подляну. — Лумарь даже подивился, какие ровные да гладкие у него получаются фразы. Безусловно сказывалось давнее влияние Шмеля. — Бояться задарма, суслики, мало кто желает, а вот за бабульки — охотники всегда находились.

Музыка заиграла энергичнее, и, изображая возбужденную змею, дама у шеста ускорила свои незамысловатые па.

— Во, шалава! — Лешик даже чуть привстал. — Мне бы на оттопырку сотняшечку, а? Не могу больше терпеть.

— Держи, торопыга, — Лумарь бросил ему через стол сотенную купюру. — А то ведь не успокоишься.

— А где искать-то. Типа, на улице?

— Зачем же. Подойди к тому типчику, попроси пригласить дамочку в приваткабинку.

Схватив купюру, Лешик немедленно скрылся. Не теряя времени, Гутя тут же придвинулся со стулом ближе.

— Слышь, босс, насчет камушков это реальный базар? Больно уж круглые цифры.

— Цифры круглыми, Гутя, не бывают. Круглыми бывают только дураки.

— А рынок? Ты что, в натуре, думаешь, что нам его отдадут? Там же чернореченская бригада. И Поп у них главный. Не в законе, правда, но из тертых.

Лумарь кисло посмотрел на соседа.

— Мне, шмурик, что поп, что попадья. Ты их на свой аршин меришь, а я на свой.

— Так это… — Гутя нервно пошевелил плечами. — Интересно же. Мы ведь тоже рискуем.

— Рискует тот, кому есть чем рисковать, — внушительно произнес Лумарь. — А тебе чем рисковать? Жизнью? Так у тебя ее никогда и не было. То, как ты, Гутя, живешь, надо в фильмах-ужастниках показывать. Потому как это не жизнь, а полная зола. Сдохнешь, не велика и беда.

— Что-то не больно охота подыхать.

— Это тебе только кажется. Всем так кажется поначалу. А как помрут — так и успокаиваются. Туда, Гутя, — Лумарь загадочно изобразил пальцами и искоса глянул вверх, — дорожка быстрая и прямая. Уж поверь мне, быстрее, чем на лифте.

Поежившись, Гутя покосился в сторону сцены, на которой танцевали полуобнаженные дамочки. Разговор явно не шел ему на пользу, вожделение начисто пропало.

— Как там с садом? Устроилось?

Гутя кивнул.

— Я туда Шкворика прописал. Четыреста рэ в месяц плюс одежка. Ну, и огород, понятно. Дед, что там работал, говорит: спокойнее стало. Разве что наркоши лазят да бомжи. Но я так понимаю, он с ними даже не связывался. Сидел в своей норе и в ус не дул.

— Наркоши? — Лумарь удивился. — Интересно. Им-то что там нужно?

— Ну… Летом коноплю с маком собирали, а сейчас просто избенки шерстят. Бомжи жратву ищут, а эти все подряд гребут — что-то потом продают, что-то на дурь выменивают.

— Значит, говоришь, лазят… — задумчиво протянул Лумарь. — Это хорошо. Лазить отучим, заодно и пацанов наших на вшивость проверим. Шлепнуть бомжика — тоже штука не простая.

И снова от мутной этой фразы Гуте стало не по себе. Неловко поднявшись, он пробормотал:

— Пойду, отолью, что ли…

Милостиво кивнув, Лумарь снова взглянул на танцующую девицу. Дамочка особого исступления не изображала, явно берегла силы для следующих номеров. Впрочем, в отличие от большинства своих коллег танцевала она со вкусом, не допуская бульварной вульгарщины, явно выдавая балетную школу. Лумарь мало что в этом понимал, однако профессионализм чувствовал нутром. Так чувствуют бойцы опыт и силу ступающего по рингу противника. А потому, поймав взгляд танцорши, Лумарь покачал головой и показал большой палец. Танцовщица улыбнулась и быстро отвела глаза.

Достав из портмоне еще одну стодолларовую купюру, Лумарь написал поверх американского президента: «Запомни меня. Как-нибудь хотел бы встретиться». Свернув купюру, бросил под ноги девушке. Продемонстрировав чудеса гибкости, она тут же изогнулась, и Лумарь даже толком не понял, куда именно исчезла его записка. Руки танцовщицы ни на секунду не оторвались от ласкаемых грудок, и по всему получалось, что банкноту дамочка подхватила губами. Лумарь вновь хотел выразить ей свое одобрение, но в этот момент возле столика нарисовался взволнованный Гутя.

— Там это… — он кивнул куда-то в сторону зала. — Лешик, козел такой, бабу мочканул.

— Что, что?

— В натуре толкую! Она рыпнулась, дура, — он и сунул ей перышком.

Каменно сжав челюсти, Лумарь поднялся из-за стола.

— Что ж, пошли, глянем на нашего придурка.

Они зашагали к приваткабинкам. Публика продолжала дергаться в танце и незамысловато буйствовать. Случившегося никто пока не заметил.

Глава 9

Когда было нужно, Лумарь умел действовать быстро и решительно. За то и взял его на заметку покойный уральский авторитет. В кабинке, где стряслось смертоубийство, он оказался лишь на пару секунд позже охраны заведения. В разодранной на груди блузке, с неестественно вывернутой ногой, на полу лежала девушка. И поза, и остекленевший взгляд красноречиво говорили о том, что никакой доктор ей уже не поможет. Между тем, один из стриженных «секьюрити» уже вовсю тряс одеревеневшего Лешика за горло.

— Ты, козел, откуда свалился сюда? Ты что, правил, сука, не знаешь?!

— А мы его сейчас к хозяину сводим… — второй охранник, присев, потрогал руку девушки. — Чем он ее? Никак ножом. Вот, паскуда!

Взглянув на вбежавшего Лумаря, зло процедил:

— Ну-ка, вышли отсюда! Скоренько, я сказал!

— Погоди, они же хай поднимут. Или ментов вызовут.

— Зачем же… Как-нибудь обойдемся без ментов. — Выдернув из-за пояса «Макаров», Лумарь ткнул стволом в глаз ближайшего «секьюрити». — Только тявкни, цепной, враз уложу.

Охранник, что тряс до этого Лешика, испуганно оглянулся. Видно было, что подобное для стриженных защитников «Бабслея» в диковинку. Оно и понятно. Одно дело выбрасывать из зала обкурившихся сопляков или лупить по почкам упившихся буянов, и совсем другое переть против ствола.

— Ну, красавец? Чего встал? — Лумарь покривился. — Раз уж начал, заканчивай.

Помощник медлительно посмотрел на него, и что-то в глазах этого долговязого паренька проблеснуло. Какой-то дурной огонек. Охранник, продолжавший держать его за грудки, неожиданно ойкнул — тоненько, почти по-детски. Тело его дернулось от нанесенного удара, и, захрипев, «секьюрити» повалился на пол. А Лешик, не унимаясь, остервенело бил и бил его ножом в грудь.

— Вы что, мужики! Спятили? Мы же вам ничего такого… — лепеча невразумительное, оставшийся в живых служащий попятился. Впрочем, пятиться ему было некуда. Кабинка была крохотной, и он почти сразу уперся спиной в стену. На широком скуластом лице его проступила смертельная синева, а застывший у входа Гутя громко икнул.

— Люблю, когда музыка громко играет. — Лумарь кивнул Лешику на охранника. — Так и хочется кого-нибудь пригласить на танец.

С влажно поблескивающим ножом Лешик заторможенно шагнул к противнику. Он явно был не в себе, и именно этим поспешил воспользоваться охранник. Правый кулак его метнулся вперед, челюсть Лешика отчетливо клацнула. Но мгновением позже, ствол «Макарова» уперся «секьюрити» в живот и дважды изрыгнул приглушенный огонь.

— Вот и все. — Лумарь двумя пальцами подцепил белоснежный платок из нагрудного кармана убитого «секьюрити», наскоро обтер пистолет. — А теперь маленький спектакль для зрителей в ментовских погонах.

Он вложил пистолет в руку охранника убитого ножом. Отобрав у Лешика финку, повторил с ней ту же санитарную процедуру и втиснул в пальцы второго секьюрити.

— Один ферт домогался девчушки, второй за нее заступился. Такие вот пироги, парни. А наша задача тихо и незаметно отсюда слинять. — Лумарь похлопал по щеке Лешика, озадаченно покачал головой.

— А ты, корешок, заводной, оказывается! Пожалуй, тебя и в настоящем деле можно испытать. Ну, да с этим еще успеем. Гутя, хорош икать, бери его под руку и вытаскивай наружу.

— Под руку?

— Точно. Выйдете отсюда, как парочка голубых.

— А ты?

— Я обожду минуту и сваливаю следом. Встречаемся в машине. Все ясно?

Две головенки качнулись в такт, и задним числом Лумарь отметил, что парни, конечно, в трансе, однако не столь уж глубоком. Судя по всему, Станок, рекомендовавший ему этих двух архаровцев, не ошибался на их счет. Отмороженное время в изобилии плодило отмороженных людей. Двое из этой закоростелой когорты стояло сейчас перед ним.

***

Спасибо осенней мороси — той самой, которую он ругал еще днем. Именно она привела его в чувство. Едва открыв глаза, Дмитрий ощутил, какие жуткие тиски сдавливают тело. Каждый вздох давался с трудом. Казалось, ребра вот-вот треснут, а грудную клетку расплющит, как плющили в незапамятные времена корпуса шхун северные льды. Дмитрий чуть повернул голову, благо шея оставалась еще свободной. Черная беспросветная ночь простиралась кругом, под легкими порывами ветра бадью заметно раскачивало. Судя по огонькам далекого здания Дмитрий завис где-то на уровне четвертого этажа. Что эти подонки сотворили с ним — догадаться было несложно. Заполнив бадью цементным раствором, они подцепили ее к крюку строительного крана, после чего подняли на предельно возможную высоту. Зачем и для чего — тоже понять было несложно. Такие вещи у них именовались показательной казнью. Пес демонстрирует зубы, чтобы устрашить соседей, вот и эти козлики устрашали как умели.

Охнув, Дмитрий рванулся — руками, ногами, всем телом. Увы, ничего из этой затеи не вышло. Тело стискивал надежный капкан. Тем не менее, каждая секунда работала против пленника. Хороший цемент схватывается быстро. Даже несмотря на слякотную погоду. На все про все хватит, пожалуй, и полутора часов. Ну, а сколько прошло времени с момента приготовления раствора, Дмитрий не имел ни малейшего представления.

Он вновь напрягся, почти зарычал — что было сил напряг мышцы. Еще пара изнуряющих рывков, и что-то явственно треснуло — то ли в спине, то ли в бетонной заливке. С пробудившейся надеждой Харитонов увидел, как кисти рук немного приподнялись над цементной загустевшей кашей. Значит, был еще шанс! Был черт подери!..

Очередная попытка оказалась более удачной. Отчаяние придало силы, и с мучительным стоном Дмитрию удалось подтянуть к груди ноги. Бетон, с треском и нехотя выпускал свою жертву. Продолжая яростно извиваться, Дмитрий выбирался из густой трясины, сантиметр за сантиметром высвобождая тело из цементного плена.

— Твари! Черта лысого я вам дамся!..

Ругаясь на чем свет стоит, он сумел наконец сесть, локтями оперся о железные края бадьи. В несколько рывков — словно больной расшатанный зуб — выдернул тело из раствора. Звучно расползлась ткань рвущейся рубахи, — добрых «полспины» осталось в бадье. Но главное было сделано, он выбрался из раствора. Значит, и впрямь прошло не столь уж много времени. Еще бы минут десять-пятнадцать — и каюк…

Дмитрий приподнял затекшие руки. Они по-прежнему были связаны, но перетереть веревку о жестяной край бадьи оказалось не столь сложно. Заодно порезал кожу на запястьях, но это было уже несущественно. Непослушными пальцами Харитонов вытянул изо рта кляп, кое-как отплевался. Держась за стальной трос, встал на дрожащие ноги, с замиранием сердца огляделся.

Увы, картинка, представшая перед его глазами, особого оптимизма не внушила. Знали, собаки, куда везти! То ли Химмаш, то ли еще какая окраина. И ни единой души кругом, только шеренги жестяных гаражей да какие-то ветхие сараюшки. Ближайшие жилые здания — метрах в пятистах если не больше. Кричи хоть до седьмого пришествия.

Он посмотрел вниз и невольно отшатнулся.

— Мать честная!..

Высота действительно была нешуточной. В этом и крылся сюрприз номер два. Карабкаться вверх по тонкому тросу да еще в его состоянии — представлялось чистым безумием, сидеть же на ветру в задубевшей и разорванной одежке — того не лучше.

Говорят, упавшие в колодцы порой умудрялись протянуть несколько часов. Однако практически все при этом зарабатывали целый букет заболеваний, начиная от банального воспаления легких и заканчивая крепчайшим менингитом. Во всяком случае, если кто и выживал, то таких насчитывалось немного. Да и тех можно было смело записывать в инвалидную команду.

Дрожа и лязгая зубами, Дмитрий присмотрелся к стоящим неподалеку тополям. Деревья выглядели неказисто, зато внизу высились груды опила и каких-то сучьев. Не стог, конечно, но тоже кое-что! Харитонов на глаз прикинул дистанцию и поежился. Для Бэтмена или Рэмбо — дело, конечно, плевое, но он-то — обычный мужик! И кости у него вполне нормальные — хрустнут будь здоров. Вот если бы гора опила была чуть повыше, а деревья стояли чуть поближе, хотя…

Он поежился под порывом налетевшего ветра, неуверенно качнул бадью. И тут же где-то неподалеку тоскливо завыла бездомная псина. Дмитрий крепче стиснул холодный трос, еще раз изучающе оглядел далекие тополя. В самом деле, если как следует раскачать это корыто и в нужный момент прыгнуть, то шанс уцелеть у него оставался.

С неким отстраненным ужасом Дмитрий понял, что воспринимает идею всерьез. Впрочем, иного выбора у него не было. Рвать оставшуюся одежку на веревки — несерьезно. Во-первых, коротенькая выйдет веревочка, а во-вторых, замерзшие пальцы не свяжут ни единого узелка. Так что хочешь или не хочешь, а прыгать придется.

Чуть решительнее Дмитрий повторно качнул бадью. Подчиняясь неуклюжим движениям измученных мускулов, жестяное корыто потихоньку наращивало амплитуду. Трос скрипуче отсчитывал маятниковые колебания. А Дмитрий все смотрел и смотрел вниз, прикидывая в какую точку ему будет безопаснее приземлиться. С натугой припомнил пару знакомых молитв, но посиневшие губы не родили ни словечка.

Собственного тела он уже почти не чувствовал. Промозглый ветер заставлял беспрерывно дрожать. Выпростав ноги из цементной кашицы, Дмитрий встал на жестяные края. Кажется, нужный миг наступил. С силой толкнувшись ногами от шаткой опоры, он подобно птице распахнул руки. Именно так ему когда-то хотелось сигать с самолета. Но в армии прыгают не по душевному порыву, а по уставу, и размахивать руками не больно-то позволяли.

Прыжок получился почти как во сне, чему в немалой степени способствовало его нынешнее состояние. Ни страха, ни боли Дмитрий уже не способен был ощущать. Тело было процементировано, душа — проморожена.

Ветки, на которые он упал, с хрустом подломились. Скрюченными пальцами Дмитрий тщетно пытался найти опору, за что-нибудь уцепиться. Его крутило, как пробку в водовороте. Сучья били по ребрам, по ногам и спине, что-то безжалостно хлестало по лицу. Момента приземления память не отметила. То ли снова последовал темный провал, то ли действительно в его состоянии боль ощущалась неважно.

Запомнилось только, как встал и сошел по трескучему хворосту на твердую землю. Собственные движения казались движениями робота, и, только оказавшись за пределами стройки, Дмитрий окончательно поверил в то, что жив и что ночному кошмару скоро придет конец.

Зубы продолжали выбивать разудалую дробь, мышцы содрогались от беспрестанной дрожи. Справиться с холодом можно было только одним способом. Часто спотыкаясь и пряча руки под мышками, Дмитрий побежал по разбитой дороге. Побежал что есть мочи.

Глава 10

Проще было бы оставить Натаху дома. Проще, но не разумнее. Прожив на свете девятнадцать годков, Натаха по-прежнему оставалась ребенком — и ребенком совершенно не приспособленным к этому миру. Существо, созданное для любви, чудес и опеки. Увы, современные государственные системы не переваривают таких великовозрастных недорослей, тем не менее, они есть, и, может статься, именно их присутствие делает земное существование не столь скучным и упорядоченным. Кроме того, присутствие дамы в машине делало поездку более безопасной. Отстраненно Зимин понимал, что в какой-то степени подставляет Натаху, но с другой стороны абсолютно не знал, что же с ней делать. Могло статься, что оставлять ее здесь было гораздо опаснее, нежели забирать с собой. Да и сама Наталья за пару недолгих недель успела привязаться к нему как собачонка, и вопрос о том — ехать или не ехать — перед ней даже не стоял. Женщины — удивительные существа и порой врастают в мужчин, как цветы в добрый чернозем. И пока последние размышляют и хлопают глазами, слабые корешки успевают опутать все видимое пространство, превращая расставание в нечто абсолютно немыслимое. Разве что собраться с духом и вырвать из почвы росток, но на это решится не каждый. Во всяком случае сам Стасик, ранее легко и просто расходившийся с девицами всех возрастов и рангов, в этот раз сил в себе на расставание не находил.

Наташка изумляла его своей беззащитностью — и этой же самой беззащитностью, как оказалось, удерживала на прочной привязи. Они и познакомились-то в престранных условиях. На рынке Эльмаша при скоплении сотен людей сморщенный мужичонка в упоении долбил ногами упавшую на землю Наталью. Время от времени нагибаясь, норовил достать и кулаком. И непонятно, что больше поразило тогда Зимина — истошные крики избиваемой или абсолютное спокойствие окружающих. Людей вокруг было видимо-невидимо. Конечно, на забияку-мужичонку оглядывались, иные бабульки похрабрее даже подходили ближе, но никто однако вмешиваться не спешил. Российский домострой уверенно правил балом. Да и не только домострой, если разбираться по сути. Радушие и равнодушие славян уживаются друг с другом в самом парадоксальном симбиозе. Оттого и лупят в армии нашего брата немногочисленные кавказцы да азиаты. Все равно как на том же рынке Натаху. И сто Иванов пасуют перед двумя десятками Ибрагимов или Казбеков. Не потому что трусят, потому что такой вот курьезный менталитет. Без идеи и вождей драться не приучены. Даже если понимают, что нужно засучивать рукава.

Таким образом, Стас Зимин оказался единственным, кто решился полюбопытствовать происходящим. На вполне интеллигентный вопрос мужичонка ответил площадной бранью, из которой Стас все же выяснил, что дело творится и впрямь вполне семейное. Заботливый папенька просто-напросто учил уму-разуму родную дочуру. Учил незатейливо — кулаками, но ведь не вожжами, в конце концов, не оглоблей! А посему и не след было встревать всякому встречному-поперечному в семейный интим!

Тем не менее, Стас встрял, и от короткого крюка под дых незадачливый родитель сник, опустившись на ближайшую лавочку. Тут же, кстати, нашлись и непрошенные заступники, праведно возмутившиеся вызывающим поведением молодого человека. Все-таки — папенька, не чужак со стороны, а значит, и право на дочь имеет вполне законное. А в следующую минуту Зимин выяснил у поднявшейся Натахи обстоятельства нехитрой семейной драмы. Когда гены требует, нужно пить, а если пить не на что, то это самое «что» где-то необходимо срочно добывать. Можно, конечно, поработать грузчиком, пособирать по скверикам тару, но все-таки проще сдавать что-нибудь в аренду. Например, лишнюю комнатенку, если таковая имеется, или родную дочь. Последнее — выгоднее и не в пример интереснее, но вот беда — чадо порой проявляет строптивость и уклоняется от своих дочерних обязанностей. Словом, очередной клиент от доченьки ничего не получил, а, не получив, потребовал денежки назад. Денежки пришлось отдать, зато и любимую дочуру рассвирепевший папаша даже не сумел довести до дома — принялся вразумлять при всем честном народе.

Узнав подоплеку скандала, Стас вновь вернулся к отцу Натальи. Кулаки зудели так, что думалось только о том, как бы ненароком не убить. Заморыш был еще тот, хватило бы одного крепкого удара. Редкие вопли сердобольного народа, радеющего за отцовские права, его не слишком трогали, и все же утюжить опустившегося в конец опойку бывший спецназовец не стал. Постоял рядом, поглядел и отошел в сторонку. Но что-то все-таки в душе его перещелкнуло. Поманив к себе Наталью, он объяснил, что временно лишает папахена отцовских прав и забирает ее с собой. Протянув платок, помог утереть разбитое личико. После чего двинул с рынка прочь. Наталья могла и не идти за ним, но она пошла.

Гнилозубый папочка пытался, правда, что-то такое вякнуть вдогон, но Стас даже не обернулся. Так и получилось, что в его двухкомнатной квартирке поселилось это сонное чудо — абсолютно незлобивое, умеющее рисовать на обоях марсианской красоты пейзажи, заглядывающее в глаза с такой преданностью, что о том, чтобы лишать Натаху крова, вскоре неловко было уже и думать.

Поэтому и в этот путь они отправились вместе — Стас Зимин за рулем, Натаха — рядышком, закутавшаяся в плед, в обнимку с двухлитровым китайским термосом. Расчет Стаса оправдался. Присутствие дамы успокаивало блюстителей ГИБДД, и на всех постах, едва заглянув в салон, их пропускали беспрепятственно.

Отъехав от города на пару десятков километров, Стас свернул на обочину, к придорожным кустам. Подобные дела лучше делать при свете дня, но очень уж не терпелось узнать, чем же его нагрузили.

— Мотор поломался?

— Да нет, подышим свежим воздухом отдохнем. — Стас выбрался наружу, шутливо скомандовал: — Кавалерам направо, дамам — налево.

Натаха высунула голову из окна, глядя в небо, восхищенно заахала:

— Ой, какие звезды! Ты только посмотри. Как бенгальский орех!

«Бенгальский орех» — это было вполне в Наткином духе. Лицо «как коржик», а глаза «как солнышки» — подобными сравнениями была пересыпана вся ее речь. Вполуха прислушиваясь к восторженному лопотанию пассажирки, Стас приступил к исследованию «Москвича».

Машинка была явно бэу, но, судя по всему, капитальный ремонт прошла достаточно недавно. Изучив подкапотную требуху и бегло простучав стенки, Зимин заглянул в багажник и присвистнул. Все оказалось намного проще, чем он думал. Не стоило терять и время. Среди прочего хлама небрежным рядком стояли обычные жестяные банки из-под масляной краски. Не новенькие — с пятнами олифы и легкой ржавчинкой на крышках. Рядом лежали обмотанные полиэтиленом кисти, измазанные краской тряпки, несколько рулонов дешевых обоев и пластиковая бутылка растворителя. Словом, совершенно невинный натюрморт заурядного маляра, решившего выбраться на загородную дачу с целью косметического ремонта последней.

Стас с интересом повертел жестянки в руках, покачал головой. Даже цвета подобрали разные, умники хреновы! На первый взгляд, задумка не ахти какая, однако вполне добротная. Запах краски — вещь подлая, у любого пса нюх отобьет. Опять же — глубже прятать не всегда надежнее. Пожалуй, вот так — на самом виду да еще в обрамлении кистей и тряпок — гораздо безопаснее. Он не мог, конечно, утверждать на все сто, что именно в жестяных банках спрятан товар, но внутреннее чутье подсказывало, что так оно и есть.

— От машины далеко не убегай, я скоренько.

С двумя банками в руках Зимин отошел в ближайшие кусты, повертев головой, убедился, что Наталья его разглядеть не может. Присев на корточки, расстелил на земле заранее приготовленную клееночку, еще раз осмотрел банки. Без хитростей, конечно, не обошлось. Вместо пломбочек использовали бумажные полоски. Из обыкновенной газеты. Вооружившись отверткой, Стас аккуратненько вскрыл одну из банок, подцепил таким образом, чтобы сохранить охранительную полосу. В нос шибануло густым и едким. Он поморщился. Да уж, песикам тут и впрямь делать нечего!.. Подсвечивая себе фонариком, Зимин сунулся в маслянистую глубь древесным прутиком, легонько помешал — и почти тотчас наткнулся на тугой и явно инородный ком. Сам себе улыбнулся. Вот оно — долгожданное Эльдорадо! Яд, которому уготовано отправить на тот свет добрую половину человечества. Причем — с полного согласия последней. Как говорится, зачем нам реалии, если виртуалии лучше?

После серии манипуляций на свет удалось извлечь упакованный в металлизированную оболочку вытянутый в цилиндрик пакет. Покачав его перед лицом и на глазок попытавшись определить вес, Стас опустил пакет обратно в краску, отверткой вскрыл вторую банку. Не слишком удивился, обнаружив в ней точно такой же металлизированный пакет.

Вот и все. Ребус для тинэйджеров. Шесть банок и шесть загадочных пакетов. Спрашивается, с чем? Ясно, что не с какой-нибудь дешевкой.

Вновь запечатав банки, он вернулся к машине. Наталья куда-то убрела — вероятно, по дамским делам, и, не теряя времени, Зимин наскоро протер руки ветошью, по сотовому телефону вызвонил Лосева.

— Тимох? Это я.

— Понял. Говори.

— Извини, что разбудил, но есть новости.

— Надеюсь, приятные?

— Я в пути и только что обнаружил багаж. Он в банках из-под краски. Шесть увесистых пакетиков. Голову даю на отсечение, что это героин.

— Много его там?

— Только не свались со стула! По моим прикидкам не меньше полутора килограммов.

— Ого! — Тимофей присвистнул. — Больше, чем на лимон. Значит, не пустышка как в прошлый раз?

— В том-то и дело. План сработал, так что этих цуциков можно смело брать за жабры.

— Не спеши, торопыга. Что им могут предъявить? Твою посылку и твои показания?

— Но это же героин! И не какие-нибудь граммульки, а полтора кило!

— Ну, и что? Хоть центнер. Они отмажутся, Стасик. Сам ведь знаешь, как это у нас происходит. Передадут следователям, твою посылку пошлют на экспертизу. Пройдет месяцок-другой, и либо главные персонажи обзаведутся железобетонными алиби, либо твой героин окажется обычным мелом. И тебя же потом взгреют за незаконную инициативу.

— Тогда какого фига мы подставляемся?

— А такого фига, что нам требуется знать главных игроков. Ты нащупал канал, внедрился, вот и работай дальше. Кроме того, ты ведь сам говорил, что в обратный путь получишь другой товар? Лично мне очень любопытно знать — какой именно. Короче, терпи, Стасик. Эту затею надо довести до конца. С ОБНОНом я сегодня связывался, обещали подстраховать если что.

— Значит, эту гадость я должен буду самолично доставить до места?

— А что делать. Доставишь… Кстати, эту гадость Россия тоннами переваривает, так что твои полтора кило погоды не делают.

— Спасибо, утешил.

— Главное, ты в доверие им втерся. Три посылки — и никаких проблем. После этих пакетов тебе покруче что-нибудь доверят. Вот тогда мы их и закроем махом.

— Ладно, помучусь еще немного… Как хоть там у вас? Не скучаете без меня?

— Скучаем, конечно. И заморочки свои есть. Но наши бедки тебя не касаются. Справимся как-нибудь сами.

Пора было отключаться, но сообщение о «бедках» неприятно царапнуло по сердцу. Совсем без заморочек в «Кандагаре», конечно, никогда не обходилось, но одно дело, когда ты вместе со всеми, и совсем другое, когда что-то происходит без тебя.

Стас глазами поискал убежавшую Наташку, нервно ущипнул себя за мочку уха.

— Конкурс скворечников провели?

— Еще бы! Все получилось на ять. Честно говоря, даже не ожидали, что все так пройдет. Помнишь тот госпиталь, куда мы протезы отвозили?

— Ну?

— Так вот, оказывается, двадцатилетние инвалиды — это еще не самое страшное. По-настоящему страшно, когда видишь пацанву зеленую — без рук и без ног, с облысевшими головенками, с дырами на венах. Твоя посылочка тоже ведь для них предназначается… — Тимофей помолчал. — Ладно, об этом позже, а сейчас не отвлекайся. Это дерьмо ты должен довезти до адресатов в целости и сохранности. Все уяснил?

— Понял, Тимох. Двигаю дальше.

— Наталью с собой взял, конечно?

— Пришлось, хотя, по правде сказать, не следовало этого делать.

— Ничего. Может, будешь с ней повнимательнее. Опять же на баб не станешь отвлекаться. Ты ведь еще тот ходок. Словом, ни пуха тебе, ни пера!

— К черту!.. — спрятав сотовик, Стас снова огляделся. Наталья все еще задерживалась.

Уложив банки в прежнем порядке, Зимин прикрыл багажник, обошел машину кругом. Тимоха, конечно, прав насчет товара, но и он по-своему тоже прав. Роль бездушного диверсанта была Стасу не по душе, и от одной мысли, что он собственными руками поможет оптовикам убить еще несколько десятков, а то и сотен людей, становилось тошно.

Впрочем, еще поглядим, как оно там выйдет.

Стас настороженно вскинул голову. Обостренный слух поймал далекий вскрик. То ли птаха ночная, то ли человек…

Он шагнул от машины и, присев, коснулся ладонями почвы под ногами. Давний прием, оставшийся еще с разведки. Сливаясь с землей, он удваивал собственную чувствительность. Почему это происходило, никто из офицеров спецназа не мог толком объяснить, но многие этим пользовались в засадах и дозоре. Вот и теперь Стас на мгновение отрешился от мыслей, слухом и всем телом нацелившись на близкий лес, сканируя хаос ночных звуков и отфильтровывая все мало-мальски подозрительное. А еще через пару секунд он выпрямился. Тело приобрело хищническую гибкость, — пружинисто и бесшумно спецназовец метнулся к зарослям.

Глава 11

Фильм «Невезучие» Стас Зимин смотрел дважды. Второй раз посмотрел специально из-за Натахи. Она и сама говорила, что эта лента про нее. По всей видимости, Наталья ничуть не преувеличивала. Полная беззащитность перед окружающим миром сочеталась в ней с удивительной манкостью. Ее мягкие формы, по-детски припухшие губы и доверчивые глаза заставляли мужичков и даже тех, кто на это звание давно не тянул, делать охотничью стойку. Кроме того, родившаяся в неблагополучной семье, вместе с генами она унаследовала и свою законную дозу невезения. Спотыкалась на ровном месте, оставляла включенным на кухне газ, а в комнатах свет, теряла деньги и ключи, адреса и время спрашивала на улицах именно у тех, к кому и близко-то подходить не стоило. Ее вера в хорошее порой пугала, и ничего не было в том удивительного, что Стас, циник и повеса по жизни, человек, изуродовавший столько же людей, сколько и убивший, неожиданно сломался на этой девочке. Она оказалась вне сферы его понимания и именно этим задела за живое. Кстати, вполне возможно, единственной жизненной удачей Наташки была именно встреча со Стасом, хотя и тут о полной гармонии толковать было рано…

Раздвигая кусты и стараясь не шуметь, Зимин стремительно двигался на голоса. Теперь он слышал их достаточно отчетливо. Мужчины похохатывали, Натаха тоненько попискивала. Судя по всему, ей зажимали рот. А, может, еще раньше успели заткнуть кляпом. Хорошо, пока не били, хотя Стас предпочел бы последнее, поскольку если насильник не бьет, значит он делает что-то иное.

Сквозь ветви проблеснул огонь, и, сделав последний рывок, Зимин выскочил на поляну. Все было, как он себе и представлял. Костер, какая-то снедь на растеленной клеенке, пустые бутылки из-под «белой» и троица отморозков, возящихся над извивающейся Натальей. Один держал ей руки и голову, двое других пытались раздвинуть ноги. Натаха сопротивлялась, но куда ей было сдюжить с тремя мужиками! Кстати, и мужики вопреки подозрению Стаса оказались вполне сытыми и лощеными. Он бы не удивился, окажись здесь бомжеватые бродяжки или оборванные бичи, однако неподалеку от костра расположилась вполне пристойная палатка, на ветке березы висела фирменная двустволка, а чуть дальше под кронами деревьев угадывалась прикрытая брезентом иномарка — нечто громоздкое, смахивающее на броневик, а в реалиях являющееся очередной «джипоидной модификацией». Пикник на обочине — вот как это называлось. То есть для разгона — стрельба по зайчикам и куропаткам, а после пары пузырей — охота на дичь послаще и покрупнее.

Тот, что нависал над Натахой, — с массивным загривком и приспущенными штанами — в принципе был уже готов пустить свое мужское орудие в дело. Именно он зажимал девушке рот, свободной рукой лихорадочно нашаривал у нее между ног. Никто из троих не заметил появления гостя, и это решило их судьбу. Рефлекторно Зимин качнулся влево-вправо, словно сбивая с прицела невидимых снайперов, и в два прыжка одолел дистанцию до костра. От свирепого пинка, пришедшегося в промежность стоящего на четвереньках мужчины, насильник непристойно взвизгнул и повалился на Наталью. Его сосед только и успел повернуть голову, чем только облегчил задачу Стаса. Все той же ногой описав крутую дугу, Зимин своротил ему челюсть, послав в глубочайший нокаут.