Бесплатный фрагмент - На краю света

The smoky days had gone in past

I never lied nor was unfair

As soon as trouble came to dust

I flourished, raised from the despair.

Daria Demina

Я посвящаю эту книгу своему мужу и другу Кириллу, который был со мной рядом на протяжении всего описанного здесь путешествия — рука об руку, поддерживая и поощряя меня двигаться дальше, оставаясь собой, несмотря ни на что. Я также не была бы сейчас тем, кто я есть, без поддержки и любви своей семьи, моих близких друзей, которые всегда являлись частью меня и моим главным вдохновением. Я довольно долго планировала написание этой книги и воспринимаю ее как дневник, описывающий значительный и запоминающийся отрезок моей жизни.

Путешествие

Начать свое повествование я хочу с небольшого предисловия: рассказа о том, как во мне появились первые зачатки эмигранта, или, как я, скорее всего, назвала бы себя — настоящего искателя приключений. Многие люди считают, что эмигранты — это отдельная каста людей, беженцев, искателей лучшей жизни, тех, кто недоволен местом своего рождения. Многие считают это трусостью, нежеланием что-либо менять в своей стране, ведь проще всего собрать вещи и уехать в места, где уже все налажено, где жизнь будет проста и приятна, где можно заработать уйму денег и получить массу благ, недоступных в родной стране. Не буду юлить и пытаться скрывать, так думала поначалу и я. Зачем биться головой об стенку, пытаться что-то изменить, тратя на это свою жизнь, если за столько столетий ничего не изменилось, а, похоже, стало только хуже. А мне, как и любому другому молодому и амбициозному человеку, хотелось всего сразу и прямо сейчас. Я лелеяла надежду на то, что, едва приехав за границу, буду жить такой жизнью, как в кинофильмах, которыми нас пичкали с экранов телевизоров все девяностые, а впоследствии и двухтысячные годы. Итак, для того, чтобы понять, стали ли мои мечты реальностью, и действительно ли судьба эмигранта так легка, как многие предполагают, я предлагаю начать мое повествование, из которого вы сами сможете сделать выводы.

Итак, несколько слов о себе: я родилась в маленьком поселке под символическим названием Восьмой километр, в небольшом доме с собственным огородом. Это был шахтерский поселок, где каждый знал своих соседей не только по участку, но и через несколько улиц. Детство и юность мои пришлись на 90-е годы прошлого столетия, времена перемен, о которых пел незабвенный Виктор Цой, и которые потрясли тогда до самого основания некогда сильную и влиятельную страну — Советский Союз. Мои воспоминания о той жизни могут разделить все мои сверстники, ибо тогда пришлось несладко абсолютно всем (за редчайшим исключением). Те тяжкие времена разбили не одну семейную лодку, и моя семья не стала исключением — родители развелись, когда мне было тринадцать, а моей старшей сестре Маше — пятнадцать лет от роду. Одной из причин было то, что родители потеряли работу на шахте, которая обанкротилась, оставив без средств к существованию целый шахтерский поселок. Еще и поэтому моя мать, оставшись без мужа, была вынуждена поехать за границу на заработки. Именно тогда я возненавидела свою родную страну, а точнее, наше правительство, ибо считала, что рано повзрослеть мне пришлось именно «благодаря» событиям тех лет. Тогда-то и поселилось и начало прорастать во мне зерно эмигранта — я загорелась желанием при первой же возможности сбежать из страны. Я сделала для этого все: принялась усердно изучать английский язык, в отсутствие Интернета пыталась разузнать все, что могла, о том, как можно эмигрировать, и ревностно следила за новостями «из-за бугра». Я перебиралась из школы в школу в поисках хорошего учителя по английскому языку и ходила на дополнительные занятия. Но я прекрасно понимала, что мечта моя практически несбыточна, так как у нас не было ни богатых родственников за границей, ни денег хотя бы на билет в один конец. Мама выбивалась из сил, месяцами работая за границей, в то время как мы с сестрой обустраивали быт, учились и старались быть друг другу поддержкой и опорой. В 2004 году, когда я училась в университете на первом курсе, в России появилась программа Work and Travel, которая отправляла всех желающих студентов (а таких было множество) на работу и изучение английского языка в Соединенные Штаты Америки, на три-четыре месяца. Сказать, что я заинтересовалась — это ничего не сказать, я просто загорелась этой идеей. Моя сестра захотела сопровождать меня, и я была этому только рада — перспектива ехать за тридевять земель одной меня не слишком прельщала. Организатор программы утверждала, что мы сможем не только попутешествовать и выучить английский язык, но и заработать достаточно денег для того, чтобы окупить нашу поездку. Безоговорочно веря ей, я начала действовать: перво-наперво, не без труда, уговорила маму занять денег на поездку (надо отметить, что все деньги, потраченные на путешествие, мы действительно вернули), и, после того, как она согласилась на эту авантюру, стала заниматься документами. В итоге мы получили визу и полетели в Орландо, штат Флорида на четыре месяца — с июня по конец сентября. Мое желание исполнилось, и тогда я поняла, что если действительно сильно чего-то хотеть, то все может стать реальностью, несмотря на твои финансовые возможности и прочие трудности жизни. Съездив в это полное приключений путешествие, я утвердилась в своем желании переехать жить в Северную Америку, но, к сожалению, через два года в визе мне отказали. На тот момент мы с моим молодым человеком Кириллом снимали отдельную квартиру в маленьком городишке под названием Артем, и уже оба работали в аэропорту города Владивостока. Я занимала весьма неплохую должность секретаря генерального директора, а Кирилл работал ведущим менеджером в коммерческом отделе.

Работали мы много — так много, что даже не замечали, как дни сливались в недели, а те, в свою очередь, перетекали в месяцы. И вот, не успела я оглянуться, прошло целых три года непрерывной работы с восьми утра до позднего вечера, а иногда и до ночи. А мы все так же жили в нашей маленькой съемной комнатушке с отваливающимися обоями, и ничего в нашей жизни не происходило. Получив отказ в американской визе, мы отчаялись поехать в США и сошлись во мнении, что могли бы приблизиться к нашей (моей) мечте, поехав сначала в Канаду, а затем пробравшись окольными путями в «страну свободных». Кирилл часами просиживал на форумах и различных иммиграционных сайтах и наконец нашел один из самых простых и осуществимых вариантов поездки в Канаду — по студенческой визе, с возможностью там впоследствии остаться. Так как, благодаря моему предыдущему образованию, английский на тот момент у меня был немного лучше, чем у Кирилла — решили, что на заклание (читай: обучение) мы отправляем меня, чему на тот момент я даже обрадовалась. На том и порешили. Итак, всего после шести месяцев подготовки мы получили заветные визы и покинули «любимую» страну, наши семьи, всех друзей и близких — в поисках лучшей жизни за границей. С собой у нас были два чемодана с теплыми вещами, $7000 наличными и уйма оптимизма.

Мы должны были прилететь в Сент-Джонс, столицу канадской провинции Ньюфаундленд и Лабрадор, двадцать пятого декабря. Вы, скорее всего, подумаете: «Эти двое что, с ума сошли? Зачем они приехали в Канаду в Рождество?». В общем-то, причина была. Видите ли, я поступила в магистратуру Мемориального Университета Ньюфаундленда на факультет естественных наук (философия), так как у меня уже была степень бакалавра по лингвистике, которую я заработала тяжким трудом, обучаясь пять долгих лет в России. Во время планирования нашей поездки в Канаду я написала письмо декану своего будущего факультета, и она предложила встретиться с ней в университете двадцать седьмого декабря. Я привыкла к тому, что в нашей стране мнение учителя непререкаемо и, как правило, непоколебимо, поэтому не посчитала нужным спорить с ней и назначать другую, более подходящую для нас дату. Приняв нелегкое для всех наших семей решение поехать прямо перед Новым годом, мы принялись собирать наши вещи. Проводы наши были очень эмоциональными и долгими, ведь мы тогда понятия не имели, когда снова увидим наших родных и близких. Для меня тот день прошел как в тумане, я не осознавала всей серьезности сложившейся ситуации, мне все представлялось каким-то приключением, и только ноги предательски сводило судорогой страха перед неизвестностью. Летели мы с шиком — благодаря маме Кирилла, которая и по сей день работает в аэропорту, мы полетели в Москву первым классом. И в тот момент где-то в небе над бескрайними лесами нашей прекрасной родины, попивая коктейли и поедая палтуса с овощами, мы уже чувствовали себя королями мира. А как же иначе? Мы, двое чуть повзрослевших людей, едва окончивших институт, из маленького городка, которого даже нет на карте, летим в Канаду, бросив и продав все, что было (последнее, впрочем, только звучит патетично, потому что за прошедшие годы ничего, кроме красотки Mazda Demio, нам купить так и не удалось). Мы слышали массу положительных отзывов о Канаде, и, хотя это была не Америка, о которой я так долго мечтала, все равно — это ведь практически одно и то же. Забегая вперед, скажу, что так думали не только мы, в таком ключе размышляют практически все новоприбывшие в Канаду россияне.

Далее мы летели через Европу, так как такие билеты оказались дешевле, поэтому добирались до Ньюфаундленда очень долго и без какого-либо комфорта на «лайнере» украинской компании «Аэросвит». Мы нигде не ночевали, поэтому наше путешествие было длительным и очень утомительным. Кирилл к тому же еще с самого вылета заболел простудой и постоянно «закидывался» всевозможными таблетками от горла и носа. Ввиду усталости и переутомления я, к сожалению, практически не помню нашего перелета. Я много спала и мечтала, и думала о будущем в самом радужном свете. Мы наверняка останавливались для пересадки в Торонто, но я, честно говоря, вообще этого не помню. Итак, мы прибыли в Ньюфаундленд, в город Сент-Джонс, около двенадцати ночи двадцать пятого декабря 2011 года. Хотелось бы упомянуть само место, в которое мы прибыли — на тот случай, если вы о нем ничего не слышали (что весьма возможно и даже вероятно).

Ньюфаундленд — это достаточно большой по размерам (площадь 405 212 кв. км по данным Википедии) остров, открытый викингами около 1000 года и ставший впоследствии первой колонией Великобритании. Обладает суровым климатом, вследствие чего сельское хозяйство на острове практически не развито, зато Ньюфаундленд является важным месторождением полезных ископаемых, таких как железная руда и различные полиметаллы. Также, со времен основания острова, здесь процветает рыбное хозяйство, а еще, с недавних пор, обнаружились месторождения нефти, что и посодействовало огромному (с островитянской точки зрения) скачку в развитии и заселении острова, который, несмотря на огромную территорию, не может похвастаться численностью жителей (всего 528336 тысяч человек). Итак, рождественская ночь двадцать пятого декабря, мы, полусонные, выгрузились из маленького самолетика на землю викингов и первых колонизаторов и направились к выходу за багажом. Помню, мне подумалось тогда: «Какой маленький, однако, у них тут аэропорт». Холодный ветер рокотал на улице, а я чувствовала легкое покалывание в груди — признак волнения, нервного возбуждения и предчувствия неизвестного. После длительного и утомительного перелета длиною в сорок восемь часов мы еле стояли на ногах, глаза у нас были подернуты красноватой сеточкой, а нос Кирилла все так же предательски шмыгал. Естественно, нашим первым и единственным на тот момент желанием было запрыгнуть в такси и поехать в отель, чтобы хотя бы чуток передохнуть и поспать. Имея опыт путешествий по заграницам и диплом переводчика, я вызвалась попрактиковать свой английский и позвонить в такси. Стационарный телефон вскоре был найден, и я схватилась за трубку.

— Да? — пропыхтела трубка голосом с непонятным и доселе неслыханным мною

акцентом.

— Здравствуйте. Могу ли я заказать такси из аэропорта? — уверенно начала я

разговор.

— Штаа? — протрещал голос какого-то мужчины на конце провода.

— Могу ли я заказать такси из аэропорта? — повторила я еще раз более громко, четко

проговаривая слова.

— Так че, вам нада машина из ахеропортаа?!

— Что? — пискнула я.

— Тебенадамшинаиззаэрпотаа? — заорал в трубку голос, мешая в одну кучу все слова.

— Мм, да…

— K, — на этом разговор был закончен, но по тону неизвестного мужчины я поняла,

что машина приедет, и мы стали ждать.

Сама того не подозревая, именно в этот момент я впервые столкнулась с ньюфи. «Ньюфи» — это название проживающих в Ньюфаундленде потомков переселенцев из Ирландии и Великобритании. Их называют «ньюфи» из-за самобытной культуры, заметного и малопонятного другому англоязычному населению акцента (что-то наподобие «кокни» со дна лондонской культуры, дополненного резким тоном, призванным перекричать свист ветра; к тому же, ньюфи жутко шепелявят, похоже, из-за отсутствия большей половины зубов во рту). Интересно, что они искренне желают и стремятся это свое «культурное наследие» сохранить, передав его по наследству детям. Но в тот момент мы об этом еще не знали и подумали, что это просто единичный случай, возможный дефект дикции, только и всего.

Мы ждали такси на улице на леденящем ветру, который, как известно, усиливается на открытом пространстве. Вокруг было безлюдно, за исключением пары таких же, как мы, пассажиров, прилетевших ночью, и нескольких машин такси, поджидающих этих самых путешественников. Наконец машина подъехала, и мы радостно загрузили в нее свои сумки и, устроившись на заднем сидении, судорожно пытались согреться. Водитель оказался русскоговорящим иммигрантом из Баку, что мы тогда сочли удачным знаком и охотно стали с ним общаться. Он нам поведал, что с работой здесь очень плохо, и предложил Кириллу тоже попробовать себя на таксистском поприще. Мы поблагодарили доброго азербайджанца, посмеиваясь про себя: «Кирилл — водитель такси, это что шутка, что ли? Мы приехали в Канаду не для того, чтобы работать в такси, мы, черт возьми, планируем получить работу в офисе, хотя бы теми же клерками». Мы, конечно же, ничего не сказали об этом нашему шоферу, а просто переглянулись друг с другом в зеркале заднего вида, многозначительно улыбаясь.

Оглядевшись по сторонам даже в темноте, можно было понять, что это место вовсе не выглядело так, как мы себе представляли. Мы медленно катили по практически пустынным заснеженным улицам городишка, похожего на маленькую деревеньку, с низкими, уныло выглядящими домишками и редко мелькающими магазинами на заправках. Я практически задремала, когда мы подъехали к ближайшему отелю — хотя мы не знали стоимость проживания в нем, мы решили однозначно, что сможем переночевать тут, и потом, пользуясь Интернетом, найти что-нибудь более подходящее.

У нас были канадские доллары наличными и, так как заранее забронировать отель из России нам не удалось, мы решили, что за наличные сможем снять комнату в любом отеле. Как же мы ошибались! Девушка на ресепшен попросила нас дать ей кредитную карту, на что мы ей ответили, мол, что мы новоприбывшие из России и кредитной карты у нас нет, но у нас есть наличные, и мы даже готовы заплатить сверх положенной суммы в качестве залога. Каково же было наше удивление, когда в ответ на такую невинную просьбу мы получили безапелляционный отказ от этой милой дамы. После этого мы поплелись в машину к нашему азербайджанцу, чтобы попытать счастья в другом отеле, сделав заключение, что все тут выжили из ума, раз не принимают деньги своей собственной страны. Мы попытали счастья в еще одном отеле, потом еще и еще — ответ везде был однозначным: нет кредитки — нет комнаты. Точка. Мой сон как рукой сняло при мысли о том, что на дворе Рождество, мороз и час ночи, а нам все еще негде спать. Объехав пять или шесть отелей, мы уже подумали напроситься с ночевкой к доброму таксисту, практически соотечественнику, но тут он вспомнил про последний возможный вариант — отель практически в центре города, куда мы радостно поехали попытать счастья. Я ехала, смотря, как счетчик такси наматывает вот уже 50, 55, 60 долларов, а мы все еще не были на месте. Горестные мысли стали рождаться в моей голове, но я стойко пыталась не поддаваться панике и рассчитывала на удачный исход наших похождений. По дороге в отель мы заскочили на заправку и купили два сэндвича себе на завтрак. Наш дружелюбный шофер привез нас в маленькую гостиницу под названием Captain’s Quarters около 1:30 ночи. Я вышла на улицу и увидела темное двухэтажное деревянное строение с пыльными окнами и вывеской винтажного вида, изображающей какого-то мужчину с бородой. Внутри горел свет, и мы позвонили в звонок. Через пару минут дверь открылась, и в проеме возник небритый сонный старик, который стал радостно говорить с нами на языке, смутно напоминавшем английский:

— Заходите, заходите — я вам уже комнату приготовил, — и он стал помогать нам затаскивать один из наших огромных чемоданов внутрь дома. Мы тут же предупредили, что у нас нет кредитной карты.

— Ничего, — прошепелявил старик, — мы принимаем наличные — 147 долларов за ночь. У меня отвисла челюсть от такой цены, учитывая, что ночь-то практически подошла к концу.

— А во сколько чек-аут? — проблеяла я, пыхтя под тяжестью одной из сумок.

— В двенадцать дня, — сказал старик, продолжая тащить наш чемодан в гостиную.

Делать нам было нечего, мы согласились на такую сумму, но пообещали друг другу, что непременно выедем отсюда на следующее же утро. Зайдя в отель, я огляделась по сторонам. Вокруг не было ни души, в воздухе витал запах сырости, плесени и курева. Стены были украшены пожелтевшими от времени обоями непонятного оттенка, на стенах висели какие-то пыльные картины и бра, углы, покрытые тонким слоем паутины, довершали весь интерьер, перенося вас эдак в век девятнадцатый. Полы жалобно скрипели при каждом шаге, а я едва поспевала за стариком, который продолжал что-то бормотать о своем прекрасном отеле и редких постояльцах. Относительно постояльцев он был, кажется, прав — повсюду царила абсолютная тишина, из комнат не доносилось ни одного звука или шороха, указывающего на присутствие здесь людей. Если бы я не чувствовала себя столь разбитой из-за событий того дня, я бы, наверное, начала фантазировать на тему призраков, всякой нечисти и чертовщины, и все это не дало бы мне уснуть, но поскольку усталость просто валила с ног, а чувствительность была притуплена, я хотела только одного — дать своему телу и разуму хотя бы небольшую передышку. А может быть, я просто мечтала уснуть и проснуться дома, в привычном и таком спокойном окружении. Как бы то ни было, мы заплатили за комнату и поспешили за старикашкой на второй этаж, чтобы наконец принять душ и поспать. Он открыл одну из комнат, которая оказалась абсолютно холодной, и внес в нее чемодан. Увидев, что я поежилась от холода, он сказал:

— Я включу отопление.

Немного успокоившись, мы закрыли за ним дверь и огляделись. Комната была старой и очень бедно обставленной, с двумя кроватями, телевизором и ванной. Как будто предчувствуя, что дальше будет только хуже и первые пара часов пребывания в этой стране получились такими неудачными не по чистой случайности, первое что мы сделали, оставшись одни — крепко обняли друг друга в полном молчании, потому что знали, что слова здесь не нужны, и если кто-либо заговорит сейчас, то, возможно, станет только хуже. Каждый из нас, зная, в каком ужасном моральном состоянии мы оба находимся, решил скрывать свои настоящие чувства, чтобы не сорваться и не впасть в длительную истерику. Не дождавшись, пока станет хоть чуточку теплее, все так же молча я пошла в ванну, чтобы принять душ, Кирилл же стал готовиться ко сну и доставать туалетные принадлежности из одного из наших огромных чемоданов. Как только я осталась одна, запершись в ванной и включив воду, я предалась безудержному отчаянию. Из груди вырвался безмолвный крик, который спазмом свел мышцы моего лица. Я скучала по дому, все мои чувства обострились, и я все плакала и плакала, окруженная паром и своим горем. Все мое сознание, интуиция, наконец, тело кричали: «Беги, спасайся пока еще не поздно!», но мое упрямство, с которым я приехала в эту чужую страну, не позволяло мне сдаться. Я постаралась успокоиться, так как видела, что Кирилл держится из последних сил, и ему нужна моя поддержка, а не рыдания и жалобы. Выйдя из ванной, я поняла, что комната все еще холодная.

— Похоже, система отопления не работает, — сказала я, стараясь держаться бодро, и стала расправлять одну из постелей подальше от окна, чтобы было теплее. Откинув покрывало, я увидела длинный черный волос и поняла, что постель была нестиранная. Кирилл уже ушел мыться. Вернув одеяло на место, я стала расправлять на постели наши куртки и несколько кофт. Спать на грязной постели никак не входило в мои планы. Быстро надев на себя побольше одежды, я улеглась на свою зимнюю куртку, и, укрывшись теплой кофтой, схватила пульт от телевизора. Монотонно пощелкав по каналам и посмотрев прогноз погоды, который обещал назавтра солнце и мороз, я выключила телевизор и стала ждать Кирилла из ванной. Когда он вышел, то удивленно вскинул брови при виде меня, лежащей на куртках, а не на постели, в ответ на что я ему поведала историю про грязные простыни и черный волос. Он покачал головой и молча лег со мной рядом на постель. Мы знали, что завтра нас ждет долгий и мучительно тяжелый день — нам необходимо будет найти новое жилье и переехать туда до двенадцати дня, чтобы не платить больше деньги за эту халупу. С этими мыслями мы молча обнялись и забылись тяжким сном, который, казалось, прервался слишком быстро.

Бег

Проснувшись в шесть утра, всего через четыре часа после описанных мною в предыдущей главе событий, я молилась, чтобы все это оказалось сном. Осознав, что это не так, я со вздохом принялась собирать в чемодан оставленные в ванной вещи, умылась, разбудила Кирилла, и мы стали собираться в дорогу. Проглотив свои холодные сэндвичи и запив их водой, одевшись как можно теплее и прихватив с собой два громоздких чемодана, в которых были все наши пожитки, мы спустились вниз, поскольку рассчитывали воспользоваться Интернетом в гостинице, за ночевку в которой отдали столько денег. Внизу за барной стойкой хлопотала какая-то женщина (мы решили, что это работница отеля) и сидел, попивая что-то горячее, потрепанного вида мужчина средних лет. Мы стали расспрашивать женщину об Интернете или хотя бы смартфоне, которым мы могли бы воспользоваться за отдельную плату. Как ни странно, не только внешний вид этой гостиницы был устаревшим, в ней, как оказалось, все еще использовали телефонные справочники вместо компьютеров. Телефона у женщины также не нашлось. Услышав нашу историю, сидящий за стойкой мужчина вызвался подвезти нас до даунтауна, где, как он слышал, есть кафе с Интернетом. Мы, естественно, сразу же благодарно согласились, и, попросив женщину присмотреть за нашими чемоданами, так как были не уверены, что вернемся к двенадцати часам, а отдавать деньги еще за одни сутки категорически не хотели, поспешили за мужчиной наружу. Мы выскочили на заснеженную пустынную улицу и запрыгнули в старую иномарку серого цвета вслед за водителем, которого, к слову, звали Джон. На улице, как и в машине, было очень холодно, ветер дул нещадно, и я была рада оказаться в отапливаемом помещении и хотя бы чуток согреться, так как в гостинице сделать это так и не удалось. Машина со скрипом тронулась, и мы поехали по снежному бездорожью в поисках хоть какой-нибудь цивилизации, где можно было бы воспользоваться услугами связи. Смартфонов тогда у нас не было — я все эти годы пользовалась только трубочным «Самсунгом», так же, как и Кирилл. Приехав в «даунтаун», как назвал его Джон, мы не увидели ровным счетом ничего, кроме маленьких цветных домиков с темными окнами и заснеженных улиц, на которых невозможно было разобрать, где дорогая, а где — тротуар. Были выходные, и все, абсолютно все вокруг было закрыто. Оптимистично настроенный Джон, улыбаясь, предложил съездить в университет и попытать счастья там, а пока, раз уж мы в даунтауне, он мог бы отвезти нас на Сигнал-Хилл, с которого видно весь город. Произнося «Сигнал-Хилл» и «весь город», он не скрывал гордости. Не успели мы дать своего согласия, как он погнал своего железного коня куда-то в гору, рассказывая, какая красивая здесь природа, и как нам тут понравится. С трудом забравшись по снегу в гору, мы увидели какое-то каменное строение с реющим флагом на крыше. Размером оно было с небольшой двухэтажный домик в виде башни.

Джон выскочил из машины без шапки и стал махать нам, чтобы мы тоже вылезли и посмотрели вокруг. Мне не хотелось выходить из теплой, уютной машины на улицу, но делать было нечего. Выйдя наружу, первое, что я почувствовала, это холод. Пронизывающий, порывистый ветер начал трепать мою одежду и волосы. Я натянула шапку поплотнее, и, щурясь, осмотрелась по сторонам. Небо было покрыто белой молочной пеленой. С левого бока от башнеобразного строения, у подножия 130-метровых скал, находился суровый океан, настолько темный и синий, что от одного взгляда на него становилось холодно на душе. Именно с этой стороны дул коварный резкий холодный ветер, который, казалось, норовил скинуть нас с этой верхотуры, если только мы немного расслабимся.

Но зрелище, надо заметить, было потрясающее. С одной стороны простирался Атлантический океан — холодный, суровый, совершенно нам чуждый. С другой открывался вид на преимущественно одноэтажный городок с бухточкой и несколькими судами, пришвартованными у берега. Джон искренне радовался и улыбался — казалось, холод совсем не мешал ему. Мы же с Кириллом начали просить его поскорее вернуться в машину, условившись на том, что мы обязательно вернемся сюда в теплую погоду и рассмотрим все как следует. Зная, что больше не можем злоупотреблять добротой нашего нового знакомого, мы договорились, что Джон высадит нас в центре.

Снова выйдя на холодную улицу, мы стали ждать автобуса. К счастью, уже было около восьми часов утра, и солнце стало пробиваться сквозь молочные облака, что сделало пребывание на улице чуть легче. Первое отличие от зимнего времени года во Владивостоке, которое я отметила про себя, выйдя на улицу Сент-Джонса, это отсутствие хрустящего от мороза сухого снега под ногами. Вместо него на всех улицах была слякоть. Вообще, для меня Сент-Джонс навсегда ассоциируется с тремя буквами «С»: слякоть, соль (потому как везде в Канаде со снегом борются именно при помощи огромного количества соли) и снег. Мои глаза, все еще ослепленные ярким снегом, пытались уловить хоть одно движущееся существо или какой-то признак жизни вокруг. Не было ничего — ничего, кроме цветных домиков, глядящих на нас пустыми глазницами окон. Мы шли вперед, чувствуя себя потерянными и одинокими, иногда нервно посмеиваясь над сложившейся ситуацией: мол, именно так бы выглядели улицы при зомби-апокалипсисе.

Вскоре мы заметили отблеск света и горящую вывеску в одном из домов. Это и было кафе, о котором нам рассказывал Джон — «Чаттерс». Это место было и своего рода интернет-кафе с ноутбуками, и обычной кофейней с напитками и выпечкой. Там подавали кофе и можно было воспользоваться Интернетом. Место было весьма уютное в типично канадском «слегка потрепанном» стиле. Первый этаж был весь забит сонными утренними гуляками, похожими на нас, поэтому мы поспешили забраться на второй этаж и занять столик в углу. Кирилл заказал две чашки ужасного разбавленного кофе и какой-то чрезмерно сладкий черничный пирог, и мы засели за ноутбук. В срочном порядке мы стали искать место для ночлега, и, найдя пару-тройку мест, решили быстро всех обзвонить. Я спустилась вниз и, подойдя к барной стойке, попросила воспользоваться телефоном кофейни, чтобы сделать пару звонков. Парень-официант, немного помявшись, все-таки разрешил нам воспользоваться их телефоном. Но, к сожалению, все было безрезультатно: трубку либо не брали, переключая нас на автоответчик, либо говорили, что места уже сданы. Тем временем я проверила свою почту и обнаружила там письмо от своего декана Дженнифер, которая, узнав о моем прибытии в город, предлагала по возможности встретиться со мной сегодня. Я согласилась, подумав, что в университете смогу найти хороший доступ в Интернет, и там уже займусь поисками жилья более тщательно. Я также понадеялась, что, возможно, она сможет подсказать мне, где и как устроиться первое время, или хотя бы дать какой-либо совет по этому поводу. Спросив у доброго парня-официанта, как нам добраться до единственного на всем острове университета, мы поспешили на остановку, чтобы поймать автобус.

Полупустой автобус резво повез нас какими-то немыслимыми кругами и петлями по пустынным улицам Сент-Джонса. Мы рассматривали наше новое пристанище во все глаза и молчали — каждый думал о своем. О чем думала я, спросите вы? О том, как отсюда сбежать незаметно для себя, других и нашего материального положения. Вслух я об этом старалась не заговаривать, так как понимала, что ничего, кроме волны негативных эмоций, как Кирилла, так и своих, я такими разговорами не вызову. Ехали мы примерно тридцать минут, останавливаясь, казалось, каждую минуту на остановках, расположенных слишком близко друг от друга. Это всегда меня удивляло в Ньюфаундленде — зачем столько остановок на каждом из маршрутов? Из-за этого поездки в любые места становятся в два, а то и в три раза длиннее.

Наконец мы вышли где-то посреди покрытой мокрым снегом дороги. Холодное зимнее солнце освещало заснеженные дворы, дороги, дома. Тротуаров совсем не было видно — мы встали в сугроб, стараясь отойти от дороги на безопасное расстояние и не заходить на чью-либо территорию. Вокруг не было ни души. Изредка по слякотной, покрытой солью дороге проезжали один-два автомобиля и снова становилось тихо. Мы увидели заправку и решили спросить там, куда нам идти, в какой стороне находится университет. Упитанный мужчина с усами неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. Немного отогревшись и выйдя на улицу, мы увидели таксиста, который заправлял свою машину. От него нам стало известно, что мы сели не на тот автобус, и до университета еще нужно дойти, чему мы очень удивились, так как водитель автобуса уверял, что мы приедем к месту назначения. Делать было нечего: узнав, что университет находится в пяти-десяти минутах езды, мы решили воспользоваться услугами такси.

Мемориальный Университет Ньюфаундленда

Итак, после долгих мытарств по городу и его окрестностям, мы наконец-то прибыли в университет Ньюфаундленда, где мне предстояло провести два года жизни и написать немыслимое для меня количество страниц философских размышлений. Но на тот момент я об этом еще не думала. Все мои мысли были заняты жильем и работой для Кирилла, поисками которой мы даже еще не начали заниматься, а наши сбережения тем временем таяли на глазах.

Университет Ньюфаундленда представлял собой комплекс, состоящий из нескольких зданий — образовательных, административных, спортивных и развлекательных. Все они находились в шаговой доступности друг от друга. Также существовали подземные переходы, соединяющие все эти строения между собой, что очень помогало в условиях ньюфаундлендской погоды, которая иногда просто не позволяла передвигаться по верху. Большинство студентов ездили на учебу на машинах, таким образом проводя на улице как можно меньше времени. Нам такая привилегия была не по карману, поэтому все два года моего обучения я ходила пешком, что занимало более часа, если считать время пути в обоих направлениях.

Итак, после некоторого блуждания по пустым зданиям университета (так как все студенты и преподаватели все еще были на зимних каникулах, за исключением одного-двух таких же блуждающих субъектов, как мы с Кириллом), мы наконец-то нашли нужную аудиторию на третьем этаже с табличкой на двери, гласящей: «Дженнифер Дайер, декан факультета». Кирилл остался ждать меня возле двери, а я, постучав, зашла к женщине, в переписке с которой состояла уже не одну неделю. Это была крупная женщина лет тридцати пяти-сорока со светло-русыми кудрявыми волосами, неизменно улыбающаяся и чрезвычайно быстро передвигающаяся, несмотря на свои размеры. Она была одета в светло-серый вязаный свитер и синие джинсы, на ее крупном носу, выдающем, видимо, еврейские корни, сидели темного цвета очки в роговой оправе. Глаза у нее были голубые — живые и быстрые, искрящиеся смехом. Она улыбнулась и пригласила меня войти. Первое, что я тогда подумала, что она очень отличается от наших российских серьезных деканов, к которым ты идешь как на собеседование, стараясь понравится и выглядеть строже. Здесь же во всем царила свободная обстановка, начиная от самой Дженнифер, и заканчивая ее цветными постерами на стенах и сувенирами в виде зверюшек на столе. Да и сама она внушала какое-то спокойствие и радость. Кроме того, она была громогласной, очень громогласной — на все мои вопросы отвечала резво, звонко, прерывая свои возгласы смешками и заливистым гоготом. Я немного расслабилась, и мы начали разговор, после которого, честно говоря, я не понимала, в чем заключалась суть моего визита. Практически на все мои вопросы и сомнения она отвечала:

— Не переживай! Все будет хорошо!

Но я переживала, и даже очень, потому как мне казалось, что она вообще меня не слышала или не придавала никакого значения ни одному моему слову. Когда я рассказала ей о своих проблемах с поиском жилья, она быстро ответила:

— Я спрошу. Я знаю, что сейчас не самое подходящее время для поиска жилья, но я поспрашиваю.

«Неподходящее время для поиска жилья!» — гневно подумала я, еле-еле удержавшись от крика: «Но ты же назначила именно эти даты для встречи!». При этом я четко понимала, что ждать от нее какой-либо помощи не приходится, что все эти ее «я поспрашиваю» не значат ровным счетом ничего. Что еще я могла поделать? Она посоветовала искать жилье онлайн (как будто я этого сама не знала) и попросила пройти к своему секретарю для заполнения необходимых форм и документов на обучение. Затем, вскользь объявив о том, что занятия начнутся десятого января, она стала прощаться. Это известие просто повергло меня в шок. Десятого января? Десятого?! Почему же она позвала меня так рано? Почему не предложила встретиться где-то в январе, дав мне возможность провести праздники в кругу своей семьи и иметь шанс без спешки найти себе жилье и хоть как-то обустроиться?

Разумеется, в университете мы тоже не смогли найти доступ в Интернет. Там был закрытый Wi-Fi, и для того, чтобы воспользоваться им, необходимо было зарегистрироваться, а для этого нужен был студенческий номер, которого у меня еще не было. Когда я вышла, Кирилл встретил меня вопросами о том, что мне удалось узнать, и вообще, в чем был смысл встречи. Когда я ему дала ему понять, что вся эта встреча, по сути, не имела смысла, и мы могли бы приехать гораздо позже — сказать, что он был зол, это ничего не сказать. Но здесь мы злились не только на нее, но и на себя и свою глупость, свою полную неподготовленность и спешку, с которой мы покидали свою страну. Мы вели себя как дети, но поделать уже ничего было нельзя. Пытаясь успокоиться и прийти в себя, мы уныло поплелись к секретарю Дженнифер — Джоан, которая встретила нас такой же деланой натянутой улыбкой, какую мы видели здесь повсеместно, и которая, как мы потом выяснили, абсолютно ничего не означала. Она сняла ксерокопии с моих документов, дала мне несколько форм для заполнения и вернулась за свой стол. Я попыталась задать ей пару важных для меня вопросов, но, получив сухой ответ и ту же самую вежливую улыбку, поспешила удалиться. Мы печально плелись по пустынным коридорам университета и не знали, что делать дальше. Время шло, а жилье так и не было найдено.

Выйдя на заснеженную улицу, которая не преминула обдать нас холодным промозглым ветром, мы бодро зашагали на выход к дороге. И тут я увидела какое-то движение на углу университетского здания. Это были охранники — они стояли возле своей машины и пританцовывали от холода. Машина была припаркована у здания, принадлежащего охране университета. Мы подошли к охранникам и, объяснив свою плачевную ситуацию, спросили, есть ли у них Интернет, которым мы могли бы воспользоваться. После некоторого колебания они ответили утвердительно и провели нас в служебное помещение, где стояла пара стульев, стол и такой вожделенный для нас в тот момент компьютер. Тем временем на часах было уже около десяти утра — оставалось всего два часа до чек-аута из той ужасной замшелой гостиницы, а мы все еще искали место для сегодняшнего ночлега. Я нашла несколько объявлений и, воспользовавшись служебным телефоном, сделала несколько звонков. Но никто не брал трубку. Затем по одному из номеров ответила женщина и, буркнув, что комната уже сдана, отсоединилась. Оставался последний вариант — комната за пятьсот долларов «в шаговой доступности от университета» и хозяин по имени Эдди. Трубку взяли очень быстро, и я услышала практически мальчиковый голос на другом конце провода:

— Комната на двоих? Есть, конечно. Когда? Сейчас? Да нет проблем — заезжайте! — с этими словами он положил трубку, а я подумала, что все-таки удача нам улыбнулась! Мы наконец-то обрели жилье — место, где можно будет кинуть наши вещи, переодеться, нормально принять душ и просто пару дней выспаться после тяжелейшего перелета и мытарств наших первых дней в Ньюфаундленде. Я несколько раз поблагодарила охранников за помощь, и мы двинулись в путь за нашими чемоданами.

В отель мы добрались на том же самом холодном синем автобусе, опоздав ко времени чек-аута примерно на полчаса. К счастью, нам повезло, и с нас не взяли за эту просрочку дополнительных денег. Мы забрали вещи и вызвали такси. Дорога до места назначения была недолгой, и мы все время смотрели в окно на засыпанные снегом безлюдные улицы, одинаковые, покрытые разноцветным сайдингом дома, и проезжающие мимо нас старые проржавевшие траки.

Я смотрела и не могла поверить своим глазам: неужели это и есть та самая Канада, о которой я столько слышала? О которой читала в книгах и в Интернете, как об одной из самых развитых и благополучных стран в мире? Это — та самая страна, где хотят жить тысячи людей, приезжающих со всего света? Вот эта слякотная, мрачная, нелюдимая, встретившая нас так прохладно страна — и есть Канада? В этот момент я четко осознала, как работают средства массовой информации, забивающие наши головы изо дня в день. Как работает реклама. Их деятельность действительно очень результативна, нечего сказать.

Через двадцать минут мы наконец-то добрались до места назначения и подъехали к довольно большому двухэтажному дому, покрытому, как и все другие дома в Сент-Джонсе, сайдингом — на этот раз бордово-красного цвета. Водитель помог выгрузить чемоданы и оставил нас у дверей нашего нового дома.

Эдди

Эдди был высоким, худым молодым человеком, на вид — лет двадцати с хвостиком. По всей видимости, он имел латинские корни и склонность к рэп-культуре. Одет он был во все красное: красная майка-балахон и красные штаны с белыми лампасами. Толстая цепь под золото (не думаю, что оно было настоящим) с болтающимся на ней кулоном неизвестного происхождения довершала его гангста-образ. Волосы были коротко подстрижены и уложены гелем, из-за чего они торчали на макушке, напоминая иголки на большом кактусе. Эдди был суетливый и шустрый, едва выскочив из дома и схватив своими тонкими жилистыми руками одну из наших огромных сумок, он быстро затараторил:

— А, это вы — ребята по объявлению? Заходите, комната как раз готова!

Он быстро пожал руку Кириллу и мне, и, продолжая что-то тараторить, вошел в дом вместе с одной из наших сумок. Кирилл подхватил другую сумку и последовал за ним, пошатываясь на скрипучем крыльце, покрытом льдом и снегом. Я проворно забежала в дом, желая поскорее согреться, но в прихожей оказалось практически так же холодно, как и на улице, за исключением отсутствия снега и ветра.

Первое, что поразило меня в доме — какой-то резкий травяной запах, по-видимому, слегка замаскированный освежителем воздуха. Подумав, что это, возможно, запах плесени, я осмотрелась. Внутри дом был темный и как будто нежилой. Прихожей практически не было — сразу с улицы мы попали в маленькое помещение с лестницей, ведущей наверх. Слева от нас стоял заваленный обувью деревянный ящик. Справа была потертая дверь с круглой ручкой, а впереди был темный коридор, ведущий на кухню, откуда нещадно дуло. Эдди с огромным энтузиазмом принялся бегать по дому, показывая нам все его закоулки, включая ванную комнату, совмещенную с туалетом (единственное место, где было тепло), дверь в свою комнату на втором этаже, комнату его друга, проживающего здесь же, ледяную кухню, припорошенную легким снежком благодаря двери, открытой из нее на задний двор («Вот откуда дует!» — подумала я, поежившись), и наконец нашу комнату — ту самую, с потертой дверью, прямо у входа в дом. Наша комната была выкрашена в темно-красный свет. На окнах были черные плотные шторы, препятствующие проникновению солнечного света — и без того редкого явления в здешних краях. В комнате практически не было мебели, за исключением старого потрепанного дивана, стоявшего у дальней стены и накрытого коричневым покрывалом. Мы уверили нашего нового арендодателя, что комната нам подходит (будто бы у нас был какой-то выбор), объяснив при этом, что, скорее всего, мы здесь не останемся надолго, так как мы хотели бы поселиться поближе к университету, а этот дом все-таки достаточно далеко от него. Эдди быстро согласился, но попросил дать ему эти пятьсот долларов в месяц плюс залог в двести долларов в качестве депозита на случай повреждения немногочисленной мебели или любых других вещей в доме. Мы согласились на это, при условии, что он даст нам расписку о том, что он принял деньги, и вернет депозит в случае нашего преждевременного отъезда. Радостно закивав, Эдди стал крутиться вокруг нас, приговаривая:

— Конечно! Я все прекрасно понимаю! — он притащил в комнату игрушечный велосипед и уселся на него, скрестив перед собой длинные худые ноги. — Вы, наверное, думаете, чей это велосипед и все эти игрушки, разбросанные по дому? — радостно спросил он, указывая на велосипед.

Естественно, мы даже не обратили внимания ни на какие игрушки, но с деланным интересом отозвались:

— О да! Так чьи же они?

— Моего сына! — гордо отозвался малолетний отец и заулыбался. — Ему сейчас три года! И он живет со своей матерью — мы с ней разошлись.

Конечно, сказать, что я удивилась, значит ничего не сказать: это дергающееся существо лет двадцати уже несет ответственность за другое живое существо. Подумать только! Он быстро достал откуда-то из-за пазухи небольшую цветную фотографию, на которой был изображен темноволосый карапуз. Мы поохали и поахали, втайне надеясь, что после этого Эдди скорее оставит нас одних, и мы сможем наконец расслабиться. Но он почему-то все не уходил, и тут до нас дошло, что он ждал своих денег. Ну, конечно же, так оно и оказалось, потому как он радостно закивал, как только Кирилл упомянул вопрос оплаты, и побежал искать бумажку с ручкой, чтобы написать для нас расписку.

Размашисто написав две строчки на клочке бумаги, он с довольным видом обменял ее на наши семьсот долларов. Потом рассказал нам, как ему живется в Канаде на пособие, так как очень сложно найти постоянную работу. Тогда я подумала, что живется ему не так уж и плохо, учитывая количество денег, которое он получает за сдачу своей жалкой комнатушки приезжим студентам-иностранцам.

Я помню ту самую ночь в красной комнате с черными шторами. Я даже решила снять коротенькое видео на свою старую камеру «Фуджи», которую привезла из России. Просматривая эту запись сейчас, спустя почти пять лет, я вижу по своим глазам, как подавлена я была в ту ночь. Мой голос на записи дрожал, а руки, попадая в объектив камеры, нервно подергивались. И видела, в каком состоянии находился Кирилл, его глаза выражали полнейший шок и странное оцепенение. Мы оба были подавлены, но никто из нас не мог в этом признаться, не мог произнести вслух то, о чем думал. Мы боялись еще больше расстроить друг друга, и вместо этого смеялись и шутили, думая, что только это сможет уберечь нас от надвигающейся реальности.

На следующий день мы встали пораньше (а по моим ощущениям — не спали вовсе) и решили пойти на разведку. Предыдущим вечером Эдди вовсю расхваливал свой мобильный телефон, который купил по контракту всего за двести долларов. Конечно же, пройдя половину Сент-Джонса без карт и какой-либо навигации, мы понимали, что телефон с картой и Интернетом нам просто необходим. К тому же, у Эдди не было компьютера, которым мы могли бы воспользоваться для поиска другого жилья.

На дворе стояла лютая зима с большим количеством снега. Было уже двадцать восьмое декабря, поэтому мы подумали, что праздники должны благополучно закончиться и все магазины наконец откроют. Завтракать было нечем, поэтому, надев на себя побольше теплой одежды, пуховики и сапоги, мы вышли на холодную, пустынную улицу. Сент-Джонс встретил нас серым небом с едва виднеющимся на нем солнцем: оно здесь толком не светило и не грело, ветер дул нещадно и, несмотря на холод, дорожки отзывались хлюпающим звуком, который изредка сменяло легкое похрустывание соли и реагента, которыми здесь посыпают дороги. Решив направиться прямиком в торговый центр, где Эдди купил свой хваленый телефон с Интернетом, мы побрели на автобусную остановку в указанном им направлении. По дороге нам попался продовольственный магазин с горящей красным цветом вывеской «Открыто».

— Возможно, мы сможем купить что-нибудь поесть, — пробормотала я, направляясь к входу в магазин и нагнув пониже голову в капюшоне, защищаясь таким образом от ветра.

— Я попробую купить телефонную карту и позвонить родителям, — ответил Кирилл, которого еда никогда особо не беспокоила. — Они, наверное, с ума сходят от волнения.

Магазин был маленький, темный и практически безлюдный. Я увидела всклокоченного продавца с усами и трехдневной щетиной, который заспешил нам навстречу, едва мы вошли.

— Нам нужна телефонная карточка на десять минут — сказал Кирилл по-английски и, как всегда, принялся ждать вопроса «Штаа?», который здесь задавали абсолютно все, так как никто сразу не понимал наш акцент. Кирилл с готовностью повторил свой запрос еще раз, пока я стояла рядом и рассматривала бульварную прессу. Наконец мы получили то, что хотели, и поспешили к таксофону, чтобы после долгих трех дней сообщить родителям, что с нами все в порядке, хотя это было и не совсем правдой. О, какое облегчение было услышать голоса родных и близких, доносящиеся как будто из другого мира. Конечно же, они были обеспокоены, а труднее всего для нас в тот момент было врать, да, именно обманывать наших родных, говоря, что все прекрасно, что все оказалось так, как мы предполагали.

Поговорив с родителями, мы решили узнать у продавца, открыты ли супермаркеты, так как не хотели тащиться через весь город и тратить попусту время и деньги. И мы были правы: продавец сказал, что все торговые центры еще закрыты — из-за погодных условий либо из-за рождественских каникул — точно неизвестно. Естественно, возвращаться обратно нам не захотелось, поэтому мы снова поехали в то интернет-кафе в центре города, чтобы поискать что-нибудь получше нашего нынешнего пристанища. Мы провели весь день в поисках жилья, но не смогли отыскать ничего подходящего. Новое место должно было находиться близко к университету, что автоматически означало повышение цены. Также сложно было найти арендодателя, который согласился бы разместить двух человек в одной комнате. Для многих это была целая проблема, они требовали доплату за второго проживающего человека: в одном месте это составляло пятьдесят долларов, в другом — целых сто… Но мы были настроены на то, чтобы выехать из «красной комнаты» и «пахучего дома». Кстати, тот самый запах, который удивил нас в день приезда к Эдди, оказался запахом «травки», которую здесь курят все и повсеместно: подростки и пожилые люди, на работе и дома. Из каждой проезжающей машины, от практически любой компании на улице чувствуется этот мерзкий запах, напоминающий жженую полынь или пахучую струю скунса. Самое интересное, несмотря на то, что наша страна в мире считается «развивающейся» и не такой благополучной, мы с Кириллом, дожив до двадцати пяти лет, понятия не имели о том, как пахнет марихуана.

Просидев в кафе не меньше трех часов и выпив около четырех чашек отвратительного разбавленного кофе, мы на одном из форумов о Канаде наткнулись на русского парня, ранее также проживавшего в Сент-Джонсе, и он рассказал нам о недорогом отеле, в котором всегда останавливаются студенты — Extended Stay Hotel. Недорогим он является из-за предоставляемых студентам скидок, применение которых опускает стоимость отеля до семидесяти долларов в сутки. Мы зашли на сайт отеля и отметили, что он не только недорогой, но и очень хороший, качественный — практически в каждом номере есть кухня, а наличие в холле компьютеров и бесплатного Интернета определило наше общее намерение переехать туда как можно скорее. По дороге домой мы обсудили это решение.

— Я не думаю, что возникнут какие-то трудности, — сказал Кирилл, пока мы шагали по направлению к дому Эдди. — Мы провели у него в доме два дня и одну ночь, предложим ему двести-двести пятьдесят долларов за эти два дня и за неудобства в связи со скорым переездом — и все будет хорошо!

Зайдя в дом, я сразу же стала паковать наши вещи, а Кирилл тем временем поднялся на второй этаж в поисках Эдди, чтобы сообщить ему эту новость. Он отсутствовал минут десять, из чего я поняла, что наверняка что-то пошло не так. Я успела собрать практически все наши пожитки, когда Кирилл залетел в комнату, сверкая глазами от ярости:

— Этот чертов сукин сын сказал, что не отдаст нам денег за месяц! Он попросту закрылся в своей комнате и не выходит оттуда! Представляешь?!

Такого поворота я никак не ожидала. Решив пойти и попробовать разобраться с ним самой, я, быстро взбежав вверх по лестнице, стала стучаться в его комнату. Никто мне не ответил. К слову сказать, поскольку я бывала за границей раньше — в 2004 году я путешествовала с сестрой по Соединенным Штатам Америки — то прекрасно знала, какие права здесь имею. Когда у меня там возникла небольшая проблема, которая заставила обратиться в иммиграционную службу, мне популярно объяснили, что как студент или путешественник из другой страны, я имею полное право обращаться в полицию в какой-либо несправедливой, по моему мнению, ситуации. Я тут же сказала об этом Кириллу, и мы решили, что сразу после заезда в отель пойдем в полицию и попросим о помощи. Пообещав себе вернуть эти деньги во что бы то ни стало, мы стали перетаскивать наши чемоданы на улицу. Все еще в тяжелых раздумьях и в подавленном настроении, мы вызвали такси, которое должно было довезти нас до отеля.

Отель оказался чистым, уютным и теплым — и спокойно принимал наличные у студентов, здесь понимали, что далеко не у всех приезжих могут иметься кредитные карты. Мы не могли поверить, что тот таксист не мог отвезти нас сюда в вечер приезда, избавив таким образом от кучи нервотрепки, лишних трат и проблем.

Оставив наши потрепанные частыми переездами сумки в отеле, мы поспешили в ближайшее управление полиции. На улице шел мелкий мокрый снег, и дороги покрывала полупрозрачная, перемешанная с солью подмерзшая жидкость. Несмотря на то, что часы показывали четыре, казалось, уже был поздний вечер. Сумерки наступали стремительно, подгоняя нас и заставляя почти бежать до нужного места. А бежать нам пришлось примерно минут двадцать, так как то, что казалось на карте расположенным близко, на самом деле было в такой дали, что мы уже начали сожалеть о попытках сэкономить на автобусном проезде. Я была в светлом пуховике, который снискал море комплиментов со стороны местных жителей, похоже, никогда ранее не видывавших пуховиков такого качества и красоты. Так вот, этот прекрасный светло-серый пуховик сейчас был мокрым от снега, а по моим щекам текла тушь, оставляя две черные полоски, которые я старалась вытирать хотя бы каждые пять минут. Было уже темно, когда мы наконец добрались до здания полиции, которое было серого цвета и со стороны больше походило на что-то среднее между замком и церковью. Скрываясь от промозглой погоды, мы быстро забежали в эту чудную конструкцию и подошли к окошку, за которым стоял человек, по виду напоминавший морского льва в форме. На его красном одутловатом лице красовались большие пушистые усы, а глаза были настолько прижаты щеками, что напоминали две щелки. Он сразу спросил нас о цели визита, и я стала рассказывать ему о наших злоключениях.

— Но мы не занимаемся такими делами! — «морской лев» был явно застигнут врасплох таким рассказом. — Вам нужно обратиться в отдел мелких жалоб, они, скорее всего, смогут помочь. Он дал нам телефон этого отдела я решила, что позвоню им завтра, сразу, как только проснусь. Я решила действовать решительно, и дело было не столько в этих треклятых пятистах долларах — это уже было делом принципа. Я верила в свои права, и я верила в то, что Канада — это страна, которая сможет нас защитить. Я бы даже не подумала предпринимать такие усилия, например, в России, я бы точно знала, что денег мне уже ни за что не вернуть, но то ведь Россия!

Итак, зайдя по дороге в ближайший продуктовый магазин, мы направились в гостиницу, наконец-то предвкушая спокойный вечер в тепле и уюте. В номере мы приготовили поесть, попили чаю и, немного обсудив наши дальнейшие планы, легли спать.

Проспали мы практически десять часов кряду, ибо это была первая ночь, которую мы провели в тепле и чистоте без каких-либо потрясений и переживаний. Умывшись и почистив зубы, мы спустились к завтраку, который был включен в стоимость отеля. Завтраком, конечно, это было назвать сложно — всего лишь тосты и джем, а также арахисовая паста, которую так обожают все канадцы. Были еще кофе, чай и вода. Мы знатно наелись тостов, так как знали, что нам необходимо поберечь наши средства. После завтрака Кирилл поспешил в холл к компьютеру с Интернетом, ибо, несмотря на все положительные стороны нашего пристанища, это все-таки был отель, и стоимость его была для нас неподъемной. Я же поспешила в номер, чтобы поскорее позвонить в отдел мелких жалоб. Я долго не могла до них дозвониться, и автоответчик все время перенаправлял меня то в одну, то в другую сторону, но вскоре я все-таки смогла поговорить с представителями отдела. Они продиктовали мне адрес в даунтауне, куда я должна была подойти и заполнить необходимую форму. Но так как был канун Нового года, я решила, что пойду к ним в начале января, сразу после каникул.

Продолжая искать квартиру, мы жили в отеле и старались экономить на всем, чем только можно. На третий день нашего пребывания в отеле нам наконец-то повезло, и мы нашли комнату. На этот раз мы были предельно осторожны и договорились об оплате заранее. Жилье располагалось недалеко от университета, что несомненно, было огромным плюсом для меня, а стоило всего триста пятьдесят долларов в месяц. Нашего нового арендодателя звали Пэм. Узнав о наших обстоятельствах, он предложил подъехать и забрать нас из отеля в этот же день. Мы, недолго думая, согласились. Когда Пэм подъехал к отелю на своем белом грузовике, мы уже ждали его на крыльце, держа в руках чемоданы. Пэм оказался китайцем лет двадцати пяти, невысокого роста и плотного телосложения. В отличие от Эдди, Пэм нам сразу понравился: он помог загрузить наши чемоданы в свою машину и довез нас до своего дома, не попросив за это ни единого доллара. И, поверьте нашему опыту, в Сент-Джонсе это многого стоит.

Новый дом и Новый год

Нашим новым домом стал приземистый светлый одноэтажный коттедж, окруженный небольшим двориком со стоящим в нем одиноким деревом, покрытым толстым слоем мха. В доме было три спальни, гостиная, кухня и туалет, совмещенный с ванной. Как паре, нам досталась самая большая комната в доме. Пэм предупредил нас, что в этом доме будут жить еще как минимум два человека, и что он сам иногда остается ночевать здесь на правах хозяина.

Внутри дом был холодный и как будто нежилой. Полы были покрыты слоем пыли, кухня выглядела довольно потрепанно. Имелось небольшое количество посуды и старой, покрытой гарью, кухонной утвари, распиханной по шкафам в полном беспорядке. Зал был темный и практически без мебели, исключение составлял небольшой столик, на котором красовался кусок клейкой ленты.

— Я все еще докупаю мебель, — поспешно сказал Пэм, проследив за моим взглядом, — завтра привезу небольшой диванчик и еще пару столов.

— Нам все нравится, — поспешил сказать Кирилл, занося чемоданы (они так часто фигурируют в этом рассказе, что им можно было бы уже присвоить имена собственные). Наша комната была небольшой, но чистой и довольно светлой — насколько это возможно при таких погодных условиях. Из меблировки здесь были: небольшой компьютерный стол, офисный стул, зеркало и шкаф. Довершала картину большая двуспальная кровать и плотно уложенный на нее старый матрас бледно-розового цвета.

Постельного белья у нас не было, и я стала мысленно составлять список вещей, необходимых нам для жизни. Узнав, что в двадцати минутах ходьбы от нашего дома есть торговый центр (в который мы уже направлялись ранее для того, чтобы купить телефон), мы, быстро собравшись, решили, что нам необходимо купить пару вещей и немного продуктов.

Дорога до «Авалон Молла» заняла у нас немного больше времени, чем мы предполагали, так как, во-первых, идти пришлось против постоянно дующего ветра, заставляющего сгибаться практически пополам, а во-вторых, мы до сих пор плохо ориентировались в городе, из-за чего приходилось постоянно останавливаться и спрашивать направление у прохожих. Мы шли по тротуару вдоль проезжей части, точнее, по тому месту, где он предположительно должен быть: тротуары тут чистить не привыкли, ибо большинство людей не передвигается пешком. Машин вокруг было совсем мало, и практически все они были либо грузовиками, либо траками типа RАМ, которые пользуются огромной популярностью у канадцев в провинции. Дорога шла через жилые дома, я рассматривала их очень пристально и с интересом, так как эти дома отличались от тех, что я видела в России, США, в Англии и вообще где-либо. Практически все дома в Ньюфаундленде небольшие (как правило, не выше двух этажей), это преимущественно коттеджи, сделанные из дерева и покрытые сайдингом всех возможных цветов. В даунтауне можно увидеть дома всех цветов радуги: от ярко-желтого до фиолетового или лазурного. Но особенно популярен у них красный цвет. При этом все эти дома, как говорят ньюфаундлендцы, с историей. Как по мне, все они выглядят как покрашенные амбары, предназначенные для хранения сена, муки или для содержания сельскохозяйственных животных, но никак не для проживания людей.

Итак, пока Кирилл разбирался с дорогой, я крутила головой из стороны в сторону, пытаясь смириться с тем, что в этом месте буду жить и учиться два года. Эта мысль не давала мне покоя. Я пыталась думать о позитивной стороне происходящего, но окружающая действительность не давала возможности этого делать.

Скорее всего ввиду праздничных дней и ужасной погоды людей на улицах было практически не видно, а те, кто попадались нам по дороге, с огромным любопытством оглядывали нас с ног до головы. Конечно же, нас выдавал не только язык, на котором мы говорили, но и внешний вид в целом. Едва приехав из России, я все еще не осознавала неуместность моих высоких шпилек, то и дело поскальзываясь на тонком ледяном насте — я старалась все время одеваться прилично, что по местным меркам выглядело не иначе как празднично.

Местных жителей иначе как «серых» было не охарактеризовать. Все они носили плотные грубые куртки-толстовки разных, преимущественно темных, цветов без каких-либо украшений в виде меха, замков и прочего. На ногах, вне зависимости от пола, неизменно красовались бутсы на толстой подошве, либо «дутыши» или кроссовки. Шапки они не носили принципиально, лишь иногда надевая на голову капюшон своих толстовок, прячась от пронизывающего островного ветра. Часто на улицах можно было увидеть людей в пижамах, в растянутой домашней одежде, в шортах и шлепках на босу ногу. При этом их обмороженная кожа красно-синего цвета явно указывала на неправильность данных предпочтений в одежде, но никто не принимал эти видимые признаки всерьез.

Предприятие похода до торгового центра, казалось, никогда не увенчается успехом, а мы, между тем, все дальше и дальше отдалялись от дома. Но окружающие нас пешеходы в ответ на вопросы упорно кивали отмороженными головами, говоря: «Скоро уже доберетесь».

Наконец, с мыслью о том, что этот торговый центр нам никогда не найти, мы пересекли туннель под мостом, где ветер просто срывал шапки и капюшоны, и нам приходилось идти спиной вперед, чтобы поток воздуха не перекрывал дыхание. Изо всех сил прижимаясь к правой стороне дороги, для того, чтобы не вылететь из-за порывов ветра на проезжую часть на другой стороне туннеля, мы вышли на поверхность и наконец-то увидели тот самый «Авалон Молл», который в будущем станет для нас постоянным пристанищем, ибо это единственный торговый центр в округе. Здесь мы будем покупать все необходимое для дома, проводить скучные темные дни и вечера, сюда мы будем забегать греться в сильные морозы и укрываться от порывов ледяного ветра с дождем и снегом, здесь я впоследствии найду себе работу… Но обо всем по порядку.

Самым большим магазином в «Авалон Молле» был, конечно же, «Сирс», устроенный по типу «Хадсон Бэй» или «Сакс», в котором можно было найти практически все, кроме продуктов питания. Я проверила свой список с необходимыми для закупки товарами и решила начать с постельного белья, одеял и подушек. Мы также купили по одному полотенцу, по одной кружке, по вилке с ложкой, один нож и сковороду. На обратном пути заскочили в придорожный универмаг, который был примерно в пятнадцати минутах ходьбы от нашего нового пристанища. Необходимо было подготовиться, так как на следующий день мы праздновали Новый 2012-й год. Мы купили немного мяса, картошки, чай, соль и сахар. Так, с переполненными сумками, мы потрусили домой, то и дело поскальзываясь на обледенелом тротуаре.

Пэм предупредил нас, что не сможет прийти к нам тридцать первого числа, чему мы, признаться, были даже рады. Итак, наступил канун Нового года, который нам предстояло встречать совсем одним. Денег на подарки, украшения или елку у нас не было, поэтому, прибравшись в доме и разложив все наши вещи по углам, я принялась готовить еду. Кирилл, естественно, помогал мне и отвлекал меня, как мог, от горестных мыслей. Тем временем приближалось наступление следующего года, а у нас даже не было шампанского, так как алкоголь в Канаде продается в специализированных магазинах под названием LCBO, а у нас не было ни сил, ни времени искать их. У нас не было компьютера, телевизора или Интернета. Не было возможности позвонить и поздравить наших родных и близких. Все, что мы могли, это только отсчитывать время до наступления двенадцати часов. Я поджарила свинину с овощами и специями. Отварила картофель в нашей новой кухонной утвари и накрыла старый стол в центре кухни. Мы принялись есть наш нехитрый ужин, запивая его чаем и поглядывая время от времени на висящие на стене часы. Вокруг царила полнейшая тишина, нарушаемая лишь звоном наших вилок. Это воистину было самое необычное и самое печальное празднование Нового года в моей жизни. Чокнувшись кружками с чаем, мы загадали желание, также в полной тишине, а затем, доев ужин, наскоро помывшись и переодевшись в пижамы, стали укладываться спать. Перекинувшись парой фраз, мы уснули. На часах не было еще даже часа ночи.

На следующий день мы проснулись около восьми утра: надо было помыть посуду и сходить в магазин за завтраком, так как в прошлый раз, ввиду долгой дороги обратно, мы не смогли купить много еды. Около часу дня, как следует укутавшись в пуховики, нахлобучив на уши шапки и плотно обмотавшись шарфами, мы поспешили в придорожный магазинчик, где уже были накануне. Добравшись до места, мы купили хлопьев, молока и немного фруктов. Прохаживаясь по магазину и обсуждая, что нам еще необходимо купить для ужина и обеда, мы услышали английскую речь, доносившуюся откуда-то сзади.

— Привет, ребята! А на каком языке вы разговариваете?

Повернувшись на голос, мы увидели мужчину лет семидесяти с булкой хлеба в руках. Он был довольно высокого роста, худощавый, практически лысый и в очках. На нем была легкая куртка синего цвета и джинсы.

— На русском, — автоматически ответил Кирилл, переходя на английский.

— Здорово! — просиял старик. — Что вы тут делаете, учитесь? Я тоже работаю в университете, с такими же студентами, как вы!

Найдя вежливых слушателей, старик быстро и радостно стал рассказывать нам историю своей жизни: звали его Джордж Батстон, и он с рождения жил в Ньюфаундленде. Он женат, у него есть взрослый сын Крис и две внучки. Мы тоже вкратце рассказали ему о себе и наших планах на будущее.

— А какие у вас планы на сегодняшний вечер? — как бы между прочим спросил нас Джордж, как только мы закончили наше повествование. — Сегодня все-таки первый день Нового года! И мы устраиваем новогодний ужин со всей семьей.

Не успели мы опомниться, как он продолжил:

— Я приглашаю вас к себе — поедем прямо сейчас. Еды на всех хватит.

Как я говорила ранее, путешествия по миру, а особенно по Северной Америке, научили меня пользоваться случаем и доверять людям. И хотя события последних дней слегка поколебали мое доверие, я тем не менее быстро уговорила Кирилла согласиться, ибо никаких планов у нас все равно не намечалось — бесплатный ужин и возможность наладить связи на новом месте также сыграли свою роль при принятии нами этого решения. Дав свое согласие, мы вышли вслед за старичком и сели в его машину. Под монотонное бормотание своего хозяина чуть потрепанная легковушка синего цвета быстро примчала нас к небольшому двухэтажному домику, украшенному фонариками и прочей рождественской атрибутикой, которую так любят североамериканцы. Выйдя из машины, мы немного замешкались — все-таки идти к незнакомому человеку в гости на семейный ужин было престранной идеей.

— Не робейте, ребята, заходите в дом! — окликнул нас Джордж, поднимаясь по заснеженным ступенькам крыльца и отряхивая сапоги. Мы заторопились вслед за ним и зашли в дом. Дом был очень уютный и теплый. В нем пахло жареным мясом, специями и прочими вкусностями. Разувшись у входа, мы прошли из прихожей в гостиную, где стоял большой стол, украшенный еловыми ветками. На столе красовались посуда и приборы. Навстречу нам выбежала плотная старушка в красном переднике. На ее лице сияла радостная улыбка, и было ощущение, что именно нас она все это время и ждала.

— С Новым годом! Меня зовут Нелли! — голос у старушки оказался очень приятным и мягким. — Проходите, не смущайтесь! Добро пожаловать к нам в дом! Туалет на втором этаже, наши дети уже на подходе, и скоро будем подавать ужин, — с этими словами она снова поспешила на кухню, что-то напевая по дороге.

Мы по очереди сходили в ванную, отметив про себя, что второй этаж был тоже уютен и красиво украшен рождественскими игрушками, огнями и лапами ели. Вернувшись в гостиную, мы увидели Джорджа, который раскладывал подушки на диване и, по всей видимости, старался помочь жене в подготовке к встрече с родственниками.

— Они еще в пути! — сказал Джордж, увидев нас на пороге. — Не хотите ли пока мы ждем, посмотреть дом? Второй этаж вы уже видели, теперь можем пойти посмотреть наш цокольный этаж, там у меня находится кабинет и целая коллекция дисков и фильмов. Естественно, мы согласились и проследовали за Джорджем к лестнице, ведущей вниз, в подвал. Переглянувшись исподтишка за спиной у старика, мы оба подумали, как это выглядит со стороны. Как настоящий фильм ужасов, который обычно так же начинается и заканчивается тем, что у милой пожилой четы в подвале заперта еще парочка таких же молодых и наивных студентиков. Джордж спустился вниз и включил свет в подвале. Подвал выглядел совсем не так, как мы обычно представляем себе цокольные этажи или подвалы. Пол застилало бежевое ковровое покрытие, стены, на которых красовались постеры из ретро фильмов с голливудскими кинодивами, были также выкрашены в светлый цвет. По краям стояли большие полки с дисками, книгами и различными вещицами. У одной из стен стоял компьютерный стол и офисное кресло, по-видимому, это и было рабочее место Джорджа. Счастливый старик, у которого, по всей видимости, редко бывают гости, радостно вещал о своих коллекциях винила, старых фильмов и о своей жизни в целом. Мы медленно продвигались вслед за Джорджем по этажу, кивая и что-то отвечая на его многочисленные вопросы о нашем отношении к старому кино и классической музыке. Вскоре сверху донеслись голоса, по которым мы поняли, что семейство наконец-то прибыло. Через мгновение раздался голос Нелли, приглашающей нас ужинать.

Выйдя из подполья, в коридоре мы натолкнулись на целую толпу новоприбывших. Похоже, все семейство Батстон было в сборе: тут был их сын Крис со своей женой Джоан и двумя детьми Шерри и Пейтон, а также родители Джоан — Мун и Джен. Если они и удивились нежданным гостям в доме своих родственников, то виду не подали. Наспех познакомившись — одному богу известно, как неловко нам было в ту минуту — мы наконец прошли за стол. Я была голодна просто зверски, так как Джордж поймал нас в магазине как раз в момент закупки продуктов к обеду. Тем временем на часах уже было шесть вечера. Нелли подала национальную канадскую еду, которая в основном состояла из мяса. На первое был бифштекс с картофельным пюре, на столе стояли закуски, нарезки и салаты, а также красное вино. Меня посадили рядом с Джен, моложаво выглядящей женщиной лет пятидесяти пяти с короткой стрижкой и добрыми глазами. Она буквально не давала мне поесть, постоянно о чем-то спрашивая и смеясь. Я рассказала ей о нашей родине, о своей семье, о наших с Кириллом планах на будущее в Канаде. Кирилл тем временем был зажат между Муном и Джорджем — они о чем-то оживленно беседовали на другом конце стола. Дети вели себя напряженно и постоянно поглядывали на нас, а поев, сразу же убежали наверх. Вот это и была естественная, натуральная реакция — дети всегда покажут, что они чувствуют на самом деле, без прикрас. Хотя наши хлебосольные хозяева всячески старались создать нам непринужденные условия, нам становилось все более и более неловко вторгаться в их семейную идиллию. Поэтому вскоре мы засобирались домой, и Крис, сын Джорджа, вызвался нас отвезти, так как на дворе было уже темно, а мы понятия не имели, где находимся. Мы обменялись контактами со всеми присутствующими и на очень дружелюбной ноте раскланялись. Придя домой, мы обсуждали канадское семейство: несмотря на неловкость ситуации, они оставили о себе приятное впечатление. К тому же мы немного попрактиковались в английском. Решив, что это был хороший знак для нас в Новый год, мы отправились спать, так как усталость и пережитый за эти дни стресс взяли-таки свое.

Трудное решение

На следующий день нам снова предстояло пережить очередной абсолютно скучный выходной, который мы решили провести, шатаясь по улицам и осматривая окрестности. На улице как всегда царила серо-белая хмарь, дул сильный ветер и накрапывал легкий дождик, превращая скользкие комья полуледяного снега в огромные лужи. Как всегда, основательно подкрепившись дома своей любимой овсянкой с бананом и медом, мы двинулись в путь без какой-либо цели, просто так, походить по лужам, наслаждаясь всеми ветрами северного острова. Не успели мы дойти до нашего основного места назначения для прогулок — торгового центра «Авалон Молл», как начался проливной дождь такой силы, что мы не смогли пробежать еще двести метров до магазина и шмыгнули в стоящий неподалеку «Макдональдс». Заказав себе пару некогда любимых мною Биг Маков, мы присели за столик и стали ждать окончания январского ливня. Быстро доев свой бургер, я стала смотреть на струящиеся по окнам потоки дождя, которые, как водопад, лились с крыши кафе, и внезапная мысль, словно вспышка, озарившая мое сознание, тут же сорвалась с языка, едва я успела ее хорошенько обдумать:

— Давай уедем отсюда! — почти крикнула я, глядя на странно спокойное лицо Кирилла, который, тоже доев свой бургер, пил черный кофе, купленный здесь же минуту назад, за пару долларов. Я сознавала, что он, скорее всего, уже не один раз обдумывал эту мысль, но не решался высказать ее вслух, думая, что я сочту это за бред. Но, по сути, это и был самый настоящий бред. Так как, едва я произнесла эти слова, мой здравый смысл стал тут же спорить с моим сердцем, а голос разума не так-то легко игнорировать. Тем не менее, отмахнувшись от этого голоса, как от назойливой мухи, я продолжила:

— Давай не будем платить завтра за мою учебу, а просто используем остаток денег и уедем! — сама эта мысль давала мне надежду. Мне стоило только представить себя летящей в самолете, едущей на машине, плывущей на пароме — да хоть вплавь по заливу прочь от этого города! — как эта идея вселяла в меня такое чувство ликования, такую эйфорию, что я практически готова была вскочить с места и тут же ринуться в путь!

— Да, мы могли бы отправиться на пароме… — к моему удивлению произнес Кирилл с серьезным выражением лица. — Но куда ты хочешь ехать? Обратно домой? Без денег, без работы, даже без машины…

Я, в свою очередь, даже не думала о таких мелочах, как деньги. Меня пугала перспектива вернуться домой с пустыми руками, предстать перед своей семьей и друзьями, которые так верили в меня. Вернуться к ним такой, какая я была сейчас — опустошенная и разбитая, типичная полная неудачница? Эйфория прошла, уступив место тупой обреченности, ощущению полной безнадежности, а главное, ощущению, которого я боялась больше всего с самого детства — ощущению безвыходности ситуации.

Надо сказать, осознание того, что находишься на острове, и что для того, чтобы выбраться с него, недостаточно просто арендовать машину и уехать, очень сильно давило нам на психику на протяжении последующих двух лет. Уехать отсюда стоило куда дороже, чем я представляла себе на тот момент. И речь уже шла совсем не о деньгах.

Пока я сидела и раздумывала, Кирилл просматривал цены на билеты на паром и самолет. Я была удивлена, что он воспринял мое предложение всерьез, а не со смехом отверг его в ту же секунду. Осознав, что возвращение домой влетит нам в весьма существенную «копеечку», еще раз все обговорив и обдумав, мы решили дать этой стране еще один шанс и рискнуть. Пока мы принимали жизненно важное решение, сидя в «Макдональдсе», дождь практически прекратился, и вместе с ним разом прекратились мои недавно еще теплящиеся надежды на скорое возвращение домой. С этого момента я уже четко понимала, что назад дороги нет, и решение, о котором я еще не один раз за два года пожалею, на этот раз принято окончательно.

Первый день в университете

На следующий день, поднявшись в шесть часов утра, я обнаружила нашего арендодателя тихо посапывающим в гостиной на старом засаленном диване. На его животе мирно покоилась коробка из-под пиццы с остатками вчерашней трапезы. Рядом с ним стоял «новый» журнальный столик, заставленный банками из-под кока-колы, на котором все еще была приклеена наклейка «секонд-хенд». Секонд-хенд только в России является чем-то очень необычным и неподобающим. В Канаде даже люди при средствах (особенно в маленьких городах, таких как Сент-Джонс) не гнушаются зайти и прикупить себе не только мебель секонд-хенд, что обоснованно и понятно, но также и одежду, например, джинсы или кофты, а иногда даже нижнее белье. Особой популярностью в секонд-хендах пользуются детские вещи и игрушки. А что? Дети ведь быстро растут!

Зайдя на кухню, я увидела еще один сюрприз от Пэма: на столе лежала гора коробок и всякого другого мусора из фастфуда. Вообще, видеть у себя в жилище своего арендодателя, тем более везде оставляющего мусор, было неприятно, и я решила после побеседовать с ним об этом. Наскоро позавтракав кашей, стараясь не разбудить незваного гостя, а, заодно и Кирилла, я оделась и выскочила на мороз.

Наше новое жилище было расположено примерно в тридцати минутах ходьбы от университета. Я немного помнила дорогу, но все равно приходилось постоянно сверяться с картой в новоприобретенном телефоне — для того, чтобы не заблудиться. Сент-Джонс — маленький провинциальный городок, но маленьким он считается только из-за небольшой численности населения. Если сравнивать по площади занимаемой территории, то он даже больше моего родного Владивостока (для сравнения, площадь Владивостока 336 кв. км, а Сент-Джонса — 446 кв. км, при том, что население Владивостока 606 тыс. человек, а население Сент-Джонса — 214 тыс. человек). Исходя из карты, дорога в университет петляла через несколько жилых районов, и я старалась, как могла, запоминать улицы и перекрестки, а то и ориентироваться по вывескам магазинчиков, кафе и различных врачебных кабинетов на дому, коих в Ньюфаундленде превеликое множество. Вышла я заранее, примерно за час, чтобы дать себе время на поиски, зная наверняка, что заблужусь и не раз пойду не туда, куда надо. Так и получилось.

Дорогу в университет я до сих пор помню в деталях. Конечно, вы бы с удивлением спросили меня, почему бы не пользоваться автобусом вместо того, чтобы каждый день по холоду и слякоти пешком добираться до университета и тратить на это столько времени. И я так же думала поначалу, но, когда мы узнали стоимость проезда в муниципальном транспорте (а он в то время составлял три канадских доллара), от этой идеи пришлось отказаться, так как каждая копейка была на счету. Конечно, существовали специальные скидки для студентов, предъявивших студенческий билет в автобусе, но даже с ними сумма за проезд была неподъемная для нашего тогдашнего бюджета, так как дохода не было никакого. Кроме того, напрямую до университета было не доехать, и с двумя пересадками дорога занимала около часа.

Итак, в целях экономии я предприняла свой первый пеший поход в Научный кампус, в котором располагалась аудитория и деканат философского факультета. Запыхавшись, потратив на дорогу примерно пятьдесят минут, тяжело дыша и чертыхаясь, так как только что начавшийся снег попал мне за шиворот и, тая, струился по моему разгоряченному телу, я шагала по коридору в поисках своей аудитории. По прошлому посещению я помнила, что наша классная комната расположена на втором этаже, у меня был ключ от нее и от маленькой библиотеки, которая находилась прямо там же, за стенкой. Несмотря на то, что до первого занятия оставалось десять минут, в классной комнате сидела только одна пожилая женщина по имени Кристин, с курчавыми седыми волосами, в очках и розовом мохеровом свитере. У нее были голубые глаза и округлое лицо абсолютно белого цвета. Помада ее гармонировала со свитером, то есть имела такой же ярко-розовый оттенок.

— Привет! — заулыбалась Кристин, увидев меня, когда я зашла и огляделась. Комната была небольшая, но очень теплая и светлая, так как окна ее выходили на юг и солнце гостило здесь каждый день, даже в пасмурную погоду. Здесь был стол, на котором стоял кофейник и одноразовые стаканы, банка растворимого кофе и пачка чая. Над столом располагались деревянные ячейки для студенческих писем и посылок, в которых уже кое-где что-то лежало. Напротив кухонного стола стоял офисный стол со стулом, посередине стола красовался компьютер потрепанного вида, с правой стороны виднелся небольшой принтер. Посреди комнаты стоял большой продолговатый стол в окружении нескольких стульев, за которым как раз и сидела Кристин. А в углу стоял диван синего цвета. Также в комнате была полка с книгами, грифельная доска, на которой было написано мелом «Добро пожаловать!» и пара цветов в горшках на подоконниках. В общем, комната эта мне чрезвычайно понравилась, и именно поэтому впоследствии я проводила много свободного времени именно тут.

— Привет! — поздоровалась я и пожала Кристин руку. — А где все? — обвела я рукой пустую комнату.

— Я не знаю, наверное, уже в аудитории, — пожала плечами Кристин и стала собирать разложенные на столе книги к себе в сумку.

Я поспешила к аудитории, которую ранее показывала мне Джоан, секретарь нашего декана. И действительно, в аудитории было уже полно народу. Я заняла свободное место на краю стола, спиной к окну и полезла в рюкзак за тетрадью и ручкой. Сказать, что я волновалась, это вообще ничего не сказать. Я была сконфужена, и вся тряслась от нервов и парализовавшего меня страха: несмотря на полученное мною в России образование, этот опыт выходил за рамки моей зоны комфорта. Я все еще боролась со своим языковым барьером, путалась в грамматике, я нервничала, наконец, причем практически все время, на протяжении каждого урока, так как боялась, что меня спросят о чем-то, а я даже ответить толком не смогу.