Бесплатный фрагмент - Мышление. Топологический материализм

Мышление

(1)

Начнем с уточнения — рефлекторное (внедренное в школе, институте, цирке или у кинолога) умодвижение мышлением не является. Чем меньше на 1000 чел. актов настоящего мышления в сутки, тем тверже эта тысяча уверена — собаки, шимпанзе, лошади и дельфины тоже мыслят. Они не мыслят, потому что повторить миллионный раз в своей голове «2х2=4», это не акт мышления — это акт повторения чужой мысли (заучил — имитирую).

Пожалуй первый, осознанный шаг к мышлению, это обретение стойкой брезгливости к теплому чувству — «я разумен» (не все теплое хорошо пахнет). Такая простая вещь, как обучаемость прямо зависит от «сердечных устремлений». Если главное — греться зажмурив нос, ты не обучаем. Любая безупречно убедительная, «рационально доказанная» умозрительная схема останется слепым пятном (чушью) для ума, сердце которого против.

Невозможность беспристрастного мышления не болезнь некоторых, а пыльный мешок на голове каждого (всех). Потому до «типа рациональных» разговоров и необходимы, собственно, реверансы. Первый честный реверанс — вы читаете сейчас русскую православную философию, совершенно не референтную, то есть работающую с онтологией за «красными флажками» развешанными в моем лесу позитивистами Российской (и не только) Академии Наук.

Наблюдаемый вокруг кризис некоторых былых автоматизмов (чести, бесстрашия, беспощадности к себе) порождает сегодня необходимость учитывать мотивы «типа непредвзятых мыслителей» (их неосознанные сердечные устремления). Нежелание (до кровавых соплей) отдавать себе отчет в собственной иррациональной сути убивает не только «непредвзятость», но и (как следствие) возможность честного последовательного мышления.

Второй реверанс — здешние рассуждения не богословие. Здешние рассуждения напитаны чистым, необыкновенно сложным и точным мирозрением, которое добыли святые отцы семи соборов из Откровения и молитвенного богообщения. «Неслиянно нераздельное», «двуединая природа», «всеприсутствие абсолютно Внешнего» и прочее, осмыслены здесь как конструктивные особенности мира.

Осмыслены не как абстрактная метафизика, а как онтологические основания вполне предметной и простой (не парадоксальной) физики. «Предметная физика» эта подробно описана в следующей главе (Топологический материализм). Трагикомический разрыв между метафизикой и физикой топоматом преодолен чисто и корректно (названы причины этого разрыва и предложена к осмыслению цельная модель мира).

Здесь же произойдет простая попытка мыслить о мышлении. Популярные изыскания о мышлении страдают одним пороком — процесс воспринимается, как нечто тотальное, в чем можно классифицировать некоторые, прости Господи, «дхармы» (категории). Этой классификации и отдавали 98% своего времени разные замечательные философы. Хим. состав выхлопа подавался как схема устройства автомобиля.

Анализируя элементы этого выхлопа, древние авторитеты находили в нем апории, антиномии и прочие «противоречия». Делали это они опираясь на логику «состоящую из элементов этого выхлопа», логику, что при неизбежном осознании собственной тавтологичности — мертва (бесполезна). Этот восхитительный воздушный замок прекрасен (утешает), но не лечит, не кормит, не ведет к новому, не увеличивает познавательную силу ума потому, что опирается сам на себя, висит в пустоте механическим «псевдомиром», не нужен автомобилю.

Топологический материализм не находит в мире ни одной антиномии. Гегелевские «язвы противоречия» — это «язвы Гегеля», а не наши (проблемы псевдомира, а не топомата), потому нам легко увидеть мышление, как топологический процесс, процесс созидания топологических аналогий. Аналогия — стартер понимания (раз уж мы используем автомобиль в качестве аналогии состояния дел). И начинать изучать этот процесс надо не с выхлопа (противоходом), а с зажигания, с первой искры в недрах чуда под названием «только что возникший ум».

Что мы знаем о «первой искре»? Что это такое же получение прошлого из настоящего, как и последняя. Если ум, это, прежде всего, самофиксация (движение во времени), то «возникновение ума» — просто начало этого движения (время малыша включилось и его понесло по кочкам ТОООПП).

ТОООПП — точки осознания одновременно опыта полученного последовательно (Топологический материализм)

От своего абсолютного начала свободный ум изучает два капитальных состояния. Назовем их: комфорт — дискомфорт, а еще проще: хорошо — плохо. «Хорошо» и «плохо» — это состояния мира, который воспринимает дитя, а вовсе не «сложные логические оценки младенцем физических ситуаций». Весь мир целиком плох или целиком хорош. Рудиментарные реакции подобного рода знакомы каждому внимательному к себе взрослому.

С точки зрения топологического материализма, новый ум (как и все остальные) — часть опыта «умов большей мерности» и якает всеобщим чистеньким (до качественным) «я», то есть сразу по возникновении фиксирует не только, например, голод, но и, например, страх, легко распознает отношение к себе, сразу осязает (умозрит) многомерный мир целиком, а не только свое трехмерное тельце и его трехмерное окружение.

С точки зрения топомата, ум постигает мир целиком, занимая позицию в естественной иерархии всех умов (всех мерностей) и разделяя с ними общее до качественное (нульмерное) «я». То есть «частью мира» назвать живой ум мы не можем. Частью мира мы можем назвать только его «не абстрактную» часть.

Механизм же, это часть мира не связанная с естественной иерархией умов и, соответственно, не имеющая общего всем нам живого, нульмерного «я». Генератор случайных чисел не дарует ни свободу, ни индивидуальность. И генератор генераторов случайных чисел тоже. Для механической макаки «случайно напечатавшей Брема», Брем такая же бессмыслица, как и все, что она печатала до того.

Почему это важно? Потому, что крах организма (добровольное вырождение в рефлекторный механизм) = краху мышления, как возможности = потере свободы, как принципа. Почему мы не желаем терять способность мыслить (желаем сохранить свободу)? Ни чем это не обусловлено в трехмерье. Это вообще ни чем не обусловлено (не рефлекс).

Вернемся же к новенькому уму, к нашей первой искре и рассмотрим начало ее начала. Самым глубоким и тотально одинаковым впечатлением для всех умов является «возникновение». «Все есть» первый раз на границе с «нет ничего». То, что первое «все есть» четко видит рядом с собой «нет ничего» — единственное и необходимое условие всех дальнейших приключений растущего ума.

Все, что он (ум) станет осязать как «присутствие», будет всегда очерчено границами «своего отсутствия». Проще, первое впечатление «нет — есть» является (на всю дальнейшую жизнь) единственным «топологическим кирпичиком» из которого ум строит все, что он строит.

А строит он от простого к сложному чрезвычайно громоздкие «дворцы топологических аналогий». И кленовый лист и стремление наций к самоопределению — образы одного порядка конструктивной сложности, возведенные умом из очень простых и надежных т-кирпичей «нет — есть». Обучающая активность среды, кстати, измеряется количеством предоставляемых уму аналогий, то есть увеличивается в геометрической прогрессии по мере роста.

Можно назвать это естественное основание всех построек ума: «неизбежность дихотомии», но я бы назвал это просто: «базовой дихотомией восприятия». Мышление без четкого опознания «отсутствий» невозможно. Мало того, вся познавательная сила мышления направлена в разного рода «отсутствия». Можно сказать: «мышление, это усилие видеть то, чего нет». Существует два популярных пути развития ума в этих ужасных обстоятельствах. Хороший и плохой.

(2)

Одна кроха зажмурившись на один глаз подробно осваивает только «то, что есть», другая «глаз в ничто» не закрывает и потому псевдомир никогда не становится для нее убедительным «на все 100». Это не две противоположные позиции, это позиции «полуслепая — зрячая».

Не пыльная абстрактная антиномия проигравшего своей схеме старого старика: «В одних и тех же условиях, пользуясь одной и той же логикой можно доказать, что Бог есть и что Бога нет», а живая невидимая бездна вокруг живого маленького ума и его свободная реакция.

Ни какое воспитание не может тут ничего изменить. В полуслепом малыше, которого перегрузили навыками общения с тем, что он не желает видеть, «воспитание» рано или поздно коллапсирует в свою противоположность. В зрячем же, ни одно воспитание не приживется как «набор неизменных рефлексов» в принципе.

Понятно ли, что описаны крайние, пограничные ситуации? Они, повторюсь, не противоположности, а рамки, в которых пребывают все наблюдаемые случаи состояния «глаза в ничто» (от крепко зажмуренного, до распахнутого настежь). Первый выбор (зажмуриться или смотреть) только что возникшего ума решает многое в его дальнейшей судьбе.

Выбор этот свободный ум совершает в момент между «ничего нет» и «все есть». Останется это «осязание границы» постоянным фоном роста или быстро выродится в бессознательный «топологический кирпичик» и только. Ясно ли, что мышление, как добыча того, чего не было — плод сосредоточения ума на том, чего нет?

Не важно, заходится ли ваш младенчик от страха, глядя в ничто, или пребывает в прострации созерцания, глядя туда же. Важно, отвернется он от единственного шанса на мышление или нет. Выбор его абсолютно свободен, потому что совершается задолго до того, как окружение сможет как-то на него повлиять.

Если окружение искренне привержено современной «научной» модели (живет в псевдомире), а дитя «не зажмурилось», в мир вылупляется мятежная неудовлетворенность. Заученные неубедительности для зрячего ума не повод повторять их в сладкой дреме «для сугреву», а повод вопрошать: «Что за дремучая хня?» или «Неужели этих тавтологий вам достаточно?»

Ознакомившись же с «метафизической» составляющей накопленного человечеством, такой ум быстро выбирает максимально отвечающую его «непрерывному пограничному опыту» конфессию/мировоззрение (дает Имя своему ничто). И тем совершенно свободно и осознанно дает Ему право участия в актах своего мышления.

Какое Имя свободно выберешь — такое участие и получишь. Это как, стерев кеды по колено, добраться до крутой тачки, в бардачке которой записка: «я твоя, пока ты едешь вперед». Довольно тусклая метафора встречи с Богом, простите, но, тем не менее, существует два вида мышления. Частное (изобретаем велосипед) и соборное (нормализованное традицией).

Соборное опаснее, так как лезвие тоньше. Ребята с одной его стороны, тянут все подряд за уши к заранее известному результату (это кажется им «верностью», но мышлением, к несчастью, не является). Ребята с другой, продолжают изобретать велосипед (их умы, освоившись с традиционной терминологией, по сути остались совершенно чужими традиции).

Что значит «умы остались чужими традиции»? Это значит, что догмы приняты, но не осмыслены (заучены некритично, не стали онтологическим основанием мировосприятия, остались мертвой, хоть и «священной» абстракцией, не имеют за собой конкретного «не абстрактного» осязательного опыта).

Приобретя «определенные сердечные устремления» (предвзятости), уйма народа не стала совершать «адекватные этим устремлениям акты мышления». А зачем их совершать? А затем, что согласие ума и сердца называется «целомудрие». Да и «сводить ум в сердце», когда он не видит, куда его «сводят», болезненная, порождающая «одиозный внутренний конфликт» хня.

Тотальное зависание в «полуформальном» состоянии — результат дефицита мышления, такой поплавок меж сердцем и умом (не нырнешь, не взлетишь — теплохладность). Но все состояния человека — плоды его свободного выбора, потому громы-молнии метать можно, да бесполезно.

Совершим просто несколько базовых актов мышления нормализованного традицией. Попытаемся умозреть (осязать) некоторые «метафизические абстракции», как живой предметный опыт, как конструктивные особенности мира, как «снег, забор, кота и Солнце».

Например, две позиции — «Бог вне созданного Им мира» и «Бог всеприсутствует, имеет прямой доступ к каждой точке созданного Им мира» порождают в умах не желающих мыслить (не желающих смотреть в то, чего «нет») умозрительного мутанта по имени «Божественные энергии».

Почему мутанта? Потому, что «энергия» — краеугольное понятие псевдомира, черепаха несущая на себе небоскреб современного трехмерного знания. И вот ум привязанный к «собственной адекватности в псевдомире» срывается с кромки лезвия «мышление в традиции» и летит в пропасть компиляций (самообмана).

Что делает ум имеющий опыт честного (бесстрашного) мышления? Он внимательно смотрит в «ничто» между двумя утверждениями («Бог вне» и «Бог везде») и ангел дарует ему синтез: «Физический мир устроен вовсе не так, как тебя учили. Все в нем (и ты, и я) прижато вплотную к его (мира) отсутствию, каждой клеткой распахнуто во вне».

Как дарит ангел? Мгновенно. Что дарит ангел? Мысль, которая есть осязательное ощущение (живой опыт). На что уходит время? На перевод в слова живого самоощущения (ум в сердце, пашут оба, делают одну работу, в мир приходит топологический материализм).

Пыльная абстракция «Бог ближе яремной вены» становится простым рациональным (неотменимым), топологическим фактом, как «снег, забор, кот и Солнце». Как бы это ни звучало, но мир становится прозрачнее (меняется) только для того, кто мыслит (смотрит в ничто). Что с этим делать каждый свободный решает сам.

(3)

Акт мышления из предыдущей части озвучен в терминах традиции (Бог, ангел дарует и т. д.) Но традиционным его делает вовсе не терминология, а, исключительно и только, готовность менять взгляд на мир, сохраняя традицию. Попытка совершать обратное (искать в традиции щели, забившись в которые можно взгляд на мир не менять), называется «профанация».

Неизбежно, честное, последовательное (рациональное) традиционное мышление порождает «топологический коллапс псевдомира». Трехмерный детерминизм из «цельной жизни» превращается в «более-менее значимую часть жизни». Человек зависает и качается поплавком на границе сред.

Многохитрое человечество научилось жить непоследовательно, с разделенным сердцем и разделенным умом. Факт наличия «физики» и «метафизики» одновременно в одной здоровой голове давно никого не смущает (принимается за норму). Можно назвать это «вязкость сердца» или «обморочная нерешительность мысли».

Свободный выход всегда свободен. Можно закрыть глаза на традицию (если сердце позволит), а заодно и на всю «не традиционную метафизику» и деградировать в «позитивиста». Почему позитивист = деградант? Потому, что мышление в позитивизме невозможно.

Возможна его (мышления) имитация биомеханизмами, более-менее удачные «притягивания за уши» наблюдаемого к «предположениям принятым за истину». Неуклонное вырождение публичной мыслительной деятельности последнего полустолетия связано исключительно с социальной (экономической и политической) победой позитивистов.

Первое, на что закрывают глаза отказавшиеся от «метафизики», это «мое до качественное я». Элемент, наличие которого является, собственно, необходимым условием существования личности — чистая «метафизика» (нет его в трехмерном псевдомире и ни какая биохимия не является его носителем).

То есть в позитивизме «я», это набор качеств (то, что есть). Эта свободная самокастрация оставляет человека один на один исключительно с «тем, что есть», лишает его шансов пялиться в «то, чего нет», то есть выключает способность мыслить (добывать то, чего еще не было).

На втором шаге, когда сердце уже «прикипело» к простоте механического восприятия, позитивист теряет фантазию (воображение) и способность сопереживать. А чего ждать, когда люди массово и свободной волей отрывают себя от тотально общего «нульмерного, до качественного я»? Только биороботизации (обезличивания).

Некоторое количество населения планеты уже прошло этот путь. Вернемся же к вязкой нерешительности ума содержащего в себе, в удобных на данный момент пропорциях, «физику» и «метафизику» одновременно. Такой ум обладает потенцией мыслить (еще свободен). Можно назвать его состояние — «затянувшийся ремонт».

Рассмотрим другую крайность. Отчаянный прыжок в ничто, как в «Источник всех источников» или полный (абсолютный), отказ видеть причины в «физике». Ум починивший себя таким образом находит в мире только Божий промысел (свободную волю Бога) и в великом (глобальном) и в малом (в быту).

Трехмерная биохимия становится просто следствием того, что она воплощает, то есть причины всего перемещаются за грань восприятия. Возня с обустройством в трехмерье становится уделом слабых духом, чем-то несущественным и даже предосудительным (для себя).

Вот Павел Обнорский, ученик Сергия Радонежского, перед основанием собственного монастыря живет три года в дупле липы, в абсолютном удалении от людей. А это, простите, Комельские леса (ныне Вологодская область). Северо-Запад Руси, три зимы без огня. Какая у него была биохимия?

А ровно такая, какую обустроил ему Создатель и Содержатель всех биохимий. Можно назвать это ответом Бога на абсолютное доверие. Совершенно свободный выбор человека (доверить себя Богу без оглядок и страховок) получил совершенно свободный ответ Абсолюта (сохранение жизни в условиях для жизни не предназначенных).

Приведенный пример можно назвать одной из вершин моей генетической и культурной памяти. Многое непонятное (и неприятное) людям с другими «вершинами в памяти» здесь, на Руси — всего лишь эхо озвученного идеала. С рациональной точки зрения, сохранение именно таких идеалов сохраняет «шанс на эхо», в том числе и шанс на мышление.

То, что называется «собственно русской культурой», есть корпус произведений, которые, в большей или меньшей степени, являются производными от этого (и подобного) «духовного максимализма». Прикосновение к такой культуре, есть осознанное (или нет) прикосновение к ее идеалам (вершинам, истокам, базовым мотиваторам). Проще (в свете вышеизложенного), является «прикосновением к Богу».

Топологический материализм не различает физическое и умозрительное прикосновения, как и православие не различает физическую и умственную брезгливость (Нагорная Проповедь). И топомат и православие смотрят на мир «от Абсолюта», глаз в ничто распахнут настежь, а любая «трехмерная возня» получает оправдание только в связи с Идеалом (сакрализуется).

Большего маразма, чем упорная (не одно столетие) пропаганда позитивизма на фоне культуры сохраняющей шанс на мышление (свободу) для каждого, пожалуй, история планеты и не помнит. Но каждый сам свободно избирает способ траты своего ресурса.

(4)

Ранее мы определили мышление, как «взгляд в ничто», то есть как сосредоточение ума на том, чего сегодня в его «умозрительных схемах» нет. «Абсолютное ничто» всегда «абсолютно субъективно», то есть всегда является «личным ничто» (слепой областью для данного, конкретного ума).

Собственно добыча из этого «личного слепого пятна» новых точных смыслов и называется «умственный рост». Показать человеку что-либо из его «личного слепого пятна» возможно только если он знает о нем (временами смотрит в ничто) и сонастроен добыть из ничто именно то, что вы пытаетесь ему показать.

Сонастрой — слово, которое должно быть особенно понятно педагогам. Иногда на добычу сонастроя они тратят больше ресурса (времени и сил), чем на обучение собственно. Оставим «сонастрой» на совести личного обаяния наших учителей и рассмотрим разные виды «слепых пятен» (классифицируем ничто).

Как это ни печально, но «втыкающих в чистое ничто» у нас единицы. В основном народ втыкает в «ничто окрашенное определенным образом», то есть автоматически сонастроен на добычу из своих слепых пятен «вещей окрашенных определенным образом». Вот эти «окраски» и классифицируем.

Их всего три. Две теистических и одна атеистическая. Назовем их «Бог, как фатум», «Бог, как свобода» и «Небог, как фатум» («Небог, как свобода», это полуслепой гибрид двух последних и возможен только при обостренном нежелании отдавать себе подетальный отчет в особенностях собственного мировоззрения — случай, когда «сердечные устремления» давят возможность мышления в зародыше).

Из вежливости все же скажем два слова о популярном гибриде «Небог, как свобода», чтобы больше к нему не возвращаться. «Небог» в нем, это «еще неизвестное науке», то есть ничто окрашенное таким образом полностью «познаваемо», не выходит за «сущностные рамки» уже «познанного» и вопрос умственного роста здесь — вопрос не качественный, а количественный (то есть отсутствует).

Символ веры гибрида: «Хим. реакции и физ. зависимости в одних и тех же условиях неизменны», что при «человек, это биосоциальный механизм» убивает свободу, как принцип, а мышление вырождает в «упражнения по комбинации того, что уже есть». Отсюда тотальное лицемерие и упорный самообман (декларируем идеи абсолютного автоматизма и личной необыкновенной свободы одновременно).

Чтобы существовать без непрерывного стресса в такой ситуации ум вынужден девальвировать понятия и «свобода» (как и «мышление») тихо теряют свой фундаментальный смысл, всплывают на поверхность «удобным мусором» для «потребляющих не глубоко». И вот мне говорят: «Это вы так странно мыслите, а я мыслю по своему! У!»

Химера (мировоззрение построенное на второсортных основаниях, несущее в себе вынужденное упрощение восприятия) убивает сама себя и все до чего дотянется с методичностью часового механизма. Безупречные онтологически (не лицемерные) «Бог, как свобода» и «Небог, как фатум» не стоило так беспардонно скрещивать (как историю-то европейскую этот киборг расколбасил, да и нашу не пожалел).

Но что сделано, то уже сделано. Этот период истории можно назвать «испытанием онтологических оснований» или «прививкой от мировоззрений содержащих в себе противоречия». Падения систем, что возведены под знаменем «Небог, как свобода» следуют одно за другим неизбежно. Что вполне наблюдаемо.

Сквозь агонизирующую химеру уже проросли вечно устойчивые, древние «Бог, как фатум» и «Бог, как свобода», ну и абсолютно инопланетное «Небог, как фатум» (собственно чистый механический позитивизм без вуалей и сантиментов, без «человечины»). В терминах традиции — «душа под законом», «душа под благодатью» и «душа мертва».

Абсолютно все наличные (формирующие мир) «цепочки умозаключений» окрашены только в эти три цвета. Потому, что каждая неизбежно уходит своим корнем в одно из трех по разному окрашенных ничто (перепелиный перескок мозжечка с коня на конь, постройки на разъезжающихся основаниях, я «цепочками умозаключений» не называю).

Очевидно, что системы мышления «божественного и небожественного фатализма» (законники и мертвецы) всегда найдут общий язык, а вот наше родненькое «свобода, как Образ Божий», для позитивиста (например) недоступно, а для исламиста (например) неприемлемо. Так что позиция «весь мир против нас» не сказочка из телевизора, а онтологическая данность.

Строить на бесцветном мышлении (мимо трех упомянутых позиций) можно и нужно. Например топологический материализм, это система мышления добытая из окрашенного ничто «душой под благодатью» (свободной). Но излагалась она максимально бесцветно, то есть система строила сама себя из очевидной (общей абсолютно всем) аксиомы восприятия с помощью простой линейной логики, строго без балды.

Тем не менее, обретая черты (обрастая этажами) топологический материализм наливался цветом своего Источника совершенно непроизвольно и неизбежно (без усилий автора). Топомат, это непредвзятое (ни на микрон не притянутое за уши) торжество православия. Но и система доступная умозрению извне (не православному). В грядущем зомби апокалипсисе каждый сонастроенный ум — драгоценность.

(5)

В предыдущей части классифицированы популярные «окраски» нашего ничто. Первый шаг к мышлению, это опознание своего цвета, превращение автоматических суждений в осознанные или добыча из «личного ничто» ясностей, которые прилежат вплотную к ничто «уже ни как не окрашенному».

Субъективно, мышлением является любой внутренний сдвиг по направлению к абсолютному (бесцветному) ничто, объективно же (со стороны) это можно назвать опознанием (осознанием) своих сердечных устремлений или «вскрытием» своего реального (не имитационного) выбора.

Проще, не зависимо от давления среды, каждый сам свободно и неуклонно выбирал себе окрас («Бог, как закон», «Бог, как свобода», «Бога нет»), а затем с помощью среды или вопреки ей «убеждал» сам себя соответствующими умопостроениями. То есть прятался в иллюзию разумности (умственности) своего выбора.

Еще проще, любые доводы — пустое для сердца свободно желающего быть или «под законом», или «под благодатью», или «под собой любимым» если они не подтверждают его (сердца) выбор. Мы хотим, чтобы было то, что мы уже выбрали. Каждая выбиралка предстоит вплотную к бесцветному ничто. И окрашивает Его абсолютно свободно (говорит Богу и людям — я такая!).

Мышление начинается на границе сред (стоим голышом перед Ничто), потому умовозня в иллюзии «умственности» (рациональности) личного иррационального выбора — самая вязкая непроходимость (пробка, тромб) на пути к мышлению. Умопостроений из ошметков чужого мышления горы, собственного мышления — ноль.

Предположим, что мы все уже прошли этот путь (к себе голенькому) без больших драм и членовредительства, пережили абсолютную потерю мотивации не изменив своим цветам, пробились сквозь вязкий тромб, сняли с головы пыльный мешок и теперь абсолютно честны сами перед собой.

Предположим, что мы все уже способны непредвзято мыслить о мышлении и попытаемся локализовать свое чистое Ничто с помощью простых умственных упражнений. Очевидно, что наше Ничто, это всего лишь «Все» минус «наше все», то есть Ничто вполне вписано в «область недоступную нашему восприятию». Ее, эту область, и «локализуем».

Каждому побывавшему в средней школе памятна реалия под названием «геометрическая точка». По сути пример чистого «локализованного» ничто (не имеет ничего, кроме координат). Координаты выбранной нами для упражнения точки совершенно не важны. Поместите ее куда удобно (хоть в собственное сердце, хоть в центр монитора, хоть в скворечник за окном).

Сосредоточьтесь на одном ее (точки) замечательном свойстве — геометрическая точка, это граница между «нашим все» и «нашим ничто». То есть точка ограничивает собой не только «наше ничто», но и «наше все». Вся «область доступного нашему восприятию» очерчена этой геометрической точкой.