Бесплатный фрагмент - Моя Мама — Ангел

ОБ АВТОРЕ

Доброго времени жизни, уважаемые читатели! Я — Любовь Харлампиева, автор этой книги, эксперт по клинической психологии, психогенетике, психоэнергетике, гендерным отношениям, семейной и детской психологии, автор стихов, книг, тренингов и программ по системному развитию человека, духовный практик. Пожалуй, на этом остановлюсь, чтобы не утомлять вас перечислением компетенций и направлений деятельности, потому что получение знаний и постоянное расширение различными способами — это естественно для человека, который работает не только с материальной, но и с духовной природой человека. Раньше мне было трудно выбрать главное и ответить: а кто же я? Много сфер интересов, областей знаний, опыта, практики. Но сложно, когда ты ориентирован на форму или на «упаковку», на тренды, на то, что модно и диктует ­кто-то из вне, а когда ты знаешь свою суть, природу, содержание, то все легко. Итак, давайте еще раз попробую представиться, дорогие читатели, Я — помогающий практик и целитель, исследователь природы человека и законов мироздания, проводник знаний.

Любое преобразование жизни человека невозможно без внутренних изменений, но не все изменения и способы этих изменений полезны, некоторые даже небезопасны. И как часто, прощаясь с иллюзиями и выходя из одной ложной концепции, человек тут же попадает в другую, запутываясь окончательно. Поэтому необходим учитель, наставник, который сможет осветить путь: дать нужные знания, направить, приободрить, указать на скрытые опасности и сложности, проявить самые темные уголки души и разума, помочь раскрыть внутреннюю силу, запустить нужные преобразования и дать инструменты самопомощи.

Я изучаю и соединяю знания, которые для многих кажутся несовместимыми, а для меня они едины — научные, духовные, трансцендентные. Но наибольшая ценность и фундамент, на который опираюсь не только я, но мои ученики и клиенты, те, кто находится в моем поле — осмысленный жизненный опыт и способность докопаться до самой сути, ясно увидеть причины и возможные последствия того или иного выбора. Осознанность — один из ключевых инструментов, который я применяю на постоянной основе и обучаю этому других людей.

О КНИГЕ

Здесь вашему вниманию хочу представить один из плодов моего творчества — книгу, которая описывает мой личный опыт и глубокие переживания, связанные с уходом из жизни самого любимого и дорогого человека — моей Мамы, но не только. Сам факт ухода ознаменовал новый этап в моей жизни и открытие множества тайн, и самое главное, трагедия привела меня к раскрытию своей сути и ответам на вопросы: «Кто я и откуда? Зачем я здесь? В чем мое предназначение?» Я знаю, что эти вопросы волнуют многих, и это прекрасно! Это побуждает человека искать, выходить за рамки привычного восприятия себя и мира, становиться свободным.

На написание этой книги я решилась буквально одним днем, хотя в тот момент писала другую книгу — про сложные и болезненные отношения с Мамой, про наши обиды и травмы из детства, про детские воспоминания, которые мы несем во взрослую жизнь. Я с воодушевлением взялась за новую книгу, почуяв отклик и непреодолимое желание открыть сердце и поделиться сокровенным с более широкой аудиторией, после того, как получила в личку благодарность от одного из подписчиков. Он не так давно потерял Маму, и, оказав ему поддержку, я вольно или невольно облегчила его еще свежие переживания, чему очень рада. Уход любимых людей оказывает очень сильное влияние, и порой мы не можем восполнить эту утрату до конца дней. Внезапно мы теряем почву под ногами и чувствуем потерянность, как дети, которых оставили без присмотра. Одиночество накрывает нас с головой, независимо от того, сколько нам лет, где мы живем и чем занимаемся, есть ли у нас свои дети.

Для меня уход Мамы был страшным ударом, тяжелые последствия которого я не сразу смогла осознать и потому медленно угасала. Но мне пришлось возродиться и духовно пробудиться, к этому меня призывали те, кто всегда следит за нами свыше и с нетерпением ждет, что мы, наконец, услышим подсказки и свернем на нужный путь. Я полностью пересмотрела и исцелила наши отношения с Мамой, также мне пришлось изменить свое отношение к жизни и к смерти. Смерть Мамы провела меня через «смерть» моей старой личности и привела к возрождению личности новой. Я поняла, что смерть не страшна, страшно наше невежество, иллюзии и сам страх смерти. Я научилась не бояться, и когда сама оказалась на грани перехода и тело почти умерло, смерть сдалась. И жизнь снова заиграла яркими красками. Сейчас я могу с уверенностью сказать, что каждая драма в нашей жизни — не конец, но то, что может дать новое начало для личности и духа. Когда мы меняем свое отношение к происходящему, то способны прожить такие события более осмысленно и выйти из них сильными, мудрыми и любящими.

Я надеюсь, что с помощью этой книги и вы сможете: а) увидеть, что мешает отпустить ушедшего любимого человека и освободиться от этого груза; b) иначе посмотреть на драматичные события в вашей жизни и увидеть в них божественное проведение, новый смысл и возможности для роста; в) получить терапевтический эффект и разморозить подавленные чувства, чтобы хоть немного исцелить свое сердце. А также, возможно, и вы сможете получать послания свыше от того, кто наверняка стал вашим Ангелом, как моя Мама стала моим, и почувствуете, что не одиноки в этом мире. У вас есть мощная поддержка на Земле и на Небе, и будет всегда, что бы с вами не происходило. Главное — примите ее.

Я включила книгу в серию НАСЛЕДИЕ, чтобы и она стала частичкой, вкладом в ваши отношения в семье, помогала сохранять и укреплять связь поколений, на основе духовных знаний и энергии любви.

Автор — Любовь Харлампиева, 12.02.2024

ВВЕДЕНИЕ

Большую часть жизни человек живет «на автомате». Мы делаем тысячи разных дел, можем быть по-своему успешными, эффективными и даже немного счастливыми. Мы можем быть сытыми и довольными или сытыми, но недовольными, но все равно не живем, а существуем, потому что с детства в нас выключают тумблер под названием «любовь». В нас гасят саму жизнь. Мы перестаем смотреть на жизнь широко распахнутыми глазами и начинаем воспринимать мир как место, где нам должны выдавать ­что-то по первому требованию, как в лавке Деда Мороза. Мир, где мы хотим получить все, что захотим и даже больше, ведь размер и объем «хотелок» постоянно растет. Но жизнь — это крепкий орешек, который еще предстоит раскусить, ее еще во многом предстоит познать. Если вам 20, 35 или 50, и вы думаете, что уже все знаете о ней, скорее всего, вы заблуждаетесь. Жизнь открывается нам, но не сразу. Она требует нашего терпения, погружения в себя, отречения от суеты, преодоления трудностей, отказа от страстей. За то, чтобы открыться нам, жизнь берет свою мзду, да и тайнами своими делится далеко не с каждым, а только с тем, кто настойчив в своем желании находить ответы и при этом остается чистым сердцем и Душой.

Когда мы говорим о человеке с большим жизненным опытом, то представляем себе персонажа, у которого в жизни было много ярких событий и вещей. Я пришла к выводу, что этого недостаточно. Наш богатый жизненный опыт определяется не столько количеством событий, сколько спектром чувств, который мы пропустили через свое сердце, находясь внутри гущи событий. К­то-то проживает жизнь, не позволяя себе и десятка чувств, пребывает в состоянии замороженности, черствости, сухости, а ­кто-то способен пропускать через себя cсотни оттенков, тонов и полутонов, и такой человек для нас — загадка.

Чем больше мы чувствуем мир, природу, людей, живых существ, себя, тем более мы опытны, тем более мы живы. Недаром ­кто-то из великих сказал: «Пока я чувствую, я живу!»

А я добавлю. Мы приходим в этот мир «голыми», но у нас уже есть невидимый «багаж», наша Душа уже несет его в эту жизнь. Это наши чувства и эмоции, которые живут в памяти. И уходим из этого мира мы «голыми» забирая с собой багаж прожитых чувств, будь то ненависть или любовь, которые потом еще и определяют последующий путь Души. Задача — «облегчить наш багаж» и к моменту перехода накопить и сохранить в своей Душе больше ярких, светлых и радостных эмоций.

У каждого есть события в жизни, которые оставляют глубокий след в сердце — это уход наших самых родных и любимых людей — родителей, супругов, друзей и, конечно, детей. Эти драматичные точки на карте жизни, как и наше рождение, несут сакральный смысл, и после них мы начинаем вдруг говорить о ранах в Душе, о тех наших аспектах, которые доселе не упоминали, игнорировали, восхваляя лишь ум и материальные вещи. И даже самый заядлый материалист или атеист, постепенно меняя привычный взгляд на мир и события в жизни, начинает вдруг креститься, ходить в храм, веровать, заниматься духовными практиками.

Когда человек, через которого мы явились на Свет, уходит в мир иной, приходит время отдать ему дань, независимо от того, что происходило в наших отношениях. Я знаю, что очень многие отстраняются от трагичного события, закрываются, пытаясь ­каким-то образом примириться со смертью. Но зачастую без погружения в это событие и связанные с ним чувства и эмоции, есть шанс навсегда оставить в своей Душе неисцеленную рану и огромную зияющую дыру, а это именно то, чего Душа хочет меньше всего. Ведь это станет частью того багажа, с которым она в свое время будет покидать тело, и эта тяжесть будет мешать ей. А до того момента человек всю жизнь будет испытывать тоску и искать, чем заполнить эту пустоту. И не факт, что это будет для него приятно и полезно. Дайте себе шанс и откройтесь всему, что происходит внутри вас, возможно, вы отгораживаетесь от ­чего-то очень важного, что должно всплыть на поверхность, как это случилось у меня.

ВОСПОМИНАНИЯ

Был ноябрь 2013 — го, и мы сидели в ресторане с подругой. Я прилетела в Санкт-­Петербург в командировку и вечером, после проведения запланированных встреч и завершения дел, мы по традиции встретились поболтать о жизни. Я любила Санкт-­Петербург, особенно летом, но и сейчас, холодной и дождливой осенью, мне все равно было приятно. Приятно, когда можешь сменить обстановку, увидеть друзей и наверное, потому что я соскучилась по Питеру. Мне нравилось сюда приезжать. Настроение было хорошим и особых предчувствий ­какой-то беды не было, хотя я человек интуитивный. Правда, даже у самого чувствительного и интуитивного человека в жизни есть периоды, когда он днями и ночами живет «в голове», и как говорится, если уж мозг получил бразды правления и завладел всей территорией, решив, что он главный, то голос интуиции услышать будет почти невозможно. И все же мой тихонечко шептал. Мы неспешно разговаривали за ужином и все бы было хорошо, если бы не одна мысль. Я обещала позвонить Маме, когда долечу, сообщить, что со мной все в порядке. Но в итоге я уже долетела, сделала дела, заселилась в гостиницу и даже прибежала на встречу с подругой, но Маме так и не позвонила, и тонкий шепот совести взывал ко мне. Сейчас пишу, а у самой идут еще тихие отголоски того старого чувства вины.

Я часто летала по стране и за ее пределами, активная рабоче­трудовая жизнь предполагала много движения, чужой бизнес требовал интенсивного развития, и я этим чрезвычайно усердно занималась, и делала это уже много лет больше на автомате, нежели строя осмысленные карьерные планы. Мы давно жили раздельно, я переехала в Москву в 2004-ом и время от времени возвращалась в свой родной Нижний Новгород навестить Маму. Тогда я была очень деловой и очень занятой и с самой юности я жила в парадигме жесткого трудоголизма, а значит, на первом месте у меня была работа, а потом тоже работа, и на последнем — все остальное. Ну а на кого я могла еще положиться? Только на себя. И хотя в то время я стала намного терпимее к звонкам Мамы, которые меня выдергивали из важного рабочего процесса, все равно мне не хотелось отвлекаться на наши диалоги в стиле: «Как дела, Любаша?» и «Все нормально Мамочка» (даже если было совсем не нормально) или «Мама, я сейчас не могу говорить, я на встрече». Г­де-то внутри я чувствовала, что эти звонки будто делают меня уязвимой, а еще эти простые вопросы настойчиво возвращают меня к реальности, заставляют открыть глаза на правду, на ту правду, которую мне не хотелось видеть, предпочитая жить в иллюзиях, как живет подавляющее большинство. Мне было страшно взглянуть беспристрастно на то, чем жила долгое время и на что закрывала глаза.

Я, как и многие, не жила, а носилась по жизни, как бешеная белка, сквозь бесконечный стресс и суету за чужими и ложными целями, с людьми, чуждыми мне по взглядам и системе ценностей, отвоевывала то, что мне было не нужно, растрачивала свои ресурсы, спасала тех, кто потом отворачивался и вонзал нож в спину. И вообще непонятно, чьей жизнью я жила. И жила ли? И такой простой вопрос, который задают все родители детям, часто выводит вторых из равновесия именно потому, что он очень честный и прямой. Спросите себя: «Как мои дела?» Чувствуете, как хочется спрятаться от этого вопроса? Раньше и мне хотелось. Конечно, я любила ее, но старалась убирать сантименты, считая их слабостью ровно потому, что они вскрывали во мне глубокие эмоции и приглашали остановиться. И если раньше я, как и многие, сопротивлялась, и мне казалось, что Мама давит, когда задает подобные вопросы, особенно личного характера, позже я поняла, что это не так. По большому счету, ей ведь было нужно немногое, просто знать, что я жива и здорова, слышать родной голос, по которому она наверняка понимала, как я поживаю, но думала ли я тогда об этом, пробовала ли я смотреть ее глазами, из ее позиции: Что нужно ей? Что важно ей? Как ей не хватает внимания и чувства любви, которой нам всем не хватает?

Многие из нас считают постоянные звонки родителей ­чем-то неважным и называют их вторжением в личное пространство, но это огромное заблуждение, и позже я это осознала. Нет, я не была жесткой, жестокой, чрезмерно эгоистичной, я по-своему помогала и заботилась о ней, просто мне, наверное, хотелось огородить ее от своих личных забот и проблем, тоже быть сильной, как она. Да и что уж греха таить, не научились мы с родителями откровенничать и говорить по душам, по-дружески, как с самыми близкими людьми. Как ни горько об этом говорить.

Нам мешает ясно увидеть любовь Мамы наш же, юношеский максимализм, эгоизм, несправедливое отношение, о котором мы, к сожалению, вспоминаем, когда уже бывает слишком поздно. Мы с юности привыкаем открывать свои сердца и делиться сокровенным с кем угодно: с псевдо-­друзьями, с первыми встречными, с дневниками, но только не с родителями. Наоборот, мы тщательно сохраняем свои интимные тайны, боимся их реакции. Да и родители многое от нас скрывают: свои тайны и секреты молодости, свои чувства и еще много тем, табуированных для обсуждения в семье. Это и делает невозможным строить открытые и доверительные отношения, как бы нам этого не хотелось. Можно ли их в этом обвинять? Нет. Можно ли нас обвинять в том, что мы не хотим открывать сердце родителям? Тоже нет. И ­все-таки, если вы читаете меня сейчас, то я очень вам советую найти возможность поделиться с детьми своим жизненным опытом, вашими переживаниями, а детям больше делиться с родителями своими переживаниями. Это поможет вам сблизиться, стать более открытыми, больше доверять и поддерживать друг друга. Это создаст новые духовные связи и очень здорово поможет детям лучше понимать себя и жизнь в целом.

Я очень жалела впоследствии, что так мало интересовалась жизнью моей Мамы, но также я боялась задеть ее чувства, переступить невидимую черту, потому что где-то знала, что есть часть жизни, о которой ей больно вспоминать. Конечно же и ей не хватало того, кому можно было бы излить свою душу, ведь там накопилось так много всего за время жизни, что мучило ее и создавало много переживаний о детях. И я все равно начала свое расследование и поиски скрытых фактов из жизни моей Мамы, но когда я начала их вести, уже никого не осталось в этом мире, и поэтому получение ответов на множество вопросов было затруднительным, да и методы совсем иные. Обо всем этом я буду очень много думать еще месяцы и годы, но чуть позже, уже после этого вечера.

Я несколько раз брала в руки телефон и хотела набрать Маму, но в ресторане было очень шумно, играли музыканты, пел цыганский ансамбль, поговорить мы бы толком не смогли. Да и я предпочла бы, чтобы она думала, что я уже в гостинице, а выходить на холодную и дождливую улицу мне сейчас тоже не хотелось. Я взглянула на часы, было 22.30, то время, когда мы еще могли бы пообщаться, потому что позже я уже обычно не звонила, она могла уснуть. А поскольку из-за длительной болезни она просыпалась ночами, то мне не хотелось быть внезапной причиной, возможно очень короткого за эту ночь сна. К сожалению, мы приходим к той точке жизни, когда спокойный и полноценный сон и отсутствие боли в теле для нас уже роскошь, и поэтому надо ценить уже сейчас эту возможность. С другой стороны, я не позвонила, и это тоже могло тревожить Маму и быть причиной ее волнений и плохого сна. В общем, мозг, как это часто бывает, хитрил и изворачивался, как уж на сковородке, искал различные оправдания моему решению, стараясь подобрать нужные аргументы за и против.

* * *

Мама болела давно. Она получила инвалидность рано, 90-ые годы проехались катком по ее жизни, здоровью и оставили тяжелый след и в Душе и в теле, в результате борьбы за выживание, свое и детей. Вечный страх за 2-х дочерей, отсутствие денег и зарплаты, голод, бандитизм и насилие вокруг не могли не сказаться на психическом и физическом здоровье. Я помню, как она чудом выжила, когда шла домой, и в этот момент из подъезда выскочили бандиты, грабившие очередную квартиру. Завидев людей, они начали стрелять, а она еле успела спрятаться от пули за ­чью-то старенькую машину, так удачно оказавшуюся рядом. Мне было жалко Маму, но я думаю, что я не делала ­что-то из жалости, я любила ее, просто эта любовь была смешана со множеством разных ингредиентов, с ­чем-то еще, с ­чем-то очень болезненным, что тянулось с детства. И мне было сложно тогда разобраться в хитросплетении чувств, да было и некогда, я воплощала в жизни Мамины программы: «все надо зарабатывать только самой», «все в жизни дается тяжелым трудом…», «мир опасен…», «чтобы ­что-то получить, надо много работать». Ну я и работала.

Все! Я убрала телефон и решила, что позвоню Маме утром, когда она проснется и скажу, что со мной все в порядке, что я встретилась с друзьями. Я подумала, если бы Мама волновалась и ­что-то чувствовала, она все равно позвонила бы сама, потому как материнское сердце всегда знает, что происходит с ее ребенком. Но все-же это было несправедливо по отношению к ней, и иногда она обижалась, что я не сдерживаю обещание. Меня грызло знакомое чувство вины, и я старалась его унять, снова пытаясь ухватить нить разговора с подругой.

Мамы чувствуют все, что происходит с их детьми, природа создала нас такими. Я помню, когда в московском метро случилась трагедия — террористический акт, я поехала на встречу в один газовый гигант и, как это положено, выключила телефон. Наша встреча затянулась часа на 3. И когда я вышла и включила телефон, то увидела сотню пропущенных звонков. Оказывается, сначала у Мамы родилось чувство тревоги, она начала звонить мне, я не отвечала, потом она увидела новость по телевизору: сколько людей погибло. Она оборвала мне все телефоны, а я продолжала быть вне доступа. Мама чуть с ума не сошла, пока пыталась связаться со мной. Самое интересное, что я должна была ехать на метро именно по той ветке, где случился теракт, но решила все-таки изменить план и воспользоваться автомобилем, рискуя опоздать из-за пробок. На встречу надо было явиться по всей форме, в дорогом и выглаженном костюме, поэтому я рискнула и не прогадала. Видимо в этот раз сработала интуиция и еще… Мамина молитва, о которой мы, конечно же, не думаем, но она играет решающую, спасительную роль во многих событиях нашей жизни.

Я думала о ней с нежностью. Наши отношения со временем стали более гармоничными. Теперь, когда я к ней приезжала, уже не пыталась сбежать на встречу с друзьями, снова бросая ее в одиночестве. Я оставалась с ней, как-будто мне хотелось больше прочувствовать нашу связь, и даже молчание меня не напрягало, как раньше. Я менялась.

СООБЩЕНИЕ

Утром я проснулась в уютном питерском отеле, собралась и пошла завтракать. Я ждала, когда наступит 8 часов, чтобы позвонить, потому что знала: она могла за ночь просыпаться несколько раз или совсем не спать, задремав лишь под утро. Но к 8 она гарантированно вставала, даже если сон был прерывистым. Ее день всегда начинался с молитвы уже много лет, даже когда не было времени в перерывах между работой. Помню, как раньше я часто просыпалась утром и видела, как в ее комнате горит свет, и слышала, как она обращается к Богу. Слышал ли ее Бог? Тогда я сомневалась в этом, зато сейчас точно знаю: ни одна молитва не проходит мимо небесных защитников и служит щитом от более страшных бед.

Я пила кофе, высчитывая минуты и беспрестанно поглядывая на часы, а может быть, я ждала и затягивала время специально? Параллельно я разложила на столе свои вещи, ноутбук и ежедневник, чтобы занести всю информацию и результаты переговоров в корпоративную информационную систему и отправить письма. Я проверила свой обратный билет, самолет в Москву был только через 5 часов, и у меня было в запасе 2–3 часа. Тут зазвонил телефон, это была сестра, что уже было странным. Г­де-то внутри меня всколыхнулась тревога, которая постепенно нарастала, и этот обжигающий холодом поток заставил меня резко подняться со стула. Я не решалась ответить, и мне хотелось, чтобы звонок прекратился, а вместе с ним ушла эта дурацкая тревога. У меня вообще всю жизнь было много тревоги, она была фоновой, и позже я поняла, что моя тревога была частью маминой тревоги, которую я впитала с рождения, и мы с ней срослись.

Жить страхами — это значит всю жизнь быть готовой к тому, что они будут выпрыгивать из тебя, как чертики из табакерки, потому что никогда не знаешь, в какой момент они сработают, что станет причиной и какими неприятностями это обернется для тебя. Я помню, как раньше каждый звонок вызывал во мне нервную дрожь, и даже первая фраза, которую я произносила, когда звонила Мама или сестра, была тревожной: «Что случилось?». И когда я отматывала назад и перебирала воспоминания как четки, я осознавала, что это стандартный вопрос, с которого начинался наш разговор с Мамой: «Любаша что случилось?» Это была программа страха жизни моей Мамы, которая стала и моей сутью. Понимаете, мы неосознанно продолжали жить в постоянном напряжении и ожидании новых проблем, несчастий, так мы переживали друг за друга. Это было нашей формой любви друг к другу, но это было тяжело, ведь известно, когда Мама боится за своего ребенка, она своими страхами буквально обрекает его на то, чего она боится. Боится, что ограбят, обманут, предадут, заболеет, попадет в аварию? Это случится.

Сестра в это время мне не звонила. И мне не хотелось отвечать сейчас, сначала я бы предпочла поговорить с Мамой, но все-таки я ответила. И тут услышала ­какой-то чужой и истеричный голос, который буквально вдавил в меня: «Любаша Мама умерла!». Она рыдала что есть силы, связь оборвалась. Я еще не впустила эту информацию и за такое короткое время не могла понять и осознать того, что я услышала. Ее голос врезался в мой мозг, раздражал его, и слова застревали, так мне хотелось закрыться от них стеной. Я дрожащими руками набрала ее. «Что случилось? Как? Как умерла? Когда?» Я отвечала глухим голосом, как мне показалось, и еще не понимала, что ровно с этой секунды моя жизнь начнет разрушаться. День за днем, час за часом, месяц за месяцем в ней будет крушиться, ломаться и уничтожаться все под корень, в ней полностью «сгорю» я, и мне еще надо будет многое пережить, прежде чем я снова почувствую себя живой и целостной. Еще много лет и невероятное количество усилий на проверку моей воли, веры, силы духа, силы разума, терпения мне понадобится, чтобы разморозить ту часть моей Души, которая тогда «умерла» и была заморожена вместе с сердцем.

Я впала в анабиоз, мои действия приняли странный, ­какой-то механистический характер. Мне казалось, что все происходит не со мной, что я — это не я, и я лишь попала в ­чью-то игру случайно, я не должна быть там, и все, что происходит, это происходит не со мной. Это невозможно, это просто невозможно, потому что так быть не должно, потому что к этому невозможно быть готовой. Я находилась в двух противоположных состояниях. C одной стороны меня будто парализовало, пригвоздило к полу, из меня будто высосали все жизненные силы, и мое тело стало ватным, и я села. С другой — из меня так и норовили вырваться вспышки неконтролируемых эмоций, и это проявлялось через странные хаотичные движения. Я то резко садилась, то вставала, то замирала, то махала руками. Я еле сдерживала себя, чтобы понять и ­как-то осознать все, что мне рассказывала сестра о смерти Мамы, хотя нет, принимать еще не хотелось, хотелось отбросить от себя это, закрыть глаза, снова заснуть и проснуться уже в другой реальности, где ты звонишь и берет трубку Мама, она живая, все в порядке и я делюсь с ней своими новостями. Перед глазами возникла ее фигура, и мне так захотелось ее обнять.

Но отрицать реальность бесполезно, и спала не я, а уже другой, самый родной мой человек, а во мне начала просыпаться какая-то затаенная боль. Она начала постепенно изнутри окатывать меня волнами, и я задыхалась. Как перед штормом, когда волны постепенно наращивают скорость и начинают набегать одна на одну, двигаться в разных направлениях, так и внутри меня запустились ­какие-то процессы, которые меня пугали, и мне так хотелось спрятаться и зарыться под одеяло, как прячется маленький ребенок, когда ему страшно. Мне хотелось плакать, но я не могла, потому что боялась, что поток эмоций захлестнет меня, а мне надо держать себя в руках, ведь я на людях. Мне хотелось кричать, но я не могла, это было бы странным. Мне очень хотелось поделиться своим горем, и когда администратор ресепшен отеля, увидев мое состояние, подошла и спросила, что случилось, а я прямо ответила: «У меня Мама умерла!», то она просто отошла. И я не увидела от нее даже минимального сочувствия и слов поддержки, а мне так этого хотелось, так было нужно. Я сказала этот так, как будто сообщила будничную новость, а у самой снова перехватило дыхание от того, что я не смогу сейчас сдержаться, и в очередной раз я подавила на уровне горла потоки слез, а у нее не хватило эмпатии ответить мне что — то теплое или предложить кофе или чай. А может, она растерялась, как и все мы, когда видим чужую боль, потому что не знаем, как реагировать на это, и боимся быть неуклюжими в проявлении эмпатии, ведь эмпатия — это настоящий дар, который дан не каждому, и чтобы ее развить, нужно самому многое пройти.

* * *

У каждого внутри скопилось так много переживаний, что мы иногда как натянутые струны гитары, если сейчас посильней на нас надавить, то «струны» лопнут. Внутри каждого из нас живет «чудовище» которого мы боимся и только когда последняя заслонка ломается, бурные воды начинают сносить все, что попадается им на пути. Наше чудовище — это эмоции и страхи, которые прячутся внутри нас. Человек всегда боялся своих глубинных чувств. И гениальные произведения — это те произведения, где мы можем соприкоснуться хотя бы с маленькой частью этих чувств, прожить их хотя бы таким образом. Мы боимся своего «чудовища» боимся не справиться с ним, мы чувствуем его силу. И да, в такие моменты с ним невозможно справиться, потому что наша внутренняя емкость не безразмерна, и рано или поздно они начнут изливаться, и мы потонем в пучине собственных эмоций, если не за что будет схватиться, а опора уйдет из-под ног. Моя опора ушла из-под ног, а руку мне никто не подал, и я начала «тонуть».

Это стихотворение я написала позже, когда позволила снова своему детскому таланту проявиться во вне. Я писала стихи в детстве, но, как и многое, забросила на очень долгое время. Стихотворение очень хорошо отражает внутреннее состояние, в котором я находилась, проживая серьезные трансформации на грани жизни и смерти моего тела, которые так нужны были моей Душе.

«Трансформация»

«Вспышка Света… озаренье… прочь от мрачных берегов!

Чертога ошибок ранних, ложь инстинктов, сласть оков.

Утонуть до дна нам надо, все страдания испить,

захлебнуться в темных страхах, чтобы боль свою излить.

Если будет остановка, это значит, смерти час?

Нет движенья, то — уловка? Нету жизни больше в нас?

Сердца стук, бежит по нервам импульс жизни, иль недуг?

Разгадать порой так трудно, жив я или умер вдруг!

Или замерло мгновенье, обездвижев время в раз?

И бежать вперед так трудно, в опыт прошлый тянет нас.

То тоска, сомненья веры, иллюзорный взгляд на мир,

где свершился грех измены — то себе ты изменил.

Палачом себе сам стал ты, обманулся, осудил.

На кресте себя распял ты, отказавшись от любви.

Коль проснется воля к жизни, пелена спадет оков,

что есть силы оттолкнувшись ото дна всплывешь ты вновь.

Cердце бьется, ток по нервам и бежит по жилам кровь,

жажда жить движенья хочет, бьется сквозь тебя любовь.

Выдох — вдох, еще отсрочка, выдох — вдох, прочь темень, сгинь,

выход — близок, смерти — точка, Смерть тебе дарует Жизнь!

Жизнь в дорогу провожает, обещает, что теперь,

будет все, как ты желаешь, Свет Любви неси ты в мир!»