моё яркое небо — увяло, раздалось с шумным воем дорог, и все краски сгорели — стояло
лишь тихое имя и смог. а сегодня закрою я двери, щелкнут сотни замков и теперь, я улыбку свою лишь развею, нарисую
цветы у окна — запылает, как сердце сирени, всяко важная моя мечта.
теперь
теперь — моими-твоими мечтами,
теперь — грохотом шумных дорог,
ветром сырой акварели,
и миром, стоящим у ног.
отброшу я всё, улыбнувшись,
рисунки сомну, не томя,
и двери открою, согнувшись, забытая — может, плашмя?
мир
мой маленький мир, моя тихая вечность,
нарисован не мной — не моими цветами;
тихим шёпотом звёзд, перезвоном печали,
сладкой тенью цветов — и чужими мечтами.
в нём три капли — мгновенье,
целый мир лишь для сотни секунд,
и печаль, как отшумевшее веселье —
ряд за ряд с собой влекут.
милой вечности
для моей тихой, милой вечности,
цветы нарисую я вновь —
забытыми цветами нежности,
красотой юных слов.
те, горящим окурком,
факелом тёмных ночей,
согреют меня не свинцовым удушьем придурков —
нежностью, яркостью дней.
желая
желая что-то изменить — минутами страсти
и искромётной печали —
мы мечемся в выборе собственных лиц,
рисуем улыбку руками устало.
«прекрасно!» — кричишь ты, и слёзы таишь,
красивый в печали, молчишь и молчишь,
горестно-лживый, в текстильном плену,
мечешься в выборе — ох, и не жду,
улыбок твоих и радости встреч,
искренних, сладких, пленяющих речь
в огне поцелуев тех вздохов горячих,
и мира, что нежно трепещет
в касаниях незрячих.
мечтами, мой милый, горящими днями
мечтами-мечтами, длинными-сладкими днями,
рисуя улыбку уставших надежд,
взлетали мы — и сгорали,
осколки кричащих невежд.
помнишь, мой милый, тот крик у небес —
отчаянный, горький, меняющий весь?
расплавленный в боли, горящий в огне —
болезненно-липкий, и мне, и тебе?
ты улыбался, ломая крыло,
ухнуло сердце — ушло ведь на дно,
ты улыбался — и в солнце горел,
пленяюще-липкий, и мне не удел.
мой милый, прекрасный ты в свете зари —
сгораешь, стоит лишь солнцу согреть все лучи.
живёшь ты в пучине ночной тишины,
улыбку рисуя бессонной свечи.
мечтали
мы были прекрасны и вольно пьяны,
глотая улыбки в винном угаре,
и звёзды на веках —
рассвет лишь вины.
мечтали мы, знаешь, о всяком.
мечтали — не жили, глотая вино,
лишь птицами пели о счастье;
мечтали — и даже не всё равно
куда унесёшься в ненастье.
глотая улыбки — искряще вино,
мы ночь говорили о «завтра»,
и небо нам пело — не всё равно,
и звёзды на веках не гасли.
ты помнишь?
птицами небо пронзают мечты,
солнцем мгновенье рисует картины,
светом рождённые цветы,
и сладость первого мужчины…
ты помнишь это — не забыть
тот мягкий трепет в нежности секунд,
когда, плененные желаньем жить,
выносят нежность суду из зануд.
в мечтах всё ярко — даже слишком,
красивы мы с тобой — больны.
и виноваты лишь излишком,
вольны любить рассвет весны.
красивы были мы — ты помнишь?
смеялись, словно жизни невдомёк,
как мы той серостью бродили,
вставая костью поперёк.
мечтая
мечтая — мы ломаем крылья,
превышаем лимит миражей,
разбиваясь с высоток усилий —
и красиво встречая гостей.
мы мечтаем — и в этом прекрасны,
словно рок ожиданий несчастных
не касается нашей спины,
вырывая пернатое счастье.
не подняться нам ввысь — уж увы,
не встречать в горизонте рассветы.
мы больны, так прекрасно больны —
не просить нам прощенье за это.
мы
мы небом грозились стать,
птицами солнце закрыть —
и сотню лет могли не спать,
боясь воспоминания забыть.
могли — в прошедшем,
сквозь горький яд на кончике секунд,
могли — оставили ушедшим,
что всяко как-нибудь соврут.
мы дети, боже, в ярко-красном,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.