Бесплатный фрагмент - Мой ломтик счастья

Посвящается моим «божественным капелькам» —

дочуркам Яне и Арине

«…не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил».

Антуан де Сент — Экзюпери

Вступление

Книга для детской души, наполнена трогательным детским смыслом, пропущенным сквозь призму житейской мудрости и окрашенным в многоцветие детских ощущений, представлений, мечтаний.

Детский читатель вместе с книгой открывает для себя целый мир, полный светлых и радостных мотивов. Они рождают в его душе сопереживание, надежду и силу духа, способствуют улучшению психоэмоционального состояния, позволяют посмотреть на мир с любовью и нежностью.

Истории научат бережно относиться к окружающему миру, с добром и любовью, обучиться смелости, верности и милосердию. Вместе с книжными героями юный читатель учится главным жизненным ценностям, влияющим на формирование его личности: любви, доброте, дружбе, сопереживанию.

Чтение книги побуждает детей к развитию гуманного мышления, приобщает к культурному русскому языку, пониманию семьи как достоинства личности.

Посредством именно таких книг дети узнают и стараются понять мир, в котором им предстоит жить, работать, любить, создавать семьи и отношения с людьми

Книга для взрослых, родителей. С наказом, идущим из далекой древности: взрослые — это не те, которые учат, а те — у которых учатся. В первую очередь — они образец, а не судьи, предпочитающие награждать, а не наказывать. А это — сильнейший стимул положительных перемен в детской душе.

От автора

Еще в детстве, мальчиком проживая в крохотном селении у опушки леса, я представлял свою родину Россию как сказочную страну. В каждом доме затерянного поселочка держали собак и топили печки, а вокруг собирались обитатели дома, чтобы поговорить за жизнь.

Дедушки вспоминали войны, которая вела Россия, чтобы быть свободной и справедливой. А бабушки тихо и нежно говорили нам, внукам, какая она большая — эта страна с названием Россия, что она самая главная в мире. И все это завоевали для нас наши предки, самые смелые и красивые. А затем рассказывали дивные истории и сказки, в которых русские всегда побеждали своих врагов, а русских никто и никогда не смог одолеть.

В доме потрескивали поленья в печи и незримо присутствовала мудрость — на душе было нежно, и все время это безбрежное чувство родины.

Вот так, мальчишкой, я представлял себе Россию — край, находящийся в центре Земли, где даже войны и бедствия не могли убить доброту и мудрость…

Мое детство. Моя маленькая родина. Где мне по силам было быть волшебником, верить в чудеса и самому строить собственный мир чудес. Мудрый и добрый, где жила мечтательная нежность и симфонией звучала весенняя капель; цвел в душе чарующий подснежник и песней проливалась волнующая трель птиц; а счастье, как чудо — колыбель, качал в небесах волшебник, пленительный затейник чистого, тонкого и обаятельного детства.

«…Ведь каждый в детстве верил в чудо» — Жан Руссо

И у меня была своя мудрость, один необычный друг, который просто восхищал меня своей жаждой жить, быть радостным и счастливым. Кусочек солнца светился в этом друге всем своим жаром и жаждой жизни.

Мой друг из далекого детства, и он же учитель — собака Дымок…

«…а этот пес пах счастьем и улыбался. Да еще как! Он будто бы весь светился, так радовала его встреча с невысоким мальчуганом, замершим от удивления на крыльце…».

Это легкая и нежная история детских ощущений, проявления чистых порывов юной души с ее особым отличием — открытостью, наивностью и волшебством впечатлений, подмеченных мудрым Г. Андерсенем: «Жизнь сама по себе является самой прекрасной сказкой».

Вы увидите мир глазами подростка — эту атмосферу живых эмоций, идеалов и ценностей; любви к отчему дому и Родине; мудрых мыслей и рассуждений; восхищения красотой природы.

Вы войдете в светлый мир десятилетнего мальчика и проживете вместе с ним одно лето, самое неповторимое лето с запахом зеленых яблок, цветов и скошенной травы, лето чудесных ароматов, вкусов и звуков, лето, наполненное солнцем и загадочными событиями; лето, когда каждый день совершаются удивительные открытия, главное из которых — непрерывное ощущение счастья.

Все меняется. Меняется жизнь… Меняются люди… И вроде все хорошо. Но иногда так не хватает детства. Той жизни… Тех людей… Тех пройденных дорог… Того «покоя краткого».

Все это чудным образом сложилось в желание написать книгу о своем удивительном детстве, сказочной стране, в которой у меня был такой друг — невероятный непоседа, озорник и просто радостный пес Дымок. Нужен был толчок… Им оказался вопрос моей дочурки: «Папа, что было самое интересное в твоем детстве?»

На стыке эпох родились воспоминания. Старый, древний мир — мое детство — уходил в тьму, пришло его время. Но детство как звезды — даже тогда, когда их не видно, мы всегда знаем, что они есть. Оно как лазурный остров, где живут «одним желанием, лишь жаждой воли и добра».

Книга о дружбе, радости и любви. Любви к детям, взрослым и живой природе. Любви, которая «… начинается там, где взамен ничего не ждут».

Антуан де Сент — Экзюпери

Книга о семейных ценностях, сопереживании и связи между поколениями.

Книга о счастье — а счастья в жизни столько, сколько замечаешь. О том счастье, которое любит, чтобы им дорожили, и не любить, чтобы к нему привыкали.

Книга — гимн детству. Гимн юности…«Солнцу на пасмурных мотивах». Она способна поддержать и вдохновить, изменить представление о себе и мире.

Зажгите в своей душе, как в алтаре, свечу счастья, потому что счастье — это самый красивый и дорогой бриллиант в мире.

И еще потому, что «Жизнь сама по себе является самой прекрасной сказкой». — Г. Х. Андерсен.

И — напоминание взрослым: «Душа исцеляется рядом с детьми». — Ф. М. Достоевский

***

Я помню, что мне говорил Дымок

«И пусть я — всего лишь четвероногое существо, но… Твое счастье. Это ты так называл меня. А я запомнил… Я помню, как ты говорил, что я твоя первая радость и твое первое счастье, и что в твоей памяти я останусь навсегда… Я многое помню.

Я помню, как ты впервые меня увидел и какой восторг испытал. Я помню, как ты мыл меня, расчесывал, как ты учил меня верить и любить… и как радовался, что я стал верным другом.

Я помню, как смотрел в твои глаза и видел там безграничную нежность и тепло. Я называл тебя «мой мальчик», а ты обнимал меня. Ты верил мне… И я знал это. Я помню, как ты учился говорить со мной, ты стал рассказывать мне о своей кручине, а я ласкался к тебе…

Я не мог выразить словами, как ты мне дорог, я же не знал язык человека… Я помню, как лежала моя мохнатая голова на твоих коленях, и ты гладил ее. Ты говорил, что мы никогда — никогда не расстанемся. Я верил тебе… Я знал, что так и будет.

Ты всегда был рядом… Ты приходил и говорил мне. Я слушал тебя. Мир становился радугой, цветным и ярким… Мы не были одиноки, а это главное… мы стали родными. Ты был мне дороже всех. И я для тебя был один в целом свете… счастье — это когда у тебя есть с кем разделить свои мечты.

Мы говорили обо всём, что радовало нас и печалило… и пусть я не мог ответить тебе, но я правильно понимал тебя… Ты видел меня не собакой, а человеком… Да, точно, относился как к человеку, я наполнял твою жизнь терпением, любовью и преданностью… Это была, нет, и есть… Настоящая жизнь… с запахом мечты… глотками счастья… и с привкусом любви.

И пусть ты был маленький, но… ты знал всё, что мне нужно, понимал своим мудрым сердцем, и я знал, что нужно тебе… чувствовал своим зорким сердцем.

Когда тебе было плохо, я лежал рядом с тобой и своими ласками отогревал твое замерзшее сердце… и ощущал, как оно тревожно бьется… я очень хотел, чтобы ты снова стал счастливым, стал улыбаться, давать мне самую вкусную еду и рассказывать сказки. И ты, и я это помним.

Недолгое время я была твоей собакой, но я научилась любить жизнь и людей… Ты научил меня любить, ты гордился этим… и был счастлив.

Я знаю, ты дорожил мною, ценил, а я оберегал тебя, хранил. Я знаю, ты мне говорил, что самое ценное — это время, то, что мы не сможем вернуть. Никогда… И потому мы учились быть счастливыми… каждый день. Сейчас. Здесь. Это было так здорово!

Это было наше любимое дело — вместе идти дорогой твоего Детства… и мы знали, что самое дорогое у нас — время, где мы были вместе и были так дороги каждому.

Засыпая, я всегда думал, как хорошо, что у меня есть ты… Вот это Жизнь! Мы целый день играли, и ты был в восторге.

Ты всегда утром крепко обнимал меня… и я так ждал твоих ласок и обнимашек, прыгал от радости, и видел, я видел, как ты заливался наивным смехом. В твоих глазах было много нежности, много света. Ты говорил мне, что покажешь весь мир, всю Землю и мы будем самыми счастливыми на ней… я верил тебе…, но знал, что мой век собачий очень короток.

Ты говорил мне, что я чудо для тебя, и я верил тебе, ведь твое детское сердце не могло обманывать. Я различал твои шаги, я ловил каждый твой вздох, каждое слово… А когда ты заливался беззаботным смехом, я чувствовал себя самой счастливой собакой в мире.

Твое сердце верило в чудеса, оно жило по своим детским законам… что счастье приходит к каждому… И не обязательно в хорошую погоду. Но обязательно вдруг… только наберись терпенья.

Каково было мое предназначение? Зачем я пришел в этот мир? Только есть? Гулять? Играть?…Или… Я понял, я узнал, ты убедил меня в этом… делать приятным, нет, нет, делать счастливым твое пребывание на земле. И взамен ничего не требовать… Вот как точно: я поменял свою свободу на право называться твоим другом, твоим счастьем.

Я знаю, ты всегда будешь помнить обо мне, а я всегда буду слышать твои шаги, чувствовать звуки твоего щедрого сердца и видеть твои добрые глаза… там, в мерцающей тишине заснувшего Неба…

Ты всегда будешь рад, что в этом мире знал меня. Я буду вспоминать тебя, чтобы ты не грустил. А когда тебе захочется улыбнуться, ты посмотришь на небо и скажешь себе: «Там живет мой Дымок, он дарил мне аромат счастья и освещал мою жизнь».

***

«Детство — это состояние души»

В этой книге МЕЧТА, ВОЛШЕБСТВО, ЛЮБОВЬ… есть во всем этом вечная гармония детства — красивое и приятное, на сердце ложится легко и светло. И детство чарующим эхом приходит к нам. Кажется, душа поет и понимаешь, что Детство — это состояние души.. Читаешь и получаешь огромное наслаждение. То, что надо, не больше и не меньше.

Легкая, чудесная, вкусная книга, читая которую, получаешь огромный позитив и желание что-то изменить или пересмотреть в своей жизни, книга которая непринужденно мотивирует на прекрасный поступки, книга для детей и о детях и о совместном чтении детей и родителей.

Легкая ненавязчивая философия заставит подумать детей и вступить в диалог. Книга легкая и романтичная. Нет тяжелых подробностей о быте, книга больше о любви и о том, что счастье возможно найти везде. Немного сказки, немного загадки, и пребольшой удивительный мир и завораживающие светлые краски детства. Книга заставляет переживать бурю эмоций, что очень важно в воспитании детей. Книга полна добра, любви, позитивизма».

«Поклон отчему дому»

«Кто из нас в детстве не мечтал о собаке… Не об игрушечной, а живой, настоящей. Пусть не о породистой с родословной, а о простой дворняге. Такой, чтобы лапу давала, в нос лизала и обязательно защищала от врагов.

Владимиру Леонову, создателю повести «Мой ломтик счастья», повезло дважды. Во — первых, у него была такая собака. Во — вторых, через многие годы он сумел пронести в сердце радость детских воспоминаний о своем лохматом друге, озарившем счастьем его нелегкую жизнь.

О чем бы ни писал автор, он всегда расскажет о себе… Лесной поселок в царстве сосен и дубов. Простой работящий народ спешит на проходную мебельного заводика. Пахнет летом и свежей смолистой стружкой… Таким ясным и теплым утром автор увлекает нас в путешествие по лабиринтам своей памяти и сразу приглашает в родной дом, где все блестит чистотой и вкусно пахнет хлебом. Это мамина заслуга. Кажется, она и теперь незримо опекает своего сына и благословляет на творческие поиски.

С первых строк заявляет о себе главная тема повести — любовь. Это она является источником трепетного и высокого общения детей и взрослых. Это она сделала родными небогатых жителей поселка, она дала жизнь главному герою и даже бездомному псу помогла стать полноправным членом семейства».

«Непрерывное ощущение счастья»

«Это книга, в которую я влюбился с первого взгляда: яркая, красивая и притягивает, как магнит. Ее хочется листать, рассматривать, трогать. Она тихо и ненавязчиво втягивает тебя в поток того, что действительно любишь. Такая книга не обманет.

Полное равновесие двух начал: чувства художественности и глубокой лиричности

Книга очень личная и невероятно эмоциональная, наполнена солнцем, жизнью в ее лучших тонах. Именно ради такой жизни и хочется жить!»

«Прививает вкус к языку и Родине»

«Книга Владимира Леонова «Мой ломтик счастья» является прекрасным образцом столь немногочисленной сегодня и столь необходимой качественной детской литературы. Она прививает детям вкус к родному языку и любовь к Родине. Она тяготеет к ряду лучших образцов детской литературы последних десятилетий: рассказам Н. Носова, повестям В. Крапивина.

Моё мнение таково: книга Владимира Леонова «Мой ломтик счастья» имеет право занять своё достойное место и в домашних, и в детских, возможно, даже школьных библиотеках. Во всяком случае, юный читатель, взяв в руки эту книгу, о своём выборе не пожалеет».

«Удовольствие и восторг»

«Замечательно! Богатый, яркий язык, отлично прописанный художественный мир; текст читается с удовольствием, восторгом. Книга, безусловно, придется по душе и детям, и взрослым».

Отзывы читателей

***

Рисунки в книги выполнены дочерью автора Ариной Леоновой, школьниками художественной школы №1, 1-го и 3-го классов лицея №12, 6-го класса гимназии №1, детского центра «Виктория» г. Новосибирска

Глава 1. Встреча

Прозвали меня в нашей деревушке «Вовка — морковка», а некоторые ребята, чтобы сильнее подразнить меня, громко добавляли еще: «…и красный арбуз». Вот и получалась обидная для меня кличка: «Вовка — морковка, красный арбуз». Не мальчуган, а фрукт какой — то. Хотя и было мне по возрасту десять лет, и в школе отличался хорошей учебой, и учительница всегда ставила меня в пример, но с друзьями у меня как — то не ладилось. Чуть — что, сразу «Вовка –морковка…».

Вот и грустил я, друзей не имел и все свободное время проводил в своем дворике. То дрова рубил, то молоко в масло сбивал… Просил папу хотя бы собаку мне подарить, как — то веселей было бы, но отец только хитро посматривал искоса и отмалчивался.

Был у папы с мамой свой домик с печкой, огород рядом, а во дворе, огороженном забором со старыми в трещинах досками, какая только живность не водилась.

Здесь и два розовощеких поросенка, и с толстыми боками корова Маша, и нежная телочка Соня, и важные гуси, не спеша ковыляющие на своих коротких ножках, да еще неприступные драчливые индюки, которых я боялся, как черт креста.

Ну и, конечно, куры. Разноцветные: и серые с темными пятнышками, и черные с белесыми нитками, и коричнево — желтые, и белые, и даже ярко — красные. От этой пестроты у меня в глазах порой зайчики бегали.

А как только я выходил во двор с ведерком зерна, то казалось, целый оркестр во двор заглянул. Галдеж куры поднимали такой, что собаки в соседних дворах пугливо поджимали хвосты и исчезали, на всякий случай (береженого бог бережет), в своих перекошенных будках. Бежали куры на мой зов стремительно, не выбирая пути. А потому теснили друг друга, наступали на лапы рядом бежавших. Нередко слабых сбивали на землю, подминали под себя. Шум, грохот, да еще пыль клубилась, как дым печки.

Я заблаговременно опрокидывал этой голодной ораве ведро с пшеном и пулей взлетал на самую высокую ступень крыльца — я хорошо запомнил, как однажды попутно вместе с зерном куры клевали мои босые ноги. Словно крупный град ударил по пальцам, раны долго не заживали

Вот и на этот раз, в солнечный летний день я стоял на крыльце и наблюдал, как полчища ненасытных кур выбирали своими крепкими клювами последние зерна из земли.

Как вдруг раздался звон щеколды, открылась с дребезжанием и скрипом несмазанных петель калитка, и во двор вбежала собака. Невысокого роста такая, с короткой серой шерстью, местами облезлой, с кривыми короткими лапами. Словом, так себе. Среди других собак я бы не выделил ее — красотой не блистала, это уж точно.

Но какой был веселый этот пес! Светились радостью черные глаза, смешно свисал набок длинный розовый язык, а куцый, совсем голый хвост крутился, правда — правда, как юла.

Остановился пес так, что лапы уперлись в землю. Замер, а потом неожиданно улыбнулся во всю собачью пасть. Улыбка говорила, как хорошо собаке, как нравится ей мой двор. Ее задорное, смеющееся лицо было направлено ко мне, оно говорило, как рада встрече.

Я видел деревенских собак только издалека, они мне казались всегда ворчливыми и грозными, а этот пес улыбался. Да еще как! Он будто бы весь светился, так радовала его встреча с невысоким мальчуганом, замершим от удивления на крыльце. А когда он во всю ширину растянул свою пасть, показав все свои крепкие зубы, да вслед так быстро завилял хвостом, да так беспрерывно, что перепуганные таким чудовищем, каким им показался пес, куры врассыпную, с сердитым кудахтаньем, смешавшись с обалдевшими гусями, вмиг исчезли с моих глаз.

— Вот тебе и подарок, сынок: теперь этот пес твой, как ты и просил, — голос отца, показавшегося в калитке, словно приободрил пса.

Не успел я и сообразить, а пес, повиливая хвостом и улыбаясь, уже взлетел на ступеньки, с радостью подбежал ко мне, поднялся на задние лапы и начал лизать мое лицо своим шершавым теплым языком. Его веселые глаза смотрели на меня, они подтверждали, что я его хозяин, что он хочет от души этому порадоваться. Его передние лапы острыми когтями царапали мне грудь, а задние топтались на моих босых ногах.

Но я не чувствовал боли, радость переполняла меня — это мой пес! Он такой живой и по — детски смешной и озорной. А пес с благодарностью, что я искренно рад ему, слизывал с моих щек капельки соленого пота, а, может быть, это были слезинки радости.

— Ты моя собака! — закричал я от восторга. — Ты мой настоящий друг!

Наверное, в жизни я еще не произносил слова с такой значительностью, что даже отец поднял руку в знак восхищения.

— Ну как, дружище, назвать тебя? — произнес я вслух. Пес понял меня, поднял уши торчком и внимательно посмотрел мне в глаза, словно говоря:

— Это ты вовремя говоришь, мой мальчик! Мне, как и любому существу на свете, хочется, чтобы ко мне обращались по имени. Собака, имеющая хозяина, имеет и имя.

В голове у меня все так перепуталось, что я уже и не мог долго думать, поэтому сказал имя, которое первое пришло на ум. Видимо, серо — голубой оттенок шерсти вытолкнул из меня это слово. Чуть позже я понял — не только цвет повлиял на мое решение. Обстоятельство другого качества оказалось важнее. Мне его ритмично нашептывал внутренний голос: «Имя дай то светлое, по которому о доме и уюте судить можно».

Мое воображения в тот момент пульсировало, обрушивало на меня поток цвета и света. Трепеталось и билось, как взлетающая в небо птица. Но я не просто соединил в имени два значения, я дал понять собаке, что перед ней хозяин, которого надо понимать и слушаться:

— Ко мне, Дымок. Рядом. К ноге.

И пес послушно опустился передними лапами на ступеньки. Так и застыл — подогнутые задние лапы и выпрямленные передние. Безмолвная нежность. Ласковая улыбка. Преданность, готовность подчиняться. И все в одной собаке, дворняжке. Но теперь уже ставшей моим трогательным счастьем.

Папа поднялся по ступеням, улыбнулся, как я понял, и мне, и моему четвероногому другу, в его глазах светилось удовольствие:

— Ты рад этому псу? — спросил он добродушно меня. — И как ты назвал его?

— Дымок!

— Что ж, ты выбрал правильное имя. Оно легкое, говорит, что у собаки есть дом и есть хозяин. Ты действительно мудр, мой сын. Отнесись к Дымку как к настоящему другу. Ухаживай, не обижай, не бросай. Играй с ним, разговаривай, учи командам. Не ленись, бегай с ним, лови бабочек, жуков… … Грейте друг другу души… Чем сумеете: словом, игрой, добром… сладкими конфетами. Поверь, и скучать будет некогда.

Дымок понимал наш разговор. Он внимательно переводил свой взгляд то на меня, то на папу. Одобрение читалось в его глазах. Он опять улыбнулся и так широко растянул пасть, что не выдержал и громко чихнул. Словно человек. Я и папа, не удержавшись, вместе сказали ему: «Будь здоров!» и, посмотрев друг на друга, разом рассмеялись. А пес Дымок словно подыгрывал нам, вся его физиономия говорила: «Что, хорошо вам со мной, правда? А будет еще смешнее!»

И пусть видом он не был красавцем, и пусть невысокого роста, да короткие кривые лапы бросались в глаза, но лишь взглянешь на его веселое и добродушное лицо, и сразу кругом все становится светлее и радостнее.

Папа как будто прочитал мои мысли:

— Володя, в жизни есть своя внутренняя мудрость. Простая и тихая. Одни люди называют ее чудом, другие — судьбой. Умные дорожат, глупые насмехаются. А я называю это бесценным подарком — любить в себе душу. Тогда она обязательно притянет к себе родственную — такую же добрую и нежную. Сердце не выбирает кого попало — оно чувствует родное.

Дымок все понял, а я потом не раз буду повторять: Умный, умный как Дымок» — ведь это я прочитал в его глазах. И, поверьте, это было правдой:

— Мой мальчик, я появился в твоей жизни потому, что так ты хотел, об этом мечтал и внутренне горел. Я есть твое зеркало, отражение того, что происходит внутри тебя.

И как здесь не согласиться? Счастья в жизни столько, сколько ты его замечаешь! Дымок мне это подсказал… вместо человека.

— Папа, папа, — я хотел ответом папы показать собаке свои сильные качества, — а ты скажи Дымку, что я люблю бегать! Всех школьников обгоняю на уроках физкультуры, мне учитель всегда пятерки ставит. Вот мои одноклассники дразнят меня обидной кличкой, а я им отвечаю, что они просто слабаки и лентяи, и обзывают меня потому, что завидуют моей силе. Думаю, что они ведут себя, как жалкие, еще не оперившиеся птенцы.

— Как ты сказал? Неоперившиеся птенцы! Ну ты даешь, Володя, — изумленно произнес папа и невольно рассмеялся. Дымок приподнял морду от неожиданности, улыбнулся папе, говоря: «Мой хозяин знает дело, верно говорит».

Папа обнял меня, произнес слова, которые я уже забыть не мог:

— Поверь мне, сын, что для счастья этого мало — быть сильным. И даже быть умным — это еще не все. Нужно, чтобы в человеке был еще один стержень. Самый главный. Самый несгибаемый… сила духа. Ты силен, пока она есть. Силы у тебя столько, сколько духа. По — другому — воли.

Папа сделал паузу, давая нам с Дымком время запомнить слова, и продолжил:

— Сила духа не всегда не всегда означает быть первым, она в том, чтобы ты стал лучше, чем был.

Пес стал твоей радостью… это хорошо, но запомни, сынок, у тебя теперь три счастья. Самое главное счастье — мама, потому что она первый ангел и все лучшее — ей. Затем — собаке, потому что она зависит от тебя… это твое второе счастье. А затем уже и нам с тобой, потому что мы — мужчины. Помни последовательность.

Дымок радостно закивал головой, словно говорил:

— Логично мыслит главный хозяин. Такая очередность меня устраивает.

Начал сверлить меня взглядом:

— А ты согласен с этим, мой мальчик?

Как я мог возражать!? Ведь передо мной стояли два моих счастья. А счастье — это близость глаз и близость душ. Это– верить, не сомневаясь и давать, не жалея.

Я еще крепче обнял папу. Подарил широкую улыбку Дымку, чем вызвал восторг на его морде, а в глазах — вот эту мысль: « Не бойся, мой мальчик, лишний раз обнять папу и сказать, как ты его любишь. Лучше на один раз больше, чем меньше. И про меня помни, я так люблю обнимашки»

Папа подвел итог нашему общению:

— В жизни нужно отвечать взаимностью: на любовь — любовью, на дружбу — дружбой. Ни больше — ни меньше.

Я не удержался:

— А на обиду?

Папа посмотрел на собаку:

— А как думает Дымок?

Явно польщенный, что ответа попросили у него, Дымок преисполнился собственной важностью: задумался, наморщил лоб, поднял хвост. Выждал паузу. Не спешил отвечать. Интриговал. Давал понять, что он в глубоких размышлениях. Затем обвел нас неторопливо глазами. И… не выдержал, сбросил с лица маску озабоченного мыслителя, весело залаял. Рассмеялись и мы с папой. Разве можно отказаться от того, кто заставляет тебя улыбаться!?

— Вот видишь, сынок, собака ответила вместо меня: отвечай улыбкой, забывай плохое, впускай хорошее. Это лекарство от всех огорчений, без срока годности, потому что тот, кто не отвечает обидой на обиду, злостью на злость спасает обоих — и себя, и другого. Верно, Дымок?

Свое согласие с папой пес выразил улыбкой до ушей и неторопливым покачиванием тонким хвостом. Иногда нужно просто, чтобы рядом был тот, кто тебя понимает — эту истину мне подарил четвероногий друг.

— Итак, начнем знакомиться с моей деревней, — сказал я Дымку. — Тебе будет полезно это знать. Но сначала подай папе лапу, поблагодари. Закончились твои одинокие, бездомные дни, а я получил чудо — тебя, Дымок.

Поверьте, у меня возникло впечатление, как будто я произнес слова из сказки: «Сивка-бурка… встань передо мной, как лист перед травой!»: заискрились веселые глаза собаки, потешно взвился тонкий хвост. Дымок все понял, по — собачьи был счастлив — ведь его назвали чудом! Он плавно поднял правую лапу и протянул ее папе.

Он выразил собачью признательность человеческой доброте. По — моему, это самое красивое и душевное действие на свете — проявить признательность к тем, кто помогает, заботиться.

Смущенный и растерянный поступком пса, папа вначале окаменел, затем удивился, а потом с восторгом заключил мохнатую собачью лапу в крепкое взрослое рукопожатие и сказал:

— Вот такая оказия вышла — ума у Дымка оказывается целая палата. Говорить не умеет, но лучше всяких слов, понятнее — его веселые глаза… и эта поднятая лапа. Как рука человека. Точно, как будто человек меня благодарил. Кому расскажешь на работе, не поверят. Я до вечера руку мыть не буду, так поразил меня Дымок. Такое со мной впервые. Не зря мудрые люди на такой случай придумали выражение: век живи — и век удивляйся.

Я спускался со ступенек первым, пес шел следом, шаг в шаг — вот такое было у него воспитание.

Глава 2. Мои истории

Стоял жаркий июль. Солнце заливало землю, словно огнем. Деревня казалась вымершей: ни людей, ни собак. Все попрятались от духоты и жары.

Только мы с Дымком, две единственные фигуры в дневном свете, не спеша, шли по улице.

— Дымок! Рядом со мной! — отдавая команды псу, я внутренне переживал, поймет ли он. Но это был умный пес. Чуть прибавив шагу, он поравнялся со мной и топал своими лапами в такт моим шагам. Лицо его выражало гордость: еще бы, он не бездомная шелудивая собака, он не ничейный пес, у него есть хозяин, а, значит, и дом.

По дороге я посматривал на дома, а вдруг кто — то из мальчуганов увидит меня с таким радостным псом, да еще прилежно выполняющим мои команды, и тогда ему станет плохо от зависти. Ох, как мне сладко стало от такой мысли — закончилось мое одиночество, и вся моя печаль позади.

Гладя на пса, я рассказал ему, почему нашу деревню называют Боровое, как долго здесь я живу с родителями. Для меня — это самое красивое место на Земле, потому что я здесь родился. Потому что здесь живут мои мама и папа. Думая, что ему будет интересно знать поподробнее обо мне, поведал ему о своей кручине: о кличке «Вовка — морковка…», о мальчиках, насмехающихся над моим прозвищем.

Еще я рассказал ему, какие хорошие люди живут в деревне, они с утра до вечера работают: пилят деревья, везут на наш маленький завод, делают различную мебель. А по выходным собираются вместе под зеленой листвой дубов на окраине деревушки, поют песни, танцуют, жгут костры. Нам, детворе, так весело проводить время с ними.

— Но ты не бойся, я тебя никогда не оставляю, будешь всегда со мной на этих веселых праздниках, — так я утешал собаку. — Ты же теперь мой настоящий друг!

Дымок, размеренно шагая рядом, кивал головой — или от движения или от согласия — но я считал, что он все понимает и ему радостно, что я делюсь с ним своими мыслями. Его легкое дыхание, понятнее всех слов, говорило о нежных чувствах. Моя краса и моя радость. Он слушает меня, он понимает меня, он говорит мне в ответ глазами. Он благодарит меня. Он любит меня таким, каким я есть. Вот это счастье! Ему цены нет!

Потом я объяснил псу, какой замечательный у меня папа, какую радость доставил мне, когда понял мою мальчишескую печаль о настоящем друге и подарил тебя, Дымок.

— Ты, конечно, еще маленькая собака, но это для меня к лучшему, — сказал я Дымку. — За тобой надо ухаживать, надо воспитывать, обучать. Значит, я буду много занят, у меня не останется времени грустить. А это так здорово!

Дымок понимающе взглянул на меня и весело завилял хвостом. Пес покачивался на своих коротких лапах, смешно переставляя их. Местами потертая кожа так блестела на солнце, что у меня рябило в глаза. Короткий, облезлый хвост крутился, как пропеллер. В общем, и некрасивый, и урод уродом, но мне он казался самым лучшим псом. Самым нужным. Единственным в целом свете. Я полюбил его всем детским сердцем.

Я неожиданно понял простую вещь: красота — это не обязательно красивое лицо. Она в том, чтобы иметь красивое сердце и красивую душу. А это значит, всегда быть собой, со своим характером и своей внешностью. И кто — то на земле непременно будет чувствовать себя счастливым, общаясь с тобой.

Желание говорить копилось так долго, что слова сейчас лились сами по себе, как проливной весенний дождь, и мне хотелось без конца все объяснять и растолковывать собаке.

— Школа моя, Дымок, находится далеко от дома, на другом конце поля, еще надо через реку по мостику переходить, а затем в гору подниматься. Веришь, Дымок, целый час я иду до школы, так мне папа сказал. А еще он говорит, что я очень смелый, раз в таком маленьком возрасте хожу в школу один. Мама сшила мне маленький мешочек из холста, приделала две тесемки, чтобы было удобно нести его за спиной.

Я показал Дымку, как надеваю свой школьный мешочек за спину: сначала одну тесемку на левое плечо закидываю, затем вторую — на правое. Руками перед собой изобразил какой он большой, этот школьный мешочек. Получилось смешно.

Дымок с удивлением смотрел на мои жестикуляции, даже присел на задние лапы, в его глазах мне читалось: «Мой мальчик, ты такой сильный. Я горжусь тобой и буду брать с тебя пример».

Воодушевленный признанием пса о моем мужестве, я заговорил еще громче:

— Понимаешь, Дымок, весной поле полностью заливает водой, оно становится похожим на целый океан. Родители купили мне сапоги резиновые, они выше моих колен. И вот в них я бреду по воде. А однажды даже на льдине доехал до берега. Вот здорово было!

Дымок вопросительно вскинул глаза: «Что такое льдина? Может, объяснишь?»

Такой наивный вопрос! Я ощущал себя взрослым и был снисходителен к маленькому другу. Я знал, что в друге нравятся все недостатки, даже незнание. И что любить, это понимать, прощать и помогать. Как много звуков сердца в одном этом слове!

Я улыбнулся, потрепал собаку за ухо и рассказал, что это такой большой лед, который сам по себе плавает в воде, не тает и не тонет. Моя дворняга понимающее закивала головой. Значит, у меня все складно получается, не зря я учусь на пятерки.

— А зимой, Дымок, — мне нравилось произносить имя собаки, — поле засыпает снегом, местами мне даже по пояс. Представь, на мне валенки, теплая фуфайка, шапка, которая постоянно норовит закрыть мне глаза, а еще варежки — толстые и теплые, мама сама мне связала. Иду медленно, прокладываю себе дорожку, весь в снегу, инее. Словом, снеговик. Это точно.

Дымок сочувственно потерся влажным носом о мои босые ноги, мне стало тепло и щекотно. Я весело улыбнулся: «Ай да пес! Ну просто волшебный какой — то, все понимает и еще чувства проявляет. Ну, как не любить такого друга!»

Видя в собаке заинтересованного слушателя, я продолжал рассказывать истории моей детской жизни.

— Школа у нас большая, целый деревянный дом, в нем посредине печь стоит, зимой громко в ней трещат дрова, огонь — как в паровозной топке, тепло во все классы проходит. Печь топит в школе бабушка Галя, а еще звонит в медный колокольчик, когда надо начинать уроки или идти на перемену.

Здесь я остановился, пытаясь понять, что нечто важное я должен сказать собаке, но никак не могу сосредоточиться. Дымок, неторопливо шагавший слева от меня, так и присел на хвост от неожиданной остановки. Вся его поза выражала напряжение и недоумение, он шумно задышал, ребра заходили под тонкой кожицей. Было видно, что он переживал за своего двуногого друга.

— Дымок, не волнуйся, — я произнес таким добрым тоном, как говорила мне мама, когда у меня что-то не получалось, — я понял, что мне надо сделать: обязательно взять тебя в школу. Тебе это понравится. Точно, точно! Договорились.

Дымок заулыбался, показывая, как ему хорошо от такого приглашения, тонкий хвост взлетел вверх и закрутился. Казалось, еще минуту, и Дымок полетит. Я звонко и беззаботно рассмеялся. Мой смех звучал как слова о счастье и радости.

Дымок заботливым взглядом окинул меня:

— Мой мальчик, обещая, только не забывай. Это так важно — и для тебя, и для меня!

Как хорошо, что у тебя есть друг. Он такой же как ты. Он умеет слушать. Веселить тебя. Он — умиротворение твоей души. И этого — довольно. Смотришь на него — и видишь живые ласковые глаза. Они как Вселенная обнимают тебя. Они никогда не врут. Они всегда говорят правду о тебе. По глазам собаки можно узнать всё, что есть в тебе: радость, грусть или любовь. Ее глаза — это зеркало твоей души. Они знают дорогу к твоему сердцу — и потому ты счастлив, когда любимая собака смотрит на тебя!

— Хозяйство у нас большое, — продолжал я, когда мы с Дымком успокоились, — ты видел уже. Хотя мама меня утром рано и не будит, но я приучил себя вставать в пять утра.

Дел у меня много: сена надергать со скирды, разложить по кормушкам корове, двум телкам и бычку; вынести несколько ведер еды для свиней, а они такие прожорливые — не успею я опрокинуть ведра в корыто, а они уже на лету все съедают, топчутся, как слоны, хрюкают громко, как лягушки на болоте, отталкивают друг друга, одним словом — драчуны. Да еще своими пятачками непрерывно двигают, смешно так у них получается. Нет, правда, правда.

А куры уже с насестов выскакивают во двор, шум поднимают невероятный, как у нас в школе на переменках, бегают за мной, клюют прямо в ноги — нахальные такие, все время требуют есть. Я быстренько набираю в ведра корм, высыпаю в одном и том же месте; они привыкли к порядку, и как только видят меня с двумя ведрами в руках, стремглав мчатся занимать свое место. Вот видишь, Дымок, какие шрамы у меня на ногах, это все от этих строптивых кур.

С этими словами я поднял штанины брюк, чтобы мой пес удостоверился в правдивости слов. Дымок сочувственно, осторожно втянул в себя глубоко воздух. Приблизил нос к моим голым ногам, обдавая их теплом выдыхаемого пара. На мгновение застыл, пристально смотря на розовые царапины, а затем с пониманием поднял на меня свою умную морду, словно говорил: «Ты очень мужественный, мой мальчик. Вон сколько у тебя шрамов, а ты не плачешь. Буду брать с тебя пример!»

— Потом я помогаю маме, — голос мой звучал приподнято, как — никак Дымок все понимал и выражал мне свое сочувствие, — относить ведра с молоком, которое она надоила от коровы домой, чтобы делать масло, творог, ряженку, простоквашу…

И вот, Дымок, звучит рог пастуха, надо выгонять корову, телочек и быка в общее стадо, которое собирается за нашим домом, а потом пастух, дядя Гриша, на весь день угоняет стадо в лес.

Представь себе, как забавно встречать вечером свою живность. Идут коровы и быки неторопливо, бока у них круглые, отъелись за день в лесу. Пылища стоит кругом, коровы кажутся в ней исполинскими животными. Каждое из них имеет маленький колокольчик на шее — это на тот случай, если отобьется от стада, — и звон от них долетает до самого последнего дома. Все жители выскакивают из домов, а коровы, завидев своих хозяев, убыстряют ход, начинают мычать от радости. И от них так пахнет молоком, такой сладостью веет, что этот запах еще долго стоит над всем поселком, будоража собак и свиней.

Вот такая картина получается: пыль над дорогой, в ней — наши животные, звонкие звуки колокольчиков, а еще мычание, как будто сотни труб звучат. Не деревушка, выходит, а какой-то карнавал…

Дымок остановился, морда выразила явное недоумение: «Мой мальчик, что такое „исполинское животное“? С чем его можно сравнить?» От такого вопроса в глазах собаки я растерялся: «А действительно, что это за слово?» Я где — то услышал его, хотел блеснуть перед псом своими знаниями, а теперь и сам оказался в глупом положении. Ответил я честно: «Это что — то такое большое. Больше сказать не могу, не знаю, вечером спросим у мамы или папы, они объяснят». Такой искренний ответ пришелся по душе псу, он великодушно кивнул головой, — мол, не переживай, разберемся.

«Вот оно, твое счастье. Слушает, понимает, утешает. Береги его, Володя. Ты его позвал, оно догнало и пришло к тебе, такое ласковое и нежное. А теперь, смотри, не упусти. Без счастья жизнь печальная. Счастье — это жизнь человека. Самая что ни есть полная. Светлая и яркая. Как родной дом, как солнце, звезда» — рассуждая, я видел это счастье глазами, оно было физическое. Я мог его обнять. И ощутить, как оно пахнет, вибрирует ласками, проникает вовнутрь, становится внутренним дыханием. Имя этого счастье было Дымок!

— У меня есть маленький топорик, — продолжил я, — мне папа его сделал. Им я рублю дрова после того, как накормлю всю живность нашего двора. Для меня папа специально привозит на лошади, запряженной в телегу — у нас в поселке конюшня, в ней, как говорит папа, целых двадцать пять лошадей — отходы с мебельного завода, кривые и в трещинах доски. Я все лето рублю их на короткие дрова, ношу в дровяник — сарайчик, построенный папой для дров. Знаешь, как я наловчился рубить? Прямо с одного удара разрубаю доску! Мне папа показал, как надо метко наносить удары топором. Потом я тебе обязательно покажу мое мастерство. Хочешь?

А Дымка можно было и не спрашивать — он был на все готов со своим новым другом. Да и мои рассказы явно были ему по душе. Он мерно шагал рядом со мной, покачивал в знак согласия головой. Все его худое тело светилось радостью от общения со мной, своим хозяином, кумиром, лидером!

Будто птицей вспорхнула и полетела к небу мысль: « Быть кому — то нужным, это даже не просто счастье, это самое важное в жизни, бесконечно дорогое. Бесценное». Тепло разливалось внутри меня — капелька счастья, мой Дымок, создавал в моей душке море радости, океан восторга!

— Мое любимое увлечение, Дымок, — я все больше и больше входил в роль рассказчика, — сенокос. И знаешь, почему?

Мечтательно настроенный пес попытался что — то сообразить, но я не стал нарушать его покой:

— Вижу, застал тебя врасплох вопросом. Не переживай, не ищи ответа. Все очень просто — река, приключения и мои полеты в воздухе

_ Какие полеты? — в глазах собаки заблестели огоньки любопытства. Уши, как бумажные змейки, взлетели вверх: «Сейчас, мой мальчик, поведает самое захватывающе. Как бы не пропустит? Надо быть начеку!»

— Вот слушай, — я заботливо подбирал слова, я очень хотел, чтобы Дымок полюбил сенокосную пору как и я. Вместе нам будет еще веселее. На моих губах играла улыбка, рядом топал смешной жизнерадостный пес, увлеченный моими рассказами. — Выезжаем на косьбу сена поутру, только — только солнышко пошлет первый луч, а мы уже в телеге, с косами, граблями, вилами. Мама кладет в кошелки припасы на весь день: молоко топленое в крынках, в кастрюлях — курица тушеная, мясо жареное и вареное, копченое сало, круто сваренные яйца, картошка отварная, густо посыпанная укропом, залитая сливочным маслом. Ароматно пахнут только что испеченные мамой хрустящие булочки, пирожки с капустой, яйцом и луком…

Я разбудил свой желудок, он пробудился от голода, он запел во мне: «Кушать! Хочу кушать!»

Я ощутил нехватку дыхания.

Не лучше чувствовал себя и пес. Даже жалко стало его: пасть открыта, шумно вздыхает, бока дышат быстро — быстро, язык то и дело облизывает влажные губы; было понятно, что мысль о кошелках с едой просто сводила его с ума.

— Дымок, дружище, — увещевал я пса, — потерпи немного, скоро завод, а у мамы всегда в шкафчике что — нибудь вкусненькое припрятано.

Дымок смотрел на меня с мольбой, как смотрят на героя, от которого ждут помощи:

— Ты правду говоришь? У мамы есть вкусненькое? Ты за меня слово тогда замолви.

Я засмеялся. Махнул рукой:

— Не переживай. Мама всегда держит для меня лакомства. Попробуешь — язык проглотишь

Морда дворняги расплылась в ослепительной обезоруживающей улыбке: «Вот друг так друг. И я за тебя горой… только не забудь про вкуснятину.

— Папа сидит впереди на телеге, правит лошадьми, — продолжал я, — а мы с мамой сзади, обнявшись. Ноги свешены с подводы, мы весело болтаем, мама рассказывает веселые сказки. А потом возьмет и запоет, а голос у нее звонкий и мягкий, мое сердце от маминых песен наполняется теплом и радостью. Любила она петь про наши леса и реки, о красивой любви и смелых мужчин. О таких, как мой папа.

Наше поле под сенокос находится на берегу реки. Подъезжаем, я сразу с подводы в реку — бултых, следом папа, с шумом и радостным криком. А мама так ласково смотрит на нас, подставив ладошку в глазам, чтобы солнце не слепило, и кричит: «Эй, мужчины, не задерживайтесь, работы много, надо до вечера успеть все скосить».

После речки папа бруском подправляет лезвие косы, проводит по нему осторожно пальцами, удовлетворенно заключает: «Хороша коса, аж пальцы режет! А теперь, семья, за работу». Взяв косу в руки, размеренными и выверенными движениями, прижимая косу к самой земле, начинает скашивать сочную золотистую траву.

Трава сохла и превращалась в сено. Мама граблями собирала небольшие кучки, которые я переносил в отведенное папой место, накладывал друг на друга. Постепенно вырастал стог, как большая гора. Затем папа поднимал меня наверх, мама вилами подавала сено, я топтался, уминал его. И вот наступало самое интересное, захватывающее — мое приключение, мой полет. Я падал животом на этот мягкий, пахнущий солнцем, летом, водой и свежестью травяной ковер. Проваливался вниз, трава уходила подо мной. Приятно замирало сердце, казалось, я лечу. Понимаешь? Лечу!

Собака поддалась моим восторженным словам, подпрыгнула в воздух, вытянув вперед озорную морду, беспрерывно вращая хвостом и перебирая лапами. Несколько раз пролаяла, давая мне понять, что и она в полете, и испытывает такое ощущение, как и я на стоге сена. Когда пес приземлился на свои короткие лапы, я восхищенно произнес: «Ну ты просто циркач!»

Видно было, что мои слова пришлись по нраву Дымку, он с благодарностью провел своим розовым языком по моим ногам: «Это еще не все, мой мальчик. Я такое могу…, для друга хоть на каменную стену поднимусь». Но, увидев в моих глазах сомнения по этому поводу, Дымок как — то быстро потупил глаза, пригнул морду к земле. «Наверное, ему стало стыдно за такое бахвальство — подумал я и слегка потрепал собаку за шерсть — мол, все в порядке, ты настоящий пес, ты все можешь».

Дымок восторженно улыбнулся. Улыбка говорила, как я ему дорог. Мое безоблачное детство, чистое и светлое как весеннее утро. Все его дороги вели к радости и счастью.

Глава 3. Мама

Вот так, беседуя с псом по душам, мы незаметно приблизились к заводику, на котором наши папы таскали деревья к большой электрической пиле, забирали после распила доски, складывали их в штабеля. А наши мамы сидели в конторе, писали бумаги, подсчитывали и контролировали, как их мужья выполняют план. Вот такое распределение труда видел я. И полагал, что это правильное и хорошее.

Заводик по всему периметру был огорожен штакетником. Мы остановились около ворот. Я предупредил Дымка, чтобы он вел себя тихо, не лаял и не бегал. Словом, был скромным. Потому что здесь взрослые занимаются серьезным делом, отвлекать их нельзя. И еще потому, что на деревне у меня был свой авторитет: все считали меня работящим и исключительно покладистым, дисциплинированным мальчиком.

Я попросил Дымка взять с меня пример, во всем слушаться меня, как я слушаюсь взрослых. Я говорил ему, что на заводе постоянно промышляют кошки, поэтому вести надо себя воспитанно, не ввязываться с ними в драку; а еще надо держаться подальше от собаки Ники, большой, с густой шерстью кавказской овчарки, которая охраняет территорию заводика. Пока я раздавал практические советы Дымку, он все время смотрел мне в глаза, даже хвостом перестал вилять и, прошу вас верить мне на слово, он понял все от начала до конца. И в этом я могу поклясться!

— Не двигаться, — отрывисто скомандовал я, берясь за ручку ворот, ведущих внутрь заводика. — Сидеть, пока я не вернусь или не позову тебя.

Это надо было видеть: пес тут же сел на задние лапы и застыл в повиновении.

На заводике я хотел увидеть маму и рассказать ей о нежданном подарке папы — хотя я и подозревал, что без согласия мамы здесь не обошлось — и как я безмерно рад псу, которого назвал ласково Дымок.

Мама работала в конторе за столом, писала какие — то бумаги. Сидела ко мне спиной и не слышала, как я вошел.

— Мама! — радостно воскликнул я.

Она вмиг обернулась, красивая нежная улыбка осветила ее лицо. Она раскинула руки, я подбежал и обнял ее.

— Как я соскучилась по тебе, сын! — целуя мои щеки, произнесла она мягким грудным голосом. — Как раз думала о тебе!

— И я тоже рад видеть тебя, мама! — произнес дрожащим от волнения голосом я. — Вот хочу поделиться с тобой радостью.

— Что за радость? А ну — ка говори быстрей! — поторопила меня мама.

— Папа подарил мне собаку! — воскликнул я радостно — возбужденно. — Она такая умная и красивая, прямо вылитая ты!

Мама встала со стула. Сейчас она напоминала мне молодую яблоньку — такая же высокая и стройная.

— И ты действительно счастлив? — спросила с улыбкой она. — И если это так, то мы с папой очень — очень рады за тебя. Береги собаку! И как ты назвал ее?

— А ты не будешь смеяться надо мной? Скажешь, сын, ты уже большой, а имя даешь какое — то детское. Неужели нельзя выбрать посолиднее?

— Нет, нет, Вова, это твоя собака и ты волен сам выбирать ей имя, — успокоила мама. — Ну же, говори!

— Я назвал собаку Дымок!

— А ты знаешь, очень красиво звучит! Такое ласковое, оно словно греет, от такого имени исходит тепло. Пахнет домом.

— Может быть, я не самый лучший из детей, но ты лучшая из мам, ты у меня самая лучшая в мире! — восторженно выпалил я. Крепко обнял маму и поцеловал ее руки.

— Сынок, я знаю, как тебе нужна эта собака, но и ты нужен Дымку. Помни об этом. И где же твой пес?

— А вот смотри, как он слушает мою команду! — Я подошел к двери конторы, вышел на крыльцо и позвал: — Дымок! Ко мне!

Сидевший неподвижно и наблюдавший в открытые ворота внутреннюю жизнь заводика, пес взметнул уши торчком, кивнул головой снизу вверх в знак понимания, нетерпеливо чихнул и побежал, смешно перебирая лапами, к конторе.

Подбежал ко мне, ткнулся в ноги, словно говоря: «Мальчик, я с тобой»; вслед за мной вошел в здание и, уловив движение моей головы в сторону мамы, положил морду и лапы ей на колени, доверчиво и весело глядя в глаза.

Мама не ожидала такой прыти от Дымка, рассмеялась этой забавной проказе пса и ласково потрепала его щеки.

— Ну что ж, вот и познакомились! — сказала она. — Знаю, что назвали тебя Дымком, мне нравится такое имя. Надеюсь, будем с тобой дружить!

Пес смотрел на маму. Растянул в радостной улыбке пасть, замахал приветливо коротким куцым хвостом. Пес понимал, что он произвел нужное впечатление. И мама поняла, что он умный пес.

— И вправду, ты пес — умница! — с удивлением проговорила мама. — Теперь твоя бездомная жизнь закончилась. Жизнь бродячая, лишенная спокойствия и сытости. В этом можешь не сомневаться. У тебя есть дом, есть хороший добрый хозяин, вот этот мальчуган, мой сын!

Дымок завилял хвостом — все — все он понимал.

Мама произнесла слова, которые застали меня врасплох, а у Дымка вызвали восторг в глазах

— Володя, дружба — это не врожденное чувство, оно не передается по наследству. Быть другом — это твое решение, идущее исключительно от твоего сердца Оно говорить о том, что ты готов отвечает за свои поступки, ценить то, что есть у тебя. А это состояние счастья в человеке: чтобы не терять — нужно просто ценить. Запомни это!

Дымок внимательно посмотрел на меня:

— Ты запомнил, мой мальчик? Что до меня — ты единственный человек, с которым я хочу провести всю свою собачью жизнь. Это состояние наполняет мое сердце любовью, верностью.

«Иногда, в молчании больше чувств, чем в словах» — подумал я.

— Добро пожаловать, Дымок, в наш дом! — закончила мама. — Живи сам радостно и приноси радость нам!

— Мама, расскажи Дымку историю про собаку, — сказал я, — помнишь, про ту, мудрую из мудрых.

Видно было, что мама растерялась, все — таки время рабочее, но увидела глаза собаки… они ждали, они просили, они умоляли: «Расскажешь? Может быть, это был мой далекий предок. Я так одинок, ни одной родной собаки не помню».

Как здесь устоять и не порадовать Дымка? Такой взгляд и лед растопит, а что до сердца человека, тем более доброго сердца мамы!

Мама весело кивнула головой, ласково потрепала Дымка за уши и только начала рассказывать, как я остановил ее:

— Мама, Дымок голоден. Он просил покормить его.

С какой укоризной посмотрел пес, будто на меня обрушился промозглый осенний дождь: Мой мальчик, ты что? Какая еда? Какое обжорство? Здесь пахнет приключениями, их надо слушать на голодный желудок, тогда не заснешь.

— Знаешь, Володя, — сказала мама, — а Дымок очень умный, правильно думает. И откуда он все это знает? Вот загадка… Но сначала об истории, которая произошла сегодня утром. Я уверена, вы запомните ее надолго.

Мягкий голос мамы нежно прикасался к моему сердцу, наполнял его теплом. Дымок вытянул морду, навострил уши, вильнул хвостом: «Вы должны знать: память у меня, как мой нюх — долгая и острая… но а если я что — то забуду, вы мне подскажете… так поступают настоящие друзья».

— У нас, Дымок, — сказала мама, — из дома вид прямо на реку. Сегодня утром увидела, как мужик с моста сбросил какой –то большой пакет прямо в воду и ушел. Рыбак, что сидел на берегу, увидел пакет, резко разделся и прыгнул в воду за ним. Пакет ушел под воду. Рыбак нырнул за ним. Когда он выплыл на берег, то достал из пакета… щенка. Полностью промокший мужчина, обняв пса, начал вытирать его своей курткой. А потом на руках понес собаку домой, забыв о пойманной рыбе.

Мама волновалась, голос ее задрожал. Она замолчала. В предчувствии необычного мы с Дымком замерли.

— Это был твой папа, Вова, — сказала тихо мама, — а пес, им спасенный — наш Дымок.

Невольно слезы навернулись на мои глаза, так меня взволновал благородный поступок папы. Дымок неожиданно поднялся на задние лапы и начал лизать мои мокрые глаза розовым языком. Он все понимал, он все чувствовал своим зорким собачьим сердцем. Он умел утешать, ласкать, когда его друг переживал. И делал это как человек. И как не согласиться с утверждением, что будь самим собой и ты найдешь того, кто тебя давно ищет

***

Умная собака и глупая ворона

Жили были собака и ворона: собака — в степи, ворона — в лесу, на высоком дереве. И была эта ворона не простая, род ее издавна считался царями птиц. Собака же была происхождением обычным, род ее дворнягами прозывался.

Как — то раз прилетела ворона к собаке, села на куст и говорит:

— Поскольку ты низкого происхождения, будешь платить мне дань.

Помолчала собака, подумала — она же еще и к роду умных относилась — и сказала:

— Ты, ворона, в небе летаешь, а мы по земле бегаем. Так и царствуй в своем небе, а нами ты повелевать не можешь. Дань платить тебе не будем.

Сильно разозлилась ворона и пригрозила:

— Миром не хочешь, так я силой заставлю! К суду тебя привлеку, мне, птице царского происхождения, суд не откажет.

Взлетела ворона в небо и полетела к вождям этих земель. Вожди ее жалобу приняли, в список жалобщиков занесли и вынесли решение, обязательное для исполнения и собакой, и вороной:

— Кто из вас первым придет на суд со всеми нужными документами, тот и будет повелителем, а другой станет платить ему дань.

Суд находился далеко, на другом конце земли. Очень это обрадовало ворону: «Летаю я быстро, собака бежит медленнее меня. Значит, я первой буду на суде и меня признают повелительницей».

Пришла к вороне собака — а была она хорошо воспитанная, как и ты, — и попросила ее:

— Уважаемая сильная и быстрая ворона, ты все равно будешь на суде раньше меня, и зачем мне являться на суд? Захвати с собой мои бумаги, передай судье, а я на суд не явлюсь.

Ворона без колебаний согласилась — она уже предвкушала победу — взяла у собаки документы, положила в свою дорожную сумку.

Собака ушла, однако ночью снова пришла к вороне, разбудила ее и говорит:

— Я передумала, госпожа ворона. Давай мои документы назад. Я все — таки сама пойду в суд. Ты, конечно, прилетишь первой. Я так быстро не бегаю, как летаешь ты.

Обрадованная ворона достал свой дорожный мешок и вынула из него документы собаки. Было невдомек вороне: ведь собака хорошо заприметила место, где лежит мешок. И вот что она замыслила…

Как только ворона отвернулась, чтобы погасить огонь, собака спряталась в высокой траве около ее хижины. Ворона подумала, что собака ушла домой, и скоро заснула. Но хитроумная собака потихоньку вошла в хижину, залезла в мешок и притаилась.

Утром ворона проснулась с пением петуха и заторопилась в дорогу. Закинула на плечи мешок и полетела. Показался мешок ей тяжелым. «Это, наверное, что мои документы в них лежат», — подумала она. Передохнула немного и полетела дальше.

Вот подлетела она к суду, где должно было решиться — кому быть вождем, а кому платить дань.

Спросила она у служащих:

— А собака не появлялась?

Ответили ей работники:

— Нет, не видели.

— Значит, проиграет она тяжбу со мной, — с радостью воскликнула ворона. — Ей еще не менее двух переходов осталось. Времени у меня много, а не перекусить ли мне?

Тогда попросила она людей:

— Я полечу, поем лепешки из сыра, постерегите, пожалуйста, мою сумку.

И полетела она в деревню кушать лепешки из сыра и запивать сладким чаем.

Между тем, собака, которая все это время тихонько сидела в мешке, вылезла из него и пошла к судье со своими бумагами. Тот шлепнул на них печать с номером «1» и записал, что собака первой подала документы в споре с вороной.

Возвратилась ворона и услыхала ужасную новость:

— Собака пришла сюда раньше тебя. Поэтому вождем назначили ее, а не тебя. Плати теперь дань собаке.

С той поры стараются собаки в любых спорах и гонках быть первыми, чтобы их назначали лидерами.

А ворона стала повсюду кричать, что решение суда было несправедливым, что собака не могла быть первой, потому и каркает ворона всегда громко, чтобы ее обиду все слышали.

***

Мы вышли из конторы, было видно — Дымок гордился, что его предки были такими умными: походка — сдержанная, голова — высоко, хвост — прямо, в глазах — свет. Молчал, наслаждался услышанным, но правила собачьи помнил, а потому шел рядом, не отставал и не забегал вперед.

Вышли за ворота завода, и я стал рассказывал Дымку про маму.

— Она такая чистюля. Увидит пылинку, здесь же за тряпку, до блеска начищает. В доме всегда уют и свежесть. Рано встает мама, чтобы навести порядок, приготовить нам завтрак. Не отпустит меня в школу, пока не убедится, что рубашка проглажена, свитер и брюки без пятен и не помяты. А прежде чем лечь спать, она обязательно промоет все комнаты, подметет пол, аккуратно расставит сковородки, кастрюли.

Сама одета всегда как с иголочки, вся ее одежда подобрана со вкусом, подогнана под стройную фигуру. Везде у нее порядок, каждая вещь на своем месте. Иногда мне кажется, что мы с папой живем в каком — то сказочном домике, настолько приятно и легко в нем дышится, словом, мама моя — просто золотце. — Я растянул неторопливо последние слова, словно наслаждаясь высказанным.

Я уже видел маму в красивом цветном летнем платье, легко и весело возвращающуюся с работы. Дымок, видимо, почувствовал мое возбуждение, его хвост оказался на моих ногах. Он словно подпитывался моим радостным состоянием и успокаивал меня: «Мальчик, я с тобой, вот тебе мой хвост в знак дружбы».

— Мы никогда не ссоримся с мамой, — чуть с хрипотцой продолжил я, — характер у нее мягкий, покладистый. Она не умеет кричать, как делают другие женщины. Увидит, что я нервничаю или не в духе, улыбнется так широко и произнесет спокойно: «Сынок, мир выжил, потому что улыбался». Ну как после этого не поцеловать мою маму и не сказать в который раз, что я ее люблю.

Кажется, голос мой зазвенел, как колокольчик, который висит на шее коровы Маши, такой маленький, мелодичный. Дымок поднял морду и разинул пасть, улыбаясь и выражая тем самым свое согласие со мной. Я потрепал пса за шею, он залился удовольствием от такой неслыханной ласки: зажмурил глаза, повел круглым носом, несколько раз ударил по моим ногам хвостом, как бы говорил: «Вот малыш, почаще так, уж как такие ласки мне приятны!»

— А как мама готовит! Так готовить жаркое, что гости тарелки досуха вычищают. Еще она научилась консервировать любые овощи, откроешь банку, например, с огурцами, такой аромат, как будто только с грядки сорваны.

Дымок выжидающе посмотрел на меня, словно спрашивал: «А мне дашь попробовать?» Угадав его желания, я легко потрепал Дымка под шеей, кивая головой в знак того, чтобы он не беспокоился — накормлю, лапы свои оближешь. Хотя потом подумал: «А вообще — то собаки едят огурцы и помидоры?»

— И потом, мама очень любит меня. Она так мечтала о ребенке. И когда ее спрашивали, мальчика или девочку хочется ей, она отвечала, что счастье не зависит от пола, а только от сердца, которое у тебя внутри. Когда родился я, то думал, что попал в рай, мама окружила меня такой заботой и любовью, что мое маленькое сердце питалось этой материнской силой.

И рос я смышленым мальчиком, веселым и радостным. Это мне передалось от мамы, а я потом передам своим детям — так и будет храниться традиция нашей семьи: счастье, радость и любовь. А теперь еще и прибавление в нашем семействе, — я погладил Дымка по голове, — стало больше на одну радость и одну любовь. Не правда ли, милый пес? Этот милый пес неожиданно поднялся, положил передние лапы на мою грудь и начал быстро — быстро водить своим розовым языком по его лицу. И как после этого не утверждать, что пес — то действительно ну просто умница!

Глава 4. Мои рассказы о папе

Выйдя с заводика, я резко остановился. Как будто наткнулся на невидимую стену. Шедший вразвалочку за мной Дымок от неожиданности ткнулся носом в пыльную дорогу и недовольно заурчал: «Мой мальчик, ты будь вежливее, предупреждай — я же собака, а не пыльный мешок».

Дымок широко открыл пасть и несколько раз чихнул. Мимо пробегавшая кошка взлетела в воздух, несколько раз перевернулась, смешно болтая короткими лапами, и с жалобным мяуканьем опустилась на дерево около обочины.

— Извини, Дымок, — растерянно произнес я, — я вдруг вспомнил, что не рассказал тебе о моем папе. А ведь он преподнес мне настоящий сюрприз, подарив тебя.

Дымок проникся уважением к моим чувствам, от обиды не осталось и следа, глаза блестели восторгом: «Я просто обожаю твои рассказы, мой мальчик. Давай. Не своди меня с ума, начинай!»

Тянуть я не стал, мне и самому хотелось как можно быстрее поведать Дымку о том, кто такой мой папа, как он любит меня и маму.

— Так вот, Дымок, — начал я неторопливо, чтобы придать значение каждому своему слову, — мой папа работает лесничим. И не просто лесничим, а самым главным лесничим. Я потом покажу тебе его контору, где у папы отдельный, правда такой маленький, но все же кабинет. Там работают еще и другие жители нашего поселочка. У них серьезная задача: сажать много новых деревьев, спасать лес от пожаров, вредителей и плохих людей.

У папы красивая форменная одежда: куртка, брюки, синяя рубашка и черный гастук, а еще фуражка с настоящей кокардой. Она здорово блестит на солнце. Папа у меня спокойный и мудрый, он знает ответы на все вопросы. Не веришь? — укоризненно посмотрел я на собаку, — я никогда не вру, так научил меня папа. Правда, правда! Я беру с него пример. И хочу, чтобы и ты был всегда честен со мной. Будешь?

Дымок словно понял вопрос, важно присел на задние лапы, сделал очень умной свою морду и пристально посмотрел мне в глаза: «Мой мальчик, можешь не сомневаться. Честность и Дымок — самые настоящие друзья!» Я ласково потрепал собаку за ухом, Дымок тихо заурчал, настолько были ему приятны мои прикосновения.

— Так вот, слушай дальше, — продолжил я после некоторой паузы, — у папы есть мотоцикл «Урал». Большой — пребольшой, с коляской. Ему по должности положено. Папа часто в лес на нем выезжает, как он говорит мне: «Поеду с лешим поздороваюсь, а то старичок еще начнет обижаться». Но я — то уже не маленький, понимаю, что никаких леших в лесу нет, просто папа очень ответственный человек, за порученное дело болеет всей душой.

Мотоцикл, Дымок, шумный и дымный, но зато какой мощный! Когда папа едет по поселку, кажется, это танк движется — по любой грязи проедет, любую яму осилит. Честно — честно, Дымок. Я сам это видел.

Дымок понимающе кивал головой, мол — верю, ты же очень честный, мой мальчик. Затем приподнял голову и с тревогой посмотрел на меня: «А не страшно тебе?» Я весело покачал головой, давая понять, что не страшно.

— Иногда вечерами, после работы, папа сажает меня в люльку мотоцикла, и мы по лесной узкой дорожке уезжаем к реке Воронеж. Она широкая, вот смотри, какая — при этих словах я остановился, развел руками в разные стороны, приподнялся на пальцах ног. Я был доволен собой. Я действовал, показывал. Я хотел доставить удовольствие Дымку. Я не хотел сделать ему больно.

Одного я не учел… поднялась дорожная пыль, окутала меня до макушки. Дымок неожиданно заскулил, в голосе зазвучали жалобные нотки — я сообразил, что собака просто потеряла меня в песчаной завесе. Я чихнул, потом еще, пыль развеялась, и радостный пес бросился мне на грудь, облизывая шершавым языком мое лицо. Нежность, эмоциональность. Пес словно говорил: «Ты так больше не шути, мой мальчик; если нет тебя, значит и меня нет!» Такая собачья преданность едва ли не вызвала у меня слезы. Дымок располагал к себе, подкупал искренностью. Он был веселый, ему хотелось доставлять мне радость!! Он слушал меня, не перебивая. Он отвечал, не споря. В его сердце горел огонь доброты и восторга к Жизни и Людям!

Я просто млел от своего четвероногого друга, он менял мое представление о жизни, о мотивах поступков. Дымок не думал: «Сначала ты меня домой приведи, накорми и помой, а потом я тебе повиляю хвостом.» Он первым отдавал свои чувства и лишь потом получал взамен то, что ему нужно. При этом он не заставлял меня все отдавать ему, он делал так, что я сам хотел это сделать.

Я понял, Дымок учил меня уроку жизни. И не просто жизни, а жизни счастливой. Мудрое природное поучение. Я назвал его: «Помаши хвостом первый».

Я был счастлив с ним, потому что не боялся быть самим собой. Этому второму уроку жизни я дал название: «Ты будешь счастлив с теми, с кем можешь держаться естественно».

Наш союз согревали солнечные лучи Детства, освежали капли росы, а приятные порывы ветра придавали силы жить, любить, дружить. «Друзья появляются для радости» — сказал я себе. — Значит, и ты — радость для собаки».

— Все хорошо, Дымок, — успокаивал собаку я. — Я здесь, рядом с тобой, мы всегда будем вместе! Вода в реке — темная, таинственная и неизведанная. Это немного пугало меня, а вдруг чудовище выскочит из нее. И в этот момент, словно чувствуя мою нерешительность, подплывал папа, подставлял мне под грудь свои сильные руки. И я смело плыл вперед, уверено перебирая в воде ногами, а папа учил меня правильно грести руками, как он говорил, «по — матроски».

Дымок навострил уши, они поднялись вверх, как маленькие, но очень упругие стебельки орешника, который растет в нашем лесу. В глазах — недоумение. Значит, слово «матрос» было ему непонятным.

— Знаешь, Дымок. — здесь я заговорил, как наша учительница Марья Федоровна, медленно и с расстановкой, чтобы было легче понять и запомнить, — мой папа служил на флоте, плавал на большом корабле по разным морям, поэтому отсюда и происходит слово «матрос».

— А ты представь, Дымок, сколько папа мне деревянных игрушек сделал. У него просто золотые руки. Он выточил мне фигурки всех животных, которые обитают в нашем лесу: медведя, волка, лисы, бобра, оленя и еще… он вырезал из дубовых веток мне шахматы и научил в них играть. Я потом тебе покажу игрушки и шахматы, и мы будем вместе играть. И если хочешь, даже обучу тебя игре в шахматы.

Я взглянула на Дымка, в глазах собаки застыл невинный вопрос: «Ты правда покажешь мне игрушки?» Увидев в моих глазах искренность, Дымок успокоился: «Как это здорово, мой мальчик. Я умею дружить с собственной головой, буду прекрасным учеником». Да, с честолюбием у дворняги было все в порядке, как у человека, как у меня. Это еще больше нас сближало, роднило.

— А еще, мой друг, — с воодушевлением продолжал я, видя в Дымке заинтересованного слушателя, — рядом с папиной конторой есть пруд. Правда, он небольшой, даже я могу переплыть его. В нем неторопливо плавают красивые утки, а шумные гуси устраивают настоящие фонтаны, разбрызгивая своими большими крыльями воду вокруг себя. При этом они все кричать: «Га — га — га». И так громко, что курицы в страхе несутся прочь от водоема, не разбирая дороги, а собаки юркают в будки и долго не показывают носы. Вот смешно как! Когда увидишь сам, восторга твоего не будет конца. Понял?

Дымок почесал лохматой головой мою ногу, давая понять, что собака он умная и все понимает, не стоит в этом сомневаться. Трогательней всего в этой дворняжке была ее верность «моему мальчику», ее единственному другу. Ее собачья вера в своего хозяина сияла в ней словно пламя лампадки. Я понимал — Дымок очень хрупок внутри, надо беречь его душу, она ничем не отличается от человеческой — ей известны и восторг и боль.

— Зимой мы играем на пруду в хоккей, у меня есть коньки, клюшка и целые две шайбы — это папа мне подарил. На Новый год наши папы натягивают над прудом электрический провод с лампочками. И представляешь, мы ватагой мальчишек носимся под светом по чистому льду на коньках, с клюшками и шайбой, игра у нас идет настоящая, на спор, на победу. А тут еще все девчонки поселка стоят за хоккейными воротами, кричат: «Шайбу! Шайбу!» Так и хочется быть самым смелым и самым непобедимым. Потом они начинают весело танцевать на льду, петь песни, чтобы согреться. Вот праздник, так праздник!

Невольно, поддавшись азарту, я начал припрыгивать на дороге, размахивать руками, что — то громкое и веселое напевать под нос. Дымок подозрительно скосил на меня настороженные глаза: «Мой мальчик, ты часом не заболел, уж как — то ты неожиданно развеселился! Может нам не мешкая в медпункт заглянуть?»

Я засмеялся, нагнулся, притянул морду собаки к себе и потрепал бережно по спине, давая понять, что все в порядке со мной и не стоит переживать. Дымок широко открыл пасть, выказав полный ряд крупных зубов, и начал подпевать мне, издавая неторопливые и легкие звуки. Жаль, что в это время никого из жителей на дороге не было, а то бы начали мне завидовать.

И как после этого не сказать, что друг — это существо, который знает о тебе все — все, не перестает при этом тебя любить, и в этой любви нет ни капли лжи.

В нем я находил ответы на свои сомнения, потому что от него исходила радость, потому что с ним было просто, откровенно и легко. Он уступал, не претендуя ни на что. Весело смотрел, интересно слушал, терпеливо ждал.

Дымок делал мою жизнь ярче. Он рисовал в моих глазах улыбку, на лице — искренний смех. Он преображал меня, делал лучше. И я питал его тем же ощущением, делал лучше. Счастливее.

Мое безграничное счастье. Я просто понимал, что таким одиноким, как раньше, я уже никогда не буду. Это так важно, когда ты нужен!

— Мы, Дымок, все мальчишки и девчонки поселка, веселимся на льду, играем в хоккей, танцуем, а потом девчонки бегают по льду за нами, пытаясь догнать. Конечно, падают, весело смеются. А мы, мальчишки, от них не отстаем — так же опрокидываемся на спину, катаемся в своих фуфайках по зеркальной глади, девчонки настигают нас, и мы уже вместе скользим по льду. Падают снежинки, мы пытаемся ртом поймать их, от веселья и смеха, конечно, ничего не получается. Вот такая азартная карусель у нас под новогоднюю ночь.

А родители наши в папиной конторке, в так называемом «красном уголке», где стоял единственный на весь поселок телевизор, накрывают столы. Каких только кушаний там нет, все — таки мамы наши мастерицы. Все мамы нарядные, каждая старалась подобрать к празднику новое платье. У пап отглаженные пиджаки и брюки, и обязательно на каждом — белая рубашка. Одним словом, Дымок, очень нарядные и самые красивые наши родители в новогодний вечер.

А когда пробивали новогодние куранты, мамы и папы выбегали на лед, дарили нам подарки и угощали домашней колбасой с чесночком, копченым салом, горячей картошкой, обжаренной на коровьем масле с луком и свиными ребрышками. Мамы непременно выносили в термосах горячий чай, заваренный на листьях малины, липовом цвете.

Столько радости было на льду, все взрослые вместе с нами становились в круг, и мы, взявшись за руки, танцевали, пели, кувыркались на льду. Честно, Дымок, лучше дней в своей детской жизни я еще не видел! Потом родители уходили в контору, к праздничным столам, а мы продолжали до самого утра веселиться на льду, есть горячую картошку с колбасой и согревать себя горячим чаем.

Дымок остановился, я услышал, как у него забулькало в животе, а по краям пасти выступили слюни, которые он пытался сглотнуть сильными движениями рта. А на мордашке проявилась такая кручина, печаль, что я встревожился, а не заболел ли пес. Посмотрел ему в глаза, они говорили: «Ты просто уморил меня, мой мальчик, рассказами про еду в новогоднюю ночь. Они свели меня с ума — так хочется вкусно покушать, по — настоящему, по — собачьи, вдоволь и много!»

— Конечно, конечно! — торопливо заговорил я. — В ближайшие дни я попрошу маму приготовить для тебя, и для меня тоже, между прочим, что — нибудь вкусное — превкусное. Я так люблю мамины оладушки и чай с малиной. Идет?

Дымок восторженно кивнул своей мордой: «Вот это по — нашему, когда стараешься все сделать для друга. Все — таки хорошо, что у тебя есть я. Вот и еще один повод для тебя отлично покушать!»

Ни слова упрека, он не желал жаловаться и грустить. Он был славным, он смеялся, он хотел удивлять и иметь друга.

Преданного и доброго, которому мог сказать:

— Мой мальчик, мы не знаем, что будет завтра. Наше дело с тобой– учиться быть счастливыми сегодня. Иначе не успеем.

А кто имеет такого друга, безусловно, самый счастливый. Я был тогда самым счастливым человеком! Я любил, мечтал… давал, не жалея… и улыбался.

Глава 5. Я — парикмахер

После посещения заводика и знакомства Дымка с мамой мы вернулись в наш уютный дом. Я решил навести псу чистоту и блеск, как и подобает собаке с хорошими воспитанными манерами. Отчистить! Отмыть! Убрать противный запах! Придать свежесть!

Во дворе папа соорудил самодельный душ. Поставил на столбах на высоте бочку, врезал внизу бочки кран. Набирай воду из шланга в бочку, вода под солнцем нагревается, открывай кран, и льется теплая, а порой и просто горячая вода.

Я завел Дымка под душ, повернул кран, полилась неторопливыми струйками теплая вода. Пес отфыркивался, крутил головой, но видно было, как нравится ему эта водная процедура. Я несколько раз намыливал кожу собаки и кое — где сохранившуюся шерсть хозяйственным мылом, смывал водой. В самом конце я помыл Дымка глицериновым мылом. Пес не рыпался. Не вырывался. Мытье явно было ему по нраву. Он легко улыбался, а его хвост чем — то напоминал короткий поливочный шланг — так он умудрялся им разбрызгивать воду.

Вот я закончил мыть собаку, насухо вытер ее двумя полотенцами. Теперь предстояла самая сложная и кропотливая работа — расчесать пса. Я взял в руку большую расческу, которой папа чесал овец, и начал старательно наводить порядок на теле пса. Пес тихо повизгивал и качался из стороны в сторону. Как я понимал — от удовольствия

Мне казалось, что со временем из меня выйдет неплохой парикмахер, так уверенно я держал расческу и осторожно, не причиняя боли псу, распутывал шерсть.

Я старался объяснить, как я вижу нашу дружбу. Дымок только напрягал спину, чтобы я хорошенько расчесывал его. Но сначала затронул вопрос, как я понимаю, не очень приятный псу.

— Вот смотри, у меня есть мама и папа, которые очень любят меня и всегда обо мне заботятся. А у тебя семьи нет, нет дома, не помнишь ты ни мамы своей, ни папы. Бездомный и можно сказать — безродный. В общем, сирота конченная, круглая. Не познал ты ни любви, ни ласки, ни заботы.

Дымок мотнул головой, было такое ощущение, что мои слова причиняют ему страдания. Затем собака подняла глаза, казалось, в них блеснули едва заметные слезинки. Ее взгляд говорил мне, что наконец — то в лице этого мальчугана, так заботливо работающего над созданием ее престижного внешнего вида, она нашла человека, который понимает, как непросто ей жилось на белом свете, и который жалеет ее.

Подбодренный участливым взглядом дворняги, я продолжил:

— А вот друзей у меня нет. Настоящих. Мои сверстники любят подшутить надо мной, обидную кличку на всех перекрестках деревни кричат. Ты же еще не слышал?

Дымок покачал головой, давая понять, что не слышал; затем задумчиво уставился в землю, пытаясь понять, как это неприятно, когда у тебя есть такое прозвище.

— Поэтому я считаю своими настоящими друзьями только маму и папу, но они взрослые и не всегда меня понимают, да и времени на меня у них почти нет — работа, большое хозяйство дома, вот и трудятся с раннего утра до самого позднего вечера. Я стараюсь им не мешать, лишний раз не попадать на глаза.

Пес вскинул торчком уши, выгнутые широкие брови выразили удивление: так много работают родители? И не устают?

— Конечно, мой милый пес, в нашей семье выпадают свободные часы, когда мы все втроем садимся за стол, кипит самовар, ароматно пахнет испеченными мамой булочками, и разговариваем, рассказываем смешные истории, забавляемся играми в лото, порой — картами. Самое приятное для меня — когда мама садится поудобней на диване, открывает книгу со сказками и читает мне, а я мысленно переношусь в тот сказочный мир, воображаю себя героем, который спасает заколдованную принцессу. И удивительное: всегда в моих представлениях рядом со мной находилась верная собака, поэтому, видимо, не случайно ты появился у меня, Дымок!

Дымок уставил на меня неподвижный взгляд, такой пристальный, словно что — то хотел сказать.

— Что ты хочешь мне сказать? — поинтересовался я.

Дымок все не сводил взгляда, все смотрел и смотрел.

— Думаешь, не случайно мы встретились? Думаешь, сначала я придумал тебя, а потом Бог исполнил мою просьбу?

Дымок все не сводил с меня напряженных глаз — чихнул раз за разом от волнения.

— Значит, ты согласен со мной, что не случайно появился в моей судьбе? Как это здорово, когда мы вместе одинаково думаем!

В порыве детских чувств радости я крепко схватил морду пса обеими руками и расцеловал в чистые и свежие щеки.

Это был самый лучший пес. Он окрасил мой мир всеми цветами радуги, потому что я избавился от самого неприятного в жизни — от одиночества. Дымок весь был наполнен моим вниманием, моим терпением, моей жизнью. Мы шли рядом и были одним целым. Он был мне очень дорог. И вот почему я ухаживал за ним, рассказывал истории, мыл, расчесывал. Я слышал, как он думает и о чем просит. Он прислушивался ко мне, даже когда я умолкал. Он отвечал, не обвиняя. Он прощал, не упрекая. Он — мой!

Я оглядел пса со всех сторон. После водных процедур и расчесывания он выглядел на славу. Шерсть стала чистой и волнистой. Провел рукой по ней — ощутил приятную свежесть в ладони, словно я опустил руки в речку; шерсть мягко поддавалась движению пальцев, а затем выпрямлялась веером, когда рука продолжала движение вперед.

Тощий был пес, тело просвечивалось через тонкую кожу. Но дай время, откормлю, на поросеночка будет похож.

И все ж Дымок выглядел теперь нормально, словно действительно побывал в собачьей парикмахерской, и над его обликом трудились самые искусные мастера. Он это понимал, весело скалил свои кривые зубы, несколько раз потряс худосочное тело, будто демонстрируя мне свою ухоженность. Даже маленький хвост как — то приободрился, встал торчком и не спеша, так, с ленцой, качался из стороны в сторону. Глаза собаки смотрели с прищуром из — за солнца, а потому взгляд его казался и озорным, и плутоватым.

Можно было запускать Дымка и на конкурсы, и в дом. Запах бездомной собаки, такой вонючий и противный, исчез. Теперь Дымок в прямом смысле благоухал ароматами мыла. До чего же мне было приятно видеть результат моих стараний, да и Дымку надо выразить благодарность: вел себя достойно, не вырывался из рук, не лаял, не извивался, словно в лихорадке. Лишь иногда, когда моя расческа грубо впивалась в его шерсть, задевая кожу, он глухо ворчал. Так ворчат дедушки, когда внуки слишком расшалятся.

Во двор вошел папа.

— Папа, папа, посмотри на Дымка. Как он выглядит?

— Просто как новенький! — папа широко улыбнулся мне и Дымку. — Глаз не оторвешь. Прямо красавец.

Дымок понял, что папа оценил его внешний вид как образцовый, значительный, и улыбнулся в ответ. А затем вразвалочку подошел к нему, ткнулся носом в ноги и прилег.

— Как пахнет от него ароматно, — отметил папа, почесывая собаку за одним ухом, — и видом красив, и взору привлекателен.

Дымок поднял морду, посмотрел с благодарностью ему в глаза. Умиротворение и покой разливались невидимым потоком внутри меня. Они заботливо подбирали краски, чтобы мое счастье сияло во всем блеске своей красоты. Было видно окружающим, вызывало у них улыбку. Таким были мои детство и любовь, умеющие летать и живущие надеждой.

Детство и любовь — мой Дымок, мой друг, который никогда не будет искать мне замену. Который, наоборот, сделает все, чтобы быть ближе мне.

— Я вижу, Володя, — заговорил мой добрый мудрый папа, — как ты заботишься о своем четвероногом друге. И это понятно — он делает твою жизнь ярче. Я уверен, что он появился у тебя не по игре случая, как бы невзначай, нежданно. Случайно.

Я и Дымок одновременно затаили дыхание — вот сейчас папа объяснить, почему мы нашли друг друга.

— Случайностей, поверь мне, сын, в жизни нет. Ты же знаешь, я тебя никогда не обманывал… Открою тебе одну тайну. В этом мире существуют души, настроенные на одну струну. Как звезды в бесконечной Вселенной. Они блуждают многими дорогами. Сотнями, тысячами дорог… чтобы когда-то встретиться непременно.

Папа пристально посмотрел на меня. Его глаза были по — настоящему мужские: живые, со стальным отливом.

— И ты знаешь, Володя, когда они встретятся?