Бесплатный фрагмент - Мой лохматый дневник

Глава 1. Подарок, который разонравился до распаковки

Кажется, меня зовут Джек. Ну или Федя… Хотя сначала все звали меня Фредди. Но это уже и неважно.

Я — маленький джек-рассел-терьер, мне всего два месяца. Моя жизнь началась в теплом доме, среди братьев и сестёр. Мы играли, толкались, кусали друг друга за уши и радовались каждому новому дню.

Потом за мной пришли Люди.

— Смотри, сынок, это твой щенок! — сказала женщина с добрыми глазами, протягивая меня мальчику.

Мальчик, радостно улыбаясь, взял меня на руки. Я облизал ему нос, он засмеялся. Мне показалось, что теперь у меня есть свой Человек. Я мечтал о том, как мы вместе будем бегать по траве, он будет бросать мне палку, а я буду её приносить. Мы будем делить бутерброды, и он будет рассказывать мне тайны. Я даже хотел научиться гавкать по слогам его имя.

Сначала я был самым счастливым псом, но что-то пошло не так. Думал, что просто нужно немного подождать. Что всё ещё станет как в самом вначале. Мальчик, мой Человек, первые два дня таскал меня на руках, даже спал, прижав к груди. Я засыпал под звук его сердцебиения, думая: «Вот он, мой мальчик. Навсегда».

Потом появились Правила:

— Не пускать в комнату!

— Не будить утром!

— Не прыгать на диван!

Я старался. О, как я старался! Кусал только разрешённые игрушки, научился терпеть, пока пузо не становилось таким тяжёлым, будто туда кто-то залил ведро воды.

Дни шли, а мальчик почти не играл со мной, да и подходил он ко мне всё реже и реже. Вместо него со мной «гуляла» его мама — быстрые пять минут у подъезда, глаза прикованы к телефону, я не успевал даже понюхать расцветающую клумбу возле дома.

Моим самым любимым местом в квартире стало окно. Там внизу всегда кто-то был: золотистый ретривер с девочкой, которая всегда смеётся. Какая-то дворняга, которому хозяин чешет пузо, пока тот валяется на спине. Даже злой той-терьер получает свою порцию ругани лично, а не через вздохи в пустоту. Я ставил передние лапы на подоконник и скулил так тихо, чтобы никто не услышал.

Одним воскресным утром я услышал, разговор, который не должен был слышать:

— Он же писается! И грызёт всё!

— Ты сам его выпрашивал!

— Я хотел собаку, а это… щенок. Я передумал.

Оказалось, родители пообещали меня в качестве подарка на день рождения Мальчику. Он ждал меня слишком долго. Настолько, что когда я наконец появился, оказалось, что я ему уже не очень то и нужен. Нет, он хотел собаку… но не меня.

В тот вечер я разорвал его кроссовок — единственный, до которого дотянулся. Не из мести. Просто пахло им. И тогда родители позвонили тёте Соне — той самой женщине, от которой меня когда-то принесли в этот дом.

— Помоги, — вздохнула мама. — Нашему сыну щенок больше не нужен.

Когда за мной пришла тётя Соня, я попытался унести в зубах носок Мальчика, но мне не дали это сделать. Тогда я оставил последнюю лужу возле его комнаты. Не в наказание. Как напоминание: «Я был тут. Совсем недолго».

Тётя Соня ласково погладила меня по голове и пообещала:

— Ничего, Федя, мы найдём тебе нового друга. Настоящего.

Теперь я живу у неё, в доме, где много других собак. Они большие, больше меня раз в пять, но они не обижают меня. Иногда я скучаю по тому мальчику, но тётя Соня говорит, что скоро у меня появится Человек, который будет любить меня всегда. И я верю. Потому что я — Джек. Или Федя. Или Фредди… Но главное — я хороший мальчик. И я жду свою настоящую семью.

Глава 2. С чистого листа

Я всё ещё жил у тёти Сони, когда она сделала странную штуку — положила передо мной телефон, нажала на экран и сказала:

— Ну, Федя, держись. Сейчас тебя увидят все.

Я не понял, что это значит, но через пару дней в дом начали звонить люди. Они приходили, брали меня на руки, щупали лапы, смотрели зубы… как будто я вещь, а не пёс. Мне это не нравилось. Я рычал, прятался или просто грустно скулил.

— Что-то он неконтактный — говорили люди и уходили.

Тётя Соня вздыхала, но всегда пыталась утешить добрым словом:

— Значит, не твои.

Один раз я даже перевернулся на спину и подставил пузо: «Проверка на настоящесть. Почешешь — значит, не передумаешь?»

Но они всё равно передумывали. Но не она…

По ту сторону экрана девушка по имени Ника уже месяц листала объявления о щенках. Она хотела джек-рассела, но всё не могла найти «того самого».

— Этот слишком крупный… Этот с некрасивым пятном… Этот уже взрослый… — бормотала она, пролистывая фото.

И вдруг звук входящего сообщения! — в личку письмо от неизвестного аккаунта. «Смотри. Он тебя ждёт. Прикреплённая ссылка вела на объявление тёти Сони.

— Ой… — Ника замерла.

На фото сидел я — бело-рыжий, с аккуратными ушками в форме конвертиков и взглядом, в котором читалось: «Ну что, забираешь меня или нет?». Она тут же набрала номер.

Когда Ника приехала, я спал, свернувшись калачиком в корзинке. Но что-то заставило меня проснуться. Запах. Незнакомый, но… правильный. Я поднял голову и увидел её — высокую, с тёмными волосами и глазами, которые сразу улыбнулись.

— Какой малыш… — Ника опустилась на колени.

Я не стал рычать. Не убежал. Мне вдруг захотелось подойти.

— Федя, иди сюда, — позвала тётя Соня.

Но я уже шёл. Сам. Ника протянула руку, я ткнулся носом в её ладонь, а потом лизнул.

— Всё, — засмеялась тётя Соня. — Он выбрал.

Так я обрёл новый дом.

В первое утром проснулся от того, что кто-то гладил мне живот. Открыл один глаз — она сидела рядом, улыбалась, а в руке держала…

— Это твоя миска, Джек, — сказала Ника, и имя прозвучало так, будто я всегда был Джеком.

Я перевернулся на спину, подставив пузо. Проверяю: если почешешь — не передумаешь ли? Она не передумала.

Сначала в новом доме я боялся запрыгивать на диван. А вдруг это ловушка? Скажут: «Ах так? Тогда обратно — в коробку!» Но Ника сама подхватила меня и посадила рядом:

— Теперь это твоё место, глупыш.

Я замер. Боялся дышать. Её рука лежала у меня на спине — тёплая и тяжёлая, как уютное одеяло.

«Значит… можно?»

С тех пор сплю только там — уткнувшись носом в её подмышку.

Потом всё закружилось, как в тумане. Когда мы в который уже раз вышли гулять, я занял стартовую позицию — лапы перебирают, будто пружины, глаза следят за её руками. Ника тянется к карману куртки.

— Где мя-я-ячик? — тянет она, а я подпрыгиваю от нетерпения.

И тут происходит волшебство: из кармана выныривает он — мой синий мячик. Тот самый, что пищит, как пойманная мышь, когда я сжимаю его зубами. Бросок! Он летит по дуге, сверкая в лучах солнца.

Я уже в воздухе — вытянутый в бело-рыжую стрелу. Молочные зубы вонзаются в резину, — «плюх!» — мячик сдался. Радость, слюна, победа — всё сразу. На обратном пути я выбираю особый маршрут. Пробегаю мимо первого подъезда — там живёт такса Нора, мимо лавочки, где обычно сидит рыжий шпиц.

И обязательно замедляюсь под окнами одной из квартир. Норка прилипает носом к стеклу. Её хозяйка с ней не играет — просто выводит на поводке «по делам».

Мопс на балконе весь в дорогом комбинезоне. Но без мячика! Морщинистая морда такая, будто он случайно съел лимон.

И вот, в самый разгар матча…

На балконе третьего этажа замер белоснежный пудель Арчибальд, его все звали просто Арчи. Он стоял, как фарфоровая статуэтка, пока его хозяйка болтала по телефону. Вся в жемчуге и каблуках, она не замечала, как лапы её «аристократа» скользят по стеклянной перегородке. Я увидел три стадии пуделиной тоски:

1. Презрение (вроде бы). Арчи стоял гордо: нос вверх, грива взъерошена. Одна лапа свисала с балкона. Вид у него был такой: «Плебейские забавы не для меня».

2. Случайное включение. Я начал кататься по траве, с мячом в зубах — изображая «убитую добычу». У Арчи сначала уши прижались, потом начали дёргаться в такт моим движениям, и наконец встали торчком. Хвост бил по стеклу, как метроном.

3. Отчаянный зов души. Когда Ника крикнула: «Апорт!», Арчи не выдержал. Вскочил на задние лапы, передними уткнулся в стекло, издал звук, похожий на чих и лай одновременно.

Хозяйка наконец обернулась:

— Арчибальд! Фу! Ты же выставочный пёс!

Единственный, кто делает вид, что ему всё равно — овчарка Рекс. Он стоит у окна, наблюдая за птицами. Но его хвост… ах, этот хвост! Он предательски дёргается в такт моим прыжкам.

И вот Ника делает то, от чего у меня захватывает дух — садится на корточки и раскрывает руки:

— Ко мне!

Я лечу. Мячик забыт. Победа неважна.

В этот момент:

— Нора прижимает морду к стеклу ещё сильнее.

— Арчи фыркает и уходит с балкона.

— Рекс глухо лает.

А я зарываюсь в Никино плечо. Я дрожу, как мокрый воробей. А она смеётся. «Видели? Это моя Ника. Мой человек. Навсегда».

Глава 3. Два хозяина — двойные правила

До этого момента жизнь казалась идеальным сном:

— Утро начиналось с Никиных поцелуев в нос.

— День проходил с мячиком и кусочками сыра «по секрету».

— А вечером я грел нос, уткнувшись в её коленку.

Я почти забыл, что у людей бывают ещё и другие люди…

Вдруг в дверь вошёл Он — большой, шумный, пахнущий чем-то незнакомым.

— Джек, это папа! — засмеялась Ника, но голос у неё был какой-то высокий и взволнованный.

Я замер на середине зевка, прижал уши, но не совсем — чтобы не казаться трусом. Обнюхал его ботинок и сразу понял: этот человек любит порядок и правила.

— Сидеть! — строго сказал Он.

Ника достала что-то очень вкусно пахнущее — сушёную печеньку! — и повторила команду:

— Джек, сидеть!

Я посмотрел на него, потом на печеньку, потом снова на Нику.

— Сидеть! — повторили они вместе.

Я вилял хвостом и прыгал, но печенька не падала.

— Вот так, — мягко сказала Ника и нажала чуть выше хвоста. Я сел.

— Молодец! — папа тут же сунул мне лакомство.

Ого! Значит, если сесть — дают вкусняшку? ГЕНИАЛЬНО.

Но уроки только начинались.

— Джек, лежать! — папа достал новую печеньку.

Я сел и стал ждать. Но Он показал рукой вниз.

— Ле-жать.

Я наклонил голову в недоумении.

— Нет, вот так.

Ника помогла — аккуратно вытянула мои передние лапы. Я шлёпнулся на живот.

— Умница! — и снова печенька оказалась у меня во рту.

Следующий урок был сложнее.

— Джек, дай лапу! — Ника протянула руку.

Я лизнул её пальцы.

— Нет, лапу.

Я ткнулся носом.

— Ла-пу.

Папа взял мою лапу и положил ей в руку.

— Вот так!

Хрум! Теперь я махал лапой, как сумасшедший, лишь бы получить угощение.

Но вскоре выяснилось: у них есть свои правила и ритуалы, о которых меня не предупредили:

— 7:00 — команда «Рядом» у двери (я тянул поводок, Он — нет).

— 14:00 — «Лежать» у миски (еда прямо под носом!).

— 21:00 — «Место» (а раньше я мог спать у Ники в ногах).

Худшее было то, что Он взял наш святой мячик и сказал:

— Апорт — только по команде.

Когда они заснули, я украл его носок и положил на Никину подушку — пусть знает, на чьей я стороне. Потом лёг между ними — моя первая настоящая маленькая победа.

Утро.

Он проснулся первым. Я притворился спящим, но один глаз оставил приоткрытым — мало ли, захочет отомстить за носок?
Но папа сделал то, чего я не ожидал: потянулся и почесал меня за ухом — именно так, как я люблю. Шепнул что-то про «упрямого командира», но звучало это как комплимент. Достал из спортивной сумки…

Мой хвост начал стучать по матрасу, когда я увидел новый мячик — огромный, с верёвкой и пахнущий вкусняшкой!

— Тише, — ухмыльнулся Он, — а то Нику разбудишь.

Мы вышли во двор — Он на своих ногах, я — на четырёх — и Он бросил мяч так далеко, что тот долетел до балкона Арчи.

Я принёс добычу и сел без команды — просто посмотреть, что будет.

— Вот видишь, — улыбнулся папа и потрепал меня за ухо, — когда слушаешься, получаешь втрое больше мячиков и вдвое больше свободы.

Я лизнул его ладонь — солёную от втихушку съеденного сыра.

«Ладно, — подумал я, — может, трое — это не так уж плохо».

Глава 4. Один дома

Тот злополучный день начался так обыденно — Ника поцеловала меня в нос, папа потрепал за ухом, а потом… они УШЛИ. Совсем. На целых три часа. Я остался один в этой огромной, страшно тихой квартире с моими ужасно чешущимися деснами. Сначала я попробовал все разрешённые методы: погрыз свою резиновую косточку, пожевал специальную игрушку-прорезыватель. Даже лизнул холодную миску. Но мои зубки требовали НАСТОЯЩЕЙ работы! И тут мой взгляд упал на обои…

Эти наглые цветные полосы на стене так и дразнили меня: «Мы приклеены намертво! Не посмеешь!»

О, как же они ошибались. Я подобрался к самому уголку, где обои чуть отошли. Первый пробный укус — и вуаля! Краешек уже во рту. Оказалось, если крепко вцепиться и резко дёрнуть головой, обои отходят целыми полосами. К концу первого часа у меня была целая коллекция: две длинные полоски до потолка, несколько «кудряшек» в середине стены и мой шедевр — идеально круглое «окошко» на уровне глаз. Я сидел, окружённый своими трофеями, и гордо осматривал преображённую комнату. Теперь здесь было намного уютнее!

Но чесались ВСЕ зубы. Плинтусы выглядели так соблазнительно… Первый сдался почти без боя. Второй оказался хитрее — пришлось применять «метод крокодила»: схватить зубами и быстро вертеть головой из стороны в сторону. Особенно горжусь угловым плинтусом — тот держался на каком-то особо крепком клее. Пришлось устроить настоящую осаду: сначала подкоп под основание, потом серия точных укусов и наконец — победный рывок! Теперь по всему коридору красовались мои «трофеи».

За диваном я обнаружил настоящее сокровище — мягкую, податливую штукатурку. Она так приятно скрипела на зубах… Работа закипела: передними лапами я отгребали «грунт». Клыками углублял основную шахту, хвост работал как метроном, отмечая ритм работы. Через час у меня уже был впечатляющий тоннель глубиной почти с мою лапу. Ещё немного — и я бы добрался до какой-нибудь интересной начинки стены.

Но тут заскрипела дверь… Я замер, весь перепачканный в белой пыли, с торчащими из пасти клочьями обоев. Ника застыла на пороге, её глаза постепенно увеличивались. Папа выглядывал из-за её спины. Наступила гробовая тишина. Я робко помахал хвостом, роняя облачко штукатурной пыли. Папа медленно провёл рукой по лицу. Ника прикусила губу. Они переглянулись…

— Джек… — её голос дрогнул. — Это… это же…

Папа молчал. Слишком молчал. Потом он глубоко вдохнул, зажмурился и… разразился смехом.

— Ну и славно! — рявкнул он, хлопнув себя по коленям. — Мне никогда не нравились эти обои. Теперь есть отличный повод обновить интерьер.

Ника уставилась на него, как на сумасшедшего, но через секунду её губы дрогнули, и она тоже захихикала.

— Ты представляешь, если бы мы не сняли это на камеру? — она ткнула пальцем в камеру наблюдения, висевшую в углу коридора. — Никто бы не поверил, что один щенок за три часа устроил зубодробительный ремонт.

И уже через час в домовом чате появилось объявление: «Подготовка квартиры к ремонту. Быстро. Эффективно. Без компромиссов. Ваш интерьер будет разобран до основания за считанные часы!

Глава 5. Вакцинальный апокалипсис

С самого утра было что-то не так. Ника надела джинсы — и это уже подозрительно, ведь обычно она ходит в своих уютных домашних штанах, в которых удобно валяться на диване. В миске лежало особенно вкусное печенье — явная взятка! И самое страшное — она достала ПЕРЕНОСКУ. Эту клетку-предательницу, в которой однажды меня увезли на стрижку когтей.

Я тут же забился под диван, сжавшись в комок. Но Ника применила грязный приём — начала помахивать сушёной кроличьей лапкой, словно обещая, что всё будет хорошо. Но я не верил.

Ветеринарная клиника встретила меня ужасным запахом — смесью холодного антисептика, смеси чужого страха и наглой кошачьей дерзости. Воздух казался тяжёлым и наполненным тревогой. Я прятался под стулом, который казался мне последним оплотом безопасности. Оттуда был отличный обзор — я мог видеть запасной выход, чтобы сбежать в любой момент.

Очередь была наполнена самыми разными животными, и каждый из них, казалось, понимал, что ждёт их нечто страшное.

В углу сидела такса — маленькая и дрожащая. Её глаза были широко раскрыты, а маленькие лапки тянулись к полу в попытке удержаться от паники. Она тихо писалась от страха.

В переноске рядом находился кот. Его глаза сверкали яростно, он шипел и выгибал спину, свернувшись в плотный комок. Его острые когти вцепились в стенки переноски, как будто он хотел прорваться и сбежать. Но не мог.

Пудель, который обычно казался таким уверенным, сидел на скамейке и нервно теребил одну из своих бигудей. Его нос был прижат к стеклу окна, а морщины на морде складывались в гримасу паники. Казалось, даже он потерял свою королевскую осанку.

Когда позвали меня:

— Джек Рассел?

Я сделал всё, чтобы не откликнуться — прижал уши, отвернулся и притворился, что это не про меня.

Ника попыталась взять меня на руки, но я стал жидким — выскользнул, как маленький змей. А потом включил «Скорбный вой» — протяжный и жалобный звук, который, казалось, заполнял всё пространство клиники. Этот вой был настолько громким и пронзительным, что от него дрожали стены. Такса в углу сжалась ещё сильнее, кот в переноске чуть не перекричал меня шипением, а пудель потерял последнюю бигудю и выглядел так, будто готов вот-вот сбежать.

Врач вызвал меня в кабинет. Там на столе меня уже ждала «сцена страшного укола». Я отчаянно вертелся, крутился, будто юла. Мои лапы путались в поводке, и я запутывал Нику и себя одновременно. Несколько раз я случайно сбросил со стола градусник — пусть теперь температуру меряет та злобная кошка из холла!

Доктор вздохнул:

— Ну что, Джек, опять спектакль?

Я ответил долгим взглядом — мол, помню все его проделки с прошлой встречи. Когда он достал шприц, я почувствовал холод металла и не стал молчать: укусил воздух, завыл, как сирена воздушной тревоги. Где-то на улице даже завыли собаки — наверное, они услышали мой зов на помощь. И тут начался режим экстренной линьки — моя шерсть начала сыпаться, словно я сбрасывал с себя груз страха.

Укол был сделан, но я почувствовал, как будто лишился части себя. Вся клиника теперь была в моей шерсти — белой, пушистой, словно я превратился в пушистый клубок переживаний.

Ника вышла на улицу вся в белом пуху, будто носила свитер, хотя на термометре стояли +30 градусов жары.

По дороге домой я показательно хромал — правда, не на ту лапу, куда кололи. Но потом сдался и согласился на тройную порцию печенек — пусть хоть так компенсируют эту вакцинационную трагедию.

Глава 6. Король улиц

Я уже начал думать, что в этом мире больше нечего бояться.

Мы с Никой гуляли в парке: солнце тёплое, мячик круглый, жизнь прекрасна. Я лихо носился по траве, дразнил голубей, и даже шум машин за забором больше не заставлял меня сжиматься в комок. Всё было под контролем.

Но потом… Время остановилось.

Сначала замолчали люди на скамейках — будто кто-то нажал на «пауза». Потом раздался одинокий писк игрушки у пуделя… и тот тоже замер. Собаки, ещё секунду назад гонявшие друг друга, замерли с поднятыми лапами и съёжились. Кто-то сдавленно хрюкнул. Даже ветер, казалось, притих и больше не шевелил листья.

Из-за поворота появился силуэт. Сначала хозяйка — высокая, в чёрной куртке, шедшая размеренно и невозмутимо. А за ней…
Местные псы звали его Байкал.

Громадный хаски. Шерсть — цвета зимней бури, ледяной смеси белого и стали. А глаза… два осколка чистого, холодного льда. Он не лаял, не рычал. Даже не нюхал землю, как делают обычные собаки. Он просто шёл — ровно, прямо, как король, знающий, что весь мир принадлежит ему.

Пасть была приоткрыта — но язык не свешивался весело, как у других. Только белые клыки, без намёка на улыбку.

— Это он… Байкал… — прошептал кто-то у меня за спиной.

— Говорят, он однажды медведя загнал в озеро…

Я инстинктивно прижался к ногам Ники. Она напряглась, как струна, и незаметно натянула поводок покороче. Мы оба замерли.

Байкал остановился. Его взгляд медленно скользнул по парку. Остановился на мне.

На мне — маленьком, дрожащем, с торчащими ушами и прилипшим к морде листиком.

Он не делал ничего. Просто смотрел. И этого оказалось достаточно, чтобы у меня по позвоночнику прокатился холодный поток мурашек.

Потом он сделал движение — крохотное, но страшное: клацнул зубами. Один раз. Беззвучно. Не угроза. Не игра. Просто… факт. Как будто сказал: «Запомнил.»

Я сглотнул. Залаять не получалось — голос пропал. Бежать? Лапы будто приросли к земле. Единственное, что я мог, — это дрожать и вжиматься сильнее в Нику.

Байкал чуть наклонил голову. Изучал. Не с интересом — с равнодушным превосходством. Потом фыркнул. Как будто решил: «Неинтересно». Презрение — в чистом, ледяном виде. И пошёл дальше, даже не оглянувшись. Его хозяйка не сбавила шаг — знала, что все сами расступятся.

Только когда они скрылись за деревьями, парк снова ожил. Зашуршали листья, кто-то кашлянул, собаки тихо залаяли, будто опасаясь, что он вернётся.

— Фух… — прошептала Ника. — Ну и пёс…

Я ещё долго дрожал. Даже мячик не хотел брать в зубы. Мир снова стал большим.

Но теперь я знал: в каждом районе есть тот, кто правит. Настоящий король.

И однажды… Я, Джек Рассел, стану одним из них.

Глава 7. Джек и запретный Аромат

Вчера был ровно год, как я живу в новой семье.

За это время я многое понял: тапки грызть нельзя, но иногда всё же стоит), бабушки с авоськами не всегда шпионы, хотя лучше держать ухо востро, а команду «ко мне» можно не слышать, если рядом что-то намного интереснее.

Но самое интересное появилось внезапно.

Её звали Найда. Дворняга. Бродяжка. Уличная королева.

Она пахла… иначе. Не духами, не шампунем с запахом яблока, не стиранным пледом. Нет. Она пахла улицей. Свободой. Сырой землёй, дождём, куриными косточками, палёной сосиской и пылью с шоссе. Гнильцой и бесстрашием. Голодом и ветром. Запах, от которого сводит скулы… и сердце.

Ника морщилась каждый раз:

— Фу, Джек, не нюхай её — она же бродячая!

Но как можно не нюхать то, от чего сводит скулы? Найда пахла приключениями. Тухлятинкой из мусорного бака. Остатками чьей-то вчерашней шаурмы. Чем-то диким, тёплым, опасным. И ещё — свободой.

С тех пор каждая прогулка — охота. Я носом прочёсывал асфальт, замирал, ловя след. Иногда — удача! Вдалеке мелькнёт силуэт: лёгкий, как дым, стремительный, как тень в полдень.

— Найда! — звал я.

Она оборачивалась, смотрела прямо сквозь меня жёлтыми глазами и… исчезала. Всегда.

Однажды мне повезло: я поймал её свежий след — крепкий, резкий, как шлёпок по носу. Гнилые огурцы. Пакет с костями. Молочные корки. Всё перемешано, остро и живое.

Ника натянула поводок:

— Фу, Джек! Даже не думай!

Как — не думать? Если нос сам разворачивается, если лапы сами готовы бежать?

Я рванул. Поводок натянулся… и лопнул!

Свобода.

Я летел по двору, словно меня тянуло чем-то сильнее ветра. Мир стёрся — осталась только она.

И вот — она. Сидит возле ржавой помойки у гаражей, как трон в изгнании. Хвост пушистый, глаза — янтарные, чуть усталые, но всё ещё дерзкие.

— Ты глупый, — сказала Найда, даже не поднимаясь.

— Почему? — пролепетал я.

— Бегаешь за мной, а сам на поводке.

Я опустил глаза.

Она приблизилась, почти впритирку. Голос низкий, как у старых собак, и чуть хриплый:

— Твой человек боится.

— Боится чего?

— Что ты станешь настоящим.

Она ткнулась мне носом в шею. Её запах впитался в мою шерсть. Это был поцелуй свободы.

В тот момент, когда Ника подбежала и схватила меня на руки, Найда уже растворялась в переулке. Только кончик её хвоста мелькнул в последнем солнечном луче.

---

Теперь я знаю: где-то там, за заборами и командами, есть другой мир. Грубый, острый, дикий. Он пахнет дохлой крысой и свободой.

И однажды…
Однажды я его найду.

Глава 8. Как я победил Северного Монстра

Рассказ Джека, приукрашенный всего лишь на 146%

Свидетели: Такса Нора — скептик, любитель покопаться в пыльных фактах. Пудель Арчи — сноб, грумерский фанат и эстет. И я — Джек. Герой. Воин. Легенда.

— День обещал быть долгим, — начал я с пафосом, взбираясь на пенёк, словно на сцену. — Иду я, значит, никого не трогаю, как вдруг — БАМ! Надо мной тень. Холодная, как морозильник с пельменями.