Бесплатный фрагмент - Мистика

Приветствую Вас на странице моей новой книги!

Рада видеть Вас в кругу своих друзей,

мои любимые Читатели!

Надеюсь, мои рассказы Вам понравятся!

Черновик жизни

В этом году весна удивляла своими капризами. Март был холодным, морозным и снежным. Апрель поразил, засыпая улицы сначала мелкой ледяной крупой, потом обрушив на город крупные хлопья изумительно-белого, пушистого снега, при этом раскатисто гремел гром и сверкали молнии. Апрель — месяц непостоянный, как в старой песне: «то солнца луч мелькнёт из поднебесья, то снег и дождь…» И всё это на юге нашей необъятной России, где плюсовая температура — обычное дело даже для зимы! Чехарда холодных и жарких дней привела к тому, что одновременно на улицах встречались, сталкивались на пешеходных переходах и у многочисленных магазинов, люди в теплых куртках и сапогах и такие же местные жители, только в майках, шортах и летних шлёпках… Не обращая внимания на изменчивую, непонятную погоду, уже во всю цвели жёлтые, цвета яркого солнца, нарциссы, фиолетовые гиацинты, расправляли свои широкие листья тюльпаны. Деревья были просто облеплены облаками белых и розовых цветов, нежные лепестки которых облетали с порывами ветра и, как снегом, засыпали газоны и пешеходные дорожки. Невероятный аромат на улице пьянил и звал на прогулку!

Юрий Николаевич, коренной житель небольшого южного городка Кропоткина, выглянув в настежь распахнутое окно, обозрел прилегающую к его двору территорию. Солнце светило ярко, но ещё не было той летней жары, при которой даже дышать невозможно. Дом, в котором проживал наш герой, достался ему в наследство от родителей и был довольно просторным. Когда была жива его мать, Валентина Дмитриевна, домовладение содержалось в идеальном порядке. То, что она сама сделать не могла, она поручала домочадцам и строго требовала выполнения. Когда же её не стало, заботу обо всём взвалил на свои плечи Юрий. У него были похожие методы: он расписывал работу между женой и двумя детьми, себе не оставляя, практически, ничего. Он ведь «трудился, не покладая рук, на благо своей семьи» в своём гараже, зарабатывая небольшие суммы очень редко ремонтом авто. Полученными деньгами Юрий распоряжался сам, на своё личное усмотрение. Остальные члены семьи должны были справляться сами и с платежами за коммунальные услуги, с приобретением продуктов и одежды и так далее по списку. Юрий Николаевич, не смотря на свой небольшой рост и худощавое сутулое телосложение, был настоящим грозным семейным тираном. Семья его терпела… Но, однажды, приехав из гаража домой, наш герой обнаружил отсутствие всей семьи. Они долго надеялись на его понимание, сочувствие, любовь… Ждали, что он изменится… Но, поняв через года, что этого не случится, ушли от него в одночасье… Все… Но ещё до этого события (а, возможно, именно это стало последней точкой невозврата) Юрий начал свозить домой, как считала семья, всякий хлам. Его комната была заставлена многочисленными банками и баночками с самогоном, различные пакеты с какой-то чужой одеждой и обувью занимали полностью два шкафа и пространство вокруг них. Непонятно какими продуктами он забивал два больших холодильника, нормальной еды там, практически, никогда не было. Во всех углах комнат стояли ящики, в которых были сложены инструменты, проводочки, лампочки, зажигалки и другое « не понятно что, но, может пригодится».

Мужчина несколько неуверенной походкой подошёл к холодильнику, достал запотевшую бутылку без этикетки. Налив в маленькую стопочку самогона собственного приготовления, выпил залпом, крякнул себе в усы, прикрыв ладонью рот и, вытерев рукой влажные губы, сперва занюхал, а потом и закусил краюхой тёмного хлеба. Затем он вышел на крыльцо. Стоя под полупрозрачным навесом, осмотрелся. На крыльце источало дикую вонь помойное ведро с горой старых овощных очистков и обглоданных костей. «Надо бы вынести… Потом… Не сейчас. Всё потом. Позже.» На ступеньках, занимая большую часть пространства, стояли ящики с инструментом, корзинки с чужой, неизвестно откуда здесь появившейся, никому не нужной посудой. Справа перед крыльцом у стены дома стояли несколько старых, как, простите, дерьмо динозавра, дверей, которые наполовину перекрывали проход во двор. Слева от того же крыльца проход в пристроенную когда-то давно, но не используемую комнату так же был завален мешками с тряпьём, обувью, какими-то железками. Там же стояли старая газовая печь и совсем не молодая стиральная машина. Ещё там же были части поломанной мебели, дырявые вёдра, банки из-под краски, ёмкости с застывшим цементом… Да! Ещё ящики с прошлогодним виноградом, который был хозяином собран осенью, а уже к зиме представлял из себя тошнотворную жижу, покрытую толстым слоем разноцветной склизкой плесени. Кстати, именно из этого продукта Юрий Николаевич и производил ту самую самогонку… Во дворе ещё много было всего наставлено, наложено, «покладено» и свалено всего «очень нужного, необходимого и полезного для хозяйства»: обгоревшие в пожаре доски, старые кирпичи, ржавые трубы… Всё, от чего люди обычно избавляются, собиралось рачительным хозяином во дворе. Не пустовали, так же, бывший огород и сад: посреди участка расположился старый разбитый диван и несколько «почти новых», неизвестного происхождения, кресел, бережно накрытых грязным, изорванным ветром, целлофаном. В дальнем углу огорода приютился бывший курятник на прочных металлических сваях, когда-то в нём держали птицу. А ещё раньше на этом месте находились большие клетки-домики с бассейнами для нутрий. Но всё это было давно… С некоторых пор семья отказалась от такого хозяйства. На него не было ни сил, ни времени, ни здоровья и, кстати, средств тоже не было. Юрий Николаевич замкнул на ключ входную дверь и, слегка потянувшись, стал спускаться по ступенькам. Когда-то он сам сделал это крыльцо, но тогда он был моложе, даже полон сил. Поэтому, ни к кому не прислушиваясь, ступеньки сделал крутые. А теперь сам еле мог их пройти, выставляя вперёд одну ногу, подтягивая к ней вторую и крепко ухватившись за перила. «Победив» крыльцо, он перешагнул через несколько пакетов с мусором, опираясь на стопку дверей, выбрался на более просторный участок двора, где стояла его машина.

Старенькая «восьмёрочка» когда-то выглядела весьма презентабельно, но чем дольше использовал её хозяин, тем больше она превращалась в сарай на колёсах. В ней давно уже было убрано заднее сидение, а багажник представлял из себя склад всего необходимого в дороге. Там могли находиться пустые мешки под что-нибудь полезное. Например, в них можно было набрать гравия или песка, а то и дров где-нибудь по дороге. Там же были сложены лёгкие пластиковые ящики под фрукты, которые привозились с дачи или собирались по дороге на эту дачу. Тут же удочки. Ну никогда не знаешь, куда попадёшь! Вдруг придётся проезжать мимо какого-нибудь водоёма? Ранец с инструментами и запаска — святое дело! Тёплая одежда и сапоги. Смена нижнего белья, рубашка, брюки, обувь… Одеяло, подушка… Куча ветоши… Пакеты с консервами, картошкой, ещё какой-то снедью… Печенюхи и конфеты… Различные провода, зарядка для телефона… Лопата, топор, тяпка, грабли… И, поверьте на слово, это не весь список!

Распахнув настежь скрипящие, ржавые, много лет не крашенные ворота, хозяин выгнал машину. Сев за руль, задумался: «Куда бы поехать? На дачу — надобности нет. Одиноко дома. Пусто. Может в гараж к мужикам?» Пошарив под сидением, нащупал «дежурную» бутылку. «Нормально. Можно ехать. Только в магазин за закуской загляну.» Закрыв ворота и замкнув калитку, он потихоньку выехал и двинулся в сторону магазина и гаражей…

Небольшой магазинчик, расположенный прямо в частном дворе, сверкал вывеской «Визит». Владелец его, дядя Вова, как называли его все соседи, сначала торговал из маленького деревянного ларька, подавая продукты прямо в маленькое окошко. Со временем он построил на этом месте кирпичное здание, покрыл верх ярким оранжевым профнастилом, поставил дверь с колокольчиками, витрины, стеллажи. Ну и, само собой, расширил ассортимент товаров: если раньше к нему приходили, в основном, за хлебом, то теперь тут были и сыры, и колбасы, и конфеты, и пирожные, и корм для животных, и мороженое… В общем, почти всё, что необходимо на каждый день. Не было, наверное, только рябчиков с ананасами…

Юрий Николаевич остановил машину, аккуратно заехав на маленькую, двухместную парковку. Распахнув широкую дверь «восьмёрки», он медленно, держась рукой за поясницу и кряхтя, вылез из машины. До входа в магазин оставалось несколько шагов и пара ступенек. В окне он уже видел молоденькую, очень симпатичную продавщицу. Потянувшись к ручке двери, мужчина вдруг услышал, что его зовут по имени: «Юра! Юра, подожди, не торопись!» Он замешкался, вглядываясь в сторону, откуда звучал, как ему показалось, не знакомый женский голос, но дверь уже потянул на себя… Солнце светило в глаза так ярко, что рассмотреть в этом свете что-либо было невозможно. Юрий Николаевич сделал шаг через порог и, ослеплённый, пытался зажмуриться и прикрыть лицо рукой как козырьком. Дверь с громким переливом колокольчиков закрылась за его спиной. Наш герой, к своему удивлению, не увидел ни продавца, ни таких знакомых витрин и стеллажей… Помещение было пусто. По полу стелился белый дым или, скорее, туман большими полупрозрачными клубами. «О! Дядя Вова опять ремонт, что ли, затеял? Ещё расширяться решил?» — подумал Юрий Николаевич и сделал ещё несколько шагов вперёд. Там тоже ничего не было. Постояв несколько секунд в замешательстве, он подумал, что надо, наверное, выйти обратно. Но, развернувшись назад, двери, в которую входил, на месте не обнаружил: там была сплошная чисто белая стена… Мужчина растерялся и, не зная, что за наваждение на него действует, решил пройти вперёд…

Помещение было похоже на длинный коридор с высоким потолком и ровными белыми стенами. С пола всё так же поднимался белый туман. Сначала Юрий Николаевич шёл очень медленно, вытягивая вперёд руку. Потом быстрее… Но ничего не менялось! Ему казалось, что он уже больше часа идёт вперёд по этому коридору. «Что за хрень? Куда я попал? Что всё это значит?» — в панике пытался размышлять мужчина. Голова его кружилась, глаза резал яркий, белый свет и только болезненно ноющая поясница напоминала о том, что он ещё, «скорее жив, чем мёртв».

От овладевшего им отчаяния, Юрий Николаевич уже собирался упасть на колени, напряжённо вспоминая слова хоть какой-нибудь молитвы… «Отче наш! Иже еси на небеси… Отче наш!» — к сожалению, это было всё, что он смог вспомнить. Добавив, почему-то, к вышесказанному «Иже херувимы…» и «Аминь», он вдруг увидел перед собой огромную двухстворчатую дверь. Дверь, как и всё пространство вокруг, была тоже белого цвета. Мужчина, не раздумывая, что может за ней находиться, взялся за ручку и резко отворил её… То, что увидел Юрий Николаевич, поразило его: перед ним открылся огромный круглый зал с уходящим, казалось, в небо, потолком. То есть, потолка видно не было, стены, такие же белые, как, впрочем, и блестящий гладкий пол. Единственное, что изменилось, это то, что туман приобрёл лёгкий розовый оттенок. Посреди просторного зала располагался круглый белый стол. Стол этот напомнил мужчине барную стойку или прилавок магазина: с внешней стороны стоят покупатели, с внутренней — продавец. Только здесь не было продавца. За столом на высоком, крутящемся в разные стороны, кресле… нет, не сидела, а восседала женщина. Кого-то она Юрию Николаевичу напоминала, но он не мог понять кого именно. Подойдя вплотную к столу, он, было, открыл рот что-то сказать, но женщина быстро повернулась к нему лицом, молча улыбнулась и показала пальцем на висящее над её головой, табло. Бегущая строка приветствовала прибывшего и просила подождать.

Юрий Николаевич не стал возмущаться, спрашивать о чём-то, он устал от ходьбы по коридору и с удовольствием присел на неизвестно откуда взявшееся, как -будто выехавшее из тумана белое мягкое кресло. Усевшись поудобнее, вытянув ноги, он стал разглядывать помещение. Огромный зал был пуст, ни одной живой души, кроме него и женщины за стойкой. «Кого же она мне напоминает?» — силился вспомнить он, но, то ли усталость, то ли полное непонимание происходящего не давали ему напрячь мозг.

Женщина, надо сказать, была интересная: она не отличалась стройностью, скорее, она была довольно полная. Белоснежный костюм, одетый на неё, сильно обтянул юбкой её крутые бёдра, приоткрывая полные колени. Пиджак готов был стрелять верхними пуговицами, настолько большой и высокой была её грудь. При этом, руки были маленькие с пухлыми короткими пальчиками. Зато ногти, украшенные блестящим серебряным маникюром, похоже, были длиннее самих пальцев и сверкали блёстками. Женщина сидела в кресле, закинув ногу за ногу. Обувь её, туфли на высокой шпильке, тоже сверкала белизной и стразами. Удивляло то, что размер её ноги был очень маленьким, как у девочки лет восьми. На лице не было заметно никакой косметики, но, в то же время, кожа была чиста и ухожена, без единой точечки. Светлые серые глаза меняли свой цвет в зависимости от падения на них тени: они становились то голубого, то зелёного оттенка. Тонкие светлые брови, явно, были чуть подрисованы, иначе их не было бы видно совсем. Милое, приветливое, улыбающееся лицо обрамляла высокая, очень высокая причёска из белых, аккуратно уложенных, волос. Время шло. Женщина, которой навскидку, наш герой не дал бы больше тридцати лет, не смотрела на него и, как он понял, объяснять, что вокруг происходит, не собиралась. Юрия Николаевича напрягала эта ситуация, он решил, всё же, подойти и спросить, чего он, собственно, здесь ждёт?

— Девушка! Вы мне скажете, чего я жду? Или кого? Где я нахожусь? И что, вообще, происходит?

— А Вы не знаете? — вопросом ответила женщина, — Что, даже не догадываетесь?

— Представьте, нет! Приехал в магазин.., — начал было он рассказывать, но она его перебила:

— Вы, как бы, … умерли… Сердце. Не самый здоровый образ жизни. Возлияния, опять же…

— Как? Что значит умер? Да ну? Да быть не может!

— А как Вы думали умирать? Всё просто. Раз! И Вы уже здесь.

Юрий Николаевич не знал, как себя вести в этом случае, то ли плакать, то ли паниковать и проситься обратно…

— Вы, Юрий Николаевич, не переживайте! Все через это проходят. Вот, возьмите анкету, заполните. А потом Вас вызовут.

— Какую анкету? Куда вызовут? Да что это за «филькина грамота»? Что за контора?! — возмутился он, повышая тон разговора, — Да кто ты такая?!

— Ты, Николаич, мне тут не груби! Я, — она сделала небольшую паузу и многозначительно посмотрела ему в глаза, — Я — Наташа! И, поверь мне, я таких, как ты, на «раз!» успокаиваю. А на «два!» … Да что там! Тебе и «раза» хватит!

Юрий Николаевич хотел ещё что-то сказать, но Наташа молча вынула откуда-то из-под стола большую, чисто-белую сковороду с длинной массивной ручкой и легонько покачала ей в руке. Все вопросы и претензии, как-то, сами отпали. Мужчина взял со стола предложенный ему анкетный лист с ручкой и вернулся в кресло. «Ну ничего себе методы в Небесной канцелярии!» — подумал он. «А ты как хотел? Каждый получает то, что заслужил.» — прозвучало где-то внутри его головы. Причём, голосом Наташи, которая в это время с грустью смотрела на что-то в рамочке с подставкой на своём столе. «Интересно, откуда она сковородку здесь взяла? И куда дела? Мне думается, что в этом месте просто неоткуда было взяться этой увесистой посудине…» — размышлял он, глядя то на женщину, то в анкету. Наташа уже не выглядела так грозно, как пару минут назад, когда её спокойный и вежливый ранее тон превратился в грубый сленг не то базарной бабы, не то гопницы. Она окинула его ничего не значащим взглядом, мило и, вновь доброжелательно, улыбнулась.

Юрий Николаевич углубился в анкетный лист. «Так… ФИО — Написал. Родственники… близкие… Ну, наверное, сын… Дочь… О! Чуть не забыл! Жена! Мы же официально не разведены! Значит, она тоже считается. Забыл, как правильно? Геннадиевна или Геннадьевна? Что-то она мне по этому поводу говорила. Так… родители, сёстры, братья… Странно… Зачем всё это? Ведь здесь давно всё это известно! Мать, отец и брат давно умерли. Они же тоже здесь побывали! Стало быть, зачем писать то же самое?» Он посмотрел в конец листа: оставалось ещё много пунктов. Писать вообще не хотелось, да и очки он в кармане не нашёл. Приходилось отодвигать лист, чтобы рассмотреть написанное. «Как Вы оцениваете своё отношение к семье? К своей матери? К своей жене? К детям? К брату и сестре? К животным? К незнакомым людям? К друзьям? — Вот что здесь писать? Как кратко ответить?»

— Наташа, подскажите мне пожалуйста, как правильно написать?

— Пишите, Юрий Николаевич, всё, что вспомните, всё, что Вам кажется необходимым, важным. Можно примеры из жизни приводить… — ответила Наташа.

— Мне что, всю свою жизнь здесь надо описывать? Так у меня и паста в ручке закончится! А я и половины не напишу! Да и не люблю я вот это… писать! Даже сам процесс утомляет!

Наташа окинула его равнодушным взглядом и сказала:

— Я могла бы дать Вам для заполнения цифровой вариант анкеты на удобном планшете. Тогда было бы быстрее и не так утомительно. Но Вы же не захотели научиться пользоваться полезными и доступными гаджетами? Поэтому и пишете на бумаге ручкой. Это Ваш выбор. Так что пишите, как можете и что хотите.

Юрию Николаевичу совсем не хотелось расписывать свою жизнь в подробностях, поэтому он напротив каждого вопроса размашистым почерком быстро проставил одно и то же слово «нормально».

Покончив с ненавистной писаниной, он резко встал и быстро подошёл к столу, за которым, всё так же, сидела Наташа. Кинув заполненный лист перед ней, припечатал его сверху рукой:

— Вот. Всё. Готово. Что дальше?

— Минуточку, — ответила женщина и, оглянувшись, посмотрела на часы на табло, — Ну, что ж, успели до конца моего рабочего дня!

— А вы тут разве не круглосуточно принимаете? Шарашкина контора! Везде обман! Вам ведь положено… — опять попытался говорить на повышенном тоне мужчина, но Секретарь, как и в первый раз, тут же оборвала его:

— Где положено, там наложено! Не вам тут права качать и график работы устанавливать! У меня, между прочим, дети и внуки имеются! И дела домашние! В отличии от некоторых! Так что лучше не начинать!

— Не понял! Так Вы здесь работаете? А живёте где? Вы, Наташа, живы? — изумлённо спросил Юрий Николаевич.

— Да. Я здесь на полставки подрабатываю. Основная моя работа в городе, на вокзале. Кассир я. И живу рядом с вокзалом. И да, я живая!

— Так значит отсюда есть дорога обратно? И Вы ей пользуетесь? А я могу пройти вместе с Вами? Мне хочется домой… Включить телевизор, лечь на свою кровать… Опять же, кошка одна дома… не кормленная, — чем больше он говорил, тем больше понимал по взгляду Наташи, что уговорить её показать дорогу домой не получится.

— Это уже не я решаю. Моё дело анкету принять и передать куда следует, — ответила невозмутимо Секретарь и положила лист с анкетой в сканер.

— А когда Вы передадите мою анкету?

— Так вот. Уже передала, — махнув рукой в сторону компьютера, сказала она.

— Я думал, Вы отнесёте её в кабинет лично… Вашему Начальнику?

— Нет! Что Вы?! Моё время для встречи с Ним ещё не настало! — Наташа улыбнулась и встала с кресла, — Ну, мне пора. А Вы присаживайтесь и ждите. Он работает круглосуточно и без перерыва!

Секретарь Наташа встала с кресла, накинула на плечо тонкую лямку-цепочку своей маленькой, само-собой, белой, сумочки, больше похожей на кошелёк, и, повернувшись на носочках туфель, направилась к одной из многочисленных белых дверей, цокая каблуками. Подойдя к двери, она нажала кнопку, похожую на обычный, как показалось Юрию Николаевичу, дверной звонок и произнесла: «Наталия Павлова работу закончила. Выхожу.» Дверь открылась и закрылась сама, скрыв за собой уходящую женщину.

Юрий Николаевич остался в одиночестве в огромном бело-розовом зале. «Точно! Вспоминал, вспоминал… А это Наталия! Жена друга Михаила!». Был когда-то у него товарищ. На одной улице жили, в одной компании гуляли в молодости. Потом, как-то, разошлись на время пути-дорожки: один на инженера пошёл учиться, а другой на машиниста. Женились оба. Семьи, дети… А затем снова встретились, покрестили вместе младшую дочь Юрия, стали кумовьями, да снова задружили, теперь уже семьями. Хороший друг был Михаил, да только погиб он в аварии… Вспомнил Юрий Николаевич и похороны, и слёзы, и обещания его, что вдове Наталии помогать станет. Только кума редко о помощи просила, а потом и вовсе перестала. «Как же так получилось, — подумал он, — что я о ней забыл? Не красиво, как-то, получилось… Она-то, судя по всему, меня узнала!».

Размышления мужчины были прерваны звоном колокольчика. Он поднял голову и увидел на табло бегущую строку: «Юрий. Кабинет №1.». Тут же не громкий, но чёткий голос диктора вежливо произнёс: «Новоприставленный Юрий, просим пройти в кабинет номер один». На одной из дверей замигала цифра «1». Юрий Николаевич обречённо поднялся с кресла и понуро побрёл в неизвестность…

Наш герой, оглядывая комнату, в которую вошёл, ещё больше сгорбился, имея и без того сутулость и невысокий рост, захромал и всем своим видом показал, что у него не поворачивается шея. Зачем он это сделал? Наверное, по привычке… Была у него такая особенность: вздыхать, кряхтеть, чтобы окружающие видели, что он болен, а с нездорового человека какой спрос? Так же, иногда он «включал дурака». Это уже чтобы не отвечать за какие-либо последствия своих действий. Например, в пьяном виде пакость какую совершит, а высказать ему или привлечь его к ответу нельзя. «Пьян был. Ничего не помню!».

В полутёмной комнате, обстановкой своей напоминающей офис, было всё хорошо видно, а свет не резал глаза своей яркой белизной. Посреди неё, вернее сказать, на всю её длину — светлый прямоугольный стол со слегка закруглёнными углами. Прямо перед нашим героем стоял самый простой стул с жёсткой деревянной спинкой, предназначенный для вошедшего. Почему-то, это было сразу понятно. В дальнем левом углу помещения Юрий Николаевич увидел кулер с холодной и горячей водой, сбоку которого на специальном креплении — стопка одноразовых пластиковых стаканчиков. Рядом на белой откатной тумбочке стояла обычная электрическая кофемашина, а на нижней её полке — сахарница и вазочка с конфетами.

У дальнего края стола на вращающемся кресле сидел человек в белом костюме. Внешность его была самая простая: короткая стрижка под машинку на полуседых волосах, короткая бородка, аккуратно подстриженные усы. Он сидел боком к посетителю, внимательно глядя на стоящий перед ним монитор. На противоположной входу стене бросалась в глаза огромная картина. Посетитель с интересом её разглядывал: это был единственный предмет в комнате, имеющий два цвета, изображающий человека в длинном просторном одеянии, наполовину белого, наполовину чёрного цвета с объёмным капюшоном, накинутым на голову. Лица видно не было… То есть, на месте лица, как показалось Юрию Николаевичу, было яркое, сияющее пятно. Смысл картины ему был не понятен. Если это портрет Бога, то почему присутствует чёрный цвет? Почему не нарисовано лицо, как он привык видеть на иконах? Почему именно пополам белого и чёрного? Если белое это добро, то чёрное, соответственно, зло. Как возможно объединить то и другое? Могут ли соединиться в одно абсолютно противоположные качества?

— Здравствуйте, — прервав свои размышления, несмело произнёс Юрий Николаевич.

— Приветствую Вас, Юрий! Садитесь, — приятным низким голосом ответил человек и сразу продолжил — Мы прочли Вашу анкету и изучили Вашу жизнь. У нас к Вам есть вопросы.

— Простите, я не знаю как к Вам обращаться? Вы ведь Бог?

— Ну что Вы, Юрий! — мужчина повернулся к пришедшему лицом, — Конечно же нет! До встречи с Ним у Вас ещё несколько этапов. А вот сколько их будет зависит только от Вас, — он поднялся с кресла и неторопливым шагом приблизился к посетителю. Юрий Николаевич вдруг увидел перед собой своего кума Михаила! Издалека он и не узнал его! А теперь вглядывался в знакомые, но забытые черты погибшего много лет назад, друга.

— Мишка! Ты, что ли?! Сто лет тебя не видел! Ты как здесь? — оживился наш герой и тут же осёкся, — То есть, я рад тебя видеть… Там, в приёмной, супругу твою, Наталию, видел, тоже не узнал сперва…

— Да, Юр, это я, твой кум в прошлом. И я знаю, что Наташа здесь работает, — грустно и тихо ответил Михаил, — Она специально устроилась сюда, чтобы быть чуть ближе… Нам разрешают увидеться один раз в год на несколько секунд. Именно поэтому я согласился на эту работу и остался здесь, хотя должен был отправиться в другое место и забыть свою жизнь. Но, что мы обо мне? Пойдём, садись ближе. Кофе будешь?

— Миш, а что со мной будет? Куда меня? — подвигая стул, спросил Юрий.

— Сначала всё разберём, все твои поступки за всю жизнь, — сказал Михаил, наливая кофе в пластиковый стаканчик, -…это может оказаться долгим процессом, а может, наоборот, делом нескольких минут… Всё от тебя зависит. Угощайся, — произнёс он, ставя перед другом кофе. Взяв с тумбочки вазу, в которой необъяснимым образом, вместе с конфетами, появилось, любимое Юрием, овсяное печенье, Михаил поставил её на стол.

Они сидели так некоторое время. Пили кофе, вспоминали забавные случаи из прошлой их жизни, смеялись. Потом вспомнили ту трагическую аварию, после которой Миша не выжил… У Юрия сверкнула в глазу слеза, которую он быстро вытер рукой, чтобы друг не заметил.

— Миш, я тогда и подумать не мог, что так всё выйдет… Ты прости меня, что не смог в ту ночь к тебе поехать. Ты же знаешь, моя «восьмёрка» не готова к дальним поездкам. Да и страховки на неё я уже давно не делал… Думал, всё, как раньше было, обойдётся… Не первая же авария была! Думал, отлежится Мишаня в больничке, да и выйдет…

— Мне не за что тебя прощать. Главное, чтобы ты сам себя простил, — ответил Михаил, — Знаешь, я всю жизнь свою земную помню. Только та ночь как в тумане… Помню, как пассажира взял. Помню, что поездка дальняя, в другой город. Помню, что собирался сразу после рейса домой, спать. Помню, как ехали… Поворот затяжной… Дорога скользкая, после дождя… Потом встречка! … И ухожу в кювет… перевернулись… Сколько раз не помню… Из перевёрнутой машины вылезли. Пассажир жив… Звоню Наташе… У парня кровь из уха, звоню в «скорую» … А потом начинается что-то, чего я не понимаю… Помню, по дороге в больницу с женой разговаривал по телефону… И ещё, помню голос её встревоженный: «Зай! Я здесь! Я рядом!» и всё… Хорошо, что твоя Томка с ней приехала, хоть не одна моя Наташа в этот момент оказалась… А за сына твоего тебе отдельное спасибо. Хорошего парня вырастили! Молодец Лёха, домчал… Успели… Успел и я перед смертью голос родной услышать… Видел я потом всё… И реанимацию, и слёзы жены, и руки её, в молитве к врачам сложенные… И как в машине обратно ехали, как кричала: «Миша мой умер! Да как же мне жить без него, Господи?!» Я ведь рядом был с ними в машине… Наташу хотел успокоить, за руку взять, по волосам погладить… Поговорить хотел, сказать, что очень люблю её, и дочку с внуками… Только, не услышали меня… Да и я сам тогда ещё ничего толком не понял…

Юрий слушал, не перебивая, лишь вытирал рукой слёзы, предательски катившиеся по впалым щекам и уже до красноты растёртому носу. Он представил себе всю ситуацию, практически, пережил сейчас заново смерть друга, к которому в ту страшную ночь… не поехал…

— А теперь я здесь, — продолжил Михаил, погладив маленькую фотографию жены с дочкой, стоящую в белой резной рамке на его столе, — Столько уже лет прошло! Уже внучка невеста! За хорошего парня замуж выходит. Вот диплом получает и через неделю свадьба. Внучок школу на отлично заканчивает! Только Наташа моя одна. Я бы хотел, чтобы она счастлива была, чтобы встретила мужчину, который бы стал ей опорой… Ведь годы идут… Она-то держится, но я знаю, как ей тяжело и одиноко…

— Ага! В приёмной мне сковородкой угрожала! И где только взяла её?

— Да, она может! Угрожать … — улыбнулся Миша, — А где взяла? Ты ещё не понял где находишься?

— Миш, а почему у меня всё по-другому? Ну, к примеру, я не слышал рыданий своей жены, не понял, что вообще со мной произошло? Я зашёл в магазин, а очутился здесь.

— А в этом, друг мой, сейчас будем разбираться, — ответил Михаил.

— Да ты же знаешь, я простой, рубаха- парень, я ж мужик душевный… Всю жизнь работал, пахал… Себя не жалел, всё в семью, всё для детей! Ты ж знаешь! Чё тут разбираться? — скороговоркой выпалил Юрий Николаевич. Михаил, как-то грустно, взглянул на своего «земного» друга, вздохнул и начал говорить:

— Сейчас, Юрий, можешь расслабиться. Просто сиди и слушай. Желательно, не перебивать. Когда я буду задавать вопросы, отвечать. Всё понятно? У тебя возникли какие-либо вопросы ко мне, пока мы не начали?

Юрий кивнул и зачем-то перекрестился, глядя на чёрно-белую картину:

— Мне непонятно, что означает это изображение? Кого, конкретно, оно изображает?

— Видишь ли, Юрий… — Михаил задумался, — Как бы тебе объяснить? Ну, чтобы ты понял… Большинство людей, которые побывали здесь, либо совсем не интересовались этой картиной, либо точно знали сами, что она означает. Немногие спрашивали, но не все из них поняли. Постараюсь донести, так сказать… В мире существуют Добро и Зло. Белое и Чёрное. Бог и Люцифер. При таком раскладе, вроде всё понятно. Но, представь себе, на белой бумаге нужно изобразить, к примеру, белую вазу. У тебя есть набор красок. Каким цветом ты это сделаешь? Возьмёшь красную краску? Тогда твоя ваза получится наполовину красной, она не будет белой. Ведь все тени на рисунке будут красных оттенков? Так же и со всеми остальными красками! Кроме чёрной! Только чёрным можно нарисовать белое на белом. В принципе, это тебе могла твоя супруга объяснить, она ведь у тебя художник! Ну, если бы ты интересовался… Второй пример: ты идёшь по тёмной безлюдной улице и слышишь за углом крик о помощи. Ты бежишь туда и видишь, как здоровый мужик бьёт молодую женщину. В этот момент ты ничего, кроме физического насилия над нападавшим, применить, защищая жертву, не можешь. Так? Чтобы спасти девушку, ты с силой отталкиваешь преступника и, возможно, ударяешь его по голове. Нападавший падает и не встаёт. Ты герой? Ты спаситель? Для девушки — да! А для того, кто после твоих действий, возможно, не выжил, для того мужика ты — убийца! Получается, что где белое, там и чёрное, где добро, там и зло! Продолжать? Таким образом, перед нами портрет Вседержителя! В котором есть всё Добро и всё Зло. И каждый получает от Него то, что заслужил.

— Как всё мудрёно! — отреагировал Юрий, — А Томка-то откуда может что-то знать?

— Ты, друг мой, супругу свою сильно недооценивал в жизни. Она не только рисует… Ты ведь так и не узнал, что она несколько книг уже написала? И продолжает писать. Кстати, у неё неплохо получается!

— Томка? Писатель? — рассмеялся Юрий, — Да куда ей? Писатель из Кропоткина! Ха-ха! Не смеши меня! Она, вообще, с Чукотки приехала! Из Ана-дыря!

— А ты думаешь, откуда берутся писатели, поэты, художники? Они живут среди людей в таких же «Кропоткинах» и «Анадырях»! Могу тебе сказать, что талантами одарены все, абсолютно все люди на Земле! Только кто-то, обнаружив его в себе, принимает его, развивает, вкладывая свой труд. И тогда этот талант расцветает! В итоге человечество получает прекрасные книги, картины, кино… И это только в искусстве! А ещё существует множество талантов: кто-то строит надёжные здания, кто-то воспитывает прекрасных детей, кто-то лечит, кто-то торгует… Всех не перечислить! Но многие, к сожалению, как, например, твоя супруга, большую часть жизни были заняты работой, подработками, чтобы прокормить семью. Вот ты даже не знал про таланты своей Тамары! Вернее, не хотел знать. А она, глядя на твою реакцию, или на её отсутствие, даже не пыталась что-то развивать, занималась детьми, домом, тобой, готовкой, уборкой, стиркой… Вспомни, ты только требовал… Требовал внимания к себе! Ты никогда ей не помогал, наоборот, придумывал ещё больше занятий для неё, которые мог бы выполнить и сам! Ведь так? И тебе нравилось это издевательство!

— Миш, ну что ты говоришь? Я? Издевался над женой? Да я всё в дом! Всё для них!

— Что ты «для них» сделал? Ты даже сейчас отделил себя от «них». Ты на одной стороне, а жена и дети на другой! Ты всегда и всё делал для себя, под себя и во имя себя! Но всех вокруг, впрочем, как и самого себя, ты убедил, что ты хороший, душевный рубаха-парень! Это твоя вина в том, что ваша семья разрушилась. Ты не был ни опорой, ни надеждой ни для кого. Что мы имеем в итоге? Томка ушла. Кстати, сейчас она успешный человек, знаменитый писатель и художник-иллюстратор! А могла бы не к старости стать такой, а намного раньше, если бы не зависла во времени с тобой. Сыну и дочери ты не нужен. Своими попытками дать им денег, ты любовь их не купишь. Ты спрашивал, почему не слышал рыдания своей супруги? А ты достоин её слёз? Она за время, которое прожила с тобой, их столько пролила! А ты можешь вспомнить её улыбку? Вот когда она, к примеру, тебе улыбалась? Когда твоя семья была рада тебя видеть?

— Ты что, думаешь не было? Я помню! С гаража приходил, а дочка бежала ко мне и кричала «Папа пришёл! Шариков купил?» Ей тогда года три- четыре было. — возразил Юрий.

— Юра, друг, очнись! Ей уже тридцать четыре! А ты вспомнил только это? — вздохнул Михаил.

— Но была же раньше радость какая-то? Счастье? Что, я совсем не радовал свою жену? Вот мы на море ездили! С детьми! Отдыхали… Здорово же было?!

— Друг мой, — снова вздохнул тяжело Михаил, — это тебе было здорово! А жена крутилась, то постирать, то приготовить, то убрать, за детьми на море глаз да глаз! А когда ты там выпивал, ещё и тебя чуть ли не на руках носить приходилось. Это ты называешь отдыхом? Когда твои дети сидят в уголке тихонечко и думают, какое у папы настроение? Будет ли он ругаться? Устроит ли он маме скандал? Это счастье? Да они все боялись тебя! Боялись, Юра! И не хотели неприятностей! Юр, это не любовь, не счастье и не радость! Неужели ты так и не понял ничего за все эти годы? Помнишь проводы твоего Алексея в армию?

— Да помню конечно! Как такое забыть? Тома не разбудила нас ехать в военкомат утром! Я сына не проводил из-за неё!

— Юра! — на этот раз Михаил резко перебил друга, — Окстись! Мы тогда всю ночь с тобой пили! И я, тоже дурак, не подумал! Я так винил себя за это! Ведь твой сын даже друзей тогда не позвал, чтобы у тебя повода напиться не было! А ты меня позвал… А я повёлся! Ты же за ночь никому отдохнуть не дал! Ты устроил скандал. Ты вымотал нервы всем! Когда я собрался домой, а твоя супруга с сыном вызвались меня отвезти, ты в машину сел и продолжал её дёргать. Я не представляю, какие нужно иметь нервы, чтобы не отвечать на твой пьяный бред, который ты там нёс! Я был удивлён, как спокойно вела машину Тома. И я видел, как сдерживался Алексей. Другой бы уже тебе морду набил… Прости за выражение. Я ведь тогда подумал, что так и будет, когда вы вернётесь домой. Поэтому поехал с вами. Ты помнишь наш разговор? Я пытался тебя убедить, что ты не прав! Говорил, чтобы ты прощения у жены просил, чтобы подарок ей купил… А ты: «Я никогда подкаблучником не стану!» Ну что, «неподкаблучник», как оно тебе жилось одному-то? Легко и весело? И я прекрасно понял твоих, что не разбудили нас ехать в военкомат! Не хотели они нас видеть, не хотели с нами ехать! Сын не хотел твоё лицо мятое наблюдать. И прав был. Поэтому и проводили его сами Тома с дочкой. Наревелись там при отправке, да и доехали назад потихоньку и без нервов. А тут снова ты!