Бесплатный фрагмент - Мистика

Связь времён

Она бежала быстро по ступенькам вниз. Слёзы душили и стояли комом в горле. Олег, не отставая, бежал следом за женой. Выбежав из здания, где Ольга очередной раз проходила обследование, он, догоняя, развернул её лицом к себе, крепко держа за хрупкие плечи.

— Оля, подожди.

— Что Оля? Что Оля? — глотая слёзы, кричала она, не обращая внимания на оборачивающихся прохожих. — Всё, ты свободен. Не могу я иметь детей. Слышишь! У нас никогда не будет детей!

Истерика била всё её тело.

— Успокойся. Всё обойдётся.

— Успокойся? Как? От этого у меня изменятся внутри органы? Пошел вон! Ты здоров и найди себе другую женщину. Отпусти меня! — она била его в грудь своими маленькими, почти детскими кулачками.

— Ну-ну, всё у нас будет хорошо. Я знаю.

Он крепко обнял жену, которая едва доставала ростом до его подбородка. Олег безумно любил Ольгу. Вот уже семь лет, как они были счастливы в браке. Омрачало одно, Ольга никак не могла забеременеть. После всех обследований, врач, как судья вынес приговор: «Ваш муж здоров, а вы, к сожалению, бесплодны. Думаю, что никакие лечения не помогут. Если не произойдёт чудо».

Эти последние слова, так сильно подействовали на Олега, что он уцепился за них, как за последнюю надежду. Он знал, как Ольга хотела ребёнка, и без него их счастью пришёл бы конец.

Полпути они ехали, молча. Ольга, уставившись в одну точку на лобовом стекле, походила немного на человека лишенного рассудка. Олег же ведя машину, и поглядывая в сторону жены, мучительно подбирал в уме подходящие слова. Наконец он выдавил:

— Знаешь, мы что-то с тобой слишком много работаем. Может в этом проблема? Нам надо отдохнуть.

Ольга, всё так же молча, не реагируя, сидела без движения.

— Я слышал, вернее читал где-то, — продолжал Олег, — что если сменить обстановку вокруг себя, то организм тоже перестраивается, и мышление в том числе. Многие болезни, даже очень страшные, излечиваются. Возьмём отпуск за свой счёт и махнём отдыхать на природу. Ты же любишь лес, грибы, речку. А? Представляешь, как приятно пахнет дымком костра!

Он видел, как глаза Ольги оживают — это был большой плюс. Она опустила их и тихо улыбалась. Олега понесло:

— Где-то в стопке газет, я видел статью, куда едут влюблённые помолиться иконе. И мы с тобой съездим, попросим чудесного малыша. Говорят много чудес, творит та икона.

Ольга повернулась к мужу, и долго не отрывая взгляда, смотрела на него. От такого взгляда и молчания, ему стало не по себе.

— Что? — спросил он.

Её взгляд смягчился, и переборов себя, она сказала:

— Спасибо, Олежек.

Это место походило на древнее русское поселение. Небольшие строения, обнесённые вокруг частоколом и внушительно тяжелые ворота, в которых была еще дверь с массивным кольцом для стука о железную пластину. Она издавала на удивления громкий мелодичный звук.

— Кажется, мы нашли это место, — радостно сообщил Олег жене и, выдохнув глубоко из себя воздух, он стукнул кольцом три раза. Открылось маленькое окошечко над кольцом, которое украшало железная резная решетка.

— Кто вы? — услышали они голос из-за двери.

— Нам сказали, что здесь могут помочь решить нашу проблему, — не растерявшись, ответил Олег.

Они видели, как чьё-то лицо, молча, смотрело на них, вглядываясь и распознавая, враг перед ним или друг. Затем окошечко закрылось, и они услышали, как за дверью убирают тяжелый засов. Дверь отворилась, и перед ними появился в черной рясе с широкой густой бородой монах. Он походил на былинного богатыря.

— Подождите здесь, — указав рукой на скамью, стоящую возле красиво цветущей рябины, проговорил богатырь в рясе.

Затворив дверь, он удалился. Ольга и Олег видели, как по территории ходят другие монахи. Кто-то из них рубил дрова, другие их складывали в подобие стога. И таких стогов было уже три. Рядом под навесом стоял длинный стол со скамейками по бокам и на него ещё один монах аккуратно расставлял тарелки с хлебом посредине. Видно было, что готовятся к трапезе. Тут же другой монах готовил в большом котле на выложенной под открытым небом печи обед. И куда бы ни упал их взгляд, веяло теплом и уютом от этого спрятанного от людских глаз места. Всё у них получалось слаженно, все молча, понимали, что и как надо делать. В воздухе пахло дымом от печи и сладким ароматом еды, густо перемешанным с запахом хвойного леса.

К ним подошел старец, в таком же длинном чёрном балахоне с большим медным крестом на груди.

— Здравствуйте дети мои. Меня зовут отец Серафим. Я настоятель этого скита. Какая нужда вас привела в наш скит?

— Мы прочитали о вас в газете. Там рассказывается о том, что у вас есть икона, которая делает чудеса. Нам тоже нужно чудо, иначе вся жизнь под откос. Нам нужен ребенок, — выдохнул последние слова Олег. — Жена из-за этого заболела. Боюсь, потеряет рассудок.

— Что ж, слухом земля полнится. Подойди ко мне дочка. Помогу, чем смогу беде твоей, а дальше, как Бог даст. Сейчас ты пойдёшь со мной, и я покажу тебе дверь в келью. Там, когда войдёшь, постой, молча какое-то время, и как почувствуешь надобность открыть свою душу, рассказать проблему, что привела тебя к ней, то дай волю чувствам. Хочу предупредить сразу, если после того, лик останется светел, то иди с миром и уповай на Господа, молись и будешь услышана. Ежели заплачет, то скорбит с тобой Матерь Божия, услышана тут же значит.

— Икона плачет? — удивленно спросил Олег.

— Не икона. Лик. Чудо такое происходит и лучше бы вам его увидеть. И еще, у многих там и другие чудеса происходят. Кто видения видит, а кто голос слышит. Так что, не бойся дочка, иди.

Он вел их к небольшому бревенчатому дому. Внутри находилась дверь, к которой он подвёл Ольгу.

— Тебе дочка сюда, — и он указал на дверь. — Если твоё желание не велико, то входить не стоит. Постой, подумай. А ты сын мой, постоишь на дверях, но не заходи, как долго бы это не было. Здесь молись. Отчаянно молись, от всего сердца и души. Оставляю вас. Решайте дети.

Отец Серафим подошел ближе к Ольге, положил свою тёплую, сухую руку ей на темя, затем окрестил, то же самое он проделал с Олегом.

— Я тоже буду молиться о вас, — и тихо удалился.

— Мне страшно, — прошептала Ольга.

Олег прижал ее к себе, нежно поцеловал и подтолкнул к двери.

— Иди родная, не бойся, это наш шанс. Не стоит его упускать.

Видя, что Ольга мешкает, добавил:

— Ну же, иди!

Она стояла лицом к двери, на которой висел огромный медный крест. Перекрестившись и толкнув, касаясь середины креста дверь, она вошла вовнутрь. Это была маленькая комната, из утвари там находился только стол, на котором между двух горящих длинных свечей, лежала Библия. Видно было, что эта книга старинная. Над самим столом висела одна единственная икона Божьей Матери, а перед ней горела лампадка источающая запах мирны и ладана.

— Здра-с-те, — шепотом произнесла Ольга, и тут же испугалась, что делает не то. Озираясь по сторонам, она решила убедиться, что ее никто не слышал.

«Батюшка сказал постоять, молча», — подумала она. И опять волна страха накатила на нее. Мозг лихорадочно работал. Вот-вот должна была случиться очередная истерика.

«Как мне сдержать свои нервы? " — подумала Ольга. И тут же горько расплакалась.

Вдыхаемый запах мирны, ласково окутал ее и что-то или кто-то мягко осадил на колени. Сам воздух казалось, ожил, а с иконы на Ольгу смотрела женщина сопереживающая ей. И тут Ольгу прорвало:

— Прости меня, пожалуйста, я не умею правильно молиться, — слёзы сами стекали по щекам Ольги. — Выслушай матушка небесная и не суди строго. Грех на мне великий. Еще до мужа, меня изнасиловали, когда вечером я возвращалась домой из института. Рядом была котельная, и эти подонки решили избавиться от меня, затолкать в печь. Я была почти без сознания, а когда открывали топку, и вовсе потеряла его. Очнулась я в больнице, хотя думала, что нахожусь уже на небесах. Долго не могла поверить в чудное моё спасение. Потом я только узнала, что кочегар, которого ударили по голове и подумали, что он мёртв, пришёл в сознание и быстро потихоньку выполз к дороге, на свое и мое счастье, там проезжал милицейский патруль. А эти подонки, еще раз изнасиловали меня там, прежде, чем отправить на тот свет. Я долго лежала в больнице, была похожа на кусок месива. Когда провели очередные анализы, выяснилось, что я беременна. Мне свет не мил стал, я не могла смириться родить дитя от подонков и сделала аборт. А спустя, какое-то время, мне стал сниться ребенок… — она сделала паузу.

На икону она не смотрела, а смотрела куда-то в угол, и взгляд ее был направлен внутрь себя.

— Прекрасный ребенок. Маленькая девочка, которую за руку вела ко мне красивая женщина. Когда они подходили ближе, малышка раздвигала ручки в сторону и бежала ко мне, крича: «Мама!» Сначала я радовалась этому сну. Думала, Бог меня простил и подарит мне вот такую кроху. И вот уже семь лет, как я замужем, но так и не смогла забеременеть. Врачи сказали, что этого не будет никогда. Я стала бесплодной из-за аборта. А тот сон, всё так и снится. Я просто схожу с ума. Не знаю, что мне делать. Это не выносимое наказание… — и она снова заплакала, но уже тихо, закрыв глаза.

Голова слегка кружилась. И вспомнив слова отца Серафима о плаче лика, она с испугом взглянула на икону. По лику Божьей Матери из глаз скатывались капельки слёз, пролагая дорожку. В комнате раздался ласковый женский голос, а может он прозвучал в голове Ольги:

— Береги розу! Корни дитя.

И тишина. Она даже не испугалась, а только повторяла эти слова бесконечное множество раз, чтобы запомнить.

Олег нервничал. Он боялся оставлять Ольгу одну. Желание открыть дверь и зайти вовнутрь не давало ему покоя. Но больше он боялся всё испортить. Поэтому взяв свои нервы в руки, он присел на стоящий рядом с дверью табурет, склонив голову над коленями и зажатыми между ними ладонями. Он молился, чтобы Бог не оставил их. Снял тяжелый груз с жены. В эти страшные ночи, когда Ольга просыпалась и плакала, а он просто не знал, что делать. Зная о страшном прошлом жены, он старался бережно относиться к ее психике.

Долго он сидел или нет, не знает, только вся их жизнь прошла у него перед глазами. Взгляд Ольги полный надежды и веры, когда та слушала о возможном чуде. И вот они здесь. Не сошел ли он сам с ума. Нет. Он должен помочь ей и себе.

Дверь открылась. Ольга о чём-то думала.

— Как ты? — подскочил к ней Олег.

— Береги розу! Корни дитя.

— Что? — не понял Олег.

— Не знаю.

— Всё в порядке? — не унимался он.

— Кажется да.

Он решил не торопить ее, пройдет какое-то время, и она сама ему всё расскажет.

Ольга резко повернула назад. Он видел, как она подошла ближе к иконе. Перекрестилась и низко поклонилась ей.

— Благодарю Матушка.

Они вышли наружу. Увидев отца Серафима, сидя молящегося на небольшом ровном камне, направились к нему.

— Вам дали шанс, — произнес он. — Благословляю вас дети мои!

Он подвёл их к роднику.

— Испейте из этого родника. Это святая вода. Он не застывает даже зимой в лютые морозы.

— Можно мы возьмём немного с собой? — спросил Олег.

— Да, можно.

Олег достал из внутреннего кармана плоскую фляжку, вылил содержимое на землю и набрал воды из родника.

— Вы давно уже здесь живете? — спросила Ольга.

— Давно. Этот скит был построен еще в 1863 году. Сначала здесь поселились отшельники, бежавшие от немилости царской, а затем, когда князь Алексей Николаевич Ветров принес в дар икону Божьей Матери, они стали хранителями ее и этого скита. Этот дар стал знамением их веры. Никому не было отказано в помощи, любой мог помолиться ей.

— А зачем такой большой забор и ворота? От кого? — спросила Ольга.

— От зверя.

— А можно спросить об иконе? — спросил Олег.

— Да, спрашивай сын мой.

— Когда заметили, что она плачет? Это же чудо. Значит, она слышит человека.

— Есть такая легенда, в которую сначала и не поверили, потом уже, когда увидели сами слёзы на лике Девы Марии, то сразу и заговорили о той легенде. И передается она уже много лет — из уста в уста. Князь Алексей Николаевич Ветров поведал ее, передав в дар икону. Однажды появилась в его охотничьем угодье женщина. Необычная женщина, из будущего и неизвестно куда потом исчезнувшая прямо у него на глазах. Была она у него ровно три дня, всей душой он полюбил эту женщину, искал ее днями и ночами, когда та исчезла. Был на грани помешательства. И вот он пал на колени перед Божьей Матерью и слёзно стал просить вернуть ему это сокровище. Вдруг он увидел, как Дева Мария плачет вместе с ним. И голос ее ласковый: «Не могу вернуть, не возможно. Судьбу нельзя менять. Твой род продолжит будущее». Так и не мог он понять этих слов, был у него сын, наверное, о нем шла речь. Хотя, кто его знает, человек существо догадками живущее, что от чего и почему. А икону нам даровал. Ну, вот я должен с вами попрощаться. Напоследок возьмите сухарики в память об этом дне. Вкусите их, когда захотите испить святой воды. Да будет мир с вами, дети мои. Прощайте. Дальше вас проводит брат Антоний.

Антоний и был тот самый богатырь, что впустил их в эту обитель.

Ворота закрылись за ними, и они уже снова стояли на лесной трапе ведущей их к не широкой, но красивой реке. Здесь на песчаном берегу, они разбили палатку для ночлега. Можно было ехать, но они решили, что этот оставшийся день проведут здесь на природе, а в лучшем случае останутся еще.

Олег видел, как ушла из Ольги чёрная грусть, она стала совсем другой, какой-то взрослой, задумчивой. Когда сидели рядом на берегу, любовались, молча красотой этого уголка природы, она вдруг спросила:

— Где взять розу?

— Какую розу? Ты чего?

— Ту, что надо беречь.

— О чём ты?

— Не знаю.

Она рассказала, что услышала в келье. Олег был потрясён.

— Икона плакала? — с удивлением спросил он.

— Да, она плакала вместе со мной, — грустно улыбнулась Ольга.

Он выдохнул с облегчением и предложил прогуляться по лесу.

В лесу так же было сказочно красиво, казалось, этот мир совсем другой, отличный от их каменного, суетливого городского мира. И дышалось здесь по-другому, и душа и тело радовались. Внезапно у Ольги закружилась голова, весь лес завертелся вокруг неё. Она присела под небольшую сосну.

— Олежек, дай воды мне, что-то не по себе.

Он пошарил по карманам и вспомнил, что оставил куртку на берегу.

— Подожди, я сейчас, — и кинулся к палатке, которую хорошо было видно с небольшого склона, где находились они. Ольга смотрела ему вслед и потеряла сознание.

Очнулась она от дикого лая псов.

— А ну цыц, замолкните, говорю вам. Ах вы окаянные псины, — ругался человек одетый по-мужицки, словно сошедший с какой-то старинной картины.

Он наклонился ближе к Ольге и спросил:

— Это ж отколь вы сударыня будете? Одёжа-то, на вас какая. Свят — свят, — перекрестился мужик.

— Вы кто дяденька? — испуганно спросила Ольга, поглядывая на лающих псов.

— Цыц окаянные! — гаркнул он им. — Как же это, одна в лесу, зверь нынче злой, — бубнил он себе под нос. — Прошу сударыня к хозяину моему Алексею Николаевичу пожаловать. Не положено барышне одной в лесу шастать.

— Я не одна. С мужем, он пошёл за водой к реке. Вон он… — она показала в сторону берега, на котором только что видела палатку и Олега.

Ее рука зависла в воздухе. Палатки не было. Река была шире, чем та, у которой они остановились. И сам лес обновился, стал более густым.

— Свят-свят, — опять перекрестился мужик.

Ольга встала. Спортивный костюм красиво облегал всю её фигуру.

— Как же это? — спросила она себя. — Там на берегу, мы с мужем поставили палатку.

— Не видал я никого, целый день здесь брожу. Псов выгуливаю.

— Может вы красную «ладу» видели?

— Кого? — нахмурив брови, спросил мужик.

— Машину, — поправилась Ольга, ведь мужик мог и не знать названия марок машин, подумалось ей.

— Кого? — опять переспросил он. — Некогда мне с вами разговоры чинить, айда к хозяину. Он и разберется с вами.

— Не могу я мужа бросить, — сказала Ольга. — Пойдемте сначала к берегу, — скомандовала она властным голосом. — Иначе я не сдвинусь с места.

— Как прикажете сударыня.

Он отвесил поклон головой и отправился следом за Ольгой.

Она окинула взглядом всё побережье. Никаких следов и признаков того, что здесь кто-то, когда-то был. Собаки бегали спокойно вдоль берега, изредка нюхая что-то на земле.

— Я весь день хожу здесь по склону, никого не видел, — еще раз повторил мужик. — Пожалуйте сударыня за мной, а то эдак не успею управу во дворе справить.

Одобрительно махнув головой, Ольга пошла следом.

— Стоп, — сказала она. — Может он вернулся обратно в скит. Мог и не найти меня, пойти на поиски. Вы можете проводить меня до скита, тут не далеко.

— Што за скит? Незнамо такого.

— Монахи-отшельники.

— А-а-а, те што ставят двор в лесу, старообрядцы. И их видал сёдня. Молодцы, вкруг забор кольями поставили, теперь ворота доделывают. Ох, и работёнки у них много, до холодов надо избёнку каку справить. Ничего управятся. Четыре человека, это не мало. Правда один у них хворый уже, почти не встает. Хозяин велел разузнать, что к чему у них. Поможет им. Да, этот поможет, добрый хозяин.

— Что вы такое говорите? Да стойте же, — она почти бегом шла за мужичком, то и дело, запинаясь и спотыкаясь о валежник. — Идите, пожалуйста, хотя бы помедленнее.

— Не могу, хозяин беспокоиться будет.

— Хозяин! Прямо, средневековье какое-то. Я не поняла про скит. Мы только сегодня там были. Там и ворота и избы стоят, да и самих человек десять а, то и больше. Главный там отец Серафим. И еда, и дрова, и вообще у них там благодать.

— Никакого Серафима там нету. И вообще вы сударыня странная, говорите то чего нет, да и вообще и одеты, как-то не по нашенски и лицо у вас какое-то… — он замолчал, не найдя подходящих слов. — Недолеча осталось, напрямки веду.

Они шли какое-то время, молча. Собаки бежали впереди, изредка одна-две возвращались, оббегая идущих.

— А кто ваш хозяин? — спросила Ольга.

— Князь Алексей Николаевич Ветров, — гордо ответил мужик.

— Это, что шутка? О нем я сегодня уже слышала.

— Не мудрено. Хороший человек хозяин.

— Это он, скиту икону Божьей Матери подарил?

— Не слыхал такого.

— Значит тезки. Ну, раз хозяин, почему бы и не князь. Наверное, какой-нибудь мафиози? — вслух размышляла Ольга.

— Опять вы странные слова говорите сударыня. Не бойтесь, князь вас не обидит. Вот только не любит он не прошеных гостей, когда здесь живет. Любит один побыть. Грустно ему что-то последнее время. Как женился, так и загрустил. Почти весь год тут и живёт. А вот и пришли.

Тем временем Олег, схватив фляжку с водой, быстро побежал обратно. Под сосной никого не было.

— Где же она? Оля! — позвал Олег. — Может пошла к палатке?

Он бежал то и дело, ворочаясь во все стороны, слушая каждый шорох. Увы, и у реки были те же результаты. Он кинулся к машине, от волнения не сразу нашел сотовый.

— Тьфу ты, связи нет. Вот дебри, выругался он, бросив его обратно в бардачок. — Что же делать? На всю округу здесь живут только монахи. Еще раз посмотрю вокруг и тогда к ним. Оля, где же ты? О-л-я-а-а…

Ольга и мужик вышли к ухоженной усадьбе, от которой веяло стариной. Все постройки были в стиле средневековья. Собаки добежали до ближайшей постройки, из которой вышла женщина, одежда, как и у мужика была крестьянская.

— Тихон! — заорала она в его сторону. — Где тебя черти носят?! Скот не поенный стоит. Хозяин велел зайти к нему.

Она взглядом впилась в Ольгу.

— Это хто, Тихон? Вроде баба, а в штанах, — рассмеялась женщина.

— Цыц, старая дура, — гаркнул на нее мужик. — Обед готовь, щас приду.

— Тьфу, срам-то, какой, — не унималась женщина. — Чур, меня, чур меня, — крестясь она удалилась в глубь жилья.

Ольга уже не задавала вопросов, а с интересом рассматривала людей, что попадались им на пути. Те в свою очередь, поздоровавшись с Тихоном, с еще большим любопытством рассматривали ее. По двору носились куры, которых гоняли два босоногих мальчугана, а в стороне важно расселась целая стая гусей.

Поднявшись на высокое крыльцо красивого двухэтажного строения, Тихон несколько раз дёрнул за толстый шнур, висевший над дверью. Раздался звон колокольчика. Дверь открыл старый человек с заспанными глазами.

— А-а, Тихон. Чего тебе?

— Я тут к Алексею Николаевичу гостью привёл. В лесу заплутала. Доложи Прокоп Прокопыч будь милостив.

Они стояли в небольшом, но уютном холле.

«Да, и здесь выдержан стиль», — подумала Ольга.

Она повернула голову на услышанные шаги и увидела, что вниз по лестнице спускается уже не молодой мужчина. На вид ему было около пятидесяти. Волосы аккуратно зачёсаны назад и собраны сзади в хвост, это придавало приятному лицу свою пикантность. Костюм на нем был тоже фасона девятнадцатого века, как в прочем и у всех других.

— Здравствуй Тихон, — поздоровался он с мужиком.

Тот низко отвесил ему поклон.

— Доброго здоровьица, Алексей Николаевич.

— Откуда Тихон, спутница твоя? — не обращая внимания на Ольгу, спросил князь.

— Не могу знать. В лесу ее нашел. Толи спала крепко, толи без чувств находилась. Заплутала небось, как только зверь не тронул? Следов тьма вокруг. Самое гиблое место там от зверья. Чудно!

— У отшельников был? Всё справил? — продолжал спрашивать Алексей Николаевич

— Был. Назад шел, на нее и наткнулся.

— Хорошо. Сейчас мне всё и доложишь. Прокоп Прокопыч, — позвал он старика, — сделай милость, накорми гостью, покажи ей комнату, где бы она смогла отдохнуть с дороги. Извините сударыня, сейчас дела, отдохните, за ужином вы мне всё расскажите. Тихон пойдем в мой кабинет.

— Мария, накорми путницу, — попросил Прокоп Прокопыч полную женщину с большим фартуком на животе. Это было кухарка.

Печь стояла посреди комнаты. На ней громоздилась куча кастрюль. По стенам были развешаны ушаты, черпаки, сита… На столах стояли корзины с овощами и зеленью. Шкаф содержал множество посуды.

— Отведайте щей горяченьких, — зачерпнув полный черпак, сказала Мария, наполнив тарелку, стоящую возле Ольги.

— Вижу, ваш хозяин любитель старины? — спросила Ольга.

Та странно, пожала плечами и вопросительно уставилась на Прокоп Прокопыча.

— Вы садитесь со мной, отобедаем вместе, — предложила им Ольга.

— Нет, что вы, — засмущались они. Мария тут же опять засуетилась по кухне, а Прокоп Прокопыч сел в угол на стул и стал наблюдать за кухаркой.

— Вы кушайте, мы уже… Мария у тебя, что акромя щей ничего нет?

— Виновата Прокоп Прокопыч.

Она накладывала второе блюдо.

— Хозяин любит горячий шоколад. Может, вы изволите? — спросила Мария.

— Пожалуй, можно, — улыбнулась Ольга.

— Ему привозят из далека, — делилась сердобольная Мария. — Это такая дорогая диковина, а пахнет-то как вкусно.

— Спасибо Мария, — поблагодарила Ольга.

— А вы кто? На вас такая странная одежда? — спросила та, уловив доброе расположение гостьи.

— Я из Н-ска. Работаю менеджером. Мы поставляем бытовую технику: компьютеры, телевизоры, стиральные машины и так далее.

Те смотрели на нее, как на человека, говорящего на другом языке, не знающего перевода.

— Странная вы какая-то, — выдавила из себя Мария. — И слова у вас странные, ничего не поймешь, чего вы тут наговорили.

Теперь пришла пора удивляться Ольге.

— Да разве у вас нет всего этого? Вы что, живете совсем оторвано от цивилизации?

— Вот опять вы всё непонятно говорите, — обиделась Мария, вытирая то и дело руки о фартук.

— Если вы покушали, пожалуйте за мной, — проговорил Прокоп Прокопыч, качая головой. — О-хо-хо.

— Да, спасибо, было очень вкусно. Вы настоящая колдунья Мария.

— Чур, меня! Чур! — отмахнулась та, сделав сердитое лицо.

Ольге не оставалось больше ничего, как снова удивляться.

Олег оставил вещи и палатку на месте. Сев в машину он поехал в направление скита. Дверь открыл всё тот же богатырь Антоний.

— Что-то случилось? — спросил он, увидев встревоженное лицо Олега.

— Да. Можно мне поговорить с отцом Серафимом?

— Конечно, — и он пропустил Олега, закрывая за ним тяжелую дверь.

Ольгу разбудил стук в дверь. Ее так сильно разморило после длительного путешествия с Тихоном и вкусного обеда, что она мгновенно уснула, только голова коснулась подушки.

— Хозяин вас ждет в своем кабинете, — послышался голос Прокоп Прокопыча из-за двери.

Ольга отворила дверь. Поправляя свои светлые локоны волос, спросила:

— Вы проводите к нему?

— Да, конечно.

Он шел, медленно шаркая ногами о пол. Этому старику было уже много лет, почему он до сих пор служил в этом доме, Ольга не знала.

— Ты свободен Прокоп Прокопыч, — сказал князь.

Тот, отвесив низкий поклон, удалился.

— Имею честь представиться, князь — Ветров Алексей Николаевич. Какие обстоятельства завели вас в дикую чащу? Откуда вы? Кто? Извините, что сразу столько много вопросов.

— Меня зовут Ольга. Ольга Быстрицкая.

— Прошу, — он предложил рукой присесть в удобное кресло перед камином, в котором, с пощелкиванием горело несколько плешек. Сам сел, напротив в другое такое же кресло. — Итак, я вас слушаю.

Ольга окинула взглядом кабинет. Всё тот же выдержанный стиль старины. У дальней стены стоял высокий шкаф полный книг. Перед ним красовался тяжелый резной письменный стол, на котором был идеальный порядок. В другой стороне стояли картины, наваленные друг на друга — штук пять. Еще, рядом стоял мольберт с холстом, красками и кистями, словно художник отошел на какое-то время по неотложным делам. Картины висели повсюду, чередуясь с чучелами оленя, кабана и даже медведя. Содержание картин идеально вписывалось в эту всю звериную братию. На них были нарисованы природные пейзажи.

Камин придавал уют и тепло этой комнате. Оля аккуратно села в кресло. Оно оказалось просторным и мягким. Ей очень захотелось сесть как у себя дома, подобрав ноги под себя, и она это сделала. Увидев удивленный взгляд князя, она извинилась:

— Так удобнее и теплее. Я дома в своем любимом кресле сижу именно так.

— Откуда вы?

— Я живу в Н-ске. Мы с мужем… — и она поведала всю историю, которая привела их в эти края до того места где нашел ее Тихон.

Князь слушал внимательно, когда их взгляды встречались, возникала неловкая пауза, и тогда он поднимался, ходил по кабинету, подкладывая в камин поленья. И вот рассказ был окончен, а князь всё ходил и ходил, Ольге от неловкости, приходилось говорить дальше.

— Алексей Николаевич, я вижу вы любитель старины? Вы даже двор выдержали в этом стиле. И люди у вас все подобраны, вылитые крестьяне, слуги. Сами вы кто? Откуда?

Он сел напротив.

— Я уже вам представился. То, что вы сказали мне сейчас не вполне понятно. Сам я тоже из Н-ска, но большую часть времени провожу здесь. Я не любитель городской суеты и вечные балы, и праздники устраиваемые моей женой изматывают меня.

— Вы женаты?

— К великому несчастью, да. Это была моя ошибка. Молодость, увлечение красивой взбалмошной барышней.

— У вас есть дети? — спросила Ольга.

— Да, сын. Ему двенадцать лет. Он сейчас учиться в Петербурге, — помолчав, он спросил. — Я вас слушал внимательно, но не расслышал какой титул у вашей четы? В Н-ске, я знаком со всей знатью, вас не припомню.

Ольга смутилась.

«Точно, он — мафиози!» — подумала она и вжалась сильно в кресло.

— Мой муж врач стоматолог, а я главный менеджер в довольно известной фирме «Восток». Мы поставляем компьютерное оборудование и бытовую технику. Живём в самом центре, на проспекте Ленина, — выпалила она.

— Ленина? Это где? Не знаю такой улицы и площади. Что-то вы мне тут чудные вещи говорите. Что такое менеджер, компьютерное оборудование, бытовая техника? И вообще, что вы такое всё говорите? Про скит, которого здесь нет, но есть горстка монахов строящих скит. Про машину, которая вас везла. Чудно, как-то.

— На дворе двадцать первый век, вы меня разыгрываете, со всеми вашими старинными заморочками. Это уже не смешно. Мне надо идти.

Она резко встала и направилась к выходу.

— Постойте же, сядьте. Давайте спокойно всё обсудим, — умоляюще произнес князь.

Ольга вернулась.

— Какой говорите на дворе век?

— Двадцать первый. Может вам и год, и месяц, и число сказать? — съязвила Ольга.

— Да, если можно, — нисколько не смущаясь, произнес князь.

— 2008 год, июнь месяц, 20 число.

— Что вы такое говорите? На дворе, как вы соизволили выразиться, не закончился еще 19 век. Да, сегодня 20 июня, Духов день, после троицы, но никак ни 2008 год. Это какая-то запредельная цифра. Сейчас 1863 год. Прошу не вводить меня в заблуждение, я этого не люблю. Итак, начнем сначала. Кто вы?

— Вы шутите? 1863? Вы фантаст. Забрели тут в лес, отстроили себе убежище подальше от цивилизации, накупили предметов старины, артистов наняли и играете тут в князей.

— Что? Титул князя передается из поколения в поколения. Из-за того, что вы женщина, вам прощаются сказанные слова. Хоть на женщину вы и не похожи, извините, но такое платье, как на вас, не может себе позволить даже мужчина.

— Это естественно, — возмутилась Ольга. — Это женский спортивный костюм. Кроссовки, тоже женские.

Князь сел.

— Ничего не понимаю.

Наступила тишина. Оборвал ее князь.

— Простите. Этот костюм чрезвычайно идёт вам. В нем вы очень красивы. Но согласитесь для меня это необычно, я впервые вижу, да и слышу такое, — извинялся князь.

Ольге стало жалко его. Она была благодарна князю за тёплые слова.

— Давайте поговорим спокойно, — предложила она. — Всё, что я вам рассказала, правда.

Тут в дверь постучали.

— Почтовый прибыл из Н-ска. Газеты, письма Алексей Николаевич, — сказал вошедший в кабинет Прокоп Прокопыч.

— Спасибо. Накормите его, да ты сам знаешь Прокоп Прокопыч, что делать. Иди.

Князь, кинув пачку газет на стол, подошел к камину, сел на корточки и стал греть ладони.

— Как же нам узнать, где правда? — спросила Ольга. — А легче не придумаешь! Почта! Вам же только, что принесли почту. Можно? — она подошла к столу и взяла в руки верхнюю газету. «Н-ские новости» 1863 год 18 июня, — прочитала Ольга.

Она стала быстро перебирать другую корреспонденцию — те же числа. Затем взяв письмо, увидела в мелких буквах штемпеля цифры, дотированные тем же годом. Ей стало плохо. От навалившейся дурноты она упала в кресло. Заколка выпала из волос, и светлые локоны красиво расплескались по спинке кресла. Глаза закрылись.

Из обморока вывело прикосновения мягкой влажной ткани. Князь стоял на коленях подле нее, смачивая в бокале платок.

— Вы меня напугали, — сказал князь. — Вам лучше?

— Да, спасибо. Больше не надо, — она отвела его руку от своего лица.

Он смотрел на нее с восхищением.

— Почему вы на меня так смотрите? — спросила Ольга.

— Любуюсь. Ваше лицо, мило и красиво, — ответил князь.

— Да вы дамский угодник?

— Увы, нет. Извините, если обидел вас.

— Мне было приятно. Что же нам делать, если и вы и я говорим правду? — спросила Ольга.

— Честно? Не знаю. Но это весьма интересно. Выходит, вы гостья из будущего? Может, поделитесь, какое оно там будущее?

— Всё рассказать времени не хватит.

— А куда нам торопиться?

Ольга грустно улыбнулась, вспоминая Олега. Но здесь ей было уютно и совсем не хотелось обратно.

— Пока вы мне будете рассказывать, я попробую нарисовать ваш портрет. Можно? В память о вашем визите.

Ольга одобрительно кивнула.

— Меня еще никто не рисовал.

В дверь снова постучали.

— Ужин Алексей Николаевич, — доложил Прокоп Прокопыч.

Князь и Ольга переглянулись, им не хотелось прерывать этот вечер в кабинете. Они, молча поняли друг друга.

— А может здесь? — не решительно спросила она князя.

— Принесите ужин сюда. Для меня и госпожи Ольги…

— Николаевны, — подсказала Ольга.

— Ольги Николаевны, — улыбнулся ей князь.

— Слушаюсь.

Через несколько минут был накрыт маленький столик у камина, а князь тем временем подготовил всё для написания портрета.

— Вы кушайте, а я, пожалуй начну. Столько желания писать у меня никогда не было. Я не голоден. А вы, если можно рассказывайте дальше.

С каждой минутой князь становился привлекательней и интересней для Ольги. Её заводило положение, в котором она оказалась.

— Да.

Глянув на князя она спросила:

— Это ваши картины? Вы их писали? — обведя взглядом кабинет.

— Да, мои. Так, увлекаюсь, когда грустно.

— О, вам сейчас грустно? — пошутила Ольга.

— Вовсе нет, наоборот. Очень интересно. Думаю, не каждый день приходят гости из будущего, к нам простым людям.

— Вы учились рисовать?

— Все чему-то учатся, но как я уже сказал, это моё увлечение.

— А животные, что здесь, это всё вы?

— Люблю охоту. Вот сын подрастёт, будем охотиться вместе. Он явно пошел интересами в меня. Это очень хорошо. Иначе бы прожигал жизнь, как его мать.

— Вы любите сына, но не любите жену?

— Да, сын моя гордость. Но эта женщина подарила мне его и я не имею права не любить ее. Она красива, умна. Я теперь могу больше находиться здесь, зная что мои дела, которые она взяла под свою опеку, будут в порядке. А иначе нельзя, она любит красивые платья, устраивать часто приемы, балы, вести бурную светскую жизнь. Я же не сторонник этого. Что ж, каждому своё. Ей скорей всего тоже не нравится мои увлечения и уединение. Она так занята тем, что было не досуг говорить об этом, а может даже замечать. Мне нравится здесь в глуши. Тихо. Хорошо. Мои родители любили это место. С большой нежностью и любовью, они относились друг к другу. И мне здесь комфортно.

— А где сейчас ваши родители? В Н-ске?

— Нет. Отец умер от лихорадки. Мне, тогда еще не было и двенадцати лет. Мать воспитывала меня одна, но постепенно и она угасла. Её тоска по отцу была настолько сильна, что даже я не мог остановить её. Печальная история.

Они молчали. Он делал наброски на холсте, она печально пила из бокала горячий шоколад.

— Да, у вас тут действительно хорошо, — сказала Ольга. — Свечи, камин, романтика. А у нас зажигают свечи очень редко. Когда нет электричества. Не горят лампочки. Ой, ну это такой стеклянный сосуд похожий на грушу, подвешенный к потолку. Его включают и оттуда идет яркий свет. Без электричества в нашем мире никуда. Оно всюду. Оно бежит по проводам в каждый дом, квартиру. Люди включают телевизоры, это такая красивая коробка с экраном, и в ней показывают нас людей, как мы живем, другие города, страны. Детям мультфильмы нарисованные, двигающиеся картинки, а взрослым фильмы, это истории жизни. Телевизор будет сильно влиять на жизнь многих людей. Показывают хорошее, и людям хорошо, показывают плохое и людям плохо.

— Вы рассказываете потрясающие вещи, — изумленно говорил князь. — Неужели так будет?

— К этому шли постепенно. Теперь в каждой семье, есть свой автомобиль и даже не один. Женщины теперь не стирают руками, за них это делают машина. Посуду после обеда у многих тоже моет машина. Одежда станет проще и будет ее очень много. Женщины будут носить брюки.

— А мужчины платья? — испуганно спросил князь.

— Нет, если они мужчины. Но всё так стало с ног на голову, что некоторые мужчины превратились в женщин, а женщины в мужчин. Наука и медицина дошли и до этого. Из вас могут сделать женщину, из меня мужчину. Правда, по желанию. Так что, не пугайтесь. Люди станут свободны в своём выборе. Наука дойдет до того, что из капли засохшей крови, может вырастить копию человека, чья это кровь. Много оружия будет у людей, много убийств, войн, — она замолчала.

— Да, я вижу не рай.

— Далеко не рай. Деньги будут всё, человек ничто. Хотя я описываю крайности. Земля тоже изменится, много землетрясений унесут жизни людей. Цунами, пожары, наводнения…

— Печально.

Она улыбнулась.

— Ой, что это я о плохом. Очень даже много хорошего и интересного появиться в жизни людей. Все дети будут учиться. Каждый будет уметь читать, писать. За работу человек будет получать средства и на них обеспечивать себя по своему вкусу. Ой, да всё и не расскажешь враз. Люди будут по всему миру передвигаться на машинах, поездах, самолетах. Я потом расскажу, что это. Побывают на Луне, двинутся к Марсу.

Князь держал в воздухе кисть и от удивления не мог даже шевелить руками.

— Невероятно! Это всё через 145 лет. Невероятно! — только и смог произнести он.

— Давайте передохнем, — предложила Ольга. — Знаете, мне самой настолько вам всё это интересно рассказывать, что становится не по себе, аж лихорадит. Сама начинаю удивляться и воспринимать всё по-новому. Только подумать, я в прошлом. Как это могло произойти? И еще вопрос в том, вернусь ли я обратно? И как? Да вообще целая куча вопросов. Почему я здесь? Зачем? Как я сюда попала? Мой муж, наверное сходит с ума, разыскивая меня.

Поиски Ольги шли полным ходом. Олег, взяв в помощь семерых монахов, прочёсывал лес. День близился к вечеру. Навалившаяся темнота, не давала продвигаться дальше. Они собрались заночевать у костра.

— Мы найдем ее брат, — успокаивали его монахи. — Обязательно найдем. Она сейчас тоже где-то устроила ночлег. Завтра с рассветом и пойдем. А сейчас помолимся братья, попросим Отца нашего небесного помочи и содействия.

Олег, молча, смотрел на огонь. Его мысли и тело, слились воедино с тихо разносившимися звуками молитвы монахов.

Князь отложил кисти. Обмыл руки с кувшина, заботливо приготовленного Прокоп Прокопычем, вытер насухо и сел напротив Ольги. Они оба молча смотрели на огонь в камине. Сумрак накрывающий кабинет всё ярче и ярче окрашивал романтическую в нём обстановку. Давно у князя не было так хорошо и уютно на душе и он в этом признался Ольге:

— Знаете, мне давно уже так не было душевно. Вы мне сейчас напомнили проведенные здесь вечера с матерью. Она вот так же сидела в кресле где вы сейчас сидите, занималась рукоделием, и мы с ней подолгу вели интересные беседы. Мы оба любили эти вечера, я сильно скучаю по ним. Извините, совсем забыл, вы явно устали с дороги и вам необходимо отдохнуть, я велю проводить вас в вашу комнату.

— Можно я побуду здесь, с вами? Я совсем не хочу спать. Здесь действительно так хорошо. Со мной это впервые.

— К моему стыду, я тоже бы хотел, чтобы вы остались. Мне тоже не хочется спать. Удивительная сегодня ночь!

Он подошел к высокому окну и открыл его настежь.

— Вы только посмотрите, какая необычная Луна!

Огромная Луна висела прямо перед окном. Эта картина казалась нереальной. Они будто окунулись в какую-то мистическую фантасфагорию, написанную чей-то невидимой рукой. Князь был заворожен таким зрелищем. Ольга тихо подошла к окну, вслушиваясь в стихи которые начал читать князь.

— Луна сегодня близко.

Ночь светла.

Я в шкуру волка облачился,

Напала страшная тоска.

Я выл о жизни неудачной,

Мечтах, что у судьбы не в счёт,

О боли внутренней, ужасной,

Что заслонила свет и жжёт.

Стрелком в меня охотно целясь,

Стреляла навзничь, что есть сил.

Ран глубину тех не измерить

Я сам слезами их лечил.

И одиночество сестрица

Помощница из темноты.

Вся радость уместиться сможет,

В ладонях сжатых, пальцы в дни.

Тебе луна откроюсь честно,

Что много раз я умирал.

И окунувшись снова в детство,

Я чудом божьим воскресал.

Судьба не то мне в путь давала,

Не с тем сводила, все брала.

Я как урод искал, теряя,

В ней материнского тепла.

Тебе луна наверно близко —

Быть в одиночестве? С родни.

Я для тебя песчинка в море,

Ты для меня глоток воды.

Тебе излил души страданья,

Не знаю, слышит ли Господь.

Но осушались ветром слёзы.

Утих мой вой и стон умолк.

Немного помолчав, он добавил:

— Это всё тоска. Не могу писать счастливых стихов, просто не получается. Вдохновение посещает только тогда, когда тяжело на душе.

— Вы изумительно интересный человек, — сказала Ольга. — Ваш внутренний мир настолько богат, что он сам ищет отдушину. А с другой стороны вас очень жаль, когда слушаешь такие строки. Знаете, я вам открою секрет, на меня тоже иногда находит и я тоже пишу стихи, но очень редко и совсем не совершенно.

— Да? Интересно было бы послушать, какие стихи пишут в другом времени. Очень интересно. Может вы мне, прочтёте?

— Попробую.

Она на мгновение углубилась в себя, роясь в своей памяти и найдя подходящее добавила:

— В моё время была война в Чечне. Совсем еще юных мальчишек отправляли воевать — призвав их для прохождения военной службы. Так сложились вот эти сроки:

— Ребята, — зашептал солдат.

— Родная, мама, папа, брат…

Всех звал на помощь — как в бреду…

Земля качалась, — Упаду…

И удержав на миг себя,

Он понял, смерть за ним пришла.

Всё пронеслось там в голове —

Все годы жизни… как во сне…

Мальчишкой бегал, рвал грибы…

Как матери срывал, дарил цветы…

Как с физики с ребятами сбегал…

Девчонку первый раз, боясь, поцеловал…

Отец серьёзно произнёс: служи сынок…

И мамы нервный плач и нервный вздох…

Девчонка, что любил, кричит: дождусь…

У пацанов, на лицах расставаний грусть…

И первый бой… И первый страх в бою…

И первое его письмо домой:

Родная мама, как я всех люблю…

И канонада, как набат в ночи…

И крик ребят… И мертвых глаз зрачки…

— Мне девятнадцать стукнет через день, —

Мгновенно пронеслося в голове.

— Ах, пуля дура… — раздалось в ночи.

— Что ей душа? О Господи, спаси!…

Наложив на себя молебный крест,

На друга мёртвого упал… — За что нас всех?…

И эхом понеслась весть по Руси,

И сердце сжалось матери в ночи.

Услышала она прощальный сына вздох

— За что нас всех? … И мать кричит: Сынок…

На последних строчках Ольга всхлипнула, словно была той самой матерью. В этих полу сумерках написанное казалось, ожило и заполнило всё пространство своим содержанием.

— Это страшно, когда гибнут дети, — сказала она. — Мне больно и страшно, и невыносимо жутко даже думать об этом. Если бы у меня вот так… У меня тоже не пишутся полных счастья стихи в этом мы с вами похожи. Мой дед воевал в другой войне. Отечественной. Она была с 1941 по 45 года. Это была страшная война. На Россию напала Германия. Сколько точно жизней унесло, одному Богу известно. Моему деду повезло, он вернулся с войны, а вот брат его нет, отец тоже. Может и вы, Алексей Николаевич сможете стать свидетелем перемен в России. Буквально через 7 лет родится тот, кто сделает революцию и круто изменит жизнь людей в России. Власть в руки перейдет рабочим и крестьянам, а богачей ждет несладкая жизнь, многие убегут за границу. Царя и всю его семью расстреляют, церкви и храмы станут разрушать до основания.

— Боже мой, что вы такое говорите! — воскликнул князь. — Правда ли это?

— К сожалению да.

— Вы можете мне рассказать всё более подробно?

— Только то, что знаю. К сожалению, я не предполагала, что буду гостьей в прошлом, а то бы подготовилась и в своё время хорошо бы учила уроки истории. И так…

Она рассказывала, а князь захватывающе слушал.

— Ну, вот мы и дошли до нашего времени. Века техники и компьютерной виртуальности, — закончив свой рассказ, сказала Ольга.

— Ну что ж, мне приходится только удивляться и получить огромное счастье, что именно мне выпала честь услышать о будущем. Это потрясающе!

— Вот только я не знаю на сколько задержусь у вас тут. И что мне делать если надолго? Страшно подумать, если навсегда. Ведь дом у меня там, — она показала рукой в пространство. — И родители, и муж, и друзья, всё…

— Ольга Николаевна, Оля… можно мне вас так называть?

— Да, конечно.

— Оля, я буду рад если вы не откажитесь от гостеприимства моего дома.

Он нежно посмотрел ей в глаза и добавил:

— Очень рад.

На этом их первое знакомство закончилось. Остаток ночи они провели каждый в своей постели. Но случившееся и новые чувства нахлынувшие на обоих, не давали сомкнуть глаз очень долго.

— Как она прекрасна, эта незнакомка из будущего! — лежа думал князь. — Я наверное сойду с ума если она исчезнет. Кажется я влюбился мама, как мальчишка. Так хочется прикоснуться к ее волосам, обнять ее, целовать. Господи, прости меня за дерзкие мысли мои, это выше моих сил, я же просто человек Господи, живой человек!

— Он красив, — думала в это время Ольга. — Хорошо воспитан, умен и сдержан, чего не хватает мужчинам будущего. Думаю я ему нравлюсь. И кажется он мне тоже. Мне так приятно общаться с ним, что боюсь думать о большем. Он слишком хорош. Прости меня Господи, за мысли мои порочные, желания, которые возникают в сердце моём! Прости Господи!

Разбудило Ольгу пение петухов на дворе, а вместе с пением пришел и гам всего птичьего двора. Гоготали гуси, блеяли козы, кудахтали куры, где-то в стороне протяжно мычало попеременно небольшое стадо коров.

Ольга встала. Потягиваясь и осматривая комнату, подошла к полуоткрытому окну. Она растворила его настежь и выглянула наружу.

— Ах, ты тюха-матюха, — ругалась какая-то женщина на мальчонку, который упал прямо в грязь, намешанную двумя огромными свиньями, лежащими довольно зарывшись в прохладную грязь. — А ну я тебе задам! — поднимая подол выше колена, она лезла вытаскивать его маленькое грязное тельце. — Ах, ты окаянный! — не унималась она.

Малец, чувствуя что ему сейчас несдобровать, ползком пытался удрать от цепляющих его рук женщины. И наконец, поймав, она выволокла его за ворот рубахи на сухое место.

— Ах ты, паршивец! А ну айда мыться. Сейчас батька увидит, да всыпает тебе стрекачей. Попросила тебя свиней отогнать, а ты сам как свинья вымазался весь. Ах ты, поросячий хвост! — всё никак не унималась женщина. — Как будто у меня других дел нет.

Мальчишка насупившись, то и дело вырывался из цепких рук матери. Ему было обидно от разносившегося хохота со всех сторон.

— Что Матрена, опять Егорка начудил? — смеялись мужики.

Другие дети верхом на палке гарцевали вокруг дразня маленького Егорку.

— Егорка, ты чего такой чистый? Егорка, хрюшка-порасюшка!

И стихли только тогда, когда мать увела его за высокий забор к протоке.

Жизнь во дворе шла полным ходом.

— Как же хорошо, — вдыхая полной грудью думала Ольга.

Она неспешно оделась, причесала лежащим на столике гребешком волосы, улыбаясь своему отражению в зеркале. Ольга отметила, как посвежело и похорошело ее лицо и это ей прибавило сил. Выйдя в коридор, она заметила, что дверь кабинета приоткрыта, и она смело направилась туда.

— Я вас ждал, — сказал князь, после вежливого стука Ольги. — Как почевали?

— Спасибо. Прекрасно. Я здесь, как в сказке. У вас чудесный двор и люди в нем. Я просто наслаждалась, глядя в окно. В моё время, перестали ценить всю эту деревенскую красоту. Стали строить города. И почти все перебрались из деревень в города, а деревни помаленьку стали разваливаться. До глубины души жаль всё это знать и видеть.

— А что же кушает ваш народ? Ведь, как я понимаю все продукты приходят со двора, поля засеянного мужиком, леса, озёр.

— О, это похоже мало заботит наше правительство в век биотехнологии. В общем, мы сейчас там кушаем почти всё не настоящее, а искусственное. Это еще одна длинная тема для разговора.

— Да-а… — протяжно сказал князь. — И нам с вами Ольга Николаевна, надо подкрепиться. Вы, не против?

Они сидели за небольшой дубовый стол. Тяжелые стулья окружали его со всех сторон. Завтрак был лёгким, и поэтому изобилия на столе не было. Кухарка Мария хлопотала с любопытством поглядывая на гостью.

— Вы не против, если я закончу писать ваш портрет после завтрака?

— Буду только рада, — ответила Ольга.

Снова оказавшись в кабинете, Ольга заняла место в кресле, а князь, разведя нужные краски, приступил к работе.

— Долго я вас мучить не буду, — оправдывался он. — Это займёт, думаю время до полудня. Мне так легко пишется ваш портрет, что сам даюсь диву. Обычно мои картины у меня занимают месяц, а то и несколько. Если есть душевное состояние. А иные, начав бросаю. Становлюсь абсолютно к ним равнодушен. Но выбрасывать жалко, ведь было же какое-то озарение, раз я их стал писать. Все они у меня хранятся в чулане, наверху. Бывает любопытно взглянуть на них, как на частичку прожитого мной времени. Хотя какая-то сила не дает их закончить, но я их всё равно люблю, как рожденное мной дитя. А вот вас Ольга, наоборот, некая сила тянет и заставляет, настаивает писать. Надеюсь, я вас этим не утомляю?

— Нет, мне очень льстит. Мне пришла интересная мысль. Когда вы закончите портрет, давайте я на обороте напишу свой адрес, по которому живу там, в будущем. И год, и число, и роспись. Может произойдет чудо и мой портрет найдет меня там. Хотя это действительно будет чудо.

Она мечтательно улыбалась.

— А что? Даже очень интересная идея. Мы так с вами и поступим Ольга Николаевна.

— Зовите меня просто Ольга. Оля, — смущенно попросила она.

Князь довольно улыбаясь, мягко сказал:

— Спасибо Оля. А вы меня просто Алексей. Договорились?

Она кивнула.

Какое-то время в кабинете стояла тишина. Ольга с любопытством разглядывала князя. Отрешившись от окружающего мира, он каждым вздохом, каждым мимолетным взглядом был весь поглощен работой. Как пианист, утопающий в звуках своей музыки…

Всё это действо завораживало. Время потеряло всякий счет. Неожиданно для себя, князь отошел в сторону наклонив голову, последний раз взглядом оценив проделанную работу произнес:

— Всё.

Ольга вышла из оцепенения.

— Как всё? Так быстро?

— С Божьей помощью, — ответил князь. — Никогда не чувствовал такого прилива сил, как при написании вашего портрета. Оля.

— Можно мне взглянуть? — спросила она.

Он подошел и развернул полотно в её сторону.

— Неужели я похожа на эту красивую даму? — кокетливо спросила Ольга.

— Ты прекрасней, — перейдя на ты, заговорил князь. — Но всё что я смог я перенес на холст. Теперь Оля, возьми тонкую кисть и напиши свой адрес, число, год. Кто знает, какая судьба ждет вот этот самый портрет. Я по сути своей скептик, но чем черт не шутит. Прости Господи. Мы сегодня же отпразднуем это событие, вы… ты не против?

Ольга улыбалась, кивала головой.

Вечер на удивление прошел загадочно. Алексей Николаевич попросил Марию и Прокоп Прокопыча хорошо протопить камин в его покоях, больше напоминающую тот же кабинет нежели спальню. Отличие было в том, что в дальнем углу располагалась широкая дубовая кровать. Над камином висел небольшой портрет красивой женщины. Свечи и красиво накрытый стол, стали украшением этого вечера. После дневной прогулки, которую сделали Алексей и Ольга обойдя добрую половину его владений, включая усадьбу и лес, ноги сами просили отдыха. Радостным известием было, когда Прокоп Прокопыч размеренно сиплым голосом произнес:

— Всё готово, Алексей Николаевич. Всё готово. Я могу идти отдыхать?

— Да, конечно. Иди Прокоп Прокопыч. Спасибо тебе старина. Что-то ты совсем еле двигаешься.

— Да вот батюшка, Алексей Николаевич, что-то прихворнул малость, пойду травяного чая попью, да укутавшись потеплее лягу. До утра хворь и пройдет.

Шаркая ногами, он удалился.

— Славный старик, — сказала Ольга. — У него есть семья?

— Я, вся его семья, да Мария кухарка, он с ней большую часть времени проводит. Когда-то он служил у моих родителей, теперь вот у меня. Свою собственную семью, так и не завел. Жалко, если помрет, привык к нему как к родному, но уже возраст дает о себе знать. Хотел молодого помощника найти, так он ревностно к этому отнесся. Что ж ты говорит, совсем меня за рухлядь держишь, я еще любого молодого за пояс заткну. Ну я и не стал обижать старика. Мне-то самому многого не надо. Люблю покой.

Тем временем, открывая перед Ольгой дверь в покои и приглашая пройти к столу, застыл в замешательстве. Ольга впилась глазами в портрет женщины висевший над камином. Ее всю трясло.

— Что случилось? — заволновался князь.

Ольга не могла говорить.

— Оля, милая, что?

Он медленно повернул ее к себе и обнял. Дрожь Ольги передавалась эхом. Ему хотелось стоять так вечно, держа ее в объятьях, и в случаи опасности защитить. В нем теплыми волнами нахлынули чувства, которых он боялся, но от которых ему хотелось летать.

Ольга перевела взгляд на него. Смотря ему в глаза, она хрипло спросила:

— Кто эта женщина?

— Где? — не понял князь, озираясь по сторонам.

— На картине? — шепотом спросила Ольга.

Он ласково улыбнулся ей.

— Ну, вы меня напугали Ольга Николаевна. Это моя матушка, Роза Алексеевна. Да, меня назвали в честь деда, отца матери. Он всю жизнь хотел сына, а родилось три дочери.

Она стояла так близко, что с каждым произносимым словом ему было тяжело сдерживать себя, чтобы без согласия не овладеть Ольгой. Каждое слово действовало на них обоих гипнотически. И вот он уже целует ее голову, щеки, шею. Возникшую между ними страсть, уже нельзя было остановить. Он поднял её на руки и понёс к постели, продолжая целовать на ходу, Ольга не сопротивлялась.

Свечи догорали в подсвечниках на столе. В камине тлели еще угли. Насладив друг друга ласками, и не выпуская Ольгу из объятий, они забылись сладким сном.

Ей опять снилась женщина, которая вела к ней маленькую девочку. На этот раз сон не обрывался. Ольга протянула малышке руки и женщина улыбаясь отпустила девочку к ней. Подняв малышку на руки и обняв как самое драгоценное, Ольга увидела, что женщина одобрительно кивнув головой, стала удаляться. Ольга проснулась. Она еще чувствовала запах ребенка и его приятную тяжесть на своих руках. Взгляд опять упал на портрет матери Алексея.

— Расскажи мне о ней, — попросила она князя.

Алексей резко открыл глаза. Повернувшись к Ольге, он улыбался. Улыбался, той самой улыбкой, которой только что одарила во сне его мать.

— Расскажи мне о твоей матери, — повторила Ольга. — Она мне сейчас приснилась во сне.

— Сон был хороший? — поинтересовался князь.

— Да, хороший. Очень.

— Мне показалось, что ты была напугана этим портретом?

— Ты не поверишь мне, но я тою маму часто видела во снах. Там, в моём мире. Сны повторялись как один и были все время обрывочными. Они сводил меня с ума. А сегодня мне сон приснился полностью. Твоя мама, привела ко мне прекрасное дитя и оставила со мной. Я так счастлива! Я так ее люблю!

— Кого? — не понял Алексей.

— Твою маму, эту малышку, тебя!

— Правда?

Он крепко обнял её, всё время боясь, что вот-вот всё это исчезнет так же внезапно, как и появилось. Вот так в объятиях Ольга слушала рассказ о его матери, как о самом чистом и дорогом человеке в его жизни.

— Когда дед увидел мою мать, после рождения, он воскликнул, имя Роза ей будет! Она прекрасна, нежна, как этот цветок. И косясь на бабушку, произнес: вот она то и родит мне долгожданного наследника — мальчика. Так и вышло, из всех трех сестер, сына родила только моя мать. Только вот деду радости много я не предоставил. Умер он быстро. Как-то раз пришел с поля, сел в уголок, попросил почему-то простой круглой варёной картошки. А когда принесли, он так и сидел, только уже мертвый. Так и не знаем отчего помер. От усталости я думаю. Трудяга он был, за хозяйство радел сильно, за каждого крестьянина. Было мне тогда шесть лет. Любил он меня, баловал. Вот тогда впервые мир для меня рухнул. Такой провал образовался. Мама, как могла закрывала эту брешь собой.

Чувства Ольги были смешанные, вроде реальность и в тоже время, что-то запредельно далекое, древнее. Возникшие перед её взором образы меняли друг друга, пока не появился образ Олега. Ей стало тревожно. Где он? Как он?

Олег сидел у костра. Очередной день не дал никаких результатов. Поиски продолжались до темноты.

— Завтра пойдем до Ветровых дворов, — сказал уже не молодой монах.

— Где это? И что такое Ветровы дворы? — спросил Олег.

— Князь Ветров, когда-то жил там. Поместье большое было. Теперь конечно заброшено все, а что от времени само развалилось. Ушли оттуда люди как князь помер. Вот он то икону чудотворную и передал нашей обители в дар. Тронулся умом этот князь. Люди его жалели. Рассказывали детям своим о его несчастной и необычной любви. Бают, появилась в тех краях молодая женщина. Только вот необычная она была, из будущего. Одета не по ихнему, портрет ее написал. А как исчезла таинственным образом, сидел с этим портретом разговаривал.

Олег смотрел на огонь и видел в нём Ольгу — живую, красивую, приветливо улыбающуюся. Он прилег на собранный валежник и уснул, под гул молитв и переговоров монахов.

Алексей поднялся. Накинув на себя теплый халат и подошел к секретеру. Достав из бокового ящика несколько свечей подошел к столу. Ставя их на расплывшиеся огарки, он вдохнув глубоко в себя аромат ночи, сказал:

— Чертовски хочется есть. Ты не находишь?

— Да, пожалуй, — ответила Ольга.

Он взял теплый плед и завернув Ольгу перенес её к столу.

— Я счастлив! Я очень счастлив! Я не был так счастлив никогда в своей жизни. Ты, как глоток воды, воздуха в моей жизни. Прости за литературность. Боюсь, что не успею сказать тебе этого.

Он подошел к камину, к тому месту где висел портрет. Под ним стояла шкатулка. Аккуратно открыв ее, он достал оттуда брошь. Это была роза усыпанная драгоценными камнями.

— Возьми! Она твоя.

— Что ты, я не могу. Это, наверное дорогая вещь?

— Это брошь моей матери. Ее подарил ей мой отец. Он специально заказал сделать её у самого именитого по тем временам мастера. Она не простая, с секретом.

Он нажал на нижний лепесток бутона, прямо возле веточки с шипами и бутон раскрылся.

— Это же ты Алексей! — воскликнула Ольга, показывая пальцем внутрь цветка.

— Нет родная моя.

Внутри была фотография. Мужчина и женщина, и сидевший между ними ребенок.

— Это она! — завопила Ольга, показывая пальцем на ребенка. — Это она, слышишь?! Девочка из сна.

Князь улыбался.

— Нет, любимая, это к сожалению я. Только очень маленький. А это мои мать и отец.

— Невероятно! Просто невероятно!

— Возьми эту розу себе.

— Не могу, что ты. Это подарок. Не могу, — она рукой отодвинула руку Алексея.

— Возьми! — твердо уже сказал он. — Так хотела моя матушка. Сегодня, когда ты мне рассказала о сне, я окончательно поверил в ее пророчество. Перед смертью она мне сказала: «Эту брошь отдай той, чьё сердце войдет в душу твою. Я дам знак во сне. Знаком будет ребенок». Так что это была последняя воля моей матушки. Возьми. Ты действительно заняла все пространство моей души. Да еще этот сон.

Ольга протянула руку. Князь бережно вложил розу и накрыл её своей ладонью. Блики играющие по стенам от свечей стали расплываться. Стены ускользать от взора. Ольгу стало мутить и она отключилась.

Рассвет был на удивления теплым. Олега тряс за пояс молодой монах.

— Пора идти брат. Идти пора. Нако водицы из святого источника, да сухарей в дорогу. Путь не так далек, там и потрапезничаем. Братья уже в путь двинулись.

Олег молча поблагодарил за паек. Поднял лежащую подле него на валежнике палку и двинулся в путь вместе со всеми.

До Ветровых дворов шли добрых три часа. Их взору открылась широкая поляна со старыми строениями. Крыши многих построек поросли травой и мхом. Брошенная усадьба стояла словно могила унесшая с собой все тайны жизни прежних жильцов.

— Вот они, Ветровы дворы, — указал пожилой монах. — Давайте заглянем внутрь. Может сюда заплутала ваша жена. Всё же строения, и зверь сюда не лезет. Правда какой нынче зверь, совсем его не стало.

Они обошли все дворы. Зашли в хозяйское здание, обошли первый этаж. Стали осторожно подниматься наверх. Двери там были настежь. Вещи и мебель были покрыты слоем пыли и паутины. Боясь наказания сумасшедшего князя, люди уходя ничего не тронули. Олег смотрел на все это заворожено. Такие предметы старины едва ли повезет увидеть еще раз в жизни.

— Сюда, идите сюда! — позвал всех молодой проворный монах, который всё время шел впереди всех.

Их взору открылась ошеломляющая картина. За столом, укутанная в плед, полулежа, сидела Ольга. По ней нельзя было понять её состояние. Казалось, что она спит, но казалось и самое страшное, что она умерла. Голова боком лежала на столе, одна рука лежала развернута кистью вверх и сжимала что-то, другая вяло свисала вниз.

— Оля. Оленька! Родная моя.

Олег подскочил к жене. Взяв машинально ее руку стал прощупывать пульс.

— Она жива! — радостно воскликнул он. — Это опять обморок.

Он достал бутылочку с водой и смочил ей губы. Она глубоко вздохнула.

— Ее надо на свежий воздух! — скомандовал он. — Что это? — он раздвинул пальцы сжимающие брошь.

— Наверное она нашла её здесь, — предположил один из монахов.

— Ладно, возьмем. Очнется, сама расскажет.

Монахи осторожно помогли Олегу перенести Ольгу на улицу. Там пока Олег приводил жену в чувства, монахи соорудили носилки.

— Олег? — испуганно воскликнула очнувшаяся Ольга.

Он стал утешать и успокаивать ее. Она же беспокойно стала озираться по сторонам.

— Как это? Что это? — вопила Ольга.

Не обращая внимания на монахов, Ольга соскочила и постоянно крутя головой, побежала искать кого-то или что-то.

— Оля, что ты ищешь, Оля? Тут никого нет кроме нас. Мы искали тебя три дня. Постой, куда ты?

Олег бежал следом за ней. Она забежала в хозяйское здание и сразу побежала на второй этаж. Добежала до той самой комнаты, где ее нашли.

— Алексей! — звала она. — Алексей Николаевич!

Подбежав к некогда бывшей постели, она обнаружила свои вещи покрытые толстым слоем пыли. Сгребая их охапкой и прижимая к себе, она побежала в кабинет князя. Оглядев его, увидела что ни одной картины в нем не было.

Олег всё так же бежал следом за ней. Ольга пересекла первый этаж и вбежала в бывшую некогда кухню.

— Мария! — позвала она. — Прокоп Прокопыч!

— Оля с тобой всё в порядке? Я же сказал, тут никого нет. Кого ты ищешь?

Она остановилась, ее опять трясло.

— Значит мне все приснилось. Какой реальный был сон.

— Ты вся дрожишь, — Олег обнял жену и медленно вывел из дома. — Потом ты мне всё расскажешь, ладно? — предложил он ей.

— Да, конечно.

Он снял с неё плед и помог надеть вещи.

— Чудно как-то получается, этот плед, твои вещи полные пыли, как будто они пролежали тут полвека.

— Больше, — пояснила Ольга. — Почти 145 лет.

— Шутишь, значит все в порядке, — улыбнулся Олег.

Он свернул плед, а вместо него накинул ей на плечи свою куртку.

— Так лучше. Удобнее идти. Путь не близок.

Ольга вспомнила ворчливого Тихона.

— Знаешь Олежек, там во сне я шла до этого места с одним стариком.

— Ах, вот кто тебя увел так далеко? Ты у нас еще и лунатик?

Она пожала плечами. Застегнув куртку, её рука произвольно скользнула в карман. Нащупав там что-то твердое, она достала брошь.

— Где ты ее взял? — заволновалась Ольга. — Где ты ее взял?

— Ты держала её в руке когда мы тебя нашли.

Видя как разнервничалась жена, он тут же предложил:

— Давай я отнесу ее обратно в дом? — и хотел уже забрать брошь у Ольги.

— Нет! — закричала Ольга. — Это моя брошь. Мне ее подарили, — и понимая, что Олег ее не правильно поймет, добавила. — Я нашла ее здесь.

— Я так и понял. Возьмем на память?

— Да, — выдохнула с облегчением Ольга. — Я подарю её нашей дочери, — добавила, улыбаясь Ольга.

В груди Олега затеплилась надежда на будущее.

Прошло ровно два месяца. Олег замечал как поведение Ольги менялось. Она уединялась в кресле у окна и подолгу о чем-то думала. Всё лицо ее светилось. Приступы истерики прошли. И вот однажды она сказала по телефону Олегу:

— Мне необходимо заглянуть к доктору.

— У тебя что-то болит? — забеспокоился он.

— Нет. Что ты. Наоборот.

— Тогда зачем?

— Кое-что надо проверить.

— Хорошо, я через час освобожусь, и мы вместе съездим к врачу. К какому ты сказала?

— К гинекологу, — ответила Ольга.

— Ты думаешь? Жди! Я уже лечу.

— Олег Иванович, вы можете зайти, — пригласила в кабинет лечащий врач Ольги.

Врач Ольги была женщина не улыбчивая. Строгий и умный вид не сходил маской с её лица. Как истинный профессионал, она больше придавала значения всем мелочам связанных с ее профессией и в постановке диагноза ей не было равных. Олег волнуясь зашел в кабинет. Ольга после осмотра сидела на одном из стоящих мягких стульев. Её лицо вопросительно следило за доктором.

— Присядьте, — указала врач на стул стоящий рядом с Ольгой. — Ну, что я могу вам сказать, — продолжила она, — это просто исключительный случай. Насколько я разбираюсь в медицине, этого просто не могло быть.

Она говорила медленно, задумчиво, как будто беседу вела сама с собой. Из этого состояния вывел вопрос Ольги.

— Вильма Карловна, говорите всё как есть. Я смертельно больна? Сколько мне осталось?

— Ой, что вы, что вы, — спешила развеять сомнения Вильма Карловна. — Вы меня не так поняли. Я вас поздравляю от всей души!

Тут она обратилась к Олегу:

— Ваша жена, Олег Иванович, беременна. Это просто невероятно. Я приложу все свои знания и силы чтобы беременность протекала нормально. Мне просто необходимо наблюдать эту беременность!

Ольга сияла. Олег повернулся и нежно обнял жену.

— Это надо отметить, родная, — предложил он.

— Обязательно, — согласилась она.

Ее грудь украшала роза, которую Ольга снимала только ночью, аккуратно ложа у изголовья. Сейчас она счастливо обнимала её обеими руками.

Олег, ругавший ее за чрезмерное поклонение этой вещи, на этот раз сам решил что эта брошь была чудотворным талисманом. После того, как Ольгу нашли, он несколько раз пытался поговорить о том, где и как она провела эти три дня. Но представляя и рисуя ужасные картины в своей голове, откладывал разговор, чтобы не травмировать Ольгу.

Ольга же с каждым прошедшим месяцем чувствовала, как расплываются ее воспоминания.

«Муж был прав, — думала она. — Я ушла далеко, потеряла сознание и мне это всё привиделось. До чего же чудесный был этот сон».

Звонок в дверь. Ольга, ковыляя как утиха, шаркая ногами по полу и поддерживая один бок большого живота рукой, открыла. В дверях стоял молодой парень.

— Вы Ольга Николаевна Быстрицкая?

Ольга кивнула.

— Распишитесь здесь, — он протянул лист и ручку.

— Что это? — поинтересовалась она.

Он улыбался.

— Сюрприз. Везет же некоторым, родня в Америке живет. Подарки шлет.

— С Америки?

— Да. Читайте. Штат Аризона…

— Но у меня там нет никого.

— Вы, Ольга Николаевна Быстрицкая? — переспросил юноша, зачитывая адрес.

— Да, всё правильно.

— Значит, кто-то вас там знает. Получите.

Он протянул завернутое и аккуратно перетянутое нечто, напоминающее узкий, большой дипломат.

— Спасибо.

Вооружившись большими ножницами, она распечатала посылку.

— Господи! — воскликнула Ольга.

Перед ней была картина, та самая, которую писал князь. Ее сердце забилось с такой силой и волнением, что было готово выскочить. В угол картины был воткнут свернутый лист.

«Уважаемая Ольга Николаевна, — читала она, — меня вы не знаете. Но о вас я наслышан от своего деда. Который уважая и любя своего отца, пообещал перед смертью, отправить эту вот картину вам в будущее. Это кажется полной фантастикой, но когда я нашел по интернету вашу фотографию, по данным записанным на картине. Я просто был поражен! Это невероятно! Если вы не против, я обязательно должен связаться с вами и пообщаться. Вы и ваша семья будете желанными гостями в моем доме. С уважением Ветров Алексей Дмитриевич».

Скорая помощь везла Ольгу в родильный дом — не выдержав такого волнения, начались схватки.

— Всё будет хорошо, — подбадривала Вильма Карловна. — Всё будет очень хорошо.

Олег уже ждал внизу, нервно теребя красивый букет роз.

Выглянула медсестра и радостно объявила:

— С дочкой вас, папаша!

На охоте

Степан шел вдоль озера к камышам, зная, что там, в затишье скопилось несколько стай уток. С другого берега, что ближе к жилым домам наперебой орали домашние утки и гуси. Он был благодарен им за шум, позволяющий подкрасться ближе к добыче. День стоял уже к полудню, за спиной висела связка из семи касатых, на плече отцовская берданка.

— Тьфу-ты! — выругался Степан, споткнувшись о корягу. Его встряхнуло и поплыло сознание. — Откуда ты только взялась?

Тут он услышал хохот и разговаривающих на берегу людей. Удивился, — с минуту назад никого на пяточке не было. Он раздвинул камыши. Его взору открылся разбитый лагерь — палатка, каких Степан отродясь не видел, необычная машина, больше напоминающая ему, что-то внеземное и двое мужчин в камуфляжных формах. Один из них у костра щипал утку, другой вынимал на столик из длинной сумки, какие-то пакеты.

«Разведчики, что ли?» — подумал Степан.

По правую сторону из камышей вышло еще двое, облаченных в резиновые костюмы мужчин. В руке одного свисала вниз головой утка.

— А Серёга, где? — спросил тот, что возился у столика.

— Выплывает уже, — отозвался долговязый, кинув нырка в общую кучу.

— Да, не густо. На пятерых шесть уток. Может Серёге больше повезло.

И тут Степан услышал за спиной необычный шаркающий звук.

— Мужик, ты чего тут? Давай к нам, раз охотник. Пообедаем. Местный вижу?

— Местный, — отозвался Степан, глядя, как тот мимо пронес боком резиновую лодку, шаркающую по камышам. Именно этот шум и услышал Степан за спиной.

— Чудные вы какие-то и вещи у вас чудные. Это, что же лодка, что ли? — спросил Степан.

— Ну, ты даёшь! Деревня вроде не из бедных. Не уж-то на таких ваши мужики не охотятся?

— Нет, — он боязливо прикоснулся к лодке и надавил на нее пальцем. — Пошто нам такие. У нас свои на берегу там стоят. Три долблёнки. Кому по надобности, так берут. Мимо них шел, видел, поди?

— Не видел я их. Всё уж тут облазил, — ответил парень.

— Знать, кому и понадобились, раз нету. Только странно всё.

За разговором он не заметил, как вышел вместе с парнем на берег к другим мужчинам.

— Знакомьтесь, это местный охотник, — сказал всем Сергей, ставя на опору свою лодку и кидая в общую кучу еще одну утку.

— Да-а… — протянул мужчина у столика. — Не густо. Что Серега и там утки нет?

— Одна гагара и та по камышам разбежалась. Эту добить не мог, живучая зараза. Всю руку расцарапала.

— Давайте не стесняйтесь, просим к нашему шалашу, — позвал Степана хозяин столика. — Вы местный?

— Да, — ответил Степан. — А вы вижу из города? Не уж то в городе уже вещи такие чудные для людей стали делать? Небось, денег бешеных стоят? Али вы начальство, какое? — боязливо спросил он.

Мужики рассмеялись.

— Да нет. Не начальники мы. Простые работяги. Серега вон водителем работает, сын мой. Я на стройке прорабом. Меня, кстати Володя зовут, — протянул руку хозяин столика.

— Меня Степан, — вежливо ответил тот.

— Очень приятно. Саня, что уток потрошит инженер на той же стройке, Василий уже пенсионер, а Петя бригадир. Сами мы с соседней области приехали. Серега мой, вон «ланкрузер» купил, вот и решили обновить его, — он показал с гордостью на машину.

— Я ж говорю начальство. Чудная, какая-то машина у вас. Я таких в жизни не видывал.

— Да, такую вашим и впрямь не купить. Зато вот уток гляжу, настрелял ты не меньше нашего, да еще одних касатых. Везучий ты Степан. Ружьё-то, какое у тебя! Раритет! Не легальное, поди?

Степан не понял, о чем его спросили, но ответил:

— От отца оно мне осталась. Он на войне погиб. Мне вот повезло, целым остался. В ногу, правда, осколок попал, вырезали. Теперь яма.

— Что за война-то? — спросил Володя.

— Вы, что братцы с Луны свалились? Отечественная треклятая.

Мужики переглянулись. Сергей за спиной Степана покрутил у виска, мол, больной малость. И тут все услышали пальбу и хохот с другого берега. Выстрелы двустволки подхватывала канонада пятизарядки, а следом тихо пухали выстрелы 410-го.

— Развлекаются, — сказал Серега. — По бутылкам палят. Был у них. Уток, как и у нас не густо.

— А еще нахваливали нам это озеро. Пресс уток, пресс уток, — бурчал Пётр.

— Да ладно Петь. У нас там и столько нет. Что с природой происходит, не понять.

Степану чудно было слушать разговор мужиков. Он решил вступиться за свое озеро:

— Да вы, что мужики. Уток-то на озере не бывало сколько много.

— Да откуда много-то? Три калеки. Лучше мы водочки попьем, отдохнем от житухи городской. Простор-то какой, воздух, воля, — протянул Петр.

— Водочки, можно, — одобрил Василий. — Водочка, это хорошо. Саня, чего уток мучаешь. Ну, сразу видно, небывалый ты охотник. Выпотроши и всё. Глиной хорошо облепи и в угли, через полчасика к водочке само-то. Надеюсь, водки-то взяли достаточно? Моя мне всю плешь проела, надо расслабиться. Садись с нами Степан, по маленькой саданём.

Степан, смущаясь, подошел к столику. Дивясь угощениям, разложенным на столике, он выпил залпом налитую в пластиковый стаканчик водку, занюхал шумно рукавом и закусил кусочком хлеба, на котором лежал тонкий ломоть сала.

— Садись, чего же ты стоя-то.

— До дому мне надо. Жена с сыном ждут.

Степану было на вид около шестидесяти лет. Седой волос, выглядывающий из-под фуражки, и покрытое глубокими морщинами лицо подчёркивали его возраст.

— Сын-то большой? Чего с собой не взял? — спросил Володя.

— Да не-е… малой еще совсем. Четырех годков нет.

— Молодец мужик! Говорил я тебе Вась, роди сына под старость лет, так ты время ушло. Учись у Степана. Сколько лет-то тебе, поди уж на пенсию скоро?

— Да нет, что вы. Мне и тридцати нет еще. На ферме работаю, корм развожу.

Все на какое-то время замолчали.

— Как, нет тридцати? — спросил Володя. — Да тебе на вид все пятьдесят дать можно, а, то и больше.

— Да, это война проклятая. Всю душу вывернула. Сколько хороших товарищей поубивало-то, сколько родных полегло.

— Да, война страшная была, — вывел всех из оцепенения Василий. — Видать впечатлительный ты Степан. Я хоть и родился после войны, но знаю о том времени не понаслышке.

Тут пришла пора удивляться Степану.

— Не пойму я вас мужики. Всё ж, чудные вы какие-то, не нашенские. Вот ты Василий уже старик считай, а говоришь такие вещи. Война-то закончилась не так уж и давно. Пойду я мужики.

Вешая на плечо свою берданку, Володя заметил на ней выцарапанные буквы М.Т. и рядом три зарубки, что-то смутило его в этих буквах, где-то он уже это видел. Задумавшись, он наклонился подбросить палено в костер. И тут Степан увидел, как на шее у Володи из-под костюма выскользнула на веревочке странная монета.

— Интересная вещичка, — сказал Степан, показывая на нее.

Володя снял монету и протянул Степану.

— Возьми на память. Нас вспоминать будешь. Мы может еще, сюда приедем в следующий год на открытие. Это монетка оберег. Так внучка сказала. Услышала малышка, всякую всячину, дыру сама просверлила и на меня напялила. Бери. Попрошу, она мне еще такую же сделает. Я ведь тоже местный был когда-то. Здесь жил. У Старого Лога дом у нас стоял. Потом с матерью переехали к людям поближе.

— Так и я у Старого Лога живу, — обрадовался Степан. — Сам дом ставил, братка помогал малость. Хороший дом срубили, теплый.

— Чего-то я не пойму ничего Степан. Подъезжали мы к Старому Логу, отчий дом помянуть, там от него и следа не осталось, а ты говоришь… Это ты чудной какой-то. Вообще вся деревня уже развалилась, считай домов-то всего ничего осталось.

— Это ты, поди, про соседнюю деревню говоришь? — вдруг сообразил Степан. — Так ее ликвидировать начали. Всех к нам переселяют, в наш совхоз. Тут же и школа, и сельпо, и сельсовет, и дорога в город, и почта, и МТС, и ферма.

— Да не уж-то у вас совхоз еще жив? — удивился Василий.

— Еще как жив. Председатель хваткий мужик, дельный. Ладно, мужики, спасибо за хлеб-соль, пойду. Кстати моего сынка тоже Володей зовут. В честь Владимира Ильича Ленина назвал. Вырастит, в деревне рядом с нами жить будет. Дом ему отстроим. Внуков нянчить с матерью будем. Сейчас вон ребята в городе на специалистов учатся и мой выучиться. Может и начальником будет, не зря же Володей зовем. Коммунизм строить будет, а может в то время он уже построенный будет.

— Ну, ты хватанул Стёпа. Уже всё, коммунякам не пробиться. Так, что забудь, не мечтай, — сказал Петр.

— О-хо-хо. Ладно, пойду.

— Погоди, — позвал его Володя. — Погоди. Душу, ты мне разбередил Степан. Не могу понять, откуда знаю тебя, хоть точно никогда вроде не видел.

— Да, на деда нашего похож чем-то. Пап, ты что, фотки у бабули не видел? Надо же, как люди бывают, похожи, — сказал Сергей.

— А-а, вон оно что, — задумался Владимир. — Давай Степан, батю моего помянем. Светлая память ему, хороший был человек. Жаль плохо его помню, мне не было и шести, как он умер, — он налил всем и поднял перед собой одноразовый стаканчик.

Степан, махнув одобрительно головой, выпил со всеми.

— Бывайте мужики! — и он шагнул обратно в камыши.

Мужики, молча, провожали его взглядом.

— Ах, ты! — услышали они крик Степана. — Опять эта коряга треклятая. Из земли, что ли ты вырастаешь? — ругался он.

Мужики всей гурьбой побежали на голос, боясь, что Степан поранился.

— Здесь никого нет, — крикнул растерянно Петр.

— Там тоже, — отозвался Сергей.

— Как сквозь землю провалился, — удивленно смотря на всех, произнес Василий. — Странный мужик.

— Надеюсь, с ним ничего не случилось, — сказал Владимир. — Вроде всё обошли.

В это время, Степан, споткнувшись о корягу, поднялся, отряхнул колени и пошел в сторону дома.

— Затихли что-то мужики, — отметил он вслух. — Как вымерли. Гляну-ка я на них еще разок.

Он вышел из камышей на берег, где хорошо просматривался пяточек, на котором только что он сидел с охотниками, но там, никого не было. Обеспокоенный, он вернулся к пяточку. Обошел его со всех сторон, никаких признаков присутствия человека. Трава была не примята, а на песке около берега никаких следов.

— Чудно… — только и мог сказать Степан и тут же полез во внутренний карман. Там нащупал веревочку и потянул ее. На ней висела странная монета. — Ба-нк Рос-сии, — читал он по слогам. — 2005, 5 ко-пе-ек.

Ничего, не поняв, он затолкал ее обратно в карман и зашагал по тропинке к дому.

В это время, мужики, потоптавшись по берегу, пошли обратно к столу. Молчаливое застолье переросло в бурное обсуждение утренней охоты. Отдохнув и разойдясь по точкам на зорьке, снова ловили удачу добыть утку. По рассвету, поднявшись с тяжелыми головами, они последний раз облазили все места на озере и собрались в путь-дорогу.

— Сереж, давай к бабушке заедем, — сказал сыну Владимир. — Давно я мать не проведал.

— Давай, — согласился Сергей.

Домик матери стоял почти на отшибе села, утопающий весь в цветах и березках. Когда сын приехал за ней в Старый Лог, чтобы увезти ее к себе в город, она наотрез отказалась. Буду жить в родном селе. Зная, что мать сильно привязана к земле, он предложил ей купить домик рядом с городом, куда он бы приезжал чаще навещать ее. Долго мать не давала согласия, пока в один прекрасный день не слегла от тяжелой болезни. Вот тогда он, увезя ее в больницу и видя, что она идет на поправку, поставил ее опять перед выбором переезда. На этот раз она согласилась, размышляя своим материнским умом, дети рядом будут, а что еще надо. И он купил ей этот маленький домик.

— Бабуля, привет! — кинулся в объятия бабушки Сергей.

— Сережа, внучек! — радостно вскрикнула женщина. — Володя, сыночек, — она прижала к сыну своё маленькое тельце. — Радость-то, какая! Что же вы не предупредили, я бы на стол собрала.

— Не надо мам, давай так посидим. Давно не виделись.

Всё же мать, хлопоча, бегала по кухне, поглядывая ласково на сына.

— Батя, смотри, — Сергей держал в руках ружье. — Берданка, как у Степана. А я то мучился, думал, где видел такую.

— Так, это дедова берданка. Ему еще от отца она осталась. Мне-то память о нем, выкидывать жалко. Прячу, чтобы не забрали, — сказала бабушка.

Владимир взял ружье из рук Сергея и, повертев его, рассмотрел в углу приклада замусоленные две буквы М.Т. и три зарубки. Его обдало жаром. Не может быть. Как же это так?

— Мама, что значат эти буквы?

— Мохов Тимофей. Это дед твой вырезал, когда-то.

Он почувствовал на себе чей-то взгляд. Медленно поднимая голову, и резко повернув вправо, он встретился взглядом с глазами своего отца. Тот смотрел на него с фотографии, что висела у матери над комодом. Голова закружилась, и Володя схватился за грудь рукой, издавая истошный звук.

— Сынок, что с тобой? Сережа, дай валидол быстро, там в комоде, — скомандовала бабушка.

Сергей побежал к комоду. Выдвигая верхние ящики, и взволнованно ища таблетки, уронил несколько вещей на пол. Найдя нужное, он побежал к отцу.

— На, под язык. Ну, ты батя даешь. Чего ты так разволновался? — спросил Сергей.

— Мама, дай пожалуйста воды, — попросил Владимир. — Всё нормально. Прошло. Не переживай.

Она вышла в сени, где стояла свежая студеная вода из колодца. Владимир встал, подошел к комоду и поднял с пола веревочку, на которой висела монета.

— Узнаешь? — спросил он Сергея.

— Так ты же ее вчера Степану подарил, — удивился сын.

— Дед, это твой к нам вчера приходил. Батя мой. Бабушке, только не говори. Пожить ей надо подольше.

Они смотрели друг на друга и молчали.

Дарёнка

Эта история произошла в последние годы войны.

Проводив мужа на фронт, на плечи Клавдии легли все заботы о доме. Четверо детей надо было беречь от холода и голода. Они жили в глухой Сибирской деревеньки, где Клавдия по воле судьбы сама заготовляла дрова, ловила рыбу, ходила с мужьевой винтовкой на охоту в тайгу.

Надеяться было не на кого, всем тогда было тяжело. Похоронки с фронта извещались сиреной плача. Когда плач стихал, надо было жить дальше, — бороться и верить.

Клавдия тоже была из тех, кто получил это бедовое известие. Погоревав о своём кормильце, взвалила и это горе на свои хрупкие, женские плечи.

— Митька, Андрейка, — будила с первыми лучами рассвета Клавдия своих старших сыновей. — Хватит спать лежебоки, давайте бегите на озеро, проверьте морды. Может хоть сегодня Бог дал рыбы немного.

Мальчишки, потягиваясь, нехотя слезли с тёплой печи. Митьке хоть и было уже десять лет, да ростом он был ниже Андрейки, которому два дня назад исполнилось восемь. Молча, наталкивая варёной картошки в карманы из чугунка, что стоял под лавкой для поросёнка, наспех надев портки, побежали босиком по мокрой от росы траве на озеро. Картошка служила приманкой, какая никакая, но надежда, что рыба обязательно придёт полакомиться.

Лиза и Маняша еще спали. Лизе было уже семь лет и её обязанностью было следить за младшей сестрой, которой шел четвертый.

Клавдия, поправив сползшее у них одеяло, отправилась доить корову.

— Что ж ты милая, совсем-то молока не даёшь? — разговаривала она с коровой. — Разве это молоко? По кружке каждому не выйдет. Исхудала ты у меня что-то, все кости наружу.

Поставив ведро в сторону, она кинула ей несколько навильников травы и отвязала верёвку, зная, что корова, наевшись, пойдёт во двор пить с широкого корыта. Накормив порося, который достался от умершей соседской бабки, она вернулась в дом.

Митька и Андрейка уже сидели за столом и тузили друг друга шелбонами, ловко уворачиваясь от занесённой надо лбом рукой. Миска для рыбы была пуста.

— А ну, угомонитесь, — ругнулась на них Клавдия. — Есть нечего, а им весело.

— Опять пусто, — сказал Митька.

— Да вижу уж, — буркнула расстроено мать.

Она, обессилев села на лавку и уставилась, молча в окно. Лето в этот год было холодное, в огороде росло всё скудно и рассчитывать, что овощей хватит на всю зиму, не приходилось.

— Пойду, схожу, в тайгу, может какая дичь попадётся. Вы же натаскайте хвороста для печи и выгоните пастись Лыску (так звали их корову) и Мотьку (так звали порося). Если до полудня не вернусь, загоните к вечеру на место.

— Мама, кушать хочу, — потирая глаза, залепетала Маняша. — Лиза вставай, уже все не спят, — тормошила она за косичку сестру.

Клавдия подошла к дочкам, взяла на руки Маняшу и, поцеловав, усадила за стол. Лиза следом присела рядом.

— Лизонька, я сейчас уйду в лес, оставляю тебя за старшую. Не подведи меня дочка. Маняшу со двора не пускай. Митьку с Андрейкой тоже доглядай.

— Они дерутся со мной, за волосы дёргают, — жаловалась матери Лиза.

— Разве папка нас защищал, чтобы вы обижали друг друга? — повернувшись к сыновьям, пристыдила их Клавдия. Митька и Андрейка виновато опустили свои светлые головы. — Ладно, некогда разговоры разговаривать. Ешьте, что Бог послал и за дела.

Поставив миску с варёной картошкой на стол, она налила каждому по кружке молока.

— Хлеба пока нет. Приду из тайги, печь будем. Ты Лиза, убери всё со стола, посуду помой.

— Я тоже, тоже, — хлопая в ладоши, говорила Маняша.

— Всё, пошла, — обведя взглядом своих детей, выдохнув, сказала Клавдия.

Она, надела тужурку мужа, достала из сундука его винтовку и, потряхивая в руке двумя патронами, вышла.

***

Подойдя близко к лесу, Клавдия перекрестилась и низко поклонившись, произнесла:

— Благослови Господи! Не дай с голоду умереть деткам моим. Прости и защити!

Шла она тихо, держа винтовку на изготовке. Но везению не суждено было быть, — то птица далеко взлетит, то заяц стрекача даст. Пошла Клавдия глубже в лес к логу, где на водопой подходили животные, — может хоть там повезет, и она уйдет домой с добычей.

Пристроившись за деревом, она стала ждать. Прошло несколько минут, глаза устали от пристального вглядывания. Закрыв их на мгновение, Клавдия услышала треск. Еще не настроив зрение, вскинула винтовку в сторону шевеления.

— Медведь! — пронеслось в голове.

— Не стреляйте тётенька.

Клавдия медленно отняла голову от винтовки. То, что ей показалось медведем, оказалось маленькой девочкой, укутанной в лохматую шаль и бурое длинное пальто, — на вид девочке было шесть лет.

Женщина соскочила и побежала в ее сторону.

— Как ты сюда попала?

— Не знаю, — ответила девочка.

— Чья ты будешь? Где твои родители? Где живешь? — не унималась Клавдия.

— Не помню тётенька. Я заблудилась. Возьми меня с собой.

— Ты же уже большая, как же не помнишь-то?

— Не помню тётенька, — отрезала девочка. — Помню свист, взрыв и всё…

— Контуженная, — вздохнула Клавдия. — Бедное дитя! — и взяв девочку за руку, повела её в сторону своего дома.

— Чем же я вас кормить-то буду? — разговаривала сама с собой Клавдия. — Отвернулся ты Господи от меня. За грехи видать испытания несу.

Девочка шла и улыбалась.

— Ты чего улыбаешься-то? — спросила Клавдия.

Та потянув ее маленькой ручкой за тужурку, дала знак остановиться.

— Стой тётенька! Тише! Ружье своё приготовь. В том просвете кабанчик пасется, стреляй в голову, да не промахнись.

Удивительны были речи для маленькой девочки. Но Клавдия послушно пробралась к просвету, там действительно рыл носом землю небольшой кабан. Подскочив от выстрела, он побежал. Клавдия с досадой стукнула по стволу дерева кулаком. И уже собираясь уходить, увидела, как он стал ныряя зарываться в землю, тут же соскакивая, зарываться снова. Поросячий визг разнёсся по всему лесу и тут же резко стих. Кабан лежал не подвижно.

— Попала, попала! — радостно бежала к нему Клавдия. — Девочка иди сюда, — звала она ребенка.

— Как хоть зовут тебя, помнишь? — спросила ее Клавдия, перевязывая задние ноги кабану.

— Дарёнка, — ответила девочка.

— Дарья значит?

— Нет, не Дарья. Дарёнка меня зовут, — твердо сказала девочка.

— Ты и, правда, Дарёнка. Ни разу, мне так не везло. Благодарю тебя Господи! — Намотав на руку верёвку, тужась от веса животного, она поволокла его в сторону дома. Дарёнка шла рядом, напевая какую-то странную непонятную для Клавдии песню, но вслушиваясь в слова, каким-то чудесным образом, кабанчик становился совсем невесомым, поэтому к дому они вышли очень быстро.

Завидев мать, Митька с Андрейкой поспешили на помощь.

— Кто это? — спросили они, подозрительно рассматривая девочку.

— Потом. Помогите. Устала дюже. Теперь всю неделю с пищей будем. Радость-то какая. Есть Бог на свете. Есть!

Затащив кабанчика в сарай, тут же занялись разделкой его тушу.

Дарёнка всё время простояла рядом, сложа ладони рук перед грудью, тихо говорила:

— Свободна твоя душа кабанчик. Пасись теперь в Райских лесах. Мясо для пищи детям малым. Благодарю Отец Небесный за пищу даденную.

Митька с Андрейкой, то и дело озирались на странную гостью. Андрейка, крутил пальцем у виска показывая брату о странностях их гостьи, тот кивал в ответ. Клавдия, сложив мясо в корыто, велела помочь перенести его в ледник.

— Ну, давайте теперь знакомиться, — сказала она, когда все собрались в избе. Лиза и Маняша с любопытством разглядывали гостью.

— Девочку, зовут Дарёнка. Она заблудилась в лесу. Сегодня заночует у нас, а завтра к председателю пойдем. Знакомьтесь и не обижайте.

Пока ребята знакомились, Клавдия отправила в печь чугунок с мясом. Вскоре в доме вкусно запахло бульоном. Ужин получился на славу. Клавдия, то и дело, подливая добавки детям, любовалась ими, забывая поднести ложку ко рту.

— Фу, — выдохнул Андрейка. — Я сегодня сытый, как буржуй, — и похлопывая себя по пузу, довольно растягивал губы в сытой улыбке. Все стали повторять за ним. Одна Дарёнка сидела тихо и улыбалась.

После ужина, Клавдия уложила детей спать. Дарёнку положила к девочкам.

— Сегодня поспишь с Лизой и Маняшей. Она вас не потеснит, вон какая махонькая. А завтра видно будет.

***

Рано утром, разбудив Дарёнку и сунув ей кусок хлеба, Клавдия повела её в сельский совет к председателю. Удивился он, узнав, что маленькая девочка одна плутала в лесу, но делать нечего в район надо сообщать.

— Ты устрой пока ее у себя. Определи, значит, место ей пока. А я как раз в район собрался. Заеду, куда следует, — говорил председатель, присев на корточки перед Дарёнкой. — А ты девочка не переживай, найдем мы твоих мамку и папку, — его рука ласково гладила голову малышки.

Он был единственным мужчиной на селе, которого по решению района оставили управлять хозяйством. Шел ему девяносто третий год.

— А я не переживаю дедушка. Ищите их, только подольше.

Председатель вопросительно посмотрел на Клавдию, та только пожала плечами в ответ.

Всю дорогу до дома, Дарёнка крепко сжимала руку Клавдии и счастливо улыбалась, поглядывая на нее.

— Ты чего такая счастливая? — спросила ее Клавдия.

— Да так. Солнышку радуюсь, — отвечала Дарёнка.

Из-за туч и, правда после её слов вылезло солнце и ласково обогрело лицо Клавдии.

— Чудная ты Дарёнка и откуда такая взялась?

— Тю-ю-ю, Клавка, тебе чего своих мало? — спросила сидевшая на скамейке возле своего дома женщина. — От кель такую стрекозу взяла? Аль родственники задарили?

— Любопытная ты Дуня, — ответила Клавдия. — Ну, ни чем тебя не переделаешь.

— А чё меня переделывать, я и такая себе нравлюсь, — крикнула вдогонку женщина. — Подкидышей не собираю и своих из-за них голодом не морю.

— Ну и змея, эта Дунька. Ты Дарёнка не слушай ее. Разные люди на свете живут. Но всё же добрых больше, поверь.

— Ее никто не любит, поэтому она злая. Правда и она никого не любит, — дала заключение Дарёнка.

Во дворе их уже встречали Митька и Андрейка. Радостно бегая вокруг матери, они расспрашивали, что сказал им председатель.

Войдя в дом, Клавдия похвально оценила Лизин труд. Та, одев сестру, аккуратно расчесывала гребешком волосы, заплетая их в косички.

— Молодец Лизонька, совсем ты у меня взрослая стала. Помощница. Пойду в огород соберу кой чего на щи. И уже выйдя во двор, крикнула, — Митька, Андрейка. Топите печь, несите с ледника кусок мяса, щи варить будем.

Те радостно визжа, бросились к поленнице из хвороста. Дарёнка шла следом за Клавдией. Пока Клавдия рвала овощи, та обошла весь огород и внимательно осмотрела его.

— Ничего тётенька, будет у тебя в огороде хороший урожай, — сказала Дарёнка и пошла в дом. Клавдия провожала её удивленным взглядом.

В этот раз все принимали участие в приготовлении обеда. Клавдия даже забыла на время, что идет война. Что после обеда надо будет идти в поле засаженное табаком и вместе с другими женщинами и старшими ребятами вручную обрабатывать насаждение, которое потом они отправят на фронт бойцам. В другую избу собирали в кучу пряжу и женщины, кто прял, кто вязал носки да варежки, которые вместе с табаком так же отправляли на фронт.

Веселый детский смех и вошканье, дали нервам Клавдии отдых. Одно омрачало, не было рядом ее Егора.

Вот зазвенели чашки и ложки, Лиза с Маняшей аккуратно расставляли их на столе. Когда сели и поблагодарив Всевышнего за хлеб насущный, Дарёнка вдруг, глядя, на висевший свадебный портрет Клавдии и Егора сказала:

— Этот дяденька жив. Только он придет через восемь лет. Тогда тебе тётенька повеселее будет.

Все притихли. В доме на какое-то время повисла тяжелая тишина.

— Не шути так Дарёнка, — сказала грустно Клавдия. — Не шути девочка. Убили моего Егора. Война проклятущая, — слёзы заволокли глаза Клавдии, скатываясь по обветренным щекам.

Дарёнка соскочила с лавки и подошла к ней. Маленькими пальчиками она смахивала слезы и, обнимая, говорила:

— Не шучу я тётенька, не шучу. Не плачь, тебе надо красавицей остаться. Родная моя тётенька.

Она всегда Клавдию называла тётенька, и так ласково у нее это получалось, что разницы между словами мама и тётенька не было.

Клавдия погладила Дарёнку по голове, ласково прижала к себе и велела садиться со всеми за стол. Не могла же она обижаться на эту кроху-сироту, мало ли какой страх она перенесла в лесу, вот и лезет в голову небыль какая.

Накормив детей и дав каждому задание, Клавдия ушла работать в поле.

Вечером она увидела Митьку с Андрейкой, сидящих на завалинке, и поджидающих явно ее.

— Что случилось? — спросила она.

Они стали наперебой, рассказывать ей о Дарёнке.

— Чудная она какая-то, разговаривает, как то не по-нашему. Как начала по дому бегать. Бегает и орет. Маняша напугалась, ее Лизка в баню уволокла.

— Давайте ведите Лизу с Маняшей в дом, а я с Дарёнкой поговорю, — сказала им мать.

Зашла она в дом, а Дарёнка на лавке сидит и в окно смотрит.

— Я их не обижала тётенька, — сказала она.

— А можно я спрошу тебя, чем ты тут занималась? Ребята говорят, что ты кричала, — спросила Клавдия.

— В дом приходил черный человек. Я его выгоняла. Когда выгнала, быстро вымела пол веником, чтобы его следы замести.

Позади Клавдии стояли дети и глазели на Дарёнку.

— Значит, к нам приходил человек?

— Да. Злой! Черный!

— Нет, мамка, она врет. Никого сегодня у нас не было, — затрезвонили на перебой ребята.

— Был. Вы его не видели, — твердо сказала Дарёнка.

— Зачем же он приходил? — спросила Клавдия.

— Я же говорю, зло сделать, — ответила Дарёнка. — Тётенька, ты мне не веришь?

Клавдия, глубоко вздохнув, прошла внутрь дома.

— Правда, чисто. Молодец Дарёнка, помощница. Ну, что стоите у порога, ужин пора собирать. Пойду Лыску подою, да молока на ужин с хлебом поедим.

Она поставила на стол авоську с хлебом.

— Всем сегодня дали по булке, у кого дети по две. А мне еще третью выделили за Дарёнку. Заботливый председатель. А ты моя хорошая, — обратилась она к Дарёнке, — на ребят зла не держи, они напугались немного.

— Ничего мы не испугались, — выкрикнул Митька.

— Ну, вот и ладненько, — сказала Клавдия и вышла, взяв с собой доильное ведро.

Подоив корову, выйдя из сарая, она заметила, как чья-то тень пробежала в сторону озера. Зайдя в дом, поняла, что нет Дарёнки. Налив в крынку молока, велела детям садиться ужинать. Сама же, накинув теплый платок, побежала в сторону озера.

— Что же происходит с этой девочкой? — думала на бегу Клавдия. — Она больна? Скорей бы с района приехали за ней, а то не дай Бог еще куда убежит. Что же всё на мои плечи-то, мало мне горя, да деток малых.

Ей стало стыдно за свою слабость перед маленькой девочкой и попросив мысленно прощение у Бога, прибавила шагу. Уже стоял сумрак, но разглядеть еще можно было всё. Увидев маленький силуэт на берегу озера, Клавдия остановилась. Потом, почему-то пригнувшись, добежала до ближайших от девочки камышей и спряталась. Страх за девочку, сменился любопытством. Дарёнка разговаривала с кем-то или чем-то на берегу. Но того, как ни старалась Клавдия, не могла увидеть. Чудные речи показались ей.

— Ах ты, дяденька Водопырь, али рыбы тебе жаль? А ножек детских не жаль, что бегают за зря к тебе на поклон? Чем провинились те, что малы еще? Да не отвернись от них, помоги! Отблагодарит Отец! Отблагодарит Мать! Ручками не умелыми, может делают, да душой чистой стараются. Не серчай, рыбой делись, к людям повернись. Все знают Дарёнку, и ты прими мой подарочек.

Она подошла ближе к воде и опустила что-то из своих ладошек в воду. Встала и низко в пояс поклонилась озеру.

— Да благословенны будут владения твои! — последнее, что услышала Клавдия.

Весело пританцовывая Дарёнка, направилась в сторону дома. Клавдии надо было успеть придти первой.

Только скинула Клавдия с себя платок, как дверь отворилась и вошла, улыбаясь Дарёнка.

— Ты где это была? На двор ходила? — притворилась Клавдия.

— Спать пора. Вставать рано, — ответила Дарёнка. — Мне к девочкам ложиться?

— А хочешь, чтобы у тебя свой угол был? — спросила ее неожиданно для себя Клавдия.

— Да, хочу. Вот здесь, — и она ткнула в огромный сундук.

— Вот и славно. Сейчас мы тебе такое мягкое гнездышко сделаем.

— Тётенька, — обратилась к ней Даренка. — Сделай и подари мне такую же куклу, как у Маняши. У меня никогда не было такого человечка. Не живой, а греет и душа внутри живет.

— Ох, чудная ты у меня Дарёнка, — выдохнула Клавдия, расстилая для неё постель. — Конечно же, сделаем тебе куклу. Завтра же. Мне будет приятно сделать тебе такой подарок. Ну вот, всё. Располагайся. Это будет твое место.

Дарёнка подошла к ней близко-близко.

— Что? — спросила Клавдия, нагнувшись к ней.

Та, обхватив ее своими маленькими теплыми ручками, нежно поцеловала в щеку.

***

Утром Клавдия проснулась от крика. Дарёнка громко командовала:

— Митька, Андрейка вставайте и живо морды проверять.

— Чего разоралась? — бурчали спросонок мальчики. — Разкомандовалась, сама иди.

Клавдия поспешила на помощь.

— Нечего с Дарёнкой пререкаться. Пора вставать уже. Может, сегодня ухи поедим.

Мальчики нехотя встали, потянулись, пару раз дали дуг другу затрещины, и побежали к выходу.

— Возьмите с собой большую корзину, — крикнула вдогонку Дарёнка.

— Мам, чего она издевается? — захныкал Андрейка. — Живет тут третий день, а уже командует, — схватив маленькое ведерко, тут же выбежал за братом.

— Вернётся, — тихо сказала Дарёнка.

Клавдия только пожала плечами.

Не успела Клавдия растопить печь, как вбежал запыхавшийся Андрейка. Глянул в сторону сестер, и только и смог проворчать:

— Лежебоки, сейчас и вам работа будет, — схватил большую плетеную корзину и убежал снова.

Клавдия вопросительно посмотрела на Дарёнку.

— Пусть встают. Соль долбят. Будем рыбу в кадке солить, — сказала спокойно Дарёнка. — Иди тётенька помоги им. Не утащат одни.

Клавдия накинула платок, натянула мужьевы сапоги и вышла. Уже из далека она видела, как Митька с Андрейкой еле-еле волокли по траве корзину. Она прибавила ходу.

— Вот это улов! — говорил восхищенный Митька. — Я в жизни столько рыбы не видел.

— Я тоже, — поддержал брата Андрейка.

Рыба верхом плескалась в корзине, то и дело наровясь выпрыгнуть.

— Ай, да Дарёнка, — думала про себя Клавдия. — Ведь это она тут вчера начудила.

До самого обеда кипела работа в доме, — вспарывая брюхо рыбы, рядами засаливали в небольшой кадке. Столько радости и детского гомона Клавдия и сама никогда не видела. Даже маленькая Маняша пропускала каждую рыбу через свои маленькие ручки, подавая с корзины каждому расправившемуся со своей рыбиной.

Пуще всех радовалась Дарёнка. Она то и дело соскакивала со скамьи в середину избы и начинала танцевать, кружась и напевая какими-то необычными звуками песню. Клавдия торопилась, — ей надо было бежать еще в поле. Но вот откуда-то набежали тучи, в доме стало совсем темно. Раздались далёкие раскаты грома, которые становились ближе и ближе. И сильный дождь, что есть сил, стал лить, как из ведра на землю.

— Ура! — закричала Лиза. — Мамке сегодня можно дома быть, не ходить в поле. Ура!

Все вслед за ней стали прыгать и кричать: Ура!

Клавдия, улыбаясь, продолжала спокойно солить рыбу.

***

Утром постучали в окно. Клавдия выглянула и увидела председателя.

— Принимай гостей с района, — сказал он. — Милиционер прибыл и фотограф. Где девочка?

Они зашли в избу, сели на скамью у печи, а милиционер на столе, разложив какие-то перед собой бумаги, стал всех расспрашивать и записывать. Его интересовало всё. Где нашлась девочка, когда. Затем велел выйти с ней во двор и сфотографировать для опознания и поиска родителей или на худой конец родственников. Дарёнке он тоже задал несколько вопросов и записал опять, что-то в бумаги.

Фотографа здесь знали все, он часто до войны приезжал и снимал сельчан на карточки. Поэтому, когда он сфотографировал во дворе Дарёнку, не удивился, что Клавдия попросила его и ей сделать снимок на память об этой девочке.

— Значит так, Клавдия Степановна, — обратился к ней милиционер. — Оставляем девочку пока на вас. Под вашу так сказать ответственность. Вы не против?

— Нет, конечно, — ответила Клавдия.

— Как только найдем кого, сразу дадим знать. В приют пока можем определить, если вам тяжело?

— Нет, что вы, что вы. С ней ни каких хлопот, прекрасная девочка.

— До свидания, — отрапортовал милиционер.

— Кдавдия, часикам к трем собираем всех баб на совет, приходи, — уходя, сказал председатель ковыляя в след за фотографом и милиционером.

На собрании он объявил новый график работы. Передал свежие сводки с фронта. Наши солдаты освобождали город за городом от фашисткой нечисти. Загудели бабы от радости, да разошлись по домам.

Митька, Андрейка и Дарёнка завернув высоко штаны, радостно бегали по лужам возле дома. Лиза всё время держала Маняшу за руку, не давая ей пуститься в это увлекательное путешествие.

— Нельзя Маняша, простынешь. Ты и так часто у нас болеешь. Нельзя, мама будет ругаться, — объясняла терпеливо сестра.

— Пусти, я тоже хочу.

Вырвавшись, она прямо в ботиночках залезла на середину большой лужи. Ей стало страшно, и она громко во весь голос заплакала. Все пустились спасать Маняшу. Андрейка подсадил ее на спину Митьки и, играя в коня, вытащил ее на сухое место.

— Ах вы, сорванцы! — ругалась Клавдия, выйдя из-за ограды. — Живо несите нашу рёву в дом.

Митька снова подставил спину сестре, и помчался с ней на всем скаку в дом. Закончив переодевание, Клавдия предложила всем:

— Сейчас мы с вами сделаем Дарёнке куклу. У нее тоже будет друг, с которым она может поиграть в любое время.

— Еще чего, мальчики кукол не делают, — возмущенно заговорили Митька с Андрейкой.

— Конечно, — одобрила мать. — Вы, как мужчины, почистите всё за Лыской и Мотькой, а то те явятся с выгула, а там и встать негде. Потом можете играть.

— Ура! — радостно закричали мальчики и побежали к выходу.

Славная вышла кукла, — глазки синими бусинками смотрели прямо на Дарёнку, круглый пришитый носик и улыбка из красной пришитой тесьмы делали славным личико куклы. И одежку сшили ей, как настоящей девочке. Радости Дарёнки не было края. Она то и дело прижимала ее крепко к груди, а то отставляя на вытянутые руки любовалась ею.

— Как назовешь ее? — спросила Клава.

— Мою, Леночкой зовут, — сказала Лиза.

— А мою Олечкой, — прощебетала Маняша.

Дарёнка села на свой сундук и стала думать.

— Ну чего так долго думаешь? — спросила Лиза.

— Она мне сама скажет, как ее зовут. Тогда и я вам скажу, — ответила Дарёнка.

— Куклы не говорят, — спорила Маняша.

— Говорят, — твердо стояла на своем Дарёнка. И тут она, поднеся к уху голову куклы, спросила. — Как тебя зовут? Как? Она мне сказала, что ее зовут — Радость.

— Такого имени не бывает, — завопили девочки.

— А вот и бывает, — ответила Дарёнка и прижала куклу к груди. — Радость ты моя.

Клавдия сидела и довольно наблюдала за спором девочек.

***

Ночью у Маняши поднялся жар. Она металась в бреду по постели.

— Мама, мама. Маняши опять плохо, — трясла за плечо мать Лиза.

Клавдия соскочила и побежала к дочери. Ощупав ее руками, побежала за полотенцем.

— Не трожь ее! — кричала Дарёнка кому-то в темноте. — Уходи прочь из этого дома!

Она отпрянула назад, как будто, этот кто-то хотел на нее напасть.

— Ах, так! — скинув свою постель на пол, Дарёнка открыла сундук. Какое-то время она что-то искала, затем выпрямилась, держа в одной руке икону Богородицы, в другой большой медный крест.

— Дарёнка, с кем ты разговариваешь? — спросила на бегу Клавдия.

Та, никого не слушая подбежала к метавшейся Маняше. Одним глазком глянула, как Клавдия обтирает мокрым холодным полотенцем лицо дочери, она развернулась к ним спиной и вытянула перед собой икону и крест.

— Мать Пресвятая Богородица, защити рабу твою Марию, не дай «белой» забрать ее с собой. Крест животворящий отгони прочь утробу ее ненасытную.

Что-то невидимое, по-видимому, металось в ярости, потому что Дарёнка то и дело маячила и выставляла вперед перед кем-то икону и крест.

— Андрейка, неси уголёк! — скомандовала она. — Живо!

Тот, как ошпаренный соскочил с печи и стал рыться в золе. Найдя большой конец обугленной палки, протянул Дарёнке.

Клавдия глядела на эту маленькую девочку и понимала, что та изо всех сил старалась помочь и поэтому не мешала, даже если бы это всё было плодом ее фантазии.

Дарёнка очертила углем круг вокруг кровати девочек, и отдышавшись, снова пошла в бой. На этот раз, она гнала нечто к выходу. Подойдя к двери, перекрестив её и отворив плотно захлопнула. Облегченно выдохнув, — Дарёнка вслух благодарила Деву Марию и животворящий крест за спасение Маняши.

Отдав силы для защиты от не прошеного гостя, Дарёнка тут же валится на лавку у печи.

— Лиза, — позвала она девочку ослабевшим голосом. — Возьми Радость мою и положи к Маняши.

Та послушно помчалась за куклой Дарёнки.

— Нет, погоди, я сама, — она тяжело поднялась и направилась в сторону сундука. Было видно, как превозмогая усталость, она еле передвигала ногами.

— Дарёнка, что с тобой, девочка моя? — спросила Клавдия Дарёнку.

Та, что-то прошептала в тряпичную голову куклы.

— Теперь всё будет хорошо, — ответила она вложив куклу в руки Маняши. — Радость моя ей поможет. Круг до завтра не стирать, он защитит, не пропустит ни одно зло.

— Что за зло ты выгоняла? — спросила ее Клавдия.

— За ней приходила белая женщина. Та, что приходит за душами. Теперь не бойтесь, она больше не придет, к утру Маняша будет, как новенькая. Ложитесь все спать. Знаю тётенька, что ты всё равно не ляжешь, значит, сиди здесь. Ты зачем икону и крест в сундук спрятала?

— Так ведь мы люди Советские. Бога говорят, нет. Это от родителей моих осталось, как память берегу.

— Есть Бог! — утвердительно сказала Даренка. — Есть! Уверуй, легче жить станет. Помощь будет. А икону в красный угол повесь. Защищать дом твой будет, детей малых.

Клавдия, молча, слушала Дарёнку, дивясь взрослым речам этой девочки.

Дарёнка подошла к сундуку и попыталась закинуть постель, скинутую на пол, но у нее, ничего не выходило. Клавдия подскочила к ней.

— Дарёнка, что с тобой? Тебе плохо?

Она аккуратно отодвинула девочку в сторону и стала сама стелить. Когда церемония была окончена, она ощупала лоб Дарёнки.

— Да ты вся горишь. Лиза мочи полотенце, неси сюда.

— Не надо тётенька, — отодвинув от себя руку Клавдии, сказала Дарёнка. — Не надо. Сейчас лягу, и всё восстановится, ты не переживай тетенька, — Дарёнка погладила руку Клавдии. У той выступили слёзы.

— Девочка моя, да как, же так? Что же это за ночь такая?

Она помогла ей лечь, и пошла к Маняши. Та уже спокойно и ровно дышала, жара не было. Клавдия села на лавку у стола. Так она сидела до тех пор, пока голова сама склонилась на сложенные руки.

В кратком сне, она видела своего Егора. Он шел мимо нее в разодранной военной форме, прихрамывая. Поравнявшись с её лицом он повернулся к ней и произнес: «Береги детей Клава, храни Дарёнку!»

Она то и дело просыпалась, прислушивалась к дыханию ребят и снова проваливалась в небытие. А Егор всё шел и шел мимо нее.

Утром открыв глаза, она увидела плескающуюся в корзине рыбу. Митька и Андрейка о чем-то оживленно разговаривали во дворе. Дверь открылась и вошла Дарёнка с полным ведром молока.

— Я выпустила Лыску на траву, — сказала она, пыжась, ставя ведро на лавку.

— Это, что наша Лыска столько молока дала? — удивилась Клавдия.

— Да. Хорошая корова. Я Мотьки маленько отлила, а то совсем порась исхудал.

— Чудно, право чудно. Она молока-то давала еле кружка каждому набиралась.

Дарёнка стояла и улыбалась.

— Теперь тётенька, всегда полное будет.

— Ты аль заговоры, какие знаешь? — спросила Клавдия.

— Ой, мамка, — заговорил Андрейка, войдя в дом. — Мы сейчас с Митькой такую фильму смотрели. Услышали из сарая звуки и туда, в сеннике дырка есть, так мы всё оттуда и видели. Там наша дурочка… — он споткнулся от строгого взгляда матери, но продолжил. — она с кем-то опять разговаривала. Что ж ты, говорит, за хозяйством не следишь, корову и порася совсем запустил. Али выгнать да замену тебе найти? Во, даёт! — присвистнул Андрейка.

Дарёнка забралась на свой сундук и, улыбаясь, слушала.

— Она еще Лыску гладила и что-то ей непонятное прям в ухо говорила, — продолжил Митька. — А Мотька, так вообще, как собака к ней лип и хвостом своим крутил, похрюкивал ласково так. Мы их такими никогда не видели. Долго она говорила непонятно с кем. Потом подоила сама Лыску и Мотьке молока ливанула.

Клавдия повернулась к Дарёнке, та ответила на вопросительный взгляд тётеньки.

— Домовой уж больно ленивый попался вам, лежебока и спать горазд, пока спит, ведьма-то всё молоко за ночь и сдаивает, да на Мотьке прокатиться успевает, вот они и захляли бедные. Ну, я и поговорила с ним по душам, как знаю.

— Да откуда же дар тебе такой дан? — спросила Клавдия.

— Не знаю, — пожала плечами Дарёнка. — От Отца и Матери видать.

— Да, кстати надо к председателю зайти узнать, может уже нашли твоих кого.

Дарёнка молча, отвернулась к окну, будто и не слышала вовсе слова Клавдии.

***

День был теплым. Все женщины шли в поле срывать соцветия табака, чтобы он рос выше и шире в листе. Поравнявшись с Клавдией, одна из них заговорила:

— Клав, а Клав, ты, где такую девчонку нашла? Больная она кажется, потому-то и в лес без спросу ушла и потерялась. Иду давича на работу, а она бегает по вашему огороду радостная такая, а тут вдруг танцевать, вокруг кустов пошла, да песни чудные петь. Не потоптала ли тебе огород-то?

— Чего мелешь Зойка? Работай, давай, да в свой огород гляди. Нормальная она, просто расстроена немного, знамо дело родителей терять. Может, найдутся скоро. Уже считай месяц, ищут. А девчонка она добрая, умная, жаловаться мне не на что. Ух, бабы, вам только языком трепать.

Допоздна задержала работа Клавдию. Дома она тихонько присела отдохнуть, гудели ноги и спина, да управу затем справить. Дети весело играли во дворе и не заметили, как она зашла в дом. Вздремнув сидя с вытянутыми ногами и откинутой головой к стене, она резко встала.

— Ну всё, отдохнула, пора за дела браться, — и шагнула во двор.

Все дети, кроме Дарёнки играли в салки. Дарёнка сидела, прижав руками к себе колени. Из под них она грустно смотрела на ребят, которые бегали рядом, то и дело, задевая ее и зовя играть.

— Девочка моя, ты не заболела? — спросила ее Клавдия. И тут куча ребят повисло на ней, крича, — мама пришла!

— Нет, тётенька. Мне грустно что-то. Так сильно грустно, тоскливо.

Клавдия, поцеловав каждого в макушку, обняла Дарёнку.

— По дому тоскуешь? Я понимаю.

Дарёнка молчала. Весь вечер грусть не отходила от нее. Она, молча, бродила по дому, потом по огороду, заглянула к Лыске и Мотьке. Всё это походило на прощание с дорогими сердцу вещами.

***

Обеспокоенной ушла Клавдия в следующий день на поле.

— Ты чего? — спросила везде сующая нос Зойка. — Случилось что?

— Да, Дарёнка, что-то загрустила, даже есть перестала, играть с ребятами, а ведь такая заводила была.

— Ничего, проголодается, нарубается и снова будет веселая.

— Да нет, что-то не то… — и уткнувшись в табак, молча, стала обрабатывать его.

— Девчата, — услышала она голос председателя. — Девчата, где Клавдия? Она мне срочно нужна.

— Да вон она, — показала рукой в ее сторону молодая женщина. — Клав! — заорала она во весь голос. — Клав, председатель кличет тебя.

По дороге Клавдия от председателя узнала, что приехала комиссия из города, забрать Дарёнку в приют, так как ни родственников, ни родителей ее не нашли. Фотограф, что обещал на память сделать фотографию и подарить Клавдии, своё слово выполнил. Он лично, через председателя передал фотографию.

— На вот держи, — сунул председатель в руки карточку. — Хороший парень, слово своё держит.

Клавдия, заглянув в карточку, сунула её во внутренний карман куртки.

— Но-о-о… — понукая лошадь, гнал председатель. — Давай двигай живее, совсем кляча, бегать разучилась.

Клавдия сидела рядом с ним на встроенной в телегу лавочке и крепко держалась за ее края.

Подъехав к дому, она увидела, как милиционер, одна строго одетая женщина и двое мужчин ждали их сидя в легковой черной машине. Увидев их, они тут же вылезли. Дети выставились в открытые настежь окна и с интересом наблюдали за процессией.

— Здравствуйте Клавдия Степановна, мы за Дарьей, вот постановление, — протягивая бумагу, говорила женщина. — Мы из комитета по безнадзорности. Ведите девочку, нам уже надо к вечеру быть в городе.

— Проходите, — растерянно предложила им Клавдия. И они вошли во двор. Ребята гурьбой выбежали из дома, все, кроме Дарёнки.

Клавдия вошла в дом, женщина последовала за ней. Дарёнка сидела на своем сундуке, крепко прижимая куклу.

— Тётенька, я не хочу, не отдавай меня, — жалобно протянула Дарёнка. — Можно я останусь с тобой?

— Нет, девочка, — отрезала резко женщина. — Не положено. Уже и бумаги на тебя составлены и постановление. Бери свои вещи, и пойдем со мной. Ты уже большая, должна правильно всё понимать, — выступление у нее получилось, как на партсобрании.

— Я буду к тебе приезжать, — пообещала Клавдия. — Давай пока попрощаемся.

Она подошла к Дарёнке, села рядом и обняла ее, целуя ее маленькую головку. Слёзы сами лились из глаз Клавдии. От нее сейчас отрывали кусочек души, в которой место заняла, эта маленькая необычная девочка. Дарёнка тоже вцепилась своими ручками в Клавдию и тоже плача целовала ее на прощанье.

— Ну, всё, хватит. Пора уже ехать, — скомандовала женщина.

Дарёнка и Клавдия встали и молча, поплелись к выходу. Во дворе уже кроме комиссии, собралось множество любопытных глаз.

Дарёнка подошла к Маняши, обняла ее и сунула ей в руки свою куклу.

— Держи Маняша мою Радость, пусть она всегда будет с тобой, помни меня. И ты Лиза, — и она обняла Лизу, затем подошла к Митьки с Андрейкой и обняла их тоже. Все стояли одной кучкой.

— Можно я попрощаюсь с Лыской и Мотькой?

— Кто это? — спросила женщина.

— Наша корова и поросенок, она с ними очень подружилась. Разрешите, — попросила Клавдия.

— Ладно, иди, да давай не долго, а то итак затянули с проводами.

Дарёнка улыбнулась ей и сказала:

— Спасибо. И вам тётенька и ребятам спасибо. Хорошо мне у вас тут было, век бы не уходила. — И она двинула в сторону сарая. Все провожали ее взглядом, пока она не зашла вовнутрь. Через какое-то время из дверей сарая вышел большой пушистый серый кот, на которого никто не обратил внимания кроме Клавдии. Она, молча, проследила его маршрут, и что-то знакомое показалось в его поведении. Он дошёл до Маняши и стал ластиться к ней, то и дело, поглаживая свои бока, о ее ноги.

— Киса, — обрадовалась Маняша. — Лиза, смотри киска. Я нравлюсь ей.

И она стала гладить кота, тот от удовольствия прогибая спинку, мурлыкал.

Лиза подошла к матери и дернула за рукав:

— Мам, смотри, чей-то кот.

— Наш это кот, — ответила Клавдия. — Наш!

Лиза довольная побежала к ребятам. Те по очереди ласкали и брали на руки кота.

— Что она так долго? — спросила женщина. — Неужели прощаться с коровой надо целый час? Приведите ее сюда, — попросила она Клавдию. — Я одета не по форме, могу свой рабочий костюм испортить.

Клавдия с замиранием сердца вошла в сарай. И тут же вышла.

— Ее там нет, — растерянно развела она руки.