Бесплатный фрагмент - Миссия — Кицуне

Часть 1. Тайны пробуждения сил

Глава 1. Зуруи — значит Хитрость

Ночь окутала прохладой небольшой японский город Энто, шепча о скором завершении лета. Лёгкая дымка луны пролилась серебряным светом на район Акаи-Мотэ — старый квартал, где дома стояли так близко, что соседи через окна могли бы пожать друг другу руки; где по ночам улицы окутывал фиолетовый туман, а в подворотнях слышался смех ёкаев.

Этой ночью группа из семи человек в чёрных масках почти бесшумно двигалась через сад к большому дому. Шорох их шагов растворялся в ночной тишине. Один из них приоткрыл окно и подал знак. Все семеро стремительно исчезли в темноте оконного проёма.

31 августа 2025 года весь город потрясла новость: в доме номер 94 по улице Ранимó произошло убийство. Это стало уже седьмым преступлением за лето, и полиция оказалась в тупике, не зная, как разгадать эту страшную головоломку.

Глава полицейского отдела, господин Джонс, остановил свой служебный автомобиль напротив трёхэтажного особняка, расположенного в богатом районе Энто — Широяма-Тэён, раскинувшегося на высоком холме, откуда открывался великолепный вид на весь город. Узкие дороги, вымощенные чёрным базальтом с зелёными прожилками мха, извивались между особняками, словно змеи, охраняющие свои сокровища. Каждый дом дышал холодным величием, а воздух наполнялся сладким ароматом белых пионов.

Архитектура Широяма-Тэён представляла собой удивительную смесь современного дизайна и традиционной японской эстетики. Стеклянные фасады особняков с узорами из жидкого золота меняли цвет в зависимости от времени суток, создавая волшебную атмосферу. Сады с деревьями сакуры были необычны: их лепестки не опадали, а превращались в рубиновую пыль, оседающую на тротуарах. Деревянные террасы, выполненные из редкого чёрного бамбука, петляли между клумбами с карликовыми соснами и прудами, в которых плавали кои-призраки.

Джонс вышел из машины и направился к дому, который напоминал старинный японский замок. Его стены, облицованные тёмным камнем, заросли мхом, будто сама природа решила обнять это место. Крыша изогнулась кверху, словно крылья феникса, и это придавало дому вид древнего святилища, полного тайн и загадок.

Внутри особняка находилось детективное агентство «ЗУРУИ», куда Джонс и его коллеги обращались, когда застревали в своих делах и нуждались в свежем взгляде на ситуацию. Он постучал в массивную дверь, украшенную резными узорами, над которой висела вывеска с иероглифами, подсвеченная неоновым синим светом. У входа, словно стражи, охранявшие порог, стояли каменные статуи волка и лисы.

Дверь открыл высокий мужчина средних лет. Это был директор агентства, господин Акира. Он был высокого роста, с модной короткой стрижкой и ярко-зелёными глазами. Его руки, выглядывающие из-под чёрной майки с принтом, были густо покрыты волосами, что не очень характерно для японцев, но Джонс знал, Акира не был человеком, он был оборотнем-тигром. Джонс стал быстро рассказывать Акире о сегодняшнем преступлении. Тот, молча выслушав гостя, обернулся и громко крикнул вглубь дома:

— Кицуне, слышишь меня? Собирайся в дом номер 94! Надо осмотреть его и найти, что упустили коллеги из полиции. После жду тебя обратно с отчётом.

Голос Акиры прозвучал резко, словно приказ. Он попрощался с господином Джонсом, который спешно уехал на место преступления, и зашёл в дом, закрыв за собой дверь.

Внутри особняк ещё больше походил на древний замок. На первом этаже располагались приёмная и зона для клиентов. Стены были покрыты тканью с узорами в виде волчьих следов и древних печатей, а на самом видном месте висела карта города с отметками ещё нераскрытых преступлений и уже завершённых дел. Из мебели особо выделялся классический Честерфилд — массивный кожаный диван, рядом с котором почти незаметно стоял журнальный столик, выполненный из чёрного мрамора. В углу приёмной расположился большой аквариум с экзотическими рыбами, чьи переливы создавали гипнотический эффект. Справа от входа была лестница, ведущая на второй этаж к кабинету Акиры, библиотеке, лабораториям и нескольким подсобным помещениям.

Несмотря на общую мрачность, дневной свет, падающий из высоких окон, и огромная люстра, свисавшая с потолка, создавали уютную и располагающую атмосферу.

Акира зашёл в дом и увидел, что Кицуне стоит рядом с аквариумом, повернувшись к нему спиной. Это была стройная рыжеволосая девушка, одетая в светлые джинсы и бежевую блузку. Кицуне тоже была оборотнем, только оборотнем-лисицей, и по её взгляду никогда нельзя было понять, о чём она думает в конкретный момент. Так было и сейчас.

Когда за Джонсом захлопнулась дверь, она повернулась к директору, и яркий свет, падающий через пыльное окно приёмной, осветил её бледное лицо, а ярко-красные глаза заиграли в свете солнца. Акира в очередной раз для себя отметил, что она была ещё очень молода и намного выше обычных японских девушек.

Поймав взгляд директора, Кицуне взяла свою сумку, бросила в неё телефон с мраморного столика и пошла по направлению к выходу, захватив по пути с вешалки шляпу. Взору директора предстали все её девять рыжих хвостов, что случалось крайне редко — обычно она показывала один или два. Акира подумал про себя: «Нервничает… Возможно, мне не следует отправлять её одну? Может поехать туда вместе с ней…?»

Выйдя из офиса, Кицуне направилась к городскому парку Ханами. Большой живописный парк, утопающий в зелени, даже в конце лета продолжал источать восхитительный запах цветов и хвойных деревьев. Многие горожане считали этот парк заколдованным местом — его аромат окутывал город, и казалось, что без волшебства здесь не обошлось. Широкие клумбы с цветами самых причудливых форм и оттенков тянулись вдоль изогнутых тротуаров, вымощенных гранитной плиткой. Вдоль пешеходных дорожек стояли деревянные скамьи, выкрашенные в шоколадный оттенок, а некоторые были молочно-белыми с нарисованными мультяшными персонажами. Но в этот вечер красота и запахи парка показались Кицуне обманчивыми, где-то в глубине души она чувствовала тревогу — гул ветра и шелест листвы, которые обычно успокаивали, теперь звучали в её голове как предостережение.

Вдруг порыв ветра сорвал шляпу с головы девушки, и она улетела прочь, приземлившись рядом с одиноким мужчиной, сидящим на скамейке. Его лицо скрывали тени, но одежда выдавала в нём странного человека: потёртое пальто, грязные перчатки — слишком тёплые для последнего дня лета. Мужчина поднял шляпу и посмотрел на Кицуне.

— Вот, вы обронили, — сказал он, протягивая шляпу.

— Ой, спасибо большое! — поблагодарив незнакомца, она уже хотела пойти дальше, но тут её окликнули.

— Постой, ты же Кицуне, не так ли?

«Откуда он знает моё имя?» — её сердце замерло, шерсть на хвостах встала дыбом, а уши навострились. Кицуне пыталась вспомнить, встречала ли она его раньше, но лицо незнакомца оставалось чужим. — «Может, он следил за мной?» — мелькнула мысль и её пальцы непроизвольно сжались в кулак.

— Откуда вы знаете моё имя? — девушка-лисица стала внимательно разглядывать незнакомца.

На вид мужчине было лет пятьдесят. Он был в старом потёртом пальто серого цвета, его чёрные сальные волосы, словно намазанные гелем, блестели на солнце, а маленькие глазки-бусинки смотрели куда-то сквозь неё. Кицуне ещё раз обратила внимание на грязные перчатки, которые сразу бросились ей в глаза, так как в них совершенно не было нужды — на улице было тепло. На бомжа он не был похож, но и на оборотня, который мог позволить иметь своё жилище, тоже. «Это крот!» — догадалась она!

— Вы оборотень-крот, верно? — задав вопрос, Кицуне навострила нюх, чтобы в случае обмана, вовремя почувствовать запах страха. Крот напрягся, но виду не показал.

— Допустим. Но разве это так важно сейчас? Гораздо важнее помнить, что тот, кто копает ямы для других, сам рискует упасть в одну из них… даже если он прячется за маской друга.

Кицуне напряглась, её хвосты слегка дрогнули. «Почему он заговорил со мной? Что он имеет в виду? Какое отношение это имеет ко мне?» — мысли вихрем проносились в её голове. Опомнившись, она взглянула на часы и поняла, что уже опаздывает. Не прощаясь, она развернулась и побежала прочь. Незнакомец проводил её взглядом до выхода из парка. Когда она скрылась за воротами, крот покачал головой и чуть слышно пробормотал себе под нос:

— Если бы ты только знала, Кицуне, что эта миссия разделит твою жизнь на до и после, — потом незнакомец развернулся и ушёл в глубь парка.

Глава 2. Кровавая богиня

Кицуне бежала по аллее, едва не сбивая клумбы на поворотах. Полы её куртки разлетались в разные стороны, грозя зацепиться за очередной куст, лёгкий шёлковый шарф то и дело лез ей в лицо, а туфли на высоком каблуке громко выстукивали по асфальту быстрый и чёткий ритм её бега. Из-за ослепляющего солнечного света она почти ничего не видела впереди себя и бежала практически наощупь, опираясь только на свой нюх и память, благо город она знала как свои девять хвостов.

Наконец впереди показалась нужная улица. Это был богатый район с ухоженными участками, где жили деятели культуры, политики, аристократы и успешные бизнесмены, чьи дорогие автомобили с затемнёнными стёклами, словно тени, бесшумно скользили по улицам. Однако сейчас весь этот уют нарушали яркие вспышки полицейских огней и вой сирен. Всё пространство вокруг дома номер 94 было оцеплено и перекрыто от посторонних.

— Ого, ты опоздала! Это на тебя не похоже, Кицы! — сзади раздался знакомый голос. Её догнал Роберт — полицейский-волк, старый друг, а иногда и заноза её жизни. Его ухмылка была широкой, а голос — насмешливым.

Кицуне резко обернулась, и её глаза опасно сверкнули. Она схватила его за руку и сжала так сильно, что Роберт взвыл.

— Роберт, если ты ещё хоть раз так назовёшь меня, — её голос звучал ледяным шёпотом, — я не просто сломаю тебе руку, я сделаю это так, что ты будешь жалеть, что вообще родился на свет.

— Ладно-ладно, не кипятись, лиса, — Роберт поднял руки в знак капитуляции, но его ухмылка выдавала, что он наслаждается моментом, — ты же знаешь, я просто шучу.

Её хватка ослабла, но взгляд оставался холодным, как зимний дождь.

— Это не шутка, Роберт, — процедила она. — В следующий раз я не остановлюсь…

— Эй, вы чего там копаетесь? А ну быстро сюда! — грубый голос прорезал воздух, как выстрел. Это был капитан Браун: начальник Роберта и гроза всех преступников в городе. Его тяжёлый взгляд, казалось, был способен испепелить любого, кто осмелится ослушаться.

Кицуне отступила от Роберта, бросив ещё один предупреждающий взгляд.

— В этот раз тебе повезло, но в следующий — я тебе точно что-нибудь сломаю.

— Это мы ещё посмотрим, — с ухмылкой бросил Роберт, поправляя форму. — Пошли в дом, осмотримся что ли. Я и сам там ещё не был.

Теперь Кицуне разозлилась по-настоящему:

— В смысле не был?! — Она почти вскрикнула: её голос взлетел, как натянутая тетива. — Я ведь тебе звонила! Я просила осмотреть дом! А ты… Что ты всё это время здесь делал?!?

Роберт не успел ответить. Она уже шагнула к нему, сжав кулаки, готовая ударить. Но здравый смысл остановил её. Вместо удара она резко потянулась к его уху, дёрнув за него так, что волк скривился.

— Больше так не делай, пожалуйста, иначе останешься не только без рук, но и без ушей.

Роберт потёр ухо, бросив на неё взгляд, полный обиды и раздражения, но всё с той же насмешкой.

— Как скажешь, босс.

Кицуне его уже не слушала. Её мысли унеслись к дому, в котором произошло очередное убийство. Она вспоминала, как выглядели комнаты в предыдущих случаях: хаос, кровь, запах смерти. Её хвосты нервно подрагивали, пока она шагала к двери.

— Надеюсь, в этот раз мы найдём хотя бы что-то полезное, — сзади раздался голос Роберта.

Кицуне не ответила. Она шла прямо в дом, внимательно осматривая всё вокруг.

Выбитая дверь валялась на газоне, перепачканная кровью, которая уже начала темнеть, впитываясь в треснувшие доски. Сад вокруг дома напоминал поле боя: клумбы превратились в кучи земли, деревья были покорёжены, как будто их скрутили гигантские руки, а трава выгорела и почернела, как от удара молнии. Окна дома зияли пустыми дырами, а на острых краях стёкол ещё блестели капли крови.

Кицуне зашла в дом и её сапог хрустнул об остатки того, что когда-то было вазой с цветком. Внутри царил ад. Дом, казалось, пережил драку с самим дьяволом: диван был разодран до скелета — из него торчали металлические пружины, а обивка разлетелась клочьями по всей гостиной, смешиваясь с пылью и осколками. Обложки и страницы книг с оторванных полок были разбросаны по комнате, как осенние листья, перемешанные с осколками ваз, статуэток и рамок для фотографий. На стенах в хаотичном порядке виднелись трещины и выбоины, будто по ним били железным молотом.

Кицуне вспомнила фотографии домов после урагана «Катрин» в Луизиане 2005 года — то же абсолютное опустошение, словно хаос прошёлся по дому, оставив за собой лишь отголоски страха и боли.

В следующей комнате на стене, держась за единственный болт, висел плазменный телевизор. Его экран был покрыт паутиной трещин, а в центре зияла дыра, из которой торчала бейсбольная бита. «Почему она всё ещё здесь?» — подумала Кицуне и машинально провела ладонью по шершавому древку биты. Холод и боль внезапно пробежались по её пальцам, словно она сама была частью этого ужаса.

Но больше всего её поразил звук: телевизор, который, казалось, уже должен быть мёртвым, пульсировал красным огоньком, словно цеплялся за жизнь, а из колонок доносилась эмоциональная испанская речь. Кицуне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это была трансляция корриды: на фоне слышались звуки толпы, топот копыт, короткие вскрики и звук удара, будто копьё вошло в плоть. Она нахмурилась, чувствуя, как холод от пальцев подбирается к позвоночнику.

— Стоп! — громко сказала Кицуне, прерывая собственные мысли. — Коррида запрещена даже в Испании уже много лет. Кто мог её смотреть здесь?!?

Она выключила телевизор, но тот вдруг ожил, ярко моргнув красным экраном, будто раненый зверь, а голос комментатора оборвался на полуслове, оставив за собой тягостную тишину. Кицуне обернулась, ощущая, как каждый нерв её тела натянулся струной. Что-то здесь было не так. Очень не так…

Она тщательно осматривала каждый угол дома, стараясь не упустить ничего важного, что могло бы ускользнуть от внимания следователей. Ей повезло: в одной из комнат, за книжным шкафом, среди беспорядка, она обнаружила скрытый тайник. Внутри, среди документов и ценных бумаг, лежал дневник, предположительно принадлежащий жертве. Быстро пролистнув страницы, Кицуне наткнулась на фразу, написанную дрожащим почерком:

«Они ищут Девять Печатей. Главная — в храме Х… Не дай им…»

Помимо блокнота в дальнем углу сейфа, почти незаметно валялся странный артефакт — каменная статуэтка лисы с треснувшим хвостом. Прикоснувшись к ней, Кицуне почувствовала, как по жилам пробежал ток и чьи-то голоса зашептали у неё голове:

«Ты — ключ…».

Она быстро сунула дневник и статуэтку себе в карман, и пройдя дальше по коридору, усеянному обломками мебели и разбитым стеклом, замерла перед единственной нетронутой дверью. Её рыжие хвосты нервно подрагивали, а когти непроизвольно впились в ладони. Дверь, словно насмехаясь над окружающим хаосом, стояла идеально ровно, а её лакированная поверхность отражала тусклый свет ламп.

— Здесь что-то не так, — прошептала она себе под нос, прислушиваясь к звенящей тишине.

Осторожно прикоснувшись к ручке, Кицуне медленно потянула дверь на себя. Щёлкнул механизм — и в тот же миг её ноздри наполнились запахом пороха. С обратной стороны двери, примотанная скотчем, болталась граната, чека которой уже летела в сторону.

Щелчок. Таймер. Взрыв.

Время замедлилось. Прежде чем пламя поглотило всё вокруг, её взгляд успел ухватить детали: комната была абсолютно цела, словно застывшая в параллельном мире, будто и не было всего того хаоса в доме. На стене прямо перед дверью красовались кроваво-красные буквы, выведенные с болезненной аккуратностью, а снизу — стилизованная печать в виде лисьих следов:

ПРИВЕТ С ТОГО СВЕТА, КРОВАВАЯ БОГИНЯ!

— Что это значит? — промелькнуло в голове Кицуне, прежде чем взрывная волна отшвырнула её назад.

Огненный вихрь слизнул воздух, превратив коридор в адский тоннель. Грохот рвал барабанные перепонки, а раскалённые осколки впивались в её кожу, оставляя глубокие раны на всём теле.

— Это не просто ловушка… — прошипела она, прижимаясь к полу. — Это послание МНЕ!

В последнюю секунду, прежде чем сознание поглотила тьма, Кицуне увидела в дыму силуэт — высокую женскую фигуру, наблюдающую за ней из глубины огня.

— Ты следующая, — словно змея прошептал ветер.

Теряя сознание, Кицуне успела подумать, что кто-то не просто хочет избавиться от улик, но этим посланием решил бросить вызов лично ей, Кицуне — девушке-лисице, таким дерзким способом объявив, что они знают про неё больше, чем она сама…

Глава 3. Пробуждение

Сознание возвращалось к Кицуне обрывками, словно киноплёнка с пропущенными кадрами. Первым, что она услышала сквозь пелену и шум в ушах, стали звуки сирен и приглушённые голоса людей. Кицуне не имела понятия, где она находится, но точно знала, что взрыв не прошёл бесследно: голова гудела, словно турбина реактивного самолёта, а тело ломило, как после хорошего спарринга. Собрав остатки сил, она приоткрыла глаза и осмотрелась. Белые стены, тихое жужжание медицинских приборов, провода, тянущиеся к её телу, и игла, воткнутая в вену левой руки, — всё указывало на то, что она в больнице.

Кицуне попыталась пошевелиться, но тело отказалось подчиняться ей. Каждая мышца горела, словно её прошили раскалёнными иглами, в ушах звенело так, будто под черепом застрял рой пчёл, а в висках пульсировала боль, синхронная с мерцанием белых ламп над головой. Когда веки наконец поднялись, её взгляд наткнулся на потолок — безупречно белый, как лист чистой бумаги.

Как только врачи заметили, что Кицуне пришла в себя, в палате началась суета. Люди в белых халатах одновременно стали засыпать её вопросами, но понять хоть что-то в этом хаосе было невозможно:

— Как вы себя чувствуете?

— Вы помните, что произошло?

— Где болит?

Она попыталась ответить, но язык прилип к нёбу. Голоса накладывались друг на друга, превращаясь в белый шум. Внезапно все замолчали. Из толпы вышел высокий мужчина в белом халате, с бородой, в круглых очках с тонкой золотой оправой и холодными глазами хищника. Он приблизился вплотную к Кицуне, и она увидела в его зрачках отражение своего лица — бледное, с пересохшими губами и спутанными волосами.

— Откуда у вас способность к регенерации? — сухо спросил он, указывая пальцем на её обнажённое предплечье.

Только теперь она заметила, что кожа в том месте была идеально гладкой, без малейшего шрама. В памяти вновь всплыли обрывки недавних событий: взрыв, осколки, впивающиеся в плоть, кровь на руках, и тот силуэт… Но теперь лишь розоватые пятна на её коже напоминали о ранах. Даже царапина от битого стекла, которую она получила неделю назад, исчезла.

— Я… — её голос сорвался на хрип. В горле першило, словно она наглоталась дыма.

Врач наклонился ближе, и Кицуне учуяла в его дыхании запах мятной жвачки или конфеты.

— Во время операции мы обнаружили, что ваши ткани регенерируют в десять раз быстрее нормы. Кто вы такая?

Внезапно с другого конца палаты послышался чей-то немолодой женский голос. Он исходил из-за голубой шторки, отделявшей соседнюю койку — бархатистый, с хрипотцой, будто ветер шелестел страницами древней книги.

— Оставьте малышку в покое, она только что вернулась с того света — произнесла незнакомка, и Кицуне почувствовала, как воздух стал гуще, словно пропитался запахом сухих трав и воска.

Врачи замерли, будто куклы с оборванными нитями. Высокий врач, ещё секунду назад тыкавший пальцем в графики монитора и плечо Кицуне, неожиданно покраснел и с извинениями протараторил:

— Конечно, конечно… Простите за беспокойство.

Торопливым шагом врачи покинули палату, оставив на тумбочке блистер с таблетками, похожими на голубых жуков.

Кицуне повернула голову. Полупрозрачная шторка колыхалась, как паутина на ветру, а за ней угадывался силуэт — сгорбленный, с острыми плечами, напоминающими сложенные крылья. Девушка потянулась к полу, но едва пятки коснулись холодного линолеума, голос снова прозвучал:

— Не надо, милая. Лучше полежи.

Шторка медленно отъехала в сторону с металлическим шелестом. В полумраке, освещённая лишь мерцающим ночником сидела старуха. Её лицо было изрезано морщинами, словно карта забытых дорог, а в глазах, огромных и янтарных, отражались блики, похожие на язычки пламени. Седина, перехваченная деревянной шпилькой, отливала серебром, но на висках остались прядки угольно-чёрных волос — будто время не смело тронуть их.

— Кто вы? — еле слышным голосом спросила Кицуне, сжимая простыню в руках.

Старуха рассмеялась — её смех был сухим, как хрустящие осенние листья под сапогом.

— Когда-то меня звали Ёрико. А теперь… — произнесла она, провела ладонью по воздуху, и тени на стене за её спиной вдруг ожили, сложившись в очертания совы с расправленными крыльями. Старуха на мгновение задумалась, и в палате воцарилась тишина, лишь гул приборов нарушал её спокойствие.

— Тебе пора научиться видеть сквозь ложь, девочка. Враги не придут с мечами — они придут с улыбками и словами о мире. — Старуха-сова продолжила, словно сама себя уговаривая. — Тебя же зовут Кицуне — лисёнок с девятью хвостами? Неудивительно, что ты выжила… — её улыбка обнажила острые клыки, слишком белые для её возраста.

Старуха протянула руку к Кицуне, и её узловатые пальцы, напоминающие корни старого дерева, сомкнулись вокруг подвески на её шее. Камень в оправе засиял тусклым зелёным светом.

— Ты обладаешь силой, о которой даже не подозреваешь, — произнесла старуха, и её жёлтые глаза заблестели в полумраке. — Помни, твоя сила подобна этому нефриту: гладкая снаружи, но внутри — трещины. — Она продолжала вращать амулет на шее Кицуне и её голос становился всё более настойчивым. — Ты думаешь, что это твой дар? Но это и твоё проклятие. Твой враг знает это лучше, чем ты сама, и уже готовит ловушку.

Кицуне хотелось засмеяться, списать всё на бред своего уставшего мозга, но в этот момент её тело покрылось мурашками. В ушах зазвучал знакомый с детства звон — тот самый, который возникал перед тем, как её сознание отключалось, оставляя на свободе… кого-то другого.

Свет нефрита погас. Тени замерли. Когда Кицуне моргнула, койка старухи оказалась пуста — лишь смятая простыня и запах полыни витали в воздухе.

Кицуне почти ничего не поняла из слов старухи-совы, сваливая их на старческий маразм. Она откинулась на подушку, погружаясь в мысли о том, что же произошло в доме перед взрывом. Но фраза, что враг знает её лучше, чем она сама, и уже готовит ловушку, упорно не покидала её сознание.

Глава 4. Тайна Акиры

Больничные дни текли медленно, как густой сироп. Каждое утро начиналось с одного и того же ритуала: скрип тележки с завтраком, запах переваренной овсянки с нотами больничного антисептика и надсадный голос медсестры:

— Принимайте пищу, это необходимо для восстановления! Приятного аппетита.

Последняя фраза звучала особенно издевательски. Кицуне смотрела на тарелку, где серая каша пузырилась, словно живая субстанция из забытых кошмаров — в детском приюте было так же. Она до сих пор помнила, как маленькой девочкой с рыжим хвостом прятала еду за пазухой, чтобы выбросить в туалете. Однажды её поймали и заставили три часа стоять в углу с трещиной в стене, напоминающей оскал демона. Тогда она впервые почувствовала ЭТО — зуд под кожей, будто тысячи лапок скребутся наружу. Потом внезапная вспышка боли, словно электрический разряд прошёл сквозь её позвоночник, и мгновение спустя, когда сознание вернулось, она увидела, как надзирательница сидит поодаль с забинтованной рукой…

— Вам нравится тушёная свёкла? — чей-то грубый голос оторвал её от неприятных воспоминаний.

За соседним столиком сидел пациент лет сорока. Его халат был расстёгнут, обнажая татуировку с драконом, который обвивал шею и исчезал под тканью. Он щёлкал зубочисткой и ухмылялся, показывая золотой клык.

— Не сегодня, — Кицуне отодвинула тарелку.

— Эх, зря. Вы же знаете, что больничная кухня — филиал ада? — Он наклонился ближе, и запах дешёвого одеколона ударил ей в нос. — Могу угостить чем-то вкусненьким… из-под полы.

Она встала, едва сдерживая дрожь в пальцах. В ушах неожиданно зазвучал тот самый звон — предвестник её пробуждения.

— Прикоснётесь — сломаю руку, — прошипела она, и золотой клык тут же скрылся за сжатыми губами…

Единственным светлым пятном в этой серой больничной реальности была соседка по палате — пожилая женщина-сова по имени Ёрико. Её койка всегда была завешана голубой шторкой, а на тумбочке стояла фарфоровая статуэтка совы с треснувшим крылом. Ёрико редко говорила, но когда заговаривала, её фразы звучали как загадки:

— Знаешь, почему совы молчат в полёте? — спросила она однажды, не отрываясь от вязания. Клубок шерсти в её руках был цвета ночного неба. — Они боятся разбудить древних богов.

Кицуне не ответила. С тех пор как таинственная старуха-сова исчезла у неё на глазах, она ловила себя на том, что ищет скрытые смыслы в каждом её слове.

— Ты слишком много думаешь о прошлом, — вдруг добавила Ёрико, дёрнув спицей. — Оно, как паутина: чем больше дёргаешь, тем туже опутываешься.

На седьмой день главврач вручил Кицуне документы на выписку и многозначительно щёлкнул языком:

— Вы — медицинский феномен, но я не стану об этом рассказывать своим коллегам, иначе они захотят сделать из вас подопытного кролика и написать об этом в «The Lancet». Надеюсь, ваши способности не принесут вам беды. До свидания.

— Надеюсь, прощайте. И спасибо вам за всё, — коротко ответила Кицуне, собирая свои немногочисленные вещи в сумку. Ей однозначно не хотелось возвращаться в это место снова, и она, попрощавшись со старухой-совой, спешно покинула палату.

За дверьми клиники, прислонившись к полицейской машине, её уже ждал Роберт. Солнечные блики играли на его серебряном жетоне.

— Принцесса на горошине, я к вашим услугам, — он протянул ей кофе в бумажном стаканчике, и аромат эспрессо смешался с запахом бензина. — Готова к новым подвигам?

— Сперва в офис, — Кицуне села в машину, намеренно грохнув дверью. — Мне кажется, Акира что-то скрывает.

Роберт завёл мотор, но перед тем, как тронуться, бросил взгляд в зеркало заднего вида:

— Возможно. Но не он один. — Роберт внимательно посмотрел на подругу. — Я видел твои анализы. Ты мне ничего не хочешь рассказать?

— Пока что нет. Я и сама не знаю, от куда у меня в крови эти клетки, которых не должно быть ни у человека, ни у оборотня.

Кицуне задумалась и ещё сильнее сжала свой стакан, что крышка треснула, и кофе капнул на сиденье, оставив тёмное пятно. Солнце находилось в зените, заливая город мягким сентябрьским светом. Машина Роберта выехала с территории больницы, окружённой садом с аккуратными клумбами азалий и клёнами, чьи листья уже начинали краснеть по краям. Медсёстры в белых халатах переходили дорогу, направляясь на ланч, а навстречу им шли посетители с букетами хризантем и прозрачными контейнерами домашней еды.

Первые несколько минут они ехали молча, пока Кицуне пыталась насладиться вкусом обжигающего напитка. Их маршрут лежал по знакомым улицам Энто, но Кицуне как-то по-новому смотрела на всё вокруг. После перенесённых событий каждая улица, каждый дом и даже каждая лавка с уличной едой, казались ей не такими, какими она их помнила.

Они свернули на центральную улицу Сэйдо-дори, где старые деревянные дома с резными балконами соседствовали с модными кофейнями. Из открытых нараспашку окон доносился аромат свежего кофе, ванильных эклеров и миндальных круасанов. Уличные торговцы раскладывали на тротуарах корзины с хурмой и виноградом, а пожилые женщины в кимоно неспешно выбирали овощи на мини-рынках, стоящих вдоль дороги.

— Смотри, тут даже днём пробки, — пробурчал Роберт, объезжая велосипедиста с корзиной, полной рыбы. На перекрёстке девушка в широкополой шляпе раздавала листовки нового магазина пряностей, а рядом уличный художник акварелью рисовал синие горы, которые уходили далеко за горизонт в море, напоминая слоёный пирог.

Они проехали мимо парка Ханами, где любили проводить свободное время жители Энто: дети, как обычно, бегали за воздушными змеями, старики на каменных столиках играли в сёги, а молодые парочки мило болтали, сидя на скамейках. В этот момент Кицуне вдруг вспомнила странного оборотня-крота, встретившегося ей в этом парке по пути к дому 94, и ей снова стало не по себе.

— Почему ты решил, что Акира в этом как-то замешан? — спросила она, выжимая последние капли эспрессо из бумажного стаканчика.

— Я не думаю, что он как-то связан с этими убийствами — на такое он вряд ли способен. Но я абсолютно уверен, что он не просто так нанял тебя в агентство. И ещё он точно причастен к тому, что происходит с тобой, только я не знаю как. Это и предстоит нам выяснить, но нужно быть осторожнее, чтобы не спугнуть его. Тем более Джонс доверяет Акире, а значит, он под защитой полиции, и мы не можем игнорировать это.

Дорога пошла вверх, к холму Широяма, где располагался офис Зуруи. При дневном свете утопающие в цветах и зелени особняки, выглядели менее помпезно, чем вечерами, когда их каменные стены и черепичные крыши подсвечивались фонарями и луной. Через открытые ворота одного из домов виднелась аллея из клёнов, а у входа в другой дом садовник подстригал кусты, придавая им форму волн.

— Почти приехали, — Роберт свернул на тихую улицу, вымощенную брусчаткой, и остановил автомобиль прямо напротив здания агентства. Он заглушил мотор и посмотрел на Кицуне:

— Как думаешь, Акира уже вернулся? — спросил Роберт, доставая ключи из замка зажигания.

— Если нет, мы сможем обыскать его кабинет и стол, — Кицуне подмигнула Роберту, выходя из автомобиля, и они оба направились внутрь здания.

Акиры не оказалось в офисе, что удивило Кицуне: был полдень, и обычно в это время он находился на работе. Однако сегодня это было им на руку — Кицуне действительно надеялась, что в её отсутствие Акира мог оставить или забыть что-то важное для её расследования.

Она прошлась по холлу приёмной, осмотрела подсобку и даже заглянула в аквариум, но ничего необычного не обнаружила. Понимая, что её поиски не увенчались успехом, она направилась на второй этаж, где располагались библиотека и кабинет Акиры.

Кабинет директора напоминал гибрид алхимической лаборатории и музея древностей. Воздух здесь был пропитан смесью запахов: горьковатый аромат ладана переплетался с металлическим послевкусием химикатов. На тяжёлом дубовом столе, заваленном бумагами, стояла бронзовая чаша с тлеющими углями — дым от них вился вверх, образуя причудливые узоры. Полки вдоль стен ломились от различных артефактов: стеклянные колбы с мутной жидкостью, в которых плавали покрытые чешуёй органы, и древние свитки с сургучными печатями, частично съеденные временем. В отдельном углу стояла изящная маска тигра, выполненная из чернёного серебра, и её пустые глазницы, казалось, следили за каждым её движением.

Кицуне обыскала кабинет, заглянула в сейф и ящики стола, но ничего необычного не нашла. Она уже хотела покинуть кабинет, как вдруг её взгляд упал на фотографию, висящую на стене. Это был снимок, который она прежде никогда не видела, хотя заходила к Акире по несколько раз в день. На фотографии были изображены молодые Акира и его сестра, погибшая несколько лет назад от несчастного случая. Они стояли возле стола, на котором лежали чертежи с пометкой «Объект 07» и рисунок необычного кинжала с гравировкой «Для девятого хвоста».

Кицуне замерла перед фотографией. Сначала она почувствовала лишь лёгкое головокружение, как будто пол ушёл из-под ног, потом сердце забилось так громко, что заглушило даже вой ветра за окном. Пальцы задрожали, и фотография выскользнула из рук, медленно падая на пол. В ушах зазвенело, а в глазах поплыли чёрные пятна. Кицуне схватилась за край стола, чтобы не упасть. На языке был вкус меди — она прокусила щёку до крови.

— Роберт… — её голос сорвался на шёпот.

— Что с тобой? — громко закричал тот, неожиданно появившийся на пороге кабинета, — Тебе плохо?

Еле сдерживая себя, Кицуне протянула руку к фотографии на полу и ткнула в неё указательным пальцем.

— Вот, смотри, что он хочет сделать со мной — словно сквозь зубы выдавила из себя слова Кицуне, — Нам нужно срочно уходить от сюда, иначе Акира поймёт, что мы всё знаем, а я не хочу спугнуть его раньше времени.

Роберт шагнул вперёд, его рука непроизвольно потянулась к её плечу, но замерла в сантиметре. Он помнил, как в школьные годы она ненавидела прикосновения — после приютского детства любое вторжение в личное пространство вызывало у неё панику, и только своему брату она разрешала обнимать себя.

— Помнишь, как ты вытащила меня из той аварии? — он проговорил тихо, глядя на её дрожащую спину. — Я был уверен, что умру. Но ты… ты тогда мне впервые показала все свои хвосты.

Кицуне обернулась. В её глазах стояли слёзы, но голос звучал твёрдо:

— Ты стёр полицейский отчёт, чтобы меня не привлекли за драку. Помнишь?

Роберт усмехнулся, доставая из кармана смятую пачку сигарет:

— Конечно. Потому что привлекать надо было не тебя, а тех хулиганов, которые протыкали колёса машинам. Однако это видела только ты, а то, как кое-кто рыжий им начистил загривки — несколько уличных камер наблюдения.

Он протянул ей сигарету — старый ритуал со времён их давнего знакомства. Кицуне отказалась — Я уже давно не увлекаюсь этим.

— И правильно… Если Акира тронет тебя, — Роберт зажёг зажигалку, и пламя отразилось в его глазах, — я разорву его на части, даже если мне придётся стать монстром.

Они покинули особняк, в котором располагалось агентство, стараясь ничего более здесь не трогать. Акира всё равно поймёт, что они были тут, так как сможет учуять их запахи, но Кицуне решила: скажет, что заезжала в офис за документами, которые оставила тут ещё неделю назад, отправляясь на задание.

— Отвези меня, пожалуйста, домой. Мне надо отдохнуть и прийти в себя после больницы, а особенно после того, как я узнала про замысел Акиры, — попросила она, когда они уже сидели в машине.

— Как скажешь, босс, мой «лимузин» в твоём распоряжении.

Роберт довёз Кицуне до её дома. Он заглушил машину, но пальцы всё ещё сжимали руль так, что костяшки на пальцах побелели.

— Ты уверена, что хочешь остаться одна? — спросил он, глядя куда-то мимо неё, в темнеющее окно. — А если Акира и правда задумал что-то с этим кинжалом…

— Я справлюсь, — перебила Кицуне, распахивая дверь автомобиля. Холодный ветер ворвался в салон, унося с собой запах кофе и тревоги. — Он не посмеет напасть при свете дня.

Роберт хмыкнул, но не стал спорить. Его взгляд скользнул по её дрожащим рукам — она до сих пор сжимала смятый стаканчик, словно оберег.

— Звони, если заметишь хоть что-то странное, — бросил он ей вдогонку. — Даже если это покажется глупостью.

Квартира встретила её запахами уюта и тишины. Кицуне щёлкнула выключателем, и неоновые полосы подсветки залили комнату синевой. Стена в прихожей была украшена свитком с иероглифом «терпение», вышитым серебряной нитью.

В гостиной на её рабочем столе стояла каменная лиса — та самая с треснувшим хвостом, из 94 дома.

— Ага, вот куда он тебя поставил! — обрадовалась Кицуне, вспоминая, как просила Роберта заехать к ней домой за вещами.

Она бросила сумку на пол и подошла к окну. Улица внизу была пустынна, но тень в подъезде напротив шевельнулась — слишком резко для кошки. Кицуне дёрнула шнур, и жалюзи с грохотом захлопнулись.

— Параноик, — фыркнула она сама на себя, срывая с запястья больничный браслет.

Горячий душ не помог — вода, стекавшая по её спине, казалась густой, как смола. Она закрыла глаза, и перед ней всплыли кадры:

Молодой Акира в лабораторном халате. Его руки в перчатках держат шприц с мутной жидкостью. За стеклом — клетки. В одной из них девочка с рыжими волосами смотрит прямо на него. Её глаза горят, как два раскалённых угля.

Кицуне вырубила воду и, едва не поскользнувшись, выбежала прочь из ванны. Она не понимала, что это было: её воспоминания, стёртые из памяти, или видения?

Она пыталась заснуть, но тишину разрывали посторонние звуки: скрип половиц, шорох за дверью, приглушённый звон стекла. В три часа ночи Кицуне не выдержала и вскочила с кровати, резко включив свет.

— Кто здесь? — вскрикнула она. Её голос дрожал, выдавая страх.

В ответ — тишина. На кухонном столе лежал конверт, которого раньше не было. Внутри была фотография: Акира стоит на фоне алтаря, а на камнях у его ног девять отпечатков лисьих лап. На обороте надпись:

«Они ищут тебя. Беги. Ё.»

Глава 5. Спасение Мацуки Ренто

На следующее утро её разбудил телефонный звонок. Из трубки послышался знакомый скрипучий сиплый голос, будто кто-то водил гвоздём по ржавому металлу в глубоком колодце:

— Киц, привет, это Майкл. Узнала? Просыпайся, у меня для тебя новости пожирнее моего крысиного хвоста.

Майкл — оборотень-крыса, бармен из «Подземки» — самого мрачного клуба Энто, спрятанного в лабиринте туннелей времён русско-японской войны. Место, куда даже смерть боялась заглядывать без приглашения.

Кицуне представила его: сутулая фигура в потёртом жилете, пальцы, вечно запачканные соком лайма с солью, и глаза-щёлочки, которые видели сквозь ложь. Он был тем, кто знал все секреты, но умел хранить их крепче могильных плит.

— Говори, — она сильнее прижала телефон к уху, пока за окном мелкий дождь стучал по крышам, словно пытался выбить шифр. После тяжёлой ночи она всё ещё слабо соображала, но старалась собраться, чтобы не упустить что-либо важное.

— Завтра здесь соберутся особые клиенты: те, что с татуировками по всему телу и золотом в карманах. Ровно в полночь. Не опоздаешь?

Его слова утонули в гудении телефонной линии. Кицуне ярко представила «Подземку», когда была там пару лет назад: низкие своды, проросшие корнями вековых деревьев, воздух, густой от дыма сигар и гниения камней. Барная стойка, вырезанная из тяжёлого тёмного дерева, вдоль которой тянулись трубы, подсвеченная снизу тусклыми красными лампами. И Майкл за ней — невидимый слушатель, чьи крысиные уши ловили каждый шёпот, даже сквозь бесконечный гул дизельного генератора.

Якудза приходили сюда, как на исповедь. Молодые кобуны могли орать в микрофон о своих «подвигах», пока члены старшего ранга, сятэй-гасира, и уж тем более вака-гасира, сидели в тени, попивая текилу или абсент с примесью святой воды. Серьёзные люди тихо шептались в отдельных комнатах, где стены были усыпаны отверстиями от пуль — реликвиями прошлых «переговоров». Но Майкл слышал всё. Даже то, о чём некоторые просто подумали в этих стенах.

Полиция знала о клубе. Пару лет назад Джонс грезил рейдом: «Накроем эту помойку!». Но трофеи бы оказались жалкими — пачка фальшивых купюр да парочка мелких воришек. Вместо этого «Подземка» стала ухом города. Майкл, с его талантом быть невидимкой, идеально вписался в роль бармена-шпиона.

— Ты же помнишь, как мы познакомились? — внезапно спросил он, и Кицуне услышала, как он переливает жидкость в стакан. — Ты тогда крыс ловила в участке. А я… — он хрипло закашлялся, — я подумал: какая зелёная ещё совсем, не знает, что иногда лучше не суетиться, и добыча сама придёт к тебе в руки. Как по бессмертному совету Лао Цзы: сядь на берегу реки, и вскоре ты увидишь, как мимо тебя проплывёт труп врага твоего.

Она сжала телефон. Они никогда не говорили о том, как он спас её из западни в порту Энто, предупредив о готовящейся засаде. Или о том, что она единственная, кому он доверяет из всех бывших коллег.

— Я буду там, — коротко бросила Кицуне, и в этот момент её перебил второй звонок — резкий, как сигнал сирены. Не попрощавшись, она тут же переключилась на вторую линию:

— Слушаю, — сухо ответила Кицуне, но внутри неё всё сжалось в комок.

— Школа на Акараю-дори. Террористы. Прилетай. Сейчас же, — капитан Браун бросил трубку, даже не представившись. Но она узнала его сиплый бас — тот самый, что годами орал на неё за нарушение протокола!

Мацуки!!!

Имя брата ударило в виски, словно пуля. Кицуне выбежала на улицу, даже не захлопнув дверь. Ноги несли её автоматически, а в голове крутился один вопрос: «Почему именно его школа? Возможно, это месть? Или предупреждение?» Её девять хвостов вырвались наружу и зашевелились, предчувствуя опасность.

На подъезде к школе воздух стал густым от гари. Сирены, крики, рёв вертолётов — всё слилось в какофонию ужаса. Родители метались у оцепления, как стая раненых птиц, а полицейские с лицами каменных идолов отталкивали их щитами.

— Кицуне! — Браун схватил её за плечо, но она вырвалась, впившись взглядом в его морщинистое лицо.

— Ты видел Мацуки Ренто? — её голос дрожал, но руки сжались в кулаки так, что ногти впились в ладони.

Браун оторопел от такой наглости перебить его и от обращения на ТЫ, но спустя мгновение он замер, вспомнив её фамилию. В его глазах мелькнуло что-то похожее на жалость.

— Списки эвакуированных у Роберта. Он за скорой.

Роберт стоял, прижимая планшет к груди, и его взгляд, встретившись с её глазами, сказал всё за него: «В списках его НЕТ!».

Она рванула к воротам, но патрульный перегородил путь, выставив ладонь:

— Мисс, вам туда нельзя!

— Мой брат там! — её крик перекрыл гул толпы.

— Правила для всех…

Он не договорил. Внезапно всё правое крыло школы превратилось в огненный шар и тут же прогремел взрыв. Она почувствовала, как горячая волна толкнула её в грудь, сбивая с ног. Уши заложило, в голове был сплошной гул, а мир вокруг превратился в хаос. Где-то рядом плакал ребёнок. Она почувствовала горячий пепел на губах, но перед собой видела только обрушенные стены школы, из-под которых, как огромные рёбра мёртвого кита, торчали чёрные балки перекрытий. Несмотря на боль, она знала, что никак не может сдаться, потому что где-то там, в этом аду, находится её брат, и только она может спасти его.

— Мацуки… — вскрикнула Кицуне, вскакивая на ноги, игнорируя кровь на локтях. Патрульный всё ещё лежал без сознания, и она, не думая, скользнула в проём, где мгновение назад были ворота.

Школа, где она сама когда-то училась, теперь напоминала сюжет из «Silent Hill». Коридоры, по которым они бегали на переменах, были завалены обгоревшими партами. Стены, испещрённые детскими рисунками, почернели.

Воздух гудел от жара, а дым ел глаза. Но Кицуне шла на запах — тот самый, что витал в их старом убежище: плесень, краска и пыль.

«Поворот налево, гардероб, плакат. Поворот налево, гардероб, плакат.» — она повторяла эти слова, словно мантру, спотыкаясь о разбитые стёкла.

Когда её младший брат только пошёл в первый класс, она рассказала ему про все места в школе для игры в прятки. Так как догонялки были запрещены, все любили играть в прятки, и одно из самых лучших мест находилось в женской раздевалке. Видимо, из-за ошибки строителей там образовался проём в стене, за которым была небольшая ниша. Девочки решили, если учителя узнают об этом, проём заделают, а потому они спрятали его за плакатом популярной поп-группы. Если постараться, в этой дыре можно было просидеть целый урок, чтобы никто не увидел, что ты прогуливаешь. Кицуне вспомнила, как Мацуки спросил тогда у неё: «А если я забуду, где прятаться?». Она привязала ему на запястье красную нитку — путеводную — и прошептала: «Она приведёт тебя ко мне»…

Она бежала по коридорам и лестницам школы, не видя ничего перед собой, всё плыло перед глазами. Из-за дыма она едва различала, куда бежать, но инстинктивно поворачивала и шла к определённому месту: «Поворот налево… гардероб… плакат… поворот налево… гардероб… плакат…»

Повернув налево, она переместилась из бледно-жёлтого коридора, в небесно-голубую комнату — женскую раздевалку. Пыльная засохшая от старости краска слезала со стен слоями, деревянные вешалки валялись на полу, а длинные скамьи-обувницы были сложены друг на друга.

И вот он тот самый плакат с шестью красавцами. Их концерты занимали первые места по количеству зрителей, а девчонки не могли сконцентрироваться на уроках, продумывая планы, как уговорить родителей купить им билеты на концерт. Лица идолов прошлых лет уже почти истёрлись от старости, а цветные огни прожекторов на заднем плане потускнели и почти потухли.

Сорвав плакат со стены, Кицуне убедилась, что не ошиблась — за ним, в пыльной нише, прижав колени к груди, сидел мальчик. Его чёрные волосы и школьная форма, как и всё вокруг, были в пыли, белая рубашка стала серой, а галстук изорвался. Он весь дрожал, а в глазах застыл животный ужас. Увидев свет, он перепугался, подумав, что это террористы нашли его, но тут же понял, что это его старшая сестра.

— Сестрёнка… — он хотел было броситься к ней на шею и спросить, закончилось ли всё, но она прижала его к себе, закрыв ладонью рот:

— Тише! Уходим скорее…

Она помогла брату выбраться из тесного пространства, и они стали пробираться к выходу, расположенному в задней части школы за спортзалом. Когда они уже почти повернули к выходу, позади раздался женский смех — холодный, словно трескающийся лёд. Он шёл из глубины длинного коридора, всё ещё окутанного смесью пыли и дыма. Кровавая тень женщины медленно выплыла из тумана, её платье мерцало алым, словно языки пламени. Она приближалась сквозь дымовую завесу и с каждым мгновением становилась всё отчётливей. С холодной насмешкой и даже ехидством тень произнесла:

— Воссоединение семьи, это так трогательно, не правда ли? — она истерично рассмеялась. — Но ты опоздала, Кицуне, — её голос звучал как скрежет металла. — Я знала где прячется твой брат и знала, что ты непременно придёшь за ним, но лучше бы ты бросила его там, в гардеробе — мог бы остаться в живых. Теперь он умрёт в огне вместе с тобой, а твоя сила лишь ускорит ваш конец.

Кицуне узнала в этой тени силуэт, который явился ей в доме номер 94 в день седьмого убийства. Она почувствовала, как что-то дикое в её груди рвётся наружу, и сжала зубы ещё сильнее.

— НЕ СЕЙЧАС! НЕ ПРИ НЁМ! — закричала Кицуне, выставив свободную левую руку прямо перед собой.

В этот момент пространство вокруг них всколыхнулась и поток обжигающего воздуха прошёлся по коже. Потом вспышка света и через секунду произошёл новый взрыв. Весь корпус был в огне, стены рушились, крыша обвалилась, казалось, выжить уже невозможно. Все, кто был за территорией школы, наблюдал как здание превращается в груду бетона.

Мацуки очнулся. Белый свет резал ему глаза, словно кто-то направил на него тысячи софитов. «Рай? Ад?» — промелькнуло в его голове, но тут он почувствовал песок на губах и запах гари. Руки, ноги — целы. Сердце колотилось, будто хотело выпрыгнуть из груди. Мацуки подумал, как же он смог выжить?!?

— Сестрёнка… — хрипло выдохнул он, поднимая голову. И замер — неописуемый инфернальный ужас сковал его.

Кицуне стояла над ним, подняв руку к небу, будто держала невидимый щит. Её пальцы сжимались в кулак, а из глаз лился фиолетовый свет, густой, как жидкий аметист. Бетонная плита, которая должна была раздавить их, зависла в воздухе, треща по швам. Вокруг бушевал вихрь: обломки парт, осколки стекла и клочья учебников кружились в бешеном танце, цепляясь за её волосы.

— Вставай! — её голос прозвучал громко и гулко, как будто из подземелья, с чуждыми, очень низкими и даже какими-то демоническими нотами.

Мацуки попятился, натыкаясь на горячий бетон. Волосы на затылке встали дыбом, кожа покрылась ледяной испариной. Сила, исходившая от сестры, была пугающей.

— Киц… — он протянул к ней руку, но она резко махнула в сторону. Плита с оглушительным рёвом врезалась в стену, рассыпавшись на куски.

— Беги! — рыкнула она, и её голос эхом ударил по стенам, заставляя Мацуки дрогнуть.

Он побежал, спотыкаясь о камни и мусор на полу. Кицуне шла следом, её шаги оставляли на бетоне трещины, заполненные фиолетовым огнём. Всё вокруг гнулось под её волей: языки пламени гасли от взмаха руки, бетонные завалы расступались, словно боясь прикосновения. Мацуки видел, как её глаза меняли цвет — от кроваво-красного до ледяного синего — и не понимал: она ли это?

Свежий воздух ударил ему в лицо, когда они выбрались из руин. Мацуки глотнул его, как утопающий, но обернувшись, увидел, как сестра смотрит прямо на него:

— Ничего не говори Кицуне, она ничего не должна знать. Ты меня понял? — приказным тоном сказала она. Закончив фразу, фиолетовый свет в её глазах погас, и они вновь приобрели ярко-красную радужку, но тут же помутнели и закрылись. Кицуне, как сломанная кукла, камнем рухнула на холодную кладку бетона.

В этот момент подбежал Роберт и подхватил её раньше, чем Мацуки успел вскрикнуть. Роберт нёс Кицуне к скорой, прижимая к груди, а её хвосты — обычно не привлекающие внимания — слабо мерцали еле заметным фиолетовым светом.

«Они… красивые», — абсурдно подумал Мацуки, глядя, как Роберт укладывает её на носилки. В голове всплыл образ: свадьба в лесу, где он, смеясь, бросает в них лепестки, а их ребёнок, мальчик с рыжими волосами и лисьими ушами, гоняется за бабочками.

— Бред… — Мацуки тряхнул головой, чувствуя, как его щёки горят: защитный механизм — подумал он — только не это. Но картинка не исчезала из его головы, словно мозг специально цеплялся за сказку, чтобы не сойти с ума от реальности.

Глава 6. Тайна Кицуне

Прошло не менее двенадцати часов, прежде чем Кицуне пришла в сознание. Голова гудела, словно в ней бил колокол, а мысли путались, застревая на обрывках воспоминаний. Перед глазами плыли пятна света, будто кто-то размазал её реальность акварельными красками. Она зажмурилась, пытаясь собрать пазл произошедшего. Взрыв. Школа. Брат, вцепившийся в её руку… И тот демонический силуэт… А ещё это странное ощущение — будто её телом управлял кто-то другой, а она была лишь марионеткой, чьи нити обжигали ей кожу. Два хвоста ныли, как после удара кувалдой, хотя на вид оставались пушистыми и невредимыми.

Кицуне медленно открыла глаза. Знакомый запах антисептика, белые стены, еле заметное мерцание лампы под потолком. Из окна ярко светило утреннее солнце. Больница. Опять. Она с усилием приподнялась на локте, осматривая себя: руки, ноги, тело — ни царапины. Только слабость разлилась по всему телу, словно из неё высосали всю энергию. Даже хвосты, обычно шевелящиеся от малейшего волнения, лежали неподвижно, как парализованные.

Поворот головы вправо — и она замерла в изумлении: Роберт спал в углу на больничном кресле, подложив под голову свёрнутый халат. Его лицо, обычно озорное, сейчас было серым от усталости, веки припухли, а губы подрагивали во сне. Он храпел едва слышно, будто боялся разбудить её. «Сколько он здесь просидел?» — мелькнуло в голове, и что-то тёплое, щемящее ёкнуло в груди.

Осторожно, чтобы не скрипнула кровать, она спустила ноги на пол. Холод линолеума обжёг ступни, но Кицуне стиснула зубы. Надо уйти. Быстрее, чем Роберт проснётся. Быстрее, чем врачи заметят…

— Не пытайся сбежать, безумица. Я тебя отсюда не выпущу, пока не буду уверен, что ты в порядке.

Голос Роберта прозвучал хрипло, но твёрдо. Кицуне обернулась — он сидел, скрестив руки, будто вовсе и не спал мгновение назад, и смотрел на неё, словно читал её мысли.

— Я в порядке, — буркнула она, отводя взгляд. — Ни царапины, только усталость. Лучше посплю дома, чем в этой клетке.

— Клетка? — Роберт встал, и его тень накрыла её. — Вчера ты чуть не сгорела заживо, Кицуне! Ты вообще помнишь, что произошло, и как я тебя привёз в больницу?

Она помнила. Помнила слишком хорошо: полные ужаса глаза брата, огненный взгляд демонической тени, лижущее стены пламя… и эти нити. Невидимые, но такие прочные, что хотелось рвать кожу, лишь бы освободиться.

— Враг на шаг впереди, на шаг впереди нас всех, — прошептала Кицуне, сжимая край кровати. — Если я останусь здесь, он доберётся до меня…

Роберт замер. Его жёлтые волчьи глаза сузились, уловив дрожь в её голосе.

— Тогда давай поговорим, — он сел рядом, намеренно нарушая дистанцию. — Ты вчера спросила у меня, почему у тебя девять хвостов. Думаешь, это случайность?

Кицуне вздрогнула. Она не помнила, чтобы задавала этот вопрос — слова, видимо, вырвались сами, будто кто-то водил её языком.

— Обычно у оборотней один хвост, — продолжил Роберт, внимательно изучая её реакцию. — Но ты не обычная. Девять хвостов… это легенда. Знак избранности. Или проклятия.

Она резко встала, едва не потеряв равновесие.

— Проклятия? — её голос звенел, как натянутая струна. — Ты тоже веришь, что я злой демон?

Роберт схватил её за запястье, мягко, но не позволяя вырваться.

— Я верю, что ты Кицуне — моя лучшая подруга, которая панически боится замкнутого пространства, режет в овощном супе морковку звёздочками и… — он замолчал, заметив, как дрогнули её губы. — И которой сейчас очень больно.

Она отвернулась, чтобы он не увидел слёз, брызнувших из глаз.

— Где мой брат? — неожиданно спросила она, меняя тему.

— Дома, с родителями.

Тишина повисла густым полотном. Роберт понял свою ошибку слишком поздно.

— Они… не спросили обо мне? — Кицуне произнесла это так тихо, что он едва расслышал.

Его сердце сжалось. Он вспомнил фотографию на стене её комнаты, сделанную через несколько лет после удочерения: девочка лет четырнадцати, прижимавшая к груди плюшевую лису, стоит в стороне, пока родители обнимают её брата.

— Кицуне, они…

— Не надо, — она резко высвободила руку. — Я знаю, что они думают. демон, проклятие, ошибка природы… — её голос сорвался, превратившись в шёпот. — Но почему они взяли меня, если я их так пугаю?

Роберт встал, закрыв ей путь к двери.

— Они же тогда не знали этого, потому что они обычные люди. Никто не знал. Но они и сейчас не видят, что ты — самое сильное существо, которое я знаю. Девять хвостов? Пусть будет хоть девяносто девять! Это не делает тебя монстром. Это делает тебя…

— Уникумом? — она горько усмехнулась. — Или оружием?

Внезапно её хвосты дёрнулись, будто её ударили током. Кицуне вскрикнула, схватившись за голову. В висках застучало, и перед глазами поплыл образ: маска тигра с пустыми глазами, нити, впивающиеся в её хвосты, и голос, шипящий на древнем языке…

— Кицуне! — вскрикнул Роберт, подхватив её, едва не падающую.

— Она… использует их, — выдохнула она, цепляясь за его плечи. — Мои хвосты. Она находит меня через них.

Роберт прижал её к себе, игнорируя протестующий рёв своего волка.

К обеду Кицуне уже выпустили из больницы. С точки зрения врачей, её тело было безупречно: ни переломов, ни ожогов, только слабость, списанная на посттравматический шок. Перед выпиской к ней зашёл тот же бородатый врач в золотых очках и холодным взглядом хищника, что вёл её и в предыдущий раз.

— Ваши анализы… необъяснимы, — начал он, щёлкая ручкой. — Ваша регенерация на клеточном уровне, иммунитет, подавляющий любые инфекции за секунды. Если бы мы могли понять механизм, то…

Он не договорил, но Кицуне поняла и без слов, что он хотел сказать: «Вы научная сенсация. Мы разберём вас на части, чтобы это доказать».

— Может быть вы мне расскажете про свои способности к регенерации? — спросил он, пристально глядя ей в глаза. Доктор приблизился, и его тень легла на неё, как сеть. — Я помню, что обещал вам в прошлый раз, но только представьте, сколько жизней могли бы спасти ваши гены.

Гены. Это слово жгло, как раскалённый метал. Она вспомнила, как приёмные родители водили её по специалистам, которые тыкали иголками в хвосты, что-то бормоча о генетическом сбое. А потом приходили хулиганы, и её руки снова пахли кровью…

— Я — демон, понятно вам? Я не собираюсь быть вашей лабораторной крысой, и уж тем более не собираюсь никого спасать. Демоны не спасают — они жгут!

Воздух наполнился электричеством. Хвосты, до этого спокойно лежавшие на полу, дёрнулись, вспыхнув голубоватым сиянием. Зрение заиграло фиолетовыми бликами по краям, будто мир обрёл ядовитую ауру. Но самое странное — она чувствовала это. Каждую искру под кожей, каждый импульс, бегущий от предплечий к кончикам пальцев. Раньше это было цунами, сметающее разум. Теперь — река, чьё течение она могла повернуть.

— Вам… плохо? — Доктор отступил, наконец заметив, как дрожат лампы на потолке.

Кицуне встала. Медленно, как хищница, вышедшая из клетки. Её тень, удлинённая хвостами, поползла по стене, принимая очертания гигантской лисы. Она была полностью сосредоточена и понимала, что одним движением руки способна разрушить всё вокруг. И как только осознание собственной силы пришло к ней, Кицуне мгновенно успокоилась.

— Вы правы, — сказала она. Ей даже хватило сил улыбнуться своему врачу.

Доктор, бледный, как стены его кабинета, глядел то на Кицуне, то на её тень. Она подошла к нему, и тот замер, словно прикованный. Её рука сжала его ладонь в рукопожатии.

— Спасибо за заботу, доктор. И извините меня, пожалуйста, за грубость, это всё эмоции и гормоны. Я ни в коем случае не хотела вас обидеть или напугать.

Выбежав из палаты, она услышала за спиной грохот — это доктор рухнул в кресло.

В коридоре её ждал Роберт.

— Что, снова кошмаришь смертных? — попытался пошутить он, но в его глазах читалась тревога.

— Они сами напугали себя, — Кицуне посмотрела на свои ладони, где ещё мерцали искры, а под кожей чувствовались мурашки. — Но я… я контролировала это, представляешь? Впервые!

— Значит, демон учится милосердию?

— Нет, — она резко обернулась, и фиолетовые блики в глазах заставили его смолкнуть. — Учится не убивать… Шутка, — Она взглянула на друга ехидным взглядом, на который способны только лисы, и показала ему язык.

— Поехали скорее от сюда, у нас сегодня с тобой ещё куча дел. И ещё я голодная.

Кицуне вышла из больницы с тяжёлым камнем на душе. Вопрос, заданный Робертом, и обсуждение с врачом подняли на поверхность тему, о которой бедняжка всеми силами пыталась не думать. Она ничего не знала о своих настоящих родителях; все её воспоминания начинались с детского дома. До тринадцати лет у неё был только один хвост, и лишь необъяснимые вспышки гнева, когда она теряла связь с реальностью, намекали на то, что она была необычным лисёнком-оборотнем.

Кицуне пыталась рассказать воспитателям и старшим детям о странном зуде, который она чувствовала, и о том, что ничего не помнит, когда в ярости нападала на них. Но ей не верили. Её называли то монстром, то сумасшедшей, и издевательства только усиливались.

Единственным другом в приюте была девочка по имени Митико, но она прожила там совсем недолго — меньше года, прежде чем её удочерили.

Когда Кицуне исполнилось одиннадцать, в её маленькой жизни случилось главное чудо: семья из города Энто приехала в их приют под Токио в поисках девочки для удочерения. Они искали ребёнка не старше трёх лет, чтобы разница в возрасте с их сыном Мацуки, которому на тот момент как раз исполнилось три года, была небольшой. Пока родители ходили по комнатам и знакомились с детьми, маленький Мацуки играл во дворе на площадке.

Кицуне в это время сидела на качелях, раскачиваясь туда-сюда. Было утро после завтрака, и, как обычно, у неё не было никаких дел. Её никто не навещал, поэтому большую часть времени она проводила одна во дворе, где могла хоть ненадолго остаться наедине с собой.

— Пусти меня покататься на качелях, Оне-чан, — неожиданно попросил мальчик.

Кицуне подняла голову и посмотрела на него. В его глазах она увидела тепло и доброту, которых давно не чувствовала от других детей в приюте. Он сразу ей понравился: чистый, опрятный, с растрёпанной от ветра причёской, которая вызвала у неё улыбку. Но больше всего её тронуло то, как он обратился к ней. Не просто Ане, а ласково и душевно — Оне-чан.

Она разрешила ему покататься на качелях и даже стала раскачивать его, от чего мальчик весело смеялся. Его смех был заразительным, и Кицуне, сама того не заметив, улыбнулась впервые за долгое время. Потом он предложил поиграть в прятки, и она с радостью согласилась. Казалось, что мальчик наполнил её мир светом, которого ей так давно не хватало.

Когда Мацуки устал, она отвела его в столовую, напоила чаем и угостила лепёшкой. За едой он рассказал, что его зовут Мацуки, ему три года, и что его родители ищут для него сестрёнку.

Он признался, что тоже мечтает о сестре, но обязательно о старшей, чтобы она могла играть с ним, читать ему книжки, ведь мама часто занята, и у неё не хватает времени.

После импровизированного полдника они пошли искать родителей Мацуки. Мальчик взял её за руку, как будто это было самое естественное в мире. Так они вместе бродили по длинным коридорам приюта.

Проходя мимо комнаты, где жила Кицуне, Мацуки неожиданно остановился, заглянул внутрь и спросил:

— Ты живёшь здесь?

— Да, это моя комната. А как ты это понял? — удивилась она.

— Оттуда идёт такой же приятный запах, как от тебя: тёплый и… как лес после дождя, — ответил он, посмотрев ей прямо в глаза, и улыбнулся.

Кицуне едва сдержала слёзы. Никто и никогда не говорил ей, что от неё приятно пахнет. Обычно все морщились, когда она проходила мимо.

— Хочу, чтобы ты стала моей сестрой! — объявил Мацуки, и её сердце замерло.

В тот момент она чуть не разрыдалась. Она знала, что таких взрослых детей, как она, почти никогда не берут в семьи. Но именно тогда, глядя в его сияющие глаза, она впервые почувствовала, что хочет быть старшей сестрой. Настоящей Оне-чан для него.

Но как она и предполагала, родители Мацуки даже не спросили, как её зовут, когда она привела их сына после прогулки. Они уехали из приюта, как и многие другие семьи, которые приходили, смотрели, знакомились, а потом исчезали навсегда.

На следующий день Кицуне снова сидела на качелях, глядя на ворота. Ветер свистел в ушах, словно злорадно шептал: «Они не вернутся. Никто не возвращается».

Её одиночество стало ещё сильнее. Некому было рассказать о своих чувствах, некому доверить свои переживания. Теперь каждое утро она приходила к качелям и смотрела на ворота, ведущие от приюта к детской площадке, в надежде, что в них войдёт маленький Мацуки и, смеясь, бросится к ней, чтобы забрать её с собой.

Прошло три месяца. Осень окрасила листья в багрянец, и каждое утро Кицуне приходила на качели, цепляясь за последние крупицы надежды. Ветер гнал по небу рваные облака, а её хвост, теперь уже пушистый и белый, как первый снег, непроизвольно подрагивал от холода. «Жить ложной надеждой — глупость», — шептала она себе, раскачиваясь всё выше. Цепи качелей скрипели в такт её сердцу.

— Привет! Ты помнишь меня? — сзади раздался высокий детский голос, знакомый и неожиданно близкий. Он заставил её вздрогнуть — так звенели только колокольчики на праздничных кимоно.

Кицуне обернулась и застыла в изумлении. Перед ней, прижимая к груди потрёпанного плюшевого зайца с одним ухом, стоял Мацуки. За его спиной находились директор приюта, госпожа Изуми, и пара в дорогих, но уже слегка поношенных пальто. Женщина сдержанно улыбалась, а мужчина нервно теребил шляпу.

— Кицуне, — произнесла директриса неожиданно мягким голосом, — это семья Ренто. Они приехали…

— Чтобы забрать тебя! — перебил Мацуки, бросаясь к ней. Его кроссовки шлёпали по лужам. — Ты же обещала быть моей Оне-чан!

Кицуне замерла. Её хвост вздыбился, а уши прижались к голове — инстинкт кричал «ловушка», но в глазах мальчика не было лжи. Только восторг, как тогда, когда она качала его на этих самых качелях. Она поняла каждое сказанное ей слово, но никак не могла поверить, что это происходит с ней прямо сейчас.

Тишину нарушила мама Мацуки:

— Здравствуй, Кицуне. Меня зовут Мико, а это мой муж Нобу-сан. С нашим сыном Мацуки ты уже знакома. Мы… Мы долго искали тебя, — она сделала шаг навстречу, и Кицуне заметила её дрожащие руки со следами уколов на запястьях (позже Кицуне узнает, что это следы неудачных ЭКО.

— Мацуки не переставал говорить о сестрёнке с волшебным голосом, — неожиданно заговорил Нобу-сан. — Он всем друзьям рассказывает, что у него есть старшая сестра, и даже придумал историю о том, как вы вместе играете в супергероев, спасая город от злодеев.

Кицуне, наконец, пришла в себя. Слёзы потекли из глаз, и она закрыла лицо руками. Мацуки бросился к ней, обнял и стал просить перестать плакать.

— Кицуне, ты согласна? Скажи, ты будешь моей Оне-чан? Только не плачь, пожалуйста, я не хочу, чтобы ты плакала, — Мацуки потянул её за рукав и выронил плюшевого зайца.

Этот звук — шлёпок игрушки о землю — разорвал петлю страха. Она подняла зайца, отряхнула его и вдруг заметила: его единственное ухо было заштопано синей ниткой — того же оттенка, что и шарф Мацуки.

— Прости, — выдохнула она, обнимая мальчика. Слёзы капали на его куртку, оставляя тёмные пятна. — Я просто боялась поверить. Конечно, я буду для тебя самой лучшей старшей сестрой на свете. Обещаю, что всегда буду играть с тобой, читать все-все-все книжки и защищать от любых злодеев, которые посмеют напасть на нас.

Госпожа Изуми, обычно строгая, отвернулась, смахивая слезу.

Так Кицуне попала в семью Ренто и уехала на Хоккайдо, где у них был небольшой дом, наполненный ароматами сосновой смолы и солёного ветра. Здесь Нобу-сан управлял магазином, который специализировался на продаже товаров для рыбной ловли: от крючков и наживки до мощных двигателей для лодок и самих лодок. В те дни, когда Кицуне помогала отцу в магазине, он показывал ей различные удивительные предметы и сувениры, которые либо кто-то привозил ему, либо он сам покупал у других. Среди них была старинная карта с отметками «мест силы», пылившаяся на стене в углу магазина.

Там же, среди фотографий предков семьи Ренто, лежала кукла Теру-Теру-Бодзу — оберег от дождя, странно напоминающий кукловода из кошмаров Кицуне.

Мико-сан, была учительницей японского языка в средней школе и много часов проводила на работе, а после занималась с детьми индивидуально. Но когда у неё находилось свободное время, она любила рассказывать Кицуне о своей семье. Так Кицуне узнала, что они планировали родить ещё одного ребёнка после Мацуки, однако роды прошли не очень удачно, и врачи не рекомендовали ей рожать снова. Несмотря на это, они несколько раз проходили процедуру ЭКО, но всё безрезультатно.

— Ты никогда не спрашивала, почему мы выбрали тебя, — сказала как-то Мико, когда Кицуне в очередной раз уложила брата спать и вышла из его комнаты. — Мацуки тогда сказал, что ты пахнешь безопасностью. Видимо, сама судьба хотела, чтобы мы нашли именно тебя, Кицуне. — Мама присела рядом с ней. — Мы очень рады, что ты появилась в нашей семье.

Перемены в отношении родителей к Кицуне начались, когда ей исполнилось тринадцать. К тому времени она уже начала взрослеть, и её тело стало меняться, как у любой девушки. В один из дней, когда Кицуне возвращалась со школы и, как обычно, зашла в детский сад, чтобы забрать Мацуки домой, она увидела, как несколько мальчишек обступили её брата. Они отобрали у него сумку со сменной обувью и, играя в «собачку», перекидывали сменку по воздуху, не давая Мацуки возможности забрать её обратно.

В тот момент она ощутила такую злобу, какую ни разу не чувствовала даже в приюте, когда старшие дети хотели обидеть её. В ней смешались ярость и несправедливость, ведь маленький Мацуки не мог сам защитить себя. Знакомый зуд пробежал по телу, забился в пальцы, и Кицуне поняла, что сейчас произойдёт что-то страшное. Когда она пришла в себя, Мацуки стоял над ней, он плакал и тряс её за плечо.

— Сестрёнка, очнись! Кицуне, что с тобой? — сквозь слёзы говорил он.

Кицуне открыла глаза. Она лежала на газоне, вокруг не было никого, даже хулиганов не было видно; только Мацуки стоял рядом с испуганным взглядом. После переезда в Энто это случилось с ней впервые. Однако было и нечто другое: у неё сильно болела спина, как будто кто-то крепко ударил её в самый копчик или она упала с дерева.

Обернувшись, Кицуне не поверила своим глазам: за её спиной был не один хвост, а сразу девять! Она помотала головой: «Брррр, что за бред?» Хвосты не исчезли. Она пересчитала их ещё раз: «два-три-пять-семь-девять».

Мацуки перестал плакать, но смотрел на неё с испугом и не произносил ни слова. Наконец, его тряска утихла, и он смог выдавить из себя:

— Почему у тебя стало так много хвостов? Это теперь всегда будет так? А тебе не больно?

Кицуне не знала, что ответить. Ей самой было страшно. Она не понимала, что происходит, и никогда не слышала о таком. Она знала, что её тело должно измениться с взрослением, но никто и никогда не говорил про ТАКИЕ изменения.

Она схватила брата за руку, другой рукой подняла валяющуюся на траве сменку Мацуки, и они направились к дому. Дома никого не было: отец работал в магазине, и это означало, что он пробудет там минимум до девяти вечера, когда уйдут последние покупатели, и он сможет привести магазин в порядок. Мама должна была вернуться со школы через два или три часа, в зависимости от того, будет ли у неё сегодня собрание.

Когда они пришли домой, Кицуне сразу побежала в свою комнату. У неё кружилась голова, а боль в спине не проходила. Закрыв за собой дверь, она рухнула на кровать и почти мгновенно уснула.

Проснулась она от того, что кто-то тормошит и зовёт её. Это была мама.

— Кицуне, просыпайся, слышишь меня? Надо вставать, — сказала она.

Кицуне пришла в себя после сна. Голова всё ещё гудела, но боль в спине почти исчезла. Она села на кровать и огляделась. Отец тоже был тут, что показалось ей странным, ведь за окном ещё было светло, а значит, он закрыл свой магазин — чего раньше не делал, даже во время сирен, оповещавших о природных катастрофах. Он с гордостью рассказывал всем знакомым, что даже в 2011 году, когда произошло сильнейшее землетрясение в Японии и последовавшее за ним цунами, он самым последним в городе закрыл свой магазин.

— Кицуне, нам нужно поехать в больницу, — продолжала мама. — То, что произошло с тобой, не нормально, и врач обязательно должен осмотреть тебя.

Последующие пять лет стали для Кицуне чередой белых комнат с яркими лампами, жужжанием аппаратов и взглядами врачей, которые видели в ней не человека, а загадку. Её тело превратилось в поле битвы для науки и суеверий.

Ко всему прочему, хвосты Кицуне могли неожиданно появляться и исчезать, и любые исследования — рентген, КТ, МРТ — которые врачи проводили бесчисленное количество раз, не дали даже ответа на вопрос, как и почему хвосты внезапно вырастают и куда они исчезают.

— Генетический сбой, — говорил один, тыча в рентгеновские снимки, где хвосты исчезали, словно призраки.

— Сиамский близнец-паразит, — утверждал другой, показывая на УЗИ пустоту в области таза.

— Радиация, — шептали третьи, вспоминая Чернобыль и Фукусиму.

Но ни один из них так ни разу не спросил: «Как ты себя чувствуешь?»

К тому же родители Кицуне были верующими людьми и, по легендам считали, если у лисёнка больше одного хвоста, значит он демон. Многие соседи и знакомые соглашались с их мнением, и поэтому некоторые перестали общаться и даже здороваться с ней, опасаясь, что она может украсть их душу.

Однажды отец принёс старую потёртую фотографию, на которой девушка с восьмью хвостами стояла на фоне разрушенного города. На обратной стороне была дата: 7 августа 1945 года.

— Вот, нашёл среди фотографий отца. Наши предки молились таким, как ты, и боялись их.

Кицуне повесила эту фотографию на стену в своей комнате и часто ловила себя на мысли, что взгляд той девушки из далёкого прошлого напоминает её собственный в моменты грусти.

И только Мацуки оставался её якорем.

— Оне-чан, покажи хвосты! — он тянул её на пустырь за школой, где они запускали воздушных змеев. Она послушно выпускала хвосты, и мальчик визжал от восторга, когда ветер подхватывал их, поднимая выше облаков.

— Они красивые, — как-то раз сказал он, обнимая самый пушистый хвост. — Как у героев из аниме!

Родители не теряли надежды вылечить её от этого недуга, но все их попытки были тщетны. Постепенно они свыклись с этой странностью дочери, но стали заметно холоднее относиться к ней. Достигнув совершеннолетия, когда Кицуне закончила школу и поступила в полицейскую академию, она переехала в общежитие при кампусе.

Учёба ей нравилась, и она мечтала поскорее начать работать в полиции, чтобы стать следователем. Однажды один из преподавателей по криминалистике даже сказал ей:

— Благодаря лисьим генам твои способности к поиску улик близки к совершенству. И помни: насколько бы матёрым не был волк, ему никогда не перехитрить лису.

С родителями она виделась только по праздникам, когда приезжала к ним в дом, а вот с Мацуки намного чаще. Проезжая мимо школы в обеденное время, она старалась заглянуть к брату, чтобы увидеть его, спросить, как у него дела, и просто по-сестрински, по-доброму потрепать за ухо или взъерошить на прощание.

На родителей она не обижалась — они не виноваты в том, что верят в мифы про демонов. В мире, где люди живут рядом с оборотнями, возможно, есть и демоны. Но при чём тут она, обычная девочка оборотень-лисица, пусть даже и с девятью хвостами?

Так до недавнего времени думала Кицуне.