Бесплатный фрагмент - Миксовый сборник произведений

Прозаический блок
Oh, yeah

Ноябрь ворвался в мою жизнь холодным дыханием, безжалостно сметая последние тёплые воспоминания. Я помню, как стояла у окна, глядя на серое небо, и шептала ветру: «Верни мне хотя бы вчерашнее солнце». Моё сердце ныло от тоски, прося всего одну ночь тепла, одну ночь, чтобы согреться.

В тот вечер я встретила её — ту, что стала моим спасением на одну ночь. «Не пугайся, — шептала я, — заходи в мою большую клетку». Я знала, что это неправильно, что это всего лишь иллюзия, но так отчаянно нуждалась в тепле. «Хочешь мне помочь? Только на одну ночь», — предложила я, и она ответила своим тихим «Oh, yeah».

Мы играли в эту странную игру — игру притворства, которая вдруг стала такой модной. «Пойди-ка сюда, не надо бояться», — уговаривала я, хотя страх жил в каждом уголке моей души. Мы притворялись влюблёнными, летали в мире иллюзий, где всё было возможно. Но глубоко внутри я понимала — мой вызов был ложным, и эта ночь не могла стать спасением от моей внутренней пустоты.

Я повторяла как мантру: «Не пугайся, не пугайся, детка», пытаясь убедить не столько её, сколько себя. В моей клетке было уютно, но свобода оставалась где-то там, за пределами этой ночи. «Ты притворись моей», — просила я, и она снова отвечала своим «Oh, yeah», словно это было единственным словом, способным заполнить зияющую пустоту между нами.

Когда рассвет окрасил небо в розовые тона, я поняла — эта ночь была всего лишь передышкой. Холодный ноябрь всё ещё ждал за порогом, готовый забрать с собой последние остатки тепла. Но в тот момент, в ту единственную ночь, мы были настоящими, даже притворяясь. И этого было достаточно, чтобы моё сердце на мгновение забыло о зиме, что стучалась в дверь.

Я жизнь люблю…

Я всегда гордилась тем, что принимаю жизнь такой, какая она есть. Да, она моя, и я искренне её люблю. Но иногда она обращается со мной так грубо, что кажется — размазывает по стене, как сопли. Особенно остро это ощутилось, когда закончилось детство — словно кто-то резко перекрыл кислород, и я оказалась выброшенной на берег, как рыба в прибрежной грязи.

Я вижу всё слишком чётко, слишком ясно. Вижу несправедливость, вижу боль других людей, вижу, как мир играет по своим правилам, где «когда кому-то больно, кому-то хорошо». Это знание разрывает меня изнутри. Иногда мне хочется закричать от бессилия, но я прошу — только потише и не здесь. Не хочу, чтобы кто-то видел мою боль, мою уязвимость.

В моей голове постоянно крутятся мысли о том, насколько хрупка человеческая жизнь. Я боюсь, я очень боюсь. Боюсь того, что вижу. Иногда ловлю себя на мысли о том, что хотела бы изменить этот мир, сделать его справедливее. Но что я могу? Лежу, словно рыба, задыхаюсь в этой грязи и смотрю, как другие делают вид, что они неуязвимы.

Они ходят с гордо поднятой головой, смеются, живут, не замечая того, что творится вокруг. А я вижу. Вижу каждую трещинку на фасаде их фальшивого благополучия. И понимаю — это нормально. Жизнь всегда была такой: кто-то страдает, а кто-то наслаждается. Просто не всем дано это видеть так ясно, как мне.

И всё же я продолжаю жить. Продолжаю любить этот мир, несмотря на его жестокость. Может быть, именно в этом и заключается смысл — видеть всё как есть, но не позволять этому разрушить себя. Просто иногда так хочется, чтобы эта грязь под моими плавниками превратилась в чистую воду, в которой можно было бы снова дышать полной грудью.

История одной дурочки

Знаете, я всегда считала себя умной. Анализировала паттерны поведения, разбиралась в токсичных отношениях, даже вела блог о психологии. Но каждый раз, как наступала весна, я находила нового «особенного» человека, который разбивал мне сердце.

Я пыталась измениться. Работала с психологом, очищала ментальное пространство, избавлялась от негативных установок. Расстреливала тараканов в своей голове, усыпляла романтичных бабочек. Но стоило какому-нибудь красивому придурку улыбнуться — и всё, привет, старая добрая зависимость!

Они всегда были одинаковыми: красивые, самоуверенные, с кучей комплексов, скрытых за маской нарциссизма. А я, как дура, влюблялась в их токсичность, в их манипуляции, в то, как они унижали меня, делая вид, что это забота. И каждый раз думала: «Вот сейчас будет по-другому». Ага, конечно.

Помню, как бегала по полю маков с сачком для бабочек, пытаясь поймать последние остатки своей наивности. Смотрела на себя в зеркало и не узнавала: та, которая обещала себе больше никогда не влюбляться в абьюзеров, снова сидит в три часа ночи, прокручивая сообщения от человека, который явно её не достоин.

Я могла бы положить к его ногам целый мир. Могла бы дарить ему розы и ирисы, делать всё, что он захочет. Но он, как и все остальные, оказался любителем холодных нарциссов — тех, что растут на кладбищах разбитых сердец.

И знаете что? Я перестала себя винить. Перестала считать себя последней тварью за то, что раз за разом наступаю на те же грабли. Может, это не я плохая, а система такая? Может, это нормально — быть человеком, который учится на своих ошибках, даже если эти ошибки повторяются?

Теперь я просто сохраняю мемы о токсичных отношениях и понимаю: любовь действительно проходит. И это нормально. А вот способность смеяться над собой и своими промахами — это то, что делает нас сильнее.

Так что, ребята, не влюбляйтесь, если не готовы к боли. Но если всё-таки влюбитесь — помните: вы не одни такие. И мемы действительно помогают пережить самые тёмные времена.

Экзорцизм

Я помню тот вечер, когда всё началось. Снег кружил за окном, медленно опускаясь на землю, а я сидел в своей комнате, чувствуя, как что-то неуловимо меняется вокруг. На моих светлых волосах таяли снежинки, оставляя холодные капли, и это странное ощущение холода вдруг переросло в острую боль.

Я пытался бороться. Чертил кровью защитные знаки на полу, шептал древние заклинания, которые нашёл в пыльных книгах. Каждый раз, когда я произносил слова изгнания, существо лишь смеялось надо мной — тихо, почти нежно. Оно наслаждалось моим страхом, моей беспомощностью.

Я пытался подкупить его — предлагал золото, драгоценные камни, но всё было бесполезно. Ему не нужны были материальные ценности. Оно хотело чего-то другого, чего-то, что я не мог дать. Существо говорило, что решает, жить мне или умереть, и от этого осознания кровь стыла в жилах.

Оно было повсюду: в каждом моём вдохе, в темноте комнаты, в томном тумане перед сном. Я закрывал глаза, надеясь, что наступит утро, что придёт весна и всё это окажется страшным сном. Но с каждым днём его присутствие становилось всё более явным, всё более реальным.

Теперь я понимаю — это была всего лишь тень, но тень, ставшая моей судьбой. Она терпеливо ждала, зная, что рано или поздно я приму свою участь. И вот я стою один в звенящей тишине, чувствуя, как тает снег на моих волосах, и понимаю — час встречи неизбежен. Я сам приду к нему, когда придёт время.

Take a hint

Я всегда оказываюсь в одной и той же ситуации: мужчины, которые мне совершенно не нравятся, почему-то считают своим долгом подойти и начать разговор. Они появляются словно из ниоткуда — то справа, то слева, и каждый раз я ловлю себя на мысли, что пытаюсь быть вежливой, но это только усугубляет ситуацию.

Начинается всё обычно безобидно: «Привет», «Как дела?». И я, честно говоря, готова была бы продолжить диалог, если бы не то, что происходит дальше. Как только они открывают рот, чтобы сказать что-то ещё, всё идёт наперекосяк. Они начинают сыпать именами общих знакомых, пытаются купить мне напитки, не понимая, что это только отталкивает меня ещё больше.

Особенно раздражает, когда они не могут принять простое «нет» за ответ. Я стараюсь быть максимально понятной: «Нет, спасибо», «Мне это не интересно», «Я не хочу знакомиться». Но они продолжают настаивать, словно не слышат моих слов.

Иногда мне кажется, что они намеренно игнорируют все мои сигналы. Я стараюсь быть вежливой, но иногда хочется прямо сказать: «Убери руки от моих бёдер, или я тебя ударю», «Нет, я не хочу, чтобы ты покупал мне напитки», «Хватит пялиться на меня, это неуважительно».

Самое смешное, что они продолжают пытаться, даже когда я уже ясно дала понять, что не заинтересована. Словно не могут принять отказ. И каждый раз я вынуждена повторять одно и то же: «Нет», «Нет», «Нет».

В такие моменты я просто хочу, чтобы они наконец-то поняли намёк и ушли. Я не обязана быть милой или объяснять причины своего отказа. Моё «нет» — это «нет», и этого должно быть достаточно.

Последний раз

Каждый раз, когда я открываю глаза и вижу эту комнату, залитую солнечным светом, меня охватывает странное чувство дежавю. Балкон, окно — всё здесь пропитано воспоминаниями о тебе. Я стараюсь поддерживать порядок, и комната действительно выглядит чистой и светлой, как тот день, когда мы были вместе в последний раз.

Я не знаю, помнишь ли ты о том времени, что мы провели вместе. Говорят, время лечит, и возможно, для тебя эти воспоминания уже стёрлись из памяти. Но я не жду твоего возвращения, нет. Просто хочу, чтобы ты знал — я любила тебя. Любила так, как, возможно, никогда больше не смогу полюбить.

Дни сменяются днями, проходят зимы, наступает лето. Я часто думаю о будущем. Может быть, когда-нибудь я смогу построить новые отношения, найти счастье с другим человеком. А может, это останется лишь мечтой. Кто знает?

В этой жизни ничто не вечно. Но есть моменты, которые остаются с нами навсегда. И я никогда не забуду тот день, когда ты был рядом со мной. Последний раз. Последний раз, когда наши взгляды встречались, когда мы делились мечтами, когда наши руки переплетались.

Время идёт, и я отпускаю прошлое. Не жду твоего возвращения, не храню обиду. Просто храню в сердце ту любовь, что была между нами. В последний раз.

Поезда

Я часто думаю о том, как странно устроена наша жизнь. Каждый раз, когда я стою на перроне, вдыхая прокуренный воздух тамбура, сердце начинает биться в такт стуку колёс. Это какой-то бесконечный танец разлуки и встреч, где мы с тобой постоянно оказываемся то вместе, то порознь.

Помню, как впервые сел в поезд, чтобы добраться до тебя. Тогда казалось, что это просто короткая поездка, но она растянулась на месяцы постоянных разъездов. Вокзалы стали моими верными спутниками — они видели меня усталым и разбитым, но всегда готовым к новому путешествию.

В каждом городе, где я останавливался, меня преследовало чувство пустоты. Любовь трещала по швам, как гранёные стаканы в руках проводниц, а я всё продолжал искать свой путь к тебе. Письма, которые ты присылала, были единственным светом в этой череде одинаковых дней.

Рельсы, словно струны моей души, тянулись вперёд, отсчитывая километры разлуки. Я молился, чтобы судьба не разлучала нас окончательно. В окнах вагонов мелькали зачёркнутые дни календаря, а я всё ехал и ехал, пытаясь убежать от одиночества.

Странно, но именно поезда, которые должны были нас разделять, в итоге сблизили нас ещё больше. Каждый новый город приносил новые испытания, но мысль о том, что ты ждёшь меня, давала силы продолжать этот путь. И пусть любовь не всегда находила меня в этих городах, она всегда была там, где ты — в твоих письмах, в твоих словах, в твоём обещании дождаться.

Теперь, когда я наконец-то возвращаюсь к тебе, понимаю — все эти разъезды и встречи были нужны, чтобы мы по-настоящему оценили то, что имеем. Вокзал, который когда-то казался местом расставаний, стал для нас символом воссоединения. И пусть судьба продолжает испытывать нас, я знаю — пока мы пишем друг другу, пока чувствуем стук тех же рельсов, мы всегда будем вместе.

И тянутся города, я в каждом из них бывал,

Нас ссорили поезда, но мирил нас пустой вокзал.

Русская душа нараспашку

Знаете, как бывает — живёшь себе спокойно, а потом раз — и оказываешься в такой ситуации, что мама не горюй. Вот и со мной так вышло.

Бегала как сумасшедшая, собирая вещи впопыхах. Деньги, документы — всё в сумку, и бегом на вокзал. Нужно было срочно возвращаться домой, в Россию. А потом выяснилось, что я что-то там нарушила, и теперь сижу тут и думаю: «Боже, как же так вышло?»

Я ведь простая русская девчонка. В крови у меня течёт не что иное, как наша родная водка. И знаете, что самое интересное? Иногда мне кажется, что я танцую с бурыми медведями в своей голове. Да-да, именно так — кружусь в каком-то диком танце, а душа разрывается на части.

Любовь — она как танк. Когда по-настоящему влюбляешься, то можешь натворить таких дел, что потом сам себе удивляешься. Например, ограбить банк. Звучит безумно, но когда сердце бьётся как сумасшедшее, когда в голове туман от чувств — можно и не такое учудить.

А ещё у нас есть такая традиция — если кого-то прощаешь, то обязательно нужно трижды поцеловать. Вот такая я, простая русская девушка с бурым медведем в душе и водкой в крови. И пусть моя душа разрывается на части — я всё равно остаюсь собой.

«Ой да, илюли-илюли», — напеваю я, пытаясь собраться с мыслями. Простая русская девушка, с её безумными традициями и дикими танцам в голове. И знаете что? Я горжусь этим. Горжусь тем, что я такая — настоящая, искренняя, с медведем в душе и водкой в крови.

И пусть моя душа разрывается на части — я всё равно остаюсь собой. Потому что это и есть настоящая русская душа — дикая, необузданная, но такая родная и понятная. Душа, которая может и в пляс пуститься, и в омут с головой прыгнуть, и трижды поцеловать в знак примирения.

Я не идеальна, я просто русская девушка с непростой судьбой и ещё более непростой душой. И я не собираюсь меняться — пусть весь мир меняется вокруг, а я останусь собой. С моими медведями, водкой и дикими танцами в голове.

«Ой да, илюли-илюли», — снова напеваю я, улыбаясь своим мыслям. Простая русская девушка с непростой историей. И знаете что? Я счастлива быть именно такой.

Последний лист

В старом доме на окраине города жила женщина по имени Мария. Каждый год, когда наступала осень, она сажала новый куст сирени у окна своей комнаты. Это стало её ритуалом — словно попытка удержать ускользающее время за хрупкие сиреневые лепестки.

В этот раз всё было иначе. Мария заметила, что один из старых кустов, посаженный ещё её матерью, начал увядать. Листья, которые обычно опадали золотисто-коричневыми, теперь желтели неестественно быстро, словно спешили расстаться с ветвью.

Она ухаживала за кустом с особым вниманием: поливала, рыхлила землю, разговаривала с ним, как с живым существом. Но ничто не помогало. Дни шли, и вот уже почти все листья облетели, оставив голые ветки.

И только один лист, самый упрямый, держался на кончике ветки. Он был измятый, потрепанный ветром, но всё ещё зелёный. Мария часто смотрела на него из окна, и ей казалось, что пока этот лист держится, есть надежда.

Однажды утром она проснулась от странного ощущения. Выглянув в окно, увидела, что последний лист всё ещё там. Но что-то изменилось. Он стал ярче, словно впитал в себя всю оставшуюся жизнь куста.

В тот день Мария поняла, что иногда даже один лист может стать символом стойкости и веры. И пусть весь куст увял, этот одинокий воин продолжал сражаться с осенью, напоминая о том, что жизнь находит способ продолжаться даже в самых безнадёжных ситуациях.

С тех пор она каждый год сажала новый куст сирени, но всегда с особым трепетом вспоминала тот единственный лист, который научил её ценить каждый момент жизни.

Пошлю его на…

Я часто ловлю себя на мысли, что жизнь действительно любит преподносить сюрпризы пачками. Как только решаешь одну проблему, тут же появляется другая, словно тень, неотступно следующая за тобой. Иногда кажется, что весь мир сговорился проверить меня на прочность, отправляя испытание за испытанием.

Слова… Как часто мы используем их, чтобы скрыть правду. Они льются потоком, словно вода, омывая реальность, но не затрагивая сути. А вот глаза… Они всегда говорят правду, даже когда язык отказывается произносить нужные слова. В их глубине можно прочесть то, что человек пытается спрятать за маской спокойствия.

Время… Оно ведёт себя так странно. Иногда тянется невыносимо медленно, каждая минута кажется вечностью. А иногда несётся с такой скоростью, что не успеваешь за ним. Я часто смотрю на часы, пытаясь понять — спешу ли я или время действительно замедляет свой ход? Но в глубине души я знаю — однажды я решусь. Решусь на тот самый важный шаг, который изменит всё.

Послание за звёздочкой… Глупая детская мечта, но именно такие мечты часто оказываются самыми правдивыми. Я представляю, как он взлетает к небу, преодолевая невидимый барьер между реальностью и сказкой. И пусть я знаю, что всё может закончиться не так, как хочется — что-то в этой идее о погоне за звездой наполняет меня надеждой.

Дни сменяют друг друга, похожие один на другой. Мучительные, тяжёлые, наполненные сомнениями и страхом. Но каждый такой день заканчивается одним и тем же — желанием жить. Жить вопреки всему, несмотря на боль и разочарования. Это желание — как маяк в бушующем море, как последняя искра в темноте.

Когда гремит гром, когда небо дрожит от приближающейся грозы, я понимаю — пути назад нет. То, что случилось, уже не исправить. Сердце давно молчит, не отзываясь на привычные сигналы. И я задаю себе вопрос — действительно ли я люблю его, или это просто самообман? Но я верю — однажды я смогу разобраться в себе, смогу принять правильное решение.

Я люблю его или просто лгу? Этот вопрос преследует меня день за днём. Но я знаю — наступит момент, когда я смогу ответить на него честно. Смогу посмотреть правде в глаза, какой бы горькой она ни была.

И каждый раз, когда очередной мучительный день подходит к концу, я ловлю себя на мысли — как же сильно я хочу жить. Жить, несмотря ни на что. Жить, даже когда всё кажется безнадёжным. Жить, потому что это единственное, что действительно имеет значение.

Пошлю его на небо за звёздочкой… Конечно, всё может закончиться хуже. Но даже в этом есть своя магия. Ведь ещё один мучительный день пройдёт, и снова захочется жить. Жить, несмотря ни на что.

Обломки чувств

Помню тот момент, когда я поняла — наша любовь начала падать. Словно самолёт без турбин, мы стремительно теряли высоту над бескрайними равнинами нашей жизни. Я до сих пор слышу эти тревожные звуки: «ту-ру-ту, ту-ру-ту», эхом отдающиеся в моей памяти.

Он просто бросил штурвал, сказав, что устал. Словно наш роман исчерпал свой ресурс, хотя я чувствовала, что до безопасной посадки оставалось совсем немного. В тот момент внутри меня началась настоящая паника — та, о которой молчат пассажиры, но которую остро ощущает каждый, кто оказался в падающем самолёте чувств.

Перед глазами проносились лучшие моменты нашего времени вместе — как кадры ускоренной съёмки. Я пыталась ухватиться за что-то, что могло бы спасти нас, но всё было тщетно. В новостях позже покажут лишь обломки того, что когда-то связывало нас — как чёрный ящик, хранящий последние записи разбившегося лайнера, мой разум сохранил обрывки наших песен и фраз.

Наш союз исчез с радаров жизни так же внезапно, как исчезает с экранов диспетчерской служба потерявший связь самолёт. Скорая помощь и спасатели не успели — мы рухнули слишком быстро. Теперь я смотрю на него и не узнаю — он будто и не падал вместе со мной с небес, остался таким же, как прежде.

А у него уже новый рейс, новый экипаж. Их отношения — как новенький фюзеляж, блестящий и прочный. Им, наверное, не страшны никакие бури и штормы. А от нашего союза остался только репортаж — сухие факты о крушении любви, где чёрным по белому написано: «Обломки чувств обнаружены, чёрный ящик передаёт запись последней песни разбившегося сердца».

И я всё ещё слышу эти звуки: «ту-ру-ду, ту-ру-ду», словно эхо той катастрофы, которая навсегда изменила мой внутренний мир.

На расстоянии

Никогда не думала, что можно чувствовать так остро, находясь за тысячи километров друг от друга. Словно невидимая нить соединяет нас, и я буквально ощущаю каждое твоё прикосновение, хотя между нами — целый океан.

По ночам, когда луна заливает серебром мою пустую постель, я закрываю глаза и представляю, что ты рядом. Твои мысли становятся для меня музыкой — такой же реальной, как если бы ты шептал их мне на ухо. Я чувствую каждое твоё желание, каждую эмоцию, словно они — мои собственные.

Знаешь, я могла бы прилететь к тебе на частном самолёте, ведь расстояние — всего лишь вопрос времени. Но даже сейчас, когда мы разделены километрами, я чувствую тебя так же остро, как если бы ты лежал рядом. Твои прикосновения — в моих мыслях, твой голос — в моём сердце.

В моей голове постоянно звучат твои слова, даже когда ты молчишь. Я вижу твоё лицо, когда ты спишь, слышу твой смех, когда ты далеко. Ты остаёшься на связи только для того, чтобы слышать моё дыхание — и это становится нашей собственной мелодией, которая звучит день ото дня, ночь от ночи.

Кто бы мог подумать, что любовь может существовать без физического присутствия? Что можно потерять голову от страсти, даже не касаясь друг друга? Что расстояние — это не преграда, а лишь новая форма близости, где телепатия становится нашим главным языком общения.

И пусть между нами километры, я знаю — ты здесь, в моей душе, в моих мыслях, в каждом биении сердца. И этого достаточно, чтобы чувствовать себя живой, настоящей, любимой — даже на расстоянии.

Но сегодня я понимаю — это иллюзия. Твои мысли, которые я так ясно читала, были лишь эхом моего собственного желания. Твои прикосновения в моих фантазиях — просто игрой воображения. А голос, который я слышала в ночи, был лишь отражением моей тоски.

Ты не здесь. Ты никогда не был здесь по-настоящему. И теперь, когда последняя мелодия наших телефонных разговоров затихает, я остаюсь одна в пустой комнате, где даже луна кажется чужой и равнодушной.

Кто бы мог подумать, что телепатия может быть такой обманчивой? Что любовь на расстоянии — это всего лишь красивая сказка, в которой реальность разбивается о жестокие грани реальности.

И теперь, когда последние слова растворяются в тишине, я понимаю — пора отпустить эту иллюзию. Пора научиться жить без тебя, даже если моё сердце всё ещё верит в невозможное.

Зараза

Иногда я сам удивляюсь, насколько она особенная. Рядом с ней я чувствую себя так, словно попал в какой-то волшебный мир — она действительно как мечта царей. Её нежность способна превзойти даже самое ласковое море, а её улыбка слаще любого десерта. Особенно умиляет её, когда она обижается — смотрит так забавно, надув губы, а потом не может сдержать улыбку. А в моменты близости она становится невероятно чувственной и податливой, словно создана для меня.

Я знаю, что она старается для меня изо всех сил. Каждый раз, когда мы куда-то идём, она выбирает самые красивые наряды — туфли на каблуке, изысканные платья, переливающееся шёлк и сверкающие стразы. Наверное, это её способ удержать моё внимание, не дать мне заскучать или обратить взгляд на других. И ведь работает — я действительно не могу отвести от неё глаз.

Мы вместе путешествуем по разным городам, и везде она рядом со мной. На все мои предложения она отвечает согласием, всегда поддерживает любой мой выбор. Она стала для меня настоящим талисманом — оберегает, заботится, дарит уверенность. А я, кажется, действительно стал её «капканом» — она так привязана ко мне, что готова меняться ради наших отношений.

Иногда мне даже кажется, что наш союз — это какое-то древнее колдовство. Настолько естественно и гармонично всё складывается между нами, словно нас благословили высшие силы. И пусть я порой бываю непостоянным, она всегда находит способ вернуть моё внимание — своими нарядами, своей заботой, своей неповторимой улыбкой.

И чтобы никогда не потерять меня, она носит всё лучшее сразу: туфли, платья, шёлк и стразы, чтобы мой шаловливый разум не влюбился в другую заразу!

Само собой

Я никогда не любила большие вечеринки, но сегодня что-то изменилось. Может быть, это огни, которые переливаются всеми цветами радуги, или музыка, которая проникает в каждую клеточку тела? А может, это просто настроение — то самое, когда хочется забыть обо всём и просто быть здесь и сейчас.

Я смотрю на людей вокруг и вижу, как они растворяются в ритме. Кто-то танцует, кто-то поет — и все это происходит так естественно, словно само собой. Здесь нет места стеснению или страху — только свобода и радость.

Музыка становится громче, и я чувствую, как она подхватывает меня, несет куда-то ввысь. Я начинаю двигаться — сначала неуверенно, но потом все смелее и смелее. И вдруг понимаю: неважно, как я танцую. Важно то, что я делаю это.

Вокруг меня кружатся люди, свет играет на их лицах, создавая причудливые тени. Я закрываю глаза и отдаюсь моменту полностью. В этом море огней и музыки я наконец-то чувствую себя свободной.

И знаешь что? Я верю. Верю, что всё получится само собой. Что этот вечер станет особенным. Что я смогу быть той самой звездой, о которой говорят. Ведь здесь, в этом волшебном пространстве, нет места сомнениям — только радость, только танец, только жизнь.

И пусть весь мир подождет. Сейчас есть только я, музыка и это удивительное чувство свободы. Танцуй, пой, наслаждайся — ведь именно для этого мы здесь.

Мой путь к вершине

Каждый раз, когда я выхожу на улицу в новом образе, чувствую, как все взгляды приковываются ко мне. Fashion стал не просто стилем жизни — это моя стихия, мой способ самовыражения. Glamour и роскошь — вот что определяет мой мир.

Помню, как впервые надела Juicy Couture — это было словно второе рождение. Пару миллионов на образ? Да, это того стоит. Когда ты в центре внимания, когда каждый твой шаг обсуждают, когда копируют твой стиль — это ли не истинное счастье?

Многие пытаются указывать мне, что делать. Говорят со мной так, будто они мои боссы. Но я сама себе босс. Я — законодательница мод, та, кто задает тренды и диктует правила игры. Когда я выхожу на сцену в своих стрипах-тройках, весь зал замирает. Мой голос — это настоящий гипноз, а энергия способна вызвать настоящее цунами.

Они бегут за мной, следят за каждым движением, копируют каждый жест. Я чувствую их восхищение и зависть, слышу, как они шепчутся за спиной. Но мне все равно. Я никогда не вернусь назад, к тому, кем была раньше.

Money сигналы летят ко мне со всех сторон, а я раздаю их направо и налево, заряжая пространство своей энергией. Я — самая успешная honey в индустрии, и никто не может этого отрицать. Когда я появляюсь на сцене, они кричат со слезами на глазах, потому что я — их mommy, их вдохновение и их кумир.

И пусть говорят что угодно — я знаю свою ценность. Я не позволю никому ставить себя на место подчиненной. Я сама создаю правила этой игры, и все остальные могут только следовать за мной.

Toy

Я смотрю на своё отражение в зеркале и не могу налюбоваться. Каждое движение, каждый жест — всё в мне кажется идеальным. Эти современные моралисты могут сколько угодно качать головами, но мне плевать на их мнение. Я существую по своим правилам, и это делает меня свободной.

Помню, как в детстве играла с плюшевым мишкой и Барби. Они были моими верными спутниками, пока не появился он — очередной «спаситель», пытающийся учить меня жизни. «Саймон говорит» — вот что он напоминал, раздавая свои дурацкие указания. Но я не собираюсь подчиняться чьим-то глупым правилам.

В моей жизни звенят свадебные колокола, сверкают золотые монеты, но всё это не имеет значения. Я — современная Чудо-женщина, и никто не заставит меня чувствовать себя иначе. Эти мужчины думают, что могут купить меня, но они ошибаются. Я не игрушка, которую можно просто взять и положить на полку.

Когда я танцую с моими куклами под этот невероятный бит, весь мир замирает. Я чувствую себя непобедимой, божественной. И пусть он пожалеет о своих словах и поступках — я не позволю никому относиться ко мне как к вещи.

«Ани ло буба» — я не игрушка. И пусть весь мир слышит это. Я не позволю никому играть со мной, как с бездушной куклой. Я живая, я настоящая, я уникальная. И я докажу это каждому, кто посмеет усомниться.

Мой танец — это мой протест, моя сила, моё «нет». Я не позволю никому диктовать мне условия. Я сама создаю свою жизнь, сама выбираю свой путь. И пусть они думают, что я всего лишь красивая игрушка — я докажу им обратное. Я докажу, что я — больше, чем они могут себе представить.

Шёпот времени

В те редкие моменты, когда мы оставались наедине, наши разговоры всегда начинались шёпотом. Словно боясь нарушить хрупкую тишину между нами, мы задавали друг другу вопросы о будущем. Что будет потом? Как сложатся наши пути? И каждый раз я ловила себя на мысли, что не хочу громко заявлять о том, что рано или поздно мы забудем друг друга.

В моей памяти до сих пор живёт аромат твоих духов — единственный запах, способный заглушить боль, которую не могут унять ни крепкий кофе, ни терпкий алкоголь. Если бы любовь могла говорить, она бы тоже шептала — нежно и тихо, как ты в те редкие минуты близости.

В тишине нашего расставания я часто путаю свои мысли с твоими. Молчание стало нашим общим языком, но я до сих пор не могу понять — это ты не хочешь говорить или я просто боюсь услышать ответ? Ты словно ртуть — текучий, неуловимый, растворяющийся в моих воспоминаниях.

Время разводит нас, как песок сквозь пальцы. Стрелки часов неумолимо разделяют наши судьбы, а тишина, которая должна была спасти от ненужных слов, теперь кажется мне предательством. Цена этого молчания — мои невыплаканные слёзы, которые я храню внутри, как самый драгоценный, но болезненный дар.

Шёпот твоих губ навсегда остался в моей памяти неразгаданной загадкой. Я пытаюсь записать его ритмы, поймать каждое движение воздуха, но понимаю — то, что было, не вернуть. И теперь я задаю себе вопрос: это ты была во мне или это я создала тебя в своём воображении? Может быть, это просто яд разлуки так действует на моё сознание? Или это я всё ещё прошу тебя остаться, хотя знаю — ты уже давно ушла?

Мы были разными людьми, и в этом была наша главная трагедия. Но даже сейчас, когда между нами пролегли годы и километры, я всё ещё шепчу твой имя, боясь произнести его вслух. Ведь если я скажу его громко, то окончательно признаю, что ты — всего лишь часть моего прошлого, а не настоящее, о котором мы когда-то мечтали.

Тихие шаги тревоги

Я чувствую, как она подкрадывается ко мне — эта тихая, вкрадчивая тревога. Словно кто-то невидимый следит за каждым моим движением, каждым вздохом. Она пытается заглушить мой голос, заставить молчать, сдаться.

В такие моменты я словно оказываюсь на съёмочной площадке собственной жизни. Камера крутится, отсчитывая секунды, а я пытаюсь играть роль человека, у которого всё под контролем. Но внутри — пустота и страх, который разрастается с каждой минутой.

Моё тело напряжено, как струна. В груди давит так сильно, будто на меня наступил огромный слон. Я пытаюсь дышать глубже, но воздух не хочет проникать в лёгкие. Тревога шепчет мне на ухо, что я не справлюсь, что нужно просто сдаться.

Но я не могу. Не сейчас. Не тогда, когда чувствую, что кто-то наблюдает за мной. Этот невидимый взгляд преследует меня повсюду: в толпе, в одиночестве, даже когда я закрываю глаза. Он словно отпечатывается на коже, проникает под одежду, забирается под кожу.

Я пытаюсь бороться. Бьюсь изо всех сил, но она, эта проклятая тревога, не отпускает. Она как клейкая лента, которая всё сильнее прилипает к рукам, не давая двигаться. Я чувствую её присутствие в каждом шорохе, в каждом звуке.

И всё же я продолжаю идти вперёд. Шажок за шажком, вдох за вдохом. Пусть она пытается меня сломить, пусть хочет заставить замолчать — я не сдамся. Потому что знаю: пока я дышу, пока моё сердце бьётся — у меня есть шанс победить эту тихую охотницу, которая пытается украсть мой покой.

Она может пытаться сколько угодно, но я не позволю ей победить. Не сегодня. Не когда я чувствую, как жизнь пульсирует в венах, как кровь бежит по жилам, наполняя меня силой. Я справлюсь. Я должна справиться. Потому что это моя жизнь, и я не позволю тревоге диктовать мне правила игры.

Ту-лу-ла

Я стою на краю пропасти, над темной рекой, которая несет свои воды куда-то вдаль. Ветер играет с моими волосами, треплет их, словно пытаясь привести в чувство. Но я не могу пошевелиться — ни рукой, ни головой. Всё тело словно парализовано, а в груди давит так сильно, что кажется, будто сердце сейчас остановится.

В голове какой-то странный туман. Мысли путаются, сплетаются в причудливый узор, а потом вдруг рассыпаются, как песок сквозь пальцы. Всё, что остается — это петь. Петь то, что ветер приносит мне, наполняет мою голову бессмысленными звуками: «Ту-лу-ла, ту-лу-ла…»

Он ушел к ней — к той рыжей хромой женщине, которая всегда вызывала у меня неприязнь. Мама, узнав об этом, выгнала меня из дома. «Больше не являйся на порог», — сказала она, и её слова до сих пор звучат в ушах, как на повторе.

Моя левая нога начинает скользить по краю обрыва. Я чувствую, как земля уходит из-под неё, но всё так же не могу пошевелиться. Только ветер продолжает нашептывать мне свои мелодии, и я продолжаю петь: «В голове моей замкнуло, ла-хау…»

Может быть, это и есть мой конец. Может быть, именно так я найду освобождение от всей этой боли. Но пока я стою здесь, на краю, и ветер продолжает наполнять мою голову своими песнями, я буду петь. Буду петь то, что он приносит, то, что помогает не сойти с ума от боли и отчаяния.

«Ту-лу-ла, ту-лу-ла…» — эхом разносится над рекой. И в этом странном состоянии полусна-полуяви я продолжаю свой последний концерт для одного зрителя — ветра, который стал моим единственным другом в этот момент.

Abracadabra

В тот вечер я впервые почувствовал, как магия проникает в каждую клеточку моего тела. Музыка пульсировала в воздухе, создавая невидимые круги, похожие на те, что ангелы рисуют в облаках. Я знал — это мой момент, моя ночь, когда нужно сделать выбор между любовью и смертью, между страстью и пустотой.

Она появилась словно призрак в красном платье, её движения завораживали, гипнотизировали. В её глазах читалась древняя мудрость, а голос, словно заклинание, произносил слова на непонятном языке — «amor oo na na», «morta oo gaga». Я понимал — это не просто слова, это ключ к чему-то большему.

Пол под ногами раскалялся от ритма, от нашей общей энергии. Мы двигались в едином танце, погружаясь всё глубже в этот транс, где реальность сливалась с фантазией. Я чувствовал, как моё сердце бьётся в такт музыке, как оно готово вырваться наружу от переполняющих эмоций.

«Hold me in your heart tonight», — шептала она, и я понимал, что это не просто слова песни. Это была просьба, мольба, призыв к действию. В темноте, освещённой лишь лунным светом, мы были свободны от всех условностей, от всех страхов. Только мы и магия этого момента.

Я выбрал путь страсти, путь без возврата. Выбрал её, выбрал эту ночь, выбрал любовь вместо страха. И когда она произнесла своё последнее заклинание «Abracadabra», я понял — это не просто слово. Это начало новой жизни, новой истории, где нет места сомнениям и сожалениям.

Теперь, когда музыка затихает, а её силуэт растворяется в темноте, я знаю — это была не просто ночь. Это была встреча с чем-то большим, чем-то, что изменило меня навсегда. И я благодарен судьбе за этот магический момент, за эту встречу с призраком танца, за её чарующую мелодию, за её слова, за её любовь.

Мы умрем

Мы с ней были словно две маленькие пули в револьвере, заряженные одним фатальным решением. Нас учили любить тихо, словно призраки, умирать снова и снова, выбрасывая из головы камни сожалений.

Ночь была нашим покровом, а любовь — зыбким огоньком, мерцающим в кромешной тьме. Мы знали, что смерть подстерегает нас где-то посреди этой ночи, но любовь, словно невидимая нить, связывала наши сердца. «Я люблю тебя очень,» — шептал я ей, а слова эти, полные тоски и отчаяния, растворялись в тишине многоточий. Мне было горько осознавать неизбежность, что мы умрём, но любовь к ней была сильнее страха.

Мы дослушали музыку, плеер тихонько затих, свет не погасли — словно пытались продлить эти мгновения. Мы говорили о жизни, о её хрупкости и красоте. Наши мысли, словно бабочки, порхали в огне нашей любви, но знали, что этот огонь скоро угаснет.

«Прости меня,» — прошептал я ей, зная, что мы не те, кто должен был встретить рассвет. Мы были обречены, словно два героя трагической пьесы, где любовь и смерть идут рука об руку.

Слова «очень жаль, что мы умрём» повторялись в моей голове как заклинание, отражая неизбежность нашей судьбы. Мы любили друг друга, но эта любовь была проклятием, обрекающим нас на вечный сон.

Ночь медленно спускалась, поглощая нас своим мраком. И я знал, что скоро мы умрём, но в моих глазах всё ещё горел огонь любви к ней, светлой и нежной звезде, освещающей мою тьму.

Невидимая

Я плыву по течению, как призрак в ночи.

На мне правый ботинок на левой ноге —

Кто-то скажет, что это безумие, но мне плевать.

Волны бьют по мне, а я лишь смеюсь —

Мне не больно, мне весело, мне всё равно.

Помню, как мы летали с тобой в небесах,

Как падали вниз, разбиваясь на части.

Три дня я умирала, но не умерла —

Теперь я свободна, как ветер, как птица.

Ты был моим замком, а я — ключом.

Открывала и закрывала, играла с судьбой.

Но теперь я выбросила ключ в океан —

Пусть волны уносят его на дно.

Говорят, я странная, говорят — безумна.

Но мне всё равно, мне всё равно.

Волны бьют по мне, а я лишь смеюсь —

Мне не больно, мне весело, мне всё равно.

Я научилась жить в этом мире без правил,

Где правый ботинок на левой ноге — это норма.

Где падения с неба — лишь новый полёт,

Где боль превращается в радость и смех.

И пусть волны бьют, и пусть мир не поймёт —

Мне всё равно, мне всё равно.

Я плыву по течению, как призрак в ночи,

И мне не больно, мне весело, мне всё равно.

А ниче тот факт…

Той ночью я совершила, наверное, самую глупую вещь в своей жизни. Сидела под его окном, как какая-то сумасшедшая фанатка, пока весь дом спал. Тишина была такой густой, что казалось, её можно потрогать руками. Только ветер шелестел листьями деревьев и где-то вдалеке проезжали машины.

Я не понимала, почему так поступаю. Ведь он даже не догадывался о моих чувствах. А я продолжала надеяться на чудо, хотя в глубине души знала — шансов нет. Он был слишком другим: его жизнь — это ситком с забавными ситуациями и лёгкими шутками, а моя — нуар с тёмными мыслями и тревогами.

Когда он наконец появился, то явно испугался. Наверное, со стороны я выглядела как настоящий сталкер — сижу под окном, караулю. Хотя на самом деле я просто хотела увидеть его, услышать голос, почувствовать, что он рядом. А он только пригрозил вызвать полицию.

Весь день я представляла, как это будет: он выходит из дома, улыбается, протягивает мне розу в целлофане… В моих мечтах мы были идеальными — я как диджей, создающий нужную атмосферу, а он как пластинка, на которой записано самое прекрасное произведение. Но реальность оказалась жестокой.

Он оставил на моей душе шрам, даже не подозревая об этом. Как герой корейских дорам, разбил моё сердце одним своим равнодушием. И теперь я понимаю — это был мой первый и последний раз, когда я сидела под чьим-то окном в надежде на взаимность.

А вообще, знаешь… Это даже забавно. Я ждала его, как последняя дура, в темноте, пока весь дом спал. И что из этого вышло? Ничего. Но знаешь что? Я ни о чём не жалею. Это был мой опыт, моя маленькая драма, мой личный сериал, который закончился не так, как я хотела. Но зато теперь у меня есть эта история, которую я буду вспоминать с улыбкой.

Ириски и риски

Иногда я смотрю в окно на однообразные городские улицы и думаю о том, как не хватает нам настоящих приключений. Где-то там, за горизонтом, есть океаны и пираты с чёрными повязками на глазах, но у нас — только серые многоэтажки и пробки на дорогах. Эх, как бы я хотел встретить настоящего морского разбойника в абордажном бою или схлестнуться с ним в перестрелке!

Но нет, вместо этого я каждый день вижу одни и те же лица соседей, слышу однообразные разговоры в автобусе. Даже страшных историй в нашем районе не происходит — только новости о каких-то вирусах да бытовых происшествиях. Идёшь по улице — никаких тебе монстров или зомби, только бабушки на лавочках да вечно спешащие куда-то офисные работники.

А ведь как романтично звучит — погибнуть в честном поединке, защищая свою честь! Но кому сейчас нужна эта честь? Шпаги давно заменили смартфоны, а вместо благородных дуэлей — бесконечные переписки в мессенджерах. Мечтаю иногда о том, чтобы попасть в лапы настоящего тираннозавра — вот это была бы смерть, достойная рассказа! Но нет, даже динозавры вымерли, оставив нас наедине с банальными болезнями и повседневными заботами.

И знаете что? Самое смешное — я действительно больше боюсь подавиться конфетой или заработать проблемы с сердцем, чем встретить какого-нибудь злодея. Жизнь течёт размеренно и предсказуемо: сегодня как вчера, завтра как сегодня. Даже гроза редко радует нас своим буйством, а кирпич на голову падает только в анекдотах.

В общем, живу я в мире, где самое опасное существо — это сам человек с его болезнями и проблемами. Где вместо космических катастроф — очередные новости о повышении цен, а вместо эпических сражений — офисные баталии за место под солнцем. И хотя где-то там, за пределами моего серого района, возможно, происходят настоящие приключения, мне остаётся только мечтать о них, глядя в окно и поедая ириски… которые, кстати, тоже могут стать причиной моих последних минут. Вот такая ирония судьбы.

Столкновение

В моей жизни было много мужчин, но все они были одинаковыми. Они приходили, смотрели на меня с вожделением, бросали свои бумажки и исчезали, оставляя после себя лишь запах парфюма и пустоту.

Я сижу в своем пентхаусе, смотрю на ночной город через панорамные окна. Москва-Сити мерцает огнями, словно новогодняя ёлка. Внизу, у подъезда, как всегда, дежурит очередной поклонник. Он думает, что я не знаю о его присутствии? Смешно.

Мой телефон вибрирует — очередное сообщение от очередного «благородного» дона. «Сколько?» — спрашивает он. Всегда начинается с этого вопроса. Словно я товар на базаре. Словно мои чувства можно измерить в цифрах.

Я веду список — у меня есть особая тетрадка, где записаны все мои «почитатели». Рядом с каждым именем — сумма, которую они готовы были выложить за «любовь». Смешные. Они думают, что покупают что-то настоящее.

В моей сумке всегда лежит электрошок — подарок от бывшего «бойфренда». Забавно, правда? Он думал, что может контролировать меня. Как же он ошибался. Теперь эта игрушка служит мне напоминанием о том, что никто не смеет диктовать мне условия.

Иногда я думаю — а была ли я когда-нибудь по-настоящему счастлива? Вспоминаю свою юность, когда верила в искренность чувств, когда мечтала о принце на белом коне. Как же наивно.

Мой телефон снова звонит. Опять он. «Встретимся?» — спрашивает. Встретимся. Только на моих условиях. И пусть его бумажки хрустят в моём кошельке — это единственное, что имеет значение.

Я смотрю на своё отражение в зеркале. Высокая, красивая, независимая. И пусть весь мир называет меня шлюхой — это их проблема, не моя. Я выбираю свою цену, я выбираю своих партнёров, я выбираю свою жизнь. И никто не смеет меня судить.

В дверь стучат. Время шоу. Я надеваю свою лучшую маску — ту, что говорит «я счастлива быть здесь». И пусть они все горят желанием — я буду гореть ещё ярче. Ведь моя страсть — это моя сила, а их деньги — всего лишь пыль.

«Встаньте на колени», — шепчу я. И они встают. Потому что я знаю цену всему — и их желаниям, и их деньгам, и их фальшивым обещаниям. А они… они просто платят за иллюзию. Иллюзию, которую я создаю.

Моя душа — как горный хрусталь

С самого детства я слышала эту легенду о прекрасной девушке по имени Хомай. Её мать была сама Солнце, а отец — великий Самрау. С малых лет я представляла, каково это — быть дочерью таких могущественных существ, и мечтала о том дне, когда смогу стать достойной своего народа, как она.

Говорят, что Хомай обладала невиданной красотой и силой. В её руках были и белый булат, и алмазный меч, но она не использовала их для войны. Она выбрала путь света, путь, который ведёт к душевному покою и гармонии. Она не шла по пути зла, не нарушала законы земли, а растила прямодушного сына, даря ему всю свою любовь и мудрость.

Каждый раз, когда я смотрю на звёзды, я думаю о том, как наши башкирские девушки похожи на звёзды Хомай. Мы — те, кто несёт свет и воду к душам людей, кто хранит память о наших предках и традициях. В наших венах течёт та же кровь, что и в её жилах — чистая, как горный хрусталь, сильная, как скала.

Я чувствую связь с ней в каждом биении своего сердца. Её история живёт в моей душе, как путеводная звезда, как напоминание о том, что мы, башкирские девушки, должны быть хранительницами света и мудрости. Мы — продолжение её пути, её наследия, её звёздного света, что освещает путь нашему народу.

И когда я иду по родной земле, я знаю — во мне течёт та же кровь, что и в той, что стала символом чистоты и верности. Я — часть этой великой истории, и моя душа, как и душа Хомай, стремится к свету, к добру, к сохранению того, что дорого моему народу.

Хочешь?

Я не могу потерять тебя. Это звучит банально, но каждый раз, когда я думаю о том, что ты можешь уйти, моё сердце замирает. Я не верю в рай — по крайней мере, для себя. Без тебя этот мир теряет всякий смысл.

Знаешь, я готов на всё ради твоей улыбки. Принесу тебе самые сочные апельсины, которые только существуют. Буду читать тебе вслух, пока не охрипнет голос. Я готов изменить саму Вселенную, если это поможет тебе быть счастливой. Взорву все звёзды, которые мешают тебе спать, если ты об этом попросишь.

Просто живи. Пожалуйста, не оставляй меня. Ты — моё всё, ты — воздух, которым я дышу. Моя любовь к тебе настолько огромна, что, кажется, может заполнить целый мир. И этого чувства хватит на нас двоих с лихвой.

Я подарю тебе все мечты, какие только можно представить. Море с белыми парусами, музыку, которая ещё не звучала в этом мире. Я готов на любые безумства — даже на то, чтобы избавиться от всего мира, если он мешает твоему спокойствию.

Хочу, чтобы каждое утро ты просыпалась под настоящим солнцем, а не под тусклой лампой. Чтобы за твоим окном были не серые многоэтажки, а величественные Альпы. Я отдам тебе все свои песни — те самые, что я писал только для тебя. Они принадлежат тебе по праву, ведь именно ты — их главная муза.

Я отдам тебе всё, что у меня есть. Только живи. Только будь рядом. Потому что без тебя моя жизнь — лишь пустота, наполненная болью и тоской.

Пожары

Иногда я ловлю себя на мысли, что наша история похожа на безумный танец под Nirvana. Мы кружимся в этом вихре чувств, и твои прикосновения словно исцеляют все мои душевные раны. Каждый твой поцелуй — это маленькая победа над болью, над страхами, над сомнениями.

Ты нужна мне как воздух, как волны, нуждающиеся в прибрежных скалах. Без тебя я теряюсь, задыхаюсь, словно рыба, выброшенная на берег. Твоя любовь — это наркотик, от которого я не хочу отказываться. Мне всегда мало, всегда хочется ещё и ещё.

Мы действительно сошли с ума. В моей голове рождаются целые миры, где законы физики не имеют власти. Где мы можем взлететь, игнорируя гравитацию, где наши чувства сжигают всё на своём пути, оставляя лишь пепел старых страхов и сомнений. Мы подожгли себя, но это не пожар разрушения — это пожар очищения, который дарит нам новую жизнь.

Я готов бежать к тебе через любые расстояния, даже если придётся стереть ноги в кровь. Ты единственная, кто смог меня спасти, хотя многие пытались это сделать. Ты обняла мою израненную душу, согрела её своим пламенем. Твои ожоги — это не боль, это доказательство того, что я жив, что я чувствую, что я существую.

И снова мы танцуем, снова поём под любимые песни, снова тонем в объятиях друг друга. Твои поцелуи продолжают исцелять, а моя любовь к тебе становится только сильнее. Мы — как два безумца, решивших бросить вызов всему миру, и единственное, что имеет значение — это наше чувство, которое сжигает все преграды на своём пути.

В этом пожаре любви мы нашли своё спасение, свою эвакуацию от серой реальности. И пусть весь мир говорит, что мы сошли с ума — нам всё равно. Ведь только здесь, в этом пламени, мы наконец-то чувствуем себя живыми.

За тысячу километров

Каждое утро начинается одинаково: чашка горячего чая на кухне и мысли о тебе. Вечером, когда город засыпает, я выхожу на прогулку с собакой, и в голове крутятся те же мысли. Будь ты рядом, я могла бы просто постучать в соседнюю дверь, когда грустно или когда радостно. Но между нами тысячи километров, и это расстояние кажется непреодолимым.

Помню, как мы познакомились — ты был для меня всем: и верным другом, и страстным любовником. Я чувствовала себя прекрасной розой, раскрывающейся навстречу солнцу. Теперь я понимаю, что стала шиповником — колючим и неприступным, но всё так же жаждущим тепла. Ты бы увидел все мои несовершенства, если бы мы были рядом, но судьба распорядилась иначе.

Сколько раз я представляла, как было бы просто, если бы ты жил этажом выше. Не нужно было бы писать длинные письма и ждать ответа днями. Не нужно было бы считать километры между нами и гадать, думаешь ли ты обо мне так же часто, как я о тебе. Но реальность жестока — ты где-то там, за тысячи километров, а я здесь, в этом пустом городе.

Моё сердце, словно раскалённый уголь, горит в груди. Я готова была бы бросить всё и поехать к тебе на первом попавшемся товарном поезде, лишь бы быть рядом. Но мы оба знаем — это невозможно. И я молюсь, чтобы ты никогда не написал «Прощай», потому что знаю: если это случится, моё сердце взорвётся, как порох, и весь мир вокруг меня вспыхнет пламенем.

Жизнь течёт в железнодорожных магистралях, в этих бесконечных путях, связывающих города и судьбы. И я продолжаю надеяться, что однажды расстояние перестанет быть преградой. Что так будет лучше — я не знаю, но отчаянно верю в это. Потому что любить на расстоянии — это как держать в руках огонь: больно, но невозможно отпустить.

Как же просто бы было нам… Просто жить по соседству, просто видеть друг друга каждый день, просто быть вместе. Но, возможно, именно эта сложность делает нашу любовь особенной, а расстояние — лишь проверкой на прочность чувств.

Amore

Я часто думаю о том, как быстро летит время. Солнце светит ярко, а впереди расстилается длинная дорога, уводящая в неизвестность. Мы словно парим в темноте на крыльях мечты, чувствуя себя потерянными в этом удивительном мире. И хотя впереди нас ждёт возвращение домой, сейчас мы живём моментом, наслаждаясь каждой минутой.

Помню, как мы сидели на берегу, наблюдая за шумом городских улиц. Я открывал тебе свои тайны, делился самыми сокровенными мыслями и ночами. Ты была скупа на ответ, но я продолжал делиться, лишь бы ты слушала. «Только замолчи», — шептал я, желая раствориться в тишине момента.

Море стало моим свидетелем. Оно помнит всё: каждое прикосновение, каждый взгляд, каждое сказанное слово. Когда ты уезжаешь, я не могу спать — боль разлуки слишком остра. Говорят, время лечит, и я верю, что однажды разучусь целовать — разучусь чувствовать так остро. Но я знаю, что вернусь. Вернусь к морю, которое хранит наши секреты, и скажу ему: «Я остаюсь».

Сколько дней до нашей встречи? Кто из нас сможет разгадать эту мглу? Мысли разбегаются, как птицы в небе, уносясь за горизонт. В этом романтическом мире, где струна души звучит в унисон с морем, я продолжаю искать свой путь. На волнах надежды я освещаю свои чувства, стремясь навстречу своим грёзам, где снова найду то, что потерял.

И снова море — оно помнит всё. Помнит наши обещания, наши мечты, наши расставания. Уезжаешь — и пусть, я приму эту боль. Ведь однажды я вернусь, чтобы остаться. Остаться с морем, которое хранит память о нас, о наших чувствах, о нашей истории.

В поисках себя

Я часами стою перед зеркалом, разглядывая своё отражение. Это всё то же лицо, которое я вижу каждый день, но оно кажется чужим. Я примеряю чужие манеры, краду движения из социальных сетей, ношу одежду, которая, как мне кажется, должна меня преобразить. Словно маскарад, где я — единственная, кто не знает своих настоящих ролей.

В моей жизни всё тщательно спланировано: каждое слово, каждый жест. Я живу в постоянном страхе ошибиться, сделать что-то не так. Моё имя — не моё, оно принадлежит той версии себя, которую я создала для других. Я ношу чужие туфли, иду по чужой дороге, но что ещё мне остаётся? Как иначе выжить в этом мире, где каждый шаг должен быть безупречным?

Но есть момент, когда я чувствую себя свободной — когда танцую. Музыка проникает в кровь, и я забываю обо всех масках. В эти секунды я не думаю о том, что скажут другие, не боюсь быть собой. И тогда возникает вопрос: кто же видит настоящую меня? Того человека под слоями напускной уверенности и фальшивых улыбок?

Однажды я остановилась. Просто остановилась и глубоко вдохнула. Музыка продолжала играть, но уже не снаружи — она текла по моим венам. Я поняла, что больше не могу носить эти цепи. Не могу притворяться.

Я начала разрушать стены, которые сама же возвела. Танцевала сквозь стыд, вину и все те ожидания, которые на меня возлагали. И когда закрыла глаза, отпустив все страхи, наконец-то увидела. Увидела себя настоящую.

Теперь, когда я кружусь в танце, когда касаюсь земли, я вижу только себя. Больше нет нужды притворяться. Я создаю свою правду, живу свою жизнь. И наконец-то я вижу… вижу себя.

La-la, la la la…

(Наконец-то я)

Записки фронтового кота

Я, Василий, фронтовой кот, хочу рассказать свою историю о Великой Отечественной войне 1941—1945 годов.

В начале весны 1943 года я остался сиротой после бомбёжки в одной из сожжённых деревень. Маленький и голодный, я сидел у разбитого дома и мяукал, когда мимо проходила военная колонна. Старый солдат Трофимыч, участник Первой Мировой войны, сжалился надо мной и взял меня к себе.

Первые дни я боялся всего: новых людей, землянки, звуки войны. Забивался в углы после каждого приёма пищи и долго спал. Но постепенно привык к своим спасителям, особенно к Трофимычу. Он часто гладил меня и рассказывал о своей погибшей семье.

У меня появилась особая способность: я чувствовал приближение вражеских налётов и артобстрелов. За полчаса до атаки я начинал громко мяукать и царапать Трофимыча или первого попавшегося бойца. Много раз мои предупреждения спасали жизни солдат.

Однажды я даже спас жизнь самому Трофимычу. Когда он должен был идти на опасное задание, я так сильно мяукал и царапал его, что ему пришлось пойти в санчасть из-за ран на лице. В итоге вместо него пошёл другой боец, которого позже убил фашистский снайпер.

К осени 1943 года обо мне знали уже в соседних частях. Связисты часто спрашивали: «Как там Василий? Что говорит? Когда немец предпримет атаку?»

Я прошёл с Трофимычем пол-Европы и даже побывал в Берлине. В мае 1945 года мы вместе вернулись домой, и я навсегда остался с моим спасителем.

Моя история — это история о том, как даже маленькое существо может внести свой вклад в великую победу, проявляя верность и преданность. Я никогда не забуду тех страшных дней и людей, которые стали моей второй семьёй.

Особенно запомнились мне холодные зимние ночи в окопах, когда я грелся у костра вместе с бойцами. Они часто делились со мной последним куском еды, а я отплачивал им своей верной службой. Помню, как однажды молодой лейтенант принёс мне банку тушёнки — я тогда впервые попробовал человеческое питание, и это стало началом моей дружбы с разведчиками.

Трофимыч часто рассказывал мне истории о своей молодости, о том, как воевал в Первую Мировую. Я слушал его, уютно устроившись на коленях, и мурлыкал в ответ. Для него я стал не просто питомцем — я был напоминанием о доме, о мирной жизни, которую мы все так сильно хотели вернуть.

В Берлине я чувствовал особую тревогу. Воздух там был пропитан страхом и смертью. Но я продолжал выполнять свой долг — предупреждал бойцов об опасности. Помню последний бой, когда мы штурмовали рейхстаг. Я сидел на плече у Трофимыча и видел, как развевается красное знамя над зданием.

После войны мы вернулись в родной полк Трофимыча. Я часто вспоминал своих боевых товарищей, которые не вернулись с заданий. Особенно молодого сержанта Петю, который всегда угощал меня молоком, и командира роты лейтенанта Ивана, который научил меня отличать наши самолёты от немецких.

Я прожил долгую жизнь, намного дольше своих собратьев. Трофимыч заботился обо мне до последних дней. Мы состарились вместе, и я часто думал о том, как повезло нам обоим найти друг друга в том страшном 1943 году.

Теперь, когда я пишу эти строки (да-да, у меня есть свои лапки-ручки и специальная машинка для котов), я хочу, чтобы люди помнили: даже в самые тёмные времена есть место для доброты и верности. И неважно, кто ты — человек или кот. Главное — оставаться верным своему долгу и тем, кого любишь.

P.S. А шрамы от моих когтей на лице Трофимыча стали его особой гордостью. Он часто говорил молодым солдатам: «Это не просто царапины — это знаки спасения и верности. И пусть они напоминают всем о том, что даже в самой страшной войне есть место для любви и преданности.»

Так закончилась моя фронтовая история. Я, Василий, кот-сигнальщик, горд тем, что смог внести свой маленький вклад в великую Победу. И я благодарен судьбе за встречу с Трофимычем — человеком, который стал мне настоящей семьёй.

После войны наша жизнь с Трофимычем сильно изменилась. Мы вернулись в его маленькую деревню, где он построил небольшой домик на краю леса. Я часто сидел на крыльце и наблюдал, как меняются времена года.

Трофимыч устроился работать в местную школу сторожем. Он часто рассказывал детям о войне, а я сидел у него на руках и мурлыкал, когда он вспоминал своих боевых товарищей. Дети всегда удивлялись, видя мои боевые шрамы — следы от осколков, полученных в Берлине.

Со временем я стал местной достопримечательностью. Люди приходили к нам домой, чтобы послушать мои «воспоминания». Особенно часто захаживали ветераны — они узнавали во мне старого друга и всегда приносили угощения.

У меня появилась своя «пенсия» — каждое утро я обходил все дворы в деревне, и люди обязательно оставляли для меня блюдце молока или кусочек колбасы. Я всегда помнил тех, кто делился со мной едой на фронте, и теперь старался отплатить добром за добро.

Трофимыч часто говорил, что я научил его главному — никогда не терять надежду, даже в самые тяжёлые времена. А я учился у него мудрости и терпению.

К концу жизни Трофимыч почти ослеп, но я всегда был рядом, чтобы вести его. Мои когти оставляли особые метки на стенах дома и тропинки в саду, по которым он мог передвигаться.

Он ушёл тихо, во сне, как и жил — с улыбкой на лице. А я остался охранять наш дом, рассказывая новым поколениям историю о войне, о верности и о том, как важно оставаться человеком даже в самые страшные времена.

Теперь, когда я уже совсем стар, я часто вспоминаю наши с Трофимычем приключения. Я вижу его улыбку, слышу его голос и чувствую, как он гладит меня своей шершавой ладонью. И хотя я знаю, что скоро встречусь с ним там, где нет войны и боли, я хочу, чтобы люди помнили — даже маленький кот может изменить ход истории, если будет верен своему долгу.

P.P.S. А на стене нашего дома до сих пор висит моя старая военная медаль «За отвагу». И хотя я уже не могу гордо носить её на шее, она напоминает всем, кто приходит в наш дом, о том, что война — это не только люди, но и те, кто был рядом с ними, деля все тяготы и опасности.

Так заканчивается моя история. Я, Василий, фронтовой кот, прожил долгую и достойную жизнь. И хотя мои глаза уже плохо видят, а лапы с трудом поднимаются, я знаю — моя миссия выполнена. Я помог сохранить память о тех страшных днях, о верности и о том, что даже в самые тёмные времена есть место для света и надежды.

На фронте я видел много удивительных людей. Особенно запомнился мне старшина Сидорчук — здоровенный украинец с рыжей бородой. Он всегда носил с собой кусок сала, которым иногда делился со мной. Когда начиналась бомбёжка, он кричал своим густым басом: «Не бойсь, котишка! Мы ещё повоюем!» И я действительно не боялся, когда он был рядом.

Однажды наша рота попала в окружение. Немцы методично обрабатывали наши позиции артиллерией. Я тогда впервые проявил свои способности — за 20 минут до артобстрела начал громко мяукать и прыгать на бойцов. Многие успели укрыться в блиндажах, и это спасло им жизнь.

Особенно тяжёлым выдался декабрь 1944 года. Мы наступали в Карпатах, по пояс в снегу. Трофимыч боялся, что я замёрзну, и постоянно прятал меня за пазухой. А я, несмотря на холод, продолжал выполнять свою работу — предупреждал о приближении немецких патрулей.

Помню, как однажды мы остановились на ночлег в заброшенной овчарне. Ночью я услышал, как кто-то крадётся снаружи. Мяукнул Трофимычу, и через минуту наши бойцы взяли в плен немецкого офицера с важными документами.

К концу войны я уже был настоящей легендой полка. Даже немецкие солдаты знали о «Katze Василий» и иногда кричали нам: «Рус, отдай кот!» на ломаном русском. А мы только смеялись в ответ и показывали им трофейные фотографии, где я сидел на трофейном немецком пулемёте.

В апреле 1945 года, когда мы уже были в Берлине, произошёл случай, который я никогда не забуду. Мы заняли позицию в разрушенном доме, и я, как обычно, предупредил бойцов о приближении немецкой атаки. Но в тот раз я чувствовал что-то особенное — сильное волнение. Оказалось, что немцы готовились к контратаке, бросив в бой последние силы.

Во время того боя я сидел на плече у Трофимыча и громко мяукал, когда слышал приближение немецких солдат. Мои предупреждения помогли нашим бойцам вовремя открывать огонь и отбивать атаки. А когда всё закончилось, я увидел, как над разрушенным городом поднимается солнце — такое яркое и чистое, словно знамение конца войны.

После Победы мы долго не могли покинуть Берлин. Нужно было помогать восстанавливать город, охранять важные объекты. И я, как верный помощник, продолжал свою службу — теперь уже в мирное время.

Помню, как однажды к нам в часть пришёл немецкий мальчик лет восьми. Он принёс мне блюдце молока и долго смотрел, как я пью. Я тогда подумал, что война действительно закончилась, раз даже дети перестали бояться.

В мае 1945 года, когда мы наконец-то получили приказ возвращаться домой, я чувствовал смешанные чувства. С одной стороны, радость от победы, с другой — грусть от того, что придётся расстаться с теми, кто стал мне настоящей семьёй.

Но я знал, что впереди нас ждёт новая жизнь. Жизнь без войны, где я смогу наконец-то спокойно спать по ночам, не боясь звуков бомбёжек и выстрелов. Жизнь, где я смогу просто быть котом — любимым питомцем старого солдата, который прошёл со мной пол-Европы.

И хотя впереди нас ждали новые испытания и трудности, я знал — мы справимся. Ведь главное уже было сделано — мы победили в этой страшной войне, и теперь можно было строить мирную жизнь.

Так заканчивался мой фронтовой путь. Путь, который я прошёл вместе с Трофимычем — человеком, который спас меня в том разрушенном доме весной 1943 года. И я был благодарен судьбе за каждую минуту, проведённую с ним, за каждую спасённую жизнь, за каждую победу, которую мы одержали вместе. Вот текст, разбитый по абзацам без изменений содержания:

Я, Василий, фронтовой кот, хочу рассказать свою историю о Великой Отечественной войне 1941—1945 годов.

В начале весны 1943 года я остался сиротой после бомбёжки в одной из сожжённых деревень. Маленький и голодный, я сидел у разбитого дома и мяукал, когда мимо проходила военная колонна. Старый солдат Трофимыч, участник Первой Мировой войны, сжалился надо мной и взял меня к себе.

Первые дни я боялся всего: новых людей, землянки, звуки войны. Забивался в углы после каждого приёма пищи и долго спал. Но постепенно привык к своим спасителям, особенно к Трофимычу. Он часто гладил меня и рассказывал о своей погибшей семье.

У меня появилась особая способность: я чувствовал приближение вражеских налётов и артобстрелов. За полчаса до атаки я начинал громко мяукать и царапать Трофимыча или первого попавшегося бойца. Много раз мои предупреждения спасали жизни солдат.

Однажды я даже спас жизнь самому Трофимычу. Когда он должен был идти на опасное задание, я так сильно мяукал и царапал его, что ему пришлось пойти в санчасть из-за ран на лице. В итоге вместо него пошёл другой боец, которого позже убил фашистский снайпер.

К осени 1943 года обо мне знали уже в соседних частях. Связисты часто спрашивали: «Как там Василий? Что говорит? Когда немец предпримет атаку?»

Я прошёл с Трофимычем пол-Европы и даже побывал в Берлине. В мае 1945 года мы вместе вернулись домой, и я навсегда остался с моим спасителем.

Моя история — это история о том, как даже маленькое существо может внести свой вклад в великую победу, проявляя верность и преданность. Я никогда не забуду тех страшных дней и людей, которые стали моей второй семьёй.

Особенно запомнились мне холодные зимние ночи в окопах, когда я грелся у костра вместе с бойцами. Они часто делились со мной последним куском еды, а я отплачивал им своей верной службой. Помню, как однажды молодой лейтенант принёс мне банку тушёнки — я тогда впервые попробовал человеческое питание, и это стало началом моей дружбы с разведчиками.

Трофимыч часто рассказывал мне истории о своей молодости, о том, как воевал в Первую Мировую. Я слушал его, уютно устроившись на коленях, и мурлыкал в ответ. Для него я стал не просто питомцем — я был напоминанием о доме, о мирной жизни, которую мы все так сильно хотели вернуть.

В Берлине я чувствовал особую тревогу. Воздух там был пропитан страхом и смертью. Но я продолжал выполнять свой долг — предупреждал бойцов об опасности. Помню последний бой, когда мы штурмовали рейхстаг. Я сидел на плече у Трофимыча и видел, как развевается красное знамя над зданием.

После войны мы вернулись в родной полк Трофимыча. Я часто вспоминал своих боевых товарищей, которые не вернулись с заданий. Особенно молодого сержанта Петю, который всегда угощал меня молоком, и командира роты лейтенанта Ивана, который научил меня отличать наши самолёты от немецких.

Я прожил долгую жизнь, намного дольше своих собратьев. Трофимыч заботился обо мне до последних дней. Мы состарились вместе, и я часто думал о том, как повезло нам обоим найти друг друга в том страшном 1943 году.

Теперь, когда я пишу эти строки (да-да, у меня есть свои лапки-ручки и специальная машинка для котов), я хочу, чтобы люди помнили: даже в самые тёмные времена есть место для доброты и верности. И неважно, кто ты — человек или кот. Главное — оставаться верным своему долгу и тем, кого любишь.

P.S. А шрамы от моих когтей на лице Трофимыча стали его особой гордостью. Он часто говорил молодым солдатам: «Это не просто царапины — это знаки спасения и верности. И пусть они напоминают всем о том, что даже в самой страшной войне есть место для любви и преданности.»

Так закончилась моя фронтовая история. Я, Василий, кот-сигнальщик, горд тем, что смог внести свой маленький вклад в великую Победу. И я благодарен судьбе за встречу с Трофимычем — человеком, который стал мне настоящей семьёй.

После войны наша жизнь с Трофимычем сильно изменилась. Мы вернулись в его маленькую деревню, где он построил небольшой домик на краю леса. Я часто сидел на крыльце и наблюдал, как меняются времена года.

Трофимыч устроился работать в местную школу сторожем. Он часто рассказывал детям о войне, а я сидел у него на руках и мурлыкал, когда он вспоминал своих боевых товарищей. Дети всегда удивлялись, видя мои боевые шрамы — следы от осколков, полученных в Берлине.

Со временем я стал местной достопримечательностью. Люди приходили к нам домой, чтобы послушать мои «воспоминания». Особенно часто захаживали ветераны — они узнавали во мне старого друга и всегда приносили угощения.

У меня появилась своя «пенсия» — каждое утро я обходил все дворы в деревне, и люди обязательно оставляли для меня блюдце молока или кусочек колбасы. Я всегда помнил тех, кто делился со мной едой на фронте, и теперь старался отплатить добром за добро.

Трофимыч часто говорил, что я научил его главному — никогда не терять надежду, даже в самые тяжёлые времена. А я учился у него мудрости и терпению.

К концу жизни Трофимыч почти ослеп, но я всегда был рядом, чтобы вести его. Мои когти оставляли особые метки на стенах дома и тропинки в саду, по которым он мог передвигаться.

Он ушёл тихо, во сне, как и жил — с улыбкой на лице. А я остался охранять наш дом, рассказывая новым поколениям историю о войне, о верности и о том, как важно оставаться человеком даже в самые страшные времена.

Теперь, когда я уже совсем стар, я часто вспоминаю наши с Трофимычем приключения. Я вижу его улыбку, слышу его голос и чувствую, как он гладит меня своей шершавой ладонью. И хотя я знаю, что скоро встречусь с ним там, где нет войны и боли, я хочу, чтобы люди помнили — даже маленький кот может изменить ход истории, если будет верен своему долгу.

P.P.S. А на стене нашего дома до сих пор висит моя старая военная медаль «За отвагу». И хотя я уже не могу гордо носить её на шее, она напоминает всем, кто приходит в наш дом, о том, что война — это не только люди, но и те, кто был рядом с ними, деля все тяготы и опасности.

Так заканчивается моя история. Я, Василий, фронтовой кот, прожил долгую и достойную жизнь. И хотя мои глаза уже плохо видят, а лапы с трудом поднимаются, я знаю — моя миссия выполнена. Я помог сохранить память о тех страшных днях, о верности и о том, что даже в самые тёмные времена есть место для света и надежды.

На фронте я видел много удивительных людей. Особенно запомнился мне старшина Сидорчук — здоровенный украинец с рыжей бородой. Он всегда носил с собой кусок сала, которым иногда делился со мной. Когда начиналась бомбёжка, он кричал своим густым басом: «Не бойсь, котишка! Мы ещё повоюем!» И я действительно не боялся, когда он был рядом.

Однажды наша рота попала в окружение. Немцы методично обрабатывали наши позиции артиллерией. Я тогда впервые проявил свои способности — за 20 минут до артобстрела начал громко мяукать и прыгать на бойцов. Многие успели укрыться в блиндажах, и это спасло им жизнь.

Особенно тяжёлым выдался декабрь 1944 года. Мы наступали в Карпатах, по пояс в снегу. Трофимыч боялся, что я замёрзну, и постоянно прятал меня за пазухой. А я, несмотря на холод, продолжал выполнять свою работу — предупреждал о приближении немецких патрулей.

Помню, как однажды мы остановились на ночлег в заброшенной овчарне. Ночью я услышал, как кто-то крадётся снаружи. Мяукнул Трофимычу, и через минуту наши бойцы взяли в плен немецкого офицера с важными документами.

К концу войны я уже был настоящей легендой полка. Даже немецкие солдаты знали о «Katze Василий» и иногда кричали нам: «Рус, отдай кот!» на ломаном русском. А мы только смеялись в ответ и показывали им трофейные фотографии, где я сидел на трофейном немецком пулемёте.

В апреле 1945 года, когда мы уже были в Берлине, произошёл случай, который я никогда не забуду. Мы заняли позицию в разрушенном доме, и я, как обычно, предупредил бойцов о приближении немецкой атаки. Но в тот раз я чувствовал что-то особенное — сильное волнение. Оказалось, что немцы готовились к контратаке, бросив в бой последние силы.

Во время того боя я сидел на плече у Трофимыча и громко мяукал, когда слышал приближение немецких солдат. Мои предупреждения помогли нашим бойцам вовремя открывать огонь и отбивать атаки. А когда всё закончилось, я увидел, как над разрушенным городом поднимается солнце — такое яркое и чистое, словно знамение конца войны.

После Победы мы долго не могли покинуть Берлин. Нужно было помогать восстанавливать город, охранять важные объекты. И я, как верный помощник, продолжал свою службу — теперь уже в мирное время.

Помню, как однажды к нам в часть пришёл немецкий мальчик лет восьми. Он принёс мне блюдце молока и долго смотрел, как я пью. Я тогда подумал, что война действительно закончилась, раз даже дети перестали бояться.

В мае 1945 года, когда мы наконец-то получили приказ возвращаться домой, я чувствовал смешанные чувства. С одной стороны, радость от победы, с другой — грусть от того, что придётся расстаться с теми, кто стал мне настоящей семьёй.

Но я знал, что впереди нас ждёт новая жизнь. Жизнь без войны, где я смогу наконец-то спокойно спать по ночам, не боясь звуков бомбёжек и выстрелов. Жизнь, где я смогу просто быть котом — любимым питомцем старого солдата, который прошёл со мной пол-Европы.

И хотя впереди нас ждали новые испытания и трудности, я знал — мы справимся. Ведь главное уже было сделано — мы победили в этой страшной войне, и теперь можно было строить мирную жизнь.

Так заканчивался мой фронтовой путь. Путь, который я прошёл вместе с Трофимычем — человеком, который спас меня в том разрушенном доме весной 1943 года. И я был благодарен судьбе за каждую минуту, проведённую с ним, за каждую спасённую жизнь, за каждую победу, которую мы одержали вместе.

Моя маленькая война

Война для меня началась с маминых слёз и папиных сапог, которые он так и не снял в тот вечер. Помню, как пахло от них кожей и ещё чем-то, что я не могла понять. Я сидела на маленькой скамеечке у окна и смотрела, как папа надевает шинель. Она была такая большая, что, казалось, могла спрятать нас всех.

— Папа, ты куда? — спросила я, когда он наклонился, чтобы поцеловать меня на прощание.

— На работу, доченька. Скоро вернусь.

Я не понимала, что значит «на работу» в два часа ночи, когда за окном было темно, как в погребе, и когда все соседи тоже не спали, стоя у своих дверей.

Мама плакала тихо-тихо, чтобы я не слышала. Но я слышала.

И тогда я тоже начала плакать, потому что мама плакала, а папа уходил.

— Всё будет хорошо, — сказал папа и погладил меня по голове. — Ты будешь слушаться маму?

Я кивнула, хотя уже знала, что не смогу слушаться. Как можно слушаться, когда в сердце что-то сжимается и не даёт дышать?

Папа ушёл, а мы с мамой остались. Остались в пустой квартире, где пахло папиными сапогами и мамиными слезами.

На следующий день мы с мамой пошли в школу, где были все наши соседи. Там было тепло и светло от множества свечей.

Женщины что-то обсуждали, мужчины записывались в ополчение, а дети… дети просто сидели и смотрели, как взрослые готовятся к чему-то страшному.

Я помню, как мама прижимала меня к себе, когда мы возвращались домой. Помню, как дрожали её руки, когда она готовила мне кашу на завтрак. Помню, как она пела мне колыбельные, хотя раньше никогда этого не делала.

А потом пришла осень. Холодная, дождливая осень, которая принесла с собой бомбёжки и сирены. Мы прятались в подвале, где было темно и страшно. Я боялась, что там, наверху, погибнет мама, и я останусь совсем одна.

— Не бойся, — говорила мама, обнимая меня. — Мы справимся.

И мы справлялись. Мы ели чёрствый хлеб, делились последним с соседями, грелись у маленькой печки, которая едва-едва согревала нашу комнату. Мы стирали отцовские фотографии и верили, что они вернутся.

Я помню, как однажды мама принесла с работы немного сахара. Мы разделили его на маленькие кусочки, и каждый кусочек был как маленькое чудо.

— Это папин, — сказала я, протягивая маме самый большой кусочек.

— Спасибо, доченька, — улыбнулась мама. — Он бы гордился тобой.

И я знала, что это правда. Папа бы гордился мной, потому что я старалась быть сильной ради мамы.

Война для меня закончилась в мае 1945 года. Я помню, как весь наш дом вышел на улицу. Как люди обнимались и плакали. Как где-то вдалеке гремел салют, и мама говорила, что это победа.

— А папа вернётся? — спросила я, глядя на небо, где взрывались яркие огни.

— Да, — ответила мама, хотя в её голосе не было уверенности. — Он обязательно вернётся.

Но папа не вернулся. Он остался там, где началась война, где пахло кожей и где-то ещё чем-то, что я так и не смогла понять.

А я выросла. Выросла и поняла, что война — это не только бомбёжки и сирены. Война — это когда мама плачет по ночам, когда дети растут без отцов, когда люди делятся последним куском хлеба, когда вера становится сильнее страха.

И я благодарна своей памяти за то, что она сохранила все эти моменты. За то, что я могу рассказать своим детям и внукам о том, как мы выжили, как мы верили и как мы любили, даже когда казалось, что это невозможно.

А потом пришла тётя Маша и принесла мне маленькую куколку. Она была вся в тряпочках, но я её очень полюбила. Я назвала её Машенькой, как тётю, которая её принесла. Машенька была моя самая любимая игрушка, хотя у меня вообще-то не было других игрушек.

Я часто играла с Машенькой в больницу. Я её лечила, давала кашки из моей чайной ложечки, которую мама разрешила мне использовать для игр. Кашки у меня не было настоящей, я делала её из земли и воды. Машенька всегда выздоравливала, потому что я была очень хорошей докторкой.

А ещё я любила смотреть в окно. Там было много интересного! Я видела, как тёти носят тяжёлые вёдра с водой, как дяди пилят дрова, как летают птички. Однажды я даже увидела, как по улице идёт хромой дяденька с палочкой. Я спросила у мамы, почему он хромает, а мама сказала, что он защитник и воевал за нас. Я очень обрадовалась, потому что подумала, что он теперь наш герой!

По вечерам мы с мамой часто сидели у печки. Мама вязала тёплые носочки для солдат, а я считала звёздочки за окном. Иногда мне казалось, что одна звёздочка подмигивает мне особенно часто. Я говорила маме, что это наш папа шлёт нам привет с неба. Мама всегда улыбалась, когда я так говорила, хотя иногда у неё на глазах появлялись слёзинки.

А ещё я очень любила ходить в садик. Там было много детей, и мы все вместе играли в прятки. Мы прятались за кустами, за деревьями, даже в старом сарае. Однажды я так хорошо спряталась, что воспитательница тётя Катя долго меня не могла найти! Я сидела под большой берёзой и считала до ста, как меня учила мама.

В садике нам давали вкусную похлёбку на обед. Правда, она была не очень сытная, но я всегда старалась съесть всё до последней капельки. А тётя Катя говорила, что я молодец и что папа бы мной гордился.

А ещё я очень ждала письма от папы. Мама говорила, что он пишет нам каждый день, но почему-то они не доходят. Я представляла, как папа сидит в красивом кабинете и пишет нам красивые письма своей ручкой. Наверное, у него много помощников, которые носят ему бумагу и чернила.

Я часто рисовала папу. У меня получался красивый мужчина с большими усами и в красивой форме. Я рисовала его с автоматом и с медалями на груди. Я знала, что он герой, и очень гордилась им.