Бесплатный фрагмент - Между Светом и Тьмой

Часть 1 
Ангел

1

То утро для Акрили́ки было самым обычным. Она встретила его, как встречала почти каждое начало дня — со светлой радостью. Наступил новый замечательный день, взошло золотое животворящее солнце — чем не повод улыбнуться? Она радовалась многим мелочам: голубому небу, пушистым облакам, звонкому дождю, узорчатым снежинкам, сверкающей росе, умиротворяющему закату, разноцветной радуге, бесчисленным звёздам. Список можно продолжать до бесконечности. Достичь состояния, когда искренне улыбаешься самым простым вещам, удаётся далеко не всем ангелам. Кое-кто так и не смог постичь этой элементарной мудрости. «В мире и так много зла и горя, незачем усугублять их своим пессимизмом, — говорила их наставница Эмильда. — Учитесь искать счастье в малом, и тогда Свет, сияющий в вашем в сердце, озарит путь не только вам, но и тем, кто рядом».

Эмильда обучала юных учеников Ангельской школы добру, умению испытывать радость, чувствовать Свет и нести его миру. Не все ангелы могли постичь её науку, хотя на первый взгляд она казалась совсем несложной. Некоторые такое умение и вовсе считали бесполезным. Мол, зачем уметь радоваться солнцу, когда его лучи отражаются в стали меча какого-нибудь демона? И несмотря на то, что солнечный свет демоны не любили, он не мог уменьшить их силу и злобу, равно как позитивный настрой — обеспечить победу. Но Акрилика знала, что умение видеть прекрасное и искренне это ценить стоит очень многого… И потому понимала, почему ему надо обучаться наравне с другими занятиями, где им преподавали знания об истории, искусстве и философии, артефактах и рунах, магических существах и смертных, управлении собственным даром и обращении с общей энергией, полётах и владении оружием. Акрилика искренне любила курсы добра, полётов и искусства, чувствуя себя на этих уроках, как рыба в воде. Её негасимая тяга к прекрасному накладывала неизменный отпечаток на всё, что она делала, а потому ей проще других удавалось справиться с заданиями, связанными с поисками или созданием чего-то светлого и возвышенного. Нет, она не гордилась своими достижениями, но каждый раз было очень приятно осознавать, что у неё что-то получилось. А если у кого-то другого возникнут сложности, и она сможет помочь, будет так здорово, что с её поддержкой кто-то поймёт и сделает то, с чем раньше не справлялся. Она принесёт кому-то радость, заставит улыбнуться. Что может быть приятнее, чем осознание, что ты делаешь кого-то счастливым, пусть даже в такой малости?.. Отнюдь не каждый курс давался ей с такой лёгкостью, но посещать приходилось все занятия, и Акрилика, решив, что чем скорее всё закончится, тем лучше, расправляла белые крылья и летела на очередной урок.

У всех ангелов с рождения имелись крылья, которые они могли материализовывать и дематериализовывать по собственному желанию, что существенно облегчало жизнь — подумать только, сколько проблем они бы доставляли, если бы были такой же неотъемлемой частью тела, как руки или ноги… Пары крыльев отличались друг от друга так же, как и их владельцы: форма, строение, оттенок, размер, сила — у каждого они обладали особыми индивидуальными характеристиками. Объединяло крылья лишь то, что перья на всех были белыми и все прекрасно держали своих хозяев в воздухе. Однако без уроков полётов, на которых юных ангелов учили владеть ими, ловить ветер, маневрировать, уклоняться, увеличивать и сбрасывать скорость, они вряд ли бы сумели раскрыть весь их потенциал. И даже после того, как ученики осваивали азы полёта, совершенствовать этот навык они могли почти бесконечно, развивая уникальные свойства крыльев и вырабатывая личный неповторимый стиль.

Итак, этим утром Акрилике предстоял урок истории, занятия по которой она, честно говоря, не очень любила. Слушая рассказы наставника о битвах, открытиях, исследованиях, Акрилика ужасно скучала и невольно начинала впадать в дрёму. Без сомнения, сражения между ангелами и демонами — штука очень важная, но Акрилика просто физически не могла сосредоточиться и перед тестами спешно читала о рассказанном в книгах. Чтобы не заснуть прямо на лекции, она часто что-нибудь рисовала. Уж что-что, а это занятие приходилось ей по душе. Когда на уроках искусства требовалось что-то изобразить, Акрилика всегда справлялась если не идеально, то как одна из лучших. Рисование было не только её хобби, но и талантом, и она никогда не упускала шанс заняться любимым делом.

Но в этот раз вдохновение не шло к ней. Акрилика долго сидела, подперев подбородок и постукивая карандашом по листку бумаги, потом голова её стала склоняться всё ниже и ниже, и она сама не заметила, как задремала под монотонный голос наставника. Ветерок, долетавший из окна, возле которого она сидела, мягко трепал её короткие золотистые волосы. И никто не заметил, как из этого же приоткрытого окошка скользнул тонкой струйкой сероватый клок тумана. Он приблизился к голове Акрилики, на мгновение окутал её мутноватым облаком и растаял, будто его и не было.

В этот момент перед спящей Акриликой предстал образ туманной долины. Туман клубился белёсым покрывалом, густой и плотный, словно кисель. Изредка из него показывались голые ветви деревьев, дорога, мощённая серыми булыжниками, чахлые кусты. Потом впереди стали проступать неясные очертания какого-то не то каркаса, не то строения. Но не успела она, как следует, рассмотреть его, как в её видение ворвался гулкий звон колокола — оповещение об окончании урока. Акрилика открыла глаза, поморгала, прогоняя сон, и недоумённо огляделась. Однокурсники собирали конспекты и, переговариваясь, устремлялись к выходу. «Проспала целое занятие!» — со стыдом подумала Акрилика и встала. Совесть царапнула её коготками вины — ангелы должны ответственно относиться к учёбе. Ей и прежде было неловко, что она больше рисует, чем слушает наставника, но раньше она хоть что-то улавливала из его лекций, а теперь совсем расслабилась… В следующий раз надо взять себя в руки и постараться вникнуть в материал.

Весь оставшийся день Акрилика чувствовала себя как-то странно. Вроде всё, как обычно, ничего не случилось (не считая того, что она, по сути, пропустила историю) и ничего не болит. Однако что-то шло не так, что-то её смутно тревожило. Акрилика никак не могла взять в толк, откуда это неясное беспокойство и что оно должно означать. Ночью она долго ворочалась без сна, а заснув, опять очутилась в странном месте, окутанном туманом. Как и в первый раз, она блуждала по тёмным дорогам среди неясных силуэтов, а разглядев впереди неведомые очертания какого-то предмета, снова проснулась, так и не успев узнать, что же это было.

Утро она встретила без улыбки, и, как ни старалась, не могла вернуться к прежнему блаженному состоянию спокойной светлой радости, в котором обычно пребывала. Её сознание словно стало заторможенным, а мысли то и дело цеплялись к каким-то ничего не значащим вещам и крутились вокруг них, не давая ей сосредоточиться на том, что действительно важно. Если раньше, увидев красивое облако, она подумала бы, что оно похоже на прекрасный замок, и полетела бы дальше, то теперь могла долго смотреть на него, задаваясь вопросами, откуда оно здесь, кто и зачем создал его, нет ли в нём угрозы, что с ним нужно сделать, что оно несёт миру и конкретно ей. Вопросы эти были до нелепости странными и такими же по-дурацки навязчивыми, и возникали непредсказуемо в отношении абсолютно любого предмета.

Прошёл один день, второй, а непонятные вопросы всё так же одолевали её, преследуя на занятиях и перерывах, не оставляя, когда она рисовала и летала, мешая читать и разговаривать с другими ангелами. Акрилика выдворяла их прочь, но в поле зрения снова возникал кто-то или что-то, о чём она начинала думать, гоняя по кругу абсурдные мысли. Она стала очень рассеянной и необщительной, совершенно не могла сконцентрироваться на уроках, не справляясь даже с заданиями, которые прежде казались совсем лёгкими и пустяковыми. Акрилика сама не понимала, что с ней происходит и что следует предпринять, чтобы избавиться от неведомой напасти.

Во снах ей по-прежнему являлась серая туманная долина. И через пару дней Акрилика с удивлением осознала, что, вспоминая о ней, начинает успокаиваться. Впрочем, нет, испытываемое ей чувство было не столько покоем, сколько ощущением, что она на верном пути к тому, что ищет. Загадка какая-то. Ведь она ничего не искала и не имела ни малейшего представления о том, что это за место и почему она продолжает его видеть. Поняв, что мысли о странных видениях помогают избавиться от остальной мешанины в голове, Акрилика стала чаще думать о них. А после решила, что неплохо бы нарисовать увиденное.

Идея эта посетила её на курсе философии, и Акрилика, не откладывая дело в долгий ящик, взяла карандаш и склонилась над чистым листом бумаги. Она самозабвенно работала весь урок и продолжала своё занятие во время перерыва, впервые за эти дни сумев избавиться от посторонней сумятицы в голове и ощутив прилив увлечённой радости. Акрилика не замечала ничего и никого вокруг, абсолютно не обращая внимания на однокурсников, которые в это время развлекались небольшими демонстрациями магических способностей. Способность — так называемый дар — была у каждого своя и, как правило, основывалась на естественных силах природы, наградившей одних трескучими разрядами молний, других слепящими лучами света, третьих могучими водными потоками, четвёртых леденящими вихрями холода… Акрилике достался дар огня, горячий и неукротимый. Она не любила уроки, на которых ученикам показывали, как владеть и пользоваться даром, потому что пламя почти никогда не повиновалось ей: оно то совсем не желало загораться, то вспыхивало с разрушительной мощью. И хотя на этих занятиях ангелов обучали обращению не только с собственной силой, но и с общей энергией, пронизывающей всё мироздание, при помощи которой можно было совершать множество вещей, называемых смертными такими словами, как «чудо» или «магия», она всё равно недолюбливала их. Более или менее успешно у неё получалось совладать лишь с исцелением, которое отдавалось в её душе родственными нотками созидания.

Акрилика выводила на бумаге последние линии, когда её с головой окатило водой. Это Вит, один из её сокурсников, увлёкшись, не рассчитал силы, и небольшой фонтан, который он до этого показывал приятелям, хлынул в разные стороны, обдав струёй сидевшую неподалёку Акрилику. Акрилика ошарашено моргала, глядя на мокрые остатки своего творения сквозь слипшиеся пряди волос. Её рисунок, над которым она работала всё это время, благодаря которому ей вновь удалось отдаться счастью творчества, был уничтожен. Мысли запрыгали беспорядочными мячиками недоумения, а потом вдруг слились в единый гневный поток. Акрилика резко встала и шагнула к Виту. Тот не видел последствий недавней оплошности и потому не понял, почему у Акрилики такое злое лицо. Один взмах ладонью, и вещи Вита, лежавшие на соседнем столе, вспыхнули ярким пламенем. Это был тот редкий случай, когда дар Акрилики подчинился ей. Однако сейчас это не несло ничего хорошего, потому что направлен он был на разрушение. На зло.

— Ты что творишь? — закричал Вит, бросаясь к своему месту.

Акрилика не отвечала, заворожённо смотря на языки огня, вызванные её силой. В голове осталась только странная опустошённость, смешанная с неведомым прежде удовольствием. Чему она радуется?

— Ты совсем потеряла контроль?! — воскликнул Вит, спешно заливая пламя водой.

Потеря контроля над собой у ангелов отождествлялась с потерей разума. «Ты совсем с ума сошла?» — поняла Акрилика и чуть заметно дёрнулась.

— Надо было за собой следить! — возразила она дрогнувшим голосом.

— А что я сделал? — в словах Вита звучало искреннее недоумение.

— Ты? Ты всего-навсего уничтожил то, над чем я работала, куда я вложила собственную душу, что делало меня счастливой! — Акрилика чувствовала, что в глазах закипают слёзы. Почему?.. Никогда раньше она так не переживала из-за подобной малости.

— Я не специально! А ты намеренно подожгла мои вещи! Ты же знаешь, что применять дар во имя зла и мести запрещено!

— Это твоя вина! — бросила Акрилика, уже понимая, что виноват вовсе не Вит, а она сама. Внутри всё холодело от страха перед собственным поступком. Что же она натворила?.. Вит прав. Она применила силу во имя разрушения, преступила закон…

Дверь в аудиторию отворилась, и внутрь шагнул наставник Аристарх, преподающий философию. Он окинул взбудораженных учеников пристальным взором и нахмурился.

— Что здесь происходит? Почему вы так шумите?

Гул в комнате утих. Акрилика молчала, потупив взгляд. Вспыхнувший гнев исчез так же быстро, как и появился, и теперь в её душе бушевали страх и стыд. Хотелось провалиться сквозь землю и раствориться, однако она знала, что нужно рассказать о том, что случилось. Всё равно это не утаить, и раз она виновата в произошедшем, ей и отвечать.

— Извините, это из-за меня, — негромко произнесла она и ощутила, как на неё уставились десятки пар глаз. «Почему они смотрят? Жалеют? Осуждают? Злорадствуют? Смеются? Боятся?» — снова заплясали в мозгу хаотичные мысли.

— В чём дело? — спросил наставник, посмотрев на Акрилику.

— Я… я подожгла вещи Вита, — тихо ответила она, чувствуя, как лицо заливает краска.

— Зачем же ты это сделала?

— Я разозлилась, потому что Вит уничтожил мой рисунок, — ещё тише проговорила Акрилика, старалась унять путаницу в голове.

— Вит, — обратился наставник ко второму виновнику происшествия. — Зачем ты так поступил?

— Я случайно, — сказал тот. — Я упражнялся в применении дара, и он вышел из-под контроля. Наверно, тогда это и произошло… Я правда не хотел ничего такого!

— Акрилика, ты понимаешь, что действия Вита не были злонамеренными по отношению к тебе? — задал вопрос Аристарх.

— Да.

«Какие у Аристарха белые крылья. Ослепительно-белые, правильные. Почему они такие? Он никогда не ошибался? У него нет врагов, постыдных поступков? Как у него получилось? Почему я так не могу?» Акрилика чуть тряхнула головой. Опять эта бессмыслица!..

— Тогда почему ты поступила подобным образом? Тебе прекрасно известно о запрете неверного использования дара.

— Конечно. Я… — «Чёрное пятно на столе. Это от моего огня. Какой красивый был огонь и какой сильный. Он мог сжечь много, так много, если бы его не погасили… Почему я думаю об этом?» — Я действовала под влиянием эмоций. Простите меня, — выдавила Акрилика.

— Несмотря на твои извинения, тебе придётся пройти со мной.

Акрилика кивнула, взяла свою сумку и, ни на кого не глядя, последовала за наставником. Она передвигалась почти машинально, стараясь не отстать от преподавателя и не заблудиться в собственных мыслях. Они вышли из кабинета и зашагали по коридору.

— Ты ведь понимаешь, что я не могу оставить этот инцидент без внимания, — говорил по дороге Аристарх. — Даже если ты всё осознала, за нарушение запрета тебе предстоит провести день в Белой комнате.

— Да, конечно, — ответила Акрилика, не отрывая глаз от разноцветных плит под ногами.

2

Белая комната называлась так из-за цвета стен и предназначалась для нарушителей правил. Приведённый туда должен был осознать и прочувствовать всю тяжесть совершённого проступка и искренне в нём раскаяться, что и становилось искуплением его вины. Конечно, когда об этом впервые заявлялось ученикам, начинались недоверчивые смешки. И впрямь, кому захочется тратить кучу свободного времени на какое-то там «осознание вины»? Сначала никто не боялся нарушений и думал о Белой комнате лишь как о предоставлении возможности не торчать на занятиях, а спокойно позаниматься чем-то более приятным для себя. Молодые и неопытные ангелы обычно не понимают всей значимости того, о чём им говорят, а потому часто считают существующие правила скучной формальностью, отказ от которой несёт в себе массу плюсов. И не лишают себя удовольствия эти самые плюсы получить. Однако когда их проделки всё же обнаруживались, и речь заходила об искуплении вины, ученики осознавали, что Белая комната вовсе не так проста, как казалось. Попадая туда, каждый из них вскоре невольно задумывался о том, что натворил, всё сильнее испытывая вину и стыд за содеянное. Даже самые легкомысленные не могли отвлечься от неприятных ощущений и корили себя за то, что прежде считали ничего не значащей мелочью. Видимо, так действовали чары, наложенные на комнату, которые не давали нарушителям покоя и напоминали им о случившемся, взывая к их до странного обостряющейся совести. В итоге над Белой комнатой переставали смеяться и начинали немного опасаться её.

Акрилика тоже не любила эту комнату. Прежде она бывала там всего однажды, когда завалила проверочный тест по истории, решив накануне, что как-нибудь обойдётся. Но, не прочитав ни параграфов, ни конспектов, она не сумела толком ответить и на половину вопросов. Узнав, что Акрилика попросту пустила всё на самотёк и серьёзных причин для подобного разгильдяйства у неё не было, наставник отправил её осознать всю тяжесть собственной безответственности в Белую комнату, где Акрилика, как и многие до неё, убедилась, что ничего приятного в посещении этого места нет. Помнится, когда дверь, наконец, открылась, и её выпустили, она на всех парах понеслась в библиотеку нарывать тестовый материал, и на следующий день пересдала работу с поразительным успехом. С тех пор Акрилика решила больше не подвергать совесть таким испытаниям и старалась всё делать в срок.

Но сейчас Белая комната была вполне справедливым наказанием. Несмотря на сумятицу мыслей, мешающую думать, Акрилика понимала, что поступила ужасно, а потому принимала кару с покорностью и осознанием её необходимости. Вот и нелюбимая всеми учениками дверь, идеально-белая, как и стены за ней. Белый — цвет непорочности и справедливости, символизировал очищение приходивших от всего злого, гадкого и греховного. Акрилика шагнула внутрь и услышала тихий скрип затворяемой двери. Постояла, опустилась на кровать. «Белый, везде белый. Какой он чистый, безукоризненный. Ни пятнышка, ни изъяна. Зачем делать всё вокруг таким идеальным? Зачем напоминать, что я рядом с ним так несовершенна? Несправедливо, нечестно. А что, если бы он не был таким правильным? Если бы я изменила его?» Перед мысленным взором заплясали языки пламени. Сколько она могла бы сжечь… Акрилика замотала головой и закрыла лицо руками. Что, ну что с ней не так? Она никогда о таком не помышляла. Откуда эти чужие мысли? «Не думай, не думай, не думай!» — зажмурившись, повторяла она про себя. Через пару минут она, к собственному удивлению, осознала, что в голове и впрямь воцарилась гудящая пустота. Акрилика осторожно вздохнула. Неужели долгожданный покой?..

Однако наслаждаться блаженным бездумьем ей предстояло недолго: скоро сознание вновь наполнили навязчивые мысли, хотя и несколько иного плана. Что с ней произошло сегодня? Почему она вспылила и не сумела сдержаться? Зачем так поступила с Витом? В тот момент она явно могла овладеть собой, раз даже вечно непослушный дар подчинился её воле. Но она не стала этого делать… Не стала удерживать рвущийся изнутри гнев. А Вит, кажется, и впрямь действовал без злого умысла. Увлёкся, ошибся, с кем не бывает? Да сплошь и рядом юные ангелы не справляются со своей магией, она сама наглядное тому доказательство. А то, что из-за него пропал её рисунок… Ну жалко, конечно, ужасно жалко. Отлично выходило, да и работала она с необыкновенным, позабытым в последнее время энтузиазмом. Смогла наконец-то разойтись, поймать за хвост радость творчества, а тут… Но всё равно Вит не заслужил подобного отношения с её стороны. Не так уж он виноват. В отличие от неё… А не будь рядом его вещей, какую цель нашло бы её пламя, жаждавшее разрушения?.. Акрилика вздрогнула. Нельзя, нельзя применять силу во имя зла и уничтожения чего бы то ни было! Нельзя!

Зло не дремлет. Оно только и ждёт момента, чтобы проникнуть в тебя, разъесть ненавистью твою душу и тебя самого, оставив лишь жалкие уродливые руины… И она сама поддаётся ему! Поддаётся гневу, готовая смести всё на своём пути. Какая низость, какая слабость… И что самое страшное, о чём она думала, глядя на разожжённый огонь? Почему ей было приятно? Как можно радоваться разрушению? Никогда с ней такого не было, да и не должно быть! Она же ангел! Она знает о Свете и Тьме, ей открыто то, о чём не ведают смертные. Она сильнее их, она живёт сотни и тысячи лет… И что говорить о людях, если она, высшее существо, так легко уступает пороку, от которого должна спасать других?.. А ведь именно ей ни в коем случае нельзя этого делать. Всем известно, что падшие ангелы становятся демонами, монстрами, которые сеют зло и страдания и, соблазняя смертных, крадут их души и питаются их болью… Что может быть хуже для ангела, чем обратиться демоном? Потерять согревающую любовь и добро Света, погрязнуть в грехах, скатываясь всё ниже и ниже, корёжа по пути не только свою, но и чужие жизни… Акрилику передёрнуло от ужаса и отвращения. Неужели и её ждёт когда-нибудь такая же судьба? Нет, только не это!

От таких раздумий сердце болезненно сжималось, а в глазах закипали слёзы. Мысли о страшном будущем и тяжести совершённого проступка гудящим роем сверлили мозг, заставляя Акрилику то вскакивать на ноги и беспокойно ходить по комнате, то падать на кровать и плакать, вцепляясь руками в простыню. Сознание путалось, душу заполняла беспросветная тоска, оставляющая в сердце боль и горечь раскаяния. Силы стремительно покидали её, и вскоре Акрилика почувствовала, что энергии в ней осталось не больше, чем сока в выжатом лимоне. Растёртые после плача глаза слипались, веки будто налились свинцом. Вконец утомлённая переживаниями и постоянными метаниями, Акрилика свернулась калачиком и так и уснула.

Вокруг стоял туман. Уже который раз. Акрилика с тоской огляделась. Пусто. И здесь никого и ничего. Она снова одна со своими мыслями и проблемами. Снова никому не нужна… Акрилика всхлипнула.

— Тебе плохо? — вдруг услышала она чей-то голос.

— Да, — глухо ответила она, не задумываясь, с кем говорит.

— Больно? — спросили её.

— Да.

— Хочешь, чтобы тебе стало лучше?

— Хочу.

— Чтобы умерить боль, нужно разделить её с кем-то. Я разделю её с тобой. Поведай мне, что случилось, — голос был мягким, успокаивающим.

Акрилика заговорила. Казалось очень странным рассказывать невесть кому о том, что недавно произошло, но какая, в конце концов, разница? Если уж реальность не позаботилась предоставить ей собеседника, почему бы не излить переживания хотя бы во сне?.. Под конец она вздохнула и с горечью добавила:

— Я сама во всём виновата. Я поступила так ужасно…

— Твоя вина не так уж и велика, — отозвался голос. — В каждое творение ты вкладываешь время, силы и кусочек своей души. И всё это стёрли. Разве ужасен не тот, кто, походя, уничтожил твои старания? Разве твоя реакция не естественна? Разве разрушение не порождает ещё большее разрушение?

— Но на зло нельзя отвечать злом… — неуверенно возразила Акрилика. — Иначе оно затопит и уничтожит тебя… Да и поступок Вита не был плохим, он же не нарочно…

— Не всякое зло причиняется специально, но оттого не перестаёт быть таковым. Однако ты при любом раскладе уже искупила то, что совершила. Выстрадала. Заплатила собственным сердцем. Твои муки сильнее твоего проступка, и твоя плата за него несоразмерна. Разве это правильно? Наказание должно соответствовать содеянному — таков закон справедливости, не правда ли? С тобой же явно обошлись непорядочно.

— Но никто не знает, когда раскаяние достигнет уровня проступка. Его же нельзя измерить… Никакой проступок не должен проходить безнаказанно. А я и сама понимаю, что была не права. Поэтому, даже если мне теперь очень грустно, всё здесь честно.

— Ты и вправду так считаешь?

— Да…

— Тогда почему ты страдаешь? — уточнил неведомый собеседник. — Ты ведь думаешь, что всё так и должно быть. Отчего же тебе больно?

— Я чувствую себя виноватой, — Акрилика опустила голову. — И я… Мне очень тоскливо одной. Пусть я поступила плохо, мне так хочется побыть с кем-то, рассказать обо всём…

— Ты больше не одна. С тобой я.

— Но ты лишь сон… Когда я проснусь, тебя не будет рядом.

— Если ты захочешь, ты можешь ещё раз встретиться со мной, — предложил голос.

— Как?

— Когда ты снова уснёшь, позови меня. Просто скажи: «Приди ко мне», и я явлюсь.

— Честно? Ты не оставишь меня? — с надеждой спросила Акрилика.

— Конечно нет.

Она почувствовала чьё-то прикосновение и открыла глаза. Поморгала. Перед ней стоял Вит.

— Вит? — удивлённо проговорила Акрилика, садясь на кровати. — Почему ты здесь?

— Ну… — ангел потупил глаза. — Я пришёл извиниться.

— Извиниться? — эхом повторила Акрилика, не веря своим ушам.

— Да. Это же я испортил твою работу… Но я, честно, не специально! Банально не удержал контроль… Если бы я знал, что ты рядом рисуешь, я бы подальше отошёл.

— Ты не должен извиняться, — покачала головой Акрилика. — Это мне следует просить прощения. Мне не стоило так поступать… Я тогда разозлилась, но я не хотела, чтобы всё так закончилось. Просто не подумала. Прости меня, Вит…

— Но с меня всё началось, — вздохнул тот, опускаясь рядом с ней. — Ты здорово рисуешь, и мне правда жаль, что из-за меня такая красота пострадала. Я попытался восстановить рисунок, но полностью вернуть всё, как было, не удалось, хотя ребята и помогали мне. Однако кое-что у нас получилось, может, ты потом сможешь поправить остальное… — он неуверенно протянул ей помятую бумагу.

Акрилика взяла в руки листок. Он был неровный и кое-где сморщенный, с желтоватыми пятнами, линии во многих местах стали размытыми и смазанными, однако сам рисунок почти не пострадал. Акрилика подняла глаза на Вита.

— Спасибо, — выдавила она чуть дрогнувшим голосом. — Ты… так старался ради меня, а я… Я только всё испортила, — в носу подозрительно защипало.

— Не переживай, — Вит осторожно коснулся её плеча. — Ну вспылила, с кем не случалось… Зато твой дар в кои-то веки сработал, как надо, — добавил он с улыбкой.

— Я не должна была ничего сжигать. Лучше бы он не сработал вовсе, чем вот так…

— Тебе простительно. Все знают, что ты с ним не в ладах, — попытался успокоить её Вит.

— Тоже мне, достижение, — горько усмехнулась Акрилика. — Твоим вещам от этого лучше не станет.

— Да забудь ты о них, — махнул рукой Вит. — Чего там важного-то? Да и Аристарх всё восстановил за пару минут, делов-то.

— Правда?

— А с чего бы мне сочинять? — вопросом на вопрос ответил Вит.

— И ты совсем не злишься на меня? — уточнила Акрилика.

— Не злюсь, конечно. Я давно простил тебя, — улыбнулся её собеседник.

— Спасибо, — негромко выдохнула Акрилика, и тут взгляд её скользнул по двери в комнату. — Кстати, как ты попал сюда? Ведь когда кто-то наказан, к нему нельзя приходить…

— Ну, я решил нарушить это правило. Не хотел, чтобы ты чувствовала себя уж очень плохо. Я-то знаю, каково торчать тут одному, — Вит передёрнул плечами. Видимо, его с Белой комнатой тоже связывали не самые радужные воспоминания. — Совесть грызёт меньше, когда знаешь, что всё уже в порядке и ты прощён, не так ли?

— Да… Но теперь ты сам рискуешь остаться здесь после меня, — с тревогой сказала Акрилика.

— Я ненадолго. Никто не узнает. А если и узнает, ничего страшного. Подбодрить загрустившего товарища — дело благородное, — подмигнул он.

— Спасибо, — улыбнулась Акрилика. — И за то, что пришёл, и за рисунок… Теперь мне гораздо лучше, правда, можешь не беспокоиться. Но тебе следует поскорее уйти: я не хочу, чтобы из-за меня у тебя опять были проблемы.

— Ладно, — Вит встал и направился к выходу. — Я рад, что сумел помочь. Тебе недолго осталось тут сидеть, не переживай.

— Хорошо, я продержусь.

— Тогда до встречи?..

— До встречи, — Акрилика помахала ему рукой.

Вит кивнул и, выйдя за дверь, запер её. Акрилика вздохнула и посмотрела на оставленный рисунок. Взяла его в руки, разгладила на коленях. Как хорошо, что Вит не обиделся. Напротив, он беспокоился о ней и даже помог, хотя у него хватало оснований для обратного. Да, ангелы так и должны поступать, но Вит сделал это не потому, что должен, а потому, что сам хотел… Сам хотел утешить её, успокоить, обнадёжить. Если бы не он, ей было бы гораздо хуже. А только ли благодаря ему она сейчас дышит свободнее? Что происходило до того, как он пришёл? Она спала… И было ещё что-то. Что-то очень важное… «Голос!» — вспомнила она. Она слышала чей-то голос! Она говорила с кем-то, кто-то отвечал ей. Но кто это был? И не обычное ли это сновидение? Её собеседник сказал тогда, что придёт, если она снова позовёт его. Простая фантазия или это действительно может случиться? Пожалуй, стоит проверить…

Мысль о таинственном голосе и воспоминания о визите Вита помогли ей скоротать оставшееся время. Магия комнаты всё ещё висела над ней, взывая к её совести и давя на чувство вины, но Акрилика упорно не давала себе провалиться в пучину отчаяния. Каждый раз, когда назойливые мысли кололи её остриями самобичевания и тоски, она повторяла: «Я прощена. Всё в прошлом. Теперь я не одна». Пусть ненадолго, но это помогало. Однако ощущения всё же были не из приятных, и Акрилика с нетерпением ждала, когда, наконец, её отсюда выпустят.

Но вот белая дверь скрипнула, и Акрилика стремительно поднялась на ноги.

— Можешь выйти, — услышала она и торопливо зашагала навстречу наставнику, стоящему у порога.

Больше ангел ничего не сказал: никаких нотаций после Белой комнаты читать не полагалось. Провинившийся и без того успевал так себя накрутить, что хоть волком вой, и дополнительно капать ему на мозги новыми морализаторствами было без надобности. Акрилика ходила, как в воду опущенная, но ни преподаватели, ни однокурсники её не трогали: все понимали, что она ещё не отошла от воздействующей на сознание магии. Акрилика же не столько переживала вину, сколько опасалась новой волны беспокойных мыслей, роившихся в голове до того, как она оказалась в Белой комнате, и которые вытеснились её влиянием. Однако те, если и начинали кружиться в сознании, через некоторое время отступали, стоило ей на чём-нибудь сосредоточиться. Акрилика боялась поверить вновь обретённой свободе мысли, пусть и не такой полной, как прежде. Ближе к вечеру она немного расслабилась и перестала анализировать всё, что приходит на ум. Память раскручивалась сама по себе, выхватывая из вороха воспоминаний эпизоды прошедшего дня. Рисунок, языки пламени, растерянное лицо Вита, белые стены, голос во сне… Точно, голос! За всеми переживаниями она совсем позабыла о неизвестном собеседнике и своём намерении проверить, был ли разговор с ним простой игрой воображения или же чем-то большим.

Когда за окном окончательно стемнело, Акрилика привычно плюхнулась на кровать и, вытянувшись во весь рост, уткнулась лицом в подушку. Непростой выдался денёк… Что ж, пора бы успокоиться и выкинуть все неприятности из головы. А ещё лучше, занять её чем-то более интересным. Акрилика закрыла глаза и, глубоко вздохнув, мысленно позвала: «Приди ко мне!». Как она и ожидала, ничего не произошло. «Приди ко мне!» — повторила Акрилика, хотя на ответ надеялась ещё меньше, чем в первый раз. Снова ничего. «И всё-таки это обычный сон», — подумала Акрилика с некоторым сожалением.

Перед её взором клубился туман, укрывая пространство белёсой пеленой. Который раз она здесь?..

— Ты звала меня? — услышала Акрилика знакомый голос.

— Это ты? — удивилась она. — А я думала, мне всё приснилось…

— Можно сказать и так.

— А почему ты не ответил сразу, когда я позвала тебя?

— Я могу говорить с тобой, лишь пока ты спишь.

— Кто же ты? — спросила Акрилика.

— Разве это так важно?

— Я хотела бы знать, кого благодарить за помощь… — растерялась Акрилика.

— Не стоит благодарности. Я всего-навсего выслушал тебя. Это совсем несложно.

— Но ведь тогда я осталась абсолютно одна, и никто не поддержал меня. Мне было так горько и тоскливо, а тут ты. Успокоил, подбодрил меня… Ты дал мне понять, что я не настолько виновата, и пускай я знаю, что поступила неправильно, мне всё равно стало легче. Спасибо тебе! А знаешь, потом приходил Вит. Я так удивилась, не думала, что кто-то нарушит запрет на посещение Белой комнаты. Представляешь, он извинился передо мной, несмотря на то, что это я была неправа, и даже восстановил мой рисунок. Он простил меня и пытался утешить, хотя я бы поняла, если бы он обижался или злился. Прямо не верится, что всё так благополучно закончилось…

— Тебе и впрямь повезло, — после секундного молчания отозвался голос. — С товарищем в том числе. Это радует. Значит, теперь у тебя всё в порядке?

— Ага.

— И моя помощь тебе больше не нужна?

— Сейчас нет, но… — Акрилика осеклась. — Подожди, ты что, хочешь уйти?

— Ну да. Ты же больше во мне не нуждаешься.

— Но если всё хорошо, это не значит, что я хочу расстаться с тобой… — Акрилика почему-то не желала терять связь с неведомым собеседником.

— Тебе приятно моё общество? — уточнил голос.

— Да.

— Это меняет дело. Если хочешь, я буду являться к тебе каждый раз, когда ты уснёшь. Тебе нужно только позвать меня, как сегодня. Согласна?

— Конечно, — ответила Акрилика и тут же забеспокоилась. — А тебе самому хочется общаться со мной? Не сложно каждую ночь приходить ко мне?

— Будь это иначе, я бы не заговорил с тобой вчера. А что до сложностей, то ничего непреодолимого, поверь. Поэтому не стесняйся, зови — я всегда к твоим услугам.

3

Утром Акрилика уже ни секунды не сомневалась, что ночные разговоры ей не пригрезились — слишком живыми были её воспоминания и слишком невероятным казалось совпадение, что один сон стал прямым продолжением другого. В течение дня она не раз думала об этом, занимая всё ещё норовившие зависнуть на какой-нибудь мелочи мысли по-настоящему важными размышлениями. Несмотря на всю странность общения во сне ей почему-то вновь хотелось услышать голос неизвестного собеседника. Она не знала о нём ничего, даже его имени, и сама не понимала, отчего так ждёт новой встречи с ним.

Акрилика никогда не отличалась общительностью, и хотя держалась со всеми приветливо, близкой дружбы ни с кем не водила. В разговорах с однокурсниками тоже участвовала редко — они её попросту не интересовали. Зачем тратить время на какие-то пересуды, когда вокруг целый мир, в котором столько прекрасного и увлекательного? Акрилика всегда с радостью растворялась в его ярких красках, расцветивших сотнями оттенков голубой небосклон, зелёную листву, пёстрые цветы, белые облака и золотое солнце, и полных гармонии звуках, в которых смешались и щебет птиц, и шелест ветра, и стрёкот насекомых. С неменьшим упоением она погружалась в занятия, которые любила: это и бесконечно-свободные полёты, и наполненные вдохновением рисунки, и фантастические книжные истории (которые обычно писались смертными и большой популярностью среди ангелов не пользовались, но Акрилику это не волновало). Словом, Акрилика была вполне счастлива и в чьём-то обществе особенно не нуждалась.

Однако беседовать с незнакомцем из сновидений ей нравилось. Он с одинаковой заинтересованностью слушал всё, о чём бы она ни рассказывала, будь то новый вираж, который она научилась выписывать в воздухе, найденная в библиотеке смертных книга, свитое под её окном птичье гнездо или очередной урок рун. Акрилика по-прежнему не видела того, с кем говорила, да и в целом мало что могла рассмотреть в окружающем её тумане, но это не мешало ей и дальше делиться с собеседником ежедневными новостями, чувствами и размышлениями. И он всегда отвечал ей. Не бросал скучное «ладно» или «понятно», после которых задумываешься, а нужны ли вообще кому-то твои излияния, а говорил, что думает по тому или иному поводу. Он спорил и соглашался с ней, строил теории и задавался неразрешимыми вопросами, рассказывал различные истории и спрашивал о её делах. И чем дольше они общалась, тем сильнее Акрилика привязывалась к нему. К тембру его голоса и негромкому смеху, задумчивым интонациям и вкрадчивым ноткам, придающим словам какую-то особую глубину и притягательность. Она и сама не заметила, как эти беседы стали еженощным ритуалом, которого она ждала и ради которого готова была лечь спать намного раньше обычного времени. При всём этом неведомый собеседник никогда не распространялся о себе самом. Спустя какое-то время Акрилика поймала себя на том, что, несмотря на регулярные встречи, не знает о нём ничего, кроме его голоса. Она не знала ни его имени, ни возраста, ни внешности, ни что он за существо. Акрилика уже несколько раз пыталась выяснить, с кем же она говорит, но таинственный голос или сворачивал беседу в сторону, или отвечал, что это не имеет значения.

Поняв, что тот явно не желает освещать свою личность, Акрилика решила поискать ответы в Ангельской библиотеке. Здесь она была не таким уж частым гостем, так как интересовалась более земной литературой, чем небесной, и наведывалась сюда в основном, чтобы восполнить пробелы перед очередной проверкой знаний (в Белой комнате больше сидеть не хотелось) или когда ей доводилось чем-то увлечься. Библиотека, содержащая неисчислимое количество произведений на самые разные темы, заняла бы не одну сотню башен, однако в таком случае поиск нужного фолианта превратился бы в тот ещё подвиг. Ангелы к героизму относились с почтением, но не к такому бессмысленному, а потому потрудились организовать к книгам наиболее быстрый и удобный доступ. Поскольку ценность каждого произведения заключалась в его содержании, именно на нём сосредоточилось внимание тех, кто века назад решил систематизировать все написанные ангелами сочинения. Тексты всех рукописей были полностью скопированы, переведены в нематериальную форму и собраны в больших информационных кристаллах, которыми и была впоследствии уставлена Ангельская библиотека. Поговаривали, правда, что кристаллы предоставляют доступ не ко всем книгам, и что где-то в закрытых отделах библиотеки хранится несколько кристаллов, прочесть которые можно лишь по специальному допуску в силу особой опасности содержащихся там сведений. Правдивы эти слухи или нет, Акрилика не знала, да и не приходилось ей никогда искать ничего, что могло хотя бы в теории представлять такую угрозу.

Чтобы найти при помощи кристалла нужную литературу, достаточно было как следует сосредоточиться и, положив на информационный кристалл руку, передать в него необходимый образ. Все, посещавшие библиотеку, могли отыскать то, что им требовалось, вне зависимости от того, знали они имя автора и название его произведения или имели весьма смутное представление о том, к какой сфере относится интересующий их вопрос. Кристалл ориентировался не только и не столько на чёткие формулировки, сколько на желания и ожидания ищущего, а потому всегда выбирал среди миллионов книг те, которые с наибольшей вероятностью могли их удовлетворить. Прочесть найденный текст можно было прямо в библиотеке, не отрывая руки от кристалла, или в любом другом месте. Для этого использовались маленькие, так называемые карманные кристаллики, созданные из того же самого вещества, которые удобно было носить с собой. Информация из библиотечного кристалла перемещалась в карманный, а после изучалась или при помощи транса, или посредством чтения. В первом случае ангелы зажимали кристаллик в ладони и медитировали, мысленно считывая его содержание, во втором же вставляли его в специально созданные для этих целей книги, на страницах которых тут же появлялся нужный текст. Транс считался более быстрым, но сложным способом, требующим бо́льших навыков и концентрации, а потому юные и неопытные ангелы, как правило, прибегали к обычному чтению, не желая заморачиваться настройками на высокие материи. Акрилике трансы тоже давались нелегко, но всё, что требовалось изучить к занятиям, она постигала как раз с их помощью, чтобы как можно скорее отделаться от скучных обязанностей. Чтение же она всегда оставляла для интересных книг, чтобы в полной мере насладиться не только их содержимым, но и самим процессом.

Библиотечный кристалл откликнулся на её прикосновение мягким свечением. Акрилика прикрыла глаза, сосредотачиваясь на том, что ей необходимо. Разговоры во сне. Она была уверена, что кристалл поймёт её, и даже не уточняла, что говорит не она сама, а кто-то беседует с ней — всё это изначально закладывалось в образ, который она посылала в огромное информационное пространство. Несколько секунд, и она ощутила, как теплеет гладкая поверхность под её ладонью — поиск завершился. Акрилика прикинула объём, который ей предстояло прочесть, и потянулась к карманному кристаллику. Видимо, в этот раз ей всё же придётся воспользоваться трансом.

В себя Акрилика пришла уже вечером. Голова гудела от обилия информации и нескольких часов концентрации. В целом на подготовку к занятиям у неё уходило около часа, и прежде проводить столько времени в трансе ей не доводилось. Самое обидное, что, несмотря на все старания, узнала она до смешного мало. Сон, как писали многочисленные авторы, есть состояние, в котором сознание, господствующее в обычное время, отодвигается на второй план, уступая место подсознанию. Подсознание же подкидывает различные образы и моделирует ситуации, перемешивая реальные воспоминания с фантазиями, желаниями и страхами спящего. Однако самое главное в нём другое — подсознание, в отличие от сознания, не обладает контролем над собой и потому гораздо более восприимчиво к импульсам извне, в первую очередь, к импульсам энергетическим. Этим объясняется, например, что предрасположенные к тому ангелы во снах могли видеть события, свидетелями которых не являлись, но которые происходили на самом деле или должны были произойти в будущем. Кроме того, именно во время сна проще всего установить связь с чужим сознанием, практически неспособным дать отпор постороннему вмешательству, чтобы передать кому-то послание или видение. Естественно, провернуть подобный фокус могли лишь высшие создания вроде ангелов или демонов, а также перебейщиков, ещё не растративших силы, поскольку для этого требовалось не только определённое умение, но и немалый энергетический запас. Чем дольше нужно было удерживать связь и чем более чётким и ярким получался образ, тем сложнее становилась задача и тем больше сил тратилось на её выполнение.

Однако оказалось, что самостоятельно установить того, кто конкретно вторгся в сновидение, чрезвычайно сложно. Для этого спящему необходимо полностью взять сон под контроль и, нащупав ниточку связи, по которой с ним установлен контакт, послать по ней ответный импульс, не дав собеседнику разорвать её, когда он осознает, что происходит. Поскольку для проникновения в чужой сон требовалось погрузиться в транс, сознание вторгшегося тоже частично утрачивало власть над телом и эмоциями, создавая для него ту же уязвимость перед ментальным воздействием. В результате при помощи ответного импульса спящий мог «прощупать» энергетику своего оппонента и понять, что за существо перед ним, а также запечатлеть в памяти её уникальный след, по которому в дальнейшем можно его опознать. Однако всё это реально было проделать, лишь обладая внутренней силой и сноровкой, если не равными навыкам проникшего в сон, то хотя бы сопоставимыми с ними. И это уже не говоря о том, что для подобного действия нужно обладать незаурядной силой воли, способной не только заполучить контроль над происходящим во сне, но и удержать в нём чужое сознание, в которое ещё надо суметь войти и считать необходимую информацию. Словом, Акрилика такой трюк осилить явно бы не смогла. Ещё бы, где уж не закончившей Ангельскую школу ученице, которая, к тому же, особыми успехами не блистала, сравниться со знающими и опытными ангелами, у которых за спиной десятилетия, а то и века практики и тренировок?..

Из всего прочитанного напрашивался только один вывод — неизвестным собеседником Акрилики было такое же высшее существо, как она сама, и выяснить, с кем именно она говорит, самостоятельно у неё не выйдет. А значит, следует или напрямую задать этот вопрос, или смириться с тем, что ответа на него она никогда не получит. И ночью, услышав уже ставший привычным голос, Акрилика долго колебалась, стоит ли вновь спросить о личности таинственного незнакомца. Она столько сил потратила на то, чтобы в этом разобраться, но всё напрасно… Слишком обидно было бы так и не попытать удачу ещё раз.

— Почему ты никогда ничего не говоришь о себе? — спросила она напрямик.

— Потому что это неважно. Гораздо важнее то, что можешь рассказать ты.

— Но я и без того постоянно что-то рассказываю. Ты столько времени выслушиваешь все мои переживания, поддерживаешь меня, но я по-прежнему ничего о тебе не знаю. Ты никогда не делишься своими проблемами, не упоминаешь о своём прошлом или настоящем, словно бы в твоей жизни не происходит и не может произойти ничего, о чём бы стоило поведать. Но мне правда это интересно, я тоже хочу знать о тебе хоть что-то! Для меня это важно!

— Акрилика, — вдруг произнёс её собеседник чуть изменившимся голосом, — а ты не боишься?

— Чего я могу бояться? — Акрилика меньше всего ожидала подобного вопроса.

— Не боишься узнать обо мне нечто такое, что вызовет у тебя отвращение ко мне?

— Нет… — Акрилика окончательно растерялась. — Я не думаю, что такое может случиться…

Она привыкла видеть ночного собеседника заботливым и сдержанно-терпеливым, и сама мысль, что в действительности он может оказаться не таким, казалась ей странной и чужеродной.

— А вот я боюсь, — донёсся до неё горестный вздох. — Боюсь, что узнав, кто я, ты никогда больше не позовёшь меня и проклянёшь тот день, когда впервые услышала мой голос. Боюсь, что потеряю и это… Тебе будет противно даже вспоминать, что ты когда-то говорила со мной. Нет, я не хочу подобного… Не снова. Лучше тебе не знать.

У Акрилики защемило сердце. Почему он так говорит? Что ему пришлось перенести и что вытерпеть? Что он потерял и почему боится открыться ей? И что такого страшного он совершил, за что она должна его возненавидеть?.. Нет, что бы это ни было, она не намерена отступать! Он дорог ей, и она не отвернётся от него, что бы ни узнала!

— Клянусь, такого никогда не будет! — твёрдо заявила Акрилика. — Я ни за что так не поступлю, что бы ты ни рассказал мне! Я не брошу тебя!

— Ты слишком самонадеянна, — в голосе мелькнуло сожаление. — Ты не знаешь, о чём просишь. Не только я пожалею о своём откровении, но и ты о своём любопытстве.

— Я не пожалею! — воскликнула Акрилика и вдруг совсем по-детски добавила. — Честное слово, я не передумаю!

В тумане послышался едва различимый смешок. Видимо, её собеседник тоже улыбнулся такой непосредственности.

— Кажется, ты не оставишь этой затеи… — он вздохнул. — Будь по-твоему. Я расскажу тебе, кто я… Завтра. Согласна?

Как она могла не согласиться?

4

Весь следующий день Акрилика не могла дождаться ночи. Мысли, которые по-прежнему иногда цеплялись за несущественные мелочи, вертелись теперь лишь вокруг предстоящего рассказа. Её томило нетерпение: неужели она, наконец, поймёт, с кем столько времени общалась, кому поверяла свои мысли и изливала чувства? Неужели, наконец, приоткроет завесу тайны и узнает, кому принадлежит ночной голос? И в то же время ей было немного боязно. Как бы она ни храбрилась накануне и ни лелеяла внутреннюю решимость, её душу то и дело подтачивал червячок сомнения: что же такое скрывает её собеседник? Вдруг он действительно совершил нечто ужасное? Кого-то предал? Обманул? Причинил боль? Или… убил?.. Нет-нет, это невозможно. Как мог тот, кто был так чуток и добр с ней, оказаться способным на подобное зло? Она сама себя накручивает, на самом деле всё не так страшно. Наверное…

Когда стемнело, Акрилика нетерпеливо юркнула в кровать, желая поскорее погрузиться в сон и связаться с загадочным собеседником. Волнение мешало уснуть, и Акрилика долго вертелась, повторяя «Приди ко мне!», прежде чем увидела перед собой знакомую долину, устеленную туманом.

— Рад снова видеть тебя, — услышала она до боли знакомый голос.

— Доброй ночи, — улыбнулась Акрилика. — Ты выполнишь своё обещание?

— Ты на самом деле этого хочешь? Не передумала? — он словно бы и впрямь надеялся, что сейчас она откажется.

— Хочу, — ответила Акрилика, отгоняя сомнения.

— Жаль… Я надеялся, что наше с тобой знакомство продлится несколько дольше, — вздохнул невидимый собеседник. — Что ж, так тому и быть. Ты хочешь знать, кто я?

— Да.

— Моё имя Ха́йрэс. Оно знакомо тебе, не так ли?

Акрилика молчала, поражённая его словами. Не может быть, этого просто не может быть! Хайрэс… Знаменитый демон, наследник Тьмы, обретший могущество и бессмертие, которое неспособны уничтожить даже самые сильные ангелы… Лжец, убийца и искуситель, упивающийся страданиями смертных. Это он?! Невозможно!

— Ты… ты шутишь?.. — выдохнула она со слабой надеждой.

— Увы. Я серьёзен, как никогда. Это действительно я. Демон. Твой враг. Воплощение зла.

— Но как же… — потерянно пробормотала Акрилика. — Ты ведь такой… такой… ты не можешь быть им!

— Могу. Я Хайрэс, Акрилика. Я же предупреждал тебя, что, узнав, кто я, ты больше не заговоришь со мной. Как и любой ангел на твоём месте. Я всё понимаю и не стану тебя принуждать. Какой в этом смысл?.. Пожалуй, мне лучше уйти. А тебе — забыть обо всём, что было, — голос его чуть дрогнул. — Прости, что воспользовался твоим незнанием, но я правда рад, что провёл это время с тобой… Прощай.

— Стой! — вдруг воскликнула Акрилика. — Не уходи! Пожалуйста, останься!

Она судорожно подбирала слова, разрываясь между страхом и неверием в то, что перед ней и впрямь легендарный демон. Как мог её источник радости и привязанности, которому она доверяла, оказаться беспощадным наследником Тьмы? И что он вообще за демон, коли просит прощения у неё, ангела?.. Может быть, не такое уж он «воплощение зла», как о нём говорят? Ведь с ней он был добр… И потом, она сама утверждала, что не отвернётся от него, что бы ни случилось, почему же колеблется теперь?

— Прости меня… — проговорила Акрилика. — Но это было так… неожиданно. Ты такой добрый, такой отзывчивый… И вдруг демон, да ещё настолько известный. В это просто не верится! Я не могу поверить, что ты совершил всё то, что о тебе рассказывают…

— Обо мне рассказывают правду. Или хотя бы её часть. Я действительно принёс немало зла в этот мир и многих сделал несчастными, — Хайрэс говорил сухо, словно констатируя факты, но Акрилике в его словах слышалось что-то вроде сожаления. — И смертных, и ангелов, и кое-кого из демонов. Уже и не вспомню всего, что я успел натворить. Как давно это было… Сколько лет я провёл в заточении?.. Века или тысячелетия? Не знаю. Много воды утекло. У меня было более чем предостаточно времени, чтобы миллион раз всё обдумать и понять то, что раньше мне было неведомо. Вот только зачем?.. Теперь это не имеет никакого значения. Уже поздно. Слишком поздно что-то менять… — обречённо заключил он.

— Ничего не поздно, — возразила Акрилика. — Никогда и ни для кого не поздно раскаяться в совершённых деяниях и обрести душевный покой.

— Даже для такого монстра, как я?

— Не такой уж ты монстр… — неуверенно отозвалась Акрилика, не зная, говорит это ему или себе самой, и тут же воодушевлённо продолжила. — И да, для тебя тоже не всё потеряно! Раскайся и искупи свои грехи, и Свет примет тебя. Он не откажет никому, чьи помыслы чисты, а сердце жаждет добра.

— Ты думаешь?… — усомнился Хайрэс. — Не забывай, я демон, и подобных мне ни одно светлое создание рядом не потерпит.

— Я уверена в этом, — твёрдо ответила Акрилика. — И то, что ты демон, не помешает тебе изменить себя, если твоё желание будет достаточно сильным.

— Ты слышала хоть об одном демоне, который обратился к Свету и сумел избавиться от хвоста? — с горечью поинтересовался Хайрэс.

— Нет… Но это же не значит, что такое невозможно. Раз ангелы способны превратиться в демонов, то и демоны могут стать ангелами, иначе было бы несправедливо. Просто никто не пытался…

Хайрэс помолчал.

— Хочешь, я расскажу тебе свою историю? — вдруг предложил он.

— Да… — именно этого она и желала с самого начала, ещё не зная, кто перед ней.

— Тогда слушай. Ты будешь первой и, наверное, последней, кто её услышит.

Мои родители демоны. В некотором роде я по-настоящему уникален, поскольку у моих сородичей почти никогда не бывает потомства, особенно с себе подобными. Однако это не помешало мне появиться на свет. Можно сказать, я с рождения был отмечен печатью избранности. И уже с рождения моя судьба была предрешена. Меня всю жизнь готовили к роли наследника Тьмы, правителя Ада. Я должен был стать идеальным правителем: сильным, беспощадным, непобедимым. Я выучил, что никакая жизнь не может стоять выше моей собственной и ценится лишь в той мере, в которой я могу её использовать. Я выучил, что главная моя задача — стать сильнее, чтобы добиться власти. Я знал, что меня ждёт: я должен воевать и убивать, заточать и пленять во Тьме всё новые души смертных, должен напитывать свой амулет энергией поверженных ангелов. Это было моим единственным возможным будущим. Ничего другого не существовало в моей жизни.

Я делал всё, чтобы достигнуть цели: обучался магии и дрался, тренировался владеть оружием и обманывал, нашёптывал гадкие мысли смертным и убирал с дороги тех, кто мне мешал. Но этого было мало. Чтобы стать тем, кого будут страшиться и враги, и союзники (которые загрызут тебя, если проявишь слабину), мне предстояло обрести неуязвимость. Не как все ангелы и демоны, живущие тысячи лет, а как сверхсущество, которое нельзя убить ни ядовитой стрелой Ада, ни священным мечом Рая. Ведь по-настоящему страшен правитель не только могущественный, но и бессмертный. Чтобы даровать мне неуязвимость, мои сторонники провели сложнейший ритуал, принеся в жертву кровь трёхсот тридцати трёх ангелов. Я должен был убить их собственной рукой, осознавая, что делаю, и понимая, что строю своё будущее на чужих костях. Цена казалась мне не такой уж высокой, и я почти не рисковал — часто мои сородичи выполняли самую сложную часть, нападая на ангелов и загоняя их в угол, а я заканчивал начатое ими дело. Я не думал о страданиях и смерти светлых, я думал лишь о необходимости. И когда мне вкладывали в ладонь меч, я убивал без всяких колебаний.

Ритуал удался. Как тебе известно, теперь я по-настоящему бессмертен. Я достиг совершенно нового уровня, при котором ни один артефакт не способен лишить меня жизни. Да, мне всё ещё реально навредить, причинить боль, заставить страдать, отобрать силы… В последней битве ангелы так и поступили. Ты думаешь, почему я оказался тут, в этой клетке, посреди Чистилища? Ангелы не смогли меня убить, но я слишком опасен как для них, так и для смертных, и поэтому они решили навеки заточить меня здесь. Ни одному демону не по силам освободить меня, ни один человек никогда не попадёт в это место, только ангелы способны выпустить меня отсюда. Но они, разумеется, никогда этого не сделают.

Знаешь, как я очутился здесь? Конечно, знаешь… Вы наверняка слагаете легенды о победе над Вселенским Злом и свято чтите память о тех, кто погиб, пытаясь одолеть меня. Да… В тот день ангелов было много, очень много. Они окружили нас и разнесли мой отряд вдребезги за считанные минуты. Не думаю, что кто-то из наших выжил… Я вдруг оказался посреди толпы ангелов, один против целого легиона. Вокруг разлетались белые перья, в глаза бил свет сияющих нимбов, но я продолжал драться, размахивая мечом и надеясь убить хотя бы одного из них. Они не могли уничтожить меня, но боль от их ударов была невыносимой. Их священные мечи вонзались в моё тело, и мне казалось, что они прожигают меня насквозь раскалёнными прутьями, по сравнению с которыми пресловутый Адский огонь терял остроту ощущений… Меня попросту ослепили, оглушили этой болью, я перестал понимать, где я и что со мной происходит. А потом… Не скажешь, кто нанёс последний удар и каким оружием? Тем, которое било сильнее обычных светлых мечей и больнее целого их десятка?..

После того удара я уже ничего не помнил и очнулся в этой конуре, без амулета, с блокирующими силу кандалами на руках и в полном одиночестве. Сколько я ни ждал, никто не приходил сюда. Ничего не происходило, ничего не менялось. Я видел лишь серый туман… Знала бы ты, сколько способов я перепробовал, чтобы выбраться отсюда… Я произносил формулы и чертил руны собственной кровью, даже применял светлые, но тут же жалел об этом, катаясь по полу от боли и выплёвывая кровь. Я пробовал призвать к себе кого-то если не из демонов, то из ангелов, но так и не был услышан. Я пытался разогнуть прутья треклятой клетки и ногтями выцарапать себе ход наружу, но только зря раздирал пальцы. Всё напрасно… И я сдался. Смирился со своей участью. Всё, что мне оставалось — это мысли и воспоминания. Изо дня в день я заново переживал всю мою жизнь, тысячи раз прокручивая в голове совершённые поступки. Не знаю, сколько прошло времени, когда я вдруг начал что-то понимать.

Я внезапно осознал, что те, кого я убивал, страдали, и гораздо больше, чем я сейчас. Нет, я знал это и раньше, но всегда считал это чем-то само собой разумеющимся и не имеющим абсолютно никакого значения. Теперь же я не мог не думать об этом. Я не мог отделаться от мыслей, что все они чувствовали боль, страх и отчаяние, не мог выбросить из головы, что они умирали на моих глазах и от моих рук. Я представил, что чувствовали ангелы, когда видели, как погибают их товарищи… Впрочем, откуда мне знать?.. У наследника Тьмы не может быть друзей или товарищей — для него существуют только враги, слуги и формальные союзники… И всё же я попытался понять их. Мне вдруг пришло в голову, что я здесь не потому, что я враг Света. Вернее, не только поэтому. Главная причина в том, что я нёс за собой зло, уничтожая всех и вся на своём пути. И даже не думал об этом. Не останови меня ангелы, я бы продолжал и дальше сеять разрушение и хаос если не ради дела, то ради забавы — я привык к подобного рода развлечениям. Всё, чего они желали, — защитить от меня этот мир. Спасти его.

Эти мысли стали мешать мне спать. Всё чаще я видел перед собой глаза и искажённые лица тех, кого лишил жизни, всё чаще слышал, как кричали заточённые в Аду души смертных… Хотя нет, они же не умеют кричать. Скорее это похоже на что-то среднее между плачем и тихим воем отчаяния. Всю вечность, дарованную им при создании, они вынуждены скитаться в глубинах Ада, думая о земных грехах и терзаясь в агонии собственных воспоминаний, испытывая боль, что причинили другим, в стократном размере. И пусть поступки эти совершали они сами, именно мы, демоны, частенько толкали их на это, тихо и вкрадчиво нашёптывая в их мыслях: «Убей, ты имеешь право. Возьми, пока никто не увидит. Это не предательство, а сложившиеся обстоятельства». Я виноват в этом не меньше, ведь именно энергией этих душ я питался, и в моих интересах было пополнять их ряды, ломая жизни смертных, словно карточные домики. И это доставляло мне немалое удовольствие…

Я всё больше думал о том, что совершил, и всё яснее понимал, сколько зла я причинил, и как больно было тем, кто пострадал от моих рук. Нет, не так. Больно почему-то становилось мне. Я знал, что именно я несу ответственность за содеянное, и каждый горестный стон, что всплывал в моей памяти, с неведомой прежде силой сдавливал мне грудь. Неизвестно откуда во мне поселилось чувство вины. За чужие страдания. За своё прошлое. За зло. Да, я был злом. И это осознание пилило меня сильнее и сильнее. Кажется, у смертных это чувство называется совесть. Я всегда думал, что совесть — это оправдание светлых, не более. Оказалось, что нет. Она настигла и меня, демона, она мешала хладнокровно мыслить и будоражила мой покой. Мне казалось, я схожу с ума. Всепоглощающее чувство вины не давало мне спать, а сожаление о прошлом каменной рукой стискивало сердце, заставляя меня сутками напролёт метаться по клетке, словно это могло чем-то помочь. Мне хотелось хоть что-то сделать, изменить, исправить… Настал миг, когда я искренне пожелал искупить свои поступки. Странно, да? Мои сородичи сейчас посмеялись бы надо мной… Но как бы то ни было, мне нечем искупать грехи. Моя смерть невозможна, да и не будет она достойной платой. Она не вернёт погибших, не освободит пленённые души, не исцелит нанесённые раны. Ах, если бы я мог возвратиться в прошлое и всё исправить!.. Но это неосуществимо. А сидя здесь, я и вовсе бессилен что-либо сделать. Нет ничего ужаснее осознания собственной ничтожности, Акрилика. Когда ты понимаешь, что всех твоих сил не хватит исправить и сотую долю совершённых тобой преступлений… Я понял, что обречён на вечное заточение наедине со своими муками. И сбежать из этой клетки вины ещё нереальнее, чем из той, в которой заперто теперь моё тело. Выхода нет. Отныне мой удел лишь безнадёжность и тоска, нескончаемое сожаление и невозможность прощения…

Хайрэс замолчал. Акрилика сидела, не шевелясь, и тоже не решалась нарушить воцарившуюся тишину. С одной стороны, её пугало то, что он рассказал. Пугал сам факт того, что в голове её звучит голос существа, от одной мысли о деяниях которого бросает в дрожь. Вот сейчас, в эту самую минуту, с ней говорит тот, чьи руки пролили реки крови и искалечили сотни жизней. Тот, на чьей совести множество попавших во Тьму душ и десятки отбитых у Света артефактов. Тот, кто был главной надеждой демонов в планах по предстоящему штурму Рая, и кого обезвредили незадолго до их реализации. Тот, в чьём сердце нет ничего, кроме непроглядного мрака. Или есть?.. Тьма не умеет сострадать и не знает мук совести. Что же тогда напитывает слова Хайрэса такой болью? Почему в голосе его звучит отчаяние и откуда в нём столько безнадёжной усталости? Как может он, демон, сожалеть о прошлом, которое среди его собратьев считалось более чем приемлемым? Как может он из-за этого страдать? Почему он рассказывает всё это ангелу, который должен ненавидеть и презирать его? И почему она сама не чувствует того, что должна? Быть может, дело в самом привычном голосе, который это произносил, и наполнявших его печальных интонациях? Как ни ужасны были вещи, о которых говорил Хайрэс, она не могла не слышать, сколько тоски в его словах. Кажется, он уже давно ни во что не верил, махнув рукой на всякую возможность избавления от страшной участи, и видел перед собой только тяжёлое прошлое и пустое будущее. Он так раскаивался в том, что совершил, но продолжал томиться в унылом одиночестве, не получая ни прощения, ни искупления. Несправедливо…

Страх и жалость так перепутались в душе Акрилики, разрывая её противоречивыми чувствами, что она окончательно смешалась. Ей хотелось что-нибудь сказать Хайрэсу, но она сама не понимала, желает укорить его или посочувствовать ему. Акрилика знала, что он ждёт её реакции, но не могла выдавить ни слова и молчала, мучительно соображая, как поступить.

— Пожалуй, на сегодня хватит, — вдруг произнёс Хайрэс. — Сейчас нам лучше разойтись. Ты слишком много узнала за эту ночь, на твоём месте каждый был бы сбит с толку. Я предупреждал, что это не самая удачная идея, но ты настояла. И тебе придётся поразмыслить, как быть дальше. Не так уж просто принять тот факт, что с тобой говорит демон вроде меня… Давай поступим так. Я дам тебе три дня и три ночи, чтобы ты обдумала всё, что я тебе рассказал. Если за это время ты ни разу не позовёшь меня, я исчезну из твоей жизни и больше никогда не потревожу тебя вновь. Прощай.

5

Акрилика открыла глаза. В голове у неё эхом отдавались слова, сказанные Хайрэсом. Три дня… У неё есть три дня. А потом… Потом он или уйдёт, или останется с ней. Но хочет ли она, чтобы он остался? Прежде, когда Акрилика не знала, с кем разговаривает ночами, ответ был очевиден — она была убеждена в положительных качествах терпеливого, внимательного и сострадающего собеседника, а потому желала и дальше проводить с ним время. Однако теперь, когда она в курсе, что имеет дело с демоном, жестоким и кровожадным созданием Тьмы, она не могла не бояться его. И в то же время не могла не заметить, с какой горечью он рассказывал о своём прошлом. Она отвергала и жалела его одновременно, готова была проклясть за его злодеяния и не могла выкинуть из головы их задушевные разговоры. И потому решить, хочет ли она встречи с ним, было нелегко.

И она решала. Акрилика ни на секунду не переставала думать о Хайрэсе, даже на занятиях продолжая взвешивать на внутренних весах все «за» и «против» и глядя прямо перед собой невидящими глазами. На перерывах она то и дело на кого-нибудь налетала и бормотала себе под нос извинения, скорее автоматически, чем действительно понимая, что и кому говорит. Разыскивая какое-то решение, Акрилика направилась в Ангельскую библиотеку, где получила от информационного кристалла целый список книг, посвящённых Хайрэсу или упоминавших его. Прикинув, что быстро с таким объёмом не разобраться, Акрилика поняла, что ей придётся вновь погрузиться в транс.

На этот раз она пробыла в полубессознательном состоянии ещё дольше, чем во время поисков сведений о беседах во снах, и чувствовала себя ещё более уставшей. Непривычное напряжение вытянуло из неё слишком много энергии, и у Акрилики не осталось ни сил, ни желания о чём-либо думать или что-то решать. Хотелось одного: упасть на кровать и забыться, уткнувшись в подушку. Так она и поступила. В конце концов, время, чтобы сделать выбор, у неё ещё есть, незачем мучить себя сейчас, когда в голове и без того каша.

Утром вызванная длительной концентрацией путаница в мыслях улеглась, и Акрилика вернулась к дилемме с Хайрэсом. Почерпнутая из кристалла информация мало что могла добавить к тому, что ей уже было известно, в том числе от самого демона. Разве только детали и экспрессию, к которой тот не прибегал, повествуя о своих свершениях. Акрилика вспомнила перечисление всех павших в боях с Хайрэсом; описание тяжкой битвы, в которой ангелам удалось его пленить и благодаря которой прославился Прима́й, нанёсший Хайрэсу последний сокрушительный удар; пометку о Сумрачной долине в Чистилище (нейтральном месте между Адом и Раем), где он был заточён, и меры, которые предприняли ангелы, дабы не позволить ему обрести свободу. Клетка, куда поместили Хайрэса, специально изготавливалась из сплава, невосприимчивого к любым физическим и магическим воздействиям, и не пропускала ничего, имеющего отношения к Тьме, ни внутрь, ни наружу. Отпереть дверь этой тюрьмы способна была лишь нанесённая на неё руна Прощения, напитанная огромным количеством светлой энергии (для чего требовалось участие, как минимум, двух ангелов, чтобы такая трата не стала для них критически несовместимой с жизнью). Впрочем, вряд ли среди тысяч ангелов отыскался хотя бы один безумец, решившийся на подобный поступок — по сути, ужасное предательство всех живущих ныне и каждого из погибших когда-то, что пошли на смерть ради их защиты и безопасности. Кандалы, защёлкнутые на руках демона, блокировали его силу, и снять их мог только ангел, искренне пожелавший освободить Хайрэса и произнёсший соответствующие магические формулы. Найти долину, где он находился, представлялось практически невозможным, ибо окружающая её магия сбивала с дороги всякого, у кого не было твёрдого внутреннего ориентира, связывающего его с нужным местом или с тем, кто в нём находится. Словом, ангелы сделали всё, чтобы Хайрэс навсегда остался в заточении: слишком большую угрозу он представлял как для них, так и для всего мира.

Чуть ли не каждая прочитанная строчка кричала Акрилике: «Хайрэс страшнейший демон! Жестокий и беспощадный монстр! Неистребимое воплощение Тьмы!». Но сквозь все эти правильные слова доносился до неё отчаянный голос Хайрэса: «Ах, если бы я мог возвратиться в прошлое и всё исправить!..» Сколь убедительно и жутко ни звучали совершённые им злодеяния, они не могли вытеснить из её души сомнений: действительно ли Хайрэс настолько ужасен? Она лично говорила с ним и не видела в его поведении ни одного из приписанных ему качеств. Кровожаден и не знает жалости? Но он сочувствовал её проблемам и беспокоился о ней. Самовлюблён и эгоистичен? Но он ни слова не сказал о себе и, вероятно, молчал бы дальше, не прояви она настойчивость. В его душе один мрак? Тогда откуда в нём боль раскаяния и муки совести?

Акрилика снова и снова прокручивала в голове их диалоги, полные её откровений и его утешений, которые она так ждала каждую ночь. Как мог монстр, коим считали Хайрэса, вести те задушевные разговоры, которые у них были? Она вспомнила, как Хайрэс впервые заговорил с ней в Белой комнате, когда рядом не было никого, с кем она могла бы разделить свои волнения и сожаления. А ведь он тогда прекрасно понимал её. Пленённый, одинокий, отверженный всеми, пожираемый собственными тоской и раскаянием, неспособный ничего изменить… Он, как никто другой, понимал её стыд и горечь, только ему было в сто, в тысячу, в миллион раз хуже. Как мелко, как нелепо выглядел день её переживаний рядом с веками его страданий! И всё же он не сказал об этом ни слова. Не хотел, чтобы она узнала, кто он на самом деле… И врать не хотел, хотя мог. Сказал бы, что он ангел или перебейщик, и сочинил какую-нибудь убедительную причину, почему говорит с ней подобным образом. Но нет, он предпочёл правду. Правду, которая может положить конец их общению и его единственной связи с внешним миром. Кстати, о внешнем мире, как он в принципе сумел войти с ней в контакт?.. Он же находится в зачарованной тюрьме Чистилища, а она — в огороженном от всякой Тьмы Райском саду. Пусть он силён, но его магия блокирована, а защитные стены Рая неприступны и для гораздо более могучего противника. Если уж целая армия демонов не рисковала штурмовать его без козырей в рукаве, разве мог он, будучи заточённым в Сумрачной долине, проникнуть сюда, пусть и мысленно, да ещё и подключиться к её сознанию, отнюдь не такому доступному, как сознание смертных?.. Что-то здесь нечисто… Надо будет обязательно это выяснить.

Впрочем, пока это неважно. Она ещё не решила, спросит ли его вообще о чём-нибудь, хотя уже понимала, что попросту не способна воспринимать Хайрэса как врага. Как бы ни пугало её то, что она узнала, она всё ещё не могла принять, что он способен на зло, в котором виновен. Нет, он не тот, кем его все считают. Возможно, он был таковым, был чудовищем, но сейчас он другой! Теперь это не беспринципное существо, несущее хаос разрушения, но познавший муки совести и раскаяние несчастный, жаждущий измениться и не находящий утешения. И он мог, мог измениться! Даже в таком отчаянном положении он не жаловался и не выплёскивал злобу на неё, одну из тех, кто лишил его силы и свободы, но, напротив, слушал её и старался подбодрить. И при этом не навязывался, ничего не просил взамен, не пытался что-то выведать или заставить её что-то сделать. В его намерениях не было и толики корысти, более того, он готов был в любой момент оставить её, если бы ей стало неприятно или некомфортно это общение. Именно поэтому она нынче ломает голову над тем, продолжатся ли их ночные свидания, а он смиренно ждёт её решения, готовый принять его, каким бы оно ни оказалось. Разве могло всё это быть правдой, если её собеседник и впрямь такой жестокосердный эгоист, беспокоящийся лишь о собственной выгоде? Вот уж глупости, он бы и думать о подобном не стал! А между тем он делал всё, чтобы ей было хорошо рядом с ним. С тем, кто считал себя недостойным не только сочувствия, но и разговора, и самой мысли о нём со стороны ангела. С тем, кто совершил столько дурного, что не мог поверить, что она не сбежала, едва услышав его имя.

Сердце Акрилики болезненно сжалось. Мало ли, что было раньше?! Прошлое осталось позади, почему же грядущее должно быть для Хайрэса перечёркнуто? Её с детства учили принимать и прощать других, дарить надежду и помогать в поисках истинного пути, созидать и исцелять, видеть и ценить прекрасное во всех и во всём, так почему Хайрэс должен стать исключением? Потому что он демон? Так что с того, разве это преграда для всеобъемлющей любви и силы Света? Хайрэс давно уже осознал и прочувствовал свою вину и готов искупить её любым способом, неужели этого мало? Он столько страдал, столько пережил, почему же у него нет шанса на избавление? Почему Свет не дал ему возможности исправиться, пойти по иной дороге? Разве Хайрэс виноват, что рос среди зла и тьмы, что не знал ни любви, ни ласки? Разве его вина, что некому было научить его состраданию и добру? Разве его вина, что у него не было выбора? И почему, когда он сумел постичь нечто хорошее и готов жить совсем иначе, Свет отталкивает его? Где же тут справедливость? Так быть не должно!

Уже стояла глубокая ночь, а Акрилика всё ещё не могла поверить в решение, которое приняла. Она то ложилась в постель, то вскакивала и принималась мерить шагами комнату. «Правильно ли я поступаю?» Она не была в этом уверена, и разум вопил, что она совершает ошибку, но сердце противилось иному исходу. Это был один из тех немногих случаев, когда внутренний барометр разошёлся с общими нормами и настойчиво толкал её к выбору, который никогда не одобрили бы другие ангелы. Если бы о нём узнали. Но она никогда и никому не расскажет об этом…

«Хайрэс, приди ко мне!»

Вокруг знакомый туман и полумрак. И тишина. Прежде он всегда заговаривал с ней первым, стоило ей уснуть и перенестись мыслями в Сумрачную долину. Но теперь Хайрэс молчал. Словно бы ждал её.

— Хайрэс, ты здесь?

— Да. Не думал, что ты действительно отважишься на новую встречу.

Чего в его голосе больше, удивления или облегчения?

— Но я ведь обещала, что не оставлю тебя, кем бы ты ни был, — неуверенно улыбнулась она.

— Ты сказала это до того, как всё узнала, — отметил Хайрэс. — И я понял бы, отрекись ты от тех слов и вычеркни меня из своей жизни. Но сейчас… Почему ты здесь? Почему ты не сделала этого?

— Я не смогла…

— Даже несмотря на всё, что я совершил?

— Да… Хайрэс, я так не могу! Что бы ты ни натворил прежде, это не значит, что у тебя не должно быть будущего! Пусть раньше ты нёс в мир зло, но теперь-то всё иначе! Ты уже не тот страшный демон, ты изменился, разве не так?

— Возможно, что и так… По крайней мере, услышь кто-то из моего окружения о том, что я думал и чувствовал здесь, они решили бы, что я спятил. Ну или решил отрастить перья на крыльях.

— Вот видишь, ещё не всё потеряно. Для тебя ещё возможен иной исход!

— Нет, Акрилика, — вздохнул Хайрэс. — Никто и никогда не простит меня… Я и сам себя не прощу.

— Но я смогла тебя простить, — тихо возразила Акрилика.

— Ты странная, — в его голосе мелькнула тёплая нотка и тут же исчезла. — Но тебя там не было. Я не сражался с тобой и не лишал жизни твоих друзей, не отбивал у твоего отряда артефактов и не уводил у тебя из-под носа душу смертного. И пусть так… Разве моих грехов мало, чтобы возненавидеть меня? Почему ты не боишься? Почему не чувствуешь отвращения, ангел?

— Потому что это не настоящий ты, а прошлый. Ты, которого я знаю, совсем другой, и ты бы так ни за что не поступил. Кроме того, ты давно раскаялся и искупил свою вину болью сердца.

— Разве мои чувства способны загладить причинённое мною зло?

— Коли ты выстрадал его, то да.

— Никому не станет легче от того, что я тут самобичеванием занимаюсь, — с горечью ответил Хайрэс.

— Но ты сам говорил, что за проступок можно заплатить раскаянием, а наказание должно соответствовать преступлению, — напомнила Акрилика.

— Говорил… Но никогда не думал, что тоже имею право на такое прощение.

— Имеешь, — подтвердила Акрилика. — Как и иные создания Света, ты можешь быть прощён и можешь прожить жизнь по-новому. Так, чтобы больше не пришлось испытывать муки совести.

— Ты правда считаешь меня равным созданиям Света? — поразился Хайрэс. — Хотя мои родители демоны?

— Когда-то они были ангелами, и пусть позже они сбились с пути и заплутали во Тьме, но я верю, что в них осталось ещё что-то хорошее, раз они сумели подарить тебе жизнь, — кивнула Акрилика.

— Невероятно… Сколько же в тебе добра, — растерянно проговорил Хайрэс. — Мне никогда не стать таким, как ты…

— Я самый обычный ангел, — покачала головой Акрилика. — Рано или поздно, но, уверена, ты поймёшь меня. Ведь ты уже движешься по нужной дороге.

— Боюсь, одному мне с такой задачей не справиться.

— Но ты не один! — воскликнула Акрилика. — У тебя есть я!

— И ты не оставишь меня? С моим страшным прошлым и мутным будущим?..

— Не оставлю, — твёрдо произнесла Акрилика. — Сейчас, когда для тебя появилась надежда начать жизнь с чистого листа, разве могу я отвернуться от тебя? Разве могу бросить тебя на пути к Свету? Разве могу забыть обо всём, что ты сделал для меня? Нет, Хайрэс, я буду с тобой во что бы то ни стало!

Несколько секунд Хайрэс молчал, а потом тихо выдохнул:

— Я счастлив… Как же я счастлив, Акрилика! Хоть кто-то… Хоть кто-то готов принять и простить меня, — голос его дрогнул.

— Думаю, я не одна такая. Если бы кто-то другой узнал тебя так же, как я, он бы тоже не отверг тебя и захотел помочь.

— Вряд ли кто-то захотел бы меня слушать. Но ты… Ты совсем иное дело. Ты подарила мне то, о чём я уже давно позабыл… Ты подарила мне надежду, ангел. Ах, если бы я мог чем-то отблагодарить тебя!..

— То, как ты пришёл мне на помощь и как изменился по сравнению с прошлым, и есть лучшая благодарность. Что может быть прекраснее осознания Света?

— Не знаю… Пока что это приносило лишь боль… Самое лучшее, что со мной случалось — это знакомство с тобой, Акрилика.

— Правильный путь часто сложный, но рано или поздно боль проходит, а Свет остаётся с тобой навсегда, — успокаивающе сказала Акрилика. — И я тоже останусь с тобой, Хайрэс. Вместе мы справимся со всеми трудностями! Ты мне веришь?

— Верю, — в голосе Хайрэса словно мелькнула яркая искорка.

Радость? Надежда? Воодушевление? Она не знала. Но интуитивно ощущала, что было в этом слове какое-то очень важное чувство. И очень сильное.

6

Акрилика нисколько не жалела о том, что решила вновь поговорить с Хайрэсом. Более того, их беседа только упрочила её в мысли, что она поступила верно, не отказавшись от своих слов. Даже совесть, то и дело и покусывающая её зубками сомнений, умолкла рядом с тихим прерывающимся голосом раскаявшегося демона. Если за пару дней до этого осознание, что она связана с Хайрэсом, холодило её нервным опасением, что кому-то станет известно о её страшной тайне, то теперь согревало светлым чувством, что у неё есть секрет, делающий её счастливой. Улыбаться новому дню стало ещё приятнее, ведь ночь она проводила, общаясь с дорогим сердцу другом.

Однако довольно скоро лёгкая безмятежность, охватившая её после той обнадёживающей беседы, сменилась смутной тревогой. До этого она была слишком поглощена раздумьями о Хайрэсе, но стоило ей расслабиться, как почти позабытая хаотичность мыслей опять принималась кружиться в её сознании, зависая то на одном объекте, то на другом, и покрывая их всевозможными бессмысленными вопросами. Акрилике решительно не нравилась подобная путаница в собственной голове. Пусть она уже не была такой сильной, как до посещения Белой комнаты, но всё ещё порой мешала сосредоточиться. Да и банально радоваться жизни тоже мешала. А так хотелось просто жить и быть счастливой, так хотелось ни о чём не беспокоиться…

Этими размышлениями она тоже поделилась с Хайрэсом.

— Сама не понимаю, что со мной, — вздохнула она. — Вроде всё в порядке, а потом как начнёт какая-то ерунда в мозгу вертеться, и не знаешь, куда от неё деваться. Вот какое мне дело до того, сколько горестей повидало вековое дерево у башни библиотеки или почему Сарри так легко управляется со своим даром? Ровно никакого. Я бы и не подумала об этом, но стоит на чём-то задержать взгляд, и мысли сами лезут в голову. И так уже которую неделю…

— Это сильно тебе мешает? — уточнил Хайрэс.

— Не так, как в первые дни, конечно, — протянула Акрилика, — но в целом да, неприятно. Как будто я не хозяйка собственному сознанию.

— Прости, — вздохнул демон. — Не думал, что это так скверно.

— За что ты извиняешься? — удивилась Акрилика.

— Это моя вина, — пояснил Хайрэс. — Если точнее, подобная зацикленность мыслей — это побочный эффект от установленной между нами связи.

— Что?..

— Ну… — Хайрэс словно бы подбирал слова. — Чтобы иметь возможность каждую ночь общаться с тобой, мне потребовалось соединиться с твоим подсознанием. Было бы слишком сложно подключаться к нему каждые сутки, а потому я удерживаю контакт неразрывно, днём лишь ослабляя яркость восприятия сигналов. Как следствие, это влияет и на твоё сознание, которое таким образом реагирует на воздействие извне.

— Погоди, — нахмурилась Акрилика. — Ты хочешь сказать, что это всё твоих рук дело?.. Но ведь это началось ещё до того, как ты заговорил со мной в Белой комнате!

— Верно, — подтвердил Хайрэс. — Однако пробиться к тебе мне удалось далеко не сразу. Сознание и подсознание ангелов обладают довольно мощной защитой от постороннего вмешательства, и справиться с ней, особенно в моём положении, чрезвычайно сложно. И потом, только представь, какие расстояния и барьеры разделяют Чистилище и Райский сад и сколько энергии тратится на их преодоление!.. Откровенно говоря, я опасался, что ничего не получится, и мне придётся оставить эту затею… Но мне повезло: ты попала в Белую комнату. Не подумай, мне жаль, что именно такой ценой я сумел достучаться до тебя, но тогда это было как нельзя кстати. Комната воздействовала на тебя, чтобы воззвать к совести и пробудить чувство вины, тем самым ослабляя твою защиту и давая мне шанс проникнуть в твой сон. И я не преминул им воспользоваться. Если бы не тот случай, не знаю, услышала ли бы ты когда-нибудь мой голос…

— Тогда почему раньше мысли путались больше? — спросила Акрилика, вспоминая, как во время объяснений с Аристархом думала не столько о совершённом проступке, сколько о цвете его крыльев.

— Чтобы поймать момент и выйти с тобой на контакт, мне приходилось посылать более сильные сигналы и оказывать на тебя более активное давление. Естественно, твоё сознание защищалось интенсивнее.

— Но почему ты вообще пытался связаться со мной? Ты же меня совсем не знал…

— Откровенно говоря, не только с тобой, — послышался негромкий вздох.

— То есть ты пытался общаться и с другими ангелами?

— Да. Не буду скрывать, ты не первая, с кем я пробовал вступить в диалог. Но, увы, мне не везло. Знала бы ты, сколько сил и времени я потратил, прежде чем кто-то, наконец, откликнулся на мой призыв!.. Как я был рад и как взволнован, когда понял, что ты меня услышишь! Но уже в следующее мгновение я осознал, что ангел, во сне которого я очутился, страдает. Что ему больно и грустно, что ему нужна помощь. Однако единственная помощь, которую я могу теперь предоставить — это моё внимание и сочувствие. Но даже их хватило, чтобы ты немного приободрилась. Когда ты проснулась, я не стал разрывать связь, хотя и очень боялся, что больше она тебе не понадобится. Что ты не позовёшь меня, и тогда моё появление станет для тебя неприятной навязчивостью. Мне не хотелось причинять тебе неудобств, и в то же время я страстно желал встретиться с тобой снова. Ты не представляешь, как я истосковался здесь, Акрилика. Столько лет вокруг меня лишь беспросветный туман, полный одиночества и собственных угрызений совести, и ничего больше. Я так устал, так мечтал получить от кого-то хоть каплю тепла!.. Это-то и сподвигло меня искать собеседника среди ангелов. И знаешь, я ни секунды не жалею, что мне встретилась ты. Мне кажется, никто другой не сумел бы меня принять.

— Однако обстоятельства могли сложиться именно так, — заметила Акрилика. — Я правда счастлива, что мне повезло стать твоим собеседником, но всё ещё не понимаю, как тебе это удалось.

— Что конкретно?

— Ты упоминал, что кандалы блокируют твою силу, клетка не даёт тебе ни с кем связаться, а между Райским садом и Сумрачной долиной огромные расстояния и мощные магические преграды. Я знаю, ангелы сделали всё, чтобы ты не выбрался оттуда, а демоны не сумели отыскать и вызволить тебя. За столько веков никто так и не нашёл дорогу к твоей тюрьме. Как же ты тогда пробился ко мне?

— Ах, да… Действительно, — Хайрэс замялся. — Ну… помогли мне немного…

— Кто? — поразилась Акрилика. — Ты же говорил, что остался там совсем один!

— Так и есть… Просто встретился мне один персонаж…

— В Сумрачной долине, где никто не мог до тебя добраться? Как такое возможно?

— Он сумел… Обладал кое-какими козырями. Но не в его силах было освободить меня, да и желания выслушивать мои мытарства в нём не наблюдалось. Однако именно он помогал мне проводить первые сигналы, пока я не смог связаться с тобой и закрепить контакт. После я уже справлялся самостоятельно. В конце концов, на это изначально тратилась моя энергия.

— Но это само по себе уму непостижимо! — воскликнула Акрилика. — Кто обладает такой силой, что сумел преодолеть настолько мощную защиту, и, главное, для чего?

— Если честно, я знаю немногим больше тебя, — признался Хайрэс. — А о том, что знаю, лучше молчать. Давай не будем об этом.

— Почему? Ты мне не доверяешь? — Акрилика почувствовала лёгкий укол обиды.

— Не в этом дело. Мы с ним заключили договор, согласно которому я не могу об этом распространяться. Я и так хожу по краю, откровенничая с тобой на подобную тему. Тебе ведь известно, чем чревато нарушение условий такого контракта?

Акрилика не знала точно, но представляла. Ангелы, демоны и перебейщики не заключают простых договоров. Если соглашение, то такое, которое нельзя нарушить без самых плачевных последствий. Потому что если на слова ангелов ещё можно положиться, то демоны норовили всё обернуть в свою пользу, а перебейщики — увильнуть под каким-нибудь формальным предлогом. Все это понимали, и никому не улыбалось остаться с носом. Или без такового при особо неудачном раскладе. Однако порой необходимость в подобных сделках всё же возникала, и тогда решившиеся на них не только оговаривали всевозможные детали их реализации, но и скрепляли обязательство особой формулой, ставя на кон свой амулет (главное сокровище и источник сил каждого из них), а то и собственную сущность. Это служило отличным гарантом если не благих намерений, то добросовестного исполнения обещанного.

Если Хайрэс заключил с кем-то из высших существ контракт, то расспрашивать его дальше — значит заставить его рисковать, а он и без того не в самом лучшем положении. Однако его ответ ничего не прояснил. Очевидно одно — самостоятельно Хайрэс и впрямь неспособен каким бы то ни было образом проникнуть за пределы окружающей его тюрьмы. А вот кто-то другой всё же сумел его отыскать. Но кто? Как он смог связаться с Хайрэсом сам и как соединил его с ней? Почему он взялся ему помогать? И, главное, какую плату за это потребовал? Хайрэс наверняка не сможет ответить. Какая-то мутная история… Но, с другой стороны, разве у Хайрэса был выбор? В его-то ситуации? Должно быть, за время, проведённое в безнадёжном тоскливом одиночестве, он так отчаялся, что согласен был на любую помощь… И на любую плату. Но за что? За их общение? За то, что он выслушивал её переживания? За то, что рассказал ей свою историю и получил от неё прощение? За то, что больше не чувствовал себя покинутым? Но достаточно ли бесплотного голоса в голове, чтобы развеять его вековую печаль?.. Или же не одного голоса?

— Хайрэс, а ты меня видишь? — вдруг спросила Акрилика.

— Вижу, — Хайрэс не удивился внезапной смене темы разговора. — Когда ты зовёшь меня, я чувствую усиливающийся сигнал и погружаюсь в некий транс, чтобы лучше взаимодействовать с твоим сознанием, и тогда могу не только слышать, но и видеть тебя.

— А можно и мне тебя увидеть?

— Зачем? — кажется, Хайрэс не ожидал этого вопроса.

— Ну… Если это реально, мне тоже хотелось бы смотреть на тебя, пока мы разговариваем. Видеть твоё лицо, лучше чувствовать тебя, быть ближе… — Акрилике почему-то стало неловко за свои слова и она поспешно закончила. — Да и потом, что странного в желании увидеть друга?

— Друга? — растерянно переспросил Хайрэс. — Ты… ты правда считаешь меня другом?

— Конечно. Мне казалось, ты понял это.

— Я думал, ты просто сочувствуешь мне…

— Сочувствием моё отношение к тебе не исчерпывается, — покачала головой Акрилика.

— И всё же я демон. Ужасное существо, погрязшее во Тьме. А ты доброе создание с чистым сердцем, несущее Свет. Наша дружба — союз ангела и демона… Не находишь, что это странно? Даже ненормально. Причём для нас обоих.

— А то, что ангел не осуждает страшнейшего наследника Тьмы, нормально? — усмехнулась Акрилика. — Всё в порядке, Хайрэс. Твои грехи в прошлом. А в настоящем ты — мой друг.

Послышался прерывистый вдох.

— Ты удивительная, Акрилика… — помолчав, проговорил Хайрэс. — Никогда не думал, что услышу от кого-то эти слова… Я и теперь с трудом верю, что ты это сказала. Как бы я хотел сейчас тебя обнять. Почувствовать эту связь не только сердцем, но и ощутить физическое тепло… Понимаю, это невозможно, но всё же… Спасибо тебе.

— Я бы тоже хотела оказаться с тобой рядом, Хайрэс, — с жаром воскликнула Акрилика. — Пусть всего на минуту, на пару секунд…

— Увы, — вздохнул тот. — Дорога сюда тебе заказана. Как, впрочем, и всем остальным. Но если ты всё ещё желаешь увидеть меня, я могу попробовать передать тебе мысленный образ.

— Конечно, хочу!

— Тогда подожди. Не знаю, получится ли… Сейчас…

Несколько секунд ничего не происходило, а потом туман вокруг начал двигаться, изменяя очертания. В сероватой дымке проступили какие-то смутные силуэты, и уже вскоре Акрилика различила каркас огромной клетки. За толстыми прутьями она разглядела бледное лицо юноши, обрамлённое волосами кофейного цвета, с уставшими тускло-оранжевыми глазами, под которыми залегли тени. Однако не успела она сказать и слова, как туман сгустился, скрывая от неё и демона, и его неприступную тюрьму.

— Сложно, — услышала она расстроенный голос Хайрэса. — Не получается удержать связь.

— Почему?

— Одно дело телепатический разговор, другое — передача реальных образов. Слишком много энергии требуется сконцентрировать и переслать одновременно. Извини, но в настоящее время моих ресурсов не хватит на подобный подвиг.

— Ты не виноват, — кивнула Акрилика. — Я понимаю, ты и так стараешься…

— Надеюсь, я продержусь достаточно долго.

— В каком смысле продержишься? — насторожилась Акрилика.

— Ты же понимаешь, что моя энергия не бесконечна. Да, её у меня много, и погибнуть от её нехватки я неспособен, но рано или поздно её запасы истощатся, и наша связь оборвётся. Я ведь не восстанавливаю силы, а постоянно трачу. Независимо от того, спишь ты или бодрствуешь, я не могу расслабиться, чтобы не потерять контакт с твоим подсознанием. Ибо вероятность того, что второй раз наладить его не получится, очень велика.

— Так значит, рано или поздно ты уйдёшь?.. — у Акрилики внутри что-то сжалось.

— У меня нет выбора. Но я хочу верить, что это произойдёт как можно позже.

— Но ты же потом вернёшься, так?..

— Лишь когда восстановлю силы, а сколько времени на это потребуется, даже предположить трудно. Не забывай, что я лишён всяческой магической подпитки. Кроме того, мне вновь понадобится кто-то, способный провести мой сигнал, а я не думаю, что мне повезёт ещё раз. Но если вдруг наше общение станет для меня единственным окном в мир, я счастлив, что оно у меня было. И что открыла его именно ты.

— Скажи, могу ли я чем-то помочь тебе? — с состраданием спросила Акрилика. Ей претила сама мысль, что однажды Хайрэс не ответит на её призыв и исчезнет из её жизни, оставшись в прежнем изматывающем одиночестве.

— О, ты уже помогаешь мне…

— Чем же? Ведь всё, что я делаю — только общаюсь с тобой.

— Поверь, это уже немало. Ты позволила мне хотя бы на время стать частью твоей жизни и следовать за тобой в неведомых прежде радостях и заботах. Ты развеяла моё одиночество и подарила мне возможность почувствовать себя живым. Ты выслушала меня и дала мне понять, что я могу быть прощён. Ты утешила мою тоску и вселила в меня надежду, которая останется со мной и тогда, когда я не смогу больше слышать твой голос. Это целое богатство, Акрилика. О большем я и мечтать не смею.

7

«О большем я и мечтать не смею», — повторяла про себя Акрилика на следующий день. Конечно, того, что перечислил Хайрэс, было мало. Но она действительно не могла дать ему то, в чём он нуждался больше всего: ни свободы, ни прощения Света. Никто и слушать не станет о возможности отпустить такого ужасного преступника, как Хайрэс, к тому же учитывая, что он бессмертен. Довериться демону с настолько запятнанной репутацией? Ни один ангел не согласился бы на это. Но ведь они не слышали его отчаянного голоса и не чувствовали тепла в его заботливых словах, не видели его обречённых глаз и не ощущали безысходности в его глубоких вздохах. Они ничего не знают!

Эти мысли не давали ей покоя. Она не могла равнодушно думать о страданиях Хайрэса и делать вид, что всё в порядке, понимая, что нынешняя передышка — лишь временный перерыв, может, и спасающий его от тоски, но не дающий ему шанса на иную жизнь. Их общение прекратится, и тогда… Что тогда? Пустота, полная серого тумана?.. Что ждёт Хайрэса, когда его сил не хватит на то, чтобы связаться с ней? Каково ему будет вновь остаться наедине с собой? Но что, что она может? Вот если бы она могла попасть в Сумрачную долину и встретиться с Хайрэсом лично… Невозможно. Туда перекрыт путь не только демонам, но и ангелам. С другой стороны, проник же туда тот, кто помог Хайрэсу связаться с ней. Выходит, какие-то лазейки всё же остались? Быть может, и в самом деле существует способ отыскать дорогу к тюрьме легендарного демона?

Акрилика слабо верила, что такое реально, но желание пробиться к Хайрэсу не уходило и крепло, заставляя прикидывать источники, которые могут ей помочь, и перебирать варианты. Она ничего не сказала Хайрэсу о своей безумной затее, но уже через пару дней направилась в библиотеку, отметив про себя, что благодаря ему скоро освоит трансовое считывание информации лучше, чем за все предыдущие годы использования. Узнать предстояло немало, и она не сомневалась, что на обычном чтении застрянет очень и очень надолго, тогда как внутреннее рвение требовало действовать как можно скорее. Её интересовало всё от рун до артефактов, способных проложить ей путь из Райского сада в Чистилище. Если ей удастся попасть туда, магия долины не собьёт её с пути — их с Хайрэсом соединяет нить, по которой найти его будет так же легко, как смертным отыскать север по стрелке компаса. Если уж связь сохраняется здесь, в защищённом Раю, то в Сумрачной долине удерживать её станет в разы проще, и Хайрэс наверняка сумеет передать ей сигналы, по которым она сможет ориентироваться.

Довольно скоро Акрилика поняла, что главная проблема для неё не столько в том, чтобы попасть в Чистилище, сколько в том, чтобы незаметно уйти из Райского сада. Такие юные ученики, как она, имели право покинуть его исключительно в сопровождении старших ангелов или по особому разрешению. Конечно, можно дождаться шанса побывать на Земле ради смертных, которым им предстоит научиться помогать, и попытаться отбиться от остальных, ускользнув от наставников, однако, во-первых, неизвестно, когда это произойдёт, во-вторых, весьма вероятно, что в мире людей контроль над молодыми ангелами будет очень строгим, а в-третьих, она может банально не успеть совершить задуманное прежде, чем её остановят. Попросить кого-то из взрослых ангелов провести её наружу? Но чем объяснить это желание кроме не слишком убедительного любопытства? Опять же, так не хочется лгать и обманывать того, кому она изложит свою просьбу… Так противно. И даже если всё получится, если кто-то ей поверит и возьмёт её с собой, он наверняка глаз с неё не спустит, понимая ответственность за её жизнь. И тогда возможностей переместиться у неё будет ещё меньше. Что же до специального разрешения, и думать нечего получить его без уважительных причин или высоких достижений. Ни того, ни другого у неё не наблюдалось, а сказать правду значило бы запереть себя в Раю окончательно.

Чем больше информации она пропускала через сознание и чем больше вариантов обдумывала, тем сильнее склонялась к выводу, что помочь ей способен один-единственный артефакт — Пространственный Меч. Обладая уникальной способностью разрезать пространство и оставлять в нём быстро затягивающиеся прорехи, он давал владельцу возможность быстро и без потерь перемещаться в любую точку мира, будь то Земля, Ад или Райский сад. Чтобы указать место, путь к которому предстояло прорубить Мечом, на лезвие кровью наносились обозначающие его руны, бесследно исчезавшие после перехода, а тот, кто применял артефакт, должен был задать цель, мысленно визуализировав её образ. При тех гигантских перспективах, которые открывал перед хозяином Меч, применялся он крайне редко, так как оказывал сильнейшее разрушительное воздействие как на окружающее пространство, так и на того, кто его использовал. Прокладывая себе путь сквозь мироздание, сила тёмного артефакта не только ломала расстояние, но и корёжила всё живое и неживое, что находилось поблизости от созданной прорези. Умирали и выгибались под неестественными углами деревья, жухли травы и цветы, трескались камни, рушились стены и здания, живые существа заболевали или получали увечья. Что же до решившегося использовать Меч, то одним ранением, пусть и серьёзным, печальные последствия не исчерпывались — на державшей артефакт руке неизменно появлялась тёмная кровоточащая метка, которая долго не сходила и вызывала очень болезненные ощущения, нередко оборачиваясь сильным энергетическим истощением, а порой — и летальным исходом. Бытовало мнение, что таким образом Меч высасывает из владельцев силы и восполняет ими собственные ресурсы, растраченные на перемещение в пространстве. Из-за тяжких последствий Пространственный Меч применялся лишь в самых экстренных случаях и уже давно лежал без дела в Райском Хранилище артефактов. И как бы Акрилике ни хотелось отыскать менее опасный и травмирующий способ покинуть Райский сад и попасть в Чистилище, выбора у неё не было. К тому же в глубине души она надеялась, что в действительности влияние Меча окажется не таким страшным…

Прежде бывать в Хранилище артефактов ей не приходилось — всю нужную информацию она черпала из книг, и желания разглядывать магические предметы вживую у неё не возникало. В конце концов, какая разница, где на них смотреть, если всё равно нельзя прикоснуться или, тем более, испытать их в действии? Акрилика знала, что Хранилище, по сути, совмещает в себе функции музея (для любознательных учеников) и склада оружия (для бойцов, которым предстояло сражение с демонами или иная операция за пределами Райского сада). Все артефакты окружались невидимыми, но от того не менее прочными защитными барьерами, чтобы никто из молодых ангелов случайно не задел или нарочно не использовал тот или иной магический предмет, представляющий потенциальную угрозу как для незадачливого экспериментатора, так и для тех, кто окажется в этот момент поблизости. Самые же мощные артефакты вроде Пространственного Меча помещались в отдельный зал, вход в который преграждала зачарованная дверь, открывающаяся начертанием на ней секретных рун. Естественно, Акрилике, как и другим ученикам, они были неизвестны, однако она полагала, что сумеет устранить это препятствие при помощи сокрушительной силы совсем иных магических знаков.

Бесконечные архивы информационного кристалла сообщали, что магические барьеры можно уничтожить при помощи руны Разрушения, воздействие которой распространяется и на обычные, и на зачарованные объекты. Не поддавались ей только некоторые из них, обладающие исключительной силой, которую не могла преодолеть руна, или особой устойчивостью к тёмной магии. Да, руна Разрушения подпитывалась Тьмой, и Акрилика знала, что ангелам чертить её категорически запрещено, как и любую тёмную руну. И дело было не столько в эффекте её действия, сколько в том влиянии, которое она оказывала на применяющего. Артефакты и руны не зря делятся на тёмные и светлые, ибо каждый магический предмет и знак, чтобы высвободить силу, вбирает энергию того, кто их использует, и, в свою очередь, оставляет на них собственный след. Светлые артефакты и руны отзывались на чистые мысли и искреннее желание добра, веру в лучшее и любовь к Свету, тогда как тёмные искали в каждом подтачивающие душу колебания и налёт корысти, алчную жажду и пламя ненависти. После применения первые откликались в сердце надеждой и лёгкой ноткой усталости, но не опустошающей, а полной удовлетворения, какая бывает после завершения трудного, но приятного и значимого дела; вторые же вцеплялись когтями самодовольства и гадких соблазнов, словно яд растекающихся по жилам мрачной озлобленностью на весь мир. Демонам не давались артефакты и руны Света — слишком мало было в них той силы и чувств, которыми следовало их напитывать; ангелы зачастую оказывались не способны применять магию Тьмы по тем же самым причинам, а те, в ком накапливалось достаточно тёмных мыслей или эмоций, хотя и могли прибегнуть к их помощи, рисковали в итоге не просто закрепить в себе эти червоточины, но и развить их в дальнейшем, позволив мраку целиком поглотить их сущность…

Акрилика понимала риск, на который шла, но верила, что сумеет побороть сомнения и скверные желания. В конце концов, когда-то она уже стояла на краю бездны… Не надо об этом. Не сейчас. Ей и без того страшно. Страшно, что она не справится, если руна сработает, и в то же время страшно, что та так и останется бесполезным рисунком, если ей не удастся вдохнуть в неё необходимые Тьме чувства. Ужасно не хотелось концентрировать и лелеять в себе негатив, который облепит её грязной паутиной мрачных мыслей, но иначе до Меча ей не добраться. Но ради Хайрэса… Ради Хайрэса она постарается! Она начертит руну Разрушения, пусть её и предстоит выводить собственной кровью. Пусть после разрывается от боли голова и плохо слушаются крылья. Пусть в случае неудачи руна обернётся против неё самой. Пусть, она всё равно должна попытаться помочь Хайрэсу!

Определившись с тем, как получить доступ к Пространственному Мечу, Акрилика задумалась о конспирации. В конце концов, было бы глупо полагать, что никто не обратит внимания на юную ученицу, которая чертит на запертой двери черномагический знак! Нет, сделать это нужно незаметно. И желательно, чтобы рядом не было никого из ангелов… А значит, ночью. Когда Хранилище пустует, если, конечно, не случается чего-нибудь из ряда вон выходящего, ради чего старшим может внезапно понадобиться тот или иной артефакт. Но такого на её памяти ещё ни разу не происходило, стало быть, и в этот раз шансы подобного исхода весьма невысокие. Однако как попасть в Хранилище ночью? Пробить себе брешь при помощи той же руны? А не слишком ли часто она уповает на силу Тьмы в своих планах? Применить столь серьёзную руну три раза подряд, не имея никакого опыта в тёмной магии, да ещё и с такими болезненными последствиями — хватит ли её сил на завершение замысла? Не иссякнет ли её энергия прежде, чем она доберётся до Сумрачной долины, особенно учитывая, сколько ресурсов вытянет из неё Пространственный Меч и сколько боли причинит переход? Если проникновение в зал мощных артефактов и устранение окружающей Меч защиты не оставляет ей выбора, то здесь можно попытаться найти менее опасный и сложный путь.

Днём вход в Хранилище свободен, но внутри за порядком следят несколько артефактоведов. Они же проводят экскурсии для молодых ангелов, отвечают на вопросы о тех или иных магических объектах, могут поведать историю и рассказать о принципе действия и результате использования любого из них. Акрилика слышала от сокурсников, что с наступлением темноты артефактоведы проверяют, все ли покинули Хранилище, после чего закрывают его и оставляют до утра. Самое время, чтобы начать действовать. Но где гарантии, что при разрушении барьеров никто ничего не услышит?.. Пожалуй, стоит перестраховаться на всякий случай — если её застанут на месте происшествия, всё сорвётся. Чтобы избежать шума, Акрилика собиралась нанести на стену Хранилища руну Тишины, которая погрузит его залы в безмолвие и сотрёт для всякого постороннего любые звуки в заданном радиусе. Будучи, по сути, нейтральной, эта руна не требовала специального эмоционального настроя, но, как и бо́льшая часть магических знаков, имела некоторые особенности начертания. Акрилика выяснила, что рисовать её нужно обязательно левой рукой, а после завершения следует зажать уши минимум на минуту, иначе магия руны заденет её саму и лишит таким образом слуха наравне с остальными. Информационный кристалл предупреждал, что от этих чар можно защититься специальными методами, но Акрилика надеялась, что поблизости никого не будет, а если кто-то и окажется, то ему вряд ли придёт в голову ни с того ни с сего применять меры против руны Тишины.

Теперь оставалось придумать, как оказаться ночью в Хранилище. Поскольку лишний раз использовать руну Разрушения Акрилика опасалась, она решила, что лучшим вариантом будет прийти в основной зал днём, смешавшись с другими ангелами, а после при помощи руны Тайны незаметно слиться с окружающим пространством и дождаться наступления темноты. Руна Тайны тоже считалась универсальной для ангелов и демонов, однако для её активации необходимо было соблюдать ряд условностей. Так, например, время её действия ограничивалось определённым количеством часов, равным числу предшествующих дней, в которые не использовались никакие руны. Кроме того, руна накладывала яркий отпечаток на внешность того, кто её наносил: едва влияние чар ослабевало, глаза применившего магический знак начинали светиться жёлтым огнём, несколько дней демонстрируя всем и каждому, что совсем недавно тому понадобилось совершить то, о чём никому не следовало знать. Это наводило на известные подозрения и вполне могло выдать секрет пожелавшего скрыть свой облик. Однако конкретно это последствие Акрилику волновало меньше всего: если ей удастся провернуть задуманное, правда и без того всплывёт наружу. Но тогда это будет уже неважно. Главное — помочь Хайрэсу, а там будь что будет!

Вообще-то всё, что она намеревалась совершить, было настоящим преступлением. И если ночное посещение Хранилища само по себе не считалось значительным проступком, то использование тёмных рун, похищение и применение одного из мощнейших артефактов и, главное, проникновение в сокрытую от посторонних Сумрачную долину к знаменитому демону, на поимку и удержание которого было потрачено столько сил, сулило серьёзное наказание. Мало того, что она рискует собой, она подвергает опасности сотни и тысячи живых существ, которые могут пострадать, если она не сумеет совладать с Тьмой внутри себя или, что ещё хуже, Хайрэс получит свободу и пожелает вновь сеять зло. Но она не допустит этого. А Хайрэс… Он уже не тот, что прежде. Он изменился, исправился, он не вернётся на прежний путь разрушений и хаоса! Да и не думала она его освобождать. Вернее, думала, но сразу отгоняла эти сумасшедшие мысли. Откуда ей взять столько сил, чтобы сравниться сразу с двумя взрослыми ангелами? Её энергии явно недостаточно для такого, особенно после применения Пространственного Меча…

Но что бы ни ожидало её впереди, Акрилика не собиралась отступать. Вначале она ещё колебалась, стоит ли лезть в такую авантюру, но чем дольше общалась с Хайрэсом, чем чаще вспоминала его бледное усталое лицо, тем сильнее её охватывала жажда помочь ему. «Как бы я хотел сейчас тебя обнять…» Она сделает эти слова былью. Мысль о том, что совсем скоро она встретит его вживую, сможет коснуться его и услышать такой родной голос не во сне, а наяву, заставляла сердце беспокойно подпрыгивать. Какое будет у Хайрэса лицо, когда она окажется всего в паре шагов от него? Когда улыбнётся и скажет: «Видишь, я рядом. Ты больше не один. Я помогу тебе. Я спасу тебя!» Мелькнёт ли в его глазах надежда? Будет ли он счастлив?.. Акрилика желала этого всей душой. Желала больше всего на свете. И если она справится, цена не будет иметь значения.

Наконец, когда она всё продумала и спланировала, осталось лишь воплотить замысел в жизнь. Перед этим Акрилика целых пять дней не использовала магических знаков, чтобы в нужный момент как можно дольше удержать активной руну Тайны, и изучала начертание всех символов, которые ей предстояло применить. Только сейчас она решилась рассказать Хайрэсу о своём намерении. С одной стороны, Акрилика понимала, насколько абсурдно звучит её идея, но с другой, хотела показать Хайрэсу, что совсем скоро у них появится шанс всё изменить. Она не знала, что именно произойдёт после её прихода в Сумрачную долину, однако была убеждена, что оно ознаменует новую страницу в его жизни. Но обрадуется ли Хайрэс предстоящей встрече? Или скажет, чтобы она не делала опасных глупостей и выкинула из головы нелепые фантазии о невозможном? Или же чувство надежды смешается в его душе с логическими доводами и разумной тревогой? Вполне вероятно, так оно и будет. И всё же Акрилика страшно желала услышать, что он ждёт её. Это придало бы ей решимости и смелости перед последним шагом.

— Завтра ночью я хочу прийти к тебе.

Акрилика не могла различить ничего, кроме привычного тумана. А так хотелось заглянуть Хайрэсу в глаза, увидеть, какие чувства отразились на его лице…

— Это невозможно, — услышала она после секундной заминки.

— Я нашла один способ. Не знаю, действительно ли он сработает, но в теории должен…

— Такого способа нет, — негромкий вздох.

— А как же Пространственный Меч?

— Не вариант. Знаешь, что будет с тем, кто его применит?..

— Знаю. Но я готова к этому, — Акрилика старалась говорить спокойно.

— Меч наверняка неплохо охраняется. Да и чтобы использовать его, придётся потратить немало энергии, — судя по голосу, Хайрэс в принципе не рассматривал возможность прибегнуть к помощи Меча.

— Я всё продумала — моих сил хватит, чтобы раздобыть его. А для надёжности нанесу руны, которые не позволят меня заметить.

— Что? — изменившимся голосом спросил Хайрэс. — Ты серьёзно? Неужели ты собралась похитить Меч?

— Не хотелось бы, но, видимо, придётся, — вздохнула Акрилика. — Иного способа перенестись из Рая в Чистилище я не знаю…

— Не смей! — воскликнул Хайрэс. — Ты вообще понимаешь, на что идёшь?!

— Примерно, — кивнула Акрилика. — Я читала о действии этого артефакта. Но правда, это не так уж страшно.

— Не страшно? Да из-за его метки ты можешь погибнуть!

— Я не погибну, — твёрдо заявила Акрилика, словно и в самом деле могла быть уверена в том, что говорит. — Я знаю.

— Даже если так, и тебе повезёт остаться в живых, я не хочу, чтобы ты пострадала!

— Но я хочу помочь тебе. Хотя бы попытаться…

— Не надо, Акрилика. Оно того не стоит. Ты собираешься поставить на кон свою жизнь и здоровье, и ради чего? Ради гипотетического свидания? Нет, это определённо лишено смысла. Не нужно таких жертв. Как будто их без того было мало на моём пути… Я не смогу жить ещё и с этой виной. С осознанием, что тот, кто мне дорог, погиб из-за меня.

— Я дорога тебе? — растерянно переспросила Акрилика.

— А ты сомневалась в этом?

— Я… Я как-то не задумывалась… Прежде ты не говорил этого, — она почему-то почувствовала смущение.

— В таком случае говорю сейчас. Но я думал, ты и так догадаешься.

— Мне казалось, ты просто благодарен мне…

— Безмерно благодарен, — подтвердил Хайрэс. — Но не только это. Ты важна для меня, я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. И ужасно боюсь тебя потерять. Ведь ты единственная, кто у меня есть…

Акрилика ощутила, как в груди у неё разливается мягкое тепло, смешанное со странной неловкостью. Новое, неведомое, но от того не менее приятное чувство заполнило её сердце. Почему эти слова Хайрэса столько значат для неё?.. Потому что он близок ей? Или тут сокрыто нечто большее?..

— Значит, ты можешь меня понять, — проговорила она. — Ты тоже дорог мне. Очень. И именно поэтому я хочу изменить твою жизнь, хочу сделать её лучше. Я… я хочу попробовать освободить тебя! — выпалила она то, о чём прежде боялась подумать всерьёз.

— Этого никогда не случится, — грустно отметил Хайрэс. — Руну Прощения должны подпитывать энергией одновременно два ангела. Как минимум. У тебя банально не хватит сил. А если и хватит, ты рискуешь умереть от перерасхода магии ещё до того, как её вытянет метка Пространственного Меча. Нет, ничего не выйдет, забудь об этом.

— Ещё как выйдет! — Акрилика тряхнула головой. — Вот увидишь, я всё сумею! У меня получится! Я сделаю тебя счастливым!

— Если в итоге я лишусь тебя, всё станет ещё хуже, — с горечью откликнулся Хайрэс. — Я был бы счастлив, если бы просто мог жить. С тобой вместе. Зачеркнуть прошлое, не думать о будущем и быть рядом с единственной, кто понял и принял меня несмотря ни на что. Но для такого, как я, это не более чем бесплотные мечты…

— Это не так, — возразила Акрилика. Душу вновь скрутило болезненной жалостью и состраданием к заключённому демону. — Я уже говорила, что и ты способен повернуться к Свету и получить прощение и покой, коих желаешь. Твоё счастье возможно, только поверь в него!

— Я бы хотел… Но я боюсь, что, погнавшись за призраком мечты, потеряю то, что судьба уже подарила мне. Потеряю тебя.

— Этого не случится. Помнишь, ты сказал, что веришь, что вместе мы справимся с чем бы то ни было?

— Помню.

— Тогда можешь ли ты поверить в меня ещё раз?

— Могу, — ответил Хайрэс после нескольких секунд напряжённого молчания. — Я верю в тебя, Акрилика.

— Тогда жди меня.

— Я буду ждать… Однако я всё ещё надеюсь, что какой-нибудь ангел остановит тебя и не позволит пойти на подобный риск.

— Неужели ты не желаешь встретиться со мной?..

— Желаю так сильно, что мне не хочется верить в то, на что я надеюсь. Как бы эгоистично это ни звучало.

— Я приду к тебе, Хайрэс. Обещаю.

8

С самого утра Акрилику не покидало нервное возбуждение. Она не могла усидеть на месте, не могла сосредоточиться, не могла думать ни о чём, кроме будущей авантюры, и то и дело вскидывала глаза к солнцу, пытаясь определить, сколько времени осталось до начала активных действий. Отправляться в Хранилище утром или в первой половине дня не имело смысла — если нанести руну Тайны слишком рано, она выдохнется ещё до того, как её сила понадобится. Однако если прийти прямо перед закрытием, посетителей будет мало, и шансы незаметно применить магию и исчезнуть из поля зрения окружающих сведутся к минимуму. Часы тянулись ужасно медленно, и ожидание давило на Акрилику чуть ли не больше, чем предстоящее дело.

Наконец она двинулась к Хранилищу. До заката было ещё далеко, но Акрилике так надоело бесцельно шататься по Райскому саду, что она решила провести лишнее время на месте, если не разглядывая артефакты, то подмечая углы, в которых можно отсидеться, пока все не покинут помещение. В основном зале ангелов оказалось немного. Нельзя сказать, что Акрилика этого не ожидала, но всё же смутно надеялась, что ей повезёт, и в этот день любопытных будет побольше. Что ж, значит, придётся улучить момент и начертить магический знак тогда, когда все посторонние глаза будут обращены в другую сторону. Акрилика неторопливо переходила от артефакта к артефакту, стараясь сохранять заинтересованно-независимый вид и мысленно прикидывая, за каким из них укрыться для активации руны. Задача облегчалась тем, что артефактоведы почти не обращали на неё внимания — одни что-то увлечённо писали, другие отвечали на вопросы ангелов о свойствах и влиянии представленных экспонатов, третьи же думали о чём-то своём, глядя прямо перед собой затуманенным взором.

Около полутора часов поскитавшись по залу и примелькавшись в глазах окружающих, Акрилика юркнула за Доспехи Усиления и, в последний раз убедившись, что никто на неё не смотрит, быстро начертила на левой ладони нужную руну. Пару мгновений ничего не происходило, и она уже забеспокоилась, что сделала что-то не так, как вдруг от рисунка по телу стремительно прокатился лёгкий холодок, похожий на дуновение ветра, коснувшееся влажной кожи. Акрилика взглянула на руку, но ничего необычного не заметила. Всё ещё сомневаясь в действии магии, она вышла из укрытия и направилась прямо навстречу немолодому артефактоведу с тёмно-русыми волосами, неторопливо шагавшему в её сторону. Тот никак не отреагировал на её появление, даже головы не поднял, словно Акрилика была пустым местом. Помаячив ещё перед парой ангелов и добившись такого же безразличного отношения, Акрилика удостоверилась, что руна работает как надо, и пристроилась в углу за стойкой с информационным кристаллом, расположенным здесь на случай, если кто-то заинтересуется каким-либо из артефактов и захочет изучить сведения о нём самостоятельно, не прибегая к помощи сотрудников Хранилища. Она специально выбрала место поукромнее, чтобы никто в неё случайно не врезался, иначе никакая невидимость не спасёт.

Сидя прямо на полу, Акрилика задумчиво провожала взором проходивших мимо ангелов. До закрытия Хранилища оставалась примерно пара часов, но запаса руны Тайны должно было с лихвой хватить на всё, что она планировала совершить. В голову вновь полезли сомнения. Может, зря она всё это затеяла и ещё не поздно отказаться от своих намерений? Зачем подвергать себя такой опасности, проходить через боль и энергетическое истощение?.. Не лучше ли оставить всё, как есть, и сказать Хайрэсу, что ничего не вышло? Он поймёт, не обидится. Ведь он сам не хотел, чтобы она шла на этот риск. Но как же её обещание? Как она сможет говорить с ним, будто ни в чём не бывало, после того, как дала ему надежду и тут же отобрала её, не попытавшись толком воплотить сказанное в жизнь? Как после этого не думать о себе, как о предательнице, слова которой ничего не стоят?.. Нет, она не имеет права сдаться и повернуть назад.

Акирилика не могла дождаться, когда последний ангел уйдёт из Хранилища. Теперь её утомляло не только вынужденное бездействие, но и сохранение относительной неподвижности, чтобы случайно не толкнуть стойку или не привлечь к себе внимание иным посторонним звуком. Посетителей становилось всё меньше, и негромкий шум, заполнявший помещение, тоже постепенно умолкал. Наконец шаги проверяющего зал артефактоведа стихли в отдалении. Мягкий свет, озарявший прежде Хранилище, потускнел, и до Акрилики донёсся скрип закрываемой двери.

Акрилика негромко вздохнула и, осторожно выбравшись из угла, потянулась. Пора приступать ко второй части плана. Нимб над головой, сейчас невидимый для других, слабым сиянием освещал ей путь в темноте. Акрилика двинулась к залу мощных артефактов, вход в который заприметила ещё во время своих отвлекающих прогулок по Хранилищу. Внешне дверь из тёмного дерева, украшенная причудливой резьбой в форме листьев, казалась самой обыкновенной, но Акрилика не сомневалась, что стоит ей попытаться открыть её, и наложенные на неё чары тут же отреагируют на вторжение. Пожалуй, именно здесь стоит применить магию безмолвия, чтобы она захватила нужный ей диапазон пространства. Акрилика сжала и разжала пальцы и принялась осторожно выводить на стене рядом с дверью руну Тишины. Движения её были медленными и неуверенными, поскольку Акрилика не привыкла рисовать левой рукой, однако это не помешало ей верно завершить знак. Проведя последний штрих, она торопливо закрыла уши. Руна чуть заметно засветилась, переливаясь разноцветными бликами, и вскоре погасла. Акрилика ощутила лёгкую вибрацию в воздухе, мурашками пробежавшую по коже, и плотнее прижала ладони к ушам. «Двадцать, двадцать один, двадцать два…» — методично отсчитывала она секунды распространения магии. Спустя положенное время Акрилика выждала для надёжности ещё пару мгновений и опустила руки. Внешне вокруг ничего не поменялось, да и не должно поменяться… Главное, теперь её точно никто не услышит.

Акрилика вновь поглядела на зачарованную дверь и, сделав глубокий вдох, закрыла глаза. Для руны Разрушения мало правильного начертания — без нужных чувств она так и останется безобразным кровавым рисунком. Что плохое живёт в её душе? Что есть в ней такого, на что откликнется сила Тьмы? Страх?.. Она действительно боится. Сомнения? Она так и не смогла от них избавиться, несмотря на то, что зашла настолько далеко. Что же ещё?.. Акрилика вспомнила, какое негодование охватило её при мысли о том, что никто не хочет дать Хайрэсу и шанса на прощение, хотя он давно заслужил его искренним раскаянием. И обида на старших, таких мудрых, но неспособных понять этой элементарной истины, которая доступна даже ей, не окончившему Ангельскую школу подростку. Возмущение, разочарование, тревога, раздражение, усталость, опасение и досада, которые она раньше выдворяла прочь из сердца, стекались к ней из всех уголков сознания. «Нечестно! Несправедливо! Неправильно!» — отдавались в голове всё более и более гневные мысли. В груди наливался тяжестью и жаром какой-то тугой узел, обжигающий её неведомым доселе желанием с кем-то спорить, кричать… что-то уничтожить. Уничтожить! Акрилика распахнула глаза и, решительно чиркнув пальцем по лезвию захваченного с собой ножа, несколькими резкими мазками нанесла на дверь магический знак. «Ну же! Давай!» Руна налилась багровым мерцанием, а затем ярко вспыхнула, на мгновение ослепив Акрилику алым огнём. Раздался громкий хруст, показавшийся в тишине Хранилища чуть ли не громовым раскатом, и по двери зазмеилась изломанная трещина, края которой чуть заметно серебрились крупицами защитных чар.

Глядя на неё, Акрилика испытала мрачное удовлетворение, смутным эхом напомнившее ей странное чувство, отозвавшееся в ней, когда она смотрела на своё пламя, пожирающее вещи Вита. Откуда в ней эта чуждая жажда разрушения, если она всегда любила созидать?.. Акрилика тряхнула головой и потянула на себя дверь — сейчас некогда размышлять о собственном моральном облике, есть дело поважнее. Второй зал оказался куда меньше основного, и артефакты здесь стояли гораздо кучнее. Оно и понятно: не каждый магический предмет обладает такой внушительной мощью, чтобы для него требовались повышенные меры безопасности, да и посторонним сюда входить не полагалось. Акрилика внимательно всматривалась в артефакты и таблички под ними, шагая между стойками и чувствуя, как нарастает в голове пульсирующая боль — последствие тёмной руны. Плохо… Нужно поторопиться, потому что скоро она усилится, а после второй руны распоясается вовсю.

Наконец Акрилика увидела то, что искала. Вот он, Пространственный Меч, с длинным обоюдоострым клинком, испещрённым у основания частыми мелкими символами и знаками, причудливым узором спускающимися вдоль серебристого лезвия. Акрилика потянулась к витой рукояти, но наткнулась на незримую преграду, словно сам воздух сгустился вокруг артефакта, не давая коснуться его. «Точно, барьер!» На этот раз ей не пришлось долго сосредотачиваться на отрицательных эмоциях — одного воспоминания о недавнем удовольствии, которое охватило её при осознании, что она несёт с собой разрушение, оказалось достаточно, чтобы внутри разгорелся ненасытный огонь алчного азарта. «Ещё! Больше!» Второй палец скользнул по краю лезвия и вывел в воздухе витиеватую линию, оставляя за собой неровный след. Вновь ярко-красное сияние озарило помещение, отбрасывая на стены багровые блики. Защитный барьер натужно затрещал под напором разрушительной магии, а потом лопнул, как мыльный пузырь, наткнувшийся на острую ветку.

Боясь поверить, что у неё получилось, Акрилика осторожно протянула ладонь и взяла Меч. Рукоятка обожгла её холодом, словно была сделана изо льда, а не из металла. Акрилика зачарованно вгляделась в тусклый блеск лезвия, выставив его перед собой на вытянутой руке, но вскоре была вынуждена опустить клинок, так как Меч оказался довольно тяжёлым. Что ж, пора выбираться отсюда. Конечно, ничто не мешало прорубить путь в Чистилище прямо тут, но Акрилика опасалась, что негативное воздействие Меча заденет другие артефакты, и тогда, если его чары окажутся сильнее ограждающей их защиты, не миновать беды. Ведь неизвестно, как отреагируют на искажение пространства те или иные магические предметы, особенно мощные, и каким ударом ответят они на чужеродное влияние тёмного артефакта. Страшно представить, чем чревато для Райского сада подобное развитие событий…

Акрилика в последний раз окинула взглядом помещение и двинулась к выходу в основной зал. Уже у дверей её нагнала внезапная мысль, что неплохо бы всё же пустить Меч в ход именно здесь и устроить напоследок знатный бедлам. Разнести по кусочкам всё здание вместе с его сокровищами, учинить как можно больше хаоса на пути… Акрилика мотнула головой, которая тут же отдалась болью, и зашагала дальше. Нельзя поддаваться Тьме. Это она, пробуждённая её мыслями, подпитываемая её чувствами и призванная тёмными рунами, сейчас говорит в ней. Она, получившая на время крошечный островок в её душе, пытается теперь завоевать все моря и континенты, чтобы навек поселиться там и заполнить всё, до чего дотянутся её липкие щупальца. Но Акрилика не уступит ей. Не сдастся.

В основном зале ей внезапно пришло в голову, что Хранилище по-прежнему закрыто, и отпереть его изнутри без той же магии разрушения у неё не выйдет. Акрилика растерянно осмотрелась вокруг, ощущая, как стучат у неё в висках беспощадные молотки, с каждой секундой утяжеляющие удары. Взгляд её упал на окно. Вот он, выход! Чтобы разбить стекло, колдовство ей не понадобится, а руна Тишины заглушит для посторонних звук удара. Акрилика подошла к оконному проёму и всмотрелась в темноту снаружи. Никого. Замах, и Пространственный Меч со звоном врезался в стекло. Акрилике вдруг подумалось, что никогда прежде столь могучий артефакт не использовался в таком тривиальном качестве, и она с трудом подавила смешок. Осколки сыпались на пол и разлетались по земле снаружи, но Акрилика знала, что шум этот существует для неё одной — безмолвная руна по-прежнему не позволяет услышать что-то никому, кроме того, кто ей воспользовался и, в свою очередь, правильно защитился.

Наконец путь был свободен. Акрилика выглянула наружу и, по-прежнему никого не заметив, выбралась из Хранилища. Голова гудела с неистовой силой, мешая соображать и при каждом шаге отдаваясь новым толчком боли. Взлететь?.. Акрилика с трудом вызвала крылья, даже не думая о том, что в таких условиях может легко во что-нибудь врезаться или упасть, не справившись с полётом, и сделала взмах. Но крылья не желали повиноваться — они двигались судорожными рывками и лишь беспомощно подрагивали в ответ на её усилия, словно спотыкались о воздух. После нескольких безуспешных попыток Акрилика махнула рукой на эту затею и, оставив крылья материализованными, побрела прочь настолько быстро, насколько позволяло её нынешнее состояние. Гул в висках не давал сосредоточиться, но она старалась не расслабляться и сохранять бдительность, постоянно озираясь по сторонам. Увесистый Меч оттягивал руку, по-прежнему жаля её ледяными иглами и заставляя Акрилику то и дело перекладывать его из ладони в ладонь.

Отдалившись на достаточное расстояние, она прислушалась. Вокруг царила безмятежная тишина, только лёгкий ветерок трепал листву и шелестел в траве. «Надеюсь, поблизости никого нет», — подумала Акрилика, отходя подальше от деревьев, чтобы минимизировать возможный урон. Несмотря на сложный момент, она считала недопустимым навредить кому-либо и желала сделать всё возможное, чтобы предотвратить или хотя бы уменьшить страдания живых существ, вызванные магией тёмного артефакта. Акрилика закусила губу и в третий раз за эту ночь провела пальцем по острой металлической кромке. Рука заскользила по клинку, выводя на нём растекающиеся неаккуратными пятнами символы. Руна Перемещения, руна Чистилища, руна Образа, руна Воли. Главное нигде не ошибиться… Акрилика опустила Меч и сосредоточилась, вспоминая являвшиеся ей во снах видения. Окутанная туманом блёклая дорогая, тёмные силуэты деревьев, тусклые прутья клетки и бледное усталое лицо за ними… Нанесённые на артефакт знаки налились слабым багряным сиянием, наполняясь силой и впитывая мысленный образ, созданный Акриликой. Коротко выдохнув, она резко взмахнула Мечом, косой линией расчертившим пространство.

Яркий всполох, и в воздухе появилась неровная мерцающая полоса. В тот же миг Акрилика ощутила жуткую боль в левом крыле, будто на него с силой обрушили многотонную кувалду, и в правом предплечье, точно обожжённом раскалённым металлом. Охнув и едва не выпустив из ладони артефакт, она опустила глаза и сквозь подступающие слёзы различила на предплечье тёмную метку Пространственного Меча. По запястью заструились алые ручейки, стекая на внезапно потеплевшую рукоять и заливая гарду. Больно, как же больно… Но это потом, всё потом. Сейчас нужно в разрез, пока он не закрылся. До неё донёсся странный шум, словно позади что-то трещало и рвалось на части, но она не остановилась и не оглянулась, решительно шагая вперёд, навстречу смутному образу Сумрачной долины.

9

Звуки оборвались резко, будто кто-то их выключил, вновь погрузив Акрилику в тишину. Однако теперь это был не умиротворённый покой ночного сада, а давящее мёртвое молчание серого тумана. Колени у Акрилики подогнулись, и она бессильно осела на землю. Раненое крыло пульсировало непрекращающейся болью, рука, по-прежнему продолжавшая сжимать Пространственный Меч, горела огнём, а голову, казалось, стиснул безжалостный чугунный обруч. И несмотря на мучительные ощущения в сердце расцветало восторженное ликование: у неё получилось! Она сумела-таки пробиться сквозь все барьеры и заслоны и попасть в Сумрачную долину! Она действительно тут, совсем рядом с Хайрэсом! Губы сами по себе растянулись в улыбке — уже скоро она увидит его… Осталась самая малость — отыскать заключённого демона. Но как выйти с ним на связь?.. Прежде она никогда не делала этого сама. Не придумав ничего лучше, Акрилика набрала в грудь побольше воздуха и воскликнула:

— Хайрэс! Хайрэс, я здесь!

Её голос эхом разнёсся по пустынной округе. Ни звука, никакого отклика — всё то же гнетущее безмолвие.

— Хайрэс, отзовись! Это я, Акрилика!

Снова тишина.

«Неужели я сделала что-то не так? Или наша связь здесь не действует?» — мелькнула тревожная мысль, и тут в её голове раздался взволнованный голос Хайрэса.

— Акрилика! Не может быть! Ты пришла!.. Невероятно…

— Где ты? — вслух спросила она, оглядываясь по сторонам, словно он мог стоять рядом.

— Не знаю… Я ведь не видел в Чистилище ничего, кроме своей тюрьмы. Я хотел бы тебе помочь, но в моих силах лишь удерживать контакт между нами. Поэтому тебе придётся искать меня самостоятельно. Иди на эти сигналы, и ты не заблудишься.

— Хорошо, я постараюсь, — кивнула Акрилика, как если бы Хайрэс мог её видеть.

— Я так рад… — вдруг произнёс он, и голос его чуть заметно дрогнул. — Я так рад, что ты пришла… Я до последнего не верил, что ты осмелишься на этот шаг, и боялся, что у тебя ничего не выйдет. Но ты… Ты справилась! Хотя тебе, наверное, сейчас очень больно… Мне грустно это осознавать, но я ничего не могу поделать с собой. Я так счастлив, что ты здесь!

— Оно того стоило, — сердце Акрилики радостно подпрыгнуло. — Подожди ещё немножко, и я найду тебя!

Она сосредоточилась, пытаясь уловить мысленные сигналы, исходившие от Хайрэса. Боль в голове мешала сконцентрироваться, но всё же Акрилике удалось поймать еле заметное, подсознательное ощущение лёгкого покалывания, которое усиливалось или ослабевало в зависимости от выбранного направления движения. Несколько секунд покрутившись на месте в поисках верной дороги, Акрилика прикрыла глаза, чтобы не отвлекаться, и зашагала вперёд. Иногда она окликала Хайрэса, проверяя, не сбилась ли с пути, и вновь следовала по ниточке соединявшей их связи. Удерживать нужное направление было нелегко, потому что тонкий настрой, позволяющий ей соотносить нематериальные импульсы с физическим перемещением, то и дело сбивался из-за неотступных мучительных ощущений. Крыло, по которому пришёлся удар Меча, оказалось сломанным, и теперь безвольно волочилось за ней, при каждом шаге отдавая в спину тянущими болезненными толчками, и Акрилика даже не могла дематериализовать его, пока оно в таком состоянии. По предплечью поминутно пробегали горячие режущие волны, а голова точно норовила расколоться на части. Но Акрилика не останавливалась и продолжала идти, стараясь не думать ни о чём, кроме главной цели. Хайрэс. Только встреча с ним по-настоящему важна, только она имеет значение. Только ради неё она здесь.

Сколько она шла? Десять минут? Тридцать? Час? Два? Она не знала. Потеряла всякий счёт времени. В очередной раз открыв глаза, Акрилика разглядела впереди тёмные очертания какого-то сооружения. Ещё полминуты, и она узнала большую клетку, которая являлась ей во снах.

— Хайрэс? — неуверенно позвала она.

— Акрилика? — на этот раз голос звучал не в голове.

— Я тебя нашла! — радостно воскликнула Акрилика, бросаясь вперёд.

И увидела его. Хайрэс стоял, вплотную прижавшись к отливающим металлом прутьям, и не отрывал от неё взгляда. Ещё пара шагов, и вот они стоят лицом к лицу, разделённые лишь тусклой решёткой его тюрьмы.

— Ты пришла… — на губах Хайрэса появилась улыбка.

Акрилика никогда прежде не видела живых демонов. Лишь картины и иллюстрации в учебниках, с которых на неё смотрели искажённые злобой уродливые лица. Но Хайрэс был совсем не похож на этих жутких чудовищ. Ещё в тот раз, когда он пытался передать ей свой телепатический образ, она успела отметить, что в нём, в отличие от многих других демонов, нет ничего устрашающего. Сейчас же она поняла, что его внешность не только не пугает, но и притягивает её. И что красоту Хайрэса не портят ни оранжевый огонь в глазах, ни узкие зрачки, ни чуть заострённые уши, ни тёмные рога, ни кожистые крылья за спиной, ни чёрный хвост с зазубриной. Взор Акрилики скользнул по его кофейным волосам, небрежными волнами спускавшимися по шее, изодранной, но прежде, очевидно, богатой одежде, из-под обрывков которой на его груди напротив сердца виднелся тёмный шрам, казалось, оставленный много лет назад чьим-то острым клинком, и задержался на вцепившихся в прутья пальцах с длинными острыми ногтями, напоминавшими когти хищника. То ли из-за теней под глазами, то ли из-за общего усталого выражения лица, то ли из-за тумана, отбрасывающего бледно-сероватый отсвет на его кожу, Хайрэс выглядел измотанным, словно много и долго работал или давно, как следует, не высыпался. Он явно был старше неё, вероятно, их разделяло не меньше трёх, а то и четырёх сотен лет, но всё же казался слишком молодым для опытного искушённого демона.

— Не верю своим глазам, — продолжил Хайрэс, и вдруг на лице его проступила тревога. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — ответила Акрилика, стараясь выкинуть из ноющей головы неприятные ощущения.

— Это неправда, — вздохнул демон. — Твои глаза светятся жёлтым… Руна Тайны, верно?.. Что же ещё, если тебе необходимо было скрыться. Но ладно эта руна, ты применила Пространственный Меч!

Акрилика неловко попыталась повернуть правую руку так, чтобы скрыть метку, но Хайрэс покачал головой:

— Я не слепой, ангел. Я вижу и твоё перебитое крыло, и знак на твоей коже. Я знаю, что тебе дико больно. И будет больно ещё очень долго, — он опустил голову. — Прости меня, Акрилика. Это из-за меня тебе пришлось столько вытерпеть.

— Не извиняйся, — она осторожно коснулась его кисти и почувствовала, что он чуть заметно вздрогнул. — Это неважно… Главное, что мы вместе.

— Я просил тебя этого не делать, — произнёс он и поднял на неё взгляд. — Я жалею, что ты меня не послушала, особенно теперь, когда воочию убедился в действии проклятого артефакта. Но знаешь, — в зрачках его что-то блеснуло, — в то же время я счастлив, что ты так поступила, — Хайрэс мягко взял её ладонь в свою, и сердце Акрилики словно пропустило один удар. — Может быть, это неправильно, нечестно по отношению к тебе. Я не имею права радоваться тому, что приносит тебе страдания, но не могу не чувствовать этих эмоций. Прямо сейчас ты здесь, со мной, мой ангел… Ты ведь больше не оставишь меня, верно? Никогда и ни за что, Акрилика?

— Никогда и ни за что, — повторила та, зачарованно всматриваясь в его глаза.

Лицо Хайрэса было совсем близко. Бледное, измученное лицо с еле затеплившимся огоньком надежды. Он столько перенёс… За что ему всё это? Нет, она знает, за что. Он годами сеял зло, очень много зла. Но теперь… Почему теперь, когда Хайрэс готов исправиться и шагнуть навстречу Свету, он продолжает страдать?.. Ах, как бы она хотела всё исправить! Как бы хотела спасти его, раз и навсегда вытащив из этого унылого места!

Акрилика опустила взор и заметила на двери клетки большой витой замок размером с её ладонь, сплошь покрытый какими-то символами. Она осторожно взяла его в руку, повертела под разными углами, но отверстия для ключа так и не нашла.

— С виду обыкновенный малопримечательный замок с лёгким налётом магии, — прокомментировал Хайрэс её действия. — Но знала бы ты, сколько методов я перепробовал, чтобы его сломать… Всё бесполезно. Хотя, быть может, дело не столько в нём, сколько в этом, — демон кивнул на кандалы на запястьях.

— Так значит, это он держит тебя взаперти? И это сюда должна быть нанесена руна Прощения?

— Он самый. Так нелепо, не правда ли — легендарный демон под замком?..

— Вовсе нет, — покачала головой Акрилика.

— Сразу видно, что ты не из наших. Они бы точно не упустили случая поглумиться или как следует посмеяться.

Акрилика не отвечала, задумчиво рассматривая замок и словно что-то прикидывая, а затем, вытянув руку у Хайрэса из ладони, быстро чиркнула пальцем по острию Пространственного Меча и начала чертить руну Прощения.

— Стой! — вскрикнул Хайрэс и резко схватил её за запястье. Цепь на его кандалах гулко звякнула, ударившись о прутья клетки.

— Почему? — она вскинула на него взгляд.

— Я же говорил, это слишком опасно! Ты не перенесёшь такой траты энергии! — пальцы демона крепко сжимали её руку, царапая острыми ногтями по кровавым отметинам тёмного артефакта.

— Не волнуйся, — Акрилика натянуто улыбнулась. — Я переживу. Моих сил хватит, чтобы вызволить тебя. Вот увидишь… Я справлюсь!

— После использования Меча, да ещё и в одиночку тебе ни за что не активировать руну! Оставь, Акрилика, не надо! Не рискуй. Ты и так добралась сюда лишь чудом.

— Я не отступлю! — она вырвала запястье. — Я уже так далеко зашла, Хайрэс! Ты боялся поверить и в десятую часть моего плана, но у меня всё получилось. Получится и в этот раз. Ты будешь свободен!

Не слушая больше возражений Хайрэса, Акрилика завершила магический знак. И вдруг поняла, что этого мало. Сама по себе руна, не наполненная живительной силой Света, ничего не изменит. Чтобы вдохнуть в неё жизнь, нужно напитать её необходимой энергией на понятном ей языке чувств… Акрилика знала этот язык. Крепко сжав замок в пальцах и действуя почти по наитию, она опустилась на колени и начала тихо читать молитву о прощении и покаянии. Сперва голос её звучал несмело и прерывисто, то и дело замирая на тянущихся нотах, но чем дольше она говорила, тем напевнее и плавнее становились слова, сливающиеся в странную неровную мелодию, то громкую и звучную, как звон колокола, то почти неслышную, как шёпот умирающего. Руна под пальцами ангела постепенно наливалась белым сиянием, словно втягивала в себя энергию сплетаемой Акриликой музыки.

Хайрэс с молчаливой тревогой следил, как на подрагивающих ладонях Акрилики расползаются всё новые и новые раны, точно кожа на них не выдерживала жуткого напряжения и расходилась в стороны, заливая древние знаки алой кровью. Из закрытых глаз текли слёзы, дыхание, которого и без того с трудом хватало для молитвы, сбивалось, и демону казалось, что Акрилика вот-вот задохнётся. Её нимб на глазах тускнел и утрачивал блеск, а крылья серели и безжизненно оседали вниз, как будто с каждой минутой становились тяжелее. Однако Акрилика не умолкала, только сильнее вцеплялась в металл, сплошь покрытый её кровью, и слегка покачивалась взад-вперёд, словно её толкал импульсами собственный голос.

Замок у неё в руках начинал слабо вибрировать, отдаваясь всё возрастающей дрожью в металлических прутьях. Несколько секунд он отбивал в креплениях лихорадочную дробь, а затем руна на нём ярко полыхнула, на мгновение ослепив Хайрэса. Раздался треск, и замок развалился на части, с негромким стуком ударившись о камни. Акрилика бессильно уронила руки и сгорбилась на земле, поникшая и опустошённая.

Хайрэс осторожно толкнул тихо скрипнувшую дверь клетки и шагнул наружу. Напряжение на его лице сменилось ликованием, глаза торжествующе сверкнули. Он с наслаждением втянул носом воздух, коротко повёл крыльями, а потом стал на колено рядом с Акриликой. Осторожно коснулся её подбородка, приподнимая опущенную голову. Ангел была ужасно бледна, из-под полузакрытых век струились по лицу дорожки слёз. Хайрэс даже усомнился, видит ли она его: судя по мутному расфокусированному взгляду, она вообще плохо соображала, что происходит и кто перед ней.

— Акрилика, — тихо произнёс он. — Ты хотела спасти меня?

— Да, — еле слышно выдавила она.

— Тогда помоги мне. Мои оковы способен снять только ангел, искренне пожелавший вызволить меня, произнёсший формулы свободы и прощения и скрепивший своё решение кровью. Только ты можешь это сделать.

— Я помогу, — проговорила она и коснулась перепачканными кровью ладонями цепей на его запястьях.

Непослушными губами Акрилика выдохнула магические формулы Света, и кандалы со звоном упали на землю. На лице у демона проступило выражение триумфа.

— Я свободен! Наконец-то я свободен! — воскликнул он и, запрокинув голову, расхохотался так, что по долине прошло эхо.

Ощутив, как что-то скользнуло по его руке, Хайрэс опустил глаза. Акрилика неподвижно лежала у его ног, повернув к нему измождённое лицо.

— Спасибо тебе, мой дорогой ангел, — демон убрал длинным ногтем прядь волос с её лба.

— Я счастлива… — прошептала она. — Я… тебя… лю… — но тут силы оставили её, и она не смогла закончить фразу.

— Я отблагодарю тебя, — сказал Хайрэс и, склонившись над ней, коснулся её губ.

Через несколько секунд он уже не чувствовал её дыхания. Демон прислушался. Ни вздоха, ни биения сердца. Нимб над головой стал призрачным. Всё верно. Она умерла. Хайрэс окинул взором её разметавшиеся светлые волосы, окровавленные ладони, тяжёлые посеревшие перья на крыльях. Протянув руку к её груди, он нащупал цепочку амулета и резко сорвал его с шеи Акрилики. Потом поднялся на ноги и отвернулся.

Он знал, что она не переживёт ритуала освобождения и боялся, что она не успеет снять кандалы. Но она успела. Она прекрасно справилась со своей ролью. Маленькая глупая идеалистка. Она поверила ему. Поверила, что он способен на раскаяние, сострадание, привязанность… А чего это стоило? Всего нескольких разговоров, красивых слов и наигранного сочувствия к её проблемам. И всё, она уже считает его другом, которому готова помочь ценой собственной жизни. Она его любит. А он… а он теперь на свободе. Всё шло по плану.

За спиной послышались негромкие шаги. Хайрэс узнал их, узнал тихий шелест плаща. Интересно, он был тут с самого начала или пришёл совсем недавно?.. Он всё равно не расскажет. Как не поведает и о том, как проник в Рай и как нашёл эту девочку, как пробился к её сознанию и как соединил его с ней… Да Хайрэс и не станет спрашивать. У каждого свои тайны, а перебейщики и вовсе молчаливее всех разумных созданий Света и Тьмы. Разумеется, кроме тех из них, у которых отрезаны языки…

— Как договаривались, — демон протянул подошедшему амулет Акрилики.

Тот осторожно взял его за цепочку и, осмотрев, спрятал под плащ.

— Приятно иметь с тобой дело, наследник, — произнёс он сипло.

— Взаимно, — кивнул Хайрэс.

— Не забудь ещё о девяти.

— Не переживай, как только они у меня появятся, я расплачусь с тобой. Кара договора мне ни к чему.

— Жду с нетерпением, — глаза в тени капюшона чуть заметно блеснули.

Его собеседник слегка наклонил голову и растаял в воздухе. Хайрэс повёл плечом. Поскорее бы рассчитаться с этим типом. Это не то, что лапшу на уши ангелу вешать — нарушишь контракт — и прощай перспективная вечность.

— Сиро́н, где тебя носит? — окликнул Хайрэс, нетерпеливо дёрнув хвостом с зазубриной.

— Я здесь, наследник, — почтительно проговорил слуга, появляясь перед ним и склоняя обезображенное шрамом лицо.

Сирон был неказистым демоном, но очень юрким. И полезным, так как исполнял все его приказы без возражений даже здесь, в этой треклятой дыре, когда остальные союзники покинули его. Это Сирон хоть и не сразу, но отыскал его и поведал о произошедшем. Это он привёл к нему перебейщика, который связал его с Акриликой. И это он нашёл и сберёг его величайшую ценность…

— Где мой амулет?

— Вот, возьмите, — Сирон протянул Хайрэсу небольшой предмет, завёрнутый в ткань.

Тот порывисто размотал его и извлёк круглый литой медальон, покрытый орнаментом из магических знаков, в центре которого переливался алый, как капля крови, камешек. Хайрэс торопливо надел его и с облегчением вздохнул, когда тёмный металл коснулся его кожи.

— Прекрасно, — сказал он. — Ты не пожалеешь, что сохранил его для меня. Обещаю.

Сирон быстро закивал, как китайский болванчик.

— Возьми Пространственный Меч, — продолжил Хайрэс. — Мы возвращаемся. Свет ещё пожалеет о том, что сделал… Да начнётся новая эра, эра Тьмы!

Часть 2 
Демон

1

Века́та беспокойно озиралась по сторонам. Слишком часто теперь демоны нападали на ангелов, особенно когда те перевозили в Райский сад артефакты или провожали души смертных. И хотя чистые души, сразу направившиеся в Рай, слугам Тьмы сбить с пути не под силу, последние пользовались тем, что рядом испокон веков находился сопровождающий, на которого они и набрасывались, завладевая его амулетом и знаком проводника. Знак считался не особо примечательным магическим предметом, да и энергии содержал немного, однако обладал способностью притягивать к себе внимание душ и указывать им направление. И такая вещь для демонов могла оказаться очень полезной, особенно учитывая, что влияние её, пусть и в меньшей степени, распространялось и на живых ещё людей. Отбиться от тёмной стаи в одиночку было невозможно, а бросить свои обязанности и сбежать значило бы навеки опозорить себя, чего ни один ангел допустить не мог, и именно поэтому столькие из них погибли за последнее время. В итоге руководители боевых подразделений решили организовывать отряды для сопровождения, дабы обезопасить одиночных ангелов и получить шанс на победу в случае стычки. Из-за нехватки кадров брали даже молодых и не очень опытных воинов вроде Векаты, которой было строго наказано при опасности не лезть на рожон, а улетать прочь. «Для тебя это не нарушение долга и уж тем более не бесчестие. Твоя задача — отвлечь и увести за собой хотя бы одного из нападающих, чтобы выиграть для остальных пускай небольшое, но преимущество». Векате было немного досадно, что её не принимали всерьёз, но она не спорила. В конце концов, такое решение разумно, так как пока она мало что способна противопоставить врагам, и принято ради её же безопасности. Да и то, что её вообще взяли в этот отряд, само по себе не может не радовать — для новых бойцов, недавно прошедших испытания на поступление в Ангельский полк, каждое задание — целое событие.

Кроме неё в их отряде было ещё пять ангелов. Знак проводника прятал под одеждой лишь один из них, но со стороны понять, кто именно, не представлялось возможным, а потому потенциальным нападавшим при всём желании не удалось бы его отыскать. В полёте ангелы негромко переговаривались, иногда перебрасываясь фразами и посматривая вокруг. Вдруг тихие голоса прервал звонкий вскрик Зарины, взявшей на себя обязанности наблюдателя:

— Демоны!

Через несколько секунд воздух прочертили яркие вспышки, и вскоре из-за облаков вынырнули и ринулись к ним враги с обнажёнными клинками. «Шестеро», — поняла Веката, ощущая будоражащий холодок в груди. На этот раз шансы Света и Тьмы, по сути, уравнялись, однако ей не полагалось участвовать в общей схватке, как её товарищам. С силой загребя крыльями воздух, она взмыла вверх и, заложив кульбит, ринулась в сторону от соратников. Отметив краем глаза устремившуюся за ней тёмную фигуру, Веката рванула прочь, надеясь на какое-то время отвлечь противника погоней и не позволить ему навредить другим ангелам. Она петляла из стороны в сторону, пикировала и закручивала виражи, желая не только отдалиться от места битвы, но и помешать врагу настигнуть её. Наконец Веката притормозила и зависла в воздухе, окидывая взором округу и пытаясь понять, куда подевался её преследователь.

Он резко вынырнул из облака слева и замер, оценивающе осматривая её с головы до ног. Веката тоже не двигалась, не сводя с него взгляда. Надо же, совсем молодой, ненамного старше её самой. Его волосы чуть заметно шевелились из-за ветра, создаваемого кожистыми крыльями с рыжеватым отливом, и пряди кофейного цвета то и дело отбрасывали тень на красивое лицо с чуть прищуренными оранжевыми глазами. Тёмный плащ без рукавов, застёгнутый на блестящие крепления и подчёркивающий талию двумя пересекающимися ремнями, вырисовывал его стройную фигуру, а руки, которые частично прикрывали на предплечьях бордовые наручи с золотым орнаментом, выглядели довольно сильными. Однако всё это Веката отметила лишь мельком: прежде всего перед ней был демон. Враг.

— Я думал, ангелы не сбегают с поля боя, — ухмыльнулся её противник.

— Правильно думал, — важно отметила Веката, чувствуя, как нарастает внутри нервная дрожь.

— Ну, если это, по-твоему, не бегство… Хотя мне безразличны твои мотивы. Сегодня я не в настроении устраивать долгие баталии, поэтому предлагаю тебе решить дело полюбовно: ты отдаёшь мне знак проводника, а я, так и быть, отпускаю тебя. Даже готов оставить тебе амулет, если будешь хорошей девочкой.

— Знак? Ты что, перегрелся в своих серных угодьях? Откуда его возьму?

— Я знаю, что он у тебя, — твёрдо сказал демон. — Я видел, как потянулись за тобой души смертных, когда ты улетала. Конечно, они не могли последовать за тобой при таком быстром увеличении дистанции, но, не будь у тебя знака, они бы не обратили внимания на твой побег. Как проигнорировали сам факт того, что вокруг них идёт сражение.

— Какой вздор, — Веката уже поняла, что треклятый демон раскусил её.

— Ангелам, кажется, врать не положено, — с усмешкой отметил её враг.

— Оставь свои измышления при себе, — отрезала Веката. — Я бы всё равно ни за что не пошла на сделку с таким, как ты!

— Неужели ты настолько не ценишь собственную жизнь?

Демон резко взмахнул рукой, и в Векату полетел пылающий сгусток пламени. Она едва успела уклониться, и огненный шар слегка опалил её маховое перо.

— Я одолею тебя! — воскликнула она, посылая в противника мощный ледяной поток.

Демон принял удар на щит, сотканный из пламени, и горячий пар с шипением окутал её врага. Веката резко подалась назад, чтобы не дать ему возможности приблизиться и внезапно напасть из-за белёсой завесы. Но её противник, видимо, решил, что в этом нет необходимости, и запустил в неё ещё несколько горящих вспышек, почти одновременно устремившихся к ней с разных сторон. От одной из них Веката увернулась, вторую обезвредила ответным вихрем холода, третья просвистела у неё над головой, а четвёртая с силой врезалась в руку, обжигая её острой болью. Веката коротко вскрикнула и, поняв, что от всех атак ей не уклониться, скрестила перед собой ладони, окружая себя толстым ледяным коконом, с громким шипением гасившим огненную магию нападавшего. Однако не успела она перевести дух, как её защиту с хрустом пробило лезвие меча, прочертившее бок раскалённой полосой и вспоровшее тут же обагрившуюся кровью одежду. От боли и неожиданности Веката потеряла концентрацию, и барьер исчез, рассыпавшись сверкающей снежной крошкой. Тёмный клинок скользнул к её шее, вражеская рука крепко вцепилась в волосы, и Веката спиной ощутила чужое прикосновение, стеснившее движение крыльев.

— Тебе не победить меня, — произнёс совсем близко вкрадчивый шёпот. — Даже если бы ты была старше, сильнее и опытнее. Я ведь предупреждал тебя.

— Пусти! — Веката взмахнула материализовавшимся мечом, пытаясь достать им демона.

Клинок на что-то наткнулся, и её противник тихо охнул, а в следующий миг сильным ударом ноги выбил у неё оружие. Тёмное лезвие плотнее прижалось к её шее, оставляя на бледной коже узкую кровавую полосу.

— Или ты отдаёшь мне знак, или я перережу тебе горло, — донёсся до Векаты холодный голос.

В этот миг за их спинами что-то полыхнуло, и демона отшвырнуло в сторону. Веката не успела толком понять, что произошло, только почувствовала, что державшие её руки куда-то исчезли, оцарапав напоследок острыми ногтями. Обернувшись, она увидела рядом Светозара, над ладонью которого сиял золотистый шар света.

— Убирайся! — приказал он, прожигая врага гневным взором.

Тот оценивающе окинул взглядом явившегося ангела и пожал плечами.

— Тебе не убить меня. И я бы мог весело провести время… Но я всё ещё не в том расположении духа, да и не стоит оно того. Как-нибудь в другой раз, светлый, — и он исчез в тёмном вихре.

Тугой комок, засевший в груди у Векаты после того, как она увидела всего в нескольких метрах от себя демона, ослабил узлы. Всё же сложно оставаться невозмутимой, когда рядом с тобой находится создание Тьмы! Негромко выдохнув, Веката прижала ладонь к саднящему порезу на боку.

— Он ранил тебя? — взволнованно спросил Светозар, переводя глаза с кровавого пятна на одежде соратницы на тонкую алую струйку, стекающую по её шее.

— Да так, царапина, — отмахнулась она.

— Повезёт, если действительно просто царапина, и меч не был отравлен… Это же демоны, от них можно ожидать любой пакости. Нужно поскорее вернуться в Райский сад. Как ты себя чувствуешь? Долететь сможешь?

— Всё в порядке, правда, — заверила Светозара Веката и тут же с беспокойством поинтересовалась. — Как там остальные?

— Отбились. Когда демоны поняли, что наши шансы равны, то не стали затевать долгих баталий и вскоре разлетелись. Видимо, они не думали, что мы решим укрепить охрану, и рассчитывали на лёгкую добычу.

— Никто не ранен? — уточнила Веката.

— Дэ́рик ногу повредил, да Зарине крыло немного подпортили, но ничего серьёзного. В Раю они быстро восстановятся. Поверь, те, кто это сделал, тоже не ушли безнаказанными.

— Хорошо, — с облегчением вздохнула Веката.

Схватки с демонами редко обходились без жертв, и она боялась, что, вернувшись, встретит суровые или горестные лица и известие, что кто-то сильно пострадал или, что ещё страшнее, что кого-то не стало… Поступив в боевое подразделение, Веката быстро поняла, что самое сложное здесь не только и не столько сражения с созданиями Тьмы, сколько извечное напряжение и ожидание новых потерь после каждой из операций. Особенно после тех, в которых она в силу молодости и неопытности не участвовала. Всякий раз, услышав, что кто-то возвратился с задания, Веката чувствовала тревожное замирание в груди, потому что следом ей предстояло услышать, кто с него не вернулся. И не вернётся уже никогда. Каждое ранение, каждая смерть товарищей болезненно ударяла по всем членам полка, и Веката порой поражалась, откуда черпают силы её соратники, веками несущие это бремя. Будучи обычным ангелом, прежде она редко интересовалась количеством погибших в сражениях и лишь теперь осознавала, как счастлива была в своём безмятежном неведении. Никто из её близких друзей не состоял в боевых отрядах, и потому слухи о чьей-то гибели если и долетали до неё, то казались очень далёкими и отнюдь не такими горькими.

По падшим солдатам не устраивали пышных похорон (странно вообще было бы применять земные обряды людей, которые, по сути, ничего не знали о смерти, к созданиям, что в человеческом понимании никогда живыми и не были, ибо их плоть, кровь, сознание и душа рождались из Света и с ним же сливались, когда время их телесного пребывания в этом мире истекало) и публичных стенаний с заламыванием рук — по большей части, ангелы скорбели тихо. Да и печаль, поселявшаяся в их сердцах, была скорее состраданием той боли, что перенёс умирающий, и тоской по расставанию и своему одиночеству, которое рано или поздно закончится, чем терзанием смертных, считающих, что лишились своих любимых навсегда. Каждый из ангелов твёрдо знал, что, когда наступит его черёд распрощаться с привычным существованием, он точно так же растворится во всеобъемлющей любви и гармонии Света, встретив там всех, кем дорожил, и потому не боялся погибнуть. А вот возможность прожить отпущенное время бесчестно, не выполнить того, что до́лжно, не приложить всех имеющихся сил, чтобы сделать мир лучше, испортить по пути чью-то жизнь действительно пугала. Как после такого смотреть в глаза товарищам? Как смотреть в собственное отражение? И как позволить себе уйти навсегда, если никакой прекрасной вечности ты недостоин?

Ужасней было бы только впустить в себя Тьму. Разрушающую, всепоглощающую, жадную Тьму, которая разъест душу мерзкими соблазнами, ненасытной жаждой разрушений и негасимой ненавистью, которая сожжёт сердце, превратив его в сморщенный почерневший комок, где нет места ни для чего, кроме алчных эгоистичных удовольствий. Тьма, которая вытеснит любовь Света и затмит его, которая заставит позабыть обо всём, кроме бешенной гонки, ведущей в никуда… В никуда, потому что демонам не познать безмятежной лёгкости Света, не соединиться с ним, даже не приблизиться к нему. То, что станет для ангела ласковым и мягким теплом летнего солнца, покажется демону испепеляющим и безжалостным жаром кипящей лавы. И всё, что ему останется, когда в его грудь войдёт карающий святой меч или в спину вонзится предательский ядовитый кинжал, — это бесконечный слепящий мрак, глухой к мольбам и безразличный к отчаянию. И Свет, и Тьма награждали своего носителя, но каждый — своей монетой. Каждый возвращал то, что прежде царило в душе, будь то любовь или ненависть, созидание или разрушение, цветущие сады или иссушенная пустошь. Каждый отдавал то, что было привнесено в мир: утешение и презрение, исцеление и страдание, успокоение и агонию, счастье и боль. А потому демонам смерть ничего хорошего явно не сулила.

Однако бывшего противника Векаты такая перспектива, очевидно, нисколько не беспокоила. А сколько самоуверенной наглости было в его словах! «Тебе не убить меня»… Словно он говорил не с солдатом Ангельского полка, державшим в руке святой меч, а с беспомощным человеком, наставившим на него перочинный ножик! Поистине, наглость этих созданий не ведает границ.

— Интересно, кто это был… — задумчиво проговорила она, скорее размышляя вслух, чем действительно надеясь на ответ.

— Хайрэс, — хмуро произнёс Светозар.

— Хайрэс?! Не может быть! — поражённо воскликнула Веката.

Конечно, она знала о нём, да и кто из ангелов не слышал о бессмертном демоне, сотни лет назад заточённого в Сумрачной долине и лишённого всех магических способностей? И кто из них не слышал, что недавно он сумел бежать при помощи юной ученицы Ангельской школы, тело которой нашли рядом с опустевшей клеткой, и что как раз после этого заметно участились нападения демонов на ангелов?.. До сих пор не было установлено, как именно Хайрэсу удалось связаться с Акриликой, чтобы заставить его вызволить (многие полагали, что без перебейщиков тут не обошлось), но факт оставался фактом: самостоятельно она определённо не смогла бы зайти так далеко. Судя по её состоянию, ради достижения цели она похитила и использовала Пространственный Меч (что само по себе уму непостижимо!), который Хайрэс после забрал с собой. Заодно это объясняло и разрушения в Райском саду, и треснувшую дверь в хранилище артефактов, и пустующее место Меча. Однако на этом более или менее правдоподобные предположения об истинной картине произошедшего заканчивались, оставляя на ней огромные белые пятна, полные сомнений, неясностей и вопросов, разрешить которые было некому.

2

Освобождение Хайрэса стало настоящей бедой: бессмертный, ожесточённый, жаждущий крови и душ, он теперь не лез на рожон, наученный горьким опытом долгого заточения, и ускользал при всякой попытке поймать его. Более того, столкновения с ним почти всегда оборачивались для одиночных ангелов гибелью. Максимально избегая потенциального пленения, Хайрэс, тем не менее, по-прежнему участвовал в битвах, не боясь ни боли, ни ран, и соблазнял души смертных, нагло вклиниваясь в увещевания ангелов и на ходу перехватывая инициативу. В сознании же людей он и вовсе чувствовал себя в полной безопасности, потому что закон добровольного выбора смертных запрещал сражаться за влияние на них, и всегда неукоснительно исполнялся как Светом, так и Тьмой, чем демон нахально пользовался. Словом, справиться с Хайрэсом не было никакой возможности, и многие понимали, что это — лишь начало предстоящего хаоса, лишь первые шаги того, кто после долгого перерыва жадно восполняет ресурсы и поглощает то, чего был лишён в тюрьме. А что будет, когда он немного насытится и перейдёт к планомерной мести своим врагам, которые обрекли его на подобную участь?.. Что будет, когда он до конца осознает, на что способен, и, главное, когда другие демоны признают его предводителем?.. Куда он поведёт их, и что тогда будет со всем миром?.. Страшно даже представить грядущие последствия! И о чём только думала выпустившая его ученица? Ясно же, что Хайрэс — чрезвычайно опасное злобное создание Ада!

А демоны, ко всему прочему, ещё и сберегли его амулет, через который Хайрэс может восполнять ресурсы энергией, по сути, похищенной у амулетов ангелов и у смертных, чьи грехи подкармливают Тьму, пока они живы, и напитывают её силой, когда после гибели их души попадают в глубины Ада. Ничего своего, как известно, у демонов нет. Всё украдено, отобрано у тех, кто умеет созидать, переврано, извращено и направлено на разрушение. Амулет каждого из этих созданий Тьмы — сосредоточение страданий людей и вытянутых у погибших ангелов сил. А ведь когда-то, сотни и тысячи лет назад, они были совсем другими, как и их владельцы. В те времена они связывали их со Светом и заставляли чувствовать приток энергии от добра, совершаемого смертными, и тех душ, которые растворились после завершения земного пути в счастливом и гармоничном единении с мирозданием и не потеряли при этом индивидуальности и уникальности. Это ни с чем несравнимое чувство ведомо всем ангелам и давно позабыто всеми демонами, само существо которых очернено Тьмой, как очернены ею их амулеты, и для которых известна теперь только жажда насыщения, бесконечно-алчная и неутолимая. Прилив сил, испытываемый ангелами, походил на глоток свежего утреннего воздуха, а заряд, получаемый демонами, скорее напоминал эйфорию от наркотиков, такую же короткую, но яркую и желанную. Амулеты — своеобразные проводники — позволяют тем и другим черпать энергию у стихии, коей они принадлежат и служат, однако энергия Тьмы есть не больше, чем искажение и отравление энергии Света. Тьма не создаёт, она лишь корёжит, ломает и слепляет воедино то, что когда-то сотворил Свет. Впрочем, это, к сожалению, не значит, что тёмная сила проигрывает светлой. Она распространяется, как зараза, и уклоняется от атак лечебной вакцины, заново и заново изменяя свои проявления, потухая в одном месте и отвратительной плесенью расцветая в другом.

Демоны на подобные измышления лишь снисходительно хмыкали, мол, где вам, светлым, знать о могуществе Тьмы?.. И в то же время они не могли отрицать её пагубного влияния, её страшной, но притягательной силы, которая, единожды вцепившись, уже не отпустит, корнями вплетясь в само существо владельца. Оторваться от неё почти невозможно: слишком крепки её объятия, слишком сильны соблазны, слишком приятны подачки и слишком болезнен разрыв. Вытащить себя из мрака способен только по-настоящему сильный духом демон, не боящийся отказаться от всего, что от него получил, и не щадящий собственных чувств и энергии, коими ему придётся пожертвовать ради исцеления. Но тот, кто готов на бескорыстное самоотречение, в чьём сердце затеплилась искорка искренней любви, такой же чистой, как та, которой одаривает своих созданий Свет, имеет возможность вновь ощутить его тепло и дотянуться до Райского сада. И, быть может, где-то глубоко в душе кто-то из демонов действительно хотел получить такой шанс и даже жалел о совершённом когда-то выборе, но понимал, что ему не осилить обратный путь.

Никто из демонов изначально не собирался становиться злым и обрекать себя на вечное блуждание во мраке, отказываясь от прекрасной гармонии, данной им при рождении. Будь это так просто, они никогда бы и не появились. Но не одни смертные обладают свободой воли: ангелы, по чьему подобию они создавались, тоже сами решают, какой путь им избрать. В первые века жизни никому из них и в голову не приходит, что можно отринуть Свет — любимого создателя, родителя, покровителя, подарившего им всё, что они имеют. Однако чем старше они становятся, тем больше появляется у них мыслей, эмоций и сомнений. Необязательно плохих и тёмных, нет — многие ангелы в принципе смутно представляют себе, что это за категории. Просто кто-то внезапно замечает, что делает что-то лучше других, и естественная радость постепенно перерастает в какое-то новое чувство, очень приятное, но не очень-то светлое, из-за которого на окружающих смотришь с превосходством и ласкающим душу самодовольством. Позже это состояние нарекут гордыней, но пока ангелу невдомёк, что с ним что-то не так. Что он думает о своих достоинствах больше, чем о чём бы то ни было. Что превозносит их выше всякого разумного предела. Что не видит ничего, кроме себя любимого. И Света тоже больше не видит. А когда окружающие начинают сторониться его и намекают, что он свернул куда-то не туда, в сердце поднимается искреннее недоумение, смешанное с негодованием: как можно столь пренебрежительно относиться к его персоне? К нему, к самому ему, такому талантливому и выдающемуся? Как могут быть правы эти слепцы? И что ему вообще делать рядом с этой ничего не понимающей серостью?..

Кто-то из ангелов, напротив, считал, что он недостаточно хорош по сравнению с товарищами. Каждый из них преуспевает в чём-то своём, один он ни на что не годится: слишком неуклюже летает, слишком часто ошибается в рунах, слишком плохо учится, слишком неумело говорит со смертными… Тягучая обида то ли на себя, то ли на других, то ли на Свет, обделивший его способностями, всё прочнее укреплялась в сердце, мешая радоваться тому, что раньше делало счастливым, и разжигая желание возвыситься хоть чем-то. А когда этого «чего-то» найти не удавалось, усиливающаяся досада заставляла искать уже не собственные плюсы, а чужие минусы. «Ну и пусть он лучше всех знает историю, зато крылья у него никудышные: маленькие и слабые. Ну и что, что она так красиво поёт, зато она неряха: волосы торчат во все стороны, и на одежде капли. Ну и что с того, что вон тот сложную руну с первого раза активировал, зато на прошлой неделе чуть дерево молнией не спалил». Подобных мыслей становилось всё больше и больше, и чувство, с наслаждением поедавшее эти ехидные замечания, разрасталось вместе с ними, отзываясь довольным урчанием на поиски всё новых и новых поводов если не стать лучше, то сделать других хуже. Всё сложнее было удерживать в себе язвительные комментарии, и вскоре всем недовольного «правдолюбца» начинали избегать. «Ты завидуешь», — слышал он и взрывался протестом: «Кто, я? Ничего подобного!» И в самом деле, как мог он, ангел, испытывать зависть?.. Через какое-то время окружающие уставали и бросали попытки достучаться до него, а он по-прежнему холил и лелеял внутри себя обиду. Он им выкладывает всё, как есть, а они только отмахиваются от него! Разве можно оставить без внимания такую вопиющую несправедливость?

Словом, разными путями и по разным причинам, но многие ангелы приходили к выводу, что существующим порядком вещей они недовольны. Недовольны собой, друг другом, этим миром и Светом, неспособным всё обустроить должным образом. Тогда-то и посещала их идея всё изменить, перекроить по-новому. Так, чтобы всех всё устраивало. Однако у прочих ангелов подобная инициатива поддержки не нашла. Более того, они заявили, что благородные реформаторы не борются за правое дело, а тешат собственные тщеславные желания! Стерпеть подобную наглость значило бы спустить на тормозах все возвышенные помыслы и окончательно смириться с застоем и незаслуженными упрёками консерваторов. И тогда, гордо подняв головы и заявив, что они докажут всем и каждому, как они заблуждались, несогласные добровольно покинули Райский сад в поисках лучшей жизни. Не все из ранее желавших перемен решились на подобный шаг. Ещё бы, оборвать все нити с родным привычным Светом, отвернуться от стольких дорогих товарищей, чтобы шагнуть в чуждую неизвестность туманных перспектив! И всё же часть ангелов ушла. Никто не препятствовал им, не пытался остановить — свобода воли есть главная ценность в принятии решений. Единственное, что они услышали вслед — предостережение, что, если они всё же захотят вернуться, может стать слишком поздно. И что они могут сами пожалеть о своём выборе. Но разве станет кто-то, разрывающий связь с прежней жизнью и шагающий в жизнь новую, слушать какие-то предупреждения, сеющие в душе сомнения?

Конечно, демонами ушедшие стали далеко не сразу. Нескоро они переступили внутренние запреты, въевшиеся в подкорку подсознания; нескоро зародившиеся в них тёмные чувства полностью завладели ими, а сердца зачерствели и перестали сострадать другим; нескоро стали деформироваться их крылья и менять цвет глаза; нескоро они научились получать удовольствие от чужой боли и ощутили, как силы неумолимо покидают их. Но иначе и быть не могло — раньше их питал теплом Свет, но теперь, когда они отреклись от него, брать энергию стало неоткуда. Кое-кто уже поговаривал о том, что нужно возвращаться, опасаясь, что их магия совсем истощится, и хотя в целом такие упаднические настроения были осуждены, несколько бывших ангелов всё же попытались вновь войти в Райский сад. И не смогли. Не смогли даже ступить на порог небесных врат, так ослепительно они сияли и таким обжигающим жаром от них веяло. Всё, что сумели различить изгнанники в окружающих лучах — это сочувствующие взгляды бывших товарищей и ужас в их глазах, а также тихое «перебейщики», прошелестевшее в их рядах.

Именно так ангелы долгое время звали ушедших, но после, спустя сотни и тысячи лет, смысл этого слова немного преобразился. Прежде оставить можно было лишь Райский сад, ведь Ада не существовало и в помине, однако нынче ангелы и демоны отрекались не только от Света, но и от Тьмы. Хотя бы формально. Потому что рано или поздно делать выбор всё-таки приходилось. И, увы, как правило, не в пользу первого. Перебейщиками становились те, кто не мог больше жить в единении со Светом и не принимал хаоса Тьмы. Чуждые Раю и Аду, блуждали по миру смертных и Чистилищу ангелы с потемневшими крыльями и демоны с посветлевшими глазами, разочарованные и в Свете, и во Тьме, не признающие никого и запутавшиеся в себе, жаждущие свободы от всех условностей и отказывающиеся от главного закона мироздания, которое не терпит пустоты. Где нет Света, появится Тьма, откуда изгнали Тьму, хочет проникнуть Свет. Ангелы берегут в себе Свет, демоны обитают во Тьме, смертные невозможным для высших существ образом сочетают в себе и то, и другое. И только одно невозможно для всех живых созданий — пустота. Ибо пуст лишь тот, кто мёртв.

Пытаясь сохранить внутри независимый вакуум, перебейщики лишали себя всякой энергетической подпитки, и жили исключительно на запасе прежних сил, которые постепенно заканчивались. Да, какое-то время они и впрямь оставались независимыми, пользуясь преимуществами и светлой, и тёмной магии, применяя любые руны и артефакты, но долго протянуть шансов у них не было. Если перебейщики не начинали поглощать энергию хотя бы из чужих амулетов, помогающих получать её от Света и Тьмы ангелам и демонам, истощение ресурсов вполне могло закончиться гибелью. Однако, став на путь насыщения тем, что им не принадлежало, они, сами того не понимая, уже выбирали Тьму. И пусть такая отсрочка позволяла им балансировать на грани добра и зла, чаши весов уже смещались и продолжали смещаться всё сильнее. А когда перебейщик осознавал, что светлые артефакты обжигают его почти так же, как демонов, а руны не желают откликаться на его призыв, что-то менять не находилось уже ни терпения, ни желания.

Помимо редкости самого явления отщепенцев среди ангелов и, особенно, среди демонов «временность» подобного состояния служила ещё одной причиной столь небольшого их количества. Короткий период «свободы» неизбежно сменялся смертью от истощения или переходом в стан демонов (случаи возвращения к ангелам считались чуть ли не легендой). Отношение к перебейщикам с обеих сторон было размытым, ибо, по сути, они не являлись ни врагами, ни союзниками. И ангелы, и демоны знали, что «серые» способны как навредить, так и помочь, и что зависит это от их собственных предпочтений и потребностей, потому не особенно им доверяли, но на сделки при необходимости шли. Перебейщик мог, пусть и не очень долго, продержаться в Раю и уцелеть в Аду, похитить артефакт и добыть сведения, наложить магию и передать послание и сделать ещё много того, что для обычных ангела или демона представлялось если не невозможным, то весьма трудновыполнимым. Потому услугами перебейщиков, если их всё же удавалось отыскать, могли воспользоваться и те, и другие (хотя ангелы предпочитали с ними не связываться), однако за подобную помощь неизбежно требовалась плата, почти всегда одна и та же — амулеты. И если тёмные амулеты способны были раздобыть и ангелы, и демоны (среди которых присвоение энергии сородича открыто не поощрялось, но зазорным не считалось и вполне понималось, как естественная потребность), то добровольно отдать кому-то силы собратьев, пожертвовав их высшей сущностью, ангелы не могли, что вынуждало их искать иные варианты достижения цели.

Впрочем, статус перебейщика не гарантировал безопасности. Некоторые из них успевали натворить такого, что ангелы видели в них угрозы не меньше, чем в демонах, а последние считали, что проще их истребить, чем найти с ними общий язык. Да, среди демонов всегда господствовал эгоизм, но, тем не менее, они придерживались некоторой субординации, благодаря чему могли объединяться и воевать с врагами, накапливать силы и выдерживать оборону, получая в итоге куда больше, чем если бы выхватывали куски в одиночку. В их рядах распространены были интриги и стычки, подковёрные игры и прямое противостояние, случались порой поединки с летальным исходом, однако в целом каждый понимал, что нельзя убивать своих направо и налево, пускай они тебе очень и очень не нравятся. По крайней мере, пока существует необходимость сражаться с ангелами, нужно держать себя в узде и доставать оружие только в определённых случаях. Перебейщик же, не скованный ещё принадлежностью к общему делу, мог пойти в разнос, нападая без разбора и на светлых, и на тёмных, что приводило к объявлению настоящей охоты на него. И тогда шансы выжить у агрессивного отщепенца стремительно летели к бесперспективному нулю.

Почти все демоны прошли в своё время эту промежуточную «серую» стадию и прекрасно понимали чувства и мотивы большинства перебейщиков. Только считанные единицы из них не знали Света и не отказывались от него, будучи с рождения втянутыми во Тьму. Но такие демоны были уникальным исключением, ибо могли появиться лишь от союза себе подобных. Союза ужасно редкого и, как правило, бесплодного. Однако раз в тысячи, в десятки тысяч лет чудо всё-таки происходило. И самым известным ныне «чудом» являлся не кто иной, как Хайрэс.

3

Хайрэс наслаждался свободой. Его радости не мешал даже более чем прохладный приём в Аду, где его встретили с удивлением и недоверием, а восторгом не пахло от слова совсем. Хайрэс понимал, что за столько лет его давно уже списали со счетов, а о том, что его амулет цел и невредим, вообще не догадывались, иначе кто-нибудь наверняка разбил бы медальон, чтобы поживиться его энергией. Он не питал наивных иллюзий о безоговорочной преданности других демонов: все они заботились лишь о собственной шкуре. Сирон, так и тот просто понадеялся, что верность наследнику сыграет ему на руку. И ему придётся оправдать хотя бы часть этих ожиданий, ибо без посторонней помощи он до сих пор сидел бы в Сумрачной долине и выл от бессилия. Если Сирон не оставил его в настолько безнадёжной передряге, то, получив достойную награду, может пригодиться и в будущем, которое нет-нет, да преподносит какие-нибудь неприятные сюрпризы. Но сейчас Хайрэс не хотел об этом думать, ведь он был на воле, с прежними силами и гораздо большей жаждой битв и душ. За время заточения он изрядно истосковался по тому, что раньше было его жизнью, и теперь упивался каждым мгновением. Он снова независим, снова может делать всё, что захочет. Ну или почти всё — его же до сих пор не возвели на престол, он так и оставался наследником Тьмы, а не её правителем. Ну да ничего, ждать не так уж и долго. Главное, что нет больше тех треклятых кандалов и затхлой клетки, нет тягостного бездействия и изматывающей беспомощности. Есть сила, власть, кипение крови в жилах и соратники, готовые драться вместе с ним, пусть и не ради него.

Впрочем, это не беда. Он ещё докажет им, чего стоит. Что он не разучился держать оружие и нашептывать сладкие ядовитые слова. Всего несколько дней тренировок, и Хайрэс гордо продемонстрировал демонам амулет поверженного ангела. Правда, после пришлось отдать его перебейщику, но об этом никому знать не следовало. Такая скорая победа не могла не впечатлить — она заставила его окружение вспомнить о том, кто он на самом деле и на что способен. Хайрэс получил личную охрану: теперь в битвах и путешествиях по миру смертных с ним часто находилась пара готовых прикрыть его демонов. С одной стороны, ему это нравилось, так как в их компании он сильнее ощущал собственную важность и верил в большую безопасность, с другой — раздражало, что он не может побыть один. Впрочем, когда внимание телохранителей ему особо досаждало, Хайрэс требовал, чтобы его оставили в покое, и, если после этого замечал кого-то из сопровождающих поблизости, жутко злился и хватался за меч. С наследником предпочитали не связываться и предоставляли его самому себе, отметив напоследок, чтобы, в случае чего, на них не пенял.

Хотя наличие телохранителей существенно облегчало охоту на светлых, нельзя сказать, что их присутствие никогда не порождало проблем. При первом же удобном случае Хайрэс дал своим спутникам понять, что командовать собой не позволит, даже несмотря на то, что они старше и опытнее него. Они не более чем гарант его безопасности, дополнительный шанс сбежать при угрозе захвата, щит, которым можно прикрыться от удара, послушное орудие, беспрекословное и не требующее платы за то, что ты берёшь его в битву. И к неудовольствию Хайрэса, объяснять это ему пришлось на практике.

Они летели над крышами, незримые для смертных, неуловимые для их приборов. Хайрэс держался чуть впереди, внимательно рыская глазами по округе. Ангел нынче пришёлся бы весьма кстати: он желал поскорее рассчитаться с перебейщиком, и амулеты светлых были основной валютой, которой он расплачивался — добыть медальоны сородичей представлялось выполнимой, но куда более проблемной задачей. Нет, Хайрэс не боялся проиграть другим демонам — не такой он дурак, чтобы бросать вызов тем, кто на порядок сильнее него. Но сейчас, пока его положение неустойчиво, ему нужна поддержка, и истребление себе подобных, пусть и ради вполне понятной цели накопления энергии, отнюдь не поспособствует росту его популярности. Значит, пока следует махать мечом только перед светлыми. Если, конечно, свои в край не обнаглеют. А те тоже осторожничают: приглядываются, принюхиваются, помня о его неуязвимости, прикидывают, как и где можно поживиться с его помощью. Вероятно, уже раскапывают в залежах писулек старые планы тех операций, которые намеревались провернуть с его участием. Однако в настоящее время его не трогали — понимали, что бесполезно развёртывать бурную деятельность, когда наследник только вернулся из заточения и жаждет лишь одного — восполнения сил. А вот потом, когда он разгуляется вовсю…

Что-то слабо сверкнуло по левую руку, привлекая его внимание. Хайрэс остановился и прищурился, всматриваясь вдаль. Не только физическое зрение, но и всё его нутро напряглось, настраиваясь на лёгкое, но при желании уловимое ощущение, которое невозможно спутать ни с чем другим. На ощущение находящегося поблизости ангела. Да, и ангелы, и демоны умели чувствовать присутствие друг друга, и чем могущественнее был противник, тем явственнее сила выдавала его. Однако подобная настройка на восприятие высших существ требовала определённой концентрации, поддерживать которую непрерывно ни у тех, ни у других не получалось. Именно поэтому то, что неподалёку находится враг, часто становилось неприятной неожиданностью для одной из сторон, как правило, той, которая оказывалась в меньшинстве. Ибо исход стычек в случае значительного численного перевеса обычно становился очевиден ещё до их начала. Конечно, при особенно важных вылазках в отряде всегда находился тот, кто следил за окружающей обстановкой, но и это не гарантировало безопасности: некоторые руны и артефакты позволяли создать магическую завесу и скрыться за ней от ока бдительных наблюдателей. Светлый же, которого заметил Хайрэс, такие средства защиты явно не использовал. Убедившись, что не ошибся, демон рванул в направлении, откуда исходил сигнал. Его спутники, быстро переглянувшись, молча последовали за ним.

Ангел стоял на краю крыши и задумчиво смотрел куда-то вниз. Ветер трепал его каштановые волосы, перехваченные на лбу светлой лентой, и беспечно играл фалдами бело-голубых одежд. Крылья светлый оставил дематериализованными. Должно быть, увидь его сейчас кто-то из смертных, наверняка принял бы золотистый нимб за отблеск солнца и подумал, что этот несчастный хочет покончить с собой и решается на последний отчаянный шаг. Однако Хайрэс прекрасно знал, что ничего подобного в голове у светлого быть не может, и иллюзий по поводу халявного амулета не питал: добывать его придётся с боем. В этих вопросах ангелы вели себя ничуть не лучше демонов и отдавать свои источники энергии не желали даже под угрозой гибели. Впрочем, это и неудивительно: кто они без амулетов? Лишённые сил, вечности, нимбов и крыльев, потерявшие единение со Светом… почти что люди. Знающие больше, чем обычные смертные, но не имеющие перед ними никаких преимуществ в плане магии и долголетия, обречённые проживать оставшиеся годы на Земле, отрезанные от Рая, беспомощные перед демонами, нагло устраивающими бесчинства прямо у них на глазах. Что могло быть ужаснее? И только потом, уже умирая от старости, если им всё же удавалось сохранить внутри тепло и чистоту небесной обители, невольные изгнанники вновь объединялись с создателем всего сущего и теми, кого любили. Конечно, демоны, которых в случае потери амулета ждала та же участь (за исключением слияния со Светом, разумеется), цеплялись за свои источники энергии ещё сильнее, но это отнюдь не означало, что отобрать у светлого заветный медальон становилось проще. А значит, и сейчас предстоит постараться, чтобы разжиться очередной монеткой для перебейщика.

Хайрэс мягко опустился на крышу за спиной ангела. Тот не пошевелился и не оглянулся, хотя их разделяло всего несколько шагов. Неужели настолько погрузился в собственные мысли? Демон уже прикидывал, стоит ли просто всадить светлому меч в спину или сперва немного развлечься праздной болтовнёй, но тут раздалось хлопанье крыльев, и рядом с шумом приземлились его попутчики. Вздрогнув, ангел быстро обернулся на звук. Хайрэс почувствовал лёгкое раздражение: эти болваны всё испортили! Может, он собирался закончить всё быстро, без лишних баталий, так нет, теперь по-любому предстоит драться! С другой стороны, что он теряет? Светлый один, их трое, перевес явно в их пользу. А ему самому точно не помешает лишний раз попрактиковаться.

— Какая неожиданная встреча, не так ли? — протянул Хайрэс, нарушая молчание и вглядываясь в лицо противника.

— Ожидай я встретить кого-то из демонов, у вас было бы намного больше проблем, — отозвался светлый. Надо же, голос ровный, без ноток страха. Хотя наверняка понял уже, в какой скверной ситуации очутился, но пытается храбриться. Похвально… Пусть и ничем ему не поможет.

— Однако вышло наоборот, и проблемы наметились у тебя. Причём крупные, — Хайрэс усмехнулся.

— Демонов бояться — на Землю не спускаться, — передёрнул плечами ангел.

— Какой смелый. Подобное поведение заслуживает награды… В качестве неё могу предоставить выбор, аттракцион неведомой щедрости: твой амулет в обмен на жизнь.

— За кого ты меня принимаешь? — глаза светлого блеснули. — Чтобы я отдал амулет без боя? Демонам?

— Не хочешь — как хочешь, — пожал плечами Хайрэс. Он не надеялся на другой ответ, но ему всегда нравилось дразнить этих блюстителей совести и чести, особенно, когда они находились в безвыходном положении. — Раз не желаешь обходиться без кровопролития, я с радостью докажу тебе, что ты принял неверное решение.

Он рванул вперёд, но светлый не стал дожидаться его приближения и прыгнул спиной назад, расправляя крылья уже в воздухе. Словно по сигналу телохранители Хайрэса устремились вслед за ангелом и тут же влетели в тугие водные потоки, отбросившие их обратно — видимо, нападающие не были готовы к столь скорой реакции противника. Хайрэс поднырнул под атаку светлого, отвлёкшегося на этих двоих, и запустил в него огненным шаром. Раздался короткий вскрик, и в следующую секунду наследник Тьмы увидел, что его враг поспешно тушит вспыхнувшую одежду. Какая удача! Одна за другой новые струи пламени врезались в крылья и тело врага, заставляя его окончательно потерять ориентацию в пространстве от боли и удушливого дыма. Он всё ещё пытался справиться с жалящим огнём, но борьба уже была обречена: светлый быстро терял высоту, беспорядочно молотя крыльями о воздух. Демон снижался следом за ним: начатое нужно довести до конца! Ангел с грохотом врезался в крышу (интересно, слышат ли их смертные, и если да, то чем объясняют себе этот шум) и глухо застонал, пытаясь выправить прижатое крыло. Хайрэс приблизился и, ногой перевернув тело светлого на спину, упёрся сапогом ему в грудь. Вид у того был потрёпанный: лента сползла со лба и затерялась в спутавшихся волосах, на щеках остались следы копоти, губы мелко подрагивали.

— Вот поэтому надо соглашаться на предложения тех, кто сильнее, — отметил Хайрэс и материализовавшимся мечом с хрустом пригвоздил судорожно дёрнувшееся крыло противника к кровле.

Ангел хрипло охнул и зажмурился, стиснув зубы. Хайрэс чуть нагнулся и скользнул взглядом по его одежде, которая в некоторых местах расползлась и обуглилась, открывая обожжённую кожу, а затем ухватился за серебристую цепочку и резко сорвал с шеи светлого амулет. Потом распрямился и второй рукой выдернул оружие из когда-то белоснежного, а теперь покрытого кровавыми пятнами крыла. Он уже хотел развернуться и уйти, как вдруг услышал тихий стон:

— Нет…

Поверженный ангел тянул дрожащую руку в сторону Хайрэса. Из глаз, в которых отчаяния скопилось даже больше, чем боли, текли слёзы, прочертившие влажные дорожки на его посеревших щеках. От чего больше страдает этот светлый? От ожогов и покалеченного крыла или от осознания, что он сейчас навсегда лишается магии и вечности? Или от того, что теряет чувственную связь со Светом? Некоторые демоны говорили, что ангелы часто страшатся этого чуть ли не больше смерти…

— Не надо… — в голосе прозвучала мольба.

Какой же он жалкий, какой беспомощный! И это — сила Света? Нелепое недоразумение! Хайрэс вновь склонился над раненым.

— Не хочешь жить без амулета? — почти ласково поинтересовался он и перехватил рукоять поудобнее. — Так и быть: я избавлю тебя от мучений. Благодари меня за моё великодушие, светлый.

Тёмный клинок пронзил тяжело вздымающуюся грудь и вышел из спины. Ангел дёрнулся и закашлялся, на губах проступила кровь. Через несколько секунд глаза его потускнели и закатились, а протянутая рука безжизненно упала, с глухим стуком ударившись о кровлю. Убедившись, что враг мёртв, Хайрэс извлёк меч из его тела и, заставив оружие исчезнуть, повернулся лицом к телохранителям. Всё пришлось делать самому, но он, в общем-то, не возражал: процесс порой доставлял не меньше удовольствия, чем результат, да и то, что они отвлекли его противника, существенно облегчило задачу.

— Уходим отсюда, — бросил он, убирая амулет светлого во внутренний карман на груди.

— Вы ничего не забыли, наследник? — приподнял бровь один их стражей.

— Ничего, — Хайрэс понимал, что его собеседник намекает на что-то вполне определённое, но не собирался поощрять его в высказывании каких-либо требований.

— Амулет. Вы забрали его себе.

— И?

— Мы тоже принимали участие в охоте, значит, имеем право на часть его энергии.

— Подставиться под удар — это, по-твоему, принять участие? — осведомился Хайрэс.

— Тем не менее, мы помогли Вам победить, — вступил в разговор второй телохранитель.

— И что, мне теперь премию вам выписать? Памятник поставить? — съязвил Хайрэс. — Я убил светлого, и это моя добыча. Хотите амулетов — охотьтесь сами.

— А мы, по-Вашему, должны за «спасибо» работать? Мы Вам не ангелы, чтобы благотворительностью заниматься.

— Ты что, за идиота меня держишь? — разозлился Хайрэс. — Думаешь, я не знаю, что вы получаете повышенные проценты при распределении энергии от душ, попавших в Ад? Да вы бы и хвостом не шевельнули, если бы не взяли плату сразу, как только подписались таскаться за мной!

По недовольному виду спутников Хайрэс понял, что его осведомлённость стала для них новостью, и притом не самой приятной.

— Не такие уж там большие проценты, — мрачно отозвался один из охранников, но уже менее претензионным тоном.

— Видимо, достаточные, чтобы ради них подставиться под удар, если мне будет что-то угрожать, — фыркнул Хайрэс. — А раз нанялись, нечего права качать. У вас и без того достаточно возможностей урвать свою долю: не каждый день со мной рядом крутитесь. Ещё какие-то вопросы к моей забывчивости имеются?

— Нет, наследник, — мрачно переглянувшись, ответили демоны.

— Прекрасно, — Хайрэс шагнул к краю крыши. — Вы свободны. Встретимся в Аду, — и он ухнул вниз.

На сегодня его лимит терпения этой парочки исчерпался. Как и многие демоны, Хайрэс в принципе не отличался дружелюбием и предпочитал одиночество, а благодаря достаточной уверенности в собственных силах объединяться с кем-то смысла не видел. Кроме того, вскоре ему предстояло связаться с перебейщиком, и постороннее присутствие в этот момент было бы крайне нежелательно. Отдалившись на достаточное расстояние от места схватки, Хайрэс приземлился у какой-то многоэтажки и огляделся. Ни светлых, ни тёмных поблизости не наблюдалось. Концентрация на магических импульсах подтвердила, что в окрестностях он — единственное высшее существо. Удовлетворённо кивнув, Хайрэс начертил на стене именную руну перебейщика и, дождавшись, когда она замерцает, приложил к ней ладонь.

— Гризэй, я достал амулет. Нужно встретиться, — произнёс он и, мысленно запечатлев напоследок образ окружающего его пространства, убрал руку.

4

Именные руны в мире смертных служили универсальным средством связи между ангелами, демонами и перебейщиками. Каждый из них создавал собственный символ, совмещая базовый рисунок установления контакта с личными дополнениями в виде особых линий, росчерков и вензелей и получая таким образом уникальный знак, через который можно было услышать друг друга в любой точке света. Единственным условием его активации кроме верного начертания являлось обязательное обращение по имени к адресату сообщения, а единственным ограничением по действию — магические барьеры. Именно поэтому в Аду или Райском саду, отгороженных от внешнего мира множеством защитных чар, принять послание именной руны не представлялось возможным, но стоило ангелу или демону покинуть такие места, сказанное долетало до их сознания, окрашенное голосом и энергией отправившего сигнал. Показать свою руну для высшего существа значило примерно то же, что для смертного дать кому-то свой почтовый адрес или номер телефона, хотя, конечно, люди не способны мысленно слышать или видеть то, что хотел донести до них автор письма или дозвонившийся абонент. Да и сменить личный символ невозможно, что не всегда выгодно отличает его от места прописки или новой симки. С другой стороны, именные руны гарантировали восприятие сообщения сразу после прибытия получателя в мир смертных и были гораздо надёжнее всех земных средств связи.

Хайрэс редко использовал этот метод в отношении себе подобных (тем более что в Аду такие фокусы бесполезны — там особые пути сообщения), но уже не раз применял его для вызова перебейщика. Он не боялся, что тот приведёт на хвосте легион светлых (интересно, есть ли вообще хвосты у перебейщиков в целом и у этого в частности) — во-первых, ему невыгодно терять источник амулетов, во-вторых, договор предусматривал меры безопасности для обеих сторон, а в-третьих, наученный горьким опытом Хайрэс постоянно носил с собой кольцо Сэу́ра — артефакт, способный мгновенно переместить его из одной точки мира в другую (исключая, конечно, такие места, как Рай или Ад), которому не могли помешать никакие руны или магические блокировки. Именной знак Гризэй показал ему вскоре после возвращения из Сумрачной долины, когда Хайрэс уже успел добыть первый трофейный амулет, но ещё не знал, как воплотить в жизнь обязательство по его передаче своему освободителю. Перебейщик тогда отыскал его сам (настырное существо, однако!) и, забрав причитавшийся ему медальон, начертил перед Хайрэсом странный символ, в котором демон узнал видоизменённую руну связи.

— Знаешь, как пользоваться? — уточнил перебейщик.

— Не вчера родился, — Хайрэса задел его покровительственный тон.

— Значит, на невежество не сошлёшься, — кивнул тот.

«Проверяет возможности невыполнения или отсрочки договора», — догадался Хайрэс. Что ж, логично. Иногда незнание может стать причиной объективной неспособности выполнения того или иного действия. Однако контрактом, в котором на кону стоял его собственный амулет, наследник Тьмы рисковать не собирался. Проще и безопаснее выполнить, на что подписался, и поделиться чужой энергией, чем лишиться своей. Но винить перебейщика в подозрительности нельзя — на его месте он сам держал бы ухо востро. Однако следует признать, что при составлении договора они и без того предприняли все меры, чтобы оградить себя от обмана или иной подлянки. Оно и понятно — оба далеко не светлые, чтобы полагаться на честность друг друга — один никогда им и не был, а второй явно слишком запятнал себя, чтобы претендовать на столь непорочный титул.

Вот и теперь Хайрэс прибегнул к проверенному способу и, скрестив на груди руки, принялся ждать. Практика подсказывала, что Гризэй реагирует на его сообщения довольно быстро — видимо, бо́льшую часть времени проводит на Земле. С другой стороны, куда ему деваться? В Раю или Аду ему одинаково нечего делать, если, конечно, он не заключил очередную сделку (впрочем, зачем она ему, если Хайрэс в ближайшее время будет регулярно снабжать его амулетами, запаса которых хватит на несколько лет вперёд?), а в Чистилище тоска смертная. Вот и остаётся болтаться среди людей — хоть какое-то развлечение.

— А ты оперативно справляешься, — донёсся до Хайрэса знакомый голос.

— На ловца и зверь бежит, слышал? — отозвался демон, оборачиваясь к материализовавшемуся прямо из воздуха перебейщику. Способный малый, всегда быстро ориентируется в образах, которые передаёт ему Хайрэс.

— Так говорят смертные, — подтвердил Гризэй.

— Вся их мудрость — это неумелые заимствования у нас, — отметил Хайрэс и извлёк наружу амулет. — Но перейдём лучше к делу. Возьми.

— Уже шестой, — перебейщик осторожно принял у него медальон с полупрозрачным голубоватым камешком в центре.

— Больше половины долга отдано. Теперь, в случае чего, я имею право на отсрочку, — напомнил демон.

— Да, это условие в силе. Но сдаётся мне, с такой скоростью она тебе не понадобится.

— И тем не менее.

— Разумеется. Но не заставляй меня ждать слишком долго, наследник.

— Пока договор не исполнен, у меня нет выбора, — невесело усмехнулся Хайрэс.

Объективно он действительно не нуждался в перерыве, но уже ощущал лёгкий энергетический дисбаланс — слишком долго он тратил силы, практически не восполняя, и это не могло не сказаться на нём. Пришла пора напитать магией не только амулет перебейщика, но и свой собственный. Да и Сирону не помешало бы подкинуть энергии, пока в его голову не закралась мысль, что зря он вытаскивал из клетки того, кто не может ему толком отплатить.

Следующие несколько недель Хайрэс провёл, охотясь на светлых и участвуя во всех вылазках, где имелся шанс раздобыть заветный медальон. Довольно скоро он, к своему неудовольствию, заметил, что ангелы стали гораздо осторожнее и предусмотрительнее: по миру смертных они перемещались группами (если, конечно, не нашёптывали людям какую-нибудь праведную нудятину, прервать поток которой поединком не хватило бы наглости ни у одного тёмного), укрепили охрану всех значимых пунктов, начали чаще использовать маскирующую магию и прибегать к помощи регулярно отслеживающих присутствие демонов наблюдателей. Словом, застать их врасплох и расправиться, как с последним светлым, было довольно сложно. Однако это не могло остановить Хайрэса, напротив, только раззадоривало его нетерпение и желание во что бы то ни стало добиться цели.

И он добивался. Налетал на небольшие отряды и, даже не оглядываясь на телохранителей, рвался в бой, поливая всё вокруг огнём, закладывая в воздухе сложные петли и рубя мечом направо и налево. Он не боялся боли, не боялся смерти — раны затянутся рано или поздно, зато у него в руках останутся амулеты, живительные источники магии. И, Тьма свидетель, насколько же приятно иссушать каждый из них! Это ни с чем несравнимое чувство собственной мощи, силы, разливающейся по венам, пьянящей рассудок эйфории непобедимости! В тот миг, когда его амулет наливался энергией, а опустошённый медальон светлого бесполезной железкой падал на землю, он ощущал такой безудержный восторг, такое величие, такое пламя в груди, что, казалось, сущность его разрасталась до размеров вселенной, готовая поглотить её целиком. О, в эти минуты он мог бы перевернуть с ног на голову весь мир! И пусть будоражащее чувство вскоре проходило, воспоминание о нём продолжало жить в душе неистребимой жаждой ощутить его снова.

Один амулет, второй, третий… Хайрэс готов был напитываться их силой бесконечно, но при всём желании не мог этого сделать. Да и сражения со светлыми изматывали его, как бы ни рисовался он перед другими демонами: магические битвы здорово утомляли, а раны заживали болезненно и отнюдь не так быстро, как ему хотелось бы. Именно поэтому, восполнив энергетический голод, отложив пару амулетов на чёрный день в защищённом тайнике, и, скрепя сердце, отдав Сирону часть добычи, он сбавил обороты и решил в ближайшее время, отведённое ему договором, переключиться с боевых операций на более мирное, но не менее нужное занятие: соблазнение людских душ, грехи которых, хотя и не так интенсивно, но понемногу добавляли энергии созданиям Тьмы. По той же причине в последней схватке, в которую его втянули сородичи, он не проявил большого энтузиазма по отношению к амулету светлой, сбежавшей со знаком проводника. Неистребимая привычка дразнить ангелов делала его предложение глумливой насмешкой, однако он действительно хотел от светлой одного — быстрого получения знака, а там пусть летит на все четыре стороны. Однако она, как и подобает порядочному ангелу, без раздумий отвергла его предложение, и ввязаться в баталию всё же пришлось. Появление её товарища расстроило предсказуемый финал поединка — Хайрэс не успел прикончить светлую и присвоить знак с амулетом. Но устраивать бой ещё и с новым противником не хотелось, к тому же, судя по тому, что тот нашёл время отыскать соратницу, демоны уже разлетелись, а значит, численное преимущество не в его пользу. «Не стоит оно того».

Теперь можно и в мир смертных наведаться. Для очернения людских мыслей стража ему точно не понадобится, и потому наследник дал телохранителям вольную, упомянув напоследок, что, если обнаружит их в пределах досягаемости, то вместо сбора душ устроит сбор тёмных амулетов. Хайрэс не переносил, когда во время подключения к сознанию человека рядом ошивались другие демоны, которые или норовят влезть с «бесценными» комментариями, или ждут, когда он ошибётся, и совесть смертного в итоге победит, чтобы позлорадствовать его провалу. И потому в этих вопросах всегда действовал в одиночку.

Незримый и неощутимый для людей, Хайрэс остановился посреди улицы и прислушался. Его задачей было уловить негативный сигнал, неизменно сопровождавший дурные мысли и намерения, чтобы поддержать их, или же поймать импульс сомнения, который, пользуясь моментом, можно повернуть в необходимое русло. Ага, вот и то, что нужно. Неподалёку, прямо возле проезжей части, хмуро топтался невысокий щуплый паренёк. Голову его окутывало мутное облако мрачных дум и тяжёлых предчувствий. Демон быстро скользнул к нему и незаметно коснулся руки человека, считывая энергетику души, а заодно и всю его жизнь со всеми событиями, тайнами, взлётами и падениями. Как всё-таки легко получить над людьми контроль — одно мимолётное движение, и ты уже знаешь о них всё от первого крика и до сего момента. Дальше, конечно, немного сложнее — ничьё будущее не выбито застывшими постулатами в непоколебимой скале мироздания — слишком много нитей случайностей и совпадений вплетено в его пёстрое полотно. Максимум, что по силам высшим существам — это увидеть наиболее вероятные варианты развития событий, приближенные к текущему положению дел, и попытаться повлиять на решения смертных, чтобы подтолкнуть их к тому или иному повороту на извилистом пути бытия. Не будь у них свободы выбора, не имело бы ни малейшего смысла тратить на это время — зачем, если всё уже известно заранее и ничего изменить нельзя?..

У попавшегося ему смертного день выдался, мягко говоря, неудачный. Чуть ли не до рассвета бедолага лихорадочно листал конспекты, которыми по каким-то причинам не мог заняться днём, для подготовки к экзамену. Однако мобильник, который за ночь полностью разрядился, отключился и спасительного будильника не выдал. В итоге парень безнадёжно проспал и, в дикой спешке несясь на экзамен, успел несколько раз упасть, перепачкав новые джинсы. Как выяснилось, бежал он зря, так как получил от недовольного преподавателя лишь презрительный взгляд и дату пересдачи. Ко всему прочему, на едва успевший подзарядиться телефон позвонила его девушка, заявившая, что ей надоели их отношения, и предложившая «остаться просто друзьями». Парень был зол, расстроен, обижен на весь свет и мечтал забыть этот проклятый день, словно его никогда и не существовало в его скромной биографии.

Запечатлев след энергетики смертного в маленьком прозрачном шарике, по виду напоминающем крупную стеклянную бусину, который тут же наполнился сероватой клубящейся дымкой (надо же ему как-то отчитываться в Аду о проделанной работе!), Хайрэс задумался. Скверное настроение этого смертного способно послужить благодатной почвой для многих поступков. Можно, например, подговорить его бросить университет и распрощаться с дальнейшим образованием, или вечером подкараулить с товарищами вредного преподавателя, чтобы «восстановить справедливость», или поехать разбираться с бывшей девушкой, или пойти в какой-нибудь бар или клуб, а там, хорошенько залив алкоголем нанесённую травму, дать выход накопленной злобе в шумной потасовке. А можно вместо вымещения агрессии склонить парня к ещё большей тоске и подтолкнуть к мысли о том, что жить теперь, без любви и перспектив, в общем-то, незачем и стоит прекратить напрасные мучения… Но нет, пожалуй, у смертного не тот настрой, чтобы бросаться под колёса. Лучше всё же отправить его в ближайший притон и поспособствовать тому, чтобы он втянул в неприятности побольше народа.

Демон положил руку на левое плечо человека и уже наклонился к его уху, как вдруг услышал рядом чей-то чужой шёпот:

— Неудачные дни бывают у всех. Сегодня такой день достался мне. Но это значит, что потом наступит новый, хороший день, и мне снова улыбнётся удача.

Хайрэс обернулся. Справа от парня, также невидимая для него, стояла ангел. Гладкие белые волосы, длинным водопадом спускающиеся на спину, очень светлая кожа, синие глаза цвета ночного неба, стройная и стремительная, как росчерк пера, фигура. Надо же, та самая, с которой он дрался при нападении на отряд сопровождающих. Как не вовремя… Ну да ничего. Она всё равно не сумеет ему помешать. Он не отдаст ей смертного — сегодня это его добыча.

— Чушь. Мне всегда не везёт. Вечно попадаются какие-нибудь придурки, которые мешают мне жить. Всем от меня что-то нужно, а потом они кидают меня, как эта стерва. И препод, скотина, не мог, что ли, подождать две минуты? Ему бы самому так, мордой в грязь, — произнёс Хайрэс, сжимая плечо парня. Необходимость говорить в людском сознании от первого лица он усвоил давно и накрепко. Человек должен считать, что сказанное — это его собственные мысли, только тогда он начнёт им следовать.

Ангел быстро взглянула на Хайрэса. В глазах её полыхнуло презрение.

— Но я ведь ничего не знаю о том, что у них случилось. Вдруг Аня ещё передумает? Или, может, я сам в чём-то виноват перед ней? А Виктор Семёнович давно предупреждал, что опозданий не терпит… Надо было мне заранее сесть готовиться.

— Да какая, на хрен, разница, что у них там стряслось? Почему я должен за это огребать? Это их проблемы, а не мои! А они поступили со мной, как самые последние свиньи! Ну ничего, я всё им припомню… Они ещё сто раз пожалеют о своих поступках!

— Но какое я имею право судить их? Разве я сам всегда поступаю правильно? Никогда не обижаю других? Да и потом, это я, вместо того, чтобы начать учить пораньше, часами играл в новую версию… И Аня, кажется, ещё вчера была чем-то расстроена, а я даже не спросил, что с ней. Мне стоило уделять ей больше внимания.

— Плевать. Мне пофиг на неё. Пусть грызёт локти, что кинула меня. Точнее нет, сперва я отомщу ей, а потом пусть уже грызёт… И вообще, кому сдалась эта идиотская учёба? На кой чёрт мне эта бумажка? Я и так смогу всего добиться!

— Нет, следует во всём разобраться. Нельзя пороть горячку. Мне нужно успокоиться и поговорить с Аней, выяснить, что произошло. Не могла же она поступить так без причины! А пересдача — это не конец света, напротив, как раз шанс всё исправить! — светлая говорила, всё с большей и большей тревогой косясь на Хайрэса. Кажется, видела, что смертный сильнее склоняется к его доводам.

— К чёрту всё! Надоело это терпеть! Сиди, зубри какую-то фигню, трать нервы и деньги на каких-то уродин… Пойду лучше в «Кайф», отдохну от всей этой мути! Деньги у меня есть, времени теперь вагон… Может, какую девчонку на ночь подцеплю…

— Нет! Сейчас не об этом надо думать! Сперва я должен… — в голосе ангела слышалась тихая паника.

— Никому и ничего я не должен! — по лёгкости, с которой он перехватил инициативу, Хайрэс понял, что победа за ним. — Я буду делать, что хочу, и никто мне не указ!

Парень развернулся и уверенно направился к упомянутому «Кайфу» — небольшому клубу с гремящей музыкой, алкогольными напитками и репутацией частых драк и весёлого времяпрепровождения.

— Остановись! — воскликнула светлая. Это она кричала уже Хайрэсу. — Разве ты не видишь, к чему его ведёшь?

— Напротив, прекрасно вижу, — усмехнулся наследник Тьмы, слегка прикрывая глаза. — Беззаботный денёк, заварушка ночью, проломленный череп и арест. Потом его посадят, потом выгонят из института… А парень, которому он спьяну пробьёт голову, впадёт в кому, потеряет шансы на карьерный рост и, возможно, на жизнь. А ещё…

— Хватит! Ты же ломаешь ему жизнь! Не смей!

— Это моя работа, ангелок, — ухмыльнулся Хайрэс. — Попробуй помешать мне. Если, конечно, сумеешь.

В руке у Векаты сверкнул материализовавшийся клинок. Хайрэс коротко рассмеялся.

— Собираешься драться сейчас? Со мной?

Веката сжала зубы. Он прав. За влияние на людей не сражаются. Они сами должны их услышать. Позволить себе услышать. Меч исчез.

— Умница, — Хайрэс взмахнул кожистыми крыльями и устремился за уже успевшим отдалиться парнем. Осталась самая малость — дождаться, когда тот перейдёт к активным действиям, и отобразить его изменившуюся энергетику в отчётном шаре, чтобы подтвердить её затемнение. И вуаля!

Веката заметалась. Проклятый демон выиграл! В настоящий момент смертный слышит лишь его, слышит свою злобу и обиду, умноженную его словами. Но если она ничего не предпримет, что будет дальше? Хайрэсу не хуже неё известен самый вероятный из вариантов будущего. Ужасного будущего, загубленного не только для разочаровавшегося в жизни парня, но и для совершенно непричастного к происходящему человека! Разве может она его бросить? Нет… Надо дать ему ещё один шанс!

— Влад! — раздался знакомый голос.

Он поднял голову. Перед ним стоял Сергей.

— Серый?

— Ты как? — Серый дружески улыбнулся.

— Не очень, — Влад махнул рукой. — Экзамен вот завалил…

— И ты тоже? — удивился Сергей. — А я думал, одному мне сегодня западло.

— За что тебя?

— Да билет попался отстойный. Меня ещё и на первую парту занесло, как назло, не подсмотреть ничего. Препод вроде знал, что я, в общем-то, шарю, всё своё заладил: «Не знаешь, иди на пересдачу». Зараза.

— А меня даже к столу не подпустил. Я опоздал, так он сразу: «Не умеешь следить за временем, учись повторно». И больше слушать не стал.

— Как с катушек послетали, — закивал Серый.

— Собрат, блин, — усмехнулся Влад. От того, что Серёге тоже капитально не повезло, было почему-то немного легче.

— Слышь, а пошли ко мне? — предложил Серый. — Посидим, выпьем… А то одному как-то фигово.

— Давай, — согласился Влад.

Торчать в «Кайфе» расхотелось. Компания Серого была гораздо приятнее, да и потом, с ним можно выговориться, рассказать и про Аню, и про феноменальный в непревзойдённой корявости день. Свой человек, опять же. Всяко лучше, чем сидеть рядом с какой-нибудь размалёванной девицей, у которой алкоголь выветрил из головы последние остатки ума.

Они зашагали в другую сторону. Хайрэс зло уставился на Векату, стоявшую прежде рядом с Сергеем. Внутри клокотало уязвлённое самолюбие, обжигающее грудь острыми иглами досады.