ОТ СВЕТА К ТЬМЕ
(СТАНОВЛЕНИЕ МОНСТРА)
1.
НАЧАЛО
Дания. Порт Копенгаген. 1582 год по Григорианскому календарю. 13 ноября.
С наступлением осени погода в Скандинавии становится переменчивой и непредсказуемой. Целыми днями с Северного моря дуют холодные ветра, которые приносят с собой тяжёлые дождевые облака. Солнце практически не появляется. Ливни могу продолжаться неделями, после чего ударяет мороз и всё кругом покрывается тонкой коркой льда. Снег выпадает уже позже и укрывает скользкую землю плотным слоем. Из-за сырого климата он надолго не задерживается. Периодически тает и превращается в густую массу из грязи и воды, которая потом вновь замерзает. По таким ухабистым дорогам не может проехать ни одна повозка. Деревянные колёса постоянно ломаются, лошади двигаются медленно, быстро устают, иногда падают обессилев. Всё это усложняет жизнь местного населения.
После многочисленных бунтов и восстаний местные жители с опаской ждут зиму, так как припасов может просто не хватить, а осенний урожай гниёт и промерзает, не успевая созревать.
Король Фредерик II не перестаёт воевать против Швеции. Его семилетняя война грозит затянуться на более долгий срок. Военные действия требуют от жителей многочисленных пожертвований во благо армии: продукты, одежда, древесина, уголь. Мало кому под силу содержать собственную семью, а тут ещё и солдатам помогать необходимо. Значительная часть населения вынуждена бороться за выживание. А если в семьях есть дети — это ещё больше усложняет ситуацию. Их нечем кормить. Приходится торговать практически всем, вплоть до продажи имущества, чтобы обеспечить детей едой и тёплой одеждой.
На самой окраине Копенгагена расположилась крохотная деревушка. Ей даже названия никто не придумал. Так меньше внимания будет привлекать. Всего с десяток домов, обветшалая каменная церквушка и построенная местными жителями мельница.
Томас и Кристэн Нильсены поселились в этой деревушке всего год назад. Долгое время они перебирались из города в город, из посёлка в посёлок, в попытке сбежать от войны. С ними приехала их дочь Селена, которой не так давно исполнилось 19 лет. Долгое время ходили слухи, что у пары был ещё и старший ребёнок — сын Мартин. Его призвали в армию. Он ушёл на войну, где и пропал без вести.
Так это или нет, никому достоверно не известно. Томас и Кристэн предпочитают не обсуждать эту тему даже между собой, что говорить о посторонних.
Нильсены рано стали родителями. Кристэн было всего 18 лет, когда родилась Селена. Несмотря на это, девочка была желанным ребёнком. Пришлось всю свою жизнь посвятить дочери. Благо, что Томас был рядом всё это время. Он работяга и не пренебрегает даже самым тяжёлым трудом. Ради дочери и своей супруги он готов был браться за любую работу.
Сама же Кристэн родом из Швеции, откуда её семья бежала, когда началась война. С Томасом они познакомились уже в Дании. Она не могла не привлечь внимание молодого человека. Высокая, стройная брюнетка с большими выразительными чёрными глазами. Вздёрнутый нос и пухлые губы придавали её внешности непринуждённость и чрезвычайную миловидность. С годами пышные платья сменились на простые кофты и юбки, а внешность стала более грубой. Война, многочисленные переезды, голод, а ещё и младенец за пазухой не пошли на пользу юной девушке.
Томас — коренастый мужчина около двух метров ростом. Он на три года старше Кристэн. Его серые глаза при ярком свете казались абсолютно бесцветными. Копна густых русых волос, светлая борода, прямой нос и тонкая линия губ — типичный датчанин. Говорят, что коренные жители Дании, особенно мужчины, являются предками викингов. Семья Томаса как раз происходила от одного древнего рода.
Он заботился о своей супруге с первых дней, а когда родилась их дочь, начал работать втрое больше, чтобы купить семье дом и обзавестись минимальным хозяйством. Труды оказались ненапрасными.
Селена взрослела и становилась копией своей матери. Такие же большие чёрные глаза в обрамлении длинных густых ресниц, вздёрнутый нос и пухлые губы. Только вот её волосы были ещё более тёмными, чем у Кристэн, а со временем их цвет и вовсе стал насыщенным, глубоким чёрным. В детстве она походила на милую круглолицую куклу, а с возрастом превратилась в красавицу с точёной фигурой, привлекательной внешностью, выразительными чертами лица и покладистым характером.
Селена, как единственный ребёнок в семье, помогала родителям всем, чем могла. Она никогда не отказывалась от работы и неустанно трудилась. С матерью они благоустроили дом, который им предоставила местная церковь. Отец обзавёлся лошадью, которая решила сразу две задачи: передвижение и работа на земле. Юная девушка научилась вспахивать почву не хуже сильного мужчины. Томас научил дочь ездить верхом. Она частенько выбиралась в город за провизией или для продажи урожая. В свободное время можно было увидеть Селену верхом на лошади, скачущую по пустынным полям. Она стала отличной наездницей и прекрасно поладила с животным, которое во всём её слушалось.
Соседи с самого начала восхищались дочерью Нильсенов. Такое трудолюбие и нешуточная выдержка — редкость для юных особ. Девушка стала завидной невестой для сыновей местных фермеров.
Несмотря на отсутствие должного образования, мать обучила Селену чтению и письму, а также научила считать. У девушки с самого детства наблюдался талант к рисованию. Она брала угольки и бумагу, после чего изображала на них всё, что видели её глаза: пейзажи, войну, солдат, и даже собственных родителей. Но на это занятие постоянно не хватало времени, поэтому искусство было заброшено в «дальний ящик».
Приобщение к религии давалось куда сложнее. Трудно было верить в божество на фоне всей нищеты и постоянной нужды. Люди бедствовали, голодали, погибали в боях или умирали от страшных болезней. Чума прокатилась по Европе самым настоящим ураганом. Один заболевший в семье ставил под угрозу всех её членов. Как правило, лечения не было, поэтому таких больных попросту вывозили в леса, где те умирали или же были съедены дикими животными.
Травники искали варианты лечения, а те, кому удавалось это сделать, были признаны колдунами или ведьмами и приговаривались к сожжению на костре. Всё это чаще встречалось в городах. Деревни и посёлки жили своей жизнью. Господам не было никакого дела до простых смертных. Здесь даже самому настоящему колдуну ничего не грозило, и он мог заниматься ворожбой, даже не скрывая этого.
Спустя год мирной и спокойной жизни на окраине Копенгагена в семью Нильсенов пришли неожиданные неприятности.
Селена долгое время скрывала от родителей свою связь с молодым человеком из города. Парня звали Ноа — сын пекаря. Они познакомились ранней весной за год до случившегося, и сразу же влюбились друг в друга. Дело приняло нехороший оборот, когда молодые люди узнали о беременности девушки. Однажды во время очередной поездки в город ей стало плохо. Ноа отвёл Селену к местному лекарю, а тот сразу понял в чём причина недуга. Девушка была напугана, но избавиться от ребёнка так и не решилась. Многие молодые матери погибали от рук повитух во время процедуры извлечения плода. Это крайне опасная затея испугала молодых людей гораздо сильнее перспективы стать родителями так рано. Ноа пообещал заботиться о ней, а его отец лишь поддержал сына.
Скрывать эту новость удавалось на ранних сроках, но к шестому месяцу трудно было прятать округлившийся живот даже под широкими платьями.
Кристэн быстро заметила изменения и решила поговорить с дочерью. Она отвела её в амбар, чтобы отец не подслушал. Селена устроилась на мешке с зерном и сложила руки на коленях. Сквозь доски в стенах задувал ветер, отчего под потолком качались секиры и топоры. Она то и дело запрокидывала голову и вздрагивала, когда те издавали звон, ударяясь друг о друга.
Мать бродила по амбару несколько минут, после чего присела напротив дочери:
— Почему ты не сказал мне? Почему скрывала свою беременность?
— Я боялась. Отец не одобрит. У нас ведь с трудом хватает средств на собственное содержание, а тут ещё и мой ребёнок.
Кристэн глубоко вздохнула:
— Почему не избавилась от него?
— Не смогла, — опустив голову, призналась Селена, — у меня не хватило смелости убить собственного ребёнка.
В воздухе повисло молчание. Кристэн поправила белоснежный передник на своей серой юбке, убрала за уши выбившиеся из косы прядки волос и снова сделала глубокий вдох. Селена нервничала, но всячески это скрывала. Она сцепила руки в замок и опустила голову. Это была, наверное, самая неловкая и странная беседа между матерью и дочерью за всё время.
— Ты молодец, — неожиданно произнесла Кристэн, — такой смелый шаг достоин уважения. Ты сильная девочка, поэтому со всем справишься. Именно такой мы тебя воспитывали.
— А как же отец? — слова матери удивили Селену. Она подняла глаза и посмотрела на неё.
— Поговорим сегодня за ужином, — предупредила Кристэн, — не стоит с этим затягивать. Уверена, он всё поймёт.
В глазах Селены собрались слёзы. Она не выдержала и уже через секунду расплакалась. И дело здесь было не в отце, а в собственном страхе перед неизвестностью. Мать села рядом с дочерью и обняла её:
— Девочка моя, не плачь. Всё образуется, вот увидишь. Ты же не одна. У тебя есть семья, есть Ноа, будь он неладен! Но парень то он не плохой. Его отец пользуется хорошей репутацией в городе и зарабатывает неплохие деньги своими булками и кренделями. Объединив усилия, мы разрешим любые проблемы.
Сквозь слёзы Селена улыбнулась, всхлипывая носом:
— Просто мне страшно. Я сама ещё недавно была ребёнком, а тут такое.
— Не стоит так переживать, — успокаивала её мать, — я всё тебе расскажу и объясню. Сама ведь обзавелась прекрасной дочуркой слишком рано. Как только младенец родится, дела пойдут как по маслу. Вот увидишь.
Селена подняла голову с плеча матери и вытерла слёзы рукавом своей белой кружевной рубахи:
— Спасибо, мама.
— Я так тебя люблю, девочка моя, — Кристэн погладила дочь по волосам, — мы с папой очень сильно тебя любим и всегда будем о тебе заботиться.
Время было позднее. Начинало темнеть. Нужно было возвращаться в дом и готовить ужин. Вечером Селене предстоял нелёгкий разговор с отцом. Одному богу известно, как он отнесётся к известию о беременности дочери.
***
Середина осени. Ночь опускалась на землю невероятно быстро. Казалось бы, совсем недавно был полдень, а за окном уже темнота. Целыми днями шли дожди. В те редкие моменты, когда они прекращались, можно было поработать на земле и съездить в город на рынок. Но возвращаться приходилось быстро, чтобы темнота не настигла в дороге. Иначе можно было просто сбиться с пути. Волки в это время года особенно агрессивные и голодные. Заблудившийся путник станет для них сытным ужином. Ходили слухи, что в местных лесах появились какие-то огромные особи, втрое больше обычных волков. Такой хищник точно станет последним, что увидит человек перед смертью. Пару лет назад в городе наблюдался всплеск исчезновений местных жителей. Их тела так и не были найдены. Никто не знает, куда они подевались. Лесники иногда обнаруживали лужи крови, но ничего больше. Судя по всему, огромные волки не оставляли даже обглоданных костей. Охотники неоднократно прочёсывали окрестности, но ни один зверь так и не был пойман. Со временем слухи утихли, и местные жители начали забывать об этих страшных рассказах, но меры предосторожности соблюдали.
Дом семьи Нильсенов не большой. Он построен из камня, крыша черепичная. Есть чердак, где хранится всякий хлам, и подвал для провизии. Четыре окна выходят на разные стороны света: восток, запад, юг и север.
В северной части дома оборудована кухня. Томас сделал стол и массива дуба, три стула и полки для хранения посуды. Над столом висела масляная лампа.
В южной части — спальня. Три кровати стояли вдоль стены. Кристэн связала одеяла из шерсти и сделала мягкие перьевые подушки. На зимний период в запасе имелись пледы из тёплой овчины. Отец сделал для Селены отдельный комод, в котором она хранила свои вещи и прочие мелочи. У девушки длинные волосы, которые она то заплетала в косу, то собирала в причёску. Ноа подарил ей деревянный гребень и кованную заколку, которую украсил металлическими лепестками. Всё это бережно хранилось в одном из ящиков комода.
Остальное пространство дома служило чем-то вроде просторной гостиной. Здесь стояли деревянные кресла с подушками для удобства и комфорта, а напротив них — камин, который являлся источником тепла и света.
Томас оборудовал ставни на окнах и укрепил входную дверь несколькими замками. Помимо разного рода хищников опасаться стоило и людей: бродяг, нищих и разбойников, которые частенько рыскали в окрестностях в поисках наживы.
Поздним вечером семья собралась за столом. В камине танцевало пламя огня, потрескивали поленья. По окнам барабанил затяжной осенний дождь, а с чердака доносились звуки ветра, порывы которого застревали в щелях между досками. Кристэн приготовила скромный ужин из овощей и свежей говядины, которую удалось купить на рынке в городе. Томас достал из шкафчика глиняный графин с ягодным вином и наполнил им свою кружку. Селена сидела напротив матери, а отец, как и полагалось, во главе стола. Трапезе предшествовала краткая молитва благодарности, как это было принято во всех семьях. Он сделал несколько глотков вина и принялся ужинать. В доме царила тишина, которую изредка нарушали постукивания ложек о тарелки.
— Почему ты ничего не ешь? — Томас обратился к дочери, заметив, что та не проглотила ни куска, а лишь попусту водила своей ложкой между овощами.
— Я не голодна, — тихо ответила Селена, не поднимая при этом глаз.
— Что-то случилось? — переспросил Томас.
Селена промолчала. Только слепой мог не заметить, как сильно она нервничала. Рука, в которой Селена держала ложку, буквально дрожала.
— Дочь, ответь на мой вопрос, — повторил он уже более настойчиво.
— Нам нужно обсудить кое-что важное, — в диалог вмешалась Кристэн.
Томас тут же перевёл свой суровый взгляд на супругу.
— Наша дочь… — продолжила Кристэн, — наша дочь вынашивает ребёнка.
В этот момент ложка выпала из руки Селены и с грохотом ударилась о пол. Она выпрямилась и положила обе руки на стол, прямо перед собой. Несколько секунд царило молчание. Томас сделал ещё один глоток вина, отставил кружку в сторону, откашлялся, после чего обратился к дочери:
— Как давно?
— Шесть месяцев, — робко ответила Селена, глядя на отца испуганными глазами.
— Кто отец? — его вопросы были краткими и чёткими.
Немного помедлив, Селена призналась:
— Ноа…
— Этот мальчишка из города, — подытожил Томас, — не зря же ты ездила к нему чуть ли не каждый день. Судя по всему, вам было чем заняться.
Трудно было распознать его эмоции в тот момент, так как он тоже разнервничался. Кристэн молчала и ждала вердикта супруга. Как ни как, он глава семьи.
— Прости, — прошептала Селена, вновь опустив глаза.
— За что? — переспросил её отец, — за твою глупость? За то, что ты ветреная и не думаешь о завтрашнем дне? За твою беспечность? За что я должен тебя простить?!
К концу фразы он повысил голос и ударил кулаком о стол.
— За всё, — практически беззвучно произнесла она.
Томас перевёл дыхание, сделав глубокий вдох, на мгновение закрыл лицо руками, после чего запустил пальцы в волосы, тем самым взъерошив их. Для него такая новость стала настоящим потрясением:
— Ты же знаешь, что мы сами еле-еле сводим концы с концами. Грядёт зима. Запасов у нас не так уж много. Я с трудом могу прокормить троих. А теперь ещё и этот ребёнок.
— Ноа и его отец пообещали помогать мне, — сообщила Селена, но этот аргумент померк на фоне всего вышеперечисленного.
— Нужно было думать, прежде чем лезть в постель к этому… Ноа! — Томас не сдержался и вновь ударил кулаком по столу, отчего чашки и тарелки буквально подпрыгнули.
Кристэн вздрогнула. Из глаз Селены потекли слёзы. Она была напугана. И дело тут было не только в гневе отца, но и в сложившейся ситуации в целом.
Немного погодя Томас умерил свой пыл и немного успокоился. Он залпом допил вино, после чего обратился к дочери:
— Что ты намерена делать дальше?
— Я побоялась избавиться от ребёнка, — дрожащим голосом произнесла Селена, — это грех, убийство. У меня нет права лишать малыша жизни, которую даровал ему Бог, а значит я обязана заботиться о нём. Это не его вина.
Отец внимательно слушал свою дочь, а её голос тем временем становился более громким и уверенным:
— Я дала себе обещание: что бы ни случилось, мой ребёнок не будет ни в чём нуждаться. Я сделаю для этого всё возможное и невозможное. Буду работать дни напролёт, а если понадобится, то и ночи. У него будет настоящая семья: мать, отец, бабушки и дедушки. Я знаю, что смогу воспитать хорошего человека, честного, доброго и отзывчивого. Что бы ни случилось, я никому не позволю его обидеть. Никто и никогда не отнимет его у меня.
Томас внимательно выслушал свою дочь, после чего встал из-за стола, подошёл к ней и прикоснулся своей массивной рукой к её животу. Селена затаила дыхание, а когда отец улыбнулся, она тут же выдохнула и расслабилась.
— Шевелится, — произнёс он, — уверен, это мальчик.
— С чего ты взял? — поинтересовалась Кристэн.
— Я чувствую, — только и ответил Томас, после чего вернулся за стол.
Селена наблюдала за отцом, пока тот доедал свой ужин. Ему понадобилось время на то, чтобы перевести дух. Когда тарелка была пуска, Томас отложил приборы, вытер губы салфеткой и обратился к дочери:
— Сегодня я понял одно — моя девочка повзрослела. И дело тут не в твоей беременности, а в том, как уверена ты в себе. Это не может не радовать. Ты готова защищать своего ребёнка и жертвовать всем ради него. Похвально. Если этому малышу суждено родиться в такие мрачные времена, так тому и быть. Общими усилиями мы вырастим из него того человека, которого ты описала, честного, доброго, ответственного и сильного духом. Попрошу только об одном.
Селена вопросительно посмотрела на отца.
— Поешь. Теперь ты не только за себя должна волноваться, — продолжил Томас.
Она улыбнулась, вышла из-за стола и обняла отца:
— Я знала, что ты всё поймёшь. Ты самый лучший отец на свете.
— Да брось, — улыбнулся Томас, — я просто воспитал хорошую дочь.
— Вот и славно! — Кристэн хлопнула в ладоши и наконец смогла расслабиться, так как всё это время пребывала в напряжении, — славно, что мы всё решили. Теперь нужно позаботиться о будущем. Впереди самый сложный период. Мы должны действовать сообща.
— Где вы собираетесь жить? — поинтересовался отец.
Селена задумалась, так как это была ещё одна новость, которую следовало сообщить родителям:
— В доме Ноа, в городе.
Взгляд Томаса в один миг стал хмурым. Он внимательно посмотрел на дочь.
— Там есть всё необходимое, — пояснила она, — и лекарь совсем рядом. Отец Ноа практически всё время проводит в своей пекарне, поэтому дом будет полностью в нашем распоряжении. Мы будем приезжать погостить каждые выходные. Я обещаю.
Кристэн выслушала дочь, после чего глубоко вздохнула и озвучила своё мнение:
— Ну что же. Это твоё решение. Главное, чтобы ты ни в чём не нуждалась.
— Спасибо, мама, — Селена поблагодарила её, — для меня очень важно ваше мнение и то, что вы приняли меня с ребёнком.
Тот вечер стал для Нильсенов переломным. Обычная размеренная жизнь деревенской семьи перестала быть таковой. Теперь забот станет больше, а свободного времени меньше. В одночасье Селена была вынуждена повзрослеть и забыть о своей юношеской беспечности. Она взяла на себя огромную ответственность и заверила родителей в том, что со всем этим справится. Нарушать данное слово было не в её правилах. Так Селену воспитал отец. А мать всегда твердила: «Если дала обещание — выполняй. И постарайся сделать так, чтобы твои действия превзошли все ожидания».
***
Пасмурные осенние дни сменяли друг друга. Дождей становилось больше, а света меньше. Температура падала. Иногда ночью случались заморозки, отчего по утрам вся земля была покрыта инеем. Ветер приносил с севера тяжёлые серые тучи, которые изливались на землю ливнями. Фермерские земли превратились в комья грязи. Стало гораздо труднее ездить в Копенгаген на повозке, так как колёса застревали в грязи и у лошади просто не хватало сил на то, чтобы выбраться.
Через неделю после того, как Селена открыла родителям свою тайну, к ним приехали Ноа с отцом, которого звали Лориц. Мать Ноа умерла от чумы десять лет назад. Лориц вырастил и воспитал сына в одиночку. Он заведовал большой пекарней в городе, поэтому не мог долгое время находиться дома. Мальчик жил и рос на работе у отца. Он выучился мастерству пекаря, но по достижении совершеннолетия решил стать рыболовом. В прибрежном городе это ремесло было одним из самых прибыльных. Свою первую лодку Ноа построил сам, но не без помощи отца конечно. А теперь у него появилось несколько лодок и пара наёмных рабочих. Дело приносит морепродукты и деньги.
Они с отцом похожи друг на друга. Оба высокие, широкоплечие, отлично сложенные мужчины. В силу возраста Лориц давно поседел и частично облысел. Но его густая борода осталась при нём. И у него, и у Ноа светло-серые глаза, густые брови и чётко очерченные скулы. Прямой нос и идеально ровная линия подбородка придавали внешности статный и при этом немного суровый вид.
Ноа завязывал свои тёмно-русые волосы в тугой хвост. Следить за причёской и ходить к цирюльнику, когда ты большую часть времени проводишь в море, практически некогда. Но Селене это нравилось. Он выглядел как юный викинг, только вместо доспехов и копий были рубахи, штаны и рыболовные снасти.
Нильсены встретили гостей вином и печёной индейкой. По ряду очевидных причин теперь они породнились, а с рождением ребёнка станут настоящей семьёй. Ноа пообещал жениться на Селене следующим же летом.
Пока мужчины сидели за столом, Кристэн помогала дочери собирать вещи:
— Не представляю, как буду жить без тебя. Мы ни дня не проводили в разлуке, а теперь ты переезжаешь жить в город.
— Мама, всё будет в порядке, обещаю, — улыбнулась Селена, укладывая платья в кожаный мешок, — Копенгаген находится всего в часе езды от нашей деревни. Летом мы сможем добираться ещё быстрее.
— Я понимаю, но всё же, — Кристэн села на кровать и приобняла дочь за плечи, — вот станешь матерью и поймёшь, каково это, отпускать своё дитя в свободное плавание.
— Мне кажется я никогда не смогу отпустить моего ребёнка, — улыбнулась Селена, — я уже привыкла к нему, хотя ещё даже не видела. Он стал продолжением меня. Хочется защищать его от всего мира.
— Вот видишь, — мать и дочь могли разговаривать часами, но времени на этот раз не было.
— Пора в путь, — позвал их Томас, — скоро начнёт темнеть. Нужно успеть добраться до города засветло.
— А твой отец прав, — Кристэн встала с кровати, затянула шнурок на мешке и подняла Селену за руку, — идём.
Лорец и Ноа уже ждали на улице рядом с повозкой. Перед выходом из дома мать дала Селене медальон, на котором было выгравировано её имя:
— Вот, держи. Его сделал твой отец, когда ты только родилась. Пускай он оберегает тебя.
— Спасибо, — Селена тут же надела украшение на шею и обняла мать.
— Идём, — позвал их Томас.
На улице Ноа помог погрузить вещи в повозку и усадил туда Селену. Лорец пожал Томасу руку и заверил их с Кристэн в том, что позаботится об их дочери должным образом, после этого сел за поводья и повозка тронулась с места.
На землю опускался густой и вязкий туман. Стоило повозке выехать со двора, как она тут же исчезла из поля зрения. Кристэн и Томас ещё долго стояли около ворот и смотрели им вслед. С одной стороны, они были взволнованны и переживали за дочь, но с другой, что-то подсказывало им, что всё наладится.
Большую часть пути проделали при свете дня, но сумерки настигли уже практически на выезде из леса. Лорец управлял повозкой, а Селена и Ноа сидели под навесом. Внезапно повозка остановилась.
— Отец, что случилось? — поинтересовался Ноа, выглянув из-под навеса.
— Кажется что-то попало в колесо, — Лорец спрыгнул на землю и принялся осматривать повозку со всех сторон, — вот чёрт, палка застряла в спицах и сломала одну из них.
Ноа спрыгнул на землю, после чего обратился к Селене:
— Я помогу отцу. Сиди здесь. Тебе не стоит перетруждаться.
Селена лишь кивнула в знак согласия.
Мужчины что-то обсуждали и копошились около заднего правого колеса. Ноа приподнимал повозку, а Лорец, тем временем, вытаскивал палку из колеса. Нужно было торопиться, так как застрять в лесу ночью — означало неминуемую гибель. Селена сидела под навесом и просто ждала, сжимая в руке медальон, подаренный матерью перед отъездом. С наступлением сумерек становилось холоднее. Она надела накидку с капюшоном поверх шерстяного платья и спрятала руки в муфту из овчины. С каждым выдохом изо рта высвобождались клубы пара. Скорее всего, ночью будет мороз. Ноябрь на севере мало чем отличается от декабря. В народе его многие считают полноправным зимним месяцем.
В следующую секунду Селена вздрогнула и коснулась рукой живота. Ребёнок толкался. В удачные моменты можно было даже почувствовать крохотную ножку или ручку. Она улыбнулась и закрыла глаза, но спокойствие было нарушено громким воем. Лошади встрепенулись и начали взбивать копытами влажную землю. Повозка содрогнулась. Из чащи леса доносились звуки ломавшихся веток, шорохи и топот лап. Из-за тумана трудно было что-либо разглядеть. От этого становилось ещё страшнее.
Ноа тут же запрыгнул на повозку:
— Волки. Поблизости стая. Нужно уезжать!
— А как же колесо? — Селена испугалась и начала оглядываться по сторонам.
— Мы успели всё исправить, — сообщил он.
— Но! Вперёд! — скомандовал Лорец, после чего дёрнул за поводья, и повозка сорвалась с места.
Вой остался позади. С каждой секундой он отдалялся. Судя по всему, волки не стали преследовать путников. Оставались считанные мили до выезда из леса, а там начнётся каменная дорога, которая уже через четверть часа приведёт к городским воротам. Селена то и дело оборачивалась, опасаясь хищников, но её взгляд привлекло кое-что более странное. Среди зарослей кустарников, в переплетении серых веток она заметила силуэт. По всему было видно, что это не зверь, а человек. Он стоял прямо, опустив руки, и наблюдал за путниками. Вряд ли здравомыслящий человек отправился бы в лес в такое время суток, да ещё и пешком. Нужно быть совершенно отчаявшимся или же невероятно смелым, чтобы сделать это. К тому же, зачем? В это время года лес пуст, нет ни ягод, ни грибов. А на охоту, как правило, ходят группами. Стоило Селене на мгновение отвернуться, как этот странный образ исчез. Сперва она подумала, что это ей показалось. Беременность сделала Селену более впечатлительной. Но секундой позже мимо повозки на огромной скорости кто-то промчался. Со стороны показалось, что пронеслась тень. Человек не способен передвигаться с такой скоростью, как в общем и животное.
— Что это?! — вскрикнула Селена.
— Где? — Ноа тут же оглянулся по сторонам.
— Там! Кто-то пробежал мимо нас, — она указывала пальцем в лесную чащу, — он двигался невероятно быстро.
— Там никого нет, — Ноа вглядывался в темноту, — скорее всего тебе показалось. Ночной лес обманчив и может вызывать видения. Не бери в голову. Уверен, это был какой-то зверь, косуля, например. Они быстро бегают.
Селена тяжело дышала и ещё крепче прижалась в Ноа, натянув на голову капюшон. А тем временем повозка уже успела выехать из леса и застучала колёсами по каменной дороге. Вдали виднелись огни города, а по правую сторону шумело Северное море.
— Почти на месте, — предупредил Лорец.
Так оно и было. Несколько минут спустя повозка въехала в городские ворота, прокатилась по узким улочкам и остановилась около дома Ноа. К этому времени совсем стемнело. На стенах зданий местные жители зажгли факелы, в окнах виднелись свечи и масляные лампы. По сравнению с деревней город казался невероятно просторным и большим. Здесь были здания в два и даже в три этажа. Дом Ноа стоял между лавкой мясника и другим жилым домом. Лорец снял с повозки сумки, после чего Ноа спрыгнул на землю и помог Селене спуститься. Они вместе подошли к деревянной двери, которая была заперта на замок. Лорец открыл дверь и пропустил Селену вперёд.
Внутри было темно, пока Ноа не зажёг свечи и несколько ламп. Селене уже приходилось бывать здесь раньше. На первом этаже была столовая и комната с камином. В конце коридора располагалась дверь в комнату Лореца. Когда он бывал дома, то ночевал именно там. На второй этаж вела узкая деревянная лестница. Там жил Ноа. Его покои были куда более обустроенными, чем весь дом в целом. В углу стояла кровать, покрытая мягким одеялом. Около кровати возвышался деревянный шкаф с двумя створками. Около окна стоял письменный стол, на котором лежали книги, морские карты и несколько перьевых ручек, а также стояла лампа. Рядом со столом находился большой деревянный стул, который Ноа сделал сам. На полу лежала шкура медведя. В зимний период каменный пол становился ледяным. Только шкурой и спасались.
Лорец устал с дороги, поэтому сразу отправился к себе. Завтра на рассвете ему нужно будет идти в пекарню и до того, как проснутся жители города, напечь хлеба и вкусных булок.
Ноа и Селена поднялись наверх. В комнате было темно и пахло маслом из лампы. Тени дрожали на каменных стенах. За окном ничего не было видно, лишь непроглядная ночная темнота. Селена прошла в комнату, присела на край кровати и положила руки на свой живот, медленно поглаживая его. Ноа присоединился к ней уже через секунду. Он обнял Селену и поцеловал:
— Мы справимся. Малыш родится и всё наладится. Я смогу обеспечить нашу семью. Главное, чтобы ребёнок был здоровым. А если чума вернётся, мы просто уедем, куда угодно, хоть на край света.
Селена взглянула на него и улыбнулась:
— Я верю тебе. И люблю тебя.
— И я люблю тебя, — ответил Ноа, после чего тоже коснулся округлившегося живота Селены своей широкой ладонью и улыбнулся.
Они оба были уверенными в себе и целеустремлёнными молодыми людьми. И Ноа, и Селена воспитывались в семьях рабочих и земледельцев. Они не боялись трудностей. И пусть сложившаяся ситуация стала для обоих испытанием, вера друг в друга помогала и поддерживала боевой настрой.
***
Жизнь молодой семьи текла мирно и размеренно. До появления малыша на свет оставалось два месяца. Наступила зима. Погода только ухудшилась. Целыми днями шёл мокрый снег, температура воздуха значительно упала, сильные ветра не прекращались ни на минуту. Небо постоянно было затянуто тяжёлыми серыми тучами. Солнце не появлялось уже несколько месяцев.
Большую часть времени Селена проводила в доме. Она шила будущему малышу одежду, вязала тёплые одеяла, готовила еду. Ноа сделал люльку из вишнёвого дерева и украсил её резными маргаритками, которые являются символом королевской семьи Дании. Все с нетерпением ждали появления на свет ребёнка. И лишь это приятное ожидание скрашивало мрачные зимние будни.
В один из пасмурных, похожих друг на друга дней Ноа сообщил Селене о своём временном отъезде. И пусть зимний период не сезон для рыбалки, его команду попросили перевезти груз в Шиен, а это уже Норвегия. Путь не близкий, особенно в такие сложные погодные условия. За это пообещали щедро заплатить и Ноа согласился. Им как никогда раньше нужны были деньги.
Селену беспокоил факт предстоявшего длительного отсутствия Ноа, к тому же он сильно простудился накануне и с трудом вообще выходил в порт.
— Ты должен остаться дома. Малыш скоро родится, — неустанно твердила она, расхаживая из одного угла комнаты в другой, — в этот важный день мы должны быть вместе.
Несмотря на то, что дом хорошо протапливался, в особенно холодные и ненастные дни всё равно становилось прохладно. На Селене было тёплое шерстяное платье серого цвета длиною в пол, с кружевным воротником и рукавами фонариками. Поверх платья она надела утеплённую жилетку. Приходилось обувать туфли, так как пол был холодным. Из-за беременности у Селены практически не оставалось времени на себя. Её волосы постоянно были заплетены в косу, чтобы не мешались и не путались. Она не носила свои украшения и гребешки, подаренные Ноа. Все силы расходовались на то, чтобы встать с постели и приготовить обед.
— Моя милая Селена, нам нужны деньги, ты же это и сама прекрасно понимаешь, — Ноа стоял на своём, — я вернусь как раз к рождению нашего ребёнка. Пообещай мне одно: дождёшься меня, и мы вместе дадим ему имя.
Он остановил Селену в самом центре комнаты и взял её за руки. Его улыбка мгновенно успокоила её. Уверенный взгляд Ноа стирал все сомнения. Селена знала наверняка, что он никогда не подведёт.
— Конечно, — она согласилась, — поступай как знаешь. Ты всегда делаешь правильный выбор. За это я тебя люблю. Только прошу, вернись к его рождению. Я одна не справлюсь.
— Я же сказал, что вернусь, — Ноа наклонился и поцеловал Селену, после чего крепко обнял её, — я люблю вас обоих. Теперь мы одна семья и так будет всегда.
Иного выхода действительно не было. Молодая семья нуждалась в средствах к проживанию. Селена беспокоилась за Ноа, но и удерживать его не могла. Теперь думать нужно было не только о себе, но и о будущем ребёнке.
По предварительным расчётам корабль вернётся в Копенгаген за неделю до родов Селены. Лорец пообещал привезти её родителей. Ей необходима была помощь матери. Кристэн сможет помогать дочери по дому, а Томас посодействует в завершении ремонта прохудившейся крыши.
Так они и поступили.
Ноа собрал команду из семи человек и отправился в Шиен. Селена и Лорец проводили его. Это было ранее утро. На востоке только-только начинала разгораться заря. Из-за сильного ветра волны поднимались достаточно высоко и с грохотом ударялись о корабль, заливали пристань и пенились у трапа. Это выглядело устрашающе. Ледяной ветер продувал насквозь. Даже несколько слоёв тёплой одежды не спасали от холода. Ноа попрощался с отцом, с Селеной, прихватил свои вещи и поднялся на корабль, который уже через несколько минут отчалил от пристани. Лорец поспешил отвезти Селену домой, так как в её положении находиться на холоде так долго было крайне опасно. Дома она практически час просидела около огня, согреваясь после продолжительного пребывания на улице. Она переживала за Ноа. Непогода усложняла работу моряков. В таких условиях управлять кораблями и лодками крайне сложно. Оставалось только молиться и ждать его возвращения.
Нильсены прибыли в город через два дня после того, как Ноа ушёл в море. Селена была безгранична рада увидеть родителей. Оставаться одной было крайне сложно и ей становилось невыносимо тоскливо. С самого раннего детства она была сильно привязана к матери. Будучи маленькой, ходила за Кристэн по пятам, держась за подол юбки, повторяла всё, что та делала. Для неё родители стали центром вселенной, примером для подражания и образцом будущей семьи. Именно к этому она стремилась, ожидая рождения их с Ноа ребёнка.
С отцом было немного сложнее. Он строг, но в меру, при этом справедлив. Селена побаивалась его, но от этого её любовь не становилась меньше. С первых дней отец был для неё примером: сильный, честный и любящий семьянин. Часто он был не в духе после тяжёлой работы, но дочь никогда не обделял вниманием. Он вырезал ей кукол из дерева, точил восковые карандаши и привозил пергамент, чтобы она училась писать и рисовать. Несмотря на многочисленные переезды, войны и бушевавшие кругом болезни, детство девочки было самым обычным и вполне счастливым. Единственное, о чём она сожалела, так это о пропавшем без вести брате. Но эту боль разделила с ней вся семья.
С каждым днём Селене становилось всё труднее передвигаться. Она подолгу поднималась и спускалась по лестнице, делая остановки для того, чтобы перевести дыхание и справиться с головокружением. Часто её мучили головные боли. Иногда они были настолько сильными, что девушка не вставала с кровати и дни напролёт проводила в своей комнате. Она много спала, практически не выходила из дома, хотя Кристэн и заставляла дочь дышать свежим воздухом хотя бы через день. Ко всему прочему Селена скучала по Ноа и беспокоилась за него. Погода ухудшалась, шторма не прекращались. По ночам можно было слышать, как стонало холодное море в унисон порывам ветра. Волны захлёстывали гавань. Несколько дней порт был закрыт как для прибывающих, так и для отплывающих судов. Одному богу было известно, что творилось в открытом море.
Кристэн часто слышала, как дочь плакала по ночам. Иногда она просто накрывалась одеялом с головой и тихо вытирала слёзы, которые непроизвольно катились по щекам, а иногда срывалась и часами ревела навзрыд. Сердце матери разрывалось от переживаний. Бессонные ночи стали повторяться с завидным постоянством. Селене нельзя было нервничать, а она только этим и занималась.
Близился самый важный день. Ноа должен был давно вернуться, но от него не было никаких вестей. Прошло практически полтора месяца. Лорец расспрашивал местных рыбаков, не знают ли они чего о судне его сына. Те только отрицательно качали головами. Зимой мало кто осмеливался выходить в море. Все переживали, но паниковать было рано. Бывали случаи, когда Ноа проводил в плавании по два-три месяца, а тогда ему было всего шестнадцать лет. Парень он сильный, выносливый, вряд ли с ним приключилась беда.
13 февраля 1582 год. Порт Копенгаген.
В этот день непогода разбушевалась не на шутку. Ледяной дождь барабанил по крыше и по окнам. Ветер завывал в щелях и в дверных проёмах. Пришлось закрыть ставни, чтобы дом не промёрз окончательно. Томас и Лорец не переставали приносить поленья, чтобы постоянно поддерживать огонь в камине. Кристэн растопила печь в кухне и зажгла свечи. Она привезла из дома тёплую одежду для дочери, а местный башмачник сшил ей кожаные сапоги на медвежьей шерсти. Только в такой обуви Селена выходила на улицу и часами бродила по пристани, высматривая вдали корабли.
В тот пасмурный день она вернулась рано, так как сильно замёрзла. Ужин был готов, оставалось дождаться Томаса. Кристэн суетилась в кухне, а Селена сидела в своей комнате и перекладывала с места на место крошечные детские вещи, кофточки, штанишки, шапочки и пинетки. Последние месяцы она так устала от одиночества и переживаний, что большую часть времени разговаривала со своим ребёнком, поглаживала живот и рассказывала ему разные истории о себе и о его отце Ноа. Она напрочь забыла про себя. Могла неделями носить одно платье. Волосы заплетала в косу, чтобы они не мешали. Несмотря на то, что фигура девушки изменилась и объёмы увеличились, её лицо казалось истощённым, под глазами залегли тёмные круги. Усталость и постоянные переживания оставили на нём свой очевидный отпечаток. Но в глазах всё ещё теплилась надежда на скорую встречу с возлюбленным.
В дверь постучали. Селена спустилась вниз и позвала Кристэн:
— Мама. Кто-то пришёл. Наверное, отец.
— Бегу, — послышался голос из кухни.
— Я сама открою, — Селена подошла к двери и повернула ручку.
Дверь распахнулась, впустив в дом порыв влажного холодного воздуха. На пороге стоял высокий молодой человек в рыбацкой одежде. Стоило ему снять с головы капюшон, как Селена тут же узнала гостя. Это был Джозеф — помощник капитана из команды Ноа. За время плавания он отрастил бороду, отчего выглядел гораздо старше своего возраста. Ему было чуть больше двадцати. В его бороде запутались льдинки, одежда промокла, а сапоги выглядели стоптанными и грязными. Странным во всей этой ситуации было то, что с Джозефом не было Ноа. Он бы первым делом пришёл домой сам, а не отправлял своего товарища.
— Кто там? — поинтересовалась Кристэн, выглянув из кухни.
— Это Джозеф, — практически шёпотом ответила Селена, не сводя при этом глаз с гостя.
— Добрый день, — поздоровался молодой человек, — я должен вам кое-что сообщить.
В тот момент Селена разволновалась ещё больше. Она боялась задавать вопросы, чтобы избежать нехороших ответов. Стояла неподвижно, подавляя дрожь во всём теле. И не понятно, что послужило причиной такому состоянию: холод или волнение. Предчувствие подсказывало, что приключилась беда. Внутренний голос неустанно твердил о несчастье.
Из-за спины гостя появились Томас и Лорец. Они спешили домой к ужину. Увидев Джозефа, Лорец заулыбался:
— Ну, наконец-то! Вы вернулись! А то мы уже места себе не находили. Где Ноа? Он в доме или ещё на пристани.
Джозеф промолчал и опустил голову.
— Что случилось? — переспросил Лорец.
— Проходите в дом, — предложила Кристэн, — негоже держать гостя на пороге в такую непогоду.
Она взяла дочь под руку и повела её в кухню. Мужчины шли следом. Лорец усадил Джозефа на один из деревянных стульев. От тепла льдинки в его бороде растаяли, а одежда начала подсыхать. Обветренное лицо юноши раскраснелось. Потрескавшиеся губы разомкнулись. Он сидел на стуле, сцепив руки в замок. Его молчание не сулило ничего хорошего.
— И так, где же мой сын? — Лорец снова задал свой вопрос, — почему он не с тобой?
Мужчина снял промокший плащ и повесил его на деревянную вешалку. Подошёл ближе к гостю и остановился напротив него, ожидая пояснений.
— Ноа умер в пути, — как отрезал Джозеф.
Селена не смогла устоять на ногах и начала падать. Позади неё была стена, а рядом стоял отец, который подхватил дочь и усадил на стул. Она побледнела, лицо покрылось холодным потом, губы вмиг пересохли. Её руки дрожали, дыхание сбилось, зрачки расширились. На мгновение девушке показалось, что она ослепла. Перед глазами потемнело. Кристэн тут же налила стакан воды и протянула ей. Селена сделала два глотка, после чего стакан выпал из её рук и разбился.
Несколько мгновений все пребывали в смятении, так как не были готовы к таким новостям.
— Как умер? — совладав с собой, дрожащим голосом переспросил Лорец, — мой сын… Он не мог… Почему?
— Он был болен, — продолжил Джозеф, — ещё до отплытия. Но мы подумали, что это простуда и она скоро пройдёт. С каждым днём Ноа становилось хуже, а на обратном пути он уже не мог управлять судном и всё время лежал в трюме. Когда его кожа покрылась язвами, стало ясно, что это чума. Он не мог ни есть, ни пить. Началось истощение. Жар выжег его за пару дней. Неделю назад его не стало. Тело, как и полагается, предали морю. К тому же, мы не могли рисковать. Нельзя было позволить болезни распространиться.
— Боже мой, — прошептала Кристэн. Её взгляд метался из стороны в сторону. Она поднесла ладонь к губам и начала учащённо дышать.
Лорец обхватил голову руками и зажмурил глаза. Его сын был для него всем: другом, помощником, семьёй. Теперь у старика никого не осталось. Он молча подошёл к полке, достал графин с вином и залпом выпил треть содержимого, после чего поморщился, сел за стол и замолчал, глядя в одну точку.
Слёзы постепенно скапливались в глазах Селены. К ней медленно, словно ядовитая змея, подкрадывалось осознание случившегося. Когда сил терпеть больше не осталось, она начала рыдать. Кристэн тут же подбежала к дочери и крепко её обняла, а уже через секунду почувствовала, как та постепенно теряла сознание.
— Помоги мне! — позвала она супруга, — ей плохо! Я не смогу её удержать.
Томас подхватил дочь, когда та начала падать со стула, но тут же замер в исступлении.
— Что это? — переспросил он, взглянув на лужу крови на полу.
— Господи, — произнесла Кристэн, — началось. Зови лекаря! Селена рожает!
Новость о смерти Ноа спровоцировала преждевременные роды. Ребёнок должен был появиться на свете неделей позже. Все сразу же встрепенулись. Джозеф подхватил девушку на руки и занёс её на второй этаж, после чего ушёл. Лорец и Томас побежали за лекарем, а Кристэн принялась собирать полотенца и приготовила графин с тёплой водой.
Селена находилась в полубессознательном состоянии. Она с трудом понимала, что говорила ей мать.
— Тебе нужно прийти в себя, слышишь меня? — приговаривала Кристэн, подкладывая подушки под голову дочери.
— Мама, — еле слышно произнесла Селена, — мне больно…
— Я знаю, но тебе придётся собрать все силы в кулак, — предупредила Кристэн, — терпи. Ребёнку нужна твоя помощь.
Тем временем в комнату вбежали Томас, Лорец и Каталина — повитуха и лекарь. Тучная женщина в длинном коричневом одеянии с двумя седыми косами, сплетёнными вместе. Её бледное лицо казалось абсолютно безликим: тонкие губы, бесцветные глаза, еле заметные брови. При этом она была крайне сосредоточена и направилась прямиком к Селене.
— Слава богу! — выдохнула Кристэн, — вы как раз вовремя.
Томас и Лорец удалились из комнаты и закрыли за собой дверь. Присутствовать при родах мужчинам запрещалось.
Первым делом повитуха дала девушке какое-то зелье в пузырьке и предупредила, что это настой из трав, который поможет немного притупить боль. Селена выпила его. Она хватала себя за живот, вздрагивала, делала глубокие вдохи.
— Сядь рядом с дочерью и делай только то, что я говорю! — скомандовала Каталина.
Кристэн тут же приставила стул к кровати, села и взяла Селену за руку. Второй рукой она убирала прилипшие к её лицу пряди волос:
— Терпи, дорогая. Мама рядом. Я не оставлю тебя. Просто потерпи. Скоро всё закончится.
— Я не могу, — произнесла Селена, — слишком больно.
После этих слов она вскрикнула и изогнулась в спине. Каталина приступила к делу.
Томас и Лорец сидели внизу. На протяжении всей ночи сверху доносились крики Селены. Она то стонала, то кричала во всё горло, то начинала плакать. Казалось, что это никогда не закончится. Но ближе к рассвету всё утихло. Первой спустилась Каталина. Она подошла к Лорецу:
— Готово. Ребёнок родился живым.
Мужчины в миг выдохнули и расслабились. Лорец протянул повитухе чёрный мешочек с монетами, который она спрятала в свою сумку и уже через минуту удалилась.
К моменту, когда все собрались в комнате на втором этаже, Селена уже пришла в себя. Она сидела на кровати и держала в руках маленький свёрток. Из её глаз текли слёзы. Она была счастлива и несчастна в равной степени. В один день юная девушка потеряла любовь всей своей жизни и родила ребёнка.
— Это мальчик, — рассказала Кристэн, когда Лорец и Томас подошли к кровати.
— Надо же, внук, — Лорец расплакался. Он потерял сына, но судьба подарила ему внука. Мозолистыми руками мужчина вытирал слёзы, стараясь сдерживать эмоции, но ничего не мог с собой поделать.
— Как ты назовёшь его? — поинтересовался Томас у дочери.
— Я не знаю, — сквозь слёзы ответила Селена, — мы с Ноа вместе должны были придумать ему имя. Сделаю это позже. Сейчас в голову ничего не приходит.
После этих слов она вновь расплакалась.
— Милая, как тебе помочь? — Кристэн не могла смотреть на страдания дочери, — что нам сделать, чтобы тебе стало легче?
— Его больше нет, — сквозь слёзы приговаривала Селена, прижимая к себе младенца, — Ноа умер. Я не знаю, как мне теперь жить без него. Я не хочу в это верить. Я так любила его. У малыша никогда не будет отца. Господи… Как же больно!
— Ты должна жить ради сына, — произнёс Томас, — теперь он будет нуждаться в тебе, как ни в ком другом. Ты должна найти в себе силы и стать для мальчика и матерью и отцом. Не смей сдаваться. Ты моя дочь, а значит ты сильная и сможешь преодолеть все трудности.
Селена молчала и гладила малыша по голове кончиками пальцев:
— У него небесно-голубые глаза. Даже ярче, чем были у его отца… Я никогда тебя не брошу, малыш. Я никому не позволю нас разлучить.
Глядя на дочь, Кристэн не выдержала и расплакалась.
Эти сутки стали для всех переломным моментом. Ноа умер. Он не успел увидеть сына, но продолжит жить в нём, в его глазах, в его душе. Ради этого Селене придётся найти в себе силы и заботиться о ребёнке за двоих. И как бы больно и тяжело не было, девушка прекрасно понимала, что младенец нуждался в ней. Именно осознание этого помогло не сломаться окончательно.
Было принято решение уехать в пригород. Лорец не был против. Он решил, что так будет даже лучше. Навещать внука можно в любое время, а ему необходимо было осознать и принять смерть сына, на что потребуется не один графин вина. Он снова переехал жить в пекарню. Оставаться в доме стало невыносимо тяжело.
Нильсены провели в Копенгагене ещё несколько недель, чтобы мальчик немного окреп. К тому моменту наступил март. Единственное, что изменилось, так это прекратились проливные ледяные дожди, а температура воздуха повысилась на пару градусов. Изредка сквозь густые облака появлялось тусклое холодное солнце.
Селена не могла кормить ребёнка самостоятельно и выступила категорически против кормилицы. Она не хотела, чтобы кто-то чужой прикасался к её младенцу. Из-за сильного стресса и преждевременных родов молоко исчезло. Пришлось запастись молоком у местных фермеров.
Видимо смерть Ноа так на неё повлияла, что она практически не выпускала сына из рук, изредка давала его матери. У неё появилось чрезмерное желание его опекать и защищать от всего мира. Возможно со временем это пройдёт, но пока Кристэн и Томас решили не перечить дочери и дать ей время смириться с потерей любимого человека.
У малыша всё ещё не было имени. Селена решила подумать над этим уже дома.
В дорогу собрались быстро. Последней Томас погрузил в повозку люльку, которую Ноа сделал для сына незадолго до того, как ушёл в море, после чего отнёс ключи от дома Лорецу.
Впервые за долгие месяцы тучи рассеялись, но солнце на этот раз так и не появилось. В воздухе пахло ранней весной, влажной землёй и солёным морем. Просёлочные дороги успели просохнуть, ездить по ним стало гораздо проще. При выезде из города Селена оглянулась. Несколько месяцев назад она приехала в Копенгаген преисполненная надежд. Рядом был любимый человек, внутри подрастал будущий сын. Казалось, что жизнь только начиналась, но всё это было разрушено в одночасье. Ещё долго в её голове будут звучать слова Джозефа: «Ноа умер». Не скоро она сможет спать спокойно и не просыпаться в слезах, прижимая к себе малыша. А шум моря теперь будет навевает лишь скорбь. Где-то там, в тёмных глубинах навеки обрёл свой покой юный Ноа, который когда-то похитил сердце прекрасной Селены.
Вытерев слезу со щеки, она повернулась к люльке, в которой тихо посапывая спал её сын, и ещё больше укутала его шерстяным одеялом. Кристэн сидела рядом с дочерью, а Томас управлял повозкой. Половина пути была проделана к полудню, после чего решили сделать небольшой привал в лесу и дать лошадям возможность отдохнуть и выпить воды.
Лес напоминал клубок перепутанных серых ниток. Земля была покрыта ковром из пожухлой прошлогодней травы, а в сухих ветках копошились вороны. Совсем скоро всю эту серость украсит новая свежая листва, расцветут поляны, наполнив окрестности сладкими цветочными и ягодными ароматами.
Пока Томас поил лошадей, а ребёнок спал, Кристэн и Селена слезли с повозки, чтобы немного пройтись. Трудно было высидеть несколько часов пути практически без движения. Мать с дочерью бродили вокруг поляны. Они молчали и просто слушали звуки леса. Отходить далеко было достаточно опасно. Местные окрестности полны диких зверей и различных бродяг, которые только и наживаются, что на заблудших путниках.
— Скоро будем дома, — приговаривала Кристэн, глядя себе под ноги, — вот увидишь, всё наладится.
— Ничего не наладится, мама, — огонь в глазах Селены погас в тот день, когда она узнала о смерти Ноа, — мой сын будет расти без отца, а я в свои девятнадцать лет уже стала вдовой. Не самая завидная судьба. Врагу не пожелаешь.
Кристэн обошла дочь и остановилась напротив неё:
— Милая, у тебя есть мы, мама и папа. Мы любим тебя всем сердцем. Мы — твоя семья. Я не позволю моей девочке страдать. Общими усилиями мы вырастим из малыша настоящего мужчину. Ты будешь для него прекрасной матерью. Я знаю наверняка, что твоя жизнь на этом не закончится, потому что впереди ещё столько всего неизведанного. Ты молода и красива. Просто живи. Ради себя, ради малыша, ради вашего с ним будущего.
Селена выслушала мать и улыбнулась:
— Что бы я без тебя делала, мама. Я так сильно люблю вас с папой.
В следующую секунду Кристэн вздрогнула, а за её спиной молниеносно промелькнула тень. Селена испугалась и начала оглядываться по сторонам. Поблизости никого не было видно. Когда она вновь повернулась к матери, у той на груди расплылось огромное кровавое пятно. Глаза Селены расширились, и она закричала:
— Папа! Скорее сюда!
Кристэн начала падать на землю. Селена попыталась удержать её, но сил не хватило. Уложив мать на листву, она прикоснулась к её одежде в области пятна. Ткань оказалась липкой и тёплой. Кровь продолжала сочиться.
— Папа! — во всё горло закричала Селена, и крик её эхом разнёсся по лесу, — помоги!
Кристэн закашлялась кровью. Она смотрела на дочь абсолютно безжизненными глазами, а уже через секунду перестала дышать, не сказав больше ни слова.
— Папа! — повторила Селена ещё громче. От её пронзительного крика из крон деревьев вверх взмыли стаи ворон. Она попыталась приподнять мать и почувствовала углубление у неё на спине в области лопаток. Прощупав его рукой, Селена пришла в ужас. В спине у матери была самая настоящая дыра. Взгляд девушки медленно переместился на землю, где она увидела окровавленное сердце. Она закричала и побежала в сторону повозки. Слёзы застилали взор, сердце бешено колотилось в груди, ужас распространялся по телу леденящей волной. Руки девушки были испачканы в крови.
Лошади копытами взбивали под собой землю. Они пытались высвободиться из поводьев, не прекращая ржали и фыркали. Такое поведение характерно для животных только в те моменты, когда им грозит опасность. Рядом с лошадьми Селена увидела ведро с пролитой водой. Девушка обернулась и немой возглас застрял у неё в горле. Отец лежал неподалёку. Кто-то перегрыз ему горло. Кровь медленно растекалась по лицу. Глаза Томаса были открыты и устремлены в небо. Селена стояла неподвижно с широко распахнутыми глазами. Она оцепенела от страха, не могла пошевелиться. Из этого состояния её вывел плачь ребёнка. Услышав его, она бросилась к повозке, но кто-то сбил девушку с ног. Селена ударилась головой о землю и на мгновение у неё перед глазами потемнело. Как только зрение вернулось, она попыталась подняться на ноги, но не успела. Рядом появился высокий мужчина в дорогом костюме, начищенных до блеска, но запачканных кровью ботинках. Его длинные чёрные волосы были собраны в хвост, кожа выглядела болезненно бледной, а глаза были налиты кровью. Он поднял девушку за ворот плаща на уровень своего лица. Белые кружевные манжеты, которые торчали из-под фрака, тоже были в крови. Мужчина оказался невероятно высоким, даже по сравнению с отцом Селены, Томасом. У него было широкое лицо, выдающиеся скулы и острый подбородок. Он внимательно разглядывал Селену, после чего внезапно улыбнулся. В тот момент во рту у незнакомца показались четыре острых клыка. Они выглядели неестественно длинными. У людей таких зубов точно не бывает. А ещё Селена ощутила леденящий холод, который исходил от этого странного создания, иначе его было не назвать.
— Кто вы? — прохрипела она, борясь с удушьем.
— Твоя смерть, — только и ответил мужчина, после чего впился своими клыками в тонкую шею девушки.
Она закричала, но потом кашель приглушил её крик. Такой боли Селена ещё не испытывала. Она чувствовала, как рвалась кожа под клыками. Как текла из артерии горячая кровь, как начала кружиться голова и подступила тошнота, а по всему телу разлилась болезненна слабость. Незнакомец всё не останавливался. Он жадно глотал кровь девушки, пока та не потеряла сознание…
Ночь сменила день, а после наступила следующая ночь. Ранней весной часто бывают заморозки. Земля ещё холодная, отчего она быстро покрывается инеем или тонкой коркой льда после измороси. На этот раз температура упала значительно ниже обычного. В такую непогоду стаи волков выходят на охоту. Они ищут добычу, но, как правило, достаётся им только падаль. На этот же раз хищников ждал пир. Лошади привлекли к себе внимание своим беспокойным поведением. Пять больших волков окружили поляну. Трое сразу же набросились на лошадей. Те даже опомниться не успели. А двое других обнюхивали тела. После холодной и голодной зимы хищники не брезговали любой добычей. Большой чёрный зверь принялся терзать тело Томаса, которое уже успело окоченеть из-за низкой температуры воздуха и практически полного обескровливания.
— Вон! — послышался странный тонкий голосок, — я сказала, пошли вон!
Селена пребывала между жизнью и смертью. У неё перед глазами пролетали картинки из прошлого: их знакомство с Ноа на городском рынке, первый выход в море на его лодке, первая ночь вместе, родители, лучезарная улыбка матери, суровый, но любящий взгляд отца, крохотное личико сына. Вспомнив о ребёнке, она будто воскресла. Вдох оказался хриплым и болезненным. Казалось, будто лёгкие полностью иссохли. Селена открыла глаза и увидела чёрное, усыпанное звёздами небо, обрамлённое переплетением сухих веток деревьев. Осознание случившегося пришло не сразу. Несколько минут девушка пребывала в шоке. Она не понимала, где находилась, почему лежала на холодной земле среди леса. В реальность её вернула боль в области шеи. Перед глазами сразу же встал образ того жуткого незнакомца. Селена нашла в себе силы и повернулась на бок, отчего изо рта у неё потекла кровь. Понадобилось время, чтобы откашляться. Дальше было ещё хуже.
Она с ужасом наблюдала, как волки обгладывали кости её отца. Вдалеке лежало тело матери, которое медленно утаскивала в чащу леса большая белая волчица, при этом предательски поглядывая на девушку. Селена не выдержала и закричала во всё горло, пронзительно, звонко, оглушительно громко. Она захлёбывалась собственной кровью и слезами. Глаза начали болеть и уже с трудом различали очертания кругом. Пальцы впивались в промёрзшую землю, но подняться на ноги не получалось.
— Я сказала, пошли отсюда! — издалека доносился практически детский голос, — что же вы! Гады! Брысь!
Что-то треснуло, потом упало. Один из волков взвизгнул.
Обезумевшей от боли и горя, Селене удалось заметить мелькавшую рядом тень. А плачь ребёнка из повозки окончательно привёл её в чувства. Она вновь попыталась подняться с земли. На этот раз удалось только присесть. Ноги замёрзли и совершенно не слушались.
— Эй, — обращение явно было адресовано к ней.
— Кто ты? — охрипшим голосом спросила Селена, щурясь, пытаясь разглядеть того, кто с ней разговаривал. Она попыталась протереть глаза руками, но в них попала земля, отчего слёзы полились градом.
— Ты как? — послышался вопрос.
Слёзы вымыли песок из глаз. Селена, наконец, смогла взглянуть на незнакомку. И каково же было её удивление, когда она увидела перед собой маленькую девочку, лет восьми на вид. На ней было длинное серое шерстяное платье, а поверх — пурпурная накидка с капюшоном. На ногах у девочки были самые обычные туфли, далеко не зимние. Но судя по всему, это её ничуть не смущало. Из-под капюшона виднелся чепчик и две русые косички. Лицо ребёнка находилось в тени.
— Что ты здесь делаешь? — спросила Селена.
— У тебя там младенец? — переспросила девочка, оглядываясь на повозку.
— Мой сын, — произнесла Селена, и вновь попыталась подняться на ноги.
— На вас напали, — это был уже не вопрос.
— Я не понимаю, как? — Селена вновь расплакалась, — что это было за чудовище. Оно убило родителей. Зачем? Мы никому не делали зла.
— Оно и тебя убило, — после такого заявления незнакомки, Селена замолчала и внимательно на неё посмотрела.
Она сидела на коленях, упираясь ладонями в землю. Сил не было, но желание добраться до младенца превосходило физические возможности.
— Нет, — пояснила Селена, — я жива. Ему не удалось меня убить.
— Удалось, — девочка стояла на своём, — ты умерла и возродилась. Но это ещё не значит, что ты выживешь.
Селена пребывала в полном недоумении. Тем временем младенец плакал навзрыд. Сын был для неё в приоритете. Невзирая на странные заявления не менее странной девочки, она собрала все силы в кулак и встала на ноги, после чего, прихрамывая, направилась к повозке.
— Стой! — внезапно остановила её девочка, — что ты собираешься делать?
— Я должна вытащить отсюда моего ребёнка, — шатаясь из стороны в сторону, Селена брела к повозке, — мне нужно спасти сына.
В следующее мгновение она вновь упала на колени и её стошнило сгустками крови.
Девочка подбежала к Селене и присела рядом, приподняв её голову своей маленькой ручкой:
— Если хочешь спасти сына, слушай меня внимательно. Тебе недолго осталось. Через пару часов твоё тело и все жизненно важные органы откажут. У тебя есть два пути: умереть либо возродиться. С первым всё понятно. А вот с возрождением гораздо сложнее. Ты должна выпить кровь. Это поможет ускорить процесс.
— Кровь? Что ты такое говоришь?! — Селена была шокирована услышанным. Её заплаканные и обезумевшие глаза бегали из стороны в сторону, иногда задерживаясь на лице незнакомки. Щека была испачкана грязью, перемешанной с кровью. В растрёпанных волосах запуталась сухая трава.
— Именно кровь, — подтвердила девочка, — тот мужчина, который убил твою семью и попытался сделать тоже самое с тобой, вовсе не человек. Он вампир. Бессмертное существо.
Селена сидела на коленях и с открытым ртом слушала странного ребёнка, который среди ночи каким-то невероятным образом оказался в чаще леса совсем один. Она совершенно ничего не понимала, но ситуация становилась только хуже. Тело болело, слабело, теряло силы. Голова шла кругом. Периодически подкатывала тошнота. Ей вообще казалось, что всё это происходило во сне:
— Вампиры существовали сотни лет назад. Их всех давно истребили вместе с ведьмами. То, что ты говоришь, полная чушь.
— Истребили лишь ничтожную часть, — пояснила девочка, — остальные расползлись по земле как чума. Многие уже несколько месяцев рыскают по округе. Их тысячи во всех странах. Нас тысячи…
После этих слов маленькая незнакомка сняла капюшон и показала своё лицо. Селена увидела такие же багровые глаза и бледную кожу, как и у того здоровяка. Она закричала и начала отползать от жуткого ребёнка:
— Уйди прочь! Уйди прочь, чудовище! Не тронь моего сына!
Девочка схватила Селену за плечи. Такой силы от ребёнка она не ожидала. Высвободиться из этой мощной хватки не представлялось возможным. Маленькая незнакомка смотрела прямо на неё:
— Не все среди нас чудовища. Ты думаешь я мечтала жить вечно? Ошибаешься! Мне некуда деваться и приходится с этим мириться. Никто не спрашивал, хотела я этого или нет. Слушай меня. Если хочешь спасти сына, отнеси его в монастырь. Подбрось под двери. Монахини позаботятся о младенце. Ему опасно оставаться с тобой. Либо ты умрёшь и его съедят волки, либо обратишься и навредишь малышу сама. Жажда крови сразу может быть неконтролируемой. Ты же не хочешь убить своего сына?
— Нет, ты врёшь! — лепетала Селена, — это всё какой-то бред! Я не могу отдать своего сына. Я никогда не брошу его и не причиню ему вред. Он — единственное, что у меня осталось.
— Это ты сейчас так думаешь, — не уступала незнакомка, — когда захочешь крови, жажда затмит твой разум и тебе уже будет всё равно, в чью вену впиваться клыками. Отнеси ребёнка в монастырь. Дай ему шанс выжить. Это будет самым благородным, что ты сделаешь.
— Как же я его отдам? — Селена медленно поднималась на ноги, — я люблю его. Я не смогу жить без него.
С этими словами она смогла добрести до повозки и вытащила из люльки замёрзшего малыша. Он еле слышно посапывал и уже практически не плакал. Селена прижала сына к своей груди и разрыдалась.
— Он замерзает, — тихо произнесла девочка, взглянув на крохотный свёрток, — будешь медлить, не поможет и монастырь.
Смятение, страх, ужас, растерянность — всё это разом обрушилось на Селену. Происходящее казалось сном, бредом. Трудно было поверить в то, что сказки, которые рассказывали детям, чтобы те не бродили по лесу в одиночку, оказались правдой. Тем не менее, процесс уже был запущен и игнорировать это становилось всё сложнее. Она подняла голову и посмотрела на незнакомку:
— Я чувствую… Что-то начало меняться внутри. Будто кто-то опустошает меня, стирает моё сознание и наполняет тело холодом. Мне страшно…
— Близится момент, когда тебе нужно будет сделать выбор, — пояснила девочка, — необходимо поторопиться. От этого выбора будет зависеть всё твоё будущее.
— Как же моя семья? — Селена оглянулась. Из её глаз тихо катились слёзы. Пережитый ужас затаился глубоко внутри. Охрипший голос с трудом можно было расслышать.
От тела Томаса практически ничего не осталось, рядом с ним лежали мёртвые лошади, а Кристэн утащили волки.
— Их больше нет… — с сожалением произнесла незнакомка. Девочка наверняка знала, что в тот момент испытывала Селена, так как сама прошла через нечто подобное. Всю её семью у неё на глазах перебели вампиры, после чего расправились с ней самой и маленьким братишкой. Ребёнок снаружи был взрослой женщиной внутри. Ей пришлось принимать слишком взрослые решения в совсем юном возрасте. Такое закаляет навеки.
— Я не знаю, в какую сторону идти, — невероятным образом Селена отыскала в себе силы и немного успокоилась. Она будто пребывала в сонном состоянии. Говорила медленно, двигалась с трудом, но крепко держала своего сына на руках.
— Начинается дождь, — девочка запрокинула голову и взглянула на затянутое тучами небо, — нужно поторопиться. Скоро будет буря.
Минутой позже они покинули место страшной трагедии. Кругом стоял жуткий смрад, пахло кровью и мёртвыми телами. Селена плелась за своей спутницей, спрятав ребёнка под плащом. Вся её одежда была испачкана в крови. Укусы на шее болели, голова шла кругом. Её руки немели от холода и напряжения, но она крепко держала младенца.
— Назови своё имя? — спустя примерно час молчания, Селена нашла в себе силы задать вопрос.
— Моё имя тебе ничего не даст, — не оборачиваясь ответила девочка.
— Сколько тебе лет? — Селена продолжила задавать вопросы. Ей необходимо было как-то отвлекаться. В голове всё ещё звучали голоса родителей и пронзительный плачь сына. Это сводило с ума. Разговор приглушал эти звуки.
— Мне было десять, когда вампиры убили мою семью, — на этот раз девочка ответила, — похожая история, не находишь? Так вот, мне было десять, когда всё случилось. Я умерла, но меня вернули. Благо на моём пути встретилась добрая «самаритянка». Она заменила мне мать и сестру. Я вампир вот уже как целый век. Так что ребёнка ты видишь только внешне.
— Какие чудовища на такое способны? — размышляла на ходу Селена, — отнять жизнь просто так… Это же великий грех.
— Вампирам плевать у кого отнимать жизнь, — рассказала девочка, — главное — кровь. За счёт неё они выживают. Мы выживаем… Но не все такие чудовища. Мне стоило огромных усилий научиться контролировать жажду. Теперь я точно знаю, что принадлежу сама себе, а не тьме. И да, меня зовут Лина.
— Красивое имя, — отметила Селена.
— Как зовут твоего малыша? — Лина сбавила шаг и поравнялась с ней.
— У него нет имени, — у Селены из глаз вновь потекли слёзы, — мы должны были дать ему имя вместе с его отцом, но тот умер, даже не увидев сына…
— Значит его судьба ещё не написана, — пояснила Лина, — думай о том, что ты даришь ему спасение и шанс на долгую и счастливую жизнь. Так будет легче отпускать.
— Знаешь, — произнесла Селена, — я ведь до конца не верю во всё происходящее. В детстве я думала, что вампиров и ведьм выдумали, чтобы пугать детей. А потом поняла, что они существуют, хотя отец объяснял это явление лишь тем, что вампиры — это люди, которых поразила неведомая хворь, а колдуны и ведьмы — блаженные бедняги. У отца всегда и всему находилось пояснения. Я верила ему как никому другому.
— Отчасти так и есть, — улыбнулась Лина, и улыбка её была невероятно обаятельной, по-детски милой. Трудно было даже представить, что внутри этой милой девчушки давным-давно не билось сердце и не теплилась жизнь.
Остаток пути проделали молча. Под ногами хрустели ветки и прошлогодняя листва. Над головами то и дело пролетали филины. Ночь медленно сменялась ранним утром. На востоке разгоралось зарево рассвета, хотя ещё было темно. В воздухе пахло сырой землёй. Несмотря на холода, весна чувствовалась во всём. Ночи стали короче, а дни длиннее. По утрам всё реже можно было наблюдать иней на земле и на деревьях. Снег постепенно таял, оставались лишь обледеневшие сугробы в лесу, которые исчезнут только к середине весны. Солнце всё чаще озаряло землю своими лучами, прогревало её и наполняло новой жизнью.
Селена практически не ощущала холод. Она вообще не чувствовала практически ничего, кроме жуткой усталости и непреодолимого желания закрыть глаза и забыться глубоким сном. Казалось, будто её руки окоченели и застыли в одном положении — держа ребёнка, крепко прижимая его к груди. В голове постепенно нарастал какой-то шум, похожий на шелест листвы. Казалось, что он становился то громче, то тише. Время от времени этот шелест превращался в звон, от которого начинала болеть голова. По спине растекалась слабость, спускаясь ниже, к ногам. Казалось, что земля притягивала Селену с невероятной силой, желая полностью заполучить её и похоронить в своих недрах.
Несмотря на яркий рассвет, с севера медленно плыли дождевые тучи. Когда на холме за лесом показался монастырь, начался дождь. За считанные минуты он превратился в настоящий ливень.
Лина привела Селену с младенцем к одному из самых старых монастырей в окрестностях Копенгагена, к югу от порта. Они остановились у подножия холма. Дождь усилился. Его тяжёлые капли падали с волос Селены прямо на свёрток с младенцем, который не переставал плакать. Он был голоден и замёрз.
— Чего ты медлишь? — спросила Лина, перекрикивая дождь и порывы ветра, — он скоро совсем замёрзнет или умрёт от голода.
— Я не могу… — проговорила Селена, прижав сына к себе, — я не могу отдать его.
— Я всё тебе объяснила. Решение за тобой, — с этими словами Лина сделала шаг назад.
Ещё несколько минут Селена стояла на месте неподвижно. Она промокла до нитки. Изо рта вырывались густые клубы пара. Ноги подкашивались. Руки дрожали. Времени действительно оставалось слишком мало. Нужно было принимать решение здесь и сейчас.
Собрав все оставшиеся силы в кулак, девушка направилась в сторону монастыря. Она поднялась по кривым полуразрушенным каменным ступеням на вершину холма, борясь со встречными порывами ветра, подошла к высоким двустворчатым дверям и остановилась напротив них. Каменный монастырь нависал над её головой, как огромное грозовое облако. Селена посмотрела на сына:
— Прости меня. Я должна попытаться спасти тебя. Со мной тебя ждёт только смерть. Я так люблю тебя мой мальчик. Верю, что господь будет щедр и подарит тебе прекрасную жизнь. Ты обязательно станешь счастливым. Как бы я хотела видеть твоё взросление… Прости.
Она не смогла сдержаться и расплакалась, после чего поцеловала малыша в последний раз, коснувшись своими губами его лба, положила ребёнка на каменный пол, дважды постучала в дверь, после чего поспешила уйти, чтобы остаться незамеченной.
Спускаясь вниз, Селена проклинала свою судьбу, злой рок и тех чудовищ, которые разрушили её жизнь. Она отрекалась от бога и взывала к неведомым силам, чтобы те избавили её от мучений. Её жизнь в одночасье была разрушена.
Лина ждала внизу, но Селена промчалась мимо неё и исчезла во тьме. Уже через секунду вдали послышался пронзительный стон. Лина побежала следом за ней. Селена стояла на коленях на мокрой земле и кричала, захлёбываясь собственными слезами. Она не могла говорить, с трудом дышала, дрожала и впивалась пальцами в комья чёрной грязи. Её волосы намокли и спутались, прилипали к лицу. Губы посинели, в глазах от напряжения лопнули капилляры, отчего те покраснели.
— Я проклинаю этот день! — прокричала она, после чего легла на землю и замолчала, устремив взгляд в серое небо. Капли дождя ударялись о её лицо, скатывались по щекам, перемешиваясь со слезами. Дыхание замедлялось. Слышен был лишь посвистывающий хрип в области груди.
Лина подошла ближе и присела рядом, убрав мокрые пряди волос с лица Селены:
— Час настал. Пора делать выбор.
Она произнесла эти слова шёпотом, но прозвучали они словно громкий приговор судьи.
— Я хочу умереть. Нет смысла продолжать жить, — еле слышно произнесла Селена, — но сначала… Я отомщу за свою семью и за то, что эти твари лишили меня сына.
Она приподнялась на руки и посмотрела на девочку:
— Что нужно сделать?
— Выпить кровь, — пояснила Лина, — но поблизости нет людей. Кроме монахинь, конечно.
— Ты думаешь я смогу убить тех, кому доверила жизнь своего ребёнка? — голос Селены резко переменился, стал грубым и резким.
Лина мгновение помолчала, после чего расстегнула манжет на своём платье, подвернула рукав и протянула Селене свою тонкую бледную ручку:
— Считай это за одолжение. Я не обращаю просто так. Будешь у меня в долгу.
Селена посмотрела на неё в недоумении.
— Давай, — повторила Лина, прокусив собственную вену, — а то передумаю.
Селена аккуратно обхватила пальцами запястье Лины и поднесла его к своим губам. Запах крови казался невероятно ярким и насыщенным. Страх перед неизвестностью боролся с диким желанием мести. Но второе побеждало. В следующее мгновение она начала пить. Сразу было чрезвычайно противно. Солёный привкус густой холодной крови с металлическим послевкусием вызывал тошноту. Селена несколько раз отворачивалась, пытаясь подавить рвотные позывы, но потом возвращалась и продолжала пить. Это продлилось всего пару минут, но показалось, что прошёл час мучительной и вынужденной «трапезы». Отпрянув, наконец, от запястья Лины, Селена мгновенно потеряла сознание и упала на мокрую землю.
2.
Первый шаг.
Тишина и темнота окружали Селену. Она пребывала в небытии долгое, как ей показалось, время. Сердце остановилось сразу после того как Селена потеряла сознание. Жизненные силы покинули тело, а на их место пришёл леденящий холод. Даже будучи без сознания, она чувствовала, как умирала каждая клеточка её тела, как воздух покидал лёгкие, как кровь останавливалась в жилах. Всё внутри сжималось от нестерпимой боли. Казалось, что вены выжигали изнутри самым настоящим пламенем огня. Такие ощущения не описать словами. Их не способен испытать ни один живой человек. Так приходит смерть.
Пробуждение оказалось ещё менее приятным. Всё тело пронзила невероятно сильная боль, будто его насквозь проткнули мечом. Глаза обжигал яркий солнечный свет. Руки и ноги начали двигаться не сразу. Поначалу Селена практически не чувствовала их. Трудно было ориентироваться в пространстве, так как в голове нарастал оглушительный шум, состоявший из голосов, треска, шуршания и скрежета. В конце концов она закричала, после чего села, опершись на руки. Немногим позже зрение начало фокусироваться.
Напротив, на поваленном дереве сидела Лина:
— Очнулась?
Девочка вела себя совершенно спокойно, словно всё это было в порядке вещей. Она доплетала свою косичку, завязав её зелёной лентой.
Селене с трудом давалось каждое слово. Голос будто не принадлежал ей:
— Как долго… как долго… мы здесь?
Пришлось несколько раз откашляться, чтобы озвучить вопрос.
— Ты сутки была мертва, а я только что вернулась, — пояснила девочка, — впервые вижу такое стремительно обращение. Обычно на это уходит гораздо больше времени. Как ты себя чувствуешь?
Селена с трудом поднялась на ноги, пошатнулась и закрыла глаза. В ту же секунду на неё обрушился весь спектр чувств. Она слышала сотни голосов, сопение животных, шуршание насекомых в траве. Ощущала запахи растений, земли, людей, зверей. Слышала, как глухо шумело небо над головой и как вибрировала почва под ногами. Казалось, будто весь мир в одночасье заговорил с ней. Открыв глаза, она подняла голову и увидела стаю птиц, пролетавшую над лесом, но не просто очертания, а каждую птицу в отдельности. Их перья сверкали в лучах солнца, лапки были прижаты к брюшку, а глаза смотрели вперёд. Когда Селена опустила голову и посмотрела на Лину, первое, о чем она спросила, было:
— Как мне найти того вампира, который убил мою семью?
Несмотря на все «прелести» обращения, в первую очередь она смогла сфокусировать своё внимание только на желании отмщения, куда и направила все эмоции.
— Этим вопросом я занималась всё то время, пока ты была мертва, — рассказала девочка, — его зовут Вигге. Он пришёл в Копенгаген не один. С ним ещё девушка и мужчина. Они остановились к югу от города. Там только один посёлок. В живых уже никого не осталось, именно поэтому они вышли на охоту, а твоя семья оказалась на пути у этих хищников.
Селена внимательно выслушала Лину, после чего поблагодарила её:
— Спасибо тебе за то, что помогла мне. Дальше я должна идти одна. Но скажи, как можно умереть, будучи вампиром?
Лина спрыгнула с поваленного дерева и с удивлением посмотрела на неё, после чего ответила:
— Когда выполнишь задуманное и, если всё ещё не передумаешь, помни, вампир может умереть от огня, а ещё лишившись головы или сердца. Надеюсь до этого не дойдёт. Но выбор всегда за тобой.
— Спасибо, — Селена была не многословна. Она развернулась и направилась прямиком в сторону леса, даже не попрощавшись.
Лина ещё некоторое время смотрела ей вслед, пока та не скрылась в чаще:
— Бедная девушка. Надеюсь, что жажда мести не превратит тебя в монстра…
Девочка наверняка знала, чем чревата для вампира потеря самоконтроля. Она видела, как обычные мужчины и женщины превращались в самых настоящих чудовищ, как они теряли рассудок и существовали только ради крови, ведомые нестерпимой жаждой. Селена была израненной душой и рисковала сорваться. Лина сочувствовала ей и желала, чтобы та сделала правильный выбор в финале.
***
Селена провела в пути двое суток. Она просто шла вперёд, на юг. Силы постепенно возвращались, но уже в десятикратном размере. Об этом она узнала, когда случайно сорвалась с обрыва и начала падать в глубокий овраг. Каким-то необъяснимым образом Селена оттолкнулась ногами от каменистого склона оврага и буквально пролетела по воздуху до его противоположной стороны, после чего ловко взобралась наверх. Пальцы рук стали более сильными и цепкими. На принятие новых способностей и возможностей потребовалось не так уж много времени. Голова была ясной. Мысли постепенно приходили в норму. Главная цель, которую она перед собой поставила — отомстить за смерть семьи и за то, что ей пришлось отказаться от собственного сына. Эту мысль девушка постоянно держала в голове и постепенно копила злобу внутри себя. Селена приходила в ярость каждый раз, когда вспоминала лицо того мужчины, вампира. Она отчётливо представляла, как будет расправляться с этим чудовищем, будто готовилась к судьбоносной битве.
Густой лес становился всё реже, сменяясь пустынными равнинами. Второй день светило солнце. Небо расчистилось, не было ни единого облачка. Земля успела просохнуть. На голых ветках деревьев и кустарников появились первые почки. Воздух постепенно прогревался, напитываясь бризом Северного моря. Весна вступала в свои законные права.
Несмотря на боевой настрой, Селена вдруг почувствовала ряд ухудшений в своём физическом состоянии. Она ощущала неприятное жжение в горле, которое то отступало, то возвращалось с новой силой. Иногда казалось, что по горлу проводили острым лезвием ножа. Это раздражало и злило Селену, но она терпела и продолжала идти.
Впереди показался посёлок, о котором рассказала Лина. Это была охотничья деревня. Раньше здесь жили шесть семей, но теперь никого не осталось. Запах крови разносился по всей округе, а вместе с ним и смрад гниющих тел. Окна в домах были выбиты, двери валялись во дворе либо висели на полусорванных петлях. Кругом были разрушенные амбары, в которых раньше держали скот и хранили зерно. От скота, естественно, тоже не осталось ничего, кроме костей.
Селена зашла в ворота и остановилась. Она внимательно осмотрелась, после чего начала прислушиваться. Судя по всему, поблизости никого не было. Она медленно шагала между домами, пока её внимание не привлёк один из них. По двору бродила хромая собака. Она искала чем бы поживиться, грызла кости птиц и сухие заплесневелые корки хлеба. На собаке был ошейник и порванная цепь, которая тянулась от покосившейся будки. В какой-то момент пёс остановился, обернулся, посмотрел на Селену и начал лаять. Она сделала шаг назад, но столкнулась с препятствием. За её спиной стояла женщина в длинном изумрудном платье из добротного бархата. На вид она была молода. В волосах виднелся сверкающий золотой гребень. Густые чёрные брови контрастировали с чрезмерно белыми локонами. Кожа выглядела бледной, как и у того здоровяка, который напал на семью Селены. Губы были настолько тонкими, что казались лишь еле заметной полоской. Прямой и длинный нос выглядел грубо. Кроваво красные глаза дали ответ на все вопросы. Она была одной из тех, о ком говорила Лина.
Селена не растерялась и сразу перешла к делу:
— Где Вигге?
Незнакомка улыбнулась:
— Откуда тебе известно его имя?
— Не твоё дело? — сквозь зубы проговорила Селена.
— Ладно, — совершенно спокойно отреагировала девушка, — всё равно. Он и так уже здесь.
Селена оглянулась и увидела у себя за спиной того самого монстра, который несколько дней назад убил её родителей. Его добротный наряд выбивался из общей картины бедной деревушки. Белоснежная рубаха и багровый плащ выглядели слишком ярко и пафосно. Убранные назад волосы полностью открывали широкое лицо вампира. Перед глазами у Селены всплыли образы окровавленных тел Томаса и Кристэн, отчего ярость вспыхнула внутри с новой силой.
— Ты? — с отвратительной ухмылкой спросил тот самый Вигге, — видимо я тебя не добил. Кто посмел обратить?
Он говорил с ярким акцентом.
— Теперь это не имеет значения, — произнесла Селена.
— Зачем пришла? — спросил Вигге.
— Убить тебя, — она сжимала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, и с нетерпением ждала того момента, когда сможет избавиться от здоровяка.
В ответ оба вампира лишь расхохотались. Никто из них не знал, что первая капля крови, которую выпила Селена, принадлежала бессмертному. Это сделало её сильнее с первых минут обращения. Она и сама об этом не подозревала, так как была ослеплена яростью и желанием отмщения.
— Ты не посмеешь, — Вигге наклонился ближе к её лицу. От него воняло падалью и кровью.
Его спутница не переставала улыбаться. Селена не могла больше сдерживать себя и, сама того не осознавая, резко обернулась и одной рукой вырвала сердце девушки. Та замерла на месте и несколько мгновений стояла неподвижно, после чего её глаза затянула белая пелена и она упала на землю. Прекрасное платье было испорчено. Селена выжала кровь из сердца прямо себе под ноги, после чего отбросила его в сторону.
Такой поступок новообращённой привел вампира в ярость. Вигге оскалился, зарычал и, замахнувшись рукой, отбросил Селену далеко во двор, к дому, около которого бродила собака. Она упала на землю и сильно ударилась, но быстро смогла подняться на ноги.
— Ты не можешь быть такой сильной! — злобно прошипел он, — новообращённые не обладают подобными способностями. Что с тобой не так?!
Селена стояла на месте и ждала атаки со стороны врага:
— Оказывается могу. И я уверена, что со мной всё именно ТАК!
Мгновение спустя они сцепились в схватке как два хищника. Вигге был выше и сильнее, но Селеной руководили злоба и гнев. Она успевала отражать его удары, пока тот не поднял её за волосы и не бросил в сторону. Селена упала на доски, проломив их своим телом. Одна из них возилась ей в бок. Оправившись после падения, она вытащила острую деревяшку. Из раны хлынула кровь, но и это не остановило Селену.
— Зачем ты пытаешься? — спросил Вигге, — тебе меня не убить. Ты новообращённая. Я могу просто прекратить твои страдания, и ты отправишься следом за семьёй.
— Ну уж нет! — проговорила Селена, после чего схватила с земли большой осколок стекла и бросила его в вампира. Она даже не думала рассчитывать траекторию и силу броска, всё получилось само-собой. Осколок вращался в полёте. В последний момент Вигге попытался уклониться, но Селена закричала и побежала вслед за стеклом. Она поймала его налету и вонзила в шею вампира, после чего, словно ловкий мясник, отрезала его голову. Кровь забрызгала её лицо, полностью окрасила руки и подол платья.
Доведя дело до конца, Селена оттолкнула тело Вигге, но продолжала держать в руках его голову, а позже брезгливо бросила её на землю, прямиком в большущую лужу. Она так крепко сжала челюсть, что услышала скрежет собственных зубов. Ко всему прочему, боль в горле стала просто невыносимой. Делать было нечего. Пришлось пить кровь мёртвых вампиров. И она выпила её полностью, до последней капли.
Как только трапеза была завершена, Селена стащила дорогое платье с девушки, которую убила первой, сняла с себя грязную изорванную одежду, умылась водой из колодца и переоделась. В области груди на платье осталась дыра, но её легко удалось скрыть, затянув шнуровку корсета. Несмотря на то, что Селене полегчало и будто камень упал с плеч, дело не было доведено до конца. Со слов Лины, вампиров было трое. От двоих она избавилась. Оставался ещё один.
После выпитой вампирской крови чувства Селены обострились втрое, словно она впитала в себя их силу. Теперь девушка могла не только прекрасно слышать и видеть, но и чувствовала присутствие бессмертного на клеточном уровне. Внутри всё трепетало, сознание дрожало, сопровождаясь лёгкими покалываниями в висках и давлением в области затылка. Селена не знала об этом, но приобретённые инстинкты работали чётко и слаженно. Именно это помогло ей выследить третьего вампира. Его не было в посёлке, но он находился неподалёку. Ощущения подсказывали направление. Двигаться нужно было на восток.
Потратив на дорогу около двух часов, Селена добралась до небольшого перелеска рядом с рекой. Поблизости не было никаких деревень и посёлков. К этому времени солнце уже садилось за горизонт. Багровый закат раскинулся над верхушками деревьев, заливая их сочным светом. С запада надвигалась ночь. Кругом было тихо, лишь в реке бурлила вода, в которой плескались маленькие птички.
Селена медленно шагала к берегу. Под её ногами потрескивали сухие обломанные ветки. Она смотрела прямо перед собой, придерживая подол платья. Мягкий бархат приятно касался кожи. Только вот спутанные волосы доставляли неудобства. Их пряди слиплись от крови и пыли. Помочь могла только чистая вода.
Селена чувствовала, как её сознание менялось, и боялась того, во что она превратилась. Ещё вчера эта девушка хотела умереть, но уже сегодня сомневалась в своём желании. Её останавливала лишь мысль о сыне. Если она сможет жить вечно и останется такой же сильной, то у неё появится возможность защищать его, даже находясь на расстоянии.
Вдалеке показался силуэт. Он будто знал, что Селена шла за ним, и ждал её. На берегу реки стоял широкоплечий мужчина с копной огненно-рыжих волос и аккуратно выстриженной бородой. Его кроваво красные глаза смотрели прямо на девушку. Лицо мужчины выглядело неестественно вытянутым, нос орлиный, острый, губы пухлые и потрескавшиеся. На нём были холщовые штаны синего цвета и серая рубаха. Его сапоги оказались старыми и стоптанными. По сравнению с Вигге и той блондинкой, этот выглядел как оборванец или местный цыган.
Он поднял руку над головой, ладонью вперёд, будто хотел махнуть, но потом сжал её в кулак. В то же мгновение поднялся сильный ветер, который буквально сдувал с ног. В воздух взмыли листья, хворост, пыль. Селена прикрыла лицо рукой, продолжая идти вперёд, хотя делать это становилось сложнее с каждым шагом. Неведомые силы призвали грозовые тучи. Ещё пару минут назад в небе сиял красочный закат, а сейчас над чёрными облаками пронеслись оглушительные раскаты грома. Вспышки молний озарили берег реки.
Селена пребывала в недоумении от происходящего. Здесь явно орудовал колдун, но как же он тогда был связан с вампирами?
— Jeg visste at du skulle gå, — произнёс он на чистом ирландском. Язык похож на датский, поэтому Селена поняла, о чём шла речь, — vil du drepe meg?
* с ирландского «Я знал, что ты идёшь», «Хочешь меня убить?»
— Да, — ответила она, — я пришла убить тебя.
— За что? — мужчина перешёл на датский.
— За мою семью, — Селена остановилась в нескольких шагах от колдуна.
— Я не причастен к гибели твоей семьи, — произнёс мужчина.
— Ты причастен к Вигге, а значит и к гибели моей семьи, — Селена была настроена воинственно.
— Хорошо, — он охотно согласился с ней, что было странно и подозрительно, — ты осмелилась взять на себя ответственность за судьбы других. Тогда вперёд. Я не стану бежать, и сражаться с тобой тоже не буду. Знай, если убьёшь меня, то будешь проклята навеки.
— Почему? — Селена на мгновение замешкалась, — я лишь хочу отомстить за моих родителей.
— Первая капля крови, которую выпивает вампир сразу после обращения, должна быть человеческой, — рыжеволосый колдун начал издалека, постепенно разжимая кулак, из-за чего порывы ветра становились тише, — ты же нарушила это правило и утолила жажду вампирской кровью, потом выпила ещё, и ещё. Это может привести к безумию. И обязательно приведёт, если не остановишься. Теперь ты хочешь убить колдуна. Обратного пути не будет. Знай.
— Мне плевать, — в тот момент Селена уже слушала его через слово, так как была ослеплена жаждой мести, — я любила отца моего ребёнка, но он умер. Я дорожила своей семьёй, но эти твари отняли её у меня, как и мою жизнь. Я нашла себя в сыне, но вынуждена была отдать его, чтобы спасти. Мне не за что бороться, не для кого быть хорошим примером. Несколько дней назад добрая простушка Селена умерла в лесу. На её место пришла я. Моя цель — уничтожить как можно больше себе подобных тварей.
— Ты заблуждаешься, — отметил колдун, — в скором времени сама это поймёшь. Ты выбрала не тот путь. Позволь избавить тебя от мучений.
— Предлагаешь мне ещё одну смерть? — переспросила Селена, — ну уж нет. Ты был там и видел, как истекали кровью мои родители. Где была твоя чёртова благодетель? Всё это пустые слова.
— Я не вмешиваюсь, когда вампиры охотятся, — ответил колдун, — никого не спасаю, никого не останавливаю. Это не моё дело. Ты и твоя семья стали очередной добычей Вигге. Такова судьба.
О таких страшных вещах он говорил совершенно спокойно, словно речь шла о мясниках, разделывающих мясо на продажу, это ведь их обычная работа.
— Судьба?! — терпение Селены было на исходе, — мне надоела эта болтовня. Хватит попусту заговаривать мне зубы и тратить моё время.
Глубоко внутри она понимала, что стремительно менялась. Селена боялась этих изменений, боялась той ярости, которая росла в её сознании, но ничего не могла с собой поделать. Может быть, колдун был прав. Всему виной то, что для неё процесс обращения завершился с помощью вампирской крови. Это отклонение от нормы. Но процесс оказался необратимым. Ряд печальных событий, которые произошли с ней до гибели, культивировали злобу и взращивали ярость. У Селены не было времени на то, чтобы обдумывать всё это и пытаться предотвратить.
Выждав несколько мгновений, Селена, наконец, сорвалась с места и помчалась прямиком на колдуна. Он, как и говорил, даже не стал сопротивляться. Его мотивы были абсолютно необъяснимы, но ей уже было всё равно. Хватило пары минут для того, чтобы свернуть колдуну шею и выпить его кровь. Как только дело было сделано, Селена села на колени рядом с бездыханным телом и попыталась заплакать, но слёз не было. Она ударила кулаком о землю и закричала. Этот вопль эхом пронёсся над рекой и скрылся в лесной чаще.
Месть свершилась. Цель была достигнута. Что делать дальше — на этот счёт у Селены не было никаких мыслей. Она слишком много сил потратила на убийства, и ни разу не задумалась над тем, как продолжать существование после всего этого. У неё было всего два пути. Первый — покончить с собой или дать кому-то убить себя. Второй — остаться вампиром навеки, но в этом случае придётся сделать что-то с болезненными воспоминаниями о гибели всех близких, иначе они, рано или поздно, окончательно сведут её с ума.
3.
Спасение.
Буря разгулялась не на шутку. Ранняя весна — время самой непостоянной погоды в этих краях. То светит ослепительно яркое солнце, то всё кругом заливает дождь. Иногда даже выпадает мокрый снег, а ночами случаются заморозки. Из-за близости северного моря воздух постоянно влажный и с трудом прогревается.
По небу проносились раскаты грома, а крупные капли дождя барабанили по ставням в монастырской келье. На деревянном столе горела свеча, рядом с ней лежала Библия с пожелтевшими от времени страницами. В углу стоял деревянный стул, а около стены узкая кровать, заправленная льняным одеялом, над изголовьем висело деревянное распятие. Возле входа расположились полки с книгами. На входной двери вместо окошка было отверстие в форме креста.
Сестра Мириам читала ночную молитву, стоя на коленях на каменном полу. Она была совсем юной и недавно приняла постриг. Семья Мириам бежала в Данию из Швеции во время ожесточённых военных действий армии Короля. Её сёстры пропали без вести, отец погиб в сражении, а мать умерла от чумы. Девушке ничего не оставалось, как искать спасение у Бога.
На вид ей было около двадцати с небольшим лет, а на самом деле всего семнадцать. Тяжёлая жизнь измотала девушку и оставила свой неизгладимый отпечаток. Зелёные глаза померкли из-за постоянного полумрака в монастыре, кожа побледнела, потому что её давно не касались солнечные лучи, а скромная монастырская еда лишила изящных форм.
В процессе молитвы она услышала плачь. Сперва подумала, что ей показалось, но потом всё повторилось. Есть беспрекословное правило — не прерывать молитву. И как бы девушке не хотелось проверить, кто это был, она не имела права выходить из кельи. Когда Мириам станет старше и ей доверят приход — всё изменится, а пока необходимо было подчиняться сёстрам настоятельницам.
Спустя некоторое время плачь прекратился. А ещё через час на улице стало тихо. Близился рассвет. Молитва была завершена. Глаза болели. Голос охрип от продолжительного шёпота, а колени словно потеряли чувствительность. Но любопытство юной монахини перебороло все эти неудобства. Она вскочила на ноги и выбежала из своей кельи. Вниз вела каменная винтовая лестниц, настолько узкая, что даже два человека на ней не смогли бы разминуться. В нескольких местах на стенах горели факелы. Этого света было вполне достаточно для того, чтобы ориентироваться в пространстве. Мириам уже практически открыла входную дверь, как вдруг её окликнула Настоятельница:
— И куда это мы собрались в такой ранний час?
Это была невысокая женщина семидесяти лет с худощавым морщинистым лицом, тонким носом, бесцветными губами и бровями. Её серые глаза в полумраке казались абсолютно выцветшими. Лишь расширенные зрачки выделялись на фоне бледной радужки. Из-за длинного чёрного одеяния она казалась тенью в полумраке. Голос женщины разнёсся по просторному монастырскому залу, а его эхо затерялось вверху, под самыми сводами.
Мириам остановилась и обернулась:
— Ночью я слышала плачь на улице. Хочу проверить…
— Ночь полна призраков, — покручивая деревянные чётки в морщинистых руках, произнесла Настоятельница, — что угодно может почудиться. Но это не повод выбегать на улицу при каждом шорохе. Пора бы вам, юная леди, научиться терпению и смирению.
— Мне не почудилось, — Мириам стояла на своём, — я отчётливо слышала детский плачь.
— Тебе нужно быть на кухне и помогать готовить еду, — напомнила Настоятельница, — а то, что ты слышала, скорее всего, было волчьим воем, который смешался с шумом дождя.
— Я только взгляну, — не уступала Мириам, — у меня странное предчувствие.
С этими словами она распахнула створки двери и через несколько мгновений увидела на ступеньках крошечный свёрток.
— Что там? — незамедлительно поинтересовалась Настоятельница.
Мириам осторожно подошла к свёртку, наклонилась и откинула уголок ткани, после чего вскрикнула:
— Здесь младенец!
Мать настоятельница, прихрамывая, подбежала к Мириам и взглянула на странную находку:
— Он весь синий. Уже мёртв. Нужно закопать его в саду. Что за чудовищная мать выбросила своё дитя в такую непогоду?
Мириам молчала. Она пристально разглядывала ребёнка. Что-то не давало ей покоя.
— Чего стоишь? — Настоятельница толкнула монахиню в плечо, — нужно похоронить дитя. Нельзя оставлять его здесь. Тело должно быть предано земле, а мы помолимся за умершего.
— Он не мёртв, — прошептала Мириам, после чего подняла младенца и поднесла к настоятельнице, — он дышит! Совсем чуть-чуть.
— Не может быть, — произнесла та, внимательно разглядывая младенца, а тот, в свою очередь, приоткрыл глаза, — Боже мой! Ты права. Неси его наверх. Нужно отогреть и накормить дитя. Возможно, из него и выйдет толк.
Мириам прижала ребёнка к себе и побежала вверх по лестнице. Даже через свою одежду она чувствовала, насколько холодным он был. Её шаги эхом пронеслись по молитвенному залу. В конце тёмного каменного коридора располагалась банная. Она забежала внутрь и положила младенца на стол, после чего налила в купель горячей воды из печи и разбавила её прохладной проточной. Опасно было сразу подвергать ребёнка такому перепаду температуры. Пришлось снять с младенца всю одежду, которая оказалась влажной и грязной.
— Ты мальчик, — улыбнувшись, Мириам окунула его в тёплую воду и начала аккуратно растирать маленькие ножки и ручки, — совсем малыш. Ещё и жизни не видел, а уже так намучался. Надеюсь твоя никудышная мать получит по заслугам за такой грех.
Немного погодя ребёнок издал звук. Это было хриплое хныканье, так как на плачь у него просто не хватило сил. Мириам достала с полки белое льняное полотенце и завернула в него малыша:
— Вот так. Теперь ты согрелся. Самое время перекусить, чтобы восстановить силы.
Ребёнок взглянул на монахиню. Крохотный вздёрнутый носик, пухлые щёчки, маленькие алые губки и большие глаза в обрамлении длинных ресниц. Он походил на ангела. Невинность воплоти. Она была очарована таким странным подарком судьбы:
— Надо же! Какие голубые глаза. Просто отражение небес. Господь спас тебя не просто так. Ты особенный ребёнок, точно тебе говорю.
Мириам улыбалась, сама того не осознавая. Держа малыша на руках, она преисполнялась счастьем и благодатью. Что-то дрогнуло внутри, словно пробудились давно похороненные чувства радости и любви.
— Ну где ты там? — на пороге стояла одна из монахинь, — мать Настоятельница сообщила о подкидыше. Я подогрела молоко. Вот, держи.
Она протянула Мириам бутылочку с тёплым козьим молоком. У прихода было своё стадо, поэтому недостатка в молочных продуктах они не испытывали.
Мириам взяла бутылочку, держа ребёнка на руках, присела на скамью и принялась его кормить. Несколько минут он медленно потягивал тёплое молоко, а потом быстро уснул. После всего пережитого младенцу нужно было хорошенько отоспаться. Он провёл всю ночь на холодной земле под проливным дождём. Это чудовищно. Даже звери оберегают своих детёнышей, а тут человек…
Сестра Настоятельница велела Мириам отнести мальчика в келью. После сна его необходимо будет осмотреть на наличие каких-либо болезней. Нельзя было допустить, чтобы в монастырь прокралась зараза, из-за которой на заднем дворе уже и так образовалось целое кладбище священнослужителей.
Мириам послушалась. Они вместе пришли в келью, где ребёнка уложили на мягкую кровать и накрыли тёплым одеялом. Погода наладилась. Дождь прекратился. В маленькое окошко проскользнули бледные лучи солнца и уютно устроились на личике малыша. Казалось, будто сама природа стремилась согреть бедняжку.
— Он похож на ангела, — произнесла Мириам, сидя рядом с ним, — видели, какие прекрасные у него глаза?
Монахиня аккуратно и легко поглаживала мальчика по головке, касалась кончиками пальцев его щёчек, поправляла одеяло.
— Видела, — без должного энтузиазма ответила Настоятельница, — но нам нужно решить, что делать дальше. У нас женский монастырь.
— Ну и что, — Мириам очень хотела оставить мальчика, хотя и сама не понимала, зачем он ей, — у нас ведь есть садовник и пастух. Они мужчины. Вырастим достойного помощника, а потом он сам решит, оставаться здесь или идти дальше. Если мы не позаботимся о нём сейчас, Бог знает, что случится с ребёнком в будущем.
Настоятельница замолчала и некоторое время размышляла, глядя прямо перед собой. Решение должно было быть хорошо обдуманным. Ребёнок — это не собачка для забавы. Его нужно воспитывать. При монастыре, конечно, есть школа и большая библиотека, но этого мало. Ребёнку нужна мать и постоянная забота. Кто-то должен рассказать ему о жизни, о трудностях, о том, что хорошо, а что плохо. Это большая ответственность. Не многим удаётся вырастить достойных людей. И это великий труд — быть воспитателем и учителем.
— Хорошо, — немного погодя, заговорила Настоятельница, — пусть пока остаётся. При условии, что он здоров, конечно. Сестра Мерет осмотрит ребёнка позже. Но ему нужно дать какое-то имя.
Мириам задумалась на мгновение и вновь посмотрела на младенца:
— Дамиан. Назову его Дамиан.
— Почему? — переспросила Настоятельница.
— Так звали моего отца, — пояснила монахиня, — он был хорошим человеком, добрым, заботливым, честным, смелым и справедливым. Буду надеяться, что вместе с именем эти качества перейдут и к ребёнку.
— Дело твоё, — ответила мать настоятельница, — и ответственность за него теперь тоже на тебе. Помни об этом.
После этих слов она удалилась из кельи, тихо закрыв за собой дверь.
Ответственность не пугала Мириам. Она знала на что шла, ведь сама видела, как тяжело было её матери с маленькими детьми в такие сложные времена. Главное, чтобы малыш был здоровым и получил шанс выжить.
Ребёнок проспал около девяти часов. Он был измотан и ему требовалось время на полноценный отдых. Ближе к ночи младенец проснулся. Сестра Мерет тут же провела осмотр и вынесла заключение, что мальчик абсолютно здоров. Это обрадовало Мириам. Она не выпускала малыша из рук, носила его по монастырю, напевала колыбельную, которую сама знала с детства, дважды или трижды поила молоком. Аппетит у Дамиана оказался просто отменным. Это в очередной раз подтверждало заключение сестры Мерет о здоровье ребёнка.
Монахиня искренне верила в то, что сам Господь благословил этого мальчика, если тот выжил и попал в хорошие руки после всего случившегося.
***
1587 год. Дания. Монастырь в пригороде Копенгагена.
Шло время. Незаметно пронеслись пять лет. В мире не многое изменилось. Кругом продолжались войны. Испания вела ожесточённые бои с Англией. Король Фредерик II продолжал вести переговоры, но и армию не отзывал. Семилетняя война продолжалась, но силы и влияние Дании выросли настолько, что многие противники вынуждены были сдаться. Дело сводилось к точечным мятежам.
Это всё было где-то там, за стенами монастыря, а внутри царили покой и порядок. Ежедневные молитвы, приготовления к праздникам, работы на земле. Всё было, как и прежде.
Никто не знал точную дату рождения Дамиана, но Мириам решила, что у мальчика должен быть свой личный праздник. Поэтому приняли решение отмечать его в первый день весны. Никто из них даже не догадывался, что разница с настоящим днём, когда мальчик появился на свет, составляла всего пару недель.
Дамиан вырос и окреп. Монахини не могли налюбоваться ребёнком. У него была далеко незаурядная внешность: густые чёрные волосы, небесно-голубые выразительные глаза в обрамлении длинных ресниц, аккуратный носик и пухлые губы. Мириам твердила всем, что ребёнка коснулся Ангел, не иначе как. Хотя многие считали странным такой контраст в цвете волос и глаз. В местных краях такая внешность встречалась крайне редко. Стандартами были светлые волосы и бледная кожа.
Мириам меньше всего беспокоило мнение окружающих. Она так привязалась к мальчику, что практически всё своё свободное время проводила с ним. Местный садовник сделал огромное количество деревянных игрушек, монахини шили ребёнку одежду, а сама Мириам баловала его сладостями с кухни.
Дамиан заговорил рано, в год с небольшим, тогда же сделал и первые шаги. Приятно было наблюдать за ним со стороны. С каждым днём он становился всё более любознательным, активным и подвижным. Задавал массу вопросов, ходил по пятам за монахинями, с удовольствием наблюдал за всеми их действиями. Но самым любимым занятием были игры с Мириам. Они играли в прятки. В монастыре было много мест, куда можно спрятаться. Бегали по лестницам, часами могли сидеть в саду и играть в слова. Мать Настоятельница старалась быть строгой, но даже она не могла устоять перед очаровательным взглядом этого ребёнка. Сердце мгновенно таяло, а на лице появлялась улыбка.
Ко дню рождения для Дамиана испекли ягодный пирог. Запах в кухне витал умопомрачительный. Терпеть до вечера не было сил, поэтому он тайком пробрался в кухню, чтобы попробовать кусочек. Пришлось подставить стул, взобраться на него и дотянуться до высокой столешницы. Во время этих нехитрых действий Дамиан задел глиняную чашку, которая с грохотом упала на пол и разбилась вдребезги. Малыш испугался, но от своего не отступил. Он отломил кусок пирога и спрыгнул на пол. Тем временем в кухню пришла Мириам и увидела разбитую чашку:
— Что ты натворил?
Дамиан виновато опустил голову, сжимая в ручке кусок пирога.
— Маленький воришка! — пригрозила она указательным пальцем, — так нельзя поступать. Это же чистой воды хулиганство.
Мальчик поднял глаза и мило улыбнулся, хлопая своими большими глазами. Несмотря на свой возраст, он отлично умел располагать к себе людей. И не исключено, что дело здесь было не только в его природной обаятельности. Дамиан будто сам понимал, как это работает, и во всю пользовался своим навыком.
— Ах ты хитрец! — Мириам не могла на него злиться. Она просто таяла от обаяния малыша.
— Что там происходит? — послышался из коридора голос Настоятельницы, — я слышала шум.
Мириам приложила указательный палец к губам:
— Тссс!
Дамиан повторил это действие за ней, после чего они вместе расхохотались и выбежали из кухни. Настоятельница даже опомниться не успела, как эти двое промчались мимо:
— Вот хулиганы! Ладно он — ребёнок, но ты то, взрослая девушка! Ну и Бог с вами.
Ещё несколько секунд она тихо ворчала, взмахивая руками, после чего не спеша побрела вдоль коридора к молитвенному залу.
Мириам и Дамиан выскочили на улицу. Они бежали, перегоняя друг друга, прямо до яблоневого сада, где остановились и присели на покосившуюся деревянную скамейку, чтобы перевести дыхание.
— Ну мы с тобой и натворили дел! — монахиня улыбнулась, поправляя своё платье.
— Нам теперь за это здорово влетит! — расхохотался Дамиан, после чего запихал в рот кусок пирога, который всё это время держал в руке.
— Ах ты проказник! — Мириам театрально нахмурила брови, — а ну, давай делись!
Дамиан пытался увернуться, прятал руку за спину, но, в конце концов, протянул ей кусочек пирога. Она откусила его и закрыла от удовольствия глаза:
— Как же вкусно! За такое и я готова пойти на преступление. Не могу поверить, что сама испекла этот шедевр.
— Спасибо, мама, — произнёс Дамиан, прожёвывая остатки пирога и болтая ногами над землёй.
Эти слова прозвучали из его уст невероятно просто и естественно. Мириам застыла на месте и в недоумении посмотрела на мальчика. Она не ожидала услышать от него такое. Впервые за пять лет он назвал её мамой:
— Что ты сказал?
— Мама… — виновато повторил он, — прости. Если ты против, я больше не стану тебя так называть.
— Нет, нет, не извиняйся, — она тут же поспешила успокоить ребёнка, — просто это прозвучало неожиданно. Я растерялась. Всё в порядке, правда.
— Я знаю, что меня подбросили в монастырь, — несмотря на свой возраст, иногда Дамиан казался невероятно взрослым и мудрым, особенно, когда начинал говорить о себе, — иногда я представляю, что бы было, если бы у меня были родители. Придумываю им имена. Рисую в голове наш дом. А когда думаю о маме, вижу только твоё лицо.
Мириам улыбнулась, незаметно смахнув со щеки слезинку:
— Если хочешь, можешь всегда называть меня мамой. Я не против. Мне даже приятно.
— Правда? — переспросил Дамиан, и тень смущения тут же исчезла у него с лица.
— Конечно, — подтвердила Мириам.
Мальчик обнял монахиню, после чего спрыгнул со скамейки и вприпрыжку побежал в сторону монастыря.
Мириам осталась в саду одна. Она чувствовала себя странно. Девушка уже и не мечтала, что когда-нибудь станет матерью. Ко всему прочему, она осознанно отказалась от этого, приняв постриг. И тут Бог предоставил ей шанс испытать на себе радость материнства. Дамиан прекрасный ребёнок. И пусть она не вынашивала его, не проходила испытание родами, он был с ней чуть ли не с первых недель своей жизни. А это многое значит.
Приятные размышления расслабляли и наполняли светом и лёгкостью. Кругом было тихо. Первый день весны выдался солнечным, хотя и зима не была суровой. Ветки яблоневых деревьев отбрасывали на землю изогнутые тени. Кое-где ещё лежал снег, который быстро таял в лучах солнца. Даже серые каменные стены монастыря казались не такими уж суровыми. По небу проносились полупрозрачные облака, а в воздухе пахло свежестью. Хотелось просто дышать полной грудью и дни напролёт гулять, наблюдая за пробуждением природы.
— Могу я к вам обратиться? — посторонний женский голос нарушил спокойствие Мириам.
Она обернулась и увидела перед собой молодую девушку. На вид той было не больше двадцати лет. Ухоженная внешность могла говорить о том, что незнакомка принадлежала к какому-то знатному роду. Чёрные длинные волосы были заплетены в косу. Поверх чёрного бархатного платья была надета красная накидка с большим капюшоном, который отбрасывал тень на лицо, разглядеть которое не представлялось возможным.
— Конечно, — робко ответила Мириам.
Странно было видеть людей в такой дали от города. Мало кто забредает так далеко, да ещё и поднимается к монастырю.
Девушка обошла скамейку и присела рядом с монахиней:
— Я видела рядом с вами мальчика. Насколько я знаю, вы не имеете права заводить детей. Откуда же он здесь взялся?
— Он приёмный, — ответила Мириам, с опаской глядя на странную гостью, которая даже не смотрела на неё.
— Но вы заботитесь о нем? — интерес девушки к ребёнку настораживал.
— Конечно, — монахиня немного отстранилась.
— Хорошо заботитесь? — с каждым вопросом ситуация становилась всё более странной.
— Почему вы спрашиваете? — Мириам не выдержала такой напористости, — кто вы такая?
Незнакомка сняла перчатки, после чего аккуратно стянула с головы капюшон и внимательно посмотрела на монахиню. В тот момент сердце Мириам замерло в груди. Бледная кожа девушки в ярком солнечном свете казалась неосязаемой, алые губы растянулись в улыбке, а пара кроваво-красных глаз привели монахиню в ужас.
— Кто вы? — практически беззвучно повторила она свой вопрос, вцепившись пальцами в скамейку.
— Меня зовут Селена, — представилась незнакомка, — этот мальчик — мой сын.
Мириам вскочила на ноги и отбежала в сторону, прижав ладонью свой крестик к груди:
— Вы не человек…
— Уже нет, — совершенно спокойно подтвердила Селена, — но раньше была. Пять лет назад мою семью и меня вместе с ними убил такой же монстр, каким стала я. Мне пришлось спасать сына, поэтому я подбросила его к дверям вашего монастыря. Вот и вся история.
Тонкими и изящными бледными пальцами она перебирала подол плаща, то собирала его, то аккуратно разглаживала, периодически поглядывая на монахиню.
— Что вы такое? — голос Мириам дрожал, сердце было готово выпрыгнуть из груди. Она давно не испытывала ничего подобного. Это был самый настоящий страх, от которого подкашивались ноги и холодели руки.
— Я вампир, — Селена отвечала на вопросы так, будто всё это было в порядке вещей.
— Боже мой, — растерялась монахиня, — так это правда. Вампиры действительно существуют.
— Как видишь, — Селена села в пол оборота, — но я не об этом хотела поговорить. Мне нужно знать, всё ли в порядке с моим сыном. От безумия меня удерживает только мысль о том, что он жив.
— С ним всё в порядке, — робко и неуверенно проговорила Мириам, — я забочусь о нём и буду продолжать делать это несмотря ни на что. Мальчик растёт как самый обычный ребёнок. Он ни в чём не нуждается.
— Хорошо, — Селена положила обе руки на колени, — именно это мне необходимо знать. Но хочу предупредить тебя об одном: если с моим мальчиком что-то случится, я приду и устрою ад в вашем святом пристанище. Я вырву ваши сердца и выпью всю вашу кровь до последней капли. Мне нечего терять. Бог давно забыл обо мне. Поняла?
Такое смелое заявление повергло Мириам в ужас. Земля медленно уходила из-под ног. Ей казалось, что вот-вот она потеряет сознание. Перед ней стоял монстр из легенд, который по совместительству оказался настоящей матерью Дамиана. Все эти годы она гадала, почему ребёнка просто выбросили, но в одночасье всё стало ясно. Селена спасала его таким вот изощрённым способом.
— Можете не сомневаться, — ещё раз заверила её Мириам, — он стал для меня родным. Я никому не позволю обидеть мальчика.
Селена вмиг поднялась со скамейки и уже через секунду стояла рядом с монахиней, лицом к лицу, отчего та пошатнулась и ударилась спиной о ствол дерева. Она источала леденящий холод, в глазах полыхало пламя, а во рту показались острые клыки:
— Но помни — он мой сын. Поняла? Он только мой!
Селена подняла руку. Видимо хотела толкнуть или схватить Мириам, но передумала и просто похлопала её по плечу. Минутой позже девушка надела на голову капюшон, развернулась и побрела в сторону леса, после чего скрылась в его чаще.
Эта встреча полностью изменила мировоззрение Мириам. Существование вампиров всегда оставалось под вопросом. Половина людей верили, половина отрицали. Но встретить одного из них прямо среди дня, рядом с монастырём, оказалось событием из ряда вон выходящим. А тот факт, что это была настоящая мать Дамиана, перевернул всё с ног на голову. Селена ясно дала понять, что будет следить за сыном. Теперь придётся жить с тем осознанием, что за твоей спиной стоит монстр и ждёт, когда же ты оступишься.
Пребывая в полной растерянности, напуганная до смерти, Мириам отправилась обратно в монастырь. Ноги не слушались, спотыкались, шли медленно. Дыхание сбивалось. По пути она проворачивала в голове эту странную встречу. Видеть демонов воочию, так близко ей никогда не доводилось. Она отметила, что Дамиан действительно был похож на эту девушку, только вот её глаза выглядели ужасающе. Монахиня думала о том, как с этим мириться, как продолжать вести себя с мальчиком абсолютно непринуждённо. Ведь его настоящая мать теперь будет следить за своим сыном и за всеми теми, кто находится с ним рядом. Она может нагрянуть в любой момент и, если её что-то не устроит, прольётся кровь невинных.
Мириам зашла в монастырь и закрыла за собой дверь. В тот же миг её окружила тишина и стало немного спокойнее, будто стены здания защищали от тьмы, бродившей снаружи. Необходимо было срочно принимать решение касательно дальнейших действий. Оно пришло незамедлительно — никому ничего не рассказывать. Ведь если узнают сёстры, начнётся шумиха, в городе опять объявят охоту на ведьм и прочую нечисть, а вампир за это расправится с ней. К тому же Дамиан вообще не должен ничего знать о своей настоящей матери и о том, кем она стала. Он слишком мал и просто не поймёт этого. Так тому и быть.
Выдохнув, Мириам направилась в свою келью. Необходимо было настроиться и продолжать вести себя естественно и непринуждённо. Она открыла дверь и увидела Дамиана, который сидел на полу и выстраивал ровные ряды из деревянных солдатиков, сделанных садовником. Их накопилось достаточно много. А совсем недавно среди игрушек появились две деревянные лошади. Игрушечная армия росла, а сами игрушки становились всё более детальными и интересными. Если бы только эта самая армия могла защитить мальчика от его родной матери.
В лучах солнечного света волосы Дамиана блестели, его глаза наполнялись глубиной и напоминали морскую гладь. Он что-то нашёптывал, переставляя игрушки с места на место. С самого раннего детства он был увлечённым ребёнком. Если за что-то брался, то обязательно доводил дело до конца. Возможно, именно поэтому Дамиан так быстро научился ходить и разговаривать.
Сегодня, впервые за пять лет Мириам испытала страх перед потерей мальчика. Раньше она даже не задумывалась над этим. Время текло размеренно, ничто не предвещало беды. Тот факт, что у ребёнка есть настоящая мать, может всё изменить, а то обстоятельство, что его мать вампир, может только усугубить ситуацию.
— Я слышал, как ты вошла, — послышался тонкий детский голос, — чего стоишь в дверях?
— Просто смотрю как ты играешь, — Мириам нашла в себе силы улыбнуться, — скоро обед. Нужно идти мыть руки и спускаться вниз. Не забыл, что у тебя сегодня день рождения.
Дамиан тут же вскочил на ноги и начал прыгать на месте, хлопая в ладоши:
— Не забыл, не забыл, не забыл! Видела, каких лошадей сделал мне садовник?
— Они невероятно красивые! — отметила Мириам, — а теперь поторопись. Скоро все соберутся внизу, чтобы попробовать торт и прочие угощения.
— Да! — мальчик пробежал мимо монахини в сторону ванной комнаты и скрылся за её дверью.
Спустя несколько минут монахини, садовник и пастух собрались в столовой. На столе красовался ягодный пирог, в корзине лежали ароматные булочки, яблоки и груши.
Мать Настоятельница подняла Дамиана и поставила его на один из стульев, чтобы он смог дотянуться до угощений. Так как кусок пирога ему уже удалось отведать, первым делом он взял яблоко и булочку. Мириам налила в кружку тёплое молоко.
— Вкусно? — поинтересовалась Гретта, которая работала на кухне.
— Угу, — закусывая яблоко булкой, пробурчал мальчишка.
— Вот и славно! — улыбнулась она.
Мириам подошла к Дамиану и крепко его обняла:
— С днём рождения, мой мальчик! Главное, чтобы ты рос здоровым и счастливым.
На этот раз говорить ей было куда сложнее, чем раньше. Недавняя встреча с матерью Дамиана в корне изменила ситуацию, но она старалась не показывать своего беспокойства остальным.
— Я хочу поиграть в прятки! — именинник изъявил своё желание.
— Кто прячется? — подхватил идею садовник.
— Я! — Дамиан спрыгнул на пол и выбежал из столовой, — считай до стольких, до скольких умеешь!
Все прекрасно знали, что садовник знал от силы двадцать цифр и то не по порядку, но деваться было некуда. Он сам вызвался.
День прошёл прекрасно. Практически до вечера монахини играли вместе с Дамианом. Всё началось с пряток, а закончилось салочками. Мать настоятельница периодически ворчала, но, в конце концов, сдалась и присоединилась к остальным. Мальчик не был избалован, но знал, что именно в этот день ему дозволено чуточку больше, чем обычно, а это уже праздник для ребёнка пяти лет.
Ближе к вечеру все постепенно разбредались по своим кельям. Кого-то ждала ночная молитва, а кого-то здоровый сон. Дамиан уснул быстро, практически сразу, как только его голова коснулась подушки. Мириам сидела рядом с ребёнком и поглаживала его по ручке. Он тихо сопел, укутавшись в одеяло. Впервые с раннего утра монахиня смогла немного расслабиться. Но ей по-прежнему было страшно. Над всем монастырём нависла угроза. Сталкиваться со сверхъестественными силами ранее никому не приходилось. Все об этом говорили, пугали страшными сказками своих детей, но мало кто видел смерть воочию. Она может принять облик прекрасной девы, а нанести удар, сравнимый разве что с гневом самого дьявола. В этом вся суть зла.
***
Несмотря ни на что, жизнь на этом не останавливалась, а годы неумолимо шли вперёд.
В десять лет Дамиан уже умел читать и писать. Все его игрушки были заброшены в большой ящик и спрятаны под кроватью. Интерес к ним таял год за годом. Он учился при монастыре. Больше всего ему нравилось листать старые книги и выискивать различные интересные факты из истории Дании и Европы в целом. Частенько он делал зарисовки военных событий. В арсенале мальчика появилось огромное количество восковых и угольных карандашей, а также пергаментных тетрадей.
А ещё он стал незаменимым помощником в саду, на кухне и по хозяйству в монастыре.
Все эти годы жизнь текла размеренно, если бы не одно «но». Каждый год в первый день весны Селена появлялась на пороге монастыря. Она выслеживала Мириам, когда та оставалась одна, и расспрашивала о своём сыне. С каждым годом таинственная мать становилась всё более прекрасной внешне и устрашающей внутри. Её взгляд стал ещё более зловещим, хищным. Действия настойчивыми, непредсказуемыми. Одному Богу было известно, сколько невинных жертв насчитывал её список.
Мириам не перечила ей, не просила перестать приходить, а просто отвечала на все вопросы. Она продолжала хранить в тайне эти встречи с бессмертным существом, боясь произносить имя Селены вслух, ведь под угрозой были абсолютно все служители монастыря. Ей казалось, что та следовала по пятам, скрывалась во тьме, наблюдала за ней во сне. Паранойя становилась сильнее год за годом, и всё сложнее было хранить этот секрет.
На одиннадцатый день рождения Дамиана Селена передала ему книгу о викингах в золотом переплёте. На четырнадцатый — перстень из чернёного серебра с гербом их семьи. Мириам прятала все эти подарки в кладовой, чтобы мальчик их не нашёл. Она понятия не имела, что Селена с лёгкостью могла прочесть её мысли, и наивно полагала, что та даже не догадывалась о её действиях.
А тем временем Дамиан из озорного мальчишки постепенно превращался в красивого, умного и сильного юношу. По воле судьбы он попал в хорошие руки и получил церковное образование и отличное воспитание. Он прекрасно справлялся со всеми задачами, будь то новые задания по письму, истории и чтению от сестры Гретты или благоустройство сада для матери Настоятельницы. Вместе с Мириам они частенько выбирались в Копенгаген за провизией. Местные рыбаки снабжали монастырь морепродуктами. Дамиан полюбил море и с удовольствием ездил в порт. Его манили загадочная бесконечность синих вод, далёкий горизонт и лодки мореплавателей. Мальчику и в голову не приходило, откуда взялась такая тяга к этому ремеслу.
Нельзя не отметить и тот факт, что он здорово выделялся на фоне юношей своего возраста. Был гораздо выше их ростом, ухоженный, всегда опрятный, обходительный, вежливый, не обделён умом. Обаяние ему было ни занимать. Чего только стоили голубые глаза Дамиана. Его взгляд обладал магнетической силой, а ослепительная белоснежная улыбка очаровывала буквально с первых секунд. Местные девушки не давали ему прохода. Следовали по пятам, игриво хохотали за спиной, и даже пару раз пытались пригласить прогуляться вместе.
Мириам с удовольствием наблюдала за этим. Она гордилась своим названым сыном и даже не скрывала этого, потому что полюбила его чуть ли не с первых минут, как только увидела. Она поощряла желания юноши общаться со сверстниками и сверстницами, но сам Дамиан отдавал предпочтение более важным делам: учёбе и работе.
Несмотря на редкие визиты Селены, в целом жизнь телка размеренно. Мириам успела смириться с тем фактом, что теперь ей до конца своих дней придётся находиться под пристальным вниманием вампира. Избавиться от этого не представлялось возможным. Нужно было просто научиться с этим жить. Пару раз она даже видела Селену в городе, среди толпы. И это явно были не случайные встречи.
Первым потрясением для всех стала смерть матери Настоятельницы в 1602 году. Ещё осенью она начала болеть, а уже в конце зимы скончалась от неизвестной хвори. Все сослались на её преклонный возраст, но местный лекарь заподозрил, что дело там было не только в этом. После длительного затишья чума постепенно возвращалась в Европу. Истощённый и измученный многочисленными войнами народ не мог противостоять болезни.
Все в монастыре были обеспокоены таким неутешительным известием. Нельзя было позволить болезни просочиться в стены храма, иначе она просто выкосит всех до одного. В общей сложности здесь находились около двадцати пяти монахинь, двое рабочих и Дамиан.
После похорон Настоятельницы Мириам поднялась в свою келью, где застала Дамиана. Он сидел на каменном подоконнике и смотрел в окно. Хмурое небо нависло над чёрной землёй. Густой серый лес напоминал частокол. Мелкий снег постепенно укрывал землю. Несмотря на то, что близилась весна, погода не радовала обывателей. Солнца не появлялось уже несколько месяцев. Постоянные сумерки угнетали и наводили тоску. Холодно было повсюду, на улице, в монастыре. Хотелось спрятаться подальше и дождаться тепла и света.
Монахиня подошла к Дамиану и остановилась рядом с ним:
— Это первая смерть, которую тебе довелось увидеть?
— Да, — ответил он, опустив голову.
— К этому невозможно привыкнуть, — произнесла Мириам, — даже если вокруг тебя кто-то умирает каждый день. Всегда больно и тяжело.
— Это страшно, умирать? — иногда Дамиан погружался в состояние меланхолии и глубокой задумчивости. Его взгляд менялся, становился суровым и сосредоточенным. Даже цвет глаз казался более тёмным, как холодное северное море. В такие моменты юноша выглядел гораздо взрослее и мудрее. Он часами мог сидеть в одиночестве и просто размышлять.
— Не знаю… — время от времени монахине было сложно находить ответы на вопросы Дамиана, особенно касательно таких глубинных и несвойственных подросткам тем, — думаю, что сам момент смерти абсолютно безболезненный. Куда страшнее мучиться от боли и агонии накануне. Мне приходилось видеть, как умирали солдаты. Они заходились криками и стонами от боли после ранений, но перед тем как уснуть навеки, многие успокаивались, вспоминали свою прожитую жизнь, любимых, улыбались и закрывали глаза…
— Мне страшно, — Дамиан повернул голову и посмотрел на Мириам, — смерть — это страшно. Больно видеть, как умирают люди. Если бы только можно было оградиться от всего этого…
— Это естественный процесс, — она знала, что нельзя было создавать иллюзии, так как жизнь гораздо более суровая и может нанести неожиданный удар в любой момент, — нужно просто смириться и быть готовым. От смерти нельзя убежать. Рано или поздно она настигнет каждого из нас, и мы все уйдём в иной мир. Чтобы не думать об этом, необходимо просто научиться жить, наслаждаться каждой минутой, строить планы и осуществлять мечты.
— Я не смогу смириться с твоей смертью, — такие слова Дамиана ввели Мириам в замешательство, — ты моя мать. И не важно, по крови или нет, ты единственная, кого я люблю. Мне всё равно, что родила меня совершенно другая женщина. Она выбросила своего ребёнка как мусор, а значит не достойна быть матерью.
Мириам в очередной раз вспомнила о Селене. Несмотря на то, что родная мать Дамиана оказалась демоном, она ясно дала понять, что подбросила сына в монастырь только потому, что хотела спасти его от себя самой. Может ли такой поступок оправдать проклятое существо? Трудно судить. Возможно тогда, двадцать лет назад всё именно так и было, но теперь от Селены веяло смертью и опасностью. А ещё Мириам вспомнила о том, что близилась их очередная встреча. Год пролетел незаметно. Скоро Дамиану исполнится двадцать. В первый день весны его родная мать снова наведается. От одного осознания о неизбежной встрече с ней кровь стыла в жилах.
— Не суди так строго, — монахиня решила придерживаться легенды о том, что у всех в жизни случаются трудные ситуации, выход из которых не всегда очевиден, — возможно она была вынуждена так поступить. Возможно её заставили. Кто знает, что произошло на самом деле.
— Как бы там ни было, не хочу о ней думать, — юноша сделал достаточно предвзятый вывод, — я знать не знаю, кто эта женщина. Для меня она мертва. Хотя возможно так оно и есть. На всё воля Бога.
Сам того не зная, он был частично прав. Вампир — мёртвое существо, и лишь сверхъестественные силы могут поддерживать жизнь в таком теле. В древности их ещё называли проклятыми душами, служителями тьмы. А некоторые считали, что они и вовсе лишены души и вынуждены вечно скитаться по миру в поисках крови, опустошённые и злобные.
Мириам решила не продолжать этот разговор, а просто обняла Дамиана и поцеловала его:
— Я люблю тебя, сын.
— Спасибо мама, — своей улыбкой он точно мог растопить любое, даже самое чёрствое и холодное сердце, — ты самый замечательный человек во всём мире.
4.
Обратный отсчёт.
После смерти матери Настоятельницы жизнь в монастыре не особенно изменилась. На её место назначили старшую монахиню — Анну. Все скорбели, сожалели об утрате, но нужно было продолжать жить дальше. Повседневные дела и заботы постепенно возвращали всех в обыденное русло.
Никто не знал и даже не подозревал, что практически каждый год в первый день весны сердце Мириам замирало от ужаса в предвкушение очередной встречи с вампиром. Именно в этот день к ней приходила Селена, мать Дамиана. Ночь накануне была бессонной и волнительной, а весь день приходилось вздрагивать от каждого шороха и постороннего звука. Монахиня была сама не своя, растерянная, напуганная, молчаливая. Всем, кто интересовался по поводу её самочувствия, она отвечала, что причина в смене сезонов.
Двадцатый день рождения Дамиана не стал исключением. С самого утра монахини готовили традиционный праздничный пирог. А так как необходимости в игрушках больше не было, пришлось поломать голову над подарком. Круглая дата требовала особого внимания.
Дамиан уже давно работал. Он следил за монастырским хозяйством, занимался ремонтом, реставрацией, самостоятельно ездил в Копенгаген за морепродуктами, помогал организовывать службы. Садовнику перевалило за семьдесят, поэтому работа в саду так же была возложена на юношу. Пару раз он приезжал с девушками и показывал им окрестности. Никто за это не винил молодого человека, ведь он не обязан был нести обет, которого не давал, и волен жить так, как захочет.
Мириам прекрасно понимала, что рано или поздно Дамиан покинет монастырь и создаст свою собственную семью. Он уже давно не младенец и даже не тот озорной голубоглазый мальчишка, который часами мог бегать по монастырю и заражать всех своим озорством. В глубине души она с радостью ждала этого момента, но не думала, что «птенец так рано решит вылететь из гнезда».
Однажды за ужином накануне дня рождения Дамиан озвучил свои желания и планы:
— Мне бы хотелось обзавестись собственным домом.
Мириам не ожидала такого поворота и даже выронила из рук деревянную ложку, которой ела овощной суп:
— Прости? Я не ослышалась?
— Нет, — подтвердил он, — ты не ослышалась. Я очень люблю тебя и всех служителей, но мне тесно в стенах монастыря. Я хочу больше свободы и времени на себя. Хочу развиваться, учиться жить самостоятельно. Трудно заботиться о ком-то, если не умеешь заботиться о себе. Мне нравится одна девушка из города. И если вдруг всё получится… Ну, ты понимаешь.
Конечно же, Мириам всё прекрасно понимала. Невозможно вечно держать ребёнка при себе. Дамиану уже давно пора было задуматься о своей семье. Он здоров, красив, силён и умён — просто находка для хороших девушек:
— Да, я понимаю.
— Я расстроил тебя? — поинтересовался Дамиан, заметив, как изменилось выражение лица монахини. Она опустила глаза и отставила тарелку с едой в сторону.
— Вовсе нет, — Мириам попыталась приободриться, но тщетно, — просто трудно представить жизнь без тебя. Я так привыкла видеть и слышать тебя каждый день. Ты стал для меня сыном, другом. С самого начала я знала, что настанет тот момент, когда нужно будет тебя отпустить, но так и не смогла подготовиться к нему.
— Я же никуда не исчезну, — юноша встал из-за стола, поправил свою белую льняную рубаху и подошёл к Мириам, — просто буду жить поблизости, в соседнем посёлке. Мы будем видеться чуть ли не каждый день.
Монахиня почувствовала, как руки Дамиана легли на её плечи, и закрыла глаза:
— Главное, чтобы ты был в безопасности.
Она не могла признаться ему в том, что боялась вовсе не их разлуки, а его матери. Страшно было даже подумать, что может произойти, когда та прознает обо всём. На что она способна? Вдруг ей захочется лично познакомиться с сыном, а рядом никого не окажется?
Дамиан подал Мириам руку. Она встала со стула, а он неожиданно покружил её, словно в танце, после чего улыбнулся:
— Всё будет в порядке!
Ей было приятно видеть его таким, взрослым, воспитанным, целеустремлённым. Она гордилась своим мальчиком и желала ему только добра. Дамиан с самого детства умел удивлять и вдохновлять. Он всегда приковывал к себе всё внимание, сам того не осознавая.
— В моём возрасте уже не до танцев, — такой жест заставил Мириам улыбнуться.
— В каком таком возрасте? — Дамиан продолжал кружить её под воображаемую музыку, — ты всегда молода и красива, мама! И эти мелкие морщинки, и изящная седина — всё это лишь украшает тебя.
Мириам остановилась и крепко обняла его. Он вырос настолько, что стал на голову выше монахини. Теперь уже Дамиану нужно было её оберегать, а не наоборот. Сердце монахини наполнялось теплом и благословением рядом с сыном. Каждую минуту она благодарила Бога за то, что тот преподнёс ей такой прекрасный подарок. Лучшего уже и не пожелаешь.
— Ладно, нам пора спускаться в кухню, — отпрянув от юноши, произнесла Мириам, — по традиции мы приготовили угощения и поздравления. Идём. Тебя ждёт сюрприз.
— Люблю сюрпризы, — с этими словами Дамиан взял её под руку, и они вместе отправились к остальным служителям.
В кухне пахло свежей выпечкой и ягодами. В печи потрескивали поленья. На большом деревянном столе были разложены угощения. Несмотря на то, что за окном только начиналась весна, благодаря садовнику Хагену в монастыре всегда были ягоды и фрукты. Он бережно хранил урожай в подвале при нужной температуре и в необходимых условиях. Должный уход помогал сохранить плоды практически в первозданном виде.
Когда все собрались, мать настоятельница Анна что-то прошептала на ухо Мириам, после чего та обратилась к Дамиану:
— Сын. Сегодня твой двадцатый день рождения. Ты вырос и стал прекрасным мужчиной. С самого первого дня я знала, что ты будешь замечательным человеком. И как бы печально мне не было осознавать тот факт, что ты больше не ребёнок, я счастлива, что ты у нас есть. Мы долго готовились именно к этому дню твоего рождения и решили преподнести тебе подарок. Хаген организовал местных мужчин, и они вместе построили для тебя дом в пригороде Копенгагена. Теперь у тебя будет свой собственный дом!
Дамиан потерял дар речи. Такого он точно не ожидал, ведь мечта о доме совсем недавно зародилась в его голове. Несколько мгновений он пребывал в растерянности, после чего подбежал к Мириам, подхватил её на руки и поцеловал:
— Это же превосходно! Ты лучшая мама на свете! Вы все самые лучшие! Вы стали для меня настоящей семьёй!
Невозможно было равнодушно смотреть на такую искреннюю радость. После того, как он поставил монахиню обратно на ноги, она пошатнулась и рассмеялась. За праздничным столом все разговоры были о том, как благоустроить новое жилище. Это доставляло Дамиану несказанное удовольствие. Молодой человек был счастлив. Несмотря на сложную судьбу в самом начале пути, у него в жизни было абсолютно всё необходимое. Он не знал болезней и бед. При рождении этого ребёнка совершенно точно коснулся Ангел.
День подходил к концу. Когда все разбрелись по монастырю, а Дамиан отправился спать, Мириам ещё долго бродила по узким тёмным коридорам, после чего помолилась и вышла в сад, чтобы подышать свежим ночным воздухом. На улице было темно и холодно. По земле стелился туман, под которым постепенно растворялся снег. Тучи рассеялись и всё кругом залил холодный свет луны. Она ждала, но к огромному удивлению, ни в эту ночь, ни в последующие Селена так и не появилась. Это было удивительно и странно. Как бы не старалась Мириам убеждать себя в том, что оно и к лучшему, волнение не покидало её.
Монахиня давно мечтала о том, чтобы Селена навсегда исчезла из их жизни, забыла о них и не возвращалась. Это был первый раз за много лет, когда она пропустила день рождения Дамиана. Именно в эту ночь отсутствие гостьи насторожило монахиню, хотя, казалось бы, всё должно было быть наоборот. В её сознание закрались неприятные сомнения. А что, если та задумала что-то дурное?
***
Прошла весна, наступило лето. Земля в очередной раз расцвела. Солнце заливало её своим светом. Дни стали длиннее, а ночи были мимолётными. В море вышли десятки кораблей моряков. Настало время для их работы. Копенгаген ожил. Вся округа приезжала сюда за рыбой. Рынки были переполнены людьми. Жизнь текла размеренно, всё шло своим чередом.
Дамиан перебрался в свой дом в пригороде. Путь от монастыря занимал около часа пешей ходьбы. Это был небольшой посёлок, состоявший из десятка фермерских домов, расположенный на двух холмах. Рядом с каждым домом был свой клочок земли, а у некоторых, даже свои амбары, в которых содержался скот и домашняя птица. С одной стороны был густой лес, за которым находился монастырь, а с другой — необъятное поле, разделённое на две части просёлочной дорогой, которая вела в Копенгаген.
Дамиан частенько ездил навестить Мириам, а иногда они вместе проводили выходные — гуляли по округе, ходили в лес, который буквально дышал свежестью и теплом. Мать и сын — со стороны они выглядели именно так. Фактически монахиня воспитала мальчика с пелёнок. Их отношения были настолько тёплыми, что даже настоящие кровные родственники могли позавидовать такой сплочённости.
Звуки природы завораживали. Чего стоили одни только прогулки по узким тропинкам, когда солнечные лучи пробивались сквозь густые кроны деревьев и создавали светящийся ареол в зарослях. Тишина, щебет птиц и невероятные ароматы лесных ягод кружили голову. Дамиан много рассказывал о своих планах, о том, как мечтает увидеть мир, найти свою любовь, создать настоящую семью. Мириам с удовольствием слушала его и молила Бога о том, чтобы её мальчик стал самым счастливым и смог осуществить всё задуманное.
У Дамиана теперь был свой собственный маленький каменный домик со своим участком земли, которого вполне хватало для того, чтобы выращивать овощи для себя и на продажу. В доме было всё необходимое: печь для обогрева и приготовления пищи, несколько масляных ламп и свечи для освещения, ставни на окнах и замки на дверях, чтобы обезопасить жилище от хищников и бродяг. Около дома находился колодец с водой, а под домом был небольшой подвал для хранения продуктов. Монахини помогли Дамиану обустроиться. Весь домик состоял из одного большого и просторного помещения. В углу стояла деревянная кровать с мягким матрасом, пуховыми подушками и шерстяным одеялом. Рядом с кроватью была тумбочка, в которой хранилась немногочисленная одежда. Около входа рядом с печью оборудовали кухню с деревянным столом, тремя стульями и комодом для посуды. А ещё в доме было место для чтения. Оно включало в себя кресло, стеллажи с книгами и подобие письменного стола. Для Дамиана было важно учиться и много читать. Он посвящал эти занятиям практически всё своё свободное время. Именно поэтому юноша решил обустроить такой особенный уголок.
В подвал можно было попасть снаружи, а подняться на чердак изнутри дома. Лестница располагалась в зоне кухни.
В общем, это было прекрасное начало самостоятельной жизни молодого человека.
Девушка, о которой Дамиан раньше рассказывал, уплыла с приезжим рыбаком. На этом вся история закончилась. Первое время он переживал, но потом решил посвятить себя благоустройству своего дома, образованию и своей матери. Она поддерживала его абсолютно во всём. Юноша был убеждён, что настоящая любовь обязательно придёт в его жизнь и он ещё будет счастлив. А мимолётные интрижки отнимали слишком много времени.
Вечера Дамиан проводил за книгами, которые брал в монастыре, а дни напролёт работал на земле и ездил в Копенгаген. Такая размеренная жизнь пришлась юноше по душе. Благодаря своему воспитанию он не был избалован и прекрасно знал цену всему: любви, действиям, поступкам, благам и вещам.
Но спокойствие продлилось не долго. Ближе к осени в округе начали пропадать люди. Не находили даже тела. Они словно исчезали бесследно. Сразу во всём обвинили стаи волков, которые обитали в местных лесах, но эти обвинения были сняты после того, как охотники обнаружили несколько десятков особей абсолютно обескровленных, с перегрызенными глотками. Кто-то расправился с опасными хищниками самым изощрённым способом.
Ко всему прочему, повсеместно наблюдались вспышки различных заболеваний. Люди слабели на глазах, покрывались язвами, потом переставали ходить и умирали в страшных муках от нестерпимой боли. Лазареты постепенно заполнялись, но лекарств на всех не хватало. Местные власти закрыли порт. Рыбаки временно остались без работы и жутко негодовали по этому поводу.
Население было напугано. С наступлением темноты улицы Копенгагена и пригорода становились абсолютно пустыми. Люди боялись выходить из своих домов, запирали двери, закрывали ставни на окнах, не отпускали детей гулять без надзора взрослых. Фермеры не выгоняли скот в поля, держали животных в амбарах.
Тем временем ещё и погода ухудшилась. Начались проливные дожди. Утро и день мало чем отличались от ночи. Постоянные сумерки наводили тоску и ещё больше усугубляли ситуацию, ведь хищникам гораздо проще охотиться в темноте. Власти города вели самую настоящую «охоту на ведьм», списав всё на них, хотя для этого не было абсолютно никаких оснований. Под подозрение попадали все, кто занимался чем-то похожим на колдовство. Даже травники и местные повитухи. Угли от костров не успевали тлеть.
Жители разделились на два лагеря. Одни защищали осужденных, выступали за их права. Нельзя было считать молодую девушку или старую женщину ведьмой только потому, что та умела лечить людей травяными отварами. Обвинения шли в противовес с реальностью. Зачем тем, кто лечил людей, понадобилось их же и убивать?
Другая сторона полностью поддерживала обвинителей. Они считали, что всех ведьм необходимо истребить. Сплетники пускали слухи о том, что ведьмы варят свои отвары вовсе не из трав, а из маленьких детей. Обвинения звучали жутко и несуразно, но к ним прислушивались и это было ужасно.
На фоне всех этих беспорядков люди были полностью дезориентированы и растеряны. Западную Европу захлестнула самая настоящая «эпидемия колдовства». Многие полностью переключились на костры инквизиции и совсем забыли о том, что всё началось с пропажи людей и обескровленных волков. Но оставались и те, кто продолжал искать этих самых хищников. Охотники были на страже днём и ночью, исследовали леса и посёлки, искали всевозможные зацепки.
Из-за того, что сотни лекарей попали под подозрение в колдовстве, лечить больных было некому. Эпидемия чумы распространялась с невероятной скоростью. Кругом творился самый настоящий хаос. Люди умирали, их тела гнили в лазаретах, так как хоронить усопших было негде. В скором времени приняли решение сжигать умерших.
Мириам беспокоилась за Дамиана и места себе не находила. Она не раз просила его вернуться в монастырь и переждать «бурю», но он наотрез отказался. Посёлок располагался вдалеке от Копенгагена и массовые беспорядки туда не доходили. Пару раз забредали охотники, да и то, только чтобы спросить дорогу и выпить кружку воды.
В один из таких дней, когда дождь прекратился, Мириам собрала кое-какие продукты и отправилась навестить Дамиана. Они не виделись целую неделю, из-за чего монахиня начала переживать и решила проведать его. Мать Настоятельница хотела отговорить её, так как бродить по окрестностям в одиночку стало опасным занятием, но та оказалась от предложения перенести визит на следующий день, когда кто-нибудь сможет сопроводить. Мириам не теряла надежду уговорить Дамиана вернуться в монастырь хотя бы на время, пока всё в округе не успокоится. Было бы гораздо спокойнее, находись он рядом.
Всю дорогу тяжёлые мысли не покидали монахиню. Сердце в груди билось быстрее. Дурное предчувствие не давало покоя. Она торопилась, опасаясь, что может произойти что-то неладное.
***
В первой половине дня Дамиан работал в саду. Нужно было подготовить землю к зиме и выкосить оставшуюся траву, пока та не сгнила из-за многочисленных дождей. На улице было прохладно и сыро. Тяжёлое осеннее небо нависало над головой и, казалось, давило всем своим грузом. Серый лес вдали выглядел хмуро и зловеще. Приземистый густой туман полз из самой чащи прямиком к посёлку. Оттуда то и дело доносились разнообразные звуки: треск веток, фырканье диких кабанов, вой волков и непонятные стоны, которые, скорее всего, были лишь отголосками ветра. От былой летней прелести природы не осталось и следа.
К полудню Дамиан вернулся в дом. Он хотел немного отдохнуть, переодеться в чистую одежду, после чего собирался отправиться в монастырь. Мириам не предупредила его о своём визите, поэтому они рисковали столкнуться где-нибудь по пути.
Надев брюки из плотной ткани и серую рубаху, Дамиан отыскал свой плащ и обул сапоги. Он причесал копну чёрных волос деревянным гребнем, который сделал ему садовник из монастыря, и собрал их с хвост. С годами Дамиан становился мужественнее, но при этом не утратил свою миловидность. Его очаровательная улыбка не оставляла равнодушной ни одну юную девушку из города, а голубые глаза сводили с ума многих поклонниц. Подтянутая фигура, практические идеальные черты лица и спокойный нрав пришлись бы по душе любой невесте. Но юноша давно решил, что первым делом должен заботиться о приёмной матери, работать и учиться, а все развлечения оставил на потом.
Иногда ему становилось тоскливо. Для этого не было видимых причин, но внутри что-то взывало к грусти. Несмотря на то, что у Дамиана было хорошее детство, которое ему обеспечила Мириан, любящие люди вокруг, ему не давало покоя осознание того, что родная семья просто отказалась от ребёнка. С возрастом такие мысли посещали его голову всё чаще. Дамиан задавался вопросами, на которые не находил ответов:
— Зачем мать выбросила его?
— Где был тогда его отец?
— Есть ли у него живые родственники?
— Знают ли они о его существовании?
Однажды в городе Дамиан с Мириам покупали хлеб у местного пекаря. Тот разговорился, пока готовил заказ и рассказал о том, как погиб его сын в море, как он потерял невестку и новорождённого внука в один день. Пекаря звали Лориц. Он был глубоко несчастным и одиноким стариком, много пил и скончался в прошлом году. Слушая историю пекаря, Дамиан убеждал себя в том, что в его жизни есть всё необходимое, чтобы быть счастливым. Он посочувствовал старику Лорицу. Ему было жаль одинокого мужчину, который находил успокоение среди мешков с мукой и каменных печей, радуясь каждому новому посетителю, который мог хотя бы на несколько минут разогнать призраков одиночества, ставших его постоянными спутниками.
Работа и учёба помогали Дамиану отвлекаться от гнетущих мыслей, а когда становилось совсем тяжело, он отправлялся к Мириам в монастырь, где всё напоминало о беззаботном детстве и о тех временах, когда весь мир казался ярче и добрее.
Поток размышлений был прерван неожиданным стуком в дверь. Будучи абсолютно уверенным в том, что это была Мириам, Дамиан поспешил открыть. Но он ошибся.
На пороге стояла молодая девушка. Она разительно отличалась от местных жительниц. На ней было добротное платье из синего бархата с шёлковыми вставками на рукавах и серебряными нитями на корсетной части. Чёрные волосы были собраны в причёску заколкой с драгоценными камнями. Девушка выглядела как ровесница Дамиана. У неё была чрезвычайно бледная кожа, идеально очерченный овал лица, дугообразные брови, ровный, слегка вздёрнутый нос, алые пухлые губы и невероятные глаза…
Глаза незнакомки привлекли к себе особое внимание: большие, выразительные, в обрамлении длинных ресниц, они напоминали две спелые вишни. Их цвет был абсолютно необычным — насыщенный багровый. Ранее видеть нечто подобное Дамиану не приходилось.
Девушка осмотрела юношу с головы до ног, после чего широко улыбнулась, сверкнув своими ослепительно белыми и ровными зубами. В её взгляде было что-то пугающее, даже несмотря на привлекательную аристократическую внешность. Она смотрела на Дамиана как хищник на свою добычу, отчего ему становилось не по себе. По телу пробежал озноб, а сердце ещё быстрее заколотилось в груди.
— Здравствуй! — произнесла она после непродолжительного молчания.
— Чем могу помочь? — неуверенно поинтересовался Дамиан.
— Для начала можешь впустить гостью в дом, — не переставая улыбаться, говорила девушка, — на улице холодно и сыро.
Дамиан отошёл в сторону, не произнеся ни слова, и пропустил девушку внутрь. Она переступила порог и огляделась по сторонам:
— Уютно, но простенько.
— Мне достаточно, — прокомментировал Дамиан, наблюдая за каждым шагом гостьи.
Девушка прошла дальше и остановилась в центре, между кухней и спальней, обернулась, сняла перчатки и вновь улыбнулась:
— Не хочешь обнять маму?
Такое заявление странной незнакомки шокировала Дамиана. Он потерял дар речи, стоял на месте как вкопанный и смотрел на неё широко раскрытыми глазами.
— Ну, что же ты? Не стесняйся! — продолжила она.
— Что вы такое говорите? — Дамиан совершенно растерялся.
— Я просто хочу, чтобы мой сын обнял меня, — девушка стала более настойчивой, — мы не виделись практически двадцать лет. Не считая тех дней, когда я наблюдала за тобой со стороны. Твой пятый день рождения, восьмой, одиннадцатый… Ты даже не представляешь, как невыносимо тяжело было видеть своего ребёнка и не иметь возможности прикоснуться к нему, поговорить с ним.
— Вы говорите какую-то чушь, — Дамиан пытался перебороть нахлынувшее волнение, — как вы можете быть моей матерью? Разве что сестрой… Вы же немногим старше меня…
— Боюсь, что скоро стану младше! — усмехнулась гостья, — шучу!
— Я попрошу вас уйти, — он распахнул дверь ещё шире и указал рукой в сторону выхода, — у меня масса дел и совсем нет времени на глупые шутки.
— Ты не выгонишь из дома собственную мать, — улыбка вмиг исчезла с лица незнакомки, — не посмеешь.
— Хватит! — Дамиан разозлился, — хватит делать из меня дурака! Вы не моя мать. Уходите. Прошу по-хорошему.
— Я не уйду без тебя! — гостья невероятно быстро приблизилась к юноше и схватила его за руку. Среди белоснежных зубов появились острые клыки, как у хищников. Её хватка оказалась невероятно сильной и несвойственной для такой хрупкой с виду девушки. Дамиан не мог высвободиться. Он попытался оттолкнуть её, но тщетно.
— Мальчик мой, я пришла для того, чтобы забрать тебя с собой! — сквозь зубы проговорила она, — ты мой сын и принадлежишь мне! Никто никогда не посмеет встать между нами.
— Отпустите меня! — Дамиан приложил максимум усилий и оттолкнул незнакомку, — уходите из моего дома немедленно!
Девушка разозлилась и уже собиралась атаковать, замахнувшись рукой, как вдруг её остановил голос:
— Оставь его, Селена!
На пороге стояла Мириам. Подол её платья был испачкан, так как путь пролегал через лес, а тропы размыло дождём. Одежда промокла. Суровый взгляд монахини остановился на Селене. Она бросила на землю свою корзину и зашла в дом:
— Немедленно отойди от Дамиана!
Юноша понятия не имел, что происходило. Он был шокирован и напуган. Картина, развернувшаяся на его глазах, не поддавалась никакому объяснению. Мириам назвала имя гостьи, а значит она знала её. Дамиан вмиг собрался и задал вопрос:
— Что здесь происходит? Откуда ты знаешь эту девушку?
— Это твоя настоящая мать, — призналась монахиня, — она не лжёт.
— Как такое возможно? — Дамиан сделал несколько шагов назад и упёрся в стену, — это какая-то бессмыслица…
Его взгляд блуждал по дому, а дыхание участилось. Трудно было поверить в то, что эта юная девушка могла быть его настоящей матерью. В лучшем случае, она должна была выглядеть хотя бы как Мириам.
— Вот видишь, сынок! — язвительно улыбнулась незнакомка, — я говорила правду. Какое же чудесное имя! Дамиан! Я потрясена. Оно тебе идёт.
— Ты должна выглядеть иначе… — он пытался разобраться в ситуации, хотя в голове творился бардак, — как минимум на двадцать лет старше. Кто ты? Или, что ты?
— Она демон, — уверенно произнесла Мириам, — чего скрывать. Правда, Селена?
— Раз уж мы раскрыли все карты, признаюсь, — Селена вновь надела на руки свои шёлковые перчатки, — да, я бессмертная, но не демон, глупая ты деревенщина. Я вампир. Сегодня мой сын вновь обретёт настоящую мать и уйдёт со мной. Этот день войдёт в нашу с тобой историю, Дамиан.
Она взглянула на него, отчего неприятная дрожь пробежала по всему телу.
— Я никуда с тобой не пойду, — Дамиан набрался смелости и подошёл к Селене, тем самым отгородив от неё Мириам, — она — моя единственная мать. Кем бы ты ни была, я знать тебя не хочу. Убирайся!
Селена усмехнулась:
— А ты похож на меня. Такой же дерзкий и самоуверенный.
— Между нами нет и не может быть ничего общего, — Дамиан продолжал отстаивать свою точку зрения.
Тем временем Мириам вышла из-за его спины и обратилась к Селене:
— Ты пропустила его день рождения. Так зачем же пришла сейчас? Прошу, оставь нас в покое. Здесь тебе не рады. Дамиан давно не ребёнок и сам вправе принимать решения.
— Ах так? — Селена нашла за что зацепиться в словах монахини, — хорошо. Дамиан, прошу, выбирай. Остаёшься здесь, в этой дыре, где состаришься в одиночестве, если не умрёшь раньше от чумы или… Или идёшь со мной. Я подарю тебе вечную жизнь, вечную молодость, невероятную силу и власть. Весь мир будет у твоих ног. Ты сможешь получить всё, чего только пожелаешь… Я ни на минуту не переставала любить тебя, сын. С того самого дня, как принесла тебя под двери монастыря.
— Уходи… — только и ответил Дамиан. Он не знал, как вести себя, чему верить, а чему нет. Если всё это было правдой и перед ним действительно стояла его родная мать, то вся его жизнь могла в одночасье перемениться. Все его убеждения могли рухнуть.
— Ты сделал свой выбор, — в этой фразе Селены было что-то зловещее.
Дамиан не успел и глазом моргнуть, как она оттолкнула его в сторону и набросилась на Мириам, впившись острыми клыками в её шею. Кровь фонтаном хлынула из сонной артерии. Через мгновение тело монахини замертво упало на деревянный пол, а под ней расползлось яркое кровавое пятно. Селена вытерла кровь со своих губ одной из перчаток и подошла к Дамиану, который упал и ударился головой. У него перед глазами всё было как в тумане. Он видел приближавшуюся Селену, после чего почувствовал, как она приподняла его голову и прикоснулась к шее ледяными губами.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.