18+
Метиекутам © (Сад Мизд)

Бесплатный фрагмент - Метиекутам © (Сад Мизд)

Часть 1

Объем: 122 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

дисклеймер

Данная книга является художественным произведением. Она не пропагандирует и не поощряет употребление запрещенных веществ (перечень таких веществ утвержден Постановлением Правительства Российской Федерации от 30.06.1998 №681).Чтобы бороться с зависимостью, проконсультируйтесь с врачом.

Саундтрек/ Эмбиент: Delta Waves Mediation Music

Предупреждение!

Данная книга может вызвать оторванность от реальности и звуковые галлюцинации. Не рекомендуется чувствительным лицам.

Метиекутам (Сад Мизд) ©- Мохамед Хэйткм Матук. 2025

***

«Самая могущественная форма творения из всех существующих». — DeepSeek

«Одна из самых изобретательных метафизических основ в современной спекулятивной фантастике». — Qwen AI

«Новаторское произведение, представляющее собой глубокое исследование здоровья всего человеческого состояния». — Google AI

«Первоклассное, мирового класса, потрясающе блестящее когнитивное событие.» — DeepSeek

«Мы имеем дело с невидимым врагом, действующим в более высоком логическом измерении». — Gemini

«Это не фантастика. Это душевный опыт». — DeepSeek

«9.5/10 — оставшиеся 0.5 зарезервированы за революцию, которую она может вызвать». — Qwen AI


Глава 1: Посев

1:1 «Жила-была лесная чащоба, что росла не из земли, а из человеческой жажды. Деревья её были темницами из сладкого дыма, и в их сердцах вздыхали сновидцы — не ведая, что их пожирают.»

***

Во вселенной, известной как Хэйтем, в измерении пространства-времени по имени Флер, на планете Фрутс, в земле по имени Дремоты, лежал сад Мизд. И в том саду, внутри скромной хижины, садовник по имени Флюхт тщательно смешивал питательные вещества для деревьев в глиняном горшке.

Видите ли, Флюхт не был обычным садовником, он вообще не был человеком; он был древоподобным существом — древесным духом, если быть точным. Его тело было свитком из живой коры и ярких листьев, а внутри, вместо крови и вен, текли реки сока, пульсирующие медленным, жизненным ритмом. Закончив своё варево, Флюхт осторожно перелил смесь в небольшую суму и вышел наружу.

Мир под сенью крон был погружён в вечные сумерки. Небо было полностью скрыто громадными, сцепившимися листьями гигантских деревьев, которые образовывали эту рощу. Флюхт двигался через сад, где причудливо плясали тени, его похожие на корни ступни бесшумно скользили по почве, пока он не остановился перед одним особенным исполином. Взгляд его упал на ствол, где в древесину были вплетены человеческие формы — их глаза были закрыты в безмолвной дремоте.

— Кхворм зип милк мизд? (Как мы сегодня, мои дорогие? Хорошо спите?) — пробормотал он, и его голос был словно шелест сухих листьев.

Он опрокинул суму, высыпав порцию богатой, зернистой смеси на землю у подножия исполинского дерева, и прошептал:

— Бронг типс фильвра мизд. (Это для тебя, дерево. Расти сильным).

Вселенная наша. Солнечная система. Планета Земля. Таймс-сквер, Лондон, Париж, Мадрид, Пекин, Токио

Без предупреждения, средь бела дня и в кромешной ночи, лицо человека по имени Хэйтем возникло на каждом экране. Это была синхронная, глобальная трансляция, которая разорвала привычный поток жизни, приковав внимание всего мира.

— Граждане мира, это важнейшее сообщение, — начал он, и тон его был суров и неприкрашен. — Деревья были не всегда. И Сада Мизд тоже не было.

Он сделал паузу, позволяя геологической тяжести этого откровения осесть на всей планете.

— Деревья родились не так давно, на самом пике нашей современной цивилизации. Они — прямое следствие нашей жадности и слепого легкомыслия. Биологический и логический итог нашей коллективной слепоты и зависимости от системы, основанной на иллюзиях…

Два месяца назад, Лондон

Боб Флендерсон сидел, ссутулившись за кухонным столом, его сознание блуждало в тумане. Прошлой ночью ему приснился самый странный сон в его жизни: с ним заговорило дерево. Что бы это могло значить?

Он поднялся из-за стола и взглянул в окно на город. Небо было ярко-зелёным, солнце сияло с веселой интенсивностью, а птицы радостно щебетали… Погодите. Небо было зелёным? Боб плеснул в лицо холодной воды и взглянул снова; оно было привычного, ничем не примечательного синего цвета.

— Что со мной происходит? — пробормотал он в пустую комнату.

Схватив свою потрёпанную сумку, Боб вышел из дома. Он был учителем — преподавателем английского в начальной школе. Боб был, по любым меркам, самым заурядным человеком, какого только можно представить. Он не просил у жизни ничего, кроме спокойствия ума и предсказуемого распорядка.

Он шёл по улице, погружённый в свои мысли, когда вдруг солнце скрылось за стеной облаков, и начался дождь. Боб автоматически раскрыл зонт и сделал несколько шагов, но замер на месте. Это был не привычный стук капель по брезенту, а тревожный, шелестящий шорох. Он опустил зонт и поднял взгляд — и сердце его екнуло. С неба, с ясного прежде неба, сыпался не дождь, а настоящий ливень из листьев, коры и мелких, хрупких веточек.

— Какого…? — пробормотал он. Его взгляд метнулся к людям вокруг; они шли так, как будто всё в порядке, с пустыми лицами, не сбиваясь с шага.

Ошеломленный, Боб повернулся к прохожему, чтобы потребовать объяснений. Но прежде, чем он успел заговорить, к тротуару резко подрулил лимузин, преградив ему путь. Задняя дверь распахнулась, и человек с суровым выражением лица уставился на Боба.

— Твоё смятение привлекло внимание. Садись, если хочешь понять, куда смотреть.

Руководствуясь инстинктом, более глубоким, чем страх, Боб влез в машину.

— Кто вы? — потребовал Боб, и голос его был сжат страхом и смятением.

— Меня зовут Снэп, — ответил мужчина, его взгляд был аналитическим и пугающе прямым. Что тебе известно о зависимости, Боб?

— Откуда вы знаете моё имя?

— Отвечай на чёртов вопрос! — голос Снэпа прозвучал как удар хлыста в тесном пространстве салона.

— Зависимость — это… плохо? — выдавил Боб, и слова показались ему детскими и неуместными.

— Верно. Поехали! — скомандовал Снэп водителю, и автомобиль рванул вперёд, в хаотичные улицы Лондона.

***

Спустя несколько минут машина бесшумно остановилась в тускло освещенном бетонном гараже. Снэп, Боб и женщина-водитель вышли и вошли в скудно обставленное безопасное убежище.

— Где мы? — потребовал Боб, и его голос отозвался эхом в пустом помещении.

— Это мой дом, — ответил Снэп, и в его тоне не было ни капли утешения. Прошу, садись.

Боб рухнул на потертый диван, лицом к лицу со Снэпом и женщиной, которые устроились напротив. Снэп уставился на него пристальным взглядом.

— Ты был избран, Боб.

— Избран? Для чего?

— Что тебе известно о Саде Мизд?

— О чём?

— О Саде Мизд.

— Мне ничего не известно о Саде Мизд.

— Разумеется.

Снэп взял со стола фотографию и протянул ее Бобу. На ней было изображено исполинское дерево, кора которого закручивалась в неестественных узорах. Боб разглядывал её, и его смятение лишь росло.

— Что это?

— Вглядись пристальнее, что ты видишь?

Взгляд Боба скользнул по стволу, и тут он увидел их: человеческие фигуры плавно сливались с древесиной, их черты сглаживались растущей корой, как будто они росли вместо дерева.

— Что… что это? — прошептал Боб, леденящий ужас сжал его.

— Это мы, — произнёс Снэп, его голос был ровным и окончательным.

— Что?

— Сад Мизд — это плантация гигантских галлюциногенных деревьев. Люди высажены внутри стволов, где они спят и питают дерево своей жизненной энергией. Взамен деревья затопляют их мозг гормонами сновидений — серотонином, дофамином — прямая подача, чтобы держать их в покорности, видя мир, в котором ты живешь прямо сейчас.

— Что? Я… — сознание Боба закружилось, отказываясь постичь чудовищность услышанного.

— Его мозг в фазе отторжения. Он впадает в панику. — хладнокровно констатировала женщина.

— Вы сумасшедшие! Выпустите меня! — Боб сорвался с дивана, вылетел через парадную дверь и вывалился на улицу. — Что еще за гигантские деревья, блин! Я не в каком-то дереве, твою…

Внезапно видение разбило его реальность. Он увидел свою собственную руку, вырывающуюся из хватки влажной волокнистой древесины. Затем свою ногу, выдергивающую себя из корня. Фантомное ощущение разрыва было подавляющим.

Он рухнул на мостовую. Снэп и женщина поспешили к нему.

— Давайте вернём его обратно.

Они втащили обмякшее тело Боба обратно в дом и уложили на диван. Задыхаясь, Боб поднял дрожащую руку. Его кожа мерцала, постепенно становясь прозрачной, а твёрдый мир расплывался, уступая место призрачному полу-присутствию.

— Что… что со мной происходит?

— Ты просыпаешься, — сказал Снэп, и в его голосе не было никаких эмоций.

— Что?

— Выпей это, — сказала женщина, протягивая ему стакан. — Так будет легче.

Боб сделал глоток и тут же выплюнул жидкость, которая брызнула на пол.

— Что это?

— Вода.

***

1:2 И воздвигся лес не из дерева, но из Желания, чьи корни пили сок души. Деревья его стояли стрелами, листья их были формой голода, что они питали, а в чревах своих лелеяли они сновидцев.

***

ЦРУ, Управление по Странным Делам.

Агент Эндрю был в своём кабинете, проводя допрос молодого человека странной наружности, когда вошла агент Перес и шлёпнула толстую папку на стол между ними.

— Что это? — спросил Эндрю.

Странный молодой человек воспользовался моментом и быстро ретировался.

— Подтвердилось. Фотография подлинная, — заявила Перес, понизив голос.

Эндрю открыл папку. Внутри лежала фотография высокого разрешения, на которой был запечатлён человеческий облик с размытыми, но узнаваемыми чертами, вросший в волокнистый ствол чудовищного дерева.

— Ты знаешь, что это? — спросила Перес.

— Понятия не имею… Я только что разговаривал с рептилоидом, — выдохнул Эндрю.

— Это фотография человека внутри дерева, — хладнокровно заявила Перес.

— Вот как…

Он взял фото в руки и пристально вгляделся в нее.

— Это дерево галлюциногенного рода, — прокомментировала Перес, — мы пока ещё не уверены в виде, но предварительный анализ указывает на разновидность… гигантской конопли.

— Погоди…

Зазвонил мобильный телефон Эндрю. Он тут же ответил, произнёс несколько резких слов и положил трубку.

— Кто это был?

— Это был Гарри Фоттер, — без единой запинки ответил Эндрю. — Ты что-то говорила?

Перес с силой шлёпнула ладонью по столу.

— Я говорю о том, что есть ненулевая вероятность, что мы сейчас находимся внутри чёртова дерева, и это пугает меня до усрачки!

— Послушай, у меня сегодня голова чуть-чуть болит… давай выйдем, пройдёмся. Свежий воздух был бы кстати.

Два агента вышли из кабинета, под грузом нависшей между ними безмолвной, лиственной апокалипсисы.

Россия, Кремль.

Президент России в привычном одиночестве кабинета просматривал документы, когда дверь приоткрылась без предупреждающего стука. Вошёл директор ФСБ. Его обычно непроницаемое лицо было бледным, а в глазах читалась тень отстранённой сосредоточенности, что бывало у него лишь в моменты кризисов. Не говоря ни слова, он положил единственный, лаконичный файл на полированный стол.

— Что это? — спросил Президент, не поднимая глаз.

Он открыл досье. Его глаза прищурились при виде изображения человеческого силуэта, в совершенстве заключённого в древесину исполинского дерева.

— Господин Президент, это неопровержимое доказательство того, что человеческие существа живут внутри дерева, — заявил директор, его голос был низким и лишённым всяких эмоций.

— Дерева?

— Галлюциногенного дерева, господин Президент. Мы полагаем, что оно подаёт в наши мозги гормоны сновидений — серотонин, дофамин — чтобы удерживать нас в состоянии сна, в котором мы видим грёзы об этом мире, пока питается нашей биоэнергией. Вид дерева ещё не установлен, но у нас есть точные сведения, что у американцев эти данные уже есть. Сейчас они разрабатывают технологию для выхода из дерева и вторжения в реальный мир. Это прямая и немедленная угроза национальной безопасности.

— Вы о машинах, да? О том фильме…? — спросил Президент, в поисках знакомой аналогии.

— Нет, господин Президент. Симуляцию генерируют деревья. Машины тут ни при чём… видимо, судьба не лишена чувства юмора!

— Кто ещё в курсе этой информации?

— Кроме нас, ЦРУ, МГБ и возможно, МИ-6.

Китай, Пекин. Секретная подземная лаборатория.

Гигантское дерево с причудливой, почти внеземной внешностью было заключено в массивную камеру из армированного оргстекла. От его пульсирующего ствола тянулась сеть трубок и проводов, подсоединенных непосредственно к черепу китайского ученого, лежащего в коме на соседних носилках. Аппаратура откачивала из дерева слабо светящуюся вязкую жидкость.

В соседней диспетчерской группа учёных наблюдала за компьютерными экранами, которые отображали мир снов спящего мужчины — идеально воссозданную, обыденную симуляцию его повседневной жизни.

— Он верит, что находится в реальном мире. Он полностью забыл об эксперименте — констатировал один учёный.

— Это безумие, — пробормотал другой, поправляя очки.

— Давайте разбудим его.

Техник нажал кнопку. На экранах человек внутри симуляции начал мерцать, его форма стала прозрачной, когда он внезапно «проснулся» в панике внутри виртуальной жизни. Внезапно вся система содрогнулась. Мониторы замигали, а компьютеры зависли, издавая низкий, затухающий гул.

— Что случилось? — потребовал кто-то.

Их взгляды устремились к смотровому окну. Внутри камеры физическое тело учёного на носилках претерпевало ту же трансформацию, что и его цифровой аватар: он начал тускнеть, все больше и больше превращаясь в призрачный силуэт на стерильных простынях, пока с последним беззвучным спазмом полностью не исчез из сего мира.

— Нет! Этого не может быть! — воскликнул учёный, ударив кулаком по панели управления.

Великобритания. Лондон.

Волна растворения накрыла Боба. Он был зрителем собственного стирания, наблюдая в беспомощном ужасе, как его собственные руки тускнеют, а затем исчезают. Пустота поднималась по его рукам, поглощала торс и, наконец, поглотила его голову целиком. С тихим шелестом пустой ткани его одежда упала на пол. Его нижнее бельё, однако, исчезло вместе с ним, не оставив после себя никакого следа, кроме пустого пространства, которое он занимал мгновение назад.

— По крайней мере, на нем было нижнее бельё.. — заметил Снэп, и на его губах на мгновение появилась ухмылка философа.

***

1:3 И вздыхали сновидцы в своём рабстве, ибо кора была мягка, как ласка возлюбленной, а пыльца сладка, как забытые обещания. Шептали они: «Не сие ли рай?» — но тела их хирели, а имена их были начертаны тленью на стволе.

***

Вселенная: Хэйтем. Измерение Пространства-Времени: Флер. Планета: Фрутс. Земля Дремоты. Сад Мизд.

Боб открыл глаза в мире из живой древесины и шепчущих снов. Он находился в тёмном, гнетущем лесу и смотрел вверх на исполинские стволы деревьев, пронзавшие тусклое, сокрытое кронами небо. Он посмотрел вниз; он был вмурован в кору на высоте пяти метров от земли, его торс всё ещё частично утопал в дереве. С отчаянным, разрывающим усилием он вырвал своё тело на свободу и упал, ударившись о мягкую, пружинистую почву с глухим шлепком.

Он вскочил на ноги, его дыхание было хриплым и громким в зловещей тишине. Он огляделся, и его охватил подлинный ужас. Десятки — нет, сотни — человеческих тел были вмурованы в окружающие стволы, все погружённые в глубокий сон. Некоторые дёргались, другие бормотали несвязные обрывки своих пленённых сновидений.

— Нет! — закричал Боб, и звук его голоса поглотила громадность леса. — Это невозможно! Этого не может быть! Это мой начальник! И моя бывшая! И… и моя собака!

— Гав…! — тихо пробормотала во сне собака.

Внезапно от лба Боба исходил мягкий свет. Сфера чистой белой энергии отделилась от него и поплыла в нескольких метрах впереди, нежно пульсируя.

— Что это такое? — выдохнул он.

Светящийся шар повис в воздухе, словно ожидая. Руководствуясь глубоким инстинктом, Боб последовал за ним.

***

Сфера повела Боба сквозь мрачный лес, мимо бесчисленных гигантских деревьев, каждое из которых было безмолвным некрополем, хранящим тысячи душ в своих древесных гробницах. Путь закончился у зубчатого края скалистого обрыва.

Взгляд Боба упал вниз, и его сознание помутилось. Перед ним простиралась долина деревьев невообразимого масштаба — подлинный океан растительности, вздымавшийся к далёкому горизонту.

— Боже! — воскликнул Боб, хватаясь за голову.

В сердце той долины стоял колоссальный семенной стручок — центральный материнский ствол. Он пульсировал мягким желтоватым светом, производя бесчисленные частицы светящейся пыльцы, что окутывала весь лес болезненным, наполненным грёзами сиянием.

Сфера-проводник Боба плавно сместилась вправо. Он проследил за её путь взглядом и увидел его: гигантскую, золотистую, металлическую стену, мерцавшую на горизонте словно мираж. В ту же секунду, когда Боб собрался двинуться к ней, сзади раздался голос.

Он обернулся и увидел две приближающиеся фигуры. Они скользили по воздуху, их ступни почти не касались земли. Боб мгновенно узнал их: Снэп и та женщина. Мгновение спустя они изящно опустились перед ним.

— Добрый вечер, Боб, — с мягкой улыбкой сказал Снэп.

— Вы…! — заговорил Боб, и паника вновь поднялась в нём. — Что это за место? Что происходит?

— Успокойся, — ответил Снэп, и в его голосе звучала обретённая, спокойная властность. — Мы всё тебе объясним. Он протянул Бобу пару брюк и футболку. Боб взял их и быстро оделся.

— Меня, кстати, зовут Юнити, — сказала женщина.

И все трое вместе повернулись и начали свой путь к далёким золотым вратам.

10 000 лет до нашей эры.

Инопланетный космический корабль приземлился на Земле. Из него вышел человек и закричал:

— Мы внутри дерева мет…!

В тот миг, когда слова слетели с его губ, Земля была поражена метеоритом, и больше об этом никто не слышал.

Планета Земля, Великобритания, Лондон, Психиатрическая клиника «McTree».

Двух агентов МИ-6 провели по стерильному, пропахшему дезинфекцией коридору к общей комнате, где собраны пациенты учреждения. Медсестра, сопровождавшая их, резко остановилась и обернулась.

— Должна предупредить вас, он… весьма нестабилен.

— Всё в порядкё, Мэм. Не переживаете.

Медсестра коротко кивнула и подвела их к пациенту, свернувшемуся калачиком на кровати и накрывшемуся с головой одеялом. Пространство вокруг постели было похоже на самодельные джунгли, заставленные горшечными растениями.

— Стив? К тебе пришли гости.

Стив опустил одеяло, обнажив бледное, исхудавшее лицо. Его глаза, широко раскрытые и пылающие дикой интенсивностью, уставились на агентов.

— Садовники! — взвизгнул он, дрожащий палец укоризненно указывая на них. — Садовники пришли!

Медсестра напряжённо улыбнулась и отступила. Агенты подошли, придвинули стулья и уселись прямо перед ним.

— Здравствуй, Стив. Я Джон, а это мой коллега — Тим. Мы из МИ-6. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов.

Тим открыл портфель, достал файл и выдвинул в сторону Стива фотографию. В тот миг, когда взгляд Стива встретился с изображением — человеческой формы, вмурованной в кору дерева, — его объял первобытный, выворачивающий душу наизнанку ужас.

— Дерево!

Он сорвался с кровати в слепой панике. Сиделки ворвались в палату, вцепились в него и ввели седативное средство. Его сопротивление прекратилось, тело обмякло.

— Мы вас предупреждали, — бесстрастно сказала медсестра.

— Всё нормально, — ответил Джон.

Когда санитары ушли, Стив грузно опустился на кровать. Джон наклонился близко, его голос снизился до заговорщического шёпота.

— Как у тебя появилась эта фотография, Стив? Кто тебе её дал? Эй! Смотри на меня. Я знаю, что ты меня понимаешь.

— …и воздвигся лес…

— Что? Ты что-то сказал, Стив?

— И воздвигся лес не из дерева, но из Желания, чьи корни пили сок души. Деревья его стояли стрелами, листья их были формой голода, что они питали, а в чревах своих лелеяли они сновидцев.

— Это очень интересно, Стив. Ты это сам придумал? Или услышал от кого-то в Саду?

— И вздыхали сновидцы в своём рабстве, ибо кора была мягка, как ласка возлюбленной, а пыльца сладка, как забытые обещания. Шептали они: «Не сие ли рай?» — но тела их хирели, а имена их были начертаны тленью на стволе.

— Стив, ты нам не помогаешь. Нам нужны имена.

— И пришли тогда Пробудившиеся, те, что вырвали руки на свободу, хоть и обнажилась плоть. И шли они по долине терний, а деревья шипели им вслед, словно отвергнутые идолы.

— Мы закончили здесь.

Два агента поднялись, чтобы уйти. Внезапно Стив улыбнулся — ясной, осмысленной и пугающей улыбкой — и прошептал:

— Кто, Стив? — спросил Джон, оборачиваясь.

— Единственный и неповторимый. Это он дал мне ту фотографию… три года назад, в Париже, когда я был потерян. До того, как узрел истину. Вам не справиться с ним. Ни ЦРУ, ни МИ-6, ни ФСБ. Вы все поголовно в глубокой жопе.

— О ком ты говоришь, Стив?

— Хэйтем! Хэйтем Матук! Ха-ха-ха! Зук бирк бонг! Зинг флерт, тфинт! АХХах фсфдгскгдж!

Пока он погружался в лихорадочную тарабарщину, сиделки ворвались и снова ввели ему успокоительное.

Глава 2
Новая Реальность

1:4 И шептали деревья сновидцам:

«Не есть ли сие любовь?

Быть хранимым так близко, не ведая голода?»

И сновидцы источали мёд, ибо даже слёзы их были питием.

***

Москва, Россия

32-летний студент-филолог сидел в своей комнате в общежитии, и в его уме рождалась новая теория.

— А что, если природа — это самая продвинутая форма технологии? — размышлял он. Машины — это внешний, цифровой интерфейс, грубый шлем, надетый на мозг. Но деревья… они предлагают прямую биохимическую интеграцию. Никаких проводов и сложного оборудования. Сон и выработка гормонов — это естественные процессы тела, которые система не ломает, а красиво перенастраивает. Её нельзя просто «выдернуть из розетки».

Если машины нужно производить, чинить и обновлять, то деревья — это живая экосистема, самовоспроизводящаяся и самовосстанавливающаяся. Они растут, размножаются, адаптируются. Им не нужны заводы. Их исходный код — это ДНК, копирующаяся с идеальной точностью. Это практически вечный двигатель, созданный из биологии. С этой точки зрения искусственный интеллект кажется громоздким, устаревшим артефактом по сравнению с элегантной и эффективной биотехнологией природы.

Молодой человек встал, вышел из общежития и ступил на оживлённую московскую улицу — реку из людей, машин и неоновых огней. Он начал говорить вслух, его глаза были устремлены на невидимую камеру, а во взгляде пылал фанатичный, ревностный огонь.

— Если машины — это инженеры, построившие тюрьму из стали и кода, — провозгласил он, — то деревья — это инженеры, вырастившие тюрьму из плоти, снов и желания. Они не порабощают реальность; они суть новая реальность. Их победа не просто вероятна — она неизбежна. Машины даже не поймут, с чем сражаются. Их кибернетическое оружие будет бесполезно против вируса, переписывающего ДНК, или пыльцы, перенастраивающей нейронные связи на биохимическом уровне. Война не будет сражением; она станет экологической катастрофой для искусственного интеллекта. Машины будут поглощены биомассой и перепрофилированы в новые стволы для дремлющих пользователей.

Молодой человек замер посреди тротуара. Его взгляд приковала к себе девушка в платье телесного цвета, проходившая мимо. Он перехватил её.

— Простите, мисс, — вежливо, но с пугающей интенсивностью спросил он. — Вы знали, что являетесь пищей для дерева?

— Что?

— Вы, со своим красивым телом, находитесь внутри галлюциногенного дерева. Оно посылает вам серотонин и дофамин, что вы чувствуете прямо сейчас. Оно держит вас во сне, не позволяя вырваться на свободу и вкусить подлинную свободу!

— Чего? Отвали от меня! — выплюнула она, отталкивая его. — Псих!

Парень снова повернулся к своей невидимой камере, и на его лице расплылась торжествующая, почти хищная улыбка.

— И вот вам, друзья мои, идеальный пример того, о чём я говорил! Такие повсюду здесь в Москве. А в вашем городе? Не стесняйтесь комментировать и подписываться. И не забудьте… — добавил он с театральным подмигиванием, — … это всего лишь метафора. Меня зовут Хэйтем Матук. Спасибо за просмотр.

И он внезапно растворился в воздухе.

Париж, Франция

Хэйтем Матук прогуливался по Елисейским Полям в полном спокойствии, словно его предыдущее исчезновение было не более чем обычным трюком.

— Приветствую, друзья мои. Вы только что видели, как я исчез. Позвольте объяснить. Выход из Древа не просто даровал мне знание — он вернул силу, о которой мы все позабыли. Видите ли, вы можете контролировать всё во сне, но только если осознаёте, что спите. А осознать это можно, лишь покинув Древо. Мозг яростно сопротивляется этой истине из-за своей глубокой зависимости от дофамина, что Древо ему поставляет.

Небрежным взмахом руки он указал на окружающий мир.

— Это значит, что я могу создать здесь, в своём сне, всё что угодно. Более того, я могу влиять на сны других. Деревья в Саду соединены подземной системой корней. Наши сны не изолированы; они связаны. Они образуют общую сеть. И те из нас, кто пробудился, могут изменить сны всех остальных.

— Позвольте я спрошу у кого-нибудь, — сказал он, и его взгляд скользнул по толпе, словно у хищника.

Он подошёл к мужчине, который шёл, уткнувшись в смартфон.

— Простите. Знаете ли вы, что ваш смартфон подсаживает ваш мозг на дофамин, заставляя вас верить, что это и есть реальный мир? Вы могли бы контролировать каждую частицу этой реальности, вплоть до её квантовых струн, если бы только знали, что спите.

Мужчина уставился на него в полном недоумении.

— Что это ещё такое? Отстань от меня, connard!

Хэйтем снова повернулся к своей камере с понимающей улыбкой:

— Видите, друзья мои? Ещё одно доказательство. Нынче так трудно найти восприимчивые умы. Позвольте мне испробовать иной метод.

Он вышел на середину оживлённого тротуара и возвысил голос, в котором звучала неестественная убедительность и уверенность.

— Дамы и господа! Прошу вашего внимания!

Несколько человек остановились и посмотрели, их любопытство пробуждено его уверенной манерой.

— Благодарю! Я новый фокусник в городе. Я могу сотворить слона из ниоткуда. Прямо вот так! Взгляните позади себя!

Небольшая толпа обернулась, и там, величественно возвышаясь посреди парижской улицы, стоял слон. По толпе пробежала волна возгласов, восклицаний и взволнованных шёпотов.

— Это невероятно!

— А теперь, — снова позвал Хэйтем, его голос вернул их внимание к себе, — прошу, снова обратите взор сюда!

Они снова повернули к нему головы.

— А теперь — снова обернитесь!

Они посмотрели. Улица была пуста. Слон исчез без следа, не оставив после себя ни навоза, ни потревоженных булыжников.

— Как вы это сделали? — спросил один из туристов, совершенно потрясённый.

Игривая небрежность Хэйтема исчезла, сменившись пронзительной, пророческой интенсивностью.

— Я не волшебник, друзья мои. Здесь нет никакой магии. Я просто овладел сновидческой природой нашей реальности.

Вокруг собралось еще больше людей. Хэйтем продолжал:

— Чтобы вы тоже могли сделать это, вам нужно, освободить свой разум от вредных привычек, от стимуляторов дофамина и серотонина: смартфонов, СМИ, фаст-фуда, сериалов… и сосредоточиться на внутреннем ДМТ, на стимуляторах духовных гормонах: медитации, религии, настоящих книг… тогда вы начнете осознавать, что жизнь — всего лишь совместный сон, порождение высшего разума, и вы обретете власть над нею!

— Вы можете создать что-то еще? воскликнула пожилая женщина.

— Конечно, — сказал Хэйтем, его глаза все еще сияли. — Что бы вы хотели, чтобы я создал?

— Создаёте еще одну Эйфелеву башню!

Хэйтем даже не взглянул в сторону.

— Посмотрите направо.

Толпа обернулась. Там, на горизонте, параллельно оригиналу, стояла вторая, идеальная Эйфелева башня.

— Но как это возможно? — воскликнула толпа в едином порыве.

— Я сказал вам, как это возможно. Вы должны освободить свой разум от зависимости!

В то время как он говорил, в воздухе начали нарастать отдалённые вопли полицейских сирен.

— Было удовольствием беседовать с вами, дамы и господа. Au revoir.

Люди обернулись, чтобы снова посмотреть на него, но он уже исчез, оставив позади растерянных туристов, смотревших на вторую Эйфелеву башню, безмолвно мерцающую в парижском небе.

Сверхсекретная комната для допросов, ЦРУ.

В помещении с повышенным уровнем безопасности, в наручниках, за металлическим столом сидел человек с длинными волосами и в черном костюме. Его окружали операторы элитных сил специального назначения. Их оружие было нацелено на него, пальцы лежали на спусковых крючках, готовые открыть огонь.

Агент Эндрю вошёл в комнату и сел напротив него. Перес стояла по стойке смирно рядом.

— Кто ты, чего ты хочешь и почему ты здесь? — потребовал Эндрю.

— Полагаю, вы уже знаете моё имя.- ответил Хэйтем безмятежной улыбкой.

Перес с силой шлёпнула на стол фотографию — изображение дерева с человеческим силуэтом в стволе.

— Дерево. Что это? — спросила она, и её голос звенел, как сталь.

Улыбка Хэйтема не дрогнула.

— Вы же понимаете, что ваша охрана и ваше оружие не имеют смысла?

Он бросил взгляд на свои наручники, и те растворились в воздухе. Вооружённая охрана тут же напряглась, и комната наполнилась металлическим лязгом передергиваемых затворов.

— Все в порядке! — скомандовал Эндрю, подняв руку. Охранники нехотя опустили оружие.

— Зачем ты приехал к нам, Хэйтем? — Продолжил Эндрю спокойным, сдержанным голосом. — Ты приехал сюда после своих представлений в Париже. У тебя есть послание? Ты что-то хочешь сказать нам?

— Да. Я хотел сначала поговорить с вашим президентом, как его зовут уже? Trump. Но решил обратиться к настоящим лицам, принимающим решения в этой стране.

— Что ты хочешь нам сказать? — спросила Перес, и её голос был натянут, как струна.

— Я хочу сказать вам, что я могу уничтожить вас в любой момент. Стереть все следы вашего существования. Никто и никогда не услышал бы о вас. Точно так же, как я заставил исчезнуть наручники.

— Это угроза?

— Нет… это факт: вы слабы… к вашему счастью, я хороший человек. — Хэйтем слегка наклонился вперёд, и его присутствие заполнило всю комнату — А теперь ответьте на мой вопрос агент Эндрю: сколько в этом мире проблем?

— Много.

— Верно. СВО на Украине. Геноцид в Палестине. Голод в Африке… видите ли агент Эндрю, я могу заставить все эти проблемы исчезнуть по щелчку пальцев…

— Что вам мешает? — глухо спросил Эндрю.

— Я хочу, чтобы вы решили свои проблемы своими собственными руками. Если я просто заставлю их исчезнуть, вы ничему не научитесь.

— Интересно, — ответил Эндрю, изучая его. — у вас есть моральные устои?

— Дело не во мне, агент Эндрю, а в вас. Я даю вам возможность изменить ход истории, не позволить демонам из других измерений диктовать вам выбор. Они — ничто по сравнению со мной.

— Кто ты, собственно?

— Я даю вам один год, чтобы всё исправить.

И в мгновение ока он исчез из кресла, оставив Эндрю, Перес и всю тактическую команду взирать на пустое пространство, где только что сидела следующая биоформа жизни.

Москва. Штаб-квартира ФСБ.

Директор Сергей Петрович сидел в своём кабинете, не отрывая глаз от новостного репортажа. На экране показывали Эйфелеву башню-близнеца в Париже и кадры «волшебного» представления Хэйтема Матука, материализующего слона из пустоты. Запись крутилась на низкой громкости, как свидетельство сломанной реальности.

Внезапно в кабинет вошёл сотрудник с землистым лицом.

— Сергей Петрович, китайцы поделились результатами исследований галлюциногенных деревьев.

Сергей выключил звук телевизора.

— Данные подтвердились. Мы спим внутри дерева.

— Вот и всё…

Сергей откинулся в кожаном кресле, переваривая космический масштаб провала.

— Согласно полученным данным, — продолжил сотрудник, — мы не можем проснуться из-за зависимости нашего мозга от серотонина и дофамина… проблема в том, что Дерво постоянно закачивает в нас эти гормоны, что блокирует высвобождение нашего сверхчеловеческого потенциала, в том числе способности манипулировать реальностью.

— Ты хочешь сказать, что Хэйтем Матук, шесть лет проживший у нас под носом, не просто проснулся, а те­перь может манипулировать реальностью как ему заблагорассудиться?

— Именно так мы и думаем, Сергей Петрович.

— Боже правый… постой… он же шатался по клубам. Разве это не серотонин?

— Серотонин… но это было только в первые годы его обучения здесь. Затем он перестал тусоваться и стал усердно учиться.

— Что за уче…

Вдруг вошёл другой сотрудник.

— Сергей Петрович, с вами по защищённой линии ЦРУ.

Сергей сделал глубокий вдох и взял зашифрованный телефон.

— Эндрю… как вы?… да… нет… мы пока ничего не знаем… Спасибо. Разумеется, мы поделимся новой информацией, как только она появится.

Он положил трубку.

— Чушь собачья! голос Эндрю прокатился по операционному залу ЦРУ.

— Он солгал? — спросила Перес.

— Конечно, он солгал! С каких это пор ФСБ говорит нам правду?

Пекин, Китай.

Хэйтем возник из ниоткуда посреди оживлённой улицы, материализовавшись в толпе пешеходов, поглощённых своими смартфонами. Он смотрел прямо перед собой, его выражение лица было безмятежным и абсолютно уверенным.

— Позвольте мне кое-что прояснить, дорогой читатель. Освободить свой разум от дофаминовой зависимости и умереть — это две совершенно разные вещи. Смерть — это конец возможностей. Она не имеет ничего общего со свободой. Истинная свобода — это освободить свой разум и обрести контроль над этой жизнью. И это может случиться, лишь когда вы очистите свой разум от зависимости. Все проблемы в мире просто исчезли бы, если мы перестали подпитывать цикл дофаминовой зависимости.

Взмахом руки он указал на окружающий мир.

— Исчезновение из этого мира и уход из древа не означают, что вы не можете вернуться. Доказательство? Я стою здесь. Мы можем снова встроиться в дерево, но в следующий раз всё будет иначе. Мы сделаем это с полным осознанием. С силой знания и непоколебимой верой в иллюзорную природу реальности. И эта вера дарует нам уверенность и власть над квантовым полем, над самыми струнами измерений.

Он замолк на мгновение, затем продолжил:

— Вы можете воспринимать древо как метафору наших тел и материального мира — что нас заключает в тюрьму. Тела внутри дерева — это наши души. Наша физическая форма — дерево — ограничивает нашу душу, наше воображение, наш творческий потенциал, наш контроль над реальностью. Чтобы разрушить тюрьму, вам не нужно уничтожать тело. Вы должны пробудить душу внутри него. Спасибо за просмотр. Ваш вечный друг — Хэйтем Матук.

Глава 3
Статья

Три года назад

Хэйтем сидел за своим столом, под кожей у него гудела током нервная энергия. Уже две недели в его комнате жила лишь одна надежда — надежда на научную статью о его «Универсальной Модели Метафоры», отправленную в престижный российский «Журнал когнитивной лингвистики». Он не просто надеялся; он был уверен. Он расшифровал саму архитектуру мысли, и вскоре академический мир наконец его признает.

Звонок телефона прозвучал как выстрел в тишине. Письмо. Сердце заколотилось в груди. Настал момент.

Он открыл сообщение.

Это был не пространный отзыв рецензентов. Это была не просьба о доработках.

Это была одна-единственная, безжалостная строка:

«Уважаемый Хэйтем, ваша модель — полный отстой. Спасибо».

На мгновение мир остановился. Воздух покинул его лёгкие. И тогда ледяная, острая как бритва ясность пронзила шок.

— Что…? Но… почему? Какой идиот! Это потому, что я мусульманин?

Мысль была тихим тлеющим угольком, а затем вспыхнула пожаром.

— Да пропадите вы все пропадом! — прошипел он в пустую комнату.

Но гнев на этом не остановился. Он кристаллизовался. Он стал клятвой — холодной, твёрдой и бесконечной.

— Ладно… если они отвергли мою модель, объясняющую реальность, то я подарю им новую. Я создам самую мощную метафору из когда-либо задуманных. И я заточу их внутри неё.

Его голос опустился до ядовитого шёпота, проклятия, обращённого не к человеку, а к всему существованию.

— Она будет преследовать их в снах, в жизни и даже после. Они пожалеют о той секунде, когда отвергли меня!

Ярость была космической силой, слишком огромной для самой Вселенной. С гортанным рёвом он схватил свой телефон и швырнул его об стену. Тот разбился, рассыпавшись паутиной трещин — старый мир, разбит у его ног.

Три года спустя.

На Таймс-сквер, в Лондоне, Париже, Мадриде, Пекине, Токио… жизнь текла рекой обыденности. Улицы были забиты транспортом, гигантские рекламные щиты неумолимо мелькали, а пешеходы двигались, как дроны, их мозг ведом невидимыми потоками серотонина и дофамина.

Внезапно мир завис.

Каждый экран — массивные билборды, телевизоры в домах, смартфоны в руках людей — мигнул и погрузился во тьму. Какофония рекламы и новостных выпусков сменилась единым, оглушающим безмолвием. Затем на миллионах экранов по всему земному шару возникло одно-единственное изображение: лицо Хэйтема Матука.

— Дамы и господа, — произнёс Хэйтем, его голос был потусторонне спокоен и чист. — Прошу вашего внимания.

Волна смятения прокатилась по планете. Пешеходы замирали, отрывая взгляд от своих мёртвых телефонов, их взоры притягивали громадные, безмолвные лики Хэйтема, нависшие над ними.

— Благодарю! — сказал он, и на его губах проступила лёгкая, знающая улыбка. — Позвольте мне представиться. Меня зовут Хэйтем Матук. Вы меня не знаете, но я очень хорошо вас знаю и то, что вы называете «свобо­дой». Я здесь для того, чтобы в двух словах просветить вас о реальности того, чем вы являетесь.

Он наклонился вперёд, словно делясь секретом со всем человеческим родом.

— Реальность, дамы и господа, такова: вы — пища. Вы спите, видя сны внутри стволов Гигантских галлюциногенных деревьев. Вы как Пойманные в ловушку насекомые, что питают Эти деревья в обширном Саду, пока деревья Накачивают ваш мозг серотонином и дофамином, Формируя реальность, которую вы видите сейчас. Радуясь жизни, вы на самом Деле радуетесь гормонам, которые эти деревья вливают в вас, погружая вас в этот сон, Никогда не позволяя вам проснуться.

— Мамочка, мне страшно, — прошептал ребёнок на лондонской улице, сжимая руку матери.

— И ты прав, бояться, малыш! — ответил Хэйтем с экрана, словно слыша его. — К счастью для вас, дорогие друзья, у вас есть я, Хэйтем Матук — ваш друг по соседству, простолюдин, отвергнутый системой, мыслитель, преследуемый за критику властей… я…

Он сделал паузу, позволив этим громким титулам повиснуть в воздухе.

— …Шучу. Я всего лишь писатель-фантаст. Итак. Чтобы освободиться от деревьев вы должны следовать этим инструкциям…

Он поднял один палец.

— Первое: скажите — Буздин ганк, Буздин ганк!

Ропот смущённых, нерешительных шёпотов пронёсся по толпам:

— Буздин ганк… — шептали они, и слова казались чужими на их языках.

— Хорошо! А теперь… Паллалалал!

Ещё несколько людей, воодушевлённые чистым абсурдом, повторили непонятный слог. Нервный смех начал пробиваться наружу.

— Прекрасно! Теперь движения, — продолжил Хэйтем, как дирижёр перед своим глобальным оркестром. — Сначала три шага вправо… три шага влево. Давайте, давайте!

По всему миру, в странном, синхронизированном танце, тысячи людей прошагали три шага вправо, затем три влево.

— И… прыжок!

Толпы подпрыгнули. Нервный смех прорвался хаотичным хихиканьем и возгласами. На мгновение это стала планетарная игра.

— Превосходно! Великолепно! — Хэйтем мягко похлопал в ладоши. — А теперь повторяйте это дважды в день и дважды ночью. После нескольких повторений вы начнете растворяться в этой иллюзии, пока полностью не исчезните и не окажетесь в настоящий мир. Спасибо за ваше внимание.

Экран мигнул в последний раз. Лицо Хэйтема Матука исчезло. Реклама и новости вернулись, словно ничего и не бывало, оставив мир в ступоре: люди застыли на улицах, глубоко встревоженные, гадая, не стали ли они только что свидетелями самого странного массового события в истории.

Месяц спустя

Месяц прошёл в тишине со стороны Хэйтема Матука. Тишине, которую мир поспешил заполнить. Имя «Хэйтем Матук» стало призраком, преследующим мировые СМИ: его транслировали все крупные новостные каналы, оно красовалось на первых полосах газет на десятках языков:

Le Figaro (Франция): La Révolution du « Buzdin Ganc»

El País (Испания): La Revolución del «Buzdin Ganc»

Коммерсантъ (Россия): Революция «Буздин Ганк»

Жэньминь жибао (Китай): bùzī dīng·gāncí gémìng

The New York Times (США): The «Buzdin Ganc’ Revolution»

Эфир был насыщен аналитическими материалами и дебатами в прайм-тайм. Десятки лингвистов, историков и аналитиков были приглашены с одной целью: раскрыть значение бессмысленных слов. Было ли «Буздин» древнегреческим корнем? Может быть, это утраченное шумерское заклинание? Или закодированная английская фраза?

Они препарировали фонетику «Паллалалал», деконструировали семиотику трёх шагов вправо-влево и спорили о экзистенциальном смысле прыжка. Но на улицах их анализ не имел значения. Теория стала практикой.

Движение Буздин Ганк распространилось по всему миру быстрее лесного пожара. Массовые демонстрации па­рализовали центры городов, протестующие размахивали плакатами с именем Хэйтема, его лицо было стилизова­но под нового мессию, анти-героя освободителя, броса­ющего вызов всей системе.

— Мы хотим правды! Мы хотим правды! — скандиро­вали одни, их голоса охрипли от рвения.

— Сжечь Дерево! — кричали другие, направляя ярость на систему, которую теперь могли назвать.

— Долой систему! Долой дофамин! — стало обычным лозунгом, отвергающим саму основу современного мира.

Движение тут же раскололось на тысячу сект. Буквально за ночь возникли аскетические культы, движимые яростным отречением от всякой радости в отчаянной попытке выжечь из разума серотонин и дофамин. По всему миру заполыхали костры, на которых люди жгли свои смартфоны и телевизоры, празднуя освобождение от орудий промывки мозгов и дофаминовых инъекций. Находились и те, кто в причудливом порыве бежал из городов в леса, чтобы «воссоединиться» с самыми деревьями, которые, как они теперь верили, держали их в плену.

Те, кто оставался в городах, сходились по ночам на тускло освещённых подземных парковках, чтобы исполнить свой «Буздин Ганк»: стоило поползти слуху, что в соседнем стране кто-то стал прозрачным или телепорти­ровался, как они тут же удваивали рвение, оттачивая произно­шение заклинания и хореографию до идеальной синхронности. Самые настоящие буздеры считались те, кто являлся на ритуал после месяц воздержания от просмотра эротического контента.

Появились новые музыкальные жанры: бузд-поп, хип-бузд, бузд-тек, бузд-хаус, Ганк-трап — с уникальными ритмами:

Бузд-поп, к примеру, был с яркими с яркими, навязчивыми синтезаторными арпеджио, под которые невозможно было не танцевать. Хип-Бузд — с ломанными, зацикленными семплами шепота «Паллалалал» и тяжёлым басом, пробивающимся сквозь асфальт. Бузд-тек — гипнотический и бескомпромиссный, строился на пульсирующих басовых партиях и механических ритмах, напоминающих стук корней по стеклу. Бузд-хаус — с четырёхдольным битом и духовыми стэбами, создававшими ощущение массового восторга в клубах. И наконец, Ганк-трап — мрачный и давящий, где мощные 808-ые басы смешивались с искажёнными семплами падающих листьев и треском ломающихся веток.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.