Бесплатный фрагмент - Метаморфозы сознания

Метаморфозы сознания

Гулкая тьма. И в ней вкрадчивое стрекотание, шелест и смех. Звук распадался на миллионные фрагменты, повторяющие друг друга. Множество какофонировало и наслаивалось — фрагмент на фрагмент, образуя общность, целое, и вновь распадалось на части. Они как морская волна накатывали, сливаясь в единое и отдалялись множась, рассыпаясь и дробясь. Что-то приближалось. Как невидимый свет во тьме, как луч бога не встретивший препятствие, чтоб озарить мир светом рассеиваемых лучей. Что-то было уже рядом, нависая густеющей тьмой и требуя внимания. Звуки миллионами мелких существ бросились в рассыпную, прячась от просыпающегося сознания. Сознание как препятствие во тьме отразило луч света, рассеивая его миллионами лучей и искр. Проявлялся свет, пробуждалось сознание. Обволакивающая тьма уходила и с ней уходило чувство дома, чувство комфорта и чувство единения. Гулкое пространство породило голос, отражающийся от множества лучей и вторгающийся в пробуждаемое сознание. Голос вибрировал, тягучий и раскатистый голос…

— Откройте глаза… -Протяжно и низко резонировал голос в пространстве что было мною. Что-то было уже рядом и давило своим присутствием…. Сознание начало осознавать себя, получая отражённые лучи от самых отдалённых уголков пространства-тела. Пространство было мною, я был пространством, я был отражённым светом в пространстве. Но что-то тёмное вторглось и давило.

Я почувствовал чью-то руку на плече.

— Откройте глаза… откройте глаза… -кто-то требовательно тряс меня за плечо.

Я послушно открыл глаза. Рука на плече принадлежала склонившемуся и тревожно вглядывающемуся в моё лицо человеку.

— Что это было? Где я?

— Всё в порядке, Виктор. Вы — Виктор. Выпейте воды… и придёте в себя. –Он протянул мне стакан с водой.

Пространство вокруг вибрировало и покачивалось, меня подташнивало. Я почувствовал жажду и приник к протянутому мне стакану. Несколько раз лихорадочно клацнув по стеклу зубами, осушил стакан. Влага начала приятно растекаться по моему телу.

Просыпающиеся ощущения понемногу возвращали сознание в окружающую реальность. Чем больше ощущений проявлялось, тем яснее становилось сознание.

Я находился в кабинете, заполненном книжными стеллажами. Сумрачное помещение наполнялось светом от одного большого окна — стеклянной стены, более чем наполовину задёрнутого гардиной. Солнечный свет делил помещение почти пополам и освещал картины на противоположной от окна стене, большой письменный стол, столетней давности, и кресло предо мной с сидящим в нем человеком.

В кресле напротив располагался длинноволосый седовласый мужчина, пристально вглядываясь в меня, он поглаживал правой рукой небольшую бородку, левая его рука лежала на подлокотнике кресла. Пальцы этой руки нервно подрагивали, отчего перстень с камнем на безымянном пальце осыпал меня отраженным солнечным светом, равномерно пульсируя в моём сознании и отдаваясь волнами нарастающей боли по всему телу.

— Итак, Виктор… Ну-с, рассказывайте!

— Простите… о чём Вы? Рассказывать… что рассказывать? Я что-то никак не вспомню, как я тут оказался… и откуда Вы знаете моё имя? Я… не помню своего имени… я не помню кто и где я. Виктор… пусть будет — Виктор. Но где я?

— Ну как же, Виктор?! Вы пришли с жалобами на стресс, депрессию, частые головные боли… Как сейчас, кстати, самочувствие? Голова не болит?

Он по-прежнему поигрывал пальцами левой руки, немного нервно и нетерпеливо, как если бы кот дергал кончиком своего хвоста. Перстень осыпал меня фейерверком искр, слепил глаза. Я устал уже от него отворачиваться и потому не выдержал:

— Вы не могли бы убрать руку с подлокотника своего кресла? Солнце, отражаясь от камня в перстне, ослепляет меня!

— Да, конечно.

Он не стал убирать руку, а просто повернул перстень внутрь.

— Так лучше?

— Значительно.

— Вернёмся к нашему разговору о Вас. Напомню вам… Итак, я — психотерапевт, Ян Соболь, и Вы, Виктор Шейн, некоторое время назад самостоятельно пришли ко мне на приём… Беспокоит ли Вас сейчас что-нибудь?

— Нет… Думаю, что — нет, не беспокоит.

— Прекрасно. Тогда давайте мы с вами заполним Вашу медицинскую карту… проанкетируем вас. Место работы? Где, когда, кем?

— Хотя… беспокоит! Беспокоит головная боль и чувство тревоги. Я не понимаю происходящего. Только мгновение назад я был в каком-то рае тьмы, а теперь в аду света. Что всё это значит? Что со мной происходит или произошло?

— Давайте, Виктор, попробуем заполнить анкету, тем самым выясним что вы помните. Затем я постараюсь ответить на ваши вопросы, и мы сможем прояснить вашу ситуацию.

Он мне задавал вопросы, я отвечал. Наконец, моя карта была заполнена. Он встал, протянул мне руку для рукопожатия.

— Ну-с… завтра в 15.30 я Вас жду снова, и продолжим наши сеансы. Не опаздывайте. Всего доброго, Виктор.

— Всё? Вы обещали ответить… прояснить ситуацию эту…

— Виктор, всё не так просто, как видится. Мне нужно время чтобы связать разрозненные фрагменты вашей личности и понять происходящее. Пока же вам не о чем беспокоится. Отпустите ситуацию и живите днём сегодняшним. Отдохните. Вы же помните где вы живёте, не так ли?

— Вроде бы помню. Смутно, но помню. Хорошо, я ухожу.

Я встал, ответил на рукопожатие и вышел из кабинета.

Вне стен и коридора этого здания, светило яркое летнее солнце, сновали прохожие. Возле кафе за пластиковыми уличными столиками сидели посетители, наслаждавшиеся кто мороженным, кто кофе, кто соком. Меня по-прежнему мучила жажда, и я присел за свободный столик, спрятавшись от солнца в тень зонтика. Заказал зелёного чая подошедшей ко мне рыжеволосой симпатичной официантке. В ожидании заказа скользил взглядом по публике, по окнам здания напротив, крышам…. Мой взгляд привлёк самолёт, высоко в безмятежном просторе неба оставлявший свой клубящийся след. Прямо перед ним громоздилось огромное белое облако, в котором он и скрылся в следующее мгновение. На прощание сверкнув мне фюзеляжем в лучах дневного солнца, не покинувшего ещё свой зенит. Лайнер был в облаке, я знал это, но его не видел… В этом было что-то шулерское. Меня не покидало чувство беспокойства и обескураженности. Память назойливо, раз за разом возвращала к моменту пробуждения в кабинете психотерапевта, к этим странным и непонятным звукам-существам, вначале облепившим меня, создав некий защитный кокон, наделявший чувством комфорта, а потом, расползаясь, забравшим его вновь…

Принесли зелёный чай, и я с наслаждением сделал глоток живительной влаги. Я пил чай и пытался вспомнить, когда и при каких обстоятельствах обратился за услугами к Яну Соболь. Но… память мне ничего не подсказывала. И это меня очень беспокоило. От непонимания происходящего и этого беспокойства, усиливалась головная боль, начинало покалывать в сердце. На меня накатила волна беспричинного страха, всё вокруг — люди и предметы, не внушали доверия и представлялись угрозой. Я старался держать себя в руках и не поддаваться накатившей на меня панике, и лишь легкий тремор пальцев рук мог меня выдать. Положив кисть руки на столик, наблюдал за легкими вибрациями пальцев. «Как у алкоголика. Может я и есть алкоголик, после белой горячки? Но тяги к алкоголю не чувствую. Что-то иное, что-тоиное…».

Рассчитавшись за чай, я направился в гостиницу, по какой-то случайности расположенную в двух шагах от офиса психотерапевта. Фойе отеля встретило меня прохладой и улыбчивыми девушкой и парнем на ресепшене. Определённо — они меня знали, но я их видел в первые. По крайней мере мне так казалось. Скорее к себе в номер, может там что напомнит о прошлом, и я успокоюсь. И почему я живу в отеле? Я что бездомный или в командировке в этом городе? Поднявшись к себе в номер, побродил по нему изучая обстановку и свои вещи, но — ничего, пусто. В сознании не вспыхивало даже намёка на догадку, могущую раскрыть тайну. «Что-то же я помню, помню… должен помнить. Ладно, это уже не сейчас, это подождёт. Надо отдохнуть и для начала залезть под воду — пусть она смоет мои тревоги».

Я принял контрастный душ и, обернувшись полотенцем, вышел на балкон, благо мой номер был в теневой стороне, и здесь не так сильно пекло солнце. На высоте моего двадцать шестого этажа звуки города были тише, как фон, как прибой морской волны. Легкий ветерок приносил приятную прохладу, особо ощущаемую после душа. Опершись о перила балкона, я изучал распахнутое перед мною пространство города. Город мне был не знаком, будто я его видел впервые. Но почему же я знаю, где живу и почему служащие отеля меня помнят? Постепенно я стал успокаиваться и на всё смотрел уже умиротворённо. Меня начало клонить в сон. «Пойду вздремну на пару часиков, тем более, что после сеанса у психотерапевта в голове стоит какой-то гудёж, даже струи воды его не смыли».

ВЛАДА

Ян Соболь, оставшись один, отодвинул гардину прикрывающую часть окна, отчего помещение стало значительно больше, чем казалось. Подошёл к небольшому холодильнику в глубине кабинета и извлёк из него двухлитровую пластиковую бутыль с молоком. Подойдя к буфету, стоящему рядом с холодильником, налил в стакан молоко, поднял и убрал в сторону прозрачную крышку, накрывавшую нарезанные кусочки торта в тарелке. Не отходя от буфета, откусил кусочек и, запив его молоком, с наслаждением прикрыл глаза.

Открылась дверь кабинета и, мягко ступая по ковру босыми ногами, вошла молодая брюнетка с роскошной копной вьющихся волос, ниспадающих ниже плеч. На девушке были надеты джинсы и облегающая футболка. В руке она держала обе туфли, через плечо была перекинута дамская сумочка. Она остановилась в центре кабинета и, заметив стоящего к ней спиной Яна, также мягко и осторожно ступая, направилась к нему. Молча остановилась в шаге за его спиной. Ян перестал жевать, прислушался и, открыв глаза, резко повернулся к гостье.

— Влада! Сколько раз тебе говорил, не подкрадывайся ко мне. Брось ты эти дурацкие шуточки! Так ты меня до инфаркта доведёшь. Ну, сколько мо…

— Ян, ну что ты опять заводишься?! Радуйся — я пришла. И хватит торт уплетать — ты растолстеешь! И тогда точно будет у тебя инфаркт.

Влада засмеялась. Ян, глядя на её улыбающиеся губки и белые безупречные зубки, улыбнулся.

— Влада, тебя чем угостить? Что будешь?

— Лимонада достаточно будет.

Влада резко, на месте, развернулась и пошла к креслу, в котором ещё недавно восседал Ян. Упав на мягкое сидение, девушка положила туфельки на пол, сбоку от кресла, устало вытянув ноги вперед.

— Уф… Ты даже не представляешь, Ян, как много сегодня я ходила. Бродила по прибрежным скалам, прыгала и лазила…

— Представляю. Ты когда-нибудь сорвешься и покалечишься. Такая симпатичная, утончённая девушка и такая безрассудная! Зачем ты носишь с собой туфли, если дефилируешь по городу босиком, не проще тогда сразу гулять в спортивной одежде и обуви?

— Ну и зануда ты, Ян! Я никогда не планирую, куда идти… Я девушка романтичная и спонтанная… как погода весной переменчива. Но вам, занудам, этого не понять, как и осень не поймёт весну. Весной мечты просыпаются, а осенью — засыпают.

Ян принёс ей бокал лимонада и блюдечко с ломаным шоколадом.

— Наслаждайся. Думаю, у тебя неверное представление об осени.

— Как там наш пациент? Ну ты понял… Тот, которого я к тебе привела. Ты ему помог?

— Не так быстро, милая Влада, не так быстро. Я определил его в гостиницу. Позавчера он был здесь, а вчера и сегодня — в гостинице… Я провёл серию гипнотических сеансов для него. Диагноз: тотальная ретроградная амнезия неясного генеза. Завтра попробую пробудить реальную память. Мне важно, чтоб у подопечного прошёл шок и растерянность от своей безымянности. Имя успокаивает, даёт принятие того, что ты такой же, как и другие. Где-то глубоко в нас сидит страх быть белой вороной… А для меня это возможность реализовать и проверить кое-какие свои идеи. Я ему создал ложную память. Теперь он Виктор Шейн. Отец семейства… ну и так далее.

— Главное, чтобы твои эксперименты не наступили на больную мозоль нашего прокурора. Иначе он быстро припомнит все твои шалости. Надо было всё-таки отправить его в клинику и там уже наблюдать его.

— Какая ты наивная, Влада. А то ты не знаешь, что доктор Макарович не даст мне работать на его территории…

— Тебе видней, Ян. Но если что — я не в курсе событий. Я нашла, оказала помощь человеку, приведя его к специалисту по душевным болезням… А уж что Вы, специалист, там творите, — не моё дело… Может, ты уже давно душу дьяволу продал, а, Соболь?

Влада расхохоталась, но видя, что Ян не улыбается, сникла.

— Ладно, ты на меня тоску нагоняешь… и кабинет твой мрачный, как преисподняя.

— А ты что, там уже была?

— Ха-ха… смешно! Налей-ка лучше лимонада… и попрохладнее. Фрукты у тебя есть? Что-то вы не радушный хозяин. Или невнимательный к пришедшей девушке?

— Внимателен. Ты же входишь не гостья, а как маленькая шаловливая проказница. Потому и отношение такое. Пара бананов и яблоки.

— Неси всё! Гулять, так гулять… А свой психоанализ оставь для пациентов своих — не надо меня так оценивать: «маленькая шаловливая проказница». Не надо.

Неугомонная Влада вновь расхохоталась. Когда она смотрела на Яна, улыбка играла на её губах, а щёки покрывал яркий естественный румянец.

Ян направился к холодильнику. Вновь открылась дверь кабинета, и в комнату вошёл молодой мужчина в светлом костюме из шорт, футболки и спортивной обуви.

— Так-так… я, кажется, вовремя. Будем веселиться и гулять?! Да, Влада?

Влада, не поворачиваясь к вошедшему мужчине, подняла руку вверх:

— Да, Ярик! Веселиться! С яблоками…

Ян, остановившийся на полпути, посмотрел на Ярослава:

— Чур, меня, чур! Опять ты?! Утром же был уже… Влада, представляешь, в семь утра стучится — ему, видите ли, сегодня скучно бегать одному.

Ян подошёл к холодильнику и стал выкладывать яблоки и бананы в вазу под фрукты. Ярослав, севший в кресло напротив Влады, состроил страшную гримасу, кивая головой в сторону Яна.

— Я вижу всё. Не кривляйся, Ярослав. То, что я старше вас, не даёт вам право…

— О, боже, Ян! Ну, прекрати занудствовать. Вот, тем ты и отличаешься от нас — своим занудством. А может, это профессиональное, а Ярик? Кого лечим от того и заражаемся.

И молодые люди дружно расхохотались. Ян принёс фрукты и поставил на стол поближе к девушке. Ярослав, видя это, улыбнулся:

— Мне в смысле нельзя, или это просто забота об этой очаровашке?

— Когда тебе было нельзя, а, братишка? Влада устала. Вон видишь пыльные ноги, да, те, что она вытирает о мой ковёр сейчас…

— Ян, я запущу в тебя сейчас яблоком, — возмутилась Влада. — Не вытираю я ноги о твой ковёр — я их вытерла о травку на газоне.

Соболь пристроился на стуле возле журнального столика.

— Ах, да… — Ян вновь вскочил. — Забыл лимонад принести. Ярослав, ты будешь лимонад?

— А что-ооо… разве-еее… я-ааа… когда-нибудь отказывался?

И уже обращаясь к Владе:

— Чем заниматься собираешься?

— Вот интересуюсь судьбой человека, которого сюда привела вчера. — Уклонилась от прямого ответа девушка.

Ян принёс разлитый по бокалам лимонад и подал сидящим.

— А себе? — В два голоса воскликнули молодые люди.

Ян рассмеялся.

— Браво! Какая забота?! Не хочу.

— А этот… с амнезией, — спросил Ярослав, делая глоток, — совсем ничего не помнит?

— Совсем. Странно это как-то… Такие случаи всё же редкость. Травм на теле нет… Воспоминаний о стрессе, который мог бы это спровоцировать, тоже… Тем он мне интересней. Диагноз: тотальная ретроградная амнезия неясного генеза. Пока это всё…

Говоря это, Ян улыбнулся, глядя как Влада морщит носик от газировки.

— Ну не помнит и не помнит. Это же замечательный способ начать жизнь с чистого листа. Нет памяти — нет обязательств. А может… он симулирует потерю? Может, он преступник? — Ярослав даже встал с кресла и с бокалом лимонада заходил по кабинету. — Ты бы дал его координаты в полицию, брат. Зачем тебе эти проблемы?

— Я его сфотографировал, снял отпечатки пальцев и передал Иванцову. Он даст объявление в газету и на ТВ. Ну и пробьёт по базе своей. Симуляции нет. Он действительно не помнит. И это его пугает. Чем-то похож он на ребёнка, потерявшего маму. Смотрит на мир испуганными, круглыми глазами, не знает, за что ухватится… Весь мир кажется чужим. Один на один с равнодушной вселенной. Мне бы тоже стало страшно. Хотя здесь есть ментальный парадокс: одни через духовные практики стремятся освободиться от имени и всего, что с ним связано, от всего, что на них давит и оказывает влияние, другие же, как в этом случае, пытаются всё вернуть. Ибо страшно чувствовать себя одиноким и безымянным в этом огромном мире. Думаю, что и те, что избавляются, немного лукавят — хотят контролировать процесс, стремясь его сделать обратимым. А вот так же лиши их памяти и взвоют от отчаянья. Миру дела нет до того, кто не имеет имени или названия. Они как бы вне сетки координат этого пространства.

— Ну, это вечное стремление маятника бросаться из крайности в крайность. В том его судьба. Колебаться… В движении жизнь… — Ответил брату Ярослав, вновь опускаясь в кресло. — Наша жизнь — это то, что мы чувствуем и осознаём, а не то, как нас зовут и не то, кем мы являемся в обществе людей. Быть кем-то — это естественно. Страшно быть никем… Это аберрации нашей жизни. Я в этом уверен. Мы как синапсы. Наша задача чувствовать и передавать… а уж имя или порядковый номер — это самоуспокоение… раз мы обозначены ментально — значит есть мы, живём мы…

Ян рассмеялся.

— Ты меня позабавил. Синапс! Имя нужно не пространству или Вселенной, а нам для идентификации среди себе подобных. Иначе мы выпадаем из некой сетки, связывающей всех нас… Это как айпи-адрес. Нет адреса и нет тебя в сети…

— Ну я же и говорю: синапсы!

— Пусть — синапсы. Вот такому синапсу и надо вернуть его точку координат в этом безграничном. А то он висит меж мирами и не помнит ни одного из них.

Ярослав допил лимонад и поставил стакан на столик.

— Ни где он не висит. Он в этом мире и, стало быть, подчиняется его законам и правилам. Забыл имя, полученное при рождении? Пусть придумает новое и живёт дальше без обязательств по прошлому. Это же прекрасно! На мой субъективный, конечно, взгляд. Ладно, я пошёл. Влада, ты со мной?

— Нет, Ярослав, извини, я останусь пока у Яна. Мне интересен этот зануда как объект постижения.

— Ну, как знаешь, я ушёл. Постигай не постижимое. — Ярослав встал, пожал, прощаясь, руку брата и на полпути к двери остановился. — А вообще-то он староват для тебя. У вас, если ты забыла, двадцать лет разница! Двадцать, Влада. Поверь мне, его брату, он никого не любит, кроме, разве что, своих подопечных… Я тебя предупредил. Пока.

— Пока.

После ухода Ярослава, в кабинете наступила неловкая пауза. Ян подошёл к окну и посмотрел вслед своему весёлому и жизнерадостному брату, почти вприпрыжку идущему по улице. Влада, как всегда неслышно проскользнув по ковру, обняла Яна со спины за шею и грудь.

— Ян, он слишком поверхностен… Не обижайся на него.

— Спасибо, Влада. Я и не обижаюсь. Он не поверхностен, он — молод. И я его люблю.

— А меня? Меня ты любишь?

— Больше всего на свете, солнце моей души, люблю тебя. Больше всего….

ГИПНОТИЧЕСКИЕ ВИДЕНИЯ

Четыре… три… — Знакомый, божественно-гулкий голос отсчитывал: — два… один… Открой глаза. Смотри! Что видишь вокруг себя? Открой глаза!

Открыв глаза увидел перед собой незнакомое помещение — просторное фойе. От пола до потолка шла полукругом стена из стекла. Огромный, пустой, неосвещенный зал конденсировал в себе далекие шаги, шарканье, голоса… Всё это, то сливалось в единый шелест, то накатывалось отдельными звуками. За стеклянной стеной — звёздное небо. Чужое звёздное небо.

Небо насыщенно вкраплениями крупных звёзд, которые, как порванные разноцветные и неравномерно разбросанные бусы, светили красным, зелёным, синим и белым светом.

На против меня, за стеклянной стеной, виделась тёмная, мрачная, посверкивающая стеклом колонна. Я подошёл ближе к стеклу и осмотрелся. Колонна нависала над землёй, никак к ней не прикреплённая. Сверху и снизу скруглённая, вытянутая вверх, как сигара. За стеклянными стенами виднелись люди, много людей. Они стояли, плотно прижавшись к стеклу, и, также, как и я, разглядывали пространство за стеклом. Помимо той колонны, в которой находился я, было ещё три. Все висели аккуратно расставленные по углам бетонной площадки. В этот момент к площадке подлетели два вертолётообразных аппарата. Подсвеченные прожекторами, они очень чётко просматривались сверху. Как только летательные аппараты приземлились, из них высыпали вооружённые люди в чёрной форме и, встав шеренгами, справа и слева от трапа, приняли высыпавщую из чрева аппарата пёструю толпу. Окружив, погнали их к противоположному краю площадки. Там, на самом краю, виднелось небольшое одноэтажное здание, не сразу мной замеченное, в него-то и загонялись эти пёстро одетые люди. Вероятнее всего, это строение — лишь верхушка здания, размещённого под землёй и, возможно, под всей площадкой. И там, вероятно, располагался какой-то генератор поля, державший колонны на весу. Интересно, зачем и почему висели эти колонны? Чтоб не сбежали узники, или это карантинные сектора? Всё это было удивительно и странно, как в фантастическом фильме, но реалистично как в настоящей жизни. Явно всё это не иллюзия. Тревога, наполнявшая с момента пробуждения здесь и в плоть до этого момента, не покидала меня. Множество вопросов, вращалось в моей голове и ни одного ответа…

Я не мог вспомнить ни имени своего, ни прошлой жизни… Кто я и откуда? Что я тут делаю, и кто все эти люди в колонне напротив? В отчаянии поднял голову к небу. Там по-прежнему сверкала разноцветная россыпь звёзд. Чем дольше вглядывался в карту созвездий этого неба, тем чётче понимал: оно мне знакомо. Но, как и когда? Где-то в глубине души болью отдавалась тоска по забытому прошлому. Здесь всё было чуждым и пугающим. Кто я и что я? Сел на пол и обхватил голову руками, закрываясь от звуков и света этого, пугающего меня мира. Просидев так некоторое время, я вдруг осознал, что звуки голосов и шагов вокруг стали громче и отчётливее. Открыв глаза, увидел, как в зал втекала толпа людей, испуганно озиравшихся и растерянных. Слышались всхлипы женщин. Я молча встал, всматриваясь в лица людей, в их одежду, надеясь увидеть хоть что-то знакомое… Но тщетно. Людей становилось всё больше, женские всхлипывания и мужские бормотания окружили меня, вдавливая в стекло за спиной. Вдруг осознал, что передо мной все взрослые люди, — нет ни детей, ни подростков. И у всех круглые, полные страха и ужаса глаза. При всём моём отчаянии я не чувствовал ни страха, ни ужаса, ни паники — только растерянность и чувство бессилия от невозможности вспомнить хоть что-то из прошлой жизни. Меня осенила мысль, что, возможно, отсутствие у меня страха вызвано именно тем, что я не помню прошлого и не могу сравнить его с настоящим. Настоящее для меня не противопоставлялось привычному прошлому. Я живу здесь и сейчас, и единственное стремление, возникавшее у меня, — это желание понять происходящее и освоится. Страх, паника и ужас этих людей не дают им понять настоящий момент, большая часть их сознания в привычном прошлом…

Я посмотрел в глаза рядом стоящего пожилого мужчины — там всё тот же ужас и слёзы на глазах.

— Простите, — обратился я к нему. — Как Вас звать?

— Да-а-а… ни-и-ил… — произнёс он, заикаясь.

— Данил, а как Вы тут оказались?

Данил закрыл лицо руками. Едва сдерживаемые рыдания сотрясали его тело.

— Я спал… дома… один… и вдруг… очутился на каком-то корабле… среди таких же, как и я, сонных и испуганных людей… люди с оружием, в масках… Что же это такое?! Где мы, что с нами будет? Что происходит, скажите. Вы знаете, что это значит?

Мужчина рыдал и был уже не в силах сказать ни слова более. Успокаивающе похлопав по плечу, отвернулся от него, пытаясь в глазах других найти хоть каплю спокойствия и осмысления. Если здешнее небо казалось мне знакомым, то, может быть, есть ещё такие же. Весь трагизм любого настоящего возможен только в контрасте с привычным прошлым… Сквозь монотонный говор людей, сквозь всхлипывания стал пробиваться истеричный крик женщины:

— Выпустите меня отсюда! Выпустите! Кто вы? Что вы с нами делаете?

Возможно, она бы ещё долго так кричала, но в это время из-под потолка и пола с шипением пошёл сизый дым. Ближайшие к источнику дыма люди вмиг становились сонными и садились на пол. Задержав дыхание, попытался выбраться из этого зала, но людей было так много, что мне не удалось сделать и нескольких шагов, и я, не выдержав, глотнул воздух… Мгновенно накатилась беззвучно пульсирующая темнота.

Во тьме пульсирует маленькая светящаяся точка. Это пульсирует просыпающееся моё сознание. Точка вспыхивает, и тьма отступает. В сознание вторгаются звуки и ощущения: порывы лёгкого ветерка, шум прибоя, прохлада песка… Да, именно песка. Я открыл глаза. Надо мной стремительно скользили белые облака, небо было необычайно бездонным и голубым. Под руками чуть влажный рассыпчатый песок. Сев, я осмотрелся: прямо передо мной море или океан, волны безмятежно и монотонно накатывались на песчаный берег, шурша перемещаемыми массами песка и ракушек, за моей спиной — бесконечная скалистая стена…

Море, скалы, облака… Монотонный прибой резко диссонировал с быстро бегущими облаками… Сюр. Что-то необычное было в этом месте, и я никак не мог понять, что… Снял обувь и носки, и бросив их на песок, я встал и ещё раз осмотрелся, не увидев ничего нового, направился к воде. Под моими ногами приятно проминался песок, чуть прохладный и успокаивающий. Засучив штанины, вошёл в воду. Вода была удивительно тёплой. Из-за туманной дымки, скрывающей линию горизонта, я ожидал прохладной воды, но был приятно удивлён. Походив немного вдоль берега, заметил стоящее вдалеке, у самого берега, куполообразное здание. Вернувшись к обуви и носкам, взял их в руки и направился в сторону сооружения, очень похожего на храм… Вдруг резко задул встречный ветер и раздался всё тот же гулкий, резонирующий голос: «Тебе ещё рано сюда…»

И вновь провал во тьму. Вновь тьма. Тьма как родная колыбель.

Во тьме вспыхивает огонёк. Он трепещет. Пульсирует. Приближается. Это язычок пламени. Пламя свечи. Пламя беззвучно мерцает. Переливается цветами — синий, зелёный, жёлтый, оранжевый… Пламя вытягивается. Рукавом радуги ползёт сквозь мрак. Края смыкаются. Закручиваются стремительным вихрем. Цветастый диск вращается. Цвета сливаются в один. Белый. Белый свет заполняет всё вокруг… Вспыхивает яркими опадающими точками… Снег.

Шёл снег. Небеса заботливо укрывали землю пушистым снегом. Чистым и непорочным. В неисчислимом множестве снежных хлопьев прятались дали. Тишина…

Слышно, только как падает снег. Ш-Ш-Ш- ш-ш-ш… Ш-Ш-Ш- ш-ш-ш… Ш-Ш-Ш- ш-ш-ш… Вокруг только снег — в небе, в воздухе, на земле… Ничто не нарушает его мерного падения. Казалось, время остановилось и снег падает уже вечность.

Одинокая птица серой тенью срывается с ветки дерева и, тяжело захлопав крыльями, исчезает в снежной пелене. Ветви деревьев, усыпанные снегом, тяжело обвисают, дрожат… сбрасывают с себя снежные лавины. Лучи солнца, рассеянные мириадами снежинок, вспыхивают искрами в белоснежной завесе.

Я поднимаю глаза к небу. Пытаюсь в искрящей пелене найти след солнца. Ловлю луч. Свет вспыхивает в моём сознании, наполняя голову невыносимым жаром. Всё меркнет. Пространство, время, я… Всё растворилось. Пусто.

Свет померк. Тьма обволакивает меня и, мерно покачивая, убаюкивает.

В беззвучие сна вкрадывается тихий монотонный звук. Он нарастает, трансформируясь в низкий гуд, растекающейся по пространству и наполняющий сердце тревогой. Крики людей в отдалении пробуждают меня. Открыв глаза, увидел над собой ночное небо. Чистое безоблачное небо, сплошь усыпанное звёздами. Сел. Вокруг холмистое песчаное пространство, укрытое травой и кустарником. Окружающий меня мир подсвечивался большой круглой луной, встающей над горизонтом.

Встав — осмотрелся: холмистая долина с озером справа от меня и чуть ниже по уровню, сзади на возвышении стояли несколько человек и вглядывались в облачный слой на востоке. Вдруг они дружно стали показывать руками в эти облака и, громко крича, бросились бежать. Я тоже посмотрел в этом направлении, но ничего не увидел. Лишь звук стал сильнее… Перевёл взгляд на берег озера — там тоже суетились убегающие люди. С недоумением стал всматриваться в ползущие с востока облака… И увидел. Прямо под облаками, поблескивая боками, шло несколько машин, напоминающих привычные мне самолёты, но это были не они, хотя и с виднеющимися короткими крыльями.

Вдруг первый ряд тревожно гудящих машин сделал крен и пошёл на снижение. Я увидел серию вспышек, и на земле, один за другим, раздались мощные хлопки взрывов. Облака пыли поднялись в воздух. Крики людей, грохот взрывов, вспышки огня… Я метался в этом хаосе, пытаясь найти хоть какое-то укрытие. Где-то позади меня и очень близко раздался взрыв, ударная волна опрокинула меня навзничь, лицом в песок… Я слышал ухающие звуки, но не слышал больше голосов, и свой голос я тоже не слышал, хотя кричал в ужасе от этого места и от непонимания происходящего… Я метался, фиксируя внимание на взрывах… Вспышка слева, вспышка справа… Резкая вспышка боли, разрывающая мне грудь… И вновь тьма…

ЯН СОБОЛЬ

Ян Соболь склонился над сидящим в кресле Виктором Шейном, положив левую руку ему на плечо и осторожно пальцами правой приоткрывал веко пациента, встревоженно всматриваясь в зрачок.

Виктор Шейн слегка мотал головой из стороны в сторону, его руки, лежащие на коленях, заметно подрагивали, лоб был мокрый, а глаза совершали лихорадочные хаотичные движения…

— Виктор, Виктор… Я здесь, рядом с Вами… Вы в безопасности… Виктор, следите за моим голосом, слушайте его… Виктор, Вы меня слышите? Если слышите, кивните головой…

Виктор Шейн сделал слабозаметный кивок головой.

— Хорошо, Виктор. Вы находитесь в безопасности и под моим контролем. Сейчас я начну обратный отсчёт, от десяти к единице. И когда я стукну двумя пальцами по вашему лбу, вы проснётесь и откроете глаза. Виктор, вы меня поняли? Если «да», то кивните головой.

Виктор Шейн вновь, также вяло и едва заметно, кивнул головой.

— Отлично! Десять… Ваше дыхание спокойно… девять… Вы дышите ровно… восемь… Вы делаете глубокий вдох… семь… Делаем выдох… шесть… вдох… пять… выдох… четыре… вдох… три… выдох… два… готовимся к пробуждению… один…

Ян Соболь двумя пальцами, указательным и безымянным, слегка ударил по лбу пациента.

— Открываем глаза, Виктор. Открываем…

Виктор, открыв глаза, обвёл взглядом обстановку, остановился на несколько секунд на психотерапевте, затем заметил стакан с водой, стоящий на журнальном столике возле его кресла, взял его и, прикрыв глаза, стал пить.

Ян Соболь пождал, пока Виктор выпьет воду и поставит стакан на место, а затем спросил:

— Вы знаете, кто вы, где находитесь, и кто я?