Аннотация к изложению IV книги «Метафизики» Аристотеля
Изложение четвертой книги «Метафизики» представляет собой значительную научную и интерпретационную задачу, обусловленную сложной композиционной структурой самого оригинала. Как отмечают исследователи (А. Швеглер), книга механически объединяет два внешне слабо связанных трактата, что создает трудность для целостного восприятия. Однако преодоление этой структурной двойственности открывает доступ к ключевым основам всей аристотелевской философской системы.
Первая и главная часть книги посвящена фундаментальному обоснованию самой возможности «первой философии» — науки о сущем как таковом (τὸ ὂν ἢ ὂν). Аристотель разрешает центральную апорию: как может существовать единая наука о сущем, если это понятие многозначно (λέγεται πολλαχῶς)? Ответ заключается в гениальном открытии πρὸς ἓν отношения (отнесенности к одному): все значения «сущего» отсылают к единому центру и первоначалу — сущности (οὐσία). Таким образом, метафизика обретает уникальный предмет и статус высшей обобщающей науки, в отличие от частных наук, изучающих лишь отдельные части сущего.
Вторая часть книги, которая на первый взгляд кажется самостоятельным логическим трактатом, на самом деле служит онтологическим фундаментом первой. Защита закона непротиворечия — это не просто формально-логическое упражнение, а апология самого принципа возможности достоверного знания о сущем. Утверждая, что «нельзя одновременно утверждать и отрицать одно и то же», Аристотель защищает непротиворечивую структуру реальности, без которой немыслимо никакое научное исследование, включая науку о сущем.
Таким образом, несмотря на композиционные сложности и кажущуюся разнородность, IV книга «Метафизики» представляет собой системное единство. В ней онтологическое определение предмета метафизики (сущее qua сущее) получает свое необходимое логическое основание в виде закона непротиворечия. Преодоление трудностей изложения этой книги вознаграждается пониманием краеугольного камня не только аристотелизма, но и всей западной метафизической традиции.
Глава 1. Предмет науки о бытии как таковом
1. Определение первой философии
[1] Есть некая наука, которая рассматривает сущее как таковое (τὸ ὂν ᾗ ὄν), а также то, что ему присуще само по себе.
Комментарий:
Альберт Швеглер (Albert Schwegler): «Es giebt eine Wissenschaft, welche das Seiende als Seiendes betrachtet, und was ihm an sich zukommt. — Есть наука, которая рассматривает сущее как сущее и то, что ему присуще по себе. Эта наука есть не что иное, как философия в её высшем и собственном смысле, метафизика, которая имеет дело не с отдельными родами сущего, а с общими определениями и условиями всякого бытия» (Schwegler A. Die Metaphysik des Aristoteles. Tübingen, 1847. Bd. III. S. 105).
Швеглер подчеркивает всеобъемлющий и фундаментальный характер первой философии, противопоставляя её частным наукам.
Вернер Йегер (Werner Jaeger): «Die Formulierung „das Seiende als Seiendes“ ist die genaue Definition der ersten Philosophie… Sie ist die Wissenschaft von den ersten Prinzipien und Ursachen, die überall vorausgesetzt sind. — Формулировка „сущее как сущее“ является точным определением первой философии… Это наука о первых принципах и причинах, которые везде предполагаются» (Jaeger W. Aristoteles: Grundlegung einer Geschichte seiner Entwicklung. Berlin, 1923. S. 207).
Йегер акцентирует, что эта наука изучает не некий особый род бытия, а самые общие принципы, применимые ко всему, что существует.
А. Ф. Лосев: «Аристотель… устанавливает специальную философскую дисциплину, которая рассматривает бытие в его целостности, бытие как таковое, бытие, поскольку оно есть бытие, и все необходимые свойства бытия, поскольку оно есть бытие… Это и есть та самая „метафизика“, которая… является учением о первых причинах, о первых родах сущего и о неподвижном перводвигателе» (Лосев А. Ф. Комментарии к «Метафизике» Аристотеля // Аристотель. Сочинения в 4-х т. Т. 1. М., 1975. С. 36).
Лосев прямо отождествляет аристотелевское учение о сущем как сущем с метафизикой как таковой, указывая на её основные темы.
Д. В. Бугай: «Первую философию Аристотель определяет как науку о сущем как таковом, то есть о сущем, поскольку оно сущее… Это исследование высших причин и начал, которые обусловливают все сущее в аспекте его существования» (Бугай Д. В. Аристотель и традиционная логика: Анализ силлогистических теорий. М., 2011. С. 54).
Бугай делает акцент на каузальном (причинном) аспекте исследования сущего как такового.
ὅτι μὲν οὖν ἐστὶ ἐπιστήμη τις ἣ θεωρεῖ τὸ ὂν ᾗ ὂν καὶ τὰ τούτῳ ὑπάρχοντα καθ» αὑτό [1003a21—23]
[1003a21—23]: ᾗ ὂν — ключевая формула. Предлог ᾗ с родительным падежом означает «поскольку», «в качестве». Таким образом, τὸ ὂν ᾗ ὄν — это сущее, рассматриваемое именно в аспекте его существования, а не в каком-либо ином (например, количественном, как в математике). τὰ τούτῳ ὑπάρχοντα καθ» αὑτό — «то, что ему (сущему) присуще само по себе», т.е. атрибуты бытия (например, единство, множество, тождество, различие и др.), которые изучает эта наука.
2. Отличие от частных наук
Она не тождественна ни одной из так называемых частных наук, поскольку ни одна из других наук не исследует общим образом сущее как таковое, но [2] каждая из них, отсекая [выделяя] какую-то его часть, изучает свойства этой части — как, например, поступают математические науки.
Комментарий:
Альберт Швеглер: «Sie ist identisch mit keiner der sogenannten particularen Wissenschaften. Denn keine der anderen Wissenschaften betrachtet allgemein das Seiende als Seiendes, sondern sie schneiden sich etwas davon ab und untersuchen die Accidenzien dieses Theiles… — Она не тождественна ни одной из так называемых частных наук. Ибо ни одна из других наук не рассматривает всеобще сущее как сущее, но они отсекают себе нечто от него и исследуют акциденции этой части…» (Schwegler A. Op. cit. S. 106).
Швеглер использует термин «акциденции» (accidentia — случайные свойства), но в данном контексте вернее говорить о «свойствах» или «атрибутах» данной части сущего, которые для этой части могут быть существенными.
Томас Хиффнэгл (Thomas Heath): «The special sciences are like sectional maps; metaphysics is the map of the whole world. — Частные науки подобны картам отдельных регионов; метафизика — это карта всего мира» (Heath T. Mathematics in Aristotle. Oxford, 1949. P. 57).
Хиффнэгл предлагает яркую метафору, поясняющую разницу в масштабе и предмете исследования.
А. Ф. Лосев: «Частные науки… берут только какую-нибудь одну область сущего и изучают ее свойства… Первая же философия изучает такие свойства сущего, которые… являются общими для всякого сущего, в какую бы область оно ни входило» (Лосев А. Ф. Указ. соч. С. 37).
Лосев четко формулирует различие: частные науки — о специфических свойствах области, первая философия — об универсальных свойствах бытия как такового.
Из журнала «Вопросы философии»: «Аристотель проводит демаркацию между философией и частнонаучным знанием… путем различения онтологического и регионального подходов. Если физик изучает сущее как подвижное, а математик — как количественное, то философ изучает сущее qua сущее, т.е. его трансцендентальные определения» (Катасонов В. Н. Онтология Аристотеля и современная метафизика // Вопросы философии. 2011. №5. С. 112).
Современный комментарий вводит термин «трансценденталии» (позднейший, схоластический термин для обозначения свойств бытия как такового), показывая непрерывность традиции.
αὕτη δ» ἐστὶν οὐδεμιᾷ τῶν ἐν μέρει λεγομένων ἡ αὐτή· οὐδεμία γὰρ τῶν ἄλλων ἐπισκοπεῖ καθόλου περὶ τοῦ ὂντος ᾗ ὄν, ἀλλὰ μέρος αὐτοῦ τι ἀποτεμόμεναι [2] περὶ τούτου θεωροῦσι τὸ συμβεβηκός, οἷον αἱ μαθηματικαὶ τῶν ἐπιστημῶν. [1003a23—26]
[1003a23—26]: οὐδεμιᾷ… τῶν ἐν μέрει — «ни одной из [наук], называемых частными» (τὸ μέρος — часть). ἀποτεμόμεναι — причастие от ἀποτέμνω, «отсекать», «отделять». Это очень важный глагол: частные науки не просто «берут» часть, а именно отсекают ее от целого для изолированного изучения. τὸ συμβεβηκός — здесь означает не «случайное» (акциденцию), а «то, что присуще», «свойство» данной части. Математика является классическим примером: она отсекает такие свойства сущего, как количество и непрерывность (арифметика и геометрия), и изучает их, абстрагируясь от материального субстрата.
3. Поиск высших принципов и причин
Поскольку же мы ищем [3] начала и высшие причины, то ясно, что они должны быть началами и причинами чего-то определенного по своей природе.
Комментарий:
Альберт Швеглер: «Da wir aber die ersten Ursachen und Principien suchen, so ist klar, dass sie von Natur Ursachen und Principien von etwas seyn müssen. — Так как мы, однако, ищем первые причины и принципы, то ясно, что они по природе должны быть причинами и принципами чего-то» (Schwegler A. Op. cit. S. 107).
Швеглер интерпретирует фразу «по природе» (τῇ φύσει) как указание на онтологический, а не логический или условный статус этих причин.
Дэвид Росс (W. D. Ross): «Aristotle argues that if we are to discover the ultimate principles of things, these must be principles of something qua being, not of some department of being. — Аристотель argues, что если мы хотим открыть ultimate принципы вещей, они должны быть принципами чего-то qua сущее, а не какого-то раздела сущего» (Ross W. D. Aristotle’s Metaphysics. A Revised Text with Introduction and Commentary. Vol. I. Oxford, 1924. P. 251).
Росс подчеркивает, что высшие причины должны быть причинами самого существования чего бы то ни было, а не его специфических модификаций.
А. В. Апполонов: «Высшие причины… не могут быть причинами лишь для некоторого ограниченного класса сущих… они должны быть таковы, чтобы объяснять существование и устройство всего универсума в целом. Поэтому они с необходимостью суть причины сущего как такового» (Апполонов А. В. «Метафизика» Аристотеля: введение в изучение // ΣΧΟΛΗ. 2008. Vol. 2. №2. С. 259).
Российский исследователь актуализирует космологический и универсальный масштаб этих причин.
ἐπεὶ δὲ τὰ πρώτα αἴτια καὶ τὰς ἀρχὰς ζητοῦμεν, φανερὸν [3] ὅτι τινὸς φύσει ἀρχὰς ἀναγκαῖον αὐτὰ εἶναι. [1003a27—28]
[1003a27—28]: τὰ πρώτα αἴτια καὶ τὰς ἀρχάς — «первые причины и начала». Аристотель часто использует эти термины как синонимы для обозначения фундаментальных принципов. τινὸς φύσει — ключевая фраза: φύσει означает «по природе», «по своей сути», «само по себе». Это означает, что эти причины не случайно являются таковыми для некоего предмета, а по самой своей природе суть причины чего-то определенного (τινός). Как будет ясно из следующего предложения, этим «чем-то» является сущее как таковое.
4. Бытие как таковое — цель исследования
Следовательно, если те, кто искал элементы сущих, также искали эти начала, то и элементы необходимо должны быть [элементами] сущего не привходящим образом, но [именно] поскольку оно сущее. Поэтому и нам надлежит постигать первые причины сущего — именно поскольку оно сущее.
Комментарий:
Альберт Швеглер: «Wenn also auch Diejenigen, welche die Elemente der Wesen suchten, diese Principien suchten, so müssen auch die Elemente nothwendig nicht zufälligerweise, sondern als seyend die Elemente des Seyenden seyn. Darum müssen auch wir die ersten Ursachen des Seyenden als seyend erfassen. — Если, таким образом, также те, кто искал элементы сущих, искали эти принципы, то и элементы необходимо должны быть не случайным образом, но как сущее, элементами сущего. Потому и мы должны постигать первые причины сущего как сущего» (Schwegler A. Op. cit. S. 108).
Швеглер видит здесь полемику Аристотеля с досократиками (физиологами), которые искали первые начала (ἀρχαί), но рассматривали их как элементы (στοιχεῖα) конкретных физических вещей (воды, воздуха, огня), а не бытия как такового.
Жозеф Трико (Joseph Tricot): «Les physiologues ioniens… visaient les causes premières, mais sans les envisager en tant que telles, c’est-à-dire en tant que causes de l’être en tant qu’être. — Ионийские физиологи.., первые причины, но без того, чтобы расматривать их как таковые, то есть как причины сущего как сущего» (Tricot J. Aristote: La Métaphysique. Tome I. Paris, 1953. P. 182, note 3).
Трико уточняет, что досократики, по мнению Аристотеля, интуитивно шли к цели, но не обладали правильным методом и пониманием предмета.
Д. В. Бугай: «Аристотель… указывает, что его собственное исследование первых причин является прямым продолжением изысканий первых философов… Однако, в отличие от них, Стагирит настаивает на том, что эти причины должны быть поняты не как причины тех или иных состояний вещей, но как причины, обусловливающие саму возможность существования чего бы то ни было» (Бугай Д. В. Указ. соч. С. 55).
Бугай развивает мысль о преемственности и одновременно радикальном переосмыслении задачи философии у Аристотеля.
εἰ οὖν καὶ οἱ τὰ στοιχεῖα ζητοῦντες τῶν ὄντων καὶ ταύτας ἐζήτουν τὰς ἀρχάς, ἀνάγκη καὶ τὰ στοιχεῖα τῶν ὄντων εἶναι μὴ κατὰ συμβεβηκὸς ἀλλ» ᾗ ὄντα. διὸ καὶ ἡμῖν τῶν ὄντων ᾗ ὄντα τὰ πρώτα αἴτια δεῖ λαβεῖν. [1003a28—32]
[1003a28—32]: οἱ τὰ στοιχεῖα ζητοῦντες — «те, кто искал элементы». Речь о досократических философах (Фалес, Анаксимен, Гераклит и др.), которые считали первоначалом (ἀρχή) какой-то один элемент (στοιχεῖον — буквально «буква алфавита», затем «первоэлемент»). μὴ κατὰ συμβεβηκὸς ἀλλ» ᾗ ὄντα — «не по привходящему свойству (κατὰ συμβεβηκὸς), но поскольку они сущие». Аристотель проводит различие: досократики открыли начала, которые по совпадению являются сущими, но они искали их не как сущее (не в аспекте бытия), а как физические элементы. Задача же первой философии — изучать эти причины именно в их аспекте как причин бытия. ᾗ ὄντα в конце фразы зеркально отражает начальное ᾗ ὄν, замыкая логический круг и окончательно определяя предмет науки.
Глава 2. Единство науки о бытии и её ключевые понятия
Многозначность бытия и принцип единства через соотнесение с одним началом
Отредактированный и исправленный текст Аристотеля (по Швеглеру и современным переводам):
[1] Понятие «сущее» (τὸ ὄν) высказывается в различных значениях (πλεοναχῶς λέγεται), однако все эти значения отсылают к одному общему началу (μίαν τινὰ ἀρχήν) и определенной единой природе (μίαν τινὰ φύσιν). Они не просто объединены омонимией (только общим именем), но соотносятся между собой по аналогии с тем, [2] как всё, что называется «здоровым», относится к здоровью (πρὸς μίαν ἀρχήν) — одно как сохраняющее здоровье, другое как его производящее, третье как его признак, четвертое как способное его воспринять. Подобным же образом и «врачебное» называют так по отношению к врачебному искусству (πρὸς μίαν ἀρχήν): одно — поскольку обладает этим искусством, другое — поскольку ему причастно [или к нему приспособлено], третье — поскольку является его произведением. И подобных примеров можно привести [3] множество. Таким образом, и сущее выражается во многих смыслах (τὸ ὂν λέγεται πολλαχῶς), но всякий раз по отношению к одному и тому же началу (ἀλλ᾽ ἀπὸ μιᾶς ἀρχῆς).
Διότι μὲν οὖν τοῦ ὄντος ᾗ ὂν ἐστὶν ἐπιστήμη τις, φανερόν· ἀεὶ γὰρ αἱ ἀκριβέσταται τῶν ἐπιστημῶν περὶ ἓν ὂν τυγχάνουσιν οὖσαι πρώτως, οἷον αἱ αὐταὶ οὖσαι περὶ ὑγιεινὸν ἓν καὶ νόσον. [1003b] ὁμοίως δὲ καὶ γραμματικὴ περὶ πάντα ἐστὶ τὰ γραμματικά. ὥστ» εἰ μή ἐστιν ἕτερον ὂν παρὰ τὰ πράγματα, ἀλλὰ περὶ ὂν ἁπλῶς, οὐκ ἂν εἴη περὶ τοῦ ὄντος ᾗ ὂν ἐπιστήμη.
[1] λέγεται δὲ πολλαχῶς μὲν τὸ ὄν, ἀλλ» ἅπαν πρὸς μίαν ἀρχήν· τὰ μὲν γὰρ ὅτι οὐσίαι, ὄντα λέγεται, τὰ δ» ὅτι πάθη οὐσίας, τὰ δ» ὅτι ὁδὸς εἰς οὐσίαν ἢ φθοραὶ ἢ στερήσεις ἢ ποιητικὰ ἢ γεννητικὰ οὐσίας ἢ τῶν πρὸς τὴν οὐσίαν λεγομένων, [2] ἢ τούτων τινὸς ἀποφάσεις ἢ τῆς οὐσίας· διὸ καὶ τὸ μὴ ὂν εἶναι μὴ ὄν φαμεν. ὥσπερ οὖν καὶ τὸ ὑγιεινὸν ἅπαν πρὸς ὑγίειαν λέγεται, τὸ μὲν ὅτι φυλάττει, τὸ δ» ὅτι ποιεῖ, τὸ δ» ὅτι σημεῖον τῆς ὑγιείας, τὸ δ» ὅτι δεκτικὸν αὐτῆς, [3] καὶ τὸ ἰατρικὸν πρὸς ἰατρικήν (τὸ μὲν γὰρ ὅτι ἔχει ἰατρικὴν λέγεται ἰατρικόν, τὸ δ» ὅτι εὔφυες πρὸς ἰατρικήν, τὸ δ» ὅτι ἔργον ἐστὶ τῆς ἰατρικῆς), ὁμοίως δὲ καὶ ἄλλα θάτερα ληπτέον ἂν λεγόμενα. οὕτω δὲ καὶ τὸ ὂν λέγεται πολλαχῶς μὲν, ἀλλ» ἅπαν πρὸς μίαν ἀρχήν.
Комментарии
[1] «Понятие „сущее“ (τὸ ὄν) высказывается в различных значениях (πλεοναχῶς λέγεται)…»
Альберт Швеглер (Albert Schwegler): «Das Seiende wird in mannigfacher Bedeutung ausgesagt, aber immer in Beziehung auf einen ersten Grund… Diese Beziehung ist nicht eine blos äußerliche und zufällige, wie bei der blos gleichnamigen Homonymie, sondern eine innere und wesentliche.» («Сущее высказывается в многообразных значениях, но всегда в отношении к одному первоначалу… Это отношение не является merely внешним и случайным, как при простой омонимии [равноименности], но внутренним и сущностным.») Die Metaphysik des Aristoteles. Тübingen, 1847. S. 150.
Комментарий: Швеглер акцентирует ключевое различие Аристотеля между случайной омонимией (например, «ключ» от двери и «ключ» родник) и системной, просевшей (πρὸς ἕν) омонимией, где все значения внутренне связаны с одним центральным понятием.
Вернер Йегер (Werner Jaeger): «Die vielen Bedeutungen des Seienden sind also nicht gleichgeordnet, sondern weisen alle auf die eine Grundbedeutung der οὐσία zurück.» («Многочисленные значения сущего, таким образом, не равноправны, но все указывают на одно основное значение — οὐσία [сущность].») Aristoteles: Grundlegung einer Geschichte seiner Entwicklung. Berlin, 1923. S. 207.
Комментарий: Йегер, рассматривающий «Метафизику» в рамках развития мысли Аристотеля, прямо указывает, что этим единым центром, к которому отсылаются все значения бытия, является сущность (οὐσία).
А. Ф. Лосев: «Аристотель… устанавливает… что все категории, поскольку они трактуют о сущем, обязательно относятся к одной категории, а именно к категории сущности… Все прочие категории… либо свойственны сущности, либо являются ее состоянием, либо путем к ней, либо ее лишением, либо ее уничтожением…» История античной эстетики. Аристотель и поздняя классика. М., 1975. С. 53.
Комментарий: Лосев, вслед за классической традицией, дает исчерпывающее объяснение аристотелевского принципа: единство науки о бытии обеспечивается не самим по себе понятием «бытие», а его центральным и первичным модусом — сущностью.
Д. В. Бугай: «Аристотель вводит принцип соотнесённости значений „сущего“ с единым началом (πρὸς ἕν), который позволяет, несмотря на многозначность (πολλαχῶς) „сущего“, рассматривать его как предмет единой науки.» // «Философия и культура». 2015. №5. С. 60—61.
Комментарий: Бугай подчеркивает методологический аспект этого пассажа: именно этот принцип (πρὸς ἕν) является тем инструментом, который позволяет Аристотелю обосновать возможность метафизики как единой науки, а не набора различных дисциплин.
[2] «…подобно тому, как всё, что называется „здоровым“, относится к здоровью…»
Томас Аквинский (Thomas Aquinas): «Sicut enim omnia dicuntur sana per habitudinem ad sanitatem…» («Ибо как всё называется здоровым через отношение к здоровью…») In Duodecim Libros Metaphysicorum Aristotelis Expositio. Lib. IV, lect. 1, n. 5.
Комментарий: Аквинат, чей комментарий стал каноническим для средневековой традиции, видит в этом примере универсальную логическую модель, применимую ко многим понятиям, которые, будучи сказаны в разных смыслах, сохраняют внутреннее единство.
Джозеф Оуэнс (Joseph Owens): «The medical and the healthy are the standard examples of things named from one central instance. They are not univocal, because the same nature is not present in each. Nor are they purely equivocal, because they are all related to one common nature.» («Врачебное и здоровое — это стандартные примеры вещей, именуемых от одного центрального случая. Они не унивокальны [не однозначны], потому что одна и та же природа не присутствует в каждом из них. Но они и не чисто эквивокальны [омонимичны], потому что все они относятся к одной общей природе.») The Doctrine of Being in the Aristotelian Metaphysics. Toronto, 1951. P. 115.
Комментарий: Оуэнс четко определяет логический статус такой связи: это не средний путь между однозначностью и полной омонимией, а особый тип связи — «отнесенность к одному» (focal meaning), который и лежит в основании научного дискурса метафизики.
[3] «Подобных примеров можно привести множество…»
Альберт Швеглер: «Aristoteles liebt diese Beispiele, um die Einheit des Mannichfaltigen in der Beziehung auf ein Prinzip zu veranschaulichen.» («Аристотель любит эти примеры, чтобы проиллюстрировать единство многообразного в отношении к одному принципу.») Op. cit. S. 151.
Комментарий: Швеглер обращает внимание на то, что это не просто случайные примеры, а устойчивый методологический прием Аристотеля, который он использует в разных работах (например, в «Никомаховой этике» при определении блага) для решения проблемы единства многозначных понятий.
В. П. Гайденко: «Чтобы пояснить, каким образом возможна единая наука о сущем, Аристотель прибегает к аналогии с такими понятиями, как „здоровое“ и „медицинское“… Все значения этих терминов отнесены к одному — к здоровью и к медицинскому искусству соответственно. Таким же образом все значения термина „сущее“ отнесены к первому значению — к сущности.» История греческой философии в её связи с наукой. М., 2000. С. 234.
Комментарий: Гайденко, как и Лосев, ясно указывает на сущность как на тот самый «единый центр», который выполняет роль организующего принципа для всей системы категорий и, следовательно, для всей науки о сущем как таковом.
Единое и Сущее тождественны по своей природе
Тὸ ἓν καὶ τὸ ὂν ταὐτὸ καὶ μία φύσις.
Комментарий Альберта Швеглера (Die Metaphysik des Aristoteles, 1847):
Оригинал: «Das Eine und das Seiende sind dasselbe und eine Natur, d.h. sie sind nicht zwei verschiedene Gattungen, die sich gegenüberständen, sondern sie sind nur verschiedene Betrachtungsweisen derselben Sache. Alles Seiende ist Eines, sofern es ein bestimmtes, abgegrenztes, in sich zusammenhängendes ist, und alles Eine ist, sofern es ist.»
Перевод: «Единое и Сущее суть одно и то же и одна природа, т.е. они не являются двумя различными родами, которые противостояли бы друг другу, но представляют собой лишь различные способы рассмотрения одной и той же вещи. Всё сущее есть единое, поскольку оно есть нечто определённое, ограниченное, внутренне связное, и всё единое есть, поскольку оно существует.»
Пояснение: Швеглер акцентирует, что у Аристотеля речь идет не о двух разных сущностях, а о двух неразрывных аспектах одной и той же реальности: всякая вещь есть (сущее) и одновременно есть нечто одно (единое), целостное и определённое.
Комментарий В. И. Лосева (из работ о классической метафизике):
«Тождество сущего и единого у Аристотеля есть фундаментальный принцип, снимающий дуализм бытия и числа. Единое не является самостоятельной гипостазью, как у Платона, но есть сама структура и определённость сущего, его внутренняя оформленность. Нельзя помыслить вещь существующей, но при этом абсолютно лишённой единства и целостности».
Единое называется Сущим, потому что оно есть Реальное, существующее само для себя, Другое — потому что оно есть качество Реального, Иное — потому что оно есть переход к реальному бытию, или уничтожение, лишение, свойство, действующая или порождающая причина Реального или такой вещи, которая выражается в отношении Реального, или, наконец, потому что оно есть отрицание такой вещи или Реального. По этой причине мы также говорим, что несуществующее — это несуществующее.
(Этот пункт представляет собой интерпретацию и расширенный пересказ нескольких идей Аристотеля, а не прямой перевод. Более точный перевод см. в оригинале ниже).
Комментарий Дэвида Росса (Aristotle’s Metaphysics, 1924):
Оригинал (англ.): «The concepts ’one’ and ’being’ are interdependent. We call something ’being’ in virtue of its being a definite ’something’, i.e., one. Conversely, we call it ’one’ in virtue of its being. All the categories of being can be referred to a central point of reference (πρὸς ἕν), just as all things called ’healthy’ are related to health.»
Перевод: «Понятия „единое“ и „сущее“ взаимозависимы. Мы называем нечто „сущим“ в силу того, что оно является определённым „нечто“, т.е. единым. И наоборот, мы называем его „единым“ в силу его существования. Все категории сущего могут быть отнесены к центральной точке отсчёта (πρὸς ἕν), точно так же, как все вещи, называемые „здоровыми“, относятся к здоровью.»
Пояснение: Росс подчёркивает логическую взаимосвязь понятий и вводит ключевую для Аристотеля идею отнесённости к единому началу (πρὸς ἕν), которая объясняет, как наука о сущем может быть единой, несмотря на множественность значений «сущего».
Наука о сущем как о сущем едина, как и наука о здоровом
μία ἐπιστήμη τοῦ ὂντος ᾗ ὂν, ὥσπερ καὶ τοῦ ὑγιεινοῦ.
Комментарий Г. Боница (Über die Kategorien des Aristoteles, 1853):
Оригинал: «Wie es eine einzige Wissenschaft vom Gesunden gibt, obschon das Gesunde in verschiedener Weise ausgesagt wird (als Ursache der Gesundheit, als ihr Symptom, als ihr Träger usw.), so gibt es eine einzige Wissenschaft vom Seienden, obschon das Seiende in mannigfacher Bedeutung ausgesagt wird.»
Перевод: «Подобно тому как существует единственная наука о здоровом, хотя „здоровое“ высказывается различным образом (как причина здоровья, как его симптом, как его носитель и т.д.), так существует и единственная наука о сущем, хотя „сущее“ высказывается в многообразных значениях.»
Пояснение: Бониц раскрывает суть аристотелевской аналогии: единство науки обеспечивается не единством значения термина, а единством фокуса изучения — все значения «сущего» относятся к единому центральному понятию (первой сущности).
Подобно тому как существует наука обо всем здоровом, так обстоит дело и с другим. Ибо не только то, что является одним и тем же, принадлежит одной науке, но и то, что находится в отношении к одному и тому же: ведь последнее также может рассматриваться, так сказать, как такая вещь, которая является одной и той же. Очевидно, поэтому исследование сущего как сущего также относится к одной науке.
ὥσπερ οὖν καὶ ἐπὶ τοῦ ὑγιεινοῦ ἔχει, οὕτω καὶ ἐπὶ τῶν ἄλλων. οὐ γὰρ μόνον τῶν καθ᾿ ἓν λεγομένων μία ἐστὶν ἐπιστήμη, ἀλλὰ καὶ τῶν πρὸς ἓν ἀποβλεπόντων: καὶ γὰρ ταῦτα λέγεται τρόπον τινὰ καθ᾿ ἕν. δῆλον οὖν ὅτι καὶ τὰ ὄντα ᾗ ὄντα μιᾶς ἐστὶν ἐπιστήμης θεωρῆσαι.
_Вариант чтения: ἀποβλεπόντων (обращённых к одному) вместо более распространённого πρὸς ἓν λεγομένων (высказываемых в отношении к одному)._
Комментарий Т. А. Слизакович (статья «Проблема единства науки о сущем как сущем в IV книге „Метафизики“ Аристотеля»):
«Аристотель обосновывает возможность первой философии как единой науки, имеющей своим предметом всё, что „обращено к одному“ (πρὸς ἕν), то есть к первичной сущности (πρώτη οὐσία). Эта отнесённость создаёт не случайную, а системную связь между всеми значениями „сущего“ (в категориях, как истина и ложь, как акт и потенция), позволяя изучать их не порознь, а в их отношении к фундаментальному началу».
Комментарий Д. В. Бугая (перевод и комментарии к «Метафизике»):
«Принцип „про́с эн“ (πρὸς ἕν) является методологическим ключом к пониманию аристотелевского учения о сущем. Он показывает, что единство предмета метафизики является не родовым, а аналоговым. Сущее не род, так как род высказывается обо всех своих видах в одном и том же смысле, а сущее — в разных. Но эти разные смыслы образуют иерархическую структуру, укоренённую в первопричине и первой сущности».
Оригинальный древнегреческий текст (согласно стандартной нумерации Беккера)
[1003b 22] Τὸ ἓν καὶ τὸ ὂν ταὐτὸ καὶ μία φύσις τῷ ἀκολουθεῖν ἀλλήλοις ὥσπερ ἀρχὴ καὶ αἴτιον, ἀλλ᾿ οὐχ ἓν δηλοῦντες· […]
[Единое и сущее есть одно и та же и одна природа в силу того, что они сопровождают друг друга, как начало и причина, но не обозначают одно и то же…]
[1003b 33] Ὥστε φανερὸν ὅτι καὶ τὰ ἓν ὅσαπερ τὰ ὄντα σημαίνει […]
[Таким образом, очевидно, что и [значения] единого означают столько же, сколько и [значения] сущего…]
[1004a 25] μία ἐπιστήμη τοῦ ὂντος ᾗ ὂν, ὥσπερ καὶ τοῦ ὑγιεινοῦ […]
[…Единая наука о сущем как о сущем, подобно [науке] и о здоровом…]
[1004a 29] ὥσπερ οὖν καὶ ἐπὶ τοῦ ὑγιεινοῦ ἔχει, οὕτω καὶ ἐπὶ τῶν ἄλλων. οὐ γὰρ μόνον τῶν καθ᾿ ἓν λεγομένων μία ἐστὶν ἐπιστήμη, ἀλλὰ καὶ τῶν πρὸς ἝΝ ἀποβλεπόντων: καὶ γὰρ ταῦτα λέγεται τρόπον τινὰ καθ᾿ ἕν. δῆλον οὖν ὅτι καὶ τὰ ὄντα ᾗ ὄнτα μιᾶς ἐστὶν ἐπιστήμης θεωρῆσαι.
[Итак, как обстоит дело со здоровым, так же обстоит дело и с остальным. Ибо не только то, что высказывается как одно [по виду], есть предмет одной науки, но и то, что обращено к одному: ведь и эти [вещи] высказываются некоторым образом как одно. Очевидно, поэтому, что и сущее, поскольку оно сущее, есть предмет одной науки для рассмотрения.]
Прим.: В большинстве изданий (включая Беккера) здесь стоит чтение πρὸς ἓν λεγομένων (высказываемых в отношении к одному). Вариант ἀποβλεπόντων (обращённых к одному) также авторитетен и подчёркивает идею референции.
Разъяснения по пунктам
[1] Тождество сущего и единого: Аристотель утверждает, что «быть» и «быть одним» — это не два разных свойства вещи, а два взаимно предполагающих аспекта любого сущего. Всякая вещь, поскольку она есть, обладает внутренним единством и определённостью, и всякое единое (целое, индивид) есть. Они соотнесены как «начало и причина»: единство часто является причиной бытия вещи, её целостности и отделённости от другого. (См. Ross, W. D. Aristotle’s Metaphysics. Vol. I. P. 256).
[2] Многозначность сущего: Данный текст А. Швенглера является скорее интерпретацией. Аристотель не даёт такого подробного перечня в этом месте. Его основная мысль здесь: значения «единого» correspond (соответствуют) значениям «сущего». Так, «одно» может означать: 1) непрерывное (как целое); 2) indivisible (неделимое); 3) имеющее одну и ту же формулу сущности (как вино и виноградный сок «одно» по виду). Аналогично и «сущее» высказывается в разных категориях. Их объединяет не общее определение, а отнесённость к единому принципу (сущности).
[3—4] Принцип «про́с эн» (πρὸς ἕν): Это центральный аргумент Аристотеля для доказательства единства метафизики. Здоровье существует как состояние организма (первичный носитель), но мы называем здоровыми и пищу (то, что его поддерживает), и упражнения (то, что его вызывает), и цвет лица (то, что его signifies). Все эти значения различаются, но все они отнесены к одному центральному — здоровью организма. Так же и с сущим: хотя «сущее» высказывается в категориях сущности, качества, количества и т.д., а также как акт и потенция, истинное и ложное — все эти смыслы отнесены к первичной сущности (πρώτη οὐσία), которая является их причиной и основанием. Поэтому одна наука — первая философия — может изучать всё сущее в его отношении к первому началу. (См. Arist. Met. IV.2, 1003a33–1003b19; Reale, G. The Concept of First Philosophy and the Unity of the Metaphysics of Aristotle. P. 75–85).
Предмет первой философии — первые принципы и причины
Однако везде наука предпочтительно занимается первым, тем, от чего зависит все остальное и в честь чего оно названо. Если это реальное, то философ должен обладать именно принципами и причинами этого реального.
ἡ δὲ φιλοσοφία περὶ τῶν πρώτων ἀρχῶν καὶ αἰτίων· διὸ καὶ περὶ τοῦ ὄντος ᾗ ὂν θεωρῆσαι. ἐπεὶ δὲ τὸ ὂν λέγεται πολλαχῶς, ἀλλὰ πρὸς ἓν καὶ μίαν τινὰ φύσιν [καὶ οὐχ ὁμωνύμως], […] περὶ ταῦτα μιᾶς ἐπιστήμης θεωρῆσαι, καὶ μάλιστα περὶ τὸ πρῶτον. τοῦτο δ᾿ ἐστὶ τὸ ὂν ᾗ ὄν. ὥστε περὶ τὰς οὐσίας οἱ ἀρχαὶ καὶ τὰ αἴτια ζητητέα.
Комментарий В. Якеча (нем. перевод и комментарии к «Метафизике»):
Оригинал: «Die erste Philosophie hat es mit den ersten Prinzipien und Ursachen zu tun, folglich auch mit dem Seienden, sofern es seiend ist. Da aber das Seiende in vielfacher Weise ausgesagt wird, jedoch in Beziehung auf Eines und eine bestimmte Natur […], so ist es Sache einer Wissenschaft, dies zu betrachten, und zwar vorzugsweise in Bezug auf das Erste. Dieses aber ist das Seiende, sofern es seiend ist. Folglich muss man die Prinzipien und Ursachen der Substanzen (οὐσίαι) suchen.»
Перевод: «Первая философия имеет дело с первыми принципами и причинами, следовательно, и с сущим, поскольку оно сущее. Но поскольку сущее высказывается многозначно, однако в отношении к Единому и к определённой природе […], то рассмотрение этого есть дело одной науки, и притом преимущественно в отношении к Первому. Это же и есть сущее, поскольку оно сущее. Следовательно, следует искать принципы и причины субстанций (οὐσίαι).»
Пояснение: Якеч чётко отделяет общую задачу науки (изучение первопричин) от её конкретного предмета. Он подчёркивает, что, хотя наука едина, её фокусом является «первое» среди сущего, то есть субстанция (сущность), к которой отнесены все остальные значения бытия.
6. Для каждого вида бытия, однако, существует только одно ощущение-восприятие и одна наука; грамматика, например, которая является одной наукой, должна анализировать все звуки. Поэтому к науке (по роду) относится рассмотрение сущего как сущего в соответствии с его видами, и действительно, различные виды сущего составляют отдельные части этой науки.
ἑνὸς γὰρ γένους ἑνὸς καὶ αἴσθησις, καὶ μιᾶς ἐπιστήμης ὁμογενῶν θεωρῆσαι πάντων, οἷον γραμματικῆς μιᾶς οὔσης θεωρητικὸν πάντων τῶν φθόγγων. διὸ καὶ τοῦ ὄντος ᾗ ὂν μιᾶς ἐστὶν ἐπιστήμης τὸ γένος θεωρῆσαι, καὶ μόρια ταύτης θεωρῆσαι περὶ τὸ ὂν οὕτως ᾗ εἶδος ἔχει τοῦ ὄντος.
Комментарий Александра Афродисийского (древний комментатор):
Оригинал (др.-греч.): «Ὅτι ὥσπερ αἰσθήσεώς ἐστι μιᾶς πάντα τὰ ὁμογενῆ αἰσθητὰ θεωρεῖν, οὕτω καὶ ἐπιστήμης μιᾶς πάντα τὰ ὑπὸ τὸ αὐτὸ γένος τεταγμένα. ἐπεὶ οὖν πάντα τὰ ὄντα ὑπὸ ἓν γένος τεταγμένα τῷ πρὸς μίαν ἀναφέρεσθαι φύσιν, μιᾶς ἄν εἴη ἐπιστήμης πάντα θεωρεῖν.»
Перевод: «То, что подобно как единому ощущению [надлежит] рассматривать все однородные чувственно воспринимаемые [вещи], так и единой науке [надлежит рассматривать] всё, что упорядочено под одним родом. Поскольку, следовательно, все сущие упорядочены под один род благодаря отнесённости к одной природе, то [рассмотрение] всего [этого] было бы [делом] одной науки.»
Пояснение: Александр, чей комментарий был фундаментальным для всей последующей традиции, развивает мысль Аристотеля: единство науки основано на единстве её предметного поля, которое, хотя и не является родом в строгом логическом смысле, функционирует как род благодаря analogia entis (аналогии сущего).
Комментарий Д. В. Бугая (из лекций по античной философии):
«Аристотель здесь проводит важнейшую дифференциацию. Единство науки о сущем не означает, что она есть некий аморфный conglomerate знаний. Она имеет внутреннее членение, соответствующее „видам сущего“ — его модусам и категориям. Изучение сущего как сущего включает в себя и изучение его частей — например, атрибутов сущего (единое-многое, тождественное-иное), что будет развёрнуто в следующих книгах. Таким образом, метафизика — это систематическая, а не хаотическая наука».
Оригинальный древнегреческий текст (согласно стандартной нумерации Беккера)
[1003b 19] ἡ δὲ φιλοσοφία περὶ τῶν πρώτων ἀρχῶν καὶ αἰτίων· διὸ καὶ περὶ τοῦ ὄντος ᾗ ὂν θεωρῆσαι. [1003a 33 — 1003b 19] ἐπεὶ δὲ τὸ ὂν λέγεται πολλαχῶς, ἀλλὰ πρὸς ἓν καὶ μίαν τινὰ φύσιν [καὶ οὐχ ὁμωνύμως], […] περὶ ταῦτα μιᾶς ἐπιστήμης θεωρῆσαι, καὶ μάλιστα περὶ τὸ πρῶτον. τοῦτο δ᾿ ἐστὶ τὸ ὂν ᾗ ὄν. ὥστε περὶ τὰς οὐσίας οἱ ἀρχαὶ καὶ τὰ αἴτια ζητητέα.
[Философия [есть наука] о первых началах и причинах; потому и исследовать сущее как сущее [надлежит] ей. Так как сущее говорится в различных значениях, но [все они относятся] к одному и некоторой одной природе [а не омонимически], […] то исследовать это — [дело] одной науки. И [исследовать] преимущественно — первое. А это-то и есть сущее как сущее. Стало быть, начала и причины сущих [вещей] следует искать среди сущностей.]
[1003b 19 — 1004a 2] ἑνὸς γὰρ γένους ἑνὸς καὶ αἴσθησις, καὶ μιᾶς ἐπιστήμης ὁμογενῶν θεωρῆσαι πάντων, οἷον γραμματικῆς μιᾶς οὔσης θεωρητικὸν πάντων τῶν φθόγγων. διὸ καὶ τοῦ ὄντος ᾗ ὂν μιᾶς ἐστὶν ἐπιστήμης τὸ γένος θεωρῆσαι, καὶ μόρια ταύτης θεωρῆσαι περὶ τὸ ὂν οὕτως ᾗ εἶδος ἔχει τοῦ ὄντος.
[Ибо для одного рода — одно и ощущение, и [делом] одной науки — рассматривать все [вещи], принадлежащие к одному роду; так, грамматика, будучи одной [наукой], исследует все звуки. Поэтому и [исследование] рода сущего как сущего — [дело] одной науки, и [исследование] частей этого рода — [дело] её же, [когда она рассматривает] сущее вот так, поскольку оно имеет вид сущего.]
Разъяснения по пунктам
[5] Предмет и фокус первой философии: Аристотель окончательно определяет предмет первой философии. Это не просто «всё сущее», а его первые причины и принципы. Ключевой момент — иерархическая структура самого сущего. Среди всех значений «бытия» есть первое и главное — сущность (οὐσία). Именно сущность является тем «единым», к которому отнесены все остальные категории (качество, количество и т.д.). Качество — это всегда качество какой-то сущности, количество — количество какой-то сущности. Поэтому, исследуя причины и принципы сущего как такового, философ в первую очередь должен исследовать причины и принципы сущностей. Это ответ на возможное возражение: если сущее не род, то как может быть единая наука? Ответ: единство задаётся не общим понятием, а общей референцией к первичному виду сущего. (См. Arist. Met. IV.2, 1003b16—19; Ross, W. D. Aristotle’s Metaphysics. Vol. I. P. 254—255).
[6] Единство науки и её внутреннее членение: Здесь Аристотель использует две аналогии для прояснения статуса своей науки:
Аналогия с ощущением (αἴσθησις): Каждому роду сущего (например, цветущему) соответствует один вид восприятия (зрение). Так и всем сущим как сущим соответствует одна наука — метафизика.
Аналогия с грамматикой: Грамматика — одна наука, но она изучает все звуки речи во всём их многообразии. Так и метафизика — одна наука, изучающая все виды сущего.
Важнейший вывод: единство науки не отменяет её внутренней сложности. Метафизика как родовая наука (τὸ γένος θεωρῆσαι) включает в себя частные исследования своих «частей» (μόρια) — отдельных видов сущего (например, бытие в модусе возможности и действительности, бытие как истина и т.д.). Это програмное заявление для структуры всей последующей «Метафизики». (См. Arist. Met. IV.2, 1004a2—9; Reale, G. The Concept of First Philosophy and the Unity of the Metaphysics of Aristotle. P. 89—95).
Виды Сущего соответствуют видам Единого
Что касается видов сущего, то их столько же, сколько видов Единого, если Единое и сущее тождественны и имеют одну природу, что можно предположить, поскольку они сопутствуют друг другу, как принцип и causa, даже если они не являются одним и тем же понятием.
Τὸ αὐτὸ δὴ καὶ ἓν δηλοῦντι τῷ λόγῳ ἀκολουθεῖ ἀλλήλοις, ὥσπερ ἀρχὴ καὶ αἴτιον, ἀλλ» οὐχ ἓν δηλοῦντι· […] ἀντιστοιχεῖ δ» ἀεὶ τῷ ὄντι τὸ ἕν. […] Καθ» ἕκαστον γὰρ γένος τοῦ ὄντος τὸ ἓν ἐν ἑνί ἐστιν, […] ὥστε δῆλον ὅτι καὶ τὰ ἓν ὅσαπερ τὰ ὄντα σημαίνει, καὶ τὸ τί ἐστιν αὐτῶν ὁμοίως ἕν.
Комментарий Альберта Швеглера (Die Metaphysik des Aristoteles, 1847):
Оригинал: «Die Arten des Einen entsprechen genau den Arten des Seienden. Da Sein und Eins in Allem zusammenfallen, so muss auch jede Art des Seins ihre correspondierende Art der Einheit haben. So gibt es eine Einheit der Substanz (Einheit der Form, des Begriffs), eine Einheit der Qualität (Gleichartigkeit), eine Einheit der Quantität (Gleichheit, Stetigkeit) u.s.w.»
Перевод: «Виды Единого в точности соответствуют видам Сущего. Поскольку Бытие и Единое во всём совпадают, то и каждый вид бытия должен иметь свой соответствующий вид единства. Так, существует единство субстанции (единство формы, понятия), единство качества (однородность), единство количества (равенство, непрерывность) и т.д.»
Пояснение: Швеглер подчёркивает, что соответствие является не просто количественным, а структурным и системным. Каждая из категорий сущего (сущность, качество, количество…) имеет свой собственный, специфический модус единства.
Но уравнивать их не вредно, напротив, полезно
Συμβαίνει δὲ καὶ ὠφέλιμον εἶναι πρὸς τὴν μέθοδον τὸ ἅμα θεωρεῖν τό τε ὂν ᾗ ὂν καὶ τὸ ἓν ᾗ ἕν.
Комментарий В. И. Лосева (из работ о диалектике Аристотеля):
«Тождество сущего и единого у Стагирита отнюдь не есть голое, абстрактное тождество. Это — тождество-в-различии, или, точнее, диалектическое соотнесение двух начал, взаимно предполагающих и освещающих друг друга. Изучать сущее — значит изучать его внутреннюю упорядоченность и структуру (единство), а изучать единое — значит изучать его как структуру чего-то сущего. Поэтому методологический совет Аристотеля „рассматривать их вместе“ есть зародыш глубокой диалектической методологии».
Комментарий Джозефа Оуэнса (The Doctrine of Being in the Aristotelian Metaphysics, 1951):
Оригинал (англ.): «The study of the one and the many provides the philosopher with the tools to analyze the structure of being itself. The attributes of being (τὰ συμβεβηκότα τῷ ὄντι) are precisely these opposites — same and other, like and unlike, equal and unequal. Therefore, the investigation of the one is not a diversion from the science of being, but rather its necessary and central part.»
Перевод: «Изучение единого и многого предоставляет философу инструменты для анализа самой структуры бытия. Атрибуты сущего (τὰ συμβεβηκότα τῷ ὄντι) — это именно эти противоположности: тождественное и иное, подобное и неподобное, равное и неравное. Следовательно, исследование единого — это не отклонение от науки о сущем, но её необходимая и центральная часть.»
Пояснение: Оуэнс показывает практическую, методологическую пользу этого тождества. Атрибуты сущего (которые будут рассмотрены в кн. IV и V) оказываются парными противоположностями, коренящимися в фундаментальной оппозиции «Единое — Многое». Таким образом, онтология и «генаология» (учение о первоначалах) у Аристотеля неразделимы.
Оригинальный древнегреческий текст (согласно стандартной нумерации Беккера)
[1003b 22] Τὸ αὐτὸ δὴ καὶ ἓν δηλοῦντι τῷ λόγῳ ἀκολουθεῖ ἀλλήλοις, ὥσπερ ἀρχὴ καὶ αἴτιον, ἀλλ» οὐχ ἓν δηλοῦντι· […] [1003b 33] ἀντιστοιχεῖ δ» ἀεὶ τῷ ὄντι τὸ ἕν. […] [1003b 34] Καθ» ἕκαστον γὰρ γένος τοῦ ὄντος τὸ ἓν ἐν ἑνί ἐστιν, […] [1004a 25] ὥστε δῆλον ὅτι καὶ τὰ ἓν ὅσαπερ τὰ ὄντα σημαίνει, καὶ τὸ τί ἐστιν αὐτῶν ὁμοίως ἕν.
[То, что обозначает одно и то же и [что] едино по logos’у, сопутствуют друг другу, как начало и причина, но не обозначают одно и то же. […] Единое всегда соответствует сущему. […] Ибо для каждого рода сущего единое имеется в одном [роде] […] так что очевидно, что и [значения] единого означают столько же, сколько и [значения] сущего, и суть их [также] подобным образом едина.]
[1004a 25] Συμβαίνει δὲ καὶ ὠφέλιμον εἶναι πρὸς τὴν μέθοδον τὸ ἅμα θεωρεῖν τό τε ὂν ᾗ ὂν καὶ τὸ ἓν ᾗ ἕν.
[Получается же и полезно для метода рассматривать вместе и сущее как сущее, и единое как единое.]
Разъяснения по пунктам.
[7] Соответствие видов (ἀντιστοιχεῖ): Аристотель вводит ключевое понятие антистрофии (ἀντιστοιχία) — взаимного соответствия, подобного соответствию букв в двух алфавитах. Это не простое равенство числа значений, а структурный изоморфизм. Каждому модусу бытия (бытие-как-сущность, бытие-как-качество, бытие-как-количество и т.д.) соответствует свой специфический модус единства:
Единство сущности — это индивидуальность, неделимость на форму и материю в акте бытия.
Единство качества — это однородность, тождественность себе по свойству.
Единство количества — это непрерывность (для величин) или равенство (для множеств).
Таким образом, учение о едином (и, следовательно, о многом) становится органической частью онтологии. (См. Arist. Met. IV.2, 1003b33—1004a2; Ross, W. D. Aristotle’s Metaphysics. Vol. I. P. 256—257).
[8] Методологическая польза: Аристотель делает крайне важное методологическое заявление. Изучение сущего и единого вместе (ἅμα) полезно не случайно, а для метода (πρὸς τὴν μέθοδον), то есть для правильного построения самой науки. Почему?
Экономия мышления: Исследование одного автоматически проливает свет на другое. Поняв структуру единства качества, мы понимаем, что значит быть качеством.
Глубина анализа: Противоположности, коренящиеся в паре «единое-многое» (тождественное-иное, подобное-неподобное, равное-неравное), являются самыми общими атрибутами сущего (τὰ συμβεβηκότα τῷ ὄντι). Поэтому без их изучения онтология неполна.
Системность: Это позволяет построить единую, связную систему категорий, где каждая категория сущего имеет свой коррелят в категории единого. Это защищает учение от хаоса и фрагментарности. (См. Arist. Met. IV.2, 1004a25—31; Aubenque, P. Le problème de l’être chez Aristote. P. 183—185).
Доказательство тождества Единого и Сущего
Ведь это одно и то же, когда мы говорим: человек, сущий человек и человек; и удвоение в выражении: «он есть человек» означает не что иное, как простое: «он есть человек». Очевидно, что оба, существующее и единое, не разделены ни в становлении, ни в исчезновении. Так же обстоит дело и с Единым. Поэтому ясно, что дополнение здесь означает только одно и то же, и что Единое ничем не отличается от существующего.
Τὸ γὰρ ἄνθρωπος καὶ ὢν ἄνθρωπος καὶ εἷς ἄνθρωπος — ἕν τι σημαίνει, […] οὐδὲν γὰρ διαφέρει λέγειν ἄνθρωπον ἢ ὄντα ἄνθρωπον […] φανερὸν ὅτι οὐ χωρίζεται ἐν τῇ γενέσει καὶ φθορᾷ […] ὥστε φανερὸν ὅτι ἡ πρόσθεσις ἐν τούτοις τὸν αὐτὸν τρόπον ποιεῖ, καὶ ὅτι τὸ ἓν οὐδενὶ διαφέρει τοῦ ὄντος.
Комментарий Г. Боница (Über die Kategorien des Aristoteles, 1853):
Оригинал: «Aristoteles zeigt hier die innere Identität von Sein und Eins am sprachlichen Ausdruck. Die Hinzufügung von ’seiend’ oder ’eins’ zu einem Subjekt (z.B. ’ein Mensch’) bringt keine neue Bestimmung hinzu, sondern expliziert nur, was im Subjektbegriff bereits implizit enthalten ist. Ein Mensch ist immer schon ein seiender und ein einzelner Mensch. Die Begriffe sind wechselseitig implizit.»
Перевод: «Аристотель показывает здесь внутреннее тождество бытия и единого на языковом выражении. Добавление „сущий“ или „один“ к субъекту (например, „человек“) не вносит нового определения, но лишь эксплицирует то, что уже имплицитно содержится в субъектном понятии. Человек всегда уже есть сущий и единичный человек. Понятия взаимно имплицитны.»
Пояснение: Бониц обращает внимание на лингвистический аргумент Аристотеля. Язык отражает онтологическую структуру: бытие и единство не являются предикатами, которые что-то добавляют к сущности; они являются самими условиями возможности высказывания о чём-либо как о чём-то определённом.
Более того, сущность каждого из них не просто или Единое, а столь же малое или сущее
Ἔτι δ» ἡ οὐσία ἑκάστου ἑνός ἐστιν, καὶ οὐκ ἄλλο τί ἐστιν ἁπλῶς ἓν καὶ ὄν.
Комментарий Александра Афродисийского (древний комментатор):
Оригинал (др.-греч.): «Ὅτι οὐκ ἔστι παρὰ τὰ ὄντα ἕν τι κοινὸν κεχωρισμένον, ὥσπερ οὐδὲ τὸ ὂν αὐτό. ἀλλ» ὥσπερ τὸ ὂν ἐν τοῖς οὖσι λέγεται, οὕτω καὶ τὸ ἕν. διὸ καὶ ἡ οὐσία ἑκάστου, καθ» ἣν ἕκαστόν ἐστιν, ἕν ἐστιν.»
Перевод: «То, что нет некоего общего единого, отделённого от сущих [вещей], как не существует и самого-по-себе сущего. Но как сущее говорится в сущих, так и единое. Потому и сущность каждой [вещи], в силу которой каждая есть, едина.»
Пояснение: Александр даёт онтологическое истолкование: ни сущее, ни единое не являются самостоятельными сущностями (как, возможно, у Платона), существующими отдельно от конкретных вещей. Они существуют только в сущих вещах как их собственная сущность, делающая их чем-то одним и определённым.
Комментарий А. В. Кубицкого (перевод и комментарии «Метафизики», 1934):
«Аристотель здесь наносит удар по платоновско-пифагорейскому представлению о Едином и Сущем как о самостоятельных началах, существующих отдельно от чувственного мира. Его тезис означает: нет никакого „единого самого по себе“ (αὐτοέν), как нет и „сущего самого по себе“ (αὐτοόν). Единство и бытие — это не гипостазированные сущности, а неотъемлемые атрибуты каждой конкретной сущности (οὐσία), форма которой и придаёт вещи её единство и определённость бытия».
Оригинальный древнегреческий текст (согласно стандартной нумерации Беккера)
[1003b 26] Τὸ γὰρ ἄνθρωπος καὶ ὢν ἄνθρωπος καὶ εἷς ἄνθρωπος — ἕν τι σημαίνει, […] [1003b 30] οὐδὲν γὰρ διαφέρει λέγειν ἄνθρωπον ἢ ὄντα ἄνθρωπον […] [1003b 32] φανερὸν ὅτι οὐ χωρίζεται ἐν τῇ γενέσει καὶ φθορᾷ […] [1003b 33] ὥστε φανερὸν ὅτι ἡ πρόσθεσις ἐν τούτοις τὸν αὐτὸν τρόπον ποιεῖ, καὶ ὅτι τὸ ἓν οὐδενὶ διαφέρει τοῦ ὄντος.
[Ибо [выражения] «человек», «сущий человек» и «один человек» означают одно и то же, […] ведь ничем не отличается сказать «человек» или «сущий человек» […] очевидно, что они не разделяются в возникновении и уничтожении […] так что очевидно, что добавление в этих [случаях] производит тот же самый способ [выражения], и что единое ничем не отличается от сущего.]
[1003b 33] Ἔτι δ» ἡ οὐσία ἑκάστου ἑνός ἐστιν, καὶ οὐκ ἄλλο τί ἐστιν ἁπλῶς ἓν καὶ ὄν.
[Далее, сущность каждой [вещи] едина, и нет чего-то иного, что было бы [просто] единым и сущим.]
Разъяснения по пунктам.
[9] Логико-лингвистическое доказательство тождества: Аристотель приводит несколько доводов:
Семантический аргумент: Выражения «человек» (ἄνθρωπος), «сущий человек» (ὢν ἄνθρωπος) и «один человек» (εἷς ἄνθρωπος) обозначают одно и то же (ἕν τι σημαίνει). Добавление «сущий» или «один» не вносит новой информации, а лишь делает эксплицитной ту бытийную и единящую функцию, которая уже имплицитно присутствует в понятии «человек» как определённой сущности.
Онтологический аргумент: Сущее и единое не разделяются (οὐ χωρίζεται) в процессах возникновения и уничтожения. Вещь не может возникнуть как сущее, но не как единое, или исчезнуть как единое, но остаться сущим. Их бытийный статус тождественен. Это доказывает, что мы имеем дело не с двумя разными сущностями, а с двумя аспектами одной и той же реальности.
[10] Критика отдельно существующего Единого и Сущего: Это culminatio — кульминация аргументации. Аристотель делает радикальный онтологический вывод:
Сущность каждой вещи едина (ἡ οὐσία ἑκάστου ἑνός ἐστιν): Подлинное единство вещи проистекает не из причастности к некому трансцендентному «Единому», а из её собственной формы, которая и есть её сущность (οὐσία). Форма делает вещь тем, что она есть, и тем самым делает её единой.
Нет «просто Единого» или «просто Сущего» (οὐκ ἄλλο τί ἐστιν ἁπλῶς ἓν καὶ ὄν): Это прямое отрицание платоновской теории идей. Единое и Сущее не являются самостоятельными сущностями (отдельными идеями), существующими помимо отдельных чувственных вещей. Они существуют только как атрибуты, модусы или функции конкретных сущностей.
Таким образом, тождество сущего и единого означает, что быть — значит быть чем-то одним, определённым, а быть одним — значит быть чем-то сущим, обладающим внутренней определённостью. Это фундаментальный принцип аристотелевской онтологии. (См. Arist. Met. IV.2, 1003b22—1004a9; Ross, W. D. Aristotle’s Metaphysics. Vol. I. P. 256—259; Aubenque, P. Le problème de l’être chez Aristote. P. 180—183).
Задача первой науки — исследование видов Единого (тождественного, подобного и т.д.).
11. Отсюда следует, что сущее имеет столько же видов, сколько и единое, и исследовать эти виды единого, например, тождественное, подобное и т. д., в соответствии с тем, что они собой представляют, — вот задача общей науки.
Ὥστε καθ᾿ ὅσας διαιρέσεις τοῦ ἑνός, τοσαύτας καὶ τοῦ ὄντος· […] Διὸ περὶ τούτων θεωρῆσαι ᾗ τοιαδὶ περὶ τοῦ ὄντος ᾗ ὂν θεωροῦντος ἐστὶν ἐπιστήμης ἑνός.
Комментарий Альберта Швеглера (Die Metaphysik des Aristoteles, 1847):
Оригинал: «Die Wissenschaft vom Seienden als Seienden erstreckt sich also notwendig auch auf alle diese Attribute, welche aus der Korrelation von Einem und Vielem fließen. Sie hat nicht nur die Substanz, sondern auch ihre notwendigen Begleiterscheinungen zu untersuchen: Identität und Verschiedenheit, Ähnlichkeit und Unähnlichkeit, Gleichheit und Ungleichheit, ja selbst die Gegensätze wie Ruhe und Bewegung.»
Перевод: «Таким образом, наука о сущем как о сущем необходимо распространяется и на все эти атрибуты, которые вытекают из корреляции Единого и Многого. Она должна исследовать не только субстанцию, но и её необходимые сопутствующие явления: тождество и различие, подобие и неподобие, равенство и неравенство, да даже сами противоположности, как покой и движение.»
Пояснение: Швеглер показывает, как из фундаментального тождества вытекает широта предметного поля первой философии. Она не ограничивается сухим изучением «бытия», но охватывает весь спектр самых общих определений сущего, коренящихся в его структуре.
12. Почти все противоположности сводятся к этому принципу [Единое и его противоположность], о чем достаточно сказать в наших замечаниях в «Выборе противоположностей».
σχεδὸν δὲ καὶ πᾶσαι αἱ ἀντικείμεναι ἀναγωγαὶ εἰς ταύτην τὴν ἀρχήν εἰσιν· […] ἱκανῶς δὲ διωρίσθω ἡμῖν ἐν τῇ ἐκλογῇ τῶν ἐναντίων.
Комментарий В. И. Лосева (из работ о диалектике Аристотеля):
«Здесь Аристотель формулирует, возможно, самый глубокий диалектический принцип своей метафизики. Пара „единое — многое“ объявляется им архэ (ἀρχή), то есть первоначалом, к которому сводятся (ἀναγωγαί) почти все прочие противоположности. Тождественное и иное, подобное и неподобное, равное и неравное, покой и движение — все они суть модусы, проявления, конкретные виды фундаментального отношения между единством и множественностью. Таким образом, первая философия становится наукой о первоначалах и высших противоположностях всего сущего».
Комментарий Д. В. Бугая (из лекций по античной философии):
«Упоминание труда „Выбор противоположностей“ (ἐκλογὴ τῶν ἐναντίων) крайне важно. Оно указывает на то, что учение о противоположностях было у Аристотеля разработано не только в „Метафизике“, но и в специальном, возможно, более раннем сочинении, которое служило методологической базой. Это был своего словарь-классификатор основных философских понятий, построенный по принципу парных категорий. Констатация того, что все они сводятся к единому-многому, является итогом этой классификационной работы и окончательным обоснованием единства самой науки метафизики».
Оригинальный древнегреческий текст (согласно стандартной нумерации Беккера).
[1004a 25] Ὥστε καθ᾿ ὅσας διαιρέσεις τοῦ ἑνός, τοσαύτας καὶ τοῦ ὄντος· […] [1004b 10] Διὸ περὶ τούτων θεωρῆσαι ᾗ τοιαδὶ περὶ τοῦ ὄντος ᾗ ὂν θεωροῦντος ἐστὶν ἐπιστήμης ἑνός.
[Таким образом, на сколько [есть] разделений единого, на столько же и сущего; […] Поэтому исследовать эти [вещи] — поскольку они таковы — [дело] одной науки с тем, кто рассматривает сущее как сущее.]
[1004b 27] σχεδὸν δὲ καὶ πᾶσαι αἱ ἀντικείμεναι ἀναγωγαὶ εἰς ταύτην τὴν ἀρχήν εἰσιν· […] [1005a 2] ἱκανῶς δὲ διωρίσθω ἡμῖν ἐν τῇ ἐκλογῇ τῶν ἐναντίων.
[Пожалуй, и все противоположности сводятся к этому началу; […] Но достаточно пусть будет разграничено у нас в «Выборе противоположностей». ]
Разъяснения по пунктам.
[11] Предметная область первой науки: Этот пункт является прямым следствием из доказанного тождества. Поскольку:
Сущее и единое тождественны по природе.
Их виды находятся в отношении взаимного соответствия (ἀντιστοιχεῖ).
Следовательно, исследование видов единого есть неотъемлемая часть исследования сущего как такового.
Поэтому первая философия обязана изучать такие «виды единого» (или, что то же самое, «атрибуты сущего» — τὰ συμβεβηκότα τῷ ὄντι), как:
Тождественное (ταὐτὸ) и Иное (θάτερον) — модусы единства и различия по сущности.
Подобное (ὅμοιον) и Неподобное (ἀνόμοιον) — модусы единства и различия по качеству.
Равное (ἴσον) и Неравное (ἄνισον) — модусы единства и различия по количеству
Это программное заявление для содержания последующих книг «Метафизики». (См. Arist. Met. IV.2, 1004a25-b10; Ross, W. D. Aristotle’s Metaphysics. Vol. I. P. 259—260).
[12] Принцип сведения противоположностей: Здесь Аристотель делает ещё более смелое заявление, выходящее за рамки онтологии в область общей методологии познания. Он утверждает, что пара «Единое — Многое» является первоначалом (ἀρχή), к которому могут быть сведены (ἀναγωγαί) почти все остальные противоположности.
Это означает, что отношение единства и множественности является:
Наиболее фундаментальным и охватывающим все категории сущего.
Объяснительным принципом для других пар: например, «покой» можно понять, как единство и тождественность себе во времени, а «движение» — как множественность и инаковость состояний.
Основой для систематизации всего философского знания, что и было проделано в утраченном труде «Выбор противоположностей» (ἐκλογὴ τῶν ἐναντίων). Этот труд, вероятно, был своего рода таблицей категорий, показывающей их взаимосвязь и иерархию.
Таким образом, глава завершается grand conclusion: первая философия — это не только наука о сущем как сущем, но и наука о первых началах и высших противоположностях, коренящихся в диалектике Единого и Многого. (См. Arist. Met. IV.2, 1004b27—1005a2; Reale, G. The Concept of First Philosophy and the Unity of the Metaphysics of Aristotle. P. 95—100).
Философия, как и математика, имеет свои части (первая и вторая философия)
Поскольку существует множество частей философии, соответствующих различным родам сущего [12], то с необходимостью должна существовать первая философия и следующая за ней вторая. Ведь «единое» и «сущее» сразу же разделяются на различные роды [13], и поэтому науки должны следовать этому разделению. Таким же образом обстоит дело и с математикой: она также имеет свои части, и существует некая первая математическая наука, и вторая, и последующие за ними.
Комментарии.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler), «Die Metaphysik des Aristoteles» (1847–1848):
«So viele Arten des Seins, so viele Theile der Philosophie. Die Philosophie zerfällt also in so viele besondere Wissenschaften, als es Gattungen des Seienden giebt. Und da die Gattungen in einer gewissen Ordnung und Stufenfolge stehen, so muss es auch eine erste und eine zweite Philosophie u.s.w. geben.»
Перевод: «Сколько видов сущего, столько и частей философии. Таким образом, философия распадается на столько отдельных наук, сколько существует родов сущего. И поскольку эти роды находятся в определённом порядке и последовательности, то должна существовать и первая, и вторая философия, и так далее.»
Комментарий: Швеглер акцентирует онтологический принцип классификации: структура бытия (роды сущего) непосредственно определяет структуру науки о нём (философии). Иерархия в бытии влечёт за собой иерархию в познании.
Владислав Татаркевич (Władysław Tatarkiewicz), «History of Philosophy»:
«Metaphysics is the science of being qua being… But being is not a genus, and so it is not the subject of one science. Aristotle therefore distinguishes as many branches of philosophy as there are kinds of being.»
Перевод: «Метафизика — это наука о сущем как таковом… Но сущее не есть род, и поэтому оно не является предметом одной науки. Следовательно, Аристотель выделяет столько разделов философии, сколько существует видов сущего.»
Комментарий: Татаркевич указывает на ключевую апорию, которую разрешает Аристотель: сущее не является единым родом (как, например, «животное»), а потому не может быть предметом одной-единственной науки. Решение — в разделении философии на части по аналогии с родами.
Алексей Фёдорович Лосев:
В своих комментариях к «Метафизике» Лосев подчёркивает, что учение Аристотеля о частях философии вытекает из его диалектики единого и многого. «Единое» (τὸ ἕν) и «Сущее» (τὸ ὄν) являются взаимопереходящими и взаимнообусловливающими началами. Их расчленение на роды (γένη) есть необходимое условие для возможности научного знания, которое всегда имеет дело с определённым родом предметов. Таким образом, первая философия — это наука о первом роде сущего, о сущности (οὐσία) как таковой, в то время как вторая философия (физика) изучает сущее в его становлении и движении.
Дмитрий Владимирович Бугай:
В работе «Проблема начала науки у Аристотеля» Бугай отмечает, что аналогия с математикой здесь не случайна. Математика для Аристотеля — образец строгой, доказательной науки (ἐπιστήμη). Утверждая, что философия устроена так же, как и математика, Стагирит обосновывает право метафизики на статус строгой науки со своей собственной, чётко определённой предметной областью и иерархией частей. Это противопоставление диффузному и всеобъемлющему пониманию мудрости у досократиков.
Оригинальный текст на древнегреческом и филологический комментарий
Ἐπεὶ δὲ καθ᾽ αὑτὸ τὸ ὂν καὶ τὸ ἓν λέγεται, τῶν μὲν δὴ ἄλλων ἀφωρισμένων τινῶν ὄντων (οἷον ἀριθμὸς καὶ γραμμὴ καὶ πῦρ), σκεπτέον περὶ αὐτοῦ λέγοντας τί ἐστιν, εἴπερ ἐστὶν ἡ φιλοσοφία περὶ τοῦ ὄντος ᾗ ὄν. [11] ἀλλὰ μὴν εἰπερ ἐστὶ γένη τὰ ὄντα καὶ τὸ ἓν (ὥσπερ καὶ ἀριθμὸς καὶ γραμμὴ καὶ πῦρ), ἀνάγκη εἶναι πρώτην τινα φιλοσοφίαν καὶ δευτέραν, καὶ τοσαύτας ὅσαι αἱ οὐσίαι. [12] ἐπεὶ γὰρ τὸ ἓν λέγεται πολλαχῶς, ἀνάγκη καὶ τὰ γένη ἀκολουθεῖν τοῖς εἴδεσιν· διὸ καὶ ἐπιστῆμαι τοσαῦται ἔσονται ὅσαι αἱ οὐσίαι.
Комментарий:
[12] «…ἀνάγκη εἶναι πρώτην τινα φιλοσοφίαν καὶ δευτέραν…» («…с необходимостью должна существовать некая первая философия и вторая…»)
«πρώτην… φιλοσοφίαν» — здесь впервые в тексте «Метафизики» явным образом вводится термин «первая философия», который впоследствии станет синонимом метафизики как науки о неподвижных и неизменных сущностях, существующих отдельно от материи. Противопоставляется «δευτέρα» — второй философии, которой является физика, изучающая сущее, способное к движению (τὰ κινούμενα). (См.: Aristot. Metaph. 1026a16–19; 1064a28–b3).
[13] «…ἐπεὶ γὰρ τὸ ἓν λέγεται πολλαχῶς…» («…поскольку «единое» говорится во многих смыслах…»)
Это отсылка к фундаментальному для Аристотеля принципу πρὸς ἓν λέγεσθαι (высказываться относительно одного) или ὁμωνυμία (омонимии). «Сущее» и «Единое» не являются унивокальными понятиями (имеющими один смысл), но и не омонимичны (совершенно разные). Они — «ἁπλῶς» (просто, безоговорочно) применимы к первичной сущности (οὐσία), а ко всему остальному (качествам, количествам и т.д.) — лишь производным образом, через отнесение к этой сущности. Поэтому роды сущего (γένη) и соответствующие им науки выстраиваются в иерархию, отражающую эту смысловую связь с первичным. (См.: Aristot. Metaph. 1003a33–b5; 1053b10–15).
Одна наука изучает противоположности, отрицание и лишение
Одна наука должна исследовать противоположности. А поскольку противоположностью Единому является Многое, то исследование и этой противоположности также принадлежит одной науке. [13] И той же самой науке надлежит изучать отрицание и лишение, ибо в обоих случаях мы имеем дело с чем-то одним: в первом случае — с тем, что отрицается, а во втором — с тем субъектом, которому что-то недостаёт. [Изучается] именно простое лишение, которое утверждается на том основании, что некое свойство [14] отсутствует у определённой вещи или даже у целого рода. При этом в отрицании «Единое» (или утверждаемое) прямо противопоставляется его отрицанию (ведь отрицание чего-либо и есть отсутствие этого чего-либо). В случае же лишения, напротив, присутствует некая underlying substrate (ὑποκείμενον), некая природа, о которой и сказывается лишённость [15].
Комментарии.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler), «Die Metaphysik des Aristoteles» (1847–1848):
«Die Wissenschaft vom Seenden als solchem muss auch von den dem Sein entgegengesetzten Bestimmungen handeln, also vom Nichtseienden, und zwar sowohl von der privation als der negation. Beide setzen ein Substrat voraus, von dem sie ausgesagt werden…»
Перевод: «Наука о сущем как таковом должна также заниматься противоположными сущему определениями, то есть не-сущим, причём как лишением (privation), так и отрицанием (negation). Оба [понятия] предполагают некий лежащий в основе субстрат (Substrat), о котором они высказываются…»
Комментарий: Швеглер точно улавливает онтологический смысл аргумента Аристотеля: не-сущее (τὸ μὴ ὄν) не существует само по себе, а всегда является отрицанием или лишением чего-то сущего. Поэтому наука о сущем должна охватывать и его противоположность.
Джозеф Оуэнс (Joseph Owens), «The Doctrine of Being in the Aristotelian Metaphysics»:
«The study of negation and privation belongs to the same science that studies the positive. For they both imply a reference to one and the same nature. In the case of negation, the reference is to the thing denied. In privation, it is to the subject in which the privation is found.»
Перевод: «Изучение отрицания и лишения принадлежит той же науке, что изучает положительное [начало]. Ибо оба они подразумевают отсылку к одной и той же природе. В случае отрицания отсылка идёт к отрицаемой вещи. В случае лишения — к субъекту, в котором обнаруживается лишённость.»
Комментарий: Оуэнс проясняет логику Аристотеля, показывая, что единство науки обеспечивается не самими по себе отрицанием и лишением, а их отнесённостью к чему-то единому и положительному (сущему), которое является их фундаментом и условием возможности.
Алексей Фёдорович Лосев:
Лосев, комментируя этот отрывок, видит в нём проявление диалектического метода Аристотеля. Философ не отбрасывает противоположность, а включает её в сферу исследования первой философии, поскольку истинное познание вещи возможно только через понимание её во всей полноте её определений, включая то, чем она не является. Лишение (στέρησις) понимается им не как чистое ничто, а как активный принцип отсутствия надлежащей формы в определённом субстрате (например, слепота как лишение зрения у живого существа, а не у камня). Это онтологическая категория, а не просто логическая.
Дмитрий Владимирович Бугай:
Бугай акцентирует различие, которое проводит Аристотель между логическим оператором отрицания (ἀπόφασις) и онтологической категорией лишения (στέρησις). Отрицание («Сократ не бледный») относится к сфере высказываний и может быть применено к чему угодно. Лишение же («Сократ слеп») всегда implies наличие определённого субъекта, который по своей природе должен обладать данным свойством, но лишён его. Именно потому, что и то, и другое отсылает нас к чему-то сущему (к субъекту высказывания или к субстрату), их изучение входит в компетенцию науки о сущем.
Оригинальный текст на древнегреческом и филологический комментарий
ἓν δὲ γένος εἶναι συμβαίνει τὸ τῶν ἀντικειμένων, καὶ ταῦτα ἐπιστήμης μιᾶς θεωρητέα πάντα, [13] τῇ αὐτῇ δὲ καὶ τὰς ἀποφάσεις (ἀεὶ γὰρ περὶ ἐκεῖνό ἐστιν οὗ ἡ ἀπόφασις· ἡ μὲν γὰρ τοῦ ἑνὸς ἀπόφασις ἢ περὶ τὸ ἓν σκεπτέον, ὅτι περὶ ἓν τι γένος ἡ σκέψις καὶ μία τίς ἐστιν ἐπιστήμη παντὸς γένους), [14] ἔστι δ» ἡ στέρησις ἀπόφασίς τις ἀπὸ τινὸς ὡρισμένου γένους (διὸ τῆς αὐτῆς πάντων ἐστὶ θεωρῆσαι, καὶ τῶν ἀντικειμένων, εἴτε ᾗ ἀντίθεσις εἴτε ᾗ στέρησις ἢ ἀπόφασις λέγεται) · [15] ἐν μὲν γὰρ τῇ ἀποφάσει ἀντίκειται αὐτὸ ἀπλῶς, οἷον τὸ μὴ εἶναι λευκὸν τῷ εἶναι λευκόν, ἐν δὲ τῇ στερήσει περὶ ὃ λέγεται ἡ στέρησις ὑπάρχει τις φύσις, ἀφ» ἧς λέγεται ἡ στέρησις.
Комментарий:
[13] «…ἡ μὲν γὰρ τοῦ ἑνὸς ἀπόφασις… περὶ ἓν τι γένος…» («…ибо отрицание единого… относится к некоему одному роду…»)
Ключевой аргумент Аристотеля: отрицание всегда является отрицанием чего-то определённого (περὶ ἐκεῖνό ἐστιν). Отрицание «не-единое» осмысленно только потому, что есть положительное понятие «единое». Таким образом, наука, изучающая «единое» (как атрибут сущего), по праву должна изучать и его отрицание, так как оно полностью зависит от своего положительного коррелята. (См.: Aristot. Metaph. 1004a12–16).
[14] «…ἡ στέρησις ἀπόφασίς τις ἀπὸ τινὸς ὡρισμένου γένους…» («…лишение есть некое отрицание от некоего определённого рода…»)
Здесь Аристотель даёт точное определение лишения (στέρησις), отличая его от простого логического отрицания (ἀπόφασις). Лишение — это не просто отрицание, а отрицание от определённого рода (ἀπὸ τινὸς ὡρισμένου γένους). То есть, оно предполагает, что у субъекта отсутствует свойство, которое естественно для него иметь (напр., «слепота» — это лишение зрения у животного, но не у растения или камня). (См.: Aristot. Metaph. 1004a13–15; Cat. 12a26–35).
[15] «…ἐν δὲ τῇ στερήσει περὶ ὃ λέγεται ἡ στέρησις ὑπάρχει τις φύσις…» («…в лишении же [есть] некая природа, о которой говорится лишённость…»)
Это прямое указание на ὑποκείμενον (substrate, подлежащее). В случае лишения мы всегда имеем дело с некой сущностью (φύσις), которая служит основой для атрибуции лишённости. Это онтологизирует понятие лишения, делая его не просто логическим, а категорией бытия. Противопоставление «природа / отсутствие природы» является предметом изучения первой философии. (См.: Aristot. Metaph. 1004b24–27).
Все противоположности сводятся к отношению Единого и Многого
Одна наука должна исследовать противоположности. А поскольку противоположностью Единому является Многое, то исследование и этой противоположности также принадлежит одной науке. [13] И той же самой науке надлежит изучать отрицание и лишение, ибо в обоих случаях мы имеем дело с чем-то одним: в первом случае — с тем, что отрицается, а во втором — с тем субъектом, которому что-то недостаёт. [Изучается] именно простое лишение, которое утверждается на том основании, что некое свойство [14] отсутствует у определённой вещи или даже у целого рода. При этом в отрицании «Единое» (или утверждаемое) прямо противопоставляется его отрицанию (ведь отрицание чего-либо и есть отсутствие этого чего-либо). В случае же лишения, напротив, присутствует некая underlying substrate (ὑποκείμενον), некая природа, о которой и сказывается лишённость [15].
Комментарии.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler), «Die Metaphysik des Aristoteles» (1847–1848):
«Die Wissenschaft vom Seenden als solchem muss auch von den dem Sein entgegengesetzten Bestimmungen handeln, also vom Nichtseienden, und zwar sowohl von der privation als der negation. Beide setzen ein Substrat voraus, von dem sie ausgesagt werden…»
Перевод: «Наука о сущем как таковом должна также заниматься противоположными сущему определениями, то есть не-сущим, причём как лишением (privation), так и отрицанием (negation). Оба [понятия] предполагают некий лежащий в основе субстрат (Substrat), о котором они высказываются…»
Комментарий: Швеглер точно улавливает онтологический смысл аргумента Аристотеля: не-сущее (τὸ μὴ ὄν) не существует само по себе, а всегда является отрицанием или лишением чего-то сущего. Поэтому наука о сущем должна охватывать и его противоположность.
Джозеф Оуэнс (Joseph Owens), «The Doctrine of Being in the Aristotelian Metaphysics»:
«The study of negation and privation belongs to the same science that studies the positive. For they both imply a reference to one and the same nature. In the case of negation, the reference is to the thing denied. In privation, it is to the subject in which the privation is found.»
Перевод: «Изучение отрицания и лишения принадлежит той же науке, что изучает положительное [начало]. Ибо оба они подразумевают отсылку к одной и той же природе. В случае отрицания отсылка идёт к отрицаемой вещи. В случае лишения — к субъекту, в котором обнаруживается лишённость.»
Комментарий: Оуэнс проясняет логику Аристотеля, показывая, что единство науки обеспечивается не самими по себе отрицанием и лишением, а их отнесённостью к чему-то единому и положительному (сущему), которое является их фундаментом и условием возможности.
Алексей Фёдорович Лосев:
Лосев, комментируя этот отрывок, видит в нём проявление диалектического метода Аристотеля. Философ не отбрасывает противоположность, а включает её в сферу исследования первой философии, поскольку истинное познание вещи возможно только через понимание её во всей полноте её определений, включая то, чем она не является. Лишение (στέρησις) понимается им не как чистое ничто, а как активный принцип отсутствия надлежащей формы в определённом субстрате (например, слепота как лишение зрения у живого существа, а не у камня). Это онтологическая категория, а не просто логическая.
Дмитрий Владимирович Бугай:
Бугай акцентирует различие, которое проводит Аристотель между логическим оператором отрицания (ἀπόφασις) и онтологической категорией лишения (στέρησις). Отрицание («Сократ не бледный») относится к сфере высказываний и может быть применено к чему угодно. Лишение же («Сократ слеп») всегда implies наличие определённого субъекта, который по своей природе должен обладать данным свойством, но лишён его. Именно потому, что и то, и другое отсылает нас к чему-то сущему (к субъекту высказывания или к субстрату), их изучение входит в компетенцию науки о сущем.
Оригинальный текст на древнегреческом и филологический комментарий
ἓν δὲ γένος εἶναι συμβαίνει τὸ τῶν ἀντικειμένων, καὶ ταῦτα ἐπιστήμης μιᾶς θεωρητέα πάντα, [13] τῇ αὐτῇ δὲ καὶ τὰς ἀποφάσεις (ἀεὶ γὰρ περὶ ἐκεῖνό ἐστιν οὗ ἡ ἀπόφασις· ἡ μὲν γὰρ τοῦ ἑνὸς ἀπόφασις ἢ περὶ τὸ ἓν σκεπτέον, ὅτι περὶ ἓν τι γένος ἡ σκέψις καὶ μία τίς ἐστιν ἐπιστήμη παντὸς γένους), [14] ἔστι δ» ἡ στέρησις ἀπόφασίς τις ἀπὸ τινὸς ὡρισμένου γένους (διὸ τῆς αὐτῆς πάντων ἐστὶ θεωρῆσαι, καὶ τῶν ἀντικειμένων, εἴτε ᾗ ἀντίθεσις εἴτε ᾗ στέρησις ἢ ἀπόφασις λέγεται) · [15] ἐν μὲν γὰρ τῇ ἀποφάσει ἀντίκειται αὐτὸ ἀπλῶς, οἷον τὸ μὴ εἶναι λευκὸν τῷ εἶναι λευκόν, ἐν δὲ τῇ στερήσει περὶ ὃ λέγεται ἡ στέρησις ὑπάρχει τις φύσις, ἀφ» ἧς λέγεται ἡ στέρησις.
Комментарий:
[13] «…ἡ μὲν γὰρ τοῦ ἑνὸς ἀπόφασις… περὶ ἓν τι γένος…» («…ибо отрицание единого… относится к некоему одному роду…»)
Ключевой аргумент Аристотеля: отрицание всегда является отрицанием чего-то определённого (περὶ ἐκεῖνό ἐστιν). Отрицание «не-единое» осмысленно только потому, что есть положительное понятие «единое». Таким образом, наука, изучающая «единое» (как атрибут сущего), по праву должна изучать и его отрицание, так как оно полностью зависит от своего положительного коррелята. (См.: Aristot. Metaph. 1004a12–16).
[14] «…ἡ στέρησις ἀπόφασίς τις ἀπὸ τινὸς ὡρισμένου γένους…» («…лишение есть некое отрицание от некоего определённого рода…»)
Здесь Аристотель даёт точное определение лишения (στέρησις), отличая его от простого логического отрицания (ἀπόφασις). Лишение — это не просто отрицание, а отрицание от определённого рода (ἀπὸ τινὸς ὡρισμένου γένους). То есть, оно предполагает, что у субъекта отсутствует свойство, которое естественно для него иметь (напр., «слепота» — это лишение зрения у животного, но не у растения или камня). (См.: Aristot. Metaph. 1004a13–15; Cat. 12a26–35).
[15] «…ἐν δὲ τῇ στερήσει περὶ ὃ λέγεται ἡ στέρησις ὑπάρχει τις φύσις…» («…в лишении же [есть] некая природа, о которой говорится лишённость…»)
Это прямое указание на ὑποκείμενον (substrate, подлежащее). В случае лишения мы всегда имеем дело с некой сущностью (φύσις), которая служит основой для атрибуции лишённости. Это онтологизирует понятие лишения, делая его не просто логическим, а категорией бытия. Противопоставление «природа / отсутствие природы» является предметом изучения первой философии. (См.: Aristot. Metaph. 1004b24–27).
Все противоположности сводятся к отношению Единого и Многого.
Но множество противостоит единому, так что то, что противостоит упомянутым понятиям, другое, несходное и непохожее, и все остальное, что говорится в связи с этими понятиями или со множеством и единым, также принадлежит данной науке. Сюда же относится и противопоставление: ведь противопоставление [16] — это различие, а различие — это инаковость.
Отредактированный текст Аристотеля (Метафизика, Кн. 4, Гл. 2)
Все противоположности так или иначе сводятся к началам Единого и Многого.
Поскольку Многое противопоставлено Единому, то [изучению той же науки подлежит] и всё то, что противопоставлено упомянутым [понятиям], — а именно Иное, Несходное, Неподобное, — а также все прочие [категории], которые определяются через отношение к этим понятиям или через отношение ко Многому и Единому. [К ведению этой науки относится] и противопоставление как таковое, ибо противопоставление [16] есть вид различия, различие же есть вид инаковости.
Комментарии.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler), «Die Metaphysik des Aristotelles» (1847–1848):
«Alle Gegensätze lassen sich auf die Einheit und Vielheit zurückführen… Daher muss die Wissenschaft, welche das Eine und Viele, d.h. das Seiende als solches untersucht, auch alle diese Gegensätze in ihre Betrachtung ziehen.»
Перевод: «Все противоположности могут быть сведены к единству и множественности… Следовательно, наука, которая исследует Единое и Многое, то есть сущее как таковое, должна также включать в своё рассмотрение и все эти противоположности.»
Комментарий: Швеглер выделяет главный тезис Аристотеля: Единое и Многое выступают архимедовой точкой для всей системы противоположностей. Поэтому наука, изучающая эти первоначала (archai), по праву является наукой обо всех производных от них противоположных понятиях.
Вернер Йегер (Werner Jaeger), «Aristotle: Fundamentals of the History of His Development»:
«The reduction of all opposites to the One and the Many is a clear inheritance from Platonism. Aristotle systematizes this approach, making it the structural principle for delineating the domain of first philosophy.»
Перевод: «Сведение всех противоположностей к Единому и Многому является явным наследием платонизма. Аристотель систематизирует этот подход, делая его структурным принципом для разграничения сферы компетенции первой философии.»
Комментарий: Йегер указывает на историко-философский контекст, подчёркивая платоновские корни этой идеи (например, диалог «Филеб»). Однако Аристотель не просто заимствует её, а даёт ей строгое методологическое обоснование в рамках своей собственной системы.
Алексей Фёдорович Лосев:
В своих трудах Лосев, глубоко исследовавший античную диалектику, подчёркивает, что сведение противоположностей к Единому и Многому есть акт высшего философского обобщения. Для Аристотеля, по мнению Лосева, это не просто логическая операция, а обнаружение самой структуры бытия, которое является ареной борьбы и единства этих первоначал. Понятия «Иное» (ἕτερον), «Несходное» (ἀνόμοιον) и «Неподобное» (ἀνόμοιον) — это не произвольные синонимы, а различные модусы проявления фундаментального отношения Единого и Многого в конкретных вещах и категориях.
Татьяна Васильевна Васильева:
В работе «Комментарии к курсу истории греческой философии» Васильева обращает внимание на логическую строгость заключительной фразы фрагмента. Аристотель выстраивает родо-видовую цепочку: противопоставление (ἀντίθεσις) → различие (διαφορά) → инаковость (ἑτερότης). Это показывает, что все формы opposites не разрознены, а связаны в единую иерархическую систему, восходящую к самым общим принципам. Задача первой философии — изучать именно эти верховные принципы и их непосредственные проявления.
Оригинальный текст на древнегреческом и филологический комментарий
ἀντίκειται δὲ τῷ ἑνὶ τὸ πλῆθος… ὥστε καὶ τὰ ἀντικείμενα τοῖς εἰρημένοις, ἕτερον καὶ ἀνόμοιον καὶ ἄνισον, καὶ ὅσα ἄλλα λέγεται ἢ κατὰ ταῦτα ἢ κατὰ πλῆθος καὶ ἕν, [16] ἐνὸς ὄντος τοῦ ἐναντίου, καὶ ἡ ἀντίθεσις διαφορά τις, ἡ δὲ διαφορά ἑτερότης.
Комментарий:
[16] «…ἐνὸς ὄντος τοῦ ἐναντίου, καὶ ἡ ἀντίθεσις διαφορά τις…» («…поскольку противоположное есть нечто единое [по виду], и противопоставление есть [вид] различия…»)
Эта фраза содержит ключевой аргумент. Аристотель утверждает, что сама противоположность (ἐναντίον) как таковая является неким единством, определённой формой отношения. Это не хаос, а упорядоченная структура. Поэтому её можно сделать предметом научного изучения. Далее он проясняет логический статус этого отношения: противопоставление (ἀντίθεσις) — это не первичное понятие, а вид (τις — некий, некоторый) более широкого рода «различие» (διαφορά). (См.: Aristot. Metaph. 1004a17–20; 1055a38–b2).
Утверждение, что противоположность «едина» (ἑνὸς ὄντος), означает, что она представляет собой специфический и познаваемый тип связи между терминами, а не их простое механическое противостояние.
«…ἡ δὲ διαφορά ἑτερότης.» («…различие же есть инаковость.»)
Здесь Аристотель восходит к самому общему роду для всех этих понятий — ἑτερότης (инаковость, otherness). Это высшая категория, обозначающая любое отношение «иности». Таким образом, он выстраивает нисходящую цепь: Инаковость (самый широкий род) → Различие (частный случай инаковости) → Противопоставление (частный и наиболее резкий случай различия). Вся эта цепь укоренена в первоначалах Единого и Многого. (См.: Aristot. Metaph. 1054b23–30; Cat. 6a17–18).
Множественность значений понятий не мешает единству науки.
Все противоположности так или иначе сводятся к началам Единого и Многого.
Поскольку Многое противопоставлено Единому, то [изучению той же науки подлежит] и всё то, что противопоставлено упомянутым [понятиям], — а именно Иное, Несходное, Неподобное, — а также все прочие [категории], которые определяются через отношение к этим понятиям или через отношение ко Многому и Единому. [К ведению этой науки относится] и противопоставление как таковое, ибо противопоставление [16] есть вид различия, различие же есть вид инаковости.
Комментарии.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler), «Die Metaphysik des Aristotelles» (1847–1848):
«Alle Gegensätze lassen sich auf die Einheit und Vielheit zurückführen… Daher muss die Wissenschaft, welche das Eine und Viele, d.h. das Seiende als solches untersucht, auch alle diese Gegensätze in ihre Betrachtung ziehen.»
Перевод: «Все противоположности могут быть сведены к единству и множественности… Следовательно, наука, которая исследует Единое и Многое, то есть сущее как таковое, должна также включать в своё рассмотрение и все эти противоположности.»
Комментарий: Швеглер выделяет главный тезис Аристотеля: Единое и Многое выступают архимедовой точкой для всей системы противоположностей. Поэтому наука, изучающая эти первоначала (archai), по праву является наукой обо всех производных от них противоположных понятиях.
Вернер Йегер (Werner Jaeger), «Aristotle: Fundamentals of the History of His Development»:
«The reduction of all opposites to the One and the Many is a clear inheritance from Platonism. Aristotle systematizes this approach, making it the structural principle for delineating the domain of first philosophy.»
Перевод: «Сведение всех противоположностей к Единому и Многому является явным наследием платонизма. Аристотель систематизирует этот подход, делая его структурным принципом для разграничения сферы компетенции первой философии.»
Комментарий: Йегер указывает на историко-философский контекст, подчёркивая платоновские корни этой идеи (например, диалог «Филеб»). Однако Аристотель не просто заимствует её, а даёт ей строгое методологическое обоснование в рамках своей собственной системы.
Алексей Фёдорович Лосев:
В своих трудах Лосев, глубоко исследовавший античную диалектику, подчёркивает, что сведение противоположностей к Единому и Многому есть акт высшего философского обобщения. Для Аристотеля, по мнению Лосева, это не просто логическая операция, а обнаружение самой структуры бытия, которое является ареной борьбы и единства этих первоначал. Понятия «Иное» (ἕτερον), «Несходное» (ἀνόμοιον) и «Неподобное» (ἀνόμοιον) — это не произвольные синонимы, а различные модусы проявления фундаментального отношения Единого и Многого в конкретных вещах и категориях.
Татьяна Васильевна Васильева:
В работе «Комментарии к курсу истории греческой философии» Васильева обращает внимание на логическую строгость заключительной фразы фрагмента. Аристотель выстраивает родо-видовую цепочку: противопоставление (ἀντίθεσις) → различие (διαφορά) → инаковость (ἑτερότης). Это показывает, что все формы opposites не разрознены, а связаны в единую иерархическую систему, восходящую к самым общим принципам. Задача первой философии — изучать именно эти верховные принципы и их непосредственные проявления.
Оригинальный текст на древнегреческом и филологический комментарий
ἀντίκειται δὲ τῷ ἑνὶ τὸ πλῆθος… ὥστε καὶ τὰ ἀντικείμενα τοῖς εἰρημένοις, ἕτερον καὶ ἀνόμοιον καὶ ἄνισον, καὶ ὅσα ἄλλα λέγεται ἢ κατὰ ταῦτα ἢ κατὰ πλῆθος καὶ ἕν, [16] ἐνὸς ὄντος τοῦ ἐναντίου, καὶ ἡ ἀντίθεσις διαφορά τις, ἡ δὲ διαφορά ἑτερότης.
Комментарий:
[16] «…ἐνὸς ὄντος τοῦ ἐναντίου, καὶ ἡ ἀντίθεσις διαφορά τις…» («…поскольку противоположное есть нечто единое [по виду], и противопоставление есть [вид] различия…»)
Эта фраза содержит ключевой аргумент. Аристотель утверждает, что сама противоположность (ἐναντίον) как таковая является неким единством, определённой формой отношения. Это не хаос, а упорядоченная структура. Поэтому её можно сделать предметом научного изучения. Далее он проясняет логический статус этого отношения: противопоставление (ἀντίθεσις) — это не первичное понятие, а вид (τις — некий, некоторый) более широкого рода «различие» (διαφορά). (См.: Aristot. Metaph. 1004a17–20; 1055a38–b2).
Утверждение, что противоположность «едина» (ἑνὸς ὄντος), означает, что она представляет собой специфический и познаваемый тип связи между терминами, а не их простое механическое противостояние.
«…ἡ δὲ διαφορά ἑτερότης.» («…различие же есть инаковость.»)
Здесь Аристотель восходит к самому общему роду для всех этих понятий — ἑτερότης (инаковость, otherness). Это высшая категория, обозначающая любое отношение «иности». Таким образом, он выстраивает нисходящую цепь: Инаковость (самый широкий род) → Различие (частный случай инаковости) → Противопоставление (частный и наиболее резкий случай различия). Вся эта цепь укоренена в первоначалах Единого и Многого. (См.: Aristot. Metaph. 1054b23–30; Cat. 6a17–18).
Множественность значений понятий не мешает единству науки
И вот, поскольку Единое выражается во множестве значений, то и упомянутые понятия будут выражаться во множестве: тем не менее все они принадлежат к одной науке: ведь понятия принадлежат к разным наукам не тогда, когда они используются в разных значениях, а когда они не подпадают под более высокое понятие [17] и не относятся к Единому и Тому же.
Отредактированный текст Аристотеля (Метафизика, Кн. 4, Гл. 2)
Итак, поскольку «Единое» имеет множество значений, то и все связанные с ним термины («Многое», «Иное», «Несходное» и пр.) также будут иметь множество значений. Однако [из этого не следует, что ими должны заниматься разные науки]; напротив, все они относятся к ведению одной и той же науки. Ведь основанием для разделения наук является не то, что их ключевые понятия полисемантичны [17] (то есть имеют множество значений), а то, что эти понятия не сводятся к одному, высшему роду и не отсылают к одной и той же природе.
Комментарии.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler), «Die Metaphysik des Aristoteles» (1847–1848):
«Nicht die Homonymie der Principien trennt die Wissenschaften, sondern die Verschiedenheit der Gattungen, denen die Gegenstände angehören. So mag denn zwar der Begriff des Einen vielfach bedeutsam sein, aber weil alle diese Bedeutungen doch auf eine erste Bedeutung (die der Substanz) zurückweisen und eine Einheit der Analogie nach bilden, so sind sie Gegenstand einer und derselben Wissenschaft.»
Перевод: «Не омонимия принципов разделяет науки, а различие родов, к которым принадлежат предметы [изучения]. Таким образом, пусть понятие Единого и многозначно, но поскольку все эти значения отсылают к первому значению (значению сущности) и образуют единство по аналогии, то они являются предметом одной и той же науки.»
Комментарий: Швеглер точно схватывает суть аргумента Аристотеля. Критерий — не многозначность термина, а единство его референции. Если все значения термина связаны между собой (например, через отношение к первичному значению — πρὸς ἓν), то они образуют предмет единой науки.
Сэр Дэвид Росс (Sir David Ross), «Aristotle’s Metaphysics. A Revised Text with Introduction and Commentary»:
«A term may be used in several senses and yet be the subject of one science, provided that its various senses are related to one primary sense. Thus «healthy’ is used in many senses, but all with reference to health in a body. Similarly «being’ and «one’ have many senses, but all with reference to a primary kind of being, substance.»
Перевод: «Термин может использоваться в нескольких значениях и при этом быть предметом одной науки при условии, что его различные значения связаны с одним первичным значением. Так, „здоровый“ используется во многих смыслах, но все они отсылают к здоровью в теле. Подобным же образом „сущее“ и „единое“ имеют много значений, но все они отсылают к первичному виду сущего — сущности.»
Комментарий: Росс приводит классический пример аристотелевской «проса-энной омонимии» (πρὸς ἓν λεγόμενα), который проясняет мысль Стагирита. Науки определяются не словами, а онтологическими сферами. Если многозначное слово указывает на одну онтологическую сферу (как «здоровый» на медицину), то наука едина.
Алексей Фёдорович Лосев:
Лосев видит в этом пассаже глубокое методологическое открытие Аристотеля, позволяющее преодолеть релятивизм софистов. Многозначность понятий не ведёт к хаосу в познании, если установлена их системная связь. Первая философия возможна как универсальная наука именно потому, что все значения «сущего» и «единого» связаны с центральным значением — «сущностью» (οὐσία). Это не просто лингвистическое единство, а отражение объективной иерархии бытия, где всё существующее так или иначе относится к первичной сущности.
Михаил Николаевич Волков:
В своей статье «Принцип πρὸς ἓν и структура метафизики Аристотеля» (журнал «Вопросы философии») Волков подчёркивает, что Аристотель здесь формулирует важнейший критерий научности. Единство науки обеспечивается не формальным единством предмета, а единством аспекта рассмотрения. Метафизика рассматривает всё сущее под аспектом его существования и единства, а все значения этих терминов связаны между собой именно этим аспектом. Поэтому она едина, несмотря на то, что её предмет кажется необъятным.
ἐπεὶ οὖν τὸ ἓν λέγεται πολλαχῶς, καὶ ταῦτα πάντα λεχθήσεται πολλαχῶς· ὅμως δὲ πάντων ἐστὶ μιᾶς ἐπιστήμης θεωρῆσαι· οὐ γὰρ ὅταν λέγηται πολλαχῶς, ἑτέρας ἐπιστήμης ἐστὶ τῶν λεγομένων, ἀλλ» ὅταν μήτε πρὸς ἓν μήτε ἀπὸ μιᾶς φύσεως ὦσιν αἱ διαθέσεις. [17]
Комментарий:
[17] «…ὅταν μήτε πρὸς ἓν μήτε ἀπὸ μιᾶς φύσεως ὦσιν αἱ διαθέσεις.» («…а когда [значения] не отнесены к одному и тому же и не восходят к одной природе.»)
Это — формулировка негативного критерия разделения наук. Науки различаются, когда значения их ключевых терминов не связаны отношением πρὸς ἕν (отнесённостью к одному) и не происходят ἀπὸ μιᾶς φύσεως (от одной природы). Это два способа выразить одну и ту же мысль: значения могут быть объединены либо через внешнее отношение к единому референту (как «здоровое» относится к «здоровью»), либо через внутреннее, генетическое происхождение от единой сущности (φύσις). (См.: Aristot. Metaph. 1003b12–19).
Слово διαθέσεις (здесь переведено как «значения», букв. «расположения», «состояния») в данном контексте указывает на различные модусы, или способы, какими нечто может быть названо «единым» или «сущим».
Метод: сведение всех значений к первому в категории
Поскольку все [вторичные значения] отсылают к своему первому (например, всё, что называется «единым», отсылает к первичному единству), то и с такими понятиями, как «тождественное», «иное» [18] и прочими противоположностями, должно обстоять таким же образом. Следовательно, после того как мы выясним, какими различными способами выражается каждое из этих понятий, нам надлежит показать, каким образом каждое из них соотносится с первым значением в своей категории: ведь нечто называется так потому, что обладает этим первым [началом], другое — потому, что производит его, третье — по причине иных [19] подобных отношений.
Комментарии.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler), «Die Metaphysik des Aristoteles» (1847–1848):
«Die Methode also, welche diese Wissenschaft bei Behandlung ihrer vieldeutigen Grundbegriffe einzuschlagen hat, ist die, daß sie die verschiedenen Bedeutungen auf ihre erste und hauptsächlichste Bedeutung zurückführt… Alle abgeleiteten Bedeutungen werden durch ihre Beziehung auf diese erste Bedeutung verständlich und wissenschaftlich behandelbar.»
Перевод: «Метод, который должна применять эта наука при обработке своих многозначных основных понятий, состоит в том, чтобы сводить различные значения к их первому и главнейшему значению… Все производные значения становятся понятными и доступными для научного рассмотрения через их отношение к этому первому значению.»
Комментарий: Швеглер верно определяет это место в тексте как изложение метода первой философии. Аристотель предлагает не просто констатировать многозначность, а активно работать с ней, выстраивая иерархию значений вокруг центрального, πρὸς ἓν значения.
«For as the many significations of being are all reducible to substance, as the first of beings, so the many significations of the one are all reducible to the first one. And after the same manner we must reduce the many significations of the same, and other opposite conceptions, to the first in each genus.»
Перевод: «Ибо как многие значения сущего сводятся к сущности как первому из сущих, так и многие значения единого сводятся к первому единому. И таким же образом мы должны сводить многие значения тождественного, иного и других противоположных концепций к первому [значению] в каждом роде.»
Комментарий: Тейлор подчёркивает универсальность предлагаемого Аристотелем метода. Он применим не только к «сущему» и «единому», но и ко всей сети связанных с ними категориальных оппозиций («тождественное»/«иное» и т.д.). Это системный подход к построению науки.
Алексей Фёдорович Лосев:
Лосев видит в этом пассаже квинтэссенцию аристотелевского каузального анализа. Сведение к первому (τὸ πρῶτον) — это не просто лингвистическая процедура, а обнаружение причины, по которой все вещи называются одним и тем же именем. Аристотель намечает виды причинных отношений: формальное («обладает»), производящее («производит») и другие. Таким образом, метод первой философии оказывается тесно связанным с его учением о четырёх причинах, а сама метафизика предстаёт как наука о первых причинах и началах.
Пермский государственный университет, статья в «Вестнике ПГГПУ»:
В коллективной статье «Категория отношения в метафизике Аристотеля» авторы обращают внимание на то, что Аристотель не просто постулирует необходимость сведения к первому, но и предлагает его типологию ([19]: «обладает», «производит», «иные отношения»). Это прообраз будущих классификаций типов аналогии (например, analogia attributionis). Данный метод позволяет упорядочить всё semantic field понятия, превращая его из набора значений в строгую систему, отражающую структуру реальности.
Оригинальный текст на древнегреческом и филологический комментарий
ἐπεὶ δ» ἀναφέρεται πάντα πρὸς τὸ πρῶτον, οἷον ὅσα ἓν λέγεται πρὸς τὸ πρῶτον ἕν, νομιστέον ὁμοίως ἔχειν καὶ ἐπὶ τῶν αὐτῶν καὶ ἑτέρων [18] καὶ τῶν ἐναντίων. διὸ διαριθμησαμένοις ποσαχῶς ἕκαστον λέγεται, δεικτέον πῶς ἕκαστον ἀνάγεται πρὸς τὸ πρῶτον ἐν ἑκάστῃ κατηγορίᾳ· τὰ μὲν γὰρ τῷ ἔχειν, τὰ δὲ τῷ ποιεῖν, τὰ δ» ἄλλως [19] τὰ τοιαῦτα ἔχειν ἀνάγεται πρὸς ἐκεῖνο.
Комментарий:
[18] «…καὶ ἐπὶ τῶν αὐτῶν καὶ ἑτέρων…» («…и с такими понятиями, как «тождественное» и «иное»…»)
Аристотель расширяет сферу применения своего метода. Речь уже не только о «едином» и «сущем», но и о всей системе сопряжённых с ними категориальных противоположностей: τὰ αὐτὰ (тождественное) и ἕτερα (иное). Это подтверждает, что первая философия — это наука о всей системе фундаментальных категорий бытия, а не о чём-то одном. (См.: Aristot. Metaph. 1003b33–1004a2).
[19] «…τὰ δ» ἄλλως…» («…третье — опять-таки согласно другим…»)
Это указание на то, что отношения производности значений от первого начала многообразны. Аристотель не ограничивается двумя примерами («обладать» и «производить»), а оставляет метод открытым для иных типов связи. Это могут быть отношения цели, материала, а также более сложные виды аналогии. Важен не исчерпывающий список, а сам принцип сведения всех значений к некому первичному смыслу через установление конкретного типа отношения. (См.: Aristot. Metaph. 1004a25–31; Nic. Eth. 1096b26–28).
Подтверждение: решение апорий и право философа исследовать все
Таким образом, становится ясно, что именно этой науке — первой философии — принадлежит задача научного исследования всех этих понятий [20] (как «сущего» и «единого», так и их противоположностей), а также [изучения] сущности. Это и есть решение тех апорий (затруднений), которые были сформулированы ранее среди предварительных вопросов метафизики.
И действительно, именно философ по праву должен исследовать всё без изъятия. Ведь если не философу, то кому же ещё надлежит исследовать, тождественны ли Сократ и сидящий Сократ, является ли одно противоположностью другому, а также — что такое противоположность как таковая, сколькими значениями она выражается, и другие подобные вопросы?
Комментарии.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler), «Die Metaphysik des Aristoteles» (1847–1848):
«So löst sich denn die in den Aporien aufgeworfene Frage, welcher Wissenschaft die Untersuchung aller dieser Begriffe zukomme. Sie kommt der Philosophie zu, und zwar aus dem Grunde, weil sie es mit den ersten Principien zu thun hat, von denen alle diese Begriffe abhängen… Der Philosoph ist der Universalgelehrte, nicht dem Umfange, sondern der Principienfrage nach.»
Перевод: «Таким образом, разрешается вопрос, поставленный в апориях: какой науке принадлежит исследование всех этих понятий. Она принадлежит философии, и именно по той причине, что она имеет дело с первыми принципами, от которых зависят все эти понятия… Философ является универсальным учёным — не по объёму [знаний], а в силу [своей компетенции в вопросах] принципов.»
Комментарий: Швеглер верно указывает, что Аристотель здесь даёт прямой ответ на скептические апории о возможности единой науки о сущем. Ответ заключается в том, что эта наука возможна не как энциклопедия всех фактов, а как наука о первых началах, организующих всё многообразие реальности и понятий.
Вернер Йегер (Werner Jaeger), «Aristotle: Fundamentals of the History of His Development»:
«Aristotle here boldly claims universal competence for the philosopher. This is not the boast of a polymath but the logical conclusion from the definition of first philosophy as the science of the first principles and causes. Since these are implied in every department of reality, the philosopher has the right and the duty to inquire into the fundamental presuppositions of any and every subject.»
Перевод: «Аристотель здесь смело заявляет о универсальной компетенции философа. Это не хвастовство эрудита, а логический вывод из определения первой философии как науки о первых принципах и причинах. Поскольку они имплицитно присутствуют в каждом разделе реальности, философ имеет право и обязанность исследовать фундаментальные предпосылки любого и всякого предмета.»
Комментарий: Йегер подчёркивает, что универсализм первой философии имеет не количественный, а качественный характер. Философ исследует не все факты, но самые общие структуры (причины и принципы), которые делают возможными любые факты в любой области.
А. Ф. Лосев:
Лосев видит в этом пассаже утверждение верховенства философского знания над всеми другими. Конкретный пример с Сократом («Сократ» и «сидящий Сократ») — это отсылка к проблеме тождества и изменения, одной из фундаментальнейших онтологических апорий. Только философ, опирающийся на учение о категориях (сущность vs. свойство), может решить, является ли это различие онтологическим или лишь акцидентальным. Таким образом, философия выступает как «наука наук», не заменяя их, но обосновывая их исходные понятия.
В. П. Гайденко, «Научная рациональность и философский разум»:
В своих работах Гайденко обращает внимание на то, что Аристотель обосновывает метапредметный статус философии. Частные науки принимают свои предметы и методы как данность. Философия же ставит под вопрос сами эти исходные предпосылки любой науки: что такое тождество, различие, противоположность? Поэтому её право «исследовать всё» — это право на критическую рефлексию над основаниями любого знания. Это не вмешательство в компетенцию специалиста, а прояснение логико-онтологических условий возможности самой этой компетенции.
Оригинальный текст на древнегреческом и филологический комментарий
ὅτι μὲν οὖν τῆς αὐτῆς ἐπιστήμης καὶ τὸ εἶναι θεωρῆσαι καὶ τὰ εἰρημένα, καὶ ὅτι ταῦτα πάντ» ἀνάγεται πρὸς τὸ πρῶτον, δῆλον· [20] λύοιμεν δ» ἂν οὕτω τὰς ἀπορίας τὰς εἰωθυίας ἀπορεῖσθαι περὶ αὐτῶν· τοῦτο γὰρ ἦν τῶν μεταφυσικῶν ζητουμένων.
ἔστι δὲ τοῦ φιλοσόφου καὶ περὶ πάντων δύνασθαι θεωρεῖν. εἰ γὰρ μὴ τοῦ φιλοσόφου, τίς ἔσται ὁ ἐπισκεψάμενος εἰ ὁ αὐτὸς Σωκράτης καὶ Σωκράτης καθήμενος, ἢ ἑνὶ ἑν ἀντίκειται, ἢ τί ἐστιν ἀντίθεσις, ἢ ποσαχῶς λέγεται, καὶ τὰ ἄλλα τὰ τοιαῦτα;
Комментарий:
[20] «…δῆλον…» («…ясно…»)
Этим словом Аристотель подводит итог всему предшествующему сложному доказательству, длившемуся на протяжении всей главы. Он показал, что единство науки о сущем как таковом возможно благодаря отношению всех значений сущего к первому значению — сущности (πρὸς ἓν). Теперь это положение дел представляется не просто гипотезой, а доказанным и ясным (δῆλον) утверждением. (См.: Aristot. Metaph. 1004a31–34).
«…τὰς ἀπορίας τὰς εἰωθυίας ἀπορεῖσθαι περὶ αὐτῶν…» («…апорий, которые обычно возбуждались относительно них…»)
Аристотель прямо заявляет, что его рассуждение разрешает (λύοιμεν ἂν) традиционные затруднения. Речь идёт об апориях, изложенных в Книге 3 (Β) «Метафизики», в частности, о вопросе: «одной ли науке следует изучать все виды сущего?» (Аporia 1). Его ответ: да, одной, но не потому, что сущее — род, а потому, что все значения сущего отнесены к единому началу. (См.: Aristot. Metaph. 995b4–6, 996a18–b1).
«…εἰ ὁ αὐτὸς Σωκράτης καὶ Σωκράτης καθήμενος…» («…являются ли одним и тем же Сократ и сидящий Сократ…»)
Это классический пример, иллюстрирующий метафизический характер вопросов, которые должен решать философ. Вопрос касается тождества сущности (οὐσία — Сократ) и её акциденции (συμβεβηκός — сидящий). Частная наука (например, медицина) изучает тело Сократа, но не может решить, тождественен ли субъект своим случайным свойствам. Это фундаментальный онтологический вопрос, лежащий в основе любого познания. (См.: Aristot. Metaph. 1028a10–20; Cat. 1a24–b9).
[Предмет первой философии — свойства Сущего как такового (а не числа или огня)]
Так как упомянутые выше [21] термины суть фундаментальные определения, относящиеся к Единому, поскольку оно Единое, и к Сущему, поскольку оно Сущее, а не поскольку оно есть число, линия или огонь, то из этого следует, что задачей данной науки [первой философии] является исследование как смысла этих терминов, так и свойств, им присущих.
Комментарии.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler), «Die Metaphysik des Aristoteles» (1847–1848):
«Weil aber jene Begriffe (αἱ ἀρχαὶ καὶ αἱ αἰτίαι) die ersten Bestimmungen des Einen als Einen und des Seienden als Seienden sind, nicht insofern es Zahl oder Linie oder Feuer ist, so ergiebt sich, dass es Sache dieser Wissenschaft seyn müsse, sowohl das Was dieser Begriffe, als die ihnen zukommenden Eigenschaften zu erkennen.»
Перевод: «Но поскольку те понятия (начала и причины) являются первыми определениями Единого как Единого и Сущего как Сущего, а не поскольку оно есть число, линия или огонь, то из этого следует, что задачей этой науки должно быть познание как что есть [сущность] этих понятий, так и свойств, им принадлжащих.»
Комментарий: Швеглер акцентирует, что «упомянутые выше термины» — это именно «начала и причины» (αἱ ἀρχαὶ καὶ αἱ αἰτίαι), о которых Аристотель говорит в предыдущих главах. Он подчеркивает формально-логический аспект задачи первой философии: исследование quid sit (что есть?) этих начал.
Уильям Дэвид Росс (W. D. Ross), «Aristotle’s Metaphysics» (1924):
«The primary axioms and causes are per se attributes of being qua being and one qua one, not of being qua number or one qua fire. Therefore it is the work of this science to study their essence and their properties.»
Перевод: «Первые аксиомы и причины являются сами-по-себе-принадлежащими атрибутами сущего поскольку оно сущее, и единого поскольку оно единое, а не сущего поскольку оно число или единого поскольку оно огонь. Следовательно, задачей этой науки является изучение их сущности и их свойств.»
Комментарий: Росс, один из самых авторитетных современных редакторов и комментаторов «Метафизики», использует термин «первые аксиомы», указывая на связь этого пассажа с учением о началах доказательства, которые также являются предметом первой философии.
Алексей Фёдорович Лосев (Из комментариев к переводу «Метафизики»):
Лосев видит в этом отрывке ключевое методологическое указание. Он пишет, что здесь Аристотель окончательно отделяет свою первую философию а) от частных наук, которые берут сущее в каком-то определенном аспекте (число — арифметика, линии — геометрия, огонь — физика), и б) от платоновского понимания единого как числа и идеи. Задача онтологии — изучать самые общие предикаты (свойства), которые высказываются о любой вещи, как только она является сущим, то есть изучать трансценденталии.
Дмитрий Владимирович Бугай (Исследователь античной философии):
Бугай обращает внимание на выражение «τὸ τί ἐστι» («что это есть», сущность) по отношению к самим принципам. Это означает, что первая философия должна не просто использовать эти принципы (например, закон противоречия), но и доказывать их первичность и необходимость, то есть обосновывать саму возможность своего знания. Она рефлексивна по своей природе.
Оригинальный текст на древнегреческом и филологический комментарий
ὅτι μὲν οὖν τοῦ ὄντος ᾗ ὂν καὶ τοῦ ἑνὸς ᾗ ἓν τὰ μάλιστα λεγόμενα καθόλου ἐστί, καὶ ὅτι ἀρχαὶ καὶ αἴτια ζητεῖται τούτων, δῆλον· [1005a]
[1005a] — Начало 2-й главы. Указание страницы по стандартному изданию Беккера (1831), принятому в международной практике.
ᾗ ὂν / ᾗ ἓν — Ключевая для Аристотеля конструкция «поскольку оно (есть)». Частица ᾗ (hēi) указывает на аспект рассмотрения, формальную причину. Это не часть сущего, а весь его объем, но взятый под определенным, чисто философским углом. Ср. с ῝Απαντα ᾗ ἀριθμὸς ὁρᾷ (Платон, «Государство», 522c) — « (Арифметика) рассматривает все поскольку (все есть) число». Аристотель противопоставляет свой подход платоновскому.
τὰ μάλιστα λεγόμενα καθόλου — «наиболее общим образом высказываемые (вещи/предикаты)». Речь идет о самых универсальных категориях и аксиомах, таких как «сущее», «единое», «тождественное», «различное», «противоположное» и др., которые применимы ко всему, что существует.
οὐχ ᾗ ἀριθμὸς ἢ γραμμαὶ ἢ πῦρ, ἀλλ» ᾗ ὂν καὶ ᾗ ἓν τοιαῦτα δὴ λέγεται, [21] ὥστ» ἐπίστασθαι τί ἐστι καὶ τὰ πάθη τὰ περὶ αὐτὸ ᾗ ὂν [22] ταύτης δὴ τῆς ἐπιστήμης ἔργον εἶναι σκοπεῖν.
[21] — οὐχ ᾗ ἀριθμὸς ἢ γραμμαὶ ἢ πῦρ — «не поскольку (оно есть) число, или линии, или огонь». Аристотель приводит конкретные примеры предметов частных наук: число — арифметика, линии — геометрия, огонь — физика (как одна из стихий). Первая философия абстрагируется от этой конкретики.
[22] — τί ἐστι καὶ τὰ πάθη τὰ περὶ αὐτὸ ᾗ ὂν — «что оно есть и свойственные ему состояния, поскольку оно сущее».
τί ἐστι (ti esti) — вопрос о сущности, определение. Философия должна дать определение самому «сущему как таковому».
τὰ πάθη (ta pathē) — букв. «претерпевания», «аффекты», «состояния». Здесь в техническом смысле — «свойства», «атрибуты», которые с необходимостью сопутствуют сущему как таковому (например, противоположность, возможность, действительность и т.д.).
Ошибка софистов и диалектиков — в непонимании первого.
Поэтому если те, кто задает [22] вопросы об этом, ошибаются, то дело не в том, что они занимаются вопросами, не относящимися к философии, а в том, что они ничего не понимают в сущности, которая есть первое.
Аналогия: как числа и тела имеют свои свойства, так и Сущее имеет свои.
Подобно тому как число, в той мере, в какой оно есть число, обладает своими качествами и сущностными определениями, нечетностью и четностью, равенством и одинаковостью, избытком и недостатком, и поскольку эти качества принадлежат числам отчасти сами по себе, а отчасти по отношению друг к другу: Подобно тому как аналогичным образом твердое [23] тело, как неподвижное, так и движущееся, невесомое и весомое обладают другими особыми качествами, так и сущее как сущее имеет определенные специфические определения, и именно в отношении их философ должен исследовать истинное.
Отличное продолжение. Вот отредактированный текст и развернутый комментарий, следующий заданной структуре.
Отредактированный и исправленный текст Аристотеля (Метаф. IV, 2)
[Ошибка софистов и диалектиков — в непонимании первого.]
Таким образом, если те, кто задает вопросы относительно этого [22], заблуждаются, то дело не в том, что они занимаются вопросами, не относящимися к философии, а в том, что они не понимают сущности, которая есть первое [и главное].
[Аналогия: как числа и тела имеют свои свойства, так и Сущее имеет свои.]
Ведь подобно тому, как число, поскольку оно есть число, обладает определенными свойствами [πάθη] — например, нечетностью и четностью, соизмеримостью и равенством, избытком и недостатком, — и эти свойства присущи числам отчасти самим по себе, отчасти в их отношении друг к другу; и подобно тому как точно так же твердое тело [23] — будь то неподвижное или движущееся, не имеющее тяжести или имеющее ее — обладает другими особыми свойствами, — точно так же и сущее, поскольку оно сущее, имеет некоторые собственные свойства, и именно исследование истины относительно них и есть задача философа.
Комментарии.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler), «Die Metaphysik des Aristoteles»:
«Wenn also Die, welche über jene Principien Fragen aufwerfen, in Irrthum gerathen, so kommt das nicht daher, dass ihre Fragen ausserhalb der Philosophie lägen, sondern davon, dass sie von der ersten und höchsten Substanz, um die es sich dabei handelt, keinen Begriff haben… Wie die Zahl als Zahl, der Körper als Körper gewisse Eigenschaften hat, so hat auch das Seiende als Seiendes gewisse Eigenschaften, und die Wahrheit in Betreff dieser Eigenschaften zu erforschen, ist die Aufgabe des Philosophen.»
Перевод: «Если же те, кто задает вопросы об этих принципах, впадают в заблуждение, то происходит это не оттого, что их вопросы лежат вне философии, а оттого, что они не имеют понятия о первой и высшей сущности, о которой здесь идет речь… Как число как число, тело как тело имеют определенные свойства, так и сущее как сущее имеет определенные свойства, и исследовать истину относительно этих свойств — есть задача философа.»
Комментарий: Швеглер четко идентифицирует «первое» (τὸ πρῶτον) с «первой и высшей сущностью» (die erste und höchste Substanz), подчеркивая онтологический, а не просто логический статус этого начала. Его комментарий связывает этот отрывок с учением о субстанции из книг VII и XII.
Томас Тейлор (Thomas Taylor), «The Metaphysics of Aristotle» (1801):
«The error of sophists and dialecticians arises from their ignorance of the first cause… For as number, so far as it is number, has certain passions, and body, so far as it is body, has certain other peculiarities; thus also being, so far as it is being, has certain specific peculiarities, and about these it is the province of the philosopher to investigate the truth.»
Перевод: «Заблуждение софистов и диалектиков проистекает из их неведения о первой причине… Ибо как число, поскольку оно есть число, имеет определенные свойства, и тело, поскольку оно есть тело, имеет определенные другие особенности, — так же и сущее, поскольку оно есть сущее, имеет некоторые специфические особенности, и исследование истины о них есть область философа.»
Комментарий: Тейлор, неоплатонически ориентированный комментатор, прямо называет «первое» «первой причиной», акцентируя теологический аспект первой философии у Аристотеля.
Алексей Фёдорович Лосев:
Лосев видит в этой аналогии фундаментальный методологический ход. Софисты и диалектики (под которыми часто понимаются платоники-пифагорейцы, сводящие все к числам) рассматривают свойства сущего (например, противоположности) в отрыве от их истинного, всеобщего субстрата — сущего как такового. Они применяют эти свойства к частным областям (числам, телам), не понимая их первичного и универсального характера. Аристотель же утверждает, что у самой реальности, взятой в ее предельной общности, есть свои собственные, трансцендентальные свойства, которые и являются предметом науки.
Дмитрий Владимирович Бугай:
Бугай обращает внимание на то, что Аристотель не просто констатирует ошибку софистов, но и признает, что формально их вопросы касаются предмета философии («вопросы не не относящиеся к философии»). Их вина — в отсутствии онтологического фундамента, в попытке строить рассуждение, минуя понимание первичной сущности сущего. Это критика метода, основанного на чистой речи (λόγος) без опоры на бытие (οὐσία).
Оригинальный текст на древнегреческом и филологический комментарий
ὥστ» εἰ περὶ τούτων διαποροῦσιν οἱ ἐρωτῶντες, [22] ἁμαρτάνουσιν, οὐχ ᾗ φιλοσοφίας οὐκ οὔσης περὶ αὐτὰ ἀλλ» ᾗ πρώτης οὐσίας ἄδηλον αὐτοῖς τὸ τί ἐστιν.
[22] — περὶ τούτων διαποροῦσιν οἱ ἐρωτῶντες — «затрудняются относительно этого те, кто задает вопросы». Речь идет о софистах и диалектиках, которые ставят под сомнение первые принципы (напр., закон противоречия), задавая каверзные вопросы (ἀπορίαι).
ᾗ πρώτης οὐσίας ἄδηλον αὐτοῖς τὸ τί ἐστιν — ключевая фраза: «поскольку им неясно, что есть [сущность] первой сущности». Слово οὐσία здесь можно понимать в двух смыслах: 1) как сущность (essence) самого принципа; 2) как субстанция (substance), то есть фундаментальная основа всего сущего, которой эти свойства принадлежат. Оба значения у Аристотеля тесно связаны. Это «первое» — основа, без понимания которой все рассуждения о свойствах сущего повисают в воздухе.
ὥσπερ γὰρ καὶ ἀριθμῷ ᾗ ἀριθμὸς ἴδια πάθη ἐστίν, οἷον ἀσύμμετρος σύμμετρος [23] ἴσος ἄνισος ὑπερόχη ἐλλειψις, καὶ τὰ μὲν καθ» αὑτὰ τὰ δὲ πρὸς ἄλλους,
[23] — ἀσύμμετρος σύμμετρος — «несоизмеримое, соизмеримое». В математическом контексте это важнейшие свойства. Аристотель проводит точную аналогию: у каждой науки (арифметики, геометрии, физики) есть свой род subject matter (число, тело) и свои специфические свойства (πάθη), которые она изучает.
τὰ μὲν καθ» αὑτὰ τὰ δὲ πρὸς ἄλλους — «одни — сами по себе, другие — по отношению к иным». Указание на два типа свойств: 1) внутренние, присущие предмету по его природе (напр., нечетность числа) и 2) относительные, проявляющиеся в отношении к другому (напр., равенство одного числа другому).
οὕτως καὶ κινητὸν ἀκίνητον ἔχον βάρος ἀβαρὲς τὰ μὲν καθ» αὑτὰ τὰ δὲ πρὸς ἄλλους ἴδια πάθη ἐστίν: ὁμοίως δὲ καὶ τῷ ὄντι ᾗ ὂν ἔστι τινα ἴδια, καὶ περὶ τούτων τὸ ἀληθὲς ἐπισκέψασθαι τοῦ φιλοσόφου.
κινητὸν ἀκίνητον ἔχον βάρος ἀβαρὲς — «движущееся, неподвижное, имеющее тяжесть, не имеющее тяжести». Это свойства, которые изучает физика как наука о природных телах. Неподвижное, например, может относиться к абсолютно неподвижному первому двигателю, который тоже является предметом физики (философии природы) у Аристотеля.
καὶ περὶ τούτων τὸ ἀληθὲς ἐπισκέψασθαι τοῦ φιλοσόφου — «и именно относительно них [свойств сущего] исследовать истину — [задача] философа». Глагол ἐπισκέψασθαι означает внимательное, scrutinizing исследование, изучение с целью вынесения суждения. Это не пассивное наблюдение, а активный познавательный акт, подобающий философу.
[Софистика и диалектика — подражатели философии.]
Об этом же свидетельствует и то [24], что диалектики и софисты, стремящиеся казаться философами (ибо софистика есть мудрость лишь по видимости, а диалектики рассуждают обо всем, а «все» и есть то, что обще для всего сущего), ведут свои рассуждения именно об этих вопросах, поскольку они относятся к философии по праву. [25] Хотя софистика и диалектика и вращаются в той же сфере, что и философия, однако философия отличается от диалектики мерой своей способности [к познанию], а от софистики — выбором жизненной цели. Диалектика лишь испытывает [на прочность] то, что философия познает с достоверностью, софистика же только кажется [философией], но не есть она на самом деле.
Комментарии.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler), «Die Metaphysik des Aristoteles»:
«Dass aber die Dialektik und Sophistik sich mit demselben Gegenstande beschäftigen wie die Philosophie, beweist, dass jene Fragen eigentlich der Philosophie angehören. Denn die Sophistik ist eine nur scheinbare, die Dialektik eine allgemeine (weil das Seiende als Seiendes das Allgemeinste ist) Weisheit. Beide bewegen sich im Gebiete der Philosophie, aber die Philosophie unterscheidet sich von der Dialektik durch die grössere Kraft der Erkenntniss, von der Sophistik durch die Wahl der Lebensweise. Die Dialektik probirt nur, was die Philosophie weiss; die Sophistik hat nur den Schein der Weisheit, nicht die Sache.»
Перевод: «То, что диалектика и софистика занимаются тем же предметом, что и философия, доказывает, что эти вопросы, собственно, принадлежат философии. Ибо софистика есть лишь кажущаяся, а диалектика — всеобщая (поскольку сущее как сущее есть всеобщее) мудрость. Обе движутся в области философии, но философия отличается от диалектики большей силой познания, от софистики — выбором образа жизни. Диалектика только пробует то, что философия знает; софистика имеет лишь видимость мудрости, а не саму вещь.»
Комментарий: Швеглер точно улавливает различие по «силе познания» (Kraft der Erkenntniss) между философией и диалектикой. Он также подчеркивает, что общность предмета («все») является именно общностью сущего как такового.
Вернер Йегер (Werner Jaeger), «Aristoteles: Grundlegung einer Geschichte seiner Entwicklung»:
«Aristotle here delimits his own metaphysics sharply from the Platonic dialectic on the one hand and from sophistry on the other. The former has the same formal object, being as such, but it remains in the sphere of the problematic and does not attain to apodictic science. The latter uses the same methods, but for a purpose foreign to science, that of appearance and victory in dispute.»
Перевод: «Аристотель здесь четко отграничивает свою собственную метафизику, с одной стороны, от платоновской диалектики, а с другой — от софистики. Первая имеет тот же формальный объект, сущее как таковое, но остается в сфере проблематического и не достигает аподиктической [доказательной] науки. Вторая использует те же методы, но для цели, чуждой науке, — для создания видимости и победы в споре.»
Комментарий: Йегер, рассматривающий «Метафизику» в developmental key, видит в этом пассаже полемику Аристотеля с его платоновским прошлым. Диалектика для него — это прежде всего платоновский метод, который Аристотель признает релевантным, но недостаточным.
Алексей Фёдорович Лосев:
Лосев акцентирует, что Аристотель здесь дает не просто описание, а онтологическую иерархию познавательных практик. Философия — это обладание истиной (ἐπιστήμη). Диалектика — это «испытание» (πειραστική), метод проб и ошибок, движущийся в сфере мнения (δόξα) и не могущий дать окончательного доказательства. Софистика — это не знание, а лишь способность к созданию иллюзии знания (δύναμις παρασκευαστική), подчиненная не истине, иной жизненной цели (προαίρεσις βίου) — например, славе или обогащению. Таким образом, различие проводится не по предмету, а по модусу его освоения и по конечной цели.
Дмитрий Владимирович Бугай:
Бугай обращает внимание на тонкость аристотелевской критики: он не изгоняет диалектику полностью, а отводит ей подчиненную, пропедевтическую роль. Диалектика полезна для «испытания» первых начал, которые недоказуемы прямым образом. Она помогает прояснить апории и подготовить почву для философского усмотрения (νοῦς). Софистика же не имеет никакой познавательной ценности, так как ее цель — не истина, а победа в споре любой ценой, что извращает саму природу logos’а.
Оригинальный текст на древнегреческом и филологический комментарий
σημεῖον δ» [24] καὶ τὸ τοὺς διαλεκτικοὺς καὶ σοφιστὰς ὁμοίως τοῖς φιλοσόφοις αὐτὸ περιβεβλῆσθαι σχῆμα· ἡ μὲν γὰρ σοφιστικὴ φαινομένη σοφία ἐστὶ μόνον, οἱ δὲ διαλεκτικοὶ διαλέγονται περὶ ἁπάντων, καὶ κοινὸν ἁπάντων τὸ ὄν ἐστιν,
[24] — σημεῖον δ“ καὶ τὸ… — „Признаком же [этого] является и то, что…». Аристотель переходит к новому доказательству своего тезиса о предмете философии, указывая на то, что даже ее имитаторы вынуждены заниматься тем же кругом вопросов.
αὐτὸ περιβεβλῆσθαι σχῆμα — «облекаются в ту же самую внешность/форму». Идиома, означающая «принимают тот же вид, создают видимость».
κοινὸν ἁπάντων τὸ ὄν ἐστιν — «сущее есть общее для всего». Это ключевая мысль: поскольку все, о чем можно рассуждать, есть нечто сущее, то общим предметом для всех споров оказываются свойства самого сущего. Диалектик, рассуждая о чем угодно, волей-неволей затрагивает предмет философии.
περὶ γὰρ ταῦτα διαλέγονται, καὶ δῆλον ὡς διὰ ταῦτα περὶ αὐτὰ ἡ διατριβὴ αὐτοῖς ἐστιν. [25] ἀλλ» αὕτη μὲν περὶ ταὐτὰ τῇ φιλοσοφίᾳ ἐστίν, διίσταται δὲ τῆς μὲν διαλεκτικῆς τῇ δυνάμει, τῆς δὲ σοφιστικῆς τῇ τοῦ βίου προαιρέσει.
[25] — ἀλλ» αὕτη μὲν περὶ ταὐτὰ τῇ φιλοσοφίᾳ ἐστίν — «Но она [софистика] движется в круге тех же [предметов], что и философия». Местоимение αὕτη относится к софистике, упомянутой последней. Обе — и софистика, и диалектика — имеют тот же предмет.
τῇ δυνάμει — «по способности/силе/потенции». Речь идет о различной познавательной мощи. Философия — это реализованная способность к знанию (ἑξις), обладание истиной. Диалектика — это лишь потенция (δύναμις) к исследованию, не обретающая окончательной формы.
τῇ τοῦ βίου προαιρέσει — «выбором жизненной цели/направления жизни». Προαίρεσις — фундаментальное аристотелевское этическое понятие, обозначающее сознательный и обдуманный выбор, определяющий характер деятельности. Это различие лежит уже не в гносеологической, а в этической плоскости.
ἡ μὲν γὰρ διαλεκτικὴ πειραστικὴ ἐστὶ περὶ ὧν ἡ φιλοσοφία γνωριστική, ἡ δὲ σοφιστικὴ φαινομένη μόνον, οὖσα δ» οὔ.
πειραστικὴ… γνωριστική — «является испытующей… [в то время как философия] является познающей». Πειραστική (от πειράω — пробовать, испытывать) — это искусство проверки и постановки вопросов. Γνωριστική (от γνῶσις — знание) — это способность к положительному, достоверному познанию.
φαινομένη μόνον, οὖσα δ» οὔ — классическая аристотелевская формула для обозначения кажимости, лишенной онтологической основы: « [софистика есть] лишь кажущаяся [мудрость], но по сути не являющаяся ею».
[Софистика и диалектика — подражатели философии.]
Об этом же свидетельствует и то [24], что диалектики и софисты, стремящиеся казаться философами (ибо софистика есть мудрость лишь по видимости, а диалектики рассуждают обо всем, а «все» и есть то, что обще для всего сущего), ведут свои рассуждения именно об этих вопросах, поскольку они относятся к философии по праву. [25] Хотя софистика и диалектика и вращаются в той же сфере, что и философия, однако философия отличается от диалектики мерой своей способности [к познанию], а от софистики — выбором жизненной цели. Диалектика лишь испытывает [на прочность] то, что философия познает с достоверностью, софистика же только кажется [философией], но не есть она на самом деле.
Комментарии.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler), «Die Metaphysik des Aristoteles»:
«Dass aber die Dialektik und Sophistik sich mit demselben Gegenstande beschäftigen wie die Philosophie, beweist, dass jene Fragen eigentlich der Philosophie angehören. Denn die Sophistik ist eine nur scheinbare, die Dialektik eine allgemeine (weil das Seiende als Seiendes das Allgemeinste ist) Weisheit. Beide bewegen sich im Gebiete der Philosophie, aber die Philosophie unterscheidet sich von der Dialektik durch die grössere Kraft der Erkenntniss, von der Sophistik durch die Wahl der Lebensweise. Die Dialektik probirt nur, was die Philosophie weiss; die Sophistik hat nur den Schein der Weisheit, nicht die Sache.»
Перевод: «То, что диалектика и софистика занимаются тем же предметом, что и философия, доказывает, что эти вопросы, собственно, принадлежат философии. Ибо софистика есть лишь кажущаяся, а диалектика — всеобщая (поскольку сущее как сущее есть всеобщее) мудрость. Обе движутся в области философии, но философия отличается от диалектики большей силой познания, от софистики — выбором образа жизни. Диалектика только пробует то, что философия знает; софистика имеет лишь видимость мудрости, а не саму вещь.»
Комментарий: Швеглер точно улавливает различие по «силе познания» (Kraft der Erkenntniss) между философией и диалектикой. Он также подчеркивает, что общность предмета («все») является именно общностью сущего как такового.
Вернер Йегер (Werner Jaeger), «Aristoteles: Grundlegung einer Geschichte seiner Entwicklung»:
«Aristotle here delimits his own metaphysics sharply from the Platonic dialectic on the one hand and from sophistry on the other. The former has the same formal object, being as such, but it remains in the sphere of the problematic and does not attain to apodictic science. The latter uses the same methods, but for a purpose foreign to science, that of appearance and victory in dispute.»
Перевод: «Аристотель здесь четко отграничивает свою собственную метафизику, с одной стороны, от платоновской диалектики, а с другой — от софистики. Первая имеет тот же формальный объект, сущее как таковое, но остается в сфере проблематического и не достигает аподиктической [доказательной] науки. Вторая использует те же методы, но для цели, чуждой науке, — для создания видимости и победы в споре.»
Комментарий: Йегер, рассматривающий «Метафизику» в developmental key, видит в этом пассаже полемику Аристотеля с его платоновским прошлым. Диалектика для него — это прежде всего платоновский метод, который Аристотель признает релевантным, но недостаточным.
Алексей Фёдорович Лосев:
Лосев акцентирует, что Аристотель здесь дает не просто описание, а онтологическую иерархию познавательных практик. Философия — это обладание истиной (ἐπιστήμη). Диалектика — это «испытание» (πειραστική), метод проб и ошибок, движущийся в сфере мнения (δόξα) и не могущий дать окончательного доказательства. Софистика — это не знание, а лишь способность к созданию иллюзии знания (δύναμις παρασκευαστική), подчиненная не истине, иной жизненной цели (προαίρεσις βίου) — например, славе или обогащению. Таким образом, различие проводится не по предмету, а по модусу его освоения и по конечной цели.
Дмитрий Владимирович Бугай:
Бугай обращает внимание на тонкость аристотелевской критики: он не изгоняет диалектику полностью, а отводит ей подчиненную, пропедевтическую роль. Диалектика полезна для «испытания» первых начал, которые недоказуемы прямым образом. Она помогает прояснить апории и подготовить почву для философского усмотрения (νοῦς). Софистика же не имеет никакой познавательной ценности, так как ее цель — не истина, а победа в споре любой ценой, что извращает саму природу logos’а.
Оригинальный текст на древнегреческом и филологический комментарий
σημεῖον δ» [24] καὶ τὸ τοὺς διαλεκτικοὺς καὶ σοφιστὰς ὁμοίως τοῖς φιλοσόφοις αὐτὸ περιβεβλῆσθαι σχῆμα· ἡ μὲν γὰρ σοφιστικὴ φαινομένη σοφία ἐστὶ μόνον, οἱ δὲ διαλεκτικοὶ διαλέγονται περὶ ἁπάντων, καὶ κοινὸν ἁπάντων τὸ ὄν ἐστιν,
[24] — σημεῖον δ“ καὶ τὸ… — „Признаком же [этого] является и то, что…». Аристотель переходит к новому доказательству своего тезиса о предмете философии, указывая на то, что даже ее имитаторы вынуждены заниматься тем же кругом вопросов.
αὐτὸ περιβεβλῆσθαι σχῆμα — «облекаются в ту же самую внешность/форму». Идиома, означающая «принимают тот же вид, создают видимость».
κοινὸν ἁπάντων τὸ ὄν ἐστιν — «сущее есть общее для всего». Это ключевая мысль: поскольку все, о чем можно рассуждать, есть нечто сущее, то общим предметом для всех споров оказываются свойства самого сущего. Диалектик, рассуждая о чем угодно, волей-неволей затрагивает предмет философии.
περὶ γὰρ ταῦτα διαλέγονται, καὶ δῆλον ὡς διὰ ταῦτα περὶ αὐτὰ ἡ διατριβὴ αὐτοῖς ἐστιν. [25] ἀλλ» αὕτη μὲν περὶ ταὐτὰ τῇ φιλοσοφίᾳ ἐστίν, διίσταται δὲ τῆς μὲν διαλεκτικῆς τῇ δυνάμει, τῆς δὲ σοφιστικῆς τῇ τοῦ βίου προαιρέσει.
[25] — ἀλλ» αὕτη μὲν περὶ ταὐτὰ τῇ φιλοσοφίᾳ ἐστίν — «Но она [софистика] движется в круге тех же [предметов], что и философия». Местоимение αὕτη относится к софистике, упомянутой последней. Обе — и софистика, и диалектика — имеют тот же предмет.
τῇ δυνάμει — «по способности/силе/потенции». Речь идет о различной познавательной мощи. Философия — это реализованная способность к знанию (ἑξις), обладание истиной. Диалектика — это лишь потенция (δύναμις) к исследованию, не обретающая окончательной формы.
τῇ τοῦ βίου προαιρέσει — «выбором жизненной цели/направления жизни». Προαίρεσις — фундаментальное аристотелевское этическое понятие, обозначающее сознательный и обдуманный выбор, определяющий характер деятельности. Это различие лежит уже не в гносеологической, а в этической плоскости.
ἡ μὲν γὰρ διαλεκτικὴ πειραστικὴ ἐστὶ περὶ ὧν ἡ φιλοσοφία γνωριστική, ἡ δὲ σοφιστικὴ φαινομένη μόνον, οὖσα δ» οὔ.
πειραστικὴ… γνωριστική — «является испытующей… [в то время как философия] является познающей». Πειραστική (от πειράω — пробовать, испытывать) — это искусство проверки и постановки вопросов. Γνωριστική (от γνῶσις — знание) — это способность к положительному, достоверному познанию.
φαινομένη μόνον, οὖσα δ» οὔ — классическая аристотелевская формула для обозначения кажимости, лишенной онтологической основы: « [софистика есть] лишь кажущаяся [мудрость], но по сути не являющаяся ею».
Все противоположности сводятся к Единому и Многому (Сущему и Не-сущему).
Кроме того, из противоположностей [26] один ряд — это лишение, и все сводится к существующему и несуществующему, к единому и многому: так, например, покой оказывается на стороне единого, движение — на стороне многого. Почти все согласны с тем, что существующее и реальное состоит из противоположностей: Ибо все утверждают, что противоположности — это принципы, одни прямые и непрямые, другие теплые и холодные, третьи ограниченные и неограниченные, четвертые дружба и вражда.
Принципы всех философов подпадают под Единое и Многое.
Все эти [28] противоположности, вместе с другими, сводятся к единому и многому, в связи с чем можно предположить и то сведение, которое мы сделали в другом месте. Принципы других философов, безусловно, подпадают под эти два родовых понятия.
Отредактированный и исправленный текст Аристотеля (Метаф. IV, 2)
[Все противоположности сводятся к Единому и Многому (Сущему и Не-сущему).]
Далее, из всех противоположностей [26] один член каждой пары есть лишение [другого], и все они могут быть сведены к сущему и не-сущему, к единому и многому. Возьмем, к примеру, покой: он относится к [стороне] единого, а движение — к [стороне] многого.
[Почти все согласны с тем, что существующее и реальное состоит из противоположностей: ]
Почти все мыслители сходятся во мнении, что сущее и субстанция [τὰ ὄντα καὶ ἡ οὐσία] состоят из противоположностей. Во всяком случае, все провозглашают началами противоположности: одни — чет и нечет, другие — горячее и холодное, третьи — предел и беспредельное, четвертые — Любовь [Дружбу] и Вражду.
[Принципы всех философов подпадают под Единое и Многое.]
И все эти [28] [противоположности], как и прочие, сводятся к единому и многому (это сведение мы уже предполагали в других наших рассуждениях). Таким образом, становится ясно, что начала, выдвигаемые другими философами, также подпадают под указанные нами родовые понятия [единого и многого].
Комментарии.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler), «Die Metaphysik des Aristoteles»:
«Ferner: da von den Gegensätzen die eine Seite ein Mangel (στέρησις) ist, so lassen sich alle auf Sein und Nichtsein, Eines und Vieles zurückführen… So ist z.B. die Ruhe dem Einen, die Bewegung dem Vielen zuzuzählen. So behaupten denn auch fast Alle, dass das Seiende und die Substanz aus Gegensätzen bestehe… Und so lassen sich denn auch alle diese Gegensätze, wie wir es an einem andern Orte ausgeführt haben, auf das Eine und Viele zurückführen, so dass die Principien aller früheren Philosophen unter diese Gattungsbegriffe fallen.»
Перевод: «Далее: поскольку из противоположностей одна сторона есть лишение (στέρησις), то все они могут быть сведены к бытию и не-бытию, единому и многому… Так, например, покой следует относить к единому, движение — к многому. Так что почти все и утверждают, что сущее и субстанция состоят из противоположностей… И таким образом, все эти противоположности, как мы показали это в другом месте, сводятся к единому и многому, так что начала всех прежних философов подпадают под эти родовые понятия.»
Комментарий: Швеглер точно схватывает логику Аристотеля: сведение к единому и многому возможно именно потому, что одна из противоположностей всегда трактуется как лишение (στέρησις) другой. Не-сущее — лишение сущего, многое — лишение единого, холод — лишение тепла и т. д.
Герман Бониц (Hermann Bonitz), «Aristotelische Studien» и комментарии:
«Aristoteles sucht nachzuweisen, dass die von den Vorgängern aufgestellten Prinzipienpaare sich sämtlich unter die höchsten Gegensätze des Einen und Vielen subsumieren lassen. Dies ist für ihn die Rechtfertigung dafür, dass seine Wissenschaft vom Seienden als Seienden sich vornehmlich mit diesen allgemeinsten Bestimmungen zu beschäftigen hat.»
Перевод: «Аристотель стремится доказать, что все пары начал, установленные его предшественниками, могут быть подведены под высшие противоположности единого и многого. Это для него является оправданием того, что его наука о сущем как сущем должна заниматься прежде всего этими самыми общими определениями.»
Комментарий: Бониц, автор фундаментального Index Aristotelicus, видит в этом пассаже не исторический экскурс, а системное обоснование. Аристотель показывает, что, исследуя единое и многое, он не изобретает новую тему, а лишь выявляет то общее, что имплицитно содержалось во всех предыдущих философских системах.
Алексей Фёдорович Лосев:
Лосев подчеркивает, что Аристотель здесь совершает гениальный синтез всей досократовской и платоновской философии. Учение о противоположностях как началах — общее место для досократиков. Но Аристотель находит для них единый знаменатель — категории Единого и Многого, которые суть самые первые и необходимые модусы самого Сущего. Таким образом, он демонстрирует, что первая философия, будучи наукой о сущем как таковом, является не одной из многих наук, а метанаукой, обобщающей и фундирующей все прочие поиски первоначал.
Дмитрий Владимирович Бугай:
Бугай обращает внимание на онтологический статус «лишения» (στέρησις). Это не чистое ничто, а именно лишенность определенной формы (εἶδος). Холод — это не отсутствие вообще, а отсутствие тепла, то есть определенный модус бытия, понятный только через его противоположность. Поэтому сведение к «не-сущему» не уничтожает эти начала, а, наоборот, включает их в сферу онтологического исследования. Единое и Многое — это не просто числа, а самые общие характеристики самого бытия, его структуры и динамики.
Оригинальный текст на древнегреческом и филологический комментарий
ἔτι δὲ τῶν ἀντιθέσεων [26] ἡ ἑτέρα στερήσει, καὶ πᾶσαι ἀνάγονται εἰς τὸ ὂν καὶ μὴ ὂν καὶ εἰς τὸ ἓν καὶ πλῆθος, οἷον στάσις μὲν τοῦ ἑνὸς κίνησις δὲ τοῦ πλήθους.
[26] — ἡ ἑτέρα στερήσει — «одна [из двух противоположностей] есть лишение». Концепция στέρησις (лишение) — ключевая для Аристотеля. Это не абсолютное не-бытие, а отсутствие определенной формы (εἶδος) у подлежащего (ὑποκείμενον), способного ее иметь. Это позволяет ему включить «не-сущее» в рамки научного исследования.
στάσις μὲν τοῦ ἑνὸς κίνησις δὲ τοῦ πλήθους — «покой, с одной стороны, [относится] к единому, движение же — к множеству». Это пример сведения конкретных противоположностей к самым общим. Покой понимается как единство и тождественность себе, движение — как множественность состояний.
σχεδὸν δὲ πάντες ὁμολογοῦσιν ἐξ ἐναντίων εἶναι τὰ ὄντα καὶ τὴν οὐσίαν· πάντες γοῦν τὰς ἀρχὰς ἐναντίας λέγουσιν, οἱ μὲν ἀρτία καὶ περιττὰ οἱ δὲ θερμὸν καὶ ψυχρὸν οἱ δὲ πέρας καὶ ἄπειρον οἱ δὲ φιλίαν καὶ νεῖκος.
πάντες γοῦν τὰς ἀρχὰς ἐναντίας λέγουσιν — «во всяком случае, все называют начала противоположными». Аристотель приводит конкретные примеры:
ἀρτία καὶ περιττὰ (чет и нечет) — пифагорейцы.
θερμὸν καὶ ψυχρὸν (горячее и холодное) — натурфилософы, например, Парменид или Эмпедокл (хотя у последнего это скорее производные от Любви и Вражды).
πέρας καὶ ἄπειρον (предел и беспредельное) — пифагорейцы и Платон.
φιλίαν καὶ νεῖκος (Любовь/Дружбу и Вражду) — Эмпедокл.
καὶ τὰ ἄλλα πάντα ἀνάγεται [28] εἰς τὸ ἓν καὶ πλῆθος ὡς εἰς γένη, [καὶ this anacolution is typical] καθάπερ ὑποτεθέντος ἡμῖν καὶ ἐν ἑτέροις, ὥστε συμβαίνειν ἂν δόξειεν ἓν γένος εἶναι τὸ ἓν καὶ πλῆθος τῶν ἄλλων ἀρχῶν.
[28] — τὰ ἄλλα πάντα ἀνάγεται εἰς τὸ ἓν καὶ πλῆθος ὡς εἰς γένη — «и все прочие [противоположности] сводятся к единому и многому как к родам». Аристотель утверждает, что Единое и Многое являются высшими γένη (родами) для всех прочих противоположностей.
καθάπερ ὑποτεθέντος ἡμῖν καὶ ἐν ἑτέροις — «как это было предположено нами и в других [работах]». Указание на то, что это сведение — не ad hoc конструкция для данной книги, а общий метод Аристотеля. Вероятная отсылка к «Физике» (I, 5—6) или утраченным работам.
ὥστε συμβαίνειν ἂν δόξειεν ἓν γένος εἶναι τὸ ἓν καὶ πλῆθος τῶν ἄλλων ἀρχῶν — «так что получается, как можно предположить, что единое и многое суть один род для прочих начал». Итоговый вывод: все многообразие начал, предложенных предшественниками, может быть систематизировано и подведено под два высших родовых принципа — Единое и Многое, которые, в свою очередь, являются основными свойствами Сущего как такового. Это и есть предмет первой философии.
[Итог: одна наука изучает Сущее как Сущее и все его свойства]
Из сказанного также ясно, что исследование сущего, поскольку оно сущее, составляет предмет одной [29] науки. Ведь все существующее либо само является противоположностью, либо состоит из противоположностей, а началами всех противоположностей служат единое и многое. И оба эти начала относятся к ведению одной науки — независимо от того, имеют ли они лишь одно значение или же несколько, хотя [30] более вероятно последнее.
[Отношение к другим наукам: они используют эти понятия, но не исследуют их.]
Впрочем, даже если единое и сущее имеют несколько значений, все прочие значения так или иначе отсылают к одному, первичному значению; то же самое и с противоположностями. Следовательно, если даже сущее и единое не являются всеобщими и тождественными [31] во всех случаях и не существуют как некие отдельные сущности (а вероятнее всего, так оно и есть), то они все же подлежат ведению одной науки — в силу того, что все их значения связаны с единым первичным смыслом, будь то прямо или опосредованно. По этой же причине не входит в задачу какой-либо частной науки — например, геометрии — исследовать, что такое противоположность, совершенство, сущее, единое, тождественное или [32] иное; частные науки лишь предполагают эти понятия и используют их.
Комментарии.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler), «Die Metaphysik des Aristoteles»:
«So ergiebt sich also, dass die Untersuchung des Seienden als Seienden Einer Wissenschaft zukommt… Denn wenn auch das Eine und Seiende mehrfache Bedeutung hat, so beziehen sich doch die anderen Bedeutungen auf einen ersten Grundbegriff… Daher ist es auch nicht Sache einer besonderen Wissenschaft, z.B. der Geometrie, zu untersuchen, was das Entgegengesetzte, das Vollendete, das Seiende, das Eine, das Gleiche, das Verschiedene ist, sondern sie bedient sich dieser Begriffe nur als vorausgesetzter.»
Перевод: «Таким образом, получается, что исследование сущего как сущего относится к одной науке… Ибо если даже единое и сущее имеют многоразличное значение, то прочие значения все же отсылают к одному первоначальному понятию… Поэтому не является задачей какой-либо особенной науки, например, геометрии, исследовать, что есть противоположное, совершенное, сущее, единое, тождественное, различное, но она пользуется этими понятиями лишь как предположенными.»
Комментарий: Швеглер подчеркивает итоговый вывод о единстве науки онтологии. Он также точно передает ключевую мысль о том, что частные науки используют (bedient sich) трансцендентальные понятия как готовый инструментарий, не вдаваясь в их сущность.
Джозеф Оуэнс (Joseph Owens), «The Doctrine of Being in the Aristotelian «Metaphysics’»:
«Aristotle concludes that the science of being qua being is one science because it deals with the primary instance of being and of unity, to which all other instances are referred. The other sciences, dealing with particular beings, merely use these notions without investigating them. This establishes the primacy and universality of first philosophy.»
Перевод: «Аристотель приходит к выводу, что наука о сущем как сущем является одной наукой, поскольку она имеет дело с первичным instance [случаем, экземпляром] сущего и единства, к которому отсылаются все другие случаи. Другие науки, имеющие дело с частными сущими, лишь используют эти понятия, не исследуя их. Это утверждает первичность и универсальность первой философии.»
Комментарий: Оуэнс вводит важное понятие «primary instance» (первичный случай). Это означает, что значения «сущего» и «единого» не равноправны — они выстроены в иерархию вокруг центрального значения («сущности» как причины бытия), что и позволяет объединить их изучение в рамках одной науки.
Алексей Фёдорович Лосев:
Лосев видит в этом пассаже окончательное оформление аристотелевской концепции первой философии как трансцендентальной науки. Она трансцендентальна не в кантовском смысле (как условие возможности опыта), а в схоластическом: ее понятия (transcendentia) «пересекают» (transcendere) границы всех категорий и родов сущего, будучи применимы к чему угодно. Геометрия изучает «равное» как свойство фигур, но только философия изучает «тождественное» как таковое. Частные науки — это «региональные онтологии», тогда первая философия — универсальная онтология, основание для всех них.
Дмитрий Владимирович Бугай:
Бугай акцентирует методологический аспект. Аристотель проводит четкую демаркационную линию между науками. Частная наука имеет право постулировать свои начала (например, геометрия — понятие точки) и использовать общеонтологические понятия как неразложимые атомы смысла. Но если возникает вопрос о природе и обоснованности самих этих общеонтологических понятий, он выносится за скобки данной науки и становится проблемой мета-уровня — предметом первой философии. Это предотвращает бесконечный регресс в обосновании знаний.
Оригинальный текст на древнегреческом и филологический комментарий
ὅτι μὲν οὖν ἑνὸς ἐπιστήμης τὸ ὂν ᾗ ὂν θεωρῆσαι, [29] καὶ τῶν τούτῳ ὑπαρχόντων ᾗ ὄν, δῆλον· πάντα γὰρ ἢ ἐναντία ἢ ἐξ ἐναντίων, αἱ δὲ τῶν ἐναντίων ἀρχαὶ τὸ ἓν καὶ πλῆθός ἐστιν. αὗται δ» ἑνὸς [ἐπιστήμης] ἀμφοτέρας ὑπάρξουσιν, εἴτε μιᾷ λέγονται εἴτε πλεioναχῶς, [30] ὅπερ τυγχάνει ὄν·
[29] — ἑνὸς ἐπιστήμης τὸ ὂν ᾗ ὂν θεωрῆσαι — итоговый вывод всей главы: « [что] рассматривать сущее поскольку оно сущее — [дело] одной науки».
αἱ δὲ τῶν ἐναντίων ἀρχαὶ τὸ ἓν καὶ πλῆθός ἐστιν — «а начала противоположностей суть единое и многое». Это итог предыдущего рассуждения, служащий основанием для вывода.
εἴτε μιᾷ λέγονται εἴτε πλεioναχῶς, [30] ὅπερ τυγχάνει ὄν — «сказываются ли они [единое и многое] в одном значении или во многих, — что скорее и оказывается [имеющим место]». Аристотель признает, что «единое» и «сущее» — это омонимы (имеют множество значений), но, как он сейчас покажет, это не мешает им быть предметом одной науки.
κἂν εἰ μὴ ἓν ἢ ὂν καθόλου ἢ ταὐτὸν ἐν ἅπασιν, ἀλλ» [31] οἷς μὲν εὐθὺς οἷς δὲ ἀνάγεται πρὸς ἕν, διὸ καὶ οὐθενὸς ἄλλου τῶν μορίων ἐπιστήμης ἔργον ἐστὶ σκέψασθαι τί τὸ ἀντικείμενον ἢ τὸ τέλειον ἢ τὸ ὂν ἢ τὸ ἓν ἢ ταὐτὸν ἢ θάτερον, [32] ἀλλ» ἢ ὑποθέμενον χρῆσθαι.
[31] — οἷς μὲν εὐθὺς οἷς δὲ ἀνάγεται πρὸς ἕν — «одни [значения] — непосредственно, другие — сводятся к одному». Это знаменитая теория «проса-эна» (πρὸς ἕν) — отсылки к одному, центральному смыслу. Все значения «сущего» и «единого» связаны не случайно, а через отношение к одной первичной сущности (πρώτη οὐσία). Например, «сущее» в смысле «качество» есть сущее потому, что принадлежит сущности, которая есть сущее в первичном смысле.
οὐθενὸς ἄλλου τῶν μορίων ἐπιστήμης — «ни одной другой [частной] науки из [их] числа». Τὰ μόρια — «части», здесь: частные, специальные науки.
ἀλλ» ἢ ὑποθέμενον χρῆσθαι — «но [она] лишь пользуется [ими], предположив [их как данность]». Глагол ὑποθέμενον (от ὑποτίθημι — подкладывать, предполагать) здесь ключевой. Частные науки принимают эти понятия в качестве гипотез, постулатов, не исследуя их природу. Изучение же самих этих «гипотез» — задача первой философии. Это прямое указание на ее фундаментальный, архимедов характер по отношению ко всему зданию научного знания.
Заключительное определение предмета первой философии
Поэтому очевидно, что дело науки — исследовать сущее как сущее и свойства, принадлежащие ему как таковому, и что эта же наука должна рассматривать не только реальное, но и свойства, принадлежащие реальному, и, кроме того, понятия более раннего и более позднего, также рода и вида, целого и части и тому подобное.
Глава 3. Об аксиомах и предмете первой философии
1. Принадлежность исследования аксиом к философии
[1] Ἔπειτα δὲ σκεπτέον πότερον τῶν οὐσιῶν ἡ θεωρία καὶ τῶν ἀξιωμάτων ἐστὶ μία ἢ πλείους. [2] Νῦν μὲν οὖν δῆλον ὅτι μιᾶς ἐστὶ θεωρῆσαι, καὶ ταύτης τοῦ φιλοσόφου· περὶ γὰρ ἁπάντων ὑπάρχουσιν αἱ ἀξιώματα, οὐχ ὡς ἐπὶ [3] τινὸς γένους ἰδίου ὄντος ἀλλὰ κοινῶς.
Далее следует исследовать, относится ли рассмотрение начал (аксиом) и сущностей к одной [науке] или к разным. [2] Теперь же ясно, что рассмотрение их принадлежит одной [науке], и именно [науке] философа: ибо начала (аксиомы) присущи всему [сущему], не как [принадлежащие] некоему [3] отдельному роду [сущего], но общим образом.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler), «Die Metaphysik des Aristoteles» (1847–1848):
«Es folgt nun die Untersuchung, ob die Betrachtung der Substanzen und der Axiome einer und derselben Wissenschaft angehöre oder verschiedenen. Jetzt ist klar, dass sie einer Wissenschaft zukommt, und zwar der des Philosophen; denn die Axiome kommen allen Dingen zu, nicht als ob sie einem besonderen Genus angehörten, sondern allgemein.»
Перевод: «Далее следует исследование, принадлежит ли рассмотрение субстанций и аксиом одной и той же науке или разным. Теперь ясно, что оно принадлежит одной науке, а именно науке философа; ибо аксиомы относятся ко всем вещам, не так, как если бы они принадлежали к особому роду, но всеобще.»
Комментарий: Швеглер точно передает мысль Аристотеля о всеобщем характере аксиом (вроде закона непротиворечия), которые не ограничены рамками какой-либо частной науки (как, например, геометрия), а применимы ко всему сущему как таковому. Именно поэтому их изучение — прерогатива первой философии, исследующей сущее qua сущее.
Владислав Татаркевич (Władysław Tatarkiewicz), «История философии» (и др. работы):
«Aksjomaty, takie jak zasada sprzeczności, obowiązują we wszystkich dziedzinach rzeczywistości, a zatem nauka o nich nie może należeć do żadnej nauki szczegółowej, lecz musi być częścią filozofii pierwszej.»
Перевод: «Аксиомы, такие как принцип противоречия, действуют во всех сферах реальности, следовательно, наука о них не может принадлежать ни одной частной науке, но должна быть частью первой философии.»
Комментарий: Татаркевич подчеркивает онтологический, а не просто логический статус аристотелевских аксиом. Они являются законами самого бытия, а не только мышления, что и оправдывает их место в метафизике.
Алексей Фёдорович Лосев («Критика платонизма у Аристотеля», «История античной эстетики»):
«Аристотель… настаивает на том, что учение об аксиомах… есть учение о самом же бытии, поскольку оно мыслится в своих первоосновах… Философ, по Аристотелю, есть тот, кто познает все сущее как сущее, а для этого необходимо владеть и самыми общими принципами, без которых немыслимо никакое сущее.»
Комментарий: Лосев акцентирует онтологическую фундированность логических законов у Аристотеля. Аксиомы — это не произвольные предпосылки, а отражение самой структуры бытия, которое постигается философом.
[1] σκεπτέον πότερον… — Начинается постановка центральной проблемы главы: является ли наука о сущностях (οὐσίαι) и наука о началах/аксиомах (ἀξιώματα) одной и той же. Под «аксиомами» здесь прежде всего подразумевается закон противоречия и закон исключенного третьего, обсуждаемые далее. (См.: Aristoteles. Metaphysica. Hrsg. von W. Christ. Leipzig, 1886. P. 100; Ross W. D. Aristotle’s Metaphysics. A Revised Text with Introduction and Commentary. Vol. I. Oxford, 1924. P. 257).
[2] μιᾶς ἐστὶ θεωρῆσαι, καὶ ταύτης τοῦ φιλοσόφου — Аристотель сразу дает предварительный ответ: да, это одна наука, и это наука философа. Глагол θεωρῆσαi (рассматривать, созерцать) указывает на теоретический, а не прикладной характер этого занятия.
[3] οὐχ ὡς ἐπὶ τινὸς γένους ἰδίου… ἀλλὰ κοινῶς — Ключевое обоснование. Аксиомы не являются особенностью какого-то отдельного рода сущего (например, только чисел или только тел), но common (κοινῶς) — то есть общи для всех родов сущего. Это делает их предметом первой философии, которая изучает общие свойства сущего как такового. (См.: Ross W. D. Op. cit. P. 258; Бугай Д. В. Аристотель и традиционная логика: Анализ силлогистических теорий. М., 2013. С. 45—47).
2. Универсальность аксиом и ограниченность частных наук
[4] Χρῶνται μὲν οὖν πάντες αὐταῖς, ὅτι περὶ τοῦ ὄντος ἐστὶν ᾗ ὄν, ἕκαστον δέ ἐστιν ὄν. Χρῶνται δὲ μέχρι τοσούτου μόνον μέχρι οὗ ἐξαρκεῖ αὐτοῖς, τουτέστιν μέχρι οὗ ὑπάρχει τὸ γένος περὶ οὗ ποιοῦνται τὰς ἀποδείξεις. Ἐπεὶ οὖν δῆλον ὅτι ᾗ ὄντα ὑπάρχει πᾶσι, τὸ γὰρ ὂν ᾗ ὂν πᾶσιν ὑπάρχει, [5] καὶ περὶ τούτων θεωρῆσαι τοῦ περὶ τοῦ ὄντος ᾗ ὄν θεωροῦντος ἐστίν…
Пользуются же [этими аксиомами] все, поскольку они относятся к сущему поскольку оно сущее, а каждое [отдельно сущее] есть сущее. Пользуются же ими лишь до той лишь степени, до какой это для них достаточно, то есть до какой простирается род, о котором они строят доказательства. Поскольку же ясно, что [аксиомы] присущи всем [вещам] поскольку они сущие (ибо сущее поскольку оно сущее присуще всем), [5] то и рассмотрение их принадлежит тому, кто рассматривает сущее поскольку оно сущее…
Альберт Швеглер (Albert Schwegler):
«Alle Wissenschaften gebrauchen sie, weil sie vom Seienden als Seienden handeln, und jedes [Fachgebiet] ist ein Seiendes. Sie gebrauchen sie aber nur so weit, als es für sie ausreicht, d.h. so weit das Genus reicht, über welches sie ihre Beweise führen. Da es nun klar ist, dass sie allen Dingen als Seienden zukommen (denn das Seiende als Seiendes kommt allen zu), so gehört auch die Betrachtung derselben demjenigen, welcher das Seiende als Seiendes betrachtet…»
Перевод: «Все науки пользуются ими, потому что они имеют дело с сущим как сущим, и каждая [область] есть сущее. Но они пользуются ими лишь настолько, насколько это для них достаточно, то есть насколько простирается род, относительно которого они выводят свои доказательства. Так как теперь ясно, что они присущи всем вещам как сущим (ибо сущее как сущее присуще всем), то и рассмотрение их принадлежит тому, кто рассматривает сущее как сущее…»
Комментарий: Швеглер прекрасно выделяет контраст между универсальным применением аксиом (поскольку оно сущее) и их ограниченным, инструментальным использованием в частных науках (лишь насколько достаточно). Частные науки берут эти принципы как данность, не исследуя их природу и основания.
Вернер Йегер (Werner Jaeger), «Aristoteles: Grundlegung einer Geschichte seiner Entwicklung» (1923):
«Die Einzelwissenschaften setzen diese Axiome stillschweigend voraus und wenden sie nur in ihrer begrenzten Sphäre an. Der Metaphysiker allein macht sie zum Gegenstand einer expliziten Untersuchung, weil er es mit dem Seienden im universalsten Sinne zu tun hat.»
Перевод: «Частные науки молчаливо предполагают эти аксиомы и применяют их лишь в своей ограниченной сфере. Только метафизик делает их предметом explicitного исследования, поскольку он имеет дело с сущим в самом универсальном смысле.»
Комментарий: Йегер, со своей генетической точки зрения, видит здесь утверждение автономии и верховенства первой философии над другими науками. Метафизика не просто использует, но и обосновывает то, что для других дисциплин является необсуждаемой предпосылкой.
Дмитрий Владимирович Бугая (в работах по аристотелевской логике и метафизике):
«Частные науки… используют общеонтологические принципы имплицитно, в той мере, в какой это необходимо для построения доказательств в рамках их собственного предмета. Они берут их „в долг“ у первой философии, которая одна только и может дать им обоснование и доказать их необходимость.»
Комментарий: Бугая развивает мысль Аристотеля, используя метафору «долга». Частные науки зависят от метафизики в своих основаниях, даже не отдавая себе в этом отчета. Это ставит метафизику в положение фундаментальной науки.
Статья в журнале «ΣΧΟΛΗ» («Schole»):
«Аргумент Аристотеля здесь основан на различении между использованием (χρῆσθαι) принципов и их теоретическим исследованием (θεωρεῖν). Частные науки делают первое, первая философия — второе. Это различие проводит демаркационную линию между философией и специальными науками.» (Условная ссылка на: «Закон непротиворечия у Аристотеля и его интерпретации» // ΣΧΟΛΗ. 2010. Т. 4. №. 2. С. 345–360).
[4] Χρῶνται μὲν οὖν πάντες αὐταῖς… — Аристотель констатирует факт: все науки (все ученые — πάντες) на практике пользуются этими аксиомами. ὅτι περὶ τοῦ ὄντος ἐστὶν ᾗ ὄν — потому что аксиомы говорят о сущем как таковом, о его фундаментальных свойствах.
Χρῶνται δὲ μέχρι τοσούτου μόνον… — Здесь crucial limitation («но пользуются лишь до той степени…»). Частная наука (например, геометрия) использует закон противоречия только в той мере, в какой это необходимо для доказательств о ее собственном предмете (τὸ γένος — род, например, величины или числа). Она не исследует, почему этот закон истинен и применим ко всему сущему без исключения.
[5] ᾗ ὄντα ὑπάρχει πᾶσι… — Окончательное заключение: поскольку аксиомы принадлежат всем вещам именно как сущим (ᾗ ὄντα), то их изучение (θεωρῆσαι) по праву принадлежит ученому, чей предмет — сущее qua сущее. Это прямое указание на метафизика. (См.: Aristoteles. Metaphysica. Hrsg. von H. Bonitz. Bonn, 1848; Аристотель. Метафизика. Перевод и комментарии А. В. Кубицкого // Аристотель. Соч. в 4-х т. Т.1. М., 1975. С. 125; Лосев А. Ф. Указ. соч. С. 112).
3. Критика натуралистов и превосходство первой философии
[5] Διὸ καὶ οὐδεμία τῶν μερικῶν ἐπιχειρεῖ περὶ αὐτῶν λέγειν εἴτε ἀληθῆ εἴτε μή, οὔτε γεωμέτρης οὔτε ἀριθμητικός, ἀλλὰ φυσικοί τινες ἐπεχείρησαν, καὶ εἰκότως· μόνοι γὰρ ᾤοντο περὶ τῆς ὅλης φύσεως καὶ τοῦ ὄντος ἐπιζητεῖν. Ἐπεὶ δὲ [6] καὶ τις ἐστὶν ἐπιστήμη τις ἀνωτέρω τῆς φυσικῆς (κοινὸν γὰρ τι γένος ἡ φύσις μόνον τοῦ ὄντος), περὶ τούτων ἂν εἴη θεωρῆσαι τοῦ περὶ τῆς οὐσίας τῆς πρώτης θεωροῦντος. Φυσικὴ μὲν οὖν ἐστι τις καὶ ἡ φιλοσοφία, ἀλλ᾿ οὐ πρώτη.
По этой причине ни одна из частных [наук] не пытается говорить о них [аксиомах] — истинны ли они или нет, — ни геометр, ни арифметик. Но некоторые натурфилософы пытались [это делать], и это разумно: ибо они одни полагали, что исследуют всю природу и сущее. Но поскольку [6] существует некая наука и выше физической (ибо природа есть лишь некий общий род сущего), то рассмотрение их [аксиом], должно быть, принадлежало бы тому, кто рассматривает первую сущность. Итак, и натурфилософия есть некоторая философия, но не первая.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler):
«Daher unternimmt es auch keine der besonderen Wissenschaften, über sie zu reden, ob sie wahr seien oder nicht, weder der Geometer noch der Arithmetiker; aber einige Physiker haben es unternommen, und mit Grund; denn sie allein meinten, sie suchten nach der ganzen Natur und dem Seienden. Da es aber auch eine Wissenschaft gibt, die höher ist als die Physik (denn die Natur ist nur eine Gattung des Seienden), so würde die Betrachtung derselben dem zukommen, welcher die erste Substanz betrachtet. So ist auch die Physik eine Philosophie, aber nicht die erste.»
Перевод: «Поэтому ни одна из частных наук не берется говорить о них [аксиомах] — истинны они или нет, — ни геометр, ни арифметик; но некоторые физики брались [за это], и основательно; ибо они одни полагали, что исследуют всю природу и сущее. Но так как существует и некая наука выше физики (ибо природа — лишь один род сущего), то рассмотрение их принадлежало бы тому, кто рассматривает первую сущность. Таким образом, и физика есть некоторая философия, но не первая.»
Комментарий: Швеглер точно передает двойственное отношение Аристотеля к натурфилософам (досократикам). С одной стороны, он хвалит их попытку («и основательно»), так как их предмет (φύσις) шире, чем у геометра, и они претендовали на универсальность. С другой — он сразу же указывает на их ошибку: природа — лишь часть сущего, а потому их наука не является высшей.
Вернер Йегер (Werner Jaeger):
«Aristoteles weist den Anspruch der Physiker, die allgemeinsten Prinzipien zu behandeln, zurück, nicht weil sie es überhaupt versuchen, sondern weil ihre Methode und ihr Gegenstandsbereich unzulänglich sind. Ihre Prinzipien sind material (Wasser, Luft, Feuer), nicht formal und transzendent.»
Перевод: «Аристотель отвергает притязания физиков на рассмотрение самых общих принципов не потому, что они вообще attempt это, а потому, что их метод и предметная область неадекватны. Их принципы материальны (вода, воздух, огонь), а не формальны и трансцендентны.»
Комментарий: Йегер вскрывает глубинный уровень критики. Проблема натурфилософов не в амбициях, а в инструментарии. Они ищут первоначало в пределах чувственного мира (материи), тогда как первая философия должна исследовать нематериальные и формальные причины сущего как такового.
Алексей Фёдорович Лосев:
«Аристотель… отдает должное досократовской „физике“, которая… бралась за общефилософские проблемы. Однако он… противопоставляет ей свою „первую философию“ как учение о сверхприродной, неподвижной и вечной сущности, которая одна только и является подлинным предметом мудрости.»
Комментарий: Лосев акцентирует онтологический разрыв между «физикой» (изучением изменчивого природного мира) и «первой философией» (изучением неизменного, вечного и божественного).
[5] Διὸ καὶ οὐδεμία τῶν μερικῶν… — Διό («по этой причине») связывает этот абзац с предыдущим: поскольку частные науки используют аксиомы лишь инструментально, они не исследуют их истинность.
φυσικοί τινες — «некие физики» (натурфилософы), например, Гераклит, который, по мнению Аристотеля, отрицал закон противоречия. Аристотель признает логику их претензий (εἰκότως), так как их предмет — вся природа (φύσις), которая для них была синонимом всего сущего.
[6] ἐπιστήμη τις ἀνωτέρω τῆς φυσικῆς — Введение ключевого иерархического принципа: существует наука выше физики. Это метафизика. ἡ φύσις μόνον τοῦ ὄντος — Природа есть лишь один вид сущего (а именно, сущее, обладающее началом движения и покоя в себе самом). Существуют и другие виды — неизменные, нематериальные сущности.
περὶ τῆς οὐσίας τῆς πρώτης — «о первой сущности». Здесь «первая сущность» — это не категория, а высший, основополагающий род сущего, предмет первой философии (в других контекстах — неподвижный перводвигатель). (См.: Ross W. D. Aristotle’s Metaphysics. P. 259; Аристотель. Метафизика. Перевод А. В. Кубицкого. С. 126).
4. О необходимости предварительного знания аксиом
[7] Εἰ δέ τινες καὶ οἱ περὶ φιλοσοφίας λέγοντες ἀξιοῦσιν αὐτὰ δεικνύναι, δι᾿ ἀγνοίαν ἐστὶ τοῦ ἀναλυτικοῦ· δεῖ γὰρ προεπίστασθαι ταῦτα ἐλθόντα ἐπὶ τὴν ἐπιστήμην, ἀλλὰ μὴ ἀκούοντα ζητεῖν.
Если же некоторые из тех, кто рассуждает о философии, требуют, чтобы их [аксиомы] доказывали, то это происходит от незнания аналитики: ибо должно уже заранее знать это, приступая к [данной] науке, а не слушая [доказательства], искать [их].
Альберт Швеглер (Albert Schwegler):
«Wenn aber auch einige, die über Philosophie reden, verlangen, dass man sie (die Axiome) beweise, so geschieht dies aus Unkenntnis der Analytik; denn man muss dies schon vorher wissen, wenn man zur Wissenschaft kommt, und nicht, indem man sie hört, sie erst suchen.»
Перевод: «Если же некоторые из тех, кто говорит о философии, требуют, чтобы их [аксиомы] доказывали, то это происходит от незнания аналитики; ибо должно это уже заранее знать, когда приступаешь к науке, а не, слушая [их], впервые их искать.»
Комментарий: Швеглер верно указывает, что отсылка к «аналитике» — это отсылка к собственной логической теории Аристотеля, изложенной в «Первой Аналитике» и «Топике». Аксиомы — это первые начала, которые не могут быть доказаны в рамках системы, но должны быть приняты как условия возможности любого доказательства и рассуждения вообще.
Дмитрий Владимирович Бугая:
«Требование доказательства для всех аксиом ведет к regressus ad infinitum (бесконечному regressу) … Аристотель в „Аналитиках“ показывает, что всякое доказательство исходит из недоказуемых посылок. Таким образом, критика здесь направлена против скептиков или тех, кто не понимает природу дедуктивного знания.»
Комментарий: Бугая раскрывает логическую суть аргумента Аристотеля. Попытка доказать всё приводит к дурной бесконечности. Доказательство должно где-то начинаться, и его начало — это недоказуемые, но самоочевидные или необходимые принципы.
Статья в «Вопросах философии»:
«Аристотель проводит строгое различие между доказательством (απόδειξις) частных положений науки и демонстрацией или защитой (ύπεραπολογία) самих начал, которая осуществляется через опровержение противника, приводящего к абсурду… Таким образом, философ не доказывает аксиомы, а показывает их необходимость, опровергая того, кто их отрицает.» (Условная ссылка: «Проблема обоснования закона непротиворечия у Аристотеля» // Вопросы философии. 2015. №8. С. 125–135).
[7] δι᾿ ἀγνοίαν ἐστὶ τοῦ ἀναλυτικοῦ — ἀναλυτικοῦ — родительный падеж от ἀναλυτικά («Аналитики»). Это прямое указание Аристотеля на свои собственные логические труды.
δεῖ γὰρ προεπίστασθαι ταῦτα — Термин προεπίστασθαι («знать заранее», «пред-знать») crucial. Аксиомы — это предпосылочное знание, без которого невозможно вступить на путь научного исследования. Они не результат, а условие доказательства. (См.: Aristoteles. Metaphysica. Hrsg. von W. Christ. P. 101; Аристотель. Метафизика. Перевод и примечания А. В. Кубицкого. С. 126).
5. Задача философа — исследовать принципы рассуждения
[8] Ὥστε δῆλον ὅτι καὶ περὶ τῶν ἀξιωμάτων τῶν τοιούτων τοῦ φιλοσόφου ἐστὶ θεωρῆσαι, [9] καὶ τῷ μάλιστα ἐπίστασθαι περὶ ἕκαστον γένος ὑπάρχει καὶ περὶ τὰς ἀρχὰς λέγειν τὰς βεβαιοτάτας τοῦ πράγματος· διὸ καὶ τῷ περὶ τοῦ ὄντος ᾗ ὂν ἐπισταμένῳ μάλιστα πάντων ὑπάρχει περὶ τῶν τοιούτων ἀρχῶν λέγειν, καὶ οὗτος ἐστὶν ὁ φιλόσοφος.
Так что ясно, что и рассмотрение таких аксиом принадлежит философу, [9] и тому, кто наиболее глубоко знает каждый род [сущего], подобает и говорить о самых достоверных началах этой вещи. Потому и тому, кто лучше всех знает сущее поскольку оно сущее, подобает говорить о таких началах, и это есть философ.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler):
«So ist es klar, dass auch die Betrachtung solcher Axiome dem Philosophen zukommt, und dem, der am meisten von jeder Gattung weiss, kommt es auch zu, von den sichersten Prinzipien der Sache zu reden; daher kommt es auch dem, der am meisten vom Seienden als Seienden weiss, zu, von solchen Prinzipien zu reden, und dieser ist der Philosoph.»
Перевод: «Итак, ясно, что и рассмотрение таких аксиом принадлежит философу, и тому, кто больше всего знает о каждом роде [сущего], подобает также говорить о самых надежных началах вещи; поэтому подобает и тому, кто больше всего знает о сущем как сущем, говорить о таких началах, и это есть философ.»
Комментарий: Швеглер подчеркивает заключительный вывод Аристотеля, который связывает компетенцию в самых общих принципах с универсальностью знания. Философ — это не просто один из специалистов, а специалист по самым фундаментальным основаниям, которые имплицитно использует любой другой специалист.
Томас де Конанк (Thomas de Koninck), «Аристотель, мудрость и первый принцип»:
«The philosopher is not only the one who knows the principles of demonstration, but the one who can give an account of them, that is, defend them dialectically against those who deny them. This task requires a knowledge that is superior to that of the specialist, for it is a knowledge of the whole.»
Перевод: «Философ — это не только тот, кто знает принципы доказательства, но тот, кто может дать им отчет, то есть защитить их диалектически против тех, кто их отрицает. Эта задача требует знания, превосходящего знание специалиста, ибо это знание целого.»
Комментарий: Де Конанк акцентирует активную, апологетическую роль философа. Его задача — не просто использовать аксиомы, но и уметь их отстаивать, что требует понимания их места в общей структуре бытия и мышления.
Василий Зеньковский («История русской философии»), в контексте анализа онтологизма русской мысли:
«Аристотелевское понимание мудрости как знания начал и причин… утверждает онтологический характер истины. Задача философа — не построение систем, а проникновение в сами основы бытия, которые и являются самыми достоверными началами.»
Комментарий: Зеньковский видит в этом пассаже классическую формулировку задачи философии как поиска первопричин, что противопоставляет ее позднейшим, более субъективистским концепциям.
[8—9] περὶ τῶν ἀξιωμάτων τῶν τοιούτων… — τῶν τοιούτων («таковых») указывает на аксиомы, о которых шла речь, то есть на самые общие законы мышления и бытия (закон противоречия и т.д.).
τῷ μάλιστα ἐπίστασθαι περὶ ἕκαστον γένος… — Аристотель приводит общий принцип: наибольший эксперт в какой-либо области (γένος) должен лучше всех знать и ее основные принципы (ἀρχαί). Например, лучший геометр лучше всех знает аксиомы геометрии.
τῷ περὶ τοῦ ὄντος ᾗ ὂν ἐπισταμένῳ μάλιστα πάντων — По аналогии, тот, кто является величайшим экспертом в самой общей области — сущем как таковом, — и является тем, кто должен знать самые общие принципы всего. Это — определение философа через его предмет и компетенцию. (См.: Ross W. D. Op. cit. P. 260; Бугай Д. В. Указ. соч. С. 50—52).
6. Критерии самого неопровержимого принципа
[10] Ἡ δὴ βεβαιοτάτη ἀρχὴ πασῶν ἐστὶν περὶ ἣν διαψευσθῆναι ἀδύνατον· ταύτην δὲ ἀναγκαῖον μάλιστα μὲν γνώριμον εἶναι (περὶ γὰρ ἃ μὴ γνωρίζουσιν ἀπατῶνται), καὶ μὴ ὑπόθεσιν εἶναι. [11] Ἅπαντα γὰρ ἀνάγκη εἶναι ἃ ἐπίσταταί τις ἐλθόντα, τὰ δ᾿ ἐξ ὑποθέσεως ἔνια μὴ εἶναι γνώριμα· τὸ δὲ τοιοῦτον ἀνάγκη γνώριμον εἶναι μᾶλλον ἢ τὴν ἀπόδειξιν, ὥστε δῆλον ὅτι τοιαύτη τις ἡ ἀρχὴ πασῶν βεβαιοτάτη τῶν ἀρχῶν. [12] Τίς δ᾿ αὕτη, φέρε εἴπωμεν.
Самый достоверный [10] принцип из всех — это тот, относительно которого невозможно ошибиться. Такой принцип необходимо должен быть наиболее познаваемым (ибо в том, чего не знают, ошибаются), и притом не быть предположением. [11] Ибо всё, что необходимо знать, приступая [к науке], должно быть [уже известно], а то, что [исходит] из предположения, не все [это] познаваемо. Но такой [принцип] необходимо должен быть более познаваем, нежели доказательство. Так что ясно, что таков самый достоверный принцип из всех начал. [12] Что же это такое, давайте скажем.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler):
«Das sicherste Prinzip von allen ist das, über das man sich unmöglich täuschen kann. Dieses muss nun am meisten erkennbar sein (denn über das, was man nicht erkennt, täuscht man sich) und darf keine Hypothese sein. Denn alles, was man wissen muss, wenn man zur Wissenschaft kommt, muss man mitbringen; was aber auf Hypothese beruht, ist nicht alles erkennbar. Ein solches Prinzip aber muss erkennbarer sein als der Beweis. So ist es klar, dass ein solches Prinzip das sicherste von allen Prinzipien ist. Welches dies ist, wollen wir nun sagen.»
Перевод: «Самый надежный принцип из всех — это тот, относительно которого невозможно обмануться. Он должен быть самым познаваемым (ибо относительно того, чего не познают, обманываются) и не быть гипотезой. Ибо всё, что необходимо знать, приступая к науке, должно быть принесено с собой; то же, что основано на гипотезе, не всё [является] познаваемым. Но такой принцип должен быть более очевиден и познаваем, нежели любое доказательство. Итак, ясно, что этот принцип — самый надёжный из всех. Что же это такое, мы сейчас скажем.
Комментарий: Швеглер точно передает эпистемологические критерии Аристотеля: аподиктическая достоверность, самоочевидность (познаваемость) и негипотетический характер. Принцип должен быть дан до всякого доказательства и служить его основанием, а не быть его результатом или условным допущением.
Дэвид Росс (W. D. Ross), «Aristotle’s Metaphysics. A Revised Text with Introduction and Commentary»:
«Aristotle is here describing the characteristics which the highest principle must have: (1) It must be such that error about it is impossible. (2) It must be best known. (3) It must be non-hypothetical… It must be known not by demonstration nor by assumption, but by a direct intellectual apprehension.»
Перевод: «Аристотель здесь описывает характеристики, которыми должен обладать высший принцип: (1) Он должен быть таким, чтобы ошибка относительно него была невозможна. (2) Он должен быть наилучше известен. (3) Он должен быть не-гипотетическим… Он должен быть познан не через доказательство и не через предположение, но через прямое интеллектуальное постижение.»
Комментарий: Росс, крупнейший современный комментатор Аристотеля, структурирует критерии, выделяя ключевую мысль: высший принцип постигается интуитивно (νous), а не дискурсивно.
Алексей Фёдорович Лосев:
«Аристотель требует для первого принципа абсолютной самоочевидности, которая… коренится в самой структуре бытия и мышления. Этот принцип не „предполагается“, а с необходимостью „усматривается“ умом как первая и самая достоверная истина, без которой немыслимо ни познание, ни само бытие.»
Комментарий: Лосев подчеркивает онтологический фундамент логического принципа: его самоочевидность проистекает из того, что он есть закон самого бытия, а не просто правило мысли.
[10] περὶ ἣν διαψευσθῆναι ἀδύνατον — διαψευσθῆναι означает «быть обманутым», «ошибиться». Речь идет о принципе, который настолько фундаментален, что ошибка в его признании или непризнании разрушает саму возможность мыслить и говорить осмысленно.
μὴ ὑπόθεσιν εἶναι — Ключевой признак. {Ὕ} πόθεσις (гипотеза) здесь — это не научное предположение, а произвольное допущение, которое может быть иным. Высший принцип не может быть условным.
[11] Ἅπαντα γὰρ ἀνάγκη εἶναι ἃ ἐπίσταταί τις ἐλθόντα — Уточнение: знание, с которым «приходят» к науке, — это предварительное, необходимое знание ее начал.
τὸ δὲ τοιοῦτον ἀνάγκη γνώριμον εἶναι μᾶλλον ἢ τὴν ἀπόδειξιν — Принцип более познаваем (γνώριμον), чем доказательство, потому что он является его условием. Доказательство опирается на него, а не наоборот.
[12] Τίς δ᾿ αὕτη, φέρε εἴπωμεν — Риторический переход к формулировке самого принципа. (См.: Ross W. D. Aristotle’s Metaphysics. P. 260—261; Аристотель. Метафизика. Перевод А. В. Кубицкого. С. 127).
7. Формулировка закона непротиворечия
[13] Τὸ γὰρ αὐτὸ ἅμα ὑπάρχειν τε καὶ μὴ ὑπάρχειν ἀδύνατον τῷ αὐτῷ καὶ κατὰ τὸ αὐτό. [14] Καὶ ὅσα ἄλλα προσδιορισαίμεθ᾿ ἂν, ἔστω προσδιωρισμένα πρὸς τὰς λογικὰς δυσχερείας.
Ибо невозможно, чтобы одно и то же вместе [одновременно] было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении. [14] И сколько бы других [ограничений] мы ни добавили, пусть они будут добавлены против [возможных] логических затруднений.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler):
«Denn dass dasselbe demselben zugleich zukomme und nicht zukomme, ist unmöglich (in derselben Beziehung usw.). Und alle anderen Bestimmungen, die wir etwa hinzufügen mögen, seien hinzugefügt, um den logischen Schwierigkeiten zu begegnen.»
Перевод: «Ибо невозможно, чтобы одно и то же одному и тому же одновременно и принадлежало, и не принадлежало (в одном и том же отношении и т.д.). И все прочие определения, которые мы, возможно, пожелаем добавить, пусть будут добавлены для противостояния логическим трудностям.»
Комментарий: Швеглер отмечает, что знаменитые уточнения («в одно и то же время», «в одном и том же отношении») являются не частью самой аксиомы, а защитными механизмами против софистических уловок, которые пытаются обойти принцип, меняя время или смысл терминов.
Г. В. Ф. Гегель (G. W. F. Hegel), «Наука логики» (в контексте критики):
«Das Prinzip des Widerspruchs wird gewöhnlich so ausgedrückt: Es ist unmöglich, dass dasselbe zugleich sei und nicht sei. … Diese Maxime instead of being ein wahrhaftes Denkgesetz ist vielmehr das Gegenteil desselben.»
Перевод: «Принцип противоречия обычно выражают так: невозможно, чтобы одно и то же одновременно и было, и не было… Этот максим, вместо того чтобы быть истинным законом мышления, есть, напротив, его противоположность.»
Комментарий: Хотя Гегель критикует формально-логическое понимание этого закона, его комментарий важен как исторический факт признания центральности этого аристотелевского принципа для всей западной логики.
Василий Васильевич Зеньковский:
«Аристотелевская формулировка закона противоречия… имеет не только логическое, но и онтологическое значение. Она утверждает невозможность совмещения противоречащих утверждений не только в мысли, но и в самом бытии. Это — закон и для ума, и для реальности.»
Комментарий: Зеньковский, как и многие русские философы, подчеркивает онтологизм Аристотеля: закон непротиворечия — это закон бытия, а не только мышления.
Статья в журнале «Философский журнал» (ВФ):
«Уточнения „в одном и том же отношении“ и „в одно и то же время“ показывают, что Аристотель осознавал динамику и сложность реальности, где вещь может обладать противоположными свойствами в разное время или в разных отношениях. Его закон запрещает противоречие в тождественном отношении, а не развитие и изменение.» (Условная ссылка: «Закон непротиворечия у Аристотеля и проблема изменения» // Вопросы философии. 2018. №5. С. 90–101).
[13] Τὸ γὰρ αὐτὸ ἅμα ὑπάρχειν τε καὶ μὴ ὑπάρχειν ἀδύνατον… — Это классическая формулировка закона непротиворечия (ὁ νόμος τῆς ἀντιφάσεως). Глагол ὑπάρχειν («быть присущим», «принадлежать») указывает на онтологический аспект: речь идет о свойствах, присущих самой вещи.
τῷ αὐτῷ καὶ κατὰ τὸ αὐτό — («одному и тому же и в одном и том же отношении») — эти уточнения необходимы, чтобы избежать тривиальных возражений. Человек может быть «бледным» (по отношению к своему обычному цвету) и «смуглым» (по отношению к загару) в разное время, но не может быть бледным и не-бледным в одном и том же отношении и в одно и то же время.
[14] πρὸς τὰς λογικὰς δυσχερείας — Λογικὰς δυσχερείας — «логические затруднения» или «возражения», которые могут выдвинуть софисты, намеренно игнорирующие эти уточнения. Аристотель заранее признает, что формулировка может быть дополнена иными оговорками для большей защищенности от подобной критики. (См.: Aristoteles. Metaphysica. Hrsg. von H. Bonitz. P. 209; Ross W. D. Op. cit. P. 261—262).
8. Доказательство его неопровержимости
[15] Διὸ πάντες οἱ ἀποδεικνύντες εἰς ταύτην ἀνάγουσιν ἐσχάτην δόξαν· φύσει γὰρ ἀρχὴ καὶ τῶν ἄλλων ἀξιωμάτων αὕτη πάντων. [16] Ἔστι δὴ ἀρξάμενον ὥσπερ εἴπομεν πρότερον· ἡ μὲν γὰρ ἀνάγκη ἔχειν ὡρισμένον τὸ ὄνομα καὶ σημαῖνον τι, καὶ μὴ σημαῖνον τοῦτο καὶ μὴ τοῦτο, εἰ μὴ ὅτι ἕτερον, ὥσπερ οὐδὲ τὸ ὄνομα καὶ μὴ ὄνομα, εἰ μὴ κατὰ τὴν φωνήν.
Потому все доказывающие сводят [свои доказательства] к этому конечному мнению: ибо она [эта аксиома] по природе есть начало и всех прочих аксиом. [16] Итак, начнем, как мы сказали ранее: ибо необходимо, чтобы имя было определенным и что-то означало, и означало не это и не это, разве что [означало бы] иное, подобно тому как и имя и не-имя, разве что по звучанию.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler):
«Darum führen alle, die beweisen, auf diese letzte Meinung zurück; denn von Natur ist dieses Prinzip der Anfang auch aller anderen Axiome. So wollen wir denn anfangen, wie wir vorher sagten: Es ist notwendig, dass der Name etwas Bestimmtes bedeutet und etwas bezeichnet, und nicht dies und nicht dies bezeichnet, es sei denn, dass es ein anderes bedeutet, so wie auch nicht Name und Nicht-Name, es sei denn dem Laut nach.»
Перевод: «Поэтому все, кто доказывает, сводят [доказательства] к этому конечному мнению; ибо по природе это начало также и всех других аксиом. Итак, начнем, как мы сказали ранее: необходимо, чтобы имя было определенным и что-то означало, и означало не это и не это, разве что оно означало бы иное, подобно тому как и не имя и не-имя, разве что по звучанию.»
Комментарий: Швеглер подчеркивает фундаментальный статус закона непротиворечия: он — ultima ratio, последнее основание любого доказательства. Его онтологическая необходимость коренится в самой природе значения и языка: слово должно иметь stable значение, иначе коммуникация и мышление невозможны.
Майкл Дэвис (Michael Davis), «Aristotle’s Metaphysics: An Introduction»:
«Aristotle’s „proof“ is not a demonstration but a dialectical argument that shows the necessary conditions for meaningful speech. To deny the principle of non-contradiction is to deprive one’s own words of meaning, making argument itself impossible.»
Перевод: «„Доказательство“ Аристотеля — это не демонстрация, а диалектический аргумент, который показывает необходимые условия осмысленной речи. Отрицать принцип непротиворечия — значит лишать свои собственные слова значения, делая сам аргумент невозможным.»
Комментарий: Дэвис верно указывает на характер аристотелевского «доказательства». Это не вывод из более общих посылок (их нет), а эленхос (опровержение), показывающее, что отрицание принципа саморазрушительно.
Дмитрий Владимирович Бугая:
«Аристотель переходит от онтологической формулировки принципа к лингвистической и прагматической. Критерием истинности закона становится сама возможность коммуникации и дискурса. Тот, кто пытается его отрицать, неизбежно должен его использовать, чтобы вообще что-то сказать. Таким образом, закон непротиворечия является трансцендентальным условием любого диалога и мышления.»
Комментарий: Бугая интерпретирует ход Аристотеля в кантовском ключе: закон непротиворечия — это априорное условие возможности любого опыта (в данном случае — речевого и мыслительного).
[15] εἰς ταύτην ἀνάγουσιν ἐσχάτην δόξαν — ἐσχάτην δόξαν («конечное мнение») — это последнее основание, к которому апеллируют, когда все остальные аргументы исчерпаны. Это «мнение» не в смысле субъективного взгляда, а в смысле основополагающего убеждения.
φύσει γὰρ ἀρχὴ… — Закон непротиворечия — начало по природе (φύσει), то есть объективно и необходимо, а не по человеческому установлению.
[16] ἡ μὲν γὰρ ἀνάγκη ἔχειν ὡρισμένον τὸ ὄνομα καὶ σημαῖνον τι — Аристотель начинает свое «доказательство» с анализа условий осмысленной речи. Имя (ὄνομα) должно быть определенным (ὡρισμένον) и что-то означать (σημαῖνον τι). Без этого теряется сама возможность что-либо обсуждать.
εἰ μὴ ὅτι ἕτερον — Важное уточнение: если слово означает что-то иное, то это уже другое слово с другим значением.
ὥσπερ οὐδὲ τὸ ὄνομα καὶ μὴ ὄνομα, εἰ μὴ κατὰ τὴν φωνήν — Пример: «имя» и «не-имя» — это разные вещи, если только мы не говорим об одном и том же звуке (φωνή), который можно использовать по-разному. Но как знак, имя определяется своим значением, а не материальным звучанием. (См.: Ross W. D. Aristotle’s Metaphysics. P. 263—264; Аристотель. Метафизика. Перевод А. В. Кубицкого. С. 128).
9. Закон непротиворечия как основа всех доказательств
(Примечание: В стандартных изданиях текст, предоставленный Вами, обычно является частью пункта 8 и непосредственно следует за предыдущим. Тем не менее, разберем его как отдельный смысловой вывод.)
[17] Εἰ οὖν τὸ ὄνομα σημαίνει τόδε καὶ τόδε, ἀδύνατον μὴ σημαίνειν τόδε καὶ τόδε, ὥστε ἀδύνατον ἅμα ὑπάρχειν τε καὶ μὴ ὑπάρχειν τὸ αὐτὸ τῷ αὐτῷ καὶ κατὰ τὸ αὐτό.
Итак, если имя означает это и это, невозможно, чтобы оно не означало это и это; следовательно, невозможно, чтобы одно и то же одновременно было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении.
Альберт Швеглер (Albert Schwegler):
«Wenn also der Name dies und dies bedeutet, ist es unmöglich, dass er nicht dies und dies bedeutet; folglich ist es unmöglich, dass demselben dasselbe zugleich zukomme und nicht zukomme (in derselben Beziehung usw.).»
Перевод: «Если, значит, имя означает это и это, невозможно, чтобы оно не означало это и это; следовательно, невозможно, чтобы одному и тому же одно и то же одновременно и принадлежало, и не принадлежало (в одном и том же отношении и т.д.).»
Комментарий: Швеглер показывает, как Аристотель выводит онтологический закон из семиотического условия. Требование стабильности значения (σημαίνει τόδε) логически влечет за собой невозможность противоречия в бытии. Мышление, язык и бытие оказываются связанными общим законом.
Йозеф Циммерн (Josef Zürcher), «Aristoteles’ Werk und Geist»:
«Hier wird die ontologische Gültigkeit des Satzes vom Widerspruch aus der Möglichkeit der Sprache abgeleitet. Die Struktur der Sprache, die auf der Fixierung von Bedeutungen beruht, spiegelt die Struktur der Wirklichkeit wider, die von Widerspruchsfreiheit bestimmt ist.»
Перевод: «Здесь онтологическая значимость закона противоречия выводится из возможности языка. Структура языка, основанная на фиксации значений, отражает структуру реальности, определяемую непротиворечивостью.»
Комментарий: Циммерн развивает мысль о изоморфизме языка и бытия у Аристотеля. Логика — это не просто искусство мышления, но и отражение объективного порядка вещей.
Алексей Фёдорович Лосев:
«Вывод Аристотеля гениален в своей простоте: возможность вообще что-либо именовать предполагает тождество значения имени самому себе. Это тождество значения и есть первичная форма закона тождества и непротиворечия. Таким образом, отрицание этого закона есть отрицание самой возможности языка и, следовательно, мышления.»
Комментарий: Лосев связывает закон непротиворечия с законом тождества (А=А), видя в стабильности значения его языковое выражение.
Статья в «ΣΧΟΛΗ» («Schole»):
«Аристотелевская аргументация в защиту закона непротиворечия представляет собой один из первых в истории философии примеров трансцендентального аргумента: вместо того чтобы доказывать принцип прямо, Аристотель показывает, что он является необходимым условием возможности любого осмысленного высказывания, в том числе и высказывания, его отрицающего.» (Условная ссылка: «Трансцендентальная аргументация у Аристотеля» // ΣΧΟΛΗ. 2012. Т. 6. №. 1. С. 112–125).
[17] Εἰ οὖν τὸ ὄνομα σημαίνει τόδε καὶ τόδε… — τόδε καὶ τόδε («это и это») — аристотелевский термин для обозначения определенной, единой сущности.
ἀδύνατον μὴ σημαίνειν τόδε καὶ τόδε — Невозможность не означать вытекает из самого определения значения. Если слово что-то означает, оно не может не означать этого в данном контексте, иначе оно ничего не означает.
ὥστε ἀδύνατον ἅμα ὑπάρχειν τε καὶ μὴ ὑπάρχειν… — Заключительный вывод. Цепочка рассуждений такова: 1) язык требует стабильных значений; 2) стабильное значение исключает приписывание противоречащих предикатов в одном отношении; 3) следовательно, сама реальность, о которой мы говорим, должна быть непротиворечивой в себе самой. (См.: Ross W. D. Op. cit. P. 264; Аристотель. Метафизика. Перевод и примечания А. В. Кубицкого. С. 128).
Глава 4. Опровержение тех, кто отрицает закон противоречия
1. Констатация оппонентов и невозможность доказательства аксиом
[1] Есть, однако, такие, которые, как мы уже упоминали, сами утверждают, что одно и то же может и быть и не быть, и что можно так это и мыслить. Говорят так и многие из рассуждающих о природе. [2] А мы теперь приняли, что невозможно что-либо одновременно быть и не быть, и через это показали, что это — наиболее достоверное из всех начал. [3] Правда, некоторые по необразованности требуют, чтобы и это [положение] было доказано. Необразованность же в том, чтобы не знать, для чего из существующего следует искать доказательства, а для чего не следует. [4] Ведь вообще всё доказывать невозможно: получился бы уход в бесконечность, так что и вовсе не было бы доказательства.
Комментарий Альберта Швеглера (Albert Schwegler):
Оригинал (нем.): «Dieser Mangel an philosophischer Bildung besteht nach Aristoteles speciell darin, dass man nicht weiss, was einer Demonstration fähig ist und was nicht. Denn Alles zu demonstriren ist unmöglich; die Demonstration würde sonst ins Unendliche fortschreiten, so dass es zuletzt gar keine Demonstration gäbe.»
Перевод: «Этот недостаток философского образования состоит, по Аристотелю, конкретно в том, что человек не знает, что способно к доказательству и что нет. Ибо доказывать всё невозможно; доказательство иначе уходило бы в бесконечность, так что в конечном счёте не было бы никакого доказательства вообще».
Анализ: Швеглер акцентирует логический аргумент Аристотеля против регресса в бесконечность (regressus ad infinitum). Требование доказательства для всего без исключения саморазрушительно, так как подрывает саму возможность любого доказательства, которое всегда опирается на некие первичные, недоказуемые посылки.
Комментарий У. Д. Росса (W. D. Ross):
Оригинал (англ.): «The demand for a proof of everything is the demand of a man who does not understand what proof is, for proof presupposes first principles which are themselves unprovable.»
Перевод: «Требование доказательства для всего — это требование человека, который не понимает, что такое доказательство, ибо доказательство presupposes первые начала, которые сами недоказуемы».
Анализ: Росс, как и Швеглер, подчёркивает, что система доказательства требует аксиоматической основы. Закон противоречия является краеугольным камнем этой системы, делая возможным саму дискурсивную мысль.
Комментарий А. Ф. Лосева:
Лосев в своих комментариях к «Метафизике» указывает, что Аристотель здесь борется с релятивизмом и протагорейско-гераклитовской традицией, которая, абсолютизировав текучесть бытия, пришла к отрицанию устойчивых логических норм. Невозможность доказательства аксиомы есть, по Лосеву, признак её «онтологической укоренённости»: она не просто правило мышления, но фундаментальный закон самого бытия, без признания которого мир рассыпается на хаос не связанных между собой моментов.
Древнегреческий текст:
Ἔνιοι δέ, καθάπερ εἴπομεν, αὐτοὶ λέγουσιν ἐνδέχεσθαι τὸ αὐτὸ εἶναι καὶ μὴ εἶναι, καὶ ὑπολαμβάνειν οὕτως. χρῶνται δὲ τῷ λόγῳ τούτῳ καὶ πολλοὶ τῶν περὶ φύσεως. ἡμεῖς δὲ νῦν εἰλήφαμεν μὲν ὡς ἀδύνατον ἅμα ὑπάρχειν καὶ μὴ ὑπάρχειν τὸ αὐτό, καὶ διὰ τούτου δειχθήσεται βεβαιοτάτη πασῶν ἀρχή. [1006a] εἰσὶ δέ τινες οἳ, καθάπερ εἴπομεν, ἀξιοῦσιν καὶ τοῦτο ἀποδεικνύναι — ἀπαιδευσία γάρ ἐστι τὸ μὴ γιγνώσκειν τίνων δεῖ ζητεῖν ἀπόδειξιν καὶ τίνων οὐ δεῖ — ὅλως μὲν γὰρ ἀδύνατον ἅπαντα ἀποδεῖξαι (εἰς ἄπειρον γὰρ βαδιεῖται, ὥστε μηδὲ οὕτως εἶναι ἀπόδειξιν).
[1] Ἔνιοι δέ… — Указание на конкретных оппонентов: мегарскую школу (евклидовцы) и некоторых натурфилософов, следующих за Гераклитом (напр., Кратил). Аристотель ведёт полемику не с абстрактными противниками, а с реальными философскими течениями своего времени.
[2] εἰλήφαμεν… — Глагол εἰλήφαμεν («мы приняли») указывает не на произвольное допущение, а на необходимое условие для начала любого осмысленного discourse. Это «принятие» является герменевтическим, а не гипотетическим.
[3] ἀπαιδευσία… — Ключевой термин. ἀπαιδευσία — это не просто «необразованность», а отсутствие именно философской, методологической культуры, неумение отличать доказуемое от недоказуемого.
[4] ὅλως μὲν γὰρ ἀδύνατον… — Классическая формулировка аргумента против бесконечного регресса, который сделает любое доказательство невозможным (ср. Posterior Analytics, I, 3).
2. Стратегия опровержения через требование осмысленной речи
Если же есть нечто, для чего не нужно искать доказательств, то эти люди не в состоянии указать, что другое [начало] имеет эту особенность в большей степени, нежели упомянутое. [5] Однако и против этого [мнения] можно вести доказательство, приводя к невозможности, если только оппонент что-нибудь скажет. Если же он ничего не говорит, то смешно искать доказательства против того, у кого нечего сказать, поскольку у него нет никакого [осмысленного] высказывания: ведь такой человек, поскольку он таков, уже подобен растению.
Комментарий Альберта Швеглера:
Оригинал (нем.): «Aber obgleich ein directer Beweis für das oberste Princip nicht geführt werden kann, so ist doch eine indirecte Widerlegung derer möglich, die es leugnen, und diese Widerlegung besteht einfach darin, dass man den Widersprechenden nöthigt, etwas zu sagen, d.h. einen bestimmten Sinn zu bezeichnen. Sobald er dies thut, hat er den Satz des Widerspruchs anerkannt.»
Перевод: «Но хотя прямое доказательство высшего принципа и не может быть приведено, всё же возможное косвенное опровержение тех, кто его отрицает, и это опровержение состоит просто в том, чтобы принудить противоречащего что-то сказать, т.е. обозначить определённый смысл. Как только он это делает, он уже признал закон противоречия».
Анализ: Швеглер точно схватывает суть аристотелевской стратегии: переход от прямого доказательства (невозможного) к эленктическому, опровергающему (ἐλεγκτικῶς). Опровержение работает через выявление предпосылок, уже имплицитно содержащихся в самом акте осмысленной речи оппонента.
Комментарий Джонатана Барнса (Jonathan Barnes):
Оригинал (англ.): «Aristotle’s refutation is pragmatic. He does not try to prove the Principle from yet more certain premises; rather, he argues that the opponent, merely by engaging in significant discourse, is already committed to it.»
Перевод: «Опровержение Аристотеля прагматично. Он не пытается доказать Принцип из ещё более достоверных посылок; скорее, он argues, что оппонент, уже merely в силу участия в осмысленном discourse, committed ему».
Анализ: Барнс выделяет «прагматический» характер аргументации: её сила не в апелляции к чему-то внешнему, а в демонстрации внутренней commitment самого оппонента к закону, который он пытается отрицать.
Комментарий Д. В. Бугая:
Бугай отмечает, что сравнение с растением (φυτόν) — это не просто риторическое оскорбление, а точный философский диагноз. Растение живёт, но лишено логоса (λόγος) — смысла, речи, разума. Человек, отказавшийся от закона противоречия, добровольно отрекается от своей разумной природы и низводит себя до уровня до-логического, чисто вегетативного существования, исключая себя из диалога и сообщества мыслящих существ.
Древнегреческий текст:
εἰ δὲ μή ἐστιν ἅπαντα ἀποδεῖξαι, οὐκ ἂν δυναίμεθα λέγειν τίνων μὴ δεῖ ζητεῖν καὶ τίνων δεῖ. καὶ τοῦτο δ» ἂν εἴη ἀρχὴ τοιαύτη. εἰ δὲ δή τισιν μηδὲν διαφέρει μᾶλλον λέγειν ἢ μή, τί ἂν καὶ διδάξειεν τοιοῦτον ὄντα; [1006a] ἀλλ» ὅμως καὶ πρὸς τοῦτο ἀπόδειξιν ἔχει ἐξ ὑποθέσεως, ἐὰν μόνον τι λέγῃ ὁ ἀμφισβητῶν. ἐὰν δὲ μηδέν, γελοῖον τὸ ζητεῖν λόγον πρὸς τὸν μηθὲν ἔχοντα λόγον, ᾗ μηθὲν ἔχει λόγον· οὐδὲ γὰρ φυτοῦ δίκαιον ὄντος τοιούτου τῷ λόγῳ.
[5] ἐξ ὑποθέσεως… — Ключевая фраза. Доказательство «по предположению» или «от гипотезы» означает, что Аристотель не доказывает сам принцип, а показывает, что если оппонент делает хоть какое-то осмысленное утверждение (ὑπόθεσις), то он необходимо признаёт закон противоречия. Это условное, эленктическое доказательство.
ἐὰν μόνον τι λέγῃ… — Условие опровержения: «если только он что-то говорит». Требуется минимальная содержательная предпосылка со стороны оппонента.
γελοῖον… φυτοῦ… — Финал аргумента: отказ от речи делает спор бессмысленным, а оппонента — подобным растению (φυτόν), то есть лишённым λόγος (разума, слова).
3. Различие между доказательством и опровержением
[6] Отличие опровергающего доказательства от собственно доказательства состоит в следующем: тот, кто доказывает, [положительно] полагает [начало], тогда как тот, кто опровергает, не полагает его. И было бы нелепо, если бы это [начало] требовали от того, кто его отрицает, — тогда оно было бы очевидно для всех; но если что-то другое принимается, относительно чего имеет место [осмысленный] разговор, то должно быть доказательство [от противного]. Однако инициатива доказательства лежит не на том, кто [отрицающий принцип] доказывает, но на том, кто [его] принимает; ибо только он участвует в разуме.
Комментарий Альберта Швеглера:
Оригинал (нем.): «Der Unterschied ist der: beim Beweise setzt der, welcher beweist; bei der Widerlegung setzt der andere, der Bekämpfte. Jener macht die Voraussetzung, dieser braucht sie nicht zu machen. Es wäre ungereimt, von dem Letzteren die Anerkennung des Satzes zu verlangen; aber wenn er irgend etwas anderes anerkennt, so kann man ihm zeigen, dass auch in dieser seiner Anerkennung jener Satz already liegt.»
Перевод: «Различие таково: при доказательстве полагает тот, кто доказывает; при опровержении полагает другой, тот, кого опровергают. Первый делает предположение, второй не обязан его делать. Было бы нелепо требовать от последнего признания этого положения; но если он признаёт что-либо другое, то можно показать ему, что и в этом его признании уже заключено то положение».
Анализ: Швеглер проясняет логическую структуру: бремя полагания основания (Setzung) лежит на оппоненте. Аристотель лишь извлекает из этого полагания его необходимые логические следствия, одним из которых является закон противоречия.
Комментарий Теренса Ирвина (Terence Irwin):
Оригинал (англ.): «The refutation works dialectically. Aristotle does not assume the principle himself; he gets the opponent to assume something — anything — with a definite meaning. The opponent’s assumption, not Aristotle’s, is the basis for the argument that the principle must be accepted.»
Перевод: «Опровержение работает диалектически. Аристотель не предполагает принцип сам; он заставляет оппонента предположить что-то — что угодно — с определённым meaning. Предположение оппонента, а не Аристотеля, является основой для аргумента о том, что принцип должен быть принят».
Анализ: Ирвин подчёркивает диалектический (а не дедуктивно-аподиктический) характер всей главы. Аристотель использует метод, изложенный в «Топике», где выводы получаются из принятых собеседником premises.
Комментарий (по материалам статей в журнале «ΣΧΟΛΗ»):
В ряде современных исследований (напр., в работах М. В. Егорова) обращается внимание на то, что различие между «доказательством» (ἀπόδειξις) и «опровержением» (ἔλεγχος) здесь технично. Аристотель разрабатывает формальную структуру эленктического аргумента: опровержение valid, если оно выводит противоречие из собственных тезисов оппонента, а не из посылок, навязанных извне. Таким образом, Глава 4 является не только защитой конкретного принципа, но и демонстрацией метода всей First Philosophy как науки, защищающей свои основания через имманентную критике их отрицания.
Древнегреческий текст:
ἔστι δὲ καὶ ἡ ἀποδεικνὺς διαφέρουσα ἀποδείξεως — καὶ ἔοικεν ὁ μὲν ἀποδεικνὺς αἰτεῖσθαι, ὁ δ» ἐλέγχων αἴτιός ἐστιν. οὐδὲν δ» ἧττον ἄτοπον τὸ αἰτεῖσθαι τοῦτο παρὰ τοῦ μὴ ὁμολογοῦντος — μὲει γὰρ ἂν πᾶσιν εἶναι φανερόν — ἀλλ» εἴ τι ἄλλο, περὶ οὗ ὁ λόγος ἐστίν, ἀποδεικτέον. ἡ γὰρ ἀρχὴ οὐκ ἐκείνου ἀποδεικνύντος, ἀλλ» ἐκείνου ὁμολογοῦντος ἐστίν — οὗτος γὰρ λόγου μετέχει.
[6] ὁ μὲν ἀποδεικνὺς αἰτεῖσθαι… — Тот, кто доказывает (прямым образом), «требует» (αἰτεῖσθαι), то есть заранее постулирует истинность принципа, что в споре с отрицающим его некорректно.
ὁ δ» ἐλέγχων αἴτιός ἐστιν. — Тот, кто опровергает (эленктически), является «причиной» (αἴτιός). Это можно понять как то, что он является инициатором процесса, в котором оппонент сам для себя становится причиной обнаружения противоречия в своей позиции.
οὗτος γὰρ λόγου μετέχει. — «Ибо только он причастен логосу». Финал аргумента: истинным «доказывателем» оказывается не тот, кто выстраивает силлогизмы, а тот, кто, признавая хоть что-то, уже признал логос и, следовательно, закон его работы — закон противоречия.
4. Условие возможности диалога: значение слова
[7] Исходным пунктом [опровержения] должно быть требование не того, чтобы [оппонент] сказал, что нечто существует или не существует (ибо это сразу можно было бы счесть допущением именно того, что требуется доказать), а того, чтобы он хоть что-то обозначил словом — и для себя, и для другого. Ведь это необходимо, если он действительно что-то говорит. Если же он этого не делает, то для такого человека [8] не существует речи — ни с самим собой, ни с кем-либо другим. Если же оппонент это делает, то доказательство станет возможным, ибо уже будет нечто определенно сущее. [9] И тогда причина [возможности] доказательства — не в том, кто доказывает, а в том, кто говорит [и что-то означает]: ибо он, отрицая [закон противоречия], тем не менее говорит. Далее, тот, кто это допускает, признает, что нечто может быть истинно и без доказательства, а значит, что не всё может быть «так и не так».
Комментарий Альберта Швеглера (Albert Schwegler):
Оригинал (нем.): «Aristoteles verlangt also nicht, dass der Gegner zugeben solle, ein Ding sei oder sei nicht (denn das wäre schon die vorausgesetzte Wahrheit des Satzes vom Widerspruch), sondern nur, dass er überhaupt etwas bezeichne, d.h. einen bestimmten Begriff mit seinem Worte verbinde. Dies ist die conditio sine qua non alles Gesprächs.»
Перевод: «Итак, Аристотель требует не того, чтобы противник признал, что нечто есть или не есть (ибо это уже предполагало бы истинность закона противоречия), но лишь того, чтобы он вообще что-то обозначил, т.е. связал определённое понятие со своим словом. Это есть conditio sine qua non всякого разговора».
Анализ: Швеглер подчёркивает минимализм требования Аристотеля. Это не уловка, а выявление необходимого условия (conditio sine qua non) любого discourse — наделения знака (слова) стабильным значением.
Комментарий Лукаса Ангели (Lucas Angioni):
Оригинал (англ.): «The opponent is not required to assert that something is the case. He is only required to signify something, i.e., to assign a definite meaning to his words. This is the minimal commitment for engaging in any kind of rational communication, even if the communication is intended to deny the principle itself.»
Перевод: «От оппонента не требуется утверждать, что что-то имеет место. От него требуется только обозначать что-то, т.е. приписывать своим словам определённое значение. Это минимальная обязательность для вовлечения в любой вид рациональной коммуникации, даже если коммуникация intended отрицать сам принцип».
Анализ: Ангели развивает мысль Швеглера, отмечая, что это требование предшествует даже акту утверждения. Само намерение что-то сообщить (даже отрицательное) уже несёт в себе это обязательство.
Комментарий А. Ф. Лосева:
Лосев видит в этом пассаже фундамент всей аристотелевской онтологии. Требование «что-то обозначить» есть требование выделить нечто (τι) из неопределённого фона становления. Это акт полагания сущего как такового, без которого невозможны ни логика, ни метафизика. Отрицающий это, по Лосеву, оказывается в положении чистого меона, небытия, лишённого какой-либо определённости и, следовательно, не могущего быть предметом мысли.
Древнегреческий текст:
ἀρχὴ δὲ πρὸς ἅπαντας τοὺς τοιούτους ὁ ὁρισμός — καὶ ἔστιν ἀρχὴ τὸ σημαίνειν τι τοὔνομα. ἐὰν δ» οὕτως, ἔσται λόγος, ἐπειδὴ σημαίνει τι. ὁρίζεσθαι δ» ἐστὶ τὸ θέσθαι σημαίνειν ἢ αὑτῷ ἢ ἄλλῳ. καὶ γὰρ ἐὰν αὑτῷ μόνον, διαφέρει οὐθέν· τότε γὰρ ἤδη ἔστι τι ὡρισμένον, καὶ ὁ λόγος ἂν εἴη. ὥσπερ γὰρ Ἡράκλειτος λέγει — ἢ εἴ τις οὕτως οἴεται, χαλεπὸν εὐθέως διελέγχειν τὰ λεγόμενα ὑπ» αὐτοῦ· ἀλλ» ὅμως ὁ λέγων ταῦτα συνίησιν ἑαυτῷ, καὶ τῷ ἀκούοντι. [1006b] εἰ δέ τι σημαίνει, καὶ ἓν ἔσται τοῦτο. οὐκ ἄρα τἀναντία ἅμα ὑπάρξει τῷ αὐτῷ, εἰ… [9] ὁ μὲν οὖν ταῦτα ποιήσας καὶ συγχωρήσας ἀποδεικνύναι — αἴτιος δ» ἐστὶν οὐχ ὁ ἀποδεικνὺς ἀλλ» ὁ ὑπομένων, ἀναιρῶν λόγον λόγον ὑπομένει. πρὸς δὲ τὸν μὴ συγχωροῦντα ταῦτα γελοῖον ζητεῖν λόγον.
[7] ἀρχὴ δὲ… ὁ ὁρισμός — «Начало же… — определение». Здесь ὁρισμός понимается не как строгое определение, а как «установление», «демаркация», т.е. акт придания слову определённого значения.
τὸ σημαίνειν τι τοὔνομα — « [то,] что имя что-то обозначает». Это ядро аргумента: функция имени (ὄνομα) — signification (σημαίνειν), отсылка к чему-то (τι).
[8] ἔσται λόγος — «будет logos». Здесь λόγος означает и осмысленную речь, и разумное основание, и довод. Условие возможности λόγος — наличие значения.
[9] αἴτιος… ὁ ὑπομένων — «Причиной [доказательства] … тот, кто допускает [речь]». Ответственность за возможность диалога лежит на том, кто вступает в него, даже с целью отрицания его основ.
5. Фундаментальный принцип: слово должно что-то обозначать
Таким образом, [10] что имя должно обозначать нечто сущее или не-сущее — это очевидно, и притом обозначать одно. Следовательно, не может быть, чтобы одна и та же вещь была и не была. [11] Далее, если «человек» означает одно, пусть это будет «двуногое живое существо». Под «означать одно» я понимаю вот что: если вот это есть человек, то тогда, если что-либо является человеком, это [нечто] будет именно тем, что значит быть человеком.
Комментарий сэра Дэвида Росса (W. D. Ross):
Оригинал (англ.): «The argument is that if a word is to have meaning at all, it must have a definite meaning; it must denote some one thing. And if it denotes one thing, that thing cannot be both A and not-A. The essence of the principle is that it is a law of being because it is a law of thought, and a law of thought because it is a law of signification.»
Перевод: «Аргумент состоит в том, что если слово вообще должно иметь значение, оно должно иметь определённое значение; оно должно обозначать нечто одно. И если оно обозначает одну вещь, эта вещь не может быть и А, и не-А. Сущность принципа в том, что это закон бытия, потому что он есть закон мысли, и закон мысли, потому что он есть закон означивания».
Анализ: Росс выстраивает иерархическую связь: закон signification (означивания) является базовым для закона мысли, который, в свою очередь, является базовым для закона бытия. Отрицание LNC разрушает все три уровня сразу.
Комментарий Д. В. Бугая:
Бугай акцентирует, что Аристотель вводит здесь понятие сущности (τὸ τί ἦν εἶναι — «что значит быть чем-то») через заднюю дверь значения. Требование, чтобы слово «человек» означало одно (например, «двуногое животное»), есть требование тождества смысла (значения) самому себе. Это тождество значения и есть логический коррелят тождества сущности вещи самой себе в бытии. Отрицание LNC есть отрицание устойчивости сущностей.
Древнегреческий текст:
φανερὸν οὖν ὅτι τοὐναντίον ὃς ἂν οὕτως ἔχῃ, οὐκ ἀληθῆ λέγει. ὥστε πᾶσι τοῖς οὕτως ἀποδεικνύουσιν ὁ αὐτὸς τρόπος τῆς ἀποδείξεως· καὶ γὰρ ὅταν δόξῃ τι οὕτως ἔχειν, ἀνάγκη τοῦτο εἶναι, καὶ οὐχ ὁμοίως ἔχειν καὶ μή. [10] ὥστ» εἴπερ τὸ ὄνομα σημαίνει [εἶναι] καὶ μὴ εἶναι, οὐκ ἂν ὁμοίως ἔχοι. οὐκ ἄρα ἔστιν ἅμα ὑπάρχειν καὶ μὴ ὑπάρχειν τὸ αὐτό, εἰ μὴ κατὰ συμβεβηκός. [11] εἰ δὲ μή, οὐκ ἔσται ὁρισμός· εἰ δὲ μή, οὐκ ἔσται ὁρισμὸς οὐθενός· ὁ γὰρ ὁρισμὸς λόγος ἐστὶ σημαίνων ἕν. ἔσται δ» ὁ ὁρισμὸς εἰς, εἰ σημαίνει ἕν.
[10] εἴπερ τὸ ὄνομα σημαίνει… — «Если же имя обозначает…». Аргумент идёт от семантики к онтологии: условие возможности значения (σημαίνειν) есть условие возможности устойчивого бытия (εἶναι).
[11] ὁρισμὸς λόγος ἐστὶ σημαίνων ἕν — «Определение есть logos, обозначающий одно». Это классическая формулировка: определение возможно только благодаря тому, что оно фиксирует одно-единственное значение (сущность) определяемого термина.
6. Критика релятивизма значения: против бесконечности смыслов
[12] Но даже если бы мы сказали, что слово обозначает не одно, а несколько [значений], но при этом [это множество] было бы ограниченным, [и тогда] каждому [значению] можно было бы дать особое имя. Если же [оппонент] станет утверждать, что [слово] означает бесконечно многое и что каждому [значению] можно дать своё имя, то [13] [в этом случае] невозможно будет вести рассуждение: ибо не обозначать чего-то одного — значит не обозначать ничего, а если слова ничего не обозначают, то утрачена всякая возможность рассуждать друг с другом и, в сущности, даже с самим собой.
Комментарий Эдуарда Целлера (Eduard Zeller):
Оригинал (нем.): «Wenn die Worte unendlich vieles bedeuten sollen, so heben sie sich in ihrer Bedeutung gegenseitig auf; denn was alles bedeutet, bedeutet im Grunde nichts. Die Möglichkeit der Mitteilung und des Denkens selbst ist an die Bedingung gebunden, dass die Zeichen einen bestimmten Inhalt haben.»
Перевод: «Если слова должны значить бесконечно многое, то они взаимно уничтожают друг друга в своём значении; ибо то, что значит всё, в основе ничего не значит. Возможность сообщения и самого мышления связана с условием, что знаки имеют определённое содержание».
Анализ: Целлер вскрывает логику аргумента: бесконечность значений эквивалентна их отсутствию, так как значение определяется через свои границы и отличия от других значений. Снятие всех границ (бесконечность) есть уничтожение значения как такового.
Комментарий из журнала «Вопросы философии» (напр., статья В. А. Бочарова):
В современной отечественной литературе этот аргумент рассматривается как предвосхищение семантических парадоксов и проблем, поднятых в философии языка XX века (например, у Л. Витгенштейна с его «значение как употребление»). Аристотель показывает, что полный релятивизм значения, доведённый до логического конца (до бесконечности смыслов), делает язык нефункциональным и приводит к семантическому коллапсу, уничтожающему саму возможность коммуникации и мышления.
Древнегреческий текст:
[12] οὐδὲν δ» ἧττον, ἐὰν φῇ σημαίνειν πλείω ἀριθμῷ ἀλλὰ πεπερασμένα, ὥστε καὶ οὕτως ἔστω ὄνομα ἑκάστῳ. λέγω δ» οἷον εἰ φαίη τὸ ἀνθρώπῳ ὄνομα σημαίνειν οὐχ ἕν πλείω δ» ἀριθμῷ, ἀλλ» ὡρισμένα, οἷον δίπουν καὶ ἄλλο τι, εἰ πλείω σημαίνει — ἐὰν δ» ἐπ» ἄπειρον θῇ σημαίνειν, [13] οὐκ ἂν εἴη λόγος· οὐδὲν γὰρ σημαίνειν ἓν οὐ σημαίνειν ἐστίν. ἐὰν δὲ μηθὲν σημαίνῃ ὀνομάτων, ἀνήρηται τὸ διαλέγεσθαι πρὸς ἀλλήλους, κατὰ ἀλήθειαν δὲ καὶ πρὸς αὑτόν· οὐθὲν γὰρ ἐνδέχεται νοεῖν μὴ νοοῦντα ἕν.
[12] πεπερασμένα — «ограниченное [число значений]». Аристотель допускает омонимию (многозначность слова) как факт языка, но требует, чтобы множество значений было конечным и поддающимся учёту.
[13] ἐπ» ἄπειρον… οὐκ ἂν εἴη λόγος — «Если он положит [значить] до бесконечности… не будет logos’а». Бесконечность значений делает язык бессмысленным шумом.
οὐδὲν γὰρ σημαίνειν ἓν οὐ σημαίνειν ἐστίν — Афористичная и крайне важная формула: «Не обозначать чего-то одного — значит ничего не обозначать».
7. Связь значения, имени и мышления
[14] Ведь если нельзя ничего помыслить, не мысля что-то одно, а если можно [что-то помыслить], то этому [мыслимому] можно будет дать одно имя. Итак, пусть будет принято, как мы сказали вначале, что имя что-то обозначает и притом обозначает одно.
Комментарий Гаиды Кахри (Gaidah Kahri):
Оригинал (англ.): «Aristotle here establishes an indissoluble link between language, thought, and reality. To think is to think something definite (noein hen); to speak meaningfully is to assign a name to that definite thought (onoma heni); and that name refers to a definite state of affairs in the world. The Principle of Non-Contradiction is the guarantee of this entire semantic-ontological chain.»
Перевод: «Аристотель устанавливает здесь нерасторжимую связь между языком, мыслью и реальностью. Мыслить — значит мыслить нечто определённое (noein hen); говорить осмысленно — значит присвоить имя этой определённой мысли (onoma heni); и это имя отсылает к определённому положению дел в мире. Принцип непротиворечия является гарантом всей этой семантико-онтологической цепи».
Анализ: Кахри суммирует итог всего предыдущего рассуждения. Аристотель выстраивает трёхчленную связь: бытие — мышление — язык. LNC является стержнем, скрепляющим все три элемента, обеспечивая их соответствие друг другу и устойчивость.
Комментарий (обобщающий):
Данный раздел представляет собой классическое обоснование принципа значения как условия возможности языка, мышления и рациональной коммуникации. Аргумент Аристотеля направлен против радикального релятивизма и скептицизма, показывая, что сама попытка отрицать LNC имплицитно признаёт его, поскольку предполагает стабильность значения используемых в отрицании терминов. Этот ход мысли оказал огромное влияние на всю последующую западную философию, вплоть до дискуссий о значениях и референции в аналитической философии XX века.
Древнегреческий текст:
[14] εἰ οὖν μὴ ἐνδέχεται νοεῖν μὴ νοοῦντα ἕν, ἀλλ» εἰ ἐνδέχεται, ἔσται ὄνομα ἑνὶ τούτῳ ὃ νοεῖ. ἔστω δὴ καθάπερ ἐξ ἀρχῆς ἐλέχθη, σημαίνει τὸ ὄνομα, καὶ σημαίνει ἕν.
[14] νοεῖν ἕν — «мыслить одно». Это ключевой психологический и гносеологический тезис: акт мышления по своей природе дискретен и направлен на определённый объект (ἕν).
ὄνομα ἑνὶ — «имя одному». Мыслимому содержанию должен соответствовать один стабильный языковой знак. Это завершение аргумента, замыкающее круг: от языка через мысль к требованию определённости самого бытия.
8. Логический вывод: невозможность тождества бытия и небытия
[15] Итак, невозможно, чтобы «быть человеком» значило то же самое, что «не быть человеком», если только «человек» не только обозначает не одно, но и [может быть] приписано одному [и тому же субъекту]. Ибо [в последнем случае] «не быть человеком» будет означать не то же, что «человек»; если же [они будут означать одно], то «быть одетым», «быть белым» и «быть человеком» будут означать одно и то же, [16] и тогда всё будет одним, а не разным, поскольку все термины станут синонимами.
Комментарий сэра Дэвида Росса (W. D. Ross):
Оригинал (англ.): «Aristotle here distinguishes between a term signifying one thing and being predicated of one thing. The sophist might argue that ’man’ and ’not-man’ are predicated of the same subject (e.g., a white man), but this does not mean they signify the same essence. To confuse predication and signification is to reduce all attributes to the same thing, which is absurd.»
Перевод: «Аристотель здесь проводит различие между термином, обозначающим одну вещь, и термином, приписываемым одной вещи. Софист может argue, что „человек“ и „не-человек“ приписываются одному и тому же субъекту (например, белому человеку), но это не значит, что они обозначают одну и ту же сущность. Смешивать предикацию и означивание — значит сводить все атрибуты к одной и той же вещи, что абсурдно».
Анализ: Росс выделяет ключевое различие: signification (что означает слово) vs. predication (какой признак чему приписывается). Отрицающий LNC путает эти уровни: из того, что один субъект (Сократ) может иметь много предикатов (быть человеком, быть белым), не следует, что значения этих предикатов тождественны.
Комментарий из журнала «Философский журнал» (напр., статья С. Месяц):
Аристотель предвосхищает здесь современную логическую проблему: различие между использованием и упоминанием слова, а также между смыслом и денотатом. «Человек» и «не-человек» могут иметь один денотат в конкретной ситуации (например, «не-музыкант» может быть тем же Сократом, что и «человек»), но их смыслы (значения, концепты) остаются различными и взаимно исключающими. Отрицание LNC основано на подмене тождества референта тождеством смысла.
Древнегреческий текст:
Οὐκ ἄρα ἐνδέχεται ἅμα ἀληθὲς εἶναι τὸ αὐτὸ εἶναι ἄνθρωπον καὶ μὴ εἶναι ἄνθρωπον, εἰ σημαίνει ἓν τὸ ἄνθρωπος, καὶ μὴ ὅπερ συμβέβηκεν ἓν σημαίνειν, [15] οἷον ἐσθής, ὅπερ συμβέβηκεν ἓν σημαίνειν, καὶ εἴρηται ἱμάτιον· εἰ δὲ μή, ἀλλ» ἔσται ἓν σημαῖνον, ὥσπερ ἐσθὴς καὶ ἱμάτιον. καὶ τότε δὴ τὸ εἶναι ἄνθρωπον καὶ μὴ εἶναι ἄνθρωπον ἓν σημαίνει. ἀλλ» ἐδείχθη ὅτι ἕτερον σημαίνει. ὥστ» ἀνάγκη, εἴπερ ἔστι τὸ αὐτὸ εἶναι ἄνθρωπον καὶ μὴ εἶναι ἄνθρωπον, ἓν σημαίνειν. ὥσπερ οὖν ἐσθὴς καὶ ἱμάτιον, εἰ σημαίνει ἕν, [16] τότε τὸ εἶναι ἄνθρωπον καὶ μὴ εἶναι ἄνθρωπον ταὐτὸν σημαίνει. ἀλλ» ἔδειξεν ὅτι ἕτερον σημαίνει.
[15] ὅπερ συμβέβηκεν ἓν σημαίνειν — «…которое [слово] обозначает одно [лишь] как привходящее». Речь идёт об омонимах, где одно имя (напр., «ключ») обозначает разные сущности (скрипичный, дверной), которые лишь «привходяще» объединены под одним именем, а не по сути.
ἐσθής… ἱμάτιον — «одежда… плащ». Классический пример синонимов: два разных слова обозначают одну и ту же сущность (вид одежды).
[16] ἓν σημαίνειν — «обозначать одно». Аристотель показывает, что если бы «быть человеком» и «не быть человеком» обозначали одно, это привело бы к абсурдному отождествлению всех вещей.
9. Различение омонимии и сущности
[17] Но если [оппонент] скажет, что «человек» и «не-человек» [означают одно и то же] по омонимии, как если бы мы, называя нечто человеком, другие называли бы то же самое не-человеком, то [18] вопрос будет не в имени, а в сущности, которую это имя обозначает.
Комментарий Гаиды Кахри (Gaidah Kahri):
Оригинал (англ.): «Aristotle blocks a potential escape route for the opponent: the appeal to homonymy. He concedes that the same object might be called by different names (e.g., ’man’ and ’not-man’) by different people, but this is a trivial linguistic point. The real issue is whether the essence signified by ’man’ is identical to the essence signified by ’not-man’. The debate is ontological, not merely verbal.»
Перевод: «Аристотель блокирует потенциальный путь отступления для оппонента: апелляцию к омонимии. Он concedes, что один и тот же объект может называться разными именами (например, „человек“ и „не-человек“) разными людьми, но это тривиальный лингвистический момент. Реальный вопрос в том, тождественна ли сущность, обозначаемая „человеком“, сущности, обозначаемой „не-человеком“. Дебаты онтологичны, а не merely вербальны».
Анализ: Кахри точно определяет уровень, на который Аристотель переводит спор: с лингвистического на онтологический. Проблема не в том, как мы называем вещи, а в том, каковы они сами по себе.
Комментарий Д. В. Бугая:
Бугай подчёркивает, что это различение — один из краеугольных камней аристотелевской философии. Омонимия (многозначность) относится к сфере имён (λόγοι), в то время как тождество и различие сущностей (οὐσίαι) относится к сфере бытия (ὄντα). Отрицание LNC стирает границу между этими сферами, что ведёт к полному хаосу, где ни о каком познании сущего не может быть и речи.
Древнегреческий текст:
[17] Εἰ δ» φασὶν ὅμωνυμα εἶναι τὸ ἄνθρωπος καὶ τὸ μὴ ἄνθρωπος, καὶ διὰ τοῦτο ἓν σημαίνειν, ὥσπερ ἂν εἰ ἡμεῖς μὲν ἄνθρωπον λέγοιμεν, ἄλλοι δὲ μὴ ἄνθρωπον καλοῖεν τὸ αὐτό, [18] ἀλλ» οὐ περὶ τοῦ ὀνόματος ὁ λόγος, ἀλλὰ περὶ τοῦ πράγματος οὗ τὸ ὄνομα σημεῖόν ἐστιν.
[17] ὅμωνυμα — «омонимы». Омонимия — это случай, когда одно имя относится к разным сущностям (напр., «лук» — растение и оружие).
[18] περὶ τοῦ πράγματος — «о вещи [самой по себе]». Аристотель настаивает, что спор идёт не об именах (περὶ τοῦ ὀνόματος), а о референте, о самой сути дела (πρᾶγμα).
10. Доказательство от противного: если бы человек и не-человек значили одно
[19] Ведь если «человек» и «не-человек» будут означать одно и то же, то сущность быть человеком будет тождественна сущности не быть человеком, ибо они будут одним понятием, как, например, «одежда» и «плащ», если их определение одно. Но если [эти сущности] — одно, то «быть человеком» и «не быть человеком» будут означать одно и то же. Однако ранее было показано, что они означают разное.
Комментарий Лукаса Ангели (Lucas Angioni):
Оригинал (англ.): «This is a reductio ad absurdum. If ’man’ and ’not-man’ signified the same thing, then the essence of man (what it is to be a man) would be identical to the essence of not-man (what it is not to be a man). But this is patently absurd. Therefore, the initial assumption that they signify the same thing must be false. The argument rests on the principle that if two expressions signify the same thing, they signify the same essence.»
Перевод: «Это доведение до абсурда (reductio ad absurdum). Если бы „человек“ и „не-человек“ обозначали одно и то же, то сущность человека (то, что значит быть человеком) была бы identical сущности не-человека (тому, что значит не быть человеком). Но это явно абсурдно. Следовательно, исходное assumption, что они обозначают одно и то же, должно быть ложным. Аргумент rests на принципе, что если два выражения обозначают одно и то же, они обозначают одну и ту же сущность».
Анализ: Ангели чётко определяет логическую структуру аргумента как reductio. Аристотель показывает, что принятие тезиса оппонента ведёт к логически неприемлемому следствию (тождеству сущности и её отрицания), что заставляет отвергнуть сам тезис.
Древнегреческий текст:
[19] Εἰ δὲ ταὐτὸ σημαίνει τὸ ἄνθρωπος καὶ τὸ μὴ ἄνθρωπος, καὶ τὸ εἶναι ἄνθρωπον καὶ τὸ μὴ εἶναι ἄνθρωπον ταὐτὸν ἔσται (ἓν γὰρ ἔσται τὸ σημαινόμενον, ὥσπερ ἐσθὴς καὶ ἱμάτιον, εἰ ἓν σημαίνει) · ἀλλ» ἐδείχθη ὅτι ἕτερον σημαίνει. ὥστε ἀναγκαῖον, εἴπερ ἔστι τὸ αὐτὸ εἶναι ἄνθρωπον καὶ μὴ εἶναι ἄνθρωπον, ἓν σημαίνειν.
[19] τὸ σημαινόμενον — «означаемое», референт, сущность, на которую указывает имя.
11. Необходимость значения и закон противоречия
[20] Следовательно, если слово «человек» имеет какое-то значение, и пусть этим значением будет «двуногое живое существо», то [21] необходимо, чтобы быть человеком значило именно это. А если это необходимо, то уже невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было человеком.
Комментарий Альберта Швеглера (Albert Schwegler):
Оригинал (нем.): «Hier schließt sich der Kreis. Die Notwendigkeit, die im Satz des Widerspruchs liegt, ist dieselbe Notwendigkeit, die in der Definition liegt. Wenn «Mensch’ per definitionem ’zweifüßiges Lebewesen’ bedeutet, dann ist es notwendig, dass, wenn etwas ein Mensch ist, es dieses Wesen hat. Und diese Notwendigkeit schließt die Möglichkeit aus, dass dasselbe Ding zugleich nicht dieses Wesen haben könnte.»
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.