Предисловие
Говорят, я ужасен. Поистине ужасен. Я предавал, я принуждал и не единожды подталкивал к убийству. Я как бессмертная рок-звезда, что поглощает наркотики и все никак не сдохнет. Что тащится от ненавистного себе уродства и мечтает феерично уйти в закат, но потом. Когда-нибудь в далеком будущем. Не сегодня. Сегодня я буду праздновать, как и каждый день на этой земле, свое превосходство и непокорность. Обычный человек не смог бы справиться с той властью, коей владею я, потому что сам является ее частью. Слишком много страха и похоти, отчаяния и ненависти, чтобы просто поднять голову и посмотреть на все это, что вы называете жизнью, и сказать «хватит». Сегодня я выйду в свет, и меня увидит весь мир, который спустя тысячелетия неверия все же признает Дьявола.
«Крест воздвигается, и все верные стекаются, Крест воздвигается, и град торжествует, и
народы совершают празднество».
Андрей Критский. VII век.
«Я собираюсь рассказать вам довольно сложную
историю. На этот раз речь пойдет о женщине».
Альбер Камю, «Падение» 1956.
1
Призраки возвращаются
«Не следует мешать людям сходить с ума».
А. П. Чехов «Палата номер 6».
Он приложил руку к стене, которая обдала его интенсивной пульсацией, и взглянул в окно, через которое было видно темное мокрое после дождя крыльцо, поблескивающее в свете фонарей и напоминающее горсть рассыпанных по нему блеклых гирлянд или потушенных бычков. Музыка гремела повсюду, а люди продолжали прибывать. Он взглянул на свой рабочий стол. На заставке компьютера дата — двадцать седьмое сентября, время близилось к десяти вечера, а его голова становилась все тяжелее. Желания оторваться сегодня не было никакого, от этого на него находила еще большая тоска. Тем не менее вечеринка обещала быть более шумной и безумной, чем прошлые, да и сентябрь пролетел как-то совсем незаметно. Загородный дом, сорок пять километров от Москвы, девять соток и триста человек. Вечер субботы.
***
— Дени-и-ис, — протянул девчачий голос его имя у самого уха, обдавая его горячим дыханием. — Что пьешь?
— Виски, — сухо ответил Денис, даже не поворачивая головы в сторону той, кто пыталась с ним контачить. Его ноги гудели от усталости, позади остался долгий и замучивший его день, но мозг все еще работал на все сто, сжигая себя до последней клеточки. И общение с еще одной тупой девочкой с его четвертого курса не входило в его планы. Вообще, он приехал сюда ради другой особы. Ради очень красивой и менее доступной рядом сидящей особы.
— Что? — переспросила она и закинула ногу на ногу так старательно и наигранно развязно, что Денис едва сдержал улыбку. На ней было полупрозрачное белое платье с неприлично глубоким вырезом, которое напоминало ему бабушкину тюль, а дизайнерскую вещь. Все равно груди у нее не было, и почему-то волновало его это каждый раз, когда он ее видел. Словно девушки с почти нулевым размером приравнивались к инвалидам, которых ему хотелось пожалеть, пригреть у себя на груди, да и на других местах тоже. Музыка играла слишком громко, чтобы «нулевочка» могла его расслышать с первого раза.
— Крепкий ароматный алкогольный напиток, получаемый из различных видов зерна, — на манер рекламы пропел он, повышая интонацию и тон голоса.
— Мм, — промычала сокурсница и потянула трубочку своего разноцветного коктейля. Ни одному из них не было ясно, что это «мм» значило. Все равно она не желала от него отставать так быстро и продолжила свой тупой и бессмысленный допрос:
— А что делаешь? — спросила она, сразу же подметив, за кем так пристально наблюдал Денис, который отвечал ей словно пустому месту, и задалась целью достать его.
— Наташ, приехал Юра, — немного раздраженно ответил Денис и впервые повернулся к ней, явив свое недовольное, усталое и слегка помятое лицо. — Что ты до меня докопалась?
— С Кристиной я знакома и скажу тебе сразу… Ловить тебе не-че-го, — с чувством какой-то непонятной ей гордости парировала Наташа, затем фыркнула, будто он бесстыдно испортил ей настроение, встала и направилась приветствовать вновь прибывших, намотав себе на руку половину подола своей «тюли». Денис не завидовал этим людям. С другой стороны, может быть, она только казалась такой конченной дурой?
Тем временем «Чивас» начал расслаблять его нещадно побитое прошедшей неделей тело и мозги. Он встал с дивана, почувствовал, как застонали мышцы и суставы, и решил последовать примеру Наташи: пойти и поговорить с кем-то. «Виски и виски» будет как-нибудь потом, когда Денис опять будет думать о своей неразделенной любви к Кристине Журавлевой, девушке с третьего курса. Вот уже целый год он не может с ней просто поздороваться. До чего дерьмово. Сейчас она была в окружении других молодых людей, смеялась, попивая белое вино, обсуждала что-то довольно интересное и снова смеялась, и ее смех поддерживали все остальные из компании. Он был довольно заразителен, приятен и был слышен Денису даже на другом конце гостиной. Ходили слухи, что весной она рассталась со своим молодым человеком, который уехал учиться в Америку, поэтому сейчас другие парни не на шутку активизировались. На пороге топтался второй месяц учебы, а Кристина так по-прежнему и порхала среди толпы в одиночестве, активно сражаясь за свою свободу и независимость, и казалось, ей не нужен был кто-то другой, чтобы ощущать себя полноценной. По крайней мере, именно такой ее видел Денис. Наверное, это его и цепляло, как и всех остальных. Как любят выражаться многие: «Чем больше ты любишь себя, тем сильнее тебя любят окружающие», или: «Чем меньше тебе кто-то нужен, тем больше этому кому-то нужен ты». В общем, в моде всегда была потребность оправдать свою невостребованность.
Студенты прибывали как муравьи в муравейник, а Денис все никак не мог дождаться своего друга, который вскоре позвонил и сообщил, что задерживается.
— Слушай, Ден, ты не знаешь, Ларин еще не приехал? — подлетела Оля, еще одна сокурсница. Она так внезапно вторглась в его личное пространство, что Денис сначала даже не понял, что случилось и что от него требуют. Как оказалось, сегодня он был не готов к светским мероприятиям, если сборище студентов, поглощающих алкоголь с такой страстью, будто выпускники школы, можно было назвать таким. А музыка ухала так громко, что его внутренности подпрыгивали ей в такт.
— Нет. Я его не видел, — таким же «никаким» голосом ответил он и Оле.
Ее белокурые волосы были аккуратно собраны сзади, и лишь одна волнистая прядь вдруг медленно опустилась ей на лицо. Она подобрала ее и заправила себе за ухо, будто невзначай. Ее левую руку украшали браслеты, а на среднем пальце правой руки переливалось кольцо с камушком, определенно преподнесённое ей очередным ухажёром-мажором. Почти прозрачная белая рубашка, заправленная в джинсы, оставляла место мужским фантазиям, а высокие кожаные сапоги вызывали ассоциации лихой наездницы. И невозможно было догадаться, к какому сорту девушек она относилась: к ангелам или к дьяволицам, хотя Денис давно отнес ее в особый раздел девушек, который на букву «Ш». Даже не смотря на то, что она нравилась его лучшему другу Славе.
Она бросила «ладно» и побежала спрашивать дальше, унося с собой аромат духов «Шанель», так как быстро потеряла интерес к собеседнику.
Денис подошел к столику с напитками, обновил свой стакан, добавил несколько кусочков льда и направился дальше бродить по студенческим джунглям. Он попытался снова поймать взглядом Кристину, но почему-то в холле ее не было, где собралась большая часть народа, поглощающая алкоголь, как антилопы на водоеме. Дом был огромен, и кто знает, где она сейчас могла быть.
Вот уже раз в сотый Денис обдумывал смысл учебы в институте и мечтал о скорейшем окончании. И не просто мечтал, а был одержим. Для него конец обучения был неким началом. По его видению мира, учеба в институте лишь тормозила его потенциал, вставляла палки в колеса. Он не мог встретить девушку, завести семью, не мог найти нормальную работу, не хватало времени, денег, сил на все его желания. Только Денис не понимал, что проблема не в этом. Он смотрел на собственную жизнь, словно из зрительного зала. Занавес, аплодисменты, ворчание по поводу плохого сценария и выход на свежий воздух.
Запели The White Stripes — Blue Orchid, и добрая половина студентов оживилась. Где-то на кухне послышалось громкое ржание, и звон бьющегося стекла. Время близилось к полуночи.
— Эй, здарова! — крикнул Слава, появившийся словно из воздуха, и дружески хлопнул Дениса по спине. Его он и ждал. Только что прибывший друг уже улыбался во все зубы и радостно потягивал пиво, будто до этого был в завязке, и окружающий Дениса мир словно преобразился. Свет резко погас, а вместо него зажглись мигающие софиты. Толпа загудела.
— Да, сегодня отдыхаем, — блаженно протянул Слава и чокнулся с Денисом стаканом. — Ну че, тебе удалось с ней заговорить?
Денис посмотрел на него исподлобья. Слава походил на большой такой новый шкаф. Ему не всегда удавалось пройти в дверь. Но эта его неуклюжесть никак не мешала ему, скорее наоборот. Женщины все прощали этому нелепому голубоглазому великану, и он с огромным удовольствием их благодарил. Он нравился всем, всегда, в любом состоянии, но был у него один грешок, сильно портивший ему репутацию. Алкоголь. Он даже какое-то время лежал в клинике, пока Денис не протащил туда банку пива, которую они раздавили на двоих. Срыв, мол, у него случился, и он нуждался в собутыльнике. Дальше начались походы к психологу, который в итоге сам же и уподобился своему пациенту. И уже через месяц Алексей Иванович Бондарев, психолог с двадцатипятилетним стажем, превратился для Славы в Леху. Так они теперь встречаются каждый вторник в «Черчилле», разговаривая за жизнь, затем постепенно, переходя из бара в бар, приходят к единому умозаключению. А таксист, не всегда согласный с их мнением, часа в четыре утра развозит их весьма удовлетворенных собой по домам.
Сегодня он выглядел официально как никогда. Белоснежная рубашка «Валентино» обтягивала его накачанное тело (в зале Слава занимался больше, чем любовью), черные брюки от «Бриони» (как, собственно, и большая мужская половина этой вечеринки) и дерби от «Джимми Чу» с принтом из металлизированной кожи. «Вылитый клоун», — подумал Денис.
— Ты откуда такой ряженый? — с усмешкой спросил Денис и махнул свой виски залпом. На душе стало как-то теплее. Или просто на желудке. Или просто народ надышал, и стало тупо душно. Там черт только разберется.
— Да я уже заманался, все жмет, — заныл Слава, разминая руки и поправляя ремень. Казалось, что все пуговицы и швы вот-вот лопнут, и этот шкаф останется стоять в этих лохмотьях, как ни в чем не бывало, с счастливым лицом. — От отца я, у него там встреча с какими-то инвесторами, так вот он все пытается меня приобщить к своим делам… Нахера спрашивается? Я ж актер!
— Не «нахера», а «зачем», Слав, зачем, — поправил его Денис, проплывая к бару за дополнительной порцией вискаря. — Я ща, — предупредил он, подняв указательный палец вверх.
— Да неважно, — буркнул Слава и кому-то крикнул «привет», волочась за другом. — Так ты не ответил, ты Журавлеву нашел?
— Славааа! — окликнула его Наташа, пробираясь между людьми, как в джунглях между деревьями, плотно стоящими друг к другу. Девушки то и дело подпевали, считая это самым необходимым, иначе музыка перестанет играть и вообще, мир рухнет, если они не будут сейчас танцевать здесь и лажать. И старательно же лажают.
— Отвали! — с улыбкой на миллион долларов крикнул ей Слава, но она ничего не услышала. Громкость музыки заглушила смысл его слов, и по его губам Наташа прочитала «привет». Поэтому девушка улыбнулась еще шире и продолжила свой рыцарский поход.
Рядом незнакомые девушки, которые наблюдали за происходящим, засмеялись и чокнулись с Денисом и Славой бокалами. Вдруг послышался нервный женский шепоток, который усиливался с каждой минутой, как ветер в поле. Головы друзей невольно повернулись назад, и они увидели Его.
Этого мужчину здесь ждала почти каждая. Александр Ларин еще не зашел в дом, но уже знали все, что он прибыл. Он закончил тот же институт несколько лет назад и до сих пор оставался желанным гостем на любой вечеринке. Конечно, он звезда. Здесь его знала каждая собака. Занимается бизнесом, всегда при деньгах, какой-то очень крутой мужик. Вот и все, что, собственно, и знал Денис. Только он не понимал одно: что он здесь забыл? Разве такому, как он, интересно общество детей, курящих траву и распивающих крепкие напитки. Ведь, по сути, здесь не было взрослых. Хотя другие выпускники прошлых здесь тоже присутствовали. И не только из Щуки.
Мигающий свет стробоскопов словно делал стоп-кадры. Руки, ноги, тела переплетались, бились в одном ритме, и этот вечер стремительно перетекал в глубокую ночь.
— Ууу, — прогудел Слава и добил свое пиво. — Иди, ищи ее, а то уже даже мне понятно, с кем она уйдет сегодня.
— Спасибо, дружище, — иронично буркнул Денис, поставил свой стакан на ближайший столик и чуть ли не бегом ринулся на поиски Кристины, с огромным трудом пробираясь через полупьяных людей.
***
— Твою мать, Насть, ты где? — спросила Кристина, ответив на телефонный звонок. На другом конце слышался женский плач, сквозь который отчаянно прорывалась невнятная речь. Чтобы изолировать себя от этой вечеринки, ей пришлось ускользнуть от нескольких парней, которые своим назойливым присутствием слегка отравляли ей вкус этого вечера.
— Какая авария? — закрывшись в туалете второго этажа, переспросила Журавлева. — И почему ты с Жениного телефона мне звонишь?
Музыке будто заткнули кляпом рот, и теперь она издавала только бу-бу-бу, вместо внятных слов. По крайней мере, так ее слышала Кристина.
— Приезжай, я на Патриарших, — заикаясь, ответил женский голос. — Тут трупы.
— Какие трупы? Насть, ты о чем вообще? Ладно, я сейчас приеду! — крикнула Кристина и сбросила звонок. Она посмотрела в зеркало и заметила маленькое черное пятнышко от туши под глазом. К счастью, здесь же нашлась коробка с ватными палочками. Кристина взяла одну, смочила ее слюной, предварительно вытянув губы в трубочку, и подтерла незначительный недостаток. Оказавшись в одиночестве, она учуяла запах собственных духов, смешанных с запахом дезодоранта. Так как парфюм был куплен только два дня назад, и Кристина еще не привыкла к своему новому аромату, который еще не успело впитать ее тело, она его ощущала очень ясно, будто кто-то еще находился с ней в комнате. Затем она ополоснула руки прохладной водой, вытерла их одноразовыми полотенцами и вышла из уборной. Все-таки появившуюся в теле дрожь нельзя было игнорировать.
— Извини, — бросила она какому-то парню, с которым случайно столкнулась, и побежала вниз по широкой дубовой лестнице к выходу, как вдруг совершенно неожиданно для нее какой-то другой тип перегородил ей дорогу.
— Попалась, — протянул Слава и поднялся на одну ступеньку, слегка покачиваясь. Взгляд его плавал, и он не мог остановить его на Кристине, от этого складывалось впечатление, что он смотрит сквозь ее подбородок.
— Что, прости? — тупо спросила Журавлева, вообще не понимая, что происходит. Ей нужно было срочно ехать на Пруды, подозревая, что ее лучшая подруга вляпалась во что-то серьезное. Чего-чего, а трупов еще не было в ее историях.
— Мне идти надо, але! — сказала она парню внушительных размеров и щелкнула пальцами перед его мордой, но тот не собирался отступать. Приняв на грудь прилично, он уже мало что соображал. Да и, как назло, никого вокруг не было, словно лестницу окрестили мертвой зоной.
— Слав! — окрикнул незнакомца парень, с которым она только что встретилась наверху. Пьяный Слава перевел свой туманный и заторможенный взгляд (скорее, замороженный) на приятеля, затем на Кристину и рывком схватил ее за руку.
— Эй, — мягко и спокойно протянула она. — Чувак, там еще много девушек.
Ей стоило больших усилий сохранять спокойствие, потому что она ненавидела пьяных мужиков и, следовательно, пыталась вести себя благоразумно. Тихий и монотонный голос как-то действовал на наркоманов и пьяниц, и Кристина умела выкручиваться даже из таких ситуаций.
— Да отпусти ты ее! — крикнул Денис и бросился оттаскивать друга, чувствуя тошноту.
Высвободившись, Кристина бросила холодное «спасибо» своему спасителю и кинулась искать свое пальто. Хотя, как подумал Денис, он заслуживал большего, чем это бездушная и формальная благодарность. Но ее магнетическая внешность действовала на него по-особенному. Он словно обмякал в этом пространстве и времени, готовый согласиться со всем, что она скажет или сделает. Безвольное какое-то состояние, но безумно нравившееся ему.
— Что за день-то сегодня такой, — вслух подумала Кристина, впопыхах залетев в комнату с верхней одеждой. Куртка на куртке, пальто на пальто, сумки, обувь, пакеты, бутылки и ни одного человека. Где-то из угла исходил мягкий свет от торшера, и пока Кристина пыталась найти включатель, с ней поздоровались.
— Справа, чуть повыше, — подсказал мужской бархатный голос. Послышался долгожданный щелчок, и верхний свет зажегся. Резануло глаза.
— Спасибо, — бросила Кристина незнакомцу и принялась искать свое пальто в этой куче, отмечая у себя ускоренное сердцебиение. Какое-то странное дежавю.
— Прости, а мы раньше не виделись? — спросила она, зависнув на несколько секунд. — Голос знакомый.
Парень в кресле чуть повернул голову в ее сторону, но Кристине по-прежнему не было видно его лица.
— Нет, не виделись, — просто ответил незнакомец.
— Окей, — ответила Кристина и принялась дальше искать свое пальто. После двух минут безрезультатных поисков она открыла шкаф, в котором тут же обнаружила то, что искала. По привычке посмотрела на свои наручные мужские «Ролекс», которые выиграла у одного типа. Часто ее спрашивали, почему она носит совсем не женские часы, но для нее это были не просто часы. Это была ее гордость, трофей, который напоминал о ее слабости к покеру.
Кристина до сих пор помнит запах его потной рубашки «Армани», ставшей мокрой после того, как он проиграл ей сначала пятьсот долларов, а потом десять тысяч. «Ролекс» оказался на столе лишь из-за его любопытства и азарта. Конечно, как двадцатилетняя девчонка смогла обыграть взрослого сорокалетнего бизнесмена, потратившего на эту игру не один год, у него просто не укладывалось в голове. Нет, он не был пьян в тот вечер, поэтому некого было винить было некого, кроме как себя, в своем глупом поражении.
Кристина суетливо накинула пальто и положила мобильник в карман.
— Уходишь так рано? — снова послышался приятный мужской голос молодого человека, сидящего в кресле возле окна и даже не глядевшего в ее сторону, что показалось ей немного странным. Ее также удивило, что он здесь мог делать в одиночестве, ведь вечеринка только набирала обороты и ей сейчас любая свежая кровь пришлась бы по вкусу.
— Скоро садимся играть в покер. Присоединишься?
— Нет, я уже уезжаю, спасибо, — ответила она и немедля вышла из гардеробной, задумавшись над странностью его вопроса только у выхода на крыльцо.
Веселье действительно было в самом разгаре, но телефонный разговор буквально выбил почву у нее из-под ног. Быстро попрощавшись с несколькими своими подругами, чье общество не могла больше выносить, Кристина выбежала на улицу, обмотав шею шарфом, и столкнулась с ребятами, которые потягивали сигареты, косяки и оживленно вели беседу. Свежий воздух с намеком на первый морозец ударил ей в лицо. Она вздохнула и посмотрела в небо. Оно было по-праздничному разукрашено покрывалом звезд, ведь за городом они всегда были ярче.
— Уоу, Журавлева, ты куда? — остановил ее темноволосый парень в пуховике, затягиваясь сигаретой, явно уже выпивший. Загорелая морда, мутный взгляд, будто с Ибицы он прилетел дня два назад.
— Домой, — соврала Кристина, молясь, чтобы ее больше не доставали расспросами.
Она невольно поморщилась от ненавистного ей запаха табака и марихуаны, сдобренного ярким спиртным амбре.
— Давай подвезу, — не унимался тот.
— Я на машине, не переживай, Борь. Пока, ребят! — быстро проговорила она и стремительно скрылась в темноте. «Ты бухой, куда тебе за руль?» — подумала Кристина и как можно быстрее рванула на Патриаршие, не переставая думать о том, что сама час назад выпила два бокала вина.
***
— Миш, а вот ты веришь в призраков? — еле складывая слова в предложение, философски спросил меня Никита и плюхнулся рядом на английский диван в духе Честерфилда цвета баклажановый крайола. От моего друга пахло и травой, и алкоголем — все это могло взбудоражить его и прибить одновременно, но сейчас он никак не унимался. Покурив, Никита мог часами рассказывать мне об НЛО, мертвых душах, загробном мире, Боге и Дьяволе, и я как-то привык к вопросам такого рода.
— Нет, Никит, не верю, — ответил я, следя за секундной стрелкой своих наручных часов и жадно затягиваясь сигаретой.
— А вот это ты зря, — протягивая букву «я», ответил Никита и прищурился от сигаретного дыма, который я пустил ему в лицо. Его большие карие глаза сейчас достигли высшей степени остекления, и я отчасти понимал, что смысл сказанного мною едва ли долетал до его затуманенного сознания.
Мы специально ушли на второй этаж в мою огромную комнату, выделенную мне в загородном доме моего отца. Подчеркиваю, отца, так как его подачки я считал подачками и не более. Хотя, возможно, я был слишком строг к нему, а может, и до ужаса справедлив. Голова от музыки раскалывалась, но я не хотел прекращать этот прекрасный вечер, чувствуя, что сегодня он будет не таким, как все. Народ в моем доме танцевал, бухал, курил и развлекался, и уверен, ни у кого из них, кроме меня, голова не болела сегодня. Она будет болеть завтра, благо, завтра суббота. Какое чудесное слово: суббота. Когда произносишь его, вибрации как-то успокаивают встревоженную человеческую плоть. Наверное, если бы я присутствовал при ограблении банка, наблюдая за ужасом заложников, коим сам и являлся бы, за испуганными женщинами, не менее испуганными бабушками, и произнёс бы «завтра суббота», их лица непременно бы озарились безмятежным счастьем и радостью.
Я достал из аптечки анальгин, запил его пивом и тяжело выдохнул, то ли от осознания того, что только-что смешал таблетки с алкоголем, то ли просто от скуки. Даже как-то стало обидно, что такой фрукт, как я, так быстро скис. Но на то были свои причины, поэтому мое расстройство продлилось меньше трех секунд.
— А давай поспорим на сто баксов, что я докажу тебе существование призраков? — вдруг оживился Никита и буквально подскочил с дивана, как будто кто-то невидимый воткнул ему иголку в ягодицу.
Если честно, его манеры не вызывали во мне смеха. Нет, напротив, Никита был особенным другом, всегда подгружая меня своей философией. Иногда это напрягало, а иногда я мог просто так глубоко провалиться в свои собственные мысли, дабы не слышать его, что находил решения всем своим проблемам. И вообще, Никита в повседневной жизни и Никита под марихуаной — очень разные люди. Допустим, завтра он и не вспомнит про ту сотню зеленых.
— А давай, — азартно ответил я и сел на другой диван-близнец, потирая ладони.
— Пойдем, — озадаченно сказал Никита, заправляя морковного цвета рубашку себе в джинсы, и вывел меня из комнаты. — У меня есть один друг, он там, внизу, и он экстрасенс.
— Ооо, — протянул я, усмехаясь. — Мне даже стало интересно.
Спустя пять минут мы и вправду нашли некоего Дениса Сорокина, который учился на том же курсе, что и мы, только в другой группе. Походил он на трезвого, и я с облегчением выдохнул.
— Да он бухой, ты не видишь, что ли? — сказал мне Денис, имея ввиду Никиту, и рассмеялся. Меня только смутил какой-то парень, лежавший рядом с ним на полу без сознания. — Не обращай внимания. Скоро отойдет, — тут же пояснил Сорокин. Как же иногда на руку отсутствие верхнего света. Что-то мигает, переползает по стенам, потолку и людям, а самое главное совсем не выхватывает. Бухие студенты, наконец пришедшие на свидание к ламинату, пустые бутылки, какие-то мешки, непонятно из-под чего и для каких целей. Это было мне совершенно непонятно. Почему я вообще сейчас об этом думаю?
— Да сам ты бухой, — буркнул ему Никита. — Пошли наверх, там никого нет.
Это звучало очень пошло и интригующе одновременно, и я надеялся на то, что нас никто не услышал.
Около нескольких секунд я наблюдал за колебаниями Дениса. Я готов был к любой реакции этого парня, но она оказалась самой неожиданной.
— Ладно, пойдем, — сухо ответил он, и мы поднялись ко мне в комнату.
Туша еще что-то промычала, но рядом нас уже не оказалось.
Зайдя в комнату и захлопнув дверь, я скрестил руки на груди и уставился на обоих.
— Хочешь вызвать кого-то из умерших родственников или, может быть, друзей? — абсолютно серьезно и трезво спросил меня Денис, оглядывая комнату в поисках чего-то нужного только ему одному.
— Ты серьезно? — тупо спросил его я, переводя взгляд на Никиту. Анальгин начал действовать. — И за это я должен заплатить тебе сотку?
— Мы же поспорили, — ответил Никита и снова развалился на диване, придавая своему виду еще более богемный вид. — Расслабься и получай удовольствие. Че ты такой скучный сегодня? Как будто я тебе что-то криминальное предлагаю…
— Закрой шторы и выключи свет, — обратился ко мне Денис и направился к подсвечнику. На вид это был совершенно обычный парень со светлыми волосами и усталым взглядом серых глаз, который по сути не выражал ничего, кроме безразличия, от чего я задумался над его пребыванием здесь, в этом месте, среди этих людей, где он, видимо, скучал. На своих приемах (не буду называть их «тусами», потому что это как-то слишком обидно для меня) я встречал его не раз, но почему-то разговор у нас не завязывался, или, как это можно было бы сказать иначе, мы не сталкивались нос к носу. Тем не менее, я его видел здесь, у себя дома, и периодически в институте, и только его одежда, которая несомненно была высокого качества, что-то типа «Боттега Венета», «Гуччи» или «Бёрберри», давала мне пищу для размышлений о его происхождении и автоматически являлись пропускными билетами на мои вечеринки.
Я сделал все, что он попросил, и присоединился к своему обкуренному философу, уже жалея об этом пари.
Денис достал из кармана своих джинсов зажигалку и зажег свечку, что одиноко стояла в моем подсвечнике. В полумраке и играющих тенях его лицо начало меняться, а мягкие черты начали преображаться в грубые, острые и отталкивающие. Парень закрыл глаза и застыл, от чего мышцы в моем теле напряглись, и я даже не заметил, как сам задержал дыхание. Казалось, даже музыка стихла, пытаясь не мешать этому таинству. Краем глаза я заметил, как Никита периодически бросал на меня опасливые и со всем не веселые взгляды, но не стал поворачиваться к нему, охваченный представлением. Глаза его блестели так, будто мы оба стояли на старте в ожидании выстрела, а мое сердце до того закатывалось у меня в груди, что мне стало не хватать воздуха.
— Не надейся на своего отца, он все оставит этой овце, — вдруг начал Денис и поднял на меня довольно тяжелый взгляд почти черных глаз, ожидая от меня слов одобрения и подтверждения сказанному. — Но мы можем договориться, — тут он ухмыльнулся как-то совсем не по-доброму, и я почувствовал, как по полу загулял сквозняк.
— Так, все, ребят, Никит, гони мне сотню, — сказал я и встал с дивана, чувствуя неладное. Ладони вспотели, в висках снова застучало, а по спине пробежался ледяной холод. Мне безумно хотелось в ту же минуту незамедлительно выскочить из комнаты и убежать в лес, как минимум. Денис тут же взял меня за плечо и резко повернул к себе. В руке его было сосредоточено больше силы, чем могло показаться.
То, что я увидел, отпечаталось в моей памяти сильнее самых едких чернил. Я думал, я все это время думал, что мне просто показалось, что так просто упал свет. Глаза Дениса были черными, словно их вырвали с корнем; даже белка не было видно, словно он сделал татуировки на глазных яблоках. И тут я начал подозревать, может, и вправду сожрал какую-то наркоту там, внизу, где ее было так много, что можно было убиться всем городом, только забыл? А может, Никита что-то подмешал мне в стакан?
— Твою мать, — только и смог сказать я, отпрянув от него в сторону как ужаленный. Наверное, любой другой на моем месте повторил бы мои слова, потому что они, черт подери, такие универсальные.
— Ты же понимаешь, что наладить отношения с отцом ты сможешь только в том крайнем случае, если твоя мачеха умрет? — спросил экстрасенс и поставил горящую свечу в подсвечник, стоявший на моем рабочем столе из темного дерева. Она коптила и дымила с чернотой, от чего у меня начала кружиться голова. Голос Дениса был полон спокойствия и того загробного ужаса, который можно было услышать только в кино, и он вызывал во мне такую тревогу, которую я, казалось, погасил в себе очень и очень давно.
— Это подстава? Ты что ему рассказал, придурок?! — дико заорал я на Никиту и с легко взял его худощавое тельце за шкирку. Хотя на самом деле мысленно кричал на самого себя.
— Ничего, клянусь тебе! — испуганно ответил тот, и я бросил его обратно. Видимо, он сам был в шоке от услышанного.
— Человек за человека, — деловито добавил Денис, словно мы были на базаре. — Ну что? — он цокнул языком и склонил голову. — Будем договариваться?
— Проваливай, чувак, — ответил я со всей ненавистью, какой только мог, но его это только рассмешило.
— Конечно, ведь ты же, наверное, в курсе, что она имеет прямое отношение к смерти твоей мамы, или, выражаясь по-другому, нынешняя жена твоего отца ее и убила! — воскликнул Денис, и в ту же секунду я вдарил ему по лицу, чувствуя боль в костяшках пальцев своей правой руки и пьянящее головокружение от надвигающейся драки.
— Доказательств убийства нет! Следствие закрыли много лет назад! — выпалил я, в то время как Никита пытался оттащить меня от своего друга. Меня трясло от злости так, что сводило челюсть. Кулаки, щеки, спина — горело все. Кровь закипала во мне, как в котле, и бурлила по венам, как дикое животное.
— А ты сам-то в это веришь? — спросил Денис, даже не пытаясь мне помешать его колотить.
Дверь в мою комнату внезапно открылась, и в нее завалились какие-то студенты. В темноте я не мог различить их лиц, но потом признал в них своих однокурсников. Я мог себе только представить, как странно мы выглядели: я верхом на Денисе, занося кулак, сзади меня Никита в двусмысленной позе, и все мы — запыхавшиеся и раскрасневшиеся.
— А что вы тут делаете? А, Миш? — пропела Маша сладким голосом, убитая в хлам. Ну вот, все опять нажрались без меня. Что за люди-то такие?!
— Призраков вызываем, — иронично ответил Никита, и тогда я смог вырваться из его на удивление крепкой хватки.
2
— О, Кристин, ты куда так подорвалась? — озадаченно спросил Миша, заметив отъезжающую красную «Мазду» подруги, как только вышел на крыльцо покурить. Случившееся требовало никотина.
Она открыла водительское окно, Андреев встретился с ней глазами, и уже что-то другое стало волновать его, более приятное и теплое.
— Что-то случилось? — осторожно спросил он и поспешно сделал первую затяжку.
— Настя в аварию попала, — тихо ответила Кристина, прикрывая глаза. — Я должна ехать, — и снова посмотрела на него.
— Не Дементьева ли случайно?
Он заметил, что с Журавлевой что-то не то, и шестое чувство подсказывало ему, что не только авария была тому причиной.
— Она же вроде должна была приехать сегодня.
Кристина тяжело вздохнула, еще раз посмотрела на часы, давая понять, что торопится и не хочет разговаривать. После года общения с ней Миша привык к такой ее привычке. Он прекрасно знал, что эту девушку не удержишь, если она сама того не хочет. Они могли отрываться несколько дней, а потом она пропадала на неделю. Кристина умела играть любую роль, подстраиваясь под каждого человека как хамелеон, чтобы каждый верил, что именно он знает ее истинное лицо. Но это было далеко не так, и уже сейчас Миша понимал, что в ближайшее время Кристина Журавлева не появится в его обществе. Так же как не ответит на его телефонный звонок и сообщение.
— Извини, езжай, — стараясь казаться как можно больше равнодушным, ответил он и сделал шаг назад.
— Пока, — ответила Кристина, делая вид, что ничего не заметила. Стекло медленно поползло вверх, и машина, урча, скрылась из виду.
Тупо глядя на высоченные закрывающиеся автоматические ворота, он мысленно отправился с ней, надеясь, что она почувствует это и вскоре сама ему позвонит. Но она этого не сделает, и от осознания этого Миша буквально давился дымом, затягиваясь сигаретой снова и снова, как если бы это было единственное, что могло бы задушить в нем те теплые чувства к ней.
Их отношения имели не простой оттенок. Миша Андреев был одним из друзей ее бывшего парня Леши, укатившего в Америку, который сам их и познакомил около года назад, о чем потом сильно пожалел. Леша уехал, а все остались, и ничего не изменилось. Все так же бухали, веселились и прожигали студенческие годы, словно им никогда не придет конец, словно праздник был каждый день. И Кристина вела себя так, словно ничего с ней такого и не происходило. Будто не ее парень, а парень подружки бросил ее и укатил «за бугор». Хотя «бросание» в их отношениях было как-то неуместно. Вроде как Леша и хотел ее с собой забрать, и, вроде как, получил положительный ответ, но какой-то слишком туманный и сквозной он был. Миша так и не выяснил у него подробности их разговора, который решил все их проблемы, которые раньше назывались «отношениями». Но как бы Миша ни пытался влезть в тайны бывшей девушки своего почти лучшего друга, всегда получал от нее пощечину. Иногда даже буквально. Удивительно, как они вообще до сих пор продолжали общаться.
Кристина могла завалиться к нему на квартиру в два часа ночи, выпить с ним вина и уехать, ни сказав ни слова. Андреев, напротив, не имел таких привилегий, он просто дальше шел спать. Поначалу он пробовал устроить ей допрос в самых разных формах, пытаясь любой ценой узнать, что же происходит в ее жизни. Но в итоге он просыпался с жутким похмельем на утро, словно получая от нее порцию яда скорпиона. Есть два основных вида этого яда. Первый может убить беспозвоночное, но для человека он не более опасен, чем укус осы. Второй может быть смертельным. Он парализует головной мозг, нервные окончания, сердце и грудные мышцы. И Миша уже представлял себя в двух шагах от этой смерти.
Нет, об их близости не могло идти и речи. Кристина была слишком занята своим собственным миром. Иногда Мише казалось, будто он просто пешка в ее невидимой партии и предполагал, сколько еще таких фигур могло быть. Тем не менее, он позволял ей все, что ей вздумается, не понимая, как у нее это получается. Наверное, потому что иногда были поистине прекрасные дни в ее компании, и в каждое затишье он их ждал, как дети, затаив дыхание, ждут знойного лета.
— Миш! — крикнули ему в спину ребята с крыльца. В его тишину снова ворвался весь этот праздничный шум, и Андреев, глубоко вдохнув морозный воздух, направился к дому. Анальгин подействовал окончательно.
***
Пахло выхлопными газами и бензином. К полуночи Садовое кольцо начинало дремать, словно уставший большой жирный кот, но движение редких машин не замедлялось. Иногда этот участок дороги словно погружался на глубину океана, так здесь становилось тихо, но потом снова поднимался на поверхность. Шел дождь, несмотря на который смог и не думал отступать. Слишком глубоко он въелся в эту дорогу и в эти дома. Поначалу капли дождя стеснительно падали на землю, но позже обрушились со всей силы, так что дворники автомобилей заходили туда-сюда, как метроном.
— Насть, — убавив громкость радио, вдруг позвал он ее по имени.
— Что? — спросила Дементьева, устало глядя в окно. Дорога немного утомила ее, и сейчас она была загипнотизирована мелькающим пейзажем. Мелькающим скучным пейзажем, не выражающим ничего.
— Может, домой вернемся? Настроения нет, — сказал он, закуривая сигарету. Он так первоклассно это делал, что Настя не могла оторвать взгляд. В эти моменты Женя походил на какого-нибудь злодея из боевика. Томно прищуривал глаза и выдыхал плотное облако дыма.
К сегодняшнему вечеру лицо его покрылось двухдневной щетиной, но Насте это только нравилось. Невзначай она потеребила его отросшие колючки, улыбнулась и снова обратила взгляд в окно.
— Позвони Кристине, спроси, что там за движуха сегодня.
Настя тыкнула пальцем в экран своего телефона, но тот никак не отреагировал.
— Разрядился он, не судьба, — выдохнула она и ощутила на себе пристальный взгляд Жени. — Ой, да ладно тебе, Жень! — словно маленькая девчонка вскрикнула Настя. — Если не понравится, можем в любой момент уехать.
— Хорошо, — совершенно спокойно и смиренно ответил он, выражая ей свое доверие и уважение, которых было в избытке, и в салоне источником звука снова стало только радио.
— Ты знаешь, мне сегодня опять отец приснился, странно так…
В его голосе чувствовалась легкая меланхолия, медленно перетекающая во что-то очень колоритное и более ощутимое.
Настя застыла и еле заставила себя повернуться к нему.
— И что было во сне?
— Будто мы гуляли с тобой, по лесу, а навстречу он. Я вас познакомил, и встреча была радостной, но потом он сказал, что пришел не за этим. Я тогда спросил у него, зачем, но ответа не получил, и он просто повел меня за собой. Мы пришли к какой-то пещере, я сказал тебе остаться, а сам пошел за отцом, который скрылся в ней первый.
— А что дальше?
— Я не вернулся, — просто ответил Женя и выбросил дымящийся окурок в окно. — Проснулся посреди ночи, тебя будить не стал. Потом уснул.
— А тебе известно, что нельзя за мертвыми ходить во сне? — медленно спросила Настя.
Тогда он расплылся в своей самой милой и победной улыбке, а она демонстративно отвернулась к окну и громко вздохнула.
За два года она привыкла к нему. Привыкла и к его манере читать книжки до трех часов ночи и к отказам на ее просьбы бросить курить. Привыкла к самопожертвованию, но умеренному, чтобы совсем не растворить себя в нем. Хотя эта штука такая тонкая, эта жертвенность.
За полгода совместной жизни она стала владеть еще большим багажом знаний о мужчинах. Отскрабленное до блеска тело с мягким ароматом симмондсии, более известной под названием жожоба, вечно гладкие ноги, ухоженные руки, ногти, волосы. Ведь она верила, что все это и было символом женственности и гармонии.
***
Я зашел в дом и первым делом осмотрелся. Музыка немного стихла, потому что дело шло к трем часам ночи, да и толпа немного поумерила свой пыл, но праздник еще не заканчивался. Пахло потом, парфюмом, алкоголем и дымом. В общем, всем тем, чем и должно пахнуть на таких «мероприятиях».
Пройдя на кухню, я увидел непринужденно хлопочущих девчонок со второго курса. Марта и Марго вроде. Да, точно! «M&m’s» кликуха у них. Стояли и готовили ужин, а кто-то снимал их на телефон. На удивление в животе заурчало. Аромат курицы и специй настиг меня несколько секунд назад. Как же приятно было видеть остатки цивилизованных и вменяемых людей на фоне остального хаоса. Я открыл окно, через которое тут же ворвался морозный воздух, но мой взгляд задержался на картине, которая стремительно разворачивалась на заднем дворе. Два парня. Одного интенсивно рвало в сугроб, другой что-то ему кричал, и первый умудрялся еще что-то отвечать. Я проклял себя уже тысячу раз и поклялся больше не устраивать ничего на своей территории, а точнее на территории своего глубокоуважаемого, а скорее глубоко презираемого отца.
И снова вспомнил о Кристине. Странно, что мысли о человеке, которого избегаю я, приводят меня к мыслям о человеке, который избегает меня.
— Эй, Миш, Мишааань, ты куда?! — крикнули мне в спину, когда я пулей вылетел из кухни и побежал на задний двор. Я даже не помню, кто меня позвал тогда.
Снег хрустел под ногами, а изо рта вырывался пар, поскольку мое дыхание сильно участилось. Будто буйвол, несущийся сквозь ночь, я бежал. Я бежал. Я, мать твою, бежал. Бомбило в висках, я не чувствовал собственных ног. Чечетка адреналина. Я буквально пролетел между высоченных снежных елей, расположенных на участке, и завернул за угол.
Очнулся я только тогда, когда человек десять пытались оттащить меня от Дениса. Я помню, как первый удар попал ему точно в челюсть, а дальше пропасть. Темнота. Не замечая, как снег окрашивается в красный (а это было довольно красиво), я продолжал, все больше походя на мясника, забивающего скот. Я никогда прежде этого не делал. С людьми. Да, я иногда участвовал в спаррингах со своим тренером по боксу, но то была совсем другая палитра эмоций. Я держал дистанцию, контролировал своего тело, мысли, импульсы. Сейчас же я смахивал на бешеного пса, сорвавшегося с цепи, или что еще хуже, на наркомана. И когда меня уволакивали обратно в дом, я обернулся, чтобы напоследок увидеть выражение его лица. Глаза у Дениса были такие же черные, как два часа назад в моей комнате наверху. И он улыбался, прямо как самый настоящий псих. Но готов поспорить, что больше никто это не заметил. И мы оба это знали.
***
— Выпей.
Я принял у него полный стакан виски и застыл, будто позабыл, что с ним делать, хотя команду мне уже дали.
Часы на его левой руке скользнули к запястью, и в звенящей тишине я услышал монотонное тиканье своих собственных часов. Мой, пожалуй, самый важный гость не торопился садиться. Застыв возле книжного шкафа, он изучал корешки стоящих там книг. Тогда я уныло посмотрел на дно своего стакана и выпил коричневую жидкость залпом, словно мне больше ничего не оставалось делать, как предаться своим демонам. Жжение в горле сменилось блаженным теплом, и я откинулся на спинку дивана, мечтая выкинуть из дома всех людей и забыться сном.
— Я даже не буду спрашивать, кто это был, — вдруг сказал Ларин и повернулся ко мне. Ему действительно не было интереса ни до чего, как будто он давным-давно прочитал и все эти книги и тысячу раз исколесил весь мир. С двумя метрами роста он был выше меня и убедительнее. Иногда я сильно завидовал его самоконтролю и спокойствию, ведь я ни разу за все время нашего знакомства не видел его в компрометирующем состоянии. Всегда трезвый ум, здравые мысли и какое-то равнодушие. Его взгляд всегда был категоричен и тверд, будто обнажая все то, что хотелось бы скрыть. Не каждый мог выдержать эту неоднозначность и прямолинейность одновременно. И да, это был единственный человек в моей жизни, который умел обуздать судьбу и подчинить ее себе и своим желаниям. К своим тридцати годам он имел все: деньги, женщин, успех, влияние. Мне было только интересно, сколько еще времени он продержится под грузом всех этих «прелестей» жизни.
От пережитого стресса и килограмма усталости на моих плечах я даже рассмеялся.
— Ты не поверишь.
Я взял бутылку со стола и сделал три солидных глотка. Она так идеально подходила по форме к моей ладони, что я не захотел с ней больше расставаться. Немного повело.
— Зачем ты набросился на него?
— Зачем? — тупо переспросил я, нахмурив брови. Но, махнув рукой в его сторону, только сделал еще два глотка. Меня бросило в знакомый упоительный жар, и мне хватило храбрости задать следующий вопрос:
— А ты веришь в сверхъестественное? Ну, в призраков там, ведьм, привороты и вся эта хрень, что по телеку показывают?
Почти не моргая, Ларин еще какое-то время смотрел на меня своим невероятно тяжелым взглядом, потом повернулся обратно к книжному шкафу, будто я спросил что-то неуместное, что-то очень личное. Как вопрос о вероисповедании или первой любви. Но мне стало легче, когда на меня перестали так смотреть.
— Нет, — тихо ответил он, продолжая что-то искать среди старых книжек, покрытых толстым слоем пыли. Сегодня он был молчалив, как никогда.
Мама любила читать. Каждую субботу она устраивала генеральную уборку, и все книги в доме она аккуратно доставала из шкафа, протирала специальной тряпочкой, а затем снова убирала обратно. После ее смерти я перетащил всю ею сокровищницу к себе в комнату, оставаясь единственным членом семьи, кто все еще хранил воспоминания о ней. И каждую субботу я доставал эти воспоминания из самых дальних полочек своего разума, протирал их тряпочкой, и они снова сверкали той ясностью и счастьем, как и в дни моего детства. Я таким порой бываю сентиментальным, что аж блевать охота. Но все же. Как говорил Лопе де Вега: «Как бы ни был влюблен человек, себя он любит еще сильнее».
— Ладно, проехали, — выдохнул я, и на моем лице появилось что-то похожее на ухмылку. — Пошли лучше нажремся.
В ответ последовала торжествующая белоснежная улыбка.
***
— Что они делают? — скучающе спросила Оля у рядом лежащего Никиты, разум которого уже подобрался к нирване. На других диванах так же преспокойно покоились его прототипы, окруженные толпами студентов. Здесь были молодые актеры, певцы, музыканты и даже будущие педагоги, поглощающие текилу с такой страстью, что девушка тоже захотела присоединиться к общему веселью. Два бармена, парень и девушка, развлекали, разжигали и бессовестно спаивали публику. Бутылки в их руках совершали невероятные пируэты, заставляя зрителей радостно вскрикивать. Но Олю не интересовал весь этот народ, поглощающий алкоголь, как воду. Она заметила только что спустившихся Мишу и Ларина. Подобно цунами, они летели к барной стойке и сносили все на своем пути, попутно цепляя с собой девчонок. Глупый вопрос, чем эта парочка собралась заняться. Оба прокричали «Абсент!» и опрокинули две рюмки с такой легкостью, что становилось страшно предполагать, чем закончится эта ночь.
Никита даже открыл глаза и немного приподнялся, упираясь локтями в диван.
— Теперь можно сказать, что вечеринка начинается, — ответил он Оле голосом Дроздова и снова опустил голову на подушку, блаженно прикрыв веки. Пока Никита растекался по дивану, она не могла понять, как вообще можно расслабиться, пока музыка орала на полную катушку.
— Народ! — заорал Миша и взобрался на стойку. Ди-джеи немного приглушили музыку, чтобы было слышно хозяина дома. — Все в бассейн! — как будто командир, он отдал своему войску приказ, размахивая бутылкой абсента, как мечом. Миша словно звал студентов на войну с невидимым врагом. Затем он изящно спрыгнул с пьедестала, и вместе с Александром Лариным побежал в бассейн, который находился в другой части дома. Толпа загудела и бросилась за ними, сбрасывая с себя на ходу одежду, подобно стихийному стаду буйволов.
***
Поскольку дорогу перекрыли, мне пришлось ехать прямо через дворы Патриарших, где я и оставила машину. Лето кончилось, и теперь людей там почти не было. Перекресток одного из участков Садового кольца был оцеплен. Полицейские переговаривались друг с другом, кто-то из них опрашивал возможных очевидцев, которых оказалось больше, чем должно было быть. Время перевалило за два часа ночи, но это никому не помешало здесь собраться. То были люди, шедшие мимо в момент аварии и после. Случайные зрители этого случайного ужаса.
— Извините, пожалуйста! — крикнула я, когда мимо меня проходил полный мужчина в полицейской форме, которая прибавляла ему еще килограмма два точно. Наверное, он это заметил еще в тот момент, как только примерил ее.
— Девушка, что вы кричите? — устало спросил полицейский, смотря на меня своими красными глазами. Когда он подошел ближе, я поняла, что он был куда моложе, чем показался мне сначала. Просто сложный и далеко не гибкий график оставлял свой отпечаток на лице этого бедняги.
— Я подруга вон той девушки, можно к ней пройти?
Он смерил меня подозрительным взглядом, затем переглянулся с другим полицейским, который стоял неподалеку и параллельно заполнял какие-то бумажки. Мне даже стало как-то не по себе, когда я увидела мешки под его темными глазами, параллельно прикидывая, сколько нужно не спать или бухать, чтобы заиметь что-то подобное на своем собственном лице.
— Сейчас, подожди минутку, — бросил он и отошел к нему. Покосившись на меня пару раз и обменявшись парочкой фраз, полицейский снова подошел ко мне и, не говоря ни слова, поднял ленту.
— Спасибо!
— Может, расскажет тебе что-нибудь! — крикнул он мне в спину.
Тут же на асфальте я заметила осколки разбившегося стекла, капли крови и две искореженные машины. Видимо, тела уже увезли.
— Ты как? — осторожно спросила я, когда приблизилась к Насте, стоявшей возле машины скорой помощи. Подруга подняла голову, на которой была копна кудрявых каштановых волос, и я увидела ее заплаканные голубые глаза. Тушь растеклась по ее щекам и застыла, как на холсте. Стрелки пока оставались на месте, а губы высохли и покрылись мелкими трещинками.
— Поехали домой, — в голосе ее слышалась заметная хрипота, будто она много курила сигареты. Но Настя не курила. Эта фраза прозвучала до того жалобно, что мне захотелось убежать. Мне было тяжело видеть ее в таком подавленном состоянии, и эта просьба прозвучала для меня как мольба.
— Где Женя? — осторожно спросила я, заранее зная ответ.
Она сделала глубокий вдох, и я заметила, как по ее телу пробежала дрожь.
— Мы ехали, он отвлекся, а потом в нас на полной скорости влетела вон та машина, — она кивнула в сторону какой-то белой железяки, едва ли похожей на автомобиль. — Я сказала ему, чтобы он смотрел на дорогу, а не на меня, но кто же знал, что машина может выехать на встречную на скорости сто восемьдесят.
Подруга говорила спокойно и членораздельно. Не понимаю, почему никто из полицейских ее не смог разговорить. Меня даже немного испугало ее безразличие к произошедшему, словно что-то похожее происходило в ее жизни чуть ли не каждый день.
— Он умер на месте, а на мне ни одной царапины, — сказанное рассмешило Настю, а потом снова погрузило в ее собственные мысли. Она нервно сгибала костлявые пальцы своих рук и смотрела куда-то в сторону.
Затем я переговорила с одним из полицейских, рассказала ему все то, что только что услышала от Насти, оставила свой номер телефона и пообещала, что завтра привезу ее в отделение. Также я оставила контакты родителей Жени, которые по чистой случайности нашла у себя, так как телефон Насти разрядился, и мы направились к моей машине.
Спокойно шагая по Малой Бронной, я не решалась заговорить с ней. То, что мой друг, а по совместительству ее молодой человек, с которым у нее завязались первые серьезные отношения, умер, никак не хотело укладываться в моей голове. Даже слова, чтобы выразить ей соболезнования, не приходили на ум. В ту минуту хотелось выпить чего-нибудь крепкого и отчаянно, до боли в ногах, нарезать круги вокруг пруда. Так, по-моему, с помощью градусов, магического места и монотонных шагов можно было бы решить все свои проблемы. И слова бы нашлись сами собой. Но, к великому сожалению, в машине у меня не было даже бутылки красного вина, а вот штопор был. Что-что, а он всегда на своем положенном месте. Мы миновали Ермолаевский, и я посмотрела на Настю. По ее лицу продолжали стекать слезы, которые она, видимо, совсем не замечала, и от этого у меня похолодело в животе. Ее плащ песочного цвета развевался у нее за спиной из-за поднявшегося ветра, а обтянутые черными джинсами тонкие ноги поднимали во мне чувство голода. Настя была такой худой, что в каждую нашу встречу я рвалась ее накормить.
Когда мы оказались внутри еще не остывшего салона автомобиля, я еще раз проверила свой мобильный. Не было ни пропущенных звонков, ни сообщений. Я собралась было набрать Мишу, но что-то меня остановило. Да и зачем мне было ему звонить? Тешить пустыми надеждами? Но я нуждалась сейчас в его спокойном голосе, правильно подобранных словах и готовности приехать в любую минуту, даже если бы мой ответ был отрицательным. Наверно, именно эта мужская покорность убивает в женщинах намек на страдания, в которых мы все равно нуждаемся.
— Ты как? — не зная, что сказать, спросила я и бросила взгляд на панель, где синим светились три цифры: 3:19. Начинало подташнивать, и я прибавила газу.
— Почему так холодно? — вопросом на вопрос ответила подруга и поежилась на кресле заднего сиденья.
— А, извини, — ответила я и включила обогрев. — Мне жарко.
И только сейчас я заметила, что мои ладони были ледяными, но, тем не менее, тело пылало. Не думала, что после алкоголя это может повториться, обычно он спасал в таких ситуациях. Я снова набрала Мишу, но после двух гудков звонок оборвался, как будто меня специально сбросили.
В 3:50 мы припарковали машину у меня во дворе на Кутузовском. Было тихо. Только вдалеке слышалось гудение проспекта, похожее на рой пчел.
Мы как можно скорее направились к моему подъезду. Я поднесла ключ к домофону, и дверь открылась с ужасными стонами, грозившими разбудить весь дом. Внутри было сухо, от стен цвета персика пахло краской, запах которой все никак не мог выветриться с весны. Справа и слева стояли никому не нужные почтовые ящики, каждый с номерком. Мне становилось хуже.
Когда двери лифта закрылись, я оперлась спиной о его стенку и закрыла глаза, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу.
— Что с тобой? — обеспокоено спросила Настя, нажимая кнопку с номером моего этажа. Хотя в тот момент волноваться стоило мне. Да, мне было предельно понятно, что у нее шок, она под сильными транквилизаторами — не определю под какими, и именно это обстоятельство делало атмосферу какой-то обыденной, будничной, словно никаких аварий не было, а Женю будто просто увезли в больницу.
— Мне давно надо было лечь спать, — простонала я, и больше мы не разговаривали. Не было сил. Я мечтала о горячем душе и уединении, чтобы приступ прошел как можно быстрее. Это продолжается уже последние три года, а я даже не помню день, когда все началось.
Пребывая будто в тумане, я открыла дверь своей квартиры. Обнаружила, что ни отца, ни матери дома не было. Оно и к лучшему.
— Если хочешь, иди на кухню, поешь что-нибудь, — еле выговорила я, сняла сапоги, повесила пальто на вешалку и поволокла свое тело в ванную. Рукой скользнула под кофту и поняла, что вся горю. Вяло снимая с себя одежду, я бросила ее в корзину для грязного белья, потому что все, в чем я была на вечеринке, пропахло табаком и чужими людьми. Только ощущение внутренней грязи нельзя было смыть одной только стиркой своей одежды.
Сначала я включила душ, прогрела горячей водой холодную ванну и с трудом залезла в нее. Тело покрылось мурашками, и я закрыла глаза, не желая выходить отсюда никогда. Закружилась голова, и стало казаться, будто я катаюсь на карусели. Тошнота понемногу начала растворяться в этом пару, мышцы расслаблялись. Вода была кипяток, но я не замечала этого, продолжая поливать ею свое лицо, плечи, ноги, покрывая каждый сантиметр каплями. Наверное, никогда в жизни я не была так беспомощна, как в такие моменты. Мозг отказывался подавать какие-либо команды, отправляя меня в забытье. Интуитивно я понимала, что если выйду сейчас, все повторится, и я проведу остаток ночи возле унитаза, а это было не очень заманчиво. Я чувствовала, как билось сердце в груди, как кровь вяло текла по распухшим венам на моих руках и ладонях. И время застыло.
— Кристин, ты там в порядке? — послышалось снаружи.
— Да.
— Ты час уже там сидишь, точно все нормально?
— Да, скоро выйду.
***
Миша отчаянно топил свои самые укромные места алкоголем, будто заливая йодом места ранений. Даже последний разговор с Кристиной и драка с Денисом стали уже казаться ему сном, который он, возможно, завтра вообще забудет.
— Слушай, так напиваются, когда хотят кого-то забыть, — подметил Ларин, поднес стакан к губам и сделал глоток, смакуя чистый виски безо льда. К этому времени оба выпили достаточно, чтобы сначала хотя бы станцевать стриптиз, затем выпить еще по абсенту, потом нахлебаться воды в бассейне, а в конце сидеть, пуская слюни и смотря в одну точку, даже не имея сил на хмельную философию. Но нет. Первый сидел себе спокойно на диване, наслаждался виски, будто это был первый стакан за вечер, и пытался вести трезвый разговор со своим пьяным другом. Второй же сосредоточенно смотрел перед собой, пытаясь всем своим видом показать, что алкоголь не имел над ним власти.
— Ха, ха, — прищурив глаза, передразнил его Миша. — Сань, забей, — отмахнулся он и хлебнул из бутылки с прозрачной жидкостью, которую все это время держал в руках. Он уже прикидывал, как хреново ему будет уже этим утром, но это не останавливало его. Он был на той стадии, когда напиток уже терял всякий вкус.
— Да нет, — фыркнул Ларин. — Давай поговорим.
Девушки с визгом прыгали в воду, забрызгивая тех, кто все еще оставался в одежде, некоторые из них сидели на краю, опустив только ноги, компенсируя это отсутствием на их грудях лифчиков; едва пахло хлоркой, гремела музыка, а виски, шампанское и текила текли рекой. Все как будто на какой-то миг решили оказаться в голубой лагуне, несмотря на то что «голубая лагуна» и так уже была выпита многими. Здесь развернулись самые настоящие тропики.
— Ладно, короче, несколько часов назад я видел, как тот парень, которого я, кстати, позже избил, делает какой-то обряд, или как там это называется, у меня в комнате, — начал Миша, пытаясь сфокусироваться на одной точке. Было заметно, что ему уже с трудом давалось складывать слова в предложения.
Ларин посерьезнел и наклонился к нему, чтобы лучше слышать. Волосы обрамляли овал его мужественного, будто каменного, лица.
— Я поспорил с Никитой, что он докажет мне, что призраки существуют. И не смотри так на меня! Это была его идея.
Миша рассмеялся и снова выпил яду, замечая, как заплетается его язык.
— Представил мне какого-то парня, мы поднялись ко мне в комнату, и там он задал очень странный вопрос.
— Какой? — тут же спросил Саша и немного прищурил глаза. Дыма от ребят, сидящих неподалеку и раскуривающих кальян до боли в легких, было много.
— Кого я хочу вызвать, — ответил Миша, смотря прямо в его почти прозрачные зеленые глаза и прикидывая, верит ли ему собеседник или считает, что тот изрядно пьян. — Мертвых друзей, близких, родных. Ну, я сначала поржал.
— А потом?
— А потом, я клянусь тебе, его зрачки стали черными. Он начал говорить такие вещи, которые никто, кроме тебя и Никиты, не знал, а еще он озвучил мой самый большой страх, Сань, — что это Оксана ее убила и отец мне нихрена из-за нее не оставит.
Тогда Саша снова откинулся назад, будто услышал все, что хотел услышать, либо не услышал ничего, что заняло бы его мысли более чем на несколько секунд. Хозяин дома редко мог объяснить его реакции, поэтому продолжил:
— Я понимаю, ты все равно не поверишь…
— А я думаю, ты мне что-то не договариваешь, — лукаво улыбнулся Ларин какой-то проходящей мимо брюнетке, игриво машущей ему одними пальцами руки, сделал новый глоток и положил левую руку на спинку дивана. — Ты с девушкой какой-то разговаривал во дворе.
На лице Миши появилось хмельное недоумение, и Саша поспешил пояснить:
— Я на крыльце был. Просто интересно, кто она, раньше я ее не видел у тебя на вечеринках. В гардеробной с ней столкнулся, кстати.
Тогда Миша снова расслабил свои напряженные мышцы спины, поставил бутылку на стол и собрал руки в замок.
— Кристина Журавлева, бывшая девушка моего друга Леши Макарова, может, помнишь его. Учится она на третьем курсе, — коротко и ясно ответил он, делая вид, будто ему нечего скрывать.
— На третьем? А выглядит старше.
— Она позже поступила, не сразу после школы, и вы просто раньше не пересекались. Давай сменим тему.
— О-о-о-! — победно воскликнул Ларин и со звоном поставил свой стакан на стеклянную поверхность кофейного столика. В глазах его заплясал игривый огонек, и Мише стало немного жутковато, как несколькими часами ранее у него в комнате.
— Я отолью и вернусь, — ответил он другу, встал и, покачиваясь словно на палубе корабля, направился в уборную.
Саша кивнул ему и на месте, которое только что освободил Миша, увидел его мобильный, который трезвонил. Входящий был от некой Кристины, но ему не составило труда догадаться, в чем дело. Не мешкая, он ее сбросил. Не сводя пристального взгляда, он ждал повторного вызова от нее, который так и не последовал. Почему-то это доставляло ему подобие удовольствия. Однако в кармане брюк он почувствовал вибрацию. Его телефон разрывался. Неужели эта девушка звонит теперь ему?
— Да, — ответил Ларин в трубку.
— Участок на Садовом до сих пор оцеплен. В живых никого, — доложил ему низкий голос с хрипотцой.
— Тела отвезли туда же, как и было оговорено заранее?
— Да, разумеется.
Бизнесмен сбросил вызов и убрал мобильный в карман. Он встал с дивана и направился к выходу обходными путями, фиксируя каждую секунду. Все были настолько пьяны, что он вышел незамеченным. Впрочем, как и всегда под конец вечеринок. Только Оля сверлила его спину взглядом, моля о том, чтобы предмет ее воздыхания хотя бы обернулся к ней и увидел ее. Странно, она так почти ничего и не выпила за сегодня. Расстроенная своим глупым стеснением, она направилась в бар, как и добрая половина девушек.
Саша без труда нашел свое кашемировое пальто, легким движением накинул его на плечи и с интересом, нет, с вожделением, осмотрел толпу людей, поглощающих уже влажный и спертый воздух с витающими в нем парами алкоголя и запахом сладковатых человеческих тел и пороков, которые представлялись здесь во всем своем великолепии еще больше, еще невообразимее, чем в какой-нибудь другой день.
— Ты куда? — недоуменно спросил Миша, вяло спускаясь по лестнице, стараясь игнорировать кучу пустых бутылок и стаканов, заполонивших почти ее всю.
— Проголодался я что-то.
— Так, погоди, у меня же на кухне…
— Расслабься, мне все равно пора ехать.
— Ну, до скорого, — устало попрощался Миша и хлопнул его по плечу, понимая, что сил на уговоры у него уже не осталось.
Александр Ларин повторил прощальный жест друга и вышел наружу.
Миша слышал только рев мотора выезжающего за ворота «Мустанга». «Форда Мустанга», культового автомобиля класса Pony car производства Ford Motor Company. Почему-то, когда Миша слышал слово «мустанг», первая мысль была именно эта. Вторая была об одичавших лошадях, потомках лошадей, привезенных в Новый Свет колонистами из Европы еще в шестнадцатом веке. Многие из тех лошадей по тем или иным причинам отбивались от людей и дичали, а те, которые теряли своего всадника в бою, прибывали к стадам диких индийских пони и скрещивались между собой. Так и появились мустанги.
Андреев тряхнул головой, удивляясь тому, как спустя столько лет может помнить такие вещи, и направился прямиком в омут, чтобы продолжить свое забытье и утолить свой собственный голод.
***
Дверь водителя открылась, и он сел за руль. Я ждал его около часа, в его же машине, с разбитым носом и провалом в памяти.
— Спасибо, что дождался, — вдруг первым заговорил Ларин, вставляя ключ зажигания.
— Другого варианта просто не было, — зачем-то грубо ответил я.
Он усмехнулся, будто скаля зубы, и «Мустанг» с приятным урчанием пришел в движение. Время неумолимо двигалось к рассвету, я все еще не дома и направляюсь неизвестно куда, почти с неизвестно кем. Живот бурчал и выл, и было непонятно, чего он просил: еще выпить или просто поесть. Клонило в сон, и я мечтал только о своей постели, забраться в холодное, еще не нагретое телом белье, в простыни и одеяла, и зарыть голову в подушку как можно глубже, чтобы не слышать и не чувствовать. Все еще болело лицо, и даже не хотелось смотреть на себя в зеркало. Спрашивается, что бы я там увидел? Что?
— Куда мы едем? — устало спросил я, потирая глаза.
— Ты ведь новичок в этом?
— В чем?
— В экстрасенсорике.
Я не ответил и отвернулся к окну, в котором ничего не увидел, кроме темного ряда деревьев вдоль дороги.
— Я всего лишь хочу посмотреть, как ты работаешь, — с меньшим высокомерием добавил водитель, достал сигарету, зажигалку и тотчас затянулся, одной рукой придерживая руль.
— Окей. Что такого мне нужно рассказать тебе о твоей жизни, чтобы ты охренел и отвез меня домой?
Ларин только рассмеялся в ответ на этот выпад.
— Нет. Не о моей, но мне.
— Не понял?
***
Спустя некоторое время Кристина вышла из ванной и, будто не замечая подругу, молча двинулась к себе в спальню.
— Кристин, с тобой точно все в порядке? — волочась за ней как хвост, спросила Настя.
— Да, — почти шепотом ответила Кристина. — Мне просто нужно поспать. И ты лучше ложись.
Настя расположилась в комнате ее родного брата, который сейчас жил в Канберре, и уснула в тот же момент, как голова коснулась подушки.
Кристина стащила влажное полотенце с головы и упала на свою большую кровать, укрываясь прохладным одеялом. Пахло чистым, будто только что отглаженным, постельным бельем. Ее начало трясти, и в тишине было слышно только ее тяжелое дыхание и стук зубов. Если успеть уснуть, то можно пережить еще одну ночь. В комнате как будто закончился кислород, и закрытые окна давили на сознание Кристины сегодня как-то особенно. Собравшись с силами, она сползла с кровати, словно подбитое животное, не поднимая головы, которая, казалось, теперь весила целую тонну, и открыла единственную форточку. Прохладный воздух начал медленно заползать в помещение, принося Кристине некоторое облегчение, от чего она упала на кровать, и только бешеное сердцебиение сопровождало ее до самого перехода из реальности в сон. Она обязательно, обязательно в ближайшее время сходит к неврологу, психологу, священнику, к кому угодно, чтобы больше не испытывать такое мучение.
***
Они ехали чуть больше получаса. Денис долго пытался проникнуть в мысли и личную жизнь Александра Ларина, но КПД все равно равнялся нулю. Его дар начал проявляться в довольно раннем возрасте, в девять лет. Родителей пугало все, что он говорил тогда, а говорил он такие вещи, которые лучше не озвучивать. Например, как-то зимним вечером к ним домой в Сокольниках пришла мамина подруга Света с каким-то мужчиной. Они были супругами и жили в том же доме, что и семья Дениса, только на два этажа выше. Мальчика попросили уйти к себе в комнату, но он прекрасно слышал, как соседка рыдала и жаловалась его маме. Из ее рассказа маленький Денис понял, что у нее умер муж, буквально несколько часов назад. Тогда он прибежал на кухню и начал упорно доказывать двум взрослым женщинам, что муж соседки не мог умереть, так как она пришла вместе с ним. Денис показывал в сторону двери, на прихожую, где так и остался стоять высокий темноволосый мужчина в черном костюме. Он молчал и томно смотрел на мальчика, единственного, кто мог его видеть. Свете стало плохо, и матери пришлось вызвать скорую. Не сказав ни слова, она заперла сына в своей комнате и принялась успокаивать подругу. Спустя несколько минут Свету забрали. Больше Денис не видел ни ее, ни ее мужа.
И вот прямо сейчас он начал впадать в легкую панику, пытаясь снова и снова пробраться под шкуру этого самоуверенного и самодостаточного, казалось, типа, и совершенно не мог понять, почему за оболочкой этого человека не было ничего, словно у того не было ни прошлого, ни будущего и абсолютно никаких мыслей.
— Приехали, — неожиданно прервал тишину металлический голос Ларина. Он вытащил ключ зажигания, сунул связку в правый карман пальто, и оба вышли на холодный сентябрьский воздух.
В половину шестого утра Москва уже не спала, но все еще нежилась в постели, не желая пробуждаться в субботу. Где-то слева Денис все еще видел слабое мерцание редких звезд, прячущихся средь высоток в черном небе, а справа — намек на восход солнца, откуда убегала ночная темнота.
— Голова все еще болит? — обратился к нему Александр, щуря глаза от дыма, который неспешно испускала его сигарета, и провел ладонями по вискам, убирая тем самым свои волосы за уши. Он глубоко затянулся и выдохнул, осматривая сонный город, словно свои владения. На нем было черное кашемировое пальто до колен, дорогие классические брюки, лаковые блюхеры. Лицо выбритое и идеальное, прямой нос, скулы больше не скрывали темно-каштановые волосы, едва ли достающие до плеч. Все это действительно буквально «было на нем». Он (два метра роста) словно сошел с обложки журнала.
— Да, немного, — соврал Денис. В голове тем временем гремели взрывы.
Ларин выкинул бычок в сторону, отдал приказ «пошли», и они зашли за черные ворота на территорию какого-то серого невысокого кирпичного дома. Денису стало еще хуже при виде этого унылого пейзажа, и он уже пожалел, что сам не позавтракал дымом.
Тихий двор, опавшие и темные влажные листья под ногами, едва ли покрывающие мокрый асфальт, гнилая сырость в воздухе и какая-то необъяснимая печаль, которая царила повсюду. И тут Денис понял, что не потерял свой дар, просто по какой-то непонятной ему причине на Ларина он не распространялся.
Тот с легкостью преодолел несколько ступенек, словно только что проснулся, сделал пробежку, выпил кофе и был готов спасать мир. Взялся за большую ручку дубовой двери, дернул ее на себя, и она поддалась, со скрипом впуская внутрь гостей. Денис никак не мог понять, как после такой бурной ночи его спутник не носил на себе все ее следы в виде сонливости, вялости и красноты глаз. Зайдя внутрь, он огляделся и слева увидел пустое место охранника, а справа — гардероб с одинокими вешалками. Впереди расстилался длинный коридор с зелеными стенами и одинокой белой дверью в конце. Куда она вела, студент даже не мог представить. Больничный запах, вбирающий в себя смесь запахов хлорамина, медикаментов, стерилизованных материалов и еды, невозможно было ни с чем спутать. Сквозь мертвую тишину пробивался звук тиканья настенных часов, расположенных где-то в глубине пустынного гардероба, как стук сердца сквозь толщу воды. Но один запах Денис учуял еще возле ворот и отчаянно надеялся, что предположения его были ошибочны.
Спускаясь по ступенькам вниз, он все сильнее ощущал холод. Не было ни окон, ни дверей, только бесконечная и удивительно чистая лестница. Все-таки здание не пустовало. В груди Денис чувствовал, как бухает его собственное сердце, и невольно кашлянул, так как ему в нос резко ударил запах формалина и продуктов гниения. Ларин открыл новую дверь, в которую они уперлись, и все встало на свои места.
— О! — воскликнул мужчина в белом халате и убранными в хвост темными волосами. — Вы уже здесь.
Незнакомец стоял между двух металлических стоек, на которых лежало два трупа — мужчины и женщины. Тошнота накатила так резко, что Денис еле справился с собой, чтобы не заблевать пол, покрытый серой плиткой. Хотя, если бы он все-таки отважился это сделать, интерьер заиграл бы новыми красками.
Улыбающийся Александр хлопнул его по спине, пожал руку «белому халату» и невозмутимо сел на деревянный стул в углу, будто запах разлагающихся тел и их бледный вид с трупными пятнами попросту не впечатлил его. Это кем нужно быть, чтобы так спокойно реагировать на трупы?
— Что ты скажешь про мужчину? — спросил он.
— Можно анальгин? — проигнорировав вопрос Ларина, Денис обратился к патологоанатому. Тот был крепким мужчиной с волосатыми руками и безразличным взглядом карих глаз. Парень чувствовал, что врач живет один, несколько лет назад похоронил жену, а детей так и не завел. Он ощущал его пустоту, его безнадежность и самобичевание, которыми он себя потчевал как детей творожками в детском саду. Практически залез ему под шкуру. Но так и не удалось выяснить, каким образом врач оказался знаком с Александром Лариным.
— Да, разумеется. Выглядишь… плохо, — подметил мужчина, бросив мимолетный взгляд на студента, достал из ящика упаковку и протянул ему ее и бутылку воды. Денис запил таблетку, чувствуя, как та пробирается к желудку, и немного успокоился, ожидая, когда же она его обезболит. Наверное, он возлагал слишком много надежд на одну маленькую таблетку. Затем, шмыгнув носом, он поставил бутылку на какой-то стол и сделал два шага в сторону, не сводя глаз с мертвого мужчины, пытаясь проникнуть как можно глубже в информационный план и отогнать желание проблеваться, а оно чертовски было устойчивым.
— Он умер несколько часов назад, — наконец сказал экстрасенс не своим голосом. — Женщина тоже.
— Очень хорошо, — протянул Александр, словно терапевт, к которому пришли на прием. — Хоть с этим определились, — рассмеялся он, переглядываясь с улыбающимся и сонным патологоанатомом. — Что еще?
Денис глубоко и нервно вздохнул и прикрыл глаза, опустошая свой мозг от ненужных мыслей. Как будто перед прыжком в воду. Вдруг незнакомые голоса, говорящие на неизвестном ему языке, заполонили его голову, будто он переключал радио. То же слышала и женщина, когда сходила с ума. Он просто пытался увидеть последние часы ее жизни.
— Она болела.
— Чем? — требовательно спросил Ларин, хотя Денис был уверен, что тот знает ответы на все вопросы. Просто «смотрит, как он работает».
— Что-то связано с мозгом. Я не понимаю. Причина в голове.
— Причина всегда в голове… — выпуская дым из своих легких прямо в потолок, еле слышно сказал Ларин.
И студент снова погрузился в мысли женщины, потому что ее было легче увидеть. Просыпаясь в больнице, каждое утро она расчесывала свои светлые волосы, смотрясь в зеркало, висевшее у нее в палате. Ясные голубые глаза, тонкие губы, впалые щеки. Безмятежность, легкость, которую могли подарить только наркотические средства. Весь день она проводила у окна, или в своей постели, почти не ела и все время с кем-то разговаривала. С кем-то, кого Денис никак не мог разглядеть.
Александр внимательно наблюдал за Денисом и ждал, как ждет зверь в своем укромном месте удобного момента, чтобы наброситься на добычу. Студент повернул голову, будто что-то увидел, но глаза его были по-прежнему закрыты, затем пошатнулся и уперся рукой о металлический стол.
— Что же с ней случилось, Денис? — тем же деликатным и учтивым голосом спросил Ларин, без тени беспокойства, словно ожидая официанта, который вот-вот должен был принести ему кофе.
Дениса начало трясти. В те секунды он увидел все, что должен был, все, о чем его просили.
Обычно после захода солнца женщина кричала. Сначала молила о помощи, а затем смеялась, правда смех принадлежал не ей, а кому-то другому. Царапала стены, визжала, будто ее резали, замолкала на какое-то время, но затем продолжала изводить больничных работников. Санитары вбегали в ее комнату, затем что-то холодное бежало по вене, принося с собой спокойствие и сон.
— Она предупреждала, только ей не помогли, — наконец ответил Денис, не открывая глаз. — Ей просто не поверили. Да и я бы не поверил. Хотя раньше она была очень уважаемой женщиной…
— Одержимость, — просто и обыкновенно пояснил Ларин и встал со стула. — Что-то еще? — У Дениса создавалось впечатление, что терпение его заканчивалось, но из-за непроницаемой стены между его третьим глазом и Лариным он не мог это знать наверняка.
— Я вижу пустую комнату, в которой они сидят, но они не знали друг друга до этого. Это была их первая встреча. И…
— Что?
— Машина, — прошептал экстрасенс, и его зрачки быстро забегали под закрытыми веками. — Они одержимы какой-то идеей. Затем садятся в машину и просто едут. Удар, два трупа, еще один… нет, все-таки там была ещё и девушка.
Тогда он снова открыл глаза и осмотрелся по сторонам, будто что-то искал.
— Но их здесь нет. Парень и девушка где-то моего возраста. Он умер сразу, даже ничего не почувствовал. А девушка… Она как будто не понимает, что умерла.
Александр с интересом наблюдал за его смятением. Денис явно не понимал, как связать все то, что он только что озвучил. Просто смотрел в одну точку и не мог подобрать слова, которые хоть как-то могли бы выразить все, что происходило сейчас внутри него. Вдруг в его мысли ворвалась Кристина, которую вытеснить за пределы его экстрасенсорного восприятия было невозможно, и он только мог догадываться о том, каким образом она была связана со всем этим.
— Они спланировали аварию, — выдал Денис. — Это было убийство, все, что я могу сказать.
Повисла жуткая тишина. Ларин настойчиво смотрел Денису в глаза, ожидая, что тот вымолвит еще что-нибудь животрепещущее. Что-нибудь в духе «чертовщина», «дьявольские промыслы» или самое обидное — «сумасшедший дом».
— Ну что ж, молодец, для начала не плохо, — наконец сказал Александр, будто до этого принимал какое-то важное решение у себя в голове. — Поехали.
— И все? — смело спросил Денис, так как только сейчас почувствовал отступление головной боли. — Ты приезжаешь на вечеринку к другу, тот рассказывает тебе про меня. Затем в пять утра мы едем в морг, чтобы я просто на просто развлек тебя?
— По-моему, — начал Ларин, — я тебе сказал, что хочу посмотреть, как ты работаешь, а не как задаешь вопросы. И сейчас скорее развлекаешься ты, не я.
Закончив, Александр покинул морг, предварительно сказав «до встречи, Вов» патологоанатому.
Около минуты Денис колебался и все еще не понимал, что ему делать. Наверное, бессонная ночь сказывалась на нем именно таким образом.
— Спасибо за таблетку, — поблагодарил он и стремительно вышел следом, услышав за спиной безразличное «не за что» и не представляя, куда ему теперь идти.
3
Лучи субботнего утреннего солнца лениво ползли по крышам домов, дорогам и улицам, словно обласкивая своим едва ли уловимым теплом и напоминая разливающуюся карамель по нёбу, которое перед эти «заморозил» пломбир. Ясное, на редкость синее небо висело над Москвой, обещая оставаться таким до вечера.
Забыв зашторить шторы, она теперь лежала в кровати и изо всех сил старалась не разлеплять своих сонных глаз, которые слепило это солнце «по акции» сквозь окно. Тогда Кристина скинула с себя одеяло и свесила ноги с кровати. Ночной кошмар еще не собирался отступать. Всегда один и тот же: как человек в черном всюду преследует ее. И продолжается это уже третий год. Но ей нужно было перебороть себя, подняться с мягкой постели и сделать восемь шагов — туда четыре и обратно, чтобы солнечный свет больше не досаждал. Желудок был пуст, но еды не требовал. Пока что. В груди образовался спазм, а мозг уже начал включаться, как те старые компьютеры, которые после кнопки запуска начинали жужжать.
Наконец Кристина встала и, приблизившись к окну, с какой-то беспочвенной злобой задернула белые шторы, которые так долго искала в интернет-магазинах, облегченно вздыхая. Брякнул телефон, словно гусь из канавы. Она вернулась в кровать, потягиваясь и зевая, и взяла мобильный в руки, побитая и разбитая после ночного приступа и кошмара, как будто вовсе и не спала. Пришло смс от Миши, который уже просил открыть дверь, прямо сейчас. Кристина старательно потёрла глаза и попыталась сфокусировать свой взгляд на экране телефона. Сколько времени? 11:26. Все еще пребывая в полудреме, она накинула белый махровый халат на свое обнаженное тело и направилась в коридор, поскольку спорить еще было не с кем, разве что с самой собой.
По пути она заметила, что в квартире по-прежнему никого не было, поочередно заглянув в комнату к родителям и комнату брата. Ни мамы, ни отца, ни даже Насти. Куда все подевались в субботу утром?
— Привет, — буркнул Миша и сразу же зашел внутрь, заставляя ее поднять брови от удивления. Обычно только она могла бесцеремонно вторгаться на его территорию, а он нет.
Миша быстро разулся, снял куртку и посмотрел на Кристину такими же сонными и красными глазами. Как только оба увидели друг друга, сразу же засомневались в том, кому же из них было сейчас хреновее.
— Ты вообще спал сегодня? — спросила Кристина, игнорируя его выходку, и направилась на кухню, так как желудок начал понимать, что наступило утро.
— Немного, — ответили ей в спину.
— Кофе будешь?
— Мечтаю.
Спустя три минуты кофейная машинка закашлялась, Кристина села на диван и поджала под себя ноги. Безусловно, организм проснулся, но уже начинал ей нашептывать о том, как сильно ему хотелось еще одну дозу двух, трех, а может, даже четырех часов старого доброго сна. Она проверила телефон, залезла в соцсети, посмотрела журнал звонков. Настя и никто из родителей, на удивление, так и не звонили ей сегодня утром.
Миша впервые находился у нее в квартире, отвлекая тем самым Кристину от всяких мыслей. Скандинавский стиль со пастельными тонами и с сочными цветочными акцентами завораживал. Просто и со вкусом. Без заморочек. Здесь пахло свежестью, чистым бельем, как будто оно сушилось где-то в Альпах, и женскими духами. Кухня была просторной и светлой, даже немного резало глаза от солнечных лучей, что били в окна, но она умиляла. Своими шкафчиками, вазами с веточками каких-то неизвестных ему цветов, разноцветными кружками, горшочками с миниатюрными зелеными деревьями. Конечно, родители много путешествовали и часто работали за границей, поэтому почти ничего русского здесь не осталось.
Вдруг Кристина поднялась, будто о чем-то вспомнила, и направилась к шкафчику с посудой. Вынула оттуда две чашки и спросила, нужен ли сахар. Миша отрицательно покачал головой. Затем последовал вопрос о молоке, и реакция друга оставалась прежней, будто тот неожиданно разучился говорить. На самом деле, просто не было сил шевелить сухим шершавым, как у кота, языком. Она это прекрасно понимала, поэтому отставила в сторону его чашку, а молоко добавила себе. Напряжение повисло в воздухе и натянулось, словно тетива.
— Как там Настя? — решился спросить он. — Что вчера случилось то? Я набирал Женю неоднократно, но он не поднимал трубу. Они вроде бы к двенадцати должны были подъехать, нет? — начал непринужденно Миша, потирая пульсирующие виски.
Кристина убрала пакет молока в холодильник, дождалась, пока машинка выкашляет весь кофе, и разлила его по чашкам, старательно подавляя в себе желание высказаться и возмутиться его приездом к ней домой. Она поставила перед Мишей его порцию, а сама вернулась на диван, словно сохраняя определенную ею самой дистанцию, которую они должны были соблюдать.
— Она в порядке, — наконец ответила Кристина и сделала глоток. — А Женя…
— Что-то произошло? Он в больнице?
— Он в морге, — металлическим голосом ответила Журавлева, глядя Мише прямо в глаза, будто это он во всем виноват. Миша же со стуком поставил чашку на стеклянную поверхность обеденного стола и от потрясения прикрыл ладонью рот. Он неплохо знал молодого человека Насти Дементьевой, и, даже если сказать больше, он их и познакомил, совсем не ожидая, что парочка будет существовать два с половиной года.
— Они когда ехали к тебе, попали в аварию, поэтому я и уехала с вечеринки. Зато Настя в полном порядке. Сегодня у меня ночевала, наверное, еще утром в полицию уехала, или к себе… я даже и не знаю. У нее шок, это понятно… Да и я сама, мягко сказать, в ауте. Должна же была отвезти ее в отделение… — рассказала Кристина, искусно избегая те моменты, где она могла бы оправдаться перед ним за холодное поведение во дворе, когда выезжала оттуда на машине.
Она устало вздохнула и на мгновенье прикрыла глаза, решив умолчать и о ночном приступе. О них он и не знал.
Миша наблюдал, как ее темные шоколадные волосы сверкали в лучах солнца, и не понимал, что в ней его так цепляло. Эта отстраненность? Недоступность? Холодность? Что именно? Или, может быть, тот контраст, которым она так искусно обладала, перемещаясь со сцены в обычную жизнь и обратно? Где из темпераментной, чувственной и сострадательной девушки она превращалась в нечто неприступное, ледяное и сумасбродное, что просто на просто сносило ему крышу. Наверное, все-таки последнее: сносило крышу. Было даже как-то странно сидеть здесь и видеть ее, видеть по собственному желанию, а не по ее прихоти. Чистая смуглая кожа совершенно без косметики, полусонные и полупрозрачные глаза, как два аквариума. Обычно всем ее знакомым казалось, что она родилась на море, или часто туда ездит, так как в волосах всегда были выгоревшие прядки, в гардеробе полно белого льна, лицо выразительное, выточенное, типаж commercial, как сказал бы фотограф Никита, который еще ночью спорил с ним на сотню зеленых. Увидев Кристину однажды, он отнес ее к такому типу девушек, которые обладают неким шармом, завораживают и притягивают благодаря харизме, выразительным глазам и губам. Ну и продать могут благодаря этому все, что заблагорассудится. К продуктам он относил и душу, подозревая, что Кристина пользуется ей как билбордом. На ее счет Миша и Никита никогда не сходились в одном.
Казалось, Кристина даже не была против присутствия Миши, потому что ее реакция была уж чересчур спокойной. И не смотря на все его восхищение ее красотой, он вспоминал, как дома в своей постели оставил какую-то незнакомку.
— А что… что случилось-то вообще? — пытаясь по классике собрать мозги в кучу, которая больше напоминала ему дерьмо, спросил он.
— Как Настя мне сказала, в них врезалась машина, на скорости сто восемьдесят. Интересно, откуда она эту цифру взяла…
— Да может, от ментов услышала. Ты же знаешь, мозг в стрессе так впитывает в себя инфу, как губка.
— Может, — задумчиво согласилась Кристина и сделала еще один глоток. — Ты почему не пьешь?
Андреев после таких новостей даже как-то забыл о кофе и тут же поторопился отпить немного. Вдруг стук в голову, щелчок, и он стал лучше разбираться в окружающем его пространстве. Как в том кино, где чувак проглатывает прозрачную таблетку, и мир начинает окрашиваться всеми цветами радуги, а мозг шпарит так быстро, словно бегущий over 1000 км/ч хомяк в колесе, которому сыпнули несколько грамм кокаина (только этот уже из другого фильма). После вчерашних убивающих зелий, Миша думал, что не встанет с постели до понедельника. Наверное, он до сих пор был под их действием, иначе как по-другому можно было объяснить его бодрствование. А тут еще и кофе. Толпа разъехалась только к семи утра. После ночного веселья он, так и не поспав, почистил зубы, сходил в душ, оделся и с полузакрытыми глазами вышел из дома, дабы не видеть то, что отрыгнула вчерашняя вечеринка. Ночь показалась ему слишком длинной и изнуряющей. Но, по крайней мере, конфуз утреннего стояка был решен.
Наконец Кристина поставила чашку на стол и направила на своего нежданного гостя теплый и вкрадчивый взгляд. И он знал, что она спросит. Ждал этого с самого порога.
— Ты зачем приехал?
— Значит, тебе можно приезжать ко мне ночью, а мне к тебе утром — нет?
Ответил он легко и просто, так как долго представлял себе эту ситуацию и этот диалог. Кристина лишь неоднозначно улыбнулась, снова взяла свою чашку и сделала пару глотков.
— Должно было что-то случиться, чтобы ты приехал, вот и все, — ответила она невероятно мягко, и ее фраза снова повторилась, только уже у него в голове. — Я звонила тебе ночью.
— Да? Я не видел.
— Да, — ответила она, умалчивая о том, что ее звонок сбросили.
— Слушай, я даже не знаю с чего начать…
Послышался ее сладкий смех, который снова заставил его поднять на нее глаза.
— Значит, все-таки что-то случилось! — Кристина оживлено встала с дивана, буквально вспорхнула и переставила пустую чашку в раковину. — Ну не мог ты вот так вот просто заявиться ко мне.
Она снова тем временем наполнила его кружку черной дымящейся жидкостью, а Миша принялся рассказывать ей о том, что случилось с ним за последние несколько часов, замечая, как разгораются азартом ее глаза и как расстояние между ними незаметно сокращается.
Кристина и до сегодняшнего дня знала, что случилось с матерью Миши, и как только он упоминал о ней, она становилась мягче и сострадательнее.
— Ты думаешь, ему можно верить? — спросила она, когда он замолчал. — Он… как он вообще это делает?
— Клянусь, я никогда в жизни не видел то, что увидел несколько часов назад, Кристин. Вроде самого-то парня видел часто у себя, но мы почему-то так и не зависали вместе.
— Это который с другом таким высоким светловолосым?
— Да.
— Ух, жесть, я еле отбилась от него на лестнице. Все, я вспомнила этого Дениса. Я, конечно, понимаю, что он задел тебя, но зачем ты избил то его?
Миша долго смотрел ей в глаза. Все-таки, какое-то сходство с его матерью у нее было. Может, поэтому Миша так и стремился проводить с этой девушкой все свободное время.
— Я ничего не помню. Помню, как меня уже оттаскивали от него.
Кристина уставилась на него, глубоко вздохнула, выдохнула «бухать надо меньше» и встала к окну, повернувшись к Мише спиной. Он знал, что только она поверит в эту историю.
— Тогда найди его и поговори с ним. Надо выяснить, а то, может, это все лажа, и ему просто кто-то слил инфу. Всегда все надо перепроверять, — раздраженно резюмировала она, будто обращаясь к самой себе. — И да, телефон мне свой дай, мне нужно кое-что проверить.
— Зачем? Что там проверять?
Кристина не ответила, но уже требовательно смотрела на него. Ему ничего не оставалось, как сделать то, что она просила. Потребовалось всего три секунды, чтобы улыбка вновь озарила ее лицо, и Кристина показала ему экран мобильного. И вправду, один пропущенный был.
— Значит, кто-то действительно меня сбросил, — победно заявила она.
— Видимо, — пробормотал Миша, взял из ее рук свой телефон и уткнулся в него. Посмотрел на время звонка и попытался вспомнить, что делал в тот момент. Бухал. Они все напивались в бассейне. Кто угодно мог сбросить вызов.
И вдруг он сказал, убирая телефон в задний карман джинсов:
— Мне, кстати, тут Леша написал…
Что-то едва ли заметное промелькнуло в ее холодном взгляде, и все эти долгие минуты Миша никак не мог определить, что именно. Кристина почти никогда не показывала свои эмоции. Нет, когда ей было весело, об этом знали все вокруг, но все, что было глубже, скрывалось за семью печатями.
— Через месяц у него каникулы. Он уже взял билеты, прилетает второго ноября. Думал, тебе нужно об этом сказать. Он не писал тебе?
Ни один мускул не дрогнул на ее лице, что не могло не восхитить. Но черт возьми! Он так хотел знать, что же происходило за этой не выражающей ни одной эмоции маской, и уже начал догадываться, с кем еще у нее было такое поразительное сходство в сокрытии своих внутренних переживаний.
— Нет, не писал, — выдохнула Кристина, закипая. — Мне все равно, когда он там приезжает. Лучше найди Дениса. Мне самой уже интересно, что это за парень.
— И все?
— Все? В смысле?
— Ахренеть! — иронично воскликнул Андреев. — Приезжает твой бывший, а ты даже среагировать не можешь как нормальная девушка!
Миша ударил ладонью по столу и вскочил со стула, слегка возвышаясь над ней. Кровь прилила к лицу, его начало подташнивать, словно долгожданное утреннее похмелье вышло из сумрака. Hello, mothef*cker! Здравствуй, Миша, я хочью тебья немножечко вздрючить (предполагается, что похмелье говорит с немецким акцентом).
— Серьезно? — спросила Кристина и рассмеялась, скрещивая руки. Ее глаза странно сверкали, сбивая Мишу с толку. Она прямо-таки ждала, что он выкинет что-то еще, возмущенный ее безразличием к своей же собственной личной жизни. Но он вдруг изменился в лице, будто увидел что-то ужасное, пока смотрел ей в глаза.
— У тебя кровь идет, — тихо ответил он. — Из носа.
— Что? — Кристина сморщила лоб и посмотрела на него как на идиота.
Миша замер и не мог пошевелиться, завороженный тем, как капля уже достигла ее верхней губы. Ему казалось, что время с той секунды замедлилось. Да и не только время, вся жизнь.
Кристина вдруг почувствовала металлический привкус на языке, и сердце ее бешено заколотилось. В комнате стало душно, и ей до истерики захотелось открыть все окна в квартире.
— Господи, — испуганно выдохнула она, прикоснулась дрожащими пальцами к участку между носом и верхней губой и подвела их глазам. — Твою мать…
— Ты как себя чувствуешь? — спросил Миша и сделал шаг в ее сторону.
— Я да… не знаю, вроде нормально, открой окно.
Андреев бросился выполнять ее просьбу, не переставая кидать на нее тревожные взгляды.
Кристина быстро рванула к салфетнице, выдернула одну салфетку и приложила ее к носу, параллельно ощущая, как кровь молниеносно стекает по ее горлу вниз к пищеводу, и от постоянных глотков ей становилось трудно дышать. Казалось бы, что страшного в том, что из носа потекла кровь? Но Кристина, не выяснив природу своих приступов, боялась, что с ней может быть что-то серьезное, какое-то заболевание. Особенно после очередного приступа этой ночью и всех переживаний она предполагала, что пошедшая внезапно кровь — далеко не добрый знак.
По полу загулял сквозняк, который скорее исходил от истерической беготни Миши, чем с улицы, и Кристина позволила себе на секунду прикрыть глаза, от чего перестала ощущать пол под ногами.
— Воу, Крис… Кристин! — крикнул Миша и подлетел к ней, вовремя успев подхватить. Она обмякла в его руках, и он поддержал ее за голову, чтобы та не запрокинулась назад. Ее ресницы дрогнули, и она едва приоткрыла глаза, остановив свой взгляд на Мише. Он смотрел на нее завороженно, не отрываясь, как будто она могла исчезнуть в любую минуту, а его мозг фиксировал, как в замочной скважине поворачивается ключ, и Кристина окончательно потеряла сознание.
***
Солнце закатывалось за дома, разливая последние краски уходящего дня. Воздух теплый, прогретый тремя месяцами знойного лета, несмотря на пришедший октябрь. Леонардо сидел на улице за столиком кафе на углу Пьяцца-дель-Пополо и ждал. Справа от него стояли церкви-близнецы, впереди раскинулась площадь с обелиском Фламинио в центре и постепенно зажигающимися фонарями, а позади — бурная улица Виа ди Репетта. Официантка уже дважды спросила, решил ли он что-то заказать, но дважды ей отвечали «no, grazie». Ей казалось, что он не местный, даже, может быть, иностранец. Иностранец без акцента. Эти два слова даже встретить в одном предложение очень странно. По одному «спасибо» она могла узнать своего земляка, и темноволосый мужчина возрастом до тридцати, с легкой щетиной, смуглой кожей и карими, почти черными глазами, как раз оказался таким.
До его чувствительных ушей доносилось цоканье многочисленных женских туфелек по брусчатке, и он блаженно закрыл глаза, вспоминая свою яркую молодость в этом городе. Как ему нравился их беззаботный смех, блестящие глаза и длинные ноги. Любимый родной город, от которого десять лет назад он устал, выдохся и решил уехать как можно дальше, чтобы любовь не могла причинить ему больше боли, чем он бы того хотел. Все-таки, ничего здесь не изменилось в его отсутствие. Ему по-прежнему было больно.
Рядом с ним на стул опустился взрослый тучный темноволосый мужчина в деловом костюме и загорелыми морщинками вокруг глаз. На плече у него висела черная сумка, которую он опустил себе на колени, словно боясь с ней расстаться, и махнул рукой.
— Una birra, per favore, — запыхавшись, пропел он официантке, которая сразу же оказалась возле него. Она улыбнулась и снова скрылась внутри кафе. А вот этот точно иностранец.
— Ну, добрый вечер, — поздоровался он, потирая шею и оглядывая обстановку вокруг.
— Добрый, Феликс, — ответил Леонардо, изучая его. Крепкое телосложение, сильные руки, уверенный и твердый взгляд, густые черные брови, и первые признаки пятидесятилетнего возраста. Его отвлекли выкрики ругательств девушки, переходившей дорогу. Мотоциклист, выскочивший из неоткуда, чуть не сбил ее и с оглушительным звуком мотора скрылся прочь. Ничего не изменилось в его отсутствие.
— Как тебе Рим? — спросил Феликс, остановив взгляд на Лео.
— Уже часы считаю.
— До чего?
— До вылета.
Феликс удрученно вздохнул и посмотрел на него исподлобья, как отцы смотрят на своих непутевых детей. Таким терпким укором был пропитан его взор. Ему принесли пива, и он сделал внушительный жадный глоток, блаженно прикрыв глаза. Затем снова открыл их и посмотрел на Леонардо, который все это время смотрел на него до того унылым взглядом, что хотелось сбежать.
— Он в Москве, — коротко сказал Феликс, переходя к делу, и уставился на своего собеседника, почти не моргая. — Я вижу, тебе не до разговоров сейчас.
— Конечно, я жду тебя уже час.
— Ну и что! — воскликнул Феликс, делая еще один глоток и снова махая официантке. — Здесь сидеть — одно удовольствие. Жарко только, ужасно…
Лео наконец слабо улыбнулся и почесал переносицу, словно подсознательно не хотел, чтобы кто-либо видел его в хорошем настроении.
— Ты так за столько лет не привык к ней?
— Как видишь, — Феликс улыбнулся во все зубы, и было видно, как капелька пота стекает по его виску.
— Так что ты говорил про Москву? Решил туда вернуться?
— Собственно, я осмелюсь тебя перед этим спросить еще об одной вещи. Ты про Ватикан слышал что-нибудь?
— Эээ… там вроде Папа Римский сидит, нет?
Феликс скрыл половину лица за кружкой пива и сердито посмотрел на Леонардо.
— А, я забыл про экзорцизм, на котором они решили навариться, открыв курс лекций. А что, всем надо как-то зарабатывать… А вообще нет! — заключил Лео и откинулся на спинку стула. — Не интересуюсь.
Феликс поставил бокал на стол, попросил официантку принести оливок, и снова сосредоточился на собеседнике. Неужели запахло дождем, или ему показалось? Наверное, неспроста он видел низко летающих чаек и мошкару, когда ехал сюда.
— Он официально признал ассоциацию из двухсот пятидесяти, — поднял указательный палец вверх, — двухсот пятидесяти католических священников, которые утверждают, что спасают людей от демонов!
— То есть Ватикан официально признал экзорцизм? Ты серьезно?
Феликс кивнул и принялся изучать его мимику. Леонардо поднес большой палец к губам и задумался.
— Ты думаешь, никакого подтекста здесь нет? Думаешь, если бы кто-то «там» ничего бы не знал, стал бы он принимать какие-то решения, что-то предпринимать? — ответил Феликс, собирая салфеткой пот со своего лба.
— Ой, Феликс, ты вечно во всем видишь какие-то тайные заговоры… — выдохнул Лео, задержав взгляд на открытой и блестящей женской спине проходящей… русской? Да, такие смелые вырезы могли носить только они. А еще Лео услышал, как она сказала своей менее привлекательной подруге «Да», представляя себя на ее месте.
Солнце наконец село, и город зажегся собственным искусственным светом. Воздух не двигался, а только наполнялся вибрациями тысячи голосов.
Любитель пива с нетерпением достал из своей сумки большой коричневый конверт и протянул его Леонардо.
— Ладно, смотри. Совсем недавно я встретился с одной женщиной, норвежкой, — продолжил Феликс, деловито сложив руки в замок. — Она лишь, — он глубоко вздохнул и возвел голубые глаза к небу, — подтвердила слухи. Все подтвердила.
— Все! — жестко оборвал его Леонардо. — Я устал уже слушать об этом. Я перся сюда черт знает сколько, чтобы опять слушать твой бред?
Феликс чуть не поперхнулся, поспешно отставил бокал в сторону и вытер мокрую ладонь салфеткой. Спина обливалась потом, ноги гудели, а тело требовало отдыха. Желательно, в одиночестве. Задержаться в Риме планировалось всего на одну ночь. Встретиться с этим итальяшкой, передать конверт, а с ним и дорогостоящую информацию, полученную в Норвегии благодаря личному обаянию и внушительной сумме денег. А, собственно, зачем?
— Сколько раз ты видел, как люди убивают себя? — Он понизил громкость своего голоса, боясь, что кто-то мог их услышать. — Сколько раз родственники погибших проклинали тебя? — продолжил он. — Сколько раз ты пытался помочь, но не смог, потому что демон был сильнее? И вообще, ты хотя бы помнишь, почему так бежал из Рима, словно сумасшедший? Или совсем уже просрал остатки своих мозгов?
— Восемьдесят восемь, — ответил Леонардо и кашлянул, стараясь не выходить из себя. — Восемьдесят восемь раз я видел удачные попытки суицида.
— Надо же! — иронично воскликнул Феликс. — Ты даже считаешь!
— Что в конверте? Очередные доказательства?
— Как ты еще не понял? — он осекся и осторожно огляделся по сторонам. — Демоны — это лишь верхушка айсберга. Дьявол существует. Он дышит, чувствует, слышит так же, как и мы с тобой, к сожалению.
Голубые глаза Феликса блестели, и его настрой был решительным. Леонардо понял, что переубедить этого мужика бесполезно, и вскрыл запечатанный конверт, наблюдая, как где-то там между домами загорается первая звезда.
***
Он застегнул пуговицы своего пиджака и по привычке поправил малиновый галстук и запонки. В панорамном окне его кабинета было видно, как солнце прячется за московские высотки, окрашивая небо в ярко-оранжевый цвет. Цвета пламени. В его жизни было так много подобных закатов, что он даже не бросил секундного взгляда, чтобы какой-нибудь лучик ударил ему в глаза и на мгновение ослепил. Он слишком много путешествовал, чтобы сохранить привязанность к одному месту. Лишь совсем недавно, по какой-то непонятной причине, его потянуло в Москву, и она приняла его деньги, статус и хладнокровие как должное. Самое главное, что его устраивали такие ясные отношения. Он знал, чего желает этот город. Отчасти они были похожи как две капли воды.
В дверь мягко постучали.
— Да, заходи.
В кабинет вошла молодая девушка. Из-под ее черной юбки-карандаша выглядывали стройные ноги в телесных чулках, кромки которых, увы, не было видно. Лаковые черные туфли на высоком каблуке. Он поднял взгляд выше и увидел алую блузку без рукавов, чье отсутствие позволяло восхищаться смуглым цветом ее кожи. Расстегнутая верхняя пуговица, выступающая на шее вена, огромные карие глаза и длинные темные волосы, прямые и блестящие. Не сказав ни слова, она подошла к его стеклянному рабочему столу, на котором лежал его мобильный, какие-то папки и закрытый ноутбук. Секретарь поставила чашку с горячим кофе и на секунду взглянула в его выразительные зеленые глаза и задрожала. За несколько месяцев, что она работала у него, голова ее полнилась оставленными без ответов вопросами. В его огромном офисе происходили довольно-таки странные вещи, о которых ей лучше было помалкивать. И она помалкивала. Нет, ей никто не угрожал. Напротив, ей нравилось здесь работать и считать себя значимой от знания некоторых секретов. Он ни разу не тронул ее, демонстрируя свое абсолютно наплевательское отношение к девушкам ее статуса, точнее, к его отсутствию. Секретарь приносила ему кофе, который каждый день привозили с машиной, и относила ему в кабинет. Отвечала на звонки, обговаривала с ним его расписание — и все. По крайней мере, она сама так считала. Считала себя круглой бездельницей, получающей огромные деньги.
— Денис Сорокин не отвечает ни на один телефон, — выдержанно сказала она и сглотнула накопившуюся слюну. Ей не нравилось приносить плохие новости.
— Домой приезжали к нему? — тихим бархатным голосом спросил он, садясь в свое кожаное кресло.
В воздухе она уловила слабый аромат жасмина, не понимая, что могло его источать в этом кабинете.
— Да, но там его не было, у родителей тоже.
Оставив ее без ответа, он повернулся в кресле к ней спиной.
— Александр Александрович…
— Можешь идти, Арина.
Арина услышала свое имя и невольно вздрогнула. Создавалось впечатление, что она безумно боялась своего шефа. И на то были свои причины.
Он услышал, как она закрыла за собой дверь, снова повернулся к своему столу и отпил горячий крепкий кофе. Найти Дениса ему ничего не стоило, даже если тот провалился сквозь землю и умер. Не было повода нервничать. Вообще, он мало что знал о проявлении чувств, будто они атрофировались еще в далеком полузабытом прошлом. Некоторые из его окружения считали, что он сидел на каких-то очень сильных транквилизаторах или наркотиках, настолько неестественно сдержанно он себя вел. Вдруг в кабинет снова вошли.
— Мы нашли его.
Вошедшим оказался парень лет двадцати трех, темноволосый, высокий, в темно-синих брюках и черном свитере под горло.
Александр Ларин допил кофе, взял мобильный, пальто с вешалки, и они оба вышли из кабинета.
***
Я еще раз украдкой взглянул в заляпанное кухонное окно на пустой двор, засыпанный разноцветными листьями, а потом резко задернул шторы, будто они могли защитить от всего на свете. Я сел на стул и уставился на грязную засаленную стеклянную пепельницу, которую уже успел заполнить десятками окурков. Желудок скрутило от голода, и мне ничего не оставалось, как периодически жевать заплесневелый и засохший хлеб, найденный на кухне. В этой квартире на отшибе Москвы давно никто не жил, да никто и не знал о ней. Но мое шестое чувство истошно кричало мне, что я ошибался. После увиденного этим утром в морге, мое сердце никак не могло вернуться к нормальному ритму, и я не мог сомкнуть глаз, хоть и не спал уже больше суток. Я исправно оплачивал коммунальные услуги, поэтому меня с радостью принял горячий заскучавший душ, после подаривший мне две минуты дремоты, показавшие мне Кристину. Пришлось бежать в ванну, потому что во рту я почувствовал вкус собственной крови. Потом понял, что она была не моя, и мне стало еще страшнее.
Вообще, я давно догадывался, что, в конце концов, со мной должно было что-то случиться, поэтому сидел и ждал. За свои двадцать четыре года я никогда не страдал от провалов в памяти, до сегодняшней ночи. Я только помню, как мое тело взбесилось от адреналина, брызнувшего в кровь, когда Андреев избивал меня на заднем дворе своего дома. Он был в том же ужасе, что и я в те секунды, когда мы оба пришли в сознание.
Раздались два тихих стука в дверь, и дыхание перехватило. Приблизившись, я посмотрел в глазок. Это был Он. Мои ладони стали мокрыми. Я закрыл глаза и уперся лбом в холодную стену, обдумывая самые различные варианты, в каждом из которых я продолжал сидеть в куче дерьма. Все-таки распахнув перед ним дверь, я встретил его жутко тяжелый взгляд и приготовился к худшему.
— Я зайду?
Я коротко кивнул, сглотнул голодную слюну и отошел в сторону, освобождая ему проход. Огромное тело Ларина устремилось прямо на кухню, где он сел на стул, даже не осмотревшись, будто пришел в собственный дом, где знал каждый угол. Что-то сумасшедшее исходило от него. Я не мог оторвать взгляда, но не из-за идеальности форм его лица и тела. Это была темная лошадка. Его взгляд был очень тяжелым. Не уверен, что я смогу когда-нибудь выдержать его. Такие глаза должны видеть по истине потрясающие и ужасные одновременно вещи, чтобы преобразиться и мало походить на человеческие. А может, он такой же, как и я? Я прошел за ним.
— Есть что-нибудь выпить? — спросил он и начал глазами сканировать пустые кухонные ящики, а мне на секунду показалось, будто под моей футболкой забегали муравьи.
Я отрицательно покачал головой и опустился на другой стул. Ларин вдруг встал, дернул одну из дверец и вынул оттуда полную бутылку «Дюарс», которой там просто не могло быть, так как несколькими часами ранее я обшарил здесь все на предмет еды и питья. Дальше мой гость достал два стакана и наполнил их, будто целью его визита было только выпить со мной.
— Да ты хлебни, расслабься, — легко бросил Ларин и сделал глоток, манерно держа рокс тремя пальцами. — Скоро выезжаем.
— Куда выезжаем? Я никуда не поеду.
— Посмотрим.
— А ты понимаешь, что это похищение человека? Или тебя даже такие вещи не парят?
Александр даже не повел бровью. Он открыл рот, залил в себя все содержимое стакана и внимательно посмотрел мне в глаза. Свет на кухне был выключен, а солнце уже село, поэтому мы оба сидели во мраке. Но благодаря слабому уличному освещению, я мог разглядеть его лицо, которое начинало меня пугать своей взрослостью. Может быть, ему не тридцать?
— Ты вроде видишь больше, чем обычные люди, а задаешь такие идиотские вопросы, — словно разочаровавшись, ответил Ларин. — Я сначала подумал, что после морга мне даже уговаривать тебя не придется.
Казалось, он разговаривал сам с собой.
— Убедить в чем?
— Работать на меня. Я знаю, что ты видел, — не моргая, ответил он.
— Раз ты знаешь, зачем тебе мои услуги?
— Хороший товар, знаешь ли, на дороге не валяется и редко сам идет тебе в руки.
— Так значит, ты коллекционер?
— Интересно, — усмехнулся Александр, и я увидел его белоснежные ровные зубы. — Ну, допустим.
— Допустим? Эти люди были одержимы, если тебе вообще понятно, что это значит на самом деле.
Он рассмеялся так искренне, что мое внутреннее напряжение немного спало.
— Ты удивишься насколько я… в теме.
Я глубоко вдыхал выдыхал отсыревший воздух, постоянно прокручивая наш разговор у себя в голове. Я действительно слишком много увидел в морге, поэтому как можно быстрее свалил из своей квартиры и попытался затеряться. Те, кто оказывается посвящен в подобные дела, долго не живут.
— Я видел много фильмов про изгнание демонов, но даже не думал, что все это действительно существует. Так, в теории только, ну и от парочки людей…
— Разве? А это существует? — без интереса спросил Ларин, наливая себе вторую порцию вискаря. Видимо сейчас для него существовал только он. Ему, казалось, было наплевать на все, что я сейчас скажу. Наплевать на меня, на мой разговор, на мой побег, на мой страх. А он знал, что я боюсь, и знал, что я это знаю. Этот всеми любимый нарцисс играл сейчас со мной, как с игрушкой, а я ничего не мог поделать, как продолжать отвечать на его вопросы.
— Та женщина из морга была одержима, это точно, и готов поспорить, если поговорить с медбратьями и медсестрами в клинике, где она находилась, они расскажут нам много интересного.
Моя рука сама потянулась к бокалу, и в два глотка я опустошил его.
— Мужчина, — продолжил я, почесав переносицу, — около полугода назад умышленно убил молодую девушку. Естественно, он также был пациентом той психушки, что и женщина.
Сердце монотонно билось в груди, как метроном, но дрожь в ладонях утихла.
— Кто их убил? — тихо спросил Ларин, не отрывая взгляда от окна. Он был сосредоточен, спокоен и, казалось, действительно проявлял интерес ко всему, о чем я тут пытался ему поведать. Стремительная перемена. Я продолжил:
— Из клиники их выпустил обычный человек, кстати. Обоим вколол что-то и вывез втихаря. На этой волне они потом и оказались в машине, — я глубоко вздохнул. — Состояние полной невменяемости. Абсолютный неадекват какой-то и навязчивая идея в его голове: убивать. Я имею ввиду убивать таких, как они. Я сам ни черта не понимаю, если честно…
Я снова сделал вдох и протер мокрыми ладонями свое лицо.
— Я понятия не имею, кто ты, — продолжил я, пытаясь прийти в себя. — Я отказываюсь от работы. Извини. Вся эта история выглядит, мягко сказать, противозаконной, поэтому я пас.
— Девушка, — сказал Ларин. — Она в реанимации. Если ты отказываешь мне, то кто знает, смогут ли ее откачать. Теперь догоняешь?
Я смотрел прямо ему в глаза, и меня начал одолевать приступ паники. Он не мог знать про нее. Знал только Слава. Александр Ларин не был похож на того, каким его видела тусовка. На меня смотрел взрослый мужчина, даже, я бы осмелился предположить, старец в его теле. Никакие его действия не выдавали его. Дюжая выдержка, сила воли, целеустремленность, непереносимость любой своей слабости воздвигали крепкую и нерушимую стену вокруг. Одним своим молчанием он мог подчинять своей воле. И я ещё не понял до конца, восхищает ли меня это или пугает до смерти. Я снова спрашиваю себя, может быть, он такой же, как и я, только сильнее? Но почему-то снова отбрасываю эту мысль в сторону.
— Тогда объясни мне, почему Андреев избил меня и почему я ничего не помню?
— Я понимаю, это ответ «да»? — деловито спросил Александр, и его глаза как-то странно загорелись. Он посмотрел на свои наручные часы и снова обратил свой тяжелый взгляд на меня. Казалось, на мои плечи начинало опускаться что-то тяжелое, когда он так делал.
— Да.
— На тот момент ты впустил в себя демона, но ты не можешь быть одержим…
— Что значит, не могу?
— Когда человек одержим, власть над своим телом и разумом он теряет, — как будто читая лекцию в университете, говорил Ларин. — Ими овладевает демон, пока не утаскивает душу человека с собой. По-моему, это сегодня даже дети знают.
— То есть?
— То есть убивает его. Но чаще люди сами справляются с этой проблемой. Жить в одной голове двум очень тесно, а ты можешь и впустить демона, и выгнать. Ты сам себе хозяин.
— А ты сам-то кто? — наконец спросил я и замер.
Он поставил стакан на стол, будто намеренно выдерживая паузу, медленно встал и приблизился ко мне.
— А я коллекционер, — лукаво улыбнувшись, ответил Ларин и направился к выходу, будто все свои дела на сегодня уже закончил.
— И в чем же будет заключаться моя работа? Я что, буду должен рассказывать тебе про мертвых? Изгонять демонов, или что? — бросил я ему вслед и начал соображать, какой бред несу.
— Нет, — ответил он, застыв у самого выхода и не поворачиваясь ко мне. — Ты найдешь мне одну девушку.
— А дальше что?
— Машина ждет тебя внизу.
И вышел за дверь.
4
Прямой эфир
«…Большое облако, предвестье страшной бури,
Спускалось на меня из солнечной лазури,
И стадо демонов оно несло с собой,
Как злобных карликов, толпящихся гурьбой.
Но встречен холодно я был их скопом шумным;
Так встречная толпа глумится над безумным.
Они, шушукаясь, смеялись надо мной
И щурились, глаза слегка прикрыв рукой…»
Шарль Бодлер «Беатриче».
Зрительный зал стремительно заполнялся людьми, пришедшими на телепередачу; операторы настраивали камеры, музыканты весело болтали о своем. Воздух заряжался и, казалось, что потрескивал от напряжения: тема сегодняшнего вечера не могла не разрывать от любопытства.
Довольный и веселый, он шел по длинному коридору, по которому в спешке сновали туда-сюда осветители, гримеры, стилисты, журналисты, фотографы и даже телеведущие с других каналов. Все приветствовали его и тут же убегали по своим делам, торопясь занять свое место в студии. Безусловно, сегодня рейтинги взлетят до небес, и все благодаря его терпению, влиянию и тактичности. Ну и, конечно же, врожденному чутью. Дмитрий Николаевич Гартман скользил взглядом по дверным номерам. Остановившись у одной из них с цифрой 211, решительно схватился за ручку и дернул на себя.
В гримерной сидел взрослый мужчина. На нем был черный элегантный костюм, подчеркивающий его возраст и статус, на левой руке — «Ролекс», будто невзначай выглядывающий из-под рукава пиджака. Одна его нога закинута на другую, и Гартман отметил черные лаковые дерби. Совсем не дешевые. Сегодняшнего гостя окружила команда стилистов и гримеров, задорно ведущих с ним разговор. Мужчина улыбался всем белоснежной и добродушной улыбкой, отвечал им и сверкал голубыми глазами, вокруг которых собирались загорелые морщинки, вызывая все более теплые чувства к своей персоне своей бешеной энергетикой.
— Господи, как же я рад тебя видеть! — громко сказал генеральный директор канала и закрыл за собой дверь. Все тут же поздоровались со своим шефом и принялись заканчивать с сегодняшним гостем. Дмитрий Николаевич даже заметил, как у некоторых от нетерпения подрагивали руки. Конечно, когда два дня назад всем стало известно, кто приедет на прямой эфир в этот понедельник, все будто сошли с ума. Затем эта новость как-то просочилась в интернет, но радость Гартмана только разрасталась от всей этой шумихи. К своим сорока шести годам ему ни разу не удавалось достичь чего-то подобного, но сегодня звезды были на его стороне. Собрали лучших психологов, экстрасенсов, ученых, политиков, актеров, музыкантов и других знаменитостей. Таймер бомбы уже подходил к концу, и Дмитрий Николаевич в любую секунду был готов задержать дыхание и ждать, когда же она рванет.
— И тебе добрый вечер! — с уже заметным акцентом ответил гость, встал со стула и подошел к старому другу. — Ждешь, когда рванет? — спросил он и рассмеялся, но Гартман даже не удивился, что его мысли уже прочли.
Феликс Дайн по чудесной случайности стал его другом двадцать лет назад, когда оба еще не были облечены властью и злились на свои необычные фамилии. Он вырос в детском доме, после пытался разыскать своих родителей, вляпываясь во все возможные авантюры с деньгами и криминальными структурами. Позже Гартман узнал о его удивительном экстрасенсорном даре, а также и о других ужасающих вещах, на которые закрывают глаза обычные люди. С приобретенным знанием Дмитрий Николаевич уже более уверенно двигался вверх к влиянию, известности и деньгам. А десять лет назад Феликс уехал жить в Италию. Причин объяснять он не стал. Просто сел на самолет и покинул Москву. Но все эти годы они продолжали поддерживать связь, и Гартман не переставал умолять его вернуться обратно и рассказать людям правду. И сегодня Феликс любезно согласился оказать ему такую услугу.
— С нетерпением, — хлопнув его по плечу, радостно ответил Дмитрий Николаевич. Дверь снова открылась, и внутрь забежала молодая девушка с папкой в руках и наушником в ухе.
— Дмитрий Николаевич, эфир через пять минут, — запыхавшись, сказала она, и он почувствовал, как волна поднимается все выше и начинает обрушиваться на него.
В огромной студии стало темно, пробежался нервный шепоток. Гартман занял место рядом с директором телеканала и начал мысленно отсчитывать секунды до взрыва информационной бомбы. Он оглядел застывшую толпу, которая глядела на синий занавес в правом углу студии, откуда обычно появлялся телеведущий. Объявили, что до эфира пять секунд, и у Дмитрия Николаевича задрожали колени.
— Добрый вечер! — раскатился эхом голос телеведущего, и все с любопытством завертелись на своих местах. Занавес оказался нетронутым, и никто не понимал, что происходит и куда смотреть. Яркий свет прожектора выхватил телеведущего среди толпы, и все заохали от неожиданности.
— В эфире передача «Сто минут», и ее ведущий, Петр Борисов! — Телеведущий сбросил с себя черную мантию, оставшись в темно-синей рубашке, заправленной в черные штаны, и вприпрыжку начал спускаться по ступенькам вниз мимо зрительных рядов, сопровождаемый громкими аплодисментами. Оказавшись внизу, в свете прожекторов, он повернулся к зрителям и сложил руки в замок, улыбаясь во все зубы и чувствуя себя Цезарем на пьедестале. Это было все, к чему стремился двадцати восьмилетний Петя Борисов.
Около десяти секунд продолжались шумные и оглушающие аплодисменты, подобно водопаду, пока не открыл рот, чтобы начать представление.
— Знаете, — начал ведущий, — когда два дня назад мне позвонил директор телеканала и сообщил, кто к нам едет, я послал его к черту!
Зрители засмеялись.
Гартман переглянулся с директором канала, который сидел по его левую руку, и оба издали нервный смешок.
— В эфире сегодняшней передачи могут присутствовать сцены насилия, которые нежелательны к просмотру детям до восемнадцати, — продолжил Петр, и все в ужасе затихли. Он оглядел зрительный зал, чувствуя энергетику толпы, которая желала зрелищ и чуда. Несколько тысяч пар глаз сейчас были прикованы только к нему, и это поистине сносило голову.
— Сегодня к нам приехал экстрасенс и практикующий экзорцист с мировым именем, находящийся на службе в Ватикане и являющийся участником ассоциации из двухсот пятидесяти священников, которые якобы спасают людей от демонов.
Долгая пауза.
— Феликс Дайн! — прогремел голос телеведущего, и зал взорвался аплодисментами. Синий занавес открылся, и Гартман увидел, как свет прожектора выхватил фигуру его друга, который уже улыбался залу и не спеша шагал в центр, направляясь к Борисову.
Телеведущий пожал ему руку и пригласил сесть на бежевый диванчик, а сам сел рядом за письменный стол. Феликс еще раз обвел зал своим притягательным взглядом голубых глаз, и его снова одарили громкими аплодисментами.
— Заметьте! — сказал Петр, подняв указательный палец вверх. — Господин Дайн говорит по-русски! Кстати, почему? — спросил он и с глубоким интересом посмотрел на Феликса.
— Родился я здесь и вырос, — просто ответил экстрасенс и улыбнулся.
— Когда вы открыли в себе этот уникальный дар?
— С самого детства.
— И что же, разговариваете с мертвыми, видите будущее? — скептически спросил Петр, поглядывая на толпу и кому-то подмигивая.
— Даже демонов изгоняю! — выкрикнул Феликс, и все рассмеялись.
Телеведущий откинулся на спинку своего кресла и продолжал смеяться вместе со всеми остальными, включая экстрасенса.
— Неплохое резюме, знаете ли, — успокоившись, продолжил Борисов. — Ну а теперь серьезно.
Зал погрузился в тишину.
— Мы тут смеемся, а ведь действительно, всего несколько лет назад Ватикан признал ассоциацию, в которой принимают участие двести пятьдесят священников, одним из которых и является Феликс Дайн, и они проводят обряды экзорцизма. Сколько людей вы спасли, Феликс? — веселый настрой Петра улетучился, потому что сегодня всех собрали здесь не для смеха.
— Семьсот двадцать три человека, — Феликс спокойно озвучил цифру, и толпа шокировано охнула.
— Ого, — словно озвучивая мысли зрителей, произнес Петр. — Что такое одержимость, в общем? Как вы это объясните?
Экстрасенс сделал глубокий вдох и посмотрел на людей, которые тоже смотрели на него, как и многочисленные камеры. Он давно знал, что этот момент наступит.
— Многие из вас уже видели подобные передачи по телевизору, — начал Феликс. — Видели, как в церквях бабушки, или кто там обычно, — издал смешок, — кричат и извиваются, как ненормальные, когда служители церкви поливают их святой водой. Некоторые начинают говорить на других языках, которые никогда не учили.
Толпа зашумела с одобрением.
— Однако я с уверенностью могу заявить, что большинство просто делают вид, привлекая тем самым к себе внимание.
«Всё, он их завоевал», — подумал Гартман и Петр одновременно. Он принял их скептицизм, а не отрицал.
— Как бы я объяснил одержимость? — раздумывая, спросил экзорцист. — Когда человеческим телом и разумом овладевает демон. Нет, я не говорю, что ты сразу теряешь контроль над собой и начинаешь убивать всех подряд, как это любят показывать в кино. Демон может годами пребывать в человеческом теле, не проявляя признаков своего присутствия. Так же удобно, правда?
— Ну да, — поддержал его Петр. — В общем, одержимость — это необязательно желание убивать, мстить и становиться психом, и что в любом из нас может жить демон, а мы даже не будем об этом знать.
Феликс кивнул.
— А как вы различаете тех, кто действительно одержим, от тех, кто просто привлекает внимание?
Экстрасенс долго смотрел телеведущему в глаза, выдерживая мучительную для всех паузу. Гартман от распирающего его любопытства готов был встать со своего места, чтобы лучше видеть. Потом заметил, что был не один такой. Весь зал с полуоткрытыми ртами внимательно наблюдали за Феликсом и Петром.
— Это видно сразу, — многозначительно ответил экстрасенс. — Вы хотите знать, как я различаю одних от других?
— Да.
— Я могу лишь дать памятку для обычных людей. Человек, одержимый демоном, в скором времени становится странным, и его друзья и родственники начинают замечать в нем изменения. Ну, например, демон может менять его характер, манеру поведения, предпочтения, желания. И человек, в котором сидит демон, никогда не явится на порог ни к одному экзорцисту, существующему в мире.
— Подождите, — перебил его Борисов, — а как же все те случаи, когда люди сами обращались к ведьмам и экстрасенсам с просьбами изгнать демона?
Феликс только улыбнулся ему и попросил показать видео, которые он привез с собой.
На большом экране появился первый ролик, снятый на телефон. Зрители разглядели Феликса, облаченного в мантию. В руках у него была книга и четки. На протяжении двух минут все наблюдали за тем, как на полу перед экзорцистом извивалась молодая девушка, которую держали двое взрослых мужчин. Затем появилось второе, переведенное и озвученное, видео, в котором женщина лет сорока рассказывала о своей младшей сестре, одержимой демоном.
— Это началось три месяца назад, — раздался в студии женский голос. — Сначала Мария начала жаловаться на ночные кошмары, из-за которых она не могла нормально спать. Затем начались провалы в памяти. Она начала забывать, куда положила те или иные вещи, а потом перестала отдавать отчет своим действиям.
— В чем это выражалось? — послышался другой голос с видео, но за кадром. — Она как-то странно себя вела?
— О! Странность — это как раз про нее. Хождения по ночам. Однажды она меня жутко напугала, когда я встала ночью, чтобы сходить в туалет…
— Что она делала?
— Стояла на крыльце дома. Знаете, как в фильмах ужасов? Просто стояла в ночном белье и смотрела в темный двор. Выглядело все это очень жутко.
— Прямо так и стояла?
— Да! — отчаянно воскликнула женщина. — Мне пришлось будить мужа, потому что одной мне не хватало смелости подойти. Мы еле уложили ее обратно в постель… а потом…
Дальше показывали любительские кадры, снятые супругами, где Мария что-то непонятное кричала в камеру, скалилась и выворачивала себе шею и руки, а потом внезапно замолчала и просто смотрела в камеру глазами, полными такого отчаянного безумия, что казалось, весь город можно было заразить им.
— А что потом? — переспросил мужской голос.
— Она покончила с собой. Мы нашли ее в ванной с перерезанными венами, — она всхлипнула и отвела глаза в сторону, не давая слезам пролиться. — Все это очень ужасно…
— Вам тяжело говорить об этом?
— Знаете, уже не так, как раньше. Мы… мы с Эриком и родителями даже похоронить ее нормально не смогли. Сами знаете, как церковь относится к самоубийцам. Просто задумайтесь: ее назвали святым именем, и как она закончила? Скажите, разве крещение маленького ребенка сможет его защитить от такого?
Экран погас, и свет в студии снова зажегся.
Петр обратил внимание на изумленную толпу простых людей и медийных личностей, которые не могли ничего произнести вслух. Он и сам был потрясен. Видео не было похоже на подделку.
— Я так понимаю, эта семья обратилась к вам? — Петр первым решился разорвать плотную ткань тишины.
— Обратилась, — ответил Феликс и тяжело выдохнул. — Только было уже поздно.
— Извините! — возмущенно крикнул в микрофон один из приглашенных врачей в скучном сером костюме и большими очками на носу, сидевший в первом ряду. — А они не думали обратиться к врачам сначала? Видно же, что у девушки психиатрия.
Экстрасенс заразительно рассмеялся, немного разрядив обстановку в студии.
— Вы меня даже рассмешили, — просто ответил он и посмотрел на мужчину в первом ряду. — Вы решили, что я был первым, к кому они обратились? Ни один врач не помог этой девушке. Ей даже не смогли поставить диагноз. После нескольких обследований головного мозга, посещений психиатров и психотерапевтов врачи так и не смогли обнаружить что-либо или сойтись в чем-то одном. Нет, вы не подумайте, что я отношусь к такому сорту людей, кто видит исцеление только в народной медицине, эзотерике и каких-нибудь других духовных практиках, презирая современную медицину полностью. Я сам хожу к врачам, когда у меня банально прихватывает живот, — усмехнулся Феликс, и зал ответил ему тихим смехом.
— Вы упомянули психотерапию, и что же сказали врачи? — спросила полная женщина-психолог лет за тридцать, сидевшая рядом с врачом в том же первом ряду и с нескрываемым скепсисом смотрящая в сторону приглашенного гостя, периодически поправляя свои короткие до плеч осветленные волосы.
— Несколько психиатров признали ее абсолютно здоровой, — спокойно ответил Феликс, давно привыкший к подобным вопросам, на которые отвечал тысячу раз. — Даже не поняли, зачем семья к ним обратилась.
Она только обессилено выдохнула и развела руками.
— Подождите, — вмешалась эффектная женщина-экстрасенс, сидевшая в другой стороне зала. Длинные белые волосы до пояса, светлые зеленые глаза, красные губы и черное элегантное платье. — Я полностью поддерживаю господина Дайна. Уверена, что многие другие экстрасенсы, пришедшие на сегодняшний эфир, вам только подтвердят его слова. Я не практикую экзорцизм, и насколько знаю, надо быть священником, чтобы проводить обряд. Или я ошибаюсь?
— Нет, — умиротворенно улыбнулся ей Феликс. — Не ошибаетесь. Это на самом деле и усложняет всю ситуацию.
— Но вы же не могли приехать с пустыми руками, — кокетливо протянула блондинка и расплылась в улыбке, будто они были знакомы и оба понимали, о чем идет речь.
— Естественно, не мог, — согласился экзорцист и повернулся к Петру. — Я привез с собой одержимую.
Телеведущий тут же сказал, что они уходят на рекламу, и облегченно выдохнул, когда к нему подбежали два гримера.
И зал зашумел. Экстрасенсы рвались поговорить со знаменитым экстрасенсом и экзорцистом лично, но им сказали оставаться на местах, так как реклама заканчивалась через три минуты. Врачи о чем-то спорили между собой, фотографы проводили съемку со своих мест, а Гартман закрыл руками лицо. Что-то неимоверное творилось в студии. Телефон директора телеканала разрывался от звонков. Со спокойным лицом он выключил его и повторил жест генерального директора, который сидел с ним рядом. И если посмотреть на них со стороны, можно бы было подумать, что те в полной заднице. Для полной картины не хватало третьего.
— Что думаешь, Володь? — наконец спросил его Гартман и откинулся на спинку сиденья, обводя взглядом возбужденную публику.
— Дождемся конца, а там уже я тебя спрошу, в какой мы жопе, — устало засмеялся Володя, привыкший к жизненным испытаниям.
— Спасибо, — сказал Дмитрий Николаевич и хлопнул Володю по плечу, снова напрягся, так как отведенные три минуты на рекламу только что закончились.
***
В больничном коридоре эхом раздавались его шаги. Никаких посетителей, ни больных, никого, кто мог бы опознать его. За большими окнами давно стемнело, и можно было увидеть только свое собственное отражение. Но он не смотрел по сторонам, а уверенно шел вперед.
Кристина проснулась около двух часов назад и сразу же позвонила родителям и Насте. После долгих беспокойных разговоров в духе «нормально ты себя сейчас чувствуешь?» и «точно ли все в порядке?», она смогла насладиться тишиной и теплым светом настольной лампы, стоящей на тумбочке возле ее больничной кровати. Пропустив ужин, Кристина чувствовала, как ее желудок теперь грозил покончить жизнь самоубийством, и, совсем не ожидая, что кто-то придет в такое время, вздрогнула, когда дверь в ее палату неожиданно открылась. На пороге стоял незнакомый ей молодой мужчина лет тридцати в черном пальто, коричневых дерби и с пакетом продуктов в руке.
— Привет, — поздоровался он, и ей на секунду показалось, что этот голос она уже где-то слышала ранее.
— Я Саша, — представился незнакомец, стоя в дверях и не торопясь проходить внутрь. — Андреев просто не смог приехать, зато я привез еду.
Она заметила, как он обратил внимание на ее обнаженное плечо, выглядывающее из-под белой футболки, и глубоко втянул воздух через нос.
— Это, конечно, все очень здорово, — сказала Кристина и начала глазами искать свой телефон. В груди неприятно защекотало, а слабость продолжала удерживать ее в постели. От какого-то беспричинного страха ей захотелось целиком натянуть на себя одеяло. Откуда такая тревожность? — Но я впервые тебя вижу, если честно, и… как тебя вообще пропустили сюда посреди ночи?
— Хм…
Гость нахмурил брови, сделал задумчивый вид, будто искренне и сам не понимал, как его пустили охранники, и посмотрел на свои массивные наручные часы. Когда он оторвал от них взгляд, как ни в чем не бывало спросил:
— Так я пройду?
Кристина старалась смотреть прямо ему в глаза и не выдавать своей неуверенности. Она лишь пожала плечами, и представившийся Сашей уверенно сделал шаг вперед, тихо прошел к тумбочке, поставил на нее пакет и уселся на другую застеленную постель, стоявшую вдоль противоположной стены. Кристина продолжала внимательно рассматривать его, пока он вдруг не начал говорить.
— Мы виделись у Миши в пятницу, в гардеробе.
Коротко пояснил Саша, затем принялся разглядывать палату, словно скоро и сам собрался поваляться в какой-нибудь больнице, ну, чисто в профилактических целях, и совершенно не обращал внимания на Кристину, будто просто проезжал мимо и просто выполнял просьбу друга.
— Наверно, — выдавила Кристина, приподнимаясь на постели и не переставая настороженно смотреть на Сашу. Кто шляется по больницам в двенадцать часов ночи? И кто вообще станет завозить еду человеку, которого видел один раз на вечеринке, где все только и делали, что бухали и курили? В животе опять заурчало.
— Там сэндвичи, сок, вода… до завтрака должно хватить, — пояснил он, по-деловому сцепив руки в замок и посмотрев Кристине в глаза. За окном засвистел ветер. Шею Кристины начало схватывать спазмом.
— Да, спасибо. — Доставать продукты из пакета она не спешила.
К ее носу подкрался аромат дорогого мужского парфюма, что-то с жасмином, и постепенно Кристина начала догонять, кто сидел напротив нее. Еще немного приподнявшись на постели, она сразу же почувствовала тяжесть в голове.
— Ты все никак не могла найти пальто, — зачем-то сказал Саша, заправляя прядь волос себе за ухо. Вдруг волосы Кристины, сцепленные все это время резинкой, неожиданно рассыпались по ее плечам.
— Да, я вспомнила, — безразлично ответила она. — У меня подруга попала в аварию, поэтому я уехала…
— Серьезно? — в самом деле в его голосе невозможно было различить фальши. — Никто не пострадал?
Она отвела взгляд и не стала отвечать. Обычно друзья и знакомые воспринимали это как сигнал оставить ее в покое, но этот тип просто проигнорировал его. Да и вообще вся ситуация выглядела абсурдно. Они совершенно друг друга не знали, а заочное знакомство через Мишу еще ни о чем не говорило. Но, тем не менее, это не мешало ему непринужденно вести с ней разговор и задавать вопросы личного характера. Нет, конечно, он знал ее, только немного в другом смысле. Из-за их недопонимания с Денисом Кристина и попала сюда.
— Давай не будем, не хочу об этом говорить, — ответила Кристина немного раздраженно. В висках гудело. «Когда он выпустился из Щуки, лет пять назад?», — подумала Кристина.
— Окей, — ответил друг Миши и встал с кровати. Он был невероятно высоким, что Кристина заметила только сейчас. — А ты сама чего в больницу попала?
Он встретил ее полный возмущения взгляд, которого ждал все эти несколько минут, находясь в ее палате.
— А какая разница? Тебе ехать не нужно разве или мне, может, позвать кого…?
— Думаю, в этом нет надобности, я уже ухожу.
Он убрал руки в пальто и направился к двери, но, дойдя до порога, неожиданно остановился.
— Что-то еще? — спросила Кристина. Сердце в ее груди забилось быстрее.
— На самом деле, есть один любопытный вопрос…
Саша взял стул, поставил его напротив уже сидящий в кровати Кристины и сел, как на коня. Театрально, но естественно. Из-под пальто виднелась белоснежная рубашка с двумя расстегнутыми пуговицами у горла, заправленная в брюки. Он положил обе руки на спинку стула, а сверху — свой подбородок и уставился на Кристину взглядом полным самодовольства, как показалось ей, нежели полным искусственного обожания, чтобы скорее впечатлить, нежели оттолкнуть. Кристина ожидала именного этого, ожидала, что сейчас и ее будут «клеить», поэтому сразу напряглась так, будто готовилась прыгнуть с парашютом.
— Неужели тебе так нравится мучить мужчин?
На лице Кристины сначала не было ни одной эмоции, затем она слабо улыбнулась и отвела взгляд в сторону.
— А тебе? — спросила она тихо и встала с кровати. Перед глазами все закружилось, и она едва удержалась на ногах.
— Я? Нет, я не по этой части.
— Серьезно? — издевательски переспросила Кристина, растягивая букву «ё». — Да у меня пол-института по тебе сохнет, Ларин, — на его фамилии она сделала более глумливый акцент. — Ты как раз именно по этой части. Не думала, конечно, что наше знакомство будет проходить в больнице.
Ларин хлопнул в ладоши и рассмеялся, забавляясь ее строптивостью. Кристина тем временем залезла в пакет и обнаружила там апельсиновый сок и бутылку холодной минеральной воды в стекле.
— На самом деле я руководствуюсь одним только правилом, думаю, ты тоже, — философично ответил Александр, не переставая наблюдать за ней. Теперь он развернул стул и сел на него, как все нормальные люди, откинувшись назад и скрестив ноги и руки.
— И что же это за правило?
— Я не делаю того, что мне не нравится. Все довольно просто.
— Ты меня совсем не знаешь, чтобы утверждать, что мне нравится, а что нет со стопроцентной уверенностью, — фыркнула Кристина, смущаясь его привычке пристально смотреть в глаза. — И вообще скажу я тебе, что гнилой это разговор. Ты уходить собирался? Вот и вперед, а то я пойду сейчас в коридор и…
Его глаза игриво засверкали.
— Не плохо, — протянул Ларин и встал со стула. — Все, все! Ухожу.
Он поднял руки вверх, будто сдаваясь, и, не стирая улыбку с лица, направился к двери. Кристина смотрела ему в спину и на секунду ей показалось, что он ударится головой о дверной проем.
— Доброй ночи, — сказал Саша напоследок, украдкой бросив на нее свой мягкий и одновременно пронзительный взгляд, и вышел из палаты.
Кристина дождалась, пока его удаляющиеся шаги стихнут, закрыла глаза и услышала монотонный шум дождя, барабанивший по подоконнику. То, что происходило с ее телом в ту минуту, больше походило на лихорадку. В воздухе до сих пор стоял аромат его парфюма. Она с трудом распахнула окно и глубоко вдохнула влажный октябрьский воздух.
***
Он прошел мимо пустого места своего секретаря и оглянулся по сторонам. Никого. Взявшись за ручку двери, ведущую в его кабинет, он дернул ее на себя и закрылся изнутри. Тишина была ему приятна и необходима в тот момент, а темное небо в панорамных окнах напоминало о том, что до рассвета было еще далеко, и время для отдыха оставалось. Он снял пиджак, бросил его на диван и двинулся дальше, к своему рабочему месту, где стоял большой стеклянный стол и массивное кожаное кресло — не трон, но все же. Захватив бутылку виски и граненый стакан, он уселся в него и развернулся лицом к окну, за которым раскинулись дома, мерцали огни, словно светлячки, маленькие точки движущихся машин, пролетающие самолеты и полная луна, покрытая дымкой, словно невеста, выглядывающая из-под фаты. Снаружи кто-то будто поскребся ногтями о дверь и, не дожидаясь разрешения хозяина кабинета, открыл ее. На пороге стояла молодая девушка в обтягивающем ее изящную фигуру черном платье под горло и лаковых темных туфлях. Кудри цвета горького шоколада лежали на ее плечах, карие подведенные глаза, пухлые губы цвета черной смородины и смуглая кожа. Одной рукой она опиралась о дверной косяк, другая лежала на талии. С интересом оглядывая кабинет, она уверенно сделала шаг вперед. Подойдя к его креслу, она опустила руки ему на плечи и начала нежно массировать их, не переставая смотреть на сверкающую, как новогодняя елка, Москву.
— Ты устал? — спросила она.
— Пока еще сам не понял, — ответил он и подал ей свой пустой стакан, в который она тут же подлила виски. — За ним выехали уже?
— А ты еще не включал телевизор? Конечно, выехали, скоро здесь будет.
— Хорошо, Констанция, это очень хорошо, — задумчиво ответил он, делая глоток. — Чем ты занималась сегодня? Следила опять за ним весь день?
Он вдруг перестал ощущать ее прикосновения, и в следующее мгновение она уже стояла напротив него, загородив вид из окна.
— Мне не нравится, что он приехал, — сказала Констанция с неизменным выражением лица. — Зачем он это сделал?
— Он ищет ответы.
— Пока ты гуляешь по больницам?
Напряжение повисло в воздухе, заставляя его чуть ли не искриться. Где-то вдали на горизонте полетела звезда, сначала вспыхнув ярко, а затем оставив за собой хвост, который быстро исчез.
— Вот мы и выяснили, чем ты сегодня занималась, — заметил он и встал с кресла. — Что ж, если за мной ходить по пятам так занятно…
Констанция оскалилась и скрестила руки на груди.
— Увы, я еле вытерпела, находясь с ней в одной квартире. Как только она уснула, я свалила, и не надо так смотреть на меня! Я устаю от людей, тебе ли это не знать. Кто знал, что как только отвернусь, она сразу загремит в больницу…
— Здесь нет твоей вины, это просто… издержки договора с Денисом.
— А потом ты ее навещал? — в голосе Констанции отчетливо прозвучали нотки ревности, как терпкие ноты в молодом вине. — Ладно, почему ты до сих пор ничего не предпринимаешь? Я не понимаю, чего мы ждем?
Александр улыбнулся, и его глаза в темноте сверкнули, как та звезда, только совсем иначе.
— Это партия рассчитана не на два хода, радость моя, — ответил он, поставив стакан обратно на стол. — Я скажу больше: это только начало.
— Ты зарываешь себя…
— Я? — рассмеялся Ларин. — Со мной-то все будет в порядке. Как и всегда. Мы проделывали это столько раз, Констанция…
Констанция прикусила язык и заставила себя промолчать, но ее истинные мысли все равно отпечатались на лице. Александр положил свои тяжелые руки ей на плечи и посмотрел в глаза. Она всегда им любовалась, восхищалась и пылала безмерной любовью, только сегодня ей совсем не было спокойно.
— Пока отдохни, — сказал он, скользя глазами по ее лицу. — Все разговоры завтра. Завтра вообще все будет куда более ясно, чем сегодня.
Сглотнув, она сморщила нос и нехотя покинула кабинет. Александр дождался, пока Констанция скроется с виду, посмотрел в свой полупустой стакан, допил остатки и уселся обратно в кресло. Захотел было включить Gorillaz, но вдруг передумал и поставил The Rolling Stones — Angie, не отрывая взгляда от мерцающих огней города. Сегодня его тело приняло этанол, к большому удивлению, и его немного заштормило. Он чувствовал себя словно на яхте в открытом море: приятное покачивание, легкое головокружение, когда закрыл глаза, и постепенно растекающееся тепло в груди.
***
В студии появились двое взрослых мужчин, ведущих под руки молодую девушку лет двадцати пяти. Разговоры прекратились, и несколько сотен пар глаз, не отрываясь, устремились на нее, как и операторы со своими камерами. Ассистенты посадили одержимую на стул в самом центре и удалились.
Феликс жадно обвел любопытную публику глазами и встал с дивана, движимый каким-то непонятным чувством, пожирающим его внутренности. Сейчас он представлял, как горит спичка в замедленной съемке.
— Вы позволите? –спросил он у ведущего.
— Разумеется, — ответил Петр и тоже встал. — Я с вами.
— Если не боитесь, — подмигнув ведущему, сказал Дайн и не спеша подошел к девушке. Борисов в тот момент подумал, как удобно было работать с этим человеком. Вновь появились ассистенты. Они катили столик, на котором лежали свечи, спички и белая пиала с водой. Среди толпы Феликс заметил Гартмана, который уперся локтями в колени, сложил ладони и, словно в молитве, подвел их к губам.
— Хочу предупредить! — громогласно заявил экстрасенс. — Девушка не говорит и не понимает по-русски.
Ассистенты тем временем скрылись где-то в толпе наблюдающих за представлением работников телеканала, толпящихся возле выхода из студии. Дайн не знал, сколько времени ему еще оставалось до того, как за ним придут. Те, ради которых и устроил все это шоу. Он только чувствовал, что нужные ему глаза прямо сейчас смотрят на него.
Феликс потер ладонями.
— Извините, Феликс, — деликатно начал Петр. — Кто эта девушка?
— Перед вами одержимая демоном, — просто ответил экстрасенс.
— И как вы нам это докажите? — спросил мужчина с седыми волосами и большими очками. На нем был скучный серый костюм и коричневые мужские туфли. Будто по окончании университета сразу выдавали униформу, соответствующую профессии.
— Спрашивает Александр Михайлович Доронин, кандидат психологических наук, — пояснил Петр Борисов.
— Начнем с банального. Загадайте число.
— Загадал.
Феликс кивнул и повернулся к девушке. Она подняла на него свои испуганные голубые глаза, будто моля о пощаде. Затем он по-норвежски спросил ее, какое число загадал тот мужчина.
Она показала девять пальцев. Профессор усмехнулся.
— Александр Михайлович, правильно? Вы загадали число девять? — спросил его Петр.
— Да, но это еще ничего не доказывает.
— Перед съемками всех присутствующих попросили принести с собой какую-нибудь вещь, представляющую ценность только для вас, — продолжил Феликс, перебирая четки правой рукой. — Эта девушка, а точнее демон, который сидит внутри нее, без каких-либо трудностей угадает эту вещь.
— А можно я буду первым? — вызвался телеведущий и инстинктивно положил руку в карман.
— Пожалуйста, только не смотрите ей в глаза. Просто стойте рядом со мной, — сказал Феликс и начал читать что-то на латыни. Поначалу одержимая не реагировала никак, только неудоменно смотрела в темный зал. Дайн положил ладонь на ее голову, второй рукой загреб немного воды из пиалы и окропил ей одежду девушки. Одержимая заерзала на месте, ощущая неудобство и тревогу. Экстрасенс замолчал и спросил ее, что у телеведущего в кармане брюк.
— Что? — переспросил Петр после ответа девушки. Феликс вновь посмотрел на застывших зрителей.
— У вас там бабочка.
— Что, простите?
— Бабочка-галстук, — пояснил Дайн.
Петр изумленно посмотрел в камеру и достал черный маленький аксессуар из своего кармана.
— Верно, — сконфуженно ответил он. — Обалдеть. Она не могла знать этого! Кто еще хочет попробовать?
Загадочная девушка отгадала еще несколько вещей, пока Феликс не остановил разбушевавшуюся публику. Казалось, от скептицизма не осталось и следа, но экстрасенс настроен был идти до конца.
Он окропил ее водой из пиалы, и девушка упала на пол. Кто-то было кинулся ей помогать, но экзорцист быстро пресек их попытки и продолжил что-то бормотать на латыни. Женщины и мужчины, все, затаив дыхание, смотрели на все происходящее в центре студии. Сначала девушку понимал только Феликс, так как она проклинала его по-норвежски, но затем началось самое интересное. Одержимая четко и ясно заговорила по-русски. Гартман готов был вскочить со своего места и понестись в самую гущу событий, но тело окаменело, и он, как и другие зеваки, просто смотрел.
— Наконец-то ты разговорился, — рассмеялся Феликс и продолжил обряд.
Одержимая неожиданно замолкла и посмотрела на него. Зрачки ее расширились, и она расплылась в улыбке.
— Феликс, можете объяснить, что с ней происходит? — вмешался Петр. Девушка будто только сейчас заметила его. По студии раскатился ее нездоровый и продолжительный смех.
— А ничего особенного не происходит, — на чистом русском заявила норвежка, обращаясь к Борисову. — Да ты не бойся, за тобой не придем, а вот за ним совсем скоро, — она протянула первый слог в слове «скоро», намекая на Феликса.
Петр увидел ее черные глаза и невольно отпряну, совсем забыв о прямом эфире. Демон, наконец, показавший свое лицо, оглядел сначала экстрасенсов, смело смотрящих на него с жутким интересом, а затем и всех присутствующих. В ту самую минуту вершилась история, и потусторонний мир, наконец, должен был выйти в свет. Но дальше произошло то, чего никто не ожидал. Феликс закончил читать молитву, и девушка упала на пол. Тишина и недоумение.
— Реклама, реклама! — кричала какая-то девушка, и в студию снова вбежали гримеры.
Конечности Петра Борисова не хотели ему подчиняться, и он стоял, таращась на одержимую. Ее темные волосы были рассыпаны по полу, а из-под задравшегося платья виднелся кусочек кружева чулка.
Впервые за свою карьеру он оказался в смятении и не знал, что делать. Позволить возобладать своим чувствам над собой в прямом эфире — верх непрофессионализма. Но сделать с собой что-то другое Борисов просто не мог. Будучи скептиком, он воспринял телефонный разговор с директором канала и всю идею передачи как что-то детское и несерьезное. Однако, как никто другой он знал, что никто куплен не был. От этого ему хотелось немедленно бахнуть двести грамм виски. Но лучше водки.
— Реклама семь минут! — донесся до его ушей женский голос, и он словно вышел из транса. Первым делом Петр посмотрел на Феликса, который спокойно поднял одержимую и усадил на стул.
— Она жива? — будто издалека услышал он свой собственный голос. Экстрасенс повернулся к нему и обратил свой томный взгляд голубых глаз. Все-таки что-то было в нем волшебное, что мешало простому телеведущему оторваться от него.
— Жива, жива, я же изгнал демона, — просто ответил Феликс и занял свое место на диване, чувствуя, как вспотели ладони и ускорилось сердцебиение. Столько лет практики, а после каждого сеанса его все равно потряхивает. Снова появились ассистенты и забрали норвежку. Больше ее никто не видел. Дальше произошло то, чего никто не ожидал: работники телеканала и сам Гартман были в шоке, когда зал вдруг встал и разразился овациями.
Генеральный директор облегченно вздохнул и закрыл глаза, благодаря высшие силы за проявленное милосердие.
— Итак, дорогие телезрители, несколько минут назад вы своими глазами видели, как экстрасенс и экзорцист Феликс Дайн в прямом эфире провел обряд изгнания демона! — начал Петр, когда реклама закончилась. — Честно признаться, я сам до сих пор в шоке! — нервно усмехнувшись, добавил он. — Хочу вам сказать, Феликс, что сегодня вы убили несколько тысяч скептиков! Посмотрите, с какими глазами люди сидят у нас в студии! Это же обалдеть! — восхищенно восклицал Борисов, не в силах совладать с собой. — Ладно, Феликс, у нас ещё осталось время до конца передачи, и у меня к вам есть несколько любопытнейших вопросов.
Зрители, успевшие немного расслабиться после увиденного, снова невольно напряглись.
— Теперь мне стало интересно, — рассмеялся Феликс. — Пожалуйста.
— Существует ли Дьявол? — спросил Борисов и замолчал, внимательно наблюдая за ним. Публика застыла, даже, казалось, журналисты и фотографы, которые должны были в данную секунду ослеплять фотовспышками телеведущего и гостя, застыли, позабыв о своей работе. Этот вопрос просил вставить лично генеральный директор канала.
— Петр, — начал Дайн. — Вы знаете цель моего визита в Москву?
— Нет, поделитесь с нами.
— Я приехал с плохими новостями, Петр, — ответил Феликс, отсчитывая оставшиеся минуты.
— Что еще может быть хуже того, что мы успели увидеть сегодня?
— Он здесь. В Москве.
— Что, что? — переспросил Петр. — Я правильно вас понял? Дьявол находится в Москве?
Феликс, оставив Борисова без ответа, лишь продолжал пристально смотреть ему в глаза.
— Извините, может, глупый вопрос сейчас задам, но разве дьявол не находится… — заминка. — Везде? Ведь сколько сейчас идет войн, сколько умирает людей.
— Люцифер, он же дьявол, это некий гость, — подбирая слова, пытался доступно объяснить Феликс. — Он путешественник, который периодически меняет место дислокации. Он может явиться с визитом в любую страну, в любой город, деревню и пребывать там столько, сколько ему будет угодно. У него множество талантов, он очень убедителен и красив. Встретив его, вы не сможете ему отказать.
— Вы как-то можете это доказать?
— Достаточно просто вспомнить историю.
— То есть вы утверждаете, что дьявол напрямую причастен к фашизму, геноциду, войнам, голоду, угрозе ядерной войны?
— Не подумайте, что все человеческие беды я сваливаю на него, но и он не стоял в сторонке.
Телеведущий шокировано вымолвил: «вау», и в студии снова загудели, но это было не так страшно. Электричество отключилось, и зал погрузился в непроглядную тьму. И Феликс понял, что подлинный виновник торжества прислал за ним свою карету и хочет видеть его лично.
5
Сумерки
«К чему шуметь? Я здесь, к услугам вашим».
Иоганн Вольфганг Гёте «Фауст».
Он считал минуты до своей неминуемой и скорой смерти, но это не было так важно. Вообще все, что происходило в этом мире, не было столь значительным, как его поиски. Смерть была лишь платой за правду, за знания, которые должны оставаться скрытыми от человека. Он просто хотел посмотреть ему в лицо. Падшему ангелу, искусителю, дьяволу, который живет здесь, среди простых людей, и остается незамеченным. Но цена этой встречи куда выше, чем цена его собственной жизни, которую он проводил в бесконечных поисках правды, изнашивая свое тело и рассудок.
Когда в студии неожиданно выключился свет, Феликс почувствовал, как его грубо хватают под руки и утаскивают куда-то на выход. Он даже не удивлялся, как похитители могли передвигаться в темноте. На улице он увидел три черных джипа, которые, несомненно, ожидали его. Феликса посадили в один из них, набросили черный непроницаемый мешок из ткани ему на голову, и кортеж двинулся в сторону резиденции. Сердце затрепыхалось, как у кролика, гонимого лисой в темном лесу. И он понял, что все когда-то заканчивается, будто до своего похищения все было какой-то игрой разума, все было таким хрупким и несерьезным, что Феликс впервые почувствовал настоящий страх именно в том джипе с мешком на голове. Когда его завели внутрь какого-то помещения, грубо сняли мешок, и глаза резанул свет. Дайн оказался перед дверью из черного дуба, которая тут же распахнулась.
— Он тебя ждет, — сказал высокий молодой человек, вышедший из дверей. На нем были песочного цвета брюки, черные мужские туфли и свитер того же цвета, из-под которого выглядывал белый воротничок деловой рубашки. В руках был айпад, а за ухом сигарета. Парень, скорее похожий на студента, чем на слугу сатаны, со скучающим видом освободил Феликсу проход, и ему ничего не оставалось, как зайти. Дверь за ним беззвучно закрылась, и он оказался погруженным в аквариум тишины. Его глазам потребовалось около минуты, чтобы привыкнуть к темноте, но очертания высокой мужской фигуры у окна он заметил сразу.
— По-моему, ты ошибся передачей, Феликс, — услышал он тихий мужской бархатный голос, который обычно используют психиатры или серийные убийцы. Хотя того, с кем экстрасенс находился в данную минуту, можно было отнести и к тем, и к другим. — В «Жди меня» не обращался?
Ответа не последовало.
— Выпить хочешь? — спросил Ларин и зажег настольную лампу. Феликс встретил тяжелый взгляд его зеленых глаз, сверкающих в слабом свете, как звезды в зимнюю ночь, и желудок у него свернулся от ужаса, напавшего, как медведь из чащи леса. Заметив, как колеблется его гость, Александр добавил: — Ну же, а то у тебя сейчас сердце выпрыгнет, Феликс.
И вот в этом он был прав. Феликс ощущал, как сердце билось о стенки его горла. Он наблюдал, как этот молодой, до жути элегантный мужчина, возможно педант, достает из шкафа бутылку элитного пойла коричневого цвета и два хрустальных стакана. Ларин пригласил его присоединиться, и Феликс сел за стол, с любопытством разглядывая его лицо без морщин и каких-либо даже самых мелких изъянов, понимая, что все истинное уродство имеет обыкновение скрываться внутри.
— Ну, молодец, привлек внимание.
Александр взял стакан и начал вертеть его, разглядывая жидкость, плескавшуюся внутри.
— С какой целью было приложено столько усилий? Все-таки, убить меня нельзя, изгнать, — он сладко рассмеялся и сделал глоток, — тоже. Глупо все это, Феликс, глупо.
— Я слышал, ты ищешь девушку, — тихо ответил Феликс и тоже сделал глоток. Жидкость, горячая, словно лава, обожгла его горло и направилась дальше, согревая пищевод и пустой желудок. Александр медленно поставил стакан на стол и встал с кресла. Он подошел к окну и снова уставился на ночную Москву, будто успокаивался светом ее ночных огней. Экстрасенсу даже показалось, будто Дьявол совсем забыл о нем.
— Хочешь присоединиться к поискам? — не поворачиваясь, спросил он. Дайн глубоко вдохнул и потянулся рукой к внутреннему карману своего пиджака, коснулся бумаги конверта, взялся за уголок и положил его на стол.
— Нет, не хочу, — ответил Феликс, и Александр повернулся к нему. Он посмотрел на конверт, взял его со стеклянной поверхности прохладного стола, надорвал край и достал фотографию, но смотреть на нее торопился. Он пристально смотрел на Феликса и только потом перевернул фото цветной стороной.
— Черт! — воскликнул Ларин и бросил фотографию на стол, на который был портрет девушки, словно обжегся. Он прикрыл ладонью рот, упер другую в бок и отошел в сторону, пытаясь сохранять спокойствие.
— Надо же, у тебя тоже есть эмоции, — подметил Феликс и сделал еще глоток уже понравившегося ему пойла.
— Я тебе не зверушка в лаборатории, не забывайся, — прыснул ядом Александр и принялся расхаживать по кабинету.
— Видимо, ты удивлен.
— Что хочешь за конверт?
— Неужели ты снизойдешь до меня? Разве не будет проще убить?
— К чему весь этот пафос, Феликс? — ответил Ларин и снова приблизился к столу, чтобы взять стакан, который тут же выпил залпом. — Я не хочу твоей смерти, так ты выйдешь из игры, и мне будет скучно. — Он снова наполнил стакан. — Вон, какое шоу устроил, и не постеснялся даже.
— Ты ведь помнишь пророчество, Александр.
— Могу процитировать, если тебе так интересно. Оно и так распространилось по земле, словно чума.
Феликс допил и встал с кресла, ощущая легкое головокружение. Самого главного он уже добился. Теперь надо идти до конца.
— Тогда ты понимаешь, ЧТО это за девушка. Именно поэтому, поэтому я так долго ищу тебя.
Александр равнодушно смотрел на него сверху вниз, и Феликс не мог понять, что же творилось внутри этого существа, какие мысли протекали в нем, какие эмоции. Дьявол походил на хамелеона. То был и молодой парень, и взрослый мужчина — в зависимости от того, как падал свет. Его животный и неукротимый взгляд, будто на тебя смотрит сама преисподняя. Таких глаз Феликс не видел никогда начал всерьез бояться того, кто стоял напротив. Не человек и не животное.
— Решил урвать билеты в первом ряду, — усмехнулся Дьявол, и глаза его сверкнули.
— Решил прийти на представление заранее, чтобы не толпиться в гардеробе и спокойно занять свое место в зале. Будет очень занимательно лицезреть твое падение, — метафорично ответил Феликс, сглатывая горькую слюну.
— Иди, занимай, — ответил Александр, снова сел в свое кресло и повернулся к окну. — Раз заняться больше нечем. Но мы-то оба знаем истинную причину твоих поисков.
Феликс какое-то время не верил своему тяжелому дыханию и учащенному сердцебиению. Он все еще был жив и находился в здравом уме. Улыбнувшись самому себе, экстрасенс потер ладонью вспотевший лоб и направился к выходу. Вот так просто.
— Тебя не удивляет, что она находится именно здесь? В этом городе? — спросил Дайн, держась за дверную ручку как за спасательный круг.
— Нет, меня давно ничего не удивляет, Феликс, — тихо ответила темнота. — Я давно пал, поэтому ты зря потратил столько своего времени.
Удовлетворенный, Феликс дернул за ручку и вышел наружу. Счастливый и напуганный до полусмерти.
***
Обрывая ему телефон, он психовал, курил сигареты и допивал третью чашку молотого кофе. Разлепив глаза еще вечером в воскресенье, утро понедельника не казалось Славе таким серым. Замуровавшись в кафе недалеко от института, он названивал Денису, который не отвечал на звонки уже более суток. Противный ливень начался еще ночью, смывая улицы и респектабельный вид Москвы, как косметику с лица молодой девушки. Хотя, может быть, ей лучше и без нее.
Слава уже не понимал, что именно заставляет его так нервничать и ерзать на месте. Пропажа лучшего друга или банально кофеин. В сотый раз он окинул взглядом пустые столы и стулья, пока, наконец, не уставился в окно и немного завис, наблюдая за стекающими каплями дождя. Как и многие москвичи, Слава ненавидел такую погоду в своем родном городе, предпочитая ей лютые морозы и метровые сугробы снега. Рядом на стуле лежала сумка с ноутбуком и спортивной формой. Надо было еще успеть посетить две пары, а затем забежать в спортзал. Он расплатился и покинул кафе в спешке.
***
Миша периодически включал дворники в своем Rang Rover Evoque из-за настойчивого ливня, застилавшего лобовое стекло, и поглядывал на выход из больницы. В салоне мелодично напевало радио, а он откинулся назад, в надежде вздремнуть пару минут. Разлепив правый глаз, Андреев посмотрел на часы. 8:49. Через одиннадцать минут она должна выйти. Он уже заранее приготовил огромный оранжевый зонт, который ждал своего часа на соседнем сиденье. Пустой двор больницы быстро заливало, ветер дерзко срывал листья с деревьев, и Миша еще раз подумал, как хорошо сидеть здесь, внутри. Он так расслабился, что одежда, казалось, вросла в его тело и больше не доставляла ему дискомфорта. Наконец дверь главного входа открылась, и из желтого четырехэтажного здания вышла Кристина, что заставило его рывком схватить зонт и выскочить из машины.
— Все нормально? — не скрывая беспокойства, спросил он, буквально взлетая по ступенькам, чтобы укрыться под карнизом. Зонтик открыть он не додумался.
— Да, пошли в машину, нам нужно поговорить, — холодно ответила Кристина, не скрывая отвращения, вызванного его присутствием или ужасной погодой. Миша тут же раскрыл зонт. Она взяла его под руку, чтобы хватило места обоим, и они спустились к машине. Оказавшись внутри салона, Андреев забросил мокрый зонт на заднее сиденье и повернул ключ зажигания, чтобы поскорее уехать отсюда.
— Ты в институт-то успеваешь? — спросила Кристина, смотрясь в свое маленькое зеркальце. От ее волос пахло шампунем, аромат которого быстро наполнял салон автомобиля, ресницы не были накрашены, лишь едва блестели пухлые губы. В целом, она выглядела свежо и бодро, словно никаких приступов и обмороков у нее не было. Хотя, может быть, Миша видел какой-то мираж, который Кристина натягивала поверх своей естественной оболочки так искусно, что нереальное сливалось с реальным.
— Первую пару пропускаю, ничего страшного. О чем ты хотела поговорить? — выруливая на дорогу, поинтересовался он и вставил в рот сигарету, параллельно замечая, как сильно загадили лобовое стекло голуби за несколько минут ожидания возле больницы, невзирая на ливень.
— Знаешь, кто ко мне приходил вчера ночью?
— Нет, откуда? — несколько отвлеченно ответил он, чиркнул зажигалкой, которая тут же выплюнула огонек, и включил дворники. Миша глубоко затянулся, чувствуя, как костлявые пальцы дыма щекочут легкие.
— Мне сказали, что ты не смог приехать, поэтому прислал его.
— Кого его? — пытаясь сосредоточиться на дороге, спросил Андреев, совсем не понимая ее коротких предложений.
— Ооо, — протянула она. — Да, я смотрю, ты не в курсе.
Миша приоткрыл окно, чтобы стряхнуть пепел.
— Да кто приходил в итоге?
Никотин никак не успокаивал его разыгравшиеся нервы.
— Ларин. Ларин приходил.
И внутри салона стало так тихо, что Кристина подумала, будто на мгновение потеряла слух.
— А… ну, он все-таки смог заехать? — спросил Миша и снова затянулся.
— Ага, и такое устроил…
— Что он сделал?
— Даже вспоминать не хочу, — тяжело выдохнула она и отвернулась от него к окну, наблюдая за движущимися каплями на стекле, будто оно оплакивало ушедшее лето. — Он со всеми себя так ведет?
— В смысле? Как?
— Задает тупые вопросы, — безразлично ответила Кристина. — На всю голову двинутый. Пожалуйста, Миш, передай ему, чтобы не приближался ко мне. Вы же вроде как друзья…
— Друзья и? Я не понял, в чем проблема? Он должен был привезти тебе еду, он привез?
— Привез, все в порядке, спасибо, но ты не мог предупредить меня? Или хотя бы курьера отправить.
Кристина заметила, как вена на его шеи слегка вздулась от волнения.
— О чем предупредить? Ты без сознания была, когда я тебя в больницу привез, врачи прямо из приемки увезли тебя в реанимацию, как, скажи мне, я должен был предупредить тебя, Кристин?
— А ты думаешь, это нормально — припереться ко мне посреди ночи? Неужели нельзя было предварительно позвонить? И как его вообще пропустила охрана…
— Так я поэтому его и отправил, потому что курьера к тебе бы охранники точно не пропустили.
Тут Кристина повернулась к нему и вперилась с такой злостью, что Миша от греха подальше решил сосредоточиться на дороге, которую и так было сложно рассмотреть из-за дождя.
— Ладно, все. Я все улажу, — тихо ответил он и выкинул окурок в окно, совершенно не представляя, как он будет справляться с данным обещанием. — И, кстати…
— Что еще случилось?
— Когда ты отключилась, я слышал, как кто-то начал открывать дверь ключом, но в никто так и не зашел.
— Может, тебе послышалось?
Миша повернулся к Кристине на несколько секунд, дождался, пока она повернется к нему, и снова уставился на дорогу.
— Ты Дениса нашел?
— Нет. Ни в институте его нет, ни дома. Сегодня с его другом встречусь, поспрашиваю.
Кристина снова отвернулась к окну и замолчала.
— Странно все это, — тихо пробормотала она, словно сама с собой. — Живем как в кино…
— А врачи что сказали?
— Да ерунда. Больше спать, больше есть. Как обычно. Совсем, мол, изнурила себя репетициями… Но, если честно, они вообще не поняли, что это было.
— Конечно, ты же практически живешь в зале, — ответил он, и на ее лице засверкала улыбка. — Но выглядело это со стороны жутковато…
Остановившись на светофоре, Миша снова повернул к ней голову, благо она смотрела в окно. Никогда прежде ему не приходилось видеть ее такой зачарованной и безмятежной, словно в трансе. Какая-то неземная воздушность, которую излучала Кристина, действовала на него сильнее, чем только что выкуренная сигарета. Что могло случиться с таким прекрасным созданием, что оно перестало подпускать к себе людей на пушечный выстрел? Миша посмотрел на время и понял, что полтора часа точно еще были у него в запасе.
— Ты с Настей так и не созванивалась? Что там у нее? — спросил он.
— Нет, я… времени как-то не было. Она уже сутки со мной на связь не выходит.
— Хорошо, это мы потом выясним. Кушать хочешь?
— Хочу, — ответила Кристина, не отрываясь от окна.
— Тогда поехали.
***
Феликс наблюдал за бесконечным потоком машин, попивая горячий чай с корицей без сахара, который ему только что принесла официантка, и не понимал, как этот город не устает от самого себя. До его ушей доносились голоса двух дам, болтающих через два столика. Часами готовый слушать их щебетание, он не думал ни о чем, только ждал, периодически поглядывая на дверь главного входа. Погода вызывала приступ грусти и отчаяния, но, закрывая глаза и вспоминая все события этой ночи, Дайн расплывался в улыбке. Еще совсем недавно он вдыхал теплый воздух Рима, пил кофе на террасе, залитой солнцем, и был одержим поисками Люцифера, словно двадцатилетний мальчишка, пытаясь доказать всему миру, что тот существует. Оказалось, ему не так интересен Дьявол, как тот, кому под силу справиться с ним. О пророчестве он узнал не так давно и поверил в него не так сразу. Поначалу все было похоже на сценарий фантастического фильма. Должна появиться девушка, которая завладеет разумом Дьявола, его сердцем, и подчинит себе. Она обезоружит его и остановит. Но представить, что столь могущественное зло способно на любовь, было просто невозможно. Феликсу оставалось только встретиться с той девушкой, и он задыхался. Задыхался от нахлынувших эмоций, которых ранее не испытывал в своей жизни. Ведь он увидит ее среди простых хлопочущих людей, не подозревающую о своем предназначение. И все же сердце его разрывалось на части, когда он представлял весь ее хрупкий мир, который рушится и летит в пропасть подобно подбитой птице. Она не раз захочет покончить жизнь самоубийством, утопая в собственных слезах и проклиная все на свете до потери голоса, но ей не позволят. Как же ему хотелось уснуть и более не просыпаться, чтобы не видеть будущее и не думать о своей никчемности. Не все поддается изменениям. И в этот раз тоже. И когда он успел стать таким сентиментальным?
Колокольчик над дверью звякнул, и в кафе вошли парень и девушка. Две женщины, настолько увлеченные своим разговором, даже не обратили на них внимания. Одна наконец замолчала, а вторая начала посвящать ее в свои проблемы в личной жизни. Все как всегда: мужчины, деньги, секс. Только что вошедшие заняли место в другой части кафе и позвали официанта, снимая верхнюю одежду. Феликс опустил взгляд в свою чашку. Обнаружив, что чай закончился, он понял, что все-таки нужно заказать что-то покрепче. Он старался кидать короткие взгляды на эту парочку, но тут к его столику приблизилась официантка.
— Кофе с коньяком, пожалуйста, — попросил Дайн. Молодая кареглазая девчонка с короткой стрижкой и тремя серьгами в левом ухе любезно улыбнулась ему и удалилась обратно к стойке. Он снова перевел взгляд на девушку в другой части кафе, и время словно остановилось. Что-то внутри него успокоилось — впервые за двадцать лет. До его ушей больше не доносились голоса сидящих рядом женщин, будто кто-то убавил звук. Все погрузилось в тишину. Наверное, то же чувствуют страдающие от тяжелых заболеваний люди, когда невыносимая боль наконец отступает, и следом приходит упоительное облегчение, больше похожее на искусственно созданный морфием, чем на правду. Теперь у него не оставалось сомнений, что она — это именно то, что он так долго искал. Рядом с ней сидел молодой, хорошо ей знакомый, испытывающий то же самое в ее присутствии, что и Феликс. Даже две неугомонные женщины, казалось, немного успокоились. Каждым сантиметром кожи Дайн ощущал это облако покоя, заполняющее все кафе, как теплое молоко. Он сделал все, что было в его силах ради нее, а именно -подсунул фотографию другой девушки в тот конверт, который отдал Александру, но это не давало ему никаких гарантий того, что он не догадается обо всем. Вопрос только в том, сколько осталось жить той несчастной, потому что рано или поздно Дьявол доберется до нее и убьет, как убивал других. Вдруг парень встал из-за стола и вышел из кафе, прижав мобильный к уху. Прошла минута, прежде чем колокольчик снова разлился звоном. В кафе вошел высокий мужчина в черном пальто, и Феликс готов был провалиться сквозь землю, лишь бы быть где угодно, только не здесь. Он почувствовал на себе его тяжелый взгляд и поднял глаза. Через две секунды генеральный директор преисподней, будто потеряв всякий интерес к Феликсу, направился в другую часть кафе. Обмениваться приветствиями не было смысла.
***
Мне даже сначала почудилось, будто я перепутала его с кем-то другим. Подумала, что схожу с ума и вижу его лицо в лицах каких-то незнакомцев, заходящих в кафе. Блинчики, которые я заказала, уже остывали, и я почти закончила трапезу, как вдруг он ворвался в мое пространство и нагло уселся напротив меня за мой столик.
— Посчитайте нас! — крикнула я официантке, которая несла кофе одному из посетителей. Она кивнула мне и исчезла из поля зрения. Нет, я не собиралась никуда уходить, пока не закончу со своими блинами, не собиралась никому уступать. Ларин манерно снял пальто, оставаясь в черном деловом костюме, положил его на соседний стул и посмотрел на меня. У него был магнетический, почти гипнотизирующий взгляд, темно-каштановые волосы длиной почти до шеи, прямой идеальный нос, сбалансированный с глазами, ртом и подбородком. Глубокие носогубные складки. Судя по чертам лица, можно было прикинуть, что передо мной сидела довольно темпераментная личность, с большим авторитетом, сексуально активная, деятельная, и, самое главное, гордая. Спокойные зеленые глаза миндалевидной формы, чуть больше нормальных, указывали на восприимчивую и чувственную натуру, мужественную, властвующую над другими, но одновременно очень возбудимую, завистливую, ведущую беспорядочную половую жизнь и имеющую гипнотическую мощь. Неудивительно, что он закончил театральный, но также неудивительно, что актером так и не стал. Я смотрела на него и думала, почему меня не покидает чувство, будто мы знакомы? Если бы Настя сидела рядом с нами, она бы осекла меня в ту же секунду, когда я скрупулезно начала изучать его внешность. Я положила столовые приборы на стол, отпила чуть остывший капучино и встала.
— Что бежишь-то от меня? — наконец промолвил он, не сводя с меня глаз. — Даже не поздороваешься? Ты не с Андреевым здесь случайно? Я дозвониться до него не могу.
— Делаю вид, что мы не знакомы, — ответила я, пытаясь всячески игнорировать его и параллельно мысленно проклиная чертову официантку, которая медлила со счетом.
— Но мы же знакомы.
— Серьезно? Впервые тебя вижу.
Я попыталась пройти к стойке, но массивное тело почти в два метра роста перегородило мне дорогу к выходу.
— Пропусти.
— Не пропущу, — высокомерно ответил Ларин и снова накинул пальто на свои широкие плечи.
— Кричать буду.
Ларин улыбнулся:
— Кричи.
— Самоуверенный значит?
— Не представляешь насколько.
Я нервно выдохнула и снова вдохнула, чувствуя, как моему терпению приходит конец. Появилась официантка, положила счет на столик и удалилась. Саша засунул руку в карман пальто и, не глядя, положил несколько купюр на стол. Я накинула сумку на плечо, стараясь не смотреть ему в глаза, и снова попыталась пройти к выходу, но Саша не двигался с места. Довольно дешевый, пафосный и слишком пошлый подкат.
— Что тебе нужно? — поинтересовалась я, стараясь держать себя в руках, чего в силу своего сумбурного характера достичь не удавалось. День только начался а я уже устала. Загорелись щеки и шея — недобрые предвестники приближающегося возможного приступа.
— А вот это уже интересно, — протянул он, хитро сощурив глаза.
— Нет, все, что связано с тобой, мне вообще неинтересно.
— Один вечер.
— Что за «один вечер»? — повторила я, коверкая его слова.
— Хочу провести один вечер в твоей компании, обещаю, без приключений и приставаний.
— Да? — повышая тон голоса, переспросила я и уставилась на него как на психа, параллельно удивляясь своей реакции на его поведение. Ко мне и раньше приставали, подкатывали, клеили, сколько там еще глаголов найдется? Но в этот раз человек, стоящий напротив меня, не просто раздражал — он внушал какой-то ужас тем, что вел себя слишком провокативно в отношении меня, когда обычно мужчины в моем присутствии теряются и становятся робкими. — Да я вижу у тебя проблемы, серьезные психические проблемы.
— Ну да, мне говорили, что я психопат и… как там… — он начал вертеть пальцем в воздухе, пытаясь вспомнить подходящее слово, — латентный шизофреник. Прямо как гей, тебе не кажется это забавным?
После нескольких долгих и невыносимых секунд, которые я была вынуждена провести в его обществе, колокольчик словно пришел мне на помощь. Он зазвенел, и в кафе вошел Миша. Когда он приблизился к нам, они с Лариным поздоровались и хлопнули друг друга по плечу.
— Ты что здесь делаешь? — удивленно спросил Андреев, обращаясь к нему и опасливо переводя взгляд на меня, видимо вспоминая наш разговор в машине. Он почесал бровь и оглянулся в поисках официантки.
— Я уже оплатил. Не парься, — отмахнулся Саша и посмотрел на какого-то мужчину, сидящего в дальнем конце кофейни. — Я мимо проезжал, решил позавтракать заехать, заметил твою машину, набрал тебя, а ты все не отвечаешь.
— А, да, извини, был один важный звоночек. Может, присоединишься, мы вроде не закончили еще…
— Я домой, — прервала я их любезности и направилась к выходу, желая поскорее выбраться отсюда.
— Кристина! — крикнул мне в спину Миша и побежал за мной. — Подожди!
Я взялась за ручку двери и яростно дернула ее на себя. Меня встретил холодный и влажный поток воздуха, что позволило мне наполнить легкие кислородом и немного вернуть себе самообладание. Без зонта я сразу почувствовала на себе противные капли дождя и направилась в сторону ближайшего метро. Миша нагнал меня, схватил за плечо и повернул к себе.
— Кристин, подожди, что случилось? — протараторил он.
— Это ты сказал ему, что мы здесь?! — выпалила я. — Он же псих конченный!
— Что?! — взорвался Миша. — Да я так же ахренел, когда увидел его! А псих-то с чего сразу?
— И что, ты веришь, что он мимо проезжал?!
— Да! Мы не раз сидели в этом кафе, Кристин! У него вообще тут офис рядом, — пытаясь всячески убедить меня, кричал Миша на всю улицу, привлекая внимание прохожих. — Я клянусь тебе, я тут не причем!
— Он тут не причем, — вмешался Ларин, внезапно появившийся из-за его спины.
— Ты вообще молчи, — отмахнулась я.
— Слушайте, может вам вообще не общаться, если вы так не переносите друг друга? — нервно спросил Миша. — Хотя я даже не понимаю, в чем дело. Больше суток знакомы, а меня это порядком подзадолбало уже.
— Это ты скажи ЕМУ! — крикнула я Мише в лицо и указала пальцем на Сашу.
Миша вдруг начал шарить по карманам кожаной куртки, брюк, потом сказал, что забыл телефон в кафе и побежал обратно, со словами: «сука, телефон».
Меня бросило в жар, и я заметила это только сейчас, когда начала немного успокаиваться. Почему я вообще осталась стоять на месте, даже после того как убежал Миша? Я дотронулась рукой до своей горящей шеи, еще раз бросила злой взгляд на Ларина и отвернулась, наблюдая за проезжающим мимо трамваем. Над головой висели серые тучи, придавая этому городу все более полные печалью краски. Нужно было ехать домой, сходить в горячий душ, смыть с себя больницу и немного поспать перед долгой ночной репетицией, которая мне уже давно не приносила удовольствие.
— Простудишься, — вдруг сказал Саша, и даже непонятно было, всерьез или просто нарушить молчание. Ливень усилился, и уже с нас обоих стекала вода, а прохожие в недоумении цеплялись за нас глазами, словно мы были ярким пятном в этой серости.
— Давай так: я не вмешиваюсь в твою жизнь, а ты — в мою, — ответила я, чувствуя на губах безвкусные капли дождя. — Окей?
— Окей, — просто ответил Ларин, кивнул головой и неторопливо безмятежной походкой отправился в сторону кафе.
6
Похороны
Сентябрь решил не задерживаться надолго, поэтому быстро подходил к своему завершению, уступая место угрюмому октябрю. Порывистый ветер содрал все листья с деревьев, что заставило дворников собирать их набивать в черные мусорные мешки, а намека на первый снег так и не было. Жилые дома скрывались в плотном тумане, окутавшем Москву этим утром словно паутина, который уже днем сменит смог. Медленно загоралась утренняя заря, вместе с которой серое небо постепенно расчищались солнцем и северным ветром. День обещал быть холодным, но, по крайней мере, ясным, что уже само по себе казалось подарком для москвичей.
— Буду у тебя через десять минут. Ты встала? — спросила Кристина, сворачивая с Тверской в Благовещенский переулок.
— Нет, сейчас встаю. Давай, — ответила довольно сонным голосом Настя.
— Давай.
Кристина чертыхнулась, бросила телефон на соседнее сиденье и продолжила путь сквозь тихие утренние дворы центра Москвы. Застряв на светофоре на Ермолаевском переулке, она тяжело вздохнула и сняла солнцезащитные очки, в которые еще пять минут назад нещадно било солнце. Теперь небо затянуло тяжелыми серыми тучами, грозившими разразиться проливным дождем в любую секунду, и Кристина удивилась тому, как природа синхронизировалась с предстоящим событием сегодняшнего дня. Действительно, солнцу стоило бы постыдиться сегодня выглядывать.
— Ты почему еще не оделась?! — начала она с порога, стянула черные резиновые сапоги и прошла на кухню, оставаясь в джинсах, белом свитере крупной вязки и кожанке.
— Дай мне пять минут, — ответила все еще одетая в розовую пижаму Настя и ушла обратно в спальню.
Журавлева тем временем уже достала красную чашку, заправила кофемашину и села за стол. Покачивая ногой, она просматривала новостную ленту в телефоне, затем входящие сообщения от Миши, который интересовался, во сколько она приедет на похороны, и просил о серьезном разговоре по поводу Насти, затем — от мамы, спрашивающей о ее самочувствии, и вечно волнующегося брата, который таким стал ровно тогда, когда три года назад неожиданно в один день уехал на ПМЖ в Австралию. Неподалеку чавкал кот, который уже давился своим кормом, дабы поскорее покончить с ним и бежать здороваться с гостьей, которая нервно стучала пальцами по экрану своего телефона.
— Что тебе в больнице сказали?! — послышался из-за стены голос Насти.
— Да… фигня!
— Ага, у тебя это как всегда. А обморок тогда из-за чего?
— Почти не ем, мало сплю, как будто ты не знаешь. На самом деле, все как обычно. Все как обычно… Хотя врачи так и не поняли, в чем дело.
Настя вышла из комнаты, крася на ходу ресницы. В одной руке она держала маленькое зеркальце, в другой — тушь. Она была уже в черной юбке, обтягивающем топе и строгом пиджаке. Волосы были собраны в конский хвост. Только розовые домашние тапочки смотрелись как-то не очень гармонично. Трудно было догадаться, что ее молодой человек погиб три дня назад. Она выпила какие-то таблетки, ничего не комментируя подруге, и та сделала вид, что не обратила внимания.
Понь оставил свою миску пустой и, довольный, облизываясь, подошел к Кристине.
— Привет, чудовище, — протянув «о», поздоровалась она и почесала ему за ушком, на что он ответил приятным мурлыканьем. Такое прозвище не обижало Поня, он даже думал, что «чудовище» было продолжением его имени, настолько часто он слышал его.
— Какие еще новости? — спросила Настя, доставая кружку из верхнего ящика и наливая себе уже сварившийся кофе. — Ты чего не наливаешь себе?
— А, да, — Кристина оторвалась от телефона и, пока Настя наливала дымящийся кофе ей в кружку, подошла к холодильнику, открыла его и достала наполовину пустую бутылку молока. — Ларин два дня назад, ну, в субботу получается, в больницу ко мне приезжал. Прямо ко мне в палату приперся ночью, — продолжила она, внимательно рассматривая срок годности на упаковке.
— ЧТО?!
Кристина краем глаза посмотрела на подругу, затем налила себе в кружку молока, насыпала сахар и сделала первый глоток.
— То есть, как это Ларин? Тот самый, что ли? — продолжала Настя, и глаза ее стали больше — то ли от удивления, то ли из-за косметики. — Что он хотел? Что он вообще там делал?
Кристина в ту же секунду выплюнула в раковину свой кофе.
— Молоко пропало, пошли, мы опаздываем уже, — сказала она, сполоснула чашку и побежала в коридор, где снова оказалась в сапогах и, пыхтя от жары, наблюдала за тем, как подруга неторопливо накидывает черное пальто и мажет губы увлажняющим гелем. Что-то в ней изменилось.
— Так что там с Лариным? Зачем он приезжал? — спросила Настя, когда они стояли на лестничной площадке и ждали лифт.
— Сказал, что Миша его прислал.
— Андреев что ли?
— Да, Андреев что ли, — передразнила Кристина, потирая шею.
— Ахренеть, — выдохнула Настя, и они вышли из подъезда. Серые облака висели над головой и никак не могли пролиться дождем; в воздухе висел запах гниющих от сырости листьев и сладковатый от бензина. На улице все будто застыло. Никакого движения воздуха. — А они друзья, что ли?
— А то! — воскликнула Кристина, садясь за руль своей машины. — Не разлей вода прямо. Два брата, мать их, акробата. Я когда их увидела вчера утром в кафе…
— Подожди, — перебила ее Дементьева, перекидывая ремень безопасности через плечо, когда они сели в машину Кристины. — Как в кафе?
— Мы заехали позавтракать после больницы, сидели, болтали как обычно, потом Мише позвонили, и он вышел, а следом этот зашел… Ты, кстати, в полицию съездила?
— Прям-таки случайно. Да, я была там. Тебя будить не стала.
— Хорошо…
— Так, а что случилось в больнице? Просто ты что-то не особо в духе…
Кристина неожиданно стала серьезной и сделала вид, что сосредоточилась на дороге. Дворники энергично заходили туда-сюда, а в салоне заиграло радио. Как они сейчас будут стоять на кладбище под таким дождем, который начался ровно через минуту после того, как они сели в машину, она себе даже не представляла. Несмотря на многообещающее утро.
Подруги замолчали, желая остаться наедине со своими мыслями. Кристине казалось, что Насте следовало вести себя как-то по-другому. Куда логичнее были бы истерики и саморазрушение вкупе с алкоголем. А может, чем-нибудь еще покруче и еще покрепче. Но пусть все остается так. Будто ничего не произошло. Наверное, то же самое Кристина делала с Лешей, равнодушно относясь ко всему, что их когда-либо связывало. Даже те многочисленные ночи, скованные приступом, которые она вынуждена была проводить вместе с ним, чтобы прийти в себя. Нервно сжав руль руками, Кристина плавно отпустила педаль тормоза, и машина пришла в движение.
***
Воскресный прямой эфир уже два дня волновал Москву. Журналисты требовали интервью, телефоны директора и генерального директора телеканала разрывались. Но все было не так страшно, как то, что теперь ко всему этому торжеству, все больше похожему на свадьбу, присоединилась полиция, сильно заинтересованная похищением итальянского гражданина на территории России. Люди требовали правды. Настойчиво. С фанатизмом.
Он спал. Его левая щека слилась воедино с поверхностью дубового рабочего стола, да так, что было невозможно опознать ее хозяина. Лицо покрылось тонким слоем блестящего кожного сала. Тело пыталось дышать ртом, так как алкоголя ночью было выпито много, и вскоре это привело к набуханию придаточных пазух носа. Руки свисали вниз, ноги разъехались в разные стороны. Создавалось ощущение, будто мужчина мертв, но тихое дыхание все равно его выдавало. Так крепко спится только в стенах дома. Это он понял давно. Первый раз в Германии, а именно в Мюнхене, в самом его элегантном отеле Мандарин Ориенталь. Центр района старого города, пешая доступность от Мариенплац и Резиденции, близ лучших ресторанов и дизайнерских бутиков. Несмотря на просторность номера люкс, который ему достался, включающего просторную ванну с мраморной отделкой, подогреваемыми полами, открытую террасу и огромную мягкую постель king size, спалось ему плохо. И с женщинами, и без них. Но главной его целью был не полноценный сон и не женские объятия незнакомки, а путь в триста четырнадцать километров из Мюнхена в Цюрих. Гартман брал машину и направлялся в Швейцарию, чтобы уладить проблемы с одним из тамошних банков, где лежали его деньги. О них не знала ни его жена Орит, с которой он познакомился, когда учился в Иерусалиме, ни их общие дети Реувен, на имени которого настаивать могла только его мать, как истинная иудейка, и Борис.
Дверь в его кабинет открылась, Орит уверенно шагнула вперед и тут же пожалела об этом. Запах перегара стоял повсюду, и ей тут же захотелось зажать нос пальцами, а потом и вовсе сходить в душ. Но не только он вызвал у нее эти желания. Застоявшийся дым сигар, который так и не нашел выхода из помещения, был вынужден впитаться в зеленые стены. Вместо того чтобы стремительно покинуть обитель уныния, она направилась к окну и распахнула его. Морозный воздух, крадучись, потихоньку начал заползать в комнату, а звуки шумного Кутузовского проспекта, которые как-то сдерживали стеклопакеты, стали громче. Женщина подошла к мужу, осмотрела его тело, что лежало перед ней в белой рубашке, черных деловых брюках и носках. Отсутствие обуви обострило ее любопытство. Орит пристально просканировала весь кабинет и обнаружила пару в большом цветочном горшке, из которого рос бамбук. Неожиданно раздался громкий и противный звук домашнего телефона, что заставило полумертвую тушу подскочить.
— Наконец-то, — раздраженно вздохнула Орит и достала обувь из цветочного горшка.
Гартман щурился от яркого света и крутился по сторонам, пытаясь воссоздать белые пробелы в своей голове. Знакомые стены, рабочий стол, чертов бамбук и знакомая жена. Дома всегда спится крепче.
— Ты что делаешь? — спросил он, рассматривая Орит, в руке которой были его туфли от Стефано Бемера. Эта пара была его любимой. Сделанные под заказ из лакированной кожи, без перфорации и прочего декора, черные оксфорды. Ему сделали четыре таких пары, из разных типов кожи и одного цвета, которые он трепетно хранил. А для хранения обуви ему предоставили мешок со специальной пропиткой и деревянную коробку, которая повторяет форму туфель, что обеспечивает ботинкам сохранность в течение периода, когда они не эксплуатируются. Черт подери, очень удобно. И даже сейчас, чувствуя, как желчь поднимается вверх по пищеводу, он ревновал эти туфли к этой женщине. К ее темным кудрявым волосам до плеч, длинному носу, пухлым алым губам и карим подведенным глазам.
— А ты посмотри, что развел здесь.
Он закрыл руками лицо и попытался прогнать тошноту, но горькая, обжигающая жидкость уже была на подходе. В голове все пульсировало, его бросило в жар. И он уже не понимал, когда перестал чувствовать к Орит те возвышенные чувства, которые щекотали низ живота и заставляли делать безумные вещи.
— Сходи в душ и приведи себя в порядок, тебе названивают целое утро, — отстранено сказала она, поставила обувь на пол и оставила супруга в одиночестве.
Гартман потер глаза, сделал два глубоких вдоха и встал со своего спального места. Боль и головокружение в голове усилились, он пошатнулся, но устоял. Рубашка прилипла к телу, ремень брюк сдавливал живот, и редко появлявшийся в нем алкоголик поволок свое тело в душ, где его тут же вывернуло. Затем он разделся, бросил грязную одежду в корзину и залез под горячие струи воды, обжигающие его тело, которое снова ощущал. Мозги прояснялись, и перед глазами всплыл воскресный эфир. Пропал не только Феликс. Девушку, одержимую демоном, тоже не нашли, как и его ассистентов. Под бурный рев и возмущения толпы он дал поручения Володе позвонить нужным людям и не ввязывать в это дело полицию. Ему было необходимо добраться до Дайна быстрее, и если его друг не бредил, а действительно был в своем уме, говоря о Дьяволе, значит, догадаться, кто похитил его, было не так трудно.
Обернув бедра белым полотенцем и протерев ладонью запотевшее зеркало, Гартман причесал густые темные волосы. На него смотрел взрослый мужчина, которого он как-то давно перестал узнавать. Но и с этим отражением тоже можно жить, к нему можно привыкнуть. К нему нужно привыкнуть. Морщины углублялись, а взгляд становился тусклее, теряя былой блеск и огонек, и казалось, что догорать ему оставалось не долго. Побрившись, довольно свежий, он вышел из ванны и направился на кухню, откуда по всей квартире разносился ароматный запах кофе и яичницы с овощами. И как только Гартман оказался там, Орит протянула ему телефон.
— Кто? — тихо спросил он, чтобы не было слышно на другом конце.
— Даша, похороны сегодня, — ответила она презрительно и вложила трубку ему в ладонь. Гартман зацепился взглядом за ее ухо, в котором сверкал камень. Он точно помнил, что не покупал ей этих сережек.
— Да, Даш, привет. Булатниковское? Да, знаю. Во сколько собираетесь? Эм… извини, утро не задалось… Во сколько там нужно быть?
Орит отвела от него взгляд и ушла из кухни, догадавшись, что муж что-то заподозрил. Нет, не нужно было все-таки надевать их.
— Хорошо, будем через час.
Он положил трубку, сел за стол и налил кофе себе в чашку, размышляя о том, как все не вовремя. Гартман по-прежнему сидел в одном полотенце и тапочках. Снова раздался звонок.
— Да?
— Дмитрий Николаевич, это я, Вова. Есть новости. Могу подъехать?
Гартман вздохнул, кинул взгляд на настенные часы. 8:30. Сон алкоголика крепок, но краток.
— Что-то серьезное?
— Это насчет Феликса.
Он отложил телефон в сторону и закрыл руками лицо. Кровь застучала в висках, живот превратился в кусок льда и будто потяжелел на пару килограмм. Он не ожидал, что это случится так скоро. Гартман снова поднес трубку к уху, где терпеливо ждал его директор.
— Вы уже в курсе?
— Ну, догадываюсь. Что случилось?
Орит выбирала черное платье в гардеробной и покусывала нижнюю губу. Тишина на кухне заставила ее насторожиться. Она взяла одну из вешалок, зашла в спальню, бросила платье на кровать. Грохот. Женщина вздрогнула и понеслась к источнику шума. Прибежав на кухню, она увидела мужа, стоящего среди осколках, рассыпанных по полу.
— Ты что сделал?! — закричала Орит, скользя взглядом по его фигуре в поисках крови, предполагая, что он мог пораниться. Гартман медленно положил телефон на стол и прикрыл ладонью рот, будто сдерживая слезы и крик. Она понимала, что внутри него стоит дикий и неистовый вопль, который слышал только он. Гартман закрыл глаза, снова открыл и посмотрел на свою жену.
— Ты оделась?
Хватая ртом воздух, она не могла ничего ответить.
— ТАК ИДИ И ОДЕВАЙСЯ!!! — завопил Гартман и хлопнул ладонью по столу.
И до самого выхода из дома у нее звенело в ушах.
***
Если бы он только мог себе представить, сколько еще несчастных мужчин встретили это утро среды с таким же страшным похмельем, то, может быть, так не убивался. План вторника успешно выполнен. Ночь пролетела в московских барах в компании своего бывшего психолога, и жажда выпить и поспорить с умным человеком прошла. Но Слава знал, что уже ровно через неделю, подобно верному псу, она все равно вернется и будет умоляюще смотреть ему в глаза, чтобы вырвать своего хозяина из дома.
Чесался нос. Настойчиво и раздражающе. Рука было где-то под чем-то, что называется тело, давно затекла и перестала беспокоить своего обладателя, поэтому ему пришлось потереться лицом о подушку, стараясь совершать как можно меньше телодвижений. Вследствие чего выяснилось, что не только руки, но и все, что называется ноги, корпус, шея и бедра, в общем, весь скелет, были скованны невидимыми злыми силами алкоголя. Из груди вырвалось что-то наподобие боевого клича раненого воина. Слава начал растягиваться во все стороны, как только мог, слыша, как хрустят его кости, потом затаился, пытаясь понять, один ли он в квартире. Ведь все может быть. Особенно после вторника. Но ничего из этого не доставляло ему ни насыщения, ни радости, а тем более уж гордости. Он просто выпивал, и дальше плана, которого он всегда придерживался в ночь вторника, а именно нажраться со своим бывшим психологом, дело обычно не доходило. Ему даже иногда становилось тоскливо от того, что алкоголизм его был какой-то пассивный. Под «все может быть» не подразумевалось ничего. То были скорее мечты, проснуться в одной постели с красивой девушкой. Возможно, они бы продолжили свое знакомство уже в более располагающей к какому-то подобию отношений обстановке, и, может быть, он даже перестал бы выгуливать своего пса, с единственным человеком, который его понимает, и то, только когда совсем бухой. Безусловно, женщина могла бы перевернуть его мир с ног на голову, если бы он только нашел такую, которая бы еще этого захотела. Вдруг сладкую тишину бесцеремонно разорвал звонок мобильного. С огромными усилиями Слава заставил себя взять трезвонящую коробку с прикроватной тумбочки, нажать на ее экран и поднести к свободному от подушки уху.
— Привет, не отвлекаю?
Женский голос с утра как-то сильно подействовал на область, что ниже живота.
— Да нет, я только проснулся, — ответил он и зевнул. — Доброе утро, Оленька!
— Я слышу, опять развлекался вчера, — сказала она и рассмеялась.
— Ну, я…
Он приподнялся с кровати, будто его однокурсница и очень хороший человек, к которой он питал самые светлые чувства, находилась с ним в одной комнате. Несмотря на провальный первый курс, когда Оля Доронина сразу дала ему понять, что между ними ничего не может быть, Слава успокоился. Вообще, выяснения любого рода отношений были не его стихией. Как актер, которым он так давно мечтал стать, ему было свойственно впадать и в меланхолию, и в радость. Самовыражение на сцене было сильнее земных утех, как размышлял он. Влюбленности не рассматривались им как что-то серьезное и долгое, потому что их частота была очень высокой. Он взлетал и падал, снова воспылал чувствами к какой-то особе и так же остывал, как уголь от сгоревших палений. То же самое происходило и по отношению к Оле.
— Второго ноября день рождения праздную. Ты придешь?
— Само собой. Куда подъехать?
— Окей, я группу создам, там все и напишу подробно.
— А кто еще будет?
— Да почти все те, кто у Андреева был. Если хочешь, приезжай с Денисом, а то он грустный какой-то ходит.
— Он запаренный просто, Оль, — усмехнулся Слава и почесал затылок. — Я потом как-нибудь расскажу.
— Ладно, — снова рассмеялась она. — Мне пора.
— До встречи.
— Пока.
Слава сделал глубокий вдох и положил телефон на одеяло. В ушах до сих пор эхом раздавался ее смех. Надо же, он совсем позабыл об этом дне рождения. Виной тому был пропавший без вести в ночь вечеринки Денис, который не отвечал на звонки и не появлялся дома. И что-то подсказывало ему, что Сорокину в этом кто-то сильно поспособствовал.
И вдруг он вспомнил. Андреев Миша позавчера хотел с ним встретиться. По разговору стало понятно, что тот тоже горит желанием отыскать Дениса и просит поделиться любой информацией, которая помогла бы ему. Только зачем? Зачем искать человека, которого ты накануне чуть не превратил в фарш? Все было не просто странно, все было за гранью. Слава заходил к Денису домой, разговаривал с родителями, которые с того субботнего утра так его и не видели, проверил его комнату, а точнее вещи, которые он мог, возможно, прихватить с собой и уехать куда-нибудь. Но все лежало на своих местах. Пришлось успокоить родителей и сымитировать телефонный звонок, будто Денис вдруг сам решил позвонить лучшему другу и предупредить, что скоро будет дома. Вроде прокатило, и Слава покинул его дом с менее тяжелым сердцем. И все-таки в одном он был уверен точно. Надо было отталкиваться от той девчонки со третьего курса, с которой так долго боялся заговорить Денис.
Недолго думая, он снова схватил телефон, открыл журнал звонков и сам набрал заветный номер.
***
Серые тучи закрыли голубое небо, и здесь тоже начал лить дождь. Все прибывшие на похороны раскрыли зонты и погрузились в еще большее уныние, которого как будто и так было мало. Пахло сырой землей, соснами, возвышающимися где-то вдали, где начинался густой лес, и гарью от отапливаемых неподалеку деревенских домиков. Иногда даже слышалось мычание стада, которое так и не попадалось никому на глаза. То было место, где мертвых было больше, чем живых.
Насте пришлось оставить Кристину, которая была не в силах вытащить свое тело из машины из-за резкой головной боли.
Кристина же повернула ключ зажигания сразу же, как та пропала из виду. Ей пришлось симулировать недомогание и головную боль, чтобы не обидеть подругу и не идти на похороны Жени. Хотя она не собиралась это делать. Планы изменились, когда среди людей, медленно бредущих по кладбищу в поисках могилы с венками, цветами и зонтами в руках, она увидела Ларина, мирно беседующего с Мишей. Ей пришлось включить весь свой актерский талант, чтобы подруга не раскусила ее, но, видимо, Настя и так последние дни пребывала на какой-то совершенно другой планете. И это только посодействовало Кристине. Она подозревала, что подруга начала принимать транквилизаторы, но так и не решалась поговорить с ней напрямую, понимая, что тем самым все только усугубит. После расставания с Лешей ей начало казаться, что люди жаждут этих усложнений, вечных вопросов и скандалов, без которых будто нельзя было прожить и дня. Миша, пребывающий в вечном поиске ее подводных камней, Ларин со своей нахальной фамильярностью. Один возомнил себя детективом, другой — психологом. Может, иногда они даже менялись ролями, считая своим долгом докопаться до истины, которой она не хотела делиться ни с кем. Все было слишком сложно. И когда светофор вновь загорелся зеленым, Кристина вдруг ощутила то самую потребность в одиночестве, выраженную чувством пустоты и оторванности от реальности.
Зазвонил мобильный. Она остановила машину, взяла телефон в руки и уставилась в его экран. Звонила Оля.
— Да?
— Привет, Кристин. Не отвлекаю?
По какой-то непонятной причине Кристине захотелось сделать хотя бы одну затяжку и выпустить на свободу дым из своих легких, что позволило бы ей удерживать себя столько, сколько это было возможно. Оля была старше на год, на курс, и все в ней было «так»: внешность хорошенькой и одновременно плохой девчонки, благодаря которой она казалась такой загадочной и непредсказуемой. Дерзкая и скромная, болтушка и молчаливая. Кристина не выносила ее больше двух дней не потому, что хотела быть похожей на нее. Скорее наоборот. Они были похожи, и иногда даже слишком. А похожести она не выносила. Поэтому Журавлева вынуждена была брать отпуск и уходить в подполье, успокаивая себя, что все это она себе придумала.
— Нет, я… — она хотела было сказать, откуда действительно едет, но передумала, дабы сократить продолжительность разговора. — Что-то случилось?
— На день рождения тебя пригласить хотела. Ты сможешь приехать? Я давно хотела с тобой поговорить, ведь столько всего произошло, и Настя с Женей…
— Окей, приеду, — быстро оборвала ее Кристина. — А куда?
— Я смс скинула. У тебя все хорошо?
Кристина проводила взглядом велосипедиста, который на этом шоссе больше походил на самоубийцу, чем на любителя спорта, и выдохнула. Ей не хотелось ни отвечать, ни говорить. Просто доехать до института, провести с ребятами долгую ночь репетиции, а на утро завалиться к себе домой и просто спать. Просто. Все было очень просто.
— Да, на репетицию еду, в конце ноября уже спектакль.
— Понятно, ладно, мне бежать нужно. Я сегодня буду в зале, может, пересечемся.
— Может. Пока.
— Пока.
Экран погас, и Кристина положила телефон на соседнее кресло. Дворники мелькали у нее перед глазами, как и проезжающие мимо автомобили. Она завела свою «Мазду» и снова влилась в дорожное движение, прибавляя громкость радио и двигаясь между машин так плавно, словно рыба.
***
— Теперь она избегает меня, — удрученно выдохнул он и достал пачку «Парламента» из кармана своих брюк. Не обнаружив зажигалки, Саша протянул ему свою «Зиппо».
Андреев повертел это бензиновое чудо в руках. Зажигалку украшали трехмерные узоры и два револьвера. Интересная работа. Он сделал легкое движение, крышка открылась с характерным щелчком, и появился огонь. Потом поднес сигарету к язычку пламени и тут же сделал первую затяжку, чувствуя вкус бензина, который говорил о свежей заправке. Миша вернул зажигалку обратно ее владельцу и затянулся снова, будто этот огонь внутри был особенным и эту свою особенность передал обычной сигарете.
— Ты о ком? — спросил Ларин. Он мог бы сделать это с неподдельным интересом, но, увы, его хватило только на то, чтобы рассмотреть незнакомых людей, сторожевого, огромного пса, что постоянно крутился с каким-то стариком, что был смотрителем кладбища, и старуху, укутанную в свои одежды так, словно на улице был январь. Она приметила его сразу же, как только он прошел через открытые ворота. Перекрестилась, будто это всерьез могло уберечь ее, и зашаркала куда-то по-своему давно протоптанному маршруту. Ларин рассмешил Мишу вопросом: «что, мои рога видны?», и оба двинулись вперед.
— О Кристине, — бросил Миша и выпустил дым из легких. — Когда я припарковался, ее машина…
— Да, я видел.
Андреев сделал еще пару затяжек и выкинул бычок в мусорку. Становилось холодно.
— Видимо, она теперь избегает нас обоих, — предположил Ларин, рассматривая далекие сосны, которые словно подпирали небо.
— У вас что-то…? — как бы невзначай спросил Миша и двинулся вперед, за знакомыми людьми, направляющимися к Жениной могиле. На похороны пришли и его мама и младшая сестренка Алиса, которая в сентябре только пошла в шестой класс, родители Насти и какие-то ребята из института. Толпа почти не разговаривала. Момент был не подходящий и место.
— А у тебя?
— У меня? Хотел бы, да… Ей, по ходу, больше нравятся такие, как ты. Я не знаю, Сань.
Ларин рассмеялся ему в ответ. Миша знал, что врать этому человеку было куда сложнее, чем собственной матери, и каждый раз не мог понять, что же такое сверхъестественное в нем притягивало людей. Он не первый год наблюдал, как женщины хотели его, как мужчины замолкали в его присутствии и жадно ловили каждое его слово, будто тот был новой мессией. И Миша вдруг понял, что о жизни своего приятеля знал мало. Или, как это «мало» можно было притянуть к «ничего». Знал ничего. Наверное, так.
— За ней много мужиков бегает, — сказал Андреев и, вместо того чтобы рассматривать мелкие камушки под ногами, поднял глаза на друга. — Она…
— Не простая, — закончил за него Ларин и достал портсигар из левого кармана своих брюк. — Я уже заметил.
— Да, и не то, чтобы я хочу…
— Нет, ты как раз хочешь, — ответил Саша и лукаво улыбнулся. — Иначе этот разговор не состоялся бы. Кого ты собрался обмануть, своего лучшего друга?
Миша остановился и вдруг заметил, что они отстали от людей, за которыми следовали, и теперь стояли одни среди могил незнакомых ему людей. И вдруг понял, что этот парень запросто читал его мысли. Так, что это начинало пугать.
— Почему я не видел ее раньше, Миш? — спросил Ларин, вытянув сигарету из ряда других. — Вы же сколько знакомы, года два, три?
— На самом деле, знаешь, все очень странно выходило. Вы постоянно приезжали в разное время. Ты уезжал, она приезжала, или наоборот. Как-то так, в общем. Да и тем более у нее был парень, так что Кристина тогда не особо выходила в свет, так скажем…
— Сама целомудренность? — усмехнулся он.
— Ага, во плоти, — рассмеялся Миша с легкой грустью, предаваясь воспоминаниям. — И честно, я все никак не мог дождаться, когда же они наконец разосрутся.
— Теперь я понял, почему ты до сих пор ни с кем не встречаешься, — сказал Ларин, щелкнул зажигалкой, которая выпустила огонек, и затянулся так, что послышалось тихое потрескивание, словно томно выдыхала женщина, а Андреев тем временем продолжал поддаваться своему порыву откровенности.
— Наверное, выглядел я довольно жалко, все ждал, как собачонка, любого повода, когда она бросит его. Ну или он ее, мне было по барабану, Сань, если ты вообще сможешь меня понять. Ты, наверное, никогда не был в подобной ситуации.
— И слава богу, — ответил тот с серьезной миной на лице, а в следующую секунду разразился смехом, сгибаясь по полам и держась за живот. Спустя минуту его истерика закончилась, и он, глотая воздух, посмотрел на Мишу и по-отечески положил руку ему на плечо. На удивление тому, она показалась довольно тяжелой.
— Извини, не обижайся, — сказал он с игривой улыбкой на лице. — Нужно пережить эти несколько часов, потом мы поедем куда-нибудь, выпьем, развеемся… Что скажешь?
Миша подозрительно оглядел его с ног до головы и послушно кивнул, так и не придумав ничего поинтереснее.
Раздался настойчивый телефонный звонок в его брюках, и он тут же сообразил, что звонили ему, достал телефон из кармана и любопытно посмотрел на экран.
— Ответь, — бросил Ларин и отвернулся, устремив взгляд на далекий и черный лес.
— Да, Слав, привет. Что случилось? Встретиться? Сейчас? Хм…
Он покосился на друга, который неспешно двигался вперед, убрав руки за спину и сцепив их в замок.
— Куда говоришь подъехать?
***
Всю дорогу она ехала, отвернувшись от него к окну. Он барабанил пальцами по рулю, когда загорался красный, и им приходилось останавливаться. Курил, вызывая у нее еще большее отвращение, но так и не порывался заговорить с ней. Гартман не говорил ни слова, и ей казалось, будто он обо всем догадался. Хотя людей, которым есть что скрывать, вскоре становятся жертвами паранойи, которая начинает медленно подъедать мозг, как какой-то паразит. И Орит предчувствовала, что скоро и в ее черепной коробке поселится кто-то или что-то, что будет медленно, но верно сводить ее с ума.
Всю дорогу она думала о мужчине. Чужом мужчине. Женатом, чужом мужчине. О его глазах цвета темного шоколада, что игриво сверкали в темноте, когда он смотрел прямо на нее, о сильных руках, что сжимали ее ребра в порыве какой-то тупой страсти. Он был каким-то особенным, и она ругала себя за эту мысль. Потому что для нее не существовали особенные мужчины. Их задача была в том, чтобы любить ее. И все. Любить, как в первый раз, и желать, как в последний.
Он был страшным человеком, таким, кто давно потерялся в лесных дебрях собственных пороков. Его боялись и уважали, чувствуя его превосходство и абсолютную уверенность, словно волки. Для него не существовало границ. Никто и ничто не могло бы стать для него препятствием. Впервые ощутив на себе его бешеную энергетику, Орит больше не могла выкинуть его из головы. Она знала, что он женат, знала, что у него есть дети, знала, что он счастлив в браке. Тем не менее, он подошел к ней первый, представился, затем спросил ее имя. Сердце так затрепетало в ее груди, что она залпом выпила бокал шампанского. Кровь прилила к лицу, ладони вспотели, глаза начали бегать по залу в поисках супруга, который, к счастью, находился далеко от них. Он был тактичен, любезен, и никакого флирта. После нескольких минут светской беседы он распрощался с ней и направился дальше, оставив ее в одиночестве, которого прежде она не знала. Орит захотела заполучить его, и это изменило ее навсегда.
— Подай мне очки, Ор, — донесся до нее голос мужа, который, по-видимому, озвучивал просьбу не в первый раз. Не поворачивая головы, она открыла бардачок, достала кожаный футляр и протянула его мужу, который даже не посмотрел в ее сторону.
7
Труп в ванне
2 ноября.
Вечер.
Она смело провела алой помадой по губам, затем принялась вбивать ее подушками пальцев и пристально рассматривать свое отражение в зеркале. Светлые прямые волосы превратились в залаченные кудри и давно ждали выхода в свет. Ее руки скользнули от ребер к низу живота, разглаживая видимые только ей складочки на облегающем тело платье. Надо было выходить, ведь она опаздывала на свой день рождения. Но что-то держало ее на месте, дома. Здесь. Внутреннее напряжение нарастало, и Оля посчитала нужным поскорее выйти за дверь, спуститься на лифте, выйти на холодный воздух и сесть в ожидающее ее такси. Что она и сделала. Барабаня пальцами по креслу, девушка никак не могла найти объяснение этому непонятному состоянию. Ей хотелось только одного: крикнуть водиле, чтобы тот повернул машину и вернул ее домой. Но звук и вкус ужаса только усиливались и не давали ей этого сделать.
***
В Soho становилось жарко, как в дьявольском котле. С Настей мы приехали минут пятнадцать назад, встретили половину института и еще десяток незнакомых нам людей, которые тоже здесь оказались не случайно. Оля организовала банкет на пятьдесят человек, а сама здесь еще даже и не появлялась. Тело приятно отзывалось на оживление, на громкую музыку; казалось, что кровь будто билась внутри, и я успокоилась. Настя смеялась, что-то рассказывала мне, все больше погружаясь в эту ночь, утягивая меня за собой. Я не сопротивлялась. Нежно обнимая свой бокал с односолодовым «Аберлауэром», в котором быстро таял лед, я наблюдала за девушками, пытающимися перекричать музыку, за молодыми людьми, преспокойно сидящими в своих креслах. Большинство из них я знала и, устанавливая с каждым по очереди зрительный контакт, кивком головы давала это понять. Мне широко улыбались, махали руками, поднимали бокал чуть выше головы, тем самым призывая выпить. Заметив, как виски быстро втерся мне в доверие, а это я поняла только после третьего стакана, я переключилась на прохладную воду. Бармен поставил на стойку запотевшую бутылку «Перье» и пустой рокс.
— Спасибо! — поблагодарила я.
— А не рановато? — спросил меня он, между делом разливая коктейли другим. Белая майка обтягивала его мускулистое тело, серьга в левом ухе сверкнула в свете софитов, и он уставился на меня своими голубыми глазами. Наверное, еще недавно пританцовывал в каком-нибудь мужском стрип-клубе и приглядывал себе взрослую бабёнку с деньгами, сейчас ее называют «милфой», которые, как он думал, должны были предоставляться ему только за то, какой он Аполлон, и исключительно безвозмездно. Просто он, наверное, такой дууушка.
Я демонстративно посмотрела на свой Ролекс. Иногда я ругаю себя за такие показательные выступления, больше смахивающие на противостояние элитарного общества пролетариату, чем на поступок, заслуживающий одобрения, но иногда можно наплевать. На все. И больше всего меня радует то обстоятельство, что это мало кому под силу.
— Нет, самое время! — ответила я, взяла минералку, стакан и собралась возвращаться к Насте, как в толпе показалась до боли знакомая фигура. Нет, она не пугала меня. Меня пугала та, что могла появиться рядом. Понимая, что он тоже приглашен, и мы будем весь этот вечер проводить вместе, я решила не прятаться. Оказавшись снова в банкетном зале, я была приятно удивлена: народу стало вдвое больше, и знакомец в нем словно растворился. В народе. Неприятный холодок пробежался по коже, совсем не радуя меня нахлынувшими воспоминания. Тупо посмотрев на бутылку, я продолжила движение по заданному несколькими минутами ранее маршруту. Тем более сейчас мое тело было намного легче, словно алкоголь менял на время гравитацию. А разве и в самом деле не менял?
Мы встретились с ней тем самым взглядом, выискивающим собутыльника. В период сегодняшнего вечера «до виски» я бы, наверное, не подошла к ней. Но прекрасная смесь, соединяющая сердца, уже была во мне, поэтому деваться было некуда.
Рядом с ее столом стояло ведро со льдом, именуемое кулером, из которого выглядывала бутылочка шампанского. Открытая. Неполная.
Глаза ее блестели, и понятно от чего. Мои блестели ничуть не меньше. Без слов я села напротив, потому что кричать не имело смысла. Мы кивнули друг другу, она предложила мне шампанское, я отрицательно качнула головой, поставила на стол бутылку минералки и стакан и наполнила его. Оля улыбнулась, медленно прикрыв глаза, и отхлебнула из своего бокала жидкость с маленькими пузырьками, все еще устремляющимися ввысь. Вокруг сидело полно народу, распивая вино, шампанское, виски, коньяк и остальные прелестные зелья, и музыка громко пела, поэтому я решила, что если заговорю с Олей, нас особо никто не будет слушать. Нас даже не услышат.
— Что-то случилось? — крикнула я, предварительно нагнувшись к ней вперед.
— Нет! — ответила она и поставила свой стакан на стол. — Ты что пьешь?
— Виски.
— Хорошо, официант! — именинница махнула рукой молодому парнишке, и тот тут же прилетел к нам. Она что-то сказала ему на ухо, он удалился, но уже через две минуты пришел с бутылкой «Чиваса» восемнадцати лет и двумя роксами. Папа Оли был нефтяником, поэтому она могла себе все это позволить. Отодвинув скучную минералку в сторону, я открыла виски и наполнила им свой стакан. Именинница периодически сканировала толпу. Искала кого-то.
— Ты поговорить со мной хотела, — сказала я громко, чтобы Оля меня услышала. Она удивленно вытаращила на меня свои ярко накрашенные глаза, будто этим заявлением я ее сильно удивила.
— Когда мы последний раз говорили по телефону, ты сказала, что…
— А! — воскликнула она. — Да.
Взгляд ее утонул в стакане, и мне показалось, что она никогда не заговорит.
— Поправь меня если ошибусь, ок?
— Хорошо, — ответила я и сделала глоток лавы, накаляющей мое горло, одновременно раздражаясь ее «ок» вместо «окей».
— Вы же с Мишей Андреевым общаетесь неплохо? — Оля наконец подняла на меня свои глаза и принялась внимательно наблюдать за моей реакцией, которой никак не могло быть после четвертого бокала виски. И мне это чертовски нравилось. Этот дружок из всей компании подходил мне больше всего, как идеально подобранный оральный контрацептив. Никаких побочных эффектов в виде головой боли, тошноты, головокружений. Наоборот: хорошее настроение и живость во всем теле.
— Ага, общаемся, а в чем дело? По-моему, вся тусовка в курсе, кто с кем и почему общается.
Она еще раз скользнула взглядом по залу и продолжила:
— Всем известно, что они с Лариным старые друзья. Он работал с его отцом. Саша с Мишиным отцом.
— Да, да, я поняла, — поспешила ответить я. Странно, но эта девчонка, походу, знала эту историю лучше меня. Откуда такой интерес?
— Насколько вы близки с Лариным? — смело спросила она и допила шампанское в своем бокале.
Тем временем я поперхнулась. Вискарь пошел носом. Предатель. Сидящий рядом со мной парень испуганно поставил свой стакан на стол и пару раз хлопнул меня по спине.
— Все в порядке? — взволнованно спросил он, не отрывая от меня темно-синих глаз.
— Да, спасибо, — ответила я и тепло улыбнулась ему, потому что он напомнил мне одного человека. Из прошлого.
— Аккуратнее, — улыбаясь, сказал мой спаситель и снова продолжил беседу с другими ребятами, сидящими за нашим большим столом, где умещалось человек пятнадцать. Все пыталис перекричать музыку, ржали до безумия и периодически удалялись в туалет, откуда возвращались с еще более мутным взглядом, чем уходили.
— Извини, — обратилась ко мне Оля, а затем принялась что-то объяснять официанту, рисуя руками в воздухе.
Я осмысленно посмотрела в толпу, выхватывая чьи-то секундные взгляды, но один из них немного встряхнул меня, и мурашки побежали по моей спине. Казалось, даже в этой неутомимой пляске разноцветного света я все равно видела его зеленые глаза, потому что он смотрел прямо на меня, стоя в двадцати метрах около бара, в окружении каких-то незнакомых мне девушек разных возрастов, похотливо разглядывающих его с ног до головы. Его костюм «Бриони» с зауженными брюками и пиджаком, застегнутым на две пуговицы, его часы, стоимость которых приравнивалась к стоимости приличного авто, и практически вешающихся ему на шею девушки, казалось бы, должны были произвести на меня впечатление. И, признаться, он всегда выглядел как какая-нибудь кинозвезда. Вокруг него всегда собирался народ, бедный энергетически, и ту энергию, которая разносилась во все стороны от Ларина, они пытались всосать в себя, как наркоманы. А может быть, это он питался ими? В голове снова прозвучал последний вопрос Оли. Насколько я близка с ним? Да это просто смешно.
— Сейчас принесут горячее. Ты хочешь есть? — снова донесся до меня голос Оли, и я повернула голову в ее сторону.
— Немного, и нет.
— Что «нет»?
— Никаких отношений с Лариным у меня нет.
Она изучающе посмотрела на меня пьяным взглядом и снова сделала глоток. Я поняла, что разговор еще не закончен, и Оля не была вполне удовлетворена моим ответом.
— Тогда почему говорят, что вы встречаетесь?
Снова повисла неловкая пауза, и весь мой внутренний мир оказался в районе пяток. И пока он совершал туда путь, у меня перехватило дыхание. Следующее, что я слышала, был мой смех, звонкий и непрекращающийся. Виски отлично выполнял свою работу. Да, с ним я могла бы спокойно пройти детектор лжи.
— Серьезно? — выдавила из себя я, положила ладони на стол и подалась вперед. — Говорят?
Оля расслабилась, потому что до нее начало доходить, что слухи были только слухами.
— Серьезно говорят, — заулыбалась она, заражаясь моим смехом. — Судя по твоей реакции, это неправда…?
Я подлила себе виски, и мы стукнулись бокалами.
— Спасибо, что использовали хотя бы такую формулировку вместо того, чтобы говорить, что мы, например, спим. Да и как, прости, я могла бы с ним встречаться, если на нем там возле бара штук десять девушек на шее почти повисли? Этому кобелю только и подавай новых сук, Оль, — я сделала глоток, соглашаясь сама с собой, что «Чивас» тоже ничего, и с тем, что последняя фраза прозвучала как-то слишком пафосно, что ли.
— Ну почему новых, Кристин… По-моему, он не так безнадежен.
— А, по-моему, у тебя давно не было мужика, Оля, — ее имя я растянула по слогам и громко поставила стакан на стол, все еще чувствуя на себе тот самый пристальный взгляд из толпы. — Что за отчаяние, детка? Ты не в курсе, кто такой Ларин? Какая молва о нем ходит?
Детками я начинала называть девушек только в том случае, когда их умозаключения и мозговая активность скатывались к нулю.
Тем временем Оля внимательно, на сколько это было можно, смотрела на меня и молчала, призывая меня говорить дальше. Я выпила стакан залпом, и речь потекла рекой.
— Человек не безнадежен только в том случае, если он что-то пытается изменить в своей жизни, в своем характере и сделать что-то, прости, со своей блядской сущностью. Хоть что-то, Оля! Ларин — персонаж специфический, и вообще, о нем мало кто знает. Вот с кем он общается? С Андреевым? Ну, окей, а ты с Андреевым поговорить не хотела для начала? Правильно, не додумалась или побоялась, там уже сама выбери, что тебе подходит больше, но суть одна. Ты его телок всех забыла, брошенных?
— Кого, Мишиных?
Черт возьми, Оля сейчас смотрела на меня как на какого-то идола, и самомнение мое раздулось до невероятных размеров.
— Да каких Мишиных, Оль?! Ларин — баловень судьбы, если тебе нужны его деньги, не думаю, что ты нужна ему больше, чем рыбе зонтик. Все эти бабские гонки еще никогда не приводили ни к чему хорошему. А просто так побегать за мужиком, который нужен всем, как последний айфон — такое себе. Ты его сама, кстати, пригласила сегодня?
— Ну да… Но на самом деле, я в тот момент говорила с Мишей, Саша рядом оказался, и они как-то оба согласились…
— Ладно, не суть, — бросила я и на секунду кинула взгляд на барную стойку, где его уже не было. Под ребрами как будто кольнули невидимой иголкой.
— Ты кого-то заметила?
— Что? — переспросила я, повернувшись обратно к Оле, думая о том, что Ларин со мной играет.
— Я говорю, ты знакомого какого-то увидела?
— Нет, показалось, — соврала я и наполнила свой стакана, попутно бросая в него кусочки льда. — Так вот! Он тебе нравится?
Оля глотнула шампанское, и глаза ее вспыхнули, даже показалось, что и щеки тоже.
— Да, но я все понимаю…
— Э, нет, ты вообще ничего видимо не понимаешь. Если ты хочешь «умереть как женщина», то вперед.
— Что значит «умереть как женщина»? — переспросила Оля, тем самым поставив меня в тупик. От раздражения я подняла глаза к небу, а точнее, в потолок клуба, и протяжно вздохнула. Господи, если ты меня слышишь, хочу сказать тебе огромное спасибо за эту бабскую тупость. Глупо, но это каждый раз подрывает меня развиваться.
— Я могу что-нибудь придумать, — интригующе сказала я, а на самом деле смиренно. «Чивас» мне говорил о бесполезности моего намерения окунуть эту девушку в психологию, и я согласилась с ним.
— Познакомить вас, например.
— Правда? — воскликнула она.
— Правда, с днем рождения!
Мы еще раз звякнули стаканами, на этот раз вообще со всеми, кто сидел с нами за столом. Официанты начали приносить блюда, и я украдкой посмотрела на барную стойку.
— А ты знаешь, что Леша здесь?
— Что? — протянула я, вытягивая букву «о».
— Да, он прилетел несколько дней назад. Сейчас он где-то здесь, с Мишей. Я видела их пару раз. Ты разве не знала? Он и на похоронах вроде был…
Я сначала открыла рот, чтобы ответить ей что-то более и менее разумное, но над нами нависла чья-то высокая фигура. Глядя на Олю и наблюдая за ее реакцией, мне хватило секунды, чтобы догадаться, кто это.
— Здравствуйте, девушки, — поздоровался Александр Ларин своим фирменным голосом. За нашим столом стало заметно тише. Все-таки не удержался и подошёл, или, по крайней мере, хотел, чтобы я так думала. Он поздоровался с парнями, которые тут же начали приподниматься со своих диванов, когда он приближался к ним, чтобы пожать руку, а девушки заливались румянцем, выкрикивая одну и ту же фразу: «Привет! Как ты? Рада видеть тебя! Отлично выглядишь! Почти вся тусовка была в Тае в этом месяце, а ты? Когда будет квартирник?». Все очень бурно интересовались, когда же будет долгожданная вечеринка в загородном доме самого завидного холостяка Москвы. Одну меня это не впечатляло? Слегка подташнивало.
Оля смущенно выдавила из себя «привет» и принялась доставать бутылку из кулера, но Ларин опередил ее и плавным движением наполнил ее опустевший стакан, не произведя на меня абсолютно никакого впечатления. Окончательно вогнав именинницу в краску, он, воспользовавшись сложившейся ситуаций, обратился ко мне.
— Потанцуем?
— Нет.
— Хорошо, — протянул Саша и продолжил снова, не сдавая позиций: — Поговорим?
Я сделала последний глоток виски, молча встала и направилась в толпу, зачем-то предавая своей походке больше женственности и покачивая бедрами. Ритмичная клубная музыка сменилась на медленную, и я почувствовала, как он обвивает рукой мою талию, медленно поворачивает мой корпус к себе и берет за руку. Его ладонь мягкая, не сухая и не влажная, плавно и уверенно сжала мою, давая понять, что так запросто меня не выпустят. Даже на высоких каблуках я была ниже его и, черт подери, это не могло не нравиться. Слабый мужской парфюм с древесными нотками, взгляд с прищуром, расслабленные мышцы лица, и двигался он неплохо.
— Прекрасно выглядишь, и вид не такой болезненный, как с нашей последней встречи.
— Вижу, с женщинами ты вообще не умеешь общаться, — прыснула я, понимая, как волна злости поднимается во мне от пяток, двигаясь к голове. Хотя я никак не могла объяснить причину такой вспышки гнева.
— Ты еще удивишься, — медленно ответил он мне на ухо. — Как я тебе в роли твоего молодого человека? На лево не хожу, удовлетворяю?
— Ходишь и не удовлетворяешь. Слухи и до тебя дошли?
— А может я их и распустил, кто же знает. Я так плох в постели?
Он дернул плечами и улыбнулся.
— Не думаю, что ты. Ты плох в принципе.
— Да? И почему же?
И тут я поняла, что мои ответы начали принимать оттенок легкого флирта. Самое ужасное, что Ларин это тоже понимал. И если так пораскинуть мозгами и посчитать, сколько виски я сегодня поглотила, игра уже шла не в мою пользу.
— Потому что я не думаю, что мозг у тебя атрофировался на столько, чтобы вести себя как…
— Как кто? — нагло спросил он.
— Как придурок, — холодно произнесла я, используя все свое оружие. — Зачем эти показательные танцы?
— Ты так нервничаешь из-за того, что твой бывший молодой человек здесь, или из-за меня? — выдал Саша с неизменным выражением лица, будто спросил, который час. Думаю, люди даже этот вопрос задают с большей экспрессией, чем он. Но меня больше возмутило не это. Как он смог понять, что я нервничаю? А я действительно была не в себе, несмотря на маску спокойствия и пофигизма, которую из воздуха мне выстроил виски. Может, мне вообще стоило уйти отсюда сразу же, как я увидела в толпе Мишу, а особенно того, кто приехал с ним сегодня в Сохо.
— Я смотрю, ты очень осведомлен о моей личной жизни.
— Тебе показалось, — кокетливо ответил он, и я заметила, что расстояние между нами значительно сократилось. Как-то само собой. Я перестала слышать музыку. Совсем. Сердце стало настойчивее биться в моей груди, словно пытаясь что-то мне сказать. Мне почему-то захотелось уйти с вечеринки.
— Именинница весь вечер выпытывает у меня, какие у нас с тобой отношения.
— Да? — с неподдельным интересом протянул Ларин, и его рука, лежащая у меня на талии, немного сжалась от напряжения.
— А ты подходишь к столу и приглашаешь на танец ее подругу. Как-то некрасиво. Не считаешь?
— На танец ты сказала мне «нет», — парировал он. — А вот на разговор — «да». И вы разве подруги?
— Я слишком много выпила, чтобы вести подобные разговоры, — твердо сказала я и сделала шаг назад, так, что моя талия снова принадлежала мне.
— По-моему, полупьяные женщины очаровательны.
— Ты всерьез хочешь поговорить об этом сейчас? — спросила я и подняла брови, одновременно прикидывая, пьян он или трезв.
— А ты знала, что парня, которого избил Миша на той вечеринке, полиция не может найти уже неделю? — Ларин сделал следующий ход.
Я хватала ртом влажный и тяжелый воздух, но его было недостаточно, чтобы выдавить хотя бы звук.
— Я пока здесь. Так, вдруг, если поговорить надумаешь, — сухо сказал он, заметив, что разжег во мне любопытство, и растворился в толпе.
И как только его не оказалось рядом, звуки и запахи снова окружили меня. Сначала я попыталась найти Настю, но, сообразив, что в этом месте это сделать почти нереально, я начала сканировать толпу в поисках Оли, которая тоже куда-то исчезла.
Оказавшись почти у выхода, я наткнулась на Мишу.
— Привет! — крикнул он. — Давно здесь?
— Да! Ты Олю не видел? — сказав ему на ухо, я почувствовала едва уловимый аромат мужского парфюма, который я когда-то похвалила.
— Неа, сейчас вроде торт вытаскивать будут, а Олю нет, — как-то не совсем здраво ответил Миша.
— Что? Не будут Олю вытаскивать?
Он пьяно рассмеялся.
— Нет, но если она сама будет не в состояние, то да, ее вытащат, — и залился каким-то не совсем здоровым смехом, а затем сделал глоток из своего стакана. — С Лариным ее видел.
— Когда?!
— Что-то случилось? — спросил он и, нахмурив брови, посмотрел мне в глаза.
— Миш, где ты ходишь?! — пробравшись через толпу и подойдя к нам, возмутился высокий парень в темно-синей рубашке, деловых черных брюках и с большими часами на левой руке, в которой был стакан с виски и льдом.
Как только я увидела этого человека, все процессы внутри меня приостановились.
Очнулась я уже на улице. Все стояли возле входа, дымили, ржали и всё снимали на телефон.
— Есть прикурить? — донеслось до меня.
— А? — переспросила я рассеянно и повернулась влево. Рядом со мной, будто из воздуха, возник какой-то парень, которого я видела впервые, в классических серых брюках, лаковых черных лоферах «Дольче», зеленом свитшоте со сплошным паттерном «DG», а на плечи накинута кожаная куртка «Валентино». Стоял такой довольный, пьяный, улыбающийся, будто сейчас выбегут репортеры с WFС.
— У меня сиги остались внутри, я забыл. Ты куришь?
— Нет, не курю, извини.
— Бро! Я курю! Держи! — выкрикнул какой-то пьяный счастливый мужик из толпы и подошел к нам, уже протягивая сигарету.
Обменявшись любезностями, один выдохнул дым, а другой вернулся к своим веселым-развеселым друзьям, которые снимали селфи, видео и громко ржали.
— Ты одна? Я, кстати, Шопенгауэр.
— Что ты? — рассмеялась я, убирая волосы от лица, которые трепал туда-сюда поднявшийся ледяной ветер. — Шопенгауэр? — даже не думала, что после увиденного в клубе смогу так быстро прийти в себя.
— Друзья так называют, а так я Вова.
— Кристина.
— Ты не ответила, — сказал Вова, проводя большим пальцем по переносице и провожая крайне заинтересованным взглядом заходящих в клуб парней.
— В смысле? А… нет, у подруги день рождения, мы все в дальнем зале просто отмечаем…
А! — вскрикнул он, от чего я вздрогнула. — Оли Дорониной? У нас друг общий, который там с вами где-то тусит, он из Америки прилетел недавно и…
— Что? Ты про Лешу?
— Эээ, — Вова скорчил гримасу и завис на несколько секунд. — Макаров?
— ХА! — крикнула я и рассмеялась так, что окружающие встрепенулись и обратили на нас внимание. Благо, все уже были бухие, и это не выглядело странно. — Слушай, почему я тебя не знаю?
Вова выбросил бычок в урну, кому-то приветственно махнул рукой и повел меня внутрь. Опять в нос ударил запах травы.
— Пошли выпьем и обсудим это. Ты что пьешь?
— Виски, а ты?
Он мне что-то ответил, но из-за громкой музыки его голос поглотили стены. Надеюсь, этот парень со странной кликухой просто одобрил мой выбор.
Мы поплыли прямиком к барной стойке, пробираясь сквозь толпу, где я взяла виски, а Вове поставили лонг-айленд. Мы чокнулись, выпили за знакомство и как-то быстро добили свои стаканы, и совсем скоро я расслабилась окончательно и перестала даже озираться по сторонам, боясь увидеть в проплывающих мимо лицах кого-то из них.
— Как давно ты Лешу знаешь? И где вы познакомились? — начала допытываться я.
— Да мы со школы еще знакомы, а почему ты спрашиваешь? — ответил Вова, допивая свой лонг из трубочки и прося бармена приготовить ему вторую порцию. На его лице присутствовала безмятежность, радость и одурманивающая легкость, и мне на секунду показалось, что я смогу рассказать этому человеку абсолютно все. Видимо, наличие у нас общих знакомых тоже его немного раскрепостило.
— Мы полгода назад расстались с ним, как раз перед его отъездом в штаты…
— Ооо! Конфуз. Я даже не знал, что он с кем-то встречается, если честно. Он же вроде женат был, нет? ООО!
Он так вскрикнул, что я испугалась и, проследив за его пытливым и похотливым взглядом, который прицепился к проходящему вдали Ларину, точно определила, что мой новый знакомый имел какой-то нездоровый интерес к нему.
— Господи, ты и его знаешь? — вздохнула я, хлебнув виски и поймав языком кусочек льда, который начал медленно таять у меня во рту. Краем глаза я тоже наблюдала за Сашей. Рядом с ним шли две девушки, облаченные в сексуальные вызывающие платья, и ноги их заплетались. Но, что тут скажешь, шли они достойно, по крайней мере, изо всех сил старались держать лицо, особенно ухватив Сашу под каждую руку.
— Да он просто Бог в человеческом теле, ты что, слепая? — повернулся ко мне Вова с выпученными и красными глазами. — Ты мне покажи пальцем на человека здесь, который бы не знал Ларина. Может, ты того, феминистка…? — этот вопрос уже звучал более томно.
Я рассмеялась так звонко и душевно, что поймала на себе сразу несколько пар глаз. Какой интересный этот Вова.
— Слушай, вы где сидите? Пошли Лешу поищем! — он резко вскочил со стула, чуть не расплескав свой лонг, и восторженно посмотрел на меня, а потом начал озираться по сторонам.
— Чшшш! — зашипела я и потянула его за рукав. — Ты забыл, что я сказала пару минут назад? Мы расстались с ним, он звал меня с собой, я отказалась. Мы разосрались, Вова, понимаешь? Мы не остались друзьями, не пожелали друг другу счастья, здоровья и успехов в личной жизни.
— Ну ты и стерва, — осмотрев меня с ног до головы, заключил Вова и спокойно уселся обратно на стул. — Мужик тебя в Америку зовет, а ты… А почему ты отказала вообще?
— Я… не знаю, — я пожала плечами и сделала еще один глоток, понимая, что мне уже пора бы плавно переходить на воду. — У тебя было когда-нибудь такое, что вот встречаетесь вы, все у вас хорошо, он каждый день встречает тебя вечером, завозит домой, ты знаешь его родителей, он соответственно знает твоих. У вас все друзья практически становятся общими, они уже не делятся на «моих» и «твоих».
— Ну полная интеграция.
— А ты где учишься?
— МГИМО.
— Понятно… так вот, выходные вы проводите вместе, ходите на все премьеры в кино, периодически в театр выбираетесь, вместе катаетесь на море. И в соцсетях у каждого в аккаунте процентов восемьдесят фоток — это ваши совместные. И с сексом все в порядке. И все, понимаешь, Вов, все в мире знают, что вы вместе!
— Так, я не понял, а минусы в этой истории когда уже начнутся? — недовольно спросил Вова.
— Ты не понимаешь…
— Да в смысле я не понимаю? Вам либо хорошо вместе, либо нет, а если что-то из этого происходит против вашей воли, то это уже мазохизм какой-то… — забурчал Шопенгауэр. — Он тебе изменял? Не дарил подарки? Забывал про годовщины или, может быть, про твой день рождения?
— Нет.
— Тогда что тебе было не так?
— Ммм… — замялась я, прикусив губу до боли. — Он не изменял.
— Ты изменяла?! — закричал Вова, подавшись вперед, словно мы были на каком-то скандальном ток-шоу.
— Да нет, нет! За мной просто ухаживал один женатый мужчина и… вообще за мной много кто ухаживал, когда я была в отношениях с Макаровым…
— А он сам знал об этом?
— Я думаю, подозревал. Не знаю, когда тебя не любит женщина, ты это чувствуешь, разве нет? Я была верна ему физически, но эмоции испытывала с другими.
— Ты смотри, еще чуть-чуть, и я готов назвать тебя ментальной проституткой, Кристин. Эмоций ей не хватало… у меня вот вообще таких идеальных отношений, как у тебя, и не было никогда, поэтому я готов расплакаться прямо здесь. Ой, короче ладно, я понял, тебе лучше не пересекаться с Лешей сегодня.
— Ага, — торжественно ответила я, и мы чокнулись бокалами. — Как ты это делаешь?
— Что?
— А, забей, — отмахнулась я, не переставая разглядывать его. Если бы каждого человека можно было описать одним словом, то Вова был бы обезболивающим.
3 ноября. Утро.
— Вы что, так и оставите здесь ее тело? — прогремел его низкий голос по всей квартире погибшей.
— Константин Олегович, его… ее, извините, заберут через полчаса и отправят на вскрытие, — пролепетал светловолосый парень невысокого роста в строгом костюме.
Никитин Константин Олегович, следователь с пятнадцатилетним стажем, протер лицо ладонью и ушел из ванны, где лежало мертвое тело молодой девушки. Пахло отвратительно, и этот запах не входил в десятку самых приятных. К шести часам утра все были на месте, и по квартире теперь туда-сюда сновало полно народу. А Никитин так и не успел сварить себе кофе. Ему позвонили в половину пятого, сказали адрес и порекомендовали явиться туда как можно скорее. Соседи убитой слышали крики, а к трем часа ночи все стихло. За всю свою карьеру он видел и не такое, но мозг все равно зафиксировал сегодняшнее убийство и отложил в подсознание, которое ночами вылезало в полной красе. Константин отправил кого-то за кофе, первого, кто попался ему, и осмотрел кухню. В мусорном ведре он нашел пустую бутылку красного вина, а в мойке — два фужера, на одном из которых был след от губной помады. Все это, естественно, упаковали в пакетики и унесли. Прозрачные шторы были раздвинуты, словно накануне кто-то смотрел в окно также, как и Никитин сейчас. Темный двор, заставленный машинами, мокрые куски асфальта отражали оранжевый свет от ночных фонарей, дома, в окнах которых только начинали зажигаться огни. Он зевнул и вспомнил про кофе.
— Константин Олегович, мы опросили соседей, — сказала молодая девушка лет двадцати пяти. Темные волосы до плеч, карие глаза, острый и аккуратный носик, белый мешковатый свитер, джинсы с дырками на коленях, белые найковские кроссовки и усталое выражение лица. Никто не выспался. Некоторые даже еще не ложились.
— Хорошо, Алис. Что-нибудь конкретное?
— Нууу, — протянула она и сделала глубокий вдох. — Женщина напротив видела, что убитая пришла не одна.
— Да ты что! — удивленно сказал Константин и сел на стул. — Дай угадаю, она с парнем, может, пришла?
— Именно, — ответила она, и ее лицо озарила улыбка. — А как вы…?
— Девушка лежит в ванне, наполненной собственной кровью, в собственной квартире. Вены чистые. Порезов нигде нет. Интересно, откуда и с какой скоростью она должна была вытекать, чтоб столько натекло… С ней явно пришел помощник, Алис, — устало закончил он и взвыл. — Ну, где мой кофе?
Кто-то принес ему горячий картонный стаканчик и ретировался. Никитин нашел сахар, большую столовую ложку, насыпал в стаканчик и быстро размешал кофе. Потом сделал глоток и блаженно закрыл глаза.
— Надо же, — отозвался он. — Догадались, олухи, добежать до «Авто».
— Что, простите?
— Ну, круглосуточный он. Сам ресторан-то только утром открывается, — пояснил Константин Олегович и открыл глаза. Потом сделал еще глоток, и мозг начал потихоньку просыпаться. — Что там дальше? Есть описание парня-то?
— Нет.
— То есть, как нет? Так сложно было запомнить, во что он был одет, какого роста, цвет волос, национальность? Что за бабки, я не пойму. Как кто и с кем посреди ночи пришел, они знают, а как выглядели… Ой, ладно. Есть еще что?
— Кто-то во дворе заметил машину. Марку назвать не смогли, но сказали, что очень крутая.
— Прямо так и сказали?
— Да.
Никитин усмехнулся и снова отпил кофе, отметив про себя, какие «замечательные люди» жили в этом доме. Особенно эрудированные. Весьма.
— Это элитный дом, и машины здесь, собственно, такие же, но вот та, что находилась во дворе с двух до трех ночи, была уж слишком для привилегированных.
— В смысле?
— Я показала пару фотографий. «Ауди», «Лексус», «Бэха», «Порш», «Мустанг». Мужчина из соседнего подъезда сказал, что на «Мустанг» уж очень смахивала. Модель GT. Только он все равно был не уверен, даже после того, как мы зашли к нему в квартиру и посмотрели в Гугле более десятка картинок с этим «Мустангом». Еще он сказал, что машина была очень вызывающего цвета.
— Вызывающего цвета? — переспросил Никитин, уже испытывая самые «возвышенные» чувства к этому свидетелю, которого ни разу не видел.
— Красная. Машина была красная.
— Значит, красный «Мустанг»… — задумчиво произнес следователь. — Тогда, Алис, ищи. Это уже что-то.
— Что искать? Сколько у нас зарегистрированных красных «Мустангов» в Москве?
— Выпей кофе, Алис и перестань тупить. Начни с Москвы, а дальше двигайся вглубь просторов нашей необъятной страны. Может, какой-нибудь маньяк из Самары взял отцовскую прелесть и поехал на ней в столицу тусить. Снял девушку в клубе, и пошло-поехало.
— Из Самары? — скривилась Алиса и посмотрела на начальника. Он только не особо понял по ее выражению, ей не понравилось его предположение или сам город.
— Да откуда я знаю! — вскрикнул Константин. — Вот найдешь мне, а потом и будем думать. Все, Алис, иди.
Девушка ушла, уже не сокрушаясь в самых разных ругательствах, так как привыкла к своему начальству.
— Ну что, Кость, я так понимаю, очередной…
— Да, да, Слав, и не говори, — выдохнул Никитин своему только подошедшему напарнику. — Сначала этот русский итальяшка, теперь девчонка… Вот скажи мне, стоило этому Дайну соваться на телек, чтобы…
— Чтобы нарваться на кого-то? — спросил Слава, почесывая затылок. В управлении последние сутки только и гудят о Феликса Дайне, похищенном неизвестными прямо в прямом эфире на федеральном канале. — Тема того шоу была, мягко сказать, провоцирующей. Откуда мы можем знать, Кость, кому он так успел насолить? По факту приехал священник из самого Ватикана, договорился со своим другом на телеке устроить эту передачу, бог знает с какой целью, а цель была! — и он ткнул пальцем в напарника. — Потом его похищают прямо из студии, а потом оп!
— Ой, сейчас как начнется весь этот скандал… потом новости сплошные, да и нас еще триста раз задолбают, — устало вздохнул Никитин, представляя, как его напрягает начальство и журналисты. — Что ж у нас за страна такая, детективы да сериалы про убийства всё смотрит?
— Ага, все вдруг стали следователями. Насмотрятся телевизора, а потом звонят и учат жизни. Кстати, родителям убитой уже позвонили, они скоро будут.
— А почему они дома не ночевали?
— Мать в Лондоне, отец в Курске.
— Какой контраст! И чем они там занимаются?
— Отец на один из своих строящихся объектов уехал, плюс — невыездной. Хотя, какой это плюс? Эм… ну и мать в командировке. Классика. Мне вот что непонятно, Кость…
Слава Терехин работал с Никитиным уже лет восемь. Он был высоким голубоглазым блондином тридцати пяти лет, спокойным и простодушным, а вот Константин был его полной противоположностью. Резкий, жесткий, стихийный, нетерпеливый, был ниже своего напарника, доставая ему до плеч, но все равно они прекрасно ладили. Как ежик и медведь из того самого мультика.
— Камеры… На них ничего.
— Как это ничего?
— Хотя убитая там есть, но она приехала на своей машине, «Мазде». В подъезд зашла одна. Уж не знаю, что там за соседка, которая увидела с ней молодого человека, но ни на одной из камер его нет.
— А во дворе тоже есть камера? Красный «Мустанг» ты там видел? — возбужденно начал сыпать вопросами Никитин.
Слава отрицательно помотал головой и вперил в него свои сонные голубые глаза. Видимо, того тоже подняли с утра пораньше.
— Я не знаю, что за чертовщина. Свидетели любезно согласились нам помочь. Их уже отвезли, — сказал он.
— Мужика из соседнего подъезда и соседку?
— Да.
— Так может, парень и не с ней приехал? — спросил Константин и увидел непонимание, появившееся на лице напарника. — Может, он уже был в подъезде? Надо просто посмотреть записи с камер за последние двадцать четыре часа.
На том и договорились. Тело увезли еще через пятнадцать минут, а сами следователи решили поскорее отправиться в управление, чтобы лично допросить свидетелей, которых начинали держать за полоумных.
2 ноября. Ночь.
За чем-то она последовала за ним на паркинг. В полном молчании они спустились вниз, в холодное помещение, где не было ни души.
— Я прилетел поговорить, — начал Леша и сел на капот на какой-то машины. Он нервничал. Заметно нервничал. Преодолев половину земного шара ради того, чтобы разобраться в своих чувствах и увидеть ее, он сейчас стоял и мялся как мальчишка. Рубашка прилипла к спине, лицо горело от выпитого алкоголя, живот потяжелел килограмма на три, и ноги увязали в болоте Сохо.
— По-моему, мы уже все решили, Леш, — донесся до него ее холодный голос, который действительно мог порезать некоторые внутренности, находящиеся глубже обычных. — И нет никакого смысла в этом всем, понимаешь?
— Нет. Не понимаю.
Сегодня она была по-особенному красивой. Какой-то непонятный свет, которого раньше не было, сейчас исходил из нее и разливался на него своим теплом. Сиреневое платье в пол, длинный разрез с левой стороны, в котором он мог видеть ее стройную ногу от туфли до места чуть выше колена. Упругая загорелая грудь, серебряный кулон, уложенные волосы шоколадного цвета. До сих пор помнить их первую встречу для него не казалось глупым. Все произошло быстро, хоть он и знал, что она была недоступной никому.
— Давай, скажи мне, какой я эгоист, свинья и думаю только о себе. Но, может, пропустим эту часть? — разразился он почти на весь паркинг. — Я обдумал все, я все понял!
Кристина улыбнулась и отвела взгляд в сторону, одновременно скрещивая руки на груди и вспоминая, сколько раз она уже слышала фразу от этого человека. Кажется, в тот момент ей больше импонировало разглядывать стены и окружающие их машины, чем выслушивать истерические речи своего бывшего. Музыка постоянно бухала со всех сторон, пытаясь добраться до этого подземелья любой ценой, от чего это место походило на пульсирующее чудище, проглатывающее всех своих гостей. Оно никак не подходило для выяснения каких-либо отношений, серьезность которых выходила далеко за пределы «просто секса».
— Ты правда с ним встречаешься? — сдерживая свои порывы ревности, собственника и всего прочего смазливого дерьма, которое вылезало наружу в ее присутствии, спросил Леша. — Нет, ты серьезно, вообще, а?!
Кристина не реагировала никак. Вообще. Она отошла от него и принялась расхаживать по паркингу, как по картинной галерее, а Леша был так, обычной декорацией, которой она, наверное, уже отключила звук.
— А тебе какое, собственно, дело, Леш? — вдруг отозвалась она и повернулась к нему, уже жалея, что согласилась спуститься с ним сюда. — Это мое ЛИЧНОЕ дело, понял? ЛИЧНОЕ! А если тебе отношения не с кем стало выяснять, иди наверх, нажрись хорошенечко, и вруби на полную! В чем проблема, а?! — и ее смех эхом разнесся между машин, отражаясь от стен. — Переспи с Наташей уже наконец, выпусти пар, ну? Никто теперь никому и ничем не обязан. Я тебе ни мама, ни жена, ни нянька.
Леша нервно выдохнул и стер проступивший пот со лба. Как же ему хотелось сейчас надраться до беспамятства. Хотя, больше всего ему хотелось ее. Обладать ею и физически, и эмоционально. Она выглядела слишком привлекательно, чтобы быть свободной.
— Ты… да как ты вообще до этого додумалась?! Сука! КАК?! Объясни, а то я, может быть, тупой баран! Но я не понимаю тебя! У тебя в мозгу что-то перемкнуло или, может, совсем в других местах?!
И вдруг Кристина резко подошла и залепила ему звонкую пощечину, как делала это раньше.
— Я тебя люблю, — неожиданно для ни обоих выпалил Леша, смотря прямо ей в глаза и пытаясь зацепиться в них хоть за что-то. Он навел о ней справки, прежде чем прилететь в Москву и прийти сегодня сюда. Говорили, что она встречается с Лариным, богатым молодым бизнесменом, другом Андреева. Миллиардер. Постоянно мелькает в тусовке, снимает девочек, и прожигает свою жизнь так, как ей и положено быть прожжённой. Как эта девушка из хорошей семьи, с манерами и бесконечным уважением к себе смогла столкнуться с ним? А парень — персона, избалованная судьбой и ее дарами. Напрямую спросить у своего лучшего друга Миши он не решался, подразумевая, что тот будет покрывать их: девушку, в которую тайно влюблен, и друга, который неплохо когда-то сработался с его отцом и быстро завоевал доверие Миши.
— Я за тобой приехал, потому что понял, что не должен был уезжать тогда. Я ж тебе объяснил уже, что все понял, Кристин.
— Если бы мне еще раз пришлось выбирать, я все равно бы с тобой рассталась, Леш.
В тот момент она была поразительно похожа на айсберг, величественный и дышащий холодом. Ему вспомнился океан, на берегу которого он теперь жил. Сентябрь в Штатах выдался дождливым, и, занимаясь пробежкой по утрам, Леша всегда смотрел в темную воду, волны, лениво облизывающие набережную и так же неохотно заползающие на нее, и капли, из-за которых океан покрывался рябью, так, что по разгоряченному телу пробегали мурашки. И в ту секунду ему стало до боли очевидна одна вещь: Кристина Журавлева, девушка, за которой гналось пол-института, девушка, которая одно время принадлежала ему и только ему, теперь принадлежала только самой себе. Свобода эта легко читалась в каждом ее движении, в каждом взгляде и вздохе. Так не движутся, так не смотрят и не дышат женщины, которыми ты теперь не обладаешь.
— Молодец, я всегда знала, что ты в любой ситуации сам до всего сможешь додуматься, — спустя какое-то время ответила Кристина с неменяющейся интонацией в голосе, которая глубже входила в те самые внутренности подобно лезвию ножа. — Все, я устала, Леш, правда устала. Мне нужно домой.
И стало предельно понятно, что ей наскучил этот разговор.
— Поехали отсюда, давай? Давай уедем куда-нибудь, где нам никто не будет мешать. Сядем и поговорим, просто поговорим, Кристин!
Он схватил ее за руку и потащил к своей машине. Она, чувствуя боль в кисти, начала сопротивляться и отчаянно пыталась зацепиться взглядом хоть за одну живую душу. В тишине раздался скрип двери, ведущей на паркинг, и их фигуры замерли на месте.
В открытую дверь прорвалась долбящая музыка, какие-то голоса и смех.
— Я сейчас! — крикнул мужской голос, и дверь снова захлопнулась.
Из соседнего ряда машин начал медленно выходить Ларин, держа руки в карманах своих брюк.
— Господи, опять ты, — вздохнул Леша, выпустил Кристину и закрыл ладонью глаза, будто их резало от давления.
— Ох, знал бы ты всю иронию сложившейся ситуации, — абсолютно трезво ответил Саша и остановился в двух шагах от парочки. — Дорогая, тебя не обижают здесь? — наигранно спросил он Кристину.
— Ты че пришел? — нервно и раздраженно спросил Леша.
— И как всегда этот грубый и ревнивый тон, — растягивая слова и не теряя самообладания, ответил Ларин так, будто ему вообще ничего не доставляло интереса в этой жизни. — По твою душу пришел! — раздался его громкий голос, а затем смех. — Он тебе в любви не признавался еще? — издевательски спросил он Кристину, которая смотрела на него не моргая.
— Слушай, Сань, вали отсюда. Мы заняты. Я еще с ней не закончил.
— Хм, какая поразительная фамильярность, — ответил Ларин и зажег сигарету, которая секунду назад была у него за ухом. Он понаблюдал за тем, как свет на ее кончике становится ярче, а затем снова перевел взгляд на Лешу. — А, чем, простите, заняты? — и предаваясь позерству, сделал затяжку и выпустил дым.
— А тебе не все ли равно?
Леша почувствовал, как ворот рубашки начал душить его, и он немного оттянул его в сторону. Кристина тем временем безучастно смотрела на обоих, переводя взгляд с одного на другого, как будто смотрела не самую захватывающую игру в теннис. Тем не менее присутствие здесь Ларина внушило ей некоторое спокойствие, как временно обезболивающая таблетка. Непонятно, что он забыл на паркинге, но оказался он здесь как нельзя кстати.
— Алисия тебя ждет не дождется, бедненькая. На каком она месяце? На втором, если память мне не изменяет? — сказал Александр, расстегнул пуговицы на своем пиджаке и снова затянулся. — Я, конечно, не ее гинеколог, но…
— Откуда ты…
— «Я должен подумать, дорогая. Дай мне время. Я вернусь из России, и мы поженимся!», — изображая Лешину манеру разговора, ответил Ларин, и правый уголок его губ дернулся. Совсем как у Леши.
— Какого черта?
— А вот это уже теплее. Немного обидно, правда, но тем не менее, — сказал Ларин и вперил в него свой тяжелый взгляд. Здесь было плохо с освещением, и его глаза на секунду показались черными. Что-то звериное исходило от него, и, если бы Леша был псом, шерсть у него на загривке встала бы дыбом. Именно так он себе и представил: он — пес, а Ларин — волк. Волк, который мог легко разорвать какую-то домашнюю псину.
— Он что, серьезно меня за дурака держит? — усмехнулся Саша, снова обратившись к Кристине, явно ради которой и закатывал весь концерт.
— Поженимся, говоришь?
Спросила она, словно ожидая, что он подтвердит это еще раз или выдвинет какие-нибудь доказательства. Сама она была пьяна, и стоять на высоченных каблуках ей с каждой секундой становилось все труднее.
— Да ты кому, ему или мне веришь?! — заорал Макаров во все горло от бессилия, и его щеки раскраснелись. — А ты мне скажи, тебе что больше нравится? Спать с ним или его бабки?!
— Ты сейчас сам с ним спать будешь, идиот, — ответила она. Что с ней успело произойти за каких-то полгода? Почему она НИКАК НЕ РЕАГИРОВАЛА?! Любая девушка на ее месте уже давно бы отлупила его, наорала, сделала хоть что-нибудь, чтобы заткнуть ему рот. Лёша в изумлении посмотрел на неё, потом на невозмутимого Ларина, а потом рассмеялся как душевнобольной.
— Неужели ты думаешь, что он любит тебя? Ты, да неужели ты всерьез веришь? Да пока ты где-то гуляла, я его уже с двумя бабами видел!
— А вот это ты зря сказал, — тихо ответил Саша и резво зарядил ему по морде, предварительно закатав рукава своей белоснежной рубашки и небрежно бросив пиджак на капот стоящего рядом Порша. Лёша, который был чуть ниже его, слегка пошатнулся, дотронулся рукой до рассеченной в кровь губы, и его глаза расширились от удивления, а потом вспыхнули яростью. Недолго думая, он набросился на него, и оба сцепились в мертвой хватке, будто от этой драки зависела их жизнь. Кристина после оцепенения, неожиданно пришла в себя и бросилась к выходу, чтобы позвать на помощь. Как только она добежала до двери, которая тут же распахнулась, ей на встречу вышло несколько незнакомых парней.
— Ребят, помогите, там драка! — выдохнула она, запыхавшись. Их веселые лица тут же стали серьезными, и они с вопросами «где?» ринулись за Кристиной.
Когда они добежали до нужного места, застали Ларина, бросившего Лешу на дорогу. Затем он вытер большим пальцем кровоподтеки со своей брови и губ, а Лёша тем временем, схватившись за живот, крючился и стонал. Парни дернулись в их сторону и схватили Сашу под руки, а двое других сели на корточки возле Макарова и принялись помогать ему подняться.
— Сам встать сможешь? — спросил один из них. Кристина увидела скорченное от боли лицо Леши, а потом, как в замедленной съемке перевела взгляд на своего заступника. Он, несомненно, выглядел лучше своего соперника и теперь стоял как ни в чем не бывало с парнями, предлагая им выйти покурить, бросая на нее короткие взгляды, в которых было больше беспокойства, чем ликования. Все оптимистично согласились, пожали друг другу руки, видимо, знакомясь, и направились к выходу.
— Вы идите, я скоро присоединюсь! — крикнул им Ларин и еще раз посмотрел на Кристину. Сердце ускоренно забилось в ее груди.
Не обращая внимания на Лёшу, он неспешно подошёл к ней и остановился напротив, заслоняя собой ее бывшего молодого человека. На Кристину снова набросился ужас из ее ночного кошмара, как будто у нее за спиной кто-то стоит и смотрит.
Ларин потёр свой гладковыбритый подбородок, достал пачку Мальборо из кармана своих брюк и протянул ей.
— Я не курю, — сухо ответила Кристина, сверля его взглядом, на что он пожал плечами, достал одну сигарету и зажал ее между своих зубов.
— Да шли бы вы куда подальше, — прошипел Леша и, кряхтя, поднялся на ноги. Выглядел он нисколько не жалко, а скорее убого, покачиваясь и прихрамывая, прошёл мимо пары машин, остановился возле чёрного Крузера и залез в него. Зажглись фары, заревел мотор, он сдал назад, вывернул руль и надавил на газ, направляя авто прямиком к выезду с паркинга.
И они остались одни. Саша даже ни разу не повернул голову в сторону убегающего с поля боя Макарова, рассматривая стены и слушая песню. Когда стало тихо, он позволил себе украдкой посмотреть на Кристину, но ни один мускул на ее лице не дрогнул. Поразительное спокойствие.
Кристина просто стояла и не могла сдвинуться с места. Ей только хотелось, чтобы кто-то поднял ее на руки и отвез домой. Она немощно обхватила свои голые плечи и застучала зубами, а Ларин подумывал о том, что сейчас она могла заплакать или начать расспрашивать его о том, что он только что тут рассказал. О невесте, которая ждала Лешу в Америке, беременная, и об истинных мотивах, которые натолкнули Ларина на весь этот спектакль.
Но Кристина молчала ровно столько, сколько потребовалось ей, чтобы дойти до двери, ведущей обратно в залы Сохо. Александр последовал за ней, лёгким движением руки захватив свой пиджак с капота машины, и, прежде чем она успела схватиться за ручку, мягко поймал ее кисть.
— Я могу тебя домой отвезти.
— Еще один, — взъерепенилась Кристина и повернулась к нему корпусом. — Перевозчик.
Она рассмеялась и выдернула свою руку.
— Ответь мне на один вопрос, — начала Кристина.
Почему-то каждый раз, когда ее глаза касались его, ему казалось, что это делали невидимые руки.
— Какой?
— Почему, когда женщину не интересуют ни деньги мужчины, ни его статус, ни в принципе его личность, интерес в нем к ней вспыхивает с еще большей силой? — спросила она и остановила на нем свой взгляд.
— Потому что мужчин привлекает отсутствие интереса в свою сторону больше, чем его наличие.
— Почему?
Ларин поочередно посмотрел в ее зеленые глаза и почувствовал, как дыхание его замедлилось.
— Потому что так было задумано с самого начала. Такова природа, Бог… — ответил он, не переставая смотреть на нее.
— Именно по этой причине ты за мной ходишь?
— Таблетками балуешься?
Тем не менее глаза Кристины немного расширились от удивления, и она улыбнулась одними губами.
— Как понял? — промурчала она, отмахиваясь от невидимого ужаса. То в гардеробной, то в больнице, теперь здесь, присутствие этого человека вызывало в ней какие-то смешанные чувства: необъяснимый страх и ощущение старого знакомства.
— Колеса, антидепрессанты, травка? — спросил Александр, выдергивая ее из раздумий.
— Проще, феназепам.
— Ааа, — протянул он, разглядывая Кристину, поочередно останавливая взгляд на ее шее и плечах. — Должен был догадаться сразу.
— Какая разница, — каким-то хрустальным голосом ответила она, и он уловил слабую вибрацию волн, исходящих от ее тела. Они были почему-то пьяняще живыми для него. — Ладно, это не твое дело, dear. Иди дальше бей морду плохим парням. У тебя это здорово получается. Зеркала не разбивал ещё?
Теперь он понимал аллегорию Леши относительно этой особы. Океан, холод, разрез внутренностей. Даже не вступая с ней в полемику, он посадил ее к себе в черный «Лексус», завел его, и они покинули Сохо.
Ларин остановился за территорией ее двора и заглушил двигатель. Кристина повернулась к нему, чтобы спросить, откуда он знает ее адрес, но только пробурчала: «Ну конечно, ты знаешь все и про всех». И вышла из машины.
Охранник заметил ее на экране, куда транслировались записи с камер, узнал ее и нажал на кнопку, чтобы калитка открылась.
8
Фокусник и чертовщина
Сначала сквозь сон ко мне прорвался телефонный звонок, а потом и похмелье. Почти не открывая глаз, я сначала нащупала рукой стакан с водой, который чуть не опрокинула, а рядом мобильный, лежащий на тумбочке. В голову как будто воткнули гвозди, а затем посадили на вертолет.
— М? Алло, — промычала я и перевернулась на другой бок, чувствуя пульсацию в затылке.
— Привет, ты спишь еще, что ли? — мужской голос. Так, это должен был быть Миша. Я заставила себя разлепить свои глаза и посмотреть на экран телефона. Да, это был он.
— Ну как… да, вроде сплю, что-то случилось?
— Да тут уже все на ушах… в общем Оля, она… — он сделал тяжелый вдох и выдохнул, и что-то неприятное защекотало у меня в животе и груди. — Она тебе писала что-то ночью?
— Ммм, погоди, — ответила я, отлепила телефон от уха и зашла в сообщения. Одно действительно было от нее, около двух часов ночи.
— Я просто видел вас вчера на дне рождении вместе…
— Миш, да что случилось то? — немного раздраженно спросила я и уставилась в потолок. — Она написала мне, что с Лариным уехала, который… блин… — я зачем-то активно, почти яростно, потирала лоб, как будто это могло немного облегчить головную боль. А у меня остался дома аспирин?
— Что?
— Он меня вчера домой подвозил, — вспомнила я и закрыла глаза. Так лучше вспоминалось. — Он… я перебрала вчера, и он вроде как с Лешей вчера подрался…
— ЧТО??? Мне из них никто ничего не сказал. Макаров вообще улетел час назад. Я в Шереметьево.
— Слава богу, — выдохнула я, прокручивая события ночи. — Там очень неприятная ситуация произошла, если честно, и Саша заступился за меня, потом отвез домой. Вроде все. А насчет Оли… у меня висело сейчас от нее сообщение в мессенджере, что она с ним уехала. И все.
— Никому пока не рассказывай, ладно? И удали сообщение.
С каждым его словом мне становилось дурнее.
— Миша, — пропела я и приподнялась с кровати, взяла стакан и осушила его в два глотка. — Что происходит?
— Оля умерла. Предположительно убита. Я сам узнал об этом около восьми утра. Сейчас в новости выйдет, я уверен…
— Погоди, что? — опешила я, и сердце стало закатываться как при аритмии. — В смысле «предположительно убита»?
— Мне один знакомый из органов позвонил, сказал, на квартире нашли ее в ванной, кровищи море… в общем, выясняют пока, что случилось, — Миша говорил тяжело и достаточно прохладно, как будто его это ни коим образом не трогало, не волновало, да не парило, одним словом. На фоне периодически раздавались голоса людей и объявление рейсов по громкой связи. Наверное, он сам был в том же шоке, что и я, ведь еще несколько часов назад мы все вместе отмечали ее день рождения в клубе, а теперь она «предположительно убита». Пока он мне все это рассказывал, у меня вообще начало складываться впечатление, что он просто пытался найти со мной какие-нибудь точки соприкосновения, зацепиться за что-то, чтобы у него был повод лишний раз мне позвонить и встретиться. И да, я знаю, моя первая проблема — раздутое эго. Но и с ним же живут, верно? Хотя, в последнее время я все чаще задумываюсь о том, как бы «перепрограммировать» себя. Наверняка это здорово — дышать тем же воздухом, но ощущать его иначе. С похмелья всегда мысли какие-то… глобальные.
— А сейчас сколько времени? — рассеянно спросила я, пытаясь не думать о крови, из-за которой меня еще больше начало мутить.
— Двенадцать, соня, доброе утро. Короче ты поняла меня? Сообщение удали и никому не рассказывай.
— Ты сейчас меня или его защищаешь? — спросила я, имея ввиду Ларина. Как-то очень меня напрягали все эти молниеносно развивающиеся события.
— Кристин, Саша, как только отвез тебя, встретился со мной и всю ночь мы гудели. Он не убивал ее.
— Ты уверен? — тошнота начала подкатывать как настойчивый парень, и я чувствовала, что уже нет смысла сдерживаться. — Миш, ты понимаешь вообще, о чем меня просишь? Да откуда ты знаешь, что он не причем?
— Кристин, просто поверь мне, пожалуйста, я потом перезвоню, мне нужно ехать.
— Ладно, пока, — ответила я и тут же сбросила.
Я осматривала свою комнату и чувствовала, как жар разливается по всему телу и поднимается в голову. «Просто поверь». Конечно, это же так просто.
Я еле успела добежать до уборной, где меня тут же вывернуло. Вроде бы полегчало. Я открыла на кухне окна, выпила около половины графина с водой и насыщала легкие кислородом, попутно переваривая в голове все, что было в клубе. Вспомнился Шопенгауэр. Интересно, мы вообще обменялись номерами? Ладно, я потом посмотрю.
Сцепив руки за шеей, я принялась еще раз прокручивать разговор с Мишей у себя в голове, параллельно прислушиваясь к посторонним звукам в квартире, которые бы мне просигналили о том, что дома я была не одна. Но было тихо. Дождавшись, пока сварится кофе, я налила себе его в кружку, плеснула молока и сделала два больших глотка, от чего в моей груди потеплело, но не полегчало. Около десяти минут, пока я пила кофе, я тупо пялилась в телефон, где горело сообщение от Оли.
2:23: «Не поверишь, я в машине у Ларина…».
Чем дольше я вглядывалась в слова, тем сильнее мне резало глаза. Я откладывала телефон на стол, потом снова брала его в руки и перечитывала сообщение. Снова и снова. Мой мозг в ту минуту придумывал всякие ругательства, пока меня не осенило. Я сделала снимок экрана, на котором было видно сообщение, во сколько оно пришло и номер Оли, затем вывела его на принтер. Через пару секунд откуда-то из глубин квартиры послышалось жужжание, и я рванула к себе в комнату, где принтер, стоящий на моем столе, выплюнул листок с распечатанным изображением открытого диалога с Олей. Только тогда успокоившись, я удалила переписку с ней из телефона, а сам листок сложила и вложила в какую-то книгу у себя на полке в шкафу. Вроде и не придраться, но тем не менее хитрости у меня не отнять. Главное — без паники.
Затем я взяла ноутбук, отправилась с ним на кухню, где меня ждал теплый, немного остывший кофе, и принялась мониторить новости. Ничего. Я налила уже вторую кружку кофе, попутно запивая его минералкой и зажевывая лаймом, и отметила повышение мозговой активности. Как-то на удивление быстро прошло мое похмелье, которое обычно держало меня в постели целый день. Через полчаса до меня стало доходить, что произошло на самом деле, как это выглядело, и каким боком это могло мне выйти, и я начала искать инфу про Ларина, но вдруг мой мобильный, который лежал рядом на стеклянном столе, начал истерично вибрировать и пищать. Звонил Миша.
***
Дождь продолжал поливать Москву, смешивая все краски в один цвет — серый. Прыгая по лужам, Слава шмыгал носом от сырости и среди пролетающих машин на Китай-городе, от которых в разные стороны брызгала вода, пытался разглядеть припаркованный темно-синий Rang Rover. Увидев моргание фар, он прибавил шагу и уже через минуту оказался в салоне.
— Даров! Давно ждешь?
— Привет, нет, минуты две, только подъехал, — лениво ответил Миша, выкидывая бычок в окно, параллельно вспоминая Славу у себя дома на вечеринке. — Может, че, зайдем куда кофе попьем?
— Я пас, кружки три выпил уже, не могу.
— Ладно, выкладывай, в чем дело, — ответил Андреев и повернулся к нему.
— Короче, я обзвонил всех знакомых Дениса, подруг и родственников в том числе. Ничего. Он просто испарился, Миш, и если ты хочешь найти его так же, как и я, то, блин, сделай уже что-нибудь! — волнительно повысил голос Слава и перевел взгляд в окно, раздраженно барабаня пальцами по своей коленке. — Ты же понимаешь, — переведя дыхание, продолжил он, — что если кто-то пойдет в полицию, напишет заявление, и они там начнут капать… то они, естественно, узнают, да им сольют, что накануне вы, мягко сказать, не поладили. Да там весь дом видел, как ты дубасил его, что я тут преуменьшаю-то?!
— Действительно, — вслух произнес Миша, и перевел взгляд в лобовое стекло, где дорогу перебегала весьма смелая бабушка. — Да не, не, ты все правильно говоришь. Я в заднице, — усмехнулся он и снова посмотрел на Славу. — Самое смешное, я даже не видел его после, когда нас растаскивали ребята во дворе.
— Он тебе что-то говорил?
— М?
— Ну, проворачивал с тобой фокусы эти?
— Какие фокусы?
Слава внимательно изучал лицо Миши, а затем расплылся в улыбке, как будто все понял по его выражению.
— Денис не простой человек, от слова совсем. Хочешь расскажу, как мы познакомились?
— Ну давай.
— На первом курсе моя мама умерла при странных обстоятельствах. Отец у меня бизнесмен, конкуренты там, все дела… он начал параноить, нанимал следаков, детективов всяких, но никто так ничего и не выяснил, кроме того, что это был не суицид, а убийство.
— Какая-то знакомая история, — прокомментировал Миша и нахмурил брови, чувствуя, как тяжелеют виски. — Знаешь, как в русских сериалах?
— Короче, мы как-то забухали с ним, и он начал спрашивать меня про нее… — Слава сделал глубокий вдох и выдохнул. Миша отметил, что парню явно было неприятно вспоминать это все, параллельно удивляясь такой спонтанной откровенности. — Он начал говорить мне, что делать, что сказать отцу, чтобы он капал дальше. Описал убийцу, потом заказчика, причину… Папа в итоге нашел его.
— И что он с ним сделал? — спросил Андреев и смог заставить себя повернуть голову. В салоне повисла тишина.
— Ты спрашиваешь? — после долгой паузы ответил Слава, смотря на него умиротворенными голубыми глазами.
— На вечеринке в ту ночь, он тоже начал говорить мне всякое… — начал Миша. — Только вот отец мой так не печется о ее смерти. Были у меня подозрения, Слав, что ее убили, я был на твоем месте. Да я и СЕЙЧАС на нем нахожусь… и чтобы мне окончательно удостовериться, мне Денис не просто нужен, он мне, блин, необходим сейчас.
Миша зарылся лицом в ладони, вспомнил, что ему еще нужно было заехать в институт.
— У меня есть одна версия, но она слабенькая, — вдруг подал голос Слава.
— Сейчас любая версия просто подарок, чувак, — ответил Миша и снова достал сигарету.
— Ты знаешь Кристину Журавлеву?
Как только прозвучало ее имя, Андреев на мгновение застыл, пытаясь сложить два и два. Вспомнив, что собирался делать, он достал зажигалку, чиркнул ей, затянулся и тут же поперхнулся, завидев проезжающий мимо черный автомобиль.
Слава тем временем проследил за его реакцией, за машиной, которая остановилась прямо перед ними и моргнула пару раз.
— Сиди в машине и не выходи, я скоро приду, — протараторил Миша и буквально вылетел из салона.
Дождь барабанил по стеклу, размывая фигуры людей и домов за окном в стиле абстрактного экспрессионизма, и Слава не мог идентифицировать человека, который вышел из машины к Мише, разве что тот был выше его почти на голову. Вдруг телефон в его руке брякнул непривычным для него звуком оповещения. Слава посмотрел на экран и увидел, что пришло сообщение на почту, которой он не пользовался уже года два. Это был не привычный спам. Неизвестный адресат, письмо «Без темы»:
«Вали из машины. С Андреевым не пересекайся. Не говори ему, что я вышел на связь. Д.».
Слава еще раза три перечитал это сообщение, прежде чем его бросило в холодный пот. Мысль о том, что Денис жив, воодушевила его, буквально окрылила, но тот факт, что он сейчас, возможно, находится в полнейшей заднице, будто парализовал его. Валить. Срочно. Сейчас! Слава сделал вдох, как будто перед прыжком в воду, дернул дверь, она поддалась, и он выскочил наружу. Тут же на его голову, плечи, спину обрушился проливной ледяной дождь и начал сразу же впитываться в его одежду.
— Я побежал, опаздываю! — махнул он рукой в сторону стоящего неподалеку Миши и, не дожидаясь, когда тот что-то ответит ему, бросился в сторону метро, благодаря Бога, что Денис жив, и что его ноги его слушаются.
По мере удаления от того места, Слава успокаивался, а в подземке так вообще почувствовал себя на седьмом небе. В толпе он чувствовал себя защищенно. Он еще долго не мог понять, что именно подняло в нем такую бурю животного страха, но, доехав до фитнес-клуба, оставил все беспокойство за его порогом. Слава все время прокручивал в своей памяти момент, где он мог видеть человека, с которым стоял Миша.
***
— Это все? — спросил он, чувствуя усталость во всем теле. Воздух здесь был спертым ввиду отсутствия окон и сквозняка, было мрачно и сильно давило. Как в склепе.
Впереди сидящая пожилая женщина, около шестидесяти, типичная домохозяйка и кошатница, тоже измученная допросами, смотрела на следователя полусонным серым взглядом. Ее обтянутые морщинистой кожей руки были сцеплены в замок и лежали на столе, а персикового цвета кашемировый свитер был единственным здесь ярким пятном.
— Константин Олегович, еще раз повторяю: я ждала сына, услышала шум на лестничной площадке, вышла посмотреть в глазок и увидела молодого человека с моей соседкой. Она открыла дверь, они вошли и все, ничего такого. Кто из нас не водил домой мужчин? — риторически спросила она и слабо улыбнулась. — Отпустите меня, сын обзвонился уже, наверное, потерял меня.
— Да, да, — выдохнул Никитин, смотря в экран своего мобильного, где время показывало пять вечера, а допрашиваемую как привезли в семь утра, так еще и не отпускали. — Маргарита Витальевна, не буду вас больше задерживать. Если вдруг вспомните еще чего… — к нему подкралась зевота, и он приложил титанические усилия, чтобы сдержать ее. Сам он спал за сутки всего часа три.
— Я позвоню, поняла, — ответила обрадовавшаяся женщина и медленно приподнялась со стула, пытаясь избегать резких движений. Тело за весь день затекло и отекло. — До свидания и удачи! — все также интеллигентно Маргарита Витальевна попрощалась, вышла из допросной и закрыла за собой дверь.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.