Бесплатный фрагмент - Месомена

Позволь забрать тебя отсюда

Черный седан с заглушенным двигателем стоял в тени спящих деревьев. Свет, идущий от одинокого фонарного столба у дороги, едва касался автомобиля. В салоне сидели два человека. На их лица падала густая тень. Улица вокруг них давно опустела. Вряд ли хоть кто-то испытывал желание выйти на морозную стужу январского позднего вечера. Час за часом, как и каждый вечер до того, они стояли на одном и том же месте, подле многоэтажного дома, и, по обыкновению, вели себя невозмутимо и практически не переговаривались.

Внезапно дверь одного из подъездов дома открылась, чем тут же привлекла внимание сидящих в автомобиле людей.

— И куда она? — спросил пассажир на переднем сидении немного раздраженно.

Тот, что держался за рулем, почти дремавший и, казалось, безмятежный, проследил за тонкой полоской теплого света, льющегося по ступеням лестницы. В его глазах заискрил слабый, безутешный огонек. Тот самый огонек — знамение. Свидетельство о чувствах, что питали еще не увядшее сердце. Раздражение, нетерпение, тревога, граничащая со странного рода приступами симпатии и даже чувства острой потребности одарить заботой объект наблюдения. Быть может, нечто подобное испытывают родители, неустанно следующие за своими неугомонными детьми. Мужчина опустил взгляд к рулю и устало вздохнул.

Девочка спрыгнула с лестницы, торопливо свернула с тротуара на заснеженную дорогу и почти бегом двинулась в сторону соседнего дома. Опустив голову вперед и натянув капюшон почти до носа, она даже не смотрела куда идет, видимо ориентируясь по памяти. Путь ее лежал к небольшому магазинчику, расположенному на первом этаже соседней многоэтажки.

Пришлось заводить автомобиль. Сидящий по правую руку от водителя молодой человек недовольно хмыкнул и подпрыгнул на месте, резким движением выправив примятую сидением дутую зимнюю куртку.

— Что за потребность шляться по ночам? — выпалил он с едва скрываемой злобой, а затем задумчиво пробубнил. — Пса ей подарить что ли…

Его собеседник продолжил молчать. Тактика такова — не обращай внимания на этого парня, и он заткнется сам.

Седан выехал на дорогу и медленно подполз к углу соседнего дома. В тот момент девочка уже взбиралась по металлической лестнице. Что-то в движении ее ног показалось мужчине за рулем странным. Вся она словно испытывала дискомфорт или даже боль. Взгляд зацепился за скованность ее шага, за слабость и неуверенность поступи. Она казалась нездоровой.

— Сколько ей? Тринадцать? — вновь подал голос пассажир.

— Четырнадцать.

Две пары глаз проследили за исчезающим в дверях магазина подростком.

— Вот черт… — парень в куртке заметно оживился.

Из того же самого магазина вышла небольшая компания молодых людей. Их голоса, звук их смеха, шорох одежд и шарканье обуви по задубевшей резине на пороге и ступенях… Все это было омерзительно. Водитель седана проникся тошнотворным чувством. Одна лишь только мысль, что могли сделать эти люди, лишала власти над собой.

Сжав челюсти, мужчина поднял голову и провел взглядом по лицам этих людей.

— Я пойду? — вызвался пассажир.

Ответ поступил позже.

— Пойдем вместе.

— Да ладно тебе. Я справлюсь!

— Нет.

— Хочешь увидеть ее поближе? — также с ухмылкой продолжал пассажир.

Молчание.

Компания нетрезвых гуляк впереди разорвалась бурным хохотом и расположилась у подножия лестницы. Двое повалились на перила, один сел на корточки у нижних ступеней, еще двое спустились на тротуар и закурили.

— Ладно. Заодно купим что-нибудь поесть, — печально согласился пассажир автомобиля и положил руку на дверь.

После этих слов они оба вышли на улицу и быстрым шагом двинулись в сторону входа в магазин.

Те, что расположились у лестницы, заняли почти все пространство. Однако их нетрезвые, воспаленные, возможно безмозглые головы сочли необходимым разойтись в стороны и пропустить двух молча идущих вперед людей. После того как дверь магазина закрылась за спинами мужчин, компания у лестницы продолжила обсуждать что-то, что было для них первостепенно важно и интересно.

— Я домой.

— Стой! Чего ты вдруг?

— Прекрати.

— Не хочешь повеселиться?

— Меня воротит от этого пойла.

— И что?

— Повиси с нами еще.

— Глядишь, и тебе что перепадет!

— Парни, кончайте! Я не хочу в это ввязываться.

— А ты и не лезь. Просто будешь стоять с нами.

— Прекрати ныть. Мне нужно выпустить куда-то свою энергию. Либо она, либо ты.

— Больной!

— Заткнись и стой спокойно. Если хочешь блевать, иди туда…

Двое вошедших в здание людей отчетливо слышали каждое произнесенное слово. Их шаги ускорились. Тот, что носил яркую куртку, поднял руку и по пути захватил с полки пачку салфеток, не замедляя шага. Второй, в черном пальто с поднятым вверх воротником, поднял голову и проследил за пустынными проходами между стеллажей. Не найдя ни единой души, он повернулся к выходу.

— Пакет нужен?

За кассой стояла молодая женщина. Она провела покупку и неестественно улыбнулась девочке перед собой.

— Нет, — быстро ответила та.

— Идем, — скомандовал мужчина в пальто своему спутнику.

— Черт! Мне нужен шампунь, — эти слова не звучали как шутка, как и не походили на нечто серьезное. Этот парень говорит постоянно, и, возможно, только ему одному смешно от своих реплик. Так или иначе, идущий рядом с ним человек не воспринимал его слова как что-то хоть сколько-нибудь стоящее и достойное внимания. Шутник обиды не держал.

Девушка услышала шаги приближающихся людей и быстрым движением убрала свою покупку с кассы, спрятав ее во внутренний карман куртки. Даже не посмотрев на лица незнакомцев, она отвернулась к двери и нетерпеливо выдернула чек из рук женщины.

— Спасибо, — бросила она кассиру и поспешила к выходу.

— Добрый вечер! — широко улыбаясь, протянул парень в куртке и уложил пачку салфеток на конвейерную ленту.

— Добрый, — немного смутившись, ответила женщина.

Девочка не обернулась.

А ведь этого взгляда стоявший в стороне мужчина, возможно, очень ждал. Он боялся и желал его, будто в эту самую секунду стоял на краю обрыва, глядел в невидимую за толщей тьмы пропасть и ждал, когда тело его поддастся импульсу и сделает шаг вперед. Он проследил за удаляющейся девушкой. Он хотел запомнить каждый ее шаг, каждый взмах руки и каждое ее движение.

Позволив возникнуть небольшому расстоянию между собой и девочкой, он двинулся вслед. Парень в куртке, вложив смятую купюру в руку кассиру, за считаные секунды нагнал своего спутника и принялся хрустеть костяшками пальцев.

Дверь впереди них открылась, выпуская девушку на улицу. В ту же секунду послышались крики и смех компании пьяниц с лестницы.

— Жирный — мой, — произнес парень, поигрывая мышцами.

— Никого не трогай, — возразил ему мужчина в пальто.

— Конечно. Первым не полезу.

— Нет. Никого не трогай.

— Черт!

Едва дверь за девушкой закрылась, мужчина вновь толкнул ее от себя и вышел следом.

Девочка терялась. Помешкав у порога пару секунд, дабы оценить критичность своего положения, она все же приняла решение идти вперед. Сидящий на корточках паренек смотрел прямо на нее. Лицом его по-хозяйски завладела маска азартного безумца. Он не сразу обратил внимание на идущих следом за подростком людей. Едва взгляд пропойцы зацепился за смотрящим на него в упор мужчиной в черном пальто, лукавая самодовольная ухмылка ретировалась с его лица, сменившись слабой кривоватой дугой губ.

— Ребят… — невесело буркнул один из стоящих на ступенях гуляк.

Еще совсем недавно жизнерадостные парни, вдруг умолкли, нахмурили лбы и переглянулись, вмиг протрезвев. Планы на сегодняшний вечер круто изменились.

Подросток и двое идущих за ней мужчин, с разницей в два шага, прошли вниз по лестнице и сошли на заснеженный тротуар. Прижимая к груди то, что купила минутой назад, девочка спешила домой. Гонимая страхом, она даже не решалась обернуться, умоляя собственные ноги нести ее вперед как можно быстрее.

— Проводи ее до дома. Я скоро вернусь, — произнес парень в пальто и развернулся.

— А сам сказал никого не трогать. Нечестно, — пробубнил другой, вслед удаляющемуся другу. Поправив куртку, человек продолжил плестись за девочкой, как ему было велено, на ходу продолжая бубнить себе под нос.

— Я молодец! — довольный собой ерничал парень на пассажирском сидении. — Чтобы ты без меня делал?!

Он протягивал одну за другой салфетки водителю, пока тот потирал запачканные костяшки пальцев.

— Эм… — молодой человек вдруг сменил тон. Он напрягся и поднял голову. — Ты слышишь?

За ними следили. Совершенно точно, кто-то, держась на расстоянии, неустанно наблюдал. Парни замерли, прислушиваясь. Шорох снега, гул далекой автострады, скомканное звучание сотен голосов рядом…

Внезапно пассажир седана громко рассмеялся. Открывшаяся ему картина впереди вызвала в нем бурю эмоций.

— Она шутит? — выругавшись, произнес он.

Водитель завел руку под руль и повернул ключ.

На въезде в жилой квартал стоял бронеавтомобиль. Одна из его дверей была открыта, а чуть поодаль от нее стоял вооруженный человек в черной экипировке. Он уставился на сидящих в седане людей и, подняв руку, жестом приказал выйти.

После открылась еще одна дверь броневика, и на дорогу выскочила сторожевая псина, лающая и щелкающая зубастой пастью по пустоте вокруг себя. На другом конце цепи, тугой линией тянущейся внутрь автомобиля, медленно показалась сухая кисть тончайшей женской руки. Та, что вышла на свет, была хорошо знакома этим людям. Им даже не пришлось всматриваться в ее лицо.

— А я тебе говорил, прекрати отвечать ей на звонки! Водишься со всякими… Смотри, что из этого выходит! — продолжал свою комедию парень по правую руку от водителя.

Седовласая девушка, вышедшая из автомобиля, приветливо помахала рукой и чиркнула в сумраке холодной нарочито вежливой улыбкой.

Спустя пару секунд людей в форме было уже двое. Они подняли автоматы и прицелились.

Глава 1. «Безжизненная»

«Перед ним было блестящее небо, внизу озеро, кругом горизонт светлый и бесконечный, которому конца-краю нет. Он долго смотрел и терзался. Ему вспомнилось теперь, как простирал он руки свои в эту светлую, бесконечную синеву и плакал.

Мучило его то, что всему этому он совсем чужой».

(Достоевский Ф. М. «Идиот»)

В самом начале ноября погода ухудшилась. Ветер усилился, стал холоднее, протяжнее, порывы его стали более резкими, яростными. Небо заволокли тяжелые густые облака. Чудилось, что над головой, во весь купол неба, натянут плотный серый пакет, не позволяющий хоть мельком взглянуть на давно забытую синеву. Утром и вечером, в часы пик, тысячи людей неслись по городу кто куда. Каждый в этой толпе стремился спрятаться от холода. Лишь днем, ближе к полудню, грязно-серый город пустовал. Ночью, после наступления сумерек, на его улицы по обыкновению выглядывали отоспавшиеся за день молодые люди, яркие барышни и измученные трудовыми буднями бедолаги.

Ночью город похотливо стонал. Днем же хрипел и сипел, будто простуженный.

Сегодня я дома весь день. Меня нет там, в толпе, на холоде, на ветру… Мечта. Есть время заняться собой. Наконец убрать стол с учебниками, искупать Никки, послушать музыку, пока никого нет, дочитать заброшенный мной еще неделю назад роман, если удастся, принять долгую ванну и подремать под горами мыльной пены.

Послеполуденный звонок был призван испортить все это благолепие. Я отложила в сторону щетку, которой чесала спину добермана и с опасением осмотрелась в поисках телефона. Однако мне даже не нужно было смотреть на экран. Вариантов кто мог звонить не много — один.

— Что делаешь? — вместо обычного «привет», выпалила Натали.

— Ничего. Хочу прибрать комнату.

— О, хорошо, что я позвонила тебе! — радостно воскликнула она. — Я спасу тебя! Пошли в кино?

— Сегодня? — не скрывая опасения, полюбопытствовала я.

— Нет! Бронирую место в твоем графике уборки на следующий четверг! — какой же противный у нее голос сегодня. Если я сброшу, будет ли это означать, что я плохой друг? — Конечно сегодня!

— А что идет сейчас?

— Вилл! Не гневи богов! — заорала Ната.

— Аа! Хватит вопить, пожалуйста, — взвыла я, убирая телефон от уха. — Когда мне быть готовой и куда мы идем?

На улице ни души. Обед. Есть ощущение, что только мне нужно куда-то сегодня тащиться. Из окон многоэтажек того и гляди высунутся любопытные носы нахохлившихся жителей, с немым вопросом: «Куда идет эта безумная в такой мороз?» Земля под ногами затвердела и покрылась трещинами. Все вокруг серое и твердое, как камень. Отражает состояние души. Быть может грустить осенью не только можно, но и нужно? Тогда не вижу ничего предосудительного в своем состоянии. Осень ведь. Я не одна такая, кто грустит в это время года.

Среди бетона, угрюмых домов, пыльных дорог, серой земли и темных редеющих деревьев мелькнуло что-то яркое и живое. Живое, словно пламя. Это ветер подхватил волосы Натали, торчащие из-под шапки, и взметнул их в разные стороны. Рыжая топталась на месте, то вышагивая пару полушагов туда обратно, то припрыгивая на месте. Я ускорила шаг скорее для демонстрации того, что тороплюсь на встречу, нежели для того, чтобы в действительности приблизить неминуемый момент приветствия.

Даже если я и есть плохой друг, отлично. С этим определились.

— Неужели! — бросила громко подруга, двигаясь навстречу.

— Привет! — улыбнулась я. — Я вовремя вообще-то.

— И что? Могла бы раньше прийти.

Я изобразила на лице что-то вроде «Ты серьезно?!»

Подруга не стала со мной церемониться. Она вцепилась в мой локоть и потащила в сторону от дороги, что-то неустанно мне доказывая.

Торговый центр кипел жизнью. Теперь ясно где все те, кому холодно на улице и кому скучно дома. Бредущие туда-сюда люди были везде. Кто торопясь, явно по делам, кто от нечего делать таращил в витрины, кто, как и я, шел с недовольным хмурым лицом, едва волоча ноги за другим, более активным спутником.

— Хорошо, что мы забронировали билеты, — выдохнула Ната, расстегивая куртку.

— И чего мы в кино потащились…

— Ты хотела повиснуть дома? Еще немного и ты покроешься плесенью.

Натали была моей школьной подругой. Самой близкой подругой в моей жизни. Радость это или же проклятие, я пока не решила. Она младше меня на пару месяцев, ниже ростом, худощавая, но спортивная… «Злой эльф» — так ее называла не только я. Стоило ли говорить как это ее бесило? На ее щеках и вздернутом носу рассыпались веснушки. Небольшие, глубоко посаженные голубые глаза горели озорством. Она весела и легка на подъем. Везде, где мы были, Натали приходилась к месту. Она была душой компании, имела при себе кучи новых идей, предлагала неожиданные решения и пробовала самые необычные варианты времяпровождения. В школе она занималась игрой на скрипке, после решила уйти в танцы. Ее любимым занятием было слушать музыку и двигаться. Танцы, активный спорт, пешие прогулки… Игру на инструменте девушка забросила. Причин мы не выяснили. Ей просто в какой-то момент наскучило.

После сеанса мы вышли немного сонными. Я уж подавно, а вот состояние Наты меня приятно удивило. Она зевала, и я уже обрадовалась, что очень скоро мы пойдем домой. Однако мое счастье настиг полнейший крах.

— Вилл, мне нужно купить к зиме теплую одежду. С этой учебой я никак не находила время, — перестав зевать сообщила мне Ната. Я выругалась, но ее это не смутило. — Твой совет мне необходим, пожаааалуйста, Вилл.

«Ведь знала же, что лучше оставаться дома…»

Мы стояли в примерочной то ли второго, то ли третьего магазина. Вернее, Ната стояла, а я сидела на мягком пуфике, оценивающим взглядом осматривая трикотажный свитер тыквенного цвета на подруге. Сбежать от надоедливых мыслей мне удалось ненадолго. В какой-то момент в памяти снова стали возникать еще совсем недавно забытые фантомы. Я как заведенная начала вновь и вновь возрождать в голове затасканные вечным переосмыслением картинки, цвета, предметы… Реальность отошла на второй план, будто это и есть норма, будто так и должно происходить. Даже забылась играющая отовсюду приглушенная ритмичная музыка. «Это» стало куда важнее и реальнее для моего сознания и, несомненно, меня это настораживало.

— Тебе снилось что-нибудь? — задала я вопрос подруге. Та, застигнутая врасплох, отложила на потом разглядывание ценников и снова сняла свитер, чтобы в десятый раз надеть другой.

— Вряд ли задаешь вопрос просто так, — бубнила она. — Ничего. А тебе?

— Не знаю нормально ли это, но мне все снится тот сон.

— Опять?

— Угу.

— Слушай, я где-то читала, что видеть один и тот же сон на протяжении нескольких месяцев, один из признаков психического расстройства.

Я сгримасничала. Уж не здесь и не сейчас будем ставить диагнозы.

— Как хочешь. Мое дело предположить! — встряхнула руками Ната, от чего у нее чуть не соскочили бретели бюстгальтера. — Я просто ни разу не встречалась с таким. Ты чувствуешь какой-то дискомфорт? Ну там… В плане психики.

— Если ты о голосах в моей голове, то нам вполне комфортно.

— Вилл!

— Я пошутила! Все в норме. Никаких проблем…

Отчасти я лгала.

«Дискомфорт» довольно забавное слово. Мягкое и даже ласковое. Я ощущала далеко не это.

— Возможно, я волнуюсь из-за этой проклятой сессии, не знаю.

— Тогда бы тебе снились экзамены, преподы… Наш беснующийся декан, — на последнем Ната хихикнула.

— Если бы я видела его во сне и не раз, это как раз и была бы причина обратиться к врачу!

Мы рассмеялись, собрали вещи и вышли из примерочной. Ната купила свитер цвета насыщенной свежей травы и рубашку с принтом в виде соцветий вишни.

— А если серьезно, Вилл, — понизив голос, вновь начала Ната, подтягиваясь к моему уху. — Лилии я чаще всего видела на похоронах, а человек, лица которого ты не видела, скорее всего, отражает именно тот факт, что грозит опасность от незнакомца. Вдруг сон об этом?

На оценку выражения моего лица и подведения итогов нашей беседы у рыжей ушло в районе трех секунд. Она закатила глаза, выдала поспешно несвязное бормотание, и лишь после этого ответила более внятно.

— Окей! Если более оптимистично — человек, лица которого ты не видишь — твой будущий муж, ваше знакомство еще впереди, а лилии — это его подарок в честь чистой и непорочной любви! Так лучше?

Тут уже я не сдержалась и рассмеялась. Девушка-кассир отдала Натали сдачу, вручила пакет, и мы ушли. По пути к выходу из торгового центра она попросила заглянуть еще в один магазин, но ей там, благо, не понравилось уже с первых минут.

На улице заметно похолодало. День был на исходе. Начинало темнеть и нам пришлось немного ускорить шаг. Захватив в ближайшей лавке пакетик жевательного мармелада разных вкусов, мы направились в сторону моего дома.

— Ты рада, да, что я к тебе иду? — судя по выражению защемленного лицевого нерва, вкус мармеладного червяка во рту Натали был очень кислый.

— Конечно рада, — буркнула я. — Я, кажется, уже отвечала на этот вопрос. Сколько еще спросишь?

— Нет, ну ты просто какая-то несчастливая. Хочешь, я домой пойду?

И этот вариант она уже предлагала сегодня.

— А что, так можно? — воскликнула я, наиграно воодушевившись.

Ната обозвала меня с будничным выражением лица, закинула в рот очередную конфету, и мы молча пошли дальше. Впереди нас ждал пешеходный переход.

Возможно, подруга была права насчет опасности. Я не смогу забыть никогда того, что произошло в тот вечер.

Моя семья жила в этом районе уже несколько лет. Рядом с домом пролегала трасса. Четыре полосы движения на одной, и четыре по противоположной стороне дороги, а посередине — «островок безопасности». Светофоры поставили сразу, так как в новом районе частили с появлением местные гонщики. Аварии стали частым делом, но пешеходов не сбивали. В принципе, люди здесь ходили очень осторожно. Глаза во все стороны. Иногда машины вылетали и на середину дороги, где могли стоять люди, поэтому светофоры одновременно включались с обеих сторон движения. Ровно минуту дорога полностью стояла. Я и сама была всегда внимательна на дороге. Всегда смотрела по сторонам… Но не тогда.

Ната вскрикнула, чем напугала меня также сильно, как резкий визг тормозов и скрежет процарапанного шинами дорожного покрытия. На фоне темного влажного асфальта мелькнули забавные цветные искры, напомнившие мне о звездах. Одна сотая секунды, а я помню то, как пакет со сладостями вылетел из рук подруги и рассыпался в воздухе, перед моим носом.

Самый крайний левый ряд я по какой-то причине не заметила. Даже не посмотрела в сторону движения. Ната шла по правую руку, чуть позади меня. Ростом она ниже, шаги короче и ее отвлек поиск нужного вкуса мармелада в пакете. Я видимо хотела домой сильнее, чем она, и видимо, поэтому едва не погибла. За спиной раздался женский крик.

Чуть ниже колена, будто я сама напоролась на мирно стоящий автомобиль, уткнулся до блеска наполированный бампер черной иномарки. Тонировка абсолютно глухая. Видеть что-либо за зеркальными стеклами невозможно, только лица людей на дороге и окружающие переход высотки. Кто-то ударил по капоту кулаком. Эта рыжая девчонка меня сейчас пугала сильнее всего. Пунцовое лицо, потемневшие глаза, крик и оскорбления, повторные удары по многострадальному капоту автомобиля рядом… Мне вмиг стало стыдно за нее. Я хотела бежать оттуда.

Загорелся красный. Машины из соседних рядов медлили, но все же тронулись и покатили прочь. Пассажиры и водители глядели во все глаза.

— Ты в порядке? — вновь и вновь спрашивала Ната, дергая меня за руки.

Машина слева не двигалась.

— Я в норме. Идем.

Ната округлила глаза и, употребив несколько оскорблений, обратила мое внимание на водителя чуть меня не сбившего, что, мол, ему хорошо бы выйти и решить вопрос. Странно. В тот момент я не хотела ничего, кроме возвращения домой. Пусть едет куда хотел.

— Ната! — одергивая девушку, крикнула я, пытаясь вытянуть ее с пути автомобиля.

Седан не двигался. Двери закрыты. За общим гулом дороги и ударами собственного сердца в ушах, я даже не слышала, заведен ли автомобиль. Он мог сломаться?

В очередной раз Ната ударила машину, теперь уже ногой по бамперу. Только после этого я смогла стащить ее на обочину.

— Что ты творишь? — орала она. — Ему нужно нос сломать!

— Это ты что творишь! — с дикой дрожью в голосе пискнула я, но Ната прервала меня. Грубым жестом она показала водителю, чем он должен заняться.– Прекрати! Идем!

— Вилл! Он тебя чуть не убил!

— И? Все нормально. Пошли!

Сзади разрывались сигналами машины. Инцидент исчерпан. Можно ехать дальше. Тем не менее, водитель седана так и не среагировал.

Взяв Нату под руку, я потащила ее дальше, к противоположной стороне пешеходного перехода. Вскоре загорелся зеленый, и мы перешли дорогу. Молча. Уходя дальше от дороги, во дворы, я еще раз повернула голову.

Черный седан стоял без движения. Остальные машины объезжали ее, тормозя рядом и заглядывая в окна. У кого-то полное непонимание, у кого-то дикая злость.

«Померкло солнце! Пропал кислород!

Смотри же! Смотри!

Твой очкарик, твой ботаник, твой жалкий лузер!

Будь моей! Будь моей, моя смертельно больная королева!

Будь! Будь же моей!

Моя смертельно больная королева!»

Музыка пропала. Ната молча подошла к столу, бросив на меня поток холодного воздуха, будто хотела снести, и отключила колонки. Она бы продолжила молчать, если бы не мое вопросительное выражение лица.

— Не включай при мне свою наркоманию.

— Крутая песня. Веселая, — ответила я. — Ты успокоишься сегодня?

— Ты, Вилл, одна из самых странных особ, если не самая странная, — с каменным выражением лица произнесла Ната. Медленно и холодно. — Страх и глупость одновременно. Я так и не поняла твоей реакции. Тебе будто плевать на себя. Тебя едва не сбили, а ты спешишь уйти с его пути. Не хотела его задерживать? Ты знаешь, какая у него могла быть скорость? Он тормозил метров сто… Ты, кажется, вообще живешь не здесь. Твое сознание не здесь. Твоя реакция ненормальна!

Я вновь уткнулась в телефон, где вот уже несколько минут безумно разглядывала пост о полезных свойствах авокадо. Прошло несколько минут, прежде чем я ответила, хотя Ната этого не ждала. Ее взгляд уперся в выключенный телевизор. Даже нос Никки на коленке девушки не мог привлечь ее внимания. Раньше я не видела подругу такой злой. Произошедшее вывело ее из колеи.

— Ты знаешь, какая реакция должна была быть? — обратилась я к подруге. — Может, такой и бывает реакция на стресс.

Рыжая нервно встряхнула головой, как если бы звук моего голоса был ей неприятен.

— Не знаю… Но у меня стойкое ощущение, что ты не здесь. То, что произошло на дороге, только подтверждает мои слова.

— Объясни.

— Ты, черт возьми, какая-то безжизненная! Что с тобой происходит? Что-нибудь в этом мире способно тебя вытащить из твоей скорлупы?! — после этих слов Ната рукой отодвинула голову добермана с ноги и встала с дивана. — Знаешь, я вижу тебе «ок». С твоего позволения, я бы хотела сегодня вернуться домой.

Моему удивлению не было предела. О какой чувствительности говорит Ната? По ее мнению, я безжизненная? Я открыла рот, но ни слова не произнесла.

— Вызову такси и поеду, — нахмурившись, сказала Ната. — Прости, но сегодня я не в настроении.

Такси забрало подругу полчаса спустя после нашего прихода домой. В квартире образовалась давящая тишина. Вот тогда-то я и начала бояться.

Будучи в своей комнате, я сняла свитер, начала спускать брюки и зависла на уровне сине-розового пятна на ноге. Скоро здесь будет огромный синяк. Придется дома ходить в лосинах. Не хочу, чтобы кто-то видел. Перед сном я думала о произошедшем. О сне, о том, что случилось на дороге и о словах подруги. Быть может, если бы она была не права, я бы не обратила внимания на ее слова. Однако, то, что она говорила, надолго запало мне в сердце. Какая-то часть меня, возможно, согласна с Натали.

Я прижала ладони к глазам и слегка надавила на них. Даже музыка в наушниках не перебивала нескончаемый поток мыслей в голове. Это вовсе не «дискомфорт», о котором говорила днем Ната. Это болезнь.

«Я звала тебя среди ночи.

В свете растущей луны.

Я позвоню тебе и расскажу о себе,

Расскажу каждый свой сон.

Я позвоню, и буду повторять вновь и вновь.

Не давай мне покоя,

Не давай мне покоя»

Во сне я вновь вернулась туда.

Здесь царил чудесный аромат. В комнату едва проникал свет сереющего рассветного неба. Мужчина стоял у окна, также спиной ко мне, и по-прежнему молчал. Что его привлекло за окном? Древние фасады? Серые улицы? Хмурые лица? Я встала со своей кровати, подошла к букету на своем письменном столе и провела рукой по одному из закрытых белых бутонов. Чужак не двинулся с места.

Каждый год, всю свою сознательную жизнь, я видела эти цветы в день своего рождения. И этот год не стал исключением. «От родственников» — многозначительно говорила мама каждый раз, когда я задавала ей вопросы. Белые лилии стали моими любимыми цветами. Эта загадочная традиция стала для меня нормой.

— Что со мной сегодня случилось… — не своим голосом, но определенно именно я, проговорила эти странные слова.

Я испытывала страстное желание поведать незнакомцу о случившемся. Это было моей целью. Во сне я хотела рассказать ему абсолютно все. Однако вопреки моим молитвам, человек даже не обернулся. В тысячный раз мгла пробуждения отняла его у меня.

Глава 2. «Горите!»

Праздничная атмосфера царила практически везде. Шумные забегаловки, магазины, автобусы, окна домов, черные стволы деревьев вдоль тротуаров… Всюду мерцание сотен разноцветных гирлянд. Слышался запах горячего кофе с пряностями и шоколадом, а неподалеку от оживленных остановок общественного транспорта усиливался аромат свежеиспеченных булочек. А какой дивный аромат исходил от воротника маминой шубы… Я могла вдыхать его всю жизнь. Сладкие духи, нотки цитрусовых и хвои, свежесть улицы и едва уловимый запах автомобильного освежителя. Только в декабре я слышала этот аромат. Только он дарил мне ощущение приближающейся сказки.

Праздник делал этот город не таким мрачным и тоскливым. Он светился и мерцал как новогодний шар, площадью в десятки километров. Кажется, это и было волшебством.

— Ната придет в гости?

Я подняла глаза на Розали. Она пыталась открыть дверцу духовки одной рукой, другой держала виляющий в воздухе противень с печеньем.

— Скорее всего, да, — ответила я ей. — После Парнаса мы домой.

— Как оно? — поинтересовалась мама, указав на кусочек печенья в моей руке.

— С корицей самые вкусные. Но с ванилью и шоколадом не хуже.

— Хм… У меня есть еще лимонный джем. Как думаешь, попробовать?

— Мам, это пятый противень. Ты решила открыть свое дело? Или мне придется раздавать это в канун праздника нуждающимся? — усмехнулась я. Нет, печенье очень вкусное, и дай мне волю, я сама съем все, что тут есть, но такие количества…

— У нас, возможно, будут гости, Вилл, — помявшись, ответила мама. — Оно же вкусное, да?

— Даже если к тебе в гости соберутся эксперты по выпечке из какой-нибудь сети ресторанов… Мам, поверь, эти печенья они оценят!

У меня под бедром завибрировал телефон. На столе места для него не было, да и в муке его пачкать не хотелось. Приходилось держать его рядом, так как я ждала звонка.

— Что делаешь? — по обыкновению спросила Натали, как только я ответила на звонок.

— Ничего. Мама готовит, а я ей мешаю.

— Ясно. Когда встретимся?

— Во сколько начало?

— В семь.

— Тогда часов в шесть можем встретиться на остановке и поехать вместе, — я забрала еще пару печений и вышла из кухни.

— Окей. В шесть на остановке.

Ната положила трубку.

Это я настояла на том, чтобы мы пошли на вечеринку. До Нового года оставалось несколько дней. Центр города заполонили толпы людей, поэтому место для отдыха мы выбрали ближе к дому. Рядом со спортивным комплексом, почти на самом выезде из города, располагался новенький развлекательный центр «Парнас». Организаторы мероприятия обещали море впечатлений и драйва. Музыка разных стилей, известные исполнители, море эмоций и световое шоу. Билеты стали скупать еще в октябре. «Парнас» ждал своего открытия два года. Здание привлекало много внимания. Крыша и часть стен были похожи на стены замка, другая же часть была больше похожа на современный офис, полностью из тонированного стекла, отражающего все, что окружало комплекс. Парковка, забитая машинами вплоть до выезда, аллея с высокими изогнутыми фонарями, парк и куча лавок с кофе, выпечкой и десертами.

— Мы там поместимся? — с опаской выдохнула Ната, когда к нашей остановке не спеша пришвартовался заполненный людьми автобус.

Выбора нет. Мы протолкнулись внутрь салона, ближе к окнам, ведь выходить нам практически на конечной.

— Пятьдесят процентов автобуса — это одежда, — шептала мне на ухо подруга с серьезным видом. — Остальные пятьдесят — люди. Так что, если бы мы все ехали голые, нас бы вместилось в два раза больше… Но я бы не стала ехать с голыми людьми. Знаешь, это слишком.

«Ната, слишком — это думать о таких вещах!» — смеялась я про себя, надеясь, что нас никто не слышал.

Взглядом я зацепилась за какую-то необычную деталь. Я не сразу осознала, что это было. Вернув внимание к людям вокруг, блуждая по незнакомым лицам, изучая их одежды, предметы в их руках, ответные заинтересованные взгляды, я никак не могла найти то, что мгновением ранее ввело меня в ступор. Что же я увидела?

Впереди стояла женщина. Ничего необычного, кажется: кожаная куртка размером или двумя больше необходимого, шапка, небольшой каблук на сапогах, потрепанный рюкзак с толстой металлической цепью.… Однако я засмотрелась на какую-то менее заметную деталь. Я смотрела на ее голову. От шеи до края шапки, буквально три-четыре сантиметра обнаженной, выбритой на лысо кожи. Ее покрывало густое плетение кудрявых ветвей, и виднелся темнеющий ствол дерева. Татуировка явно имела начало и конец дальше того, что я видела. Я представила тело женщины. Сколько могло быть на ней татуировок, я не бралась даже предположить.

Автобус остановился, и женщина сошла с маршрута за пару остановок до конечной станции. В этот момент я поняла, что не слушаю Нату уже довольно продолжительное время. Благо ей было все равно, она просто вещала о своих успехах и провалах в учебе, скорее для самой себя, нежели делилась со мной.

— Нам на следующей, — проговорила подруга и прошла к двери.

Мы вышли вместе с остальными пассажирами. Оказалось, что практически все люди в салоне, как и мы, держали путь к Парнасу. Войдя в парк, мы с подругой засмотрелись на горящую голубыми огнями аллею. Впереди, за деревьями, мерцало белое здание развлекательного комплекса. Чем ближе мы подходили, тем сильнее ощущался утробный низкочастотный гул от земли. Троица подростков у входа уже пританцовывала под приглушенные ритмы.

Первый этаж был полон людей. Здесь просторное фойе, справа от входа раздевалка с парой молодых парней, принимающих верхнюю одежду, впереди касса, слева, у покрытой зеркалами стены, на небольшом подъеме из нескольких ступеней просторная арка — вход в кафе. Там были посетители. Здесь звучание музыки становилось сильнее. Мы отдали вещи и последовали за группой молодых людей, идущих в сторону касс. По углам просторного помещения были выдолблены два широких коридора, а оттуда росли массивные, тускло освещенные линиями «парящего» потолка, лестницы. Здесь толпа шла пританцовывая. Где-то наверху лестницы послышался радостный вопль какого-то парня. Мы усмехнулись. Музыка медленно начинала биться в барабанные перепонки. Ната отдала билеты стоявшим на входе в зал девушкам, и мы прошли за большую тяжелую металлическую дверь.

В сумраке, просачиваясь сквозь бьющиеся в танце тела, мы пытались пробраться ближе к сцене. Бар стоял у задней стены, напротив сама сцена, а посреди них — огромная танцплощадка. Прожекторы то и дело блуждали по толпе, рассекая тьму синими, красными и зелеными лучами. С высокого потолка сыпались звездами миниатюрные, словно горошины, лампочки. Прежде чем мы услышали обращающийся к нам голос ди-джея, прошло в районе десяти минут. Девушка поправила микрофон у щеки и произнесла с завыванием:

— Добро пожаловать, ребятки! — толпа отозвалась свистом и криками. Я подняла голову вверх, к будке ди-джея. Она была под самым потолком, практически над нашими головами. — Надеюсь всем сегодня хорошо! Ну чтооо? Еще немного подвигаемся и позовем наших звезд?

Площадка взорвалась эмоциями. Стоявшая рядом со мной Ната завизжала и подняла руки высоко над головой. Если повезет, ей понравится вечеринка. Во всяком случае, я посмела надеяться на это.

— Стартуем! — крикнула девушка, сквозь приближающуюся гудящую на фоне музыку.

Зал ударила очередная волна оглушительного ритма. Только сейчас в ней начала появляться электрогитара.

От прожектора медленно пополз плоский горизонтальный луч ярко-зеленого света, накрывший людей и растянувшийся сотнями тонких нитей во все стороны от танцплощадки. Внезапной вспышкой ослепляющий свет пал на сцену. В эту же секунду кто-то ударил по грифу, после чего посыпалось дробью звучание тяжелой музыки, скрещенной из соло гитары и ударных. Толпа завопила в безумстве, но ее уже практически не было слышно. На сцене стояла группа молодых парней в джинсах и простых футболках. Только барабанщик сидел с обнаженным торсом. Играла одна из моих самых любимых песен.

Шоу началось.

Спустя какое-то время, когда сменилась еще пара групп, Ната приблизилась ко мне и крикнула:

— Я устала! Пойдем, выпьем!

Женский коллектив на сцене пел композицию одной из известнейших много лет назад группы. Я нехотя поплелась за подругой, периодически оборачиваясь назад.

— Круто! — кричала Ната, пока мы стояли у бара и распивали коктейли.

Во время небольшого перерыва свет со сцены убрали. Ди-джей обратилась к толпе с требованием «сделать громче». Новый трек электронной музыки возобновил пульсацию на танцплощадке.

Через несколько минут музыка опять стихла. Мы с подругой направились вновь к сцене.

— Ооо! — протянула девушка в свой микрофон. — Жарковато тут! Я хочу, чтобы стало еще жарче! Народ, давайте навсегда запомним последние дни этого года! Кричите, пока мы молоды! Танцуйте! Горите!

Зал поддержал ее воем.

Впереди у сцены кто-то засвистел. На секунду возникшая пауза привлекла наше с Натой внимание. За установку сел молодой мужчина: блондин с коротким «ежиком», крупными карими глазами и россыпью татуировок на обеих руках. Почти одновременно с ним вышли еще двое. Парень лет восемнадцати, с сухим открытым торсом и длинными иссиня-черными волосами, спадающими до груди. Он взял бас и перекинул ремень через плечо. К синтезатору подбежала миниатюрная девушка с малиновыми волосами, торчащими в разные стороны.

— Всем привет! — высоким голосом поприветствовала она толпу.

Следом вышел еще один человек. Парень. У него были выбриты виски, виднелось металлическое кольцо в брови, а из одежды на нем были простые джинсы и свободная футболка болотного цвета. Он подошел к стойке с гитарой и взял инструмент в руки. Как только его рука коснулась грифа, барабанщик выбросил в толпу новый космический ритм. Заиграла тяжелая волшебная музыка. Звучание баса и ударных слабее. Акцент идет на соло, и блуждающие задним фоном тоны электронной музыки. Все ждали вокалиста. Толпа двигалась в такт, ближайшие к сцене люди качали руками и что-то пытались кричать. Эту песню, как я догадалась в ту минуту, знали фанаты группы.

Лишь перед самым куплетом на сцену вышел еще один участник с гитарой в руке. Парень. Темные вьющиеся волосы, белая свободная рубашка навыпуск, светлая кожа и никаких татуировок.

Я похолодела.

Такие парни — запретный плод, далекая, недостижимая, но манящая к себе звезда, маяк, что одиноко высится поверх бушующего моря. Предел, что ищут все и каждая. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять его закономерность. Он тот, за кем идут, бегут, ползут, едва живые, помешанные женщины. Быть может, он и не был красавцем в широком смысле этого слова, но весь его образ, все его существо, все в нем, зримое и незримое, поражало меня, как и всех прочих. В нем нет смазливой юношеской красоты, что стала бы откровенной простотой, как и нет грубой мужской природы, что влекла женщин, подобно антилоп к гепардам. Он отличался от всех других любимцев женщин лишь тем, что не подходил под их стандарты. Это я могла сказать сразу. Нас разделяли десятки метров, сотни поднятых рук и холодный мерцающий светом туман, но я видела его настолько четко, что испугалась своей уверенности. Мне показался мой интерес очень неестественным и ненормальным. Я вновь испытала это ядовитое пагубное чувство. Чувство, что со мной что-то не так. Что я не так хороша, не так трезва, не так здорова, как окружающие. Я поспешила опустить голову, будто что-то в моей одежде привлекло мое внимание, искренне надеясь, что никто не заметит перемены во мне.

«Несмотря на всю ложь, что ты мне говоришь,

Несмотря на твои попытки меня оттолкнуть,

Ты остаешься одна, ты знаешь, что не сбежишь.

Несмотря на всю ложь, что ты мне говоришь,

Моя любовь лишь ждет, когда в тебе не останется сил.

Она ждет, когда ты, отравленная, убитая,

со мной останешься лишь…»

Что же со мной случилось?

«Вилл? Что с тобой?»

Я слышала свое дыхание, чувствовала каждую вену, каждую клеточку, каждый волосок своего тела. Все чувства обострились до предела. Никогда прежде я не была столь реальна, как в тот вечер. Это что-то извне в корни изменило мое мироощущение. И пусть дело было вовсе не в музыке и не в том человеке, мысль о котором заняла меня всецело, но именно тогда я потеряла Вилл, которую помнила. Все изменилось.

Внезапно я наткнулась на застывший вдалеке взгляд. Парень умолк, остановился и убрал правую руку с гитары.

Он. Смотрел. На меня.

В упор.

Толпа замедлилась и непонимающе уставилась на сцену. Музыка не останавливалась, но шла, будто на повторе. Парень в зеленой футболке сделал пару шагов к вокалисту и пихнул его грифом в спину. Люди стали медленно оборачиваться, отчего я вынужденно сделала то же самое.

Что-то в этом взгляде было не так. Так не смотрят старые знакомые, не смотрят чужаки, раздосадованные повышенным к себе вниманием, не смотрят люди, которые хотят, чтобы от них отвели взгляд. Он цепко схватился за меня, привлек мое внимание и даже не пытался отпускать. Я понимала, что совершаю ошибку, но выигрывать этот скрытый бой я не собиралась. Пусть эти три секунды будут именно теми секундами, когда я точно буду знать — я стою этого внимания, стою этой паузы. Было что-то волшебное и привлекательное в той минуте. Я чувствовала, что нарушила баланс, прервала исполнение, но именно этот хаос так взбудоражил мою душу.

— Какого хрена он… — шипела рядом Ната. — Вилл, он… Он смотрит сюда?

Свет на сцене померк, и девушка-ди-джей запела в унисон с возникшей из колонок музыкой.

— Просим прощения за возникшие проблемы! Держите треееек…

Толпа завопила, и зал вновь закачало. Окружающим этот кризис дался гораздо проще. Для них словно ничего не произошло.

— Я в туалет, — сообщила я Нате, как только немного пришла в себя.

— Ок, идем!

Я отрицательно покачала головой и медленно двинулась к выходу. Это несвойственно для нас, но в тот момент я отказалась от ее компании.

За закрытыми дверьми стоял утробный гул. По сравнению с залом внутри, здесь, на лестнице, было очень тихо. Тишина ласкала слух, а идущая с первого этажа прохлада остужала тело. Опершись о стену, я простояла так около минуты.

«Что сейчас произошло?» — вопрошала я.

Это мог быть инсульт? Восемнадцать лет — пора задуматься о здоровье.

На выходе из зала, когда обстановка вокруг меня поменялась, я постепенно стала приходить в норму. Уже не казались столь долгими мгновения ступора. Я практически забыла о том, что случилось. Мне могло показаться, а парень на сцене мог просто плохо себя почувствовать. Все мои ощущения и реакции лишь череда внезапных случайностей, не более.

Спускаясь по лестнице, я искала взглядом указатели. Туалет должен был быть внизу, слева от касс. Из кафе тянулся слабый запах еды и сигаретного дыма. Вдохнув полной грудью прохладный воздух, я мигом протрезвела. Найти нужную дверь перестало быть для меня проблемой. Войдя в дамскую комнату, я поспешила к зеркалу. Даже здесь, среди раковин, зеркал и пластиковых кабинок играла тихая не назойливая музыка. Тем не менее, по сравнению с концертным залом здесь стояла гробовая тишина. Я поднесла руки под кран и зависла на пару минут, пока теплая вода лилась мне на ладони. В ушах пульсировала кровь.

Сцена, красный свет лучей из-под потолка, вновь и вновь повторяющиеся аккорды, и четко сфокусированный взгляд.

«Я могла его знать? Он меня? Допустим… Но что это было? У него и у меня, откровенно говоря, странная реакция… Быть может, мне показалось… Что это за чувство во мне сейчас? Страх при виде незнакомого человека?»

Нет. Это был ужас.

Я выдохнула и закрыла глаза, запрокинув голову. Было ужасно душно…

Сирена сработала одновременно на всех этажах. Даже здесь, в туалете, из динамика в углу. Музыка умолкла за секунду до этого. Я открыла глаза и уставилась на свое отражение. Из коридора доносись топот и приглушенные голоса.

«Я не выйду отсюда» — холодно выдало мое сознание. Я просто физически не смогу открыть дверь. То, что сейчас будет происходить в коридоре и на лестнице, я предвидела смутно, но картина вырисовывалась печальная. Несколько сотен человек, сейчас, когда затихла музыка, и было слышно только сирену, бросятся в узкие двери, вниз по лестнице, к выходу. Уже тут их встретят посетители кафе, количество которых я не знала даже примерно. Толпа забьется в фойе и попытается втиснуться в двери. Крики в коридоре мешали адекватно мыслить. Ждать здесь или выйти и попытаться протолкнуться на улицу?

В следующее мгновение мое сердце остановилось. Ната была в той толпе. И только сейчас во мне забушевала настоящая паника.

Я оттолкнула дверь от себя и выглянула в коридор. Люди казались спокойнее, чем я думала. Они сбегали с лестницы, но давки не было. Наверху кричали девушки. Двери слишком узкие для срочной эвакуации. Воспользовавшись моментом, я выскользнула из туалета, прижалась к стене и двинулась в сторону выхода. Сверху продолжают пребывать люди. Наты среди них нет. Я не знала, что делать. Суматоха превратилась в ад, когда по толпе через пару десятков секунд прошелестело ужасное слово.

«Дым».

В зале наверху закричали. После этого со стороны фойе раздался звук бьющегося стекла. Теперь толпа пойдет быстрее.

Секунды превратились в ужасную пытку. Я смотрела, как мимо меня пробегают люди, как мелькают обрывки киноленты из какого-то второсортного триллера, где нет ничего, кроме множества искаженных ужасом и паникой незнакомых лиц. Массовка двигалась к выходу, но очень скоро все замерло. Образовался затор. Люди толкали тех, что были впереди, будто это хоть чем-то поспособствовало бы, хотя, я уверена, часть их сознания понимала, что выхода нет. Животная жестокость вскоре поборола человеческую неуверенность и такт. Люди позабыли себя. Толпа забилась в коридоре и остановилась. Крики людей переросли в один единственный зловещий звук.

Я вжалась в стену и приподнялась на носки. Запах гари усиливался, но деться от него некуда.

За лестницей, там, куда не проникал свет, открылась дверь. Я вытянулась вверх по стене, стараясь разглядеть, что там было. Во мне загорелась надежда. Кажется, там выход.

Резким толчком меня ударило о стену. Подвыпившие подростки в ужасе стали карабкаться на перила.

Я приняла решение прорваться к той двери, чего бы мне это не стоило. Там я видела двух людей, которые пытались незаметно пробраться к лестнице. Что они делали дальше, я не видела, но несколько человек из безумной толпы последовали за ними. После еще, и еще… Это сотрудники комплекса выводят людей через черный выход. Их я узнала по яркой сиреневой форме, когда они пробрались в толпу.

Когда здание обесточило, меня оглушило диким истошным воплем. Незнакомая девушка передо мной повернула ко мне голову и, глядя прямо в глаза, закричала вновь, будто я могла ей чем-то помочь. Сильный запах плавленого пластика и проводки горечью проник в полость рта. Толпа озверела. Через секунду включился и вновь выключился теплый оранжевый свет. Он возникал раз в две секунды и пропадал.

В образовавшемся окне, когда толпа наверху соорудила случайный затор, я оттолкнулась от стены и бросилась к двери под лестницей, откуда выводили людей сотрудники. Там, через неосвещенный коридор, я выбежала на улицу. За мной ринулись еще несколько человек, по инерции продолжая то ли кричать, то ли выть, словно из жалости к себе самим.

Мгновения тянулись невозможно долго. Я подняла глаза вверх. Окна второго этажа плавились светом и дрожали словно лава. Отовсюду валил дым. Сидя в снегу, на дороге, я видела, как служащие вытягивали из коридора людей. Критически маленькое количество. Трех или четырех шокированных ребят тянули на улицу раз в полминуты. Подруги среди них нет.

К главному входу подъехали пожарные машины. Появились кареты скорой помощи. Медики бросились к людям на улице. Поднявшись на ноги, я пошла в обход здания, к главному входу. Здесь везде россыпью темнели пятна крови. Люди в шоковом состоянии сидели на снегу. Кто-то лежал без сознания либо тихо выл от боли. С улицы то, что происходило в дверях, выглядело еще ужаснее. Толпа забилась в проем и лезла через разбитые стекла. На мгновение образовалась звенящая тишина. Окна второго этажа лопнули и посыпались вниз. Оттуда высунулись руки и головы напуганных до смерти людей.

Женщина в синем брючном костюме возникла перед моим лицом и, что-то говоря, принялась меня осматривать. Я безуспешно вглядывалась в толпу. Наты нет. Нигде.

«Она внутри».

Холод и дрожь с новой силой забились в моем теле. От осознания одной простой истины и понимания безвыходности положения, меня сковал ужас. Сидеть на месте и ждать — не мой вариант.

Попасть туда сейчас я не смогу. Оба выхода забиты людьми. Либо идти по головам, либо выждать мгновение, когда хоть немного освободится проход.

— Стой!

— Стой! Держите девушку!

На ходу я зачерпнула рукой снега и втерла его в рукава и воротник джемпера. За мной бежали, и я слышала это. Перепрыгивая ступени, я вскарабкалась на крыльцо, руками цепляясь за ступени впереди, дабы не соскользнуть. Какая-то женщина в вечернем платье, застрявшая в дверях, вцепилась ногтями мне в ребра, шипя словно безумная. Я оттолкнула ее со всей силы и вошла внутрь. Через секунду меня поглотил плотный, едкий, липучий, будто мазут, смог.

Глава 3. «Здравствуй, Мэри!»

С потолка вниз по стенам пополз клубками черным дым. Едва коснувшись оконной рамы, медленно, шелестя, он двинулся к двери, на пути касаясь кушеток, стульев и тумбочек. Спавшие люди не видели того, что видела я. Мой рот открылся в попытке вскрикнуть, но не выдал и звука. Дым стал опускаться мне на лицо. От страха я не могла двинуть даже пальцами рук.

Спасение пришло, когда его не ждали.

Дверь в палату медленно открылась, и впущенный сквозняк вмиг растворил смертоносную тень. Долгожданный свет и свежесть вихрем пронеслись по комнате. Поздним утром сюда наведался дежурный врач. Он сразу подошел ко мне, ибо я единственная кто лежала с открытыми глазами.

«Интересно, какое у меня выражение. Как у безумной наверно…»

Мужчина взял с тумбочки какие-то листки бумаги и молча стал их изучать, периодически поглядывая на меня, словно сверяясь с приведенным там списком. После он наклонился ко мне и прищурился.

— Что-то горит? — подала я голос. Он звучал глухо и очень тихо, словно я говорила сквозь марлевую повязку.

Мужчина удивленно изогнул брови.

— Ты проснулась от запаха гари?

— Тут был дым. Когда вы открыли дверь он…

Я опустила подбородок, вжимая голову в подушку. Мне кажется, что я несу бред. Звучит то, что я говорю, очень неправильно.

У меня болело горло. Сильно кололо виски, и руки… Что-то с руками…

— Что со мной? — обратилась я к мужчине, когда он сделал какую-то пометку в документах и принялся осматривать мою шею, плечи и руки в локтях.

— Отравление угарным газом, — будничным тоном отвечал он, словно предлагал мне какие-то блюда из меню в студенческой столовой. — Порезы, гематомы, небольшой шок и, наверное, все… Шучу. Точно все.

Когда он взял меня за руку, я неожиданно для самой себя вздрогнула и отдернула к груди обе кисти. Так вот что с ними. Я чувствовала сухость и натянутость кожи. На ладонях были бинты. На левой руке еще был лейкопластырь, тянущийся по всему запястью.

— Дай мне осмотреть тебя. Не дергайся, пожалуйста, — врач взял обе мои руки и поочередно согнул пальцы. — Тебе повезло. Пострадала ты достаточно, но из-за своей же глупости.

— О чем вы?

— О том, что ты вернулась в здание.

— Я искала подругу, — отвечала я, однако в голове было пусто. Ответ поступил сам. Словно он уже был заготовлен у меня в подсознании.

— Ты ведь знаешь, да? Это было глупо. Да, ты хотела помочь. Но в этой ситуации ты просто подвергла себя опасности и все. Ты бы не спасла ее…

Меня обдало холодом.

— Боже! — воскликнул он. — Не волнуйся! Она жива, и состояние ее стабильное… Я лишь хотел сказать, что, не имея ни навыка, ни хоть какой-то подготовки, ни снаряжения. Соваться в это дело глупая идея. Ты могла умереть просто потому, что сглупила. Тебе повезло раз, когда ты вышла оттуда сама. Тебе повезло второй, когда тебя вынесли из здания.

— Где она сейчас?

— На этом же этаже. Ее состояние хуже. Отравление, гематомы и перелом руки, — мужчина опустил на мои ноги одеяло и сел на стул рядом, записывая что-то в бумаги. — Она поправится. Уверяю тебя. Но времени нужно больше… Вам обеим очень повезло. Буквально секунды отделяли вас от смерти.

Я сглотнула и немного закашлялась. В горле пересохло.

— Кстати, — он отложил свою писанину и широко улыбнулся. — С Новым годом тебя! Твой подарок в коридоре. Родители с того вечера караулят тебя здесь. Позвать?

Я подняла руки и потерла щеки. Наверное, я бледная как труп.

Мама убьет меня, ведь я чуть не погибла.

Пока никто не заходил. Лежавшие рядом люди спали. Все молоды. Видимо тоже пострадавшие при пожаре. Интересно, сколько человек попало в больницу? А сколько погибло?

Дверь вновь открылась и в палату вошла Розали. Лицо у нее осунулось, белки глаз почти багровые. Отец шел следом. Угрюмый и непобедимый. Если бы я не была пострадавшей, он бы мне «всыпал по первое число», просто хотя бы за то, что я поехала на вечеринку. В его понимании я должна находиться дома, пока не возникнет необходимость выйти. Ну там… Учеба, покупка продуктов, прогулки с Никки… Какие-то чрезвычайные ситуации.

— Как ты? — спросила мама, кладя руки мне на лодыжки.

— Нормально, — отозвалась я. — Доктор сказал живая.

— Мы говорили с ним. Он сказал, что тебе гораздо лучше, — отец подошел к табурету и опустился на него, устало сгорбившись над моей постелью. Мне кажется, они оба не спали.

— Неизвестно, когда меня выпустят?

— Сама-то как думаешь? — усмехнулся он.

— Я тут надолго, я поняла.

Звучало это довольно раздраженно. Я выругалась про себя.

— Вилл, никто не виноват, что ты здесь, — строго проговорил отец. Его убеждения, что лучше всего сидеть дом и никуда не выходить, пока лишь подтверждаются происходящим. — Ты будешь здесь, пока врачи не решат, что все хорошо.

— Звучит очень печально, — вздохнула я, пробуя подняться. Розали подошла ближе и подложила мне подушки под голову и спину. — Я чувствую себя здоровой. Голова только болит, но скорее из-за того, что я проспала… Сколько? Почти три дня?

— Да, сегодня третий, — мягко сказала мама вполголоса. — Скоро уже будет темнеть…

— Мам.

— Да, Вилл?

— Сколько жертв?

Родители обменялись недолгим, но многозначительным взглядом. Они будто в сговоре.

— Сорок девять человек.

Картинка постепенно начала собираться по крупицам в моей голове. Вечеринка. Сирена. Крики. Дым. Снег. Кровь. Стекло. Огонь.

Слишком много пустот. Чего-то не хватает. Я словно потеряла память. Сидела на пепелище и разбирала завалы из остатков прошлого. Что я оставила там? О чем забыла? Что потеряла из виду?

— Мам, а кто нас вытащил?

— Не знаю, детка. Добровольцы, спасатели, врачи, — нахмурившись, ответила она. — Я видела только съемки с камер. Нам позвонили, когда тебя уже привезли в больницу.

— Я ее не нашла. Ведь так?

— Вилл, — папа поднял руку в воздух. Просьба остановиться. — Вас спасли и это самое главное. Ни о чем другом тебе сейчас думать не нужно.

«Постараюсь, пап» — невесело подумала я.

В палате появилась сестра. Она прошла вглубь комнаты, что-то напевая себе под нос, открыла форточку и направилась ко мне.

— Вам нужно поесть. Обед принесут через пятнадцать минут.

— Я могу встать? — обратилась я к ней.

— Можете, но одной лучше не перемещаться по больнице, — ответила женщина, осматривая мое лежбище. — Вы родители?

— Да, — с тоном «а что не видно?» проговорил отец. — Мы мешаем?

— Мне нет. Хотите, сидите здесь, но не шумите.

— Хорошо, спасибо.

— Есть какие-то пожелания? — спросила сестра у меня.

— Да, — растягивая пересохшие губы в улыбке, пока кожа на них не начала болезненно трескаться, ответила я. — Отпустите меня домой.

— Скорее всего, вас выпишут сегодня. Я видела вашу карту. Доктор сам вам скажет, когда вернется с осмотра.

За окном сгущались сумерки. У окна на улице прерывисто горел фонарь. В его теплом оранжевом свете кружили тысячи мелких снежинок, больше похожих на пыль. Гул ветра был слышен даже через толстое стекло и пластик. Невдалеке приветливо искрилась бликами фар заснеженная трасса. Сотни машин проносились мимо. Через больничный парк, если верить рассказам пациентов, можно было выйти в лес. Тут же, рядом со зданием, располагалась парковка. Внизу стояла машина отца. Он разговаривал с какой-то женщиной, вышедшей из-за руля красной Хонды пару минут назад. К ним неспеша подошла моя мама и махнула рукой. Надеюсь, это не очередная клиентка Розали. Если так, то я за себя не ручаюсь.

Я подняла голову и неожиданно разглядела среди крон деревьев вдалеке крышу небольшой часовни.

«Что-что, а вид здесь волшебный».

Ната лежала с закрытыми глазами и не двигалась. Поговорить с ней у меня так и не получилось. Я подошла к ее постели и взяла за руку. Рыжая осталась неподвижной. Время шло, а я никак не хотела идти у него на поводу. Опустившись к лицу подруги, я надолго прижалась губами к ее холодному лбу. Запах оплавившегося пластика и синтетики тут же воскресил в памяти недавние события. Сделав над собой усилие, я отпрянула.

— Прости меня.

В коридоре меня встретила долгожданная прохлада. Под большими настенными часами, среди множества информационных досок и плакатов, стояла искусственная елка, с кучей разнообразных игрушек. Кое-где висели свертки либо конверты с пожеланиями. Атмосфера здесь была праздничной, но какая-то странная и тихая печаль не покидала это место.

У самых дверей стояла толпа людей. Среди них я увидела родителей. Мама подошла ближе и взяла мою руку.

— Готова? — спросила она.

— Угу.

— Мне нужно подписать еще какие-то документы, — пробубнил хмуро отец и исчез за спинами людей у стойки администрации.

— Идем, — рука матери, горячая и слегка влажная из-за снега, оставшегося на воротнике ее куртки, с чувством сжала мое запястье. Глаза ее, по обыкновению холодные и незаинтересованные, в этом мимолетном жесте показались встревоженными.

Входная дверь снова открылась. До меня донесся аромат очередного незнакомого женского парфюма, нагретого теплыми потоками воздуха из кондиционера, шумно гудящего над главным входом в здание. Розали потянула меня вперед. Тревога в ее глазах стала отчетливее.

— Хочу тебя познакомить с Мэри, — к тому моменту девушка уже приближалась к нам. — Мэри, это Вилл, моя дочь.

Ей было примерно двадцать пять — тридцать лет. Невысокая, стройная, с светлой, почти молочной кожей, как у тех кукол, что когда-то было модно дарить новорожденным малышкам, с копной волнистых каштановых волос, спускающихся по плечам на придерживаемую руками черную лоснящуюся шубу, с пухлыми губами под алой помадой и большими, ярко-синими, почти лазурными глазами. «Линзы» — подумала я. На груди ее расположился крупный красный камень, заточенный в золотое кольцо, отливающий множеством бликов при каждом движении девушки. Она прошла мимо собравшихся в кучку людей у входа и подплыла к нам. От нее исходил тонкий, но стойкий аромат дорогого парфюма, свежести улицы и слабых ноток чего-то сладкого. Корица, горячая выпечка, ореховый сироп… Она пахла, словно рождественский пирог!

— Привет, Вилл, — высоким, мягким голосом проговорила она и обнажила прямые белые зубы. Я попыталась предположить, где мои родители могли познакомиться с ней. На ум ничего не шло. Она мало походила на одного из клерков. Скорее заказчик или быть может, крупный партнер. Мои догадки пока казались мне верными.

— Здравствуйте, — ответила я ей, осознавая, что хмурюсь.

— Мне жаль, что ты попала сюда… Я рада, что с тобой все хорошо. Розали часто о тебе говорила, — казалось бы, в тоне этой девушке нет ничего угрожающего либо напрягающего, но во мне зародилось странное чувство. Я боялась, а вернее опасалась. Что-то мне не нравилось в этой особе. Быть может ее почти фантастическая красота. А может то, что это чувство волнения стало моим постоянным спутником. Я заметила, что стала излишне тревожной и от этого тревожилась еще сильнее. Какой-то замкнутый круг. — Рада, что познакомилась с тобой лично.

— Да, это взаимно, — натянуто улыбнулась я. Зачем здесь она? Какой вселенский смысл в нашем знакомстве здесь и сейчас?

Мы вышли из здания больницы и прошли к парковке. Папа уже прогрел машину. Оказавшись в салоне, я шумно выдохнула и поежилась в куртке.

«Домой. Скоро я буду дома».

Естественно, вскоре каждый вдох отзывался болью в легких и груди. Глаза заволоки слезы. Я спустилась на четвереньки, в надежде, что это немного облегчит мое состояние. В зале также включался и выключался оранжевый свет. На полу лежали люди. Одежда, стекло, куски пластика… Я перемещалась от одного тела к другому. Наты нигде не было. Вдруг с треском обвалилась картонная стена за сценой, и вместе с дымом в воздух поднялся столб пыли и трухи. Если раньше свет появлялся и исчезал вновь и вновь, отгоняя тьму, то теперь тусклое свечение было всюду. Что это и каков источник света стало понятно сразу, но я отказывалась принимать этот факт. Мне нужно было найти подругу. Дикий кашель разрывал грудь. От слез видимость стала еще хуже. На полу я видела пятна крови. Впереди лежала девушка в таком же платье, что у Наты. Я направилась к ней. Преодолев пару метров, я поняла, что ноги не слушаются. Они тряслись и не держали мой вес. Внезапно я упала. Меня так разозлила моя слабость, что я стала рыдать и ругаться, пусть этого никто и не слышал.

Перед моим носом, среди стекла и пятен крови, проползла расплывчатая тень. Ожидать какого-то движения от людей вокруг мне не приходилось, поскольку присутствующие не подавали признаков жизни. Я испугалась очередного падения стен и подтянула под себя ноги, скрутившись в клубок. Незнакомая девушка впереди безжизненно смотрела в мою сторону.

Ужас сковал сердце в свои цепкие хищные объятья. Надо мной кто-то стоял, и я понимала это также ясно, как и принимала безвыходность собственного положения. Вместо облегчения при виде живого человека, мной завладел панический страх. Я повернула голову и тут же зажмурилась. Тело начало трясти, а тень неминуемо приближалась. Пара алых, струящихся лавой колец возникла над моим лицом. Тень взяла меня за руки и посмотрела мне в глаза.

«Это радужка? Красная радужка?»

— Ната, — вырвалось у меня.

Будто искры от костра, пара горящих глаз устремилась в сторону. Позади еще одна тень двинулась на фоне покрытого пламенем зала.

— Трое! — крикнул незнакомый голос из пустоты.

Из колонок медленно потянулась тихая музыка. Это из какого-то фильма. Не могу вспомнить из какого…

— Жарковато тут! — кричала девушка-ди-джей. — Я хочу, чтобы стало еще жарче!

«Не надо» — взвыло мое сознание.

— Зажгите сегодня!

Глава 4. «Спасибо, дом»

Уснуть не получалось, как я ни старалась. В очередной раз, открыв глаза то ли от неизвестного шума, то ли от того, что во сне мне стало не хватать воздуха, я нервно выдохнула и резко перевернулась на спину. Спальню пропитал теплый полумрак. Дверь в комнату плотно закрыта. На полу рядом с кроватью, лежала Никки, носом втягивая в себя воздух из щели у порога. На столе тихо гудел ноутбук. Я подняла глаза к окну.

«Который час?»

Издалека послышался шум льющейся воды и гул вытяжки в кухне. Розали вся в готовке. Стало быть, все хорошо, я не проспала наступление Нового года.

— Вилл? — встревоженно позвала мама из кухни, когда я попыталась незаметно просочиться в ванную комнату.

Закрыв за собой дверь, я подняла глаза и столкнулась взглядом со своим отражением. Лицо вытянуто, синяки под глазами стали темнее и глубже, чем обычно. Верхние веки опухли и давили на глаза. Белки красные, на левом вовсе лопнул капилляр. Губы сухие и потрескавшиеся. На левой щеке синяк.

«А там?» — промямлила я, поддевая пальцами футболку.

На обеих руках уже желтеющие синяки. Я стянула полностью футболку и опустила голову к бицепсу. То, что я видела, мой мозг не сразу осознал и принял. На плечах и ниже, ближе к локтям, на запястьях, темнели вытянутые фиолетовые пятна. Чтобы привести аналогию долго думать не пришлось. Это следы чьих-то рук. Я коснулась их и вновь повернулась к зеркалу. На левом боку ссадины и еще пара синяков. Уже бесформенных и более обширных. Видно, что я падала и не раз.

— Вилл, — в дверь постучала мама.

— Что?

— Давай помогу.

Я оттолкнула дверь от себя и впустила ее. Лицо женщины слегка порозовело с того момента, как я видела ее в больнице после случившегося. Мама закрыла дверь изнутри и подошла ко мне. От нее пахло выпечкой, запеченным мясом и средством для мытья посуды. Она взяла меня за руки, слегка наклонив к ним голову.

— Нужно обработать швы, — пробормотала она.

— Угу.

— У тебя ничего не болит? — с той же тревогой спросила она, подняв голову и внимательно посмотрев мне в глаза.

— Пока нет.

Я потянулась к крану и включила воду.

— Не мочи руки, — тут же приказала Розали.

Раздевшись, я перелезла через бортик ванны и села в позе лотоса на дне. Как и сказала мама, я подняла руки и прижала их к холодному кафелю.

— Возможно, будет неприятно. У тебя здесь царапины…

— Сделай горячее, пожалуйста. Холодно.

Струя воды, бьющая в спину, медленно поднялась выше, к шее, затем к голове. Мама убрала мои волосы назад, спуская их вниз по позвоночнику, и подняла душ над головой. Как только горячая вода коснулась макушки и полилась вниз, в уши, на лицо, шею и плечи, я с наслаждением закрыла глаза. Образовавшийся своеобразный купол оградил меня от мира. Я не слышала ничего кроме воды и ничего кроме нее не чувствовала. Так я могла сидеть вечность.

Мама сместила воду к рукам, поочередно проведя душем почти до запястий. После она выключила воду и взяла баночку шампуня. Теперь пахнет не пылью, гарью и пластиком, а ежевикой.

— Видела цвет? — пробубнила я, указывая на темную воду вокруг себя.

— Не переживай. Сейчас я тебя отмою!

Розали усердно принялась втирать мне в волосы шампунь. Через какое-то время я сидела с сооруженной на голове шапкой из пены. Закрыв глаза, я будто уснула.

— И почему я раньше не давала тебе меня купать? — усмехнулась я.

— Не привыкай, Вилл, — вздохнула мама. — Это разовая акция. Ты уже большая девочка.

Я не знаю, входят ли галлюцинации в симптомы отравления угарным газом. Возможно, мне просто повезло приложиться головой с такой силой, что начало мерещиться всякое. Забавно, что я думаю об этом так усиленно, будто это было самым важным на тот момент. Подумаешь люди с красным радужками глаз. Мало ли, сколько ребят в линзах спасают чужие жизни. Всего то — красные глаза. Что такого?

— Мам?

— Что? — настороженно отозвалась Розали и убрала руки, подумав, что сделала больно.

— Хочу кое-что рассказать.

Она медлила. Несколько секунд мы молчали. Я попробовала запрокинуть голову, чтобы посмотреть на нее и лишь тогда она ответила.

— Тебя это беспокоит. Что-то видела в пожаре?

— Да, мам. Кое-что.

— Расскажи.

Розали подняла душ над моей головой. Грязная пена неспеша поползла вниз по волосам.

— В тот вечер, когда я вернулась за Натой, — начала я. — Не знаю почему я об этом думаю и почему эта ситуация не выходит из моей головы. Те, кто нас вынес… Я видела их глаза, мам. Я думала, возможно, это линзы. Они буквально светились.

Мама отключила воду и оперлась руками о бортик ванны.

— У тебя есть какие-то предположения? — исходя из ее вопроса и интонации, я делаю вывод, что она в замешательстве и не скрывает этого.

— Никаких. Меня наверно не это должно заботить, но…

— Ты уверена, что это они вас вытащили?

— Во-первых, это последнее что я помню. Во-вторых, один из них поднял меня. В-третьих, кто-то из них считал. Думаю, они выносили людей и считали.

За спиной раздался шумный выдох. Мама выпрямилась и потянулась за бутылочкой геля.

— Может быть, тебе показалось? — спросила она чуть спокойнее. — Это мог быть свет от огня?

Я показательно фыркнула.

— Вилл, я не могу тебе ничего предложить, — ответила мама. — Да, могла быть травма и ушиб, тебе могло показаться. Это мог быть оптический обман. Я не знаю… Хочешь, мы найдем их?

— И что я им скажу?

— Все просто, — Розали включила воду снова и принялась смывать с меня гель. — Ты можешь поблагодарить их.

Я молча уставилась в лужу под собой. Эта идея кажется очень благоразумной.

Спустя несколько минут мы сидели на кровати в моей спальне. Розали сняла бинты, обработала порезы на ладонях и снова перевязала мои руки. После она включила фен и, сев позади меня, начала сушить волосы. От меня все равно пахло гарью. Я поморщилась.

— Спасибо, мам. Давай дальше я сама. У тебя там не сгорит ничего?

— Нет, все готово. Мэри с Сэмом будут очень скоро. Нужно будет встречать.

— Сэм?

— Да. Ее муж

— А у них есть дети?

Мама две секунды буравила взглядом пустоту перед собой, пока я отбирала у нее фен.

— Если да, и они придут с ними, я останусь у себя.

— Детей нет, — ответила женщина и двинулась к двери. Слова ее звучали неуверенно, как если бы она не знала правды или же скрывала ее.

— Что мне надеть? Платье необходимо или могу остаться в домашнем?

— Надень что хочешь, — слабая улыбка смягчила задумчивое выражение лица матери. Однако, вскоре она опомнилась. — То синее платье, которое ты купила в октябре, очень красивое и удобное. Ты сама хвалила.

— Отлично. Его и надену.

Как только мама ушла, я принялась сушить голову дальше. За шумом фена я не услышала звонка в дверь. Только по лаю Никки я поняла, что кто-то пришел.

То синее платье, о котором говорит мама, на самом деле ничего необычного собой не представляет. Простая плотная ткань темно-синего цвета в белую горизонтальную полоску, слегка облегает бедра и тянется почти до самых колен. Вполне удобно, согласна. Я надела его поверх тонкой хлопковой майки, надеясь хоть как-то уберечь его от капелек крови, сочащихся из ранок. Расчесав волосы, я собрала их в хвост. Впереди меня ждала более сложная задача. Девушка в зеркале нуждалась в макияже.

Зеленая радужка на фоне красных белков выглядела ярче привычного. Ресницы, обычно слегка вздернутые вверх, сейчас были опущены и тянулись вперед. На сером лице красуются желтоватые пятна. Губы покрыты трещинами. Длинные темный волосы потеряли блеск. Прислонившись к своему отражению, я внимательно вгляделась в глаза напротив.

— Вот и повеселились.

За шумом в гостиной трудно разобрать что и кто говорит. Распираемая невесть откуда взявшимся любопытством, я принялась за торопливый небрежный макияж. Забетонировав бледное лицо под слоем тонального крема, я подвела тушью глаза, и довольная собой подмигнула отражению.

— Даже красиво, — усмехнулась я.

В коридоре пахло духами Мэри. Аромат сладкий, тянущийся как расплавленный зефир, мягкий и нежный. Я неспеша прошла по коридору и вошла в зал.

Девушка, стоявшая у нашей елки, словно сошла с картины. Сейчас она очень похожа на «Всадницу», только без вороной лошади. На ней свободная голубая блузка с рукавами-фонарями, широкий синий пояс вокруг талии и длинная белая юбка в пол из плотного атласа. Ее слегка круглое лицо плавно повернулось в мою сторону. Я медлила.

— Привет, Вилл! — улыбнулась Мэри, делая шаг навстречу.

Ее спутник перевел на меня взгляд. Им оказался высокий широкоплечий мужчина лет сорока, с прямыми пепельными волосами, небольшой щетиной на мужественном подбородке и приветливой, немного хитрой улыбкой. Его светло-серые глаза были слегка сощурены и пристально осматривали мое лицо. Некое выражение добродушия и коварства одновременно. Голос его звучал низко, с хрипотцой, словно он совсем недавно переболел гриппом.

— Здравствуйте, — ответила я.

— Вилл, это Сэм, наш старый друг — произнес отец, подводя меня ближе к себе. — Сэм, моя дочь, Вилл.

— Очень приятно, Вилл, — произнес гость.

Я подняла руку, в привычном для себя жесте, с целью закрепить невольное знакомство рукопожатием, но неожиданно для себя заметила, как мужчина склонился к ней.

— Взаимно, — слегка заторможено ответила я, убирая руку. Ложь, несомненно.

— Я очень рад, что ты дома и что с тобой все хорошо. То, что случилось в Парнасе, ужасно. Я надеюсь, что у тебя в жизни это было первое и последнее серьезное потрясение.

— Сэм, давай сегодня постараемся не поднимать эту тему? — произнесла нимфа из-за его спины, обнимая мужчину за руку. — Вилл здесь и с ней все хорошо.

— Я «за»! — воскликнула мама. — Вилл, ты нужна мне в кухне. Поможешь?

К нам вызвалась на помощь Мэри. Мужчины расположились у окна в гостиной и что-то тихо обсуждали. Задним фоном работал телевизор. На одном из телеканалов папа нашел старые музыкальные клипы. Мы с Мэри носили оставшиеся напитки и закуски. Как только последнее блюдо встало на свое место, мы, наконец, сели за стол. Мирные беседы, тосты, незамысловатые дружеские вопросы и размышления, якобы смешные, как считал мой папа, шутки… Они скоротали время. Незаметно прошло больше полутора часов. Я подскочила от неожиданности, когда у меня зазвонил телефон.

— Вилл! — воскликнула в телефоне Ната, едва я ответила на звонок.

— Ната?

— О чудо! Я уже минут пять звоню тебе! — шутливо ругалась подруга.

— Я рада тебя слышать! Как ты? Где ты? Что с тобой?

— Вилл! Я звоню поздравить тебя, а не рассказывать последние новости! — говорила девушка. Голос ее начал прерываться.

— Я жутко переживала… Я так… Ната, я хотела…

— Дорогая Вилл, поздравляю тебя с наступающим Новым годом! Желаю тебе встретить свою любовь, избавиться от низкой самооценки, купить машину и слушать свою подругу!

Я рассмеялась, хотя из глаз вот-вот потекли бы слезы.

— Двоюродный брат с родителями приехали и грозились поставить елку у меня на тумбочке. Я думала, это самая неловкая минута в моей жизни, но потом я узнала, что меня вынес какой-то молодой паренек. Знаешь, я в жизни так не хотела домой, как сейчас, — Ната шумно вздохнула.

— Прости меня.

Договорить мне не суждено. Она вновь перебила.

— Да, прощаю. Но в будущем мы не идем туда, куда хочешь ты. А идем туда, куда хочу я.

— Хорошо.

Этот Новый год разительно отличался от всех предыдущих.

И дело даже вовсе не в том, что в канун праздника я едва не погибла. Что-то изменилось в мире вокруг. Перемены ощущались и во мне. Казалось, впереди ожидает нечто новое, что-то, что изменило бы все.

Я обвела взглядом нашу небольшую уютную гостиную, не задерживая толком ни на чем внимания. Ни на сидевших за праздничным столом людях, ни на скромной, но старательно вырезанной собственноручно гирлянде, спадающей с потолка, ни на старенькой ели в углу, чьи ветви вмещали все наше богатство игрушек, ни на подарочных коробках и пакетах под ней, ни на расположившейся у стола Никки, буйно виляющей хвостом. Как часто люди ловят себя в такие мгновения? Моменты перелома, перехода из одной субстанции в другую, те редкие минуты, когда ты и не в прошлом, и не в будущем, и ощущаешь это настолько четко, что даже реальный, осязаемый и видимый мир становится, будто бы, неважен и эфемерен. Что мы теряем и что приобретаем в эти моменты, и для чего они нам нужны?

В нашем доме гости — весьма редкое явление. Те, что сейчас сидели с нами, видимо, и вправду были важны моим родителям. Мама открыла им сердце и позволила стать частью одной нашей старой традиции. За несколько минут до наступления Нового года она раздала присутствующим небольшие клочки бумаги и пустила по столу ручку, проговорив дважды то, что нужно сделать, а отец тем временем с сознанием дела выложил из кармана зажигалку. Это был показательный ритуал. Он означал, что Розали и Пол приняли эту пару.

Вписав в свою бумажку желание, я свернула ее и подожгла самой первой. Пепел осыпался в наполненный бокал. Помогало ли мне раньше подобное мероприятие, и исполнялись ли мои желания, я не помнила, однако я точно могла сказать — я была счастлива. И годом, и двумя, и пятью ранее. Имело ли значение то, что будет вписано в тот листок?

Абсолютно никакого.

И все же, я запомнила, что написала.

Глава 5. «Западня»

Открыв глаза ближе к обеду, я внимательно прислушалась к тишине вокруг. В доме не сплю только я. Абсолютно тихо. Слышно только далекую автостраду. Новогоднее утро — всегда обед. Я понежилась в мягкой постели, полежала с закрытыми глазами еще минут десять и все же решилась встать. Без особой спешки я поднялась с кровати, подошла к туалетному столику, на ходу пытаясь не наступить на вальяжно расположившуюся у кровати питомицу. Никки сонно перевернулась на другой бок и уснула. Мое счастье — она не хотела на улицу.

Вид у меня был вполне живой. Глаза плохо открывались, но увидеть себя мне это не мешало. Тушь вчера я не смыла. Темные пятна ползли вниз по щекам и вверх к вискам. Краснота белков не спадала. Левый глаз почему-то распух еще сильнее. Вид лопнувшего капилляра меня смутил, так как я о нем не помнила. Пришлось взять средство снятия макияжа и избавиться от остатков былой красоты. Пока я терла лицо, кожа из сероватой превращалась в малиновую. Я растянула губы в улыбке и многозначительно посмотрела на саму себя. В принципе, очень ничего.

Надев на себя домашний хлопковый костюм, я вышла в коридор. Тяжелой ленивой поступью, за мной брела Никки. Дверь в гостиную осталась слегка приоткрытой. Сама того не желая, я обратила внимание на разложенную постель и капну темных волос Мэри на одной из подушек.

Будучи в кухне, я закрыла за нами с Никки дверь. Доберман села напротив своей тарелки и бездумно уставилась в то место, где должен быть корм. Это ее своеобразный тонкий намек. «Вилл, где еда? Вилл, я не поняла, где эта чертова еда?»

— Сейчас, Никки, — прошептала я ей, и взяла совочек для корма, торчавший из контейнера.

Пока собака ела, я решила поставить кофе. Засыпав необходимое мне количество в турку, и залив в нее воды, я включила плиту. Едва в воздухе родился терпкий кофейный аромат, в коридоре что-то зашелестело. Никки радостно подскочила к двери.

— Доброе утро, — тихо произнесла мама, войдя в кухню, и тут же обнаружила турку на плите. — Мне сделаешь?

— Доброе, — ответила я. — Да, сейчас.

— Давно встала?

— Нет, только что.

Мама собрала волосы в хвост, соорудив на голове некое подобие ананаса, и плюхнулась на стул передо мной.

— Плохо? — с пониманием, обратилась я к Розали. Вид у нее не отличался от моего четверть часа назад.

— Давно я не пила… — она поморщилась и принялась тереть шершавыми ладонями заспанное лицо.

— Хорошо, что я не пила, — съехидничала я.

— Да… — пауза. — Хотела с тобой поговорить, Вилл. Ты вчера рано ушла. Сейчас только, проснусь. Ладно?

— Конечно, ладно.

Мама зевнула, кряхтя потянулась и потащила себя в ванную комнату.

Кофе как раз подошел, когда Розали вернулась за стол.

— Мм… Запах! — оживленно улыбнулась она, жадно втягивая носом горячий воздух над чашкой.

— Бразилия. Светлая обжарка. Чистая арабика, — отзеркалив ее движение, ответила я. — Я говорила тебе, очень стоящий!

— Выбирать я не умею. Доверяю в этом плане тебе.

Мы сделали по глотку. Странно, но я не помню, когда последний раз, вот так просто, сидела с матерью и мирно пила кофе. Кажется, целую вечность назад. И чем мы были заняты все это время…

— Я кое-что узнала, Вилл, — внезапно начала Розали. — Мэри знает, кто тогда вытащил вас и других ребят в Парнасе.

Я поставила чашку на блюдце и подалась вперед.

— Мы разговорились вчера… Она сказала, что знает, кто тогда был с вами. Ты их не знаешь, но я видела этих ребят пару раз.

«Ого».

— Вы знакомы? — спросила я воодушевленно.

— Да. Это Джон и его друг, Дориан. Джон вроде… Приемного сына Сэма. Он взял его под опеку еще подростком, — мама потянула еще глоток и посмотрела на меня. — Могу попросить познакомить вас. Хочешь?

Я поежилась.

Не люблю маминых «знакомых-дефис-родственников-дефис-коллег-дефис-просто-виделись-пару-раз». Как правило, любые, даже самые случайные и непрочные связи, впоследствии оказывались обременяющими и к чему-то принуждающими. Мне больше нравилось держаться вдали от ее друзей, а своих держать вдали от нее.

Но сейчас ситуация была другой. Они спасли меня и мою подругу. Я должна их поблагодарить.

— Они с Сэмом пригласили нас к себе сегодня вечером. Можно как раз и с ребятами познакомиться. Поедешь?

— Хорошо, — ответила я. — Буду рада. Как раз поблагодарю их за помощь.

— Вилл, только… — мама резко умолкла и скривила непонятную гримасу. — Эм… Ладно.

— Что? О чем ты, мам?

— Да ладно. Позже.

— Нет уж. Говори сейчас, что не так.

Взгляд карих глаз женщины устремился на меня. Она терялась с ответом.

— Возьми с собой пару вещей. Мы, возможно, заночуем там.

— Ох… Конечно.

Уверена на сотню процентов — она не это хотела сказать.

— Ты ничего не скрываешь от меня?

Женщина усмехнулась.

— Что от тебя мне можно скрыть?

«Не знаю, мама. Ты ответь мне».

За завтраком родители сообщили Сэму и Мэри, что мы согласились на их предложение погостить. Эта весть их обрадовала. Ковыряя свою тарелку с салатом, я искоса поглядывала на скучающую у двери Никки. Это ее первый поход в гости к этой семье. Наверно ей не по себе, как и мне.

Возможно, я видела то, чего не было, либо представляла то, чего не могло быть. Тем не менее, эта молодая пара вызывала во мне непривычные чувства. В отношении Мэри у меня возникало ощущение, будто она какая-то часть нашей семьи. Здравый смысл говорил, что она подруга Розали, и что, да, они возможно близки. Мое же сердце ощущало Мэри и воспринимало ее как члена семьи. Как часть себя, часть отца, часть матери. Это меня напрягало. Я впервые столкнулась с таким. У меня были друзья, были знакомые, люди, с которыми приходилось общаться, но никто и никогда не вызывал таких ощущений. Для того чтобы моя природа приняла кого-то и воспринимала как близкого человека, должно было пройти довольно большое количество времени. А тут появилась Мэри и…

Пока я пребывала в своих размышлениях, меня тщетно пытались привести в чувство. Отвлеклась я лишь на абсолютную тишину. Сэм смотрел в упор на меня, явно чего-то ожидая. Возникшее на моем лице выражение было явно туповатым. Мужчина улыбнулся и повторил:

— У тебя все хорошо?

Я ответила молчанием, все с тем же неосмысленным выражением.

— Точно хочешь ехать куда-то? Можем перенести, если тебе нехорошо.

— Нет… — я судорожно сглотнула. «Прекрати, Вилл! Веди себя расслабленно.» — Я просто задумалась. Все хорошо.

— Уверена? — сидевший по ту сторону стола блондин слегка нахмурил лоб и подался вперед. Далее его слова звучали тише, как если бы он делился какой-то тайной со мной. — Готов спорить, тебе понравится. И Никки тоже… У тебя будет своя комната. Можно поплавать в бассейне…

— Сэм, я сомневаюсь, что этот факт будет решающим, — залилась смехом Мэри, мягко отталкивая его. — Отстань от девочки.

— Бассейн? — удивленно вытянула я шею и уставилась на родителей.

— Вот видишь! — воскликнул Сэм, обращаясь к супруге.

— Прекрати.

— А у вас частный дом? — спросила я у Мэри.

Пауза. Сидящие за столом обратили свое внимание на голубоглазую, ожидая ответа.

— Да. У нас дом.

«Хм… Здорово».

— За городом.

«Ого…»

— В отдалении от любых частных владений.

«Эм…»

— В лесу.

Красная Хонда стоял перед нашим подъездом. Сэм уже успел очистить ее от навалившего за ночь снега и грелся в салоне, когда мы вышли на улицу. Папина машина стояла рядом.

— Ты взяла поесть для Никки? — спросила меня мама, идущая на шаг впереди.

— Да, — ответила я, подводя собаку к машине. Отец открыл дверь перед нами и помог закинуть сумку на сидение.

— Вы помните дорогу? — спросила Мэри, открывая водительскую дверь своей машины.

— Нет. Будем ехать за вами, — ответил ей папа и закрыл за мной дверь.

Мама села впереди и тут же обернулась ко мне.

— Ты как?

— Когда ты спрашиваешь это раз в пару часов, мне начинает казаться что не очень.

— Ты весь день какая-то загруженная… Даже Сэм обратил внимание.

О, я так рада.

В этот момент в машину сел папа.

— Розали, милая… У нее свои переживания. Дай время прийти в себя, — проговорил он, подняв глаза к зеркалу заднего вида. — Если что-то будет не так, Вилл нам скажет. Ведь так, Вилл?

— Конечно. Спасибо, пап.

Розали вздохнула и повернулась к себе. Та часть лица, которую я видела, когда она смотрела в окно, показалась мне слегка печальной. Быть может, мне только казалось…

Я едва не потеряла подругу. Лучшую подругу. Человека, с которым была практически постоянно последние несколько лет. Я винила себя в том, что произошло. Если бы я потащила ее с собой, в туалет, мы выбрались бы раньше остальных, и не было бы никаких проблем. Не было бы боли, страха, потерянности, одиночества, паники. Не было бы врачей, ночей в больнице, испорченного праздника…

Без сомнения, я еще не отошла от того, что случилось. Мне снятся кошмары. Я мысленно постоянно в том горящем здании. Мысленно одна и ищу подругу. Чтобы все это кончилось, мне скорее нужно увидеться с Натой и зажить как раньше. Забыть случившееся. Все что я хочу — это забыть.

Сквозь музыку в наушниках я услышала свое имя. Меня позвала мама. Я решила, что не буду сейчас обращать внимание на это.

Движущаяся впереди красная иномарка периодически появлялась и исчезала из виду, виляя между других машин. Когда мы покинули пределы города, она стала двигаться спокойнее. Примерная скорость движения сто-сто двадцать километров в час. Двигались мы следом, не теряя из виду машину Мэри. Дорога плелась впереди еще несколько десятков километров. Я решила засечь время, сколько минут займет примерно дорога от города, при условии, что мы едем уже минут двадцать.

В какой-то момент я поймала себя на мысли, что засыпаю. Пришлось себя растормошить. Я выдернула наушники и села посередине сидения, опираясь локтями о передние спинки. Мама молча смотрела на дорогу, но отвлеклась на меня.

— Далеко они живут, — пробубнила я, провожая взглядом ускользающие прочь сосны.

— Да. Это их семейный дом… Сэм и Мэри долгое время работали в сфере, тесно связанной с большим количеством людей. Видимо поэтому они выбрали для дома такое уеденное место…

Отец едва заметно хихикнул.

— Да. И Сэм любит ходить на охоту. Думаю, лес — это его почти физическая потребность.

Взгляд, пущенный Розали в его сторону, показался мне на мгновение устрашающим. Она что-то хотела им сказать. Просто так на другого человека подобным образом не смотрят.

— Возможно это так, — ответила она, отворачиваясь к дороге. — Тем не менее, живут они там давно и им все нравится.

Движущаяся впереди машина плавно вошла в поворот.

Что же связывает родителей и эту супружескую пару? Новый год — это семейный праздник. На него приглашают людей гораздо ближе, чем просто друзей. Еще более странно то, что я их вижу впервые. Ни на работе, ни в гостях, ни дома я не видела этих людей. Их нет на фотографиях в наших альбомах. Что за старые друзья, которых я впервые вижу? Более того… Почему я ни разу о них не слышала?

— Мам, а как вы познакомились?

— Ох, это долгая история, — вздохнула женщина. — Ничего необычного в принципе. У нас с Сэмом одно время были общие клиенты. Мы помогали друг другу. Был один громкий процесс с администрацией города. Хотели снести памятник культуры, а на его место поставить бутик-отель. Мы с Сэмом работали вместе. Потом как-то неожиданно сдружились, познакомились с Мэри и теперь вот, друзья.

— Ясно… — интуиция очень практичная и полезная вещь. Верить рассказу матери можно примерно наполовину. — А почему вы раньше о них не говорили?

— Ты знаешь, я не люблю говорить о работе дома.

— Они ведь друзья. Нет?

— И? Нужно говорить обо всех?

— Только их ты пригласила на новогодний ужин.

— Верно, — вмешался отец. — Новогодний ужин отличный повод познакомить вас.

— Да, — в значении «нет» проговорила я и вернулась на место, возвращая руку на спину добермана.

Начинало темнеть. Дорогу запорошило снегом. Красная Хонда впереди включил поворотник. На внезапно опустевшей трассе ни одной машины. Я оживилась и принялась оглядываться. Мы съехали на обочину и двинулись вглубь леса по извилистой дороге. Из-под колес стал доноситься хруст камней и скрип снега. Чуть дальше, в чаще, начали проглядываться огни фонарей, что выстроились в ряд по обеим сторонам от дороги. В надежде увидеть среди сумрака что-то еще, я пристально вгляделась в тени меж насквозь промерзших стволов деревьев. Ночь в лесу выглядела не так привычно и безопасно, как в городе. Моя воспаленная фантазия со скоростью молнии стала возрождать в голове десятки самых пугающих персонажей ужасов.

Очень скоро мы выехали на небольшой пустырь, освещенный несколькими высокими фонарными столбами, которые издалека больше походили на факелы. Их дом стоял в центре, под открытым темным небом. Два этажа, возможно жилая мансарда, стены из красного кирпича, высокая многосложная крыша с острыми углами, широкая металлическая дверь и ни единого намека на забор, даже декоративный. Дом и лес. Больше ничего.

— Дома кто-то есть? — спросила я у мамы.

— Вряд ли. Скорее всего, охранная система включает свет.

— Могли бы забор поставить, да пару собак…

— Можно тебя попросить не бубнить?

— Конечно можно.

Мэри оставила машину почти у самого крыльца и вышла на улицу. Она двинулась в нашу сторону. Пришлось брать себя в руки и вылезать из теплого салона.

— Быстрее в дом! — кричала девушка, жестом подзывая к себе.

Перекинув сумку через плечо и зацепив поводок на ошейнике Никки, я поскрипела к дому. В лесу гораздо холоднее, чем в городе. Предусмотрительно надетые шерстяные носки не спасали ситуацию. Тепла в них не чувствовалось.

Сэм открыл дверь и вошел внутрь. Первым, что я увидела, был просторный холл, метров на десять тянущийся вглубь дома и заканчивающийся широкой деревянной лестницей, возведенной подле высоких устойчивых перил из массива. Справа от входной двери располагались вешалки для верхней одежды, далее шел небольшой туалетный столик с круглым зеркалом, освещенным по окружности тонкой линией белого света.

В воздухе стоял непривычный запах. Это запах дома, но явно не моего. Новая ткань, древесина, вероятно благовония, сандал, ладан… Чьи-то незнакомые духи и… Тепло. Запах тепла.

— Никки можно в дом? — вопрошающе смотрела я на Мэри, которая стояла рядом и принимала куртку Розали.

— Вытри ей лапы! — скомандовала мама.

— Ты планировала оставить ее на улице? — усмехнулась Мэри и обратилась к Сэму, передавая эту обязанность ему. — Вытри, пожалуйста, лапы Никки. Полотенце на стуле в кухне.

— Спасибо, но я могла бы… — договорить я не успела. Блондин подошел к доберману и отцепил поводок.

— Не волнуйтесь. Чувствуйте себя как дома, — ответил он.

Я многозначительно взглянула на маму. «Вот видишь! Никакой проблемы!»

— Давай покажу тебе дом, Вилл.

От прикосновения Мэри и ее мягкого голоса я опешила. Она потянула меня за руку, направляясь к двери, откуда вышел мгновение назад Сэм. Кожа на ее ладонях и пальцах горела. Помимо этого, она была очень мягкой. Все равно что тебя бы коснулся ребенок, желающий привлечь твое внимание. Длинные миндалевидные ногти украшал прозрачный лак. На безымянном пальце деловито взгромоздился перстень из розового золота. Я перевела внимание с ее рук на лицо и обнаружила себя в таком же исследуемом положении. Девушка разглядывала что-то в районе моих губ. Заметив мой взгляд, она качнула головой, как если бы я задала ей какой-то вопрос. Интересно, что на ее взгляд я могла думать в тот момент?

— Это кухня!

«Столовая» — мысленно поправила я ее.

Просторное светлое помещение с высокими окнами напротив двери, длинным столом в центре, окруженным барными стульями. Стена противоположная двери — сплошное окно с видом на погруженную в рыжий полумрак лужайку. На полу ни пылинки. Мебель имела теплый молочный оттенок. Располагалась она углом. На одном ее конце стоял духовой шкаф, на другом огромный двухкамерный холодильник. Помещение создавало впечатление шикарной столовой, никак не маленькой семейной кухни. Здесь для двух человек очень много места.

Далее Мэри повела меня в гостиную. Меньше, чем простор, я увидеть не ожидала.

Я удивленно воскликнула что-то неясное. Двери широко распахнуты, внутри горит мягкий теплый свет. В углу высится царственный камин. Слева от него стоит белая елка, с подарочными коробками под ней. Напротив него располагается круглый стол с несколькими деревянными стульями. Рядом два широких дивана из светлой кожи, покрытые пушистыми пледами кремовых оттенков. Одинокое кресло у елки резко отличалось от прочих предметов интерьера. Густой, почти черный оттенок зеленого привлек мое внимание.

«Наверно, его перетащили из другой комнаты…»

За тяжелыми двойными шторами в противоположной стороне от камина скрывалась пустующая терраса. Я остановилась в центре комнаты, краем уха слушая напевающую что-то рядом Мэри. Она, кажется, рассказывала что-то о террасе и о том, что летом на ней очень здорово что-то делать.

Мысль о том, что Розали непросто сдружилась с этой семьей, пронзила меня с новой силой. Для меня это знакомство очень неожиданное. Даже бесцеремонное.

— Мэри, родная, может, оставишь на потом экскурсию?

Возникший рядом Сэм, меня немного напугал. Я неловко улыбнулась и согласилась с ним.

— Да… Я пока сильно удивлена, — переминаясь с ноги на ногу, сказала я. Искренностью от меня даже не веяло. Я поморщилась и продолжила. — У вас очень большой и красивый дом!

— Спасибо, Вилл, — понизив голос, проговорил Сэм. — Это результат многих лет работы. Его строила вся наша семья. Надеюсь, когда-нибудь тебя со всеми познакомить.

Я округлила глаза, попутно выискивая свою маму. «Чего?»

— Вилл… Я прошу чувствовать себя как дома.

После этих слов супруги пригласили меня на диван.

— Розали, вы бы не хотели что-нибудь выпить или поесть? — спросила Мэри.

— Вилл готовит очень вкусный кофе, — мама хитро улыбнулась.

«Чего?»

— Ого! Вилл, правда?

«Черт».

— Угостишь нас? Я помогу тебе! — радости Мэри не было предела. — Быть может, я научусь у тебя…

«Да, конечно! Давайте все пойдем и будем готовить кофе! Это так весело!»

— Конечно, — ответила я, поднимаясь на ноги. — А какой кофе у вас?

И действительно, как и обещала, Мэри внимательно наблюдала за каждым моим действием. Она принялась преследовать меня.

Залив воду в турку, я сбавила огонь и повернулась к девушке. Взгляд мой беспомощно прильнул к ее глазам. Черты ее лица, крупные, яркие, просто завораживали. Черничная радужка глаз сейчас имела более темные оттенки. В глубине ее глаз застыло мерцание фонарей за окном. Я одернула себя, когда осознала, что мой взгляд застыл на ней на неприлично продолжительное время.

— У тебя есть любимый сорт? — спросила она меня, облокотившись на каменную столешницу.

— Сложно. У меня есть несколько любимых вкусов, которые я чередую в зависимости от настроения либо от времени суток, — говорила я, опустив глаза к плите. Девушка пристально смотрела на меня, что заставляло чувствовать себя неловко. Уверена, она мстит. — Утром пью что-то покрепче, чаще всего выбираю купаж Бразилии, Кубы и добавляю робусту. В выходные либо вечерами, когда никуда не тороплюсь и хочу расслабиться, могу выпить арабику из Колумбии. Мне нравится кофе со вкусами. С вишней, с пряностями, с ванилью… Опять же, все по настроению.

Мэри задумчиво вздохнула. После чего вновь обратилась ко мне.

— Я впервые вижу человека, который разбирается в кофе.

— Ну… Я бы не сказала, что разбираюсь. Просто люблю его и все. Нравится заваривать его, выбирать, смалывать, нравится процесс приготовления и атмосфера, которую он создает.

— По тому, как ты говоришь о нем, можно сделать вывод, что ты разбираешься. Страны, составы, вкусы… Для сравнения: Джон любит кофе. Но ему абсолютно все равно, какая страна его производит, как обжаривает и как его готовить. Он его просто пьет и все. В больших количествах. Больше похоже на привычку.

Я молча подняла глаза к Мэри. Она впервые упомянула это имя. Обсуждали ли они с Розали мое спасение и участие Джона с его другом? Наверняка да. Они же «подружки».

— Возможно, он пьет его просто, чтобы взбодриться. Плюс, кофеин вызывает привыкание. Заядлые курильщики тоже пьют кофе в больших количествах, ради вкуса, — продолжала я говорить о кофе, хотя голову занимали уже совершенно другие мысли. Становилось еще более неловко.

— На любовь не похоже, согласна. Зависимость — возможно. Похоже на него, — несколько секунд Мэри молчала. Внезапно взгляд ее стал будто глубже. Она вспомнила что-то. — Надо будет вас познакомить. Что думаешь?

— Я должна поблагодарить их. Честно говоря, то, что вы знакомы — это приятный сюрприз. Земля круглая, и правда, — говоря эти слова, я понимала их правильность. Это было то, что нужно говорить, но не было тем, что я хотела бы сейчас обсуждать. — Я хочу сказать «спасибо».

Девушка, стоявшая напротив меня, изменилась. Она похолодела. Именно так можно описать то, что с ней произошло. Мэри выпрямилась, опустила глаза, и вмиг выражение лица ее стало строгим. Я не могла понять, что сказала не так, однако мои слова лишили девушку прежней улыбчивости.

— Я приглашу их к ужину, — тихо произнесла Мэри.

— Угу.

Я выключила плиту и сняла турку с огня. Впервые так долго готовила кофе. Когда завариваешь на одного либо на двух, это буквально несколько минут. Сейчас же я варила кофе на пять человек.

— Знаешь, — внезапно прозвучал голос Мэри рядом, вынудив меня вздрогнуть. — То, как он пахнет, уже заставляет меня думать, что это лучший кофе на свете.

— В турке самый вкусный, — практически улыбнулась я.

— Нет. Ты готовила. Поэтому, — практически точная цитата моей матери. Что только не скажешь, когда ленишься сварить самой себе кофе!

Только вот мотивы своих родителей предугадать проще простого. Что же кроется за маской радушия в лице Сэма и Мэри?

Я озадачено ссутулилась над своей чашкой, оглядывая сидевших рядом людей, как мне казалось, незаметно. Сэм и Пол обсуждали что-то на счет дома, изоляции и обогрева. Кажется, была какая-то сложность и потребность в ремонте. Мэри и Розали периодически задавали мне какие-то вопросы. Участие в их диалоге было добровольно-принудительным. Лежавшая на полу, у моих ног, Никки тоже унывала, видимо ожидая скорейшей прогулки.

— Вилл, — позвала меня мама. — Все нормально?

Присутствующие обратили все внимание на меня.

— Да. Все хорошо, — ответила я. — Хочу погулять с собакой.

— О! Конечно, думаю, ей понравится, — оживленно пропела Мэри. — Не отходите только далеко от дома, хорошо? Снега этом году очень много. Если что — кричи.

«Не дождетесь.»

— Угу.

Поставив свою чашку в раковину, я откланялась и направилась к выходу. Радости добермана не было предела. Она запрыгала на месте, залаяла и вылетела на крыльцо, как только я открыла дверь.

На улице стоял жуткий мороз. Тяжело навалившиеся сумерки плотно осели среди деревьев и бросали пугающие тени на аллею. Абсолютная тишина ласкала слух. Никки спрыгнула с крыльца в сугроб, затем принялась поедать снег. Едва я сделала шаг к ней, с целью помешать, собака кинулась в сторону. Началась ее любимая игра «подойти-отойти». Так она требовала погони.

Снега примерно по колено. Дорожка расчищена вокруг дома и на везде. Места побегать нам хватит.

Я застегнула капюшон, поправила крутку, заправила джинсы в сапоги и с угрожающим «ууу» бросилась на Никки. Та именно этого и ждала. В конечном счете, спустя минут двадцать я была вся в снегу и в слюнях. Доберман прыгал возле моего бездыханного тела, ожидая продолжения погони. Силы мои иссякли. Я развалилась в сугробе, сделала «ангелочка» и осталась неподвижно лежать на спине, глядя на то, как меня постепенно накрывает снегом. И если бы не дыхание добермана, я бы слышала лишь шорох снегопада и потрескивание веток деревьев над головой.

По персиковому полотну аллеи скользнул свет автомобильных фар. Сидевшая у моей головы Никки выпрямилась и уставилась в сторону выезда. Мне пришлось быстро подняться и поймать ее за ошейник. Этим я могла себя выдать. Прибытия гостей так скоро я не ожидала. Мэри говорила, что пригласит их к ужину. На мой взгляд, это минимум пара часов. Мне ведь было нужно подготовить речь. Я не могла так просто начать разговор с людьми, которые спасли мою жизнь и жизнь Натали. Нельзя вот так просто сказать такие важные слова. Тем более что я уже начала паниковать.

Подъезжающий автомобиль не спеша приблизился к дому, остановился в районе лестницы и заглушил двигатель. Окрестность поглотила мертвая тишина.

Видели меня или нет, в точности я сказать не могла. Поднявшись на ноги, я взмолилась, чтобы гости сразу прошли в дом и не стали осматриваться. Однако ничего не происходило. Черная Мазда осталась стоять на месте, неподвижно и безмолвно. Двери никто не открывал. Мне оставалось лишь ждать, когда гости зайдут в дом, и я смогу вылезти из снега.

— Молчать! — шепотом скомандовала я доберману, предупреждая ее возможное желание выдать нас.

Раздался щелчок замка. Дверь водителя открылась почти одновременно с дверью пассажира рядом. Когда за туманной пеленой сырого воздуха и снега я смогла разглядеть прибывших и доподлинно убедиться, что глаза мне не лгут, мышцы моего тела и все органы внутри вмиг образовали один большой кусок студня, неспособного двигаться, но основательно дрожащего от потрясения. Неподвижная, забывшая о том, что нужно дышать, я уставилась на тех, кого ожидать здесь было бы странно и, по меньшей мере, глупо.

«Пути Господни неисповедимы» — все, что смог соорудить мой мозг в ту минуту.

Тот, что был угрюм, несвеж и раздражен — играл на соло. Я вспомнила его по схожей мине, своеобразно сбритым волосам на голове и поблескивающей сережке в брови. Он вздернул плечами, слегка подкинув верхнюю часть тела вперед, будто собираясь прыгнуть, однако руки из карманов не вытащил. Подобный жест напоминал мне сигнал человека, подсознательно желающего выглядеть сильнее, авторитетнее и опаснее. Казалось, еще мгновение и он примется разминать шею и встанет в стойку боксера.

Все оказалось проще. Молодой человек поднял голову к двери, хило кашлянул и в один огромный широкий шаг взгромоздил свое тело на ступени.

Второй — вышедший из-за руля — представлялся мне спокойнее, и, быть может, неувереннее в себе. Он больше колебался в раздумьях, не торопясь бежать от холода в дом. Шаг у него был тяжелый, неспешный, но в теле незримо ощущался тонус и сила. Он, как и его друг, казались сжатыми до предела пружинами, что еще миг и сорвутся с мест. Они выглядели очень спокойно. В них таилось нечто большее, чем то, что я могла видеть. Прежде, я не сталкивалась с подобным. Люди, встречавшиеся мне раньше, делились на несколько групп. Одни были искренне слабые и податливые, на все согласные и смиренные. Другие сильные и властные, требовали всегда больше того, что у них имелось. Были те, кто хотел казаться маленькими и незаметным, на самом же деле таил в себе много тайн.

В этих двоих, а вернее, какими они предстали тогда, я нашла больше откровения чем тогда, на сцене. Они были открыты и честны. Даже тот, что производил впечатление самодовольного качка, при ближайшем рассмотрении оказался самым правдивым в отношении самого себя человеком. Ни его хмурый вид, ни подача, ни движения рук и ног. Ничего в нем не было лживого или ненастоящего. Парень, идущий за ним следом, безмятежный, бесстрастный, умиротворенный, словно одна из тех сотен теней, росших от корней деревьев, едва освещенных светом фонарей. В них ощущалась эта прямота и безукоризненность. Меня искренне поразило то, какими я их увидела. Они не те парни, которых я видела на сцене. Они настоящие.

«Это они нас вытащили?»

Увлеченная наблюдением, я вовсе позабыла о своем плачевном состоянии. Шевельнуться я не могла. Здесь и страх, и постепенно крепнущий зимний мороз, делали свое дело. Я притаилась и задержала дыхание, в надежде, что эти двое исчезнут за дверью и я смогу, наконец, вернуться в исходное положение, отряхнуться, убрать с лица взмокшие пряди волос и вновь предстать перед радушными хозяевами. Колени мои вросли в снег, руки примерзли к нагрудной цепи добермана.

Оба гостя поднялись на крыльцо. Раздался щелчок замка входной двери. Как только они пропали из виду, исчезнув за углом дома, я позволила себе ужасную ошибку. Руки ослабели, соскользнули с цепи ошейника, и Никки вырвалась из моих объятий. Ее прыжок вперед сопровождался предательским лаем.

— Никки! — захрипела я, бросаясь ей на спину.

Пауза.

Я замерла и вновь остановила дыхание, вслушиваясь в пустоту по ту сторону стены.

«Пронесло!» — посмела надеяться я, но меня варварски вырвали из пучины раздумий.

— Я сейчас, — раздалось едва слышно за углом.

«Никки! Твою…»

Распираемая желанием выкрикнуть пару надлежащих слов, я растянула рот в разные стороны, вплоть до победной боли в щеках и мышцах шеи.

Не поднимая головы, я уже ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Тот, что минутой ранее оставил машину на подъездной алее, выглянул из-за угла дома и тут же обнаружил меня в тени стен. Ему даже не пришлось блуждать взглядом в потемках, выискивая меня. Глупо было полагать, что два темных пятна на снегу, будет трудно заметить. Это был полнейший крах.

В тот момент я ненавидела все вокруг. И Никки, и этот дом, и родителей, которым внезапно нужны друзья, и этот чертов снег, забившийся мне куда только можно, и этих двоих…

— Привет, — зачем-то бросила я в пустоту.

Тишина. Он исчез.

Неужели минута позора позади?

Дверь в дом захлопнулась. Следом донесся звук шагов на ступенях лестницы.

На парне надето пальто черного цвета, длиной по бедро. Высокий воротник закрывает почти половину лица. Издали видны его темные глаза, опущенные к земле. Вьющиеся, черные, как сажа, волосы треплет порывистый ветер. Когда свет фонарей перестал достегать молодого человека, его фигура почти слилась с окружающим меня мраком. Я слышала, как трещит снег под подошвой его ботинок. Он неумолимо становился все ближе и ближе.

— Привет.

— Я Вилл.

«Я хочу домой! Зачем я сюда приехала. Сидела бы себе, спокойно, в квартире, смотрела телевизор… Нет же! Нужно было тащиться в эту глушь! К этим…»

— Джон.

Ветер внезапно стих. Меня словно выбросило в открытый космос. Ни шороха, ни шелеста. Даже не слышно моего дыхания. Это совсем не похоже на то, что случилось в Парнасе, когда я увидела его. Я боялась, что страх и оцепенение вновь возьмут верх надо мной, но этого не случилось. Кажется, я стала менее чувствительна. Теперь меня не так просто взять.

Я взглянула в глаза собеседнику и разлепила замерзшие губы, с целью ответить хоть что-то адекватное, но не смогла произнести и слова.

— Очень приятно, — продолжил он.

Его голос — низкий, тихий, спокойный. Говорил он так, будто мы были старыми знакомыми, которые не виделись несколько лет, и вот, между делом, решили разговориться.

После того, как он умолк, воздух вокруг нас остался наполненным миллионами электрических разрядов. Я слышала их треск.

— Взаимно, — выдумала я, наконец, несложный ответ.

Сдавленный смешок.

Его глаза чернее черного. Не отражают абсолютно ничего и поглощают свет, словно черные дыры.

— Мило, — парень бросил взгляд куда-то в сторону.

«А?»

Сообразив, о чем ведется речь, я обернулась. На снегу подло оставался отпечаток моего тела.

— Идем в дом.

Что с его глазами? Пронизывающие, внимательные, немного настороженные и вместе с тем бесстрастные. Никогда прежде я не сталкивалась с людьми, про которых говорят «у него тяжелый взгляд». Теперь я не верила тому, что видела в ночь пожара. Реальность перестала походить на кошмарный сон и это вызывало смешанные чувства.

Я опустила голову и сделала вид что стряхиваю снег с рукавов. На что он смотрел в тот момент, я даже думать не хотела. Чем бы я не была ему обязана, бежать по первому зову я точно не буду.

— Никки! — позвал он, уходя, и доберман кинулась следом.

Я приросла к месту, уставившись в спину удаляющегося человека. Откуда он знает имя собаки? И что еще более важно: с чего вдруг она так воодушевленно подорвалась за ним? Что это за радостный прыжок надежды?

Не люблю оказываться в неожиданных и нелепых ситуациях. Эта же ситуация, на мой взгляд, стала лидером в моем списке неловкостей. Я принялась обдумывать свой пеший путь домой. Сколько дней уйдет на то, чтобы добраться до города? Дойду ли я к утру хотя бы до ближайшей остановки общественного транспорта?

Делать нечего, пришлось идти за ним. Кости и плоть уже начинали дубеть от холода.

Джон оставил дверь в дом открытой настежь. Его самого в холле уже не оказалось. Я стряхнула с себя остатки снега и шагнула за порог. Со стороны гостиной доносились оживленные разговоры. Родители сидели у камина и что-то обсуждали с Мэри и Сэмом. Когда я появилась в их зоне видимости, Мэри накинулась с расспросами.

— Вы уже познакомились?

— Да. С Джоном.

— Да, осталось познакомиться с Дорианом. — вошедший практически следом за мной Джон прошел вперед, к родителям.

— Привет, Джон! — отец подошел к нему и пожал руку. Мама повторила неловко его движение.

— Рада вновь видеть тебя, — с улыбкой говорила Розали. — А где Дориан?

— Я здесь.

На парне, стоящем в дверях, были простые свободные брюки песочного цвета, темно-зеленая футболка, явно видавшая виды, и пара украшений. Шею обрамлял толстый черный шнурок с деревянными бусинами и клыком посередине. Запястья обеих рук также были в подобных браслетах.

— Давно я вас, парни, не видела, — обращалась к ним мама. — Вы все больше и больше!

— Бегаем, — вяло ответил Дориан.

Как мило. Моя мама и подросшие дети. Я все ждала, когда она начнет трепать парней за щеки.

— Дориан, наша дочь — Вилл, — тому, что отец обратил на меня внимание, я была не очень рада. Несколько пар глаз уставились в моем направлении.

— Вилл, очень приятно! — басом произнес Дориан и протянул руку.

— Да, и мне, — ответила я. Рука у него была сильная и горячая, словно он совсем недавно держал угли.

— Я тебя где-то видел. Мы не пересекались?

— На концерте в Парнасе.

— Дориан, — окликнул парня Джон. Тон из серии «Заткнись, пожалуйста».

— Я просто пошутил!

— Джон, Дориан…

Я умолкла. Необходимо собраться с мыслями и выдать то, что нужно сказать. Слова благодарности всегда давались мне тяжело. Особенно если они были к месту. Сложнее только просить прощения.

— Я хотела поблагодарить вас от своего лица, и от лица моей подруги. Мы очень благодарны вам за спасение. Если бы не вы, нас бы уже не было. Спасибо вам.

Присутствующие молчали. Я чувствовала, как пылает мое лицо. Джон, стоявший практически напротив меня, выражал некое подобие ироничной задумчивости. Он смотрел мне в глаза, но что было у него в голове, я понять не могла. Лишь кожей я ощущала микроскопические слегка заметные вибрации воздуха. Такое происходит, когда ты определенно раздражаешь кого-то из присутствующих. Меня это даже немного обрадовало. Вот настолько мне неприятно быть в долгу. Пусть лучше буду раздражать.

— Мне сложно говорить это. Любые слова не выразят мои мысли на этот счет. Спасибо, что вы были там и спасли столько людей.

— Да, могли бы больше на самом деле, но трое все-таки не доехали до больницы. Надо было… — Дориан резко прервался, и чудаковатая нездоровая улыбка сползла с его лица. Виной тому тяжелый громкий вздох со стороны Сэма.

— Вы сделали, что могли, — проговорил блондин. Я буквально кожей ощутила его сигналы в адрес Дориана в немой просьбе прекратить говорить.

— Вилл, тебе не за что говорить спасибо, — наконец Дориан говорил серьезно. — Кому можно было помочь, мы помогли. Вам повезло.

Джон не сводил с меня глаз. Затем его левый уголок рта едва заметно дернулся. Это инсульт? Он улыбается? Ему неловко, как и мне? Или он пытается быть менее странным чем его друг? Что происходит?

Я неловко помялась и перевела взгляд на родителей.

И правда. Большая удача.

— Так, ребятки! — хлопнула в ладоши Мэри. — Рада, что теперь все хорошо, но мне нужно вас накормить. Ужин через десять минут!

Глава 6. «Покров»

— Вилл!

Сказать «алло» я не успела.

— Вилл!

— Ната, что случилось?

Мое сердце сделало на прощание неуверенный заторможенный удар, болезненно сжалось в груди, а затем замерло. Голос подруги пропитан ужасом.

— Вилл!

— Да! Я слышу тебя! Что случилось?

— Пожар!

Я уставилась в стену напротив себя.

Это сон. За окном глубокая ночь. Мне снова снится кошмар.

— Вилл! Мы горим!

— Что ты несешь? Какой пожар? — нервно вскрикнула я, поднимаясь с кровати.

— Вилл! Пожар! Мы горим!

После Ната закричала, и в телефонном динамике послышался удар. Далее отбой.

Дверь в мою комнату открылась. Войдя, Розали сразу включила свет. Позади нее стояла Мэри.

— Что случилось, Вилл? Почему ты кричала? — вопрошала мама.

Я не слышала ее. Не понимала. В моей руке трясся телефон, который она выхватила, едва я слезла с кровати.

— Вилл. Ты можешь сказать, что произошло? Кто звонил?

Пожар в здании больницы.

Это случилось вновь. Будь то проклятье или простая случайность, я ненавидела это.

— Натали? — выдохнула мама, найдя в контактах последний входящий.

За секунду я подлетела к своему рюкзаку. Пока я доставала джинсы и свитер, мама что-то говорила Мэри.

— Она сказала, что в здании пожар, — дрогнувшим голосом выпалила я, собирая волосы в хвост. — Дай мне телефон.

Ни минуты на размышления. Я забрала телефон из рук Розали и выбежала из комнаты.

К моему удивлению, Мэри оказалась в холле быстрее меня. Тогда это не заботило ни меня, ни родителей. Время изменило привычные нам границы. Накинув куртку, я бросилась за дверь следом за девушкой. Ее супруг стремительно шел за мной. Стоило ли говорить, что происходящее мало походило на реальность? Это будто сон. Страшный сон, полный паники и тревоги. Сон, который любезно настиг меня даже здесь.

— Что произошло? — голос Сэма звучал словно из радио. Механический, ледяной, лишенный эмоций.

— Звонила Ната. Она сказала, что в больнице пожар.

Черная Мазда продолжила мирно стоять у фасада дома. Прежде чем сесть в машину Мэри, я бросила торопливый взгляд к окнам кухни. В полумраке отчетливо виднелся мужской силуэт, провожающий нас взглядом.

За считанные секунды с момента звонка мы сорвались с мест и ринулись в дорогу. Сэм сел впереди, мы с Розали сзади. Мэри взялась за руль. Автомобиль быстро набрал скорость и практически летел по ночной трассе. Я вцепилась в ручку двери, думая лишь об одном.

«Только бы с Натой ничего не случилось».

Как не пыталась, я не могла представить себе, что могло произойти. Неужели это снова повторяется? Как могла причина, почему мы оказались в больнице, стать причиной, почему теперь ее нужно покинуть? Кто рядом с Натали сейчас? Была ли ее мама в эту ночь там? В памяти со скрипом возрождался план здания. Я пыталась найти путь эвакуации. На каждом этаже было как минимум две пожарные лестницы. Наверняка сотрудники эвакуируют всех, как только сработают сигналы. Причина, по которой звонила Ната — паника.

Я хотела верить в то, что это лишь паника. Никак не последняя возможность найти помощи.

В какой-то момент я обратила внимание на некоторые изменения в Мэри. Черничная синева покинула радужку ее глаз. Сейчас они были мрачные, темные, словно в трансе. Зрачки расширились настолько, что вытеснили естественный цвет глаз. Лицо не выражало никаких эмоций. Девушка, кажется, спала. То, как она вела машину, меня поражало. Скорость больше ста сорока километров на скользкой заснеженной дороге опасна, но ее это не волновало.

— Позвони ей, — сказал Сэм.

Розали повторила мне его указание.

Смысла в этом не было. Ната не отвечала. Мэри резко вывернула руль и перестроилась вправо. Впереди возник крутой поворот. Машину занесло и едва не выбросило на обочину. Мне пришлось вцепиться в сиденье впереди. Девушка перехватила руль и вжала педаль газа в пол. Эту дорогу я не помнила. Мы двигались по промышленной зоне, в забытой всеми части города. Всюду заброшенные бетонные конструкции, контейнеры и груды строительного материала. Здесь общественный транспорт не ходит. Неудивительно, что дорога кажется мне совершенно незнакомой.

— Нет пожарных машин, — шептала я, обращаясь скорее к себе, чем к остальным людям в салоне. — Почему их нет…

Мэри поймала мой взгляд в зеркале. Видок у нее так себе… Белая, с полузакрытыми темными глазами, нетронутая ни одной эмоцией, она вернула внимание к дороге почти тут же, как только я посмела себе нахмуриться, изучая ее.

Ни дыма, ни света пламени в темном ночном небе. Меня словно пронзило разрядом тока. Стало понятно, почему на пути не было ни одной пожарной машины.

Уже знакомое здание больницы, как ни в чем не бывало, стояло на пустыре посреди леса. В окнах горел тусклый зеленоватый свет. На входе курила пара молодых людей в халатах. За входными дверьми виднелись медсестры и санитары, не спеша бредущие по своим делам. Свет в окне моей бывшей палаты не горел, как и в палате Натали.

«Это безумие?»

— Вилл? — настороженно позвала мама.

Я таращилась прямо перед собой.

«Нет, это шутка».

— Она сказала, что в больнице пожар…

— Вилл, что-то не так, — дрожащий голос матери, сидевшей рядом, сбил меня с толку. Она звучала более напуганной, чем я казалась самой себе.

Я подняла глаза на Сэма и Мэри. Они молчали.

— Сэм, что случилось? — проговорила Розали более трезво.

Молчание.

Нет. Что-то произошло. Ната бы не стала просто так мне звонить…

— Вилл! Стой!

Захлопнув дверь, я двинулась к входу в больницу. Мама шла следом, что-то крича мне вдогонку.

— Девушка, вы к кому? — мужчины на входе сделали шаг на встречу, явно с целью перегородить мне путь.

— Мне нужно попасть в 173 палату. Там моя подруга.

— Ночью вход в больницу запрещен. Приходите завтра.

«Хрен тебе!»

— Стой!

— Не трогайте ее! — кричала мама.

— Сэм!

Блондин оттолкнул одного из мужчин и сжал меня в свои удушающие медвежьи объятия. Я попыталась сопротивляться, но руки и ребра пронзила сильная боль, из-за которой я тотчас же прекратила всяческие попытки вырваться. Он оторвал меня от земли и потащил к машине, как если бы я была не более чем пластиковой игрушкой. Санитары еще долго ругались и грозились вызвать полицию, но ближе к машине подходить не стали. Мама объяснила ситуацию, видимо, соврав на счет моего состояния, затем торопливо последовала за нами.

— Розали, это ловушка, — прозвучал голос Мэри где-то рядом.

— Быстрее, Роуз! В машину!

Словно непослушного маленького ребенка Сэм закинул меня на сидения машины и хлопнул дверью.

— Быстрее!

— Они здесь? — вопрошала Розали, с ужасом оглядываясь по сторонам.

Она села на сидение рядом и схватила меня за руку.

— Дай ее телефон! — нечеловеческим голосом приказал Сэм и мама повиновалась. Мой телефон вмиг оказался у мужчины.

— Что происходит?! — заорала я.

Как только автомобиль тронулся, меня вжало в спинку сидения. Развернув на сто восемьдесят градусов машину, Мэри направилась вглубь леса, к выезду.

— Вилл, это ловушка. Мы зря сюда приехали. Нельзя было этого делать.

— О чем ты, мам? Какая ловушка? Натали нужна помощь!

— Это ловушка.

— Я не понимаю. Что произошло?

В это мгновение мир вокруг и его люди казались мне злом. Все были врагами. Я смотрела на маму и не понимала кто она. Не понимала, что ею движет.

В зеркале впереди мелькнули две искры. От ужаса у меня сжало в тиски все внутренности. Я не смогла ни закричать, ни набрать в легкие воздуха. Эти глаза я уже видела. Это не линзы и не обман зрения. И уж точно не отражение пламени.

Сидящая за рулем и не думала останавливаться. Автомобиль послушно несся по заснеженной пустой дороге и ревел так, что у меня закладывало уши.

— Мам… — выдавила я, пытаясь побороть приступ тошноты.

— Не бойся. Все хорошо, — шептала она, сжимая мою руку.

— Они едут за нами, — произнес Сэм. Я сделала усилие и не стала поднимать на него глаза. — Нужно пересадить ее.

— Когда? — немного спокойнее спросила мама.

— Сейчас, — ответила Мэри.

Резким толчком меня откинуло на колени матери. Я вгляделась в беспроглядную тьму за окном и увидела, как лес у дороги остановился.

— Быстрее!

Дверь под моими ногами неожиданно открылась и во тьму салона, будто щупальца, проникла чья-то рука. Она схватила меня за запястье и вытянула наружу.

— Боже мой… — проронила мама и ее встревоженный голос ошеломил меня.

Хонда стояла еще секунду. После она шумно заревела, вновь сорвалась с места и унеслась прочь, оставив темнеющие борозды на асфальте.

Спустя миг я оказалась в другой машине. Мужчина закрыл дверь и тут же сел за руль.

— Поехали! — рявкнул кто-то рядом.

Автомобиль развернуло в противоположную сторону. Последнее, что я видела — удаляющийся красный седан и размытое лицо матери за стеклом.

Будто вовсе не спав, я резко открыла глаза и подняла голову. Перед носом — спинка переднего сидения. Меньше секунды понадобилось на то, чтобы вспомнить произошедшее ночью. Реальность торопливо прогрузилась в моем сознании. Из окна над головой виднелось темное, из-за тонированного стекла, плотное тяжелое небо. Сильные протяжные порывы ветра качали корпус машины. Из-под днища доносился его недобрый вой. В салоне я сидела одна, и кроме шума ветра до меня не доносилось ни звука. Отодрав от сидения свое неимоверно отяжелевшее тело, я выругалась в голос. Синяки на руках тошнотой отзывались в желудке. Я с омерзением сглотнуло сухость в горле и уставилась в окно пассажира.

Тачка стояла на узкой проселочной дороге. Слева — лес, справа — бескрайнее заснеженное поле. Вокруг ни людей, ни домов, ни линий электропередач. Атмосфера пустоты и молчания была магической, но порождала в сердце пагубное чувство одиночества. Я одна. Если бы хотели бросить, достаточно было кинуть в сугроб и уехать. В салоне тепло, соответственно еще недавно машину прогревали. Взгляд метнулся к замку зажигания. Там болтался ключ.

— Это машина Джона.

Внутри пахло каким-то приторно пряным диффузором. Передние места уже остыли. Магнитола выключена. Судя по ключам, водитель планировал вернуться. В мозгу на мгновение закралась черная мысль. И я тут же убедила себя в ее безгрешности.

Когда открылась дверь впереди, я едва не взвизгнула. Дориан с грохотом и проклятиями в адрес непогоды плюхнулся на пассажирское сидение передо мной.

— Доброе утро! — громогласно проговорил он. Его голос мне сейчас казался очень раздражающим и грубым. И в целом, парень производил неприятное впечатление. Что вчера, что сегодня. Останется ли так навсегда судить я не бралась. — Не рано?

— Который час? — сохраняя равное процентное соотношение вежливости и омерзения, спросила я.

— Почти 12.

— Где мы?

— Мы? — улыбнулся парень, поворачиваясь ко мне почти всем телом, и я узрела кривоватые, острые клыки, впившиеся в синюшные сухие губы. — Отдыхаем на природе!

Вот почему не люблю ходить в долгах. Нельзя его послать. Он ведь герой.

— Давно стоим?

— С ночи. Скоро поедем, не переживай.

— Зачем нужно было ехать сюда?

— Весело же! Разве нет?

Поначалу мелкий неспешный снегопад постепенно стал усиливаться. Он медленно осыпал машину крупными волокнистыми перьями. Я могла слышать его шорох по металлической крыше над головой. Вернувшись на свое место, я огляделась вокруг. Телефона нет, как и нет рюкзака. Под ногами лужа от растаявшего снега. Двери запачканы подошвами моих собственных ботинок. Тошнотворная смесь едкого удовольствия и чувства вины сжала опустевший желудок.

На время умолкнувший Дориан внезапно вспомнил, что голоден и принялся елозить по машине. Он открыл бардачок и нарыл для себя несколько пачек крекеров и ореховых батончиков. Поглотив один, он демонстративно предложил мне пачку шоколадного печенья. Я отказалась.

— У вас у всех глаза краснеют?

Прервать это бесконечное чавканье мой долг. Я задала один из нескольких подготовленных мной вопросов.

Дориан оглянулся на меня, потом проглотил содержимое во рту, и ответил.

— Иногда. А что?

— Почему?

— Наша особенность.

— «Ваша» это чья? Кто вы?

Парень усмехнулся.

— Мы люди. Такие же, как все.

По затуманенному пустому взгляду Дориана, направленному вдаль, за край поля, я поняла, что ему не очень хотелось со мной разговаривать.

— Что вчера произошло? — с большим энтузиазмом бросила я, подавшись вперед.

На улице заскрипел снег. Послышались чьи-то приближающиеся шаги. Появлению Джона я даже обрадовалась. Шума от него было гораздо меньше, а смысла больше. Я надеялась на его сговорчивость сейчас, когда нас только трое. Парень впустил в салон несколько крупных снежинок и порыв морозного ветра. Сев на водительское сидение, Джон даже не посмотрел в нашу сторону. Его не заботило ни мое «что происходит лицо», ни помойка, которую развел Дориан, пока ублажал свой желудок.

— Джон, что произошло?

Мужчина повернул ключ в замке, и в салоне диким зверем взревел движок. Машина прочесала заледенелое дорожное покрытие и мгновением позже рванула вперед.

— Ты не ответишь? — вновь обратилась я к водителю.

— Господи, Джон, ответь ей что-нибудь. У меня уже голова болит, — театрально взмолился Дориан, продолжая уничтожать несчастные крекеры.

— Откуда вы двое вчера взялись? Что за ловушка якобы была? Почему вы не дали мне увидеть Натали? И какого черта я здесь делаю?

Парень на пассажирском сидении засунул в рот очередную стопку печенья, повернул голову на Джона, внимательно изучил его лицо, а уже потом посмотрел на меня.

— Ты про глаза не спросила, — пробубнил он, качая головой, мол, как я могла это упустить

Я выругалась и мне страшно понравилось.

Джон словно нас не слышал. Его внимание было направлено на дорогу. Сидевший рядом Дориан продолжил есть. До меня им обоим дела не было.

Возможности позвонить родителям не было. Куда меня вез Джон и что будет дальше, я не знала. Кажется, именно это и есть ловушка. Вчерашним вечером не произошло ровным счетом ничего интересного. Обычный ужин в малознакомом семействе и простые непримечательные разговоры. Вся эта простота, наигранность, показательное радушие… Все это было словно ненастоящим. Меня выводило из себя то, что я не знала ровным счетом ничего. Ни кто эти люди, ни откуда взялись, почему они такие странные и что они себе позволяют.

— Я отвезу тебя домой, Вилл, — прозвучал голос Джона. — Будет лучше, если с тобой обо всем поговорит Розали.

— Хорошо, — тихо проговорила я. Удивительно, сидящий впереди Дориан не шелохнулся и даже ничего не съязвил.

Дорога к дому тянулась чуть меньше часа. Джон вел едва ли спокойнее Мэри. На спидометр я старалась не смотреть. Когда среди стволов деревьев показался красный кирпич знакомого дома, меня посетила тень облегчения. Джон остановился почти у самого крыльца на подъездной аллее и заглушил двигатель. Его друг вышел из машины первым и принялся разминать спину. К моему удивлению, мы оказались в полнейшей тишине. В салоне постепенно стал крепнуть мороз.

— Ты «ок»?

Выражение моего лица Джон не застал. Возможно и к лучшему.

— Сам как думаешь? Мне нужна Ната.

Парень молчал. Взгляд его глаз был направлен в чащу леса, распростертого позади дома.

— После того как поговоришь с Роуз, не хотела бы прогуляться немного?

«Ага, конечно.»

— Зависит от того, что мы с ней обсудим, — отозвалась я без тени волнения, вовсе не думая о собеседнике и о его словах.

— Конечно, — словно сокрушаясь собственной бестактности и недальновидности, хмыкнул Джон. — Если захочешь, конечно, можем поговорить.

Я открыла дверь и вылетела на улицу.

— Говорить о чем? О том, что меня как вещь транспортируют из одного места в другое? — прошипела я себе под нос, грозно выдергивая ноги из снега по пути к лестнице.

За мной через мгновение послышались шаги. Плевать если он все слышал. Мы вошли в дом, дверь которого осталась приветливо открытой. Джон медлил за моей спиной. Я сняла с себя куртку, разулась, минуя буйствующую в припадке любви Никки, и прошла ближе к гостиной. Обратив внимание на абсолютную тишину в доме, я невольно ускорила шаг к лестнице. Я поднялась на второй этаж и двинулась в сторону своей спальни, не встретив никого по пути.

Моя мама сидела на кровати в полном одиночестве. Я вошла и, закрыв за собой дверь, осмотрелась. Она ждала меня. Атмосфера, которую она создала здесь и сейчас, ощущалась куда тяжелее, чем я могла предположить. То, что она будет мне говорить, я не могла представить. Пылающий во мне интерес казался чем-то нездоровым, но избавиться от него я не могла.

— Привет, — холодно произнесла мама, слегка приподнимаясь на руках и упираясь ими в матрас.

— Привет.

Карие глаза смотрели на меня с опаской. Слегка красные белки говорили о беспокойной ночи, либо о недавних слезах. Я подошла к кровати и села рядом.

— Мам.

— Да, Вилл.

— Мне звонила Натали. Кричала. Звала на помощь. Говорила, что в здании пожар… Но мы вернулись.

Какие прекрасные виды простираются за окнами этой комнаты. За окнами этого дома. Будь у меня возможность, я бы тоже осталась жить в подобном месте. Мне бы хватило простой хижины. Понять Сэма не составляет никакого труда. Тяжелое пасмурное небо нависло над далекими холмами. Острые пушистые пики сосновых деревьев неподвижно стремились вверх, напоминая мне, как и раньше, в детстве, войско облаченных в жуткие доспехи рыцарей. Все вокруг запорошено снегом. Оттенки белого, синего, голубого, зеленого. Неудивительно, что так привлекло внимание Розали. Она, казалось, не слышала меня. Я проследила за ее взглядом. Два человека стояли на улице, среди деревьев, метрах в ста-ста пятидесяти от дома. Это Сэм и Мэри. Они неспешно бродили по окрестностям, что-то оживленно обсуждая между собой.

— Когда-то, очень давно, когда тебя еще не было даже в планах… Я гуляла в университетском парке, под тенью сосен, также, зимой. И думала, — Розали шумно сглотнула и отвернулась от окна. — Думала, какой жизни я бы хотела. Сколько было желаний, мечтаний, планов, идей… Я столько всего хотела, Вилл.

Я облокотилась на колени и в показательном жесте раздражения ударила подбородком о ладонь. Повернув голову в неестественной позе, я уставилась в лицо матери. Терпеть не могла, когда она заходила прям настолько издалека. Спасибо, что история не начинается с момента рождения моих бабушек.

— Пока мы молоды, мы столько всего хотим. Потом, когда приходит время терять… Хоть что-то. Хоть кого-то. Мы не хотим уже ничего.

— К чему ты клонишь? — старалась придать я своему нетерпению больше образности.

Женщина вздохнула и слабо улыбнулась. Ее лицо плавно повернулось в мою сторону.

Я вздрогнула. Она плакала. И теперь обессилена.

— Я не знаю, что тогда произошло. Не знаю, что было в тот день и в те дни задолго до этого, Вилл. Мы с твоим отцом были самыми обычными людьми. Ни денег, ни связей, ни каких-то запрещенных идей. Но за нами начали следить. Я была на втором месяце беременности, когда за мной начали ходить по улице, общаться с моими знакомыми, расспрашивать что-то. Слежка велась даже за твоим папой. Я очень сильно боялась, так как не знала, что стало причиной. Мы собрали вещи и решили уехать в другой город, — мама сделала паузу. Несколько секунд она задумчиво разглядывала пол перед своими ногами. — Но мы не уехали. Я встретила людей, которые решили мне помочь. Я боялась за своего ребенка. Конечно, я согласилась на… Покровительство, — последнее она проговорила с неловкой, шутливой интонацией. — У меня не просили денег, не просили «услуги за услугу», не требовали ничего взамен. Однажды меня спасли от откровенного нападения. После того как ты родилась все изменилось. «Покровители» стали членами семьи. Я доверяла им… Спустя несколько лет, когда случайная ошибка, брешь, пробоина едва не лишили меня тебя, я узнала в чем было дело.

Мама менялась в лице с невероятной скоростью. Вскоре я ее перестала узнавать. Она побледнела и устремила свой взгляд в пустоту, не видя ничего вокруг. Отголоски давно минувших дней неумолимо тянули ее за собой.

— Мне все равно, веришь ты или нет. Ты права, мне все равно. Я не учитываю твое мнение и иногда веду себя на упрямая нарциссиха… Мне плевать.

Я шумно сглотнула и усмехнулась, пытаясь сделать вид, что вижу мать насквозь.

— Будет так, как я скажу. Покровители — семья Кроутеров. Мы с тобой не раз обязаны им жизнью. Чтоб ты знала, что случилось в Парнасе — цветочки. Ты много не знаешь.

Не удивлена. Она в своем репертуаре. Моя мама как минимум необычная женщина.

Вновь демонстративно усмехнувшись, я открыла рот, чтобы вернуть ее к вопросу о Натали. За мгновение, как я почувствовала собственную ничтожность, по причине того, что меня сейчас больше волновала моя гордость и пренебрежительный тон матери, Розали вновь начала говорить

— Все, что я тебе сейчас говорю. Все, что ты от меня услышишь — это то, что является правдой. Ни больше, ни меньше. Многое что ты видела, видишь и будешь видеть — вина людей, цель которых навредить тебе.

— Мне? А куда делись «мы»? Что я успела сделать?

— Вилл… — мама уставилась на меня. — Им нужна ты.

— Цель? Какая цель, мам? Убить? Взять в рабство?

— Они вели охоту, как только я забеременела. После, каждый день, вплоть до сегодняшнего. Я не знала, что им нужно и почему именно ты, но я старалась уберечь тебя.

— Ты обращалась в полицию? Их искали?

— Вилл, с самого твоего рождения мы с отцом этим и заняты. Если мы здесь, значит есть причина.

В любой другой ситуации и с любым другим человеком я бы позволила себе мысль о расстройствах психики. Что угодно, лишь бы не верить. Однако в ее словах мне откликнулись некоторые закономерные вещи.

Выход из дома чаще всего сопровождался скандалом. «Куда ты? С кем? Зачем? Кто там будет? Во сколько ты будешь дома?» Все бы ничего, но о заботе можно говорить с большой натяжкой. Натали, например, называла это «гиперопека».

— Знаешь, что самое пугающее, Вилл?

Я не сводила глаз с матери.

— Годы преследования.

Стоп. Почему тогда я жива?

— А как же покровители?

— Сэм и Мэри со мной уже много-много лет. Я доверяю им, как себе.

— Они что, телохранители? Как и чем они помогают? В чем их преимущество перед, не знаю… Полицией?

— Вилл, прошу тебя, поверь тому, что я тебе говорю. Ведь именно это — вся правда, которая у меня есть. У них сила, о которой ты не можешь представить.

— Мам. Кто. Эти. Люди, — я сжала ее руку, словно пытаясь разбудить ее, избавить от ее наваждения, вернуть в реальность. — Ты не думала о том, что это именно они? Что если это Кроутеры? Не боишься платить по счетам? Не боишься верить сказкам и злодеях, когда рядом «влиятельные покровители»?

— Сэм и Мэри? Нет, конечно, это придет самым последним в голову. Они спасли меня. И тебя. Не раз!

— Тогда почему ты до сих пор живешь в страхе?

Мама молчала. Свет ее карих глаз постепенно мерк. В жизни не чувствовала, как отдаляюсь от человека. Я перестаю чувствовать ее рядом. Я словно остаюсь одна. Радость от победы в споре и громогласном падении соперника с небес на землю, резко сменилась волной омерзения. Уж лучше бы в ее глазах горел этот пугающий одержимый чем-то большим, чем вера, свет.

— Эта семья — залог твоей безопасности. Я и твой отец не можем дать тебе того же. Уже давно.

— Что? О чем ты…

— На правах человека, который дал тебе жизнь, растил, воспитывал, кормил. Я ставлю тебе условие, — мама встала с кровати и обернулась ко мне. Она являла собой воплощение какой-то королевы. Императрицы. — Ты, хочешь того или нет, с сегодняшнего дня, после того как я рассказала тебе все то, что тебе необходимо знать, делаешь все, что скажут тебе: Сэм, Мэри, Джон, Дориан и остальные члены семьи. Их цель — сохранить тебе жизнь. Чтобы ни происходило.

— Смешно.

— Пока да. И я тебе завидую.

— Ты бы себя слышала! На правах, человека, кормил, растил… Убеждать ты не умеешь.

— Мне незачем тебя убеждать. Будет так, как я сказала. Если есть сомнения…

Розали по обыкновению улыбнулась, как если бы я была не ее дочь, а самый злейший враг.

— Представь, что было бы, если бы Кроутеров не было в Парнасе.

После ухода Розали из моей комнаты, я с кровати так и не встала. О том, что прошло несколько часов, я узнала по темнеющему полотну неба. Состояние моего сознания я не могла оценить. Происходящее пока не было реальностью для меня. Я все еще чувствовала себя жертвой розыгрыша. Я никак не могла осмыслить и понять то, что видела и слышала. Это не было моей действительностью.

Агрессия Розали ранит только самых юных и наивных. Я с ней давно. Ее агрессия — это всегда слабость, отчаяние, невозможность преподнести информацию, убедить человека. Она никогда не идет в обход. Она тот, кто рубит дверь топором, а не ищет ключ. Если верить матери, Сэм и Мэри — абсолютное добро, мир, свет и спасение. Мне непонятно из-за чего такое доверие к людям, которые взялись из ниоткуда и вызвались помогать, более того, спасать кого-то ценой своей жизни либо свободы, при этом, не требуя ничего взамен. Либо Розали не договорила все то, что знала, либо она сама не знает всех мотивов. Сэм не производил впечатления всемогущего супергероя. Мэри тоже. Джон. Дориан. Что они могут? Так ли случайно их появление в наших жизнях?

От мысли, пришедшей мне в голову, передернуло. Их возраст… Мэри выглядит едва ли старше меня. Джон и Дориан тоже. Сколько им всем было на момент знакомства с Розали?

Телефон Розали вернула, как только я оказалась дома. Батарея была на нуле. Подключив зарядку и загрузив телефон, первым делом я набрала Натали.

«Вне зоны действия сети».

— Черт!

В дверь комнаты тихо постучали.

— Входите.

— Не помешаю? — спросила Мэри, не решаясь войти, застыв в дверном проеме.

— Нет, я не занята.

— О, хорошо, — девушка покрутила ручку двери пару секунд, после вновь подняла взгляд в мою сторону. — Ты есть не хочешь?

На мой молчаливый ответ и тень непонимания на лице, Мэри поспешила отреагировать мягкой улыбкой.

— Ты просто не ела со вчерашнего вечера. Я подумала, что ты захочешь кофе и сливочный пирог? — задумчиво проговорила Мэри.

— Чизкейк? — из вежливости уточнила я.

— Почти. Я пока не привыкла к новой духовке и… Немного да, чизкейк. Но пусть будет сливочный пирог, чтобы ты не ожидала от него многого.

В этот момент с нижнего этажа донесся громогласный мужской смех. Голос я не узнала.

— Ужин будет совсем скоро, — продолжила Мэри. — Если хочешь, могу поднять тебе еду сюда.

— Я сейчас спущусь, — ответила я. — Только переоденусь.

— Отлично! Ждем!

Едва не подпрыгнув на месте от радости, Мэри развернулась на каблуках и захлопнула дверь.

Впереди меня ждал долгий вечер. Развлекательная программа вряд ли подходит к концу.

Как я и обещала, спустя несколько минут, я спустилась на первый этаж и, войдя в кухню, сотворила на своем лице некое подобие улыбки. Родители сидели за столом, напротив двери и первые обратили внимание на мой приход. Далее я заметила поднимающуюся со своего стула Мэри. Она подвела меня к столу, усадив рядом с собой и придвинув мое блюдо.

— Я рада, что ты в порядке, Вилл, — звонкий голос Мэри продолжал звучать над моей головой. Она попыталась погладить меня по плечу, однако жест вышел немного неловким, и она поспешила вернуться на свое место.

— Да, в порядке, — я вонзила вилку в кусок мяса на моей тарелке. От выражения лица Розали у меня едва не вырвался смешок. — Спасибо за заботу.

Присутствующие молчали. Мэри продолжала улыбаться и внимательно смотреть на меня. Ее веселит мое лицо или реакция моей матери?

— Сэм, напомни, пожалуйста, — прозвучал голос отца рядом. — Что это за мясо?

— Хм… Это…

— Сэм, Пол, а мы можем обсудить это как-нибудь потом? — перебила мужчин Мэри. — Мясо очень вкусное и сочное, да, но чье оно, я пока не хочу думать. Да и не только я, наверное.

За столом послышался смех.

Я вытаращилась в свою тарелку. Это явно не свинина и даже не говядина.

В этот момент отец вновь обратился с вопросом, но теперь уже к Мэри.

— Могу ли я поинтересоваться, что за вино на столе?

Девушка смущенно улыбнулась и повернула голову к мужу.

— Виноградное. Красное сухое. Друг привез из Аргентины несколько лет назад, — с сознанием дела отвечал Сэм, нежно проводя кончиками пальцев по этикетке на бутылке, словно касался любимой женщины. — У меня есть еще такое же. Еще есть гранатовое. Если хочешь, могу порыться и принести.

— Хм… Я не буду против, тем более что никогда не пробовал Аргентинское вино.

— Я, честно говоря, не эксперт, и открыл бутылку скорее для вас, чем для себя. Поэтому буду рад, если тебе они придутся по вкусу.

— Мне бы такого друга, который привозит вино… — пробубнил папа себе под нос.

— Прекрати, Пол, — усмехаясь, проговорила мама. — Ты в лучшем случае отличишь цвет вина, не говоря о вкусе и стране.

Я покосилась на высеченный на узкой шее бутылки герб. Даже интересно, отец хвалит вино из-за вкуса или из-за денег, которых оно стоит.

В кухне снова раздались едва сдерживаемые смешки. Я подняла голову ровно поверх своего пустого бокала и встретилась взглядом с Джоном. Что он мог означать, я даже не бралась разгадывать. У него в руке был тумблер с искрящим янтарем напитком внутри. Он мягко проводил большим пальцем по слегка вспотевшему стеклу. Сидящий рядом с Джоном Дориан перехватил мой взгляд. Кажется, я слышала, как захлопнулись металлические зубья капкана.

— Вилл! — позвал он. — Ты выпьешь?

«Черт!»

В руке у парня возникла бутылка виски.

— Нет, спасибо, — ответила я, ненароком взглянув на свои приборы. В одном из трех бокалов был сок, два других пустовали. Пока.

— Брось! — не унимался парень. — Выпей за наше здоровье.

Он пьян. Нападение. Открытая, бесхитростная манипуляция, которую он пытается скрыть под маской хмельного весельчака.

— Бокал вина и только за ваше здоровье, — улыбнулась я, надеясь скорейшим образом прервать процесс выяснения отношений с Дорианом.

Взгляд Джона прояснился. Он наблюдал за тем, как Сэм заполняет мой бокал. Губы его слегка напряглись. Он кусал внутренний уголок рта.

— Тост! — снова прогремел Дориан.

— Говорить тосты это не мое. Тем более, что не все здесь рады, когда я говорю.

«Да, мам, хватит улыбаться. Твои друзья знают какая ты.»

— Брось, Вилл! Скажи нам что-нибудь теплое. Это наш первый совместный праздник. Не будь злюкой!

Я бросила на парня свой коронный «убью тебя чуть позже» взгляд.

— Вилл, если не хочешь, можешь не говорить, — почти шепотом сказала Мэри, слегка касаясь моего запястья рукой. — Но на самом деле, мы все были бы очень рады.

— Отлично, твоя взяла Дориан, — я взяла бокал в руку и провела большим пальцем по стеклу. — Но сначала, ответь на вопрос. Вижу, ты очень жаждешь побеседовать

Джон отвел взгляд с моего бокала на лицо Розали. Уверена, его это забавляет.

— Это была не она. Я уже сталкивался с подобным. Какой-то бот подстраивает голос. Спам, не более! — Дориан поднял руку с бокалом высоко над столом и поддел Джона по плечу.

— Она назвала мое имя.

— Да, логично. Это же был звонок тебе.

Дориан не сводил с меня глаз. И пускай на его лице красовалась нарочито доброжелательная улыбка, во взгляде его главенствовали холод и злоба.

— Просто. Здоровье. И все, — шепотом отчеканила Розали, пытаясь взглядом высверлить в моем лице дыру.

— Да, конечно, — на другом конце стола все та же тишина. Джон терпеливо ожидает финального выступления. Я улыбнулась, чтобы не выглядеть грустной сукой. Пусть лучше буду веселой. — За здоровье моих покровителей. И покровителей нашей семьи. Оказалась, я спасена вами уже не раз. Надеюсь, ваших сил хватит на мой оставшийся век. И Мэри, ты готовишь просто восхитительно! Спасибо!

— Другое дело! — загорланил Дориан. Вот спасибо!

— О, Вилл, — поднимая свой бокал в воздух, произнесла Мэри. — Это очень мило! Спасибо тебе за теплые слова.

Почти уверена, благодарит она искренне.

Лицо Розали окрасилось в цвет содержимого моего бокала. И вино правда было восхитительно, хоть я его и не люблю.

— Изумительное вино, Сэм, — вдохновенно воскликнула мама, продолжив пить из своего бокала и делая вид, будто ее не задели мои слова. — Хотя для меня крепковато.

— Да, ароматное, — согласился отец. — Первый раз такое пробую.

— Отлично! Рад, что понравилось. Отправлю с вами бутылку домой! — блондин широко улыбнулся, от чего лицо его рассыпалось десятками морщинок. — А еще мясо. У меня есть медвежатина…

— Сэм! — Мэри резко повернула голову в сторону мужа и копна волос, ниспадающая на ее плечо, взметнулась в воздух.

Мои легкие самопроизвольно сделали жадный вдох.

— Ого! Роуз, давай чаще сюда приезжать? — смеялся отец.

— Мы вас ждем всегда, — ответила ему Мэри. — Я вас приглашаю на свой день рождения!

— Сколько тебе исполнится?

После моего вопроса Мэри слегка изменилась в лице. Не удивление. Скорее наоборот, тень догадки. Дело вовсе не в моей бестактности.

— Вилл, — возникший из пустоты голос матери привлек мое внимание. Я повернула голову в ее сторону и столкнулась с осуждающим взглядом.

— Что? Мне просто интересно.

За столом все молчали. Даже Дориан.

— Я ведь могу задавать вопросы? — поворачивая голову к Сэму, спросила я.

— Само собой, — поступил сухой ответ.

Мама недовольно выдохнула через нос и поправила воротник своей блузки.

Мне казалось более чем логичным и правильным поднять несколько вопросов и получить на них ответы. Будь Мэри моложе Розали, ее бы вопрос не обидел. Она знает, что выглядит как персонаж романа.

— Я ведь могу задать вопросы? Мам.

Скрежет металлических ножек стула о каменный пол закрыл мне рот. Розали молча встала и вышла из кухни. Я в непонимании смотрела ей вслед. Девушка рядом, извинилась и ушла следом

— Пап?

Отец хмуро поморщился и покачал головой. Этот жест, как правило, значил нечто из серии «не знаю, спроси у мамы». Он не мог дать мне ответа. Либо не хотел.

— И это с одного бокала, — прошептал Дориан за другим концом стола практически Джону на ухо, скалясь в улыбке.

После этого я тоже встала и ушла. Будучи в своей временной комнате, я закрыла дверь на замок и выключила свет. Лежавший на кровати телефон разрывали сообщения.

«Мой новый номер. Звони и пиши на него»

«Что со старым?»

«Я потеряла телефон. Не знаю где. Скорее всего, в Парнасе»

«Ты не звонила мне вчера?»

«Шутишь? Я сегодня утром узнала, что потеряла его. Почему спрашиваешь?»

«У меня был пропущенный вызов с твоего номера»

«Странно. Если телефон и работает, то странно, что звонили именно тебе. Да и черт с ним. Я удалила все фотки и пароли, поэтому не переживай на эту тему»

«Я и не переживаю»

Натали отправила грустный смайлик и замолчала.

«Как себя чувствуешь? Ты еще в больнице?» — набрала я ей и отложила телефон в сторону. За дверью послышался жалобный скулеж добермана и шумное фырканье в щель проема. Пришлось впустить ее.

«Живая! Сегодня еду домой. Ты бы видела, во что превратились мои губы! Или я ударилась, или же меня ударили. Не губы, а пирожки с джемом»

«Я видела. С ними ты выглядела симпатичнее»

«Заткнись»

Глава 7. «Волхвы»

Уснула я под утро. Как оказалось, совершенно зря. Один ночной кошмар сменял другой. На протяжении ночи, раз за разом, снилось одно и то же здание, одни и те же крики, шум, тьма, пустые, ни к чему не приводящие лихорадочные поиски, паника и истерики. После очередного минутного пробуждения, я все-таки умудрилась вырваться из кошмара и попала в другую реальность. Здесь все было иначе. Здесь не было ни шума, ни дыма, ни огня, но тревога и страх следовали за мной по пятам и тут. Время тянулось дольше, тяжелее. Черно-белый мир казался спокойнее, но действовал губительнее, чем предыдущие кошмары. Шли часы, а за окном светло как днем. Вечер не наступал, а я все ждала и ждала, когда стемнеет. Когда во входную дверь нашей квартиры постучали, я стремглав помчалась открывать. На пороге стоял человек в темной одежде, с опущенной головой, лицо его скрывал длинный капюшон и с него ручьями стекала вода, словно он стоял под ливнем.

— Входи! — наивно и просто крикнула я, пуская гостя в дом.

Он не шевельнулся, продолжая стоять молча, не поднимая голову.

— Входи! — повторила я, и человек замертво упал на пол.

Я бросилась к нему, падая на колени, в безумных попытках привести его в чувство. Кромешная тьма выла и клокотала за дверью. Пара метров — и не видно ничего. От страха у меня предательски полились слезы. Я рвала и трепала рукава одежды человека, но он не двигался. В попытках затащить его в дом, я лишь выбивалась из сил.

— Вставай! — закричала я, подтягивая упавшего к груди.

Поток холодного воздуха из пустоты впереди обрушился мне на лицо. Так не дует простой зимний ветер. Казалось, сама бездна дышала мне в лицо. Искусственный, ненастоящий, неестественно холодный порыв.

Второй удар воздуха откинул меня в сторону, и тогда я увидела свой кошмар. Тьма стала подползать к ногам человека и к его спине. Лежащий без чувств, он ничего не мог сделать. Я догадалась, что сейчас будет, и, подорвавшись с места, подбежала к двери, взяла человека под руки и с силой потащила на себя. Тьма дрогнула, отпрянула, и тогда я решила обхитрить ее, резко потянув на себя человека и закрыть дверь. Однако у меня не вышло. Из глубины этой черной массы, из ничего, окружившего мою дверь, раздался истошный, дикий, нездоровый крик, переросший в звериный рев. То не был рык волка, или тигра, или льва. Так ревет и воет наш самый страшный кошмар. Это не животное и не монстр. Это воплощение ужаса.

Плотным покрывалом пустота окутала человека и рывком выдернула из моих рук. Я поднялась на ноги, готовясь бежать, но дверь захлопнулась. Бунтуя, я начала ломиться в металлическое перекрытие. Попытки вырваться наружу не увенчались успехом. Словно безумная я билась о дверь, выламывала ручку, толкала и колотила ее ногами, но, как и ожидалось, во сне я была слаба и беспомощна. Это безумие казалось мне вечным.

Едва мгла растворилась, мой разум возник в другом месте. Сейчас я ощущала себя, как совершенно другого человека. Сказать, что во сне я была собой, будет неправильно. Оказавшись будто бы в теле другого человека, я шагнула под лучи яркого солнечного света, бьющие из некого подобия окна под высоким потолком. В центре чего-то, что называть «помещением» не совсем корректно, стоял старый массивный стул с неестественно высокой прямой спинкой. Ни стен, ни пола кроме того клочка бетона, куда падали лучи, я не видела. Пройдя ближе к стулу, я усадила свое уставшее и почему-то одеревеневшее тело и положила руки на подлокотники. Немного покачавшись на ножках и поскрипев старой древесиной, я остановилась и подняла голову вверх, туда, где должен был быть потолок.

— Ты проиграешь.

Ракурс сна вдруг изменился. Я будто встала с места и стала наблюдать со стороны. Оказалось, на стуле сидела я, но раз мой призрак все еще там, значит, это я лишь отчасти. Девушка выглядела старше меня и больше, как если бы я сама стала лилипутом. Наблюдать за собой мне приходилось впервые и, да, мне это не понравилось. Дело даже было вовсе не в откровенно нарушенных габаритах, а скорее в том, что я не ожидала встретиться с собой. Я чувствовала тревогу.

— Ты проиграешь.

Я, сидящая передо мной, неожиданно усмехнулась. Тут я заметила, что за призраком стоял еще один, точно такой же стул. И он не пустовал. Лучи солнца ниспадали на длинные волосы незнакомки, сидевшей спиной к спине с моим призраком. Понять по голосу или заставить себя обойти их и посмотреть, кто был вторым человеком у меня не вышло.

— Ты проиграешь, Вилл.

Девушка в кресле, по-видимому, задетая словами собеседника, немного напрягла руки, взявшись за подлокотники. Мышцы шеи напряглись и заметно выдались вперед. Улыбка поспешно удалилась с ее лица. Откуда-то взявшийся страх за ту, что не была мной, сбил меня с толку. Девушка двигалась медленно, позволяя мне в красках запечатлеть каждую перемену в ней. Чем сильнее она поворачивала голову, тем сильнее становился страх, и тем четче я видела ужас в лице своего клона. Она «опаздывала» на несколько мгновений. Ее чувства будто копировали мои, уже зародившиеся и сформировавшиеся.

Фантом приблизилась подбородком к левому плечу и перевела взгляд в сторону. Мне оставалось наблюдать за тем, что произойдет дальше.

Та, чьего лица я не увидела, уже была повернута лицом к нам. Я видела ее.

— Ты проиграешь.

Левый глаз вместе с орбитой стек ближе к щеке. Бровь и ресницы остались на положенном месте, но виднелись плохо, будто часть волосков выпала. Нос был сдвинут вправо. Рот без губ разинут в кривой безумной улыбке, разрывающей лицо почти наполовину. Опухший серый язык выпал наружу и ударил о торчащий вперед вытянутый подбородок. Длинные темные волосы лохмотьями спадали на плечи.

Чудовище улыбнулось моему клону, а после перевело взгляд на меня.

Из окна гостиной, с террасы, открывался волшебный вид. Я с самого утра, едва свет поглощенного облаками солнца появился над лесом, стояла в одиночестве, спрятавшись за тяжелой шторой. На улице шел крупными пушистыми хлопьями неспешный снег. Погода безветренная, тихая и спокойная. В гостиной я пока была одна. Лишь спустя пару часов, из кухни стали доносится мужские голоса. Сэм и Пол говорили о чем-то ниже, чем в полголоса. Побыть в одиночестве — моя необходимость. Прийти в себя после этой ночи мне далось с большим трудом. Проснулась я лишь спустя час после подъема.

Снегопад кончился. Я отдернула штору и прошаркала к дивану. Сидящий в кресле Джон был неподвижен. Я не знала, как давно он здесь сидел. Входящих в комнату я бы услышала. Возможно, он тут спал. От неожиданности я немного вздрогнула, краем глаза обнаружив его в кресле напротив камина, угрюмого и мрачного, как какого-то героя старого черно-белого фильма ужасов.

— Привет, — выдохнула я, в жалких попытках вернуть себе самообладание.

— Доброе утро.

Джон, слегка наклонив голову к плечу, уставился в пустой камин. В руке у него я увидела вчерашний толстостенный стакан. Сейчас он был полон на треть.

— Давно там стоишь?

— А ты давно тут сидишь? — запоздало подала я голос, неотрывно глядя на стакан в его руке.

Он поймал мой взгляд и опустил руку за подлокотник кресла, оставляя на виду лишь локоть. Вместо того чтобы переключить свое внимание на что-то другое, я впилась взглядом прямо в глаза парню. Ему это, видимо, не очень понравилось.

— Отвечать вопросом на вопрос — некрасиво, — проговорил он хриплым, уставшим голосом так, словно говорить со мной было пыткой.

— Я пришла сюда утром. Спряталась за шторой, — после этого я усмехнулась собственной нескладности.

— Спряталась? — без тени насмешки переспросил Джон.

— Там очень красивый вид.

— Да. Красивый.

Парень часто заморгал и посмотрел на свою руку, где теплился его утренний коктейль из алкоголя и кубиков льда. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, дополнить чем-то наш будничный диалог, но Джон поднялся на ноги и бесшумно прошел к двери. Так мы с ним и встретились тем утром.

— Доброе утро, Вилл! — все тем же ликующим голосом поприветствовала меня Мэри, едва я вышла из гостиной.

— Доброе, Мэри, — странно, но я испытала облегчение от того, что мы с ней встретились, и завязался разговор. Отчасти, меня тяготило чувство вины за вчерашний вечер.

— Как себя чувствуешь?

— Нормально. Спасибо.

— Я вспомнила, что вчера мы не обработали раны. Пойдем наверх, я помогу с этим.

В коридоре второго этажа было полно света. Кто-то распахнул окна и двери пустующих комнат, а ночники так и остались гореть. Мэри, идущая впереди, что-то вещала на тему сложного характера моей матери, иногда переходя на несвязное недовольное бормотание. Причиной тому могла стать или ссора, или настрой девушки «побубнеть». Мы вошли в спальню Сэма и Мэри. Здесь стояла большая кровать, пара пуфиков, туалетный столик, высокий шкаф и точечно торчащие из стены полки причудливой изогнутой формы, напоминающие грибные пластины. Основные цвета интерьера: пшеничный, кремовый, светло-коричневый и неброские вкрапления золота. Только ковер и потолок остались белыми. Девушка усадила меня на пуфик и прошла к высокому шкафу, что стоял в отдалении от стены, там, где Мэри могла хранить свои изящные наряды. Оттуда ею была извлечена пластиковая коробка с матовыми почти прозрачными стенками. По характерным шорохами и лязганьям стеклянных баночек становилось понятно, чем она служила.

— Болит где-нибудь? — спросила Мэри вновь, усаживаясь на пол, передо мной, и подгибая ноги в коленях.

— Голова периодически болит, — ответила я. — Ночью плохо спала.

— Часто у тебя такое, или это из-за того, что случилось?

— Когда нервничаю, бывает, что не сплю ночами. Не часто, но бывает.

— Смотри, у меня есть таблетки. Они на основе трав. Можешь пару вечеров пить их, и, думаю, будет легче. Что скажешь?

— Наверно, пока не стоит. Как только я со всем разберусь, сон вернется.

Девушка не ответила. Из аптечки она достала ножницы, бинты, пластыри, баночку антисептика и тюбик с ранозаживляющим средством. После чего, с сознанием дела, Мэри методично сняла бинты с моих рук и принялась обрабатывать раны. Я наблюдала за ней, едва дыша, будто боялась отвлечь ее. Когда она закончила, я решилась заговорить.

— Ты знаешь, что произошло в ту ночь? Кто мне звонил и говорил ее голосом? — прошипела я, наклонившись вперед.

Отвечать она не спешила. Тяжело вздохнув, Мэри закачала головой и убрала коробку с лекарствами на пол.

У девушки белоснежная кожа. Пальцы немного короче моих. Тонкие. С длинными миндалевидными ногтями. На безымянном пальце теперь уже теплилось тонкое аккуратное кольцо без камней, выполненное из белого металла. Запястье левой руки украшал браслет из того же материала, с россыпью сапфиров. Под ним, на прозрачной коже девушки, я заметила небольшой шрам в форме крошечного пореза, словно от ножа.

— Вилл, — спустя пару минут прозвучал голос девушки почти шепотом. — Мама беспокоится за тебя. Ты себе не можешь представить, как сильно она за тебя боится. Все что она делала и делает — у этого всего одна цель.

— Спасти меня. Знаю, слышала.

Пара синих глаз на одно мгновение поднялась к моему лицу. Хватило ли Мэри этого отрезка времени, чтобы оценить мои слова?

— От кого? От чего? Неужели за столько лет не нашли этих людей?

— Вилл, все сложнее…

— Что сложного?

Девушка обессиленно выдохнула.

— Все обязательно прояснится. Обещаю.

Я молча следила за выражением лица Мэри. Она словно кукла. Сейчас нет ни эмоций, ни чувств.

— Мама сказала, что встретила вас, много лет назад. Сколько тебе лет?

— Я хорошо сохранилась, — усмехнулась девушка, но за этой улыбкой виднелась неуверенность.

— Мне не до шуток. Я доберусь до правды.

— Я серьезно. Едва ли я моложе Розали.

— Тебе не больше тридцати, — отчаянно пытаясь подобрать подходящие слова, допытывалась я. — И ваши глаза.

Мэри аккуратно положила мои руки мне на колени, слегка погладив пальцами внешнюю сторону кистей. Она молчала какое-то время, а после задала вопрос, устремив на меня вмиг потускневшие глаза.

— Ты боишься нас?

Над ответом я не успела даже подумать. Входная дверь в дом с шумом захлопнулась. Я услышала бурчание и ругательства Дориана.

— Что случилось, Дориан? — крикнула Мэри, поднимаясь с колен.

— Ничего! — орал он снизу. — Наша принцесса решила прогуляться.

— О ком он? — спросила я вполголоса, глядя на девушку.

— Джон! Сказал, нужно куда-то уехать, — продолжал кричать парень и голос его звучал все ближе и ближе.

Мэри нахмурилась. Непонимание ее раздражает так же сильно, как и меня.

Стоп. Джон сядет за руль? Не он ли пил виски сутра пораньше, едва нормальные люди успевают умыться и позавтракать?

— Куда ты? — удивленно воскликнула Мэри, когда я вышла из спальни.

— Прогуляться.

— О! Еще одна, — ухмыльнулся проходящий мимо по коридору Дориан.