Бесплатный фрагмент - Мертворожденная

Глава 1 «На заре»

Просыпаться совершенно не хотелось. Я плавала в белой абстракции без стен и потолка, которой не могло существовать в трехмерном мире, и чувствовала себя вполне комфортно. Меня не тревожили мысли, где-то мимо пролетал Эйнштейн. Рядом, то тут, то там, висели плоские геометрические фигуры.

Вдруг, закружилась голова, и меня выдернуло из моего сюрреалистического рая. Тело пронзил холод. Я пыталась прийти в себя и осознать где нахожусь. Открыв глаза, я увидела темное беззвездное небо, рукой попыталась что-то нащупать и уткнулась в нечто холодное и вязкое. Это что, земля?

Я резко села и с ужасом осмотрелась по сторонам. Ага, это была именно земля. Это было не самое неприятное открытие, так как после беглого осмотра местности я осознала, что нахожусь на кладбище. Это ж как нужно было напиться, чтобы оказаться на кладбище и не помнить этого? Что такого я могла делать накануне, что решила по итогу дня поспать на земле? И ладно б ещё на лавочку прилегла, вон их сколько.

Я искренне пыталась вспомнить произошедшее накануне, но голова гудела и отказывалась меня слушать. Тут, сквозь ночной мрак, я заметила, как ко мне приближается силуэт. Ночью, на кладбище! Хотя, сейчас мне было так холодно и так сильно болела голова, что выйди хоть зомби, я б не расстроилась. Сожрал бы меня и никаких мучений. Но приближался ко мне не зомби, а вполне себя живой дядечка. То, что он живой, я поняла, когда услышала, как мужичок тихонько матерится себе под нос. Хотя, зомби может тоже матерятся, я не эксперт. Наверное, не эксперт, точно сказать не могу, так как ничего не помню. Почему-то, звуки родного мата успокоили меня, и я тихонько порадовалась, что встретила на кладбище живую душу, которая может помочь. Однако, к своему ужасу и недовольству, я осознала, что мужичок развернулся и пошел в обратную сторону.

— Извините, вы не могли бы… — хотела сказать я, но вместо голоса из горла прорывались кашель и хрипы.

Мужичок замер и медленно повернулся. Я попыталась встать на ноги, но они совершенно не слушались, я чуть не упала со своего сидящего на попе положения, оперлась на руку и снова обратилась к мужчине.

— Помогите… — но, снова не задалось. Протяжное хрипение — все, на что в данный момент была способна моя глотка.

Я поняла, что мужчина разглядел меня, потому что услышала вскрик, а потом его весьма грузное тело грохнулось на землю. Да, незадача. Превозмогая боль и пытаясь усмирить не слушающиеся ноги, я попыталась подползти к нему, и всего через пару минут мне это удалось. Интересно, дядя в обмороке или умер от испуга? Я потрогала его руку, и мне показалось, что я чувствую биение пульса. Я обрадовалась, и хотела было пошлепать дяденьку по его пухленьким щечкам, но задумалась. А если он очнется и от страха меня прибить решить? Мужичок весьма крупный, а я сейчас даже встать не могу, не то, что постоять за себя! Надо сматываться. Но холодно-то как! Я потрясла мужика за руку. Ноль реакции. Может, стянуть с него курточку, а? Поступок не самый хороший. Я подумала пару секунд и решила рискнуть. И, к моему большому удивлению, удалось это с невероятной лёгкостью. Я перевернула мужчину словно перышко, не почувствовав никакой тяжести, сняла с него куртку и быстро водрузила на себя, но никакого тепла не ощутила. Может я себе уже всё тело отморозила? Я снова попыталась встать. С трудом, но мне это удалось. Я оглянулась, и заметила валяющийся рядом с мужчиной телефон. Может нужно в скорую позвонить, а то он что-то долго валяется? Я набрала на телефоне 030 и сонный голос ответил:

— Скорая, слушаю.

— Тут мужчина на кладбище без сознания.

— На каком конкретно? — уточнил голос.

Я снова оглянулась, и тут в голове наступило кратковременное просветление:

— Центральное.

— Имя, фамилия? — снова уточнил голос.

— Мужчины? Не знаю, мы не знакомы.

— А ваша?

— Тоже не знаю. — ответила я после секундного замешательства.

— Женщина, проспитесь! — рассердился голос и послышались гудки

Тут мужчина начал шевелиться, я почему-то испугалась, отбежала на несколько метров подальше и спряталась за надгробием. Мужчина встал, осмотрелся по сторонам, а потом резко подорвался и побежал в ту сторону, откуда он пришел. Так, он точно сейчас приведет кого-то и будут меня гнать как чудовище Франкенштейна. А я ещё куртку у него и телефон забрала.

Я в очередной раз огляделась, пытаясь понять куда мне идти, и тут глаза зацепились за могилу рядом с которой я раньше лежала. Я подошла к ней, могила была свежей и с креста на меня смотрела с фотографии совсем молодая женщина. Я прочитала имя «Гоффман Эльвира Константиновна». Судя по дате рождения, умерла она ровно в тридцать лет. Надо же! Как меня зовут я не помню, а вот какой сейчас год знаю точно. Хотя, может это мне сейчас так кажется и у меня провал в памяти на десяток лет. Тут, из мыслей о моей амнезии, меня вырвал скомканный листок. Я заметила его чудом, он лежал рядом с венком, и был практически незаметен глазу. Я развернула листок и посветила на наго фонариком на телефоне, чтобы прочитать текст: «Привет! Знаю, что ты сейчас напугана и не понимаешь, что происходит, но мой тебе совет, не обращайся в полицию или в скорую. Да и вообще, не обращайся ни к кому. Ты умерла, а могила рядом с которой ты находишься — твоя. Можешь не поверить мне, но тогда больше дня ты не проживешь. Если это можно назвать жизнью. Я жду тебя в городе Александровске, улица Народовольская, дом один. Удачи добраться вовремя».

Сказать, что после прочтения письма я была в легком шоке — это тактично промолчать. Руки затряслись, а гул в голове многократно усилился. Это просто чушь, говорила я себе, но всё равно, сердце стучало как сумасшедшее. Сердце же бьется, как я могу быть мертвой? Тут голову пронзила догадка. Я открыла камеру на телефоне и не выключая фонарик вытянула руку и сфотографировала себя. Смотреть было страшно, я ещё раз взглянула на фотографию на могиле, а потом открыла фото на телефоне. Руки дрожали так, что внимательно приглядеться к фото, чтобы сравнить, было невозможно, но и внимательно приглядываться было необязательно. И на одной, и на другой фотографии была одна женщина, только на могильном фото на несколько лет моложе и без ссадин на лице. Я внезапно почувствовала потребность грохнуться в обморок, но сдержалась. Вспомнился Гоголь, с его боязнью впасть в летаргический сон. Есть нюанс, если я действительно впала в летаргический сон, и меня похоронили, то я должна была проснуться в могиле, логично? Даже если я, каким-то образом проснулась, пробила гроб и вылезла из могилы, то она должна была быть разворочена, а я была бы вся перепачкана землей. Судя по фотографии сделанной на телефон, и по состоянию моего платья, особенно перепачканной я не была. Явно не так должен выглядеть человек, который выбрался из могилы. Хотя откуда мне знать, как он должен? Зомби в фильмах тоже сильно грязными не выглядят. А я зомби? Или это какая-то новая болезнь?

Вдалеке послышалась мужская ругань и я поняла, что мужичок подходит с подмогой к месту своего обморока. Я рванула в противоположную от них сторону, виляя между надгробиями и бежала пока не наткнулась на забор. Забор проходил рядом с трассой, я перелезла через него и пошла в сторону дороги. Мимо проезжали машины, а я шла в замешательстве, совершенно не зная, что мне делать дальше. Наконец, чуть впереди меня, остановился КАМАЗ, из боковой двери выглянул водитель и спросил:

— Ты со свадьбы сбежала? Подвезти? Да ты садись, не бойся, я не маньяк. — засмеялся мужчина, заметив мою нерешительность. А я подумала, что если бы мужчина знал, откуда я пришла, то боялся бы сам.

— Спасибо, — поблагодарила я, — решившись, я подобрала подол платья и залезла в грузовик, — а то совсем замерзла.

— Вижу, аж белая вся, — заметил мужчина, — чаю налить?

— Ага.

— Жених к подружке что ли ушел? А ты тут как оказалась? — спросил водитель, наливая из термоса чай в кружку.

— Это я от стресса сюда добежала, — соврала я, — хожу, брожу и не знаю, что делать.

— Понимаю, — кивнул мужчина, — ты не печалься, может ещё помиритесь. Куда тебя отвезти?

— А вы проезжаете мимо Александровска?

— Так далеко? — с подозрением посмотрел на меня водитель

— Мне очень нужно туда. Причем побыстрее.

— Проезжаю. — ответил водитель.

— Подбросите?

— Подбросим. — кивнул мужчина и мы поехали.

Глава 2 «Опиум для никого»

В Александровске водитель высадил меня в нескольких кварталах от нужного места. Он пытался узнать мой номер телефона, чтобы удостовериться позже, что со мной все хорошо, но номер я не сказала. Во-первых, потому что сама не знала. Во-вторых, не видела смысла. Может я вообще сегодня умру окончательно, кто знает, а зачем расстраивать хорошего человека? Я вышла из машины, искренне поблагодарив мужчину за помощь, и сверяясь с навигатором на телефоне принялась искать нужное место. И наконец, найдя его, я подумала, что кто-то жестко разыграл меня. Я стояла у ворот церкви, не зная, что делать дальше. Рядом со мной прошла бабулька в платочке, и с подозрением глянула на меня. Чувствую, дай ей волю, погнали бы меня отсюда поганой метлой. Но у бабки судя по всему, таких полномочий не было, и она прошла мимо, бурча что-то себе под нос. Немного постояв у ворот, я все же решилась и прошла внутрь. И что я буду здесь искать, или кого? Тут, из церкви вышел батюшка, сурово глянул на меня, и сказал:

— Добралась? Долго ты, я уж думал не успеешь. Пошли.

Он спустился по ступенькам и пошёл вглубь двора, к одноэтажному зданию. Я пошла за ним, искренне сомневаясь в своей вменяемости и в реальности происходящего. Поп завел меня в дом закрыл дверь на замок, а потом прошел в комнату и сел за стол. Покопавшись в ящике стола, он достал из него жуткого вида книгу, потрепанную и старую, и принялся тщательно в ней что-то записывать.

— Так, — окончив сказал он, — Гоффман Эльвира Константиновна, на момент смерти тридцать лет. Мертвородилась десятого сентября, все верно?

— Н-наверно. — запинаясь сказала я.

— Всё, записал тебя, можешь идти.

— К-куда? — с возрастающим страхом переспросила я.

— Куда? Куда тебя черти твои пошлют! — разозлился батюшка. — Иди с глаз моих!

Я растерянно смотрела на него, потом развернулась к двери и спросила:

— Вы мне откроете?

Поп подошел ко двери, открыл замок, и развернулся, стараясь не смотреть мне в глаза.

— Спасибо. — поблагодарила я и взялась за ручку.

— Погоди, взгляд у тебя вроде не злющий пока, обычно тут такие приходят… — Батюшка горько вздохнул, посмотрел на меня и сказал, — пойдем сядем.

Мы сели за стол, батюшка на свое место, я напротив него.

— Ты как, уже чувствуешь темные силы в себе? — спросил он.

— Темные силы? — удивилась я.

— Злобу неудержимую чувствуешь или лютость какую?

— Неудержимый голод чувствую. — попыталась отшутиться я.

Батюшка удивленно посмотрел на меня.

— Объясните мне уже, что происходит?

— Расскажи, что ты помнишь? — вопросом на вопрос ответил батюшка.

— Очнулась на кладбище, довела какого-то мужичка до обморока, забрала его телефон и куртку, потом письмо нашла около могилы, на котором адрес был написан, ну и приехала сюда на попутке.

— Долго мужчина в обмороке был?

— Да минут пять-десять, точно не помню.

— Наверное, поэтому пока не чувствуешь лютость, сытая еще.

— Сытая чем? — удивилась я.

Батюшка вздохнул и отвел глаза, потом аккуратно похлопал по книге и сказал:

— Эта летопись лишь одна из многих, десятки были до нее, и, к сожалению, страшно представить сколько будет после. Всякие черти, бесы или мертворожденные, вроде тебя, должны быть записаны у нас в течение суток после появления в нашей области, в других областях другие книги, и другие летописцы. Меня зовут отец Сергий, я уже почти тридцать лет эту летопись пишу, кого только не видел в этой комнате… — отец Сергий горько вздохнул.

— А кто такие мертворожденные? — спросила я.

— Твои коллеги тебе объяснят точно. Я только знаю, что нечисть вы. И быть вас на свете не должно бы вовсе, всю душу из простых людей выжимаете, жизни не даете. И беды все от вас, как бы мир очистился если… — отец Сергий снова замолчал, уйдя в свои мысли.

— А что будет с теми, кто не придет и не запишется в летопись? — спросила я, прервав молчание.

— Для таких у нас специальная служба есть, УНН, называется, то есть Учет нелетописных нечистей. У них приборы разные есть, исследуют, если где-то стало слишком много горя происходить — значит нечисть лишняя там затесалась, ну или своя разбушевалась. Если оказывается, что своя разбушевалась, тогда зовут УЛН, они с летописными вопрос решают. Если находят нечисть, которой в летописи нет, то… Тут дверь распахнулась и в домик зашел красивый молодой мужчина лет тридцати, одетый в рясу. Не обращая внимания на отца Сергия, он посмотрел на меня и спросил:

— Записалась уже?

— Вроде да. — неуверенно ответила я, посмотрев на отца Сергия, тот лишь хмурился, глядя на вошедшего мужчину.

— Потопали, чего сидеть тут.

Я снова посмотрела на отца Сергия, тот кивнул мне и сказал:

— Иди, несчастное дитя.

Я вышла вслед за мужчиной, тот с интересом посмотрел на меня и спросил:

— Как самочувствие?

— Хорошо.

— Хорошо? — с улыбкой растянул мужчина и захихикал. Несмотря на то, что он непрестанно улыбался мне, мужчина не вызывал у меня никакого доверия, скорее наоборот, едва преодолимое желание убежать от него подальше. Видимо моя настороженность читалась во взгляде, потому что мужчина сказал, — Да ты расслабься, я знаю, что мой прекрасный лик вызывает у тебя стаю бабочек в животе, но ими займемся чуть позже. — мужчина вновь премерзко захихикал.

С чего он сделал такой вывод было совершенно непонятно, но выглядел он весьма уверенным в себе. Мы вышли за ворота церкви, прошли квартал, и остановилась у самого странного здания, которое я видела в своей жизнь. Трехэтажное нечто, совершенно непонятной архитектуры, со статуями в виде крылатых чертей и страдающих грешников, обнесенное железным забором с пиками, вызывало одновременно страх и отвращение.

— Чувствуй себя как дома. — улыбнулся мужчина, отворяя ворота.

Мы прошли во двор, а затем поднялись по высоким ступеням здания. Внутреннее содержание строения полностью советовало внешнему облику, высокие окна задрапированы темными шторами, странные картины висели на стенах и жуткие скульптуры стояли в холле, а я почувствовала ещё больший холод.

— Вот это наше пристанище, — обвел мужчина холл рукой, — потом сама разберёшься где и что, а пока пройдем на кухню, поешь там, а заодно поболтаем.

Мы разулись и прошли на большую и светлую кухню. Она резко контрастировала с мрачным коридором. Мужчина сделал кофе и нарезал бутерброд, а я спросила:

— Как вас зовут?

— А как тебе нравится? — подмигнул мне тот. — То личико, которое ты видишь на мне, это лицо человека, которого ты любила в своей прежней жизни. Ты ведь не помнишь ни его, ни как его зовут? — мужчина снова захихикал. — Это мое изобретение, хоть ты и не помнишь ничего, но где-то далеко внутри твоя растрёпанная душа, от которой скоро ничего не останется, все равно хранит память. И благодаря этому у меня быстрее получается перейти к более доверительным отношениям, ты же понимаешь, о чем я? — и снова этот мерзкий смех.

— И все же, как вас называть?

— Во-первых, перестань мне выкать, а во-вторых, имя, которое мне дала матушка триста лет тому назад, сегодня не очень актуально, хотя насчет сегодня и не знаю, человеческих личинок сейчас, как только не называют. Короче, последние сто лет меня называют просто Рем.

— Рем?

— Ну, да. Сокращенно от сочетания революция мировая.

— Не самое современное имя. — тактично заметила я.

— Так я человек старый, за всеми новшествами не успеваю. Что мне, после каждого переворота имя менять?

Рем поставил рядом вкусно пахнущий кофе и тарелку с горячим бутербродом:

— Стоп, не ешь, сейчас одну штучку дам тебе, а потом запьешь. — Рем вытащил из кармана пробирку с темной жидкостью и дал мне. — Только залпом пей, а то на вкус эссенция малоприятная.

— Что это? — спросила я.

— Да тут целый коктейль: ненависть, обида, злость, обреченность, безответная любовь — и это только основные ингредиенты.

— И зачем мне это пить?

— Можешь и не пить. Тогда, наш батюшка зря записывал тебя в свою книженцию, потому что эту ночь ты не переживешь.

Я взяла пробирку в руки, подумала несколько секунд, и выпила залпом. Вкус был препротивный, словно всевозможные гадости мира смешали в одном растворе. Я проглотила эссенцию, и тут, преследовавший меня холод исчез, а тело окутало приятное тепло.

— Класс, правда? — искоркой в глазах спросил Рем. — и злость, и холод куда-то подевались? Хорошо стало?

— Хорошо. — согласилась я, не став уточнять по поводу злости, которой у меня и не было.

— Теперь ты в наших рядах, поздравляю! Испив раз людское горе, уже невозможно никогда забыть это ощущение. Хотя, у тебя выбора не было, верно? — подмигнул Рем. — Правда, часто от меня такой благотворительности не жди, дальше сама себе будешь эссенцию добывать, а половиной со мной делиться.

— Хорошо. — согласилась я.

— Хорошо, — передразнил меня Рем, — и ты даже не спросишь меня, как и что?

— А зачем? — удивилась я. — Если ты будешь забирать у меня половину, значит, тебе эта эссенция нужна не меньше моего. Поэтому, ты и сам все мне расскажешь.

Рем откинул голову и расхохотался, на этот раз искренне и задорно. Я же, пила вкуснейший кофе и рассматривала обстановку. Ощущение, что я каким-то образом попала в сон одного из персонажей «Палаты №6» не пропало, но я пыталась вникнуть в происходящее. Значит, я умерла, кем я была, и чем жила не помню, а единственное, что мне сейчас более-менее понятно это то, что я должна выпивать некую неизвестную и мерзкую эссенцию, чтобы поддерживать жизнь. Супер.

Я доела бутерброд и допила капучино. Рем встал:

— Пойдем, покажу тебе самое интересное.

Из вполне себе уютной кухни мы вышли холл, и он больше не казался мне таким уж мрачным и холодным, скорее, готически притягательным. Мы поднялись по лестнице на третий этаж, прошли вглубь коридора и Рем достал из кармана ключ. Дверь комнаты словно переделали из двери банковского сейфа, Рем сказал:

— Это только для подстраховки, без моего разрешения никто в эту комнату проникнуть не сможет. Так что, если у тебя в голове какая плохая мыслишка появится, ты её лучше прогони, а то… Ты же понимаешь, о чем я?

— Пока нет, но чувствую мне недолго ходить в неведении.

Рем открыл дверь и пропустил меня в комнату. Та выглядела словно кадр из мистического хоррора: вся комната была уставлена шкафами с фарфоровыми куклами, куклы были совершенно разные: как классические красавицы, так и уродливые монстры. Краем глаза в этой пестроте мне показалось, что я увидела подобие фарфоровой старушки с седыми волосами. Но ужаса нагоняли не только куклы. У каждой изо рта торчали трубки, кончик которых был опущен в чаши, стоящие рядом, в которых находилась темная эссенция вроде той, что дал выпить Рем. Какие-то чаши были заполнены почти до краев, какие-то и вовсе пустовали.

— Для нас — это все. — сказал Рем, торжественно обводя рукой комнату. — Это та сила, благодаря которой мы живем, а не просто существуем как отребье в виде комочков боли и холода. Много веков назад, наш Создатель придумал для нас эту величайшую силу, и до сих пор мы выживаем благодаря ей. До появления Создателя, мы скитались, мучились, боялись, терпели, а сейчас, посмотри, люди сами дают нам силу и власть, благодаря которой мы находимся на вершине пищевой цепочки.

— А при чем тут пищевая цепочка? Это же просто какая-то мутная дрянь, вытекающая из кукол, какое отношение она имеет к людям?

— Это не просто дрянь, это — энергия в чистом виде. Эссенция, кукла — это просто образы, которые породил Создатель, чтобы сделать энергию для нас, простых исполнителей, понятной и осязаемой. Но вся эта энергия — плоды наших усилий. Её мы выжимаем из людей, чтобы жить и подстраивать мир под себя. Каждая кукла — символизирует мертворожденную в моем подчинении, в ней вся сила, которую получает мертворожденная, и которую кукла превращает в эссенцию.

— Что будет, если разбить куклу?

— Ничего. — хмыкнул Рем. — Нет, ты конечно можешь попробовать, но лучше не нужно. Кукла лишь образ, который придумал создатель, она появляется с рождением мертворожденной и исчезает тогда, когда та умирает навечно. Сначала разбивается чаша, а потом кукла. Приходилось несколько раз наблюдать за процессом.

— Как мертворожденные получают энергию, которую кукла превращает в эссенцию?

— Все просто до глупости. Ты знаешь, какие самые сильные человеческие эмоции?

— Счастье?

— Счастье? — рассмеялся Рем. — Гнев, страх, злость, ярость — никакое счастье никогда не сравнится по силе с этими чувствами! И чем больше получается добиться от этих чувств, тем полнее заполняется ваша чаша, тем больше человек вам отдает своих сил. Лучшие из вас могут выпить человека до дна, полностью забрав себе его силу, но даже выпивая человека понемногу, мы можем жить полноценно: не стареть, иметь физическую силу не сравнимую ни с каким человеком, внушать людям нужные нам мысли и эмоции, и жить вечно.

— А что будет если не пить эссенцию?

— Ты вообще можешь её не пить, достаточно получать энергию напрямую. Но с помощью нашего Создателя мы можем делать запасы или делиться с нуждающимися, например, такими, какой ты сегодня была.

— А если бы я не выпила? Умерла через сутки?

— Сутки — это относительно, все по-разному. Был как-то случай у меня, задержался я у одной знакомой немного, ты понимаешь, о чем я… И не выкопал вовремя девчонку. Даже суток с похорон не прошло, а она очнулась в гробу, вылезти самой сил не хватило, ну и когда я раскопал её она уже всё… Закопал обратно. Слабенькая была. Другой случай был, на кладбище я-то вовремя пришел, а она уже сама вылезла и шлялась где-то. Пока нашли ещё неделя прошла, ух, а она злющая была, ну и уники, это те, которые учет нелетописных тварей ведут, её того… По закону должна была в летопись быть вписана в течение суток после пробуждения, а то, что она знать об этом законе не могла никого не волнует. Как говорится, дура лекс.

— Ты же сказал, что мы бессмертные?

— Практически. С некоторыми упущениями. Против огня мы бессильны, чем пользовалась в свое время инквизиция. Пока пробудившийся не наполнит первый раз свою чашу силой, причем концентрированной, как в эссенции, он уязвим. Нет, убить его нельзя, но злость начинает разрывать изнутри, разрушая без того пустую чашу, и убивая проснувшегося. С тем, кто уже испил силы это не работает. Даже если чаша опустеет, он будет жить, правда жизнью это назвать сложно, он будет существовать, раздираемый своей злобой и яростью по отношению ко всем, словно сумасшедший будет биться в своей агонии, пока не смирится и не превратится в кусок еле живой плоти, у которой даже нет сил поднять руку. Раньше мертворожденные были такими, даже эпидемии и войны не могли избавить от постоянного чувства голода. А сейчас — одно раздолье. Люди стали изнеженные, ты ему на пальчик в метро наступишь, он внутри уже кипит от ярости, а ты стоишь, кайфуешь, пьешь его силу. Малость конечно, но то тут, то там, уже приятно. А наши девочки, как только не изощряются, такие Санта-Барбары устраивают! Целые семьи под ноль выжимают.

— А ты как изощряешься?

— А я никак. Я уже столько живу, что сижу на проценте. Руковожу этим домиком и этой областью, слежу за своими девочками, и получаю удовольствие от жизни.

— Типа сутенера?

— Типа него. Только то, что отдают моим девочкам люди, гораздо важнее денег. Хотя и денег у нас достаточно. Ну как, разобралась немного, как у нас каша варится?

— Немного.

— Ну отлично, пойдем.

Мы спустились на второй этаж, в коридоре было около шести дверей, Рем открыл одну из них и сказал:

— Располагайся, теперь это твоя. — я прошла в уютную комнату, отделанную в стиле шика девяностых годов, а Рем добавил, — Знаю, это совсем не хоромы, но это так, на первое время. Большинство пробудившихся съезжают через пару месяцев, как наберутся опыта и найдут хороший доход. А там уже живут как хотят. Главное, чтобы мне процентик капал.

— А ты где живешь?

— Наверху. Там у меня своя уютная коморка, мне из этого дома особо никуда не деться, должность у меня административная, руководящая. Я то здесь, то в церкви, слежу за нашим батюшкой, чтобы пакостей не наделал нам. Меня и пристроили туда для дипломатических целей, хоть батюшка мне не особенно рад. Но у него тоже указание свыше, терпеть меня, вот он и не возмущается. Ладно, отдыхай пока, переваривай все потихоньку, а завтра на чистую голову ещё поговорим. А то у меня ещё дел сегодня куча, не до разговоров с тобой. Ужин в холодильнике найдешь, а в шкафу есть одежда. Не переживай, все новое и чистое. Я поздно приду, заранее сладких снов. Хотя, если хочешь, чтобы они стали ещё слаще я могу и остаться, ты же понимаешь, о чем я? — хмыкнул Рем, сказав надоевшую мне присказку.

— Нет-нет, я лучше сама буду ответственна за свои сны, спасибо. — ответила я и вытолкала его в коридор.

Глава 3 «Моя бабушка курит трубку»

Сны мне снились беспокойные. Они были короткие и несвязные, будто обрывки разных фильмов, вырезанных в длинный хаотичный ролик. Причем лица, мелькавшие во сне, казались мне смутно знакомыми, словно это были друзья детства, чьи имена я давно забыла.

Я поднялась с кровати рано утром, чувствуя себя совершенно разбитой. Хотелось залезть в душ и постоять там минут десять, чтобы прийти в себя, что я и сделала. Вода успокоила и смыла остатки беспокойного сна, я оделась и спустилась на кухню.

Там стояла молодая девушка, на вид лет двадцати, и курила в окно. Она увидела меня и вскинула брови:

— О, новенькая? Как зовут?

— Эльвира.

— Эльвира, — фыркнула девушка и затушила сигарету, — а по-настоящему?

— Если на могиле было написано, как считаешь, настоящее?

— Наверно. — легко согласилась девушка. — У меня родители не такие оригиналы, я просто Маша.

— Ты помнишь родителей? — удивилась я.

— Нет, конечно, — фыркнула Маша, — это я предполагаю.

— Я так и не спросила вчера у Рема, память уже не вернется?

— А зачем она тебе? У тебя новая жизнь. Память о том, как ты была человеком, мешает превратиться в того монстра, кем ты станешь.

— А что, это обязательно?

— На моем веку, а я почти три прожила, почти все ссучиваются. Это с новенькими, как ты сейчас, можно спокойно посидеть поболтать, а уже через пару месяцев ты в такую тварь превратишься, что даже сидеть рядом со мной не захочешь.

— А ты в белом пальто? — улыбнулась я.

— Типа того. — рассмеялась Маша. — Ты права, я такая же. Просто, я самая старшая здесь, немного опыта есть, да и просто поболтать иногда хочется, а не с кем, только если с Ремом. Мне кажется, что каждое новое поколение все более озлобленное, раньше часто болтала с девчонками, вот как с тобой сейчас, а последние лет двадцать, новенькие ещё обратиться толком не успели, а уже такие фифы, тьфу! Впрочем, зря я них наговариваю, это не их вина. Раньше люди чище были, поэтому пока у новообращенных душа раскалывалась, годы проходили, и все это время, ещё оставалось что-то человеческое в них. А в последние годы, месяц-два проходит с пробуждения, и смотришь на них, а глаза пустые как мой стакан в выходной.

— А тебя уже раскололась душа?

— Душа, — рассмеялась Маша, — это я так, образно сказала. Если тебе интересно, я вообще агностик, и в эту мистическую хрень, которую рассказывает Рем, про Создателя и прочую чушь, я вообще не верю.

— А как тогда? Как ты объясняешь происходящее? Я же умерла, правильно? И воскресла. Разве это не чудо, магия, или ещё что-то подобное?

— Я родилась в те времена, когда вещи, которые сегодня кажется обыденностью, были чудом. Поэтому для меня наука и есть магия. По моему мнению, то, что происходит с нами, это что-то вроде болезни. А Создатель, как наши его называют, просто научился делать для нас универсальное лекарство, вот и все чудо. Я уверена, если бы мы не начали скрываться, то может нас бы изучили давно, и научились лечить. Представляешь, как бы все в мире изменилось, если бы нас исследовали: мы бессмертные, сильные, не болеем обычными болезнями — а вдруг причина в этом биологическая? И можно всех сделать такими? А то, что нам нужна энергия для жизни, так кто знает, чтобы можно было придумать, если бы за дело взялись настоящие ученые.

— Опять ты новеньким голову чушью забиваешь, могли исследовать, а могли перебить всех в средневековье. Вроде, четвертую сотню лет живешь, а никак в людях разобраться не можешь.

Оказалось, что Рем стоял в проходе, и слышал, как минимум часть нашего разговора. Он сердито смотрел на Машу и спросил ее:

— Ты чего пришла? Опять жить негде?

— Не дождешься! Я по поводу очередных поборов. Сколько можно? Пятьдесят процентов бурды мы тебе сливаем, от дохода десять процентов в общаг платим, ещё налог, а сейчас ещё пять процентов на резервный фонд отдавать! Я не могу столько платить, на что я жить должна?

— Не нравится, можешь в соседнюю область поехать, там они двадцать процентов отдают. Я и так вас оберегаю как могу, а ты копейки платишь! И эссенции ты меньше всех приносишь, я регулярно тебя перед начальством выгораживаю, а от тебя одни претензии!

— А сколько мне отдавать — я медсестра, а не олигарх! — закипела Маша.

— Так нашла бы другую работу. Ты вообще можешь не работать, у нас большинство девочек без работы и эссенцию, и деньги как-то находят и живут как хотят! Тебе умение внушать на что дано? И мозги?

— Я так не хочу, и ты прекрасно знаешь об этом!

— Да знаю, знаю! И чисто по-человечески я тебя очень даже уважаю! Жить честным трудом, брать эссенцию только по мере необходимости и прочее бла-бла. Но и ты меня пойми! Мы по показателям из-за тебя уже худшие по стране. По стране! Меня начальство уже с потрохами на каждом совещании доедает, скоро совсем сожрет! Вот снимут меня и поставят кого-то из столицы тогда поймете мою доброту! И деньги мы не в общаг сдаем, а в профсоюз, сто раз тебе говорил. Чтобы кормить и поить вот таких, как она, — ткнул Рем в меня пальцем, — пока не обустроятся.

— Ой, да что ты мне рассказываешь, ты хочешь сказать, что человек десять в год съедают весь общаг? Ну, конечно! Мне хоть сказки не рассказывай!

— Маш, ну чего ты хочешь добиться? Чтобы я к Высшим с этим вопросом пошел? Чтобы меня от цепочки отлучили? Я ж не как вы. Я даже для жизни себе, бурду, как ты её называешь, достать не смогу. Ты меня кормить будешь?

— А меня кто будет? Мне, с ваших поборов, уже на съём денег не остается. Где я жить буду?

— Тут живи. — пробурчал Рем. — Ладно, общаг, тьфу, профсоюзные и остальное сам за тебя платить буду. Ты все равно, постарайся хоть немного побольше эссенции добывать, ладно? Ну, последние мы в рейтинге, Маш, последние! Уберут меня!

— Ладно, буду с большим садизмом делать уколы и клизмы, больше ничего не обещаю.

— Эх, ты б хоть в детское перевелась, ты же знаешь было бы больше…

— Заткнись уже, а то все остатки уважение к тебе потеряю. — сердито перебила Рема Маша. — Ладно, пошла я, мне ещё выспаться сегодня нужно, снова в ночь поставили. Запиши мой номер. — сказала мне Маша, — Пока нормальной будешь, звони. Может встретимся, поболтаем.

Я записала в телефон номер Маши, та не попрощавшись вышла, а я обратилась к Рему:

— Кстати, телефончик-то не мой, вдруг в розыск объявят? Да и некрасиво вышло, забрала у беспомощного дядечки средство связи и курточку. Вернуть бы надо. Ты сказал, у вас фонд на таких нищих приживалок как я есть? Выделишь мне немного? Куплю себе одежды, телефон и съезжу этот отдам.

— Тебе что, больше всех нужно? Выкинь телефон и куртку в мусорку, кому нужно эту звонилку китайскую искать?

— Это для тебя китайская звонилка, а для человека телефон может быть очень ценной вещью.

— Как хочешь, если заняться нечем. У меня своих дел по горло, побегай пока, осваивайся. Денег дам. Документы тоже. Учти, эта благотворительная помощь ненадолго. Уже сейчас думай, где деньги и эссенцию доставать будешь. Сразу предупреждаю, никакого криминала и уголовки не потерпят, если что неладное заметят, УЛН тебя живо утилизирует.

— УЛН?

— Ну, есть три высшие независимые организации, УЛН, УНН и УВ. Они ни от кого не зависят, ни от нас, ни от церковников, и ориентируются только на закон. И церковники, и мы, выплачиваем этим организациям налог, чтобы они могли жить и работать. Первая организация — Учет летописной нечисти, УЛН, если сокращенно, или улиточки, как мы их нежно называем. УЛН за нами следят, чтобы мы, нечисть, место свое знали. Если кто-то из наших нарушает договоренности или, не дай Создатель, закон, что делают наши улиточки?

— Что?

— Утилизируют неугодных. Вторая независимая организация УНН — Учет нелетописной нечисти. Они следят, чтобы нежить какая мимо летописи не прошла, исследуют «нечеловеческую», как они говорят, активность. И если что-то лишнее находят, что делают?

— Утилизируют? — догадалась я.

— Как ты быстро учишься! Все правильно, утилизируют. И есть ещё одна организация, иногда достает похлеще первых двух. УВ — Учет Высших. Они следят за всеми, чтобы инквизицию не повторили, чтобы лишнего на себя не брали. Например, вот было дело, один летописец решил, что уж слишком много нечисти в его вотчине развелось. И он ничего лучшего не придумал, как не зарегистрировать пришедшую к нему мертворожденную. Пока суд да дело, пока с летописцем разбирались, так как, по закону, только он её вписать может, прошли сутки, и к мертворожденной пришли из УНН. Уники девчонку утилизировали без суда и следствия, а потом только разбираться стали. Тут уж УВ подключили к разбирательствам, ну и они летописца…

— Утилизировали?

— Как же! Пальчиком помахали и сказали не делать так больше.

— А много их вообще?

— Сумасшедших? Да как собак нерезаных!

— Нет. Нечисти много?

— Ну, мертворожденных мало осталось, у меня в подчинении около сотни, так это на всю область! А по всей стране около десяти тысяч. В Европе мертворожденных вообще почти не осталось. Поэтому наши туда активно уезжают, уж очень рынок там крупный и пустой на конкуренцию. А вот другой разной нечисти валом: аспиды, ауки, бабки-ежки всякие. И это только по алфавиту.

— Так, мертворожденные этот что-то вроде ведьм?

— Ведьм? Что за пошлость? Ведьмы, это те долбанутые тетки с котелками, варящие непонятное варево и гадающие на таро? Я в жизни ни одной настоящей не встречал, а мне, чтоб ты понимала, уже триста лет! Слухи конечно разные ходили, но как по мне, что ведьмы, что вампиры, что призраки — просто страшилки для малышни и идеи костюмов на Хэллоуин.

— А кто тогда мы такие?

— Если ты в экзистенциальном смысле, то понятия не имею. Если в антропологическом, то тоже. Никто толком не знает, откуда вся нечисть появилась и как. Просто она всегда была и все. Как животные или идиоты. Только животных изучают, а нам приходится скрываться, если люди узнают о нас, то объявят войну на поражение. Один раз они уже это сделали. И большинство из нас тогда перебили, пока не пришел наш Создатель. Он был влиятельным человеком, его мать была мертворожденной и благодаря ей он все знал о нашем мире. Создатель с детства обучался у лучших умов, и смог придумать как облегчить жизнь своей матери и всех нас. Он смог сделать силу материальной, чтобы мы могли накапливать ее, делиться с нуждающимися и окрепнуть как вид. И он же, благодаря своему влиянию, заключил с Высшими закон, благодаря которому нечисть больше не могли убивать без разбора. Более того, Создатель сделал оружие, которое и сегодня является гарантией нейтралитета между всеми.

— Какое оружие мог создать человек сотни лет назад, чтобы сегодня оно внушало страх?

— А кто его знает. Мы не знаем. Ходят слухи, что Высшие имеют доступ к нему. Но это только слухи. Так или иначе, нас не трогают, и мы спокойно живем и добываем себе пищу как можем. И кажется мне, что оружие вполне реально. Ведь не вся нечисть такая безобидная как мертворожденные, есть такая, что жрет людей в прямом смысле слова. Но, у улиток какая-то своя система подсчётов и пока людей жрут и убивают в нужном количестве, не превышая статистическую норму на процент населения, все счастливы, и никто никого не трогает, ясненько? Вот и ты никуда не лезь, и нас не подставляй. Улитки не самый приятный контингент и встречаться с ними лишний раз совсем не хочется. Кстати, а летописца того, из-за которого девчонку утилизировали, лихо сожрало. Но там все по-честному было, ему положено одного человека в год сжирать, ну это ж просто совпадение, что летописец попался, правда?

— Лихо?

— Да, своеобразные существа, им дорогу лучше не переходить. Принципиальные до зубного скрежета, а чувство справедливости обострено как у подростков, и такое же своеобразное. Как прицепится такое лихо одноглазое… Я одному дорогу перешел как-то, так еле откупился. Хоть убить они нас не могут, но пакостей могут наделать! Так что, во все стороны смотри и ушки на макушке. Ясно?

— Ясно, только ты так и не сказал, откуда берутся мертворожденные? Задам вопрос проще, почему я мертворожденная? Ты же выкопал именно меня. Значит знал, что я такая? Откуда?

— Все-то тебе интересно, — проворчал Рем, — мертворожденные обычные существа, как и вся остальная нечисть, и размножаются вполне себе обычным способом для большинства животных на Земле — половым.

— Мои родители мертворожденные?

— Ну, не родители, а только мать. Мертворожденными могут быть только женщины.

— А где сейчас моя мать? Получается, что она знает, что я такая же, как она? Мы можем встретиться?

— Не все так просто. Это одна из причин, почему вас так мало осталось. Мертворожденная может родиться только у такой же матери, а женщина становится мертворожденной только после того, как она умрет. Например, живет себе девушка, не тужит и не знает, что её мать была мертворожденной. Выходит замуж, рожает детей. Так вот, дети у нее будут самые обычные, примитивные человеки. А вот если она умрет, и забеременеет после этого, только тогда появится новая мертворожденная.

— А почему тогда мертворожденных мало? Почему бы просто не взять и не нарожать еще?

— Было бы так просто, тут же не только биология замешана, но и что-то необъяснимое. С того момента, как мертворожденная беременеет, на нее перестает действовать эссенция. Она может получить силы только напрямую от людей, причем, с каждым месяцем ей нужно все больше и больше силы. И сила не насыщает ее, она постоянно чувствует холод, злость и ненависть начинают разрывать её и нет никакого спасения от этого. Это как постоянная чесотка, раздирающая изнутри, от которой нет спасения. И после родов это не прекращается. Путь у всех разный, кто-то в первый год не выдерживает и находит способ закончить мучения, кто-то пытается держаться, но больше четырех лет ещё никто не выдерживал.

— А как они находят способ, если они бессмертные?

— Способ только один — огонь, другого выхода нет. Мне даже страшно представить, какая боль их мучает, я видел девчонок, которые неделю были без эссенции, и видел их мучения. А тут годы без шанса на облегчение. Причем, это мука может длиться вечно, потому что их бессмертие никуда не испаряется, просто это бессмертие становится вечным адом.

— Получается, моя мать нашла способ умереть?

— Не совсем. Она напоролась на инквизитора.

— Это ещё что? Инквизиция давно закончилась!

— Это да, но остались психи, вроде того летописца, которого в итоге лихо одноглазое сожрало. Им плевать на закон, и они считают, что всю нежить нужно уничтожать. Официально их конечно не поддерживают, иначе это было бы прямым нарушением закона. А по факту, как-то же они нас находят?

— А ты вообще кто? Если ты сказал, что мертворожденными могут быть только женщины, то либо плоховато выглядишь, либо ты что-то другое.

— Какая ты неприятная женщина, говорить такие вещи в наше толерантное время! Как хочу, так и выгляжу. Может я в душе чувствую себя женщиной?

— В душе чувствуй себя хоть мочалкой. Ты же что-то иное?

— Я чёрт обыкновенный. Выглядеть я, между прочим, могу как захочу. Это для тебя я выгляжу как твой бывший, но, если мне понадобится, могу предстать и юной нимфой. Только мне это не очень нужно, во-первых, козлы всякие приставать начинают, а во-вторых девчонок на такой образ сложно цеплять.

— Но ты мужчина?

— Когда был человеком, то был мужчиной. Я сейчас стараюсь нести этот же крест, ясно тебе? Бестактная ты дама.

— По-моему, ты слишком чувствителен для чёрта. — улыбнулась я.

— Чёрт, водяной, русалка — да какая тебе разница, кто я? Может для меня это вообще слишком интимная тема.

— Ну, не знаю, ты так ворчишь, что больше похож на вредную бабайку, чем на приличного чёрта.

— Я б на твоем месте и бабайку боялся.

— Получается, мне нужно опасаться этого лихо, бабайку, бояться напороться на инквизитора и что еще?

— О, да там огромный список! Ты со временем освоишься. И еще, не забывай, что надо платить налог, процент на профсоюз и в резерв. И отдавать мне половину собранной эссенции. Добро пожаловать в нашу компанию!

Глава 4 «Девушка по городу»

Узнав у Рема название моего родного города, я поднялась к себе в комнату. Порывшись в шкафу, я нашла безразмерный свитер, джинсы, севшие на меня вполне удачно благодаря ремню и красную куртку. Ещё я выпросила у Рема пару его кроссовок, которые, к моему удивлению и его огромному смущению были, как и у меня, тридцать девятого размера. Я взяла спортивную сумку и сложила туда куртку моего приятеля с кладбища и его телефон, предварительно удалив оттуда свое фото. Рем, порывшись в комоде холла, вытащил оттуда новенький мобильный и документы.

— На, принесли пока ты одевалась.

— Ничего себе, вот это оперативность! — удивилась я.

— Да я ещё и крестиком вышивать умею. — засмущался Рем.

Я открыла паспорт и прочитала имя:

— Тургенева Эльвира Герасимовна. Что?! Ты издеваешься? — возмутилась я.

— А что тебе не нравится, нормальное имя. И вообще, у меня не так много времени было фантазию проявить.

— И поэтому ты решил меня назвать в честь Муму?

— Причем тут… — Рем вчитался в имя, а потом захихикал. — Честное слово не специально! Хотя Иван Сергеевич классный мужик был, помню как-то…

— Ты не увиливай, как мне с таким именем жить?

— А как ты с прошлым жила? Если хочешь знать, к имени Эльвира вообще сложно что-то подобрать. Что не придумай, все звучит как псевдоним девки с вокзала!

— Эльвира Ивановна нормально звучит. Но не Герасимовна же!

— Какая ты неблагодарная, ты знаешь, как сложно все эти бумажки делать? А я уже полный комплект тебе заказал! Если надо, сама все переделывай!

Я немного поразмыслила о том, что не так страшна Эльвира Герасимовна, как бюрократия, и решила оставить все как есть. На выходе меня остановил Рем:

— Совсем забыл, ты то никого не помнишь, а вот тебя могут узнать. Надень это. — он протянул мне медальон в виде ласточки. — Пока он на тебе, все кто был знаком с тобой в прошлой жизни не узнают тебя. Не снимай, если не хочешь неприятностей. И денег возьми. Все, топай.

На автовокзал я подошла вовремя и как раз успела на отходящий автобус. Всю дорогу я благополучно продрыхла, и приехала в город практически к обеду, отдохнувшей и бодрой. Рем дал мне с собой перекус в пробирке, поэтому к людям я не лезла и вела себя прилично. Хотя, на выходе наступила на подол плаща тетечке, которая периодически пинала мое кресло ногами, и настроение, без того весьма приятное, поднялось до небес.

Я проложила маршрут по навигатору, и оказалось, что центральное кладбище находится всего в двадцати минутах от моего местоположения. Я приняла решение пройтись пешком и подышать свежим воздухом. Осень только начиналась, и было довольно тепло, поэтому я взяла куртку в руки и, наслаждаясь видом, неспешно шла по улице. Тут, дорогу мне перегородил уличный кот, который сел прямо посреди дороги. Он был огромен, скорее всего, его мать согрешила с кем-то вроде мейн-куна. Кот был сильно потрепан уличной жизнью: длинная шерсть свалялась, а левый глаз вообще отсутствовал, видно он потерял его в уличной схватке с сородичем. Я нагнулась погладить кота, тот громко заурчал и выгнул спинку. Какая лапочка, жаль, что взять с собой нельзя, да и Рем вряд ли соседству обрадуется. Я горько вздохнула и сказала:

— Прости кот, но я для тебя не лучшая хозяйка. Хотя мордочка у тебя самая очаровательная, а что глазика нет, так шрамы украшают мужчин, ты же знаешь? Пока, красавчик.

Скрепя сердце, я оставила кота и пошла дальше своей дорогой. Как назло, когда я обернулась, я увидела, как кот продолжает сидеть на том же месте, где я его оставила и смотреть мне вслед. Я кинула прощальный взгляд на пушистика и свернула за угол. Хорошее настроение улетучилось, а мою фантазию атаковали картины того, какая ужасная жизнь ждет кота после того как я бросила его вот так, на улице. Но печалиться о судьбе четырехлапого мне пришлось недолго, так как скоро я начала переживать о своей. Ещё от автобуса меня не покидало ощущение, будто кто-то идет за мной, но я списывала это на стресс и тревогу после последних событий. Но, нет, когда я свернула за угол, собираясь посмотреть на кота в последний раз, я обернулась, и заметила парня, который пристально поглядывал на меня ещё в автобусе. И какой процент вероятности, что парень, с которым я ехала из Александровска, вдруг решит пройти тем же маршрутом, что и я? Может я ему понравилась, и он решил познакомиться? Или нет? Нет, это я точно брежу. Может это популярный маршрут в этом городе, а парень просто идет по своим делам и не подозревает, что я записала его в маньяки-убийцы.

Я продолжала идти к кладбищу, но пристально поглядывала по сторонам и постоянно оборачивалась. Наверно, проходящие мимо люди принимали меня за сумасшедшую с манией преследования, но результатов моя внимательность не принесла. Парня я больше не видела, и я даже не знала, радоваться мне или расстраиваться. С одной стороны, здорово что меня никто не преследует, а с другой, я чувствовала себя немного обманутой.

Наконец, я дошла до кладбища и принялась размышлять, где мне найти мужичка и как передать ему его пожитки. Я зашла в небольшую церквушку на входе и, по счастливому совпадению, услышала разговор двух старушек:

— Совсем с ума выжил, говорю тебе! Допился до чёртиков. Это ж надо такое придумать, якобы мертвые у нас воскресают! Спаси, Господи! — перекрестилась та старушка, которая стояла в платочке.

— А что он видел-то, Михална? — возбуждённо спросила вторая старушка, в шапочке.

— Бесовщину несет, говорит, мертвые по кладбищу ходят! Рассказал он, что позавчера потерял сотовый рядом с могилкой, когда покойную закапывал. Значит так, вечером, они с Санычем наклюкались в сторожке, а под утро Витька проснулся и решил пойти искать сотовый, сын его ему на день рождения подарил, и месяца не прошло. И что ему до светла не сиделось! Пошел он к могиле, и видит, покойная, которую он днем закопал, стоит рядом со своей могилкой и руки к нему тянет. «Заберу тебя к себе, Витька», — говорит ему. Он палку какую-то схватил и давай от мертвой отбиваться. А она руки поднимает, и летит, ну как у Гоголя, поняла? Наконец он её на землю повалил, связал и помчался за подмогой. А когда пришел с Санычем, там и нет никого и могила ровненькая. Сбежала покойница!

— А как же он связал ее, у него что, веревка была? — удивилась бабуля в шапочке.

— Тьфу! Да какая веревка? Допился, говорю тебе. Такое нормальный человек не придумает! Надо его кодировать. — тут старушка заметила меня и возмутилась. — А ты чего уши развесила?

— Интересно очень. — не стушевалась я.

— Интересно… — проворчала старушка. — Вот выходите вы девки за алкашей таких, а потом мучаетесь.

— А где его найти, Витьку этого?

— А тебе зачем? — ещё сильнее нахмурилась бабулька.

А я никак не могла придумать, что ответить, поэтому просто сказала:

— Надо.

При этом произошло что-то странное. Старушки будто обмякли и расслабились, а потом хором ответили, будто загипнотизированные:

— В сторожке за углом.

— Спасибо. — удивленно поблагодарила я их и пошла искать Витька.

Я подошла к сторожке и огляделась. В нескольких шагах от домика стоял куст, за которым я резво спряталась. Как же отдать ему вещи? Может надо было старушкам передать, вон какие они сговорчивые? Но возвращаться назад не хотелось, поэтому я не придумала ничего лучше, чем метнуться к двери, положить под нее сумку, постучать, и вернуться за куст. Через некоторое время дверь открылась и оттуда вышел Виктор. Он удивленно посмотрел на пустое пространство перед собой, и хотел уже было закрывать дверь, как заметил сумку. Тяжелый мыслительный процесс читался у него на лице, наконец он поднял сумку, открыл ее… А потом произошло то, что я никак не могла ожидать. Хотя, с учетом впечатлительности данного товарища, нужно было. Витька грохнулся в обморок, распугав сидящих рядом на дереве воробьев. Я стояла в полном недоумении, не зная, что мне делать, но тут кто-то позвал Витьку из дома: «Витек, ты чего?». Моему взору предстал пожилой мужчина, который принялся трясти Витька и быть по щекам. Было это совершенно бесполезно, поэтому мужчина вернулся в дом, по моим предположениям, чтобы вызвать скорую, а я рванула к воротам кладбища. Я остановилась где-то через пять минут бега, и нагнулась, чтобы отдышаться. Когда я пришла в себя, я осмотрелась, и сердце мое бешено забилось. Я знаю это место! Точно знаю. И, нет, я сегодня не была здесь, просто я помню его. Я знаю эту кафешку и даже помню, что здесь готовят самую вкусную пиццу в городе. Я зашла в кафе и села за столик, подошел официант, а я уверенно сказала:

— Фирменную с анчоусами и кофе с корицей. Чизкейк свежий? — я не смотрела меню, я просто знала откуда-то, что нужно брать именно это.

— Только сделали. — улыбнулся официант. — Все?

— Да, спасибо.

Официант ушел, а я рассматривала кафе. Я точно помнила его обстановку и… Тут сердце снова забилось, но гораздо сильнее, чем при узнавании кафе. Мой взгляд упал на мужчину, и на секунду я подумала, что это Рем, но потом осознала, что тот вряд ли мог оказаться здесь. Мужчина сидел рядом с молодой девушкой, и смотрел на нее влюбленными глазами, впрочем, как и она на него. Рем говорил, что взял лицо моего бывшего возлюбленного, не уточняя какие у нас с ним были отношения. С учетом, что с моих похорон и пары дней не прошло еще, а мужчина, вполне довольный жизнью сидел рядом с молодой красавицей, вряд ли он был опечален моей кончиной. Вот же ж козел! На меня нахлынула лютая злость, и я смотрела на парочку обуянная ненавистью. Нет, ну что такого, я же даже не знаю точно, что за история любви была у меня с данным типом? Может он просто был моим знакомым и даже не знал, что я любила его? На меня накатила новая волна раздражения, а еще, я откуда-то знала, что это неправда. Ко мне пришло неосознанное понимание того, что этот человек не должен улыбаться через пару дней после моих похорон, и тем более, не должен улыбаться в компании другой женщины. Меня распирало изнутри, мне хотелось ломать и крушить всё на свете, и лишь усилием воли я сдерживалась. Наконец, пришел официант и принес мне пиццу. Но она казалась мне абсолютно безвкусной, как и кофе с чизкейком. Я ела и не могла наесться, я чувствовала неутолимый голод, и не знала, как себя насытить.

Ко мне подошел официант и спросил:

— Вам все понравилось?

— Нет! — резко ответила я. — У меня волос в чизкейке.

— Волос? — удивленно переспросил официант.

— Волос, вы что совсем слепой? Не видите? — не могла сдерживаться я. — Позовите администратора!

Ко мне подошла симпатичная молоденькая женщина, а я рыкнула на нее:

— У вас что, гастарбайтеры без санкнижек работают? Почему у меня волос в еде? И на вкус ваш пирожок словно прокисший, это даже чизкейком не назвать! Вы меня за идиотку держите?

— Извините, но я не вижу волос. — попыталась встрять в мой монолог девушка.

— Значит я вру по-вашему? Давайте вашему хозяину звонить, я его попрошу, чтобы он своих работников на медосмотр отправил, раз у них со зрением проблемы!

— Извините, — не выдержала моего напора администратор, — обед за наш счет, просим прощения за неудобства.

Я заметила, как знакомый мне мужчина начал перешептываться с девушкой, а та хмыкнула и тихо, но в пределах слышимости для меня, сказала: «Истеричка какая-то». Что-то внутри меня снова взорвалось, но я тяжелейшим усилием воли сдержала себя, схватила куртку и вышла на улицу. Там я села на лавочку, достала пузырек с эссенцией и выпила. И сразу стало легче. Злость куда-то испарилась и мне захотелось пойти в кафе и извиниться перед персоналом. Но стыд и чувство гордости пересилило меня, поэтому я встала и пошла, не сверяясь с навигатором, подальше от этого места.

— Девушка, извините. — окликнули меня. Я повернулась, а потом услышала гул в ушах и улетела куда-то в пустоту.

Не знаю, сколько времени я валялась в отключке, но проснулась от запаха бензина. Я валялась на полу связанная, и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Открыв глаза, я огляделась. Рядом со мной ходил тот самый парень, ехавший со мной в автобусе, и выливал бензин из канистры. Я снова попыталась выбраться из опутавшей меня верёвки, но тут парень сказал:

— Не пытайся, веревка пропитана березовой смолой.

— Интересная информация, — похвалила его я, — а мне что с того?

Парень посмотрел на меня как на идиотку:

— Березовая смола останавливает такую нечисть, как ты.

— Я значит нечисть, а ты кто?

— Я тот, кто останавливает тварей вроде тебя. Выследить вас сложно, я за тобой ещё от батюшки следил, чувствовал, что нечисть в этот день возродиться должна. Вот и вышел на тебя. И чёрта вычислил, но с ним сложнее будет, а вот ты сейчас легкая мишень. Ладно, чего болтать, тебе пора.

Парень достал зажигалку, но тут случилось нечто невероятное. На него кинулся пушистый комочек. Секунда, и всё на расстоянии метра залило кровью. Я закрыла глаза, не желая видеть экзекуцию, а рядом нечто громко чавкало, поедая моего незадачливого убийцу. Дааа… Если это нечто сожрало паренька, то и меня в живых вряд ли оставит. Хотя, Рем сказал, что меня убьет только огонь, что же со мной будет если меня сожрет это животное? Неужели он переварит меня? Брр! Я вздрогнула, и преодолев страх открыла глаза. Животинка сидела в луже крови, но от паренька уже ничего не осталось, кроме кусков окровавленной одежды. С удивлением, я узнала в облизывающемся пушистике своего знакомого — кота. Того самого, которого я гладила всего пару часов назад. Вот это да! Кот мяукнул и подошел ко мне, потом открыл свою широченную, и, как мне показалось, совсем не по размерам кота пасть, а я снова зажмурилась от ужаса. Боли не последовало, может он уже сожрал меня? Кот мяукнул, и я посмотрела на него. Животинка, или кем он там был, внимательно разглядывал меня, а я почувствовала облегчение в руке в том месте, которое секунду назад было стянуто веревкой. Я подняла руку, и увидела, что веревка перегрызена. Освободившись из своих пут, я встала, повернулась к коту и сказала:

— Ну, спасибо большое. Ты меня жрать не будешь?

Кот будто бы удивленно смотрел на меня. А я не знала, что дальше делать.

— Ну пока, я пошла.

Выходя из дома, я рассмотрела его — это была какая-то одноэтажная заброшенная халупа и находилась я всего в квартале от той кафешки, в которой я устроила скандал. Решив, что приключений не сегодня хватит, я посмотрела номер ближайшего дома и вызвала такси. Это ещё повезло, что телефон из кармана джинсов не выпал, а то получила бы от Рема. А вот куртку таки потеряла, но может, хоть мое чудесное спасение задобрит черта? Когда машина подъехала, а я открыла дверь, чтобы сесть, грациозными прыжками подбежал кот и сел в машину:

— Эй, с животными нельзя! — возмутился таксист.

— А тут нет никого. — улыбнулась ему я, сев в машину и посмотрев ему в глаза.

— Значит показалось, — сменил таксист тон с раздражённого, на расслабленный и спокойный.

Мы быстро добрались до вокзала, во время поездки кот забрался ко мне на коленки и умиротворенно урчал, пока я его гладила. Чувства обуревали странные. С одной стороны, я, увидев, что котейка сделал с моим преследователем, ужасно боялась животное, с другой, его милый носик так забавно хмурился от солнышка, и мой спаситель так уютно урчал… Короче, выйдя из машины я зашла хозяйственный магазин рядом с автовокзалом и купила большую сумку. Потом открыла ее, поставила на пол и сказала коту, которого все ещё побаивалась:

— Если поедешь со мной, то залазь сюда.

И кот, к моему глубочайшему удивлению, залез. Мы без особых происшествий добрались до Александровска. Кот, конечно, в сумке сидеть отказался, и всю дорогу проспал у меня на коленях.

С сумкой наперевес я зашла в дом и проорала:

— Рем, на меня инквизитор походу напал, иди сюда!

В тапочках и с кружкой вкусно пахнущего чая, Рем вышел из кухни и спросил:

— Смеешься что ли?

— Не-а. — ответила я разуваясь. — Подкараулил, чем-то огрел, куда-то отволок, верёвкой меня обвязал, сказал, что она пропитана какой-то смолой что ли. Вспомнить не могу.

— Березовой?

— Ага, наверное.

— И как ты выбралась?

Тут сумка раскрылась и из нее выпрыгнул кот. А Рем вдруг заорал как резаный и отпрыгнул назад, в сторону кухни, уронив кружку с чаем:

— Ты кого в дом привела, ненормальная!

— Это кот, он меня спас, сожрал инквизитора.

— Конечно сожрал, — провизжал Рем, — это ж лихо одноглазое. О, Создатель! Поселил в доме дуру на свою голову!

Я смотрела на кота, тот мирно умывался, не обращая внимание на Рема.

— Ну, можно он тут поживет? — спросила я.

В ответ я услышала горький вздох и тихую ругань. А мы с котом пошли наверх, купаться и отдыхать после тяжелого дня.

Глава 5 «Линия жизни»

Едва я успела выйти из душа, как Рем постучал в комнату:

— Эля, выйди срочно, тут к нам пришли. — услышала я, его встревоженный голос.

В халате и с полотенцем на голове я открыла дверь:

— Можно мне хоть переодеться?

— Нет, — сердито прошептал Рем, — срочно в гостиную.

Вид у Рема был весьма испуганный, поэтому у меня не возникла мысль перечить ему.

Мы спустились и прошли в комнату, которую Рем назвал гостиной. В этой комнате мне быть ещё не приходилось, но все внимание, зайдя в комнату, я сосредоточила на людях, сидящих на диване. Одной из посетителей была строго вида женщина, примерно моего возраста. Она сразу притягивала к себе взгляд, а по её выправке и презрительному взгляду на все происходящее, ясно ощущалось, что именно она здесь главная. Рядом с ней сидел щупленький старичок, одетый примерно в такое же облачение, какое носил Рем в своем храме. И третьим незнакомцем был парень, словно только что вышедший с пьедестала соревнований по бодибилдингу. Все трое хмуро и оценивающе смотрели на меня, а я искренне не понимала, чем вызвала такое внимание к своей персоне.

— Вот, это наша новопробудившаяся, только второй день с нами, ещё учу её что и как. Даже не могу понять, чем вызвано внимание столько высокого руководства, к столь низкому существу. — заискивающе обращался Рем ко всем гостям, но более всего к женщине.

— А тебе и понимать не нужно ничего, чёрт поганый. — прорычал культурист. — Если эта пигалица, от горшка для вершка, уже законы нарушает, то под утиль её и с глаз моих долой.

— Да что случилось? — Рем побледнел от слов бодибилдера. Кто бы знал, что черти такие чувствительные.

— Сегодня, — провизжал старичок пронзительным голосом. — Данная мертворожденная, вопреки параграфу десять пункту пятнадцать закона, использовала нежить другого вида для совершения противоправных действий, в скобочках, убийства, скобочка закрылась, в отношении сотрудника УЛН. Следуя тому же пункту, того же параграфа, за совершение данного нарушения, полагается утилизация на месте.

— Подождите, — прокричал Рем, — какая утилизация? Какое нарушение закона? Он сам на нее напал!

— И это точное замечание. — сказал высокий худой мужчина, заходя в комнату. — Как получилось, что моей подопечной, заметьте, совершенной невиновной и ни в чем не обвиняемой, пришлось защищаться от сотрудника вашей организации?

В шоковом состоянии я смотрела на Рема, после появления нового гостя он явно взбодрился, но паника все равно не покидала его лицо.

— Невиновной, — противно захихикал старичок, — невиновная нежить, это, позвольте сказать, оксюморон! В любом случае по закону положена утилизация на месте, так что давайте без лишних разговоров. А потом уже разбираться будем.

— Утилизация на месте — это ваши домыслы, в законе этого нет. Зато, в уставе Высших, четко прописано, что сотрудник УЛН, необоснованно наказавший подопечных Второго мира, наказывается в той же мере, которую он применил в отношении нежити. Так что, уважаемый, вы лично будете казнить мертворожденную?

Мужчина затих, но тут встряла женщина, произнеся свой приговор мне холодным и спокойным голосом:

— Ты, Кощей, считаешь нормальным, что подобные нижайшие существа, вроде этой особи, могут безнаказанно поднимать руку на таких высоких представителей Первого мира, каким был уважаемый сотрудник УЛН, которого она убила с особой жестокостью?

— Позвольте напомнить вам, Марина Сергеевна, что вы ничем от этой мертворожденной не отличаетесь и принадлежите к тому же виду, что и она. А ваша спесь обусловлена не вашими заслугами, а лишь интересом к вашей персоне Совета Высших. Причем интерес этот сугубо экспериментальный, как к курице без головы, бегающей по курятнику. А в Совет Высших я уже обратился с запросом о вашей профнепригодности в качестве руководителя УЛН. В конце концов, даже курица без головы однажды падает, и, как все другие, идет на суп.

— Как некультурно, для такого интеллигентного существа, — скривила губы в кривой улыбке Марина Сергеевна, — если я курица без головы, то вы и вовсе продукт птичьей жизнедеятельности. Который можно вытереть вашими же жалкими писюльками…

В комнату зашел ещё один мужчина и все затихли, а легкая бледность лица появилась у всех присутствующих, не только у Рема. Тот вообще сравнялся цветом лица со стеной, и, того и гляди, готов был откинуться в царство мертвых прямо на месте. Мужчина же, который вызвал столь ошеломительную реакцию, достал из кармана телефон и начал читать с экрана:

— «Именем Совета Высших, в лице его председателя — Высшего члена Совета Патриарха Флавиана, постановляет следующее:

Первое, запрос председателя Второго мира, Кощея Бессмертного, о снятии с должности руководителя УЛН ФО ВС Мироновой М. С. отклонить;

Второе, признать утилизацию представителей Второго мире на месте незаконной, и в дальнейшем выполнять её только с согласования Совета Первого и Второго мира, с участием представителей УЛН;

Третье, объявить выговор руководителю УЛН ФО ВС Мироновой М. С. за неоднократное нарушение закона об утилизации представителей Второго мира;

Данное решение вступает в силу с момента его подписания и является обязательным для исполнения всем представителям Первого, Второго и Третьего мира.

Подписано — Высший член Совета Высших Патриарх Флавиан. Вверено для оглашения секретарю Совета Высших — Сундукову Ивану Борисовичу».

После прочтения, Иван Борисович убрал телефон обратно в карман, развернулся и ушел, а за ним, за считанные минуты из дома вышли все остальные посетители. Причем ушли не прощаясь и не проронив ни слова. Только Марина Сергеевна злобно посмотрела на меня, так, что волосы по всему телу зашевелились.

— О, Создатель, ну зачем ты лихо притащила? Не могла собачку какую подцепить? Да хоть вшей, все лучше, чем лихо!

— Это лихо, между прочим, меня спасло от инквизитора. — заметила я.

— Да лучше б тебя… Эх! Ты знаешь, кто здесь был? Я совершенно ничего не понимаю, до сих пор трясет, смотри! — показал мне Рем свои дрожащие руки.

— Ты мне объяснишь вообще, что произошло?

— Если б я знал сам! Если бы я ходил в шапочке из фольги, то подумал бы, что тебя подставили. Но кому ты нужна, уж извини? Ты самая обычная сошка, таких тысячи. А тут, на таком уровне подстава, подослали улитку из УЛН, после произошедшего сама Марина Сергеевна прибежала. Но зачем вообще было на тебя его натравливать? Я ничего не понимаю!

Тут в комнату мяукая зашло лихо, а Рем, который ходил по гостиной туда-сюда, споткнулся на месте и упал.

— Все из-за него! — Рем схватил кочергу рядом с камином и кинулся на лихо. А тот спрятался за меня и зарычал на него, как сторожевой пес. Рема это привело в чувство, он отступил и упал попой на диван.

— Это какой-то кошмар! — обреченно заявил он, — Точно! Ущипни меня, быстро!

— Добро пожаловать в мою жизнь. — робко улыбнулась я, а Рем в ответ запустил в меня подушкой.

— Я тебя больше не люблю, — проворчал Рем и провел ладонью перед своим лицом, и оно вдруг изменилось и превратилось в лицо усталого мужчины лет сорока. — Не хочу я больше для тебя стараться.

— Неужели все так плохо? — спросила я.

— Ну, на моей шкале уровня дна такой отметки даже не было. Секретарь Совета Высших! Это все равно, что увидеть живого Ивана Грозного!

— А остальные — кто?

— Ну, Кощей — председатель Второго мира. Вторым миром всю нечисть называют, чтобы ей не так обидно было. Так вот, Кощей — руководитель всех нас. Начальник всех начальников моих начальников, да и они, не факт, что хоть раз в жизни видели его. Ну, про Марину Сергеевну сказали, она у нас главная по УЛН. Дед рядом с ней без понятия кто, а вот бравый молодец — Алеша Попович.

— Что? Тот самый?

— Ага, у нас все его братья по ведомствам рассыпаны, числятся непонятно кем, а по факту обычные палачи.

— Вот это честь, конечно. Быть убитой героем русских былин.

— А то. Вот поэтому я и не понимаю, где ты со своим одноглазым, а где они. Разные вселенные. Ладно, пойду эссенции возьму, а то от стресса уже трясет.

Мы поднялись наверх, только я к себе в комнату, а Рем на третий этаж.

— Элька, топай сюда. — услышала я крик Рема, едва прилегши на кровать. Я рванула на третий этаж и забежала в святая святых своего товарища.

— Что за чёрт? — спросил он меня.

— Ты про себя что ли? — хмыкнула я.

— Не смешно, глянь на свою чашу. — он кивнул на баночку под кучерявой светловолосой куклой, та была заполнена наполовину. — Ничего не делала, говоришь? А эссенции набралось будто ты сегодня роту котят топила перед всеми ясельными группами области. Колись, что ты делала?

— Да я ж тебе все рассказала. Больше ничего. — я почти не врала, так как всеми фибрами души не хотела рассказывать о том, кого я встретила в кафе и что при это ощущала.

— Ой, чую, брешешь. — проворчал Рем.

— А смысл мне? Я все рассказала, как было.

— Ну не знаю тогда, может этот сторож, которого ты вчера напугала умер? А у него была сотня детей и любовниц, вот и страдают все?

— Хочешь проверю? — спросила я.

— Проверь, а то странно как-то.

— Рем, — обратила я к нему на выходе, — а почему у эссенции разные оттенки? Где-то прям черная, а у меня вот светло-серая.

— Та, забей. Я раньше тоже задавался этим вопросом, а потом понял, что разницы никакой нет. У знакомых спрашивал, все говорят, что это просто индивидуально. Причем сегодня у тебя может быть светло-серая, а завтра черная эссенция. Так что не морочь голову глупостями. Эль, ты реально, скатайся завтра обратно на родину, может как-то выясним, почему тебе столько эссенции натекло. А то ты за день больше набрала, чем моя Машка за весь год. Ладушки?

— Без проблем. — согласилась я.

Глава 6 «До свиданья, мама!»

Утром меня ждал приятный сюрприз, хоть я и поворчала для приличия:

— Матиз? Ты решил не оставить мне шансов? — смеялась я, осматривая машину.

— Могу и забрать, между прочим. — надулся Рем.

— Чего ты мне все время угрожаешь?

— А чем тебе Матиз плох? Вот заработаешь деньги и покупай себе что хочешь, хоть Феррари. А я на Матиз еле деньги выбил.

— Да нет, спасибо. Я правда очень рада. Все лучше, чем трястись в автобусе. — я поцеловала Рема в щечку.

— Хороший ты все же человек Элька. — растрогался Рем и тут же добавил. — Пока ещё.

— Я в городе вчера очень классную пиццу попробовала, с анчоусами, взять тебе?

— Возьми. А булочек там вкусных нет, с банановым кремом? А то у нас они пропали, нигде найти не могу.

— Узнаю. Ладно, я поехала. — я открыла водительскую дверь и сначала запустила кота, а потом села сама. Пристегнулась и завела машину.

— А ты водить-то умеешь? — недоверчиво спросил Рем. — а то права я тебе сделал, а вот о твоих умениях не спросил.

— Разберусь. — сказала я уверенно. Правда, выезжая со двора я разбила статую одного из грешников, что добавило панику в глаза Рема. Я успокаивающе помахала ему и выехала на дорогу.

Дорога по трассе в будний день была спокойной, я включила радио для нас с котом, а потом обратилась к нему:

— Слушай, вот я тебя все котом зову, может, тебе имя придумать какое?

Кот мяукнул и благожелательно посмотрел на меня, а я задумалась:

— Давай так, раз ты только мяукать можешь, я говорю разные имена, а ты мяукнешь, если понравится, океюшки? — кот снова мяукнул, уставившись на меня свои умным взглядом. Вот же чудо-животное, сообразительный аж жуть берет. Хотя он и не кот, может действительно понимает, что я говорю? Надо у Рема спросить.

— Как тебе Люцифер? Никак? Герасим? Жорик? Пуся? — на этом имени кот фыркнул, словно от смеха, а я постаралась выбирать имена солиднее.

Тут, меня подрезал внедорожник, я еле вырулила, чтобы не вписаться в бордюр и выругалась:

— Вот блин, лихач сумасшедший! — тут кот мяукнул, а я, чтобы отойти от происшествия, остановилась на обочине. Немного успокоившись, я спросила у кота. — Так, ты мяукнул. И все же: блин, лихач или сумасшедший? Молчишь? Лихач?

Пушистик мяукнул, свернулся клубочком на кресле и замурчал. Ясно.

— Значит Лихач. Приятно познакомиться. Я — Эля.

Лихач не отреагировал, а я выключила стопари и поехала дальше.

Чтобы припарковаться у больницы пришлось сделать несколько кругов. Наконец, я нашла место, вышла из машины, и тут же лихо выскочило в дверь и помчалось куда глаза глядят.

— Лихач, вернись. — прокричала ему я. — Я все прощу.

Но кота уже и след простыл. Надо же, только познакомились. Я расстроилась, но не сильно. Какая-то внутренняя чуйка подсказывала, что кота я ещё увижу и он даже успеет мне надоесть. Я заблокировала машину и пошла ко входу в больницу, особо не удивившись, что знаю где его искать без навигатора. Ситуация повторялась, как в кафе вчера. Я помнила эту аллею на входе, помнила лавочки, даже помнила то, что меня дико раздражало то, как коротко обрезали кусты около входа. Я проверила наличие цепочки с ласточкой на шее и зашла внутрь больницы. Нужно узнать, что стало с дядечкой, только у кого спросить? В регистратуре пусто несмотря на рабочий день, я подошла к окошку и принялась ждать. Первую минуту я относилась к ситуации стоически, а на пятой уже кипела от злости. На десятой минуте я пошла жаловаться заведующей, а на пятнадцатой слушала возмущения регистраторши по поводу того, что ей не дают спокойно чай попить. В общем, каплю эссенции я добавила в свою чашу, а потом наехала на бедную девушку и с боем получила нужную мне информацию. Сторож с кладбища вчера поступал, но он очень даже жив и практически здоров, скоро его должны отпустить домой. Версия про тысячу жен и детей летела крахом, хотя и до этого я в нее не особенно верила. Но на всякий случай я решила найти палату и убедиться, тот ли это дядечка, которого я знаю, или по случайному совпадению с кладбища вчера забрали двух.

Я поднялась на этаж, нашла нужную палату, и заглянула в приоткрытую дверь. Действительно, это был Витек. Он лежал на кровати и разгадывал кроссворд, а я с умилением смотрела на него. Вдруг, наши взгляды встретились. Витек несколько секунд разглядывал меня, всматриваясь в лицо, а потом, тоненько вскрикнул, и обмяк на кровати.

Здрасьте, это что такое? Или я настолько страшно для него выгляжу?

— Эй, тут человеку плохо. — раздался голос из палаты, а я, дабы не попасть в неприятность, побежала вниз, скорее к своей, ставшей мне уже родной и любимой, машине.

— Слушай, — набрала я Рема, — тут такое дело. А медальон этот, что ты мне дал, точно действует?

— Однозначно. А что случилось?

— Заглянула я тут в палату к этому мужичку, чтобы удостовериться…

Рем заржал в трубку:

— Так я тебе что сказал, что кулон действует на тех, кто знал тебя в прошлой жизни. А он тебя при жизни вообще не знал. Бедный мужик. Он там живой хоть, после твоего третьего посещения? — заливался Рем.

— Не знаю. — буркнула я и отключилась. Было стыдно и обидно. Ну как так, а? Придется потом ещё раз ехать, а то по телефону моя сила внушения не действует, а сердце за Витька болит.

Тут к машине подбежал Лих и отчаянно замяукал. Я открыла дверь и сказала:

— Залазь.

Но Лих залазить не собирался, он лишь мяукал. Я вышла, закрыла машину, и направилась к коту. Он развернулся и потрусил вперёд, оглядываясь на меня. Когда он понял, что я иду за ним, он побежал так быстро, что я еле поспевала. Наш марафон продолжался минут десять. Когда я совсем было выбилась из сил и уже хотела сдаться, Лихач остановился возле небольшого домика в частном секторе. Район был довольно старым, и, судя по виду стоящих зданий, не особенно богатым и благополучным. Но, даже среди окружавшего упадка, особенно выделялся большой, двухэтажный старый и неухоженный дом, стоявший слева от того домика, к которому привел меня Лих. Но кот не обращал на этот дом никакого внимания, как и на что-либо другое, он лишь непрестанно мяукал, глядя на вполне мирно выглядящий домик и оглядываясь на меня.

— И что тебе здесь не нравится? — спросила я лихо.

Тут, из калитки домика вышла молодая женщина с коляской в одной руке и карапузом лет трех в другой. Испугалась, увидев меня, и ойкнула:

— Здравствуйте, вы ко мне?

— Да нет, — быстро сориентировалась я, — просто гуляла здесь и вспомнила, что раньше в этом доме жила моя подруга.

— Правда? — успокоилась девушка. — А мы вот пару недель назад переехали в этот дом, ещё вещи толком все не разобрали. А какая фамилия у вашей подруги?

— Иванова.

— Нет, мы у других купили. Тут вообще часто хозяева менялись, даже непонятно почему. Дом нормальный, соседство не из лучших, конечно, но за такую стоимость… — девушка тяжело вздохнула. Тут, малыш отпустил руку матери, и, с неожиданно высокой для трехлетки скоростью, рванул от нее в сторону дороги. Я рванула ему наперерез, и вытащила малыша как раз перед мчащейся машиной.

— Сашка. — прокричала женщина, подбежала к нам и, схватив карапуза, прижала его к себе. Мать рыдала, а я неловко стояла рядом, совершенно не зная, что мне делать. Развернуться и уйти было странно, но и стоять и смотреть тоже.

— Спасибо огромное! — наконец сказала она. — Я даже не знаю, что происходит с ним в последнее время! Постоянно пытается убежать от меня, просто невозможно. Со двора уже несколько раз убегал, соседи находили, а я часто на малышку отвлекаюсь, у нее колики сейчас, и я не могу все время только за ним следить!

— Дети все непослушные. — сказала я. Правда, я очень сомневалась в том, что была экспертом по детям.

— Ещё раз спасибо! — снова сказала женщина. — Руки трясутся, не могу в таком состоянии гулять. Может загляните ненадолго, чаю попьем, а я вас хоть пирогом отблагодарю. Пожалуйста. — добавила она, увидев сомнение в моих глазах.

— Только если ненадолго, не хочется вам мешать. — улыбнулась я женщине.

— Я только рада буду! Соседей не знаю, муж постоянно на работе, вот и кукую вечно одна. То есть с детьми, но с ними особенно не пообщаешься.

Мы прошли в дом, коридор был заставлен коробками, но, в целом, в домике было чисто и уютно. Мы сели в зале, малышку положили в кроватку, а её старшему брату дали телефон с мультиками.

— Меня Настя зовут. А вас?

— Я Эля, и можно ко мне на ты. Я не настолько старая. — заметила я с улыбкой.

— Ну что вы, то есть ты, я же не из-за возраста! Вы… Ой, ты прекрасно выглядишь!

Мы разговорились с Настей. Я узнала, что ей всего двадцать, а мужу двадцать пять и он работает на местном заводе. Они, собственно, из-за работы мужа сюда и переехали, так как в их деревне заработок намного меньше. Переехать и купить дом помогли родители, но те жить остались в той же деревне, поэтому в городе Насте приходилось справляться со всем одной.

— Правда, старые хозяева какие-то странные были.

— А что такое? — спросила я, похлебывая вкусный горячий чай.

— Дом очень неплохой. Я как увидела его, сначала не поверила, что его за такую цену отдают. Думала, хозяева начнут подставы какие устраивать, мол, вот, есть ещё покупатели, нужно цену накинуть… Я о таком в интернете читала. Но, нет. Наоборот, ещё цену скинули за то, что мы сразу оплатили. Так и вещи тут многие оставили, причем неплохие, диван этот, например. Я позвонила им, а они говорят, что мы можем все забрать себе, из того что осталось, а что не нужно выкинуть. Я тогда испугалась, что клопы в мебели. Думаю, ну как такие хорошие вещи можно бросить, правда? Все осмотрела, даже на лишай фонариком осветила. Все в порядке. Ну и кто бросает хорошие вещи?

— Может, перевозить дорого? Или они в другой город переехали.

— Не знаю, может. — с сомнением согласилась Настя. — Но, все равно, иногда неуютно бывает, как будто следит кто-то. Ещё и кошка наша пропала.

— Кошка? А как выглядела?

— Британочка, белая. Такая красавица была, один глаз зелёный, а второй голубой. Я таких не видела больше.

— Я тоже. — согласилась я.

— Она после переезда никак к дому привыкнуть не могла, несколько раз убегала, а последний уже и не нашли. Так обидно было, мне родители её на выпускной купили, после девятого класса. Мы хоть и в доме жили с родителями, но она даже на улицу никогда не выходила, туалет только в лотке признавала. Это она здесь убегать начала, а такая послушная, такая ласковая была! — вздохнула Настя и мы замолчали, допивая чай.

— Огромное спасибо за угощение, мне пора. — сказала я, доев пирог и выпив чай. — Насть, дай мне свой номер на всякий случай, вдруг увижу где твою кошечку.

— Конечно, а ты ещё на чай заходи. Я на днях хочу попробовать шарлотку сделать. — хитро улыбнулась Настя.

— Как сделаешь звони. — улыбнулась я.

Мы обменялись номерами, попрощались и Настя проводила меня. Напоследок, я выпросила у Насти кусочек пирога для Рема. Если не найду булочки, которые он просил, то хоть так задобрю чёрта. Выйдя на улицу, я нигде не увидела Лахача. Он вообще шустро испарился, как только я встретилась с Настей. Я хотела было идти туда, откуда прибежала, к машине, но вдруг какая-то сила потянула меня в противоположную сторону. Я подошла к соседнему заброшенному дому, он пугал и притягивал одновременно. Тут, я отчетливо почувствовала, что кто-то смотрит на меня сквозь щели заколоченных окон. Я словно впала в транс, я не видела взгляд, но не могла оторвать глаз от окна. В чувство меня привело мяуканье Лихача, который сел рядом и смотрел на меня.

— Что-то здесь не чисто. — сказала я, а Лих согласно мяукнул. Так, надо обсудить это с Ремом, а то сама я не разберусь, а Лих, к сожалению, разговаривать не умеет.

Мы с Лихом пошли к машине, а по дороге я заходила в магазины, ища там обещанные Рему булочки. Я заказала пиццу, без труда найдя в интернете название кафешки, которое я, по мнению Рема, вообще не должна была помнить, и ждала пока её приготовят, поэтому времени, чтобы погулять у нас с Лихом было достаточно. Я шла и размышляла. Встреча с Настей не давала мне покоя, и не девушка вызвала во мне такую бурю впечатлений, хотя она была вполне приятной и симпатичной. Беспокоила меня кошка, которая начала убегать после переезда, пока вовсе не пропала. И, хоть я и отгоняла эти мысли, беспокоил меня малыш Сашка, тоже начавший убегать после того же переезда.

Мы с Лихом добрались до машины и поехали забирать пиццу. Администратор на входе меня узнала и испуганно посмотрела, ожидая, какую пакость я учиню на этот раз. Но я была предельно вежлива и оставила приличные чаевые, равные стоимости моего прошлого обеда, что успокоило девушку и вызвало ко мне симпатию.

Когда мы с котом выехали на трассу я спросила у него:

— Лих, как думаешь, им угрожает что-то? — имея в виду женщину с детьми, с которой ознакомилась сегодня.

Лих утвердительно мяукнул, а я напряглась сильнее. Да, чувствую в этот домик мне ещё придется вернуться, и я наивно надеюсь, что только затем, чтобы попробовать Настину шарлотку. Но верилось в это мало.

Глава 7 «Зина»

Мы с Ремом ужинали и по ходу дела я поведала про свои подозрения относительно заброшенного дома и пропавшей кошки:

— Может, собаки её утащили. Или гулять ушла? На кой тебе черт эта кошка, а? — плевался от возмущения Рем.

— А ребенок?

— Сдался тебе этот ребенок! Может, маньяк там какой засел, нам-то что?!

— Ты всегда такой гад был или только когда чёртом сделался?

— Ну, утрирую я, мне не прям уж плевать… Я не думаю, что пацаненку реально что-то грозит, тебе просто показалось.

— А нет вероятности, что там нечисть какая засела?

— Да какая нечисть? Вся современная нежить, либо по лесам прячется, либо к жизни в городе приспосабливается, а не по заброшкам шастает. А детенышей человеческих трогать так вообще, хлопот не оберёшься. Лет тридцать назад резонансный случай был, одна Яга решила городской жительницей стать, да так, что пробилась в директрисы детского дома, а уж там, всего лишь сожрала парочку особенно отбытых хулиганов, те у малышни, лет трех-четырех, еду отбирали. И что ты думаешь? Такой скандал учинили, Ягу под утилизацию, а Высшие быстренько указ состряпали, мол, за убийство любых человеческих детенышей утилизация на месте. Не, нервы им потрепать немного можно, у нас даже парочка учительниц есть, эссенции мне приносят о-го-го! Вот убийство себе дороже. Да и жалко их все же, они ж как котята. Так что, не накручивай себя. А если там маньяк какой, так за людей мы не в ответе. Они сами для своего вида такие дикости устраивают, нам и не снилось!

— Ну, может там призрак какой неучтенный… — начала я.

— Да какой призрак? — поперхнулся Рем, откашлялся и продолжил. — Ты ещё скажи — инопланетяне! Ну, как маленькая в сказки всякие веришь, ей-богу!

— Слушай, а есть у нас какая-то база? Ну вроде архива, может про дом там что-то найду?

— Конечно есть. Интернет, называется. Ройся там сколько влезет, главное меня не трогай. У меня вообще, служба завтра, мне готовиться нужно.

— Готовиться соблазнять прихожан на грехи?

— Между прочим, — сердито заметил Рем, — я к своей работе серьезно отношусь. И действую на ней только в рамках канона.

— Даже так. — протянула я. — Какой-то ты слишком положительный чёрт.

— На себя посмотри. — буркнул Рем. Правда, вкуснейший Настин пирог быстро вернул его настроение в нужное мне русло.

— Этот пирог та мамаша делала? — спросил Рем.

— Ага. — подтвердила я.

— И шарлотку обещала?

— Обещала.

— Покопайся там, если делать нечего. Может, реально маньяк какой засел, а может, просто закладки там прячут. В любом случае соседство не самое безопасное.

Я подивилась мудрости старшего товарища и ушла к себе в комнату, валяться на кровати и искать информацию. Правда, вскоре пришлось спуститься вниз, после звонка Рема:

— Забери отсюда свое чудовище, — сердито шептал он в трубку, — я из-за него два пальца порезал, пока лимон к чаю шинковал, и кипятком обварился!

— Ага, конечно все из-за Лиха, а не потому что руки не из того места! — возмутилась я, правда, только в своих мыслях, Рема сердить не хотелось.

На кухне я забрала сделанный мне чай с лимоном и Лихач, который спокойно спал на стуле и совсем не догадывался, в каких несчастьях его подозревают. Бедный кот смотрел на меня сердито и обиженно, а я чувствовала себя безумной виноватой за его потревоженный сон, пока не споткнулась на ровном месте. Чай обжег руку, а разбившаяся кружка рассекла запястье. Пока я валялась на ступеньках, краем глаза увидела поднимавшегося по лестнице Лиха, горделиво вилявшего попой.

— Значит, я сам рукожоп и виноват? — хитро прищурив глаза спросил Рем, он подал мне руку, и я поднялась.

— Извини, беру свои слова об… Подожди! Я же тебе ничего не говорила!

— Будешь знать, как обесценивать чужие проблемы! Между прочим, я очень хорошо слышу, что думают обо мне другие!

Рем помог убрать осколки, перевязал мне руку и сделал новую чашку чая. А я, только и думала, что о своей неблагодарности.

Лих царственно лежал на кровати и вилял хвостом. Я подошла к нему:

— Ну извини, я не должна была тебя будить. — кот обиженно отвернулся, сделав вид, что не замечает меня. — Пожалуйста, прости! — я села, наклонилась к Лиху и чмокнула его в носик. Я очень боялась, что после моей наглости он развернется и уйдет, бросив меня насовсем, но кот внимательно посмотрел на меня и подергал усиками.

— Мир? — спросила я.

Лихач мяукнул и залез мне на колени. А я осторожно сказала, гладя его:

— Только, пожалуйста, очень тебя прошу, не доставай Рема, ладно? А то выгонит он нас и куда мы с тобой пойдем?

Лих молчал, но через несколько минут моих поглаживаний сдался и заурчал. Какое-то время я гладила его, а потом сказала:

— Ладно, нужно работать и искать информацию о доме. Я так понимаю, ты же тоже переживаешь за его обитателей?

Лих не ответил, но слез с колен и устроился неподалеку от меня, на кровати. А я принялась шерстить интернет на предмет интересующей меня информации. Наконец, я опустила руки, ничего не найдя, и огорченно уставилась в потолок. Думала-думала, набралась наглости и взяла телефон снова:

— Алло. — бодро ответила Маша.

— Привет, ты не на работе?

— Нет, выходной, отсыпаюсь. А ты чего хотела?

— Дело у меня к тебе. У тебя нет знакомых в соседнем городе? Кого-то из полиции или риелторов?

— А тебе зачем?

Я коротко рассказала ей свою историю, не сильно надеясь на то, что она проникнется ей. Но она прониклась:

— В чуйку твою я ни на каплю не верю, но вот то, что лихо потревожилось… Они существа очень чувствительные, сильные эмпаты, патологически настроенные на распознавание всякой несправедливости. Вот ему я очень даже верю. Есть у меня знакомые в том городке. Вот что, а поехали завтра вместе? Я может тоже что-то учую, а?

— А работа?

— Попрошу сменщицу подменить, она мне должна как колхоз народу.

— Чувствуется, что тебе триста лет. Колхоз уже давно никому ничего не должен. — хмыкнула я.

— Тебе помощь нужна или нет, я не поняла?

— Нужна конечно, это я так, вредничаю.

— Не надо. Я тоже вредничать могу. Только сдерживаюсь. Помнишь присказку про хамов? Не вступать с ними в полемику, они все равно задавят опытом. Так вот, триста лет опыт приличный, так что тоже учись сдерживаться со мной.

— Приму сей совет старой и мудрой женщины к сведению.

— Вот же коза. — беззлобно выругалась Маша. — Давай, до завтра. Адрес в телеге скину.

Утром я потратила минут десять на поиски Лихача, но тот как сквозь землю провалился. Рем ещё спозаранку ушел на службу, а я уже начинала паниковать, как позвонила Маша:

— Между прочим, я сижу и жду тебя. Я это время могла бы провести с гораздо большей пользой.

— Прости, Лихача нигде найти не могу.

— Лихо одноглазое, что ли? И чего ты переживаешь, по своим делам ушел, что ему будет?

— А вдруг он потеряется в чужом городе или обидит кто…

— Лихо? — засмеялась Маша. — Я б на это посмотрела. Короче, хватит дурью маяться и дуй ко мне.

Машка вышла из подъезда в лёгкой курточке и примерно таких же джинсах, как у меня, и в этом облачении мы выглядели с ней как сестры. Она села в машину и сказала:

— Трогай.

Мы ехали в тишине минут пять, и, несмотря на слова Маши, я все равно переживала за кота, и думала, как он там, и что делает без меня.

— Как ты, — спросила наконец Маша, заглядывая мне в глаза, — пока вроде нормальная. Держишься?

— А есть выбор? — хмыкнула я.

— Ну, тебе его при рождении не оставили. — согласила Маша.

— А зачем вообще? Ну, то есть, зачем меня родили? Мертворожденные же воплощение зла и все такое, и смысл им рожать, если после этого их ждет только вечная боль или смерть?

— А люди зачем рожают? Их после рождения детей ждет то же самое, с тем отличием, что боль не вечная.

— Мертворожденные же не люди.

— Конечно нет. Мертворожденные творят зло потому, то питаются им, а люди для чего?

— Интересная логика. — разозлилась я. — Не ты ли сама говорила, что мертворожденные все поголовно твари и ничего хорошего в них нет? Вот я и удивилась, зачем им оно нужно. А ты говоришь, мол на людей посмотри.

— То, что они твари — не их вина. Скоро поймешь какого это, когда неведомая хрень тебя раздирает изнутри, а ты можешь только подкармливать ее, чтобы она не сожрала тебя окончательно. Представь, что тебе в кровь запустили тысячу тараканов и они одновременно выедают тебя изнутри и щекотят своими усиками. А тебе ещё нужно как-то жить и поддерживать баланс, чтобы, с одной стороны, не кидаться на всех подряд, а с другой, чтобы тебя не сожрали окончательно, и ты хоть немного могла оставаться собой. Поэтому, девчонки живут как могут. Кто-то уходит в себя, а большинство просто не справляется и полностью отдается на откуп силе. А у той нет ни моральных ориентиров, ни жалости. Только постоянная злоба и пустота.

— Но с этим можно бороться? Ты же нормальная?

— Я — сильная, но далеко не все такие, и глупо их за это винить. Все равно, что винить в том, что кто-то рождается блондином, а кто-то брюнетом.

— Получается, мне нужно просто ждать? Поломает меня или нет?

— Почему, не только. Все равно нужно бороться со злобой и подавлять ее. Она как пустыня — то хорошее, что отвоюет себе, уже никогда не вернет обратно. Нужно постоянно держать себя в ежовых рукавицах. Это очень сложно, но посмотри на меня? Я за триста лет хоть немного на человека похожа, а есть девчонки, от которых за год ничего не остается. Вот они точно бы рожать не стали. Зачем им, они погрязли в своей злобе, им кроме новой дозы и не нужно ничего. А те, кто как я… Даже не знаю, может надеются, что у них все будет по-другому, хотят просто жить и получать хоть маленькую дозу обычной человеческой радости.

— А они любят? Я думала, мертворожденные любить не могут.

— Это почему? И вообще, что такое любовь? Если ты про ту мистическую любовь, о которой фильмы и книги снимают, в которых миллионеры в простушек влюбляются без памяти, то я в такую вообще не верю и не могу сказать, кто там её чувствует, а кто нет. А если ты про нормальную любовь, которая про привязанность, про терпение, про компромиссы — то, почему мертворожденные не могут так любить? И детей своих они любят так же, как обычные матери, и влюбиться в кого-то вполне могут. Просто любовь, как и любые эмоции, требует большого ресурса. А у большинства мертворожденных его не остается, они как рыбки пираньи, пожрал побыстрее дальше пищу искать. И как можно любить того, кого ты воспринимаешь как колбасу или сосиску?

— А ты, хотела бы? Ребенка и всё такое…

— Нет. — резко ответила Маша, но чуть спокойнее добавила. — Я бы никогда на такое не пошла, и даже не в том дело, что я боли боюсь. На мой взгляд — чудовищно обрекать своего ребёнка на такое существование как у меня… Ладно, давай тему сменим на то-то повеселее, ты почему себе никак нормальную одежду не купишь?

Дальнейшая поездка прошла в отвлеченном разговоре о мелком и разном, и когда мы подъехали к городу, то обе были в весьма благодушном настроении.

— Так, даю инструкцию. — сказала Маша, когда мы подъехали и добротному дому из белого кирпича, возле которого пышным кустами цвели сентябринки. — Зинаида Антоновна бабулька специфическая, ты с ней поспокойнее будь. Никаких шуточек и смешков, поняла? Я, чтобы с ней связь наладить, много сил и времени потратила, и мне этот дипломатический мостик терять неохота, ясненько?

— А кто она?

— В плане сферы деятельности? Пенсионерка.

— А по сути.

— Мертворожденная она.

— Это как?

— Как-как, все как у всех. Умерла, обратилась, живет своей счастливой вечной жизнью.

— Я думала, мертворожденными только молодые могут быть…

— Это в честь чего, фейсконтроль не проходят?

— Получается и дети могут быть мертворожденными?

— Детей, к счастью, немного. У нас на всю область несколько штук всего, а по стране чуть больше сотни. Они при «родителях» живут, те создают семьи на двух-трех человек разного возраста, не больше, потому что утихомирить этих маленьких зверят та ещё задача. Бабульки — тоже отдельная категория, у них свои дома и свои смотрители. К таким как Рем попадают девушки и женщины от шестнадцати и до пятидесяти, в зависимости от внешнего вида на момент окочуривания. Если на вид и по психологическому состоянию совсем ребенок, то и в восемнадцать могут под родительское крылышко запихнуть. И будет она в каком-нибудь институте королевой улья, треплющей мозг преподавателям и однокурсникам. Короче, сугубо индивидуально.

— А бабульки?

— У тех целое раздолье: плодить и создавать очереди, устраивать толкучки в час пик, следить на лавочках за всеми, рассказывая соседке кто бегает к её мужу, пока соседки дома нет. Если дети, шустрые, но не особенно злобные, то эти… Короче, ещё раз говорю, веди себя поприличнее.

— Зинаида Антоновна, — расплылась Маша в улыбке, когда бабулька открыла калитку, — как я рада…

— Ты так скалишься, что мне твои моляры видны. Постеснялась бы. А это что за пигалица? — кивнула бабулька на меня.

— Новенькая, Элька зовут. — ответила Маша, ничуть не обиженная приветствием своей знакомой.

— Элька-Гелька, — передразнила бабулька, — Ну заходите.

Мы прошли в довольно светлый, но очень заставленный дом. Нельзя сказать, что он был грязный, наоборот, но почти на каждом свободном квадратном метре, рядом со стенами, что-то да стояло. И чего там только не было! Коробки из-под техники, какие-то клетки и безмерные килограммы кормов для животных.

— Зачем вам столько корма? — не выдержав спросила я.

Маша скорчила несчастную мину и покрутила мне у виска, бабулька резко развернулась ко мне, всмотрелась и ответила:

— Уж не золото-брильянты прячу, а тебе что? Украсть у меня чего думаешь, присматриваешься?

— Да нет. Я просто животных люблю, поэтому интересно.

— Это правда, она даже лихо одноглазое приручила. — закивала Машка подтверждая мои слова.

— Лихо приручила? — прищурилась Зинаида Антоновна, глядя на Машу. — Ты совсем болезная, али как? Лихо тебе не зверь какой, чтобы приручить, оно поумнее вас, дурех, будет. Это правда? — обратилась она уже ко мне.

— Ну он со мной ходит все время и дается погладить.

— Чудно. — на лице старушки появилось что-то вроде улыбки.

Мы прошли на кухню, а старушка принялась наливать нам суп из стоящей на плите кастрюли.

— Мне не надо. — заикнулась было я, но старушка грозно зыркнула на меня.

— Суп — всему голова. — переиначила бабулька народную мудрость. — Я специально к вашему приходу наварила, ешьте.

Перед нами поставили две тарелки лапшичного супа, салат и по паре кусочков хлеба. Мы принялись есть, а старушка рассуждать.

— Диво это, что лихо к тебе прониклось. Оно существо особенное, я думаю, не зря его высшие до сих пор гонят туда-сюда, боятся. Оно к тебе в каком обличье пришло? — обратилась ко мне бабулька.

— Кота.

— Они часто его принимают. Этих существ на свете немного осталось, я на своем веку лишь парочку встречала, но и с теми не задалась встреча. О них вообще известно немного, я находила записи в которых говорилось, что они раньше главными были и следили за порядком. Часто в кошек обращались, например, в Египте их чтили как богов. А потом к власти пришли конъюнктурщики, и все покатилось по наклонной. А лихо одноглазое, как их у нас на Руси называли, поубивали и почти все знания о них уничтожили, будто и не было их вовсе, лишь крупицы информации оставили, и то переписали. Пустили о них дурную славу, будто они из чувства гадливости вредят и ничего не умеют больше. Наглый поклеп! Кому нужно, чтобы у власти были существа со своими принципами и обостренным чувством справедливости?

— Баб Зин, — фыркнула Машка. — Ты где этого набралась? Рен-тв что ли насмотрелась? Ещё скажи, что они с Нибиру и построили пирамиды.

— Ну, этого я не знаю, а у тебя Машка мировоззрение узкое, как очко у мышки.

Мы с Машкой рассмеялись, а потом она спросила:

— Антоновна, ну мы по делу к тебе, на помощь надеемся. А то Элька уже не спит от беспокойства второй день.

Я кратко поведала бабульке свою историю.

— Я ей говорю, это у нее глюки от стресса… — влезла Машка в мой рассказ.

— Это у тебя глюки, болезная, не лезь, когда взрослые говорят!

— Я тебя на двести лет старше. — хихикнула Машка.

— А ну цыц! Лихо, говоришь, тебя направило?

— Оно самое, да и мне тревожного как-то.

— Твои чувства меня мало волнуют, но… — бабуля замолчала и притихла. — Так, поели и дуйте отсюда.

— А дом?

— Буду узнавать. Ты мне адрес напиши, сама аккуратно подсмотрю, у умных людей поспрашиваю. Идите-идите, скоро дед мой придет.

— Бабуля живет полной жизнью. — фыркнула Машка. — в ее-то годы, а любовника завела.

— А она будет что-то узнавать?

— Баб Зина? Конечно, она вообще очень сентиментальная. Внучков своих помнит, вот и откликнулась сразу, как ты про мелкого сказала.

— Подожди, как это помнит?

— Есть такая фишка, у пожилых новорожденных. Чем длиннее и ярче жизнь, тем сложнее силе человеческие воспоминания подавить. Дети обычно никогда ничего не помнят, к нам, мертворожденным среднего возраста, воспоминания могут приходить обрывками, но целиком никогда. А вот пожилые люди, которые умирают без деменции и прочего, с ними все сложно. Бывали такие, что помнили все как при жизни. От этого им и сложнее, и озлобляются сильнее. Во-первых, осознание того, что вечность ты проведешь дряхлой старухой не вызывает оптимизма, а во-вторых, видеть, как умирают твои дети и внуки… — голос Маши сорвался и она замолчала. Мы сели в машину и поехали, но я, не выдержав своего любопытства спросила:

— А ты помнишь что-то из прошлой жизни? — спросила я.

— Я? Конечно нет, — засмеялась Маша, но, как мне показалось, довольно неестественно, — я же умерла молодой и красивой. Не то, что ты.

Я улыбнулась Маше в ответ, но какой-то червячок начал есть меня изнутри. Похоже, я здесь не единственная со своей тайной.

Глава 8 «Корень мандрагоры»

Приехав домой мы с Машкой решили пробежать по магазинам, чтобы наконец накупить мне одежды, а потом, на радостях от быстро сделанного дела, решили порадовать себя походом в кино. Рема взяли с собой и пожалели об этом. Весь сеанс он ворчал, находя ошибки в сюжете, а мы шикали на него и оглядывались. Окружающие нашим соседством были недовольны, это я поняла по резкому приливу сил и бодрости. Поэтому, мы с Машкой вышли из зала в хорошем расположении духа, а Рем не переставал возмущаться:

— Нет, ну что это за чушь? Вот в мое время фильмы это были ФИЛЬМЫ с большой буквы, а сейчас?

— В твоё время, — фыркнула Машка, — ты со свечкой ночью под кустик ходил. Так что хватит возмущаться.

Мы поужинали в ресторане и только это успокоило Рема. Я вообще заметила, что ничто так сильно не влияет на настроение чёрта как то, находится он в голодном или в сытом состоянии. После плотного обеда он был сама доброжелательность, а к голодному Рему лучше было не подходить.

Мы вернулись домой, и, к моему облегчению, я увидела Лиха спящим на коврике в прихожей.

— Это он? — спросила Маша, которая стояла позади меня. — А что у него за рана сбоку? И с лапкой что-то не так.

Только тут я заметила выдранный кусок шерсти и рану на спине Лиха, из которой сочилась кровь. Маша подошла поближе и всмотрелась в нее, потом аккуратно потрогала правую переднюю лапку, Лих дернулся и зашипел, а Маша сказала:

— На перелом не похоже, просто сильно повредил лапу, а вот рана довольно глубокая, нужно обработать, есть аптечка? Но лихо сначала помыть нужно.

Я аккуратно взяла Лиха на руки и отнесла в свою ванную. Мы искупали его под душем, и только теперь я поняла, насколько сильно кот был перепачкан в крови.

— Ты что, подрался с кем-то? — спросила кота Маша.

Мы завернули кота в полотенце и положили на кровать, Маша внимательно рассматривала рану, а мне было ужасно стыдно. Вместо того чтобы бегать по магазинам и развлекаться, мне нужно было быстрее идти домой, зная, что Лихача нет с утра. А бедный кот непонятно сколько провалялся с раной в коридоре, ожидая пока я приду домой.

— Рана необычная, — сказала Маша, — если б его просто кот или собака цапнула, то на Лихе одноглазом это бы зажило часа через два. А это какая-то нечисть постаралась.

— Что же с тобой случилась? — спросила я кота, но тот грустно отвернулся.

— Ты подрался с какой-то нечистью? — настойчиво спросила я, а кот мяукнул.

— У нас тут на ближайшие двадцать километров никакой нечисти нет, — удивилась Маша, — по крайней мере такой, кто рискнёт на лихо нарваться. Ты где нечисть нашел?

Лих посмотрел мне в глаза. А я догадалась:

— Ты к тому дому ходил? — кот мякнул. — Но, как? Как ты добрался до него? Почему с нами не поехал?

Лих отчаянно замяукал, а мы ошарашенно смотрели на него.

— Хоть переводчика с кошачьего ищи. — вздохнула Маша.

— А чего его искать, вот он я. — в комнату с аптечкой в руках зашел Рем. — Еле нашел аптечку, мне она обычно без надобности. И чего вам от Лиха нужно?

— Мы не можем понять, откуда у него эта рана. Явно случилось что-то связанное с тем странным домом в моем городе.

— Ладушки, сейчас разберемся. Пусть сначала настойку выпьет.

— Это что?

— Корень мандрагоры, хорошая штука от таких ран. Моментально не заживет, но за пару дней вполне.

Рем из шприца напоил кота, а потом спросил с опаской:

— А теперь, пустишь меня к себе в голову покопаться?

Лихач мяукнул, а Рем сел напротив кота и принялся вглядываться в его глаза. Они сидели как влюбленные, не отрываясь глядя друг на друга минут десять. За это время Маша успела покопаться в аптечке, и найти там хлоргексидин и банеоцин. Как профессиональная медсестра, коей она и являлась, Маша обильно промыла ранку Лихача и присыпала антисептиком. А потом, мы с ней сидели на кровати и ждали, пока Рем и Лих закончат свои гляделки.

— Понятно, что ничего не понятно. — наконец, ожил Рем. — лихо считает, что в доме затаилась какая-то нежить, которая притягивает к себя всех слабых умом. Поэтому и кошка сбежала. По мнению Лиха ей уже полакомились. И поэтому и малыш по-прежнему активно убегает от мамочки. Он ещё маленький, умом пока не наделен, вот и тянет его на съедение.

— А что там, в этом доме?

— Лихо не знает, он несколько раз пытался зайти туда, но какая-то сила его не пускает.

— Тогда кто его потрепал?

— Пересказываю то, что видел. Вчера ночью лихо почувствовало неладное, и помчалось к дому. Прибежал туда он только утром, зашел во двор к твоей Насте, мать и младенец спали на кровати, а малыша нигде не было. Он заметил его, когда тот уже пролазил в дырку в заборе и принялся его выдергивать, а ребенка с той стороны уже схватил кто-то. Чтобы справиться, лихо пришлось принять человеческий облик, чтобы ребенка выдернуть, а когда он в нем, то намного уязвимее, чем в облике животного.

— В смысле, человеческий? Он что, может превращаться в человека? — с ужасом спросила я.

— Строго говоря, — ответил Рем, — правильнее думать, что он может превращаться в кота или другое животное. А человеческий облик у него с рождения. Просто лихо опасно в нем находиться, его можно убить только тогда, когда оно показывает истинное лицо.

— А почему он просто не превратится в человека и не расскажет нам как все было?

— Может он нам не доверяет, откуда я знаю? Может он в розыске и не хочет, чтобы его кто-то узнал. Или ему котом быть удобнее, что ты пристала ко мне? Мне продолжать рассказ или тебе уже не интересно?

— Продолжай. — ответила за меня Маша.

— Пока он ребенка пытался выдернуть, его нечисть расцарапала и укусила сильно. Ребенка в итоге он вытянул, благо, что тот находился в каком-то трансе и орать не мог, малыша благополучно вернули в дом. А Лих перед уходом как мог дыру в заборе заделал, чем нашел, но это ненадолго. Нежить может на пару дней затихнет, а потом снова попытает затянуть ребенка.

— Подожди, я не понимаю, а на что тогда эти ваши организации по учету нечисти? На ребенка нападают, а они не реагируют?

— Пока же не убили, правильно? Вот убьют, тогда они заметят и пошевелятся. И то не факт. Они об убийстве узнают, когда дело в полиции заводят, а если дела нет, то значит хорошо все.

— Подожди, но когда лихо убил инквизитора, который на меня напал, они сразу прибежали, уголовного дела же не было?

— Это меня тогда и заставило подумать, что была какая-то подстава, только цели мне до сих пор непонятны. Узнать о том, что тогда случилось они могли в одном случае, если сами подослали тебе этого убийцу и поджидали поблизости, пока он окончит свою работу. Только они не ожидали, что ты такая дружелюбная женщина, что с Лихом дружбу заведешь. Почему Кощей до тебя снизошел — другая история, хотя УЛНщики уже столько наших поубивали, без суда и следствия, что может достали Кощея окончательно, вот тот и психанул. Поэтому, в том числе, нам нельзя сейчас обращать ни в УНН, ни в УЛН, того и гляди, на нас все стрелки переведут и крайними сделают.

— И что теперь, пусть чудище сжирает малыша? — разозлилась Маша. — Чтобы они сами снизошли до разбирательств?

Рем тяжко вздохнул, а мы сидели молча.

— За что мне это наказание. — проворчал Рем. — Так, лихо уверено, что сегодня нечисть не сунется из дома, у нас есть ночь, чтобы отдохнуть. Поэтому, следуем моему сложному и чрезвычайно продуманному плану. Идем спать, а завтра едем в город разбираться.

— Я с вами. — встряла Маша. — Попрошу меня днем заменить на работе.

— Топай утром на работу, без тебя разберемся. А то ещё с работы выгонят, а ты ж вроде любишь ее?

— А вдруг вам помощь понадобится?

— Ты считаешь, что я без тебя не разберусь?

— Когда ты прошлый раз хотел без меня разобраться, все закончилось печально. — хмуро сказала Маша.

— На этот раз я спасу ребенка. Обещаю. — сказал Рем глядя Маше в глаза, а я вдруг почувствовала себя очень неловко, будто вклинилась в чужую личную беседу.

— Хорошо, — ответила Маша, — но, если что, сразу звоните, примчу. Ты ж знаешь Зинаиду Андреевну? Она обещала покопаться в истории дома, может будет понятно, что там засело.

— Ну, тогда с утра к ней поедем. Не переживай.

Мы попрощались с Машей и легли спать. Несмотря на переживания я обняла мирно спящего Лихача, и быстро заснула под его урчание, чувствуя его тепло рядом с собой.

Глава 9 «Проклятый старый дом»

Рано утром нас, звонком в дверь, разбудила Машка. Она сказала, что хочет показать Лихача знакомому доктору, потому как не уверена, что с лапкой все в порядке. Я передала кота Маше в руки, сильно переживая за его состояние, он даже не пытался сопротивляться и тихо лежал на руках у Маши, уткнув носик ей в куртку.

— Я на такси, а вы не копайтесь, а лучше поезжайте в город побыстрее. Будьте на связи.

Маша ушла и села в такси, аккуратно держа кота, а мы с Ремом собрались за пять минут, сделали кофе в дорогу и выехали. На трассе начал капать дождь, но, когда мы въехали в город ливень шел плотной стеной. Пока мы от машины добежали до двери тети Зины, сильно промокли, о чем та не постеснялась нам сказать:

— Вот чушки, весь ковер сейчас промочите! Разувайтесь скорее.

Мы прошли в теплый дом, где нас уже поджидала тарелка горячих пирожков:

— Машка позвонила и предупредила, что вы скоро будете, ну я и напекла вам, а то небось голодные выскочили.

— Мы ж по делу, времени нет… — заикнулся было Рем.

— Чего это у тебя нет? Жуй пирожок да чай пей, а говорить я буду. Ишь какой! Зинаида Антоновна усадила нас за стол, а сама начала рассказ:

— Про этот дом клещами ничего не выпытать! Начинаешь спрашивать, а никто не знает ничего, как будто и нет этой рухляди вовсе! По официальной информации, он на балансе города числится, а почему, и кто там раньше жил не докопаться, архив сгорел. Я сначала злилась, а потом дошло, нужно хитро заходить, со стороны. Я тогда прямо про дом вопросы задавать перестала, а начала про соседние расспрашивать. Тут люди и разговорились. Рядом с нашим, три дома граничат, один, это тот в котором подружка твоя живет. В доме по другую сторону, живет местный чудик пятидесяти лет. Не буйный, но раз в несколько лет уезжает пролечиться в желтый дом. Сейчас как раз там находится. А позади большой участок с хаткой, там бабуля одна живет. Так вот, в тех домах, где бабуля да чудик живут — тишь да гладь. А вот в том, где подружка твоя обосновалась, черти че творится. Причем, вроде странные вещи, а я слыхом не слыхала об этом, сколько здесь живу.

— Призраки по ночам воют? — спросил Рем с набитым ртом.