Бесплатный фрагмент - Медвежий Яр

Часть 1

Глава 1

Никто в Бобровке не знал, почему прозвали Елизавету Елагину «Медведихой». Может быть, виной тому была высокая стать, которую местные бабы порой называли «гренадёрской» и «медвежьей», а может быть прозвище Елизавета получила, потому что жила в одноимённой усадьбе.

Сама Бобровка располагалась под холмом, за которым текла Койва, а на холме, так отличаясь от рубленых бобровских изб, стояла она, белокаменная усадьба «Медвежий Яр». Старожилы поговаривали, что заложена сия усадьба ещё дворянским родом Елагиных, якобы сосланных в Сибирь при царском режиме. Ну, чего не знаем, про то, конечно, и лгать не станем. А люди много чего говорят…

Так вот, и про саму Елизавету, и про мать её Екатерину Александровну то и поговаривали, что кровей они явно не простых, и что усадьба эта чудом уцелела в их владении. А всё потому, что покойный муж Екатерины Александровны, Владимир Фёдорович, был врачом, а до того и отец его им был, и дед. Так вот сам Владимир Фёдорович сделал какое-то важное государственное открытие, потому и не трогали их. Как жили Елагины в доме на холме, так и остались даже после кончины самого Владимира Фёдоровича, получая от государства пенсию за учёного.

Екатерина Александровна, тоненькая и высокая женщина, красивая даже в возрасте, не прибранной до последнего волоска на улице никогда не появлялась, а осанка её заставляла бобровских женщин самих расправлять плечи и выпрямлять спину.

— Говорят, мать её, или может быть бабка, в институте благородных девиц обучалась, и её приучила, ты смотри, какая она, эта Екатерина! — шептались местные кумушки, и в голосе их слышалось некоторое осуждение, но в то же время они так старались ей подражать, — А вот Лизка в кого такая уродилась, непонятно — то ли баба, то ли мужик, здоровая, прямо и сказать — медведиха… Кому такая понравится, точно замуж не возьмут, так и проходит в девках!

Бобровскую восьмилетку Елизавета окончила досрочно на год и с отличием, а в том была заслуга её матери — Екатерина Александровна сама учила дочь, видимо, как когда-то учили её саму. Никто и подумать не мог, что Елизавета отлично говорит на французском, довольно сносно знает и немецкий. А не знали потому, что уж очень нелюдимый был у Лизы характер, не приветливый. Да и сама Екатерина Александровна общительностью не отличалась, и в Бобровке ни с кем не приятельствовала.

Не водила Лиза ни с кем дружбы, сторонилась и девчат, всё молчком да молчком, так и уехала Елизавета в город после восьмилетки, к какой-то там своей дальней тётке, там окончила художественное училище, потому что как оказалось, имела она еще и талант к рисованию. Вернувшись в родные места, работать она пошла не абы куда, а в мастерскую при местном храме, который считали таким же «чудом сохранившимся пережитком прошлого», как, наверное, и семью Елагиных.

Снова зажила «Медведиха» в родном доме с матерью и какими-то их дальними родственниками, мужичком в годах и его женой Варварой, про которых поговаривали, что не родня они вовсе, а самые настоящие слуги, а мужик тот наподобие приказчика в доме, как раньше говорили. Хотя, скорее всего это тоже были просто досужие разговоры — какой приказчик может быть в этакое время, когда вся страна строит светлое будущее.

Так вот этот самый «приказчик- не приказчик», величали которого Архип Фомич, каждое утро запрягал гнедую лошадь, чтобы отвезти Елизавету «на службу», как он сам говорил, а вечером исправно привозил домой. Это дело конечно тоже диковинным казалось местным жителям, но уже давно все привыкли к странностям обитателей усадьбы, и внимания на это обращали мало, занимаясь больше своими делами.

Бобровка была большим селом, да ещё с присёлками и хуторами. Колхоз, пилорама, лесосплав с большими складами, небольшое кожевенное производство и еще несколько предприятий давали людям занятие и доход, так что и помимо обсуждений и слухов было чем заняться местным жителям. Да и библиотека была, и клуб был — просто загляденье, новый, с кинозалом!

Так и стояла усадьба на холме, окружённая ухоженным садом, мечтой местных мальчишек, потому что яблоки там были… уууу, ни у кого в Бобровке такие не росли — словно чуть прозрачные, что все семечки насквозь видно, с красноватым бочком. Однако Архип Фомич на ночь выпускал во двор троицу своих подопечных — поджарых, неизвестной породы и помеси псов, которые острыми зубами своими порвали уже не одни штаны…

Еженедельно появлялась в местном магазине полненькая Варвара, в неизменной своей коричневой юбке и повязанным поверх неё ситцевом цветастом переднике и платке. Пристально всматривалась она в то, что было выложено на магазинных прилавках, что-то считала, складывая и вычитая на пальцах. А потом строго говорила продавцам, сколько веса ей необходимо того или иного продукта, чем иной раз ввергала в негодование не очень трудолюбивую Зинаиду, заставляя несколько раз перевешивать то масло, то сахар.

— Ишь, тоже! — ворчала Зинаида, когда довольная покупками Варвара удалялась, — Буржуйские замашки! Вот кто эта Варвара у Елагиных, служанка? Смотри, сейчас на рынок пойдёт! И в кооперативный еще заглянет, откуда только деньги! Я сама видала, она там давеча кофе заказывала, зерновой! А, каково? Нет, Наташ, ты видала такое, чтоб в наше то время… Куда только власти смотрят!

— А что такого? — пожимала плечами напарница Зинаиды, молоденькая Наталья, — У них за отца пенсия знаешь какая? Ого-го! Я сама видала, как Екатерину Александровну дед Архип на поезд отвозил, её куда-то приглашали за покойного мужа очередную награду получать! Говорят, что она даже в Москву как-то ездила, вручали там что-то ей!

— Ой, тоже мне, интеллигенция! А чего тогда тут торчат? Вот и ехали бы в Москву! — ехидничала Зинаида, — Может Медведиху свою там бы за кого пристроили, бобыля какого б подыскали!

— Ну, дом тут у них посмотри какой! Моя бабушка говорила, что Владимира Фёдоровича отец тут жил, местных лечил, и дед его тоже, говорят заведовал в городе больницей какой-то, я не помню уже. Династия у них докторская! Чего бы и не жить там, где сами хотят! А Елизавета у них хорошая, добрая! Зря ты про неё так! И коса у неё посмотри какая шикарная!

— Да чего в ней хорошего то?! Как глянет, страшно делается! А в сумерках такую встретить, умрёшь со страху! — зло буркнула Зинаида, которая стеснялась своих жиденьких волос, и от слов коллеги еще сильнее нахмурилась.

— Мама моя недавно ходила к бабушке в Кузнецово, та приболела, так Елизавету как раз дед Архип вёз, маму пригласили даже, доехала, всё не пешком. А ты — страшно! Не таких людей бояться следует!

— Да ну тебя, блаженная ты какая-то! Вот и водись тогда с Медведихой, раз она так тебе нравится! — надулась обиженная Зинаида и достав из-под прилавка зеркальце и помаду, стала красить губы.

Наталья же покачала головой и принялась протирать витрину, думая о злых словах напарницы. Ведь как несправедлива бывает порой судьба… Вот Лиза Елагина, ненамного она старше самой Натальи, и может быть человек золотого характера, и никогда никому ничего плохого не сделала, а вот поди ж ты, чем-то заслужила такие о себе разговоры…

Что ж, вот такую судьбу и прочили бобровские кумушки Елизавете, как вдруг однажды летом, когда в самой поре был покос, громом среди ясного неба разразилась в Бобровке новость, что Елизавета «Медведиха» выходит замуж!

— Да говорю тебе, Клавка Ромашова мне сказала, а она в сельсовете работает, — говорила в магазине той же Зинаиде её подруга и соседка Верка Быкова, — Так вот, Клавка сказала, Медведиха с женихом приходила, заявление на регистрацию написали! Вот так вот!

— Да ты что! А кто? Кто жених-то? Неужто кто из местных до её роста допрыгнул, — Зинаида хихикнула, — Уж не Сомов ли Николай? Он у нас тут только ходит, каланча! Правда, еще и худой, как щепка!

— Нет, не местный! — продолжала шептать Верка, — Сплавщиков бригадир! Недавно приехал, вот прошлой осенью, а может раньше, разное болтают. Здоровенный, ей под стать! Говорят, сам он откуда-то с Кубани, так ведь собой-то хорош! Чего уж выбрал-то себе в жёны, мог бы и покрасивше кого найти, сам то кудреват, брови чёрные, улыбчивый! Михаилом зовут, мне брат сказал!

— Да ты что! Бригадир! — ахнула Зинаида и густо покраснела, потому как сама уже давно старательно строила Михаилу глаза, когда заходил он в местный магазин, — Не может быть! Может врёт всё твоя Клавка!

— Ничего не врёт, ничего не врёт! — возмущенно зашипела Верка, — Я сама их видала недавно, они в город поехали вместе, на станции стояли, а я как раз к тётке своей ездила! Я еще думала, что обозналась, а вот и нет!

Зинаида утёрла ладошкой вспотевшее лицо. Как же так, ведь она так старалась, когда почти вся бригада с лесосплава являлась в магазин, она-то точно знала, кому как не бригадиру положить и сыр посвежее, и папиросы подороже… Да как же смогла обойти её эта Медведиха, что вообще он в ней нашёл!

Верка замолчала, потому что к прилавку подошла бабушка Анисья Захарова, и подслеповато прищурилась на ценники:

— Зиночка, а скажи, почём у вас кусковой сахар? Я к чаю себе беру, люблю очень.

— Я тут что, справочное бюро?! — рявкнула в ответ Зинаида, злость на Медведиху никак не отпускала её, а тут еще эта старуха, — Вон всё написано, для кого, спрашивается?

— Дак я очки позабыла, дочка, — виновато ответила не вовремя подоспевшая покупательница, — Мне ведь уж почитай восемьдесят два, глаза не видят!

— А не видят, так пусть дети за сахаром тебе ходят, — ответила Зинаида, потом не сдержалась, зло выдернула с дальней витрины ценник на сахар и стукнула им по кассовому столу перед Анисьей Петровной, — Вот, так видно?!

— Спасибо! — ответила Анисья Петровна, но покупать ничего не стала, повернулась и вышла из магазина, опираясь на свою палочку.

— Нет, ну ты видала? — зло воскликнула Зинаида, указав подруге на Анисью, — Пытала-пытала, а брать ничего не стала! Что, поболтать просто приходила?!

До самого вечера не отпускало Зинаиду плохое настроение, и до закрытия магазина всё валилось из рук. Зависть к этой Медведихе просто душила её, никак не могла она поверить в рассказанную Веркой новость, и решила, что всё это не иначе как сплетни, и быть такого просто не может!

Глава 2

Михаил Голобец, старший в бригаде сплавщиков, и вправду был хорош собой, улыбчив и добр, чем быстро снискал в Бобровке добрую славу. Жил он не в большом бараке, где располагалась обычно бригада, а квартировал в доме вдовы Горшениной, женщины средних годов, очень шустрой и предприимчивой.

Большой дом Людмилы Горшениной стоял почти у самой околицы, рядом с берёзовой рощей, в которой родился и бежал до реки студёный родник. Так вот Михаил занимал небольшой флигель, выстроенный позади дома и выходящий окнами как раз на рощу.

Сам он был родом из маленькой кубанской станицы, рано остался без матери и в общем-то детство своё помнил нерадостным. Отец женился повторно, у мачехи, красивой и видной женщины, было двое своих детей, и пасынок ей был не только безразличен, но даже и мешал. А когда пошли совместные дети, то она и вовсе перестала скрывать, что пора бы Мишке подумать о том, куда он уедет, окончив школу, потому что в доме отца ему места нет.

Отец, работавший механизатором, мало обращал внимания на домашние неурядицы, при том, что в его присутствии новая жена была одинаково ласкова со всеми домашними. Михаил не жаловался отцу, выполняя все указания мачехи, работал по хозяйству и присматривал за младшими, но, к сожалению, никто не поинтересовался, что же у мальчика на душе… Первым делом это отразилось на учёбе, Миша съехал на тройки и это послужило визитом учительницы в дом к семье Голобец.

После беседы с родителями, учительница ушла домой с чувством исполненного долга, а Мишка был выпорот отцовским ремнём. Однако, визит учительницы возымел и некоторый положительный эффект — отец высказал жене, что воспитанием их старшего сына она занимается плохо, раз у него с учёбой трудности, и с того дня мачеха стала строже контролировать Мишу, задавая ему меньше работы по дому. Учёба пошла «в гору».

Так и добрался Михаил до окончания школы, ни шатко, ни валко, но аттестат получился без троек. Чему очень удивились в районном военкомате, куда он явился за месяц до своего восемнадцатилетия.

— А почему в техникум не идёшь? Или в институт, ведь есть хорошие шансы, — внимательно глянул на Михаила офицер, изучив его бумаги, — Ну, раз говоришь — в армию, так в армию. После службы решишь, кем хочешь стать, так?

Отслужив, весенним днём Михаил вернулся в дом, где стало еще теснее — братья и сёстры подросли, еще двое малышей весело агукали в деревянной кроватке. Но всё равно, это был дом, родной дом… Миша лежал на опустевшем за зиму сеновале, закинув руки за голову, и пытался вспомнить, как же выглядел их двор и дом, когда жива была мама… и не мог вспомнить. Только смутные образы темноволосой женщины, её улыбка и тёплые, пахнувшие горячим хлебом ладони, обнимающие маленького Мишку, согревали сердце.

За завтраком, который недовольная лишним ртом мачеха накрыла на дощатом столе во дворе, отец сказал:

— Ну что, Мишка, надо тебе думать, куда-то учиться идти, профессия ведь нужна. От совхоза отправляют учиться на тракториста, или на комбайнёра. А можно и в райцентр, в техникум автомобильный. Сам-то ты чего хочешь? Ты не торопись, подумай, пока отдохни, только ведь приехал.

Однако дома оставаться и отдыхать, как сказал отец, Миша не смог — уж очень красноречив был взгляд мачехи, уж очень громко и яростно гремела она у печи пустыми горшками и кастрюлями…

— Бабка Афанасьева сказала, — вернувшись из сельсовета, сказала как-то мачеха, — Что вот их Генка, вернувшись с армии, дома штаны не просиживает, а едет куда-то там работать, на Урал. Лес сплавлять! Говорят, деньги хорошие платят. Ты бы тоже мог, хоть что-о заработал бы, может дом бы строить начал. Куда жену приведёшь? К нам на сеновал?

Знала, что сказать, на что надавить… Горек стал кусок и думы не шли из Мишкиной головы. Потому что пока он в армии служил, соседка Валюшка неожиданно подросла… И теперь её шикарная рыжая коса и веснушки на носу не давали Мишке спокойно заснуть. Тем более, что девчонка, завидев Мишу, густо краснела и улыбалась. Вроде бы ему улыбалась…

— Валь, пойдём в кино в пятницу? — набравшись смелости, Миша подошёл к сидевшей на скамейке у своего двора Валюшке, — Говорят, хороший фильм в клуб привезли…

— Тоже, жених выискался, — расхохоталась в ответ девушка, вздёрнув носик, — И что, потом и замуж позовёшь? В вашем доме табором жить? Да я каждый день заснуть не могу, пока вся ваша орава не угомонится!

А в пятницу вечером Миша, возвращаясь от бабки, матери своей мачехи, которой относил привезённое отцом лекарство, встретил Валюшку. Она шла в клуб в сопровождении Олега Проценко, сына председателя сельсовета.

Насмешливо глянув на Мишу, девушка отвернулась и рассмеялась на шутку своего спутника, весёлого симпатичного парня, студента второго курса престижного городского ВУЗа.

Миша свернул в переулок, чтобы поскорее дойти до дома Афанасьевых и расспросить Генку, куда он там собрался ехать. Генка был одногодок Михаила, учились они в параллельных классах, но особенно дружбы не водили. Однако теперь Генка встретил Мишу, словно старого друга, только узнав, зачем тот явился.

Так и поехал Миша на сплав впервые. Отец покряхтел, поворчал, но отпустил сына, собрав ему в дорогу и продуктов, и денег, сколько было, прицыкнув на жену, которая было пыталась ворчать, что последнее отдаёт.

А заработок был очень даже неплох. Приехав обратно после первого сезона, Миша все деньги отдал отцу, только немного себе оставил, чтобы купить гостинцев младшим в семье и себе вещи, которые будут необходимы при поездке на следующий сезон. На этот раз мачеха не так ворчала, и даже похвалила пасынка, молодец, мол, что о семье думает…

Отработав подсобником в совхозе до следующего сезона, Михаил снова собрался и вместе с Генкой Афанасьевым отправился в путь.

— Я вот еще съезжу пару раз, и всё, — мечтательно закинув руки за голову, вещал Генка с верхней полки плацкарта, — Отец сказал, хватит мотаться, буду на заочное поступать. Да и это… Галинка моя тоже сказала, что не станет больше ждать, пока я там по стране мотаюсь.

Так и случилось, только всё произошло раньше — отработав сезон, на третий Генка не поехал, семья не отпустила. А вот Мишка решил, что мотаться туда-сюда нет смысла, и стал оставаться в Бобровке и в межсезонье, благо работы там тоже хватало.

Отправляя регулярно деньги семье, Михаил изредка получал из дома весточки — в основном писали братья или сёстры, изредка отец, но письма становились всё короче и короче с каждым разом… Но Миша всё равно каждый раз отвечал подробно и пространно, описывал местность и людей, где жил, сообщал, что теперь его назначили бригадиром и конечно отправлял деньги.

А потом, зимним морозным утром пришла короткая телеграмма. Мачеха сообщала, что отец скончался. Никаких подробностей, ничего, просто пара слов… И Миша понял, что отныне его там некому ждать… С трудом, при помощи директора пилорамы, где он работал, Михаил раздобыл билет на самолет, чтобы успеть на погребение, в последний раз проститься…

Сидя на лавке в родном доме, Миша понимал, что теперь покинет его навсегда, потому что нет ему здесь места.

— Вот, держи. Это матери твоей, венчальная, — мачеха протянула Мише потемневшую от времени икону, — Отец твой берёг, думал, что на твоей свадьбе её достанет. А вон как вышло… Забери, пусть у тебя будет.

Миша взял в руки оклад чернёного серебра, и погладил образ. Он не помнил ничего из того, что осталось от матери, как-то всё само собой исчезло, стёрлось из их дома еще когда он был маленьким. А вот теперь он прикасался к тому, что когда-то его мама держала в руках…

— Спасибо, — только и смог он тогда ответить женщине, прожившей с ним столько лет, но так и не ставшей ему хоть сколько-то родной.

Вернувшись в Бобровку, Михаил продолжал работать и отправлять деньги семье, только вот писем он уже не получал. А вскоре его денежный перевод и вовсе вернулся обратно… Вызвав на переговорный коммутатор Генку, Миша узнал, что мачеха продала всё — дом, скотину, какая была, и уехала к каким-то своим родственникам. Так оборвалась последняя ниточка, тянувшаяся от Миши к местам, где он родился.

Собравшись кое-как с духом, принял Михаил всё случившееся и стал жить дальше. Откладывал деньги, думал, может обзаведётся когда-то своим углом.

Как-то раз сидел он у себя во флигеле, усталая спина ныла от напряжения после смены, неожиданно тоска затопила душу, и он достал завернутую в чистый рушник мамину икону. В дверь стукнули и на пороге показалась хозяйка дома, Людмила Тимофеевна, с тарелкой и крынкой молока в руках.

— Не спишь еще? На-ко вот, угостись. По мужу моему, Ивану Прокофьевичу, годовая нынче. Уж почитай двенадцатый год нет его, ох…

Во флигеле запахло пирогами, Миша посмотрел в грустное лицо хозяйки.

— А это что у тебя? — Людмила Тимофеевна увидела икону на вышитом рушнике, — Как потемнела, помутнела… Образ-то почти не видать. Это твоя что ль?

— Да, моя. От мамы мне осталась, их с отцом венчальная.

— А что же ты, хоть отдай её вон в мастерскую при церкви, там у нас ведь иконописцы есть. Посоветуют, может что поправить можно, да и оклад в порядок приведут. Я вот отдавала, старая икона была, а вернули, так будто засияла.

Идея Мише понравилась, и в следующий же свой выходной он отправился туда, куда направила его хозяйка дома, прихватив с собой и мамину икону в рушнике.

Глава 3

Благоговение и тишина встретили Мишу в небольшом старинном храме на самой окраине Бобровки, протянувшейся далеко вдоль реки. Храм стоял на невысоком холме, под которым с одной стороны простиралась Бобровка, а с другой шумел бескрайний зелёный лес, простирающийся до самого горизонта.

Что же видели на своём веку эти стены из белого камня, подумал Миша, встав скромно возле стены. Служба в храме закончилась, свечи догорали на кандилах перед иконами, людей в храме почти не осталось. Только невысокая старушка в светлом платочке сидела в углу, и щурясь читала небольшую книжицу.

— Добрый день, матушка, — почтительно обратился к ней Миша, — Простите, что вас побеспокоил…

— Здравствуй, сынок. Ничего, говори, чем тебе подсобить?

— Мне нужна иконописная мастерская, где найти?

— Пойдём, провожу тебя, это позади храма в хозяйстве, — женщина поднялась со стула и повела Михаила на двор, где располагались небольшие постройки.

Миша читал надписи на небольших строениях — «Крестильня», «Пекарня» и еще другие, которые ему были мало понятны. Давно, когда была жива его бабушка, мать его мамы, он смутно помнил, как воскресным утром она его, совсем малыша, водила на причастие. Теперь же знакомые запахи и образы будто вернули его в далёкое-далёкое детство.

Вспомнились Михаилу родные места, тягучие и медленные кубанские реки, по которым поутру разливался такой густой туман, что твоё молоко. Вспомнил старую мельницу возле высокой запруды, где они с другом Данилкой любили удить рыбу. Где теперь Данилка… После окончания школы он уехал учиться в институт, а после его мать говорила, что направился он куда-то на всесоюзную стройку. Так и затерялся друга след на просторах огромной страны. Сжалось сердце и как-то тоскливо стало в груди, посмотрел Михаил на высокое небо над куполами и силился вспомнить мамино лицо.

— Ну вот мы и пришли, — сказала женщина, открывая перед собой дверь невысокого строения с миленькими окошечками, и открытыми резными деревянными ставнями.

Пригнув в дверях свой недюжинный рост, Михаил вошёл внутрь. Помещение было небольшое и практически всё было заставлено столами и шкафчиками, на которых стояло множество баночек с красками, коробки и банки с кистями разной толщины и формы украшали подоконник.

В мастерской Михаила встретил невысокий пожилой мужчина, чью переносицу украшали очки в металлической круглой оправе, поверх которых он смотрел на вошедших. Руки его были испачканы какой-то то ли краской, то ли сероватый сажей, Михаил так и не понял. Мужчина тщательно вытирал их ветошью и улыбался гостям:

— Здравствуйте, чем обязан? В гости к нам редко заходят. Разрешите представиться, зовут меня Николай Никифорович, собственно, я и заведую всем вот этим хозяйством.

— Здравствуйте, Николай Никифорович, а я вот вам гостя привела, — сказала женщина в светлом платочке, — Ну вы тут поговорите, а я пойду.

— Здравствуйте, меня зовут Михаил, — молодой человек огляделся вокруг и протянул Николаю Никифоровичу крепкую мозолистую ладонь, — Мне сказали, что здесь мне могут помочь. Вот, я бы хотел сделать так, чтобы эта вещь вернула прежний вид. Наверное, её хранили неправильно, и потому…

— О! Однако! — Николай Никифорович наклонился над образом, который Михаил бережно положил перед ним на стол.

— Понимаете, это мамина вещь… всё, что осталось мне от родителей…

— Оклад серебряный… м-да, а вот сам образ… липа или кипарис, надо внимательнее смотреть. Так-с, так-с, наверняка льняное масло… Елизавета!

Николай Никифорович снял очки, весело глянул на Михаила и снова склонился над заинтересовавшим его предметом. На его зов из соседнего помещения показалась высокая девушка в фартуке, на котором виднелись пятнышки краски. В руке она держала тонкую кисть и недовольно хмурила брови явно сердясь на то, что её отвлекли от работы.

— Гляньте-ка, голубушка, какую красоту нам принёс наш гость. Кстати, познакомьтесь, это наш специалист, Елизавета Владимировна Елагина. А этот молодой человек — Михаил.

Елизавета кивнула в знак приветствия и совершенно не обращая внимания на гостя, не сводила глаз с принесённого Мишей образа. Николай Никифорович и Елизавета заговорили между собой, словно на каком-то непонятном для Миши языке, хотя он старался вникнуть в смысл слов. Но больше его завораживал тембр голоса Елизаветы… будто он уже слышал его где-то, когда-то очень давно. Глубокий голос её звучал, мягко обволакивая его и отвлекал от сути разговора.

— Ну что, если хозяин согласен, то мы можем попробовать, — сказал наконец Николай Никифорович и посмотрел на очнувшегося Михаила, — Только это не быстро будет. Нужно заказывать материалы, возможно даже в столицу. У знакомых поискать, вот я как раз поеду черед две недели в Свердловск, месяц там пробуду, может быть, что-то найду. Как, согласны, Михаил?

— Я? Конечно, согласен! — спохватился Миша, — Только бы вернуть вид прежний… Я сам же всё равно ничего в этом не понимаю.

Обговорив детали, Михаил вышел из мастерской и остановился возле маленькой скамеечки. Уходить не хотелось, так хорошо и тепло ему не было уже давно… словно домой попал.

Через неделю Михаил вернулся к двери мастерской, подгадав время, чтобы рабочий день уже заканчивался. Елизавета вышла из мастерской, складывая в небольшую сумочку голубую косынку. Увидев перед собой Михаила, девушка покраснела и хотела было поскорее уйти.

— Здравствуйте, Елизавета Владимировна, — Миша шагнул вперед, пытаясь скрыть свой страх, — Простите, что я так вот… не званный-нежданный. Можно с вами поговорить?

— Здравствуйте, — ответила Лиза, — Ну… вам лучше с Николаем Никифоровичем разговаривать по поводу вашей иконы. Я мало что могу вам рассказать, а он очень опытный специалист.

— Да я, собственно… не только про икону. А можно, я вас немного провожу? Вы далеко живёте?

Так и повелось. Миша почти ежедневно приходил встречать Елизавету, хотя Архип Фомич неизменно приезжал за нею, ласково понукая гнедую кобылу с милым именем Ромашка. Сначала он хмурился, завидев маячившего возле ворот в ожидании Елизаветы Михаила, строго расспрашивал, чего ему тут понадобилось.

— Ты сам-то откуда? Чего это я раньше тебя в Бобровке не видал! — строго прищурившись, спрашивал Архип Фомич Михаила, — Смотри у меня, вожжами отхожу, коли нашу Лизаньку обидишь!

Михаил уважительно и обстоятельно, понимая беспокойство Архипа Фомича, рассказал о себе, кто он откуда, как оказался в Бобровке и почему остался. Рассказал и о знакомстве с Елизаветой, уверив, что ничего дурного у него и в мыслях нет.

С того дня частенько Миша объявлялся у мастерской к окончанию рабочего дня, и они с Лизой шли, разговаривая о том, о сём позади подводы, на которой изредка поглядывая на них, причмокивал на Ромашку Архип Фомич.

В дом Елагиных впервые Миша попал зимой. До этого, как бы он ни старался — приглашал Лизу и в кино, и в клуб на концерт по поводу Годовщины Октябрьской революции — на всё он получал категорический отказ. Он понял, что не особенно Лиза любит появляться на людях, чему очень удивлялся. Девушка была таким интересным собеседником… Миша рядом с нею ощущал себя полнейшим неучем, в чём ей и признался однажды.

— Ну ничего, я могу тебя подготовить, и мама моя поможет, — утешила его Лиза, — Поступишь учиться, ведь главное — желание! Кстати, мама просила пригласить тебя на ужин на Рождество. Придёшь?

— Я… приду конечно, — растерялся Миша, — Только я, наверное, не понравлюсь твоей маме… Не умею я вот это… ну, там за столом с приборами, и всё такое.

— Что ты, мама вовсе не такая, — рассмеялась Лиза, — И ты ей обязательно понравишься. Не слушай, что тут люди болтают, в этом и крупицы правды нет.

— Я и не слушаю. Про меня тоже много чего болтают, чего нет, — усмехнулся Михаил, а только всё внутри него похолодело.

Хозяйка дома, где Миша квартировал, сразу увидела, что квартиранта её что-то гложет, а так как любопытства у неё было хоть отбавляй, хоть и не склонна она была к сплетням, а всё же узнать что-нибудь интересное она любила. Потому и махнула ему рукой, приглашая зайти в дом, где на столе дымилась стопка горячих блинков.

— Миш, давай-ка, садись, поужинаем вместе, — пригласила Людмила Тимофеевна, — Напекла вот, одной мне много, ты покушай. Слушай, у меня скоро племянник приедет, хочет тоже на сплаве поработать, поможешь на сезон его пристроить?

— Спасибо, Людмила Тимофеевна, за приглашение, я с удовольствием. А насчёт племяша вашего, конечно я поговорю, возьмем его к себе в бригаду.

— Что, правду говорят, что ты с Лизой Елагиной дружишь? — доверительным тоном спросила Людмила Тимофеевна, — Мне Зинка наболтала, которая в магазине работает.

— Ну, да… А Зине-то до этого какое дело, — Миша недовольно нахмурился, потому что эта самая Зина уж очень была навязчивой, хоть в магазин не ходи.

— Да она по тебе сохнет, ты что, сам не замечал? — рассмеялась Людмила, — Хотя вы, мужики, порой дальше своего носа и не видите. А она ведь на хутор Малинники собралась идти из-за тебя, там знахарка живёт, бабка Аксинья, так Зинка тебя приворожить хочет.

— Меня? Приворожить? — Миша засмеялся, — Не верю я в эти все бабкины сказки! Да и не получится у неё ничего, я… меня уже, можно сказать, другая приворожила! На ужин зовут, а я так опозориться боюсь!

— Не веришь? Ты это зря, — грустно сказала Людмила Тимофеевна, — Я давно на свете живу, всякого повидала… Ну да ладно, главное — ты сам в себе уверен. А про ужин, это к Елагиным тебя позвали? За это ты не бойся, Екатерина, мать твоей зазнобы, женщина очень хорошая, добрая. В неудобное положение тебя уж точно не поставит, вот увидишь. И дочка у неё хорошая… только не любят их здесь многие, в Бобровке нашей… Потому что другие они, особняком живут.

Миша с удовольствием ел угощение, а сам думал, что на всё готов ради Лизы. Потому что теперь и жизни не мыслил без неё.

Глава 4

Ужин в семье Лизы прошёл для Миши неожиданно… по-домашнему уютно. Несмотря на то, что в начале его немного смутила белоснежная скатерть и приборы на столе, но после того, как Архип Фомич весело подмигнул гостю и радостно потёр руки, завидев на столе запотевший графинчик с наливочкой, Миша подумал, что не будет он тут не к месту. Хоть он не любил спиртное и не употреблял его, но этот весёлый взгляд деда Архипа придал ему смелости и уверенности в том, что здесь живут обычные люди, как и он сам.

Так и оказалось Екатерина Александровна, Лизина мать, больше рассказывала, иногда только спрашивая у гостя, как же ему работается на лесосплаве, не тяжело ли, и как его родные смотрят на то, что он уехал так далеко. Миша рассказал о себе всё, как на духу, не забывая лакомится приготовленным Варварой жаркое, какого он в своей жизни и не едал ни разу.

— Так ты без матери рос…, — Екатерина Александровна прижала к щеке платочек, — Тяжко, наверное, с мачехой-то, не сладко пришлось…

— Ничего, мачеха у меня не шибко суровая была, — ответил Михаил, но по глазам Лизиной матери увидел, как та жалеет его, вероятно представляя еще мальчишкой…

После того дня стал Миша чаще захаживать в гости к Елагиным, чем вызвал в Бобровке немало пересудов о себе. Иные так прямо и говорили, что позарился он дескать уж явно не на красоту Медведихи, а на достаток профессорской семьи, на добротную усадьбу да хозяйство.

— Что, Михаил Фёдорович, к профессорше в зятья метите? — ядовито спросила его Зинаида, когда Михаил наведался в Бобровский магазин за покупками, — И даже невеста не пугает?

— А ты, Зинаида, как я гляжу, до сих пор ни с кем не женихаешься? — опередив Михаила, спросила случайно оказавшаяся в очереди Людмила Тимофеевна, — Никто на такую красоту не зарится и в очередь не встаёт? А вот умела бы ты язык свой прикусить вовремя, может быть, и нашёлся бы кто. И не зыркай на меня так!

Зинаида побоялась грубо отвечать Людмиле Тимофеевне, потому что та издавна водила тесную дружбу с заведующей магазином, Тамарой Матвеевной, поэтому грубость по отношению к женщине могла обернуться для продавца лишением премии, в лучшем случае.

А Михаилу такие разговоры очень досаждали. Неприятно было слышать такое, хоть и было это неправдой, но всё же.

— Не хочу я примаком к ним в дом идти, — говорил он своей хозяйке, когда та завела про это разговор, что людские пересуды слушать не стоит, — Пойду на пилораму к Яковлеву, буду просить, пусть похлопочет, чтобы землю выделили, у меня есть немного денег, хотя бы начну строиться.

— Это конечно, пойди. Только дорого нынче строиться. Ну, может тебе лесу выделят сколь-то, да и у Лизаветы семья поможет, так и отстроитесь с Божьей помощью.

Но землю выделить оказалось не так и просто, потому что Михаил не один такой оказался, кто желает получить участок под строительство. А тянуть с женитьбой он сам не хотел, потому и поехал в город за колечком для Лизы, и уже с кольцом явился в усадьбу Елагиных, просить руки Елизаветы, дрожа от страха и телом, и душой.

Сумбурно и сбивчиво говорил Михаил, стоя перед сидевшей у круглого стола Екатериной Александровной. Пытался рассказать о том, что к лету обещали ему участок, и он уже написал заявление в сельсовете на лес, тут же перескакивал на то, что полюбил Елизавету, как только увидел…

Сама Лиза сидела тихонько в углу и улыбалась, глядя как волнуется её жених. Из-за двери любопытно выглядывала Варвара, прикусив кончик своего цветастого платочка, а возле покрытой изразцами печи на невысоком табурете сидел Архип Фомич, покряхтывая в усы.

— Миша, вы успокойтесь, — ласково сказала Екатерина Александровна, когда взмокший от волнения Михаил окончил свой монолог, — Вы можете пока пожить у нас, в усадьбе. Места здесь хватит на всех, дом большой, и левое крыло давно уже пустует. А если вы волнуетесь, что по селу пойдут какие-то кривотолки, так это дело обычное. Мы уже к этому давно привыкли и не обращаем внимания. Для меня самое главное — это счастье моей Лизаньки, поэтому за ней и остаётся слово — даст ли она вам своё согласие. А я буду рада вас благословить, если моя дочь выберет вас себе в мужья.

Миша повернулся к Елизавете, сил на вопросы и увещевания у него не осталось совершенно, и он просто протянул ей на ладони тоненькое колечко, купленное им в городе.

— Ты согласна? — только и смог он проговорить охрипшим от волнения голосом.

— Согласна, — просто сказала Лиза, и у двери радостно охнула Варвара, дед Архип довольно крякнул, а Екатерина Александровна смахнула слёзы.

Когда страсти и волнения улеглись, а на дубовом круглом столе появилась скатерть и сервиз, и румяная от переживаний Варвара накрывала стол к чаю, Екатерина Александровна сказала:

— По правде сказать, дорогой Миша, я бы очень не хотела, чтобы усадьба пустовала. Мой муж, а до этого его отец очень любили это место, и мне очень хочется, чтобы мои внуки жили здесь. Так ли вам принципиально строить свой собственный дом? Да и так ли это необходимо? Семья у нас дружная, а вас мы уже успели полюбить, вам не будет здесь плохо. Да и усадьба требует хозяйской заботы… Считайте, что это Елизаветино приданое и оставайтесь здесь. Лизанька, а ты сама что же скажешь?

Когда лад в семье, то такие вопросы решаются быстро, поэтому и было решено, что после свадьбы молодые останутся жить в усадьбе. Архип Фомич, казалось, этому был рад больше всех — с превеликим удовольствием водил он Михаила по дому и двору, показывая, что да как, а попутно сообщая, где и что в усадьбе они теперь сделают вместе!

Миша и сам будто загорелся, старинный дом манил его и некоторой своей таинственностью, и руки чесались от слов деда Архипа, что и вот тут, и здесь подправят, хозяин дому нужен, а как же!

Свадьбу даже и скромной нельзя было назвать — молодые расписались в сельсовете, и, как поговаривали бобровские бабули, обвенчались в местной церкви, но никаких торжеств не было. Гудела Бобровка после известия о том, что Медведиха замуж вышла. Не только Зинаида, зло поблёскивая черными своими глазами, нашёптывала товаркам, что Мишка-бригадир оказался таким прохиндеем! Втёрся в доверие к профессорше да и охмурил их дочку, которая того и гляди оказалась бы перестарком, потому что в Бобровке не было ей женихов.

— Ты смотри, какой оказался! Ишь! — говорила старуха Семенихина, — Тихим сапом, а притёрся. Хотя, Варвара про него говорит, что руки у него золотые, не нахвалится! Может и наоборот всё было — как батрака его себе заимели! А что, рукастый парень, да справный! Лизка-то у них всё молчком, набычится и ходит, а смотри-ка ты какого парня охмурить умудрилась! Наши-то девки, которые и с лица получше, и пофигуристей, а ни на одну не поглядел!

Кто на что горазд, то и выдумывал, а пока слухи да пересуды бродили по Бобровке, пока некоторые, такие как Зинаида, крыли почём зря то хитроватую Лизку и её семью, охмурившую бригадира, то наоборот говорили, что это сам Мишка оказался весьма падким на зажиточное хозяйство и усадьбу, сами Миша и Лиза про эти разговоры и не слышали.

Они просто были счастливы, и вообще появление Михаила в усадьбе будто заново вдохнуло в неё жизнь. Теперь во дворе часто звучала пила, под покрикивания и смех Михаила, переговаривающегося с Архипом Фомичом, то дружно стучали молотки где-то к глубине двора, а в кухне у большой печи колдовали Елизавета и Варвара.

А потом, когда уже давно улеглись и пересуды, и разговоры, когда все привыкли, что Михаил со своей Лизы глаз не сводит, в Бобровку пришла весна…

Зазеленели луга, черёмуха во дворе Людмилы Тимофеевны оделась в белый наряд, словно невеста, и проходивший мимо Михаил чуть задерживался у забора, глядя, как хозяйствует теперь во флигеле другой квартирант его бывшей хозяйки.

На душе у него было так радостно, хотелось обнять весь мир, потому что совсем недавно он узнал, что его Лизанька в положении. И скоро затопают маленькие ножки по заботливо выметенным дедом Архипом дорожкам в саду усадьбы, а Варвара достанет из большого сундука отрез батиста, чтобы шить распашонки и чепчики…

Сам он намеревался в это лето брать больше смен, и возможно напроситься у Яковлева доехать до кошельного сплава по большой воде. Там и деньги платили другие, намного больше, да и сезон не только в паводок.

Вячеслав Яковлев, обстоятельный и серьёзный мужик лет сорока с небольшим, руководит в Бобровке и сплавом, и пилорамой, и еще занимал какую-то должность в местном лесничестве. Дружбы он ни с кем не водил, к работникам был строг, но относился справедливо и с пониманием, поэтому, когда к нему пришёл Михаил Голобец, выслушал его внимательно.

— Ты, Миша, подумай хорошенько, это почти на всё лето работа, далеко от дома, — покачал он головой в ответ на просьбу Михаила, — Жена у тебя в положении, забота ей нужна. Давай-ка лучше вот на пилораму, там Захарьин на пенсию уже давно просится, а я ему замену никак не подберу, вот ты и попробуй. И рядом с домом, и зарплата хорошая. Конечно, не как на сплавах. Но ведь там сезон, а здесь ты постоянно дома будешь.

— Спасибо за доверие, Вячеслав Петрович, — Михаил кивнул, — Но я бы вот еще сезон отработал на сплаве, всё же заработок. А Захарьин, как я слыхал, как раз к зиме уходить собирается. Вот я вернусь как раз, и если ты не передумаешь, то сразу и на пилораму выйду, даже отдыхать не буду.

На том и ударили по рукам, оба оставшись довольными таким уговором. Кто бы знал тогда, как сложится жизнь, наверное, и тот, и другой из договорившихся изменили бы свои решения.

Глава 5

— Миш, может быть, и вправду не поедешь? — грустно говорила мужу Лиза, собирая его в дорогу, — Пока поработал бы на пилораме, пообвык. У Захарьина бы опыта набрался. Ведь денег нам хватает, не нуждаемся, зачем эта поездка… да и тяжело это, сплав, поберёг бы ты себя.

— Что ты, Лизок, загрустить решила? — усмехнулся Михаил и обнял жену, — И соскучиться не успеешь, как я уже и вернусь! Деньги нам сейчас не лишние, дом подновим, мебель какую прикупим. А потом уже и можно жить спокойно, буду на пилораме работать. Тебе можно будет уйти с мастерской, всё же это не полезно, красками дышать и всякой химией. Потом я думаю в лесотехнический поступить, образование ведь нужно, а то вот подрастёт у нас сынок, что скажет? Мама образованная, а папаня — неуч? Непорядок!

— Почему же сынок? — сквозь грусть от предстоящей разлуки говорила Лиза, — Может у нас дочка будет!

— Хорошо, если дочка! Ты её научишь, будет наши портреты рисовать! Ну, утри слёзы, хватит и самой расстраиваться и маленькому настроение портить!

Собравшись, Михаил отправился к конторе лесничества, где ждали его ребята из его бригады, кто тоже на кошельный сплав собрался, на устье Койвы, к Чусовой. Был и новенький — тот самый племянник бывшей квартирной хозяйки Михаила Людмилы Тимофеевны. Серьёзный паренёк, только после армии, чем-то напомнил Михаилу его самого. Звали новенького Игорем, а бригада уже успела прозвать его Игорьком.

Проводила Лиза мужа, скрепив слёзы, потому что Варвара сказала — плохая примета по уехавшему горевать, и стала готовиться к рождению малыша. Теперь чаще она появлялась в Бобровке, заглядывая в магазин то по одной, то по другой надобности, чем неимоверно раздражала завистливую Зинаиду, когда попадала в её смену.

— Ходит тут, пузом своим трясёт! — злобно бурчала Зина, провожая взглядом удаляющуюся Елизавету, — И так была здоровая, как кобыла, а сейчас еще пузатая, так вообще будет как бегемот!

— Зина! Прекрати! — возмущенно выговаривала коллеге Наталья, — Что она тебе сделала плохого, что ты так её ненавидишь! Ты с ней и не разговаривала толком никогда, что такое, откуда такая злость! Ой… похоже это Елизавета забыла…

Наталья увидела, что на витрине отдела промтоваров лежит свёрток, как раз только что Елизавета покупала там нитки сороковку, видимо что-то намеревалась шить.

— Дай сюда, я уберу, — зло сверкнув глазами, радостно сказала Зина, — Пусть Медведиха поищет!

— Нет! Что ты придумала! Сейчас я догоню её, отдам. Недалеко еще ушла! А у меня как раз перерыв начинается.

— Ха! Ушла! Скажешь тоже, станет она ноги свои бить, её поди дед ихний привёз, а то еще растрясёт Медведиха дитёнка своего! Тоже, семейка!

Наталья подхватила забытый свёрток и поспешила догонять Елизавету, которая и вправду ушла совсем недалеко и стояла в тени высокого тополя, вспоминая, куда еще хотела заглянуть, пока пришла в Бобровку.

— Лиза! Постой! — крикнула Наталья, — Ты забыла покупку свою!

— И вправду, позабыла, — спохватилась Елизавета, — Спасибо вам, Наталья, большое. Вот бы мне от Варвары выговор был, мы с ней пелёнки шить собрались, а нитки заканчиваются.

— Не стоит благодарности, — смутилась Наталья, — А что же ты меня на «вы»? Неловко мне, давай уж по-простому, без церемоний. Послушай, я еще тебя всё хотела спросить, сестра у меня младшая рисует хорошо, и нравится ей это. Куда бы её свозить, чтобы посмотрели рисунки, направили, посоветуй.

Елизавета посмотрела в открытое Натальино лицо, ожидая увидеть плохо скрытую насмешку, или какой-то подвох, но та смотрела на неё по-доброму, без той искорки, которая часто встречалась в глазах бобровских жителей, считавших странными всех обитателей Медвежьего Яра.

Они простояли в тени высокого тополя почти весь Натальин перерыв, смеялись, что-то обсуждая, и обе были довольны общением.

— Наташа, ты приходи ко мне как-нибудь на выходных, — пригласила Елизавета, — Приноси рисунки вашей Иришки, я посмотрю, любопытно. Можете вместе с ней к нам прийти на чай. И я напишу тебе адрес и телефон человека, он преподаёт в художественном училище, и может помочь, если увидит, что девочка талантлива.

— Лиза, спасибо, я с удовольствием, — Наташа даже чуть покраснела, получив приглашение, — Ой, у меня же перерыв заканчивается! Ну, я побежала, Лизочка, пока! А то у меня напарница, иной раз хуже собаки злющая!

— Пока! Жду тебя, приходи!

Лиза шла по улице и улыбалась. Приятно было поговорить, вроде бы даже подумалось ей, что они с Наташей могли бы стать подругами, которых у Елизаветы никогда не было. Она радовалась, что догадалась пригласить Наташу на чай, и надеялась, что та придёт.

Наталья же тоже вернулась в магазин в хорошем настроении, разговор с Лизой, которую все, да что говорить — и она сама в том числе, считали нелюдимой и необщительной, оказалась очень даже приятной собеседницей, и добрым человеком.

Надевая скинутый впопыхах синий форменный халат, Наталья прямо-таки наткнулась на злобный взгляд Зинаиды, пронзивший её чуть не насквозь.

— Что, в подружки Лизкины набиваешься? Хихикали там стояли полчаса, две подруженьки! С каких это пор вы с ней стали такие приятельницы?

— Зина, прекрати! — поморщившись, ответила Наталья, — Я не знаю, что тебе Лиза сделала, да и знать не хочу, от чего ты на неё так взъелась! А с кем я говорю и дружу, тебя вообще не касается. Знаешь что? Мне кажется, ты ей просто-напросто завидуешь!

— Ой, я не могу! — рассмеялась Зина злобным смехом, от которого двое покупателей в соседнем отделе испуганно вздрогнули и посмотрели на них с Натальей, — Да чему завидовать?? Тем, что на ней пахать можно, до того здорова? В плуг запрягай вместо кобылы, да и пашню паши!

— Ты завидуешь, — тихо повторила Наталья, чтобы не привлекать внимания посетителей, — Тому, что она за Михаила замуж вышла! За то, что он на тебя даже не посмотрел, а с неё глаз не сводит и любит её.

— Это мы еще посмотрим! — глаза Зинаиды зло сверкнули, — Скоро он на неё и смотреть не захочет, вот увидишь! Я тебе это точно говорю! Останется Лизка со своим отпрыском одна, бросит он её, даже не сомневайся!

— С чего бы вдруг, — пожала плечами Наталья и стала прибираться на кассовом столе, — Или… ты что? Что ты сделала? Ну? Говори!

— Что надо, то и сделала, — дернула плечами Зинаида, — Не твоё дело! А скажешь что-то про меня новой своей подружке Медведихе, я и на твоего Юрку сделаю, поняла? Тошнить его от тебя будет, на километр не подойдёт. Вот и Мишка разлюбит свою Медведиху, вот сама увидишь! Вспомнишь потом мои слова!

Наталья похолодела сердцем. Вообще-то она не верила в такие вещи, как разные заговоры да наговоры, но всё же…. У них с Юрой всё было так хорошо, они ладили и собирались осенью играть свадьбу, а что, если… Ну вот кто знает, про эту самую бабку Аксинью, к которой явно и ходила Зинка, разные всякие слухи ходят! И не только в Бобровке. Говорят, что к ней даже из самого Свердловска приезжают люди разные, со своей надобностью…

— Всё это бабкины сказки! — собравшись с духом, заявила Наталья напарнице, — Придумываешь всякое, делать тебе нечего! Я в это всё не верю, и тебе советую подобные глупости выбросить из головы и ерундой не заниматься! А Лизе я, конечно, ничего не скажу, но только не потому, что боюсь этой твоей ерунды, а потому, что не хочу её расстраивать. И всё у них с Мишей будет хорошо, ребёночек родится, будут жить, как все люди! А тебе… добрее надо быть!

Наталья схватила с кассового стола тряпку, и начала протирать стеллажи, ей было неприятно и от взгляда Зины, такого недоброго и самоуверенного, и от этого разговора!

«Надо попроситься в другую смену, — думала Наталья, яростно орудуя тряпкой, — Не могу я с этой… столько злости, просто кошмар какой-то! Вот вчера отчитала Мелехину Таю, а за что? Та уж из магазина выскочила! Зачем вообще её здесь держат, столько жалоб на её поведение, только покупателей распугивает! В понедельник пойду с Тамарой Матвеевной переговорю, пусть меня убирает от неё!»

Если до этого разговора между напарницами и так не было особенной дружбы, то после него и вовсе отношения стали еще хуже. Наталья старалась заняться чем-то даже тогда, когда в магазине не было покупателей, чтобы не общаться с Зиной, а та в свободную минуту по своему обыкновению садилась возле окна и наблюдала — кто куда пошёл по улице, кто с кем, и всё это сопровождала нелестными характеристиками прохожих.

А потом вдруг снова подошла к Наталье, которая стояла на шаткой стремянке, протирая верхние полки стеллажей, стукнула ногой по нижней ступени и прошипела:

— Смотри у меня! Станешь болтать, я тебе покажу! Поняла меня?

— Отстань, ненормальная, — испуганно ответила Наташа, крепко уцепившись за полки, — Совсем с ума сошла! А ну, отойди, а не то и я за себя не ручаюсь! Спущусь, и повыдергаю твоё редколесье, будешь всё лето шапку носить! Ну?!

Зина вздрогнула и отошла, явно не ожидая такого ответа Натальи, а упоминание её больного места — волос, казалось, даже смутило её.

Разлад между напарницами разрешился в понедельник, по приезде заведующей магазином Тамары Матвеевны из командировки. По обоюдной просьбе бывших напарниц поставили в разные смены, чему обе были рады.

Глава 6

После того, как Наталья приняла приглашение Елизаветы и пришла на чай в Медвежий Яр, они и вправду подружились. Наташа была просто поражена размерами имеющейся у Елагиных библиотеки, а рассказ Екатерины Александровны, сопровождающий показ редких экземпляров книг, которые хранились с особым почтением, и вовсе привёл гостью в полнейший восторг.

— Я очень люблю читать, — призналась она Лизе, когда все усаживались пить чай в веранде, — В нашей библиотеке почти всё прочитала уже, жаль у нас фонд редко пополняется. А может быть, это просто я быстро читаю.

— Я тоже люблю читать, — кивала Лиза, — У нас сохранились еще прадедушкины книги, иногда я аккуратно их беру. Есть даже некоторые экземпляры с подписями авторов, и первые издания. Книги — это моя вторая страсть, после рисования.

Теперь у Лизы, так неожиданно, появилась настоящая подруга. Они с Наташей часто теперь виделись, то Елизавета забегала в гости к новой и единственной своей подруге, то Наташа приходила к Лизе, чтобы обменяться книгами и новостями.

— А ты сама как думаешь, мальчик у вас будет или девочка? — Наталья сидела напротив Лизы и смотрела, как искусно та вышивает на маленькой батистовой рубашечке кораблик, — Моя мама говорит, что как самой думается — это самое правильное.

— Варвара говорит, что мальчик будет, по каким-то там приметам, — улыбалась в ответ Лиза, — А я сама даже не думаю про это. Лишь бы ребеночек здоровым родился, а мальчик или девочка, это уже не важно. И еще за Мишу переживаю… иной раз такое снится… Варвара сказала, что это просто сейчас я в положении, нервничаю и потому сны плохие снятся.

— Я думаю, тетя Варя права, — кивала Наташа, — Говорят, что женщина беременная чувствительнее становится. А ты зря себя не накручивай, всё же малышу это не полезно. Миша у тебя опытный, сколько уже на сплаве работает! Вот вернётся, и осенью вы к нам с Юрой на свадьбу придёте!

— Ты что?! Ничего себе, какая новость! Вы назначили дату? Как хорошо, я так рада за вас!

— Да, назначили, — смущённо улыбнулась Наташа, — Дату выбрали в начале октября, у меня как раз отпуск, и Юра возьмет отгулы. Так что, подружка, готовь наряд! Я с тобой еще хотела посоветоваться, хочу сделать красивые приглашения. Гостей будет много, у нас здесь мало родни, а вот у Юры — половина деревни, но я хочу бабушке его отправить красивое приглашение, она в Свердловске живёт. Ты ведь умеешь красивым почерком писать, может быть напишешь хотя бы несколько, самым близким? А остальным уж я сама, своим кривеньким!

— Я напишу, что ты! Сколько нужно, столько и напишу, там же не много текста, давай в воскресенье начнём писать, так постепенно всем гостям и напишем. Зачем их делить, все близкие, пусть у всех будут одинаковые.

Лиза была рада помочь подруге и уже в воскресенье Наташа прибежала в усадьбу с пачкой купленных в городском книжном магазине открыток, на которых и планировалось писать приглашения.

— Вот, это тебе, — Наташа протянула Лизе красиво связанные пинетки, голубые и розовые, — Это мама моя связала для твоего малыша!

— Красота какая! — восхитилась Лиза и украдкой глянула на Варвару, которая ревниво разглядывала подарок, потому что считала себя ответственной за подготовку приданого для малыша и тоже вязала и шила для него разные вещички.

— Девочки, вы кушать будете? — спросила Варвара, поджав губы, — Екатерина Александровна уехала в город, велела её к обеду не ждать, вернётся поздно.

— Тётя Варя, спасибо большое, я дома пообедала, — ответила Наташа и подружки снова вернулись к своим разговорам.

Так и окрепла дружба за очень короткое время, Лиза привыкла, что теперь у неё есть подруга, с которой можно обсудить многое, а Наташа делилась своими мыслями по поводу грядущей свадьбы.

— Мне нравится твоя Наташа, она добрая и умная девушка, — сказала дочери Екатерина Александровна, — И я очень рада, что у тебя появился друг. Это очень хорошо, что вы ладите.

Лиза и сама была этому рада, вот только в магазин Бобровский она теперь старалась заходить, только когда была Наташина смена, потому что не так давно стычка с Зинаидой буквально вывела её из себя. Вообще Елизавета никогда не обращала внимания ни на какие-либо выпады в свою сторону, и даже в детстве просто проходила мимо, если дети начинали поддразнивать её.

Но однажды вечером она возвращалась домой и по пути решила заглянуть за какой-то надобностью в магазин, и первым же делом наткнулась на колючий взгляд Зинаиды. Лиза поморщилась. Сегодня она и так чувствовала себя не очень хорошо, её немного мутило, а тут еще эта странная девушка, непонятно на что обидевшаяся на неё.

С удивлением глядя, с какой злостью Зинаида швырнула перед нею покупки, Лиза не выдержала:

— Скажите, что я вам такого сделала? За что вы на меня так взъелись, ведь я даже не знакома с вами.

— Иди отсюда, — буркнула в ответ Зинаида, — Купила что надо, вот и иди, не задерживай очередь! Заняла тут полмагазина своими… габаритами!

— Дайте мне книгу жалоб! — вдруг чётко и спокойно произнесла Лиза, и стоявшая за нею одинокая покупательница, которую Зина и назвала «очередью», притихла.

— А батон тебе маслом не намазать? — рассмеялась в ответ Зина, но было заметно, как она побледнела.

— Я сказала — дайте мне книгу жалоб. Немедленно!

— «Немедленно»! — передразнила её Зина, — Смотрите-ка, молчала столько лет, а тут голос прорезался! Думаешь, замуж вышла за бригадира, так теперь все тебе кланяться будут? Тоже мне, барыня!

Лиза молча развернулась и направилась прямиком в глубь магазина, где после небольшого коридорчика располагался кабинет заведующей.

— Ты… ты куда? — Зина явно перепугалась, — Да подожди ты, я же пошутила! Да на, вот тебе книга жалоб, пиши!

Но Лиза уже не слушала, что кричала ей вслед Зинаида, она негромко стукнула в дверь, на который была прикреплена табличка «Заведующий». Пробыла Лиза в кабинете совсем недолго, не более четверти часа, а когда вышла, то сразу же направилась к выходу.

Выйдя на улицу и глотнув свежего воздуха, она остановилась. Нехорошо ей было не только физически, душа просто требовала — расплакаться, разрыдаться тут же в голос, выплакаться как следует. Подумав, что еще немного и она расплачется прямо посреди улицы, Лиза поспешила домой.

Поднимаясь по грунтовой дороге на холм, где за деревьями виднелась крыша её родного дома, она остановилась передохнуть. Обернувшись, она посмотрела на простиравшуюся под холмом Бобровку, на небольшое озерцо в обрамлении зелёного кустарника, блестевшее в лучах предзакатного солнца, словно небольшое зеркальце. Подумалось, вот её родина… здесь она родилась, и детство её здесь прошло, и вот совсем скоро и у неё самой появится ребёнок, чьё детство пройдет здесь. Её отец работал на полставки в местной больнице, делая порой такие операции, какие и в городе-то не в каждой больнице практикуют, а до того и дед её помогал местным, он был сведущ не только в хирургии, но еще и в психиатрии. И что теперь? Местные, предки которых, а некоторые и сами обязаны её предкам здоровьем, а то и жизнью, относятся к её семье и к ней самой, как к изгоям…

Как здесь жить, как рожать и растить детей, к которым так и будут относиться, как к ней самой. Может быть, и прав был Миша, когда говорил, что можно уехать в город, или на его родину, если только Лиза захочет.

Но только как же мама? Как Варвара с дедом Архипом? Как оставить их тут, Лиза закрыла глаза, думая про это. Ведь все обитатели усадьбы так оживились, радуясь новому витку — ожиданию маленького вместе с Лизой и Мишей… А как все приняли Мишу? Как родного, он сам про это постоянно говорит, что такого доброго отношения он не видел даже в детстве, в родительском доме. Да и ей самой было бы жаль оставлять усадьбу, ей бы хотелось, чтобы её дети увидели, как цветет по весне яблоневый сад, как благоухает под окном куст сирени, любовно подрезанный дедом Архипом под чутким руководством Варвары. Она очень любит сирень, Екатерина Александровна всегда приводит из столицы ей в подарок маленький флакончик «Белой сирени» …. И как осенью можно увидеть с холма по-над рекою, как птицы клиньями улетают в тёплые края, а вслед им метёт золотой листопад, предвещая скорую зиму.

Душа, пребывавшая в огорчении после этой нелепой стычки с Зинаидой, отогрелась от этих воспоминаний. Лиза заулыбалась — ведь несмотря ни на что, она счастлива здесь. Счастлива с родными и с Мишей, и вот пройдёт совсем немного времени, и у них будет ребёнок, а потом может быть еще один, и жизнь в усадьбе «Медвежий Яр» непременно будет счастливой!

Лиза повернулась и зашагала к дому. Варвара уже её, наверное, совсем потеряла — Лиза должна была вернуться почти час назад, как обещала. На сегодня у них с тётушкой было еще запланировано много дел, а еще вечером должна была прийти Иришка — младшая сестра Наташи. С недавних пор Лиза занималась с девочкой рисованием, не то, чтобы учила, скорее просто старалась раскрыть девочку, её талант, её стремления и видения в рисовании. Лиза с самого детства звала Варвару тётушкой, и не только потому, что она была женой Архипа Фомича, который приходился двоюродным братом Екатерины Александровны… Бог не дал им своих детей, как говорила Варвара, и Лизу она полюбила, словно родную, а девочка отвечала ей взаимностью.

Стукнув дверью, Лиза заглянула в кухню, где обычно хозяйничала Варвара, но там было пусто. Заслышав голоса в глубине дома, Лиза направилась в гостиную. На стуле у овального дубового стола, бледная и прямая как спица, сидела Екатерина Александровна. У печи на стуле сидела Варвара, вытирая платочком бегущие по щекам потоки слёз, рядом с нею, положив ей на плечо руку, стоял Архип Фомич, понурив голову.

С другой стороны стола, напротив хозяйки, сидел белый как мел Вячеслав Яковлев.

— Что случилось? — изменившимся, не своим голосом спросила Лиза.

— Елизавета… вы присядьте, — тихо ответил Вячеслав, и когда Лиза села на стул рядом с ним, не глядя на неё произнёс, — Михаил утонул. Простите… что с таким известием к вам пришёл… Новенького он спасал… тот не справился, сил не хватило, вот в воду и упал, затянуло его. Миша за ним прыгнул, Игоря то спас, помог ему, а вот сам… брёвнами затёрло…

Дальше Лиза уже ничего не слышала. Она молча подошла к окну и смотрела, как колышутся зелёные ветви, как шелестит на лёгком ветру листва садовых деревьев. Вот и всё… закончилось Елизаветино счастье.

Глава 7

Если бы Лиза не понимала, не осознавала и не ощущала, что она уже не одна в этом мире, то она, наверное, умерла бы от горя. Всё, что она могла сейчас делать — это сидеть в веранде в старом плетёном кресле и чуть покачиваясь смотреть в даль. Хотя она там ничего и не видела, всё в мире в один миг стало серым. Она плохо помнила и погребение мужа, и слова, что собравшиеся говорили о нём, и что говорили ей самой, пытаясь поддержать, утешить. Всё это прошло для неё, словно во сне.

Она стояла тогда, поддерживая под руку маму и обнимая плачущую Варвару, смотрела на свежий холмик земли. Не верилось, что Миши больше нет, что не увидит она его улыбку, не услышит громкий раскатистый смех, когда он где-то во дворе смеётся над шутками Архипа Фомича. Вообще не верилось, что всё это происходит сейчас наяву. Закрыв глаза, Лиза думала, что вот сейчас она их откроет, и всё это окажется сном, и очутится она дома, в их с Мишей комнате.

Но нужно было жить. Их неродившийся ребёнок, это всё, что останется на земле от Миши, что будет всегда напоминать ей о том, как они были счастливы. Будет смотреть на этот мир Мишиными глазами, жить не только за себя, но и за Мишу… Потому, прилагая неимоверное усилие над собой, Лиза поднималась с кресла и шла в комнаты притихшей и будто опустевшей усадьбы. Разговаривала с мамой, помогала Варваре, повязавшей голову черным платком, готовить обед и прибираться в кухне. Смотрела, как молчаливый теперь Архип Фомич достаёт из чулана детскую кроватку, в которой когда-то спала сама Лиза, а вот теперь они с Варварой собирались шить в неё новый матрасик.

— Лизочка, как же это всё…, — говорила подруге Наташа, которая приходила теперь почти ежедневно, — Но ты крепись, моя хорошая! Нужно думать о своём здоровье, и здоровье малыша.

Подруги теперь стали еще ближе, и часто ходили гулять по тропинке, вниз холма, потом вдоль берега реки, до самого леса, в вершинах которого гулял шумливый ветер.

— А знаешь, Зину вчера уволили, — Наталья пыталась разговорами и деревенскими новостями немного отвлечь подругу, — Сначала было собрание у нас. Коллектив у нас хоть и небольшой, но дружный, все высказались по этому поводу. Много претензий ей высказали, с кем бы она ни работала в смену — у всех недовольство. Тамара Матвеевна всех выслушала и предложила Зине написать заявление по собственному желанию. Ох, что тут началось! Зинка орала на всех, что это мы все виноваты. Не давали ей жизни, завидовали во всём и потому теперь ругаем. А чему завидовать? Из неё злость рекой льётся, а теперь мы все виноваты.

— И что, написала заявление? — вообще Лизе было конечно это безразлично, но она ценила старания подруги, потому пыталась хотя бы немного проявлять интерес к тому, о чём говорила Наташа.

— Написала, а куда ей деваться, — ответила Наташа, — Она же сама понимает, что если не напишет, то Тамара Матвеевна всё равно её уволит, только еще выговоров всяких и взысканий у неё будет столько, что потом никуда не примут на работу.

— Жалко её, только жизнь начинает, а уже столько злости… Можно и захлебнуться.

— Лиз… а ты не думаешь… ну, что это всё из-за неё? Что это она виновата, в том… что произошло! Она же ходила на хутор к той бабке. Может и вправду там что-то сделала… Вот же гадина!

— Я в это всё не верю, — покачала головой Лиза, — Моя семья уже несколько поколений лечит людей, так что… просто не верю, и всё. Если бы всё было в жизни так просто — пошепчет какая-то бабуля на неведомую травку, и изменится у человека судьба. Но это невозможно, ты же сама понимаешь, да? Просто… стечение обстоятельств, приведшее к трагедии. Вот и всё. Миша был бы не он сам, если бы не поступил так, как он поступил. Он бы никогда не смог бросить человека, потому и спас ценой собственной жизни.

Наташа молча посмотрела на подругу. Лиза была спокойна и уравновешена, и Наташа подумала, какой же сильной является её подруга. Сама она, как ей казалось, не смогла бы пережить потерю своего любимого человека. Сердце защемило, когда Наташа вспомнила Юру… Вот, осенью у них будет свадьба, на которую не сможет прийти её лучшая подруга, потому что такое горе в её семье, не до торжеств и веселья. И как непредсказуема жизнь, как быстротечна! Вот только недавно они сидели в саду и пили чай, строили планы на будущее, мечтали… А теперь, всё это в прошлом. Жизнь совершила такой поворот, а сколько их ещё будет, этих поворотов? Неожиданных и неведомых, и только одному Богу известно, что же ожидает их за очередным из поворотов.

— Что ты загрустила? — спросила Лиза подругу, глядя на тёмную речную воду, когда они шли по берегу, — Расскажи, что у вас, как подготовка к свадьбе идёт?

— Да… свадьба…, — отозвалась Наташа, — Заказали вечер в столовой, Юрина мама переживает, что все гости не поместятся, говорит, что нужно летом свадьбу играть, тогда можно все столы на улице устроить. И платье… Ткань я купила в городе, там же в ателье и пошив заказала. Теперь, конечно, придётся ездить на примерки, но я не хочу нашей портнихе местной заказывать — она всё как-то на один манер шьёт. Лиза, а ты может быть придёшь на регистрацию в сельсовет? Я понимаю, что на вечер не пойдешь…

— Да, конечно, приду, — просто и по-доброму отозвалась Лиза, — Ты моя единственная подруга, как же я могу не поздравить тебя! Кстати, когда вернёмся в усадьбу, я тебе кое-что покажу, думаю, тебе понравится. Бабушкино жемчужное колье, я думаю, тебе очень было бы к лицу, если ты его на свадьбу наденешь. Я бы и сама хотела, но… оно на стройную, тоненькую шейку, не на мою. У нас в семье все женщины изящные были, это я одна медведихой вымахала.

Лиза как-то тоскливо усмехнулась, и Наташина душа заплакала вместе с подругой. Сколько сил нужно, чтобы пережить такое горе…

А Лиза жила… Жила, дышала и каждый день ощущала, как растёт внутри неё маленькая жизнь. Между тем в Бобровку и окрестности пришла осень. Холодный косой дождь и серые, так низко висящие над «Медвежьим Яром» облака так подходили к настроению Елизаветы. Теперь она редко ходила в Бобровку. За покупками, как и прежде отправлялась Варвара, всё чаще в сопровождении Архипа Фомича, потому что и ей стало тяжеловато подниматься с сумкой обратно в усадьбу.

После случившейся трагедии, Екатерина Александровна очень волновалась за здоровье дочери и малыша и потому, собрав все свои силы и самообладание, отправилась в райцентр, к другу и коллеге своего покойного мужа. Объяснив, какое потрясение пришлось пережить её дочери, она рассказала о своём беспокойстве за будущее дочери и её ребенка, и договорилась, что в его поликлинике Лиза и будет наблюдаться.

И теперь раз в месяц Архип Фомич отвозил Лизу на станцию, потом она ехала в райцентр, а вечером возвращалась обратно. Несмотря на пережитое, беременность протекала без каких-либо осложнений, будто малыш уже сейчас понимал, как досталось его маме и не хотел огорчать её еще больше. Но тем не менее, пожилой доктор Аркадий Ильич, выписал пациентке больничный лист:

— Голубушка моя, я понимаю, что вы хорошо себя чувствуете, и весьма этому рад, — говорил он, глядя на Лизу поверх очков и записывая что-то непонятным простому смертному языком в её карту, — Но всё же стоит себя поберечь. Если бы не ваше положение, я бы посоветовал вам отправиться куда-нибудь к морю или на воды. Отдохнуть, подлечить нервы, чтобы по возвращению домой вы на всё смотрели уже иным взглядом. Но, опасаясь за ребёнка, я не могу вам рекомендовать длительную дорогу, поэтому прошу вас, старайтесь находить доброе и светлое даже в нашей осени. Ну, и про витамины тоже не забывайте.

Лиза и не забывала. Она дисциплинированно выполняла все указания доктора, но вот находить светлое… это получалось плохо. К великому огорчению Николая Никифоровича, Лиза решила уволиться из мастерской.

— Лизонька, голубушка! Прошу вас, подумайте, — умоляющим тоном говорил он, — Как же я здесь, ведь не справлюсь. Мы с вами, считай, что на всю область одни такие — к нам все едут, к нам всё везут. И на реставрацию, и новые заказы… Ну, давайте я выхлопочу вам отпуск без содержания, всё объясню руководству, я думаю, что нам пойдут навстречу. А после, как вы будете готовы, вы вернётесь, а?

Но Лиза мягко и корректно отказалась. Ни к чему занимать чужое место, как и сказала она Николаю Никифоровичу. За то время, как она сможет быть готова, думала Лиза, Николай Никифорович сможет найти себе нового помощника. Если она вообще когда-либо будет готова…

Она пробовала брать в руки кисть и краски, пыталась найти в своём таланте и увлечении то самое, доброе и светлое, но руки не слушались её, они начинали предательски дрожать. Слёзы прорывались сквозь намертво замороженные чувства и эмоции, и она с трудом загоняла их обратно. Несколько раз она начинала… хотела нарисовать по памяти Мишин портрет, но каждый раз отступалась, понимая, что не может.

— Когда малыш родится и немного подрастёт, я буду поступать в лесотехнический, — объявила она матери, чем несказанно её удивила.

— Зачем это тебе, Лизанька? — удивлённо вопрошала Екатерина Александровна, — У тебя прекрасное образование, у тебя талант, зачем же переучиваться? Недавно меня Алевтина Анатольевна, директор школы, спрашивала, не хочешь ли ты после рождения малыша попробовать преподавать рисование. У них некому преподавать изобразительное искусство, что очень огорчительно, ты не находишь? Ведь в Бобровке есть много талантливых детишек, как я думаю, стоит помочь им раскрыть талант. Ты уже занималась с Ириной, у тебя прекрасно всё получилось, почему бы не попробовать в школе?

— Я думаю, что Алевтина Анатольевна не оставит бобровских детишек без наставника по рисованию. С её-то характером она уж точно добьётся, что сюда пришлют самого лучшего и талантливого, того, кто хочет и может заниматься с детьми. А я буду поступать в лесотехнический техникум.

Екатерина Александровна не решалась перечить дочери, списывая всё на недавно пережитый ею стресс, и на беременность. Но тайком говорила Варваре, что очень надеется на благоразумие дочери и совсем не понимала, зачем Лизе нужен этот лесотехнический.

Когда в Бобровку пришла зима, всё в старой усадьбе было готово к рождению нового её обитателя. Лиза, казалось, окончательно взяла себя в руки, всё своё время посвящая теперь подготовке приданого для новорожденного, и чтению книг, тематика которых говорила, что своё намерение поступать она не оставила.

Даже Екатерина Александровна смирилась с этим, и решала, что уж лучше пусть дочь читает и пишет какие-то конспекты, чем горюет по прошлому. И поэтому тоже решила, что рождение внука всё изменит, а пока пусть всё идёт своим чередом.

Глава 8

Федюнька родился в аккурат на Рождество. Морозным январским утром в роддоме райцентра счастливая и усталая Лиза любовалась на новорожденного сына, которого улыбчивая медсестра принесла кормить.

— Вот, держите, мамочка, своё сокровище, — она подала Лизе причмокивающий свёрток, — Такой хороший парень, почти не плачет. Ну, кормите хорошенько, чтобы крепко спал и набирался сил.

А у Лизы будто язык отнялся, она даже говорить не могла, слёзы так и норовили хлынуть широкими потоками наружу. От радости и умиления, потому что этот носик и махонькие ручки с «перевязочками», как говорила её соседка по палате, и от горечи, что Миша не увидит своего сыночка.

Они с Мишей давно решили, что если родится мальчик, то назовут его Фёдором — в честь Мишиного отца и Елизаветиного деда, и вся семья согласилась, что это прекрасный выбор.

На выписку приехали все. Даже лютый мороз не остановил счастливых родственников и друзей, собирая вещи, Лиза видела в окно палаты, как на дорожке под окном приплясывает Наташа, махая Лизе руками, как рядом с нею, постукивая руками по бокам, притопывает Юра, а закутанная в шаль Варвара держит под руку счастливую Екатерину Александровну.

В вестибюле роддома Юра дрожащими от волнения руками принял от медсестры свёрток в одеяле с голубой ленточкой, кивая и отвечая на поздравления персонала роддома, от этой сцены у Лизы снова зашлось сердце и задрожал подбородок. Как же жаль, что ничего не изменить… Что не Миша стоит теперь в гулком вестибюле, осторожно прижимая к себе Федюньку.

Екатерина Александровна плакала от радости, вытирая глаза платочком, Варвара стояла под руку с Архипом Фомичом, румяная и довольная, и одобрительно кивала Лизе. Усаживаясь в машину, которую по такому радостному поводу Екатерина Александровна попросила у Яковлева, и тот договорился с администрацией, Лиза прижимала к себе спящего сына и думала, что теперь всё в её жизни будет по-другому.

Всё и было по-другому. Снова ожила замершая было в горе усадьба, снова зазвучали торопливые шаги по натёртым до блеска полам — это Варвара рано утром спешит поскорее протопить печь и согреть воды для маленького Федюньки. А на дворе недовольно фыркает чёрный как смоль Воронко, которого запряг дед Архип, собираясь в Бобровку за молоком.

Лиза теперь спала, что называется, в полглаза. Да ей почему-то и не хотелось. Мама рассказывала ей, какой беспокойной она сама была в детстве, как не давала им с отцом поспать и они ночью по очереди вставали качать свою доченьку. А Федюнька был совсем не такой! Большее время он спал, кушал, снова спал, и агукал на руках у Лизы или Екатерины Александровны, или у довольной Варвары, которая знала всевозможные приметы, касающиеся ухода за младенчиками, неукоснительно следуя им.

Так, возле кроватки Варвара вешала небольшую вышитую подушечку, наполненную какими-то травами, и говорила при этом Лизе:

— Это Богородская трава, мама моя говорила, что это самый лучший оберег для ребёночка!

Лиза, хоть и не верила в такое, но всё же не хотела огорчать тётушку — от душистой травы уж точно хуже не будет, потому просто согласно кивала и благодарила Варвару.

Когда в Бобровку снова пришла весна, осторожно и нерешительно шагая по склонам холмов, Лиза снова заговорила с домашними о том, что хочет поступить в техникум.

— Если вы не против, я бы хотела уже с осени начать учиться, — сказала она домашним, — Тем более, что у меня есть диплом о высшем образовании, так что заочно мне учиться в техникуме всего два года. Федюнька спокойный и покладистый, я думаю, он не доставит много хлопот.

— Лизанька, мы-то, конечно, справимся, но ведь тебе будет тяжело, — вздохнула Екатерина Александровна, ей так хотелось, чтобы дочь вернулась к рисованию и оставила эти мысли о лесотехническом.

— Ничего, я думаю, что справлюсь. Если вы, конечно, мне поможете.

— Да почему именно туда? — не выдержала Екатерина Александровна, — Лизанька, ну вот скажи мне, окончишь ты этот свой техникум, для чего? Что собираешься делать после?

— Пойду работать, что еще делать, — ответила Лиза, — Тем более, что рисовать у меня больше… не получается. А Яковлев сказал, что в Бобровке открывают цех новый, вагонку будут делать и еще что-то. Вот отучусь и туда пойду, как раз Федюнька подрастёт. Мне там самое место!

— Почему это? — удивилась Екатерина Александровна.

— А где еще «Медведихе» место, как не возле леса? — рассмеялась Елизавета, и Екатерина Александровна побелела, подумав, что дочь от горя могла повредиться рассудком, и надо бы показать её специалисту.

— Доченька, а ты как себя чувствуешь? — осторожно спросила она, — Мне кажется, ты устала от всего… Может быть Аркадий Ильич прав, и нам стоит подумать о том, чтобы поехать в хороший санаторий, где нервы лечат. Тем более, что Федюнька наш — крепыш, ему дорога вовсе не повредит!

— Мам, я же на заочное пойду. Так что, если хочешь, поедем куда скажешь, от сессии до сессии. Куда там Аркадий Ильич советует, я не против.

Половину той ночи Екатерина Александровна проплакала украдкой в своей спальне, потому что поняла — это не нервное, и не помешательство движет её дочерью. Это отчаяние, и нечто еще более тяжёлое, гнетущее её душу и не дающее больше рисовать так, как она делала это раньше.

Она взглянула на картину, которая давно висела над комодом, на ней Лиза когда-то нарисовала заросший белыми цветами склон берега Койвы… Там, где на середине склона лежит огромный камень, на котором так любила сидеть Лиза, когда была еще девчонкой. Сможет ли вернуться прежняя Лиза? Сможет ли она снова рисовать, будет ли в её жизни что-то, что вдохновит и возродит её душу…

Что оставалось матери? Только смириться с решением дочери, и помочь ей пережить это горькое время в её жизни, и молиться о том, чтобы оно не затянулось надолго.

Поступив в техникум, Лиза будто воспряла. Хоть и удивлялась Екатерина Александровна, уверенная сначала, что дочь её быстро поймёт, что это ошибка, и вернётся в мастерскую, где Николай Никифорович ждал её с нетерпением. Но мало того, что Лизе учёба давалась легко, так она еще и нашла её весьма занимательной!

Время шло, Федюнька подрастал заботами всей семьи, а Лиза заканчивала учёбу. В Бобровке, на самой окраине за пилорамой тем временем появились новые здания небольшого комбината «тонкой», как говорили бобровские жители, деревообработки.

Туда и пришла Лиза со своим новым дипломом. Новый начальник комбината, Виталий Васильевич Шухрин, которого прислали из области поднимать и налаживать производство, с некоторым удивлением встретил решительную высокую женщину, заявившую ему, что она готова на любую должность. А увидев документы об образовании, он удивился во второй раз. Но решительность, блестевшая в глазах Елизаветы, и рекомендация Вячеслава Яковлева сделали своё дело, и Лизу приняли на должность техника.

Семён Валентинович Агапов — начальник цеха, куда определили Елизавету, средних лет мужчина с пышными усами, чуть желтоватыми от махорки, повёл её знакомиться с коллективом и производством. Лиза с интересом слушала его, осматривая станки, которые до этого дня она видела уже довольно много раз — на практике в техникуме, но теперь, на настоящем производстве это всё выглядело более… грандиозно что ли.

Но неожиданная встреча неприятно поразила Лизу. Шагая по цеху, она вдруг увидела женщину, в синем халате и платке, повязанном по самые глаза. Женщина сметала стружку в кучу и исподлобья поглядывала на стоявших за станками рабочих, громко переговаривающихся и смеющихся. Сама она зло возила метлой по полу и что-то бурчала себе под нос. Судя по выражению её лица, что-то не особенно доброе сходило с её уст. Это была Зинаида. Увидев Елизавету, Зина остолбенела, вытаращила глаза и на губах её так и застряли слова.

— Зинаида, познакомься, это наш новый техник, Елизавета Владимировна Голобец. Прошу любить и жаловать. А это Зинаида Анатольевна, наш уборщик помещений, — добродушно пошевелив усами, сказал Агапов.

— Да, мы уже знакомы, — Лиза кивнула Зинаиде и отвернулась, неприятно было смотреть в эти злые, полные ненависти глаза.

Вернувшись в тот день домой, Лиза подумала, может быть всё-таки зря она… Сидела бы себе сейчас в тишине пахнущей красками мастерской и слушала захватывающие рассказы Николая Никифоровича, знатока истории этого края, чуть не до самых доисторических времён. И никакой Зинаиды, ни шума станков, ни немного насмешливых взглядов мужиков за этими станками — дескать, чего это баба, и в такую профессию лезет…

Но нет, дело это решённое — Лиза тряхнула головой, отгоняя сомнения! И ни из-за какой-то там Зины, и прочих причин она не отступится. Миша бы не отступился, она точно это знает, вот и она будет работать изучать новую и интересную для неё профессию!

— Лизанька! — от входной двери раздался громкий и радостный крик Екатерины Александровны, вернувшейся из Бобровки, — Лизанька, радость то какая!

Екатерина Александровна ходила в Бобровку за какой-то своей надобностью, и вернувшись, явно принесла какую-то радостную новость. Лиза поспешила ей навстречу, попутно глянув на веранду, где дед Архип учил Федюньку заводить маленьким ключиком машинку.

— Лизанька! Я сейчас возле почты встретила Галину Кузьминичну, Наташину маму! Так она сказала, что Наташенька сегодня родила! Девочку, у обеих всё хорошо! Радость-то какая!

Лиза чуть не подпрыгнула от радости, обняла мать и рассмеялась! А уж как Наташина мать переживала за дочь, это они обе знали. Наташа носила тяжело, несколько раз лежала в больнице, но всё обошлось, и вот теперь благополучно завершилось!

Родилась Шурочка! Лиза знала, что Наташи и Юра хотели назвать дочку Александрой, а если родится сын — то Александром. Вот теперь Лиза будут собираться встречать Наташу с доченькой на выписке из роддома! Лиза улыбалась — радостные события в жизни случаются всё же чаще, чем огорчения!

Глава 9

— И что, как ты с ней вообще общаешься? — спрашивала Наташа шёпотом, уложив заснувшую Шурочку в кроватку, — Мама сказала, эта Зинка еще злее стала. У неё проблемы же начались со здоровьем. Без платка не ходит теперь, в город лечиться ездит. У неё волосы почти все выпали, и какая-то экзема по голове пошла. Она там на доктора нашего орала, что тот лечить не умеет.

Наташина мама, Галина Кузьминична, работала в местной амбулатории медицинской сестрой и хоть и не отличалась говорливостью, но всё же такую скандальную пациентку, как Зинаида, сложно не осудить за мерзкое поведение в медицинском учреждении, где ей силились хоть чем-то помочь.

— Я считаю, это ей за то, что она на хутор к бабке той ходила, — продолжала Наташа, расставляя на столе перед подругой чашки, чайник и вазочку варенья, — Всё ей возвращается теперь, стократно! А Макаровна, соседка наша, сказала, что Зинка в городе себе парик заказала, носить под платок, хоть какая-то видимость волос.

— Жалко, конечно, молодая совсем, а уже такие проблемы со здоровьем, — тихо покачала головой зашедшая к подруге в гости Лиза, — Ей обследоваться нужно хорошенько.

— Злость это у неё наружу прёт, — ответила Наташа, — Никому не полезно такое настроение — постоянно всех ненавидеть! От неё же слова доброго наверное вообще никто никогда не слышал! Ещё бы у неё ничего там не болело! Ты с ней осторожнее, лучше не связывайся.

— Да мы с ней не встречаемся почти, у каждой своя работа. Ходить по цехам мне некогда, отработала и пошла. Редко её вижу, а когда попадается мне, так сама спешит мимо пройти. Не стать нам подругами, — тихонько рассмеялась Лиза.

Разговор перешёл в более насущное для обеих русло — о детях, о малышовых болезнях и трудностях, и прочих вопросах, так волнующих всех мам, у кого есть маленькие детки. Да и не только маленькие, мама — это работа круглосуточная и на всю жизнь, как сказала недавно Лизе Варвара.

Время даже не шло, а летело, как казалось теперь Лизе. Работа её не только увлекла — она ей безумно нравилась, тем более что небольшой комбинат рос, отрылось еще два цеха.

Однажды по случаю празднования Годовщины Октябрьской революции в клубе было общее собрание, где вручали грамоты и подарки отличившимся работникам. Елизавета удостоилась награждения за несколько внесённых ею рационализаторских предложений, существенно улучшивших производство — вот где ей очень пригодилось первое, художественное, образование.

— Лиза, поздравляю, вы молодец, — неожиданно для Лизы раздался голос позади, это был Виталий Шухрин, директор комбината.

— Да, спасибо, — растерянно ответила Лиза и поспешила поскорее уйти, затеряться в толпе односельчан, ей было не по себе от внимания начальства.

Про директора комбината в Бобровке ходили разные слухи. Говорили, что он женат, но с женой давно не живет вместе, а кто-то отрицал это и уверял, что Шухрин в разводе. И что жена его, «столичная штучка», отказалась ехать с ним в этакую глухомань, когда его направили в Бобровку, и отправилась с детьми к своим родителям в Москву. В общем, слухов ходило чуть ли не столько, сколько было дворов в самой Бобровке.

Сам же Шухрин жил в выделенном сельсоветом небольшом домике на окраине, чуть не у самого комбината, особенной дружбы ни с кем не водил, только с местным егерем Гавриловым подружился крепко и теперь они частенько выбирались вместе на дальнюю заимку то охотиться, а то рыбачить.

Местный егерь, Пётр Гаврилов, коренастый крепкий мужик, был женат и имел пятерых детей. Хозяйство у него было справное, жена его Люба работала в лесничестве бухгалтером, и на все вопросы о дружбе мужа с Шухриным и на расспросы о нём лишь пожимала плечами.

И теперь не одна пара глаз вперилась в сжимавшую в руках свою грамоту Елизавету, это ж виданное ли дело, не к кому иному, а к «Медведихе» сам директор подошёл с поздравлениями! Слыша за спиной перешёптывания и принимая их на свой счёт, Лиза собралась поскорее уйти из клуба, хотя сначала хотела остаться на концерт.

Она поспешно взяла в гардеробе своё пальто, сунула за пазуху свернутую грамоту и вышла на крыльцо. Осенний свежий воздух чуть остудил её горящие щёки и немного успокоил. Небо затянуло тучами и уже накрапывал тоненький осенний дождик, грозящий перейти в затяжной, судя по низким тёмным облакам, наползающим с холмов. Спрятав косу под платок, Лиза собралась было поскорее дойти до дому, пока дождь не зарядил сильнее, как вдруг услышала, как над нею раскрылся чей-то зонтик. Она вздрогнула от неожиданности и обернулась.

— Простите, я не хотел вас напугать, — смущённо сказал Шухрин, — Я смотрю, вы тоже не остались на концерт… Не любите самодеятельность?

— Люблю. Просто сегодня мне некогда. Да вон, тучи какие идут, не хочу потом добираться до дома под дождём. А вы? Почему не остались на концерт?

— Можно я немного вас провожу? У меня есть зонт, — шутливо похвастал Шухрин, — А на концерт… Я, честно сказать, засыпаю на концертах. Представьте, какой будет конфуз, если я захраплю посреди зала!

Лиза невольно рассмеялась, хоть и не поверила в озвученную Шухриным причину. Наверное то, что произошло с ней в жизни, сделало её проницательнее, и сейчас она видела в глазах собеседника что-то… какие-то огоньки потаённой грусти, запрятанные глубоко, подальше от всех. И что-то еще было в них, в этих глазах, что напомнило ей Мишу… такие же пляшущие искорки-смешинки, добрые и озорные.

— А вы, как я слышал, художник. Это правда? — спросил Виталий, когда они шли по дороге к холму, на котором стояла усадьба.

— Да, правда. Хотя, наверное, это уже дело прошлое, — Лиза посмотрела на небо, оно как будто смилостивилось над путниками, дождик прекратился, тучи немного разошлись, и сквозь них даже проглядывали лучики солнца.

— Ну, я не верю, чтобы талант вот так взял, да и пропал. Посмотрите, какая здесь красота! Эх, если бы я умел, обязательно нарисовал бы! — Шухрин провёл рукой, указывая на открывающийся с холма вид.

Осенняя Койва в обрамлении бора, кое где расцвеченного золотом и багрянцем листвы, сейчас серебрилась в лучах неласкового уже солнца. Лиза нахмурилась. Она больше не любила реку. Не любила и боялась даже думать о ней, о большой и опасной воде, умеющей в один миг оборвать чью-то жизнь.

— Простите, если я вас обидел, — спохватился Шухрин, — Конечно, каждый имеет право выбрать, художник он или, например слесарь. Это я от зависти так сказал — я рисовать умею хуже некоторых третьеклассников, потому и всегда удивлялся, как это так может получаться у людей…

— Ничего, не стоит извиняться. Я просто о своём подумала, ответила Лиза, — Ну, дальше вам идти нет смысла — дождь закончился, спасибо вам, что поделились со мной своим зонтом.

— Да? И в самом деле, закончился, — удивлённо ответил Шухрин и в его голосе слышалось скрытое разочарование, — Ну, спасибо вам за прогулку. Места здесь красивые! До свидания!

Сложив ненужный более зонт, Шухрин смущённо глянул на плывущие мимо облака и отправился обратно вниз по холму. Вздохнув, Лиза смотрела ему вслед. Хороший человек, думалось ей, и очень жаль, что в прошлом ему тоже пришлось пережить что-то такое, что теперь таилось внутри его взгляда.

Слухи про неё и Шухрина по Бобровке поползли быстро. Не то, чтобы Лизу это расстраивало, за много лет она уже привыкла, что здесь постоянно что-то говорят. И даже если ничего не происходит на самом деле, то всё равно что-то придумают и говорят. Но ей было немного неловко перед Шухриным, человек вообще просто проявил вежливость и немного проводил её, а болтают такое, что уже чуть ли не жениться собрался.

Лиза надеялась на его благоразумие и на то, что и он понимает, что в небольших селениях так и бывает, и принимать серьёзно досужие сплетни вовсе ни к чему. Однако, самому же Шухрину, по всей видимости было абсолютно безразлично всё, что говорят и придумывают в Бобровке, потому что вскоре он сам явился в цех, где работала Лиза и добродушно пошутив с Семёном Агаповым, вош ёл в кабинет, который Лиза делила со сметчицей Леной.

— Здравствуйте, коллеги! — весело произнёс Шухрин, — А у вас тут уютно, цветы разводите.

— Это у нас Елена увлекается. — отозвалась Лиза, — Её заслуга, что у нас здесь такая красота растёт.

— А я к вам, Елизавета Владимировна. У меня есть несколько идей, как использовать ваше художественное образование и опыт, я уже в область начальству звонил. Все заинтересовались, поэтому хотел бы с вами посоветоваться. Приглашаю вас на совещание, послезавтра приедет инженер, будем обсуждать новую линию.

Разговаривая, Лиза вышла вместе с Шухриным в цех, и просто наткнулась на острый, словно нож, взгляд Зинаиды. Лиза поразилась виду женщины, из-под низко повязанного платка так и пылали злобой глаза, лицо было белым, как мел.

— Отойди, говорю, что встала! — услышала Лиза крик мастера цеха, все почему-то забегали и закричали на Зину, загудел станок, который экстренно пытались остановить.

Лиза услышала крик и среди всеобщей кутерьмы увидела, как сложилось пополам тело Зины, откуда-то брызнула кровь, все закричали еще громче.

Оказалось, что Зинаида так увлеклась созерцанием Лизы, стоявшей с Шухриным, что не заметила, как тряпку, которую она держала в руке, затянуло в станок. И спустя буквально мгновение острый резак ударил её по руке, отняв сразу два пальца.

Срочно вызвали скорую, усадив пострадавшую на стул, оказывали первую помощь. Лица людей были взволнованны и бледны, и только сама Зинаида была спокойна и даже как-то горделиво поглядывала на суетившихся вокруг неё коллег.

— Это первый несчастный случай в моей практике, — сказал хмуро Шухрин, — Ни разу не было в моём ведении, чтобы человек пострадал. Надо звонить, докладывать. Что же скорая так долго едет?

— Лиза, побудьте с ней, я на проходную побежал, скорую встречать, — крикнул Лизе начальник цеха и выбежал на улицу.

Лиза подошла к Зинаиде, присела рядом на стул и с участием посмотрела на женщину.

— Ничего, ты потерпи, Зиночка! Сейчас медицина далеко ушла, восстановят, вылечат…

— Чего ты болтаешь, дура! — зло отрезала Зина сквозь зубы, — Отвали! А то не поздоровится тебе!

— Успокойся! Тебе сейчас это совсем не нужно, лишние нервы! — сказала Лиза, жалость куда-то разом ушла от слов пострадавшей.

— Ты… да ты даже не представляешь, насколько я тебя ненавижу! Все бы пальцы на руке отдала, лишь бы ты сдохла!

— За что? Зина, что я сделала тебе, за что это всё? За что ты… и Мише смерти хотела, к бабкам там каким-то ходила… За что?!

— Мишу? Мише я ничего не делала! А к бабке я ходила — на тебя делала! Хотела, чтобы ты сдохла! А Мишу я любила! Это твоя вина, что он погиб!

Лиза не стала слушать дальше, просто отошла от сгибающейся то ли от боли, то ли от злости Зинаиды, и ушла в кабинет, где плакала от страха и переживаний испуганная Лена. Опустившись на стул, Лиза закрыла глаза. Не хотелось видеть этот мир…

Глава 10

Чуть не сняли тогда Шухрина с должности, да обошлось — только выговор объявили, за недосмотр. Начальнику цеха Агапову тоже выговор, и ответственному за безопасность труда Королёву. Да много кому попало за недосмотр, когда случилось это с Зинаидой. Приехала комиссия, комбинат долго проверяли, по Бобровке даже ходили слухи, что его вообще закроют. Ну, до этого, конечно, не дошло. А вот вопрос об открытии новой линии по проекту Шухрина отложили на неопределённое время, чему он сам очень огорчился.

— А я считаю, это не справедливо! — возмущённо говорила подруге Наташа, — Мало ли что у этой Зины на уме! Ходит сейчас, инвалидность себе оформляет, еще и радуется, что теперь можно на лёгкий труд, а то и вовсе не работать! Как еще башку свою дурную никуда не сунула! Столько хороших людей из-за неё получили нагоняй! А вот, Шухрин этот, он что, с каждым работником должен за ручку ходить, чтобы никто никуда ничего не сунул?! Я считаю, что комиссия неправильно разобралась! Это Зинаиде самой надо было выговор объявить!

— Она же пострадавшая, — отвечала Лиза, наблюдая, как Федюнька пытается научить Шурочку играть в кубики, а та только весело таращится на него, — Кто же ей выговор объявит. Хотя я с тобой согласна, она сама нарушила правила, там ведь даже линия проведена красной краской, за которую при работе станка заступать запрещено. А она… так увлеклась, что не заметила…

— Да надо больше работать просто, а не за другими смотреть, вот что я тебе скажу. Она никогда работать не любила, в магазине от неё только и слышали, что она больше всех на фасовке устала. Не знаю, может быть я, конечно, сама злая, но я считаю, что Зина сама виновата. Нельзя так жить — одной злостью на весь мир. Да ну её! Расскажи лучше, что там Шухрин?

— А что — Шухрин? Работает, как прежде, старается, — пожала плечами Лиза в ответ на вопрос подруги, хотя сама прекрасно понимала, о чём на самом деле та спрашивает.

— Да я не об этом, — отмахнулась Наташа, — Расскажи, как вы с ним? Хотя бы на работе встречаетесь?

— Ну бывает, что и встречаемся, — усмехнулась Лиза, — Ты давай не придумывай ничего такого.

— А что? Ничего я не придумываю, — хитро улыбнулась Наташа, — Просто я верю, что если судьба — то всё сложится. А он вообще-то симпатичный!

— Вот услышит Юра, устроит тебе, — смеялась Лиза, — Договоришься. А если серьёзно… не нужен мне никто. У нас с Федюнькой и так всё хорошо. Да и самому Шухрину, думается мне, никто не нужен. У него тоже какая-то трагедия за плечами, это сразу ощущается.

— Жизнь то продолжается, — покачала головой Наташа, — Человек не должен быть один. Тем более, хорошие люди, не должны жить в одиночестве. Не созданы мы, люди для этого, для семьи созданы. И ты, Лиза, не противься, просто живи. А там, если судьба, само всё как по нотам сложится. Если и было что у него в прошлом, так это же означает одно — дальнейшую жизнь просто необходимо прожить счастливо! Вообще-то вас обоих это касается.

— Ты права, Наталка, — улыбнулась Лиза, — Только вот, наверное, всё же права ты насчет Шухрина. А я… мне лучше одной, я так себя чувствую… в безопасности, что ли. Миша был единственным, кому я доверилась, он был очень хороший человек… Вряд ли я смогу снова так поверить человеку.

Зима пришла в Бобровку, укутав всю округу — холмы, пролески и бор, речку сковало льдом, и она перестала пугать Лизу своей тёмной водой. В середине декабря Архип Фомич собирался в лес за ёлкой, обещая Федюньке переговорить с зайчиком, чтобы тот передал Деду Морозу, что у них всё готово к Новому году, и его с нетерпением ждут в старой усадьбе.

— Мамочка, а он точно придёт? — спрашивал Федюнька, обнимая обеими руками книжку с новогодними картинками.

— Конечно, малыш, обязательно придёт, — отвечала уставшая после работы Лиза, улыбаясь и думая, какое же это прекрасное время — детство, когда можно так искренне верить в чудеса.

— Это хорошо, — сонно зевая, говорил Федюнька, — Почитай еще. Картинки я уже все посмотрел.

Лиза смотрела на засыпающего сынишку и думала, как же он становится похож на Мишу. Неуловимые, невесомые, но такие знакомые черты проглядывали в лице мальчика, и Лиза как-то светло, без горечи загрустила, вспомнив мужа. Как же жаль, что его нет рядом, но Лиза так благодарна ему за сына… И почему-то она была уверена, что где бы сейчас Миша ни был, он знает… чувствует то, о чём она думает сейчас.

А на утро Лиза поняла, что заболела и на работу пойти не сможет. Всё тело горело, голова болела и голос пропал. Расстроенная Варвара, напоив Лизу чаем с малиновым вареньем, отправилась за доктором, и сообщить на комбинат, что Елизавета заболела. Архип Фомич запряг Воронко, чтобы Варваре не идти по морозу пешком до деревни, да и доктора поскорее доставить.

Фельдшер, совсем молоденькая девушка Мария Николаевна, осмотрела Лизу и объявила домашним, что это ангина. Назначила лекарства, пообещала заглянуть через пару дней и поспешила обратно в Бобровку. Время сейчас такое, заболевших было много, кто-то на горке перекатался, параллельно хватая ртом снег, кто-то гулял, пока мать не загнала домой, угрожая ремнём, и нечаянно простыл. Лиза думала про то, как же там без неё справятся в цехе… и сама не заметила, как заснула.

Когда Мария Николаевна пришла с повторным визитом, Лизе было уже лучше, стараниями Варвары, которая к лекарствам добавила липовый цвет с мёдом и еще какие-то свои травки. Похвалив пациентку, фельдшер сказала, что продлевает больничный лист и велела лечиться дальше.

Лиза думала, что теперь ей придётся провести новогодний праздник дома, а она так хотела сводить Федюньку на профсоюзную ёлку… И в райцентр, в Театр Кукол на новогоднее представление. А вот теперь придётся все планы отложить.

Лиза старалась и неукоснительно выполняла все рекомендации и фельдшера, и Варвары, но постоянно лежать в постели было невыносимо. Она поднялась и накинув на плечи шаль, направилась по коридору в небольшую комнатку, которая не так давно, всего несколько лет назад была её домашней мастерской.

Кисти и баночки с засохшей краской, два небольших куска холста, натянутые Мишей на деревянные подрамники… словно вернули её в те времена, когда руки так и просили взяться за кисть… Лиза завернулась потеплее в шаль и посмотрела в окно. За ним простирался заснеженный сад, а дальше, на склоне холма блистало, словно россыпь бриллиантов, белое снежное покрывало. Редкий кустарник на склоне казался махровым от украсившего тонкие ветви инея, среди которого, словно алые капельки крови, висели ягоды шиповника.

— Красиво…, — подумала Лиза, ожидая, что вот сейчас, вот еще немного, и вернётся то самое чувство, когда ничего вокруг не интересует, только то, как ложиться краска на чистый холст.

Но нет. Молчало всё внутри, будто так же замёрзло, как всё там, за окном. Лиза вздохнула и огляделась по полкам, на которых стояли неоконченные её работы, словно памятник чему-то ушедшему в прошлое. Закрыв чуть просевшую от редкого использования дверь, Лиза вернулась в свою спальню, чтобы одеться, Варвара всегда в одно время накрывала обед, и ей хотелось сегодня вместе со всеми посидеть за столом.

— Лизанька, ты встала? — в комнату заглянула Екатерина Александровна, — А я пришла проведать, думала, ты спишь. А к нам гость пожаловал, нежданный, но приятный. Виталий Васильевич решил тебя проведать, принёс мандаринов. Даже не представляю, как в наших краях ему удалось добыть мандарины…

Лиза заметила, как растеряна и в то же время воодушевлена её мама. Да, в их доме очень давно не было гостей, а ведь когда-то, когда Лиза была маленькой и были живы её отец и дедушка, в усадьбе под новый год чуть не ежедневно бывали гости. Папины друзья приезжали со своими семьями, в гостиной наряжали большую ёлку, и Лиза с мамой обязательно вешали на неё конфеты и обёрнутые блестящей фольгой грецкие орехи…

— Ты придёшь? — Лиза очнулась от вопроса Екатерины Александровны, — Все уже собрались, а Варвара сварила для тебя бульон.

— Да, мам, сейчас иду. Только причешусь и оденусь.

Когда осунувшаяся после болезни Лиза появилась в гостиной, то застала такую картину: Федюнька восседал рядом с Шухриным и рассказывал ему, что совсем скоро вот здесь, перед большим окном, дедушка Архип поставит ёлку, а баба Варя уже купила серебряный дождик.

— А у вас дома будет ёлочка? — спрашивал малыш внимательно слушающего его Виталия, — Мама сказала, что Дед Мороз под новый год подарки под ёлочку приносит.

— У меня? — как-то растерянно усмехнулся Виталий, — Наверное, придётся мне обойтись без подарка. У меня нечем ёлочку наряжать, ну вот не подготовился я. Заработался и позабыл совсем, что скоро новый год.

Федюнька с таким искренним сочувствием посмотрел на гостя, что все невольно рассмеялись, а сам мальчик очень серьёзно сказал Архипу Фомичу:

— Дедушка, а ты когда за ёлочкой в лес пойдешь, скажи зайчику, пусть он Деду Морозу скажет, чтоб тот под нашу ёлочку подарок для дяди положил, а мы потом ему передадим. Нельзя же так, без ёлочки и без подарка…

— Эх, хороший ты парень, Фёдор, — без тени шутки ответил Виталий, — Спасибо тебе большое! Я буду рад, если Архипу Фомичу удастся обо мне договориться.

— Лиза! Здравствуйте! — Шухрин увидел Лизу и поднялся со стула, — Вы меня простите, что я вот так… явился без приглашения. Зашёл к вам в цех, а Агапов сказал, что вы заболели. Я и решил заглянуть, может быть вам помощь какая нужна. А теперь вижу — вы в надёжных руках!

— Спасибо за заботу, — чуть склонила голову Лиза, — Хорошо, что зашли, как раз к обеду.

Непривычно прошёл тот простой семейный обед. Чего-то не хватало в последнее время усадьбе, и даже стороннему наблюдателю, окажись он там, было бы заметно — новой волны, что немного отодвинет прошлое, новой жизни, новой любви — от этого ожил бы Медвежий Яр.

Вот как сейчас — смущённо краснела Варвара от того, что гость искренне и красноречиво восхищался приготовленным ею обедом, и как рада была Екатерина Александровна, обнаружив в госте неподдельный интерес к книгам и начитанность, и как Архип Фомич увлёкся разговором о современной деревообработке…

Когда Шухрин ушёл, побоявшись долго утомлять Лизу своим присутствием, она стояла у окна и смотрела, как его высокий силуэт темнеет, спускаясь по склону холма. Взгляд её упал на маленькую полочку, где стоял, бережно хранимый, образ Спасителя, тот самый, приведший к ней Михаила. Лизе показалось в спускающихся сумерках, что образ чуть улыбается ей… значит, всё будет хорошо, подумала она.

Глава 11

В клуб на профсоюзную Ёлку Федюньку повела Екатерина Александровна, потому что Лизе еще предстояло долечиваться. Фельдшер Мария Николаевна опасалась осложнений, поэтому предписывала домашний режим и дальнейшее лечение.

А Лизе дома было скучно. Она слонялась по дому, начинала читать выбранную в большой семейной библиотеке книгу, но чтение почему-то не увлекало. Она сидела в кресле у большого окна, укутанная в плед, и смотрела как стелется лёгкая позёмка, завивая в клубы лёгкие серебристые снежинки.

Из кухни доносились голоса Архипа Фомича и Варвары, и Лиза подумала, что лучше пойти помочь тётушке, чем скучать без дела.

— О чём спор? — заглянула Лиза в кухню и заметила смущение на лицах говоривших.

— Да мы не спорим, — усмехнулся в ответ Архип Фомич, — Я рассказываю Варюшке, что ёлку я привёз, стоит в задних сенцах, отдыхает с морозу.

— Большую в этот раз срубил, — глянула на Лизу Варвара, — Поди не уместится под потолок. А я завела «немецкое печенье», жду Федюньку, я ему обещала, что вместе станем лепить. И не могу вспомнить, куда формочки запрятала.

Лиза подумала, что всегда, сколько она себя помнит, под новый год Варвара пекла печенье с имбирём, которое почему-то называла «немецким»… Вот теперь и Федюнька будет, как когда-то сама Лиза вырезать формочками заек и мишек из ароматного, мягкого и податливого теста.

— А еще мы думаем, что нам нужно пригласить на новогодний ужин Виталия Васильевича, — сказала, чуть покраснев Варвара, и Лиза очнулась от приятных воспоминаний.

— Это почему же вы так думаете? — с удивлением спросила Лиза, — Он человек взрослый, у него ведь наверное тоже есть, с кем новый год встретить.

— А я его спрашивал, — ответил Архип Фомич, — Нету у него никого, он вообще детдомовский. Его директор детского дома усыновила, когда ему было тринадцать лет. Пожилая уже была, а мальчика они с мужем к себе взяли, не побоялись. Вот, уже лет семь, как не стало их. Так что, мы с Варюшкой думаем — негоже человеку одному в праздник сидеть. Нужно его к нам пригласить.

— Да что же я, навязываться ему разве стану? — ещё больше удивилась Лиза, заслышав в голосе Архипа Фомича упрямые нотки, — Неприлично это! Как вы себе представляете, он мужчина одинокий, а я его зазывать начну в дом?!

— А кто о тебе говорит? — хитро прищурился Архип Фомич, — Я как раз собирался на комбинате досок выписать, хочу у Воронка починить стойло, да ещё там по хозяйству кой-чего. Вот и зайду к нему, поприветствовать. Да и приглашу, если желает, мы будем рады его видеть.

— Ох, чует моё сердце, что вы это всё не просто так придумали, — Лиза взяла старый табурет и полезла доставать с верхней полки формочки, про которые позабыла Варвара, — Я думаю, вы решили немного посводничать!

— А если и так, то что же в этом плохого? — Варвара приняла из рук Лизы формочки, — Человек он хороший, весёлый. К Федюньке как по-доброму отнёсся, любо посмотреть! И к тебе с уважением. Ты ему нравишься, нам-то видать со стороны. Кто знает, может и отогреется твоё сердечко, да и ему тоже — сладко ли было, знамо дело, детский дом для ребёнка всё же не семья!

— Так, так, я это и подозревала, — ответила Лиза, но упрекать родных в заботе о ней самой не повернулся язык.

Сама она пока не понимала, что вообще она чувствует по отношению к Шухрину. И чувствует ли вообще, казалось, что внутри всё замёрзло, как покрытая ледяным панцирем Койва… И в то же время, когда она смотрела, как Виталий чистит мандарин для Федюньки, что-то внутри неё чуть согревалось, как будто морозный рисунок на стекле исчезает от тёплого дыхания…

Может быть, и правы и тётушка, и Архип Фомич… что же это она только о себе думает? Ведь сама понимает, что в прошлом у Виталия могло быть всё довольно нерадужно… и что такого особенного, если они пригласят его в гости. Если у него какие-то свои планы, то он просто откажется, и всё. Лиза решила, что не будет противиться такой задумке родных, как будет, так тому и быть.

А Виталий не отказался, и с большим удовольствием принял приглашение на ужин. Явившись с гостинцами, нарядным, он очень смущался, это чуткой Лизе было видно. Кроме Шухрина, гостями «Медвежьего Яра» была семья Ковалёвых, Наташа, Юра и Шурочка, а еще приехала младшая сестра Варвары, Надежда Ивановна, год назад овдовевшая и всё еще не оправившаяся от потери мужа. Так что, компания подобралась немного странная, однако на удивление общение таких разных, на первый взгляд людей как-то гармонично сложилось и вечер проходил очень приятно.

Когда Федюньку и Шурочку уложили спать после всех подарков и поздравлений, громкость радиоприёмника убавили до минимума, и гости расположились в ожидании праздничной полночи. Лиза и Виталий сидели у маленького столика в углу, немного в стороне от всех.

— Виталий, спасибо вам за подарок Феде, он очень хотел заводную собачку, его мечта была. Я искала в городе, но не нашла. Как вам удалось?

— Спасибо… мне очень приятно, что так угодил с подарком, — ответил мужчина, — Вообще-то Фёдор сам мне говорил, что хочет собачку, которая движется. Попросил друга, он купил в столице. Лиза… можно попросить вас говорить мне «ты»…

— Ну, если только мы не на работе, — рассмеялась Лиза, — А иначе это будет неправильно. И вы… ты тоже можешь меня на «ты» называть.

— Спасибо, я рад. У вас замечательная семья. Екатерина Александровна подарила мне книгу, мою любимую, «Граф Монте-Кристо». Редкое издание! Я задумался, может быть начать тоже коллекцию собирать, очень интересно и захватывающе.

— Да, мама очень любит книги. Она филолог по образованию. Только ради папы и его карьеры оставила столицу и уехала с ним сюда… потом они много ездили по Сибири, пока не родилась я. А вы… то есть ты, как оказался в Бобровке? Как талантливого инженера занесло в такую глушь?

— Ну, это еще не глушь, поверь мне на слово, — рассмеялся Виталий, — А сюда я приехал… Раньше работал в Московской области, а когда сказали, что нужно новый комбинат, с нуля, так сказать, обустраивать, я и поехал. Интересно же, когда всё начинается с тебя и растёт твоими стараниями.

— А семья, не поехала с тобой сюда? Прости моё любопытство, если мой вопрос неуместен, не отвечай. В Бобровке много чего рассказывают, как и обо всех других, но я не люблю слушать эти все сплетни, предпочитаю спросить напрямую, а не придумывать невесть что.

— Да ничего, вопрос как вопрос, нормальный, тем более что ваша семья так гостеприимно меня приняла… А я… ну, я и не ждал, некому со мной было ехать, честно сказать. Мы с женой не смогли быть вместе после… того, как потеряли ребёнка. Нашей дочери было полтора года, когда она заболела. Мы жили в небольшом подмосковном посёлке, довольно далеко от столицы. Я попал туда по распределению, а жена приехала туда со мной, она москвичка. Так вот, в небольшом поселковом медпункте неопытный молодой доктор не смог сразу диагностировать скарлатину… а когда поняли, то было уже поздно. Сначала жена ничего не говорила мне, но мне казалось, что она винит меня в смерти Анечки, и однажды она так и сказала, что если бы мы остались в столице, наша Анечка была бы жива… В общем, что говорить, мы оба… не смогли через это пройти, и спустя некоторое время Марина попросила отвезти её к поезду, сказала, что поедет навестить родителей. Но прощаясь с ней на перроне я знал, что она не вернётся больше. Да я и не виню её в этом, понимаю, каково ей. Да и мне, как казалось, одному будет проще это пережить. Мы с Мариной смогли сохранить некоторое подобие хороших отношений, иногда я получаю от неё весточки, и отвечаю ей. Она снова замужем, ждёт ребёнка, и я этому очень рад.

— Виталий, простите, простите меня! — Лизе было так стыдно за себя, что в новогоднюю ночь она заставила гостя, хорошего и доброго человека, вернуться в то время, которое он явно хотел бы позабыть, — Если бы я только знала, я бы не спросила никогда!

— Да ничего, что ты, — ответил Виталий, — Я же знаю, что обо мне в Бобровке болтают — разведён, или вообще «Синяя борода»… понятно, что правду я никому не озвучиваю, отсюда и идут разные толки. И я знаю, что ты бы не спросила… Потому что про тебя я всё знаю. Ты права, Бобровка — она такая же, как и множество небольших посёлков и деревень по всей стране.

— Знаешь, а я впервые этому рада. Ну, тому что здесь всё про всех местных знают и мне не нужно тебе ничего сейчас рассказывать. Да, у нас обоих не самые подходящие воспоминания для новогодней ночи.

— Ну, зато это отличный повод для того, чтобы в полночь загадать желание, ведь говорят, что оно обязательно сбудется, — Виталий справился с собой, даже несмотря на всю горечь воспоминаний.

— Скорее, скорее, идите к столу! — к ним подлетела нарядная Наташа, — Уже без четверти полночь, Юра открывает шампанское!

— Да, время загадывать желания, нельзя пропустить! — Виталий поднялся с кресла и подал руку Лизе.

Тени прошлого не уходят вот так просто, если их впустить. Лиза хоть и улыбалась, отвечала на поздравления родных, держа в руке хрустальный фужер, но всё никак не могла перестать думать о том, что услышала от Виталия. И хоть ей самой довелось пережить горе, которое до сих пор никак не отпускало её душу, но всё же…

За столом зазвучали разговоры о планах на наступивший новый год, и Лиза незаметно ускользнула в комнату, где спали в кроватках дети. Никак не могла она сейчас справится с собой, и села на край кровати, где, счастливо улыбаясь и прижимая к себе заводную собачку, спал Федюнька… Нет страшнее горя, чем потерять ребёнка! От этого никогда не оправишься, не позабудешь! Она наклонилась и поцеловала тёплую щечку сына, потом подошла к Шурочке, поцеловала и её, поправив светлые кудряшки.

Когда били куранты, Лиза знала, что она попросит, исполнения какого чуда. Она загадала, чтобы Виталий был счастлив, пусть ему улыбнётся эта жизнь!

Глава 12

По возвращению Лизы на работу после выздоровления, её встретила соскучившаяся Лена, которой было неимоверно одиноко в кабинете.

— Лиза, новостей целая куча! Зинаида уволилась, получив инвалидность. Говорят, что её в школу нашу приняли в гардероб, на неполный день. Как раз по ней работа.

— Даже не знаю… по ней или нет, но ребятишек-школьников мне очень жаль! С Зининым характером и манерой обращения, даже не представляю, что будет с детьми.

— Да, а я не подумала про это. А ведь и правда, она же как собака брехливая, только и умеет, что гавкать. Взрослый хоть как-то еще, а вот ребёнок и ответить ей не сможет. Ну, знаешь, я думаю, что если она не совсем дурочка, то выводы для себя сделает, куда ей еще идти, если и из школы уволят? Должна же понимать.

Лиза ничего не ответила, ей неприятно было вспоминать про Зинаиду, неизвестно за что невзлюбившую и саму Лизу, и всю её семью. Лиза была уверена, что дело тут не только в том, что Зине нравился Михаил, было что-то еще… зависть? Да, но не только она, было еще что-то такое, непонятное Лизе и ведомое только самой Зинаиде. Потому она просто отбросила эти мысли и начала разбирать на столе накопившиеся за время её отсутствия бумаги.

— Лиз… а правду говорят, что ты с Шухриным… встречаешься? — немного смутившись, спросила Лена, наливая себе чай.

— А что, говорят? — усмехнулась Лиза, — Интересно узнать версии.

— Да ничего особенного, просто Тамара Михайловна из МТО говорила, что он у вас новый год встречал.

— А что в этом особенного, — усмехнулась Лиза, — Вовсе не обязательно встречаться с человеком для того, чтобы пригласить его в гости. А говорят… да здесь всегда и про всех что-то говорят. Помнишь, как про Люду Романову говорили, что у неё ребенок не от мужа, а от какого-то командировочного? Помнишь, к чему это привело? Неужели люди не понимают, когда придумывают такие вещи, да еще и озвучивают их, что это может окончиться трагедией. Вот представь себя на месте Люды, когда у тебя на руках малыш… и муж еще скандалы устраивает только потому, что кому-то в голову взбрело развлечься, распуская слухи. Я считаю, что люди не понимают всю силу сказанного ими слова…

Лена задумалась. Она только недавно вышла замуж, детей они с мужем Костей пока не имели, и скорее всего она не думала про то, что озвучила ей сейчас Лиза, но слова её произвели на Лену впечатление и заставили подумать о многом.

— А еще к нам из области опять целая делегация приезжала. Дядьки в пиджаках, — Лена продолжала рассказывать новости, — Ходили тут, всё осматривали и измеряли, с начальством нашим беседовали. Я, конечно, точно не знаю, но поговаривают, что у нас будет открываться новый цех. Будут делать сувениры, например — матрёшек. И Шухрин говорил, что у нас в штате есть даже художник, который может заняться разработкой этапа покраски. Я думаю, это он про тебя говорил… Говорят, персонал для нового цеха на обучение пошлют в Москву. Хотя, может быть, это уже просто болтают.

— Да? Слушай, а ведь идея очень интересная… Я, наверное, хотела бы попробовать, — в глазах Лизы заиграли огоньки, и она уже не могла выгнать из головы мысли про услышанное.

Занимаясь обычными своими рабочими обязанностями, Лиза думала, что хотела бы попробовать… придумывать новые интересные форматы, снова вдыхать запах краски. Она вдруг подумала, что соскучилась по этому всему — кисти, запах краски и ровная, как снежное покрывало, поверхность натянутого на раму холста… нужно будет сходить в мастерскую, на старое место работы, расспросить у Николая Никифоровича, как у него дела. Лиза знала, что у старого мастера новый помощник, парень лет двадцати пяти, и была не прочь взглянуть, как же справляется её преемник.

А между тем, слухи оказались правдой. Через несколько дней Лизу и еще нескольких сотрудников пригласили на совещание, где был и Шухрин, и приехавшие из области специалисты, и даже один опытный сотрудник из Москвы — серьёзный мужчина средних лет, увлечённый идеей до чрезвычайности.

— У нас уже есть опыт в этом направлении, — говорил Леонид Геннадьевич, как представил московского гостя Шухрин, — В Поволжье и в Подмосковье у нас уже работают подобные, обновлённые, производства. Думаю, что мы и здесь, в Бобровке, уже к следующей зиме сможем выйти на запланированные показатели. А пока, обсудим всё, задавайте вопросы, и в ближайшее время нужно будет определить список сотрудников, кто отправится на обучение.

Все зашумели, заговорили радостно и оживлённо, потому что Шухрин грамотно и чутко отнёсся к выбору тех, кому предстоит заниматься развитием нового направления на комбинате. А Лиза молчала, слушая остальных и рисовала простым карандашом на листочке то, что приходило ей в голову — вот матрёшка в цветастом переднике, чем-то неуловимо похожая на Варвару, а вот другая- весёлая и румяная, похожая на Наташу, а рядом с нею — маленькая, с выбивающимися из-под косынки светлыми кудряшками, это же вылитая Шурочка!

— Просто восхитительно, — услышала Лиза за своей спиной голос Леонида Геннадьевича, — Елизавета Владимировна, я не ошибся? — Он посмотрел в свой блокнот, где, по-видимому, были записаны все имена присутствующих, — Снимаю шляпу перед вашим талантом, думаю, нам нужно обсудить ваши идеи. Можно, я возьму эти наброски?

Лиза немного засмущалась и передала листы бумаги Леониду Геннадьевичу, и тут же увидела, как на неё с гордостью и тёплой улыбкой смотрит Шухрин. От его взгляда она смутилась еще больше и подумала, что она вообще-то не очень подходит для этого всего… Она не любит такой публичности и скопления людей, а рисовать так и вовсе предпочитает в одиночестве и тишине.

Совещание зашумело еще громче, люди восхищённо разглядывали Елизаветины зарисовки и с нескрываемым уважением поглядывали на неё саму.

— А вот этот матрёх, ну просто вылитый наш Венька Ганшин, — засмеялся Сергей Макаров, техник из второго цеха, — Вон и чуб торчит из-под фуражки, ему ещё балалайку в руки — и точно наш местный ансамбль самодеятельности получится.

Весёлые и какие-то все воодушевлённые выходили с совещания, обсуждали, что скоро про их маленькую Бобровку будет знать чуть не вся страна. Лиза улыбалась, слушая эти разговоры, ей были приятны вопросы, с которыми подходили теперь к ней коллеги, и шутки — что одну из матрёшек непременно нужно раскрасить под усатого Агапова!

Когда Лиза вышла через проходную, направляясь на обед и надевая тёплые пуховые варежки, она увидела, что напротив, возле небольшой, засыпанной снегом рощицы, её ждёт Виталий. Мужчина прохаживался туда-сюда по тропинке, изредка поглядывая на выходящих людей. Завидев Лизу, он приветливо помахал ей рукой и направился ей навстречу:

— Елизавета Владимировна, здравствуйте!

— Здравствуйте, Виталий Васильевич, — ответила Лиза, как и было уговорено между ними, они с Виталием всегда общались на работе только официально.

— Вы на обед идёте домой? Можно, я немного провожу вас, побеседуем?

Они пошли по неширокой, расчищенной трактором дорожке, ведущей в Бобровку, не обращая внимания на разглядывающих их и тихо перешёптывающихся сотрудников комбината.

— Ну что, тебя заинтересовало это новое наше направление? — улыбаясь, спросил Виталий, — Я заметил, как ты воодушевилась!

— Да, задумка интересная, — согласилась Лиза, — Я думаю, что твоя идея пришлась по душе не только мне.

— А я всё хочу тебя спросить, и никак не решусь…, — сказал Виталий, и Лиза похолодела, ей так не хотелось теперь вопросов, на которые она и самой-то себе не могла ответить.

— Спрашивай, что такое, — немного нахмурившись, сказала она.

— Почему ты больше не рисуешь? Ведь у тебя талант, судя по тем наброскам, да и когда я был у вас дома, я видел твои работы. Это очень красиво, хотя я и не великий специалист, но мне нравится.

— Почему… сама не знаю. Просто не рисуется больше, вот и всё. Иногда хочется, особенно когда вижу что-то… пейзаж или какой-то сюжет, хочется взять кисти, смешать краски. Я пыталась, но когда оказываешься перед чистым холстом, то руки вдруг отказываются слушаться…

— Я надеюсь, что наши матрёшки помогут тебе вернуться. Хотя мне немного грустно от того, что для этого тебя придётся отправить на учёбу на целый месяц…. Ты как, согласна поехать? Я рассчитываю, что ты возьмешь в своё ведение мастерскую по окраске. И подберёшь кадры для неё, ведь всё будет окрашиваться вручную.

— Ты хочешь сказать… что я буду заведовать мастерской? Э… я не уверена, что эта работа для меня. Разрабатывать эскизы, придумывать новые модели, да и наконец просто заниматься окраской, это по мне. Но… руководить я не умею, прости.

— Вот для этого ты поедешь учиться. И я совершенно точно уверен — то, что я предлагаю тебе, у тебя непременно получится. Более того, всё будет просто в лучшем виде, потому что ты не только талантливая. Ты еще и очень хороший, порядочный и сильный человек.

— Ты так думаешь? — усмехнулась Лиза, — Я думаю, ты ошибаешься. Я не люблю находиться среди людей… я люблю быть одна, а ты хочешь, чтобы я еще и рисовала…

— Нет, в таких вещах я никогда не ошибаюсь. И знаешь, я думаю, тебе стоит попробовать. Никогда не поздно будет уйти и просто сидеть на линии, раскрашивая заготовки. Но тогда ты точно будешь знать, что ты попробовала, и это не твоё. Кстати, ты же домой на обед? Я тебя задержал, прости, — Виталий посмотрел на часы, обеденного времени оставалось не так много, а впереди уже виднелась усадьба на холме.

— Да, я домой конечно. Федюнька ждет, да и домашние тоже. Пошли скорее! Ты же понимаешь, что я тебя без обеда не отпущу. Мы с Варварой и мамой вчера налепили пельменей, так что все будут рады гостю. Только шагай быстрее, я замёрзла!

Не принимая никаких отговорок от Виталия, Лиза ухватила его за рукав и вскоре они оказались на пороге дома, за дверью которого так ароматно пахло пельменями и свежезаваренным чаем на травах, как всегда делала только Варвара.

Глава 13

Москва Лизе очень понравилась. Она уже бывала в столице, в детстве, с мамой и отцом. Они тогда жили на Покровке, в большой квартире друга семьи Елагиных, который уехал в то время работать куда-то за границу. Лиза помнила те солнечные, пропитанные счастьем дни, когда они с отцом и мамой ходили в зоопарк, ели мороженое в небольшом уютном кафе и гуляли по ГУМу.

Нынешняя столица впечатлила Лизу и новыми красивыми зданиями, и многолюдностью. Она и несколько коллег проходили в столице двухнедельное обучение, а после этого должны были поехать в Подмосковье, где уже давно работало подобное производство, чтобы на деле посмотреть все нюансы. Всё это новое и пока еще незнакомое Лизе дело увлекло её, она с интересом впитывала всё, что рассказывали опытные наставники. А в свободное от учёбы время она с удовольствием гуляла по Москве.

Перед отъездом дочери из Бобровки Екатерина Александровна позвонила в столицу своей давней подруге и попросила принять гостью на несколько недель. Ираида Валентиновна, одноклассница и подруга Екатерины, проживала в большой квартире почти в самом центре Москвы. Год назад она овдовела, сын и дочь разъехались по разным городам, и поэтому она была очень рада приезду Елизаветы, встретив её от самого поезда.

— Лизонька, дорогая, как же я рада вашему приезду, — говорила Ираида Валентиновна своей гостье, усаживаясь вместе с нею в машину такси, — Вы не представляете, как же скучно и порой даже страшно оставаться дома одной вечерами. Хочется что-нибудь обсудить, поговорить… Подруги мои все заняты, семья-дети-внуки, а мои вот разлетелись, приезжают пару раз в год. А мы с вами обязательно составим программу, я покажу вам такие места в столице, о каких не каждый экскурсовод знает! Да-да!

Лизе очень понравилась говорливая и неунывающая женщина, а оказавшись дома у Ираиды Валентиновны, Лиза поразилась тому, что почти вся квартира была заставлена шкафами с книгами. Покойный супруг Ираиды Валентиновны был картографом, и в его кабинете любовно хранились его записи и инструменты, и хозяйка дома пространно и в подробностях рассказывала гостье о трудах мужа. Ираида Валентиновна нашла в молчаливой Лизе благодарного слушателя — чуткая к чужому горю Елизавета понимала, что сейчас Ираида Валентиновна, горделиво рассказывающая о муже, просто нуждается в собеседнике…

— Жаль, что ты так недолго побудешь, Лизонька, — грустно вздыхала Ираида Валентиновна, разливая вечерний чай в фарфоровые чашки неимоверной красоты, по такому случаю вынутые из серванта, — Я прошу тебя, дорогая, уговори маму, пусть приедет ко мне погостить! Зову её, зову — а она всё отнекивается. Говорит — некогда, нужно внуком заниматься. А еще лучше, соберитесь все вместе, с Федюшкой, и приезжайте!

— Обязательно с ней поговорю об этом, — обещала Лиза, — Я бы и сама хотела, чтобы мама немного отдохнула от забот, поехала бы куда-нибудь. Фёдор уже подрос, можно определить его в детский сад, но она ни в какую не соглашается. Они с Варварой отчитали меня за такие крамольные разговоры и заявили, что пока они обе живы, то и приглядывать за Федей будут они. Мама занимается с ним, учатся читать, пишут палочки и крючки, а вот Варвара считает, что рано еще ребёнка учёбой «истязать», так что у них там идёт тайное такое противостояние. Знаете, Ираида Валентиновна, я думаю, что вам самой было бы неплохо отправиться к нам и погостить в усадьбе. Природа у нас прекрасная, нигде такой нет, вот увидите. А мама как обрадуется!

— А я была в «Медвежьем Яру», правда, было это очень давно, ты еще не родилась. Помню, как мы поехали на Урал… Это прекрасно, ты права. А после мы с мужем отправились дальше, в Новосибирск и Томск… Он взял меня тогда в свою рабочую командировку… да, интересное было путешествие…

Вроде бы и долго тянулось для Лизы время вдали от семьи, но в то же время оно как-то быстро и закончилось. И вот уже вытирает платочком слёзы на перроне провожающая Лизу Ираида Валентиновна:

— Лизонька, дорогая моя! Как жаль, что уже пора расставаться! Прошу, не забудь, что ты обещала мне поговорит с мамой! Я буду вас ждать!

— Спасибо вам за всё, Ираида Валентиновна, — обнимала Лиза хрупкие вздрагивающие плечи женщины, — Но и вы сами не забудьте, что обещали приехать к нам в августе! Мы будем очень рады!

— Спасибо, — тепло улыбнулась Ираида, — Ты знаешь… всё у тебя будет хорошо, поверь мне, я знаю. Душа у тебя добрая и золотое сердечко!

Лиза устроила в вагоне свой багаж, который оказался вдруг намного больше, чем тот, с которым она приехала сюда, а всё потому, что Ираида Валентиновна непременно хотела порадовать гостинцами всю семью своей подруги. Поезд тронулся, и вскоре тонкая фигурка грустно опустившей плечи Ираиды Валентиновны, махавшей рукою Лизе, скрылась из виду.

— Это твоя тётя, да? — спросила Лизу прижавшая нос к оконному стеклу Галинка Забродина, которая тоже ездила учиться вместе с Лизой, — Хорошая, грустно ей тебя отпускать…

— Это подруга моей мамы. Да, очень хорошая, ты права, — ответила Лиза, — Она меня приглашала на выставки, и в библиотеку мы с ней ходили, в закрытый зал, туда только по записи можно попасть. Вообще, организовала столько всего интересного для меня…

— Лиз, я вот смотрю всегда на вашу семью… как-то всё у вас… дружно, тихо и мирно. В Бобровке по-разному живут, конечно, но вы… будто другие. Почему так? — Галинка была чуть помладше самой Лизы, и росла в многодетной семье, где отец хоть и был работящим, но, к сожалению, любил выпивку чуть ли не больше, чем свою семью… наверное, потому и была немного в диковинку Гале тихая жизнь обитателей старой усадьбы на холме.

— Почему? Не знаю, живём, как все вроде бы, — пожала плечами Лиза, — Ничем не отличаемся от остальных. Ну, расскажи лучше, как тебе учёба? Что вообще думаешь про то, что планируется у нас на комбинате?

Разговор закрутился вокруг того, что они узнали и увидели за это время, и обе попутчицы не сразу заметили, как за окном стемнело, мимо окна в мглистых сумерках лишь изредка одиноким светлячком пролетали фонари на полустанках.

На станции Лизу встречал радостный Архип Фомич, замахавший ей обеими руками, как только увидел её в окне подходящего поезда.

— А Федюнька меня еле отпустил, всё порывался поехать со мной! Ох, что же у тебя там в сумках, тяжёлые какие, — Архип Фомич грузил сумки на лёгкую старенькую бричку, — Ну, Воронко, держись брат! Наша Елизавета половину Москвы с собой привезла, не иначе!

Если в столице весна уже во всю гуляла по улицам, заплетая в свои рыжие косы тёплые лучики солнца, то здесь, возле Уральской гряды, зима еще только думала уступать ли своё место. Снег уже чуть осел, и солнце то и дело пригревало совсем по-весеннему, но в этот день пронизывающий ветер напоминал, что пока еще здесь хозяйничает зима.

— Вот, укройся, а то простынешь, — Архип Фомич подал Лизе попону, а сам поплотнее завернулся в полушубок, — Ничего, сейчас быстро доедем. Дорога хорошая, чуть подморозило очень кстати.

— Постойте! Дед Архип, это ты? Постойте! — раздался позади них женский пронзительный возглас, — Меня подбрось до Бобровки, по-соседски!

Лиза и Архип Фомич обернулись на крик и увидели, что с пригородного поезда, только что прибывшего на станцию, к ним спешит закутанная в платок по самые брови Зинаида. Архип Фомич вопросительно и растерянно взглянул на Лизу, по всей видимости не особенно обрадовавшись такой неожиданной попутчице.

— А, и ты здесь, Елизавета? Я тебя не признала, богатой будешь, — Зинаида говорила с Лизой так, будто никогда между ними ничего не было и вообще, их знакомство было шапочным, — До автобуса ещё три часа ждать, долго очень. А я в больницу ездила, в район. Так что, возьмёте в попутчики?

— Садись, чего уж, — немного ворчливо ответил Архип Фомич, а Лиза просто кивнула в ответ, не зная, как себя и вести с такой непредсказуемой попутчицей.

— Вот спасибо, помогли больному человеку, — охая и кряхтя, Зина устроилась рядом с Лизой.

Лиза смотрела на поросшие лесом холмы, уже чуть синеющие от набухающего весенней влагой снега. Она думала, что раньше она очень любила рисовать как раз вот этот момент… когда природа только-только просыпается от сна.

— Ну что, отучилась ты значит? — от созерцания Лизу отвлек вопрос Зины, заданный самым что ни на есть обыденным тоном, каким обыкновенно беседуют малознакомые и случайно встретившиеся люди, — Наверное, теперь в начальство выбьешься. Это хорошо, всё же и зарплата будет больше. Чай, нелегко одной-то сына поднимать.

— Не знаю насчёт начальства, я не особенно туда стремлюсь, — ответила с некоторой прохладцей Лиза, — Да и на жизнь нам хватает. На сына государство пенсию платит.

— Да… мне вот тоже пенсию назначили… Что, злишься на меня, да? За то самое… А ты не злись, забудь. Не в себе я была. Жизнь меня не жалела, вот и я никого не жалела.

— А сейчас, жалеешь? — тихо спросила Лиза.

— Да… ты права, и сейчас не жалею. Потому что знаю — нет справедливости в этой жизни. Одним всё дается, сразу, от рождения — дом, семья, поддержка со всех сторон. А кто-то бьётся, и всё без толку. Потому и не жалею, что меня никто не жалеет.

Ничего не стала отвечать Лиза, просто ей нечего было ответить. Она понимала, что несмотря на то, что пришлось Лизе пережить, Зинаида считает её счастливой, незаслуженно и просто так, а себя считает обиженной судьбою. И переубедить её, как думала Лиза, было невозможно.

— Что, думаешь теперь вот директор наш тебе опорой будет? — холодно и безразлично говорила Зина, — Да не нужны мы им, местные деревенские. А ты и распустила перья перед ним. Ты не сердись, человек я прямой, как есть говорю. Мы им для развлечения, а любят они городских. Ты хоть знаешь, что к Шухрину твоему жена приехала? Поди не сказали тебе? Ну вот, опять Зинка злая-нехорошая, сплетни распускает… А это правда — жена его приехала, неделю у него жила, а сейчас они вместе куда-то уехали, отпуск он взял на неделю. Я тебе не со зла это говорю, я уже давно выгорела внутри — ни зла, ни добра — ничего не осталось. Так что, вот такие в Бобровке новости.

Глава 14

Лиза и глазом не моргнула тогда, услышав слова Зинаиды, а та всё пыталась разглядеть на лице Лизы хоть какие-то эмоции в ответ на свои слова.

— Ну вот, отсюда дойдёшь, до дома твоего недалече, — Архип Фомич остановил Воронко на повороте.

— Спасибо, что подвезли, — ответила Зина, чуть поклонившись вознице и торопливо зашагала по тропинке прочь.

— Скоро и мы приедем. Как ты, Лизок, не озябла? К вечеру похолодало, я вот и то чую, хоть и в валенках. Вон, уже усадьбу видать.

— Нет, я не замёрзла, — ответила Лиза, и вздохнула, завидев на холме свет родных окошек.

Ей не хотелось думать о том, что сказала Зина про Шухрина, даже если это и было правдой. В конце концов, их ничего не связывало, кроме приятельских отношений, он имеет полное право жить своей жизнью, какой сам хочет. А дома её ждал Федюнька! И мама с тётушкой! Сердце Лизы согрелось и налилось какой-то радостной тоской, так пронзительно захотелось обнять малыша, зацеловать его, вдохнув родной запах. Всё же права была Зинаида, когда сказала — у некоторых есть всё. Да, у неё, у Лизы, есть всё для того, чтобы чувствовать себя счастливой!

— Мама! Мамочка приехала! — звонкий радостный крик отразился, казалось, от всех стен старой усадьбы, и Федюнька выскочил в сени.

— Ты что, куда раздетый выбежал, простынешь! — вторил ему строгий Варварин голос, — Дай хоть маме раздеться, она ведь в дороге замёрзла!

Не снимая пальто, Лиза подхватила смеющегося сынишку, прижала к себе и целовала тёплые щёчки. Екатерина Александровна и Варвара наперебой задавали вопросы, спрашивая, как доехала, и такое прочее, но Лиза ничего не слышала, кроме радостного смеха своего сына.

Багаж был разобран, гостинцы, купленные самой Лизой и присланные Ираидой Валентиновной, вручены присутствующим, а уставшая с дороги и разомлевшая после бани Лиза сидела за столом и пила Варварин живительный чай на травах.

— Наташа с Шурочкой на днях приходили, справиться, когда ты вернёшься, — рассказывала Екатерина Александровна, — Наташа всё переживает, что у неё скоро день рождения, а её лучшая подруга в отъезде.

— Я помню, что у нашей Наталки день рождения, даже ей подарок купила в Москве. Ох, у меня глаза закрываются, давайте уже укладываться, — взмолилась Лиза, — Завтра вам всё расскажу.

— В самом деле, что же мы с расспросами своими, — спохватилась Варвара, — Девочка с дороги ног под собою не чует, а мы её про Москву пытаем! Иди, Лизанька, отдыхай, я тебе застелила уже.

На самом деле Лиза очень устала, но оказавшись в своей спальне, никак не могла заснуть. Затихла старая усадьба, ночь плотным покрывалом укрыла и дом, и сад, а сон всё никак не шёл к ней. Лиза лежала под тёплым одеялом, заботливо взбитым Варварой, и смотрела на полочку, где даже в темноте указывался еле заметный серебристый блеск оклада образа, который остался ей от Миши… Может быть, это всё и к лучшему, что Виталий помирился с женой… если, конечно, Зина говорила правду. Лиза думала, что сама она не в состоянии полюбить кого-то, потому что она до сих пор любит погибшего мужа… А Виталию, который сам пережил такое горе, ему нужны любовь и тепло, только они способны излечить его, подарить ему счастье. А Лиза… разве может ему это дать? Ответа на вопрос она не знала, но всё же где-то внутри что-то бередило её душу…

В гулкой тишине большого дома Лиза услышала тихие осторожные шажки и подняла голову, прислушиваясь. Дверь в её комнату тихо скрипнув отворилась, в проёме показалась маленькая фигурка, закутанная в одеяло.

— Мамочка, ты спишь? — голос Федюньки звучал испуганно, и Лиза бросилась ему навстречу.

— Ты что же не спишь? Да еще и босиком, по холодному полу! Простудишься! — Лиза подняла сына на руки.

— Можно, я немножко полежу с тобой? — Федюнька прижался к матери, склонив свою головку, — Я так соскучился… я уже уснул, а потом подумал — вдруг мне приснилось, что ты приехала, и пошёл проверить.

— Иди сюда, горюшко луковое, — усмехнулась Лиза, — Не приснилось тебе, я в самом деле приехала!

Она уложила сынишку в свою кровать, сама улеглась рядышком, закутавшись в одеяло. Федюнька счастливо вздохнул, обнимая её и блестя глазёнками.

— Мам, а Москва большая? А ты Кремль видела? Бабушка показывала мне картинки, и ещё у неё есть фотографии, где она с дедушкой в Москве. И с ними еще ты, только маленькая.

— Мы с тобой обязательно вместе поедем и посмотрим Москву, хорошо? Вот у меня будет отпуск в сентябре, мы с тобой и поедем. Я тебя в зоопарк свожу, и в цирк… И обязательно покажу Кремль. А теперь спи, хорошо?

— Хорошо, я сплю, — Федюнька с готовностью закрыл глаза, — А в цирке клоуны будут?

— Спи. Всё там будет, — поглаживая сына по спинке, Лиза чувствовала, как душа её светлеет и успокаивается, как голова освобождается от дум, глаза закрываются, и благодатный милосердный сон заполняет её усталое тело.

Утро выдалось светлым и солнечным, и Лиза порадовалась, что сегодня суббота и еще целых два дня впереди. Варвара на радостях затеяла пироги, Лиза помогла ей приготовить начинку, ласково гоняя вертевшегося под ногами Федюньку, который не отходил от матери ни на шаг и задавал неимоверное количество вопросов.

— А давай-ка мы с тобой навестим Шурочку? — закончив с начинкой, позвала Лиза сына, — Ведь я для них тоже привезла подарочки из Москвы, вот и передадим. Заодно и прогуляемся, погода сегодня солнечная, хорошая.

— А санки возьмём? — подпрыгнул от радости Федюнька, и Лиза, рассмеявшись кивнула в ответ.

Некоторое время спустя Лиза и Наташа стояли возле склона в небольшой овраг, по которому давно уже была наезжена поверхность множеством санок. Федюнька и Шурочка взявшись за верёвку, вместе тащили санки вверх по склону, только что с него скатившись, и вели оживлённую беседу о чём-то своём.

— Ты знаешь, когда я вчера с поезда сошла, то если не считать деда Архипа, первой, кого я встретила, была Зинаида. Из больницы возвращалась, мы её подвезли до Бобровки.

— Да уж, встреча не из приятных. Знаешь, после того, что она тебе говорила раньше, и как себя вела, ты имела полное право высадить её посреди поля, как только она речи свои нехорошие завела. Пусть бы топала пешком по морозу, может быть, поумнела бы хоть немного, — нахмурившись, сказала Наташа.

— Какая ты добрая женщина, — засмеялась Лиза в ответ на слова подруги, — Думаешь, от такого моего поступка Зина бы добрее стала? Нет, так не бывает… только еще сильнее на весь свет обозлилась бы. Кстати, она мне сообщила, что к Шухрину бывшая жена приехала.

— А эта ворона свой длинный нос везде засунет, — покачала головой Наташа, — Даже туда, куда не просят, и её вообще не касается. Болтают конечно по Бобровке про это, но я особенно не слушаю. Знаю только, что приехала она одним днём, утром приехала, а вечером уже он её на автобус в район провожал, а после уже сам уехал. Симпатичная, высокая, стрижечка короткая. Только уж очень грустная. Конечно, я понимаю, почему — страшнее нет горя, чем ребёнка своего потерять…

Шухрин вернулся примерно через неделю. Осунувшийся и похудевший, показался он в дверях Лизиного кабинета. Лена, которая прекрасно понимала, что сейчас самое время ей пойти и отнести бумаги в бухгалтерию, вежливо поздоровалась и тихо исчезла за дверью.

— Ну, как ты отучилась? — спросил Виталий, — Не разочаровалась в задумке, когда увидела всё на практике?

— Нет, не разочаровалась, даже наоборот. И отучилась с удовольствием. Как и все, кого ты направлял, всем понравилось, идеи новые появились, мы это в дороге обсуждали. Но это всё… после. Скажи мне, что-то случилось? Ты сам не свой…

— Да знаешь… устал я, наверное, вот и всё, — Виталий потёр пальцами переносицу, — Марина приезжала… ну, тебе, вероятно, уже про это доложили, здесь же так заведено.

— Ну, мало ли что говорят, — пожала плечами Лиза, — Не всему же нужно верить, я это уже давно поняла. Так что случилось? Может быть, помощь какая-то нужна?

— К сожалению, нечем помочь в такой ситуации. Марина разводится с мужем. Поймала его на измене, от этого потеряла ребёнка, с трудом восстановилась, и то, я думаю, еще не оправилась окончательно после такого. А ко мне приезжала… годовая была по нашей Анечке, звала вместе поехать, я не мог её одну… Понимаешь?

— Понимаю, конечно.

— Я думал… если честно, боялся к тебе сегодня приходить, вдруг ты подумала… нехорошо обо всём этом.

— Тебе давно пора понять, что я не такая, как многие здесь, в Бобровке. Может и правильно меня считают странной. А я тебе из Москвы кофе привезла, ты же любишь. Приходи к нам на ужин вечером, мама спрашивала про тебя, и Федя, и Варвара с дедом Архипом. Все тебя ждут, и я тоже! — Лиза встала и протянула Виталию жестяную высокую банку с напитком.

Лиза увидела, как вспыхнула, загорелась в потухших глазах Виталия жизнь, заиграли смешливые искорки, будто согрелась изболевшаяся душа. Он встал, осторожно взяв Лизу за руку, и притянул её к себе. Удивительно, но женщина, которую в родном посёлке давно прозвали неприятным прозвищем, в объятиях высокого крепкого мужчины оказалась такой хрупкой… Лиза закрыла глаза и прижалась щекой к груди Виталия, сквозь колючий шерстяной свитер гулко и мощно билось его сердце. Как же давно она не слышала этого, Лиза вдруг тихо заплакала и спрятала лицо в свои ладони. Вместе со слезами текла теперь по её щекам годами накопленная боль.

Глава 15

— Лиза, это неразумно, ну послушай ты меня, — говорила расстроенная Екатерина Александровна дочери за вечерним чаем, когда Федюньку уложили в кровать, — Зачем вам переезжать в этот дом, лучше пусть Виталий к нам переедет! А твоя идея с детским садом для Феди так вообще приводит меня в ужас! Мы с ним занимаемся каждый день по расписанию, он уже читает по слогам, ты сама слышала! И мы начали учить французский, он для тебя выучил песенку, но пока это секрет, будет тебе сюрприз. Какой может быть детский сад? Там мне всю программу поломают!

— Мамочка, ну что ты так волнуешься, — Лиза понимала, что Екатерине Александровне трудно будет расстаться с внуком, — Но ведь Феде нужно и общение с другими детьми, он скоро пойдёт в школу, в садике он найдёт себе друзей, вместе с ними и пойдёт в первый класс. А заниматься с ним ты сможешь в выходные, мы будем к вам приходить. И что плохого в доме, где живёт Виталий, почему ты думаешь, что нам там будет плохо.

— Это казённый дом, что там может быть хорошего, — покачала головой Екатерина Александровна, — Здесь Федя растёт с нами, среди книг и окружённый любовью. Архип Фомич его многому учит, и мы с Варей. Что ему может дать сад такого, чего не можем мы? Мне кажется, ты ошибаешься, доченька. А общению с детьми он уже научился, посмотри, как он дружит с Шурочкой! А еще Надежде Даниловне, что живут в первом доме по улице, привезли внуков из города на целое лето, так вот Федя прекрасно подружился с ними, и Ваня с Митей уже приходили сегодня к нам играть. Послушай, Лизанька, обсудите с Виталием всё еще раз, подумайте. Мы — ваша семья, мы хотим вам счастья, ты это знаешь. Примем любое ваше решение, и, разумеется, поддержим вас, но всё же… я хочу уберечь вас от ошибочного поступка.

— Хорошо, мама. Мы всё еще раз обсудим, непременно. А я не знала, что ты дружна с Надеждой Даниловной.

— Ну, мы не так давно подружились. Их дом стоит первый по улице, как идти от нашего холма, и раньше там жила её свекровь, а вот теперь они в него переехали. Очень хорошая и добрая женщина. Я вас потом познакомлю.

Весна снова украсила Бобровку, холмы зеленели порослью свежей травы, кусты вдоль каменистых берегов Койвы закудрявились листвой, а под ними рассыпались жёлтые мелкие цветочки, которые Варвара называла «сурепкой». Старые яблони в саду, окружающем усадьбу, в этот год зацвели на удивление дружно, и по утрам Лизу будил их аромат, заносимый в окно лёгким ветерком. Они с Виталием решили, что им стоит попробовать и начать жить одной семьёй, потому что непредсказуемая жизнь слишком полосата, чтобы упускать светлую её часть. Но и то, что говорила Лизе Екатерина Александровна имело смысл, и сама Лиза тоже сомневалась в правильности принятого ими решения — переехать к Виталию… Поэтому она решила еще раз обсудить с ним это после ужина, когда они оба вернутся с работы.

Мастерская по окраске сувениров уже месяц как работала, как и новая линия по изготовлению матрёшек. Лиза заведовала мастерской, хоть и боялась сначала до дрожи в коленях, но с первых же шагов поняла, что обучение не прошло для неё даром — она всё быстро наладила, как учили. И если и случались какие-то казусы, то она быстро с ними справлялась, тем более что пока новый цех работал в тестовом режиме, им всем помогали специалисты из области и опытный Леонид Геннадьевич. Который, кстати, не мог нахвалиться замечательной Елизаветой Владимировной, и даже отправлял её эскизы в столицу, чтобы и там применили эти идеи. Работа кипела, и вечером, когда Лиза и Виталий вместе возвращались с работы, им было что обсудить.

Ужин теперь накрывали в веранде, с которой сняли зимние ставни, и теперь можно было наслаждаться видом в сад, а за ним — зелёным ковром луга, до самого берега реки. Усталый Архип Фомич объявил, позёвывая, что он оправляется «на боковую», и пожелав всем спокойного сна, ушёл в дом. Варвара и Екатерина Александровна, словно угадав, что Лизе и Виталию нужно обсудить свои дела, тоже отправились к себе.

— Лизок, ну что, когда назначим переселение? — весело спросил Виталий, — Что родные говорят? Я вижу, что все как будто расстроены.

— Ну, конечно, мама очень переживает за Федю… они занимаются каждый день, учатся. Варвара вообще пришла в ужас от того, что «мальчику придётся питаться в садике чем попало», — усмехнулась Лиза, — Она привыкла, что Федино питание — это её забота… Если честно, я думаю, что мы им нужны не меньше, чем они нам. Сама понимаю, что вот Федя здесь под присмотром… Да и Наташа говорит, что Шурочка в садике постоянно болеет. Мама просила меня поговорить с тобой, может быть лучше тебе переехать к нам? Говорит — дом у тебя казённый, а здесь всем вместе будет хорошо.

— Я как раз хотел тебя обрадовать! — глаза Виталия радостно горели, — «Казённый дом» у нас будет недолго! Я выхлопотал нам участок под застройку, сегодня ходил на комиссию по распределению в управление. Как раз приезжал землеустроитель из района, с планами всякими нас знакомил. Вот и нам достался участок в восемь соток, будет строиться!

— Участок? — Лиза даже вздрогнула, ей показалось, что всё вокруг вдруг как-то завертелось, и она попала в тот день, который уже когда-то был…

— Да, там уже планировали когда-то новую улицу, но пришлось отложить, потому что строили новую ЛЭП, а теперь вот уже столбы поставили, будет улица, будет! Завтра покажу, где это. Думаю, что и все домашние за нас порадуются.

Лиза от волнения не могла вымолвить ни слова, чтобы не омрачать радость Виталия, который так и светился от счастья. Да и как же не понять радость человека, выросшего в детском доме, и теперь обретшего надежду на то, что скоро будет у него дом, свой собственный, построенный им самим…

— Ладно, давай завтра обсудим. Хорошо, что завтра суббота, я так устала за эту неделю, — пожаловалась Лиза и начала прибирать чашки со стола.

Виталий, списав такую реакцию Лизы на усталость, взялся ей помогать, и вскоре в доме на холме погасли все огни.

За завтраком, когда Виталий рассказал приятную новость всем домашним, Лиза сидела немного бледная, но ничего не говорила.

— Это хорошо, конечно, что землю выделяют, — говорил Архип Фомич, — Строится Бобровка, люди вот новые к нам приезжают. Мне давеча Николай Зацепин сказал, что на кожевенном тоже что-то планируется, оборудование новое везут. Живет страна. А где участок-то дали?

— Сейчас нарисую, — радостно отозвался Виталий и взял листок с карандашом, — Вот здесь магазин, потом Первомайская идёт, а вот туда дорога, там еще старые склады стоят, их разберут скоро. Так вот будет улица Новая, и вот примерно здесь — наш участок.

За столом повисла мёртвая тишина. Екатерина Александровна побледнела, как полотно, а Варвара прижала ладонь ко рту и тихо охнула. Да и немудрено, потому что это было то самое место, где сельсовет собирался когда-то выделить участок Михаилу… только вот не дожил он до того момента, когда решение об обустройстве улицы было решено отложить…

— Скверная примета, — прошептала Варвара и перекрестилась, не глядя на удивлённого Виталия, который искренне не понимал, что же такое сейчас происходит.

— Что случилось? Что, в Бобровке говорят, что там какое-нибудь «проклятое место», или что? — он немного криво улыбнулся и вопросительно смотрел на присутствующих.

— Виталий Васильевич, дорогой вы наш, — справившись с собой сказала Екатерина Александровна, — Оставайтесь у нас в усадьбе. Ни к чему это всё… кому и что доказывать… Да и нас, как вы нас здесь оставите одних? Ведь вы понимаете, что Лиза, Федюшка, а вот теперь и вы сам — это всё, что у нас есть дорогого… Не отнимайте у нас жизнь, потому что в вас она и есть, вы продолжаете семью, наполняете нашу жизнь. Нам с Варечкой и Архипом на троих уж под двести лет, что нам осталось? На кого усадьба останется? Не дал Бог мне больше детей — Лизанька одна, вот теперь и Федюшка наше солнышко… Лиза, что ты сама скажешь?

Лиза и сама никак не могла справиться с накатившим на неё страхом и каким-то липким, нехорошим предчувствием. Она села рядом с матерью, обняла её и не могла поднять глаз на Виталия. Как же странно… всё повторяется в её судьбе, словно жизнь бежит по кругу, сворачивая на одной ей ведомых перекрестках так, что Лиза снова и снова возвращается к этому непростому выбору. Что ей сказать? Как ответить и на слова матери, и на вопросительный взгляд мужчины, который теперь смотрит на неё, ожидая ответа…

Она не знала, глядя на Виталия, любовь ли это… Не было в этом чувстве того трепета, того заливающего весь мир света, который она видела, когда выходила замуж за Мишу… Но этот человек был дорог ей, по-другому, ей было не просто жаль его, она хотела напоить его своей добротой и заботой, чтобы снова он начал дышать и жить, не пребывая душою в тени прошлого, как и она сама.

— Если Лиза не возражает, я могу и отказать от участка, — немного растерянный Виталий смотрел на Лизу, — В конце концов, вы — семья, это я пришёл в вашу семью, и если примете, буду счастлив. В самом деле глупо строить другой дом, когда есть усадьба…

— Ну вот и ладно, вот и хорошо, — торопливо заговорила Варвара, только чтобы не висела больше в воздухе эта тяжёлая, напитанная беспокойством молчаливая пауза.

Не было в этот раз той радости, что видела Лиза в тот день, когда подобный разговор случился с Мишей. Екатерина Александровна пошла к себе, украдкой накапать успокоительного, Варвара отправилась в кухню и молча стояла перед небольшим киотом, уставив полные боли глаза на старинные образа над тускло горящей лампадкой. Архип Фомич, хлопнув Виталия по плечу, взял с печурки старый свой кисет и отправился на заднее крыльцо, выходящее в сад. Курил он теперь редко, Варвара запрещала ему из-за недавно перенесённого бронхита, но теперь как уж удержаться было…

— Я что-то не так сделал? — тихо спросил Виталий, когда они с Лизой остались одни, — Я не думал… что так воспримут твой предполагаемый отъезд… хотя, должен был об этом подумать. Тяжело им тебя и Федю от себя отпускать, и это понятно. Сам я мало семьёй-то жил, а настоящей — так и никогда. Прости… мне нужно было сначала с тобой посоветоваться насчёт участка, а потом уже идти его просить. А я-то, дурень. Хотел приятный сюрприз сделать.

— Да нет, всё ты правильно сделал, — покачала головой Лиза, — И сюрприз бы удался, если бы не давило так на нас всех прошлое. Не в участке здесь дело, в другом. Не смогу я их одних оставить, судьба моя такая, вся жизнь здесь… А ты, делай так, как сам того хочешь. Твоя это жизнь, никто не вправе распоряжаться.

— Лиза, выходи за меня, — сказал вдруг Виталий, — Давай распишемся, а уж после и с переездом всё решим, согласна?

Лиза смотрела в искренние и немного смущённые глаза Виталия. Что ответить, она и так знала. Хоть и сомневалась она в правильности такого решения, боясь разочаровать этот взгляд, но только и смогла сейчас, что согласно кивнуть в ответ.

Глава 16

Расписаться без всяких торжеств Лиза и Виталий решили в сентябре после того, как сам Виталий съездит в область, в отчётную командировку о проделанной на комбинате работе. А сама Лиза планировала на это время отправиться на пару недель в Москву, у неё был отпуск по графику, и она собиралась исполнить своё обещание и показать Федюньке Москву.

Разговор про новый дом, участок под него и переезд Виталия в «Медвежий Яр» пока был отложен до лучших времён, что, наверное, и было правильным решением, давая всем прийти в себя и всё обдумать.

— Я думаю, ты правильно поступаешь, — говорила Наташа подруге, когда Лиза поделилась с нею своими переживаниями и сомнениями, — Всё само сложится, вот увидишь. Виталий человек умный, хороший, уж ему ли не понять, насколько дорога может быть семья! Я считаю, мама твоя права — усадьбе нужен хозяин, да и вам там лучше будет. Причём всем, и Виталию тоже. А о прошлом ты забудь, мало ли, что было, я в эти все «дурные приметы», как Варвара говорит, не верю.

— А я уже не знаю, верю или нет, — вздохнула Лиза, — Странно всё складывается в моей жизни, тут уж и не захочешь, а поверишь.

— Да ну, в наше время какие тут приметы, — отмахнулась весёлая Наталка, — Вот я чуть не позабыла тебе сказать, в магазин к нам привезли ткань, очень красивую. Приходи, я попрошу Настю Устинову, чтобы тебе оставила на платье, всё у тебя скоро свадьба. Нужна обновка! И не качай головой, в новую жизнь — в новом платье! И никак иначе!

Лиза невольно рассмеялась, всё же как они с Наташей дополняют друг друга, Наталкина лёгкость и жизнелюбие живительной волной вливались в Лизину душу. После разговоров с подругой куда-то сами собой уходили сомнения, жизнь казалось лёгкой и невесомой.

С таким чувством Лиза уезжала в Москву, к гостеприимной Ираиде Валентиновне. Федюнька, который путешествовал так далеко впервые в жизни, серьёзно попрощался на перроне с провожающим их дедом Архипом, пообещал ему вести себя хорошо, слушаться маму и непременно привезти деду из Москвы подарок.

— Лизок, ты смотри там осторожнее, в столице этой, — пыхтел Архип Фомич, — Захар Коростелёв мне рассказывал, кум его недавно был в Москве, так чуть было без кошелька не остался. Цыгане- не цыгане, а народ какой-то ушлый там образовался, говорят, что на вокзалах больше и промышляют. Куда только милиция и смотрит. Потому и говорю тебе, смотри в оба. Да и ты, Фёдор, от мамы ни на шаг! И за ней присматривай, ты же мужик. Ну ладно, езжайте с Богом. Виталий через неделю из области вернётся, он уж вас сам встречать-то будет на обратном пути.

Федюнька в пол уха слушал наставления деда, а сам во все глаза смотрел на пыхтящий локомотив, тянущий мимо них свои вагоны.

— Ну что, нравится тебе? — с усмешкой спросила Лиза сынишку, когда они устроились в купе.

— Да, очень! — восторженно блестел глазёнками Федюнька и прижимался носом к стеклу, пытаясь разглядеть оставшегося уже далеко позади на перроне станции деда Архипа.

Москва встретила их золотым листопадом, радостная Ираида Валентиновна вновь стояла на перроне, только теперь на ней был кремовый плащ, и сама она приветливо улыбалась и махала рукою, издали завидев Лизу.

— Лизанька, дорогая! Как же ты хорошеешь и хорошеешь! А этот молодой человек, вероятно, Фёдор? Очень приятно познакомиться, я тётя Ира.

Федюнькины щёки залились смущённым румянцем, он вежливо поздоровался и осмотрелся по сторонам:

— Мама, а где «ушылый народ»? — спросил он Лизу.

— Кто? — не поняла та вопроса.

— Ну, дед Архип сказал, что здесь на вокзале ходит «ушылый народ». Где они, покажи мне.

Лиза и Ираида Валентиновна, переглянувшись рассмеялись, пообещав непременно показать такой народ, если он сегодня им встретиться, и отправились домой.

Не знающая усталости и уныния Ираида Валентиновна вновь устроила своим гостям просто волшебный отдых, который ежевечерне заставлял их просто валиться с ног, но полными ярких, незабываемых впечатлений.

— Лизонька, а ты видела, как Федя нарисовал слона? — Ираида Валентиновна и Лиза пили вечерний чай, уложив уставшего за день мальчика спать, — У него талант, обрати внимание. Это нужно развивать. И кстати, когда ты мне уже расскажешь про своего жениха? Катюша мне писала о нём, но очень коротко. Кто он по профессии, и вообще, какой человек. Ты же знаешь, я любопытна, интересно узнать, кому же удалось воодушевить тебя.

Лиза, черпая из розетки крыжовниковое варенье, начала рассказывать о Виталии, и по ходу рассказа, сама задумывалась, что некоторым вещам она и сама не придавала значения, а вот теперь вспомнила — и подумала, что характером Виталий очень похож на Мишу.

— Этот замечательно, что тебе встретился такой человек, понимающий и надёжный, — ободрительно кивала Ираида Валентиновна, — А что же, со временем не намерены ли вы всё же перебраться поближе к столице? Вот ты же говоришь, что раньше Виталий работал в Подмосковье, может быть, он захочет воспользоваться старыми связями и перевезти вас? Я Катюше писала, чтобы и она подумала про это, всё же ближе к столице, больше возможностей для детей. Но она не хочет оставлять дом мужа… Хотя я думаю, что очень напрасно. Нужно думать о будущем!

— Мы пока не думали об этом, — уклончиво сказала Лиза, хотя точно знала, её мать ни на какой переезд не согласиться никогда, а сама она не сможет оставить родных и усадьбу.

Отпуск пролетел быстро, но соскучившийся по дому Федюнька ничуть не грустил по этому поводу и радостно пританцовывал на перроне, пока Лиза и Ираида Валентиновна прощались. Одно только немного омрачало радость мальчика -он так и не увидел «ушылый народ», обитавший, по всей видимости, только в столице, чтобы дома во всех подробностях рассказать об этой встрече деду Архипу, бабушке и Варваре.

Лизе отпуск тоже пошёл на пользу. Перед отъездом она чувствовала себя немного выдохшейся от постоянных совещаний, где требовались всё новые и новые идеи для вверенной ей мастерской, часть из них комиссия признавала неудавшимися или неподходящими, и иногда Лиза не совсем понимала, что же на самом деле от неё хотят. Ей хотелось делать штучные вещи, ни на что не похожие, такие, каких раньше никто не делал. Но от неё требовали, наоборот, того, что будет идти «в массы».

Кроме того, Лиза обнаружила, что все переживания на так называемом личном фронте напрямую влияют на её работу. И если что-то выводило её из равновесия, то даже самые простые эскизы у неё не получались. Иногда ей начинало казаться, что всё это — плохая идея, и совсем не подходящая для неё работа, но боялась в этом кому-либо признаться. Особенно она боялась подвести Виталия, ведь он так старается, и так много сделал для неё.

Пригородный поезд прибывал на станцию ранним утром. Здесь погода была уже вполне осенняя, плотные серые тучи висели так низко, что казалось будто вот-вот коснуться верхушек деревьев, на которых уже почти не осталось листвы.

Когда Лиза увидела, что на перроне вместо Виталия её встречают Екатерина Александровна и Архип Фомич, знакомое и только недавно изгнанное из души чувство беспокойства и страха снова вернулось без всякого приглашения. Она уже знала, что что-то случилось.

Взяв за руку Федюньку, она приняла от проводника свои сумки, поставила их на чуть потрескавшиеся от времени плиты перрона и пошла навстречу родным.

— Лизонька, Федюшка! Наконец-то, мы так соскучились! — Екатерина Александровна хоть и старалась не показать виду, но как только Архип Фомич чуть отстал, расспрашивая Федюньку про столицу, тихо сказала дочери, — Лизанька, ты крепись… Я при Федюшке специально не стала говорить. Виталия нашего позавчера задержали! На комбинат явились, и после он в машину сел и все в район уехали. Семён Агапов к нам приходил, всё это рассказал. Говорят, что в область увезли…

— За что? — только и смогла вымолвить Лиза помертвевшими губами.

— Семён сказал, что не знает наверняка, но они с главным инженером пытались разузнать. Говорят, что на Виталия кто-то написал анонимное письмо. Якобы мастерскую эту и вообще всё это новое производство он затеял из личных интересов… для своей любовницы! — Екатерина Александровна с трудом выговаривала слова, и еще держалась, чтобы не разрыдаться, — А вчера к нам приходил молодой человек, назвался Сергеем, удостоверение показывал и спрашивал, когда ты вернёшься. Просил передать, чтобы по приезде ты пришла в сельсовет. Я узнавала, мне сказали, что приехали четыре человека, будут разбираться… Ох, Лизанька, что же теперь будет…

А что будет, думала Лиза, глядя на проплывающие мимо осенние унылые пейзажи и прижимая к себе Федюньку. Для них с Виталием скорее всего уже ничего не будет. Вот и снова она принесла полюбившему её мужчине только несчастье… Видимо, не пролетело мимо неё тогда загаданное Зинаидой проклятье, чёрным пеплом посыпая всех, кто пытался быть рядом с Лизой…

На следующий день после приезда Лиза собрала в папку все свои рисунки для производства, готовые и отточенные до мелочей, и только еще карандашные наброски. Забрав в тугой узел свою густую косу, она надела пальто и отправилась в сельсовет, куда приглашали.

Справившись на входе, где расположилась приезжая комиссия, или как там они себя именовали, Лиза поднялась на второй этаж и постучала в дверь большого кабинета.

— Здравствуйте, — она осмотрелась и направилась к человеку, который сидел за письменным столом и разбирал какие-то бумаги, кроме него, в кабинете никого больше не было, — Я Елизавета Елагина. Меня просили подойти для дачи разъяснений.

— Здравствуйте, рад знакомству, — добродушно ответил мужчина, — Дюрягин Пётр Гаврилович, мне поручено разъяснить этот… инцидент. Присаживайтесь и успокойтесь, мы просто побеседуем.

Глава 17

Отвечая на многочисленные и задаваемые самым участливым тоном вопросы — в каких отношениях она состоит с товарищем Шухриным, как давно и при каких обстоятельствах они познакомились, Лиза начала понимать, что беседующий с нею человек уже сделал для себя определённые выводы. Отсюда и чуть насмешливое выражение его глаз, которое он тщательно скрывал от собеседницы, и чуть поднимающиеся вверх уголки тонких губ, когда он слушал ответы Лизы на свои вопросы.

Лиза замолчала. Какой смысл обстоятельно и подробно вспоминать те дни, года и где она впервые увидела

Виталия, что ему сказала и что он сказал ей. И кому в голову пришла идея о новом производстве, от кого она про это услышала, и почему так быстро согласилась кардинально сменить профессию.

— Что же вы замолчали? Устали? Может быть, воды? Или чаю? — Пётр Гаврилович добродушно поднял брови.

— Нет, спасибо, ничего не нужно.

— Вы сердитесь? Но за что? Мы ведь не желаем зла ни вам, ни вашему… жениху. Мы как раз хотим разобраться, может быть, кто-то этой самой анонимкой хотел навредить не только вам, а вообще производству! Сорвать производственные планы, нарушить всё, что было создано трудом и стараниями многих людей, не только вас. Кстати, у вас есть подозрения, кто бы мог её написать?

— Нет у меня подозрений. Как я могу оговаривать людей?

— Ну, как я выяснил, у вас не особенно много друзей здесь, в Бобровке? Почему? Ведь вы же живёте здесь с самого рождения, а ваши предки много сделали для всех здесь. Больница — это полностью заслуга вашего деда, и вашего отца тоже, перед которым, надо сказать, вся страна в долгу за его разработки… Хотя, надо сказать, что односельчане говорят о вас хоть и сдержанно, но только хорошее. Очень положительные характеристики… Только некоторые аспекты — например, что ваша семья индивидуалисты, так сказать, стараетесь держаться особняком… ребёнка вот своего учите на дому, в сад не отдаёте… Он нездоров?

— Здоров, спасибо за заботу. Моя мама имеет подходящее образование и занимается с внуком, разве это запрещено? У неё диабет, но она старается быть полезной… Скажите, за что арестовали Шухрина?

— Арестовали?! Да Бог с вами, моя дорогая Елизавета Владимировна! Что же вы из нас зверей делаете! Его тоже пригласили для дачи пояснений, на беседу, только и всего. Скоро всё выяснится, и я уверен, что вы увидите своего ненаглядного. Кстати, простите за вопрос… как погиб ваш первый муж?

— А это -то какое отношение имеет к мастерской? — изумилась Лиза, — Для чего этот вопрос?

— Ну… просто я собираю всю информацию… ведь вам же нечего скрывать, почему вас так возмутил этот вопрос? Я хотел бы узнать, как расследовали обстоятельства его гибели.

Лиза на миг прикрыла глаза и постаралась успокоиться. Если это поможет Виталию… но нужно быть спокойной, хоть это и неимоверно трудно. Она глубоко вздохнула и начала рассказывать о том, что никогда бы не смогла забыть, даже если бы очень старалась.

Дюрягин слушал её, и Лиза видела, как постепенно исчезали в его глазах потаённые смешинки, как выражение его губ перестало быть надменно-насмешливым. Строгая складка пролегла меж бровей, он взял карандаш и что-то записывал в свой блокнот, лежащий перед ним на столе, делал пометки и подчёркивал там что-то.

— Так вот, а что касается мастерской и нового цеха, — Лиза раскрыла принесённую с собою папку, — Если вы, или другие специалисты из комиссии считаете, что я бесталанна и заняла это место только благодаря дружеским отношениям с директором комбината, то прошу показать мне — какие из моих рисунков и эскизов хуже тех, что принимаются в работу на подобном нашему производстве в Подмосковье, или же в Поволжье. Эти? Или может быть вот эти?

Она старалась держаться спокойно и даже немного улыбалась, хоть и была бледна, как полотно. Дышать было трудно, в груди теснило и очень хотелось выйти на воздух. Выйти и бежать отсюда, бежать до самого Медвежьего Яра, закрыть ворота и оказаться среди облетающих осенних яблонь, отгороженной от всего мира.

— Хоть я и не специалист, но мне кажется, что вы очень талантливы, — тон Петра Гавриловича изменился, нотки уважения теперь сквозили в нём, но Лизе было противно до того, что она не могла поднять взгляда на своего собеседника.

— Можно, я возьму несколько рисунков? — спросил Дюрягин, — Я вам их потом самолично верну, не сомневайтесь.

— Берите. Если хотите, я вам прямо сейчас еще нарисую, — Лиза ответила немного резковато, и сама испугалась этому, но Дюрягин сделал вид, что ничего не заметил.

— Я могу идти? — спросила она, смягчив тон.

— Да, конечно, спасибо вам за беседу. Спасибо, что пришли сюда и не заставили меня идти на другой конец Бобровки, да еще и на холм.

Лиза вышла на улицу, слёзы душили её, болело всё, что только может болеть. Казалось, каждая клеточка её тела отдавала болью. Она постаралась глубоко и спокойно дышать, постепенно сердце, так бешено колотившееся в груди, успокоилось, и она вытерла слёзы со щёк. Обернувшись, она увидела, что Дюрягин стоит у окна во втором этаже и смотрит ей вслед. Лиза расправила плечи, поправила шёлковый шарф на шее и спокойно зашагала по дороге к дому.

У самых ворот усадьбы её встретила заплаканная Варвара, седые её волосы были растрёпаны и выбивались из-под кружевной косынки, которую она обычно носила. Увидев шагающую по склону холма Лизу, Варвара всплеснула руками, прокричала что-то стоявшему на крылечке мужу и бросилась навстречу Лизе:

— Лизанька! Мы тут все извелись! Думали, что тебя так долго нет, вдруг и тебя… задержали! Катя собралась за тобой идти, да мы не пустили. Дед уже оделся, думали — еще полчаса подождём и его отправим узнавать, где ты! Что же это, как же это, девочка моя?!

— Всё хорошо, тётушка! Всё хорошо! Пойдёмте в дом, сейчас я воды попью и всё вам расскажу. Ничего страшного не происходит, я уверена, что Виталий скоро вернётся.

В доме витал страх и пахло лекарствами. Возле окна сидела Екатерина Александровна и не своим голосом читала Федюньке сказку, Архип Фомич снимал повязанный для солидности галстук, который он надевал, на памяти Лизы, только на её свадьбу с Мишей. Явно собирался идти и произвести впечатление серьёзного человека! Лиза обняла его, стоявшего в прихожей у зеркала и трясущимися пальцами развязывающего непослушный узел.

— Архип Фомич, что же ты так редко галстук надеваешь? Вон как тебе идёт. Прямо жених!

— Ох, Лизанька, — только и смогла выговорить Екатерина Александровна при виде вернувшейся дочери, — Федюшка, внучек… Поди пожалуйста, принеси мне воды. В горле пересохло.

Заняв ребёнка, чтобы не слышал лишнего, все домашние уселись за стол, разлили по чашкам приготовленный заботливой Варварой чай и начали негромкую свою беседу. Лиза рассказала всё, что узнала и услышала сегодня от Петра Гавриловича, только сама вот никак не могла понять, какое же впечатление осталось у неё после общения с этим человеком. Какой-то он был… неуловимый, что ли. Так сразу и не поймёшь, зачем он задает вопрос, и как правильно на него ответить.

— Я помню, дядьку нашего арестовывали, по подозрению то ли в краже, то ли ещё в чём-то, — задумчиво пропыхтел Архип Фомич, — Тоже всех опрашивали, слухи да сплетни собирали. У нас на селе-то, не хуже, чем тут в Бобровке посплетничать любили, как они потом в этом всём разбирались, я не знаю. Ну, ничего, вроде бы всё выяснили со временем, месяца через три домой отпустили.

— Три месяца! — всплеснула руками Варвара, — Да как же так можно, по наговору на человека его же еще и держать взаперти!

В дверь постучали, и на пороге показалась бледная Наташа с мокрым зонтом в руках.

— Лиза! Ох, ты дома, слава Богу! А то соседка наша, Мелехина, болтала, что ты в сельсовет пошла к этим… городским.

— Наташенька, проходи скорее, ты вся промокла, — Варвара взяла из рук гостьи зонт и пошла в кухню за чашкой для неё, — Садись за стол, сейчас мы тебя горяченьким напоим.

Лизе пришлось начать снова свой рассказ, теперь уже для Наташи. Она неимоверно устала и чувствовала даже какую-то дурноту, хотелось лечь и лежать в темноте.

Екатерина Александровна немного успокоилась, что дочь дома, в целости и сохранности, и вроде бы даже улыбается немного, поэтому она отправилась заняться внуком, пока Лиза и Наташа разговаривают за столом.

— Я думаю, это Зинка! Паршивка, её рук дело, больше некому! Накатала анонимку, вот ведь гадина! Это у неё от злости все волосы повылазили, мегера!

— Может быть и она, а может и нет, кто знает, — покачала головой Лиза, — У Виталия тоже есть «доброжелатели»… Он недавно Тарасова уволил за пьянку. Тот уж сколько раз на смену нетрезвым являлся, и предупреждали, и премии лишали, и на поруки брали, а что толку? Как пил, так и продолжал. Вот, составили акт, всё как положено, да и уволили по статье.

— Я слышала, он жаловался в магазине, что его за опоздание уволили, — удивилась Наташа.

— Ну вот, видимо стыдно признаться, что за пьянку… Так вот, он когда за трудовой книжкой и деньгами приходил, я как раз была в бухгалтерии. Так он так зло на меня косился, и шипел Ирине Анатольевне, расчётчику, что покажет еще этому Шухрину, чтобы не зазнавался. Пьяный был, конечно…

— Да… так вот и задумаешься, — покачала головой Наташа, — Живёшь себе по совести, ничего плохого не делаешь, вот так вот, оказывается, что на тебя уже и кто-то зубы точит… Нет, я всё же думаю, что это дело рук не пьянчуги-Тарасова… Это всё Зинка! Я завтра сама пойду к этой… комиссии, поговорить! Расскажу им про эту дамочку и её делишки.

— Наташа, ты сначала хорошо подумай. А лучше никуда не ходи! — покачала головой Лиза, — Там люди не чета нам, простофилям… Нужно знать, что говорить, и знать очень хорошо. Как бы хуже не сделать… А про Зинку они и сами уже знают, меня этот Дюрягин о ней спрашивал. Но я думаю, что целую комиссию из-за одного анонимного письма никто бы не стал отправлять сюда… Всё гораздо серьёзнее, только нам никто не скажет.

Подруги смотрели, как над нетронутыми чашками с горячим чаем поднимается лёгкий дымок, думалось каждой про своё.

Глава 18

Комиссия, конечно, во всём разобралась со временем. Доброжелательный Пётр Гаврилович Дюрягин, и молодой его помощник Сергей Мищенко расспрашивали сельчан о том, о сём, иногда что-то записывая на ходу. А вот третий их коллега, никому не известный и малозаметный, ни с кем не разговаривал, он просто изучал изъятые с комбината документы.

Наташа, работая в магазине, каких только версий не наслушалась. И о баснословном богатстве Шухрина говорили, которое он якобы приобрёл хищениями на комбинате, но тщательно ото всех скрывал. И о том, что комиссия, которая открывала новый цех, была директором подкуплена опять-таки при помощи тайного его богатства… Про Лизу тоже много чего говорили, конечно, но при Наташе никто не осмеливался даже упоминать её имя вместе с именем Шухрина, совершенно справедливо опасаясь, что Наталья за словом в карман не полезет. А уж в таком небольшом селе, как Бобровка, о каждом можно было рассказать многое, особенно когда ты работаешь в местном магазине, куда новости доходят быстрее всего.

К концу октября землю уже подморозило, ощущалось близкое дыхание зимы, хотя на радость людям иногда еще выдавались солнечные дни, когда холодное солнце так украшало почти облетевшую яркую листву. Вот в такой день и шла Лиза по усыпанной опавшими листьями дорожке в контору комбината. Просидев в приёмной минут двадцать, она дождалась, когда её пригласит в кабинет заместитель Шухрина, молодой и шустрый Богдан Жарков.

— Ну, Елизавета Владимировна… не ожидал я от вас такого, особенно сейчас, когда на комбинате и так всё непросто! — прочитав принесённое Лизой заявление, пробурчал недовольно Жарков, — Да и к чему эти жертвы? Шухрина вашего по всем статьям только и делают, что хвалят, комиссия копала-копала, да ничего не выкопала! Сегодня вот акт прислали, что всё у нас хорошо и даже отлично! На наше счастье, конечно. Пишут, что снимут с должности Шухрина только, во избежание разных кривотолков, на главного инженера производства рекомендовано перевести, так это еще и выгоднее, там премии какие… Да и спокойнее, что говорить! Зачем вам увольняться? Да и как думаете, где я найду сейчас нового руководителя покрасочной мастерской, а? Можно подумать, тут в вашей Бобровке в каждом дворе по художнику! Надо немного и о производстве переживать, а не только о собственных… личных чувствах.

Сам Жарков был не местным, его прислали из района, как только стало известно о задержании Шухрина, и теперь он еще только вникал во все тонкости, но его энтузиазм и желание не ударить в грязь лицом делали своё дело, и производство на комбинате не особенно пострадало от неожиданной смены руководства.

— Ничего страшного, незаменимых людей не бывает, — пожала плечами Лиза, — Привезёте из района, или из области пришлют. Я же в своё время нашла целую бригаду, все до сих пор работают и отлично справляются. Могу рекомендовать кого-то из коллектива, все достойны занять моё место. Всё работает в штатном режиме, бригада справляется с окраской всех заказов, какие есть в работе. Тот, что к годовщине Октябрьской Революции заказали, уже готов, находится на сушке. Максимум через три дня можно будет отправлять. С вашим рвением, я уверена, что справитесь. А мои личные… чувства, как вы изволили выразиться, здесь ни при чём. Я не хочу больше этим заниматься, вот и всё. Любое творчество — это вдохновение. А у меня его больше нет — закончилось.

— Ну скажите мне, — Жарков придвинул стул и уселся напротив Елизаветы, — Куда вы здесь, в Бобровке, пойдёте работать? Я слышал, вы растите сына одна, разве вам не нужна работа? Всё же у вас отлично получается, скоро и Виталий Васильевич вернётся, как только выпишут, и всё здесь будет, как и прежде. Не принимайте поспешных решений.

— Выпишут? — Лиза вопросительно уставилась на Жаркова, — Откуда это выпишут?

— А вы не слышали? А, ну да… что это я, мне же только что сообщили… Приболел наш Виталий Васильевич, воспаление лёгких подхватил. Положили в стационар, в областной поликлинике. Ну, там мигом на ноги поставят, не сомневайтесь. Так что, можно ваше заявление отправить в корзину, — весело, в своей манере закончил Жарков.

— Спасибо, что сообщили новости о Виталии Васильевиче. А заявление примите пожалуйста в работу. Сколько времени вам нужно на то, чтобы подобрать нового сотрудника? За это время я подготовлю всё для передачи, документы, эскизы и разработки, какие нужно будет отправить в район. Людмила Семакина меня замещала, когда я была в отпуске, она в курсе всех нюансов. Кстати, рекомендую рассмотреть её кандидатуру, если вас интересует моё мнение по этому поводу.

— Не особенно интересует? — сердито бросил Жарков, — Вы понимаете, что бросаете комбинат в непростой момент?! Это вас не красит, ни как специалиста, ни как гражданина!

Жарков искал на лице своей гостьи хоть какую-то тень смущения, но Лиза даже бровью не повела. Заместитель директора пробежался по кабинету, судорожно соображая, чтобы еще такого сказать этой упрямой женщине, которая уже поднялась со стула и направилась к выходу.

— Хорошо. Пусть так. Я постараюсь найти замену, но всё же надеюсь, что сейчас вы отправитесь домой, всё обдумаете еще раз, посоветуетесь с родными… И с Виталием поговорите. И всё же передумаете уходить.

— До свидания, Богдан Тарасович, — попрощалась Лиза и тихо прикрыла за собой дверь в директорский кабинет.

Когда она вышла на улицу, то отправилась она вовсе не домой. Обогнув холм, она направилась к белеющему на фоне серого осеннего неба храму, на территории которого она когда-то работала в мастерской.

Как будто ничуть не изменившийся за это время Николай Никифорович, только чуть больше сгорбивший плечи, встретил бывшую свою коллегу с радостью.

— А ведь я, Лизонька, уже месяца три, как один работаю. Алексей уехал, учится теперь в самом Ленинграде! Хочет стать настоящим реставратором. А у нас… что у нас, всё по-прежнему — со всей области привозят, и с музеев, и прочих мест хранения. С церквей, всё реже, конечно…. Я вот думал, что и нашу мастерскую перенесут в район, боялся этого. Ан нет, сказали, что пока там не имеют возможности организовать, помещений нет свободных. Так что держимся пока. А ты… порадуй меня хорошими новостями.

— Порадую. Я увольняюсь. Вот и зашла к вам, может быть, возьмёте обратно.