Бесплатный фрагмент - Мед и сострадание

Дисклеймер

Казалось бы, так просто сказать человеку прости или быть может изначально не доводить ситуацию до того сложного выбора, который сделать не под силу каждому. «Мед и сострадание» это книга далеко не для каждого и не каждый сможет понять её истинный смысл, впрочем, которого кроме как развлекательно-увеселительного в ней нет.

Все высказывания автора никак не отражают его мнения и являются не очень хорошей выдумкой, а мир вообще вымышленный и ни как ни связан с реальным. Все ритуалы и практики, описанные ниже, также пустышки и не приведут вас к просветлению или чего вы там еще хотите тут найти? Произведение продолжает историю «Лед и сахар», впрочем, может и не только продолжает, ответ будет ждать ближе к середине, но не факт.

Выражаю благодарность каждому!

1. Мед

Confíteor Deo omnipoténti

et vobis, fratres,

quia peccávi nimis

cogitatióne, verbo,

ópere et omissióne:

mea culpa, mea culpa,

mea máxima culpa.

Confiteor

— Дорогой! Слышишь? Сходи купи роти, на ужин придут гости! — это были последние слова бабушки Сергея, которые она успела сказать своему мужу.

В тот день произошло что-то невообразимо ужасное. Само мироздание изменилось. Глубокий космический страх насквозь пропитал сердца и разум людей. Солнце и луна навсегда покинули этот мир, а их место заняло серебристое яйцо циклопического масштаба. В довольно религиозном Индостане люди приняли это событие за конец света, на улицах воцарился хаос. Массовые беспорядки перетекали в ритуальные жертвоприношения новому богу. Багровые реки наполнили кварталы больших городов. Дед Сергея закончил свой земной путь, так и не увидев своего внука, который родился спустя двадцать пять лет, после того страшного дня. Этот весьма интересный человек мог бы и не появится на свет, если бы его бабушка Приянка Купатришпали, не успела бы иммигрировать в благополучный Союз, прихватив с собой только свою малолетнюю дочь.

Сергей Шпалов с детства выделялся среди своих сверстников, хотя бы, потому что был смуглым, за что дети его дразнили «чуркой» и «обезьяном». Он никогда на них не обижался, потому что его мать сказала, что он потомок великого бога Шивы и что и именно он сможет разрушить проклятое яйцо, которое забрало её отца. Сергей любил читать про Шиву, а еще любил старые фильмы про археологов. Когда он окончил школу, он даже не сомневался кем хочет стать в будущем и поступил во всесоюзный университет археологии и глубокого бурения сознания.

Закончив свое обучение, Сергей, по распределению, был направлен в Гоа, который в результате референдума местных жителей включили в состав Союза, через год после последнего восхода Солнца.

— Матушка, ты не поверишь! Меня распределили в Гоа, я наконец смогу посмотреть твою родину.

— Эх Сереженька, — она покачала головой, — ты же понимаешь, что это не спроста?

— А что такое?

— Это твоя карма! Оказавшись так рядом к своим корням, ты сможешь приблизится к Шиве и исполнить мое пророчество!

— Ну мам, это же все сказки! Я думал, что ты рассказывала мне все это просто для того, чтобы я вырос полноценной личностью с адекватной самооценкой.

— Не мамкай мне, — она вновь покачала головой, — просто запомни мои слова, Шива сам тебя направит! А сейчас садись за стол, днем приходила бабушка принесла твой любимый палак панир.

— Бабулин палак панир! Ох как я рад, как я рад! — Сергей начал слегка пританцовывать от нетерпения, — А что бабуля? Она не осталась?

— Ты на часы смотрел? Она давно уже спит.

— Ах точно, засиделись с ребятами после распределения, ты уж прости пожалуйста.

— Садись есть уже, пока не остыло.

Сергей отломил теплую лепешку наан, бережно смазанную вологодским сливочным маслом, и обмакнул её в горячую овощную похлебку с кусочками адыгейского сыра. Насыщенный, слегка пряный и очень нежный кусочек лепешки со всеми ингредиентами заполнил его ротовую полость теплотой и любовью. Сергей расплылся в улыбке от наслаждения.

— Все-таки бабулин палак панир лучший на свете!

— Не засиживайся, тебе завтра рано вставать!

— Хорошо мам.

Серое, как жизнь жителей РША, небо Гоа приснилось Сергею в ту ночь, а еще с ним говорил Шива, но он этого не запомнил. Резкий запах благовоний разбудил его. Открыв глаза, он увидел любимую бабулю, которая водила ароматными палочками вокруг него и говорила слова на не знакомом ему языке. Если бы это был кто-то другой, Сергей, возможно, пришел бы в ужас от того, что он увидел.

— Проснулся Сережка! — бабушка крепко его обняла и поцеловала в щеку.

— Ну бабуля, что за нежности?

— Очень рада за тебя внучек, горжусь тобой!

— Спасибо! И за палак панир большущее спасибо!

— На здоровье! Ну давай вставай и пойдем пить чай с оладьями, мать твоя уже нажарила.

Крепкий черный чай с молоком и сахаром уже был разлит по маленьким чашечкам, а теплые оладьи с малиновым вареньем так и манили своим пышным и румяным естеством. Это был последний завтрак Сергея в кругу своей семьи. Получив наставления и запас углеводов от родных, юноша отправился на Индостанский вокзал, на юго-восток Москвы.

Шумный, пряный и такой не привычный Гоа встречал Сергея серым небом и жарой искусственного Солнца, которое ученые Союза в качестве пилотного проекта внедрили именно здесь, в качестве жеста доброй воли всех союзных народов.

— Ты должно быть Сергей Шпалов?

— Да, а вы?

— Я твой наставник, Иван Федорович, — представился мужчина в потрепанных временем брюках и кожаной шляпе.

— Я не много по-другому вас представлял, — с удивлением сказал Сергей.

— Это как же?

— В разговоре по е-фону вы показались мне более кабинетным что ли?

— Мы же археологи, Сергей! Большую часть времени мы работаем в полях, нам даже оружие положено!

— И мне тоже?

— На волосы на голове Горбачева похоже! Ахахаха!

— А что тогда? Я так понимаю пистолет у вас не спроста? На раскопках может всякое случиться?

— Ладно, как приедем в министерство, попрошу, чтобы тебе выдали все необходимые инструменты.

— Благодарю за доверие, Иван Федорович.

— Да ты не переживай, ты на местных больно похож, к тебе никто приставать не будет, за своего сойдешь.

— Да вроде не особо? Вокруг одни белые?

— Это здесь в Гоа, мы же с тобой поедем на территорию дикого Индостана, где пока нет Союзной власти.

— С нетерпением жду этого дня.

— Ну не торопись пока, сначала обживись здесь, даже на Гоа можно узнать очень много интересных вещей.

— А где мне обживаться? Квартиру дадите?

— Сначала комнату в министерском общежитии, а там посмотрим. И вообще поехали уже, нас ждут.

— Кто?

— Агхори в пальто! Министр археологии и глубокого бурения сознания Гоанской республики, по совместительству наш с тобой начальник.

Огромный дворец из красного гранита величественно возвышался над всем побережьем двухэтажной республики. Даже просто находясь рядом с ним, можно было чуть ли не физически ощущать всю мощь Союза. Подойдя к центральному входу у Сергея, возникла яркая ассоциация, как будто бы он может пожать руку горе и обсудить с ней все что произошло с мирозданием за последние пару миллиардов лет. На входе, как и положено во всех заведения всесоюзного масштаба сидела уже весьма немолодая вахтерша, которая пересматривала «Любовь невозможна», крайне вероятно не во второй и даже не в третий раз.

— Молодые люди! Пропуска показываем!

— Дарья Васильевна, могли бы уже и запомнить, который год с вами работаем, -вежливо улыбнувшись, ответил Иван Федорович.

— Порядок есть порядок! Да и с вами Иван Федорович, какой-то черныш увязался.

— Это, Дарья Васильевна, Сергей, наш новый коллега, прямиком из столицы распределили.

— Не похож он на столичного! И точно Сергей? Может быть это какой-нибудь Садхир или Серадж? Специально в Москве обучился, чтобы по окончании прийти к нам в институт и устроить отель Мумбай. Отвечай Серадж, что задумал?

— Да ну что вы? У меня просто бабушка из Индостана сбежала в Москву, когда на небе взошло циклопическое яйцо, а я впервые здесь.

— А документы у тебя есть?

— Вот держите, — Иван Федорович передал небольшую книжечку синего цвета.

— Сергей, вы уж меня извините за грубость, сами понимаете время не спокойное, — проверив документы, улыбнулась и ответила Дарья Васильевна.

— Сергей пошли! Андрей Евгеньевич уже заждался!

— Андрей Евгеньевич?

— Товарищ министр, так понятней?

Иван открыл массивную дверь с резными узорами и взгляду Сергея предстал огромный холл института, посередине, которого был установлен гигантский Шива Лингам из редкого в здешних местах, черного, как самая темная ночь в Калифорнии, граната. Данный оттенок обусловлен наличием в составе примесей оксида титана. Сверху на каменный монумент, уверенным, но не слишком сильным напором проливалась белая жидкость, очень похожая на молоко, превращая всю скульптуру в подобие фонтана. И все это представление сопровождалось ораторией Йозефа Гайдна «Сотворение мира» в исполнении Кадуйского симфонического оркестра имени Кларисы Кукаевой.

— Это источник энергии для искусственно Солнца, как он работает я не знаю, да и тебе не стоит об этом разнюхивать, разработка новейшая и сверхсекретная, — предвосхищая расспросы от Сергея, на опережение сказал Иван.

— Очень интересно, а почему он такой странной формы? Ой, прошу прощения, понял, не буду разнюхивать.

— Давай поторопись уже, нам на самый верх подниматься.

— А лифта нет?

— Есть, но он сломался.

Между кабинетом Андрея Евгеньевича и коридором, отвратительно светло-зеленого цвета, похожего толи на зубную пасту, толи на испражнения слона, стояла хлипкая деревянная дверь с табличкой, на которой аккуратно была приклеена надпись «Министр АиГБСГР». Иван постучался и открыл дверь уверенным движением, словно заходил в гости к другу, а не к руководителю. Сергей проследовал за ним, слегка нервничая, но не скрывая свой интерес к происходящему.

— Коллеги, да что там коллеги, друзья, товарищи присаживайтесь пожалуйста! Ванюша, это тот выпускник, про которого ты мне говорил?

— Да товарищ министр!

— Что ты так официально, здесь все свои. Сергей ну как тебе в Гоа? Проникся уже местным духом?

— Пока еще не успел, с поезда прямо к вам, товарищ министр.

— Так все! Для вас я просто Андрей, хватит мне тут. Я такой же, как и вы, вышел в люди из простых археологов. Вот смотри Сережа видишь этот хлыст, который висит на стене за мной?

— Да товарищ Андрей.

— Ну дак вот, когда я был помоложе, примерно твоих лет, я этим хлыстом отбивался от диких индейцев в Миссури.

— А что случилось, они проявили против вас агрессию?

— Да нет, я просто не хотел уходить из их казино, так как изрядно проигрался, ахаха.

— Мне кажется это не лучший пример, Андрей Евгеньевич, — пробормотал Иван, всячески пытаясь, сделать это так, чтобы Сергей не понял, что он сказал.

— Да ладно тебе Ванька, мы с твоим отцом такие вещи делали, вот в кого ты такой зануда, совершенно понять не могу!

— И где теперь мой отец? Куда его ваши шалости привели? Лучше расскажите парню про того золотого идола.

— Который похож толи на рыбу толи на осьминога?

— Ну да. Мы же его отобрали у темнокожих сектантов, которые приносили ему в жертву своих детей.

— А да точно, как идола забрали, так и жертвоприношения закончились. Очень они, конечно, интересные ребята, такое чувство, что мы им одолжение сделали, забрав его.

— А можно услышать про ваш череп, которым вы бумаги подпираете, вместо пресс-папье? Наверняка, тоже какой-нибудь не простой? — спросил Сергей.

— Нет Сережа, это просто обезьяний череп, мне в нем десерт подали в одном из местных племен, а выкидывать жалко.

— Как интересно, а что это племя такое?

— Да я уж и не вспомню, ахах. Да и не важно это. Ваня своди его лучше вечером на транс вечеринку на пляже, пусть парень оторвётся перед вашей первой совместной экспедицией.

— Не вопрос Андрей Евгеньевич, я и сам туда собирался сегодня.

— И обязательно чаем его угости.

— Тем который больше на суп похож? — спросил Иван, подмигивая правым глазом.

— Только слишком крепко не заваривай, не так как в прошлый раз, ахаха.

— А что это за чай такой? Зеленый что ли? — спросил Сергей.

— Скорее красный, ахаха! — рассмеялся Иван.

— Его отец, был большим экспертом по чаю, вот Ваньку и научил. Не переживай Сережа тебе понравиться, наверное, ахаха.

— Да точно понравится, ахах!

— Ну тогда ладно, я думаю вам можно доверять товарищи.

— Иван выдай парню комнату, пусть приведет себя в порядок, вдруг девчонок подцепите на вечеринке.

— Не вопрос, сделаем.

— А и еще средства самообороны выдашь только перед отъездом, не хватало еще чтобы постреляли кого, потом не отмыться будет.

— Договорились. Можем быть свободны?

— Да, успехов вам товарищи.

Закатный Арамбополь, словно дикий павлин, был украшен всеми оттенками радуги. Было в нем и что-то инопланетное, что вызывало подсознательный ужас в молодом разуме Сергея. Громко играла транс музыка, в которую изредка включали мартовские тезисы верховного и люди, словно загипнотизированные её ритмом, двигались в унисон. Буйство красок дополняла светомузыка и голографические проекции на облаках в виде герба Союза.

— Ну как тебе? — спросил Иван.

— Здорово! В Москве такого не увидишь! И люди такие веселые с улыбками во все лицо, причем все, что даже странно, а они случаем не под веществами?

— Нет, ну что-ты, — еле сдерживая смех, иронично произнес Иван.

— А кто решает, какая музыка будет играть?

— Нейросеть, она анализирует поведение толпы и решает, что в данный момент будет более эффективным, либо ускориться, либо под замедлиться, либо зачитать еще один кусок из мартовских тезисов. Там все очень хитро устроено.

— Очень интересно!

— Ну что по чайку?

— Давайте Иван Федорович, с удовольствием!

— Вот, как чаю вместе выпьем, будешь звать меня Ваней. Чай, который похож на суп, что-то вроде посвящения в команду нашего института. Сразу предупрежу, ничего не бойся, просто отдайся всему тому, что с тобой произойдет.

— Это же просто чай, что со мной может произойти?

— Действительно, на вот держи чашечку.

— Благодарю! Хлюпп, ммм горячий! Действительно, больше похож на суп, чем на чай.

Иван присоединился и тоже сделал глоток. Так как чай был не крепкий, для начинающих археологов, как его называл Андрей Евгеньевич, он мог себе это позволить. Сергей же спустя минут пятнадцать пошел в пляс, наслаждаться происходящим светопреставлением. Яркие картинки вместе с ритмичной музыкой, каким-то невообразимым, гипнотическим образом, нежно и аккуратно смещали фокус сознания Сергея с материального мира на еще не знакомую ему сторону в которой все было почти так же, но не много по-другому. Апогеем перехода явилось появление блондинки с голубыми глазами в розовом сари, которая подошла к нему, улыбнулась и испачкала его лоб чем-то красным.

— Так не вежливо с вашей стороны!

— А я думала вы мне спасибо скажете, ну впрочем, чего я могла ожидать от такого бескультурья как вы?

— Действительно! А измазать лоб человеку красной краской это, по-вашему, проявление высокой культуры?

— Мы с вами Сергей, не с того начали.

— Откуда вы знаете, что я Сергей, я вроде не представлялся.

— Ну представьтесь, кто вам не дает?

— Вы, собственно говоря.

— Отчего же не даю, дам если хотите, от меня не убудет. Вопрос только в том действительно ли вы этого хотите?

— А разве могут быть какие-либо сомнения?

— Вы ведь даже не знаете кто я?

— А это так важно?

— Ну как вам сказать, могут быть печальные последствия.

— Какие же? Вы весьма миловидны и приятны в общении.

— А если так? — у нее появилась еще одна пара рук.

— Как интересно! Удобно наверное?

— Вас это не пугает? А если тогда так? — девушка обернулась вокруг своей оси и предстала в виде могучей богини Кали. Её украшали ожерелье из черепов и отрубленные руки людей и нелюдей посмевших оскорбить великую Деви. Бледно-синяя кожа и открывшийся третий глаз ввергли Сергея в состояние космического ужаса.

— Ээээ. А ну тогда… Эээ, — он пытался выразить хоть какую-нибудь эмоцию, но не мог из того, что его челюсть судорожно дрожала.

— Не бойся, иди сюда, — она обняла его всеми четырьмя руками и нежно сказала, — Сергей ты избранный, вот только мать твоя не была права, ты не освободишь Шиву из моих вечных объятий, ты сам станешь Шивой.

— Эээ, мм, Кали…

— Ну-ну, все хорошо Сережа. Есть правда один нюанс, если ты откажешься, то твоя голова будет отличным дополнением к моему ожерелью.

— Ээ, в таком случае, у меня нет, ээ, права на отказ, — понемногу приходя в себя ответил Сергей.

— Тогда держи путь на Карнатаку в Виджаянагар, там ты встретишь трех отшельников, которые бесконечно читают мантры во благо этого и всех других миров.

— Они по сменам что ли работают, как на металлургическом заводе?

— Что-то вроде, только отпусков у них нет и соцпакет им не положен.

— Не легкая доля! Мне надо будет стать одним из них? Если честно желанием я не горю.

— Нет конечно. Посидишь, послушаешь, может поймешь важные аспекты бытия. Не забывай ты должен стать богом!

— Логично, это, наверное, очень ответственная работа? Вдруг шашкой махну, и вселенная схлопнется?

— Чтобы это произошло даже шашкой махать не надо, милый мой! Достаточно будет легкого ветерка, который поднимет взмах твоих ресниц.

— И что же не моргать теперь?

— Это ты там и узнаешь. Но так уж и быть дам тебе не большой намек, сила действия равна силе противодействия.

— Слышал, третий закон Ньютона.

— Размышляй над этим, сложностей я думаю не возникнет, — договорив, Кали покинула Сергея.

Вместе с ней ушел и контроль над иллюзией, которую вызвали чай, который по вкусу, как суп и ритмичный гоа-транс Арамбопольского пляжа, на котором уже успели выключить Солнце на профилактику. Шум волн и того, что они скрывали начали, словно прекрасные сирены, манить Сергея в глубокие пучины морского небытия.

Повинуясь зову, юноша поспешил соединится с соленой водой Аравийского моря, где тут же попал в объятия мерзких щупалец зловещего существа, которое пробудилось в самый неподходящий момент. Его тело было покрыто гниющими ракушками и само оно уже начало разлагаться. У него не было глаз и рта, только некое подобие птичьего клюва в которое мерзкие отростки пытались затолкать юношу. В итоге существу удалось осуществить свой план, а Сергей оказался в липком алом мире, созданном из чего-то среднего между соплями и сжиженным сифилисом американской поп звезды прошлых столетий. Повинуясь инстинкту самосохранения, юноша обнаружил странную способность убивать своих врагов кидая в них козявки и душить их газами своего собственного производства. Противников здесь оказалось не мало и реднек стреляющий тухлыми яйцами из задницы полуживой курицы, и вечно рыгающая женщина с кривыми зубами, которая так и норовила взять его в смертельный засос, и человек-муха, который хотел метнуть в Сергея свои испражнения, но юноша во-время успел прыгнуть ему на голову, и некая химера из муравья, крота и Питера Гриффина с противными хитиновыми лапками, которая хоть и доставила неприятностей, но получила свою порцию удушающего газа.

Главная проблема ждала Сергея в конце пути, его соперник обладал теми же способностями, что и он, но на совершенно другом уровне. Его козявки были в десять раз больше, а газ в сотни раз более удушливый. Юноша попытался убежать, но мир вокруг превратился в смертельную арену, где его соперник, как некогда известный рестлер Рикиши, пытался сесть ему на лицо и отправить парнишку в удушающий нокаут. Деваться было абсолютно не куда, присмотревшись Сергей узнал в своем противнике себя, только старше, было видно, что его жизнь помотала и делала она это с особым пристрастием, не жалея свою жертву от слова совсем. Юноша попытался с ним заговорить, но чуть не получил по лбу огромной козявкой. Следующая попытка, чуть не привела к преждевременной смерти. В конечном счете Сергей вспомнил слова Кали о действии и противодействии и когда его злая и более опытная копия применила газовую атаку, он резким движением снял с себя куртку и махнул ей, что было силы. Газ, повинуясь потоку ветра ударил в опухшие ноздри противника и когда тот попытался его выдохнуть, Сергей бросил подожженную «зипу» прямо в него. Произошел страшный взрыв. Злому Сергею оторвало голову, а его тело все еще продолжало двигаться по арене.

— Парень ты как? — спросил Иван.

— Да вроде в порядке, сон только странный снился и как я вообще заснул на дискотеке?

— К тебе подошла симпатичная девица, а ты сначала заставлял её облизать козявки с твоего пальца, а потом вообще развернулся и пернул в ёё сторону. Ну она такого позора не выдержала и треснула тебе по голове сумочкой.

— Видать у нее в сумочке был сляб, бошка трещит просто ужас!

— Когда ты бы в отключке ты узнал что-нибудь, что могло показаться тебе важным?

— Я запомнил только Карнатаку и Виджаянагар. Надеюсь, это поможет?

— Отличная работа Сергей! Ты с честью прошел посвящение и теперь можешь смело звать себя археологом!

— Смотрите там Апам Напат — дитя вод! — закричала одна из участниц транс вечеринки, — рожденный из вод, бог солнца!

Загипнотизированная толпа в едином порыве упала на колени перед Сергеем, словно он есть воплощение живого бога на земле. Его усадили на самый красивый стул, какой нашли в округе и понесли на сцену.

— Иван!! Иван!!! — кричал юноша.

— Наслаждайся, юный ученик, ты заслужил, это твой вечер!

Несколько женщин прекрасных, словно девственная природа Вытегорского района, начали гладить и ублажать Сергея прямо на сцене, под звуки ликующей толпы. Ночь прошла в волнующем урагане страстей и безумной пляске раскованности. Еще вчерашний студент и представить себе не мог, что такие вещи могут произойти с ним, в Москве ведь уже довольно давно царят другие нравы.

— Что ты сейчас ощущаешь Апам Напат?

— Словно я умер и заново родился, но уже другим человеком.

— Не правильный ответ Апам Напат, ты уже не человек.

— А кто же тогда?

— Теперь ты бог, еще не Шива, конечно, но уже и не Сережа.

— И что теперь?

— Теперь вставай, поблагодари этих женщин, за то, что передали тебе свои драгоценные нити жемчужных вибраций, высшую награду какую только они могли тебе подарить и иди.

Юноша укрыл окружавших его девушек легким кашемировым одеялом, погладил им головы и выразил глубочайшую благодарность. Уставший, но обновленный, Сергей, наконец, отправился в свою, весьма аскетичную комнату, впрочем, в какой еще комнате жить только что рожденному богу.

Белые стены, кровать метр двадцать на два десять с пружинным матрасом, холодильник и потолочный вентилятор, вот и все что ему полагалось. Даже элементарного шкафа, куда можно было бы сложить одежду, там не было, пришлось довольствоваться спинкой кровати. Но все это даже радовало юношу, впервые за свою весьма недолгую жизнь у него был свой, личный угол. Он проспал весь день. Ближе к вечеру в дверь постучали.

— Сергей дружище открывай, хватит валяться!

— Иван это ты?

— Ну а кто еще-то, не лингам же в пальто, — ответил Иван, слегка усмехнувшись.

— Чет ломает меня Иван.

— На вот выпей!

— Что это?

— Пей давай!

— Хорошо, — легкий освежающий вкус кисломолочного напитка ласи заструился в рот юноше, — фуххх, — выдохнул он после довольно жадного глотка.

— Завтра выдвигаемся в Виджаянагар, Андрей Евгеньевич согласовал командировку.

— Ты не шутишь? Так скоро?

— А чего тянуть?

— Ну да, я уже весь в нетерпении, — Сергей показал свои дрожащие руки, покрывшиеся мурашками.

— Так, пока не забыл. Подъем в шесть утра и сразу дуй ко мне, моя комната крайняя слева по коридору, не перепутаешь. Все понятно?

— Да. А что на счет снаряжения?

— Завтра получишь. Все, я пошел, удачи!

Ночью Сергей ощутил резкое жжение в районе копчикового сплетения под крестцом. Боль прошла довольно быстро и юноша, возможно, даже бы и не вспомнил о ней, если бы не увидел с утра на простыни алый четырехлепестковый лотос. Время поджимало и разбираться что-же произошло с ним ночью, он не стал. Вместо этого он быстро оделся и побежал к Ивану.

— Это я! — произнес юноша, постучав в дверь.

— Кто я? Ты совсем что ли, время шесть утра!

— Сергей или ты еще кого-то ждешь?

Дверь открылась с легким скрипом. На её пороге стоял мужчина средних лет, в семейных сатиновых трусах, которые, судя по внешнему виду, могли быть свидетелем становления Союза.

— Ну чего тебе Сережа?

— Мои извинения товарищ, я видимо перепутал двери?

— Кого ты ищешь? — спокойно спросил мужчина.

— Ивана Федоровича.

— Дверь напротив, в следующий раз будь повнимательней.

Иван, видимо услышав суету в коридоре вышел.

— Эрнест Зюганович, доброе утро! Гляжу вы уже познакомились с моим протеже!

— Доброе, да не доброе! Вы люди молодые, чуть не доспали и не чего страшного, а я пол ночи провел на профилактике Солнца, а теперь тут возня эта ваша. Вот я не высплюсь сегодня, а завтра устрою тут второй Чернобыль и окажемся все вместе в Чернонебыли!

— Больше не смеем вас тревожить Эрнест Зюганович, сладких вам снов и приносим свои глубочайшие извинения, ваш труд на благо Союза очень важен и заслуживает всяческих похвал.

— Удачи! — ответил мужчина и закрыл за собой дверь.

На улице Сергея и Ивана уже ждала загруженная е-нива махиндра, вершина Гоанского джипостроения, созданная специально для смелых и отважных археологов, готовых рискнуть своей жизнью во благо великого Союза. На зеркале заднего вида, была заботлива повешена мала, а в багажнике лежали палатка, стулья, инструменты, плитка, кателок, запас сублимированных продуктов, оружие и даже удочки.

— Ну как?

— Машина огонь, слов нет!

Иван сел за руль, и е-нива махиндра не спешно тронулась в направлении Виджаянагара. Сергей с большим удовольствием наблюдал чистенькие улицы Гоанской республики, но спустя всего лишь пару часов, его глазам открылись настоящие ужасы бывшего Индостана. Карнатака встречала их отвратительным ароматом гниющего мусора и засохшей крови тысяч невинно убитых жителей. Багровые улицы вызывали не поддельный страх и рвотный рефлекс. На одном из зданий Сергей увидел свастику и надпись «Если хочешь сиять как солнце, сначала нужно гореть как оно». Неподалеку были ритуальные костры, от которых остались только пепел и кости.

— Они что думали, если принесут себя в жертву, все станет, как прежде?

— Кто знает? Они были очень религиозны, вполне возможно. А может и просто банда мародеров!

— От всего этого очень грустно на душе.

— Привыкай юный археолог, это только начало.

Когда искусственное солнце начало потихоньку угасать, мужчины были уже совсем рядом с конечной точкой назначения. Их остановил йогин в ярко оранжевых тряпках измазанный пеплом с ног до головы.

— На свете живут всемогущие люди и немощные, бедные и богатые, но их трупы воняют одинаково! — сказал йогин.

Иван достал заранее приготовленный пакет с едой и передал его йогину. Тот улыбнулся, покачал головой и растворился в местной природе, как будто его здесь и не было.

— Что это было? — поинтересовался Сергей.

— Бабович.

— И зачем он тут?

— Он кто-то вроде хранителя, если бы я его не задобрил едой, взял бы палку и начал нас лупить. При этом думая, что он нас благословляет, вышибая наше невежество.

— Ты так говоришь, как будто тебя уже благословляли пару раз?

— Было дело. Теперь всегда вожу с собой пару тройку мешочков просада.

— И что сильно досталось?

— Два дня в больничке провел, чуть череп не пробили.

— Повезло мне, что я с тобой Иван.

— Не то слово.

Центральный храм возник перед глазами путников словно из пустоты. Циклопический комплекс, вырезанный из гранита искусными мастерами далекого прошлого, в глубине которого три отшельника читают мантры двадцать четыре часа семь дней в неделю без перерыва, на протяжении последних пятнадцати тысяч лет, по крайней мере они сами так говорят. Смены по восемь часов без выходных и отпуска, и даже социальный пакет не положен.

— Ты будешь учится у них Сергей, как было тебе предначертано Кали.

— Ты действительно в это веришь Иван.

— Дело не в том, во что я верю, дело в том, что, испив чаю, который по вкусу, как суп, ты скинул занавески с самой энергии, творящей мироздание и она явилась к тебе, ответила на твой зов.

— Но я никого не звал!

— Что такое я? Ты ведь знаешь, что истинное я скрывается где-то очень глубоко внутри и прежде, чем до него дойти, тебе необходимо снять сотни, а то и тысячи масок, успешно навешанных на тебя лучшими пропагандонистами мира.

— Получается этот чай снял с меня маски, а с Кали занавески? И мы увидели друг друга абсолютно голыми в изначальном, первозданном виде? Все мои сокрытые мысли стали абсолютно прозрачными для Кали?

— Ты и так, как открытая книга для Кали, ахахах, — рассмеялся Иван.

— Тогда для чего я скидывал все маски, как ты говоришь.

— Негоже простому смертному представать одетым перед обнаженной энергией абсолюта, это даже с точки зрения банального этикета очень невежливо, понимаешь?

— Звучит логично. А чему они меня будут учить?

— Кто знает, я у них не учился, у меня другая судьба.

— Твои слова звучат как-то обреченно что ли? Я вот все понять не могу, ты мне завидуешь или совсем наоборот?

— Сергей, я не тот человек, у которого есть ответы на твои вопросы. Если ты действительно хочешь узнать куда великая река энергии мироздания хочет тебя вывести в конце пути, иди и учись у этих отшельников. Тебе будет очень тяжело, у них даже душевой нет и люди они весьма непростые, честно я бы их даже людьми бы не стал называть, они на совершенно другом уровне. Думаешь почему у них душа нет?

— Дак ведь на всю округу ни у кого душа нет, а у кого и есть, из него все равно вода не идет, электростанции же не работают.

— Нет дурак! Во-первых, грязь к ним просто не пристает, настолько чистая и мощная аура их окружает, а во-вторых, они считают грехом даже убийство мельчайших бактерий и микроорганизмов, которые у тебя на теле.

— Ни чего себе!

— А я тебе, о чем, говорю они как будто с другой планеты. Ни чего материальное их абсолютно не интересует. Они даже еду почти не едят, так пару зерен риса или ячменя в день.

— А вдруг они откажутся брать меня в ученики?

— Исключено! Они уже тебя ждут!

Подойдя ближе к храму Сергей, увидел древнюю надпись на санскрите «Оставь надежду всяк сюда входящий». Он трактовал её для себя так, что ему предстоит немного умереть, особенно в плане своего эго, даже не подозревая, что немного это не совсем то слово, которое было бы здесь уместно.

Облаченный только в одну рваную тряпку ярко желтого цвета, отшельник встретил гостей на входе в храм. Он оказался весьма любезен и почтителен к гостям, предложил не много простой еды и ночлег.

— Сергей мы вас ждали, — начал он, — мы видели вас с Кали в бесконечном сне нашего господина Шивы.

— Весьма польщен, товарищ, ой, а как мне к вам обращаться?

— Можешь звать меня мистер Желтый, а моих товарищей, как вы любите говорить, мистер Зеленый и мистер Голубой.

— Мистер Желтый, а скажите пожалуйста, мистер Голубой не обидится, что мы его так называть будем? — спросил Сергей.

— С чего бы это? Мы вообще не можем чувствовать обиду, у нас уже давным-давно атрофировалось это чувство.

— Простите, это было не очень вежливо с моей стороны.

— Можешь не извинятся, мы не обиделись.

На следующий день Иван покинул Сергея, оставив его в надежных руках отшельников цвета куркумы, травы и бескрайнего неба, даже не попрощавшись. Когда Сергей проснулся его ожидал мистер Зеленый, сидевший подле его импровизированной кровати на одной ноге и практически не дыша.

— Доброе утро, мистер Зеленый, — Сергей понял это по цвету тряпки, которая была на него одета и подумал, что это весьма удобно.

— Намасте, — ответил мистер Зеленый, — вставай Сергей, настала пора учиться, эпоха Кали-юги не терпит промедления.

— Хорошо!

Мистер Зеленый взял юношу за руку, и волна жара пронеслась по его телу. Сергей физически ощутил ту безграничную, абсолютную любовь, которую излучал его учитель. Он отвел его к мистеру Желтому и мистеру Голубому и посадил в центр, сам замыкая равносторонний треугольник.

— Закрой глаза Сергей! — сказал мистер Зеленый и как только Сергей выполнил указание, отшельники синхронно начали читать специальную мантру, вводя юношу в тантрический транс.

Сергей успел запомнить только звук Ом, прежде чем оседлал астрального быка, который уносил его с невообразимой скоростью в пространство, где обычный человек может вкусить воды из молочной реки и отведать благословенного меда бессмертных пчел, создающих соты улья мироздания во славу великого Шивы. Сама ткань реальности была перед его глазами, только протяни руку и высшая благость у тебя в кармане. Сладкий, словно млечный путь, аромат Пало Санто нежно подкрался к осязательным рецепторам юноши и направил его в бесконечном лабиринте сакрального улья. Как только Сергей смог встать на зеленые рельсы приятного запаха, заботливо проложенные его учителями, он почувствовал безусловную любовь, которая зарождалась в самом центре его тела, как будто он сам становится подобным тому, кто способен возлюбить все миры. На секунду ему даже показалось, что он смог обнять бескрайний абсолют мироздания и принести ему в дар всего себя. В тот момент он стал самым настоящим сострадательным богом.

Открыв глаза, Сергей почувствовал сильную головную боль, словно затылок сверлили перфоратором, а анестезию либо забыли вколоть, либо еще не изобрели. Сейчас он понимал только то, что ему в разум были насильственно внедрены огромные массивы знаний этих отшельников и скорее всего он уже стал одним из них.

— Приветствуем тебя мистер Синий, — хором сказали они.

— Намасте братья! — ответил Сергей и отправился спать.

То, что произошло с ним в астральном мире за секунды, в реальном мире заняло целый день и изрядно измотало всех четверых, но звукам мантры не суждено было растворится в пустоте, и они продолжали разлетаться по округе так же, как и все пятнадцать тысяч лет до этого. Мистер Желтый в одиночестве читал священные слоги во благо всех живых существ, даруя силу воли нуждающимся, в трудную минуту эры мерцающего в ночи циклопического яйца.

Блаженное небытие сна Сергея нарушил звук голоса мистера Голубого, который отразился резонансом прямо в шишковидной железе юноши. Не хотя, все еще чувствуя боль у себя в голове, такую, словно огромное щупальце древнего морского демона по своей воле перемещается от лобных долей к мозжечку, Сергей встал с кровати.

— Поешь, — сказал мистер Голубой и передал юноше тарелку с рисом и какой-то зеленью.

— Спасибо! — ответил новорожденный отшельник, который только сейчас увидел свое облачение, драную синюю тряпку, которая еле-еле прикрывала исподнее.

Он съел ложку и отложил тарелку в сторону. Жевать было невообразимо больно, каждое смыкание и размыкание челюсти вызывало немедленную реакцию в голове.

— Эх сейчас бы бабулин палак панир, — подумал он.

— Если ты закончил, пошли со мной, — отреагировал мистер Голубой.

— Да.

Идти за мистером Голубым, была та еще задачка, шаги давались еще тяжелее, чем пережёвывание риса. Он вел Сергея в джунгли рядом с храмом, где в глубине, с каждым шагом, усиливался звук водопада, смиренно нисходящего в небольшое озеро. Оказавшись на месте, мистер Голубой, предложил Сергею осуществить омовение в этом сокрытом ото всех источнике тайной силы. И как только Сергей погрузил свою голову в воду, все боли ушли, словно их никогда и не было. На секунду ему показалось, что в глубине озера он слышит какие-то слова, причем голос, издающий их, знаком ему с детства, этот голос напоминал ему бабушку. Он попытался нырнуть, чтобы приблизится к нему, но чем глубже Сергей заплывал, тем дальше казался голос. Когда он уже почти отчаялся и предпринял последнюю попытку, ему в руки попала маленькая рыбка, необычайной красоты.

— Сергей забери меня с собой! — сказала она, — я в этом озере самая маленькая рыбка, если ты оставишь меня здесь, рыбы побольше непременно меня съедят.

— Хорошо! — ответил юноша, восприняв ситуацию без особого удивления.

День, шел за днем, своим чередом. Сергей кормил рыбку, медитировал, познавал реальность и не реальность. Рыбка росла физически, Сергей духовно. Когда рыбка перестала помещаться во все резервуары и даже в храмовый бассейн, мистер Синий выпустил рыбку в огромную реку, исток которой находился в астральном мире. Он продолжал приходить к рыбе и с глубоким почтением и любовью, подносил ей пищу. Когда она переросла и реку, юному отшельнику пришлось отправиться с ней к бескрайнему космическому океану, где наконец рыба открыла свою истинную сущность.

— О, молодой мудрец, благословлены будут твои родители и учителя, — начала рыба.

— И тебе долгих лет!

— Ты был добр со мной, за это я — Брама, дарую тебе свою милость!

— Смиренно благодарю тебя о великий абсолют!

Брызги холодной воды, как маленькие снежинки пересекли время и пространство, оказавшись на лице у мистера Синего. Брама в образе рыбы начал заполнять все пространство, системы, галактики, скопления, вселенные, великие глобальные белые и черные пустоты, всё стало им. Это произошло за одну секунду, а уже буквально в следующую, раздался громыхающий звук ударов ног о твердую поверхность самой ткани бытия, то была ярость Шивы. Все мироздание под воздействием безумной пляски смерти, начало сворачиваться само в себя, как пододеяльник, который решили вывернуть на изнанку.

Мистер Синий открыл глаза и закашлял. Отхаркнув воду из легких, он жадно вдыхал прохладный воздух. Мистер Голубой подошел и спросил.

— Ты теперь абсолют?

— Как же ты глуп мистер Голубой! За твое невежество, ты должен очиститься через боль и мистер Желтый и мистер Зеленый тоже!

— Да, конечно, мистер Синий, если такова будет ваша воля!

Вечером того же дня, мистер Синий проткнул трезубцем Шивы щеки сразу всем троим отшельникам и подвесил их крюками за кожу на спине на всю ночь.

— Абсолют теперь это ты? — спросил мистер Голубой у мистера Синего.

— Боль помогла тебе встать на путь исправления, но нет! Абсолюта нет и меня нет и тебя нет и Желтого, и Зеленого тоже нет! Понимаешь? Вообще ни чего и никого нет! Есть только он и она, и они есть всё?

— А кто они?

— Когда-нибудь ты это поймешь! Я могу даровать тебе это знание, но только через сильнейшее страдание, представь себе, что Парашурама изрубит тебя в фарш своим великим топором, разрушающим миры и изменяющим судьбы, а потом пожарит на стреле, как люля-кебаб, вот только все это время ты будешь в сознании и будешь чувствовать абсолютно все что происходит! Готов ли ты к этому?

— Готов!

— Не храбрись Голубой! Даже я не готов! Вы втроем даровали мне великую силу и на такие страдания я не могу вас отправить!

— Склоняюсь перед вашей волей!

— Я расскажу вам историю братья! Когда-то в другой жизни, а сейчас я вижу все свои жизни и прошлые, и будущие, я был клерком в одном из многочисленных московских офисов. Сорокачасовая рабочая неделя и бесконечное ожидание любимой пятницы, когда ты наконец мог начать жить по-настоящему, словно бы ты спал и наконец проснулся, тогда я воспринимал этот пятничный угар именно так. Но на самом деле я лишь углублялся в своих сновидениях, каждая пятница словно лифт опускала меня на уровень ниже, а в отпусках эти лифты превращались в высокоскоростные поезда прямиком в глубины неведенья. И вот там на самом дне, оказывается есть возможность перевернуть все, я знаю я там был! Там сидела огромная мышь, которая сказала мне: «В каждом человеке — солнце. Только дайте ему светить».

— И тогда вы просветлились? — спросил мистер Голубой.

— Нет конечно, тогда я встал, отряхнулся и взял еще пару лонг-айлендов и кальян двойное яблоко!

— А в чем тогда суть вашей истории?

— Суть в том, что та жизнь была мне необходима, чтобы стать тем, кем я стал в этой! Все в этом мире от бога, и плохое и хорошее, наша задача перестать отличать плохое от хорошего, все едино, вот смотри я вам щеки проткнул трезубцем Шивы, а вы меня за это благодарите, если бы я это сделал в той жизни с непосвящёнными людьми, меня бы закрыли и весьма на долго и это было бы даже не плохо, ведь тогда я бы вышел из под офисного рабства и был бы свободен.

— Вы дали своему солнцу светить? Продолжили делать, что вам нравиться и не нравиться несмотря ни на что?

— Тогда я этого не понимал, я был глуп и жил в неведенье. Понимаете, когда ты обретаешь истинную свободу, когда ты разрешаешь себе абсолютно все, только тогда ты обретаешь бесконечную власть над собой и тебе уже не хочется ни алкоголя, ни табака, ни беспорядочных половых связей. Ты становишься всем, что тебе необходимо и все что вокруг происходит, происходит только по твоей воле. Ты можешь также ходить на ненавистную работу, только она уже не будет ненавистной, ты можешь так же ходить в бар, только алкоголь тебе уже не интересен и так далее. Вся таже жизнь, что и была прежде, вот только теперь ты её полноценный хозяин.

— Даже не много жаль, что мы не прошли вашим путем у нас все не много проще, мы отшельники по праву рождения и знания нам передавали отцы.

— Не говори так! Это великая честь родится в касте священнослужителей! Только вам подвластны великие мистерии прошлого! И только благодаря вам, я смог осознаться в этом теле!

— То была ваша воля, снизошедшая на нас из небытия!

— На сегодня хватит историй! Махашиваратри в самом разгаре, пойдем веселиться и праздновать! Кроме тебя мистер Желтый у тебя смена!

— Да учитель! — ответил мистер Желтый, склонив голову.

Оглушительный гром ударов о упругую кожу барабанов, которую специально для них срезали со спин адептов шиваизма, встретил отшельников в одном из последних городов, где еще кипела жизнь. Яркие наряды и гигантские колесницы, глупцы, хлещущие себя кнутами до изнеможения, нищие и поберушки всех мастей на центральной улице, устланной цветами, бананами и тысячами зажжённых полочек благовоний — все это открылось их взору.

— Ом намах Шивая! — кричали верующие в ритуальном экстазе.

Брамины, бабовичи и даже слон покрытые пеплом с погребальных костров без перерыва делали благословления для всех желающих и не желающих, которые соревновались в метании бананов в гигантскую колесницу. Особо продвинутые протыкали себя железными прутьями и крючками.

Весь этот сюр был нужен только для того, чтобы умилостивить великого Шиву, исполнить Тандаву, танец создания, сохранения и уничтожения, еще раз, чтобы вновь создать Солнце и луну, сохранить их и уничтожить циклопическое яйцо.

— Шива их не услышит, ибо они до сих пор не ушли от дуального восприятия мироздания и до сих пор делят все на плохое и хорошее! — сказал мистер Синий, — они считают, что яйцо это плохо, даже не осознавая, что в нем, может быть, созревает новый дивный мир для всех нас.

— А там действительно дивный новый мир?

— Кто знает? Вопрос в другом, веришь ли ты, что там дивный новый мир? Если веришь, то можешь сам создать его.

— И в правду!

— Сегодня Махашиваратри и все возможно! Впрочем, это распространяется и на любой другой день, но именно сегодня достижение этого гораздо проще, главное всю ночь не смыкая глаз визуализировать образ Шивы и…

Мистер Синий не успел договорить, с верхушки гигантской колесницы прямо ему в лоб прилетел банан.

— Ом намах Шивая! — воскликнул он, этот акт был ответом от Шивы на его запрос, — пошли обратно в храм, нас уже ждет мистер Пурпурный.

Земля судорожно дрожала под ногами отшельников. Виной тому было резонирующее дыхание мистера Пурпурного, который восседал в позе лотоса на невидимом троне, буквально левитируя в воздухе. На голове его был золотой шлем в виде пирамиды с закрытым глазом, а драная тряпка пурпурного цвета заменяла ему всю остальную одежду. Вся кожа на его теле была изуродована десятками тысяч шрамов и рубцов, на нем, на самом деле, не было живого места. Его аура ощущалась на физическом уровне, даже воздух вокруг был теплее на несколько градусов, а его волю и желания можно было понять, даже не говоря с ним.

— Намаскар, — из вежливости произнес мистер синий.

— Ты еще не готов!

— Только глупец будет считать себя готовым ко всему!

— Возьми плеть и хлещи себя ею, пока силы тебя не покинут! А когда не сможешь продолжать отдай плеть мистеру Голубому и пусть он продолжает! Когда и он устанет иди в город, найди там выгребную яму и проведи в ней неделю! Я хочу, чтобы ты ощутил на свой шкуре волю Шивы!

— Тысяча благодарностей, о великий учитель! — покорно ответил мистер Синий и начал истязать свою плоть.

— Мистер Синий рассказывал вам сегодня историю из прошлой жизни? Давайте и я вам расскажу, под эти прекрасные свистящие звуки плети, будет в двойне интереснее.

— С большим удовольствием великий! — ответил мистер Зеленый.

— В той жизни я был обычной девушкой из провинциального городка в Пенсильвании. У нас была самая обычная семья, жили скромно, но дружно. Мои туповатые братцы, занимались фермой с отцом, а мы с мамой создавали домашний уют и готовили кров. Так и текла моя не спешная жизнь день за днем, но я верила, можно сказать у меня была мечта! Знаете какая? Я хотела, чтобы все люди стали богатыми и обеспеченными, чтобы у всех были уборщицы, повара, садовники и прочие блага жизни. Естественно, для начала это все должно было появиться у меня, а потом уже у всех остальных, ну тех которые мне заплатят за волшебное тайное знание, которое есть только у меня.

— А что это было за знание учитель?

— Дашь сто штук скажу! Ахахахха!

— У меня нет денег учитель! У меня есть только моя голубая тряпка, пойдет?

— Вот видишь? Ты готов отдать мне свою последнюю вещь за тайное знание, которое знала скромная девочка из Пенсильвании, мне даже делать ни чего ни пришлось, ахахах!

— Во истину, это гениально!

— За несколько лет я создала целую сеть! Я начала продавать не только саму тайну, но и право на продажу тайны, за роялти естественно! Я стала настолько богатой, что деньги сами тянулись ко мне, доходило до того, что люди скидывали их мне просто так, веря, что им вернется в три конца, но возвращался в лучшем случае только конец.

— А к чему вам столько богатств?

— Не мне, мистер Голубой, а девочке из Пенсильвании, не путай пожалуйста. У меня уже есть все богатства всех уровней реальности, и я в этом настолько преисполнился, что уже хочу забыться и раствориться в пучине блаженного неведенья и бесконечного ничего!

— Приношу вам свои извинения учитель, расскажите пожалуйста еще про девочку.

— Хорошо. Как ты должен уже был понять, люди со временем стали умнеть и продажи простой тайны стали резко падать. Пришлось придумывать сложную тайну! А чтобы постичь сложную тайну, надо пройти курс! И я начала продавать курсы, где сложным языком объясняла людям простые вещи, неся в этот мир лучики любви, добра и денежного изобилия для всех моих любимых и дорогих, а тех кто брал личный коучинг за очень много зеленых бумажек, обнимала и посылала в на столько больше лучей любви и добра, на сколько больше они мне платили зеленых бумажек!

— И люди их покупали?

— Покупали не то слово, знание сложной тайны, как бы было доступом в элитный клуб, состоять в котором, лучше сказать так, не состоять в котором было позором и признаком скудоумия и бедности! Люди тратили на курсы последние деньги, но это было для меня вполне себе «ок», ведь познав сложную тайну им возвращалось в тройне, а то и больше, ну по крайней мере, я так думала.

— А что дальше!

— А дальше я уже перестала быть скромной девочкой из Пенсильвании, я стала самой богатой женщиной в мире, на одну уплату налогов уходили ярды. И вот тогда я стала настолько извращена в своем богатстве, насколько это было в принципе возможно. У меня дома происходили самые жесткие тусовки, алкоголь, наркотики, безудержный секс сразу с несколькими мужчинами и не только мужчинами, еще и с женщинами, и трансгендерами, и цисгендерами, ну в общем со всеми, с кем только можно, впрочем, и с кем нельзя тоже были, ведь всё что нельзя, то можно, если у тебя столько денег! Чтобы вы понимали на моей загородной вилле был бассейн кокаина, а вокруг него стояли фонтаны с мартини, виски, текилой и прочими напитками, я уж все не припомню. Кроме стимулирующих средств и в еде я стала развращена, лучшие повара мира соревновались за то, чтобы у меня работать, а продукты доставляли самолетами со всего света. Я могла съесть на завтрак гречу с черной икрой из Союза, на обед суши из рыбы фугу, а на ужин павлина фаршированного колибри!

— О ужас! Учитель, как же ваша карма!

— Как же ты глуп мистер Голубой! Синий ты что не объяснил ему суть ухода от дуального восприятия макрокосма?

— Я пытался учитель! — ответил мистер Синий, хлестнув себя плетью с особой жестокостью.

— Ладно слушай внимательно! Если совсем просто, то вот когда прям очень плохо, то это даже хорошо!

— А если чуть по сложнее?

— Эх, — мистер Пурпурный сделал глубокий выдох и продолжил, — по сложнее тогда продолжу историю. В общем я стала жить настолько извращенно, что обычные вещи перестали приносить мне какое-либо удовольствие. И как-то раз в очередном пьяном угаре, я поскользнулась и упала в туалете в каком-то модном клубе в Гоа, кстати говоря, а там унитаза не было как вы понимаете, просто дыра в полу, ну вот я прям в эту дыру лицом и сознание потеряла. Утром, когда моя охрана наконец нашла меня, я была вся в говне и моче, с ног до головы, вы представляете? Эти люди, если их так можно назвать конечно, делали свои дела прямо на меня, я в отключке, а они на меня! Ужас! Но все оказалось куда интереснее, в первые за долгое время мне стало очень хорошо! Прямо жизнь наполнилась смыслом! Я начала изучать этот феномен и это привело меня к агхори! Отличные ребята, мы с ними выпили, покурили, обмазались пеплом горелых трупов и говном, было здорово!

— Не совсем понимаю, — отчаянно сказал мистер Голубой.

— Я стала Шивой в тот момент глупыш!

— Ом намах Шивая! Во истину, ваше величие не знает границ!

— Это получается… — мистер Синий не успел договорить.

— Да, мистер Синий, я скоро покину вас навсегда.

— И я…

— Да, это испытание, которое ты сейчас проходишь, позволит тебе стать Шивой и занять мое место.

— Ом намах Шивая! — мистер Синий преисполнился благодатью и продолжил себя хлестать еще сильнее, сем прежде.

Звуки ударов плетью не замолкали неделю. Мистер Синий был на пределе, он бил себя, что было сил, не тратя время ни на что кроме. Его тело покрывалось замысловатыми узорами боли и страдания. Его братья отшельники читали мантры, придавая ему сил, а мистер Голубой готовился сменить его, когда его руки уже не смогут продолжить истязание. Мистер Пурпурный с большим наслаждением наблюдал происходящее и, казалось, даже закрытый глаз на его шлеме слегка приоткрылся.

Обычно различают десять степеней боли от очень слабой, когда большую часть времени человек её даже не ощущает, до невыносимой боли, при которой, человек привязан к постели, в бреду, не может говорить и формировать мысли, мышцы перестают подчинятся, а слезы и случайные крики, выходят из него не по его воле. Мистер Синий уже подходил к последнему десятому уровню, после выхода на который обычные люди либо уходят в кому, либо умирают, так как организм не может выдержать таких страданий.

— Довольно!

— Ещё нет, учитель!

— Ты можешь говорить, это похвально! Мистер Голубой бери плеть и помогай, вдвоем быстрее управитесь, ахахах!

Прошла еще неделя. Если масштабировать шкалу боли для обычных людей на йогина-отшельника и предположить, что открываются еще десять уровней, то мистер Синий дошел до пятнадцатого. Он сам уже не мог себя бичевать, но и останавливаться мистеру Голубому тоже не давал. Казалось, что кожи на его теле уже не осталось. Это был уже не человек, а окровавленный кусок мяса, как он до сих пор не терял сознание, это тайна, которую он сможет передать только следующему Шиве, который дойдет до этого уровня. Время текло, но он так и не сказал, довольно. Он просто уснул, что было само по себе благостью в его состоянии.

— Достаточно! — произнес мистер Пурпурный, почувствовав, что мистер Синий на грани своей физической жизни и смерти, берите его и несите в самую жуткую выгребную яму, самого зачуханного сортира в городе! Идите все втроем и не забудьте обоссать вашего брата и учителя! Ваше дежурство я возьму на себя, великая мантра во имя спасения мира, не должна прерываться никогда! Ом намах Шивая!

— Слушаемся и повинуемся великий учитель! — ответили все трое.

Его почти бездыханное тело ощутило блаженную негу и приятную теплоту. Находиться в выгребной яме было для него высшей наградой и даже мерзкое зловоние, которое там царило не вызывало у него отвращения. Поняв, что физическому телу ни что не угрожает, сознание мистера Синего отправилось в астральное паломничество по тысячам и тысячам жизней всех тех, кто были до него и будут после. Его внимание привлек бессмертный мужчина, который остался без своего бога, его лицо было ему знакомо. Он день за днем упивался чаем, который по вкусу, как суп, но так и не обретал силу, которая ему полагалась. В бреду его кошмарных метафизических похождений находилась вечная борьба с самим собой двух не противоположностей, различных по своей природе, но не истинной сути, будь то тряпка и банка или лед и сахар. Зачем? Понять было абсолютно невозможно. Он рыдал! Он кричал! Он был готов на все. Сопли застревали упругим комком в его горле, почти отправляя его к Аиду на безумное чаепитие, на которое он и сам уже рад отправится, но нет, он бессмертен и умереть не может даже по своей воле. Прошли годы, а он все так же был в отвратительной реальности, созданной его красными и пантерными друзьями, если конечно их можно было так назвать. В нем уже не осталось страха и в целом мире не осталось вещи способной его напугать, в нем было только бесконечное, глубинное, истинное отчаяние, которое сводило его с ума, словно пустынный червь, пожирающий песок его микрокосмического естества.

Временами сознание возвращалось в тело мистера Синего. В те не многие блаженные моменты он научился различать людей по виду их испражнений. Если на него падала твердая калбасовидная какашка, было понятно, что это сделал достаточно молодой человек в рационе, которого много клетчатки. Он работает на ферме и не испытывает регулярного голода. По поносику можно было узнать тучных людей, не то, чтобы у худых не было поносика, но статистику не обманешь. Мистер Синий настолько преисполнился знаниями об том, что выходит из человека, что мог сразу ставить им диагнозы, у кого проблемы с микрофлорой, у кого с почками, у кого с гормонами и даже у кого шизофрения. Эта своеобразная игра в доктора даже доставляла ему удовольствие. Изредка он прерывал её, чтобы поразмыслить о природе выделений в целом.

— В одной из прошлых жизней я видел, как малыш слоненок сует свой хобот в анус своей матери. Данный акт всегда был мне противен, но только оказавшись в куче говна, я наконец осознал, что так он получает необходимый микробиом в свой кишечник. Во истину, что естественно, то не безобразно.

Ход его мыслей оборвал мистер Зеленый, который нагло уселся на дыру в полу, выполняющую роль унитаза, своей оголенной задницей и начал неистово гадить жидкой дисперсией.

— Братишка! Братишка! Я тебе похавать принес! — кричал он, сопровождая свой акт дефекации бурной актерской игрой.

Но мистер Синий не обращал внимания, он понимал, что это провокация от мистера Пурпурного, этап проверки на профпригодность. Очередной поток астрального ветра унес его сознание в его прошлую жизнь.

— Довольно глупо, было с моей стороны, так бурно в нее влюбляться. Получается. Так стоп, нет, не может быть! Как же я был наивен! Во истину глупец! Все-таки да, в том, что солнце и луна слились в безумном танце, подобном бачате, есть и моя вина. Эх Саша, зачем ты поверил этому Цукерману. Смешно! Как же смешно! Я рассуждаю о прошлом себе и называю его, то есть себя в третьем лице. Но ведь я это уже не он!

— Отчасти да, отчасти нет! — ответил Саша

— Да так удобнее! — ответил мистер Синий, — Саша ты хоть представляешь сколько людей погибло по твоей вине!

— Нет, — ответил Саша, спокойно и выдержанно, — А почему ты лежишь в куче говна?

— Устраняю кармические последствия, твоего выбора!

— Зачем?

— Чтобы стать Шивой, конечно же!

— А кто такой Шива?

— Шива это все, а все это Шива, ну кроме Шакти конечно же, потому Шакти это божественная макрокосмическая энергия, которая делает Шиву живым.

— То есть Шива и Шакти безумно влюблены в друг друга!

— Глупец!

— Не мистер Синий это ты глупец! Моя любовь к Сирени была искренней и безусловной!

— Из-за твоей любви погибли миллионы!

— Что мне до них, ведь её все равно убили, а той другой я так и не смог добиться, — ответив он исчез.

— Все-таки мистер Пурпурный добился своего, вывел меня на эмоции. Хитрец, какой хитрец! А почему он все время в маске? И почему я раньше не задавался этим вопросом? Он вообще реален? Или он это просто моя идея, концепция, рождённая в моей голове? Подожди! Если он это идея, тогда и все это просто идея и я в том числе! Ничего нет! И смерти нет, и вселенной нет, и вообще ни чего нет! Все это иллюзия, которую мне внедрили из вне, а я поверил, как последний дурак! Хотя чего там, поверить в это тоже не кому, ведь, то, что называется мной, это тоже всего лишь чья-то мысль! Все верно я могу существовать лишь в мыслях кого-то, но и его тоже нет.

Каловые массы, окружающие его, заметно приросли за неделю. Только засохшие, обветренные губы и слегка потрепанный нос, остались на свободе, когда в уборную зашел мистер Пурпурный. Его необычайная аура, привела мистера Синего в сознание.

— Ну что ты усвоил урок?

— Какой?

— Прекрасно! Просто прекрасно! Остался последний шаг, и ты станешь Шивой.

— Ахахаха! — рассмеялся мистер Синий, который уже перестал быть мистером Синим.

— Не может быть! — на его маске в виде пирамидки от удивления, полностью открылся не только глаз, но и рот, — О великий господин Шива, — он пал всем телом прямо в каловые массы, — Прошу простить твоего скромного слугу.

— Ты дважды пытался меня обмануть!

— Не обмануть, а преподать урок.

— Преподать урок Шиве? Жалкий, смертный! Подойди ближе, у меня есть наказание для тебя!

— Да господин!

Шива сделал плавный вдох и плюнул в маску в виде пирамидки. Мистер Пурпурный отлетел в другой конец выгребной ямы и обнажил свое лицо. Ему было не суждено пережить этот удар, но так как он и сам когда-то был Шивой, его сознание перевоплотилось в алмазную вибрацию и растворилось в звуке Ом.

В этой массе говна, мочи и прочих людских испражнений, только что произошел самый сакральный ритуал передачи священной власти над миром. Мистер Синий, придя в себя увидел, что тряпки на его теле от содержащегося в моче аммиака стали пурпурными, а лицо мистера Пурпурного, которое скрывала маска в виде пирамидки, было в точности, таким же как у него самого. Поняв это, он протянул руки к своему лицу и обнаружил на нем маску. Наконец он осознал, что сам стал мистером Пурпурным и Шивой.

2. Сострадание

Документ за подписью Ивана Федоровича Орлова, лежал на столе товарища министра. Это был рапорт о проделанной работе. Андрей Евгеньевич все никак не решался приступить к его прочтению. Он ходил по комнате из стороны в сторону нервно куря нирдош, одну за одной без перерыва. Не то чтобы курение безникотиновых сигарет, как-либо могло облегчить его эмоциональное состояние, но где-то в глубине души он совсем не много, самую малость на это надеялся. Подойдя к окну, Андрей Евгеньевич увидел занятную сценку. Коренные хипари, живущие здесь еще с тех времен, когда луна влияла на отливы и приливы, яро спорили с представителями союзной интеллигенции о том, что загар от искусственного Солнца подобен загару в солярии и не может называться кошерным. Рассмеявшись, он все-таки открыл рапорт и приступил к изучению.

Рапорт

Министру АиГБГР

Колючему А. Е.

Довожу до вашего сведения, Шпалов Сергей Ибрагимович, именуемый далее подопытный употребил предложенный ему на добровольной основе чай, который по вкусу, как суп. В следствии чего был введен в трансовое состояние. Далее подопытный был передислоцирован в лабораторию института, где ему была проведена трепанация черепной коробки и введены споры особого кордицепса, выращенного в институте микологии, под личным руководством ректора Федора Степановича Орлова. Организм пациента положительно отреагировал на введение инородных тел. Все показатели отслеживались в штатном режиме. Жизни и здоровью тела подопытного ничего не угрожало на протяжении всей операции. Споры начали прорастать буквально на следующий день после введения. Замещение сознания произошло без нареканий.

Кордицепс по записанной в него программе приступил к получению космической энергии и сразу же вышел на довольно высокие объемы, гораздо выше наших ожиданий. Работа искусственного Солнца восстановлена в полном объеме. Тело подопытного идеально справляется со своей задачей, предположительно, потому что, как я ранее вам и докладывал, он происходит из древнего брахманического рода. В дальнейшем предлагаю масштабировать наш положительный результат на территории всего Союза.

Орлов И. Ф.

Постскриптум Иван написал на отдельном листке бумаги, слегка влажном и с небольшими разводами чернил.

P.S. Андрей Евгеньевич за проделанную работу и достижение высоких результатов прошу, как мы и договаривались, передать в личное пользование манускрипт древних шиваитских практик, найденный вами на раскопках в Кашмире, а также предоставить внеочередной отпуск на две недели.

— Представляю, как ему сейчас тяжело, — дочитав рапорт, вслух сказал товарищ министр. После выдохнул ароматный дым последней затяжки нирдоша и поставил свою визу.

Безжалостный ветер пустыни с особым садизмом и истинным безразличием впивался в его обнаженную кожу. Ему было все равно или быть может он даже видел в боли, которую ему приносит сама природа, определенный момент искупления. Иван искал древний джайнский храм, надеясь, что именно там он если и не обретет утешение, то по крайней мере сможет понять, как ему жить дальше.

Джайны вообще мастера искуплять грехи. В каждой джайнской семье было принято отдавать одного из своих детей в монахи, чтобы те заботились о карме всех родных. До известных событий они были богатейшей общиной Индостана. Причиной этого, как ни странно, была их абсолютная честность и в делах, и в быту. Делать с ними бизнес было одно удовольствие. Зажиточная жизнь в миру, ярко контрастировала с монашеством. Порядочный джайнский монах имеет право только на небольшой чайничек, веник из павлиньих перьев, книгу, четки и марлевую повязку, чтобы ненароком никакая малейшая букашка не залетела в рот. Ведь главный принцип любого джайна это ахимса — отказ от причинения вреда всему живому действием, словом и даже мыслью. Простому обывателю сложно понять кто в этой джайнской культуре более просвещённый и находиться на верхней ступени в иерархии, ведь даже цветовой дифференциации трусов у них нет, так как, собственно говоря, и трусов у них нет. Но более изощренный и пытливый ум сразу сделает правильный выбор. Чем беднее и более аскетично выглядит человек стоящий перед вами, тем, даю вам слово, более высокого положения он достиг. Если спросить его прямо он, конечно же вам об этом не скажет, так как хвалиться тоже запрещено.

В своем одиночном путешествии, налегке, Иван находился уже более недели и прилично вымотался. Пустыня, как самый порядочный древний вампир, смаковала его потихоньку маленькими кусочками, забирая жизненные силы. Искусственное Солнце грело хоть и не так сильно, как настоящее, но ожоги третьей степени стали для Ивана самым обычным делом. Наконец вдалеке он увидел дуалистический шахматный храм, явно не джайнский, но тем не менее в нем он увидел свое спасение. Внутри были два отшельника-монаха, один старик в белых одеяниях с головой, бритой наголо, а второй молодой весь в черном и с пышной шевелюрой. Они сидели на плитке, каждый своего цвета и ожесточенно спорили пусто ли яйцо или же в нем скрыты целые миры.

— Намасте! — произнес Иван.

Отшельники, не обращая на него внимания продолжали спорить, приводя все более странные аргументы.

— Вот смотри, если в яйце ничего нет, тогда почему Земля не сошла с орбиты? Ведь если яйцо было пустым, то его масса была бы ничтожна мала, и оно не могло бы удерживать космические объекты в своем гравитационном поле, — сказал монах в белом.

— Ты еще скажи Земля шарообразная? — отвечал монах в черном.

— Мужчины? — Иван еще попытался привлечь их внимание.

— А какая еще-то?

— Плоская конечно! Иначе бы мы кубарем покатились!

— Товарищи монахи! — психанув, прокричал Иван.

— Что тебе убивец? — наконец ответил монах в белом.

— Искупления, — ответил Иван, склонившись в поклоне.

— Отрежь себе руку и иди с миром, — ответил монах в черном.

— Или ногу, — добавил монах без волос на голове.

— А можно обойтись без членовредительства?

— Можно, но это займет много времени, а его у нас на тебя нет, нам спорить надо!

— Может я вам помогу решить ваш спор, я знаю, что внутри яйца. Мне об этом отец рассказывал.

— Спасибо! Не надо, мы сами.

— Но почему же, товарищи? Это же глупо отказываться от ответа на так интересующий вас вопрос?

— Глупо было убивать Сережу! Его ждали по истине великие дела! А ты променял его на свет искусственного Солнца.

— Но откуда… Впрочем не важно. Хотя вот если разобраться фактически его убил кордицепс, а не я, но вот хреново почему-то мне, а не ему.

— То, что тебе плохо это уже хорошо, это значит, что ты еще не совсем потерянный человек.

— Дак что же мне сделать, чтобы простить себя? Я уже жить нормально не могу, путаюсь заснуть, вижу его смуглое лицо, искаженное первобытным ужасом, пытаюсь не думать о том, что его семья лишилась единственного сына и тут же начинаюсь углубляется в эти мысли, накручивая очередные витки идиотического самокопания, да что там я есть даже нормально не могу, вся еда встает комком в горле.

— Не можешь спать не спи, не можешь думать не думай, не можешь есть не ешь, — ответил монах в белом.

— Не можешь спать наешься таблеток и спи сутками, не можешь думать, думай и углубляйся в свои мысли, не можешь есть, пихай еду в себя силой! — ответил длинноволосый монах.

— И как мне это поможет?

— Слишком много вопросов, настало время выбора.

— Тогда я выбираю ваш совет, — ответил Иван, качнув головой в сторону монаха в белом.

— С этой минуты ты не спишь, не думаешь и не ешь, если нарушишь аскезу, то больше мы с тобой говорить не будем.

Первые дни добровольного отказа стали для Ивана сущим адом, особенно тяжело давалось не думание. Самокопание и рефлексия по поводу Сергея терзали его слишком сильно. Монах в белом сжалился на ним и выдал метлу, поручив наводить порядок в храме. Это, как ни странно, был на самом деле жест величайшего милосердия, и Иван это понимал как никто другой. Работа отвлекала его, давая стимул жить. Монахи оценили его рвение к труду и каждый день придумывали новые задания. За работу они платили ему стаканчиком красной воды из источника, который был сокрыт от людских глаз под шахматным полом. Красная вода давала Ивану сил, чтобы прожить еще один проклятый день. Постепенно он к ней пристращался. Она стала для него всем тем единственным, чего его жалкое сознание без мыслей, окончательно сломленное от отсутствия сна и его жалкое тело, ужасно вымотанное тяжелым трудом и голодом, жаждали и требовали от остатков своего хозяина.

— Довольно, — сказал монах в белом.

— Но как же? Если я …, то вы не дадите мне красной воды и тогда я точно…

— Нет никакой красной воды, ты её выдумал, хотя думать тебе было запрещено! Ты нарушил правила, которые сам же и придумал и должен покинуть сей храм.

— Быть не может, это какая-то ерунда! Я у вас уже как месяц, работаю за красную воду без сна и отдыха.

— Ты прибыл только вчера, орал и требовал самого главного джайского монаха. Мы тебе спокойно объяснили, что у нас джайнов нет, но ты нам не поверил, оголился и бегал по храму, как сумасшедший.

— Вы не шутите?

— Какие шутки, молодой человек, вы даже на пол нам нагадили, правда потом сами и убрали.

— Это, наверное, пустыня свела меня с ума и мое преступление.

— Какое преступление?

— Как какое, вы же сами все знаете?

— Извольте, впервые слышим.

— Не важно, хотя нет это очень важно, но сначала скажите кто вы?

— А ты кто?

— Я Иван, по профессии археолог, по призванию уже, наверное, даже и не скажу.

— А моя фамилия Цукерман, не когда я был профессором и видным деятелем, ну а сейчас искупаю грехи в этой обители дуалистического детерминизма находясь в постоянном споре с тем глупым невеждой в черных одеждах, у него три класса образования и он думает, что Земля плоская и стоит на трех слонах и черепахе.

— Стойте не вы ли тот самый Лазарь Цукерман, про которого мне рассказывал мне мой отец Федор Степанович, вам должно быть уже почти сто лет? Вы очень хорошо сохранились.

— Дак ты получается отпрыск Федора? Ну если он тебе обо мне рассказывал, ты, наверное, должен понимать, что мы с ним далеко не друзья.

— Я не мой отец! Хотя, возможно, я даже хуже.

— Что ты натворил сынок? Не стесняйся, все мы здесь не без греха.

— Я убил человека, ну не совсем я, но я был причастен к этому событию.

— И что? Я был причастен к смертям миллионов, но не я резал этих людей, не я спускал курки, не я зажигал костры. Нет ты не подумай, я трезво осознаю, что доля моего влияния есть и она безусловно внесла довольно немаленький вклад, поэтому я и нахожусь здесь, и ищу прощенья сам у себя на краю света, это все-таки лучше, чем покончить с жизнью, летя вниз головой с крыши самого высокого здания где-нибудь в Нью-Йорке.

— Вам стало хоть не много легче?

— Ты неправильно задаешь свой вопрос, надеясь найти ответы для своего утешения, но во мне ты их не найдешь.

— Можно тогда я здесь побуду не много?

— Если хочешь, то оставайся, как я могу тебе запретить быть здесь, ведь я тоже гость. А что будешь делать потом?

— Пойду дальше искать джайнский храм. Возможно, они мне помогут.

— Смешной ты, искать утешение у индийских людей, которые не едят свинину, проще верблюду пройти сквозь игольное ушко.

— Дак они не только свинину не едят, они вообще строгие вегетарианцы.

— Сути дела это не меняет, ахаха.

— Дак, а что делать то тогда?

— Есть один вариант, конечно, но он тебе не понравиться.

— Я же уже сказал руку себе резать я не буду.

— Да не этот. Ты же уже пробовал чай, который по вкусу, как суп?

— Пробовал это не то слово, отец с детства меня на него подсадил.

— Вот если в него добавить особую специю, которая усилит эффект в разы, то быть может в трипе ты сможешь найти искупление, а быть может и умрешь.

— Что это за специя такая? Куркума, гвоздика или быть может кардамон?

— Не совсем, состав этого порошка необычайно сложен, в нем сушеные травы со всего мира, собранные в определенное время, плюс сублимированные выжимки из тысячелетних деревьев и много еще того, что лучше бы тебе вовсе не знать.

— Я так понимаю, что есть реальный риск моей смерти?

— Примерно девяносто процентный.

— Я вроде бы еще не настолько отчаялся, чтобы ставить против себя один к девяти.

— Смотри сам, настаивать я совершенно не настроен, скорее даже наоборот. У меня имеется кое какой опыт, благодаря твоему отцу и лучше бы его не было.

— Опыта или моего отца?

— Уж прости старика, но обоих.

— Вам не за что извинятся, заставлять людей пить чай, который по вкусу, как суп без их согласия или обманом, не делает чести моему отцу.

— Ты куда более рассудительный, чем он, но вот одного я понять не могу.

— Чего же?

— Если ты весь такой правильный, как ты человека убил?

— Ну я же говорил, что не совсем я. А если уж говорить совсем откровенно, это был очень тяжёлый морально этический выбор. На момент его совершения, я думал, что великое дело, которое мы вершим ради Союза того стоит, но как я заблуждался полагая, что жизнь отдельного человека ничего не стоит.

— А разве она чего-то стоит? Вот ты, стоишь сейчас передо мной и рассуждаешь о вещах в которых ты абсолютно ничего не понимаешь. Подумаешь убил человека, а соплей три кулака уже намотал! Руку себе резать не хочешь, чай пить тоже! Ты Ваня тряпка, понимаешь! Тварь дрожащая и должен знать своё место!

— Попрошу вас профессор!

— Ну попроси! Вот только я давно уже не профессор, а так придорожная пыль возле самой дешевой раджастанской забегаловки.

— Вы тогда тоже тварь получается?!

— Ну нет дружок, я право имею! Я давно встал на рельсы своего пути и рефлексией не занимаюсь. Врать не буду, иногда накатывает, но у меня хотя бы есть яйца, чтобы тянуть вагонетку своей жизни туда куда хочу именно я.

— Давай сюда свой сраный чай, который по вкусу как суп! Если ты думаешь, что Иван Федорович сыкло, я тебе докажу обратное, упрямый старик.

— Только не забудь про специю, — Цукерман передал ему целлофановый пакетик, который отвратительно приятно пах мускатным орехом.

— Ладно чай у меня свой есть!

— Я и не сомневался.

— Лазарь, простите мне мою несдержанность, но я могу попросить вас побыть моим ситтером.

— Выбора у меня все равно нет, но направлять я тебя не буду, иначе вся процедура потеряет смысл, ты же понимаешь?

— К сожалению, да.

— Ну что же тогда удачи тебе, мой юный друг.

Леопардовым ветром, словно в глубочайшем экстазе, был разбужен, тот кто в общем то и не планировал больше никогда просыпаться, ведь последнее, что он помнит, как он сутками в бесконечном кайфе и страдании ест суп из крапивы и медитирует во благо всех живых существ.

Красно-белый мир победил. На каждую тысячу дверей, теперь, как и всегда положено ровно тысяча топоров и столько же маньяков, все согласно госплана и ни как иначе. Угрюмые пешеходы и радостные пешесиды, разбудили в нем гнев, который он обещал себе не испытывать никогда в этой жизни, впрочем, и этой жизни не должно было быть. В свое время, он заплатил достаточно, чтобы больше не открывать глаз.

— Что за иллюзорная гадость, зловонная пелена, невежество в состоянии квинт эссенции? Зачем вы вновь явились ко мне на поклон? Ах это ты источник этого, того, чего не может быть. Ты! Слышишь? Я к тебе обращаюсь! Зачем ты извратил само бытие и призвал меня? Чем я тебе насолил? Я достаточно страдал, чтобы растворится в первородной пустоте извечного ничего! Зачем? Зачем? Зачем!?

— Но как? Если я нарушил ваш покой, прошу меня простить. Я ни в коем случае, не хотел вас тревожить. И почему вы зеленый?

— Вранье! И ты ответишь за каждое слово!

— Да, нет же! Я всего лишь хотел найти спасенье. Нет не так. Я всего лишь хотел простить сам себя за все то, что по дурости сотворил.

— Хм, теперь я вижу. Когда-то и я был таким же. Возможно, даже я не постиг всех законов кармы и её завихрения подобно сильному восточному ветру смогли зацепить меня из нирваны.

— Получается вы?

— Да я был, хм как бы это выразить вербально? Я не был! Лучше всего подходит эта формулировка.

— И каково это?

— Хм? Сложно сказать, там все не так, как здесь! Представь себе, что ты река и не просто река, а ярко красная река и состоишь ты лишь из серотонина и эндорфина.

— Ну допустим…

— Ты не понял. Не ты испытываешь кайф, тебя ведь нет, если ты до сих пор это не осознал.

— А кто же тогда?

— Никто! Ты сам становишься тем абсолютным потоком бесконечного удовольствия.

— То есть я, ну то есть вы, ни чувствуете?

— Чувствую конечно же!

— Но вас ведь нет?

— Нет!

— Тогда как?

— Вот представь, что у тебя нет руки, ну или там ноги!

— И вы туда же!

— Видимо ты не совсем понял, давай я тебе разжую. Вот нет у тебя руки, а ты продолжаешь её чувствовать, как такое может быть?

— Ну с точки зрения современной науки, это происходит за счет того, что идет переорганизация работы мозга, приводящая к появлению неправильных связей между нейронами, управлявшими движениями ампутированной руки.

— А теперь представь, что у тебя ампутировали все! Перестраиваться не чему, но ты все равно будешь все ощущать, хотя ни чего уже в общем то и нет.

— Почему? Ведь все ощущения обрабатываются в головном мозге, если его нет, то и ощущений быть не может.

— Правильно!

— Тогда я совсем ничего не понимаю…

— Зато я понял, почему я здесь. Ты такой же упертый и тупой баран, как я! И поэтому произошло, то, чего, как я думал, произойти в принципе не может.

— Это поэтому вы зеленый? Злитесь?

— Нет, но ты сам станешь таким же, когда пройдешь мой путь, а выбора у тебя нет, Ваня.

— Почему?

— Опять не правильный вопрос. Впрочем, другого я от тебя и не ждал. Надеюсь, сотни лет рабского труда, сделают из тебя человека.

— Я столько не проживу!

— Здесь ты проживешь столько, сколько я захочу.

— Давайте тогда приступать побыстрее, а то у меня дела еще есть.

— Ахахаха! Дела у него есть. Когда мы закончим, ты уже забудешь про все свои дела и про все остальное тоже забудешь и даже свое имя ты забудешь.

— Если это поможет мне простить себя, то так тому и быть.

— Ты станешь рабской пчелой, что непрерывно плетет улей мироздания! Но это потом, когда дорастешь!

— А что сейчас?

— Сейчас создай дом с тремя углами для своего учителя и сделай пятнадцать тысяч простираний для всех, кто смог пройти этим путем до тебя и пройдет его после.

— Но из чего? Кругом лишь пустота и только вдалеке революционное красное знамя гордо реет над всем уже давно сгнившим капиталистическим обществом.

— Тяжко будет мне с тобой, ты еще хуже меня в твои годы. Возьми весь свой накопленный багаж знаний, умений и навыков, и строй вот прям из него. Я хочу, чтобы ты стал пустым, как всё то, что нас окружает.

— А так можно было?

— Так нужно будет!

Иван заложил фундамент из тех программ, что получал еще в интернате. В ход пошли детские обиды на отца и мать, которые его даже не навещали. Опалубкой для треугольной плиты послужили яркие воспоминания первых школьных дней. На три стены он решил потратить свою первую влюбленность в Ирку из параллельного класса, которая обменяла ему поцелуй в щеку на яблоко. Крышу он сделал из воспоминаний о том, как впервые оказался в милиции, тогда он и Витька, чуть не сожгли интернат, поджигая тополиный пух череповецкими спичками. Изящные линии судьбы переплелись в забавные узоры на фасадах дома. Ивану очень понравилась проделанная им работа, можно даже сказать, что он ей гордился, однако его вечнозеленый учитель так не считал.

— Ваня, все херня давай по новой, только на этот раз четыре стены, будь любезен.

Шли годы, Иван трудился не покладая рук, материала ему хватало с лихвой, то детские обиды, то очередные раскопки с Андреем Евгеньевичем, то негодование в отношении своего отца. Дом о четырех стенах постепенно материализовался и был по истине прекрасен, строгие линии, удачно подобранные пастельные тона и никакой треклятой лепнины, которая могла бы так раздражать глаз союзного человека своим излишеством и непрактичностью.

— Уже лучше, но пока ты строил я уже передумал, давай пять стен и крышу повеселее сделай, а то совсем скукота, — отвечал учитель, когда Иван презентовал ему новый дом.

— Вы уж определитесь пожалуйста, а то ведь я совсем пустым стану! — довольно грубо и раздраженно ответил Иван.

— Если что-то не нравиться, можешь быть свободен, я тебя не держу!

— Какие мы нежные! Ладно, ладно! Потрачу еще пару десятков лет на пятистенок для вашего мудрейшества, — ехидно отвечал юноша.

Пятьдесят лет Иван трепетно и тщательно выбирал материал для постройки очередного дома. Каждая стена стоила ему самых драгоценных воспоминаний. Он пустел в прямом смысле слова, в нем остались только совсем уж базовые программы и самые ценные знания, которыми он дорожил больше всего на свете.

— Вань, ты не поверишь?! — смеясь начал учитель, — но пятистенок тоже ни о чем, хочу шестиугольник.

Иван ничего не ответил, он просто не мог, умение говорить он потратил на крышу пятистенка. Он с грустью сглотнул последнюю оставшуюся в нем возможность обижаться и стал пчелой, которая плетет шестигранные дома во вселенском улье мироздания тем, кому они нужны и тем, кого с недавних пор союзная наука научилась отправлять сюда насильно. Пчела Иван увидел небольшой сгусток сознания и энергии цвета топленого молока, который испытывал первобытный ужас бесконечного одиночества этой трансцендентной нереальности. Узнав в нем Сергея, он ощутил возможность на свое искупление. Аккуратно подлетев, из самых последних знаний, сил, навыков, пчела Иван сплел Сергею шестигранный домик-соту. После чего от него не осталось ни чего и даже того, что хоть как-то бы могло бы послужить маяком для возвращения из ни чего в ни куда, тоже не осталось. Но, как ни странно, он не исчез полностью, Иван наконец осознал то, что пытался объяснить ему на словах учитель.

— Иван! Ваня! Ванечка! Давай возвращайся, хватит уже! — кричал не на шутку взволнованный Цукерман.

Иван не обращал на него внимания он бегал по шахматному полу, лебезя руками словно крыльями. Иногда он снимал штаны, делал свое грязное дело и пытался из получившегося материала лепить подобие улья. Чуть реже пытался ужалить Цукермана и человека в черном. И всего лишь один раз Иван просил принести ему нектара, какого именно Цукерман не понял и просто дал ему воду с медом.

Трип длился уже два дня. Как выводить Ваню оттуда Цукерман не знал, да и перед приемом чая, который по вкусу, как суп с особыми специями, он предупреждал Ивана о том, что не будет его проводником. И все же он переживал. В Иване он увидел того, кто бы мог быть его сыном, он чувствовал свою ответственность за него, да и не должны дети нести ответственность за грехи своих отцов.

— Горе мне, старому дураку! Зачем? Зачем я ему рассказал об этой специи? — истерично кричал профессор.

— Сдай его в психушку и нет проблем, — сказал человек в черном.

— Тебя дебила не спросил!

— Ну а что с ним делать, он нам весь пол засрал!?

— Не переживай, я уберу.

— Не в этом дело Лазарь, сегодня ты уберешь, завтра быть может тоже, а что потом? Всю жизнь будешь о нем заботиться?

— Буду, если понадобиться, но я верю в этого юношу! Он обязательно справиться! — уже почти кричал Цукерман, крепко сжимая Ивана и подтирая ему слюни.

— Воля твоя профессор.

— Есть способ решить все быстро, но мне бы не хотелось до него доходить.

— Решайся, а то я уже задыхаюсь от этой вони.

— Тебе придется сдерживать нас обоих, сможешь?

— Ну его, профессор, давай уж как-нибудь без меня.

— Эх, не думал я, что на старости лет придется пить чай, который по вкусу, как суп и беспокоить своего старого учителя, — тяжело вздохнув, констатировал Цукерман.

Следующие два часа он готовился. Приделал к кровати ремни. Заварил чай. Медитировал. Сделал специальные упражнения, для улучшения лимфотока. Зажег благовонные палочки.

— Связать по крайней мере ты меня можешь?

— Эт, всегда пожалуйста!

Цукерман, несмотря на то что чай, который по вкусу, как суп был крайне горяч, жадно, одним мощным глотком выпил всю чашку. Лег на кровать и отправился в далекое путешествие к своему старому другу и учителю, к великому мертвецу, который смог транслировать свои мысли из небытия в свое нетленное тело здесь на Земле, неся свет и знание во благо всех живых существ, к Буде Борисовичу.

Покрытое зелеными дынями, поле кровавой неизбежности, словно громадное облако горькой ваты не сулило ни чего хорошего, кроме всего того хорошего, чего оно могло сулить или солить, в принципе. Швейцаристские алгебраисты, тем временем, соревновались за то, кто будет делать перерасчет этих самых дынь после того, как схлестнуться стенка на стенку боскеры-неоязычники и самобитсы-постпротестантославянофаги за право первого дня с блондинкой с голубыми глазами в розовом сарафане от Е-дашкина, которая обещала выдать пропуск в Вальгалище самым лучшим бойцам.

Что такое Вальгалище, никто конечно не знал, но это звучало свежо, интересно и все предположили, что это что-то из современного искусства, а как известно современное искусство требует современных жертв и именно по этой самой причине возможность поучаствовать в схватке стоила сумасшедших е-бабок. Как говорили в древности: «Пипл схаватет!», и пипл хавал, как и всегда, на протяжении всей истории человечества.

Разрезая пространство и время, словно масло гхи из Тарноги, он презрел сию битву, как любой уважающий себя человек, рожденный в прошлом столетии. Верхом на хромой пантере, он отправил их всех в следующую бесцельную жизнь, лишь одним своим свайпом влево и получил от блондинки с голубыми глазами в розовом сарафане лайк и пропуск в Вальгалище.

— Кто ты войн? — спросила она.

— Имя мне Лазарь Цукерман, последний из великих, когда-то в прошлом, мистиков Аполлона.

— Чтож, ты выполнил все обязательства и можешь лицезреть Вальгалище, — слегка краснея, ответила блондинка с голубыми глазами в розовом сарафане.

Внутри было тепло и влажно, словно бы попал в пещеру на райском острове с вулканом. Цукерман, будучи опытным мистиком, знал путь заранее, он уже бывал здесь и пускай в прошлый раз это была не пещера, а узкая нора, которая сдавливала его эфирное тело со всех сторон, суть от этого не менялась никогда. Главное было двигаться не предсказуемо для системы, сначала медленно, потом быстрее и не только вперед, но и назад тоже, иначе можно было угодить в ловушки, ловко ей расставленные и закончить свое путешествие раньше, чем было нужно.

Матерый исследователь, двигался, как заколдованный, со стороны можно было бы подумать, что он танцует некую жгучую смесь латиноамериканских танцев вместе взятых и бережно взбитых в блендере тщеславия и самости. Важно понимать, что это было лишь внешним проявлением, внутри он был абсолютно спокоен и не возмутим, можно даже сказать он был пуст, как куст, гол, как сокол и пол, как скол. Старый конь знал борозду наизусть, и та под гнетом его магической маскулинности поддавалась сама, без внешнего усилия, но глубокого внутреннего. Пройдя по лучу Вальгалища строго определенный отрезок, Цукерман, свернул там, где было надо и окончил свое путешествие в обители Буды Борисовича. Встреча длилась ровно долю секунды, но майор-лама считал все что было на душе у своего ученика за треть от положенного времени, две три остатка он просто смеялся, впрочем, как и всегда.

В холодном поту Цукерман пришел в себя. Он крепко сжимал своего коллегу по дебатам за талию.

— Слава китам и черепахе ты очнулся, упрямый старик! — сказал патлатый мужчина в черном.

— А что такое? Ты ведь крепко связывал меня ремнями, как я смог встать с кровати?

— Ох и не знаю!

— Не таи, говори, как есть!

— Ну ты сказал, что закончил и попросил меня развязать тебя.

— А ты взял и развязал?

— Ну да, ты ведь просил.

— И что я?

— А ты как набросился на меня и давай танцевать! Сначала танго и вальс, это было еще ни чего так, даже весело, но потом ты перешел на стрип-пластику, а закончил вообще бачатой. Ох я даже не знаю, как бы ты далеко зашел, если бы действие чая, который по вкусу, как суп не закончилось, ох не знаю. Ты бы старина сходил проверился, может ты из этих, ну которые жили в Содоме?

— За такие слова, в приличном обществе, принято ломать человеку уши, ну или как минимум нос! Ты же понимаешь?

— А я то, что, это ты у нас член клуба любителей щекотать очко, стрингоносец хренов!

— Ну ты и говно Джон, надо было тебя оставить гнить в РША!

— Уж лучше гнить в РША, чем оказаться пещерой для твоих говно раскопок!

— Иди сюда, буду бить тебе лицо, ублюдок, падла, говно, жопа! — прокричал Цукерман, явно выйдя из равновесия.

— А нрав остался все тот же, ахаха!

— Быть не может, но как? Буда Борисович?

— А ты кого ожидал здесь увидеть? Не ужели блондинку с голубыми глазами в розовом сарафане?

— Кстати, а почему бы и нет? Она довольно интересный феномен!

— А ты хотел поговорить именно про неё, ахахах?

— Кстати, вы так и не ответили, как вы здесь? Это ведь реальность? Или…

— Реальности, друг мой, давно уже нет, в принципе, ахахах.

— Ладно давайте без софистики, времени у нас, наверное, не много?

— От чего же, все время мира и не только, ахахах.

— Перестаю задавать глупые вопросы, давайте сразу к делу, надо Ваньку вытаскивать!

— Ваньки больше нет, Лазарь!

— Это как? Вот же он лежит, дышит!

— Он попал к вечнозеленому учителю. А у того методы, ну сам понимаешь, очень радикальные. В общем расщепил он Ваньку на материал для сот мироздания.

— Дак давайте соберем его снова! Вы же можете, ну кто кроме вас, ну пожалуйста! Буда Борисович, в последний раз помогите глупому старику! Молю!

— А что тебе до него, он ведь Федькин сын, а ты с Федькой давно в рамсах, это факт известный, что ты так за него просишь, ахахах?

— На меня похож, тоже любит дров наломать, а потом искать искупления!

— Ну эт мы все такие, ахахах!

— Поможете?

— Нет.

— Но почему?

— Потому что даже я не могу расщепить соты мироздания и вновь создать из них Ивана. Это может сделать только сам великий абсолют, ахахах.

— Давайте его попросим?

— Ему все равно! Он всегда только и делает, что наблюдает за всем. А всё, берет и происходит лишь только потому, что он за ним наблюдает. Если он перестанет наблюдать и прервется на такую незначительную задачу, тогда всё закончится, потом правда он вернет фокус своего внимания обратно, но это будет уже совершенно другой мир, где не будет, ни тебя и даже возможно и ни меня, ахахах.

— Сделайте хоть что-нибудь, пожалуйста! — уже почти ревел, как младенец, старик Цукерман.

— Тело Ивана еще живо, а там есть незамутненное сознание молочного цвета, что бережно запаковано в самой красивой соте, быть может отдадим ему тело Ивана, что скажешь?

— Быть может это Сергей? Тот в чей смерти винил себя Иван?

— Давай узнаем, ахахах.

Воля мойра-ламы, подобно древней катане, работы Хасэбэ Кунисигэ, пронзила забрус соты молочного цвета. Нежное сознание находившееся внутри полилось наружу, сродни тому, как сострадание великих учителей прошлого, проистекает через книги ко всем, кто в нем нуждается.

Сознание вещь очень сложная в тонкоматериальном плане, особенно трудным становится процесс его дэикспетизации в тех случаях, когда его насильно вырвали из тела хозяина. Оно становится тождественно собаке, познавшей гнев своего хозяина и ей, по истине, тяжело доверится новому владельцу, то есть телу, в которое его собираются деикспетизировать. Да и вообще познавшему небытие уму, обратно в унылое бытие, не то, чтобы хотелось вернуться, а точнее совсем не хотелось. Но воля Буды Борисовича, умудренного нежизненным опытом, могла делать с юным сознанием, все что ей угодно и Сергей отправился прямым потоком в тело Ивана.

— Ну что ж Цукерман, я сделал свою работу, ахахах!

— Не то, чтобы, это сильно меня ободрило, но так по крайней мере будет легче Ивану в том мире.

— Ивана нет, ему не станет легче, ахахах.

— Тогда станет легче воспоминанию об Иване в моей голове.

— Определенно, ахаха! Удачи тебе Цукерман!

— И вам Буда Борисович.

— Мне она не нужна, у меня есть воля, ахахах!

Дрожащее, беспомощное, слабое и бесконечно уставшее сознание юного Сергея наконец пробудилось в теле Ивана. Оно едва не отправилось обратно в небытие, но Цукерман, повинуясь древним инстинктам успел нанести шлепок по его заднице, и Сергей смог сделать свой первый вдох в новом биоскафандре.

— А я что говорил! Гомозек вы! — заёрничал глупый Джон, не понимавший, что только что на его глазах произошло великое чудо рождения сознания в новом теле.

— Как ты? — не обращая внимания на язвы Джона, старик обратился к Сергею.

— Мх, кхм, агрх, — не внятно отвечал Сергей.

— Не торопись, просто прочувствуй все органы нового тела, дай время своему сознанию наполнить нейронные сети.

— Угу, — едва промычал Сергей.

— Джон принеси воды!

— Хорошо, старый извращенец!

— Спасибо! — Цукерман продолжал игнорировать девиантное поведение человека в черном.

Включение и выключение искусственного солнца, означавшее начало дня и начало ночи, вызывало у Сергея приступы ярости, видимо он понимал, что как-то связан с ним. Цукерман все время был с ним рядом и выхаживал, как собственного сына, о котором он мечтал всю жизнь, но так и не завел. Наконец спустя ровно семь циклов работы искусственного солнца, Сергей смог говорить членораздельно, а не просто мычать.

— Спасибо тебе старик, за твою доброту и сострадание!

— Не за что мой юный друг.

— Такое чувство, что твое лицо мне подозрительно знакомо. И вообще в моем сознании всплывает столько всего, чего не было в моей жизни.

— Быть может, это воспоминания Ивана?

— Что самое странное нет! Я помню, как я работал в секретной организации и писал статьи в е-газете про коррумпированную власть в Париже. А потом меня предали!

— Это не правда! Ты нагло врешь, юнец! Кто ты? — нервно вскричал Цукерман.

— Я, хм? Я Сергей Шпалов — археолог. А еще, кажется? Сложно сказать, все это выглядит, как одно большое наваждение. Как будто бы я вижу сон внутри сна или быть может это все и есть сон или мы только что опять выпили чаю, который по вкусу, как суп?

— Нет, мы не пили только воду. Не томи, говори пожалуйста.

— Еще я вижу себя неким Сашей Айсбергом, возможно я был им в прошлой жизни. Стойте, а вы случайно не профессор Цукерман.

— Кармические законы не постижимы. Да сынок, это я. В той жизни ты был пешкой в моих руках, пока все не вышло из-под контроля, — расплакавшись ответил Цукерман.

— Не переживайте, я не держу на вас зла, в конце концов мы оба были пешками в той игре и предали нас обоих.

— Но зачем ты решил убить себя?

— А зачем мне было жить, профессор?

— Ну как? Ты был молод и полон сил!

— Я был пуст, профессор! Пуст, как самая темная безысходность!

— Я тоже, но смерть это не выход!

— А что тогда выход? Сидеть в пустыне с тупым Джоном и рассуждать об устройстве мироздания?

— Почему бы и нет?

— Довольно! Я не хочу больше вспоминать ту жизнь, профессор. Лучше я продолжу эту, пусть и не в своем теле.

— Как скажешь сынок, воля твоя.

— Почему вы зовете меня сынок?

— Прости старику эту слабость. Своих детей у меня ведь нет.

— Это не важно, в любом случае все мы обречены вспоминать прошлое, ведь вспомнить будущее, увы мы не можем.

— Ты абсолютно прав, Сергей. Рефлексия — это бич современного человека. Что ты собираешься делать дальше?

— Поеду в Москву и донесу на самый вверх, чем занимаются в Гоа, великие умы Союза.

— Брось ты это Сережа, думаешь с чьей отмашки был запущен этот проект? Неужели ты веришь в самоуправление на местах? В наше то время, ахахаха!

— Верю! И всегда вверил, только распределенная власть может быть действительно эффективна.

— Ой рассмешил, не могу! Ахахах! Сейчас животик лопнет! Слышишь! Джон! Распределенная власть и эффективна, ахахах! Ты еще скажи, чтобы каждому субъекту Союза по своему президенту или генерал-губернатору назначили?

— Почему бы и нет! Отличная идея старик! — после этих слов Сергей попытался встать, но тут же был отправлен гравитацией обратно в импровизированную кровать.

— Тише, тише, сынок. Дай время своему сознанию до конца освоится. А пока оставайся здесь, мы с Джоном за тобой присмотрим.

— Говори за себя лысый! — грубо ответил Джон.

— Не обращай на него внимания, он только на словах такой грубый, на деле же глупый птенец.

— Хорошо!

Бесцельное времяпрепровождение в кровати довольно быстро ему наскучило, и Сергей начал пытаться ползать, как гусеница по идеально чистому полу шахматного храма дуалистического детерминизма. По не многу, он изучал местную религию, если её так можно было назвать, тщательно всматриваясь в иконографию и витражи, которые украшали храм. Основным сюжетам всегда выступало противопоставление абсолютных противоположностей друг другу, но таким хитрым образом, что одно не может существовать без другого. Его особое внимание привлек витраж, на котором великий союзный солдат, с присущим ему состраданием, осознанностью и бесконечно печальными глазами, безжалостно уничтожает гея-террориста, освобождая Европу от тирании содомитов, во благо всех живых существ.

Сергей долго не мог понять, что только во тьме всей этой гей-тирании союзный солдат мог сиять столь ярко, что традиционные ценности моментально начинали передаваться воздушно капельным путем. Когда, наконец, он разжевал сам себе эту мысль, он поднял голову вверх и увидел фреску, состоящую из двух запятых, которые были идентичны по размеру и вместе составляли круг, одна была черная с белой точкой, а вторая белая с черной.

— Вот оно! — вскричал он.

— Что оно? — спросил Джон.

— Я все понял!

— Да что ты понял, дурной!

— Причинно-следственную обусловленность этого мира, конечно!

— Тьфу ты, а шуму то было!

— Ты не понимаешь Джон! Я думал, что это храм противоположностей, но на самом деле и добро, и зло не могут существовать друг без друга. Впрочем, что для одного наблюдателя может быть плохим, то другой воспримет, как лучшее, что могло только произойти. И даже, если размышлять так, то все равно ничего не поменялось.

— Еще один! Хватит с меня этих бредней, старик и так мне все мозги промыл.

— А где он, кстати?

— Пошел в город за едой.

— Что? Один?

— Ну да, он всегда ходит один.

— Но там же опасно, бабовичи, фанатики разных мастей и прочие маргинальные личности.

— Он же Цукерман, ему их уделать, как два пальца об асфальт. Однажды он обманом подрядил КГБ, порубить дрова его другу на даче близ Парижу, просто позвонив и сказав, что он там золото прячет.

— Очень интересно. А другие истории у тебя про него есть?

— Еще в детстве маленький Цукерман спросил у мамы, мол, а дед мороз кладет подарки под каждую ёлку?

— И?

— Ну его мама, конечно же ответила утвердительно.

— И что дальше?

— Ну тогда Лазарь и выдал, давай тогда мама поставим не одну ёлку дома, а как минимум десять, получим десять подарков, перепродадим и откроем ломбард.

— Это многое о нем говорит.

— Ну не знаю, я только понял, что он не ест свинину и все.

— Вот это кстати довольно странный феномен, что те кто не едят свинину гораздо чаше добиваются успеха в делах. Об этом можно поразмышлять.

— Да что там рассуждать Сережа, свинья она же грязная, наверняка в ней черви и прочие паразиты, вот поди они и разъедают нейронные связи в мозгу у того, кто её ест.

— Нет Джон! Тут, как мне кажется дело гораздо глубже. Мне уже вторую ночь, сниться один и тот же странный сон, где я как свинья лежу в куче говна и даже пошевелиться не могу, люди справляют на меня свою нужду и смеются, ну а мне все равно, я в каком-то неприлично блаженном состоянии. Нет ты не подумай я ни какой-нибудь извращенец-копрофаг! Да и происходит это во сне. Просто в этот момент на меня не сходит теплая лучистая энергия, дарующая мне силу бога. Вот я и подумал, что свинья может быть кармически предрасположенным животным к получению такой же энергии и человек вкушая её запретный сочный мясной плод, обрекает себя на определенные неудачи, а если быть более точным, то тот человек, который не ест свинину, кармически имеет гораздо больше шансов на успех в его предприятиях.

— Все это херня, Сережа, я думаю все-таки черви.

— Нет Джон не херня, — вмешался появившийся Цукерман. — Сергей говорит истину, свинья — это тайное священное животное особой секты шакти-кабалистов, обретающих божественную силу валяясь в говне и грязи. Они копируют её поведение, им становится все равно что есть, все равно что пить, все равно что трахать, им вообще все становиться все равно и в этом они видят уход от дуального мировосприятия.

— Вот оно что? А вы пробовали воспроизводить их ритуалы, профессор?

— Еще чего! Я просто не ем свинину и иногда пью чай, который по вкусу, как суп, но сейчас все реже.

— И вам не интересно, то состояние, которое они испытывают?

— Мальчик мой, я испытывал такие состояния, что им и не снилось, и видел такие вещи, что у них бы волосы стали седыми за секунду.

— И все же мой сон не дает мне покоя, он как будто бы реален, я чувствую эту силу даже сейчас, вот смотри! — он сделал небольшое усилие, и подушка с его кровати мгновенно прилетела Джону прямо в лицо.

— Ты че творишь! — закричал Джон.

— Кто ты? Как ты это…? Быть того не может! — Цукерман исказился в лице.

— Я же говорил вам, это сила, которую дарует мне Шива в том сне. Вопрос в том конечно, как я смог высвободить её в реальной жизни или все-таки это до сих иллюзия?

— Ну вообще, если отбросить всю шелуху, то и, то, что ты называешь реальностью это все равно иллюзия, но что могу сказать точно, мы с тобой не под действием чая, который по вкусу, как суп.

— А ты в этом уверен, старик? — съязвил Джон.

— Я уверен только в том, что ты даже глоток этого чая зассышь сделать, Джон!

— Да я! Да зассу! Хрен там плавал!

— Ну возьми, вон там остался от Ваньки особый, со специей или зассал?

— Да не! Не зассал, только давай в другой раз, сейчас чет живот болит, да и вообще, тут Сергей в реальности такие вещи показывает, интересно же, не хочется пропустить, ну сам понимаешь. А так нет, я не зассал, ну так слегка страшно, конечно, Ванька ведь не вернулся, ну я хозяин своему слову, обязательно выпью чаю, который по вкусу, как суп, но потом, вот!

— Понятно, ахаха! — откровенно рассмеялся Цукерман.

— Слушай Сережа, а ты девиц полуголых можешь наколдовать? Ну чтоб они такие все красивые, прямо здесь оказались, а? И пива, желательно корону с лаймом? — попытался перевести тему Джон.

— Можно попробовать, только не факт, что получится.

— Пробуй дорогой, пробуй пожалуйста, очень тебя прошу.

Цукерман решил промолчать, ему самому было интересно на что способен Сергей, но подавать вид, как он подумал, было бы неправильно, так как с точки зрения современной науки, телепортация или материализация была все еще невозможна, а он в первую очередь человек науки, пусть и с мистическим уклоном.

Сергей напрягся. Вены на его висках вспучились и на коже выступили маленькие капельки теплого пота. Сила не давалась ему по щелчку пальцев, в общем то и по хлопанью в ладоши тоже не давалась. Она требовала от него отдачи, соизмеренной его желанию. В конце концов он упал в обморок, а рядом появилась весьма неприятного вида химера. Она представляла из себя гибрид женщины, пива и гамбургеров, которые служили ей за место молочных желез. Уродливая татуировка с надписью «Вот что я люблю» заканчивалась стрелкой в направлении её детородного органа. Она не могла нормально ходить, так как вместо стоп у неё были бутылки пива. Каким образом это существо вообще могло существовать, было загадкой.

— Мальчики, хотите маленькой и грязной любви? — химера открыла рот и из её рта вывалилось облако мерзейшего аромата, от которого Цукерман с Джоном чуть не отправились в Вальгалище, раньше времени.

— Джон сходи в подсобку, надо угостить даму, — подмигивая, Цукерман отправил Джона за лопатой в сарай.

— Угостить эту шмару? Старый ты чё?

— Там у нас стальной леденец на деревянной палочке лежит, — еще более грубо намекнул Цукерман.

— Ах да, конечно! Прошу прощения за свою неучтивость.

Джон не успел принести лопату, шмара-химера растворилась в воздухе, как мираж в пустыне, когда Сергей пришел в себя. Он выглядел ужасно, синяки под глазами и лихорадочная дрожь в руках. Цукерман принес ему одну бутылочку своей фирменной настойки для восстановления жизненных сил.

— Выпей, станет по легче. Ты, видимо, перенапрягся?

— Спасибо! А что это?

— Витамины и еще кое-что. Да ты не переживай, не отравишься.

— Что сейчас произошло? Из меня как будто всю жизнь и радость высосали через трубочку.

— Ты попытался выполнить просьбу Джона.

— И что получилось?

— Ну в общем и целом, да. Но ему хотелось бы не в общем виде, а в раздельном, ахахах.

— Понятно, вы не против если я посплю пару часиков?

— Ложись конечно. Ни о чем не переживай, здесь тебе рады.

— Ой, а вы можете моей маме позвонить? Она, наверное, очень волнуется.

— Здесь нет связи, сынок, но я что-нибудь придумаю, отдыхай.

Необычайно холодная ночь вернула Сергею чувство реальности. Он пытался подбить под себя драную хлопковую ткань, которая служила ему одеялом, чтобы создать подобие кокона, но она предательски рвалась. Вылезать из кровати, чтобы найти еще что-нибудь, чтобы укрыться, казалось страшным и рискованным предприятием. Сергей решил еще раз попробовать применить свою силу, чтобы материализовать спальный мешок или на худой конец нормальное одеяло. В этот раз даже не пришлось напрягаться, он просто визуализировал спальник и вуаля он оказался уже внутри него. Теплый лебяжий кокон согрел его в мгновенье ока и тогда он задумался.

— Это что получается? Когда я захотел переместить предмет, все прошло легко, когда я захотел создать человека, то вырубился, когда захотел спальник, даже напрягаться не пришлось. Возможно, эта сила позволяет мне легко создавать не живые объекты, впрочем, живые она мне тоже позволяет создавать, вот только не то, что не легко, а прям требует от меня всех моих сил. Вот если бы кто меня научил обуздать эту силу…

Сергей даже не успел просмаковать эту мысль, перед его лицом возник профессор.

— Спишь?

— Нет.

— А спальник откуда? Хотя, не важно. Слушай внимательно. С утра ты отправишься в Лхасу к Буде Борисовичу в ученики. И даже не думай спорить. Твою силу надо обуздать, пока еще каких-нибудь дел не творили. А и еще, когда я связался с майором-ламой он обещал передать весточку твоей маме, так что не переживай.

— Понял, спасибо, наверное. Нет не так. Благодарю вас товарищ Цукерман, так будет лучше.

— Не за что, а сейчас, спи давай, завтра тебя ждет долгая дорога.

Сергея разбудил терпкий аромат масала чая. Гвоздика, кардамон, имбирь, бадьян, черный перец и корица, составляли сложный букет этой чудесной амброзии, который слегка сглаживало молочная нота. Открыв глаза, он увидел скромный завтрак, который для него, заботливо приготовил Цукерман. На подносе был ароматный чай, пара хрустящих блинчиков доса из чечевичной муки и кокосовое чатни. Насыщенный, плотный пряный вкус разлился по его телу, стоило только намазать чатни на досу и сделать первый укус. Его тело, подобно е-мобилю, который поставили на зарядку, начало пополнятся так необходимой ему энергией. Не удивлюсь, если Цукерман добавил в чатни пару своих секретных специй, старый биохакер хорошо разбирался в целебных и не только свойствах растений.

— Очень вкусно, профессор!

— На здоровье Сережа, набирайся сил, тебя сегодня ждет долгая дорога.

— Пешком что ли? А машины у вас здесь нет?

— Да, машины или даже какого-нибудь велосипеда у нас нет.

— Жаль…

— Не переживай, ты обязательно дойдешь, если заблудишься, то Буда Борисович тебя направит.

— А как?

— Ты сам поймешь, когда это случится. Да и вообще, по этой земле можешь ступать смело, никто тебя более не тронет.

— Это почему?

— Потому что тебе скрыта сила бога, но скрыта она только для обывателя, а здесь в Индостане и в тибетском нагорье таких нет.

— Понял. Спасибо вам за все профессор. В другой жизни мы могли бы стать хорошими друзьями или даже отцом и сыном.

— В другой жизни, Сережа. Ты прав, в другой жизни. А сейчас иди! Долгие проводы не в моей манере.

— Возьми на дорожку! — подбежал Джон и дал сверток с остатками блинчиков и чатни, — вдруг пригодится.

— Благодарю вас за все, друзья!

Его телу уже была знакома эта безжалостная пустыня. Впрочем, легче от этого момента не было. Юркий песок, поднимаемый в воздух малейшим дуновением ветра, ловко и без стеснения забирался под одежду, как девушка, которая работает на пешеходной улице где-нибудь в Паттайе. Жар искусственного солнца потихоньку направлял цвет обгоревшей кожи Сергея в сторону пекинской дичи, которая не смогла вовремя улететь и стала обедом для дядюшки Мао. Однако Сергей преисполненный вдохновением от скорой встречи с товарищем майором-ламой, стойко превозмогал все тяготы и лишения на своем пути, пока не встретил её, блондинку с голубыми глазами в розовом сари.

— Я скучала, — начала она разговор в кокетливо-завлекательной манере.

— Откуда ты здесь?

— Вот что у тебя за манера общения Сережа? Чувствую себя как на допросе, — договорив она высунула язык и скорчила рожицу.

— Ты все равно не настоящая, зачем мне тратить время на условности и заискивания.

— А ты настоящий? А то я бы с радостью по заискивала перед тобой, если ты понимаешь, о чем я.

— А вот этого я тебе, блондинка с голубыми глазами в розовом сари, не скажу!

— Что так? Стесняешься? Или быть может, я тебе не нравлюсь?

— Дело не в этом!

— Что тогда? Поди писюн маленький, ахаха! Дак это тоже не проблема в наше время, сделаем тебе имплант или укольчик со стволовыми клетками коня, тут уже сам выбирай, что хочешь техно или био?

— Тьфу ты! Извращенка! Я тебе не скажу лишь потому, что и сам не знаю.

— Хм, а это уже интересно. Вот возьми этот спелый манго и скажи мне каков он на вкус.

— Мама меня учила не брать еду у незнакомцев.

— Какая же я незнакомка, я блондинка с голубыми глазами в розовом сари, мы с тобой уже виделись или ты забыл?

— Ладно, давай сюда свой манго, все-равно есть очень хочется, что странно ведь я только что перекусили блинчиками с чатни.

Ловко орудуя передними зубами, Сергей очистил спелый манго от кожуры и жадно откусил кусок нежной мякоти, которая заструилась соками не только в горло, но еще и по бороде, и по рукам.

— Ну как?

— Очень хорошо! Сладкое с легкой кислинкой.

— А как ты думаешь оно реально?

— Судя по всему да.

— Взгляни на то, что ты ешь!

— Хм странно, это не манго, это торт в виде манго.

— А теперь попробуй сунуть руку в песок.

— Офигеть и пустыня — это торт! — сказал Сергей, вырвав из сахарного песка кусок нежных бисквитов, скрепленных сливочным кремом.

— А теперь укуси меня, — слегка покраснев и отведя взгляд сказала блондинка с голубыми глазами в розовом сари.

— Неужели и ты торт? Быть не может, торты не говорят!

— Пробуй, пока я не передумала.

— Ммм! Это просто блаженство, а это конфи из черешни, просто песня. Подожди! А если я попробую!

— Стой!

— Ммм, что ты говоришь?

Блондинка с голубыми глазами в розовом сари не успела остановить юношу, и он вкусил собственной плоти. Вокруг стало темно и сыро, из далека доносился едва слышный запах амаретто. Пористая структура мироздания обволакивала, сжимая измученное тело со всех сторон. Вой крото-волков пытавшихся выгрызть Сергея из бисквитного плена, не предвещал ни чего хорошего, и оно не заставило себя долго ждать. Циклопическая серая цапля одним ловким движением вырвала юношу с частью бисквита, чуть не откусив ему при этом руку. Любой другой человек на месте Сергея уже поддался бы панике, но юноша оставался хладнокровным, как герой Стивена Сигала в любом в фильме с его участием, ему было все равно где он оказался, на пароходе или в поезде, или во рту гигантской серой цапли, он просто продолжал делать то, что умел лучше всего.

Силой своей воли, Сергей отдал приказ цапле открыть свой поганый рот, в котором отвратительно пахло тиной и протухшей рыбой. Цапля подчинилась. Сергей увидел часть окружавшего его мира и решил пробираться на верх, вырастив прямо во рту цапли бобовое дерево. Сочные коржи и шоколадные начинки, крото-волки и лисички-сладкоежки, пирамида и всевидящее око — все что было в этом мире.

— Постой же! — сказал Сергей сам себе, — надо направить свое сознание в эту пирамиду, я ведь где-то это уже проходил.

Мысленно представив себя в позе лотоса в центре пирамиды, Сергей преобразовался в луч энергии, которая словно мячик в пинбольном автомате, беспорядочно начала пробивать себе путь наверх, отражаясь от всего. Все материальное в этом мире, как будто бы смазали маслом и сознание Сергея не могло за что-нибудь зацепиться. В тот момент он увидел всё и даже больше. В его разуме естественным образом предстали прошлое, настоящее и будущее этого мира. И сам мир стал другим, из трехмерного торта три шоколада он превратился в четырехмерный кусок говна, точнее три куска говна, заботливо скрепленных между собой копрокондитером.

— Это что получается, все торты превращаются в говно, если взглянуть на их будущее? И все торты выходят из говна, которым была удобрена земля бывшая опорой для пшеницы из которой была произведена мука. То есть выходит весь этот мир это просто конвейер по переработке говна в говно и есть только один момент, в котором из говна родилось что-то прекрасное, что пока еще не успело стать опять говном, чтобы в будущем снова создать что-то прекрасное, чтобы опять стать говном и так далее до тех пор само мироздание не прекратит свое существование.

Мысль, произнесенная в слух самому себе, произвела на Сергея неизгладимое впечатление. Он наконец вспомнил все что с ним произошло в том ужасном мире, куда его забросил кордицепс. Вот только в своих воспоминаниях он видел себя от третьего лица, так как будто бы это и не он вовсе. Тем не менее очнувшись в ужасно холодной пустыне, где царила ночь, что могло значить лишь только то, что искусственное солнце отключили на профилактику, Сергей почувствовал на себе всю ту энергию, что питала техногенное светило все эти дни и недели. Сила достойная бога захлестнула его с ног до головы, сейчас он мог всё, он был всем и всё было его и одновременно им самим.

Своей волей он отдал приказ мирозданию преобразовать чуждое ему тело Ивана в свое собственное. Следующим своим приказом он вернул сознание своего наставника в свое бывшее тело, которое он преобразовал в тело Ивана, разрушив при этом соты мироздания. Этим жестом Сергей дал понять великому абсолюту, что он стал тождественным ему и одновременно показал свою сострадательную натуру.

В этом можно увидеть некоторую амбивалентность, но, как ни странно, именно здесь и проявилась истинная божественная природа, в абсолютной силе и в абсолютном сострадании.

Остаток пути Сергей преодолел по щелчку пальца, оказавшись одновременно в Лхасе перед нетленным телом майора-ламы и в нирване, где пребывал его острый, как нож спайдерко милитари, ум.

3. Про свет

Грубо, безцеремонно, но так приятно, когда пространство вокруг преобразуется в объект, сопоставимый по масштабу точке. Он уже когда-то принадлежал этому миру, но был секуляризирован по своей воле, что странно на столько, насколько можно представить союзного человека с крашенными ногтями на ногах. Впрочем, обратно Ивана вернули абсолютно наплевав на его мнение и волю, понять свое отношение к этому он еще не успел, так как был сильно занят изучением кутикул на своих пальцах, которых, как и его самого не должно быть здесь, но кто-то с ним сыграл злую шутку.

Удивился не только Иван, но и весь научный коллектив института. Андрей Евгеньевич первым вбежал в помещение, где устроил настоящий переполох.

— Ванька ты понимаешь, что произошло?! Как ты оказался здесь? Где Сергей? Что будем делать с искусственным Солнцем?

— Не кричи старый, голова раскалывается!

— Так вы двое берите Ваньку и быстро его капсулу диагностики! — распорядился взвинченный Андрей Евгеньевич.

— Да отстаньте вы от меня, я так устал! Думаете просто держать на своих плечах мироздание.

— Эт ты о чем? Ребятки давайте аккуратнее, Ванюшка слегка головой поплыл.

— Ни чего я не поплыл, я был частью сот мироздания, а еще я был пчелой, которая эти соты возводит!

— То есть ты был и строителем, и стройматериалом?

— Ну да!

— А говоришь не поплыл. Мальчики давайте аккуратнее. Вань, ты только не переживай, полежишь в капсуле, посмотрим, что с тобой стало и обязательно вылечим.

— Ну ладно, я в принципе не против, только не кричите пожалуйста Андрей Евгеньевич.

— Вот так ребята, давайте под ручки и пошли, Ванюшь опирайся на ребят, старайся меньше напрягаться.