Бесплатный фрагмент - Мечты и реальность

1. Мечты

На Крайнем Севере тоже бывает лето. Только недолго. Северяне обычно говорят: «Я в тот день на работе был». Суровый климат вносит свои коррективы и в образ жизни — лишний раз не прогуляешься на свежем воздухе, приходится по большей части находиться в помещении. Однако это не совсем справедливо для детей, а тем более — подростков. Погодные условия для них находятся где-то в конце списка по предпочтениям, в самом верху которого — общение со сверстниками и важные подростковые дела, в основном на улице. А дел этих пропасть настоящая, непонятно как всё успеть: и на природу выбраться — за грибами, ягодами, и на рыбалку, и просто на берегу речки посидеть, костер пожечь, и на мопеде погонять, и в футбол, а зимой — в хоккей, да на лыжах… В общем домой только к вечеру попадёшь, рискуя нарваться на материнскую оплеуху. Но это не особо важно, главное, чтобы на улицу выходить не запретила.

День только начинался. Он выдался на редкость погожим — ни дождя, ни ветра. Даже солнце иногда проглядывает. Тепло, в общем, можно и куртку расстегнуть, а северная форма одежды подростков летом, тем и отличается от зимней, что зимой куртка застёгнута.

Трое подростков, в расстёгнутых, кстати, куртках, стояли возле магазина.

— Говорил же, зайти за ним нужно, — вглядываясь в конец улицы, один из них уже несколько раз повторял эту фразу.

— Да придёт, никуда не денется, — неизменно звучало в ответ то от одного, то от второго его спутников.

Все трое были достаточно рослые. Акселераты, можно сказать. Голоса уже начали меняться, и случайный слушатель даже не предположил бы, что им нет и шестнадцати. Первого звали Саня. Но друзья обращались к нему не иначе, как Джон. Дело в том, что однажды в школе на политинформации он подготовил выступление про убийство Джона Леннона. Классному руководителю вообще это не понравилось — как-то не вписывалось в контекст политических событий. Зато понравилось всем ученикам, а друзьям больше всего.

Они учились в одном классе, и в детском саду в одной группе были, и жили во дворах по соседству, и почти всё время проводили тоже вместе. А вот характеры были совершенно разные. Знакомые просто диву давались, как вы уживаетесь-то? Джон среди них был самым активным. Всё время в гуще событий школьной и общественной жизни. Его первого приняли в комсомол, а в восьмом классе выбрали председателем городского комсомольского штаба. С детства Саня увлекался музыкой, собрал такую коллекцию грампластинок и магнитофонных записей, которой позавидовал бы любой меломан того времени. И в музыкальную школу по классу баяна родители его записали ещё в начальных классах, которую тот успешно бросил через пару месяцев — скучно. Но потом по самоучителю, и так, на слух, научился прилично играть на гитаре. А когда в городском ДК организовали детский вокально-инструментальный ансамбль «Солнечный круг», одним из первых примчался на прослушивание. Конкуренция была, конечно, огромная, ведь в то время парень с гитарой был недостижимым идеалом в глазах сверстников, а парень с гитарой в вокально-инструментальном ансамбле — почти богом. Руководитель построил претендентов в одну шеренгу и предложил спеть каждому по куплету детской песенки «Солнечный круг, небо вокруг». Претенденты в основном были из музыкальной школы, которые, в отличии от Джона, прилежно там учились и даже не думали бросать. Джон стоял в шеренге самым последним и по мере того, как приближалась его очередь, всё больше и больше в нём крепла уверенность бесперспективности этого мероприятия — настолько высокий был уровень его конкурентов. А когда очередь дошла до него, он уже был полностью уверен в своём провале. Да ещё и песня не нравилась. Кое-как пропел он куплет, лишь бы покончить с этим позором, всем своим видом показывая, что это не та песня, с которой он готов выступать на сцене. И каково же было его удивление, когда руководитель ансамбля показал на него: «Ты нам подходишь». Джон даже оглянулся — может на кого другого указывает, но нет, к нему обращается. Видя немой вопрос в его глазах, руководитель пояснил: «Голос-то мы поставим, а вот музыкальный слух и чувство ритма — вряд ли. А у тебя они отменные. А по поводу песни — настоящий музыкант одинаково хорошо должен исполнять и то, что нравится и то, что не очень. Если он, конечно, профессионал».

Вот и сейчас Джон, по обыкновению, тихонько перебирал струны гитары, с которой он почти никогда не расставался — всё равно ждать, чего же время терять попусту. Рядом с ним стоял коренастый подросток. Ростом он был немного пониже Джона, сутуловатый и спортивного телосложения. Занятия разнообразными видами спорта с самого детства сделали его фигуру внушающей невольное уважение прохожих. Таких чаще называют «шкаф», чем «молодой человек». А одноклассники его иначе как Пётр Иванович и не называли. Только троим самым близким друзьям было позволено звать его Петрухой. Да и то не всегда. Как-то раз одноклассники попытались дать ему прозвище «Капитан Блад». Дело в том, что, когда на уроке литературы учитель задала тему сочинения «Моя любимая книга», он со всей прямотой написал о книге «Одиссея капитана Блада», чем вызвал бурную негативную реакцию литературши — это ведь пират, бандит, можно сказать, а он у тебя в героях ходит! Но тройку всё же поставила. И всё бы ничего, но Петра Ивановича закусило. Отповедь училки он выслушал по своему обыкновению молча, уткнув взгляд в пол, но какое бы произведение в дальнейшем не обсуждали, хоть «Му му», хоть «Война и мир», на вопрос преподавателя: «А кто из героев этой книги вам, ребята, понравился больше?», он неизменно отвечал: «Капитан Блад!», что вызывало истерический хохот в классе. Вот и попытались Петрухе приклеить прозвище «Капитан Блад». Однако это ему не очень понравилось по неизвестной причине. А уж если чего Петрухе не понравилось, то достаточно было одного внимательного взгляда в сторону одноклассника, произнесшего неосторожное слово, чтобы тот навсегда его, это слово, и забыл. Но несмотря на грозную внешность, Петруха в общем был довольно романтичным и скромным. Он с детства зачитывался романами о пиратах и морских путешествиях, грезил о кораблях и морях. Спортом он занимался с самого детства, сначала плаванием, потом боксом. Трижды завоёвывал серебро на областных соревнованиях, а уж на городских и школьных не счесть сколько медалей разного достоинства и грамот ему было вручено. За это время Петруха настолько натренировал свой фирменный нокаутирующий удар, что все бои выигрывал на первой же минуте. За исключением финала областных соревнований. Там он дважды проигрывал одному и тому же оппоненту. Однако не расстраивался, брал себя в руки, отрабатывал ошибки и готовился к следующим соревнованиям. А когда и в третий раз проиграл, тут уж тренер, добрая душа, и сказал ему: «Да-а, не быть тебе, похоже, чемпионом», чем резко отбил желание продолжать бесплодные попытки. И Петруха пошёл в яхтклуб воплощать свою детскую мечту. Пусть не море, а озеро, зато яхты и паруса настоящие!

Третий подросток разительно выделялся из компании своей одеждой: джинсы, кожаная куртка, темные очки, всё по последней моде. Он стоял несколько в сторонке, сосредоточенно двигал челюстями, пережёвывая жевательную резинку, и внимательно изучал прохожих. Изредка, заметив подходящую, по его мнению, кандидатуру, неспеша выдвигался навстречу, о чём-то тихо перешёптывался и возвращался обратно к компании. Это был Олег Старков. Естественно, все знакомые его звали Старик или Старый. Он постоянно был чем-то занят, друзья даже и не знали куда он периодически пропадает. У него всегда водились деньги, а Джону он частенько приносил новые виниловые диски последних концертов западных, самых модных, исполнителей, чтобы переписать на магнитофонную ленту. А жвачкой, импортными сигаретами и другим дефицитом, он обеспечивал не только весь класс, но и всю школу, причём по довольно приемлемым ценам.

— Ну наконец-то! — воскликнул Джон. К ним приближался неспешным шагом тот, кого так долго ждали.

— Не могли зайти, что ли? — подходя, сказал он вместо приветствия.

— А я предлагал.

— Да ну вы чего, договорились же здесь встретиться, чего заходить-то? Ещё и мы виноваты остались, что сам опоздал! — возмутился Старый.

— Да ладно, сам виноват, не посмотрел на время. Отцу помогал. — услышал в ответ.

— Помогал в шахматы играть?

— Да нет, дела там… А в общем, да, в шахматы, — подошедший широко улыбнулся и крепко пожал каждому руку, — ну чё, здарова, что ли?

Звали его Кириллом, а иногда — Кирюхой, что ему не очень нравилось. Но чаще всего — Змей. Почему Змей никто не помнил. Возможно, потому что при любом конфликте, если драки было не избежать, он бил первым, резко и точно, ну прям как змей. Кирилл был довольно замкнут. Чаще всего дома читал книги или разбирал шахматные партии. Да ещё увлекался фотографией. Бывало, всю ночь проводил в своей импровизированной домашней фотолаборатории, а наутро не выспавшись плёлся в школу с полным портфелем фотографий, которые раздавал одноклассникам. Спортивных секций он не посещал, но природа его и так наградила довольно внушительными кондициями что вверх, что вширь. Не шкаф, конечно, как Петруха, но всё же. Одни кулаки чего стоят. Почти такого же размера, как у Петрухи, когда тот боксом занимался, только в перчатках.

— Ну что, взяли? — спросил Змей.

— Нет, тебя ждали.

— А без меня никак?

— Так ты-ж спец по этому вопросу.

— Ладно, давай, — обратился Змей к Олегу. Тот вытащил из кармана несколько купюр. Взяв деньги, Змей обернулся и подошёл к первому попавшемуся прохожему, молодому парню лет двадцати:

— Слышь, возьми две бутылки Агдама.

— А сам-то что?

— Паспорт дома забыл.

— Ладно, давай.

Минут через десять посланец вышел из дверей магазина с авоськой, в которой звякали бутылки. Змей тут же подскочил к нему:

— Ну что, давай. Сдачу себе оставь.

— Чего давай?

— В смысле? Я тебе деньги давал на Агдам!

— Какие деньги? Иди, мальчик, не приставай к прохожим.

— Понятно… — протянул Змей и громко свистнул. В одну секунду друзья окружили молодого человека, а Петруха встал прямо перед ним, почти наступив тому на ноги, вперив тяжёлый взгляд исподлобья прямо в глаза незнакомцу и согнув обе руки в локтях, словно готовясь нанести свой фирменный нокаутирующий удар, как на ринге.

— Да ладно, уж и пошутить нельзя, — незнакомец тут же пошел на попятную, достал две бутылки из авоськи, которые сразу же исчезли под куртками друзей.

— Ну, я пошёл? — парень взглянул на Петра Ивановича.

— Сдача, — ответил тот.

— А, да, сейчас, сейчас, — незнакомец трясущимися пальцами выудил из кармана несколько монет.

— Свободен.

— Спасибо.

Молодой человек пошёл прочь быстрым шагом. Троица стояла, давясь от смеха, а когда Петруха с невозмутимым видом обернулся к ним — расхохоталась во весь голос, от чего бывший посланник обернулся, втянул голову в плечи и припустил бегом, что ещё больше рассмешило всю компанию.

— Каков наглец? — Петруха показал рукой на удаляющегося парня. — Нет, ну каков наглец, а?

Эта фраза вызвала очередной приступ смеха у всех, кроме Змея. Тот непонимающе оглядел друзей:

— Чё ржёте-то?

— А ты не помнишь, как Викентич, директор школы, на Петруху отвязался, когда мы дверь подсобки раздолбали в актовом зале? — спросил у него Джон.

— Чё-то нет.

— Мы концерт готовили на прошлый Новый год ВИА «Солнечный круг», а ударную установку лень было тащить из ДК, попросили Викентича, может школьную даст, он согласился. Только вот не знал толком, где она находится, послал к завхозу, Ильиничне, с ней мы всю установку нашли, кроме большого барабана. Говорит, вроде в подсобке актового зала он, пошла ключи искать. Ну мы ждали-ждали, а перемена-то заканчивается. Петруха дверь и выбил. Барабан-то нашли, но вот когда Викентич узнал — заставил дверь ремонтировать. Сделали, конечно. Пришли к нему, спрашивает: «Сделали?» — «Сделали», — отвечаем. «Хорошо сделали?» — «Хорошо, — говорит Петруха, — сделали, но лучше бы новую поставить». И тут он: «Каков наглец! Нет, ну каков наглец, а?»

Теперь уже все четверо смеялись от души, да так, что прохожие оборачивались.

Друзья направлялись в сторону парка. Ну, как парка — так, лесного массива на окраине города, который носил гордое название «Дальнегорский городской парк». На заре городского строительства он может и был парком в полном смысле этого слова, там проводились разные мероприятия, гуляния, танцы, построили танцплощадку, даже центральную дорогу заасфальтировали, сделали тропинки, установили беседки, скамейки, урны. Но с течением времени город разрастался и его центр сместился в сторону новостроек. Ну и массовые гуляния на праздники — тоже. Соответственно и прогуливающихся в парке стало гораздо меньше. Танцплощадка обветшала, тропинки заросли, беседки и скамейки разломали. Зимой, правда, там прокладывали лыжню и поэтому парк не пустовал — любителей лыж в городе было предостаточно, да и соревнования проводились каждые выходные. А вот летом почти никого не бывало. Изредка только компания, вроде нашей, облюбует себе какую-нибудь полянку для дружеских посиделок вдали от городской суеты.

— Олежа, дай закурить, а? — обернулся к другу Змей.

— А нету. Пачка была «Мальборо», да продал пока тебя ждали.

— Нормально, чё делать?

— Да сейчас, в ларёк заскочу, мать ещё конвертов просила купить, заодно и возьму.

Компания подошла к ближайшему ларьку «Союзпечать». Старый постучал в окошко, остальные отошли немного в сторонку.

— А дадут ему сигареты-то? — поинтересовался Петруха.

— Старому точно дадут. И не только сигарет. Гы-гы-гы… — заржал Джон.

Олег тем временем внимательно изучал конверты:

— А какие ещё есть? А другие? А с машинами? А без цветочков? Нет, наверное, мне вот эти. Или эти. Или нет, лучше вот эти, с одуванчиками. Хотя, нет, с одуванчиками не подойдут. А Вы какие посоветуете? А вот на этом конверте васильки такого цвета, прямо как у Вас глаза, небесно-голубого. Наверное, подойдут. Как думаете? А жевачкой Вас не угостить? Новая, «Ригли сперминт» называется. А зря. Ну да ладно, штук десять конвертов можно мне. Нет, пять. Или нет, всё же десять. Спасибо. Сколько с меня? Сейчас, мелочи поищу. Вот, пожалуйста. А, да, ещё три пачки «Стюардессы». Спасибо. До свидания.

С невозмутимым видом Олег подошёл к друзьям и протянул сигареты:

— Странный бизнес получился сегодня — продал пачку «Мальборо» за полтора рубля, купил три пачки «Стюардессы» по пятьдесят копеек.

— Чего странного? Две пачки навару, — не понял Джон.

— По мне так лучше пачка «Мальборо», чем блок «Стюардессы»…

— Старый, а есть монетка трёхкопеечная? — спросил вдруг Петруха.

— Щас гляну. Тебе зачем?

— Да вон автоматы с газировкой, за три копейки воды с сиропом возьму, отойду в сторонку, выпью, а стакан незаметно в карман. А то ведь тару не взяли, из чего пить-то будем?

Змей покачал головой, посмотрел на Петруху непонимающим взглядом, и, пока Олег рылся в карманах в поисках мелочи, направился к автомату. Возле него стояла очередь в три человека. Змей прошёл мимо них, взял один из пустых стаканов, положил его в карман и пошёл обратно.

— Ну и молодёжь пошла наглая! Поставь стакан на место, ирод! — возмутилась пожилая женщина, стоявшая последней. Змей притормозил, взглянул на неё:

— Что ты сказала?

— Я говорю — стакан…

— Да мне пофиг, что ты сказала, — подросток отвернулся и двинулся дальше. Женщина повернулась к очереди и выплеснула на стоящих в ней людей всё своё негодование в адрес подрастающего поколения.

— Ты пошто боярыню обидел? — словами Ивана Грозного из фильма «Иван Васильевич меняет профессию» встретил Змея Петруха.

— А чё?

— Да ничё.

На том инцидент был исчерпан.

Наконец друзья достигли своей цели, небольшой полянки, скрытой густыми зарослями кустарника. Они разожгли небольшой костерок, откупорили бутылки, поджарили кусочки хлеба, которые прихватили с собой. Джон потихоньку перебирал струны на гитаре, напевал вполголоса что-то всем знакомое, остальные неспешно беседовали. Компания только месяц назад закончила восьмой класс и сейчас самым насущным вопросом было — что делать дальше, куда податься?

— Олежа, а дисков новых нет у тебя никаких? — прервал своё музицирование и беседу друзей Джон.

— Новый концерт «Скорпов» вчера подогнали, «Блекаут» называется.

— Дашь переписать?

— Ага. Чтобы ты его опять через радио гонял?

— Ну, а что, пусть все слушают, классная же музыка.

— Классная. Только вот менты нагрянут — проблем не оберёшься. Да и мне прилетит заодно.

— Ты-то причём? Они же не знают откуда запись.

— Ага. Менты что, придурки, по-твоему? Весь город знает кто тебе диски подгоняет, а они нет?

— Да ладно тебе. Не буду через радио гонять, обещаю…

— Тогда без проблем. Завтра с утра подскочу, перепишем, а то после обеда продать договорился.

— Как и в прошлый раз продать?

— А что в прошлый раз было? — заинтересовался Змей.

— Да он на диск «Песняров» наклейку «Сьюзи Кватро» приклеил, ну и конверты поменял, конечно. Так и продал рублей за пятьдесят, вроде, «Песняров», — пояснил Джон.

— Ну, молодец, — рассмеялся Змей.

— Ага, молодец, только кто-ж знал, что это племянник заместителя начальника городской милиции, соседа моего. В тот же день пришли. Хорошо ещё, что в квартире почти ничего такого не было, только два блока «Кэмела», да жвачки несколько пачек. Всё забрали. Конфискуем, говорят, за моральный ущерб. Ну и диск, конечно, тоже. Мать переполошилась, ругалась потом долго. Но ничего, обошлось вроде. Теперь такими делами не занимаюсь… — неохотно рассказал Старый.

— А ты куда поступать-то собираешься? — вернул разговор в прежнее русло Змей.

— Да никуда, в девятый класс пойду.

— Каким образом? Ты ведь еле на тройки вытянул. Удивляюсь, как экзамены-то сдал… Не возьмут тебя.

— А куда денутся? Викентича жене тоже батник импортный нужен, да и от колготок капроновых не откажется.

Змей в ответ только головой покачал, и обратился к Джону:

— Ну, а ты?

— А мне вот профессия шофёра дальнерейсника нравится. Едешь себе, музыку по радио слушаешь или по магнитофону. В техникум поеду поступать автомобильный, в Питер.

— А я в мореходку, тоже в Питере. Вместе поедем, — вставил Петруха.

— Кто бы сомневался, — усмехнулся Змей, — так может и я с вами, училище выберу какое-нибудь там, на водителя или тракториста.

— О, давай! Вместе веселей! Только мы-то раньше едем, экзамены сдавать будем. А тебе в училище без них поступать, к первому сентября только ехать.

— Да ничего, с вами пораньше поеду, пообвыкнусь в городе. А вы вообще-то, о чём мечтаете? Ну, по жизни кем мечтаете быть?

— О, кстати, мужики, я тут песню написал новую, послушайте, — Джон взял первые аккорды и над поляной зазвучало:

Мы искренне мечтали вновь и вновь

Не думая, что это нереально…

Стихли последние звуки, на поляне воцарилось молчание. Джон с беспокойством посматривал на задумавшихся друзей. Не дождавшись оценки своего творчества, наконец решился:

— Ну как?

— Заставляет задуматься, — произнёс Змей.

— Тебе писать нужно, классно получается. Петь на сцене, а не дальнобойщиком работать на трассе, — высказался Олег, — кстати, в ансамбле-то ещё играешь?

— Не, на каникулы распустили. В театре юного зрителя сейчас, помогаю озвучку делать, свет на сцене, да так, по-мелочи. Там актёры такие классные. Сидим, например, на перекуре под лестницей в ДК, на гитаре играем, все вроде обычные парни и девчонки. А как репетиция начинается — не узнать их. Как будто перевоплощаются в других людей. А руководитель театра вообще отдельная история. Маленькая такая, сухонькая старушенция. Беломор курит постоянно. Ругается как сапожник. И голос такой грубый. А любят как её все! Обожают просто. Приходите, кстати, спектакль у нас в воскресенье, «Мечтатели» называется.

— А давайте одну штуку сделаем, — предложил вдруг Змей, — напишем о чём каждый мечтает, положим записки в конверт, а потом откроем и посмотрим сбылись мечты или нет. Лет через двадцать.

Джон мгновенно схватил гитару:

Двадцать лет — не малый срок

И ты за двадцать лет поймёшь,

Что такое тьма

И что такое свет.

Через двадцать лет забудут люди,

Что такое ложь,

Если только с ними что-то будет

Через двадцать лет,

Если что-то будет

Через двадцать лет.

Эта песня «Машины времени» была одной из любимых у всей компании, и друзья принялись вдохновенно подпевать кто во что горазд.

Песня закончилась, музыка смолкла, Олег вырвал из своего блокнота четыре листика и раздал каждому. Авторучка была одна, поэтому писать пришлось по очереди. Старый быстренько что-то черкнул и отправил записку в конверт. Джон тоже не заставил себя долго ждать. А вот Петруха долго и мечтательно смотрел то в лесную чащу, то на облака, крутил ручку пальцами, видимо непросто сформулировать мечту, да ещё так, чтобы уместилась на небольшом клочке бумаги, и, если бы не голос Змея: «Да пиши уже!», этот процесс не завершился бы и до сумерек. Наконец ручка перешла к Кириллу. Он быстро что-то написал, положил бумажку в конверт, на котором сделал надпись «МиР». В ответ на недоуменные вопросы прокомментировал: «Мечты и Реальность, чего непонятного-то?», и конверт был торжественно вручен Старому на ответственное хранение.

Обратная дорога заняла гораздо меньше времени. Или может так парням показалось? Они веселились, шутили, флиртовали со встречными девчонками. Ближе к дому Джон вдруг вспомнил:

— Я тут на следующей неделе прощальную дискотеку решил организовать в городском комсомольском штабе. Может подойдёте? Девчонки будут с десятого класса.

— Где я и где комсомол! Не, не пойду, — протянул Олег.

— Да и я не смогу — соревнования… — отказался и Петруха.

— А ты до сих пор там, что ли, в штабе? Завязывать уже пора с этим делом, — заметил Кирилл.

— Да, в штабе. Председатель пока. Говорю же — прощальная дискотека. Приходи, а? — заглядывал ему в глаза Джон, — поможешь с музыкой, пофоткаешь там, может познакомишься с кем…

— Ладно, куда от тебя денешься. Только, чтобы ты знал: музыка, танцы, девчонки — не в этом причина. Ты попросил — я сделал. Чисто по-мужски.

Наступал вечер, а ребята всё никак не могли разойтись: тёплый день, задушевные разговоры, песни у костра, мечты о будущем… И, если бы не угроза родительского недовольства, они бы ещё долго стояли у подъезда. Перед тем как отправиться по домам, друзья договорились встречаться вот так, всей компанией, при каждой малейшей возможности. Однако в душе понимали, что это вряд ли возможно.

2. Большой город

Ох и хорошо спится в поезде под размеренное покачивание и перестук колёс. А что ещё делать? Только спать, бегать курить в тамбур, да уничтожать домашние припасы.

Друзья ехали вторые сутки, и эта поездная романтика уже порядком им поднадоела. Хотелось побыстрее прибыть на место, увидеть большой город. Там всё новое — впечатления, эмоции. И главное — самостоятельная взрослая жизнь, где тебя никто не контролирует, делаешь что хочешь… С этими мечтами Петр и проснулся. Пассажиры еще спали. Чтобы никого не потревожить, он молча лежал и разглядывал пейзаж за окном. Природа его поражала. После чахлой северной растительности проплывающие мимо леса казались просто огромными. Деревья — высоченными. Поля — бескрайними. И всё это такого яркого, насыщенно-зелёного цвета, что молодой человек невольно засмотрелся. Не сказать, конечно, что не видел Петруха никогда в жизни такой природы — в отпуск-то регулярно выезжал с родителями, да и в пионерском лагере на юге бывал, но сейчас — совсем другое дело, всё воспринималось совершенно по-другому, не так, как в детстве.

Постепенно пассажиры в вагоне начали просыпаться, потянулись на перекур, выстроились в очередь к туалету. Проводница разносила чай, позвякивая стаканами в фирменных подстаканниках, которые она умудрялась разносить по пять штук в каждой руке. Проснулись и Змей с Джоном, спустились с верхних полок. Друзья неспешно позавтракали и стали готовиться к прибытию.

На перроне было многолюдно. Все куда-то спешили, толкались, подходили носильщики и таксисты. Ребята постояли возле вагона, а когда толпа немного схлынула, двинулись в сторону вокзала. Куда конкретно идти они не имели никакого представления. То есть, конечно, у них были адреса своих учебных заведений, и общежитие там предоставляли абитуриентам, и родителям клятвенно обещали, что с поезда сразу по общагам, но хотелось же всем вместе пожить. И тут подвернулся счастливый случай в виде пожилой женщины:

— Молодые люди! Комната не интересует?

Ребята остановились, расспросили подробнее, что за комната, где находится и сколько стоит, хотя зачем и сами не знали, всё равно не ориентировались ни в городе, ни в ценах на съёмное жильё, и согласились.

Женщина, двинулась на выход из вокзала, строго-настрого приказав им не отставать, что подросткам удавалось с большим трудом: толпы людей, чемоданы, пешеходные переходы, а ещё и по сторонам поглазеть нужно, на высоченные, по меркам Дальнегорска, здания и широченные, по тем же меркам, проспекты. Женщина быстро и привычно шла впереди. Она то и дело останавливалась, закатывала глаза и вздыхала, поджидая отставших квартирантов. Наконец, пройдя по каким-то улицам и переулкам, они попали во двор, типичный ленинградский колодец, зашли в подъезд, поднялись на неимоверно скрипящем лифте с сетчатой кабиной на четвертый этаж и вошли в квартиру. В ней оказалось несколько одинаковых комнат, разделённых тонкими перегородками, в одну из которых хозяйка и поселила компанию. Прочитав краткую инструкцию пользования бытовыми приборами и предупредив, что выселит, если увидит беспорядок или соседи на шум пожалуются, взяв оплату за месяц вперёд, хозяйка наконец оставила компанию в покое. Подростки молча уселись на кроватях. В голове была только одна мысль: детство — оно вот здесь и закончилось, в этой съёмной комнате. Дальше будет всё по-другому. По-взрослому.

На следующий день первым делом купили путеводитель по городу с картой достопримечательностей и схемой метро. Джон и Петруха разъехались по своим учебным заведениям, выяснить, когда экзамены, а Змей отправился по городу шляться. Вечером собрались дома.

— Завтра какие у вас планы? Может сходим куда? — спросил Змей.

— Да к экзаменам нужно готовиться, — отказался было Петруха, но, подумав немного, уступил, — а, пойдем ненадолго.

Для Джона такого вопроса и не стояло — ничего страшного, успеет подготовиться. Вопрос только был в том, куда пойти. Петруха настаивал на военно-морском музее, а Джон — на концерте, причём неважно каком.

— Да везде успеем, даже и по городу ещё погуляем, — успокоил их Кирилл.

Ранним утром друзья уже шагали по проспекту. Они старались быть похожими на идущих рядом людей, однако всё в них выдавало только что приехавших провинциалов. Ребята постоянно озирались по сторонам, останавливались возле магазинов, кинотеатров, изучали афиши и читали памятные таблички на зданиях. Завидев большую очередь на углу одной из улиц, пересекавших проспект, Змей заинтересовался — а что там дают? Он подошёл к прилавку, бесцеремонно растолкав стоящих возле него людей, обернулся к друзьям и громко прокричал: «Эскимо здесь, будете?», и, не дождавшись ответа, протянул деньги продавцу: «Мне три штуки». Стоящие в очереди возмутились: «Молодой человек, здесь очередь, вообще-то!», на что Змей отогнул лацкан пиджака, показав какой-то значок, и громко объявил: «КГБ», взял протянутое ему продавцом мороженое и с чувством выполненного долга вернулся к друзьям, которые, сгорая от стыда, всем видом показывали что они незнакомы с этой наглой деревенщиной. Впрочем, мороженое взяли, и двинулись дальше. Дома подростки появились ближе к полуночи и ещё долго обсуждали увиденное и услышанное, делились впечатлениями.

На следующий день Петруха засел за учебники и конспекты. Джон тоже попытался изобразить из себя примерного абитуриента, но хватило его только на полчаса. Решив, что сегодня с него хватит, он уговорил Змея сходить с ним в ДК на улице Рубинштейна, где, как ему говорили, был Ленинградский рок-клуб. Домой они явились только вечером. Причем Джон безостановочно рассказывал каким чудом они попали на концерт группы «Кино» через открытое окно туалета на втором этаже, как проходил этот самый концерт, какой талантливый музыкант Витя Цой, даже пытался наигрывать на гитаре и напевать:

Я сажаю алюминиевые огурцы

На брезентовом поле…

— А ещё последнюю песню они с Майком Науменко играли, который из группы «Зоопарк», вообще отпад! И даже сам Гребенщиков выходил на сцену! — восхищению Джона не было предела.

— А тебе, Змей, как концерт? — прервал Санины дифирамбы Петр.

— Да фигня полная. Какие-то алюминиевые огурцы, какие-то битники. Вот «Машина времени» — это да. Или «Земляне». А это что — ерунда какая-то.

— Да ты просто отсталый человек, ничего не понимаешь в современной музыке! За ними будущее! Вон, на западе, рок самый популярный сейчас, огромное количество поклонников, целые стадионы собираются! — негодовал Джон.

— Ну, может там и стадионы, а у нас еле-еле сотня человек наберётся. Да и вообще, не всё западное лучше, чем совдеповское.

Джон не намерен был спорить с человеком, который, по его мнению, совершенно далёк от современной музыки, махнул рукой и завалился спать, пообещав себе, что Кирюху больше на концерт с собой не возьмёт. А то, понимаешь, Цой ему не нравится. Все веселятся на концерте, подпевают, руками машут, а он только стоит и бычится. Пусть вон, на «Верасы» идет, «Завируху» слушает.

До экзаменов оставалось совсем немного времени. Змей, чтобы не мешать ребятам, либо спокойно сидел на своей кровати и тихо разбирал шахматные партии, либо отправлялся прогуляться по городу. В одном из парков он познакомился с компанией шахматистов, которые играли короткие, пятиминутные партии, и обязательно туда заглядывал при каждом удобном случае. Петруха усиленно готовился. Да и Джон тоже каждое утро садился за конспекты. Правда терпения у него надолго не хватало. Максимум на пару часов, после чего он мчался к рок-клубу. За короткое время Джон успел познакомиться со всеми завсегдатаями ДК и фанатами разных групп. Видел многих, знаменитых в музыкальной рок тусовке, музыкантов, и даже здоровался с некоторыми. Причём и его уже начали узнавать. Приходя ближе к вечеру, а то и к ночи, домой, он неизменно натыкался на вопрос Змея: «Ты экзамены-то думаешь сдавать вообще?». На что резонно отвечал: «Да сдам, куда денусь. У меня в аттестате ни одной тройки. Да и в школе сдал на отлично всё. А конкурс небольшой в техникуме. Так что не беспокойся, поступлю». Змей только плечами пожимал, мол, мне-то что, я и не беспокоюсь, это твои проблемы.

Наступила экзаменационная пора. Петруха и Джон либо пропадали в своих учебных заведениях, либо усиленно штудировали учебники и конспекты. Саня даже походы в рок-клуб забросил. Наконец последний экзамен был сдан и на следующий день абитуриенты помчались узнать результаты. Кирилл прогулялся по городу, взял бутылку вина — отметить знаменательное событие, приготовил ужин и в ожидании друзей засел за любимое дело — шахматы.

Наконец дверь распахнулась. В комнату влетел Петруха, сияющий, как начищенная бляха моряка в увольнении.

— Приняли! — даже не спросил, а констатировал Змей.

— Ага! А Джон?

— Не было ещё. Ждём или отмечаем?

— Давай по чуть-чуть, как раз и подойдёт.

Выпили по чуть-чуть за будущего моряка. Потом ещё по чуть-чуть. Потом ещё и еще… А Джона всё нет. Только когда бутылка почти опустела, дверь отворилась, и Саня тихо вошёл в комнату. Друзья с удивлением смотрели на то, как он непривычно медленно разделся и присел на краешек кровати.

— Так. Похоже автомобильный транспорт потерял талантливого дальнерейсника-международника, — констатировал Змей. Джон молча кивнул.

— Говорил же — готовься.

— Да вот, вроде и сдал всё нормально, да и средний балл в аттестате тоже ничего, но конкурс в этом году очень уж большой. Короче — одного балла не хватило…

— Что теперь, домой?

— Да что ты. Ни в коем случае. Я даже родителям не скажу. Пусть думают, что поступил. С тобой пойду учиться. В училищах тоже на шофёра учат. Потом как-нибудь расскажу, при случае…

Кирилл только головой покачал предосудительно. А Петро бросился утешать друга:

— Да ничего страшного, не расстраивайся, всё нормально будет. На техникуме свет клином не сошёлся, и в училище люди учатся, выучишься, права получишь, да и работай водителем на здоровье…

— Да я, в принципе, и не расстраиваюсь…

Не откладывая дела в долгий ящик, ребята уже на следующий день выбрали первое попавшееся училище в пригороде и отвезли документы. До начала занятий времени было ещё много. Компания каждый день куда-то спешила: в музей, на концерт, на футбол, просто по городу погулять, посмотреть достопримечательности. Ну и, конечно, как только выдавалась свободная минута, Змей торопился в свой любимый сквер, поиграть в шахматы, а Джон — в рок-клуб. Разъехались по своим общежитиям только за пару дней до первого сентября.

В приёмной комиссии училища было совершенно пусто. Да и вообще во всём училище стояла тишина — невозможно поверить, что послезавтра начало занятий. Ребята обратились к скучающей девушке:

— Скажите, а нас зачислили?

— Ну, если документы подавали — зачислили…

Через полчаса они уже стояли с направлениями у комендантши общежития, а еще через несколько минут — в своей комнате. Только убрались, расположились — дверь открылась и в комнату вошли два паренька.

— Новенькие?

— Ага.

— А мы со второго курса. Вас в какую группу зачислили? Кто мастер?

— Да что-то не спросили мы какая группа. На трактористов, в общем. А мастер — сказали Соловьёв какой-то, Олег Михайлович.

— Ну, трактористы, вы попали.

— А что такое?

— Да послезавтра утром и увидите.

Через день друзья проснулись в шесть утра от громкого стука в дверь и настойчивых криков:

— Выходим на зарядку!

Джон, еле продрав глаза, в одних трусах открыл дверь:

— Эт кому тут неймётся? Надо на зарядку — иди, заряжайся, мы-то причём?

— Ого! Сейчас кто-то договорится у меня! Я мастер ваш, вообще-то. Через две минуты жду внизу!

— Ой, Олег Михайлович, извиняюсь…

Мастер оказался довольно молодым мужчиной, небольшого роста, крепкого телосложения и с добрым, располагающим лицом, несмотря на которое он довольно грозно покрикивал басистым голосом, если кто пытался филонить. С непривычки зарядка показалась полноценным тренировочным процессом: сначала пробежка пару километров, а потом гимнастические упражнения в течении получаса под громкую музыку советских композиторов.

— Ну всё, водные процедуры, завтрак, и на линейку, — в завершение сказал Олег Михайлович и удалился.

Джон обессиленно опустился на скамейку:

— Это называется зарядка? У меня теперь руки не поднимаются и ноги не идут. Да и отдышаться никак не могу…

— Да нормально всё, не прикидывайся, пошли умываться, — Змей потащил друга в общежитие.

Начались ученические будни. Ребятам всё было в новинку, они набрали в библиотеке гору разной литературы по специальности и даже в свободное время сидели за учебниками. А на практические занятия с техникой мчались просто вприпрыжку.

Незаметно пролетел целый месяц. Каждые выходные друзья собирались навестить своего друга Петруху, но что-то всё никак не получалось, и они каждый раз откладывали свой визит к нему на следующий выходной: «Вот в следующее воскресенье — обязательно. Прямо с утра!» Но Петруха их опередил.

Как-то после занятий ученики не торопясь вышли из учебного корпуса, а на крыльце стоит Петр Иванович собственной персоной.

— Вот это сюрприз! — закричал Джон. — Ты как здесь оказался? Пошли к нам в комнату, расскажешь, как учёба и всё такое!

— Идем.

— А ты чего с чемоданом? — насторожился Змей.

— Теперь и я с вами здесь учиться буду. Документы отдал уже, зачислили в вашу группу. Вот в общагу направление…

— Как так? Выперли, что ли?

Всей компанией зашли к комендантше, которую пришлось долго уговаривать, чтобы заселила друга к ним в комнату. Наконец уселись на кроватях:

— Ну давай, рассказывай.

— Короче. Убираюсь у себя в комнате, в общаге. Подходят трое с третьего курса. У нас тоже уберёшься, говорят, через полчаса придём чтоб всё блестело, если нет — пожалеешь. Через полчаса пришли. Не блестит. Попробовали сделать так, чтоб я пожалел. Не вышло. Итог: у одного челюсть в двух местах сломана, у второго нос, третий с сотрясением. В общем воспитатель скорую вызвал, всех троих в больницу увезли. На следующий день из милиции пришли. Говорят — на учёт тебя поставим. Оказалось тот, с челюстью — сын друга начальника училища. Этот, с милиции, говорит, выбирай, или дело на тебя завожу и в колонию для несовершеннолетних отправляю или документы забираешь, всё равно здесь учиться не дадут по любому, ни один экзамен не сдашь и вылетишь как пробка, только время потеряешь. Ну, я поразмыслил, и вот я здесь.

— Вот это новость. Да ты не переживай, и здесь можно учиться, получишь специальность нормальную. А потом и в мореходку можно опять…

— Да чё мне переживать-то? Нормально всё…

Разговор прервал стук в дверь. Не дожидаясь ответа, дверь распахнулась, на пороге стоял Соловьёв.

— К вам заселили новенького, вижу? Познакомились?

— Да мы знакомы, с одного города, даже в одном классе учились.

— Ясно. Бурогозить будете — расселю!

— Не, не, Олег Михалыч, всё нормально будет!

3. Трактористы

Группа стояла в ожидании звонка возле учебного корпуса. Подростки покуривали и мирно беседовали на злободневные темы, щедро приправляя свою речь нецензурными выражениями. Они так увлеклись разговором, что не заметили подошедшего сзади мастера.

— Ещё раз услышу матерщину — получите вот этим прям по мягкому месту! — Михалыч вытащил из кармана увесистую связку ключей. — Тебя, Саня, это особо касается.

— А чё Саня-то сразу? Я вообще за всю свою жизнь ни одного х… вого слова не сказал! — тут Джон понял, что столкновения с ключами не избежать и рванул, в надежде, что мастеру не пристало бегать за учениками. Связка ключей тут же полетела вслед за ним, мгновенно достигнув своей цели в виде Саниной пятой точки. Саня обернулся — Михалыч уже подобрал своё орудие и готов был повторить свой чемпионский бросок. Прикрывая ушибленную часть тела, Саня, прихрамывая, как мог ускорился, на ходу уговаривая:

— Всё, всё! Олег Михайлович! Клянусь, не буду больше материться! Всё, пи… ц!

И всё же повторной встречи с Михалычевскими ключами не избежал. Звонок на урок потонул в хохоте невероятной силы. Михалыч с невозмутимым видом и удовлетворённой улыбкой подобрал связку и скомандовал:

— Быстро в класс!

Мастер вошёл, когда все расселись по местам, и объявил:

— С завтрашнего дня начинается вождение тракторов. Ежесменное техническое обслуживание знать как отче наш! Залетчики на вождение не допускаются: в стройных рядах советских механизаторов алкоголикам и тунеядцам не место.

— А можно я первым пойду? — влез Джон.

— Можно Машку за ляжку. А всё остальное — разрешите, уважаемый Олег Михайлович. Ясно? Нет, нельзя.

И первым на вождение пошёл Петруха. Сначала он, запинаясь и краснея, пытался рассказать и показать из каких операций состоит ежедневное техническое обслуживание трактора под грозные окрики мастера и периодические одергивания, когда совсем уж не туда полез. Затем приступил к запуску двигателя.

Завести гусеничный трактор ДТ-75 тот ещё квест, особенно для ученика, который пропустил начало занятий. Целая куча каких-то рычагов, рычажков, заслонок, кнопок, которые нужно в определенной последовательности дернуть, перевести, открыть или закрыть… Петруха всё время путался и хватался не за тот рычаг, получая по рукам, не сильно, но ощутимо для того, чтобы понять свою ошибку. Самое сложное было запустить пусковой двигатель. Вроде просто — намотал веревку на маховик и дернул. Но у него никак не получалось, несмотря на спортивную подготовку.

— Ну чего сложного? Наматываешь, подтягиваешь, дёргаешь, — который раз показывал Михалыч.

— Да неудобно тут, размахнуться негде.

— Неудобно штаны через голову одевать и спать на потолке — одеяло сваливается.

Наконец, к исходу первого часа вождения, приобретя с десяток царапин и синяков на пальцах, Петруха всё же одержал победу над неприступным трактором.

— Что дальше?

— Дальше ничего, глуши, дуй в класс, зови следующего — время твоё закончилось. Даже до полигона не успеем доехать.

— Ну, а если побыстрей?

— Быстро только кролики… Спешка нужна при ловле блох и ещё при одном деле, подрастёшь — расскажу каком.

Обычно по вечерам в общежитии тихо — все по комнатам сидят или телевизор смотрят в актовом зале. Но не в этот раз. В коридоре стоял такой галдёж, что Джон заинтересованно выглянул из комнаты. Десятка два учащихся обступили одного из инструкторов по вождению, Виктора, который что-то увлечённо рассказывал, периодически повторяясь, так как его слова всё время тонули в хоре возбуждённых голосов.

Виктор был самым молодым инструктором, он только в этом году пришёл из армии и устроился на работу в училище. Ненамного старше своих воспитанников, он быстро завоевал расположение крайне дружелюбным отношением к каждому из них. Добродушная и приветливая улыбка, которая не сходила с его лица, длинноволосая модная причёска, общение на равных — всё это настолько нравилось ученикам, что они считали Витю своим и никогда не называли по имени и отчеству, впрочем, он и не настаивал. Джон подошёл ближе, пытаясь расслышать, о чём разговор.

— В общем, директор разрешил. Дал денег на закупку аппаратуры, инструментов, завтра в город еду, в магазин. Теперь главное саму группу набрать. Может кто из вас умеет на гитаре, барабанах или синтезаторе? Или в ансамбле каком играл?

— А вот, он! — подошедший сзади Змей подтолкнул Джона ближе к Виктору.

— Ну да, было дело, играл на барабанах, потом на гитаре…

— Давайте так. Саня со мной едет завтра по магазинам. Остальные, у кого есть желание, приходят на прослушивание послезавтра.

На следующий день привезли аппаратуру и инструменты. До самой ночи Джон с Виктором провозились в актовом зале устанавливая, подключая и настраивая. А когда всё было завершено, Джон взял гитару и в актовом зале зазвучало:

Мы искренне мечтали вновь и вновь

Не думая, что это нереально…

— Классная песня! Только, знаешь, мы же группу собираем не концерты давать, а на танцах играть. А под неё не потанцевать, а поразмышлять о жизни хочется. Чья песня-то?

— Моя…

— Ну давай на будущее отрепетируем, там посмотрим, может где и сыграем. Нам в первую очередь сейчас состав бы набрать.

Прослушивание заняло несколько дней. Выбрали ещё троих, более-менее держащих гитары в руках и настало время ежедневных репетиций. Сразу после занятий собирались в актовом зале, а расходились ближе к полуночи. Торопились к Новому году какую-нибудь коротенькую программу сделать. И она была готова.

Новогодний вечер был назначен на 30 декабря. В холле учебного корпуса вывесили большой плакат: «Танцы в честь Нового года! Играет группа „Зазеркалье“». Кругом только и разговоров было о предстоящем мероприятии. Это кто такие, какую музыку играют?

В ожидании начала группа собралась в подсобке за сценой. Кто нервно курил, кто барабанил пальцами по столу, кто ходил по комнатке взад-вперёд. Один Виктор невозмутимо сидел возле входа, настраивая гитару. Наконец он поднял глаза на своих музыкантов:

— Ну что, выходим? Работайте точно так же, как вчера на репетиции, и будет всё нормально. Первая песня — «Семнадцать лет». Погнали, мужики!

Пока музыканты выходили на сцену, в зале стояла мёртвая тишина. Но первые аккорды заводного рок-н-ролла произвели эффект разорвавшейся бомбы. Народ подпевал во весь голос, танцевал, размахивал руками… Программа была исполнена без запинки и без перерыва, после чего ещё несколько раз вышли на «бис» с наиболее понравившимися темами. Ребята, хоть и устали, но были неимоверно счастливы. Они подошли к краю сцены и поклонились зрителю, что вызвало очередной взрыв оваций.

— Спасибо вам, мужики, вы лучшие! — Витя подошёл к каждому участнику группы и крепко, по-дружески, обнял его.

Отгремели новогодние праздники, начались скучные учебные будни. После уроков каждый занимался своим любимым делом: Джон на репетицию, Змей за шахматы, Петруха за книжки. Правда, Петру Ивановичу ежедневно читать про морские баталии уже порядком наскучило, тем более что перспектив стать настоящим моряком поубавилось, и он всерьёз подумывал, а не заняться ли снова боксом или другим каким спортом. Но тем не менее, даже наскучившая книжка, которую в пятый раз перечитываешь, гораздо приятнее чем учебник по химии.

Последний урок почти закончился, учащиеся практически почувствовали вкус свободы до самого утра, как дверь кабинета распахнулась. Михалыч, извинившись перед преподавателем, прошёлся глазами по всей группе и остановился на Петрухе:

— После урока в столовую, поможешь дежурным.

— А чё я-то?

— А что, я, что ли? — резонно парировал мастер.

«Да ладно, все равно делать нечего», — подумал Петька и побрёл в столовую.

— Кому тут помощь нужна?

— Шторы повесить нужно, — подошла к Петрухе девушка из параллельной группы. Он её, конечно, встречал прежде, но как-то внимания не обращал. Девушка была пониже его, с густыми рыжими вьющимися волосами, округлым лицом и серыми глазами. Подобный женский типаж был несколько не в Петрухином вкусе. Ему больше высокие блондинки нравились.

— Подашь? — спросил Петр. Вдвоём они довольно быстро управились с этой несложной работой, вполне можно было бы и уходить, но парень никак не мог двинуться в сторону выхода, в который раз поправляя шторы, расставляя по местам стулья и столы. Напарница искоса с улыбкой наблюдала за его действиями, занимаясь своими делами. Он тоже поглядывал на неё украдкой, размышляя: «Может заговорить с ней? Проводить, если что? Или нет…» В какой-то момент их взгляды встретились и Петруху словно кипятком ошпарило, он мгновенно вспотел, покраснел, сердце бешено забилось… А девчонка весело улыбнулась и исчезла в подсобке. Петро постоял немного, поразмышлял, и тихонько двинулся к выходу.

Следующим утром на линейке Петр против своей воли взглянул в сторону группы девчонок и тут же его обжёг ответный взгляд знакомых серых глаз. Девушка улыбнулась ему так же, как вчера, и помахала рукой. Петруха, без тени улыбки, незаметно от одногруппников, с достоинством кивнул в ответ. Но всё же от проницательного взгляда Кирилла этот жест не укрылся. Тот проследил за направлением Петрухиного взгляда, усмехнулся и качнул головой.

В тот день Петрухе, обычно внимательно слушавшему преподавателей, ничего в голову почему-то не лезло. Он бездумно отсидел уроки, периодически вспоминая обжигающий взгляд однокурсницы, после занятий остался стоять возле учебного корпуса, несмотря на непонимающие взгляды и уговоры друзей. Через несколько минут из дверей весёлой стайкой выпорхнула девчачья группа и вчерашняя знакомая молча подошла к парню. И опять — обжигающий взгляд. А откуда-то издалека — бархатный, негромкий, но очень приятный голос:

— Света.

— А я Петруха… То есть, Петр Иванович… Вернее, Петя, — вконец запутался подросток и замолчал, раскрасневшись.

Света негромко засмеялась, взяла его за руку и вздохнула:

— Пошли, проводишь до общаги, что ли. Петя…

Теперь и Петруху не видно было вечерами в комнате: то в киношку, то прогуляться, то на репетицию к Джону. И всё, естественно, со своей новой знакомой. После очередной прогулки парочка, как обычно, подошла к женскому общежитию. Возле него стояли несколько человек в форменной одежде какого-то морского училища. Петруху аж передернуло от воспоминаний. Наскоро простившись с подругой, он направился к себе.

— Возле женской общаги я мореманов видел сейчас, не знаешь, кто такие? — задал Петька вопрос только что пришедшему с репетиции Джону.

— Да бывает, приходят. Вон там училище их. Да нам-то что, пусть ходят, не жалко, пусть девчонки сами решают с кем гулять…

— В училище, где я раньше учился, филиал здесь где-то был, вроде. Может он и есть? Наши частенько в этот филиал ездили, в каких-то мероприятиях участвовали, практика что ли, толком не знаю, месяц ведь всего проучился…

Джон безразлично пожал плечами и тут же забыл об этом разговоре.

В субботу вечером молодая парочка возвращалась из кино. Петр проводил до общежития свою пассию, и, как только за ней закрылась дверь, направился восвояси. Краем взгляда он видел нескольких человек, что стояли в тени деревьев, но особого внимания на них не обратил, мало ли кто там может быть, женское общежитие довольно притягательное место для молодых людей. Но его окликнули:

— Слышь, парень, есть закурить?

— Не курю, — не оборачиваясь, ответил Петр.

— Опа-на! Так это-ж мой старый знакомый! Вот это ты, парень, попал!

Петруха обернулся. На свет вышел курсант, из-за которого он бросил морское училище, а за ним ещё человек восемь. Петруха отошёл и прижался спиной к стене общежития: «Одному не справиться, но и бежать не вариант. Придётся биться насколько сил хватит». С надеждой он взглянул по сторонам. И тут, о, счастье, приближались два однокурсника. «Ну, теперь посмотрим кто из нас попал», — злорадно подумал Петр. Однако, увидев, что назревает заварушка, однокурсники резко свернули в сторону мужского общежития и исчезли из вида. Петруха совершенно не ожидал такого поворота, сильно огорчился и приготовился к худшему. Окружившая его толпа кровожадно ухмылялась, а главный оппонент продолжал, обращаясь к своим:

— Ну что, как думаете, челюсть ему сломать или нос? Или может глаз выбить для нача…

Договорить он не успел — не дала резкая боль в паху. Курсант согнулся, выпучил глаза и хватал открытым ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. А Петруха, в боксёрской стойке, уже определил следующую цель. Конечно, бить ногой в пах не совсем боксёрский приём, но ситуация была исключительной, вот и пришлось.

А тем временем в мужском общежитии раздался оглушающий крик сбежавших Петрухиных однокурсников: «Наших бьют!». Не прошло и минуты, как вслед за ними человек двадцать неравнодушных мчалось на подмогу. В том числе и дежурный мастер, который, не в силах остановить этот стихийный поток, решил хотя бы его проконтролировать. В следующую минуту девятый вал будущих механизаторов смял и повалил всех без исключения будущих моряков. Вид поверженных оппонентов и громкие, настойчивые увещевания дежурных обеих общежитий, быстро охладил пыл подростков, которые отошли в сторонку, удовлетворённо наблюдая за тем, как курсанты поднимаются, отряхиваются, потирают ушибленные места и убираются восвояси.

На следующий день на второй паре в дверь кабинета без стука влетел Михалыч. В этот момент Петруха мирно почивал на последней парте, подложив руку под голову.

— Ночью спать нужно, а не по лебедям шляться, да, Петр Иванович? Немедленно к директору!

Такого металла в голосе мастера никто из группы не слышал с самого начала учёбы. Ребята непонимающе переглянулись и уставились на одногруппника. Тот сделал удивлённое лицо, непонимающий взгляд, пожал плечами и двинулся к выходу из класса, рассуждая: «За то, что на уроке спал — к директору? Странно. Да и Михалыч не в духе, не, не в этом видать дело…»

— Давай, давай, шевелись! — Олег Михайлович не стал дожидаться своего ученика и куда-то направился быстрым шагом.

Войдя в кабинет, Петруха встал как вкопанный: прямо перед ним сидел начальник его бывшего морского училища.

— Ба! Знакомые всё лица! И здесь, значит, хулиганите, молодой человек? И отсюда желаете вылететь?

Директор непонимающе посмотрел на коллегу.

— Да учился у меня этот деятель. Тоже, понимаешь, драки устраивал, пришлось выгнать с позором.

— А чё я-то?

— Руки покажи! — скомандовал директор, и увидев ссадины на костяшках пальцев, констатировал:

— Ясно. Так значит это Вы, Петр Иванович, зачинщик вчерашней драки, в которой пострадали курсанты? Что, девушку не поделили?

— Да это они первые. Их человек восемь было, а я один… Да из-за девушки я буду драться только если её обидят. А делить её и не собираюсь — девушка сама выберет с кем гулять…

— Прекратите врать, молодой человек! Я своим курсантам верю! Всё общежитие их избивало, с Вами, кстати, во главе! — начальник мореходки грозно посмотрел на подростка, а затем перевёл взгляд на директора училища. — Я правильно понимаю, что этот человек больше у вас учиться не будет?

В этот момент в кабинет вошёл Олег Михайлович:

— Можно? Извиняюсь что перебил, но у меня есть информация, касательно этого инцидента. Я общался с дежурными общежитий, они говорят, что курсанты первыми напали на Петра Ивановича и ему пришлось защищаться. А остальные наши ученики пришли позже ему на выручку. Девушки, кстати, из окон своих комнат это тоже видели, подтверждают.

Директор училища повернулся к коллеге и внимательно на него посмотрел. Затем обратился к Петрухе:

— Марш в класс.

Долго упрашивать Петруху не пришлось, и он рванул к выходу. Но, открыв дверь, обернулся к своему бывшему начальнику:

— Передайте своим, что не дай Бог если они ещё хоть раз здесь появятся…

— Петр Иваныч! Ты вконец обнаглел, что ли? — прервал его громкий бас мастера.

В воскресенье, с самого утра, Кирилл с Петром засобирались в город — прогуляться, да может в киношку какую. Ну и в шахматы поиграть, конечно.

— Джон, погнали с нами!

— Не, репетиция у меня.

— Да успеешь.

— Не, вдруг не успею, ключи-то у меня. Не поеду, короче.

Ничего страшного, у каждого свои дела, ребята отправились вдвоем. Вернулись не слишком поздно, однако Джон уже лежал в кровати, с головой укрывшись одеялом.

— Чего не на репетиции?

В ответ тишина. Змей подошёл ближе:

— Случилось чего?

Саня медленно стянул одеяло с головы и друзья увидели кошмарную картину: всё лицо парня было разбито — глаза заплыли, губы распухли до неузнаваемости, из носа сочилась кровь…

— Кто? — вскочил Змей.

— Бирюк.

Бирюком в училище звали самого отъявленного хулигана, Бирюкова, которого уже третий год пытались выгнать, но почему-то безуспешно, хотя он на занятиях появлялся раз в неделю в лучшем случае. Лет ему уже было под двадцать, но в армию не брали — отсрочка же до конца учёбы. Ростом под два метра, да и силой природа не обделила, а занимался он исключительно тем, что пьянствовал в своей комнате со своим другом Зайцевым, периодически собирая мелочь на выпивку с младших курсов.

Громко хлопнув дверью, Змей исчез, а Петруха остался хлопотать над другом — протирал ушибы, смазывал их бадягой. Через несколько минут из коридора послышался шум. Явно различался голос Кирилла:

— Вызовите скорую! Человек порезался!

Петро выглянул в коридор. Шум раздавался с нижнего этажа. Спустившись, он увидел несколько человек, столпившихся возле комнаты Бирюкова. Доносился голос дежурного по этажу, разговаривавшего по телефону, очевидно, с оператором станции Скорой помощи. Протиснувшись к двери, Петруха увидел Бирюка, корчившегося от боли и зажимавшего рану на животе, из которой текла кровь. Рядом стоял Зайцев с огромным фингалом под левым глазом. Дежурный, вызвав скорую, разогнал всех зевак, которые, впрочем, не особо и подчинились, только отошли немного дальше.

— Что произошло? — обратился он к Кириллу.

— Спускаюсь по лестнице. Слышу крик отсюда. Забегаю — нож торчит вот у него в животе, — Змей показал на Бирюка, — а этот над ним наклонился чего-то. А он от боли как звезданёт этому прям в глаз. Ну, я нож вот вытащил, тряпку приложил, чтоб кровь остановить, сказал, чтоб рукой держал. А сам побежал чтобы скорую вызывали. Так же? — Змей посмотрел на Зайцева, который поспешно закивал головой.

Дежурный недоумённо посмотрел на него:

— Так нож-то как ему в живот попал?

— Да баловался он, крутил в руке, нож и сорвался, да прям в живот… А он равновесие потерял, пьяный ведь, и упал. Прямо на нож… — пояснил Зайцев.

— Так? — дежурный обратился к Бирюкову. Тот, морщась от боли, сквозь зубы проговорил:

— Да-а-а…

Скорая приехала на удивление быстро. Раненого загрузили в машину и отправили в больницу. После этого в училище его не видели. Как и Зайцева, который на следующий день забрал документы и исчез в неизвестном направлении. Поговаривали потом, что рана неглубокой оказалась, Бирюк пролежал в больнице несколько дней и сбежал, недолечившись. Участковый правда приходил разок, опрашивал свидетелей, в том числе и Кирилла, но всё формально — понятно же, несчастный случай…

Летние каникулы имеют одно препротивное свойство — они очень быстро заканчиваются. Вот и сейчас закончились самым подлым образом, не успев даже толком начаться. Нужно входить в учебный процесс, хоть совсем и не охота. Но и в учебном времени есть свои положительные моменты. Джон, например, в день приезда побежал в актовый зал, несмотря на отсутствие коллег по ансамблю, Петруха — к женскому общежитию, а Змей с удовольствием слушал рассказы одногруппников как они провели это лето. Постепенно всё входило в своё русло, повседневные заботы и учебный процесс вытеснил воспоминания о беззаботных летних днях.

Утром в воскресенье Саня с Кириллом собирались в город на концерт группы «Круиз». Билеты они купили уже давно, несмотря на обещание Джона самому себе не брать Кирюху на рок-концерты. Приоделись соответствующе мероприятию, даже побрились. Да вот проблема — одеколон закончился. Да ладно, можно и так. В общаге почти полная тишина, все разъехались на выходные — кто домой, кто по друзьям, кто в город погулять. Только из-за одной двери шум доносился.

— Может зайдем, попросим одеколона побрызгаться? — махнул Джон рукой в ту сторону. Кирюха пожал плечами, мол, хочешь — зайдём. Постучав, ребята вошли. В комнате находились двое первокурсников. Один из них — обычный с виду тщедушный подросток, но вот второй — под стать Петрухе. А может и поздоровее будет. Увидев вошедших, тщедушный насторожился и на простой вопрос Джона: «Ребят, у вас одеколона нет? Дайте побрызгаться, а?», последовала гневная тирада:

— Давайте валите отсюда, фиг вам, а не одеколон. Нам говорили, что вы можете прийти, вымогать деньги будете. Ничего вам тут не обломится.

Вошедшие ошарашенно смотрели то друг на друга, то на говорившего, а он продолжал, обращаясь к своему сокурснику:

— Васёк, вмочи им пару раз чтоб дорогу сюда забыли.

Васёк поднялся с кровати, подошёл к оппонентам. Он был настолько их выше, что Джону даже голову задрать пришлось, чтобы рассмотреть — где же он заканчивается? Мелкий тем временем тоже подскочил, начал подпрыгивать по-козлиному рядом с Джоном, размахивать руками зачем-то. Вся эта картина ну никак не соотносилась с праздничным, предконцертным настроением, и, чтобы окончательно не расстроить группу «Круиз» своими кислыми рожами, ребята просто отмахнулись от надоевших уже им хозяев комнаты, и отправились своей дорогой. Ну, как отмахнулись: Джон оттолкнул прыгающего козла, а Змей, случайно, конечно, попал правой рукой в челюсть великана. От такой отмашки оба они отлетели к стенам в разные стороны и с разным результатом. Тот, что поменьше, с небольшим шумом, только тумбочку сломал, а другой грохнулся с такой силой, что оконные рамы ходуном заходили, да и последствия для металлической кровати были более плачевны, чем для тумбочки. Об инциденте друзья забыли, даже не дойдя до выхода из общежития — впереди ведь такой интересный и насыщенный день!

Концерт удался на славу. Джон даже горло сорвал, подпевая, да и потом, по дороге к метро через парк Победы, периодически затягивая: «Крутится волчок, ок, ок, ок!». Даже Кирюха на концерте не мог усидеть на месте, махал руками, хлопал, кричал что-то невразумительное, топал ногами… В общем дома парни появились весёлые и довольные, упали на кровати и заснули со счастливыми лицами.

На следующий день после третьей пары к ним подошёл Михалыч с каменным лицом:

— Александр, вместе с Кириллом немедленно к директору!

Джон смотрел на мастера с полнейшим недоумением: во-первых, он никогда не слышал, чтобы его полным именем называли; во-вторых, он понятия не имел о причине каменного лица Михалыча и вызова на ковёр.

Ребята вошли в кабинет вслед за мастером. Перед ними сидел директор, завуч, воспитатель, участковый и незнакомый парень.

— Рассказывайте, — предложил Олег Михайлович.

Ребята переглянулись, посмотрели на присутствующих, недоумённо пожали плечами:

— О чём?

— Ну как о чём? О том, например, как вы вчера драку устроили в общежитии, избили первокурсника, так, что он в больнице сейчас.

— Мы? Кого? Да мы вчера в городе были… — совершенно искренне оправдывались подростки.

— Ну да, ну да. А до этого? Макарова кто избил? — вступил в разговор участковый.

— Кто это — Макаров? Да не трогали мы никого!

— А у меня другие сведения. Вот его показания: «Вошли, требовали одеколон, чтобы выпить, потом избили…»

Ребята переглянулись ещё раз:

— Это тот здоровяк, что ли?

— Так ещё и здоровяк какой-то был?

— Не, вообще никого не было, не дрались мы вчера ни с кем, никакого одеколона не требовали, тем более чтобы выпить, враньё какое-то. Я оттолкнул только одного, что на меня прыгать пытался и всё. Не знаю, Макаров это или нет. Больше на козла похож был.

— Короче, — резюмировал директор, — Макаров сегодня на уроке потерял сознание, сейчас в больнице с сотрясением. Показания есть. Заявление о привлечении вас к ответственности от его брата — тоже. Вам реальный срок грозит, неужели непонятно? По закону вас прямо сейчас задержать нужно и в КПЗ отправить.

— По закону, значит… — задумчиво протянул Кирилл. — То есть за то, что Джон оттолкнул этого козла, на него прыгавшего, нам реальный срок грозит. А что-ж полгода назад, когда он весь в фингалах две недели валялся на койке, никому никакой срок не грозил? Или не знали вы об этом? Или не знали, что Бирюк с Зайцем весь первый курс трясут ежедневно и половина первокурсников в синяках от их рук ходит? Так и дальше всё продолжалось бы, если-б ему… он сам себе дырку в пузе не сделал. Где же тогда ваш закон был?

— Ты разговор-то не переводи. Сейчас о вас речь. В общем так. Есть заявление — есть дело. Нет заявления — нет дела, — подвёл итог участковый, глядя на незнакомого парня. Тот согласно кивнул головой.

— Всё ясно? — уточнил Михалыч. — Тогда свободны. Пока.

Друзья в раздумьях вышли из учебного корпуса.

— Видимо брат это его сидел? Может поговорить с ним? — спросил Саня. Кирилл безразлично пожал плечами.

Молодой человек вышел минут через пять. Джон подошёл к нему:

— Я извиняюсь, можно с Вами поговорить?

Парень стоял молча, не глядя на подростков, глубоко засунув руки в карманы, а лицо в воротник куртки.

— Но ведь это несправедливо… Он же сам на нас прыгал… Я просто отмахнулся. Да и не ударился он головой, вроде. Может и сотрясение-то не от этого… Может не надо это, ну, заявление, в смысле, — запинаясь и не зная толком о чём говорить, мямлил Саня.

— Если бы мы были виноваты — то готовы были бы понести наказание. Но здесь не за что. Если было бы за что извиниться — мы бы извинились. Но опять же — не за что. Если ты считаешь, что мы должны сидеть — Бог тебе судья, — громко и чётко выговорил Змей.

Молодой человек, не выказав совершенно никакой реакции, спокойно и неторопливо двинулся в сторону автобусной остановки.

Через день потерпевшего выписали из больницы. Удивительным образом слух об этом распространился по училищу гораздо быстрее, чем в нынешнюю эпоху смартфонов, и, естественно, достиг слуха его «обидчиков». Они прошлись по учебному корпусу в поисках товарища Макарова и обнаружили его выходящим из учебной части.

— Поговорим?

Макаров молча проследовал за друзьями в уединённое место. Подростки сели на ступеньках запасной лестницы.

— Понимаешь, я бы извинился перед тобой, но думаю — не за что… Потому и просить тебя не буду заявление забирать … — начал разговор Кирюха.

Макаров поднялся со ступеньки и повернулся к ребятам:

— Брат ещё позавчера заявление забрал. А я хотел вам спасибо сказать — из-за вас я понял, что здесь мне не место. Не моё это всё… За документами только пришёл. Прямо сейчас домой еду, — и Макаров быстрым шагом направился к выходу.

Кроме шахмат у Кирилла было ещё одно увлечение — стихи Высоцкого. Он собрал довольно внушительную их коллекцию, отпечатанных самиздатом или переписанных лично. На этой почве он сошёлся с одногруппником Дениской. Это был примерный и скромный подросток, никогда не снимавший очки и державшийся несколько особняком. Жил он с родителями в городе, в спальном районе.

Дениске однажды дали почитать сборник малоизвестных песен Высоцкого, чем он не преминул похвастаться Кириллу. Тот, конечно же, упросил дать ему книжку на пару дней, в течении которых обязался переписать её и себе, и ему. После занятий поехали к Дениске, а в компанию ещё и Петруха напросился, чтобы время до вечера скоротать.

Компания подошла к Денискиному подъезду. Пока Дениска бегал за книжкой домой, ребята сгоняли в магазин — надо ведь отблагодарить сокурсника, а возвращаясь, увидели совсем неприятную картину: трое рослых парней возили Дениску лицом по грязному снегу. Книга распалась на листочки, которые в беспорядке валялись рядом. Обалдев от такой неожиданности, парни подскочили к дерущимся. Двоим из них пара ударов стала достаточным стимулом чтобы отбежать в сторону. А вот третий не унимался. Он раз за разом пытался попасть ногой в лицо лежащему Дениске. Пришлось Петрухе схватить его сзади за руки чтобы успокоить, а Змей, стоя перед ним, начал проводить воспитательную беседу на тему: «Как нехорошо маленьких обижать». Парень попытался вырваться, но куда там, от железной хватки Петра Ивановича ещё никто не уходил. Тогда парень со всего размаху ударил Змея ногой по ляжке. Тот аж присел от неожиданности и боли. А обидчик, воспользовавшись секундным Петрухиным замешательством, бросился наутёк что есть силы, а с ним и вся его компания. Петруха — за ними. Змей, прихрамывая — тоже, да и Дениска не отставал. Убегавшим, видимо, придавала сил реальная опасность возмездия, поэтому ребята никак не могли их настичь. Добежали до угла здания, за которым только что скрылись обидчики, и встали как вкопанные — тех нигде нет.

Увидев рядом двери кафе, подростки решили, что оппоненты спрятались там и заскочили внутрь, громко хлопнув дверью. Посетителей было немного — рабочее время ещё не закончилось. Они, совершенно не торопясь, поглощали котлеты по-киевски, тщательно пережёвывая и обсуждая при этом текущую международную обстановку. Услышав грохот дверей все на секунду оторвались от трапезы и посмотрели на ворвавшихся тяжело дышавших посетителей, которые, внезапно осознав свою ошибку, застопорились на входе. В кафе воцарилась тишина. Посетители, официантки, бармен и кассирша вопросительно смотрели на пришельцев. Причем у отдельных посетителей вилки с кусочками котлеты так и остановились в промежуточном положении, не дойдя до рта. Тогда, видимо, чтобы как-то разрядить обстановку, Змей схватил столовый нож, лежавший на ближайшем столике, и с размаху воткнул его в столешницу с диким криком: «Что, б… дь, не ждали!?» После чего с гордым видом, полный удовлетворения, как от хорошо выполненной работы, развернулся и вышел на улицу. А за ним и вся компания. Посетители вернулись к трапезе, котлета по-киевски достигла своей цели, кассирша принялась пересчитывать мелочь, а официант со вздохом поплёлся вытаскивать нож из стола.

Выйдя из кафе, Петруха с Дениской, до этого давившиеся от смеха, не смогли больше его сдерживать. Даже дверь кафе задребезжала от раскатов хохота, от чего посетители более активнее задвигали челюстями. Змей с крайне серьёзным видом смотрел по сторонам. Наконец он изрёк, махнув рукой в сторону кафе: «Их там нет!», чем вызвал ещё более громогласный хохот приятелей и, соответственно, более интенсивную работу челюстей посетителей кафе.

Вернувшись к подъезду, друзья заботливо подняли, отряхнули каждый листочек книги и собрали всё воедино. Дениска торжественно вручил её Змею. А Змей, соответственно — презент Дениске. На том начали прощаться. Змей, правда, несколько раз предложил помощь: «Ежели они ещё хоть раз… Короче — обращайся!» Дениска интенсивно кивал головой, с готовностью и благодарностью, а потом показал презент, врученный Змеем:

— А может это, ну, того…

— Ну, а что ж, за чудесное спасение можно!

Потом ещё сгоняли в магазин. И ещё. Дениску развезло. Заплетающимся языком он благодарил своих спасителей, пытался их обнять и пожимал ежеминутно руки. Наконец, вдоволь наслушавшись дифирамбов в свой адрес, ребята подхватили нового друга под мышки и доставили к двери квартиры. Прислонили, позвонили, и, посчитав свою миссию выполненной, оперативно ретировались.

С остановки электрички Петруха двинулся к женской общаге — надо ведь перед Светкой извиниться, встретиться же договаривались. Попытки извинения не приносили никакого успеха в течении целого часа. Хотя их слышали практически все жильцы общежития, но только не Светка. В расстроенных чувствах Петруха двинулся к себе, решив продолжить завтра на свежую голову. На пороге общежития его встретил дежурный:

— Что так поздно? Я уж закрывать собрался…

— А тебе-то что?

— Опа. Да ты бухой, похоже! С какой группы, кто мастер?

— Соловьёв. Да отстань ты уже… — и Петруха, не обращая внимания на бесплодные попытки дежурного его остановить, направился в свою комнату.

Пробуждение было тяжёлым. Петруха продрал глаза под громкие возгласы Михалыча: «Что, головка бо-бо?»

Все ушли на зарядку, в комнате только он и мастер, который взял стул и присел рядом:

— Ну, рассказывай. Где пил, что пил, с кем пил…

— Да что рассказывать-то, ну выпил бутылку пива в электричке, с непривычки развезло…

— Ага. Пива. Бутылку. Один. Ты что — алкаш? Только алкаши в одиночку пьют.

— Чего сразу — алкаш-то? — обиделся Петруха, — не один я, со Змеем…

И тут же прикусил язык. Но было поздно. Михалыч ругался не долго, но громко, на тему: «Ещё хоть только раз услышу… Вылетите оба к чёртовой матери!!!» А потом, уже спокойнее:

— Выпивать, конечно, я вам не смогу запретить. Свинья грязи найдёт. Учтите только главное: пить можно, но нужно знать, что пить, с кем пить, где пить и когда. А вы этого не знаете и не хотите знать. И потому позорите наш город — шляетесь в непотребном виде где попало. А у нас город культурный. Туристов немерено, иностранцы, опять же. Какое у них впечатление от ваших полупьяных рож останется? Короче. Хотите пьянствовать — отправляйтесь в свой родной город, его и позорьте. А здесь вам делать нечего.

С этими словами мастер тяжело поднялся со стула, медленно подошёл к двери и взялся за ручку.

— Олег Михайлович! Подождите, — подскочил Петр, — я клянусь вам, не будет ничего подобного больше! Точно, не будет!

Молча кивнув, Михалыч вышел, а расстроенный Петруха тяжело упал на кровать.

Третий курс начинался с практики. Её проходили в том совхозе, в котором и предстояло работать по окончании училища. Совхоз, с тривиальным названием «Красное знамя», располагался недалеко от училища, буквально в сорока минутах езды на автобусе или на электричке. Практика должна была начаться первого сентября, но молодым механизаторам оказалось достаточно одного месяца для того, чтобы насладиться каникулами и уже в конце июля они были в совхозе, чем бесконечно удивили всё его руководство. Но, так как лишних механизаторов на уборочной не бывает, ребят встретили с распростёртыми объятиями, заселили в общежитие и предоставили по трактору.

В качестве общежития использовался один подъезд нового пятиэтажного дома. Друзьям предоставили трёхкомнатную квартиру — по комнате каждому. При этом заведующая хозяйственной частью совхоза, которая и показывала им новое место жительства, не преминула несколько раз повторить: «Когда отслужите и женитесь, такая вот квартира каждого будет ждать. Если работать у нас будете, конечно». Расположившись, практиканты двинулись в гараж, осмотреть трактора, на которых им предстояла битва за урожай. Технику с гордым видом показывал главный механик Георгий Матвеевич с прозвищем, естественно, Жорж, который, как и завхоз, несколько раз повторил: «Когда отслужите — новые трактора вам дадим, а пока на вот этом», — Жорж махнул рукой в сторону стоявших под забором закопчённых и явно уставших железных коней. «И женимся, да?» — невесело пошутил Джон, на что механик не обратил ровным счётом никакого внимания.