Бесплатный фрагмент - Мечтатель

МЕЧТАТЕЛЬ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Наталья Андреевна Милославская, 42 года, вдова.

Мирослав Григорьевич, 22 года, сын её.

Настасья, 19 лет, приёмная дочь её.

Алёна Степановна, 46 лет, хозяйка соседнего поместья.

Михаил Алексеевич Калистратов, 51 год, хозяин соседнего поместья.

Гаврила Михайлович, 24 года, сын его, повеса.

Анатолий Андреевич Обросимов, 46 лет, известный общественный деятель.

Надя, 18 лет, крестьянка.

Катенька, 17 лет, служанка в доме Милославской.

Действие происходит в селе Мещанкино,

в имении Милославской,

в сентябре.

Действие первое

Утро. Гостиная в доме Милославской. Пол сплошь застлан расписным ковром. Слева круглый стол, накрытый жёлтой скатертью и обставленный стульями. На стене над столом, не посередине, а со смещением в правую сторону, в золочёной рамке портрет самой Натальи Андреевны. Прежде рядом висел и портрет её супруга, но после его кончины картину сняли, отчего стена теперь выглядит пустовато. Справа стеллаж со стеклянною дверцой, через которую видно, что на полках ничего, кроме одиноко стоящей статуэтки белого голубя. Посередине комнаты парная дверь, окаймлённая искусственными цветами. Окон нет.

Явление I

За столом сидит Наталья Андреевна и помахивает веером. На столе лежит её ридикюль. По комнате мечется Катенька, смахивая отовсюду пыль.

Наталья Андреевна. Готово ли всё к обеду, Катя?

Катенька. Так точно, барыня.

Наталья Андреевна. На стол будет подано как нужно?

Катенька. По вашему приказанию: наливка вишнёвая, ягнёнок, грибы в сметане…

Наталья Андреевна. Ну, верю, верю…

Пауза.

Известий никаких ты не получала?

Катенька. От Алёны Степановны приходили. Просили в скором времени ждать.

Наталья Андреевна. А почта? Почта не приходила?

Катенька. Нет, барыня.

Наталья Андреевна. Что, ничего?

Катенька. Ничего.

Наталья Андреевна. Так-таки совсем ничего.

Катенька. Да, барыня, совсем ничего.

Наталья Андреевна. Ну-с… Что ж!.. Ничего!.. (Про себя) Хотя, впрочем, какие могут быть письма, коли он сейчас в дороге. Да и будет он уже сегодня… Чего писем ждать?.. (Вслух) А Мирослав Григорьевич что же, не выходил, ты не видала ли?

Катенька. Нет, барыня, не видала, чтоб уходил. Они, знаете, уж месяц из дому не выходят.

Наталья Андреевна. Он за этот месяц стал совсем пасмурный. Впрочем, то на его совести. Мыслимо ли разумному человеку так вести себя? Втемяшил же себе в голову какую-то чепуху и свято в неё поверил, а после — всю вину на мать. Ну, скажи мне, Катя, умный ли это поступок?

Катенька. Как знать. Кому — умный, кому — нет.

Наталья Андреевна. Да дурака это поступок! И ты такая же дура, коли оправдываешь его. Пыль-то получше мети, постарательнее.

Явление II

Через парную дверь в залу заходит Настенька и плачет. Наталья Андреевна и Катенька устремляются за нею, успокаивают.

Настенька. Нет, право, это невозможно!.. Это ужасно!.. Как этот человек только может позволить себе!..

Наталья Андреевна. Настя, милая… Боже мой, что случилось?

Настенька. Мой брат, мой несносный брат!.. О, типун бы ему на язык…

Наталья Андреевна. Что, что опять он тебе наговорил?

Настенька. Право, маменька, вам лучше не знать!.. Это так ужасно, ужасно…

Наталья Андреевна. Ну, спокойнее, спокойней, милая… Я непременно с ним поговорю. (Кате) Чего стоишь? Принеси воды скорее.

Катенька с поклоном уходит за водой.

Ну, говори, милая, что он тебе сказал?

Настенька. Нет, маменька, это так низко… Если я скажу вам, он точно упадёт в ваших глазах…

Наталья Андреевна. Не бойся, он и так там не высоко! Чего опять этот неугомонный натворил?

Настенька. Ах, не могу, не могу…

Возвращается Катя со стаканом воды.

Наталья Андреевна. Вот, выпей голубушка, успокойся. (Подаёт ей воду). Ещё принести?

Настенька молча кивает.

Катя, неси ещё. (Отдаёт стакан).

Катя уходит.

Ну, милая, рассказывай.

Настенька. (Всхлипывая) Мирослав Григорич сказали мне, что… что… я не должна иметь никаких отношений с Гаврилой Михалычем, потому что… потому что он низкий человек, и я… я только позорю вас своим поступком… (Снова плачет).

Наталья Андреевна. Ах, снова он про Гаврилу Михайловича! Когда уже это прекратится!

Настенька. Он говорит, я должна порвать, чтобы остаться честной девушкой.

Наталья Андреевна. Что за глупости, Настя! Ведь вы с ним уже помолвлены!

Настенька. А Мирослав Григорич говорит, что помолвка для такого человека, как Гаврила Михалыч, ничто… Он говорит, что Гаврила Михалыч человек без чести…

Наталья Андреевна. Да чтоб Калистратовы были нечестные люди! Да в своём ли он уме.

Возвращается Катя.

Вот держи, Настенька, попей ещё.

Настя пьёт и подаёт стакан Кате.

Настенька. Так вот Мирослав Григорич говорят, что я делаю большую низость по отношению к вам, что иду за Гаврилу Михалыча. Они говорят, это будет стыд для нашей семьи и вообще я буду вам неблагодарная дочь, если осмелюсь так поступить.

Наталья Андреевна. Ведь он же знает, что я сама сватала вас с Калистратовым!

Настенька. На это он сказал, что у меня свой ум есть, и я должна сама предвидеть, что поступаю неблагородно…

Наталья Андреевна. Да он дурак, в самом деле!

Настенька. Они говорят: Калистратовы ужасные люди!

Наталья Андреевна. Мирослав Григорич всегда про других много говорит, да только за собою он редко когда замечает!

Настенька. Ах, маменька, я устала от его постоянных нападок! Это не человек, а самый настоящий змей! Я только и слышу от него, какая я неблагодарная дочь и какой мой жених негодяй… Я устала, маменька, устала. Я не хочу его больше видеть! Хоть он и сын вам, но я не могу видеть его, уж пожалейте меня! Из его слов, я всё делаю на вред вам, моей благодетельнице… Я устала слышать, как моего любимого человека называют недостойным… Боле того, маменька, они говорят, что я и вовсе не люблю Гаврилу Михалыча! Как же это возможно… Ах, пожалейте, маменька, пожалейте… (Плачет на плече Милославской).

Наталья Андреевна. Полно, Настенька, полно. Гаврила Михалыч хороший человек.

Настенька. Так и я говорю, что хороший. А Мирослав Григорич твердят, что он мерзавец и вообще Бог весть что…

Наталья Андреевна. Мирослав Григорич сам ведёт себя как Бог весть что. Ему не помешало б самому научиться манерам, прежде чем учить остальных.

Настенька. Неужели, маменька, и вы думаете, что я неблагодарна по отношению к вам? Разве ж решилась бы я на что-нибудь, чтоб опозорить вас?! Вы считаете, я способна на такую подлость?..

Наталья Андреевна. Нет же, душенька, нет. Я так не считаю.

Катя приносит ещё стакан.

Катенька. Барышня, выпейте воды, полегчает.

Настя берёт стакан и выпивает.

Наталья Андреевна. Доченька, ежели хочешь знать, я считаю Калистратовых за прекрасных людей. Михаил Алексеевич всегда был другом для нашей семьи, и я не вижу лучшего кандидата тебе в мужья, чем его сын. Ты знаешь, милая, что я всем сердцем благословляю ваш брак.

Настенька. Только как объяснить это Мирославу Григоричу?

Наталья Андреевна. Не нужно ему ничего объяснять, тем паче, что это бесполезно. Пойми, душенька, это не человек, а… самая настоящая язва! Право, в нём столько желчи к окружающим, что ему ничего не стоит и самого честного человека принять за простого червя… Его мёдом не корми, а позволь кого-нибудь поучить да упрекнуть!

Настенька. Откуда только в нём столько ненависти ко мне?! Разве ж сделала я ему что-нибудь плохого? Разве ж Гаврила Михалыч делал?.. Да и какое ему вообще может быть дело до моей свадьбы… Я всегда получаю от него лишь упрёки да невежество!.. И он смеет говорить, что Калистратов меня не любит! Уж кто действительно не может меня любить, так это он, называющийся мне братом… Ох, за что это, за что?

Явление III

Оттуда же, откуда вошла Настя, приходит Мирослав Григорьевич.

На лице его изображено сожаление и даже какое-то раскаяние.

Мирослав. Настя!.. Настя!.. извини, коли смог тебя обидеть…

Настенька. Ах, он идёт сюда! Я не хочу его видеть. Не могу!..

Настя уходит. Мирослав садится за стол, на крайний стул.

Идёт долгое молчание.

Наталья Андреевна. Катя, оставь нас.

Катя уходит.

Извольте объясниться, Мирослав Григорич. С какою целью вы обидели свою сестру?

Мирослав молчит.

Напрасно вы отмалчиваетесь. Я знаю, что вы хорошо умеете говорить и даже весьма склонны к этому. Более того я очень хорошо знаю, что в иных случаях вы даже слишком говорливы. Чего только стоила ваша последняя выходка.

Мирослав. Ах, маменька, не напоминайте!

Наталья Андреевна. Отчего не напоминать? Стыдно тебе, небось?

Мирослав. Нет, нисколько отнюдь не стыдно.

Наталья Андреевна. А должно быть стыдно! Могло же такое прийти в голову: чтобы молодой, статный дворянин да пожелал жениться на какой-то жалкой девке.

Мирослав. Не смейте о ней так говорить!

Наталья Андреевна. Буду говорить именно так, потому как иначе о ней не скажешь. Где же это видано, чтобы господа женились на своих холопах?

Мирослав. Вам, маменька, не понять…

Наталья Андреевна. Разумеется, не понять. Кто же тут поймёт! Это какой ж припадок случился, что ты вдруг надумал взять в жёны какую-то крестьянку. Уму непостижимо!

Мирослав. Я прошу вас прекратить этот разговор! Вы добились своего — я уже месяц не бывал у Наденьки; так чего же вы сейчас хотите? Отчего глумитесь надо мной?

Наталья Андреевна. Дался ты мне ещё глумиться… А всё-таки непонятно, отчего тебе в голову пришла эта безумная мысль. Как только можно было решиться!

Мирослав. Уж коли решился, значит, можно было.

Наталья Андреевна. Прям таки скажи, что ты её любишь.

Мирослав. Даже если и скажу, то какое вам может быть до этого дело? Вы по-прежнему будете запрещать нам с ней видеться.

Наталья Андреевна. Конечно, буду запрещать! Ты уже не мальчишка, а поведение и мысли у тебя в самом деле ребяческие. Тебе следовало бы думать, как вести хозяйство, как всё правильно устроить, а не о любовных играх с этой… Ну, рассуди же сам: могу ли я со спокойной душой оставить на тебя имение, коли в твоих мыслях такая чепуха, такая безделица! Уж коли ты сам не хочешь подумать ни о доме, ни о матери, то уж и не нужно портить жизнь своей сестре, которая всеми силами пытается мне помочь. Что ж ты всем пакостишь-то, негодник? Настенька прекрасно воспитанная девушка, за то время, что она живёт с нами, я полюбила её, как родную. У ней скоро свадьба, она идёт за состоятельного, примерного человека, а ты только и делаешь, что поносишь её саму и её будущего мужа. Мирослав Григорич! Уж простите, но винить кого-то в своей неудаче и делать кому-нибудь неприятность только с целью заглушить свою внутреннюю обиду, распространить её, ранить кого-нибудь в ответ, как ранили вас, — уж это в высшей степени подло. Настя не виновата, что вы такой дурак и решаетесь жениться на крепостной девке — а потому вы не должны ей мстить за свои промахи.

Мирослав. Да как вы только могли подумать, что я кому-нибудь мщу! Я даже и не помышлял. Но уж коли Калистратов настоящий мерзавец, то что же мне, молчать об этом? Ну, не могу же я с чистой совестью отдать сестру в его грязные лапы.

Наталья Андреевна. У тебя нет ни малейшего повода так отзываться о Гавриле Михайловиче! Они всегда к нам любезны, всегда обходительны с Настенькой и, что уж греха таить, даже терпеливы к твоим нападкам. Это золото, а не человек. Тебе должно молиться на него за его благодетель к Настеньке и за то, что в нём достаточно благородства, чтобы взять в жёны простую, скромную девушку, сироту, без приданого. Это святой человек, а ты об нём такие мерзости говоришь.

Мирослав. А потому что он грязь, а не человек. Прошу, не врите мне, не говорите, будто вы не замечаете, как он обходится с нею. Поглядите вы хоть, как он смотрит на неё, каким вожделением от него пышет в эту секунду! Послушайте, что он говорит ей, какие делает знаки, какие откровения себе позволяет! На вашем бы месте я б не думал даже и подпускать его к Настеньке, что уж говорить о свадьбе! Нет, маменька, я решительно против их брака. Это невозможно.

Наталья Андреевна. Что же, в твоём понимании, благородный брак это только когда богатые женятся на бедных, так что ли?

Мирослав. Здесь совсем не при чём богатство или бедность. Это ведь условности, маменька. Это всё постороннее, неважное. Дело-то в самом отношении. Разве ж вы не видите, что он её не любит? Он её и в копейку не ценит.

Наталья Андреевна. Если в твоём понимании такой заботливый человек, как Гаврила Михайлович, на самом деле не ценит Настеньку, то какой же я должна сделать вывод, исходя из твоего поведения? Выходит, ты меня и вовсе ни во что не ставишь!

Мирослав. Нет же, маменька, это не так.

Наталья Андреевна. А как же тогда? Что я получаю от тебя, кроме упрёков, споров и неблагодарности?

Мирослав. Маменька, перестаньте.

Наталья Андреевна. Перестаньте! Да знаешь ли ты, сколько крови ты у меня выпил, негодник! И каждый раз от тебя что-нибудь новое услышишь. То ли распоряжения я даю неправильные, то ли Кате я, видишь ли, что-то не так сказала, теперь и вовсе слышу, что Милославские должны жениться на нищих, потому что «это так можно»! А всё одно — что я плохая родительница! И нет ни дня без подобных разговоров. Я уж уяснила, что Гаврилу Михайловича ты не уважаешь, не признаёшь. Но отчего же ты теперь решил, что Настя непременно опозорит меня, коли пойдёт за него?

Мирослав. Я вам точно говорю, что не будет он жениться на Настеньке, потому как и ему самому это не нужно.

Наталья Андреевна. Да что же ты мелешь-то, окаянный! Они никак уже помолвлены.

Мирослав. Помолвлены, да не женаты. Что такое для Калистратова помолвка? Плюнуть и протереть — вот что! Я наверное говорю вам, что не возьмёт он в жёны Настеньку, а коли и возьмёт, то бросит её тотчас же, как наиграется.

Наталья Андреевна. И такого-то мнения ты о своей сестре? Отзываешься о ней, как о какой-то вещи!

Мирослав. Я только хочу предостеречь вас, маменька, от шага непоправимого. Вы вдумайтесь же сами, какой позор это повлечёт за собой, когда Калистратов попросту бросит Настеньку, а он это сделает непременно. Что об вас станут говорить, как на вас будут смотреть! Да что молва, что стыд — вы подумайте о самой Настеньке. Это же убьёт её!

Наталья Андреевна. Что же ты заладил: стыд, стыд! А жениться на крестьянке это не стыд?

Мирослав. Во всяком случае это был бы брак, основанный на искренности чувства. А Калистратов не любит Настеньку, уж совершенно точно не любит!

Наталья Андреевна. Право, ты говоришь настоящий вздор! Да посуди же ты сам, будет ли Гаврила Михайлович делать что-нибудь подобное, что может запятнать его честное имя?

Мирослав. Для него не существует понятия чести. Им не ценится ни собственное достоинство, ни чьё-либо ещё. Он не остановится ни перед чем. Поверьте мне, если бы вы лежали на его пути — да неважно кто: хоть вы, хоть отец его, хоть даже и Настенька — он перешагнул бы и не заметил. Единственное, чем он так дорожит, это его самолюбие.

Наталья Андреевна. От тебя никогда нельзя услышать доброго слова о людях.

Мирослав. Уж коли нечего говорить…

Наталья Андреевна. Довольно! Тебя невыносимо слушать!

Явление IV

Входит Катя.

Катенька. Госпожа.

Наталья Андреевна. (Раздражённо) Чего ещё?

Катенька. Там барышня снова плачут.

Наталья Андреевна. Как вы несносны, Мирослав Григорьевич!

Уходит к Насте.

Явление V

Мирослав и Катя.

Катенька. Мирослав Григорьевич, может, полно вам уже ругаться с Натальей Андреевной?

Мирослав. Да разве же я хочу ругаться?

Катенька. Но вы постоянно не ладите.

Мирослав. Что делать, Катя, коли эти люди не хотят слышать! В сущности, они живут какими-то мелочами, пустышками! Как можно жить, Катенька, и не придавать никакого значения вещам первостепенным, необходимым? Кто мне скажет, отчего она так хочет выдать Настю за Калистратова, почему, почему?.. Не может же она не видеть, что это дурно, что это ничтожно!

Катенька. Они просто не разделяют ваших взглядов, что Калистратов плохой человек.

Мирослав. Они никаких моих взглядов не разделяют. А ты, Катенька? Ты сама-то считаешь его за честного человека?

Катенька. Гаврила Михайлович никогда меня не обижали. Я не могу сказать о нём что-нибудь дурного. Да и глупа я для таких рассуждений.

Мирослав. Нисколько ты, Катя, не глупа. Просто не можешь видеть всего, что происходит. Ибо маменька не позволяет.

Пауза.

Катенька. Но Наталья Андреевна любит вас, она мать и не может не любить.

Мирослав. Нет, Катя! Маменька любит не меня, а только моё дворянское начало, мою «благородную» кровь!

Катенька. Ну, с чего вы это взяли?

Мирослав. С того, что я никогда не получал от матери какого-нибудь одобрительного слова. Сколько я себя помню, она всегда была мною недовольна: моими речами, моими поступками… Она ругалась, бранила, словно я всё делал неправильно. А я до сих пор не могу понять, как это могло быть неправильно, если в каждом действии своём я руководствовался совестью, чувством… Нет, она меня никогда не понимала. Ей тяжело даже принять и то, что я смог полюбить простую… простую… девушку! Да, она не из дворянского рода, она не носит дорогих нарядов, не устраивает вечеров; она любит трудиться, любит хозяйство, любит гулять по лугам, любит полевые цветы… А маменьке это невдомёк. Она нисколько не признает бедных. (Глядит на Катю с какою-то мыслью в глазах, точно решается: сказать или нет). Я, знаешь ли, даже в иной раз бьюсь в догадках: как только она решилась приютить Настю? В сущности это было существо жалкое, маленькое — что же заставило её взять на себя такую ношу? Я и мои прошения тут точно ведь не при чём, ибо меня маменька никогда не слушала да и не послушалась бы. Что же тогда?.. что?..

Катенька. Право, мне сложно на это что-нибудь сказать.

Мирослав. Эх, и не надо ничего говорить, Катенька… Тут уже не к чему говорить.

Катенька. Я уверена, у вас с ней ещё всё наладится.

Мирослав. (Со снисходительной улыбкой). Хорошая ты, Катя… Ты ведь такая же, как я.

Катенька. Что вы! Вы вон какой! А я так-с… Всего только.

Мирослав. Да что есть в этих титулах! Сердце у тебя доброе, Катя. Это важнее всего. И мечтаешь ты, будто как я же…

Катенька. Что вы, Мирослав Григорьевич, перестаньте.

Раздаётся звонок.

Явление VI

На шум звонка в залу прибегает Наталья Андреевна.

Катя идёт отворять дверь.

Наталья Андреевна. Что такое, Катя? Кто пришёл?

Катенька. Алёна Степановна!

Явление VII

Входит Алёна Степановна.

Алёна Степановна. Доброго утречка!

Наталья Андреевна. Будьте здоровы.

Наталья Андреевна и Мирослав недовольно переглядываются между собой.

Мирослав. Я, пожалуй, пойду. Проведаю Настю.

Наталья Андреевна. Не ходи к ней.

Пауза.

Мирослав. Что ж… ладно…

Уходит через центральную дверь.

Катя вслед за ним.

Явление VIII

Алёна Степановна. Вы снова поругались?

Наталья Андреевна. Право, я уже не знаю, что с ним и делать. Сегодня ни за что ни про что обидел Настеньку.

Алёна Степановна. Он прилежный молодой человек, и я уверена, он не хотел нанести обиды. Быть может, не нарочно…

Наталья Андреевна. Да что тебе его оправдывать?

Алёна Степановна. Он бывает, конечно, остёр на язык, да только едва он намерен сделать какую-нибудь неприятность.

Наталья Андреевна. Не намерен, говоришь? Не намерен? Он сегодня ясно высказал сестре, что жених её, видите ли, якобы подлец. Молодые уже месяц помолвлены, а он позволяет себе такое говорить!..

Алёна Степановна. Довольно тебе на него так серчать. В сущности, он ведь ещё подросток, совсем юный. Что-то ему может быть ещё не понятно, где-то он, может, поведёт себя неманерно, не так как нужно, но всё это только лишь от незнания.

Наталья Андреевна. В том и дело, что он истинный дурак, а я и ума не приложу, что с этим самым дураком делать. Он будто совсем не намеревается взрослеть: всё выдумывает какие-то сказки, притчи, всё время указывает, что верно, а что не верно, руководствуясь своими, только ему понятными, доводами. Ведь вдумайся: могут же у меня быть какие-нибудь заботы, помимо имения! Вдруг я вовсе уеду из села, стану жить в каком-нибудь Петербурге или хотя б просто в уездном городишке, это не важно! В конце концов, я женщина хоть и не старая, а уже и не совсем чтоб молодая, Бог весть, что со мною приключится завтра. И могу ли я быть спокойна, когда знаю, что мой прямой наследник, уж прости меня, болван! Ну могу ли я доверить ему хозяйство, дом, землю, когда он только и способен что кричать направо и налево свои выдумки? Он ведь ветреный, самый что ни на есть ветреный. Такой мало того сам не уследит, так ещё и обманется: попадётся какой-нибудь прохвост, прознает, что у нас такой дурень всем имением располагает, так вокруг пальца за нос того обведёт и аккурат всё поместье оттяпает! В его года уж взрослеть надо, а он всё ребёнок.

Алёна Степановна. Ты слишком к нему строга. Уж в его возрасте свойственно увлекаться какими-нибудь идеями, пусть даже и смешными.

Наталья Андреевна. А ты к нему слишком снисходительна.

Алёна Степановна. Уж что поделать: я знаю его с самых пелёнок, он мне, считай, что родной сын.

Наталья Андреевна. Только не заслуживает он этого снисхождения. Будь бы он благодарный сын, да нет же: ни слова порядочного от него не услышишь!

Алёна Степановна. Я думаю, тебе всё же стоило бы быть нежнее к нему.

Наталья Андреевна. Тебе так просто даётся рассуждать! Знала бы ты, как невыносимо жить с ним, тогда бы уж не позволяла себе говорить такие глупости.

Алёна Степановна. И всё же я думаю, Мирослав Григорьевич хорошо воспитан и имеет достаточно совести, чтобы не падать лицом в грязь. Быть может, вы просто не совсем понимаете его и только.

Наталья Андреевна. Но возможно ли понять существо, от которого не добьёшься ничего, кроме неблагодарности! Он точно живёт только для того, чтобы лишний раз упрекнуть мать, кольнуть туда, где больнее всего. Ох, чувствую, много бед он мне наживёт, вот ещё увидишь!

Раздаётся звонок.

Явление IX

Наталья Андреевна. Катя, пади открой — кто-то пришёл!

Выходит Катя и идёт открывать.

Через мгновение появляется Калистратов Гаврила Михайлович.

Калистратов. Доброе утро, Наталья Андреевна.

Наталья Андреевна. Доброе, Гаврила Михалыч.

Калистратов. Здравствуйте, Алёна Степановна!

Алёна Степановна. Здоровы будете.

Калистратов целуется с дамами.

Катя сзади проходит мимо них и уходит через центральную дверь.

Наталья Андреевна. Вы сегодня как-то рано и без предупреждения, совсем нежданно-негаданно.

Калистратов. Представьте себе, только отзавтракал и тотчас помчал сюда узнать, как здесь радость моя Настенька.

Наталья Андреевна. Настя сегодня нехорошо.

Калистратов. (Сконфужено, изменившись в лице). Отчего же?

Наталья Андреевна. С Мирославом Григоричем поссорились.

Калистратов. Надо же! Это, собственно, по какому же поводу?

Наталья Андреевна. (Замешкавшись). Это не столь важно. Но поругались серьёзно, даже и до слёз дошло.

Калистратов. (Едва робея). Ах, так даже…

Наталья Андреевна. Впрочем, она сейчас у себя. Вы бы пошли к ней, успокоили. Думаю, она вас примет.

Калистратов. (Как бы недоумевая). Я?

Наталья Андреевна. Вы, вы, Гаврила Михалыч.

Калистратов. Успокоить…

Наталья Андреевна. Так точно. Успокоить, приласкать.

Калистратов. М-м… впрочем… (Теребит пуговицу сюртука). Вы правы, Наталья Андреевна. (Схрабрившись).Мой долг непременно быть с нею рядом, тем более когда ей так нехорошо.

Наталья Андреевна. Вот-с и ступайте, Гаврила Михайлович. Она будет вам непомерно рада.

Калистратов. Вы совершенно правы… Вы как всегда правы!

Нехотя уходит к Насте.

Явление X

Наталья Андреевна. Алёна Степановна. Хочу сообщить новость, о которой не могу не сказать. Впрочем, я даже и не знаю, как лучше всего начать… Сперва, пожалуй, присядем.

Садятся за стол.

Алёна Степановна. Что же такое произошло?

Наталья Андреевна. Ах, сейчас, сейчас… Нужно собраться с мыслями. (Трёт пальцами виски). М-м-м… Помнишь ли, года два тому назад жил в соседстве с нами купец Анатолий Андреевич, по фамилии Обросимов?

Алёна Степановна. Ну, помню. Как же не помнить! Он у нас частый гость был. И человек хороший, и манерный, и обходительный. У вас ведь с ним даже и что-то было.

Наталья Андреевна. (Отрывисто) Да!.. Было. Так вот… С того дня как он уехал, я не получала от него ничего, решительно ничего. А в последний месяц он начал слать мне письма, друг за другом. Он должен приехать сегодня; он будет гостить у нас. Я с нетерпением жду его со вчера… И вот уже час-другой, и он объявится.

Алёна Степановна. Ты так говоришь, с таким тоном, будто у вас по-прежнему что-то есть…

Наталья Андреевна смущённо отворачивает голову.

Неужели правда?

Наталья Андреевна. Я лучше покажу тебе одно из его писем, последних. Ах, где мой ридикюль?..

Достает письмо и протягивает Алёне Степановне. Та читает.

Алёна Степановна. «В пути проведу два дня, в которые думать буду только о том, как увижусь с вами. Право, я ведь очень давно с вами не виделся. Надеюсь по приезде своём встретить ту же любезность, какую знал в вас прежде. Целую ваши руки…» Это уж слишком откровенно.

Наталья Андреевна. Анатолий Андреевич всегда были человек искренний и даже в каком-то отношении прямолинейный.

Алёна Степановна. Ты что же, думаешь, он до сих пор тебя любит?

Наталья Андреевна. (Смущается). Во всяком случае, я хотела бы так думать.

Алёна Степановна. Так ты что, тоже?..

Наталья Андреевна. Ах, это… впрочем… не знаю…

Алёна Степановна. Как бишь это не знаешь? Уж коли ты так его ждёшь, коли он шлёт тебе такие письма, то, стало быть, у вас есть что-нибудь.

Наталья Андреевна. Может, и есть, но я не о том, не о том совершенно думаю!

Алёна Степановна. Так о чём же?

Наталья Андреевна. Анатолий Андреевич, как и был два года назад, вдов. И, если помнишь, в то время речи заходили о нашей с ним свадьбе. Мы действительно думали венчаться…

Алёна Степановна. Ты хочешь идти за него?

Наталья Андреевна. Словом, да.

Алёна Степановна. (Оторопев). Но это же… это… возможно ли?

Наталь Андреевна. Ну, если же он пишет мне такие откровенности, если же сам хочет приехать и едет, как он сам пишет, затем только, чтобы увидеть меня, то стало быть.

Алёна Степановна. Ох, не знаю… Не нравится мне это. Да уверена ли ты, что любишь его?

Наталья Андреевна. В этом, может, я и не могу увериться, скажу честно. Но я наверно знаю другое обстоятельство. Анатолий Андреевич богаты, известны, о них знают по всей столице. В свою очередь, мы застряли здесь, в этой глуши и не можем выбраться. Ты скажешь: поместье, земля, хозяйство… Как же! Да только имение моё всё больше разоряется и уходит в долги. Меня уже страшат эти векселя… И я не знаю, как поправить это положение.

Алёна Степановна. И ты видишь спасение в свадьбе на Анатолии Андреевиче?

Наталья Андреевна. Этот вариант нельзя исключать, тем более, пока что он единственный. Ну, а рассуди: что же мне ещё остаётся делать? Смотреть, как мы всё более беднеем? Сама я не управлюсь, на сына надежды нет — что остаётся? Тем более если Анатолий Андреевич в самом деле ещё могут меня любить, то отчего бы не пойти за него? Я знаю, как тяжело жить с нелюбимым мужчиной, но с нелюбящим, поверь мне, ещё хуже.

Алёна Степановна. Всё же мне это очень не нравится…

Наталья Андреевна. Мне и не нужно, чтобы нравилось. Я и сама не могу быть довольна своим положением, но что делать? Главное, я прошу тебя, молчи об этом!

Алёна Степановна. Как же? Домашние не знают?

Наталья Андреевна. Никто не знает, потому что им и нельзя знать. Я готовлюсь к его приезду втайне, как бы это ни было смешно. Настя, впрочем, только обрадуется Анатолию Андреевичу, а вот Мирослав Григорич его на дух не переносит. Ему точно знать об этом нельзя.

Алёна Степановна. Но как же ты будешь принимать гостя?

Наталья Андреевна. Я устрою так, чтобы Мирослав Григорич с ним не встретился. В противном случае сцены будет не избежать.

Алёна Степановна. Но можно ли? Можно ли так?

Наталья Андреевна. Ах, не знаю… здесь так душно. Выйдем в сад, там свежее. Там же и продолжим.

Встают из-за стола и уходят.

Явление XI

От Насти возвращается Калистратов.

Калистратов. Ох, ну и забота же… Невыносимо, право, невыносимо! Да, молода, красива, даже слишком красива, да только с капризами, со слезами она несносна! Порой уж натурально думаешь: может, и взять её в самом деле в жёны. Но только вспомнишь об этих истериках, об этих хлопотах — и тотчас же передумаешь… За такую красоту можно вытерпеть… но жениться… Уж это увольте!

Входит Катя с сервизом в руках.

(Довольно). Здравствуй, Катя!

Катенька. Ещё раз здравствуйте, Гаврила Михайлович. Вы уже здесь! Как барышня?

Калистратов. Нормально барышня.

Катенька. Они сильно плакали давеча.

Калистратов. Да, я знаю.

Катя принимается расставлять сервиз.

А что же вы стол накрываете?

Катенька. Барыня имеет обычай в это время чай пить. Моё дело простое: расставить чашечки, самоварчик да оповестить, что накрыто. К обеду и вовсе гостей ожидаем. Так что барыня меня сегодня гоняет. Говорит, должны быть готовы.

Калистратов. Это кого же, позвольте узнать?

Катенька. Я сама не знаю: Наталья Андреевна не говорят.

Калистратов. Вот оно что…

Засматривается на Катю.

Знаете, Катенька… Вы сегодня очень хороши.

Катенька. Ах, полно вам шутить надо мной.

Калистратов. Нет же, я очень серьёзно. И сарафанчик у вас такой чудесный. И шейка и плечики у вас в этом сарафанчике тоже такие чудесные…

Подходит к ней сзади и хватает за талию.

Катенька. (Испугавшись). Гаврила Михайлович, что это вы!

Калистратов. Разрешите поцеловать вас.

Катенька. (Отстраняясь от него). Ах, что вы! Бросьте! Не надо!

Калистратов. Катя.

Катенька. Оставьте, оставьте!

Закрывшись руками, убегает.

Калистратов. Эх, хороша. Да Настя лучше. Но к ней я сейчас не вернусь. Право, никак не вернусь!

Действие второе

Полдень. Яблоневый сад в имении Милославской. Справа на арьерсцене статуя в виде кошки, перед нею, на главной сцене, — английская клумба с жёлтыми цветами. Слева от клумбы — серая лавочка. На ней сидят, прижавшись, Настя и Калистратов. Позади яблоневые деревья.

Явление I

Калистратов. Тебе уже лучше, Настя?

Настенька. Да, я успокоилась.

Калистратов. Что у вас произошло с Мирославом Григоричем?

Настенька. Ах, не хочу говорить. У нас с ним всегда что-нибудь происходит, вы это знаете. Я более чем уверена: он не любит меня. Мне порой даже кажется, будто он совсем не рад, что я появилась в их семье… Наталья Андреевна рада, а он не рад.

Калистратов. Ну, с чего же ты это взяла, Настя?

Настенька. С того, что я всегда слышу от него только укор. Недавно он упрекнул меня в том, что я, дескать, плохо отношусь к Кате. Он сказал так потому, что я попросила её о какой-то безделице, уже не помню какой, которую, по словам Мирослава Григорича, я могла сделать и сама. Но в чём же я обидела Катю, когда выполнять всякие безделицы есть её прямая забота?

Калистратов. Катя у вас хорошая, это да…

Настенька. А ещё сегодня… Так и быть, скажу. Сегодня он смел сказать, что я порочу честь маменьки, а об вас он выразился… как об нечестном человеке.

Калистратов. (Задумчиво). Что ж… Мы никогда не состояли с Мирославом Григоричем в дружеских отношениях. Более того мы с ним даже разговаривали редко. Однако он никогда не подавал мне повода для какой-нибудь неприязни или презрения. Я со своей стороны, думаю, отметился тем же. Пусть мы с ним и не приятели, а взаимное уважение друг к другу точно питаем, и я потому уверен, что он не может быть обо мне дурного мнения. Во всяком случае, может, ты неправильно поняла его…

Настенька. Я поняла его совершенно точно! Он позволил себе оскорбить вас в моих глазах; более того он сделал это в ваше отсутствие, то есть когда вас не было рядом и вы не могли бы ничего ему на это ответить.

Калистратов. (С подлогом в голосе). Я уверен, Настя, ты заблуждаешься. Но если он и в самом деле сказал что-нибудь даже оскорбительное, на то есть другая, непонятая тобой причина.

Настенька. Это какая же?

Калистратов. Понимаешь ли… Когда девушка входит в связь с мужчиною, это всегда тревожное время для её родственников, именно тоже мужчин. Тут не просто предосторожность и волнение, а скорее даже какая-то ревность. Ведь он тебе брат — он тоже, как я, любит тебя и не может не переживать за тебя, особенно теперь. Тем паче, что я, хоть, как уже высказался ранее, и не давал повода Мирославу Григоричу для обиды, но также я и не подавал повода ему для доверия. Он, должно быть, просто обеспокоен, оттого так тревожен, и отсюда же ваши ссоры.

Настенька. (Задумавшись). М-м-м… Может быть, вы и правы…

Явление II

На арьерсцену выходит Мирослав и, завидев Настю и Калистратова, опешивает.

Те его не замечают.

Мирослав. Вот так встреча! Уйти ли?.. Нет… Знаю, что, может быть, сделаю подло, однако останусь, подслушаю! Низость — понимаю… Но, быть может, именно сейчас мне удастся поймать его на обмане и уличить его сразу перед Настей!

Прячется за статую.

Явление III

Настенька. К слову, Гаврила Михалыч, коли мы заговорили о нашем с вами положении, то я не могу не спросить вас… Поймите, я ведь все эти дни терзаюсь, мучаюсь… Мы с вами не так давно помолвились, это так, и это радует меня, несказанно!.. Но за этим дело совсем стало. Скажите, когда, наконец, мы сыграем свадьбу?

Пауза.

Калистратов. (Оторопев). Поверишь ли, Настенька… я сам часто задаюсь этим вопросом… И в размышлениях своих я прихожу к выводу, которым боюсь обидеть тебя.

Настенька. Ах, говорите же скорее не томите!

Калистратов. Я считаю, наша с тобой свадьба решительно невозможна.

Настенька. (Испугавшись). Ах, я этого и боялась.

Мирослав. (В сторону). Я знал!

Настенька. Скажите же, наконец, что стало для вас преградою?.. Ах, я не понимаю… Неужели… неужели вы действительно не любите меня? (Плачет).

Калистратов. Спокойнее, Настенька, дело совсем не в том. (Обнимает её).

Настенька. В чём же тогда это дело? Мы были с вами неразлучны, вы клялись в любви мне, а теперь отказываетесь жениться. Точно вы разлюбили меня, не иначе!

Калистратов. Нет, Настенька, ты ещё не понимаешь. Позволь мне объяснить тебе всё, как есть, и ты уверишься, что чувство моё, напротив, сделалось только сильнее. Только выслушай меня терпеливо и обдуманно.

Настенька. (Задумавшись). Хорошо…

Мирослав. (В сторону). Ах, и что же он теперь придумает?!

Калистратов. Понимаешь ли, Настенька, я ставлю человеческие чувства куда выше, чем что-то материальное. Ведь, в сущности, любая вещь, любое владение наше есть только формальность в сравнении с тем, что мы ощущаем и что думаем. Вот ведь смотри, для полного понимания я приведу аналогию. Представим, например, что у тебя есть вещь, которою ты чрезмерно дорожишь. Пусть даже это самая настоящая безделушка. Ведь, согласись же, отнюдь неважно, что это будет: какой-нибудь дорогой браслет или самая ничтожная бумажонка — это не имеет никакой разницы и смысла. Куда важнее сам тот факт, что эта вещь тебе дорога как память. Важно лишь то, что ты чувствуешь, имея у себя эту вещь, и что ты можешь чувствовать, если вдруг её потеряешь. Ведь ты любишь эту вещь, ты трясёшься над нею, и тут вся роль кроется именно в переживании, а никак не в самой вещи. Ты понимаешь меня, Настя?

Настенька. Понимаю… Продолжайте.

Мирослав. (В сторону). Ох, сейчас он её спутает!

Калистратов. Так и для меня, Настенька, первостепенно именно само чувство, то есть любовь наша друг к другу. И совсем ничтожно в сравнении с тем форма её существования. То есть друзья мы или же супруги… (Исхищряется). А вернее даже будет сказать, что… И форма-то в данном случае также будет важна, да только в смысле, чтобы возвысить наше чувство, не развращать его.

Настенька. Я перестала вас понимать.

Калистратов. Сейчас же я тебе всё объясню. Что подразумевается под любовью? Это ведь нечто высшее, недосягаемое, которое должно быть отстранено от пошлости, чтобы оставаться истинным. А истина её кроется именно в согласии любящих сердец, в доверии друг к другу. Тому, кто любит, не нужен повод, чтобы любить, не нужны никакие условности, чтобы любить. Тогда он любит истинно и свято. А теперь рассудим же, что такое брак? Ведь просто ничтожное клеймо и не более. Неужели ты думаешь, что любовь нашу будут сохранять кольца на наших пальцах? Нет, эти кольца есть простая материя и только. Любовь будет храниться в наших душах, в наших сердцах, ведь рождается она в самом человеке, а не впоследствии венчания. И скажи мне, для чего же нам нужно тогда ставить такую ничтожную печать, как брак? Мы ведь только сведём на нет нашу любовь! Зачем же, скажи, нам марать наше чувство этой пустой условностью, когда любовь станет только священнее, если будет сплошь строиться на взаимном доверии? Ну, зачем же, скажи, мы будем намеренно лишать себя своего же счастья?

Мирослав. (В сторону). Как закрутил!

Настенька. Ах, право, Гаврила Михайлович, вы так умно говорите, что я едва за вами поспеваю. Однако я точно поняла из ваших слов, что вы в самом деле любите меня, и мне не нужно в этом сомневаться… Вы сказали: сделать любовь священнее. Что ж, если вы считаете, что что-нибудь может ещё более скрепить наше чувство, то непременно действуете, как считаете необходимым — я вам доверяюсь полностью.

Калистратов. (Самодовольно). Теперь видишь, Настенька, что я не могу не желать для нас лучшего?

Настенька. Вижу. Теперь уже отчётливо я это вижу! Ах, знаете ли, Гаврила Михайлович, как дорога мне ваша любовь? Я вам ещё не говорила… Я никому ещё не говорила! Но сейчас, думаю, подходящая на то минута. Готовы ли вы сердечно выслушать меня, любезны й Гаврила Михайлович?

Калистратов. Говорите, Настенька, не томите.

В продолжение всей её речи отрешённо

смотрит на неё вожделенным взглядом.