Ранние (2014—2016гг)
Праздничная суета
Мы собрались за праздничным столом,
Чтоб вспомнить год и в красках, и не очень
И, между прочим, чтоб забыть о том,
Кем были мы и будем этой ночью.
Мы собрались. Хозяина не вспомним,
А юных дам вино уж манит в сон.
Мерзавцев всех взашей бы выгнать стоит,
Но лают все мерзавцы в унисон.
Здесь все равны. Хозяин зла не видит,
А многих вновь вино пускает в бой.
Я внутренне могу их ненавидеть,
Но девушкам видней, кто их герой.
Не зря я тут, мой друг, забыв про совесть,
Пошёл, ну точно, на цепи…
Совсем чуть-чуть бы и, вполне, второе
Кольцо на палец нацепил.
И вот идём под бой курантов,
Он словно айсберг, сам не свой.
— Ты будь сегодня аккуратней…
И обходительней с женой.
На это друг мне не ответил,
Глазами меряя свой след.
На праздник человечен ветер,
А человек на праздник нет…
Быть может…
«Быть может я сейчас проснусь
и вновь увижу жизнь,
Быть может снова улыбнусь.» —
в слезах слова лились.
Быть может буду вновь с тобой
о чём-нибудь мечтать,
А жизнь твой смоет сон рекой
и будет порицать.
Быть может это чей-то сон,
а я сейчас проснусь,
Ты всё бледнеешь в унисон,
отравлен был укус.
А я, закончивши игру,
сыграю дурака,
Картинно тихо развернусь,
и всё, пока-пока!
О бурной жизни нас вдвоём
мечтали мы порой,
Не вытерпев своих знамён,
нас принял первый бой.
Быть может я к тебе пришёл?
А, нет, опять живой.
Быть может станет хорошо,
как раньше мне с тобой!?
Для своего фаната
Ты улыбаешься мне,
Думаешь, что я счастлив.
Нет, я прикован к стене,
Погибаю отчасти.
Руки мои дрожат на виражах,
Все в исступленье визжат!
А выступленье-обычный концерт
Вот уже тысячи лет.
Ты покупаешь красивый билет
И одеваешь манжет.
Все веселятся и тысячи струн
Твой опоясали дух.
Будет ли важно свечению лун,
Барин ты или пастух.
Я лишь один головою поник,
Как молодой старик.
Я и среди водопада из книг
Свой не меняю лик.
Кто-то хранит свой душевный покой,
Жалко, я не такой.
А ты продолжаешь, идёшь ты за мной
Даже в жару и зной.
Пускай ты не знаешь, но ты мой герой,
А я, наверное, твой.
Новогодние
(1)
Дома не выше колокольни,
Печальный утренний трезвон,
Твой загрязненный подоконник,
Из-под кровати тихий стон,
Осколки чьих-то фейерверков,
А под подушкою грильяж,
С экрана нам вещает Верка,
Лицо скрывает макияж,
Осипший голос злой собаки,
Обёртки съеденных конфет,
Вчера звучало: «Может хватит?»,
А ты ответил грубо «Нет!».
Упал с кровати, вспоминая,
Не покидал ли отчий дом,
Увидел, друг как доедает
«Войны и мир» последний том.
А за окном звенит будильник,
А лампы больше не горят,
Напоминание «Кузина,
Забрать «вчера», Охотный ряд».
Трещит твой очень хрупки череп,
Идёшь на цокольный этаж,
Забрав с собою из постели
Удачно спрятанный грильяж.
Не помнишь ты, когда суббота,
Трясёшься, в панике звонишь,
Тебе с издёвкой «С новым годом»,
А ты в ответ «отмена» лишь.
Идёшь обратно недовольный,
Довольно кушая презент,
Водой запил похмел немножко,
Ты в зеркале, как президент.
Косметику немного вытер
Своим невзрачным рукавом,
Под ней твоей не видно прыти,
Лицо раз вытер, вытри дом.
Друзья пускай идут обратно,
Жена пусть снова варит щи,
Пусть год всё будет аккуратно,
Башка пусть больше не трещит.
Ты приберёшь свою квартиру,
В углу вновь сложишь алкоголь,
Запомнится всё так игриво,
Забудется тебе вся боль.
Ты делаешь так, чтоб не спиться,
В России это часто так,
Но не ругай другие лица
И помни то, что сам дурак!
(2)
Новый год, словно домушник,
Приходит к каждому в дом,
Говорит тебе: «Просто послушай,
Мы увидимся, только потом».
Навещает так нас год от года,
Постучавшись лишь раз невзначай,
А ты ждёшь его всё у порога
И готовишь ему крепкий чай.
Но твой чай заменяется виски,
И те дни, что так были близки
Уже вовсе не так уж близки,
А зыбучи, словно пески.
Не слышны нам удары башни,
Не приходит к нам Дед Мороз,
Это значит, мы стали старше,
Не дождавшись седых волос.
Для любимой
Нежней твоих не будет пут,
С тобой я просыпаясь.
С тобой не так мне скучен труд,
Тебе я улыбаюсь.
Бокал вина приму, с тобой
Расстаться не желая.
Поглажу медленно рукой:
«Всё чувствуешь… Живая».
С тобой я вечно не у дел,
Но счастьем упоённый.
Я знаю, сам того хотел,
Я весь в тебя влюбленный!
Мне только ты одна нужна
От края и до края.
В тебе проснусь, в тебе усну,
Кровать моя родная.
Дивергент
Противопоказанны ссадины, ушибы…
Мне для души бы
Что-то заиметь.
О бездне чувств своих бы рассказать невинно,
Но слёз не видно,
Страшно умереть.
Твоя душа — мой золотой червонец.
Ты зверя смог на миг укоротить.
Ты мой творец и, в целом, чудотворец.
Ты знаешь, чего стоит жизни нить.
Он путает слова, немой и краткий,
Душой его понять мы не смогли.
Сравнимый нами разве что с «й»,
Таких в «начале» знаем только три.
Я — самый средний, самый тихий,
Убогий самый дивергент.
Не слышу я чужие крики
И помню то, что «страха нет».
Все служат верно, словно в клетке,
Что им прикажет доминант.
Но вы-то знаете! Я — редкий…
И дивергент, и ренегат.
Влюблённый в Луну
Мне нравятся закаты солнца,
Почти что так же, как восход.
Конца эскизы из оконца
Или природы первый ход.
Закат — для ночи лишь начало,
А ночью все мы видим сны,
Где звонче красок всех звучало
Объятье полной пустоты.
Луна, как в пелене, лежала,
Спуская струнки синевы.
Ей звёзд на свете было мало
Ей нужен был лишь только ты.
Твой каждый взгляд она ловила,
Манила через облака,
Да так приятно, так игриво…
Невольно крикнешь: «Всем, пока!».
Ты очарован был красою
И шёл за ней, хотя и спал.
Навеки будешь ты спокоен,
Ты ночи жизнь свою отдал.
Вокруг тебя сбегутся люди,
А ты с луною, в сотнях миль…
Но мы на вас смотреть не будем,
Захочешь — сам на нас взгляни!
Последний дракон
Последний пропащий бесследно дракон,
Исчез за линией моря.
Он в даль улетел, оглашая закон,
Предсмертная павшего воля.
Он не хотел от людей уходить,
Но видя, как страшно бессмертье,
Дал людям шанс интереснее жить,
Считать за столетьем столетье.
Не смог он вернуться
К злосчастным земным,
Увидел двубокость медали.
Людей мир загнулся,
Стал подлым и злым.
Его здесь теперь отрицали.
Не помня истории их праотцов,
Хранили старейшины книгу.
Забыв на века про эпоху дворцов,
Забыли и про горемыку.
Истории этой я видел пока
Аморальное только начало,
Когда на призыв чужой «из далека»
Наша раса покорно молчала.
Застывший мир
Песок под ногами шепчет,
Что он вовсе и не песок.
Что-то в таинственной речи
Пробивается, как росток.
Как лезвие воздух режет,
Осока вздымаясь ввысь.
Орбиты стон, воздуха скрежет
Едино вмиг раздались.
Мир рушится. Кажется полой
Планета наша Земля.
Пока не окончил школу
Мне умирать нельзя.
А нашу планету весело,
Вместе с галактикой всей,
На ель внеземную повесели
Создатели нас — людей.
И в приступах красноречия
Толпами сходят с ума.
Сраженья закончены вечные,
Со смысла сошёл туман.
Теперь в тишине и вечности
Со счастьем взираем в даль.
Статуи — образ беспечности.
Улыбки — немая сталь.
Не ограненный
Очнулся на ювелирном станке.
Я лишь драгоценный камень.
Сотни предметов в вашей руке
Для обретения граней.
Я только родился из недр Земли
И не имею плоти.
Люди достали меня, смогли
И принялись вмиг к работе.
Им надо решить, что же делать со мной.
Сердце таит опасенье.
Я в «коконе» скован, но всё же живой.
Простая мечта — спасенье.
Хоть нету во мне для кого-то души,
А кто-то не зрит сознанье,
Но с этого дня я решительно жив!
С вниманьем слежу за вами!
Атеизм
Я верю в ничто. Человек — это призма.
На рынок выходит лишь, что реально.
Я надеваю манжет атеизма,
В его не вникая детали.
А коли бы было, во что ещё верить,
Со смертью б было время упущено.
Никто бы не бился о пол пуще прежнего,
Когда звоном заложены уши.
И душу мою оценить могли бы вы.
Возможность продать свою нравственность.
Вера, по правде, потоки прибыли,
Хоть раньше иначе казалось мне.
И вот ты в толпе, ты такой же как я,
В одежде глаза твои только видно.
Ты смотришь в небо, тихо скорбя
О смерти хозяев Олимпа.
Волшебство
Я уже почти в волшебство не верю.
Я магию видел только в кино.
Алхимии нет, да и волшебные звери
Исчезли «давным-давно».
Мне нравятся краски, их очень много.
И каждый таинственный цвет
Нам говорит, что поистине дорого,
Чего практически нет.
Сонные ноты — природы звуки
Поют про ночную печаль,
Про дом и уют, про горячие руки
И про времён печать.
Очень далёкий, но очень близкий
Мир оживающих грёз.
Вновь оживающий в ритме жизни
Между стволов берёз.
И это тернистое чувство печали
Тихо сводит с ума.
Я бы хотел сойтись мечами
С врагом под густой туман.
Мне снится таинственный образ жизни
В дыме густом кадил.
Тот от которого были мы ближе,
А «человек» уходил.
Коммунизм муравьиного строя
По синусоиде муравьи идут,
Вытянувшись в длинную линию.
Как богу, они отдаются труду
И не имеют фамилию.
Нету понятий вселенских у них,
Нету внутри сомнения.
Сделали больше, чем смогли,
Для своего строения.
И настроение среди рядов
Отнюдь не меркантильное.
Каждый из них ежедневно готов
Сгореть за идею партийную.
Навязчивые мысли
Подлинность душ отмечает посредственность смерти;
Ежедневный коллаж переливов грядущих событий
Опьяняет меня. Наливают шампанское дети
Повелителю судеб. Владыка навязчивых мыслей
Говорит тебе шёпотом «хватит».
А ты спишь, убивая родителей;
Прослезившись над телом матери,
Не заметишь, как душу похитили.
Матрёшка
Сигналы ракет в утопическом отклике
Видеть дают тени стен бюрократии,
Мы не надежду отбросили в сторону,
А только массовость партии.
Люди бросаются в пропасть, а что мы?
Нам нужен отчёт о засыпанных ямах,
А если засыпать их кирпичом —
Не хватит на стены и дамбы.
И ради улыбки советов белёсой,
Врагу мы подарим чернила,
Отправим неправильно-праведных в космос
На автопилота режиме.
Шипучая смесь, как микстура от сыпи,
Пить горько, пока ещё болен,
А после, когда симптомы все снимет,
Отставишь, восполнив брешь в строе.
На краю
Вот… Стою на краю, под нос что–то пою,
Рассуждая о том, как летать я люблю.
В пропасть смотря, наконец понял я,
Как жизнь тяжела при нехватке тепла.
Так жить не хочу, в иной мир полечу.
Буду в небе летать, по ночам буду спать,
И из перьев кровать буду я собирать.
Пусть мне жаль… Продолжаю смотреть в даль.
Тёмное небо, над тёмной рекою,
Их я ладонью своей перекрою…
Закрыв глаза, чистый образ увижу:
Всё вдруг исчезло, что я ненавижу.
Скала пошатнулась, глаза не открою,
Весь этот мир своим чудом покрою!
Треск уже слышу — обвал неизбежен,
Уверенность тает, в мыслях небрежен.
От мурашек кожа, как у ящерицы, стала.
Стою на утёсе, как у пьедестала…
Секунда в глазах пройти не успела,
Шагнул я вперёд незаметно и смело!
Взмах… И теперь парю в небесах.
Скорей бы найти отражение где-нибудь,
От радости удивиться б чему-нибудь.
Хочется вздохнуть и не выдохнуть…
Больная голова не даёт покоя,
Так хочу узнать, что я есть такое!
Медленно лечу к водной глади,
Пусть буду дракон, бога ради…!
Скорость
Жемчугами рассыпался мир в моих скомканных мыслях,
Оставляя следы на орбитах разбившихся звёзд.
Никогда не увидеть существ по–настоящему быстрых,
Быстрее пули ты вряд ли что и поймёшь.
Огненно–красные вспышки от светофоров
Не остановят стремящийся солнца свет.
Ты ищешь на счетчиках и мониторах
Мир, отдаленный на миллионы лет.
Лифты, машины, ракеты, компьютеры —
Во имя скорости это придумали.
Даже товар, подкреплённый купюрами!
Даже любовь, что даётся амурами!
Все звёзды погасли…
И мир весь притих.
Но не напрасно,
Была скорость их.
Стихи по картинам
Ксении Логановской
Искусство смерти
Смерть — это блик, это лик уходящих в надежду,
Каждый рубеж — просто миг.
Ты в меня веришь, как верит подснежник,
Что над ним не снеговик.
Каждой секундой рождение истины,
О неизбежности шепчет матери.
Мы не застали с тобой выстрелы
И не нашли их в своей памяти.
Давай доведём с тобой смерть до искусства?!
Только смотри за мною внимателено.
Нет. Конец это вовсе не грустно,
Грустно, если «стареть не желательно».
Каждый себе роет с рождения яму.
Длина, ширина, как для комплекции нужно.
А если их просят чертеж глянуть,
Один лишь совет «копай глубже».
Но мы то с тобой не торопимся к богу,
Не так нам важна, как другим, истина.
Мы оба с тобой по стандартам убоги,
Не дорожим жизнями.
Давай доведём с тобой смерть до искусства.
Пусть будет это для нас исповедь.
Просто не надо думать о грустном,
Он нас простит. Поверь.
Эгоизм Солнца
Звёздное небо ярко сияет над нами,
Но не увидеть сейчас его нам из окна.
Утром Солнце безжалостно космос сжигает,
Нас вырывая из сладкого сна.
Целую вечность прячешь от нас за собою,
Не позволяешь увидеть нам россыпь светил.
В ревности жмёшься и греешь собственным горем
Маленький свой, свой единственный мир.
Чёрное солнце
Чёрное солнце — маленький центр галактик.
Оно не горит, не сияет, не дышит огнём.
Чёрное солнце — наш маленький братик,
Звезда, что уснула под летним дождём.
Возможно давно уже нам ты не светишь,
Однако держишь нас крепко.
И терпишь ты взгляд, что так недоверчив,
Давно, по космическим меркам.
Страна глухих
Последний мой битый пиксель заходит за горизонт,
У меня ничего нет из этого мира,
Ну, а ты лишь стоишь под дождём, держишь зонт
И в зубах сигарету, как это мило.
Давайте не будем мы слышать мир,
Зачем тратить попусту глупые звуки?
Давайте оставим всё это в тени
И станем немножечко глухи.
Довольно забавно, когда слышишь море,
Лёжа в холодном песке,
Но как оглянуться себе ты позволишь,
Опять ты совсем ни с кем.
И вот уж мечтаешь о злом урагане,
Тебя что уносит в даль,
Но в сердце пустыни так не бывает,
А это опять-таки жаль.
И люди так близко под шепотом моря,
Не слышат друг друга плач,
И каждый готов умереть стоя,
Если свободен палач.
Война
Гуманность теряет свой истинный смысл,
Когда мы себя чем–то лечим,
Не видим последствий политиков мыслей
И только глотаем их речи.
«Нам нужно бояться других народов,
Их боги мыслят иначе.
Они затевают какой–то сговор
И возле огня скачут.»
Не надо гнушаться их вида и нрава,
Жить право они имеют,
Они тоже люди и даже не стадо,
Что по полю бродит без цели.
«Построим великой Америку снова»,
Слова бесконечно простые.
Однако «великая» — это условно,
Лишь колонизатор пустыни.
Пустые слова упакованы в гильзы,
Для крепкого мира — пули.
Мы не читаем правительства мысли.
Поверьте, нас обманули!
И так бесконечно идёт борьба
За каплю чёрного мёда.
Одним навсегда власть отдана,
Другим — лишь на час свобода.
Анестезия
Они не слышат меня, а я не спешу,
Я лежу, словно рыба на грязном пляжу.
Лопнул завод межрёберных вод,
Теперь я для медиков — громоотвод.
Я вижу вас, люди, мне стало не страшно,
Ведь где это видано, умереть дважды?!
Мне кажется, что уже режут меня,
Однако мой доктор — сырая земля.
Оставьте, прошу, не трогайте!..
Проснулась в бежевой комнате…
Здравствуйте все! Мне пора домой,
С сиамскими кошками гнить одной.
Кино
Шаг, шаг, шаг, шаг
Так начинается жизнь,
Фильмы снимаются так,
Что каждый из нас только нить.
Нет, нет, нет, ты не поймёшь.
Ты упадёшь и не встанешь,
Камера — это Бог. Замечание:
Просто живи — ты не актёр.
Если не нравится, то уходи,
Но только исчезнешь из кадра —
Мигом рассыплется мир.
Тебе это надо?
Ладно, сегодня начнется монтаж,
Тебя удалят навсегда.
Возможно, ты что–нибудь миру отдашь,
Пока…
Ангел на распутье
Ангел спустился с небес,
Чтоб посмотреть на творений господня,
Все ждали каких–то чудес.
Быть может вчера, а может сегодня…
— Все твои созданья грязны,
Каждый рождает ложь,
Жизнь получили напрасно они,
Никто на тебя не похож!
Просто ответь мне, Боже.
Как же накажешь их?
Наказанием станет что же?
— Всех оставлю в живых!
Снова к нам ангел спустился,
Поклявшись с тех пор и впредь
Таким быть, как мы, бессильным,
И в небо зазря не смотреть.
Портрет для него
Летаргический сон в обоюдном песке,
Ты чей-то рисуешь портрет на доске.
Вечер свобода и капелька власти,
Продан вчера был последний ластик.
Нет, мой друг, я пока не о чём не забыл.
Тебе не хватает доброй улыбки.
Ты знаешь, что… чернила — это тоже пыль,
Но делаешь ими бумагу зыбкой.
Ты даришь любовь с отреченьем полным, но
Не гаснет твоя свеча.
Вонзилась обоймой в бедную голову,
Тем как рубила с плеча.
Но твой обезглавлен враг был не главный,
А просто наивный бог.
Портрет был на несколько лет оставлен.
Где было стёрто лицо.
Изнанка души
Изнанка моей души где–то там вдалеке,
Я чувствую, как под ногами не снег, а песок,
Мне кажется то, что внутри намного теплей,
Но это всего–лишь какой–то приятный сон.
Там море бушует, пока я хожу босиком,
А свет неостывший легонько касается плеч.
Возможно, сон вещий, и сбудется всё потом,
А может, о чём–то старался он предостеречь.
А просыпаясь, на мне лишь один батист,
Рукой я зачем–то свою прикрываю грудь.
И кажется мне, ни один артист
Так не способен себя обмануть.
Ночная охота
Луна в облаках,
Словно норка, что спрятана лесом.
Маленький зайчик мчится на всех парах,
Колотится сердце,
Спасается бегством, как может, сам.
Спасает и шкуру и детство.
Кажется то, что добыча совсем близка,
Охотник собак догоняет.
Однако, как только начнёт сгущаться туман,
Сомкнётся лес перед вами.
Вой раздаётся, собаки пропали бесследно.
«Зачем ты забрался ночью в звериный дом?
Надеюсь, ты рад, что покинешь его последним,
Быть может, ты знаешь, окажешься где потом.»
Прочие ранние
(2014—2019гг)
Нули и единицы
Говорю сам с собой.
Немного боязно.
Сегодня в соседях были опознаны
Лишь единица и ноль.
Она была всем, а он собой,
Оба имели не очень законный бизнес,
И, так сказать, занимались туризмом
На границе
Этой вселенной и той.
Доказательств полиция не обнаружила,
Вывернув даже наружу мужа,
Но обещала, что оба будут ужинать
Не раньше судебного слушанья.
— Милая, вы обронили пакетик —
Счастливый билетик в один конец.
И хоть я ни сколечки не теоретик,
Но кто-то из вас — делец.
Дело закроют, когда обнаружат
Десятку в этих двоих.
И я очень рад, что в полиции служат,
А не только делают вид.
Одиночество
Мою девушку зовут одиночество.
Ей нравится моё творчество,
Мы с ней постоянно рядом
И под ливнем, и под снегопадом.
Я дарю ей открытки с букетами,
Посылаю подарки с конфетами,
А она собирает гербарии,
Фотографии шлёт мне старые…
Я люблю ей шептать нежно на ухо,
Вещи, отбитые наглухо,
А она лишь в ответ улыбается.
То ли нравится, то ли стесняется.
Мы с ней неразлучны, кажется.
Где я, там она окажется.
За мной занимает всю очередь
Возлюбленная — одиночество.
Поэзия мрачного века
Помимо поминок на той неделе
Не делал, простите, почти ничего.
На деле всю жизнь я свою огалдело
Глядел на стоящее рядом чело.
Вечером в вече зажженные свечи
Сияли как будто бы фонари,
А дивные речи звучали беспечно,
Не вечно, но от зари до зари.
Меня озарило, пронзило и кинуло в воду,
Свободу, что я так ретиво хотел,
Иметь теперь ни капли не модно,
А то, что вновь модно — сплошной беспредел.
Я камень на камне оставил Икару
И кара искрою слетела с небес,
Я прыгнул как будто бы в жерло вулкана.
Может в штанишках, а может и без.
И без подмоги подошвы — подати,
Ноги не Боги — идут по земле.
Мы по углям без ожогов ходим,
Как ходим по суше, так и по воде.
Апрель
Зима прошла, я холода ищу,
Как раньше мне хотелось бы погоды.
Я буду рад и снегу, и дождю,
И каждой свежей капельке свободы.
А ночь глуха. Но стоны её слышно,
Как за окном провоет на Луну,
Мелькнёт куда–то серой мышью
И снова станет чувствовать тоску.
Она не ощущает дома
И вечно странствует в тени,
Незаурядна, но знакома.
Она и день. Они одни.
Я жду нещадно звон капели,
Но понимаю всё душой.
Что ждать бессмысленно в апреле
Погоды сердцу дорогой.
Вера в перемены
Воздух так чист и безропотен,
Будни проводим мы в омуте,
Стоя, как будто ждём подати,
Пока продолжается проповедь.
«Дети мои, вы, как чистый лист!» —
Вновь полилось из обсохших уст.
«С того момента, как вы родились
Вечным огнём себя палит куст…»
Это действительно было так.
Горел можжевельник сквозь будней мрак,
Для многих он был — незабвенный знак,
А я просто думал: «Как?»
Коль загорелся, то пусть горит,
А я постою и поделаю вид,
Что мне не плевать, но, увы…
Когда-то горел он, как знак перемен,
И мы выходили зияя во двор.
Так и прошёл аж десяток лет,
Потом ещё десять. А что потом?
Мы, как на зарядку теперь встаём,
Чтоб слушать огня несравнимый хруст.
А так-то они здесь всегда вдвоём:
Отец наш, что верит, и куст.
Английский
На английском не понимаю
Ни эмоций, ни слов, ни мыслей,
Для меня всё окутано тайной,
Где присутствует только английский.
Уважаю я всех переводчиков,
Ведь они меня более знают,
И хоть мне не понять их источников,
Но пускай то останется тайной.
В тайне место сомнений и слухов,
Жизнь проносится мимо их быстро.
Я лежу, умираю, весь в мухах.
Боже, кто же придумал английский?!
Король
Сидит на троне шахматной доски,
Взирает вдаль, на глупою игру.
Здесь не бывает белой полосы,
Здесь проигравший вновь начнёт войну.
И вот уже финал,
Доска, как гладкий лист.
И взгляд глаза в глаза,
Лишь вздохи раздались.
Хлеб с солью
О нас никогда не услышит никто,
Мы мирно сидим на затерянном острове,
Где из костей одиночек — песок,
Где прежде ни раз не работали фокусы.
Все говорят, что любовь, как десерт,
Что готовится крайне сложно.
Я ни разу такие изыски не ел
И подруги мои все тоже.
Изыски многие ели лишь раз
И не просили более.
И даже не поводили глаз,
Довольные хлебом с солью. Но!
Каждый, кто бился всего за миг,
Всего за мгновенье чувства.
В отчаянье, словно в топи, поник,
Всё стало другое безвкусным.
И вроде бы жалко и тех, и тех,
Но всё ж, мы на жизнь не в обиде.
Для жизни важнее вода и хлеб.
Простую еду любите!
Бездомный полубог
Работник серого ларька,
В бинты обмотана рука,
Такого недо-паренька
Весь мир толкает.
И смотрят косо на него,
В карманах куртки ничего,
Зубов передних нет на зло,
Добро под шалью.
Добро пожаловать к нам в магазин!
У нас в обложках изданные книги!
У нас из уст писателей стихи!
Не проходите, умоляю, мимо!
Он шёл домой, с работы возвращаясь,
В пакете нёс он целые тома.
«Как жаль, что все они порвались…» —
Собаке говорил он впопыхах.
Собаке было лет уже под сорок,
«Не в первый раз отматываешь срок,
Я жить и сам ещё не приспособлен»
Под мост спускаясь, признавался полубог.
Он родился, а сам уж как не помнит,
Ни пап, ни мам, но благодарен псу.
Их под мостом с тех пор извечно двое,
Пёс книги бережет, как на посту.
А полубог читает очень слабо,
Никто его читать ведь не учил.
Почти всему собака воспитала,
А человеком сделал его мир.
Тёмная ночь
Озадаченно смотрит на небо портной.
Опустело оно, как растаяло.
Месяц исчез, хоть совсем молодой,
Да и звёзды — совсем уж давние.
Одеяло небесное, как порвалось,
Растянувшись бесцветной тряпкою.
И угольно-чёрная грешная злость,
Будто полностью небо заляпала.
И не знают куда уже люди смотреть,
Ориентиры ночью потеряны.
И отпала от жизни, как целая треть.
Да и все кругом сделались тенями.
Единственный реальный страх
Воска слезинки катятся,
Потух старый фитиль.
Вчера была вновь пятница.
Куда катится мир?!
Я ни за тех, ни за этих.
Мне свой предназначает путь.
Не самый лёгкий на свете,
Но мой если, то: «Ну, и пусть!».
Счастливыми могут быть только
Реальные члены семьи.
Пускай с полотна «Снова двойка»,
Зато до конца не одни.
Не проснуться мне не страшно,
Но страшно моей душе,
Одному проснуться однажды
Без всякого страха уже…
Самоубийство и звезда
Израненное сердце почти не дышит,
Меж строк читает заголовки книжек,
Пытается навеки остановиться,
Взглянув украдкой в тусклые лица.
Я первый на финише! Я свободен!
Наконец-то успешно… На небосводе
Звезда стала на секунду гигантом.
Лишь на секунду… И ладно.
Время летит. Никто не посмотрит
Ей снова в глаза среди ночи.
Ведь там дальше горят может быть сотни,
А может даже и больше.
Тот взрыв вдалеке упрекнут,
Мол ты счастье нам приносила,
А завтра ты даже не тут…
Но хоть умерла красиво!
Замолк
Пускай не угасают свечи,
Но ты не вечна,
Но я не вечен.
А все вокруг толкают речи…
Ты помнишь этот чудный запах?
Ты помнишь старые деньки?
Когда я таял в этих лапах,
А звезды были — маяки…
Ты помнишь?! Я уже не помню.
И больше нечего сказать.
Вдвоем с тобой в одном мы доме.
Теперь уж некуда бежать.
Мы жгли с тобой слезой друг друга,
Не позволяя сделать шаг.
С тобою мы, как два супруга,
А каждый посторонний — враг.
Но нервы кончились и силы,
Я больше действовать не мог.
Лёг я в засохшую трясину,
Затих, увял, истёк, замолк.
Зверь
Пахнет железом проклятая влага,
Губы и пальцы в запёкшейся корке.
Меркнет тихонько былая отвага,
Тени сошлись на пустынном пригорке.
Воют собаки стеснённого круга.
Трепещет в надежде бескрайний пустырь.
Все посмотрели сперва друг на друга,
Остался последний «живой» монастырь.
Руины блекнут на старой странице,
Нового хочется буйной душе.
Кровь остаётся под старой темницей,
Клетки заменятся скоро, уже.
Движимы не разумом, но в старом теле,
Единой системой порвать цепь хотели.
Похожи на варваров, дети на деле…
Покинули кров свой, забыли постели.
Головы власти мелькают на пиках.
Пока ещё есть люди безвольные.
Ужаса маска застыла на ликах,
Не помогли регентам учёные.
Скупость испортила вид безмятежный,
Каждый узнал повелителей прежних.
Оказался средь нас предатель нежный,
Тем лишь пополнив коллекцию здешних.
И гулом звонким воскликнул Давид,
Что самым тихим их нас был на вид:
«Покуда зверюга живет с нами рядом,
Должны мы казаться сплочённым отрядом.
Но неужели вы остаться готовы,
Одев на себя золотые оковы?
Если разрушили-сделаем новое!
Мы же не тело зверюги огромное?»
Все замолчали в трепете этом.
Не к кому им идти за советом.
Мысль первичная, а что же сейчас?
В каждом предатель сидел среди нас!
Убив чужака, пояснить мы забыли:
«Скончался от слов, вопреки грубой силе!»
Кем ты был?..
Слаб и обесцвечен ангел падший,
Как слаб любой, кто счёл, что всё милей,
Что милым остаётся братик младший,
Кто посчитал, что полон он идей!
Подняться нету сил, но должен всё же.
Хоть свет не мил, но есть пока что шанс!
И где-то хоть кому-то так ужасно тоже,
Но собственный ты завершаешь фарс!
Героем ты себя не делал,
Заслуги ты себе не причислял,
Ты даже не хвалился девам
И речи дар при них же не терял.
Ты хрупок был, как лёд у края льдины,
Но связи подбирая, счёл в уме,
Что сам проникнешь в середины,
Что сохранил однажды сам в себе!
Ты рад бы был очнуться от забвенья,
Но начал ты искать ответ.
И до готового решенья
Путей в реальность полноценных нет!
Живут похоже тысячи из тысяч,
Но ты на них то не похож!
Ты до сих пор, пока что, дышишь
И к каждому ты в душу вхож.
Глазами смотришь ты с портретов,
Мольбертами взираешь в пол.
Не слушаешь чужих советов,
Рукою поправляя свой подол.
Ты ищешь, но упрямо не находишь,
Не ведомо, что хочешь ты найти!
В ночи ты только страх наводишь.
Приходится изгибами идти!
Бредёшь в бреду куда-то смело,
Встаешь столбом, вдруг, то и дело,
Глядишь куда-то и грустишь,
Что ты почти прошёл всю тишь.
Сжимаешь в кулаке листок,
Который пуст, но среди строк,
Среди затёртых мест до дыр
Есть тот, кем ты когда-то был!
Залог на муки
Стою под дождём, неподвижно стою,
Смотрю прямо в дом, там я вижу семью.
Семья не моя и не может быть ей.
Мне надо внутри погубить всех гостей.
В ногах чемодан, для дела дурного.
Как поступить? Как дошёл до такого?
Заказ был подписан, есть два лишь пути:
Смерть ожидать, иль к другим привести.
Вот погас свет и вокруг темнота,
Природа прекрасна, небрежно чиста.
Достав пистолет, сам себе прошепчу,
О том что с судьбою я не шучу…
Взываю к тебе второй раз я сейчас,
Так прикончи меня, как раньше спас.
Не заставь умолять, не могу убить их,
Они, как родные, пусть даже я псих…
«Приди же за мной, забери же меня,
Так долго мучился с совестью я»…
Последний вздох со слезою в глазу.
Синоптики здесь обещали грозу…
Из пучины небесной спикировал свет,
И выпал из рук ледяных пистолет…
Нельзя, нельзя, нельзя…
На дне я пропасти лежу и, сам себе грозя,
Я повторяю и твержу, всё то, чего нельзя.
Нельзя любимых обижать и плакаться навзрыд,
Нельзя забыть родную мать, пока не чужд нам стыд.
И в облаке житейских благ не стать себе врагом.
Не показать всем то, что слаб, сейчас и не потом.
Нельзя подумать про войну, ведь может быть она,
Ведь ста из тысячи нужна священная пальба.
Жертвы
Раскинуло объятья утро,
Но мне сегодня не светло.
Туманно, пагубно и мутно,
Покинуло меня тепло.
С луной играются приливы,
Им, как обычно, не до сна.
Ведь были так же мы игривы,
Пока к нам не пришла весна.
Теперь иначе всё немного,
Я миром болен, но чуть-чуть.
И разная у нас дорога
Ты помнишь обо мне? Забудь.
Мне грустно думать о приятном,
Когда вдруг вспомнишь о тебе.
Мы с двух сторон от баррикады
И оба полегли в войне.
Опасно было это чувство,
В тебе оно не прижилось.
Теперь немного стало пусто,
Меняться картами пришлось.
Всё позабыто о прошедшем,
Мы будем жить с тобою врознь.
Всё полегло настилом снежным,
Чтоб одному быть не пришлось.
О музе
Я хочу привыкнуть к миру,
Но обёрткой прилипая,
Улыбаюсь лишь кумиру,
О себе не вспоминая.
Но однажды всё исчезнет,
И начнётся жизнь сначала.
Те, с кем было интересней,
Тихо выждут у причала.
Ты вернёшься снова в битву
И отклеишься в мгновенье.
Вновь заполнишь всем палитру
И подаришь вдохновенье.
Пунктуальность
Ах, дамы-дамы,
Цветы израненной души.
Вы где-то там меня прождали,
А в место встречи не пришли.
Хоть суждено быть встрече всё же,
Но мне, увольте, невтерпеж.
Когда назначено на десять,
То в десять тридцать не придешь!
Смерть Бога
Сегодня я видел сам,
Никто не соврёт, так скажет,
Падал Бог пограничных стран,
Весь осыпаясь сажей.
Он умер, взойдя на пик,
Не трогал его даже враг,
Его воспевали лишь миг,
А после уже «ну, так»…
Возможно, он вновь взойдёт
И будет, как Солнце сиять,
А сейчас он всего лишь стон,
Уставших о чём-то мечтать…
Последние мои деньки
Буду считать, что рак,
Осталось мне жить дня три.
Какой же я буду дурак
С прежним собой внутри.
Вытру я слёзы и пусть.
День ровный, а не кутерьма.
Впервые шагну на путь,
Пусть путь даже мой — тюрьма.
Беги, убегай, Смерч
Беги, убегай, Смерч;
Беги, уноси смерть;
Врага выбивай меч,
Свою доноси речь.
Беги, убегай, Смерч,
В даль унося смерть,
Ты не спеши жечь
Лица режущих с плеч.
Беги, убегай в даль,
Беги, разноси весть.
Крепнет в груди сталь
У тех, кто с тобой здесь.
Беги, убегай, Смерч,
Беги, не смотря в тыл,
Не начинай бдеть
След пока не простыл.
Добро пожаловать в СССР
Здравствуйте, мисс; здравствуйте, сэр.
Добро пожаловать в СССР.
Здесь вы товарищи, здесь вы равны,
Всё ваше — общее целой страны.
Не любим мы бедных, но любим богатых.
Первые нам уменьшают зарплату,
Вторым уменьшаем мы
Для равноправья страны.
Здесь в лучших вузах возможно учиться,
Здесь вы как будто серая птица,
Что рвётся стремительно ввысь,
Однако постойте… Вы что, зарвались?
Наша страна ни какой-то там запад,
Тут не увидеть высоких зарплат вам,
И пусть позабудут теперь о вас предки!
Вы в коммунистической клетке!
И будьте добры, шумите потише,
Иначе на вас докладную напишут.
Товарищ Денис, Товарищ Елена…
Вы скоро привыкнете. Но постепенно.
Лабиринт из слов
Беги, налево, вперёд. Не могу!
Я в лабиринте из слов.
Каждый, кто был пройти это готов —
Всё ещё здесь или мёртв.
Один круг прохожу уже третий раз,
Но к стенам не прикоснусь!
Знаю, что может решить слово грязь,
Что ею я и обернусь…
Не сладок удел и всех тех детей,
Что превратились в еду.
Как я попасть сюда не хотел,
Но вот в лабиринте иду.
Никак не победу ищу себе тут,
Здесь «клад» вас «озолотит»,
Просто слоняюсь, словно в бреду,
И дальше стараюсь идти.
Мне бы перчатки, чтоб этих стен
Не тронуть своей рукой,
Сколько уже тут погрязших тел…
Остаться б самим собой…
Шестерня
Туча в моей голове — это плач или гром,
Но я рассказ свой начать хотел не о том.
Каждое утро, каждую часть
Мы какие-то все нереальные.
Мокнут и ноты, и без работы
Только и есть, что кричать.
Это всё в тайне…
Ответь лучше, кто ты?
Мы все тут детали больших механизмов,
Только завод утих, ключ потерян внизу.
Люди счастливые — значит туристы…
Ключ новый скоро уже привезут.
Я бы хотел остаться один
и просто уйти в себя,
Но механизм, куча ребят —
мне так уйти нельзя…
Дуб
Молчаливо стоит истукан,
Он не просит чего-то от мира,
Век назад посадил мальчуган,
И на солнце он вырос красивым.
Тот мальчишка, наверное, умер
И следов за собой не оставил,
Только тенью он ляжет под дубом,
Гигантом заботливо-старым.
Дуб расти будет в ширь год от года,
Измеряя кольцами возраст.
Не возьмёт его жизнь непогода,
Он создан для долгого роста.
Раньше был он ростком недалёким,
Про ливни не ведал и грозы,
А теперь он с душою нелёгкой,
Может снег пережить, морозы.
Его ветвям бы к солнцу тянуться…
Дуб светило обожествляет.
Кто ушел от него, те вернутся,
Чтоб поведать новые тайны.
Древо всё покрывают морщины,
А возраст считают веками.
Топоры не находят причины
Состязаться со стариками.
Но однажды дуб станет лодкой,
Кораблём, что гоняем волнами.
Жизнь продолжится, будет мокро,
Дуб об этом пока лишь мечтает…
Кажется
Кажется, нет ничего полезного.
Кажется, мир меня игнорирует.
Кажется, что с каждым вздохом лезвие
В горло вонзается, режет с силою.
Кажется, нет ничего полезного.
Руки однажды опустятся, кажется.
Даже пусть мир наполнится песнями,
До смерти будем, будто бы саженцы.
Кажется, мне это всё привиделось…
Чувства, любовь, акклиматизация.
Кажется, всё на кассете с видео,
Где мы лишь мелькаем от солнца зайцами.
Ледокол
Ледокол очень медленно плоть разрывает.
Он не мчится, а просто проходит сквозь льдины.
Не наносит планете урон от ударов,
Но кажется практически непобедимым.
Он берёт то, что может, идёт, как умеет.
Ведь ему не страшны никакие преграды.
Но он к славной победе идёт постепенно,
Он всегда до своей доберётся награды.
Он умеет терпеть, его не беспокоят
Преграды, покуда воды под ним согреты,
За собой оставляет одно только море
В лоне разорванной в клочья нашей планеты.
Громкие слова говорятся шепотом
Мы жить хотим, но как, не понимаем.
Глаза закрыть мешает суета.
Однажды всех столкнула жизнь судьбами,
Она для нас болезнь и немота.
Но счастье видеть мы хотим друг в друге,
И быть собой, и сил внутри найти.
Но быть счастливым… это не услуга!
Услуга то, что дарит нам пути!
Любовь. Быть может это слишком громко,
Но в этом слове — лучшие слова.
Не те слова, что ты нечаянно скомкал,
Но то, что нежно шепотом сказал.
Безделье
Безделье.
Отчего тоскливо мне?
Будто бы в постели я неделю,
И ни дум, ни мыслей в голове.
И внутри меня как будто смута,
Надоела тела маета.
Отдохнуло б тело хоть минуту,
Но не эта поза и не та.
А в ночи мне не дают покоя
Сотни слов и тысяча идей.
Руки опускаются, я вою.
Сотня тысяч лет проходят в день.
Голова гудит от перегруза,
А в душе я только своя тень.
Мне шедевры напевает муза!
А создать их мне ужасно лень…
Слоган для жизни
Сегодня придумывал слоганы,
Судьба неразборчиво мямлила,
Жизнь раздавала нам опиум,
Себя создавали правила.
Прохожие встали ни попадя где,
Глотая слова, случайные фразы,
Осадок с досадой лежал на листве,
Тая, стекал на большие камазы.
Ты контрацептив положил у окна
И грусть погрузилась в кого-то ещё,
Он плакал впервые и ваша слеза
Потом превратилась та в маленький шов.
По струнам идут непрерывные крики,
Но плачь то вовсе не боль.
Из новых событий, по сути, не выйти,
Если не знаешь пароль.
Слоган для жизни, как плотный туман,
Как каша из нечистот.
Он вышел, лишь новый пароль создав.
Его ничто не спасёт…
Купируйте…
Купируйте жизнь мою.
Отрежьте ненужные факты,
Всё диалоги с «ну, как ты?».
Купируйте, вас молю!
Отрежьте ненужные встречи,
Каждый заплаканный вечер,
И дайте в те дни семью…
Знаю, прошу о многом,
Хоть в мире, созданном Богом,
Не тех я Божеств хвалю.
Не будь, созидатель, строгим,
Ты помогаешь многим.
Купируй же жизнь мою!
Геронтократия
Я медленно иду на дно канала
И соблюдать пытаюсь тишину.
Не надо мне советов больше, мама!
Я на колени встать и сам могу…
Мне лет ещё не много, но не мало,
Запала полон я и полон сил.
Способен я ещё начать сначала
В попытке справедливей сделать мир.
И нас таких, простите, миллионы.
Хотим пока мы хлеба лишь кусок.
Но, знаю, мы поправим вам корону…
Тому, ведёт себя кто, словно Бог!
Да, многие из нас потупят плечи,
Да, словно в топь, всосётся в землю крест.
Но знай, король, ты тоже ведь не вечен,
И наш звучит отчётливо протест.
Тут есть геронтократии обычай,
Но изведём её мы, так и знай.
А я, пойми же, мама… я обычный!
Не суждено таким ни в ад, ни в рай.
Солнечное затмение
Я помню порт и жаркий полдень,
Воды полуденный прибой.
Кленовый лист, как будто орден,
К груди приклеился. Он мой.
Усталый путник возвращался
К себе домой, на берега.
Не мог своё признать он счастье —
Итоги потного труда.
Летали птицы очень низко,
И выл потерянный койот,
И, словно галочкой из списка,
Нам море арии поёт.
И так волнующе прекрасно
Затмилось солнце в облаках,
И растворилось краской красной,
И улеглось на берегах.
Так чудно было это летом
И даже боязно слегка.
Промчалось лето, как комета,
Оставив след свой на века.
Лучи новых Солнц
Ослепительно яркий свет
Разделил нас с тобой.
Меня, кажется, нет,
Ну, а ты за стеной.
Стоим и не знаем, идти ли на встречу судьбе…
Так хочется встречи… Мне и тебе.
А за окном снова дождь вперемежку со снегом.
Но ты идёшь… И вновь тебя нету.
И кажется, что день
Превращается в ночь.
Превратимся мы в тень,
Растянувшись, как скотч.
На обрывках слов
И в мелодии ветра
Ты услышишь то,
Что меня уже нету.
А от старых, сыпучих кассет
Не запустится заново жизнь.
Ну и что? Пускай меня нет.
Зато новые звезды зажглись.
Снотворное на губах
Застывшее молоко —
Украшенье уставших губ.
Пускай со мной не легко,
Пусть я не нежен, а груб.
Мой чуткий душевный настрой
Пропавшие ищет созданья.
Обидно видеть пустой
Широт объект без сознанья.
И вечно от чьих-нибудь уст
Я слышу благое молвенье.
Я сам уже капельку пуст,
Но люди — мое вдохновенье.
Капкан
В поисках клада — увижу ничто,
В поисках сна — бесконечно устану.
С прогнозом погоды сплошной прикол,
Назавтра — никак, но на щас — угадают.
Жизнь тяжела, но никак не от веса,
Умеешь — плыви, не умеешь — тони.
Вечно себе не находишь места,
Небрежно по скалам идёшь по цепи.
Еда, как отдушина. Только бывает,
Что милое сердцу никак не найдёшь.
Решил поменять кое–что местами,
Кошку купил и продолжил ложь.
День беззаботно проходит мимо,
В фантазии — милый полёта плен.
Пора за работу и в сторону пиво,
Но как–то устал совсем.
Попытки быть кем-то другим —
зря упущенное время
Нет смысла жить,
Но смерти боль — преграда.
Рожденье — пир,
Победе сон — отрада.
Живя во тьме, нам выбор сделать надо.
Возможно ли свой срок продлить на час?
Сменяет каждый день за кадром кадр.
Свободный раб, воспрянет что сейчас…
* * *
Искрá, как простор осознания быта.
Кому-то она — первый шаг на пути просвещенья.
Порою с искры начинают своё отомщенье,
Где, после осадка, уйдёшь за орбиту.
Не знаешь куда, ведь весь космос холодный.
Не будет воспринят уж вздох, словно личная драма.
И даже не ждёт с пониманием в комнате мама,
Остался я в поле бескрайнего моря.
Ты ждал изменений каких-либо мнений,
Тебе говорили — пространство не супа тарелка.
Известна ведь нам зодиаков у космоса сетка,
Но не глаза пышущей гневом вселенной.
Под ногами твоими лежат окурки,
Отчего-то колени трясутся, трогает сердце.
Планета виднеется, вынули будто из детства.
На улице жмёшься вторые уж сутки.
Космос лечить — будто уже бесполезно.
Погрузишься, чтоб прекратить ощущение лая.
Вернёшься к орбите, малым новое узнавая,
К примеру, как стать вдруг другим человеком.
Возможно, ты в недрах пустышки лишь «память»,
В желудке космоса не важная доза лекарства.
Однако, на том, прежнем фоне, стёрт хаос пространства,
И холод жильцом стал доступных всех знаний.
Боязно?
Если бы!
Истины
Поиски…
Искры ли
Для души?
Поищи
Искренне.
Может быть
Даже вне…
В космосе,
Может быть?!
* * *
Здравствуй! Ну, что скажешь, как жизнь бурлит?
Нет, на бурление не похоже!
Вдруг… она сделает скоро кульбит,
Чтобы сбросить отмёрзшую кожу?!
Жизнь… каждый день неустанно молчит,
Словно слово промолвить не может!
Что, предлагаешь предать нашу жизнь?
Передать эти адские вожжи?!
Снова несётся заря в новый день,
Не похожий ни капли на прошлый.
Мне, как и раньше советует тень
Смерть!.. Поверь, от подробностей тошно.
Нет, магазин до сих пор не закрыт…
Поцелуем я не был простужен.
Тень, ты прости. Но мне хочется жить,
Твой совет мне насилует уши.
Тень. Извини, но я дальше пойду.
Это мука кромешная слушать.
Мне бы в твоём неуёмном бреду
Приготовить какой-нибудь ужин.
А за окном день проносится прочь,
Как добыча от дикого зверя.
Но для меня эта жизнь, словно ночь,
Где меня только что разглядели.
Фреской застыли дожди, что в веках,
От того, что их больше не ценят.
И зачем? Тень унесла на руках
В этот мир, что казался поддельным.
Снова, и снова в кадрах сменяется мир.
Вновь бестактно уходим…
Я же не стану от обстановки другим,
Дальше буду собою.
(Катится, катится, катится тень моя,
Как бывалый мальчишка.
Хочется мне хоть раз, но увидеть тебя,
Знать, что ты меня слышишь…
Ты убегаешь, мир без тебя, как без рук.
А вернёшься под вечер.
Жизнь — это омут из твоих верных подруг,
Там, где я бесконечен…)
* * *
Замечательно!
А вы замечали, что
Можно не принимая наркотиков,
Завязнуть с жизнью нормальной вроде бы.
Открой, молодой и пугливый невротик,
В тебя прилетит сейчас антибиотик!
И вот твоё тело уже опечатано,
Но ни следов, никаких отпечатков нет.
Как иронично. Посмотрим на формулу.
Тут говорят, что приводит в зависимость,
Пытаются нас контролировать дозами,
Мы же для доктора овцы наивные.
Если питается правильно скот,
Не сдохнет, однако вернётся лечиться.
Сидит у загона, сменив пастухов,
Довольная жизнью в больнице волчица.
Фармацевтические алгоритмы
Нам не советуют слушаться волка,
Однако мы раньше к совету привыкли,
Так что теперь правда наша — иголка.
Таблетки, рецепты, лечение, опиум,
Что хорошо говорят в телевизоре.
Вы подошли, как к иконе, к доктору,
А он просто мило вас в очередь выставит.
Система считает, что деньги выходят
Из мамы, когда она только рожает.
И у всего есть конкретные нормы,
Когда кошелёк мы ещё защищаем.
Курение вредно, мы все уже поняли.
А можете честно сказать о лекарствах?
Я не уверен, что призрачный опиум,
Опаснее малость таблеточки красной!
Я, доктор, решил усомниться в лечении…
И эта у вас «корреляция» дозы…
Возможно выходит всё без исключения,
Однако вы быстро так приняли позу!
Что, неприятно увидеть овцу,
Которая хочет банальную правду?
Волку в кресле сидеть не к лицу,
Когда ему тычут в какое-то «право»…
Рядом сидит лиса-гомеопат,
В наркологах скачет обдолбаный заяц,
Шаманит на картах гадалка-сова,
А правду никто из больницы не знает.
А если подумать, что хочется жить,
То станешь записывать личные нормы.
И с кучей рецептов, что не нужны,
Захватишь один препаратик для дома.
И пить через день, иногда через два,
Чтоб не было сильных для тела побочек.
И виски тогда иногда ерунда!
Кайфово для сердца, не слишком для почек!
Черновые стихи к поэтическому
сборнику-рассуждений
* * *
Самобытное рвение в общество,
Как деление напополам.
Ты слышишь одно и то же…
Часть тебя, не твоя голова!
Ты привык к этим людям, а дальше,
Их слова тихо вторишь другим.
Ты не лжёшь, правда с примесью фальши,
Показался б естественней им.
Ты сам выбрал слова и мнения,
Вырастил сам не себя.
И теперь появилось сомнение,
Где ж осталось то старое «я»?
* * *
Нож в руке, чтоб резать лук.
Никакого криминала.
Если я услышу стук —
Это точно моя мама.
Мы, как все. И ссоры есть,
Есть и радость, и печаль.
Только вот конкретно здесь,
С мамой полная ничья.
Оба видели мы смерть,
Оба выли от обиды,
Раздавался часто смех,
Слёз никто так и не видел…
Как приеду снова к ней,
Сообщу, как сильно вырос,
Но в обмене новостей,
Плюс на плюс, минус на минус.
Никогда мне не уйти
В профицит от жизни мамы.
Ведь не зря её я сын,
Самый сильный, самый слабый…
* * *
Ночью лето, а с восходом — осень наступила,
Днём зима, а, ближе к ночи, вечер гонит зиму.
Ты так мило улыбалась, мне совсем не веря.
И зачем я распинаюсь, как проходит время?
Выйдя в дождь, она поймёт,
Кончилось что лето.
Но в словах тех для неё
Логики всё нету…
* * *
Капля замёрзла и стала снежинкой,
С сестрицей они — как две капли воды.
Однако отличие явное видно,
Когда их рассмотрит мальчишка вблизи.
* * *
Ты меня никогда не увидишь,
Я живу так, что вижу вас всех.
День ваш, по мне, так равен жизни,
Неистово долго разносится смех…
Моё желание жить вечно,
Когда до смерти только день,
Так истрактовано беспечно,
Что я теперь быстрей чем свет.
Зыбучий мир, в котором нету
Уже практически меня,
Покинуть не даёт мне вера,
Что я уйду с уходом дня.
* * *
Зачем ты со мною под руку идёшь?
Мне неловко и стыдно, и грустно…
Ты сообщила, моя то что ложь
Превратилась в подобье искусства.
И мне так стыдно, что снова я вру,
А ты, меня зная, не плачешь.
Можно сегодня и я в «конуру»,
Чтоб спать одному, как раньше?
* * *
Утопический отклик первобытного мира,
Как оговорка от старых реалий.
Между нами разрыв даже в линию — миля,
А ты снова веришь, что уже всё исправил.
Не ставь под сомнение пищу и бойся,
Что тебя все вокруг за еду принимают.
Ты для них субпродукт с добавлением сои,
Что не исправит обычное масло.
И игры под солнцем для вас безопасны,
Оно вас как будто от зла защищает!
Однако в ночи у вас вновь нету власти,
И от того наша пропасть печалит…
С тобой мы могли бы до звёзд дотянуться,
Избавить от бед половину так мира,
Мы становились бы лучше и лучше,
Да только меж нами сплошные руины…
* * *
Мой друг играет с азартом в жизнь.
Он застенчиво склонен любить неприятелей,
Счастлив увидеть вне планов дожди,
Отзывчив, умён и для всех обаятелен.
Он ставит на всё, когда под ногой
Не чувствует крепкой опоры.
Но исправлять его… Кто я такой?
Его и паденье устроит.
Мне незачем злится, когда я приду
Его навещать в больницу.
Он говорит, что заметил слезу,
Того, кто ушёл из жизни.
Мне бы идти, чтобы также как он,
Ни окна не боятся, ни двери.
Он помнит, как вынул последний патрон,
Но друг оказался умнее.
* * *
Наш союз ни первый, ни последний.
В ходе долгих лет, шеренг, рядов…
Каждый, как потомственный наследник.
Принял свою очередь оков.
Красных площадей стране не хватит,
Не достаточно для родины вождей.
И увы, размыло слегка кратер
С прошлым под напорами дождей.
Красным днём отмечен календарик,
Цветом крови родины всея.
Прадеды не с теми воевали,
Чтоб традицию мы взяли на себя.
* * *
Скрипнула калитка от удара,
А за ней не видно никого.
Видимо, мне просто показалось…
Надо поскорей вернуться в дом.
А за домом действия военных,
Мне то ни к чему, я пью чаи.
И, возможно, я уже не первый
В своём доме прячусь от войны.
Мне не хочется на фронт за хлебом,
Лучше подожду я перемен.
Иногда видны просветы в небе,
Души тех, войны кто не хотел.
Мне не жалко одному остаться,
Проще сдаться, выйти чем на бис.
Ведь она нас тащит к неудаче,
Где мы миру на фиг не сдались.
* * *
Кабан не приручен людьми
И скитается по лесу, ищет припасы.
Он устал, и что он не один,
Не существенно зверю ни разу.
Он выучил все повадки людей,
Чтобы выжить и вдоволь наесться.
Очень вальяжно скрывается зверь,
Охотник срывается с места.
И тут-то ты мой! Мчится гордый кабан!
Ты добыча, мой юный охотник!
И человек от испуга упал,
Потеряв, всё что было с собою.
Кабан ест еду, целых пару пайков,
Он сегодня был лучшим из лучших.
Но точно знает, что так и умрёт,
Когда выстрел покой здесь нарушит.
Он помнит огонь, когда прятала мать,
За собой, защищая, детишек.
Надо быстрее паёк доедать,
А ни то и другие услышат…
* * *
Чтобы с другими людьми не мириться,
Есть гениальная глупых позиция,
Они говорят: «так не годиться!»
На всё начиная злиться.
Ты пол, ориентацию, нацию и дислокацию
Выбрал, увы, не ту.
Чтоб не позорить нацию операцию и депортацию
На выбор тебе дадут…
Что ж вас заело? Какие права?
Мы вам ничего не должны!
Под вас не прогнётся эта страна,
Даже если вас — пол страны.
Давайте не будем читать мораль…
От аморальных смешно!
Ты же давно уже понимал,
Что пишем мы и для кого.
* * *
Сегодня из окна прыгнула балерина.
Заключительный пируэт.
Она знала, что это даже не крыша,
Но и выжить для неё шанса нет.
Она выступала, сцену любила,
Ходила молиться в храм.
Но по природе своей нелюдимой,
В конце оказалась одна.
Она не просила прибавок и премий,
Не видела новый свет.
Но в своре фанатов её, к сожалению,
Старости места нет.
Женщину эту не осуждали…
Дела ж всей жизни нет.
Дня два этот случай всего обсуждали,
Чтоб снова смотреть балет.
* * *
Люди — оскорбление очень конкретное.
Фонды помощи создают,
Чтоб не умирали деточки,
Что послезавтра умрут…
Люди любят лечить ненужное,
Забывая про всё полезное.
Человек, просто так осуженный,
Для общества нечто мерзкое.
Все знают про палки и сроки,
Про ряд незаконных законов,
Про травмированных, одиноких,
Про всё сразу и всесторонне.
Но, когда надо просто позицию,
Очевидную всем показать.
То они ничего не видят,
Ослепляет им страх глаза.
* * *
Плакала девочка. И росла.
Несла за плечами огромный крест.
Только вот толку-то от креста?
На кладбище нету свободных мест.
* * *
В городе все на меня смотрят косо,
Я тащу за собой исполинский отросток,
Через лес, сквозь бурьян, раздирая туман,
Мне надо идти, даже если устал.
Меня на тот свет провожают зазря,
Я верю, что это всё не для меня.
Вороны вьются, и каркают томно,
Когда и куда точно вышел не помню.
Мне не позволителен мир и покой,
Ведь только на месте возможен привал.
На этом вся жизнь моя, образ… Весь… Мой.
Как же нести эту ношу устал.
Присяду к кресту и укроюсь в тенёк,
Последней строки до сих пор ещё нет.
Если бы сам написать её б смог,
Принял сейчас же последний обед.
Молитвы не слышит гранит, как не глянь.
Он хочет, чтоб стопы почуяли кровь.
Но только идти не смогу без него,
А так бы давно разломал эту дрянь.
* * *
Был день хорош,
Да только дождь
И молнии лучи…
Сегодня ты к себе придёшь, и мы уже «ничьи»:
Ничья постель, ничей халат, ничей накрытый стол.
Таких наивных «дурачин» ты знаешь миллион!
Вокзал дрожит,
Я — пассажир,
А слёзы от дождя.
Я начинаю эту жизнь,
Жизнь эту без тебя…
Была практически, как крест,
Сменяла имена…
Во мне, поверь, немного мест,
Но будешь не одна!
* * *
За окном пустота космоса,
День не наступит у нас.
Мы беспечно транжирим газ,
Чтоб не дышать воздухом.
Ты лежишь, но уже не рядом,
Хоть я чувствую старый пульс.
Боже, как много чувств.
Пожалуй, поближе лягу…
* * *
Привет, Бог.
Это сон мой.
Я в жизнь поиграл, как мог
И уйти уж хочу на покой.
Да я знаю, ни рай, ни ад…
Всего пару часов назад
Ты исполнил желание мне.
Я просил подождать час,
Чтоб досмотреть вальс
И чуть-чуть походить по траве.
Снова жить и опять не тут,
Я добру так наивно вру,
Что, видать, никогда не умру.
* * *
«Будь здоров!..» Умерла старушка,
Ей не стукнуло сорок шесть.
Я болезненное и ненужное,
Но зато до сих пор здесь.
«Выздоравливай!..» Звуки скорой,
Этой женщине больше не встать.
Да, подумаешь, просто сопли.
Там ж не я умерла в тридцать пять.
«Тебе лучше?..» Горящий домик
Унёс жизнь, покалечил три.
Пока я обречённо болен,
Мир ломается изнутри.
На поправку пойду уж завтра,
Мне не прыгать в асфальт к восьми.
Человек-пунктуальность в кровати.
Тоже правильно… Пусть поспит.
* * *
Создал мёртвый Бог квадрат,
Где ещё совсем не умер.
Эта жизнь — одна вторая
Той, где входит в сердце пуля,
Той, где он простой солдат,
Той, где жизнь его — секунда.
От того в квадрате этом
Чувствую, что наша жизнь
Для него была как миг,
Что создание вселенной.
Сделал он для оживленья,
Свой придел лишь сократив.
От того, мы тоже Боги,
Что в одном огромном мире,
К небу мертвеца возносим.
В чьей могиле он б там ни был…
* * *
Окружности чертить на округе своём
Мне безусловно бесполезно.
Я партию разыгрывал вдвоём,
Доигрывал же сам для интереса.
Ни жар меня сломить не смог, ни вьюга,
Но всё равно поломан и побит.
Зачем разыгрывал гамбит,
Когда поблизости ни близкого, ни друга.
* * *
Паром выходит последствие страсти,
Ты таишь, как льдышка от жара костра.
Сотрёт тебя с памяти крохотный ластик,
Забуду зачем ты и кем мне была.
Вальс — это танец собаки с собакой,
Мелодия эта уж больна проста.
Сегодня такое же будет свиданье,
Что кончится лужицей возле костра.
* * *
Ты лотос, цветок с болота,
Я твой близкий сосед рогоз.
Мы с тобой не тюльпан и роза,
Да и рядом разбит погост.
Нас не рвут, чтоб нести к могилам,
Но обычно берут к себе.
Для кувшинки ты так красива,
Что тепло на моей душе.
Я рогоз и мне нету смысла
Говорить, что я тоже цвету.
Эта могла бы быть пристань,
Люди чаще сиди на мосту.
Нам не важно, как дорого будет
Сохранять этот хрупкий баланс.
Всё равно всё находится будто
В этом месте лишь только для нас.
* * *
Паутина под слоем тумана
Стала влажной, склонилась к земле.
Сидишь у реки постоянно
И поёшь грустно ты обо мне.
Я живу на другом крае камня,
Пью горячие слёзы твои.
Если мог, то давно бы растаял.
Ты меня ни за что не вини…
Ты сама даже подумаешь тайно:
Не испить ли, чтоб встретить меня?!
Только смотришь при мысли печально,
Ты ведь знаешь, что камни молчат.
* * *
Игроман! Для тебя нелепо
Как любить, так и быть любимым.
Но берёшь ты с собой перстень,
Где конкретное есть имя.
То ли в виде пометки прошлого,
То ли знаком твоей ревности.
Ты не ждёшь ничего хорошего
От людей, говорящих о верности.
Ты простил бы любую низость,
Отвращенье, враньё, предательство…
Но не можешь простить близким,
Что они безутешно несчастливы.
Жизнь прожить бы хотел долгую,
Где ты дышишь, храня имя.
Но при попытке вспомнить,
Всплыть способен лишь камень могильный.
И теперь у любой раздачи,
Где удача на миг покинет.
Для него всё совсем иначе.
Для того бережёт имя…
* * *
Да, конечно, хоть бесконечно
Сиди и властвуют своим мирком.
Не надо даже надменной речи,
Ты сам себе этот сделал трон.
Не надо правил, их нарушая,
Ты попадёшься ни раз впросак.
Ты закрываешь не мир от рая,
А топишь печи и строишь ад.
Чужое право пожить нормально
Это самый стандартный лот.
Но с тобой от того не играют,
Что ты напыщенный и урод.
* * *
Нет, спасибо, я не голодный.
Нет нужды мне что-либо есть.
Даже вашего «хлеба с солью»
Я не стану ни там, ни здесь.
Мне вчера стало очень дурно,
Будто свет погас изнутри.
Меня всем, что я ел, да в урну.
Даже хотел ото всех уйти
Нет охоты идти ко свету,
Что ни Солнце — дрянной фонарь.
Если меня и взаправду нету,
То смысл мне хоть куда вставать?
* * *
Когда в шашки игра стала вдруг поддавками,
То понял, что матч данный я проиграл,
Ни слова не бросил по поводу правил,
Про то, к чему эта игра…
Мне ложь изначально не нравилась в людях,
Они обходились без правды почти.
И пусть я за честность и правду осУжден,
Они же во лжи осеклись.
Я часто давал людям выбор и время,
Взамен предлагая, что мог.
Но люди потом занимались разменом,
Не делали нужное в срок.
Я измерял, как последняя сволочь,
Уровень боли в глазах,
А получал туалетную копоть,
Ложь, лицемерие, страх.
Мне навязали зависимость в людях,
Что силился я отречь.
Никто со мной вскоре играть не будет,
И будет пуста моя речь.
* * *
Места среди планет нет специального,
Для лучшего среди комет самосгорания,
Для сияния, танца на фоне мусора.
Была моя не такая жизнь бы скучная…
И вот я вблизи планеты какой-то двигаюсь,
Сменю траекторию, вектор своей жизни я.
И пусть не поверят Юпитер и даже Сириус,
Меня замечают, мой блеск безупречный виден тут.
* * *
Завтра чудесный день,
Зима хоть не даст поблажек,
Но в ночь лишь длиннее тень,
А мне быть в тени не страшно.
Мой голос не бриллиант,
Однако я где-то сзади,
Где томно, о руку гладя,
Ты с ритма сбиваешь меня.
Конечно, едва ли знакомы,
Но слух в полутьме не подводит.
— Мы с вами знакомы, вроде?!
— Да, мы ведь из общего хора.
И так за минутой минута,
Практически как свиданье.
И вот он, разгар поцелуя,
Чтоб скрасить момент расставанья.
А после мой голос стал
Почти на октаву выше.
Теперь мне чуть ближе зал,
Но её мне теперь не слышно.
* * *
Нет вокруг приятных целей,
Люди ходят без конца…
Будто странные качели
На могиле у отца.
Вас понять не так и сложно.
Помоги всем и во всём,
А мы очень осторожно
Тем же образом просрём.
И зачем же «танцевать» тут?
Я один всего лишь здесь.
Долго ль счастливо живут,
Кто питается, чем есть?
Для начала разберитесь,
Не покошены ль дома,
За поля, хлева для пищи,
Лишь потом за короля.
Если вас что не устроит,
Поменяюсь я с любым.
А сейчас король расстроен,
Он отца похоронил…
* * *
Тихо плачет в платье мальчик,
Он хотел уйти с сестрой.
Это ничего не значит,
Будет он самим собой.
Мальчик молча пишет в почту,
Ищет он свою сестру.
А над ним весь двор хохочет,
Хоть не ясно почему…
Взрослым в очи смотрит ночью,
Не даёт деревне сна.
Только знать от всех и хочет,
Где и как его сестра.
А она теперь служанка,
Её выбрал знатный муж.
И совсем она не знает,
Что ты днями тратишь тушь.
Ей не ведомо, как видишь,
Как живём тут ты да я.
Стали может вы и ближе,
Но теперь вы не семья.
Став постарше, мальчик в башне
Ночью служит на посту.
И хоть всё не так, как раньше,
Зато видит вновь сестру.
* * *
Кажется, я не только о прошлом думаю,
Хоть такое абсурдно точно.
Я не помню того безумия,
А тем более где-то в прошлом.
Это сон, это лишь иллюзия,
Мертвецы не способны к родам.
И вчера выступал в профсоюзе я,
А не в мир был с небес подан.
Пусть закончится эта очередь,
Я устал, пить хочу, есть…
И пишу не своим подчерком:
«Почему я опять здесь»?
* * *
Раньше я с ней здоровался,
По парку ходил, в кино.
Но ближе уже к осени,
Мы сели в вагон метро.
А рядом кричал нетрезвый,
Он бранился, курил, буйствовал.
Я и вообще не лез бы,
Но ты пошла с умыслом.
И он просто обмяк от касания,
На колени встал, обесточено.
А я помнил, как ранее жизнь давал,
Хоть и много чего прочего.
«Без любви» у меня преимущество,
Меня никому не вспомнить.
А смерть, даже делая лучшее,
Слышит только последнее слово…
А на улице снова осень,
Тяжело мне работать с тобой.
Если свидимся мы ровно в восемь,
То кому-то подарим покой…
А к одиннадцати в больницу,
Разойдёмся на десять минут.
Мы ведь оба всего лишь убийцы,
Только люди реально живут.
* * *
Ты не бросила курить,
Искры идут к чёрту.
Я меняю свою жизнь
Пятый раз по счёту.
И не в табаке беда,
А в пределах моей чаши.
Лжи огромны берега…
Прошу, потеряйся в чаще!
И пускай тебя найдут,
Как паёк собаки.
Спи в компании подруг,
Как и раньше в тайне…
* * *
«Не люби эту странную чайную ложку,
Она не годна, как столовый предмет.
Будь посерьёзней хотя бы немножко
За эти пятнадцать изменчивых лет.»
Ты стал успешен, устойчив в карьере,
Пьёшь каркаде, не разбавленный сок.
Родители строги, но, ради примера,
Гордятся, как ты среди равных высок.
— Поверьте, лишь чайная ложка мешает
Нам надо её подобрать под сервиз.
Разве она вам не кажется странной?
Разве она не спускает вас вниз?!
И молча мешая ложкой привычной,
Владелец судьбы на слугу посмотрел.
— В целом, мне кажется даже отличным
Иметь за собой, что ещё не имел…
Хочу получить от тебя я подарок…
— Конечно, мой сир, что мне вам подарить?
— Раз с ложкой моей тут такой непорядок,
То в этом есть часть моей личной вины.
Покупка не выход, придётся прибегнуть
К «фее» моей бесконечной любви.
Ноги твои не дороже, чем сердце,
Что то, что другое — куски от слуги.
С тех пор никаких в его жизни поправок,
Подмену он сам и не замечал.
Ложка теперь никому не мешала,
Лишь сахар и красный, насыщенный чай.
* * *
Леди на покошенной лавке
Сидит и кого-то ждёт.
Её чай неприятно-сладкий
Укрепляет пространства лёд.
Она спать бы свалилась точно,
Только холод стучит по лицу.
К ней подходит из тени кто-то
И проводит её к отцу.
Тень не ночь, засыпать в объятьях,
Довела до кровати дочь.
Столько днём можно встретить приятелей,
Но одна ходит летом ночь.
Они сотни молитв и проповедей,
Луна с солнцем его личные.
Знают все, их отец — оборотень,
Но не молвят ради приличия.
Он измучен судьбою длинною,
У личины своей взаперти.
Сам не зная, куда именно,
Просит дочек на свет идти.
Дома слушает их внимательно,
Не сбивая, исследует путь…
И, не веря своей памяти,
Не мечтает былое вернуть.
* * *
Рука, как по льду,
Переходит границы личные.
В каком-то бреду
Мы от вашего бренди столичного.
Тебя не смущает, что ты,
Как собака на привязи.
А зачем, если для красоты
Свобода не истина?!
Страшно подумать,
Тебя не смутила бы даже смерть.
Подлинный ужас,
Как заживо гнить, так и не умерев.
Фонари эти улицы гладили по щеке,
Пока целовал твою руку в своей руке…
* * *
Был открыт он словно банка,
Словно банка для насилья,
Словно шпротина из танка,
Чтобы на руках носили.
Он герой, Предатель младший,
Взаперти провёл пол жизни.
Слышал он как было раньше,
Знает он, как врут отныне.
Рассказал он всё, как есть,
В миг ему отдали честь.
Он разрушил государство,
От чего сейчас мы здесь.
Понимал он, всё по чину,
Им найти бы лишь причину,
Чтобы ввёл обратно рабство
Безнадёжный дурачина.
На экране он причёсан,
Знает, что хоть букву влево,
Сразу станет он отбросом,
Будет на людях расстрелян.
Он молчит в прямом эфире,
Смотрят люди и молчат.
А потом балет включили.
Зло таится в мелочах…
* * *
Звон, как последнее блудных пристанище,
Прозвучит над сверкающей пристанью…
Очень низко, до ног, кланяясь,
Мне свою ты читаешь исповедь.
Мне не хочется спорить с мнением,
Что звучит обо мне от лукавого,
Но скажу и уже не первому,
Что живу эту жизнь по правилам.
Перечислю их, мне не боязно,
Праздник в сердце, окошко в инее.
Я у вас в городке не в розыске.
Оттого, как узнать фамилию?
Не бывало во мне спасения,
Но лукавый поёт обратное.
Сверхурочные в воскресение,
Незнакомцы где кличут папою…
* * *
Детишки… Играют-бегают.
Мы с гостями о разном трепимся…
Атмосфера немного нервная,
Как грабитель ломился если бы.
Знают же, от спиртного дурень я,
Говорю без разбора многое.
А жена у меня ведь буйная…
Не доедет, боюсь, скорая.
А язык мой совсем не лечится.
Проще будет не пить, наверное…
Поспокойней душе и печени,
Атмосфера не сильно нервная.
Проще бросить на день, чем вешаться,
Не с гостями побыть, с детишками…
Изначально супруга — женщина,
А для женщин всё в жизни «личное».
* * *
Тихая, плавная музыка,
Люди затихли и слушают.
Зрители с разными судьбами,
Зал, переполненный душами…
Песни о чувствах и обществе,
О пропаже себя в множестве,
О безликости нас в творчестве,
Об одиноком ничтожестве.
Вера топчется тут реалией,
На костре из поступков неправильных.
Даже мне от того печальнее,
Что и сам её жёг я нечаянно…
Стихи периода
2018—2022гг
* * *
Сегодня заката луны не случилось,
Хоть я очень долго за ней наблюдал.
Однако, внезапно, комета свалилась,
А с нею, хвостом, слегка космос упал.
И вдруг ожили деревья и камни,
Травинки с песчинками заговорили,
А также над небом захлопнулись ставни
Мощнейшими пальцами в мире.
Тёр я глаза. Сильно всё изменилось…
И время закончило точный отчёт,
И все обсуждают беспечно терпимость,
И я стал моложе ещё…
Часы превратились в обычный рисунок,
Который умеет себя изменять.
Папа за маму вдруг моет посуду,
А маме пришлось меня снова рожать.
Странно, что капают капли со ставень,
Видно у космоса течь…
Теперь даже смерть — это сущая малость,
Весь мир — сумасшедшего речь.
Надо найти хоть осколок кометы,
Возможно, ответы запрятаны в ней.
Только, возможно, её уже нету,
Раз в преображеньи всё стало странней…
Шли годы, века или даже секунды,
Вперёд то шагали, то браво назад.
Застыли, как будто, те самые сутки,
Птицы на месте летят и летят…
Красиво ручей парит над канавой,
Что, в самом-то деле, лишь днище реки.
От слабого ветра пологие капли,
В глаз поднимаются с склона щеки.
Ржавые трубы поют свои песни,
Печальные песни про скорый конец,
В котором мой правнук или же дети,
А в паре аккордов даже отец…
Находят то место, где на рассвете…
Солнце сжигает закрытый ларец.
Пальцы все намагничено сжались
В кулак, что откроют желания лишь.
Вторая рука стала зайчьей… к удаче!
Что ж, загадаю, пока не пришли.
Первым желаньем, увидеть осколки
Кометы упавшей, я загадал.
И стал теперь видеть конкретно их только,
Вот только путь видеть свой перестал…
Встал, словно вкопанный, чтобы подумать…
Хочу, чтоб преграды исчезли с пути,
Чтоб и без зрения я не споткнулся,
Как долго б не сталось идти…
Странно, но шёл я достаточно быстро,
Слышал и ветры, и чувствовал зной,
Хоть они были достаточно близко,
И будто, как резались надвое мной.
Третье желание было логичным,
Его загадал я, до цели дойдя.
Чтоб мир перестал менять истерично,
Время, пространство, осколки, меня.
Жаль, не подумал, что много конкретных
Перед рукой поставив задач,
Станет она их решать постепенно,
Поочерёдно решать…
Первыми были пространство и время,
Застыли они, став едиными вновь.
А позже деревья, гиганты-деревья
В плоть превратились и кровь.
Я снова стал видеть, но в миг осознанья,
На ставни направил свой взор.
Капал не космос, а кровь от созданья,
Что было сильно, словно Бог.
Я так и менялся, менялся, менялся…
А существо, вроде, было живым.
Прижался к его оголённому мясу,
Почувствовав связь нерушимую с ним.
Будто бы раны, мои измененья,
Его залечила мне кровь.
Однако зачем-то он под сомненье
Поставил людскую любовь.
Сказал он: «Любви никогда вы не знали,
Раз не умеете то же, что я.
Она не двухмерна… подумайте сами,
Чтоб сделали вы бы, любя?!»
Меня отпустила обида на Бога,
О многом без времени думать я мог.
И стал копить чувств в себе понемногу,
В себе порождая любовь.
Мне не нужны были воздух и пища,
Я был насыщен чем-то извне.
Мир становился всё чище и чище,
Любви появлялось всё больше во мне.
Мы долго молчали, он знал мои чувства
Нам снились обоим приятные сны.
Я, кажется, жил уже даже без пульса,
Без пульса в сознании был.
Сердце теперь даже как-то мешало,
А руки горели огнём.
Достаточно ль сил во мне или мало,
Решил я проверить на нём.
Ладонью своей до него чуть коснувшись,
Я сделал титана размером с меня.
Он ожил. Он верил, что мир станет лучше
Такие секреты храня.
И ставни открыл он, смотрел долго в небо,
За ним потянулись две сильных руки.
Их, будто случайно, я ветром отрезал,
Из космоса слышался крик…
Создание мир наш покинуло в спешке,
Чтоб брата от раны спасти.
И мир заработал, хоть я не был прежним…
Один не был в мире больным.
Единомышленник
Ты ласковых слов не неси за собой,
Не хнычь и будь гордой да вольной зверюшкой.
И никогда лабиринтов не строй.
Они все прекрасные стены обрушат!
Твоё восприятие их разрушает,
Они неосознанно бьют тебя в воздух.
Для них это просто иллюзия счастья…
Беги, пока ранен ещё не серьёзно!
Да где же тут тайна? А тайна-то рядом,
Телесность не могут твою обнаружить.
И слово является слабеньким ядом,
Что метит по всюду несчастную душу.
Ты можешь от мира скрыться, замолкнув,
Но сердце не просто убрать под замок.
Сижу с тобой рядом, как воздух на воздух,
Тебя чую лучше присутствия ног.
Не надо, я вижу любую улыбку.
Другие и в звуках сомненья найдут.
Но после аварии, сотни ошибок,
Я точно уверен, что ты снова тут.
* * *
Весёлый раково-больной
С улыбкой следует за мной,
Идёт один, не зная путь,
Надеясь вскрыть ножом мне грудь.
А я улыбчиво в ответ
Направил в падлу пистолет,
Хоть пациент он, но и пусть,
Я больше в хоспис не вернусь.
Хожу на улицу я в ночь,
Чтоб не одна гуляла дочь.
Она по лужицам смеясь
С весельем прыгает на грязь.
Люди обходят стороной,
Но всё равно следят за мной,
Весёлый с девочкой мужик,
А вдруг возьмёт да убежит…
А вдруг он вовсе не отец
И счастлив только потому.
В разводе, да и без колец,
Как в декабре ходить по льду.
А я весёлый, шебутной,
Мне доктор запрещает пить.
Он говорит, что я бухой,
Могу с улыбкой и убить.
И будь без дочки я таким,
Мне не смотрели б в спину вслед.
Мы с ней о многом говорим,
Весёлый из меня сосед.
Преданный чужой жизни
Для чего мне дана эта жизнь?
Если я не могу встретить солнце,
Если плачут устало дожди…
Мимолётное чувство свободы.
Мне оковы расколет лишь смерть,
Будет выдох последний без вдоха.
Перестану тогда я жалеть,
Не моргну с погружением в космос.
Жизнь дана, чтобы выбрать свой путь.
Тишина, беспокойство и смута.
Не дано в жизни нам отдохнуть.
Час печали и счастья минута.
Только тень, как наш преданный друг,
Нас не бросит в присутствии смерти.
Но я вспомню и вновь наберу.
Лишь попробуй тогда не ответить.
Да, мы были не очень близки,
И не мой будет высвечен номер,
Но, прошу, просто трубку возьми.
И на шутку ответь: «Чтоб я помер!»
Пусть мой голос звучит, будто смерть
Постучалась и просится в гости.
Пусть я жил, а желал умереть,
Просто знай, что тебя я не бросил.
Мир, где всё-таки я живу
Разве обещать то же самое,
Также как идти на компромисс?
Плохо стало с моей что-то с памятью,
Будто падаю, падаю вниз.
Я прошу тебя вновь опомниться,
Не сжигать милый дом родовой.
За Москву пусть расстроится троица,
Лишь бы сердце горело огнём.
Лифт из ада до рая — решение,
Переплюнет он и Вавилон!
Не стеною сильны ограждения,
На зазоры найдётся пилот…
Как гадалку скривит наваждение,
Так и вождь выход к небу найдёт!
И взлетая над самой пропастью,
Не увидеть бывалых границ.
Самолёт разрушается с лопасти…
Восстановлены трафики птиц.
Мир беззаботных грёз
Страдать хернёй, точнее грыжей,
От печки словно танцевать.
Твоих желаний тут не слышно,
Твердят попробовать опять.
Я не один листок похерил,
Слезой испортив пару строк.
Мне жалко и чернил, и перьев,
И, дуба павшего листок.
Однако даже неуклюже,
Я создаю свой личный мир.
Пусть здесь для галочки я нужен,
А там воистину любим!
Погасит свет под вечер мама,
Чернила уберёт и лист.
Она сама уже устала,
Что целый день не пишет жизнь.
И в тайне пишет она строки,
Боится выбиться из сил.
Так много в мире одиноких…
Что сами пишут себе сны…
Послания на воде
Вилы пишут на воде,
Зеркальце возьми с крыльца,
Эта весточка тебе
От утопшего отца.
Он просил тебя увидеть,
Чтобы вытерпеть судьбу.
Подойди же к морю ближе,
Просьбу выполнить одну.
И пучина ног коснулась,
Дива дрогнула слегка,
Но под синей гладью пусто.
Взор, скажи, бросать куда?!
Дочка встала на колени,
Ищет взгляд из-под воды.
Просит мать контакта с нею,
Криком и не говорит…
Улыбнулась папе дочка,
Он такой же, как и был.
Только как живой источник,
Как создатель новых сил.
И прекрасным поцелуем,
Дочь свой выбрала конец.
Много на воде рисуют
За хранителей сердец.
Нету правды в буквах моря,
Ложь не требует зеркал.
Но в посланиях покоя
Кто искал, тот отыскал.
* * *
Чистосердечное без сожаления,
После желания и воздержания.
Этот портрет готов к самосожжению
После полночного самокопания.
Я — содержание краткое с рифмами,
Меня две страницы и те потускнели…
Каждый моряк, что любуется рифами,
Боялся увлечься и ввязнуть на мели.
Забыт облаками уже небосвод,
Мы можем спокойно хвататься за Солнце.
И космос не жжётся, и солнце не жжёт.
Так грустно хвататься руками за космос…
* * *
Центр, конечно, понятье широкое,
Но однотипное и несуразное.
Как правило, центр — простая точка,
Однако не однозначно то сразу.
Бывает, что эпицентр события —
Пустое место, где не найти никого…
Но люди вокруг напросто зрители,
Которые ждут, как массовка в кино.
Ведь центр картины быть может и сбоку,
А центр квартиры, по-моему, вряд ли.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.