Бесплатный фрагмент - Мат в два хода, или В живых оставлять только мёртвых

Все события в этой книге, за редким исключением, мной не вымышлены, а герои… Нет, они все настоящие! Я изменил у них только имена и фамилии.

Возвращаться — плохая примета.

А. Вознесенский

Но не возвращаться — ещё хуже!..

Туристская песня

Ход чёрных

Глава первая

Даже дышать тошно

Трубу эту водопроводную они с Амбаром так и не сумели выдрать. Не успели.

Эх, с каким бы наслаждением он тогда!..

«Адью, Мастер. Пора. Славно я на тебя поишачил! Хватит. Ухожу по-английски, не прощаясь. А то ведь ты, чего доброго, в объятиях своих прощальных и задушишь».

Не получилось уйти по-английски. Подозрительно быстро Мастер их хватился. И что примечательно! Браслетики эти не кувалдочкой, а ключиком, и ключиком знакомым, отперли.

Его бесцеремонно затолкнули на заднее сидение, и два боевика так сдавили между собой, что он подумал, что в подвале, в «кандалах», на грязном цементном полу ему было гораздо «комфортней» и, главное, спокойнее.

«Неужели эти мальчишки под Мастером ходят? — подумал он. — Да нет, ерунда! Он с ними и не свяжется. Дело-то слишком серьёзное. А может… Ирка? Весьма вероятно. Весьма! Да что я ребусы эти разгадываю? — вдруг разозлился он на себя. — Мне о другом надо думать! Как вывернуться? Ишь!.. как бугаи жмут. Дышать даже тошно. А куда едем?.. Нет, вроде бы в Москву. Значит, ещё поживу малость. Конечно же! Мастер ещё не потерял ко мне интерес! Я теперь экспертом в его Деле должен выступить, причём независимым. Я таким экспертом и выступлю! Ох, и выступлю! Вот будет ему в „радость“!» — от этой мысли ему даже дышать стало легче, но на душе всё равно было погано. А ведь хорошо вроде бы всё тогда начиналось! Хотя нет, он и тогда уже знал, что добром для него это всё не кончится. Но деваться было некуда. Когда делают такое предложение, выбор один: сейчас на тот свет или попозже. Он выбрал, естественно, «попозже».

Глава вторая

«Жить хочешь — забудь!»

Коллекционер ошибался. Мастер потерял к нему всякий интерес, но в одном он был всё-таки прав. Раз машина свернула с просёлочной дороги на Москву, то «попозже» и будет попозже — и всё-таки шанс, последний шанс у него есть, чтобы это «попозже» никогда для него не наступило!

— Что, книжный червь, — благодушно спросил его Мастер, — опять облажался?

— Не я один! — заносчиво ответил Коллекционер. Умирать в одиночку он не собирался. В компании ему было бы веселей! Даже в компании с таким!..

— Неужели… Амбар обманул, что он тебя пожалел, а то бы от этого детского сада одни ночные горшки остались? Так я его сейчас позову прояснить сей казус!

— Не надо его звать, — испугался Коллекционер, и на его щеках выступили серые пятна.

«Во как!.. тебя разрумянило!» — с удовольствием подумал Мастер.

Мама родная, сколько он таких румянцев перевидал на своём веку! На приличное кладбище хватит. И сказал:

— Верно толкуешь своё положение, книжный червь!

Но сам-то Мастер неверно истолковал его «румянец». Не в компании с Амбаром хотел он, книжный червь, умереть. Амбар был ему как родной! Не одно ведро водки вместе с ним выпито — и под эту самую водку такое перетёрто!

Хотя в бильярдной голове Амбара мозги и соломенными были, а внушил ему всё-таки, что Мастер и его в живых не оставит.

Выламывая водопроводную трубу в подвале, они окончательно договорились, что пора им помахать на прощание Мастеру ручкой! А Амбару что помахать на прощание ручкой, что контрольный выстрел в голову сделать — один чёрт. В тонкостях прощанья он не разбирался. Что в лоб, как говорится, что по лбу. В обоих случаях — больно.

И если бы Мастер узнал, в компании с кем на тот свет Коллекционер собрался, то и у него серые пятна по щекам пошли, да такие, что и рыжей своей бородой не прикрыли бы!

И хорошо, что не узнал. Зачем прекрасное настроение отвратительному человеку портить? А у Мастера было преотличнейшее настроение.

— То-то же, книжный червь, орлов моих дерьмом своим марать! — сказал он Коллекционеру назидательно. И вдруг заорал: — Не позволю! Понял, книжный червь? Не слышу?

— Понял, — упавшим голосом проговорил Коллекционер. — Но я же… предупреждал, — стал оправдываться, — не по этой я части.

— А по какой же ты части тогда?

— Сам знаешь, Мастер, по какой.

— Представляешь, забыл! Напомни.

«По той самой!» — хотел выкрикнуть Коллекционер, и выкрикнуть грозно. Терять ему было нечего. Он это понял, перехватив бешено ласковый взгляд Мастера, — и набычился, но не выкрикнул.

Утопающий хватается за соломинку. Зачем-то всё-таки он приказал своим «орлам» привезти его к себе!

— Жить хочешь, — улыбнулся Мастер. — Это хорошо. Значит, — сказал одобрительно, как доктор безнадёжному больному, которого он только что вытащил с того света, — будешь жить. Посмотри-ка на эту фотографию. Видишь девочку на ней? Запомни! — убрал фотографию в карман. — Зовут эту девочку Леной Мироновой. Даю тебе два часа. Найди её и приюти у себя, — Мастер рассмеялся: — Помещение у тебя подходящее. Пусть книжки твои там почитает. Но без рукоприкладства! Понял?

— А где мне её найти? — ожил Коллекционер. Даже разрумянился.

— Подскажу один адресок, — ответил Мастер и улыбнулся. — Но если её там не окажется, то самому придётся искать. И один всё будешь делать, один!

— А как же наше Дело?

— Жить хочешь — забудь! — и толкнул его к двери. — Иди… Стой, дурень, — насмешливо крикнул ему в спину, — адресок-то взять забыл… Ладно, иди. Я передумал, — сказал ему вкрадчиво. В свою любимую игру «кошки-мышки» он ещё не наигрался. — Адресок тебе не понадобится. Так и быть, — вдруг махнул отчаянно рукой, — Амбара тебе даю и Светлого. Но запомни, жалеть тебя больше не будут!

«Это ты, Мастер, дурень! — злорадно подумал Коллекционер. — Теперь-то свой шанс я не упущу!»

Амбар и Светлый подхватили его под руки и вывели на улицу.

Глава третья

Подсознание — великая вещь, но!..

Серёжке снился всё тот же самый сон. И разбудили его на том же самом месте. И точно так же — варварски, — сорвав с него одеяло. Но когда он открыл глаза, он увидел Пашку!

— Ты чего здесь? — спросил Серёжка испуганно. В комнате было непривычно светло. Солнечный луч света бил ему прямо в глаза. Он проспал!

— За тобой, — ответил Пашка.

— Зачем? Куда?

— В лес.

— А, в лес. Понял, — кивнул Серёжка, ничего не понимая. — А дед где?

— В Москве. С дядей Антоном и тётей Олей ещё ночью уехали.

— С тётей Олей? — стал отчаянно тереть он рукой глаза. Чтобы тётя Оля из Штатов сорвалась, должно было произойти такое, что!.. — Ах да, из-за Ленки, — сообразил Серёжка наконец-то. — Но в Москву… ночью? Зачем?

— Не знаю.

— А что ты знаешь? — Серёжка стал потихоньку приходить в себя. Спрыгнул с кровати и закружился по комнате в поисках своей одежды.

— Почти ничего, — с наслаждением ответил Пашка. Он знал почти всё, а Колобок не знал ничегошеньки! Но не стал добивать его окончательно. — Они у нас недолго были, — сказал, чуть ли не оправдываясь.

А Колобок из-за своего позора даже под кровать закатился, но сделал вид, что за носками, но там он их и нашёл.

— Были у вас? — вылез он из-под кровати. — С чего бы это?

— Обыкновенный визит вежливости.

— И ты им, конечно, — Серёжка поднёс к Пашкиному лицу свои носки. Пашка брезгливо отвернулся, — исключительно из-за природной склонности своей к той же самой «вежливости», — Серёжкины носки опять настигли Пашкин нос, — всё растрепал!

— Нет, не растрепал, — возмутился Пашка, — не успел. — Серёжкины носки полетели на пол.

— А что же ты им всё-таки успел? — Серёжка поднял носки с пола.

— Ничего! Они с бабушкой о чём-то минут двадцать поговорили — и уехали в Москву.

— С твоей бабушкой? — теперь уже сам Серёжка выронил носки. — О чём?

— Не имею привычки подслушивать!

— Конечно же, мы благородные! — носки он с пола поднял, но к Пашкиному носу не стал их подносить. Бесполезно. Стал натягивать их на ноги. — Значит, в Москву они уехали, а вы их проводили… и ничего друг другу так и не сказали.

— Нет, сказали. Дед твой попросил меня тебя утром разбудить.

— А больше ничего он тебя не попросил?

— Попросил!

— И чего же?

— Попросил предупредить тебя, чтобы ты ничему не удивлялся.

— Соломку стелешь?

— Какую соломку?

— Обыкновенную, чтобы мягче упасть!

— Хватит болтать! — Пашка понял, о какой соломке сказал Серёжка. — Побежали!

— Что ж, побежали, — неуверенно ответил Серёжка и удивлённо оглядел себя. Особенно удивили его носки. Он не помнил: ни как он их нашёл, ни как надел.

«Подсознание, — подумал он, — великая вещь! Но как же я мог всё проспать? А Пашка — гад — все знает — и молчит!» — и спросил почти равнодушно:

— И всё-таки, Паш, чему я не должен удивляться?

— Потерпи, — ответил снисходительно Пашка. — Сейчас сам всё увидишь!

Глава четвЁртая

Дядя Володя бег на месте прописал!

И он увидел на веранде, чему, вернее, кому он не должен был удивляться.

В плетёном кресле, в котором обычно сидела его бабушка, сидел мужик в камуфляже. Сидел по-хозяйски — в наглую, в полном, как подумал опешивший Колобок, «расслабоне». На коленях у него лежал «игрушечный» автомат.

— Вы куда, парни? — вытянул он перед собой ногу, преградив Серёжке и Пашке дорогу.

— В лес на пробежку, — ответил Пашка. Серёжка ещё не пришёл в себя.

— В лес нельзя.

— Но нам надо! — Колобок очухался и стал качать свои законные права на свободу передвижения по собственной даче.

— Что ж, — согласился мужик в камуфляже, — раз надо, то надо. Дело полезное, но не сегодня. Сегодня дядя Володя вам бег на месте прописал.

— Дядя Володя — вы, что ли? — Серёжка пошёл на него «буром».

— Нет, Высоцкий! А я дядя Гриша. Так что, пацаны, будем знакомы. И всё, ребята, — добавил серьёзно. — Не отвлекайте. Я на службе. — И так он это серьёзно и доходчиво сказал, что Серёжка сразу всё понял, но не до конца всё же — и дёрнул Пашку за майку:

— Пошли в дом. Разберёмся.

Глава пятая

Нож острый в сердце

— Так, — сказал Серёжка Пашке и сел на свою кровать, — выкладывай!

— Из чего выкладывать? — прикинулся сибирским валенком Пашка. — Карманов у меня нет. — Пашка был в спортивных трусах и майке.

— Не остри, лингвист, а то и впрямь чайником станешь. — Стать «чайником», считал Серёжка, обиднее и гораздо безнадёжнее, чем «валенком».

— Кому… что больше нравится! — резонно возразил Пашка. В «чайники» и в «валенки» рвались сегодня и покруче него кандидаты. — Лично я…

— Хватит! — оборвал его Серёжка. — Рассказывай.

— Так бы сразу и сказал, а то…

— Рассказывай, я тебя очень прошу, Паш, — взмолился Серёжка. — Мне некогда! Ты что… забыл, я с Иркой в двенадцать дня встречаюсь? А тут ты со своей лингвистикой… и этот со своим камуфляжем!

— Эти! — поправил его Пашка. — Их целую роту сюда нагнали!

— Роту? Да ты что?.. Не может быть!

— Роту не роту, а взвод точно. Они и у нас на даче. И мне кажется, что весь дачный посёлок оцепили!

— Врёшь!

— Не вру.

— Ладно, верю. Кто их нагнал? Дядя Антон?

— Да!

— Зачем?

— Понятное дело, охранять!

— Кого? Нас? От кого?

— Не знаю. Да и тебе, наверное, лучше знать, чем мне, от кого нас надо охранять!

Серёжка видел отлично, что Пашка что-то знает — и издевается над ним.

«Что ж, пришёл, Паша, твой звёздный час, — подумал Колобок. — Глумись! — обречённо так подумал. — Не пожалей только, когда меня в гробу… увидишь!» — и он ясно так представил Пашку над своим гробом — и сплюнул на пол:

— Театральщина!

— Ты что, Серый? — испугался Пашка. Такое вдруг стало у Серёжки серьёзное лицо. Как у того, в камуфляже.

— Ничего. Это я не о тебе, а о себе.

— Я правда, Серый, не знаю, из-за чего весь этот сыр-бор!

— Не мельтеши! — Серёжка уже принял решение. — Разобрались — и разбежались! — сказал он грубо, но Пашка «разбегаться» не собирался. — Ты что… тупой? Не понял? Я же ясно сказал! Разобрались — и разбежались. — И включил телевизор, сел в кресло — и пошёл «гулять» по каналам. Везде показывали отстойную дребедень.

— Серый, переключи назад! — вдруг крикнул ему из-за спины Пашка.

— А, ты всё ещё тут? — удивлённо посмотрел Серёжка на него.

— Да переключи же на первый канал, дурак! Там дядю Антона показывают!

— Что показывают? Дядю Антона? Надо же! — Серёжка явно не торопился переключить телевизор.

— Переключи! — Колобок услышал, как хрустнули Пашкины кулаки. — Пожалеешь.

— Ну тогда… конечно! — всё так же лениво сказал Серёжка и нажал на кнопку первого канала.

«И всё-таки, Антон Сергеевич, — голос у ведущего программы „Доброе утро“ был пасмурным, а лицо — печальным, — вы связываете эту зловещую цепь событий, произошедших за два последних дня, с тем, о чём мы только что с вами говорили?»

«Простите, — ответил дядя Антон, — пока без комментариев!» — и сразу же запустили рекламу, а Серёжка с пулемётной скоростью стал переключать каналы.

Наконец, он нашёл то, что искал.

Горело двухэтажное здание, и пожарные машины веером стояли вокруг него, а голос за кадром комментировал происходящее:

«Пожар возник утром и был потушен за пять часов, но здание выгорело полностью. К счастью, никто из сотрудников лаборатории не пострадал. Ведётся расследование. Эксперты не исключают поджог.

Американская пресса, как всегда, усматривает в этом деле след русской мафии. Лаборатория принадлежала известному русскому бизнесмену Антону Миронову.

«Русские разборки на американской земле. Доколе?» — под таким заголовком, по-русски, вышла одна из американских газет…»

И во весь экран показали газету с этим заголовком и фотографию под ним во весь газетный разворот.

Кладбище. Аккуратное американское кладбище.

И долго показывали, чтобы все успели заголовок прочитать, и фотографию разглядеть, и надпись под фотографией с английского на русский перевести:

БЕССМЕРТИЕ ПО-РУССКИ!

Кадры «бессмертия» сменились репортажной съёмкой с какой-то пресс-конференции.

«И только известный обозреватель Макс Кинг, — стали показывать этого обозревателя, — осторожно заметил: «Почему люди не летают, не задумывались? Как птицы! Бог и «Боинг» не велит. А почему болеют и умирают? Тоже Бог так устроил? А вот господин Миронов утверждает, что Господь наш здесь ни при чём. Не поэтому ли и сгорела его лаборатория?»

Известный обозреватель сидел развалясь в кресле, а за его спиной летели в бесконечность звёзды и выстраивались там, в чёрной бездне, в буквы, а буквы — в названия известных всему миру фармацевтических фирм — и гасли!

— Не понял! О чём он? — удивился Серёжка. — На что это Кинг намекает? А, Паш?

— На конкурентов дяди Антона. Им эти таблетки «бессмертия» — нож острый в сердце.

— Но тогда и Ленку они к этому делу подверстали! — закричал Серёжка.

— А я о чём тебе битый час толкую, олух? — сказал Пашка. Но торжества в его голосе не было. Над чем торжествовать? Над Серёжкой? Не тот повод.

И Серёжка ничего не ответил. А что ему было ответить? Дежурной Пашкиной фразой — «За олуха получишь»? Так ведь!.. отстой полный — его эта фраза. Да и привык он отвечать делом, а не словами. И дел таких у него… вагон и маленькая тележка!

Только одно его мучило! Почему же он так бездарно проспал этой ночью всё на свете? Вот за это Пашка и ответит! Хотя при чём здесь Пашка? А трепаться поменьше надо!

А Пашка смотрел на Серёжку, понимал, что его мучает, и решил его пожалеть.

— Я краем уха… и не всё… слышал, о чём они говорили с бабушкой, — заговорил он. — Они её о каком-то Шкуро… то ли о Кутепове спрашивали. Бабушка его лечила. У него было раздвоение. Сегодня он — Шкуро. Завтра — Кутепов. А то и оба вместе — под одной крышей!

— Под какой крышей?

— Под этой самой, — постучал себе по голове Пашка, — бестолочь!

— И как, вылечила? — снисходительно улыбнулся Серёжка. За «бестолочь» он решил отыграться на Пашкиной бабушке.

— Нет, не успела! — защитил внук свою бабушку. — В КГБ забрали.

— И когда ж это было?

— В пятьдесят восьмом году! Всё. Больше я ничего не слышал, — замолчал Пашка. Больше Серёжке он не хотел ничего рассказывать! Разозлился, в общем, на Колобка. Ему рассказываешь, а он выпендривается! Оскорбляет.

Да, скверный характер у Серёжки. Помолчал бы, как говорится, в тряпочку — узнал бы, что именно этот сумасшедший и искал Либерию. Нашёл — да и перепрятал!

Глава шестая

«Не чокаясь. За покойницу пьем!»

Удивительны всё-таки превратности судьбы! И неожиданны к тому же. Как в поговорке. Не было гроша, да вдруг алтын. Так что рот только не забывай закрывать. Богатым будешь!

А лучше — вообще держи всегда его закрытым, а то ведь как с Серёжкой получится.

Вот, например, Виктор Петрович Шкуро-Кутепов почти неукоснительно придерживался этого железного правила — и богат! И как богат! Вообразить невозможно.

А славная фамилия у Коллекционера, не правда ли? Или моё мнение не разделяете? Или того хуже, его фамилия вам ничего не говорит! Ну да Бог с ней, с фамилией. Он своей фамилией редко пользовался, а при советской власти он её, свою фамилию, за версту обходил. Фамилию жены взял. Она у неё простая была и неброская, и стал он ровно на семь месяцев Ивановым.

Вторую свою жену он выбрал исходя из того же принципа и прожил с Петровой ровно полгода.

Бог троицу любит. Он женился в третий раз на Сидоровой Анне Васильевне. Имена-отчества своих первых двух жён он просто не успел запомнить — так стремителен был его рейд по тылам противника.

Шкуро-Кутепов — одним словом, хотя и через дефис.

В законные владения своей двойной фамилии он вступил в девяносто втором году.

Восстановил историческую справедливость!

Но восстановил так, из куража, и куража пьяного. Фамилия ему была ни к чему. Кличками обходился. К тому времени он уже сколотил своё изрядное состояние.

Во сколько он оценивал его?

«На мой век хватит!» — говорил он особо любопытным.

Как он его сколотил?

Известно как!

Трудом неусыпным!.. под надзором, но не очень уж чтобы суровым, товарища прокурора!

А после девяносто первого…

Нет, дорогой мой читатель, ошибаетесь!

В новый исторический поворот он не вписался со своей двойной фамилией. Он даже своим раритетным состоянием стал приторговывать. Тут его линия судьбы невзначай и пересеклась с линией судьбы Мастера!

Что невзначай пересеклась, Коллекционер ошибался. Мастер сам пересёк! На то он и Мастером прозывался.

— Как, Виктор Петрович, вы к загадкам в истории нашего государства Российского относитесь? — спросил он его тогда вкрадчиво.

Разговор у них интеллигентный шёл, под коньячок французский, под перезвон мелодичный, правда с хрипотцой, из недр музыкальной машины девятнадцатого века.

И антураж вокруг соответствовал. Ресторанная зала в стиле а-ля рус. Фикусы в кадках, не официант, а половой. Малый в поклоне с полотенцем через руку: «Чего изволите-с?»

— Как я отношусь? — Коллекционер бесцеремонно стал разглядывать Мастера. — Никак! — ответил резко. Внешность у собеседника была какая-то сомнительная. Потомок, не иначе, основоположника марксизма. Что с того, что рыжий!

— Жаль! — «потомок» основоположника всех бед Российского государства нашего опрокинул хрустальную стопку с коньяком себе в рот, смахнул янтарную росинку со своей карломарксовской бороды. — Очень жаль. Человек! — щёлкнул пальцами.

Официант мгновенно склонился над его головой.

— Будет сделано! — официант так же исчез, как и появился.

Музыкальный хрип вдруг оборвался — и грянул цыганский хор:

К нам приехал, к нам приехал…

Иван Карлыч

до-ро-гой!..

— Так на чём, Виктор Петрович, мы остановились? — Мастер насмешливо посмотрел на Коллекционера. — Напомните! Я что-то запамятовал.

— Так, Иван Карлович, о загадках государства нашего мы начали беседовать, но что вас конкретно интересует?.. Вы так и не сказали. — Коллекционер смущённо посмотрел на Мастера.

— Меня интересует следующее! — достал он из нагрудного кармана пиджака ученический листок, сложенный вчетверо, развернул его и протянул Виктору Петровичу. — Вот списочек. Что вы о нём как специалист скажете?

— А, Дебелов список! — сказал равнодушно Коллекционер, но… Серьёзный и страшный человек (он теперь понял это наконец-то!) сидел перед ним. С таким иметь общее дело — себе дороже!

— Туфта, что ли? — Мастер ковырнул вилкой серебрённый селёдочный ломтик. Закусывать коньяк лимоном в детстве его не научили. Да и не было у него ни детства, ни папы с мамой. Сирота круглый.

— Не совсем, — осторожно возразил Коллекционер, но губы свои чуть-чуть всё же скривил. «Моветон» Мастера его слегка коробил.

— А что? — хищно посмотрел на него «сирота круглый».

— Гиблое дело! — махнул рукой Коллекционер. — Давайте лучше коньячку выпьем! За приятное знакомство. И… — он недвусмысленно посмотрел на часы.