Бесплатный фрагмент - Мастер из Сан-Франциско

Каждое блюдо можно повторить заново

Вильям Похлебкин

1

Эффект Евангелия

И поразительный эффект, только что отрытый в Ветхом Завете, который смог измениться — не меняясь по буквальному тексту:

— Исав, которого все списали на мыло, — как человека, не любимого не только богами, но и:

— Самим богом, — так бывает?

Оказался царем.

Как ему и следовало быть по первой любви бога, — как первенца.

Как распелся артист Высоцкий:

— Да, мало ли, что ты хгениальный — мы не глупее его!

Иаков, к которому должна перейти власть царя после смерти отца Исаака, обыграл своего брата Исава — наследного принца — именно игрой на своей голове шкуры барана, ибо отец Исаак знал эти волосы и любил их, как завет бога:

— Отдавать первенство всегда старшему сыну, — что значит:

— Поставил пьесу, но только на театре своей головы.

И значит брат его, Иакова, наследный принц этих барон-офф, Исав — этеньшен:

— Вместо благословения отца — который ошибся, так сказать, по ошибке, — получил, как первенец другое царство, царство вечности, царство, — а именно первое письмо:

— Нового Завета, — право поставить в фундамент пирамиды истины Форму.

Что значит — на выбор — КНИГУ — или:

— Сцену.

И, следовательно, право:

— Сделать то же самое, что сделал его брат Иаков, но пошутить уже не просто шуткой со Содержанию с головой барана, — а по Форме, ничего не меняющей в содержании текста брата Иакова, но только уже имеющей возможность:

— Прибыть на бал к королю Дании Гамлету, — в виде:

— Театра.

И таким образом, мы видим в Ветхом Завете не одну истину, как содержание, не один спектакль, как Иаков обманул своего отца Исаака, предложив ему вместо волос брата Исава волосы барана, и таким образом получил царство, — но:

— Явно не по-честному, — так как отец, Исаак, выбрал всё-таки Исава, так как выбрал волосы, а не голую башку Иакова.

Но — как говорится в Ветхом Завете — сделанного уже не вернуть.

В Новом не только можно, но Он именно для этого, для этого возврата в прошлое и придуман богом, чтобы:

— Прошлое именно — Изменить! — Вплоть до спасения Адама.

И, как оказалось, для этого Ему и делать ничего не надо, как только дать Человеку возможность увидеть, что перед ним:

— КНИГА.

Сама Скрижаль Завета!

И, следовательно, слова и действия Иакова, что это:

— Я — еврей! — не есть надпись прямо на Небе, — а только запись в этой Книге Жизни, — Жизни, однако, возникающей только в контакте со Второй Скрижалью Завета:

— Человеком, — читателем.

И таким образом, мир из Театра превратился в:

— Весь Мир — Театр, — что значит, включая и вторую Скрижаль Завета — Человека!

И тогда слова текста Иакова, что он теперь царь, ибо Исаак сказал! — автоматически — по новому, но очевидному уже:

— Устройству Мира, — оказываются не истиной в последней инстанции, — а сказанными только в одной части этого мира — на:

— Сцене, — написаны в книге.

И Сцену эту — можно сказать — построил его брат Исав, в ответ на финт ушами вместе с головой Иакова.

Но, конечно, эта Сцена в Театре построена богом, как новый подарок человеку разумному, Новый Завет, состоящий из ДВУХ скрижалей:

— Сцены и Зрительного Зала.

Таким образом Обман Иакова, как Текст — потерял силу абсолютной истины, а, наоборот, сам стал только игрой:

— Воображения артистов.

И получается, да:

— Написанного пером не вырубить топором — но и не надо! — как и сказано Михаилом Булгаковым:

— Сами придут и сами всё дадут.

Как и дали Исаву. Относительность приоритета Исава, как первородного была переиграла его братом Иаковом, но и его победа, благодаря существованию:

— Человека, — как второй Скрижали Завета, — что не только Сцена — это Театр, но и Зрительный Зал — тоже — это:

— Театр, — где, собственно говоря, и обнаружила Иисуса Христа Мария Магдалина после Воскресения, — только:

— Обернувшись.

Поэтому и написано:

— Прежде чем обмануть брата своего — обернись вокруг себя — не обманул ли кто уже и тебя.

Но есть и противостояние, — ибо, да:

— Человек с помощью Нового Завета смог видеть, — но!

Никто, к счастию, не сказал, что мы можем запретить ему — этому Хомику — однако:

— Иметь на сие возражение Право.

Исав — как минимум — тоже царь, — но стоит заключить в рабство Хомика, и тю-тю — царем так и будет Иаков.

Ибо, ну не смешно ли, Зритель, припершийся в театр, да еще забесплатно, скорее всего, только по контрамарке, данной ему по доброте душевной каким-нибудь Высоцким:

— И то по пьянке, — и что:

— Нам его считать за Истину?

Он с похмелья называет Будапешт Бангладештом, — это, что, тоже правильно? — правильно я говорю.

У нас где живут поляки? — не в Сибири еще, надеюсь. А некоторые вот их туда уже и поселяют:

— На нейтральную полосу с Турцией, да и то:

— Может с Пакистаном, — ась?

И вот она, пошла морока:

— Человек ли здесь на самом деле главный, — или только так:

— Каэцца?

Но это сомнение искусственное, только для смеха в первых рядах перед президиумом, — если остальных так и не успели предупредить:

— Смеяться каждый раз. — Но некоторые могли не понять, с чего начинать считать:

— С первой раздачи бутербродов с колбасой твердого копчения и сыром, хорошим Голландским, — или и пиво тоже понимать, как:

— Смеяться подано!

Так что, да, врать можно — но исказить правду уже не удастся.

И вот это коронный, так как пока еще и единственный пример для меня из Ветхого Завета, что Новый Завет изменил и его. Пример — повторю — фантастический, когда прямо на глазах — ничего не меняя — происходит:

— Всё наоборот.

Достаточно только дать Человеку это право:

— Участвовать в соревнованиях жизни.

Неужели можно не дать?

Человек может жить вечно, но нельзя, или наоборот:

— Можно жить вечно, но именно потому, что запрещают жить вечно на Земле?

Хотя — возможно, вопрос задан и неправильно, как здесь говорят некоторые:

— Некорректно.

Удивительно, что такой простой вопрос, почему Иаков обыграл Исава, — а:

— Был глух, как нем!

И всё только потому, что продолжает в той или иной степени действовать установка Якова Кротова, — или его гостя — гостьи, — как сакральный гром и молния:

— Тогда не было гречки!

Тогда как это — Тогда-Могда — уже потеряло силу и именно из-за того, что Новый Завет повернул время в обратном направлении. И до такой степени потеряло, что и:

— Не было никогда наоборот.

Да-а.

Великолепно, конечно.

Как легко можно изменить смысл на противоположный стоит только выдать человеку вместо одной Скрижали Завета — Две.

Но многие приспособились: две — это только потому, что на одной — так сказать:

— Всё и на те: не уместилось!

Как и я спросил в церкви у раздатчицы свечей почти забесплатно:

— Почему рана в боку у Иисуса Христа изображается то справа, а у других почему-то, наоборот — слева?

Простой, даже очень простейший ответ:

— Вам это знать не надо, — ибо, где есть — там и нарисовано.

Вообще-то, я до сих пор не понимаю, почему так. Но чувствую, что смысл есть. Пора разобраться. Точно также, как Рождество празднуется в разных конфессиях в три разных дня — может и больше. Суть одна и та же:

— Мы видим мир, который подлинником не является.

Но, с другой стороны, можно это понимать и так, как только что было с Царством Исаака:

— Кому, — если сыновья оба?

Сам-то Исаак выполняет завет бога: первому, — но именно не встречному же, как приспешил Иаков со шкурой барана, — следовательно, и вопрос:

— Кто первый, кто второй? — кто родился, или кто угодил-ся.

Говорится, что бог и не очень-то любил Исава — первенца, но!

— Кто его сделал первым, если не бог, — без знака вопроса.

На словах не любил, а на деле сделал первым.

Вполне возможно противоречие между местом раны Иисуса Христа на картинах разных художников — в правом или в левом боку — связано с тем же противоречием:

— Кто первый Исав или Иаков — сыновья Исаака.

Также и в Повести Белкина Станционный Смотритель:

— Кто прав, кому должна принадлежать Персефона — Дуня — дочь Станционного Смотрителя Самсона Вырина — ему, — или:

— Пролетавшему тут Минскому — Белорусскому — богу Бэлу, — а сам Самсон Вырин — это:

— Зевс, — но, однако, на пенсии.

Это не одно и тоже, только количественно разное, но именно, отличаются, как Форма и Содержание.

Интересно, если удастся разобраться. Так-то, без вариантов:

— Обязательно и отличаются, как форма и содержание, но особенно великолепно это будет про раны Иисуса Христа, — ибо на вид:

— Какая разница?!

Да и Минский с СС — отличаются, да, но оба они:

— Боги.

p.s. — Более подробно в эссе Чужой Завет, которое еще не опубликовано.

2

Чему они радуются, или

Кончилось ли уже кино

Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад — Иван Толстой

Борис Парамонов говорит:

— Они страдают ради красоты! — имеется в виду, в Вишневом Саду Чехова, что его надо оставить, а деньги, которые очен-но нужны — пусть летят по ветру. То же самое, и про Чеховского портного, что он готов трудиться над мундиром капитана, можно сказать:

— Лишь бы били.

Это как раз та передача Б. П., где он выдумывает про русского умеющего не только паркет укладывать, но и часто пить, и более того:

— Даже на работе.

Все выводы Б. Парамонова притянуты за уши. Ибо не являются качественным переходом от:

— Мундира к избитию Подлинника, который его делает. — Один бьет кием его в бильярдной, другой радуется, что шить всё равно придется. — Вопрос:

— Что на Третие?! — Нишего. — А должен быть качественный переход.

Так же, как и Вишневый Сад, и так-то надоел хуже горькой редьки, а тут еще Б. П. заставляет героев прикидываться, что им Иво:

— Жалко-о. — Жалко, может быть, и будет, но не сейчас, когда будоражит, как Татьяну только одна мысль:

— В Москау, в Москау, — хоть к черту на куличики, ибо здесь-то делать:

— Абсолютно нечего хоть с садом, хоть с его огородами.

Как и:

— Борису Парамонову с его новым домом, который лучше всего не красить, а:

— Продать, как Вишневый Сад, — о чем ему Своим Не-приходом и поведал ласково русский Талант в виде его паркета.

Также, возможно, подумал и портной Чехова:

— Буду шить долго, ибо это не только прекрасно, как всегда имеющаяся настоящая работа, — но и вообще, пока этот чертов капитанишка не:

— Сдохнет-т. — А я его, как всегда, как Вишневый Сад, как наконец-то свой дом Б. П.:

— Продам с глаз долой.

Ибо, да, конечно жалко, что Такой-й костюм достанется совсем не тому Парадоксу.

По этой же причине некоторые думают, что Иисус Христос зря разнообразил Свои Чудеса, а повторял бы один и тот же фокус, что сделал первый раз:

— Превратил воду в вино, — и деньги были бы, и слава, — можно сказать, сам бы додумался до того, чтобы не приглашать никаких Лопахиных, а разбить имеющийся талант на части — на участки — как Гудини, и жить припеваючи, пока не дадут в под-дых во время перерыва на обед. — Но!

Но в том-то и дело, что все эти ребята поступали с обратным интересом:

— Не воду в вино превращали, а воду люди пили, как дорогое вино, — так сказать, усовершенствовали не одёжу военкоматовского капитана, а его:

— Башку, набитую бильярдными опилками, — точнее, шарами и киями.

И продажа Вишневого Сада нужна не только того, чтобы было лучше:

— И деньги есть, и дачи существуют, — как дом Бориса Парамонова, с которым одни проблемы, — а:

— Чтобы Помнили, — как сказал А. С. Пушкин:

— Что пройдет — то уж не сплыло.

А всегда будет мило, как:

— Вишневый Сад, Капитанский Военкомат, Старый Дом Бориса Парамонова — уже, как будто всегда отремонтированный, а точнее:

— Таким великолепным и купленный, — а также и:

— Первый поворот шариков — уже имевшихся в голове Сапиенса в такую красивую — как Вишневый Сад — комбинацию, что:

— Как будто так всегда и було, — чтобы мы были:

— Христиане, — как вспомнили с приходом Иисуса Христа на свадьбу.

На свадьбу, однако с:

— Богом.

p.s. — Зря Борис Парамонов посоветовал Сергею Гандлевскому не заниматься никогда поэзий, ибо кто-то должен прошибать лбом её стену, разводить и разводить этот Вишневый Сад, даже если сады здесь запрещены постановлением 1946 года, чиботы уже больше:

— Ни Чеховых, ни их Прохиндиад, стремящихся к тому же самому:

— На свадьбу никогда не приглашать.

p.s. — 2

Хотел написать:

— Три, нет, четыре ошибки, а приходится, дослушав до конца:

— Серия ошибок Бориса Парамонова.

Первая:

— Поэт не должен быть демократическим диссидентом. — А:

— Как же Мандельштам и Бродский? — А как же:

— Цветаева, которая повесилась почти что под посудомойкой в писательской столовой? Или Варлам Шаламов в доме престарелых, потеряв разум?

Или Михаил Булгаков, не успев долететь до Ялты, как Чехов.

Вторая ошибка:

— Хомо — поэтикус может существовать только в Иё, России, ежовых рукавицах. По приведенным словам, Александра Гольштейна:

— Ему благости не надо! — Ну, примерно, как вышеприведенные Варлам Шаламов, Михаил Булгаков, Марина Цветаева. Которые этих условий настолько не вынесли, что даже почти забыли, о чем писали.

Бродский стал поэтом именно потому, что — по подсказке с неба — знал:

— Будет преподавать в Америке поэзию-то, и продавать её в её универсамах. — А:

— А Евтушенко — несмотря на то, что почти что жил Зарубежом, ибо имел более ста поездок туда — нет.

Вот эта Разлюли-Малина, приведенная еврейским исследователем школьно-письменных принадлежностей Гольштейном, что:

— Тижало делать открытия в хороших местах, — как-то и в частности:

— В Силиконовой Долине, где для энтого созданы все условия — имеется в виду не только для машин и механизмов, но главное:

— Для людей, — поставлена в противовес мэсным шарашкам, как:

— Дело намного худшее.

Б. П. выдают — уже который раз — мнение о поэте, над которым смеялся — за живот держался — иронизировал А. С. Пушкин:

— Поэт — это дервиш, воющий при дороге, — и только тогда он поэт, — по мнению Бориса Парамонова.

Фундаментальная ошибка здесь в том, что для развития своих мыслей используется Представление о:

— Своих же мыслях. — Не принимается во внимание, что и Свои Мысли делятся на две части:

— До и, так сказать:

— После того, — что тоже самое отрицаемое прямым текстом Анатолием Стреляным существование Мыслей на Лестнице.

Тут получается хоть кол на голове теши, так сказать, всему советскому народу, — но:

— Пушкин не имел гениальных планов своих произведений, а просто так лепил горбатого, про Данте и его:

— Гениальный План Ада.

Третья ошибка:

— Гений — это злодей. — Это кто так решил, Моцарт или Сальери?

Или Сальери потому был умнее Моцарта, что хуже его сочинял музыку, менее был поэтом?

Пушкин продолжал ехать на дуэль, несмотря на то, что пули падали с его воза, как капли его же крови, — был злодеем, что вынужден был стреляться? Нет, он именно Моцарт, а не злодей, потому что, как Иисус Христос:

— Умереть — вынужден.

Четвертая ошибка:

Поэт — это Медиум, что значит, пьяница, по мнению Бориса Парамонова, всё тот же, приводимый в пример, как заблуждение записных литераторов:

— Дервиш, орущий при дороге. — И если этот дервиш и поэт, то Пушкин не забывает добавить:

— Дубина — это моё оружие против любого Сальери, — несмотря на то, что он:

— Человек хороший, так как очень любит конфеты, — по словам Марио Корти.

Собственно, зачем дервишу-поэту дубина? Только за тем, зачем и Бродскому, чтобы:

— Доказать Евгению Евтушенко прямо и однозначно, кто здесь поэт, несмотря, что пришлось уехать для своей реализации за пределы царства мертвых, где по мнению Гольштейна и Бориса Парамонова:

— Только и живет поэзия. — Несмотря на то, что Ахиллес печальный в аду ответил еще живым:

— Лучше быть средним поэтом в Америке, как Бродский — он средним не был, но не более того воспринимался, пока не получил Нобелевскую Премию, чем великим в России, как Солженицын, не справляющийся — хотя и математик — с элементарными правилами логики, логики, так сказать:

— Всего лишь капитана своей промышленности.

Бродский — это, да, именно Медиум. Точнее, человек, имеющий связь с Медиумом, с:

— Облаками, — значит, а для этого пьяным быть нельзя, ибо Медиум — это:

— Логичное Подсознание. — В том смысле, что Связь между Сознанием и Подсознанием осознается, как обычная работа по созданию Художественного Произведения.

Ошибка в том, что Медиум является пьяным, в том, что думают:

— Медиум — это Вторая Скрижаль Завета, — куда в окумаренном состоянии можно попасть, минуя Вавилонскую Башню, — но!

В том-то и дело, что Медиум — это не 2-я скрижаль, а:

— Переход между 1-й и 2-й скрижалями, — то, что и называется доказательством Великой теоремы Ферма, то, чем — или кем — назвал себя поэт под именем:

— Шекспир — в трубу свивающийся лист. — А не потрясающий копьем, как определил кто-то без медиума.

Шекспир, таким образом, это Переход — Тоннель, что и значит, именно:

— Медиум, — к которому по пьянке вообще лучше не подходи.

Также, как и Перевод — это не то, что думают, а именно:

— Наоборот, — не первоисточник является Подлинном, а сам Перевод нужен именно для того, чтобы:

— Создать Подлинник. — Ибо, как и было, как и было сказано:

— Что язык сначала был один, — именно подлинник, а, следовательно, никому не нужны в переводе американизмы, или евреизмы, а наоборот, можно фигурально сказать:

— Все — Русские!

Как и сказал А. С. Пушкин даже по Лебедь:

— И потом:

— Молвит русским языком! — Как это делали незабвенные переводчики эпохи VHS. — Не будь этого примера, трудно бы было даже объяснить, что значит:

— Не притесь на вавилонскую башню, а общайтесь между собой через:

— Бога.

Перевод делается через Бога — в этом вся суть.

Еще раз включил конец и Борис Парамонов как раз говорит:

— Сергей Гандлевский выступил в неприличной для поэта форме:

— Умного человека, — что можно понимать только, как насмешку над А. С. Пушкиным, который тозе:

— Так про себя думал. — И не только, а более того, именно, именно, и даже еще раз именно:

— Так и писал, — ибо ум ему — поэту нужен для создания Связи с Магическим Кристаллом:

— Вифлеемской Звездой. — Как Данте с:

— Адом, — в этом именно гениальность Плана Ада, про которую говорил Пушкин:

— Связь Ада и его поверхности, Земли, — почему имена Данте и применял в художественном произведении настоящие имена, что Там-ТамТамТам находится не Образ, а именно этот хомо сапиенс, который его создал, как идею:

— От противного богу.

Поэзия и революция были в России одним и тем же, — говорит Б. П. — Но!

Сам тут же опроверг это утверждение, не заметив этого, однако, — а именно сказал:

— Поэзия — это выход за пределы, бунт и скандал.

Почему же тогда у Пушкина никто не видит бунта и скандала? Всё списывается либо на недоработки самой поэзии, либо просто не понимается, как, например, Марио Корти изобразил не только словами когда-то, но чуть не возмущенным, недоуменным тоном:

— А при чем тут бутылка шампанского? — имеется в виду, в Моцарте и Сальери:

— Иль перечти женитьбу Фигаро.

И в этом есть, разумеется скандал, но скандал для Марио Корти, совершенного непонимающего, о чем он говорит, или, точнее, не понимает, что тут — у Пушкина — написано, — ибо:

— Откупори шампанского бутылку

Иль перечти Женитьбу Фигаро, — это значит:

— Мистификации в Женитьбе Фигаро, когда один человек предстает Другим, переодевшись, означают тоже самое, что делала и Великая Исида, наполняющая водой Нил, когда гремела и звенела в свой Погремок, напоминающий по форме бутылку, а струны этого Погремка — шипенье вырывавшейся из этой бутылки струи шипящего вина. — Ибо Переодеванье — это значит не просто превращение одного человека в другого Сильвио в Графа, или Фигаро в Графа, — а, что сам:

— Человек ДВОЙНОЙ. — А это значит, оба они, и Пушкин, и Исида решили и решали одну и ту же задачу:

— Задачу о решении древних противоречий, О Черепахе и Ахиллесе, почему он ее никогда не догонит, о Парикмахере, почему он не может сам себя побрить, о Лжеце, воскликнувшем:

— Я Лжец! — как это может быть, что Лжец, а сказал правду. — И Исида, и Пушкин рассказали нам эту правду, как Бомарше.

Эта возможность, возможность решения этих апорий, появляется только тогда, когда человек поймет, что Мир Двойной, что значит:

— Человек всегда в чьей-то Роли. — Что и открыл Шекспир:

— У Роли всегда есть Актер, — и с тех пор актеров считают тоже за людей.

Как и Пушкин в Воображаемом Разговоре с Александром 1, у Бомарше:

— Граф в роли Фигаро, и Фигаро в роли Графа, — у Пушкина:

— Пушкин в роли Царя, и Царь в роли Пушкина, — и здесь важна связь между ними через Черного Человека, черного — значит не всегда видимого, как не всегда был виден Иисус Христос Двоим на Пути в Эммаус.

Эта связь обозначена у Пушкина, как:

— Заветный вензель О да Е, — Е вписанное в О — это и есть вид Погремушки Исиды, наполняющей водой Нил, и тоже самое Плат Иисуса Христа в могиле, окруженный Пеленами, которые увидел Петр и уверовал, что здесь не смерть, а именно:

— Мир наполняется Жизнью. — Вот что значит Пелены, лежащие отдельно от Плата:

— Откупори шампанского бутылку

Иль перечти Женитьбу Фигаро. — Наступает Эпоха Возрождения Жизни.

Поэтому:

— Это скандал, но только потому, что кто-то думает, что это:

— Революция, — которая делалась — 17-го года — буквально в обратном направлении и потому, в частности, что была видна, а Воскресение многие:

— Еще только надеются увидеть, — но исследователи — историк религии Бредфорд сказал:

— Согласился бы, что это тоже хороший скандал, если бы мне показали фотографию Воскресения. — Но это бесполезно, ибо Пушкин, Исида и Бомарше показали, а Марио Корти даже не посмеялся, а очень обиделся, возмутился, можно сказать, что Этим:

— Пушкин только неправедно обидел итальянца — как и сам Корти — Сальери:

— Только большого любителя конфет.

Следовательно, не Марио Корти так плох, а Революция, да, видна, а вот, Правда, увы:

— Очень мало. — А что такое правда?

Это и есть Поэзия.

Следовательно, Борис Парамонов неправ, что это:

— Одно и то же. — И схожи они с разных сторон:

— Революцию — как мы до сих пор видим — многие очен-но даже поняли, а в поэзии почти все так и остались:

— Ни бум-бум.

Б. П. говорит сейчас:

— Гений — это злодей.

Да, но только по отношению к Неправде и тем людям, которые являются ее носителями.

Б. П.:

— Художник скорее станет коммунистом, чем либералом. — Утверждение это чисто умозрительное, взятое не из жизненного опыта даже, а из сиюминутных Представлений, — забыв начисто о существовании:

— Мыслей на Лестнице. — Ибо дело обстоит:

— Даже больше, чем наоборот наоборот:

— Художник всегда либерал, но вынужден скрывать это, как Сэлинджер, чтобы не навязывались в любовники, из-за того, что полюбили его героя.

Вот и Борис Парамонов, наверное, боится, что его запишут в любовники Хемингуэя, как Графиню, и из-за этого сиськи-миськи ругает его героев за то, что они до сих пор живы, как-то:

— Роберт Джордан, что так до сих пор и трахается, ест и пьет вино, — а — как было сказано в одном кино:

— Война-то уже кончилась-ь.

Или наоборот, Б. П. разочарован, что Кино на Войне:

— Так и не кончается.

Сергей Гандлевский уже потому поэт, что всю жизнь занимался только тем, чего очень хотел. Это не хуже, чем умереть раньше времени от пьянки, как Николай Рубцов.

— — — — — — — — — — —

3

Тьма, как Клондайк Леонида Андреева

ТЬМА

I

Сразу пошло:

— Бы, бы, бы, — уже, следовательно, только Лапша на уши, а не художественная литература.

Не учитывается, главное, решающее обстоятельство:

— Слова не записывают при своем появлении на пороге, а это их появление — и есть сама:

— Запись.

Слово:

— Честь, — с какого-то хрена стоит в кавычках, — хотя не исключено, что эту утонченную работу, изготовления фаски на скалке, проремонтировали местные ученыи.

Сейчас, параллельно с чтением этой статьи смотрю фильм с днем рождения Сигурни Уивер — 70 лет:

— Чужой — 3, — и он не пропускает такие херимы на Землю, — ибо это и есть они:

— Чужие. — Кавычки, Бы-Бы-Бы, — видимые всем, живут здесь и питаются кусочками человеческой души — убывающей из-за Этого.

То, что начинается с того:

— Человек занимается тем, что убивает других людей, а сам еще никогда не только не сделал взамен ничего, но и вообще еще:

— Ни разу не трахался. — Тоже неправильно, ибо если убивать — терроризировать — сначала, а рождать — кого-нить трахнув — потом:

— Медленно, но все равно скоро больше никого не останется, кроме самих террористов.

Но вполне возможно они к этому и стремятся — даже — искренне. Но не думаю, по какой-то причине мечтают — даже, может быть, знают, что:

— Останутся.

Откуда у Леонида Андреева уверенность в невозможное:

— Герой поборол желание секса?

Если даже некоторые святые в анналах истории — не смогли:

— Вплоть до полного отрезания члена, — и умирания по этому поводу, ибо бог даже предупреждал этого святого и просто очень увлеченного верой в бога:

— Химика-Мимика, — не надо, а то умрешь.

Из чего следует, что не только член, но само желание трахтенберга внедрено в человека не только не случайно, но даже и не:

— Злонамеренно.

II

Интересно написано:

— Пойдем к тебе? а? — редкий случай, что так делается.

И даже деление предложения, — вот так, как я сделал сейчас:

— Вполне возможно — было до почти полного советского редактирования.

Зеркало вычерчивает черную застывшую пару, — однако.

Всё-таки литераторы до революции что-то делали.

Рассказ похож на ужасы Сигурни Ввиер в этом третьем ее Чужом. Этот террорист тоже, скорее всего, был Чужим даже еще:

— Самому себе.

Тьма — Чужой — похожие названия. Скорее всего, на Землю прорвались именно:

— Чужие.

В кино вопрос:

— А что, если они не захотят его убивать? Чужого, имеется в виду.

И Тьма — потому и тьма, что:

— Согласились.

Да, применяется такое правописание предложения, как у меня, хотя и не совсем, — например, без тире в начале предложения:

— Вынул браунинг, три запасные обоймы с патронами и со злостью подул в ствол, как в ключ, — все было в порядке и нестерпимо хотелось спать.

Идет явная ошибка:

— Ставить точки — … — которые не имеют смысла, как только при условии:

— А этих чумовых дураков — людей, здесь уж не осталось.

Немного есть, — как же.

Фильм ужасов, который идет справа по смартфоне, очень похож на рассказ, сияющий слева на планшете. Ноутбук — как контора:

— Пишет, — по середине.

Идет предложение:

— Пожалуйста. Ведь вы… — Но не договорила — что.

Вопрос:

— Кто поставил эти три точки? — редакторы, или сам зачем-то надоумил-ся:

— Читатель — это и есть искомый Чужой на этой планете Земля — сам:

— Следовательно, — ни х… не поймет ничего.

Ему надо всё диктовать, как роботу, своего ума — априори — не имеющему, т.к. всех имеющих его уже:

— Сожрали Чу-Жи-Ее.

Что они едят? Мясо людей или их Эму — Эманацию, — как именно не:

— Только ее, — но и всё остальное, которое она за собой тащит.

И восхищенный сон, широко улыбнувшись, приложился шерстистой щекой своею к его щеке — одной, другою — обнял мягко, пощекотал колени и блаженно затих, положив мягкую, пушистую голову на его грудь. Он засмеялся.

Вряд ли этот-а Образ-Ность даст автору возможность победить террориста в этом рассказе. Заражение уже произошло, и можно только и сделать, что:

— Заснуть.

Опять пишет и пишутся сами эти самые ошибочные три точки — без тире.

Читатель разве не может сам сделать эту паузу? Можно даже подумать, что террор произошел от этих самых трех точек без тире, — в людях уже не осталось сил для сопротивления злу.

10.10.19

Написано про:

— Восхищенный сон, широко улыбнувшись, — а потом:

— Чего вы смеетесь? — неохотно улыбнулась девушка.

И он тоже лепит горбатого:

— Так. Хорошо очень.

Имеется в виду, что разговор идет уже во сне?! — Это хорошо, но не через чур ли для:

— Обычного писателя? — объявлять невидимую невооруженным глазом паузу, какой для человека и является, собственно, жизнь.

Теперь — значит — можно и не объявлять:

— Сон кончился, пора на работку, лудэй глушить. Произойдет — следовательно — как во сне.

Нет, про засыпание написано:

— Но он уже не слышал ее, он засыпал. — Хотя не исключено, что эта фраза просто перенесена сюда.

Так более-менее пишут все, кто пишет, как Робинзон Крузо — автоматом, считая себя далеко не всегда Даниэлем Дефо.

III

Он понял еще не проснувшись. — И только потом:

— Как следует.

Явно делается это нарочно. Ибо:

— Люди тогда-могда еще любили искусство.

Подумал: выдала! — потом:

— Нет, — но выдаст.

Идет:

— Это еще что? — сдержанно крикнул он и стиснул руку твердым, крепким, круглым, как железное кольцо, пожатием, и тонкая руку бессильно распростерла пальцы.

Только через приличное количество слов дается разъяснение, да и то не стопроцентное, что стиснута была:

— Ее рука, — а не его.

Слово:

— ты революционер, — ты написано с маленькой буквы, или это описка?

— А за что. Люба? — Ошибка, что стоит точка вместо запятой7

IV

V

Почти, как у Владимира Войновича:

— Хочу быть честным, — здесь:

— Как хочется быть плохим, — но:

— Чтобы быть хорошим, например, капиталистом, а не наоборот, обязанным их убивать.

Неважно, чем кончится, убьют этого террориста или нет, но все равно мысль, что эта подруга:

— Проститутка была нанята кем-то, охранкой, или наоборот, противоположной группировкой — так как неясно до сих пор, была ли охранка за или, наоборот, против, например, убийства Николая Второго — неясно, — чтобы сообщить о нем, если зайдет.

И также останется мысль, что:

— Что такое хорошо, а что такое плохо — перевернется к другим полюсам.

Ибо быть не только плохим, но и очень. Очень плохим — это и значит:

— Быть террористом.

Идет:

— Точно обезумев, — вот из ит, и даже более того:

— На х… сие понадобилось?!

И также:

— Было, — мало? — вот вам:

— БЫ.

Не учитывается то, что нашел Ван Гог в искусстве:

— ФОРМА, — очевидная, потому невидимая — это сами краски на холсте играют:

— РОЛЬ, — чтобы только и обязательно было, — без:

— Бы.

Ибо, когда еще ЕСТЬ, если все только и делают, что ждут, как Джульетта Нового Завета, — здесь, как:

— Ми нэ зналы, чито оне быват.

Вот все же нормально говорится:

— Женщины! Что ты говоришь, миленький! — а:

— Он еще ничего про это не говорил, — Автор, да предупредил:

— И есть среди них женщины. — Следовательно Читателю доступно то, что доступно Королю Лиру:

— Связь Героя с Автором, — через Читателя.

Люба всхлипнула и прижалась к его плечу.

Здесь можно подумать, что она работает, разговаривает с ним по заданию террористов, чтобы грохнуть его.

— Чего же ты хочешь? — ошибочное предложение, ибо опять идет Представление вместо Двух Скрижалей Завета, так как в комнате не двое, а именно:

— Трое! — они двое и Читатель.

Говорит, что тоже хочешь стать террористкой.

VI

Финал:

— Ее убили — он ушел — не подходит.

Его убили — она пошла в террористки — лучше, но тоже не подходит.

Убили их обе-оих — лучше, но тоже не то.

По мне — лучше они оба уходят, но:

— Куда — непонятно, ибо террористы, о которых идет речь — это не советская интерпретация, которая является откровенной дэзой — таким же по, по сути, терроризмом, как откровенное вранье, — а именно:

— И есть эта откровенная дэза, что значит: неприкрытое зло.

Здесь люди — по ходу рассказа, о чем-то думают, несмотря на проституцию — значит:

— В террористы не пойду — лучше пусть и не учат.

Не видно логичного конца. Хотя, так-то, более-менее логично:

— Проституция, перерождающаяся в терроризм.

Так как, да, врать можно, но не до бесконечности же ж. И, если к лучшему пути нет — значит, нам туды-твою:

— Бомбить фраеров, начиная с Николая Второго и его приспешника веры в жизнь хорошую, лучшую Столыпина.

Что, собственно, значит ТЬМА — всё так плохо, что уже не видно вообще никакого выхода:

— Террористы не доживут до 17-го года, а те, кто доживет возомнят о себе слишком много, — и:

— Тоже будут убиты, уже новыми.

12.10.19

Читаю сначала с главы VI.

Идет:

— Вешаешь, — и ему приятно и тебе приятно.

Вешаешь и вот это ТЕБЕ — означают, что это далеко не импрессионизм, и даже не литература — тем не менее. Но всё же что-то есть, кажется.

Идет:

— Как если бы улыбнулся, — однако, можно, сказать, автор совершенно не стесняется:

— Кука-Рекать, — что значит, не быть писателем, а быть на завалинке в своей деревне и говорить с бабами, лесниками участковыми, как им положено по штату:

— Чисто по-деревенски. — А то, что:

— Это не деревня своя, а ПЕРЕСКАЗ — никогда не знали!

Есть слова, из-за чего существовал террорист:

— Новой, неведомой миру и страшной правды.

Идет бы, бы, — что означает:

— Автор смотрит мимо Художественности, не знает, что она и есть правда.

Конец неожиданный — по-советски:

— Его нет. — Ибо:

— Мы уже победили, отрубив все концы жизни бывшей:

— Только-только прошлой.

Это ошибка, — ибо:

— Прошлое не только возвращается, но оно и всегда:

— Ту-та.

Чисто советский конец — Без Конца.

Теперь, что там умничал Борис Парамонов, ибо не понравилось, не зная рассказа, так как подгонялось под совсем обычное погоняло:

— Художественной литературы не только здесь не бывает — более того:

В Америке не нашедши.

Щас взглянем.

15.09.19 — Поверх барьеров с Иваном Толстым. Беседа о Леониде Андрееве.

Что останется у Леонида Андреева

1871—1919.

Борис Парамонов:

— Леонид Андреев декадент и модернист.

Мережковский:

— От Андреева пахнет каплями котов — валерьянкой.

Б. П.:

— Андреев имеет темы религиозные, — что значит:

— Экзистенциальные.

Но:

— Никакого экзистенциализма нет и в помине, ибо недоговоренность — это ахиллесова пята именно советской литературы, как ее обычной прозы, так и ее критики — просто:

— Балаган, — ибо:

— Букварь выдается за правду жизни.

Б. П.:

— Как бы. — Зачем сие надо, мил херц?

Идет разговор, как:

— Между нами в буфете писательском сидящими.

Говорится, что главным прием Андреева — это нагнетание напряжения, — но:

— Ничего такого не видно, — ибо главный прием всей советской литературы:

— Ничего нового и не ждите — не будет, так всё и останется, как было:

— Разлюли-малина, — но не для читателей, а ее читателей советских редакторов испорченная, — как-то:

— Да, — правда не было, но То и Есть, Бы видны даже без ушей.

Критики сходились на том — Б. П. — что это Достоевский для бедных.

Нет. Если всё-таки упоминать Достоевского, — то просто:

— Бедных, — которые книг не читают таких, с претензией на литературу, на живопись.

От Толстого — может быть, — как это и говорит Б. П.

Так-то все — выходит — оценивали правильно. За содержанием не стоит форма.

Задается вопрос:

— Как делал Леонид Андреев своё дело?

Вопроса нет, так как ответ очевидный:

— Элементарно по-советски, но только что от:

— Души, — так как — извините — очень уж писать хочется.

Так как идет полное отсутствие фиксации какой-либо мысли.

Эйхенвальд раскритиковал Андреева до последней мелочи, — говорится.

Говорится — Б. П. — так только прежнюю любовь можно распинать.

Нет, так распинают опять-двадцать пять претензию, право:

— Врать неправду.

Талант недозрелый — говорится. Но так можно сказать про всю советскую литературу, — на ее, однако, пленуме, к рождеству, — что, да, нет, ничего, как мы и планировали заранее, — но так как уже было, — значит и смысл этой пропаганды:

— Существует.

Существует, да, но как марксизм: Каю Маю, так как ничего больше не то, что не знаю, а главное:

— Нэ хачу-у!

Хотя Андреев пишет от души, но как из деревни внучику. Так, зарисовка.

Жили-были, Призраки, Губернатор.

Рассказ о семи повешенных.

Человек любил писать, — и вот на этом спасибо, ибо, да, вспоминать поэтому и будут:

— Люди, однако, пишут.

Плохо, что именно по-советски.

Однако. Говорится, что Иуда — по Леониду Андрееву — единственный ученик Христа, который его по-настоящему любил.

Ибо, да, т. к. Иуда получил, или выбрал, самую тяжелую чашу — предательство. Значит, Леонид Андреев:

— Что-то такое знал, — как и:

— Я.

Но аргумент нелепый:

— Смерть праведника всколыхнет людей больше, чем жизнь.

Ибо смерть здесь — это форма перехода в другой мир, и все апостолы на Тайной Вечере поверили в это, и пошли на бой у Крепостной Стены — как у Трои греки, чтобы чтобы доказать:

— Богу, — мы тоже, господи, тута.

Б. П.:

— Вера в доказательствах не нуждается, — сказал в противовес тому, что Вера — это:

— Чудо.

Б. П. ошибся, ибо вера не нуждается в обычных доказательствах, но доказать, что умерший жив:

— Иисус Христов и смог как раз.

А это чудо, — хотя и необыкновенное.

Б. П. — Иррациональность, по Андрееву — закон жизни.

Что-то не видно, ибо рассказ без окончания — это не иррациональное, а, скорее, в него неверие.

Сомерсет Моэм:

— Если писатель был заметен в своем времени — он имеет право на будущее

В принципе и вообще-то, не обязательно думать о Тьме и о Леониде Андрееве, — тем более, что всё было так, как в рассказе на первый взгляд написано. Ибо:

— Почему надо думать так, чем не обязательно?

Следовательно, есть Посылка:

— Совсем другого рассказа, — а именно:

— Что герой — что, впрочем, и написано, хотя и только, как мимолетное благое намерение:

— С этим делом мы покончили давно! — Ибо:

— Когда-то же оно всё-таки будет-т!

И вот, пажалста:

— Я не виноват, что захотелось последний раз в жизни потрахаться, а проститутка меня сдала, так как очень уж полюбила, и даже до такой степени, что узнала:

— Это и есть моё тайное желание.

И на-те вам:

— Осуществилось!

Ибо, почему только один Шекспир должен мечтать, как о реальности, о победе Ромео, как спасителе Джульетты, а о ней, как сознательно пошедшей на смерть — как это сделали и все Апостолы именем Нового Завета, — если это и есть основная мысль Иисуса Христа:

— Вы можете, — но только вместе со Мной.

И:

— Было.

Профессиональный киллер получил то, о чем мечтал.

Тьма — рассеялась.

Уверен, что и другие рассказы Леонида Андреева можно расшифровать точно также.

Совсем другой вид. Как и было понято многими про Ван Гога, Тулуз Лотрека, Поля Сезанна.

Красота.

А:

— Как легко ошибиться.

В принципе написано не так плохо, если знать, откуда что берется.

Помучиться, что ли, прочитать побольше рассказов Леонида Андреева? Это всё-таки намного легче, что барабанить Братьев Карамазовых с неизвестно даже, каким огромным количеством страниц, и еще более необъяснимых ситуаций, ибо кто кого убил там, вряд ли будет достаточно.

Получается Бориса Парамонова надо ругать не за то, а, наоборот, за это, что поставил слишком уж намного ниже Достоевского. Без Посылки у Достоевского тоже ловить нечего. Если думать, что Раскольников убил старуху Изергиль, то лучше и не начинать.

Тьма потому и называется:

— ТЬМА, — что весь этот рассказ по содержанию и есть непонятно, что без:

— Посылки, — без:

— Бога, — а вместе уже победа Ромео в Ромео и Джульетте Шекспира — здесь тоже появился выход, которого сразу я не угадал.

Здесь дело именно в боге, в посылке, ибо сам герой думал об этой свободе от терроризма с самого начала, но сам:

— Не может принять такое решение, чтобы быть свободным от самого себя прошлого, это должен быть приказ, как Ромео получил, — с:

— Неба:

— На Запад! — иначе всегда будет:

— В другую сторону, — только по-комсомольски.

13.10.19

Клондайк, похоже, придется продолжить. Еще два-три, четыре рассказа.

Возможное название:

— Клондайк Леонида Андреева

13.10.19

Борис Парамонов лепит горбатого, что:

— Плохо быть хорошим во Тьме.

Но.

— В принципе правильно, — ибо, да, плохо, — но:

— Почему?!

Не потому, конечно, что плохой лучше хорошего, а потому — интуитивно получается — что:

— Не получится!

Почему и пришел революционер — авось и не специально, а куда глаза глядят:

— В публичный дом, — дадут, авось, здесь Путевку в Жизнь, как Ивану Бровкину, чтобы наконец — нет, не стал, а наоборот:

— Все поняли, что он и так хороший-й!

Похоже Леонид Андреев почувствовал эту Посылку Библии, что:

— Сам человек не сможет стать хорошим — нужна помощь Другого.

Почему и не может сам понять, что нельзя вот просто так оживить праведника. Но и не потому, что чудо не нуждается в доказательстве, ибо доказательство — это и есть спасение террориста-революционера в Тьме, — но:

— Обычным доказательством не является, так как сделано не в ту же строку, не самим человеком, а Другим, пришедшим ему на помощь.

И в этом именно Чудо, что помощь другого принесла:

— Победу!

Потому и доказательство, которое привел Ферма, как доказательство связи Полей и Текста, — не приняли, что и не увидели его. Не увидели потому же, почему Б. П. не увидел:

— Чудо не нуждается в доказательстве. — Но:

— В том-то и сложность Евангелия, что как нуждается, так и не нуждается только:

— Наполовину, — ибо не нуждается в Тексте, так как это и невозможно, не нуждается и на Полях, так их и вообще плоховато видно, но не замечается многими, что есть Переход от этого:

— Не нуждается, — к:

— Возможности этого доказательства, однако Жизни на Земле, — что и продемонстрировал Ромео в Ромео и Джульетте Вильяма Шекспира.

Уверен, что в остальных произведениях Леонида Андреева будет тоже самое. И тогда получается, что он такой же Достоевский, как первый, только меньше запутанный объемами страниц и ситуаций в них, сразу непонятно, к чему относящихся.

Но если о Достоевском думают, что Раскольников убил старуху, то и непонятно тогда, чем он выше Леонида Андреева, который определил, как констатировал Борис Парамонов, — что:

— Плохим быть хорошо, так как хорошим плохо, — но это только половина фразы, Текст, который — значит, никто не знает здесь, что продолжается на Полях.

Весь смысл Достоевского, что Текст продолжается на Полях — здесь, очевидно:

— Тоже.

Сложность Евангелия хороша тем, что правда вранью:

— Недоступна.

Чудо и Вера — это одно и то же, — если иметь в виду и имеют в виду одно и то же:

— Видение СВЯЗИ Полей и Текста, — или, что тоже самое:

— Доказательство Великой теоремы Ферма самим Пьером Ферма.

Как сделал его Пушкин в произведении:

— Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана, где половину каждого предложения говорит Джонсон, а половину Макферсон, образуя — на вид — очень сложную связь, но между собой — через Поля Текста, а именно это, но только с помощью:

— ЧИТАТЕЛЯ, — Человека, заповеданного Хомика.

Как и объяснил сие Дубровский Маше Троекуровой, — что:

— Она даже настолько замолчала, что и не проронила ни слова из того, что он ей предложил пройтить с ним, как с князем Верейским:

— Онемела от такой радости, — что:

— Можно проговориться, — а:

— Вдруг кто услышит?

Поэтому и просят этого Чудо у Бога:

— Ну, я вижу, Господи, ну, Ферма, ну, Пушкин, ну, Лермонтов, — а что еще-то?

Поэтому чудо, которого попросили в данном случае — это:

— Чтобы увидели все!

Ибо, да, я вижу, что этот хороший человек воскрес — как Дубровский после свадьбы с Марьей Кириловной, — но:

— А кто еще-то, — ась?

В России 1948 года поверили, ибо, если нет, то зачем запретили Воображаемый Разговор с Александром 1 Пушкина, — если это:

— Неправда.

Именно ЧУДО и показал России Пушкин, но мало — или вообще никто — не понял даже такую более простую вещь, что на-те вам, а Андалузская Крестьянка, как назло:

— Су-ще-ст-ву-ет-т!

Пока даже на Радио Свобода найти не могут, где, — Марио Корти до сих пор даже не думает, а только:

— Гадает.

То, что сия барышня-крестьянка существует, как перетяжка между Полями и Текстом — не учил.

А именно она и есть то Чудо, которое сейчас искал Борис Парамонов у Леонида Андреева, — имея в виду:

— Сказать надо было, что это чудо, а так кто поймет.

Люди представляют себя то Героями, то Авторами, а то Невидимое, что находится между ними — если и видят всё равно:

— Во внимание не принимают.

Именно этот Слон и имеется в виду в сказке-присказке, — что:

— Его и не заметили, — однако самого видного, тем не менее:

— ЧИТАТЕЛЯ

И только руками всплескивают:

— Ну, Дон Кихот — это еще понятно, ну, Робинзон Крузо — хрен с ним, ну, Онегин — туда-сюда, — а этот-то, пёс смердячий, Читатель:

— Куда, спрашивается, прется?!

И, получается, не то, что не замечают чудо Воскресения — видеть:

— Катехгорически не хотят.

— — — — — — — — — — —

БЕЗДНА

Прочитал несколько критических замечаний после рассказа находящихся, но пока не все.

Лев Толстой:

— Непонятно зачем было писать такую несусветную грязь.

Другие:

— Тоже только об этом:

— Ну, так нельзя же ж!

И возникает вопрос:

— Как можно? — если после измены Евы с Одним Красавцем — Адаму уже не хочется.

Не хочет и не хочется, до такой степени, что вообще:

— Давай-Ка взамем иво из детдома, как посоветовал Высоцкий Шарапову, — ибо при советской власти — это:

— Норма, — когда е… — прошу прощенья, — при советской власти трахаться и вообще-то запрещено!

И вот думали:

— С дуру, чего еще запретить просто не знали, и вставили сие мероприятие в строку:

— Нельзя!

Нет, оказывается, нет, друзья мои, и от веку-то запрещено, почему и появились только Авель и Каин, — а:

— Телок никаких!

Следовательно, да, ищете, если найдете, а как научиться этому делу — не знаю:

— Сами голову и ломайте.

И придумали хулихган-офф, — они по этому следу пусть сначала пройдут за пядью пядь, чтоб пораженье от победы, — не смог:

— Следующий на очереди брат-акробат-технического училища бояться отличать.

Не поняли, следовательно, критики нравственности этого дела сути:

— Путь для греха закрыт априори.

Почкование — пожалуйста, а вот чтобы вместе, — зачем? — вот в чем вопрос.

Подумал, трахнул сам себя, а дети:

— Да, думаю, когда-нибудь появятся, если это заложено в природе Хомика.

Не может сам человек додуматься, что плохо быть хорошим, ибо родился, да, сразу:

— Человеком приличным, как парень в кепке и зуб золотой.

И понял бог:

— Иму нужна помощь.

Дьяволята тут как тут, отпочковались уже от Древа Жизни:

— На-те зубной техник соблазнись остротой нашего послушания, — и проторили ему дорогу жизни, хотя и не свободной, но более-менее счастливой, как до, так и во время образующегося оргазма, — после:

— Опять скука жизни прежней однополой только.

Ибо в этом и грех сего размножения занятием:

— Только после грехопадения Евы и можно ее, как не:

— Мытьем — так беготней по лесу в одиночестве от тройной погони покатать:

— Ся.

Ужас, да, есть, но он не в том, что и:

— Я — тоже, — но вот именно не хачу, а:

— Могу, господи осилить сие мероприятие.

Эти трое чертей, как передовые бойцы отряда, штурмующего Трою:

— Наказаны погибнуть, — но:

— Другие уже пройдут сей путь за пядью пядь, чтобы пораженье от победы не смог даже Ахиллес благородный отличать.

А уж Одиссей — тем более, ибо женихи Пенелопы думали как раз наоборот:

— Она за двадцать лет настолько уже наша, что Одиссей сам не захочет на ней жениться второй раз.

Ошиблись, как и критики Бездны Леонида Андреева. Ибо потому и уехал Одиссей на двадцать лет, что тока-тока хватило у него сил сделать Телемака — дальше, — вот именно:

— БЕЗДНА. — Как и не пробовал еще никогда от сотворения мира.

Прибрел — уже можно сказать — на четвереньках к дому своему, а тут радость:

— Очереди к Пенелопе стоят сороковые! — след-но:

— Вот он путь-то — свободен!

Леониду Андрееву понадобилось меньше сил и средств, чтобы пробить эту вездесущую Стену Иерихонскую — Одиссею двадцать лет войн на стороне, и даже обучение Этому Делу дополнительно на острове Кирка у Цирцеи, чтобы Пенелопа наконец поняла и влюбилась в него по-настоящему:

— Заменит — уверена — теперь один всю сотню женихов.

А иначе, только свинопасом, а то и, как друзья Одиссея не додумались:

— Вот Как Надо! — что неправильно думать:

— Давай-ка, становись, госпожа — так скать — правильно, я те покажу способы, которым научился — научились — за десять лет штурма Трои, а чтобы мог трахать вот даже свинью, — как:

— Пенелопу.

Вот как боги учат людей Земли заселению благодатному:

— Двадцать лет повоюй под Иерихоном, как Троей этим делом гибели почти всех героев радующейся, — не попрешь — побежишь, как вот эти трое обезьян Леонида Андреева, — ворота сии отворившие:

— Для нас, однако.

Удивляет легкомыслие критиков того времени — начала 20-го века, только о морали, помышляющих:

— Можно ли, нельзя ли, — а тут перед нами море разливанное, что не всех даже и на борт берет Ной достославный, — а:

— Только парных, — что значит:

— Трахаться уже обучившихся, — остальные так и остались, — где? — спрашивается.

И ответ напрашивается:

— В России.

Надо посмотреть, что остальные там — после рассказа в комментариях написавшие. Но, думаю, вряд ли кто до правды этого дела додумался. Хотя и не исключено, но всё равно не напечатано было.

Многие так до сих пор и не понимают, как это:

— Живого человека и туды-твою сюды-твою? — что ли.

Ты вот, как Иван Бровкин на целину сначала съезди, освой ее, в армии послужи до этого, дождись, чтобы, как его из артистов выгнали, потом уж лезь на свою юношескую любовь Машку-Глашку, — а так-то, с первого разу все могут, — но вот только, как главбух того колхоза Евгений Шутов:

— Духи дарить, — да и то не невесте, а тока-тока ее маме.

На что надеялся — спрашивается — тот главбух, — ась?

И только одна мысль есть, как у Одиссея достославного:

— Чито иё мама не умерла еще, когда уже умрет папа, чтобы на ней, на теще воображаемой и жениться.

А:

— Спрашивается, кому это надо, если кроме наслаждения долгожданностью, больше уж ничего не будет, — если только, как Шарапова, как Высоцкий пошлет в детдом:

— Встань там на очередь, — авось как до полковника дослужишься и тебе будет счастье:

— Дети без зачатия, — сами по себе в этот детдом попадающие.

Не исключен даже вариант, как Посылка, что этот герой-любовничек международного масштаба заказал этой троице Илье Муромцу, Добрыне Никитичу и Алеше Поповичу:

— Обработай-те кось барыню так, чтобы я мог подползти к ней:

— Ближе, ближе, еще ближе!

Если иметь в виду, что все эти оборванные бродячие не-музыканты — есть венерические больные, — как бывает в кино про Апокалипсис, то объяснение нужно другое, но и вряд ли оно будет интересным. Ибо и будет уже про фильм ужасов из Достоевского, когда жена — Катерина Ивановна — говорит про своего мужа сладенького Мармеладика:

— Он умер на службе, — ибо и однако, на службе у бога. — Ибо:

— Для кого трахтенберг — пьянка, а для него наоборот:

— Пьянка — это и есть, заказанный ему богом трахтенберг.

Здесь будет, если любит — значит, как и она умрет от этой же венерической болезни. Спасибо, что заразили, — ибо:

— Уж очень пострадать хоцца.

То, что она, Зиночка, доступна для него, Немовецкого, только заразная — уже перебор, только для Льва Толстого доступный, ибо ему и писать иначе не о чем.

15.10.19

В Раю, и даже просто:

— На Небе, — люди рождаются, как минимум, как правило:

— Бесполыми, — их учат, кончено, там, как космонавтов Этому Делу, — но:

— Во время полета многое же ж с непривычки забывается.

Поэтому.

Посылают специальные отряды — из Рая — вот таких мародеров, как эти трое и еще некоторые там встречающие, чтобы обучали новых аборигенов:

— Напоминаю урока этого природоведения.

Включил еще, чтобы узнать поточнее, что такое:

— Бездна в этом рассказе, — оказывается по Б. П. — это сама эта изнасилованно-доступная еще намного больше, — девушка.

Так скать:

— Куколка-балетница перестала быть воображалой-сплетницей, — но почему сразу:

— БЕЗДНА.

С первого взгляда только в одном смысле, — ибо, да, потому что:

— Бездна счастия ее земной доступности! — Ибо просто так валять и к стенке приставлять никто же ж не знает:

— Как?!

Другого варианта и не видно поблизости даже.

Хотя так можно сказать про Землю, что она — и есть бездна, где счастье любви возможно только:

— Хоть чьего-то — но обязательно не вашего — права первой ночи.

Как это досталось Кевину Костнеру в Почтальоне, — он стеснялся:

— Сама прикрылила.

Правда, с условием:

— Да, наслаждайся, пока что я о детка-котлетках своего будущего поколения думаю, — а там.

— А там, мэм?

— Будешь четвертым — что тоже самое — тринадцатым воином моего легиона, ибо те трое — как и мой бывший муж — не только оказались, но и всегда были:

— Бесплодны?

И только спросил:

— Скока и скока каких надоть: мальчиков больше или телок?

Вопрос, как Бездна — на засыпку, ибо их больше, — нет, домогаться, вот в том-то и дело — не будут, а междусобойчиком решат обойтись. Нас больше:

— Дуэлей не напасешься.

Собственно, это и была не бездна, а дуэль, где трое ничего не смогли сделать с одним, как оказалось для него самого:

— В нее не без оснований уже — очень, очень влюбленным.

Можно считать Бездной возможность ответа на вопрос:

— Как ее трахнуть, если не только боюсь, но — главное — не очень и хочется.

Тут — вот эти самобранные золотодобытчики — и разработали для него рудник, где они сами, да, тоже нашли кое-что, но так:

— Не больше, чем Джек Лондон в золотых слитках, неплохо разбирающийся, что и не привез домой ничего, — как они, — этот парень нашел свой Клондайк, однако:

— В мировой литературе.

Ибо три богатыря, как Тарас, Остап и Андрей — Бульбы — оставили по себе память, но только в литературе Гоголя видимую, — как:

— Новый Завет.

Чем Новый Завет отличается от Ветхого Завета? Только тем и отличается, что он не:

— Первый, — и даже, наоборот, подобрал всё себе от Ветхого.

И Бездна здесь только в том, что тут хоть кол теши, как Шекспир Двум Веронцам и Пушкин Повестями Белкина, Воображаемым Разговором с Александром 1 и Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана, — а:

— Бездной остается только непонимание того, что они расписали, как по нотам.

Что Лев Толстой дал себе такую клятву:

— Хочу быть честным, чтобы родить хоть когда-нибудь Владимира Войновича, — плюс:

— Пятьдесят лет в придачу думал об Этом деле, — а:

— Как жизнь всё-таки рождается?

Написал, в конце концов, несмотря на предостережения Фета и Тургенева:

— Не надо, батя!

Что именно? Дак:

— На Земле она невозможна.

Ибо:

— Ну, кто такой Ромео, чтобы родить Джульетту заново?

Или:

— Кто такой Дубровский, чтобы самочинно и самолично осчастливить такую девицу Роз-Мари, как:

— Красотой необыкновенной блистающая наподобие Пенелопы 40-50-ти летней пред возвратившимся Одиссеем представшей:

— Всегда молодой, — нашей, однако:

— Маши.

Ибо, кто такая Ева, как Брисеида, дежурившая в своем личном храме любви наподобие древа добра и зла сделанного? Дак в том-то и дело, что и в ней, и на ней уже так давно клейма негде ставить, — что:

— Бездна советских работников культмассовых мероприятий:

— У наз все завклубом давно уже — с 17-го года — все честные, — не оставляет сомнений:

— И мы не хуже древних богов знаем, что нельзя, но потому и делаем, — но:

— Мил херц, признаваться раньше конца света не хочется.

Потому и получается, что у нас самих такого добра настолько завались, — что, вот именно:

— БЕЗДНА.

— — — — — — — — — — —

16.10.19

ГУБЕРНАТОР

I

В принципе, действительно, применяется слабый прием, — как определил Б. Парамонов второстепенностью таланта писателя Леонида Андреева:

— Пишет, как — это он:

— Думает, — сразу в начале.

Считает, следовательно, что думает он — Герой — и думаю я — это, получается:

— Он же, — неплохо, неплохо.

Но в том-то и дело, что на эту связь и не надо указывать, ибо она уже есть, как:

— Автоматическая, однако, истина.

Художественное произведение — не букварь. Даже для десятиклассников и всех остальных литературных работников — учителей советских школ:

— Может быть.

Идет фильм Гнев Титанов, и Персей спешит, чтобы успеть — нет, не к обеду на этот раз к своей Андромеде, — а к:

— Победе, — не просто так, а на Пегасе.

И вопрос:

— Зачем, не сказать, как Пушкин — только один раз попросил — просто:

— Лошадь?

Весь смысл в том, что Пушкин написал это не просто именно так, а как про связь не простую, а закордонную:

— Ибо сам про эту Лошадь и написал целую статью.

Здесь на эту связь пилюют, как на демагогию несущественную, но Пегас летит так быстро, что Персей успевает спасти Андромеду только потому, что летит этим, далеко не простым ходом коня:

— Через времена.

Как и Андалузская Крестьянка протягивает нам дружеские теплые лапы:

И — Леонид Андреев:

— Какими странными путями шла эта мысль.

Идет:

— Бы, бы, — это очень плохо, означает отсутствие художественного пространства для полета Пегаса.

Оживить тут никто никого не может — Губернатор:

— Скорее всего.

Казалось Бы, — зачем?! Именно так уж сильно заикаясь причитать?

Никто — выходит — у Леонида Андреева не стоит с колотушкой, у вышмыгивающих из-под Земелья слов, а так — без бы — трах их по макушке балды, — и:

— Назад пусть сваливаются, как было еще когда-могда в дыму восстания Костки:

— Они, эти Да, То Есть, Как Бы, — прут и прут, а он их бьет по балде касок, снимает, на всякий случай рогатиной, и отправляет назад, продолжать справлять поминки по Медузе Горгоне, Персеем славной, что уступила нарочно, как ее наперсница Наталья Водянова, — жить, да буду, и вот хорошо, что не здесь, в России, — где:

— Такую рассобачину не только расплетают, но и плетут, — а зачем плетут, и сами не знают, как сказала она убиенная Девица Роз Мари нашему капитану-разведчику, — тут же недалечко на травке прохлаждающемуся, — ибо, как и ответил местный милиционер песней про:

— Летят перелетные птицы

В туманной дали голубой

Летят они в дальние страны

А я остаюся с тобой, — вот эта самая пушкинская цифра Пиковой Дамы:

— Нет, не сорок восемь — тока половина просим, — а именно всё и отдайте, так как 47-мь, — это уже и есть полная, и окончательная финита ля комедия.

II

— Но в чем же дело?

Вопрос сразу:

— Зачем это ЖЁ?

Или предполагается, что обязательно должно быть ЭМ?

Идет:

— Скажешь, скажешь, скажешь, — а:

— Зачем? — если только — можно предположить — в поисках затерявшегося:

— ТЫ!

К себе, сердешный, не знал, что очень, очень плохо обращаться на сей-месей:

— Ты!

Другие:

— Смеяться будут, — имеется во всех Америках и Англиях, где это слово уже испокон не только веку, но и во веки веков:

— Исключили из оборота, как давнишние советские деньги.

Единственно, что хорошо — это число 47. Как у Германна в Пиковой Даме.

Хороший плюс, что нет образности, как смысла написания чего-либо.

К тому же губернатор Петр Ильич, авось, тоже любил себя, — как:

— Чайковский.

— Почему?

— Просто так, как всё сейчас и пишется, однако, Петром Ильичом:

— Лично.

Наверное, в детстве мечтал стать Чайковским. Хотя это еще надо выяснить, кто из них жил раньше, а кто позже.

III

Да, в принципе, нормально, совсем не похоже на осмысленность советских рассказов, заботящихся только об одном:

— Чтобы тока-тока не забыть, о чем речь. — И устилают ей коврово-гаревую дорожку:

— Образами, образами, образами.

За их отсутствие здесь:

— Спасибо, спасибо, большое спасибо, как Яичнице Болтушке ансамбля Битлз.

Наверное, потому и нет, что автор не дает возможности понять:

— О чем, собственно, идет речь, — ась?

О числе сорок семь? — не похоже, если иметь в виду пристрастно.

Хорошее сравнение:

— Три очереди картечью по рабочим, как по туркам!

Как в кино про, кажется, про Хмурое Утро:

— Три очереди картечью по товарищам! — Но потом этого генерала тоже шлепнули, что даже с коня свалился, и — как эти рабочие — тоже:

— Навсегда.

Три очереди картечью по Петрам да Иванам!

— Абидна, паслушай.

Ибо и сам губернатор — Петька.

Написано, губернатор заходил по комнате, а до этого — я думал — они ехали.

Отлично, зачем сообщать, когда, что происходит, ибо просто оно, сие мероприятие:

— Само по себе без нашего пристрастия, — как — выходит — и эта стрельба по воробьям, как по рабочим, — и:

— Наоборот, — не по смыслу, а просто, по следующему за предыдущим со-бы-ти-ю.

Интереснинько.

Рабочие — это наша дичь. Сильно. И интересно, губернатор говорит:

— Я знаю, меня убьют.

Как по Шекспиру Смоктуновского — или наоборот:

— Пред кем весь мир лежал в пыли

Сидит затычкою в щели.

Не приклеивается никакого образа к ярлыку, который наклеил на себя Губернатор, что знает:

— Его убьют за этот расстрел.

Никаких психических объяснений, а именно, как должно быть:

— Почувствовал — и весь сказ.

IV

Засасывающая глубина. Какие всё-таки до революции 17-го года люди жили:

— Честные.

Пишется не по заказу, что-то показать, как Образ, а просто правда. Не боясь, что она мистическая, ибо какая мистика, если так:

— Чувствуется.

Сам мир — это тоже мистика.

Удивительный ответ Егора, рабочего, садовника:

— Кто их знает. Пожалуй что убьют, Петр Ильич. — Удивительный потому, что — значит — была такая атмосфера, что убийства рабочих уже бывали, — была, как устойчивая данность, а возможно и по-другому:

— Егор получил напрямую такую информацию — из воздуха — что именно:

— На этот раз убьют.

Вот так расписывается, что мужики подсознательно очень уж не хотели отдавать хлеб, что значит, немного его было, а жить хочется. Что можно подумать:

— Знали, бывает лучше, и намного. — Но:

— Откуда? — если дальше — после 17-го года — уже отбирали вообще:

— ВСЁ

Еще раньше — что ли — было хорошо? Когда, именно, или РАЙ вспоминали, в самой крови людей заложенный?

Убийца детей. — Писать, так, значит, было можно.

V

И задается вопрос, который задается сейчас, как со стороны:

— Но почему вы думаете, что он будет убит? И кто убьет его?

VI

Идея Посылки только одна:

— Губернатор убит, — и да:

— Убит своим сыном.

Если убит не будет, как вывернется автор — который, видно, пишет не для того, чтобы обязательно врать — неизвестно.

Зачем сыну его убивать? Не исключено, что только одна идея:

— Расстрелять За Это — еще больше простого народа, или даже:

— Просто людей.

Смысл? — ответ вопросом:

— Какой смысл их вообще расстреливать?

Как и пропечатал Одиссей многоумного-благородный:

— За власть, — и вовсе не обязательно, советов.

И один перебил — практически — сотню своих несостоявшихся родственников — женихов Пенелопы много, однако:

— Разовой.

Вряд ли будет сказано прямо, или даже намеком, что сынок:

— Изловчился, — достаточно, если будет просто убит.

Если нет, — то, как было сказано, в одном кино с Георгием Вицином и Нонной Мордюковой, под колокольный звон поженившихся, — и Лидией Смирновой, с Екатериной Савиновой и другими вполне — знаете ли — однозначными:

— На всякого мудреца довольно будет и этой простоты, — хотя он и назывался Женитьба Бальзаминова.

Хотя, нет, пока не понимаю, почему Губернатор может остаться неубитым. Если только потому, что рассказ так называется. Но автор, похоже, не имеет намерений так заморачиваться не только здесь, но и вообще.

19.10.19

Идет письмо, где губернатора пытаются усовестить. Оно — следовательно — может быть поводом к самоубийству.

VII

Как спокойно, как темно — как тихо! — написала Губернатору гимназисточка, — вероятно потому, что он убил, его убьют — никого и не останется.

VIII

За две недели до смерти губернатора, — начинается эта завершающая восьмерка.

Глава эта идет, когда Губернатора еще не убили, но — получается, что уже:

— Убили.

Можно даже решить, что и грохнули его сразу же, после расстрела, — если не считать того интерес-нинького обстоятельства, — что еще:

— До него, — расстрела.

Так бывает-т?

След-но, я, мил херц, тока-тока отомстил за свою смерть.

Повторяется, что Губернатор уже убит, а он всё еще чертит улицы красной подкладной своей шинели.

Тяжелый сон за три дня до убийства, — идет.

— Ваше превосходительство?

— А?

Три непрерывных выстрела.

Через три минуты явились на место убийства Губернатора все — как сказать:

— Действующие лица и исполнители: городовой, сыщики, народ.

Изображение театра, но верное, ибо и идет всегда именно:

— Пересказ.

Неизвестных исполнителей убийства оказалось трое, а не двое. Еще один — вероятно:

— Режиссер.

Август 1905 г.

П. С. — Тем не менее, убили Губернатора СВОИ. Сын, или еще кто, сделал этот заказ, — ибо:

— И бойня готовилась, или уже шла в этот 1905 год — не только со стороны революционных рабочих, но еще более, — по крайней мере — не менее:

— Революционных прокуроров и других чиновников высокого ранга, недовольных освобождение народа из рабства Николаем Вторым.

Убивали своих ради провокации, чтобы и рабочие поболе-поболе проявляли свою активность, чтобы можно начать сие — с чего и начинается рассказ — дело повсеместного:

— Офф-Ти-Бу, — как спел Стивен Кинг, и распечатал Джен Николсон в СИЯНИИ, — но вот какого Чистого Разума, — пока:

— Неясно.

Но Сияние это настолько сильное, что даже мало кому известную:

— Гимназисточку видно, — как она:

— Плакала.

И, действительно, дальше уже это Офф-Ти-Бу, — просыхать не будет.

Вопрос:

— Почему Губернатора так долго не убивали, что все даже были очень удивлены до недоразумения:

— Почему так долго? — мил херц.

Ибо:

— Раз пошла уже такая пьянка, — спешить резать последний огурец нет особого смысла.

Удивляет другое:

— Почему так долго сие Меро-Приятие так и продолжается?!

Или:

— Уже и нельзя остановиться.

Вот те и Губернатор, — открыл, так скать:

— Серию.

Потому, видимо, и не особо сопротивлялся, что понял, как десантник в новом самолете:

— Первый пошел!

Не дадут, следовательно, не прыгнуть, уж очень большая гора труп-офф позади, радуясь:

— Ждет своей очереди.

— — — — — — — — — —

Что там сказал Борис Парамонов сейчас посмотрю. Каковы они, наши Зубастики, с Иваном Толстым вместе.

— Модернист, — Б. П.

Но непонятно:

— То ли за народ сего его благословенным Другими народничеством, — авось и:

— Проти-фф.

Про Бездну — Б. П.:

— Патология, — как и В Тумане, — но — напрасно, напрасно — не добавляет, — как и:

— Жизнь на Земле.

Резюмируют с Иваном Толстым:

— Бог это только так пугает людей, что будет у них и еще одна жизнь на Земле:

— Кроме За-Гробной.

Рассуждения ведутся неправильно, как при чтении лекции в школе, из которой выгнать могут за рассказы про литературу:

— Не по уставу пайтии и иё пьявитейства.

Посылка:

— В чужой литературе — своих мыслей не бывает, так как быть не может.

Вопрос:

— Тогда, где, мил херц?

Иван Толстой:

— Он пугает, а мне не страшно.

Но:

— Потому и не страшно, что мысль рассказа не воспламеняется, а только повторяется:

— Тавтологизируется.

Борис Парамонов:

— Делает наезд на Театр, представляя его заведомым Повтором уже бывших событий, Изо-Бразить который можно, нагнав темноты над могилой Джульетты, да брякнуть раз-другой по железке за сценой:

— Ахнул один только Апостол Павел:

— Я — знаете ли — слышал!

Другие удивлены:

— Почему мы нет? — ибо, да, слышали, конечно, тоже, но как и Борис Парамонов не понимали до сих пор:

— Жизнь — это и есть Сиэтэ, — решили: да нет, это был просто иё театр и нам страшно совсем не было, чтобы так обосраться — как имеется в виду Апостол Павел:

— Я слышал голос бога!

Для Бориса Парамонова, как и для Белинского — ТЕАТР — это только условность, а не наоборот:

— Устройство Мира.

Школьная письменность — следовательно — так и продолжается, как только и разрешенная — выходит — на Радио, — и даже:

— Свобода.

Никакой истерической взвинченности у Леонида Андреева нет, а повторять сие Б. Парамонов может только, приняв свои мысли за устав Учебника.

Говорится, что Андреев — это Достоевский для бедных. Но что и почему — без какой-либо конкретики, — ибо:

— И про Достоевского будет сказано совсем не то, о чем он написал.

Говорится о Серьезности Культуры Символистов — но!

— Это опять двадцать пять — УЧЕБНИК!

— Расскажи, расскажи, милок, маме, что ты узнал надысь в Школе, — ибо:

— Учиться хорошо потому, что ученье свет, а иё неизученье — в подпол картохвель разбирать опять полезешь.

Говорится о реализме Льва Толстого. Но так получается, что имеется в виду:

— Правда, — а:

— Какая это на хрен правда, если за правду принимается только мир Видимый, а Не:

— Видимый — есть не более того, чем насмешка над Шекспиром.

Такую логику можно назвать только одним словом:

— Балаган.

Который реально хорош только тем, что и проводится реально в жизнь в магазинах — правда только Москвы, — ибо в других городах таких магазинов и вообще нет:

— Книги про приключения Тома Хэнкса в роли разных Да Винчей, коды разгадывающих, — навалены чуть ли не до потолка кучами и штабелями прямо в проходах — э-э — Универмага Москва, для них только — похоже:

— Книжным и называющегося.

Что даже Пелевина с Сорокиным надо рыскать по закоулкам.

И всё только по лозунгу Бориса Парамонова:

— Это Театр — значит мне не страшно.

Иван Толстой:

— Экзистенциальная бездна, — но:

— Ась?

Приводится речь критика Айхенвальда:

— Для звуков нежных Леонид Андреев глух.

Но.

Сам Айхенвальд услышал ли нежные звуки, как призывы Дездемоны:

— К себе самому? — Вряд ли.

Услышал ли такие же очень нежные вопли Короля Лира:

— Верю, Господи, что земля находится наверху, а небо внизу, — хотя и понимаю пока ишшо слабо.

Не увидел и не услышал, следовательно, самого маленького, самого нежного, что заповедали Шекспир и Пушкин:

— НЕВИДИМОГО и НЕСЛЫШИМОГО

Почему и ответил Айхенвальду вместе с Иваном Толстым и Борисом Парамоновым, как было отвечено в фильме Край одной фигуристкой заведующему складом, предложившему, как сейчас предлагает Айхенвальд с помощью И. Толстого и Б. Парамонова:

— Ирис Кис-Кис и сгущенку, — а даже тогда, когда Берию только-только свергли, сии лакомства не прельщали людей даже почти на Необитаемом Острове. — p.s. Это было в фильме Холодное Лето 53-го. Но потому я часто смотрю оба эти фильма, что до сих пор:

— Не различаю. — Ибо про возможность возвращения к жизни мирной:

— Трудовой, — а, как известно:

— Трудовые будни и в праздники для нас! Ибо будет ли на самом деле легче, если повесят после всех праздник-офф, — вопрос так и остается — э-э — висеть, КАК ВСЕ:

— В воздухе.

Увидеть в литературе есть смысл только:

— Невидимое невооруженным глазом.

И И. Толстой и Б. Парамонов опять двадцать пять рассказывают про ирис Кис-Кис и сгущенку, такую, как — думают — и любили Ромео и Джульетта и Отелло и Дездемона.

Ноу, ноу, ноу.

Говорится про Айхенвальда, что талант Леонида Андреева — недоделанный, — но!

— Этот вывод делается в ту же строку, слишком привязан к первоисточнику — нет, следовательно:

— Своих мыслей.

Но — думают:

— Разве должны?

Он ушел от малых, но не пришел к великим — Айхенвальд о Л. Андрееве, — это явная тавтология.

Жили-были, В тумане и Губернатор, — называются, как лучшие вещи.

Похоже о Губернаторе не будет сказано больше ничего.

Айхенвальд:

— У него всё слишком большое, — про Леонида Андреева.

Б. П.:

— В Семи Повешенных, наоборот, работает мелочь, спадает калоша у ищущего на казнь, и таким образом приветствующая палача в виде царя.

О рассказе ОН приводится — Б. П. — слишком абстрактная философия:

— Жизнь иррациональна, — что узнать о библиотеке:

— Она на втором этаже можно только увидев в окно Привидение.

Нет, да, ничего про Губернатора нет.

Как раз рассказ ОН и означает, рассказывает об ошибке, которую допускают Борис Парамонов и Иван Толстой:

— Слишком сильная приклеенность комментария к содержанию и форме рассказа, — не осознают ребята, что живут, однако:

— В Америке, — а только — как один их сотрудник — в Виллидже.

Хотя вот Борис Парамонов, наверное, и купил для этого:

— Свой — пусть и поношенный — дом, чтобы объяснить и себе и людям:

— Да, живу в Америке, а всё равно верю тока-тока в коммунизм, как в цепь нас за хвост этого атавизма держащую.

— — — — — — — — — — —

25.10.19

В ТУМАНЕ

Написано:

— На тяжелом фоне его темные здания казались светло-серыми, — и т. д.

Слово КАЗАЛИСЬ — лишнее. Автор думает, что автоматически пишет своё первой впечатление о посланной ему по почте картинке. Как в Импрессионизме. Но в том-то и дело, что импрессионизм — это, да, впечатление, но вот именно, что не:

— Первое, выскочившее из-за угла, как покойник.

Импрессионизм — это СВОЁ впечатление, как истина в последней инстанции. Разница:

— Большая.

Следовательно:

— Человек должен думать даже на работе.

Художником — тем более. Ибо право имею! И эта хренопасия подделки первого впечатления есть у Л. А. — всегда. Но, может быть, только, как клякса в тетради школьника, тогда — скорее всего — еще не заповеданная всему советскому народу, — как:

— Учиться не только три раза, но и вообще всегда надо быть о себе:

— Не другого мнения, — как все:

— Одного и того же.

Повторяются слова:

— Как будто, — тоже не из романа, не из художественного произведения, берущие свое начала, а прыгают сюды-твою из тумана прошлых учебник-офф.

Почему не сказать, как Ван Гог буквально:

— Деревья сиреневые, — а не как будто они на сие похожие.

Ответ совьетунион учебник:

— Так их же ж не быват! — а только, если да, то и:

— КАК БЫ.

Что и значит, как написано в Евангелии:

— Где ваша мысль будет — там и вы.

Здесь человек сидит дома-не гуляй, — а мысли о происходящем — выходит — оставил на улице, за порогом. Фундаментальная ошибка, что их нельзя пригласить даже в гости.

Написано:

— Хата, каких не бывает в действительности, — и даже:

— Никогда, — перед существованием в действительности.

Но вопрос:

— Где действительность: на картине художника, — что значит с применением машины увеличения, бинокля, телескопа, микроскопа, — или действительность — это то, что видно только невооруженным глазом?

Получается — последнее лучше. Ибо сам всегда с усам, а у бинокля их не наблюдается ишшо. Ибо он не человек. А то, что самостоятельно не имеет смысла, а как только причастное Хомику — ни гу-гу.

Опять:

— Как будто.

Похоже на задание на дом:

— Как я провел лето.

Тем не менее, придумывается и правда.

Противен был мастер, — однако.

Написано:

— Хоть бы завтракать скорее! — но можно:

— Завтракать скорее! — а это уже импрессионизм — страшно, ибо не поймут же ж ни хрена никто вообще.

Так как:

— Не барин, чай, чтобы всё иметь, — мечтать, да, кое о чем можно.

А вот это:

— Ругался он, — вообще, тень на плетень.

Пишет так, что всё:

— Передо мной, — а очевидно, что это не так.

Идет:

— Любишь, уважаешь, — но так нельзя писать.

Ибо пишет не Я, — а Медиум.

Идет:

— Бы, бы, бы, — идет два раза, но третье всегда не за горами.

Да, тогда писали по-другому, по-честному. Но, видимо, внутри этой честности было что-то срытое и весьма угрюмое, которое пытало Емельяна Пугачева, — а:

— Не все, не все этого хотели.

Написано:

— Павел резко поворачивается и начинает ходить в другую сторону. — На хрена, спрашивается?!

Ни разу не встречал у Достоевского таких гипербол:

— Говорит Павел с тоскою.

Всегда думал, что это говор-ИТ принадлежность только советских писателей, специально занимающихся только тем, чтобы лишний раз напомнить:

— Это мы не пишем, а так только кушаем, — в буфете, однако, для других закрытом, — ибо и цель другая:

— Только разозлить читателя, чтобы знал.

Чего, собственно, знал, — пусть сам и думает теперь.

Вот даже болезнь ЭТУ не стоит так негоже обозначать, — ибо и даже:

— Не обязательно.

Или всё-таки неужели так всё на самом деле плохо, что и Прошлое уже вполне — знаете ли — можно считать зашедшим в гости, как:

— Настоящее.

И применяется, следовательно, для натурализации болезни даже не Боткина.

Приводятся, идут размышления, как атавизм без хвоста, — а он же ж:

— Так нужен! — как:

— Такое же будущее советской литературы, как Вайнеров, так и Стругацких.

26.10.19

Идет:

— Говорю тебе, — глухо ГОВОРИЛ Павел.

Вопрос:

— Где люди брали брошюры для обучения такой хренопасии? В литературных журналах, скорее всего.

Тоже самое:

— ВЕДЬ они тебя звали.

Все эти и подобные Недоразумения появляются — выпрыгивают из подполья — только по одной причине:

— Не принимается во внимание, что слова пишутся на БУМАГЕ.

Думают, что они так же, как и до Этого — продолжают висеть в воздухе, даже не додумавшись спуститься в подполье. И:

— Привязывают их к этим Да, То Есть, Как Бы, в виде ВЕДЬ и ГОВОРИЛ, — не замечая вот этого очевидного:

— Холста для картины Ван Гога и Поля Гогена, когда они оба грунтовали их, — а зачем многие так и не понимают.

Ромео — повторю — додумался только до Этого, чтобы перевернуть весь мир, как мечтал Архимед про искомую:

— Точку Опоры.

Хотя он скромно упомянул только Землю.

Здесь — как обычно — считают правилом прикидываться:

— Ми нэ зналы.

И так получается, что действительно не знали, но вот сомнительно, что все.

Кто-то это дело курировал и курирует до сих пор.

Идет:

— Павел резко поворачивается и начинает ходить в другую сторону.

Эти строчки в принципе вполне могут означать:

— Пояснительный текст автора пьесы, не имеющий отношения к самой пьесе.

Эта логика сильная, что не все слова и высказывания Текста — текст, а наоборот:

— Оборванцы его Формы. — Можно сказать, что это Поля текста, которые и всегда-то Читатель должен вычленить сам.

Хотя читать-считать сих оборванцев в тексте — тяжеленько.

Можно думать, что Посылкой всех этих разгильдяйств в виде — не знаю, чего, но вряд ли триппера, скорое всего, у Павла сифилис, — является известие, что он есть у Кати Реймер, — поэтому:

— Докажу ей и себе вот именно ТАК, что люблю ее.

Но результат оказался плачевней:

— Лучше не надо было, ибо — как и было только что написано:

— Дура набитая эта Катя Реймер, несмотря на то, что еврейка, скорее всего.

Не исключено также, что Павел и заразился от Кати Реймер. Теперь плетет ахиннизацию, что еще:

— Не знает этого.

Написано:

— Душа неслышно выскользнула из него и поднялась высоко.

Просто так написано, ибо душа вряд ли может выскользнуть без ужаса из человека.

Только и спасения от тумана, что огни зажгут.

В одном практически предложении и ответ, и вопрос уже другому человеку.

— Так ты говоришь, семьдесят процентов? — спрашивал Павел отца.

— Да, семьдесят два процента. Ну, как у Соколовых? — спросил Сергей Андреич жену.

Часто повторяется, как сейчас:

— Это от тумана.

Несколько раз, чуть ли не через строчку повторяется:

— Туман, туман, тяжелый туман, холодный туман.

— Желтый туман, — был раньше.

Свинцовом, пахнущем гнилью тумане.

Как в вате задыхается в тумане голос.

Неудивительно, тем не менее, что такого писателя вспоминают до сих пор. От души кляксил. Имеется в виду:

— Не только своей.

Душа не хотела принимать образа. Правда, добавлено:

— Этого.

Катенька-Манечка зовет его:

— Процент!

Последний абзац:

— В ту ночь, до самого рассвета, задыхался в свинцовом тумане холодный город. Безлюдны и молчаливы были его глубокие улицы, и в саду, опустошенном осенью, тихо умирали на сломанных стеблях одинокие, печальные цветы.

Тем не менее, не стоит все рассказы Леонида Андреева считать зарисовками без конца. У них есть, объясняющая их:

— Посылка.

В данном случае — это ТУМАН.

Туман, как предвидение еще больших ужас-офф. Можно было вылечиться, но помешал желтый и всякий другой туман, обозначающий катастрофу будущего. Что и значит, надеяться можно вылечить триппер и даже сифилис, — будущее уже:

— Не лечится.

Борис Парамонов упоминал ужасы, но, видимо, не знал, что называет ими:

— Цветочки.

p.s. — Не зря сегодня 27 октября по гороскопу чисельника SOS — неблагоприятный день — написано:

— Попросить при необходимости совета и поддержки у родных и друзей, обратиться за помощью к специалисту.

Вот как раз этим специалистом и оказался, и является Леонид Николаевич Андреев.

Будущее в бесконечном тумане, — как:

— Норма.

Праздник — это уже мечта хоть когда-нибудь покрасить Ворота Завода, праздник — обогнать по перевыполнению нормы Сережку с Малой Бронной, — но, увы, не Владимира Высоцкого с Моховой, ибо, да, это тоже праздник, но запрещенный.

Что не запрещено еще, как сладкая мечта? Только айвовое варенье, — потому что оно не просто сливовое.

Мечта, как перегнать по перевыполнению Нормы Вальку с Моховой, — увы — но уже воспринимается, как выход из тумана:

— Того или иного венерического заболевания.

— А если не болен, сэр?

— Да, не может быть, ибо и сказано не зря:

— Чтобы все.

Почему отец и не остановил сына Павла, что сынок, наконец, узнал, как провидец будущее, — а:

— В принципе, — именно настоящее:

— Больны ВСЕ.

— И Катенька Реймер?

— Нет, но если только она не человек.

Как в фильме Большая Афера, где все врут, и врут именно одному человеку — врачу — который им нужен, и нужен только для того, чтобы и он заболел — тогда станет ясно — это и есть:

— НОРМА

Или, как написано, это еще цветочки, так как не подлинник, а только римейк фильма МОЯ ПРЕКРАСНАЯ ГЛУШЬ, — в переводе:

— Россия, — а так-то, как в Апокалипсисе:

— Далее везде.

— — — — — — — — — —

27.19.19

РАССКАЗ О СЕМИ ПОВЕШЕННЫХ

Посвящается Л. И. Толстому

1. В ЧАС ДНЯ, ВАШЕ ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО

Идет:

— Как будто.

Это плохо, сударь, очень плохо.

Идет:

— Позвонить кого-нибудь. — Или это опечатка, и надо:

— Позвать кого-нибудь, — или позвонить кому-нибудь?

2. К СМЕРТРНОЙ КАЗНИ ЧЕРЕЗ ПОВЕШЕНИЕ

Написано:

— В то беспощадное время.

Идет:

— Девушку, которую любишь. — Это обращение к себе на ТЫ. Автору, следовательно, неизвестно, что у Текста есть Поля для:

— Не просто так, — а они именно, очень нужны! Для реального спасения, как до этого, того-сего, и додумался Ромео в Ромео и Джульетте Вильяма Шекспира. Не может актер обратиться сам к самому себе, а только через:

— Автора.

— А так?

— А так — даже не сэр — спасения нет.

Для этого и придуманы литература и искусство, музыка и живопись, чтобы человек, — так сказать:

— Раз-Троился.

А так?

— Да, сэр, одно только расстройство.

3. МЕНЯ НЕ НАДО ВЕШАТЬ

Янсон утром узнал, что поймали террористов и, следовательно, всех уже скоро будут вешать, так как партия собралась подходящая для этого дела — к вечеру уже:

— Похудел.

А то радовался, что стал толстый-толстый, — может быть, даже, как Толстой, которому посвящен этот рассказ.

Предположить, что Янсон убивается по поводу своей смерти через повешение потому, что не убивал жену хозяина, так как только взял его вину на себя, или убил, но по большой просьбе хозяина, — вряд ли можно. Тогда почему он твердит, что его нельзя вешать — непонятно.

И тоже самое насчет других пятерых террористов, что они только, — це:

— Подставные, — а не настоящие террористы, которых посылает тот, кто уже и даже еще у власти, — ибо:

— Защищаться от револушэн 17-й год очень уж хоцца.

Поэтому:

— Врать приходится, и даже не два, а все три раза:

— Врать, врать и врать!

Впрочем, вполне возможно, как то, так и другое.

Смыл этой Посылки в том, что революция 17-го года и ее подготовка — это сплошная дезинформация, так как вводится в обиход идеология фундаментального:

— Всё не так, как это называется.

Можно возразить:

— Это революционеры тащат такую обманную идеологию, — власть другая, честная.

Может быть, и была честная, но, очевидно, что власть в России — не только того времени, но и всегда — двойная:

— Часть за крепостное право — часть против, за освобождение людей вместе с Александром Вторым, — которого Обратные гоняли по Петербургу, как лису вокруг своего же логова, — а:

— Никто даже не смог заступиться.

Шла установка 17-го года, что рабство хорошо, как можно более надолго, но делать его надо, как:

— НАВСЕГДА.

Других принципиальных объяснений я пока не вижу. Да и вряд ли их можно найти, так как:

— Не зря, не зря многие поверили, что революция 17-года к:

— Лучшему, — ибо не только мечтали, но и всерьез думали:

— Так врать нельзя, так как люди никогда не смогут до ЭТОГО докатиться.

И самое главное, это лозунг не солнечных революционеров, пытающийся с помощью фундаментального вранья свергнуть старую власть, а том уж посмотрим, как:

— Жить надо лучше, и даже попробовать хоть немного веселей, — а именно во главе этой демагогии находятся князья и графы, их реакционное крыло, и именно поэтому революция 17-го года:

— Вышла, — так скать в луды, что ее взяла не новая, а именно:

— Старая, старая, старая власть.

И до такой степени, что ни Царю, ни премьер-министру Столыпину — податься в своем руководстве оказалось:

— Некуда-а-а.

И никаких-таких новых революционеров, — так только, если:

— На посылках.

Как в армии:

— Работают все, но только ДО капитана включительно, — остальные?

— Командуют, — командуют так, что их даже не видно.

Ибо и видим мы только работников — господ:

— Не удосуживаемся.

Можно считать немного по-другому, но всё равно получится, что, начиная с полковника — работа — это:

— Сплошная демагогия.

Поэтому его и называют уважительно:

— Нас-таящий палковник!

Поэтому врать не только приятно, но и легко, т.к. больше-то и вообще делать ничего не надо.

Почему Иисус Христос и сказал:

— Вы находитесь среди волков, — что и значит:

— В артист-офф — играют все!

Поэтому Борис Парамонов ошибается, когда говорит про рассказы Леонида Андреева, что это:

— Ужастик, — ибо, да, но ужастик специально разыгранный на натюрлихе жизни.

Людьми, однако, а не только их революционерами.

Царские чиновники, скорее всего, и объяснили революционерам:

— Как надо побеждать — так скать — на самом деле.

Ибо до ТАКОГО вранья сам человек не додумается ни в какой библиотеке даже Цюриха.

След-но:

— Власть берет власть, а не ее оппоненты революционеры.

А так как хорошего хочется больше, чем плохого, то все и рады верить:

— Вот теперь-то, наконец, — не всем, допустим, — но именно НАМ будет лучше.

Хуже, следовательно, тем, кто, как Янсон и остальные семеро повешенных, включая, или нет и его самого — попадают в:

— Подставные.

Ибо:

— Никто не догадается, так как, если догадается, то только еще больше ужаснется.

Получается, да, Янсон мяукал правду:

— Меня вешать не надо.

Разворачивать сие мероприятие в другую сторону не имеет смысла, в том смысле, что дело в психике:

— В каждом человеке живет два человека, и побеждает не Я — Янсона, а его противоположность, с которой он сам не согласен.

Не в психике здесь дело.

В чем? Если судить по предыдущему рассказу:

— В ТУМАНЕ, — то и смысл того, что он везде туман, туман, туман, что и все помешались на дезинформации, — что значит:

— Или все — включая и Катеньку Реймер уже трипперно-сифилисные, или наоборот, — и он, Павел принял за него, если не насморк, то обычный триппер.

28.10.19

Желтый туман — это как китайцы, никто не думает, что их так много, потому что они везде.

Идет фильм Настоящее Преступление с Клинтом Иствудом и Клинта Иствуда, как режиссера. Негр, который не совершал убийства, сам согласился пройти детектор лжи, — и:

— Не прошел его.

Вот также многие уверены в себе, — а:

— Не знают, что априори для людей заложена в фундамент ложь, а не наоборот:

— Правда.

Поэтому, когда люди не вмешиваются — как сейчас, наоборот, вмешивается Клинт Иствуд — правда проигрывает.

Люди думают, что правда торжествует всегда, а неправда только, как исключение.

Наоборот, оказывается:

— Это правду надо доказывать, как Великую теорему Ферма, — а:

— Кто поверил Шекспиру, первым из наших современников добежавшему до этого открытия, как его Ромео для своей любимой Джульетты:

— Доказать можно!

Но вот, как в этом кино сейчас с Клинтом Иствудом — правду доказывать никто не собирается, потому что уверены:

— Если это, действительно, правда — то ее должны были увидеть, так сказать:

— Невооруженным глазом.

Повторю еще раз:

— Наоборот, — правду — как это и сказал почти прямым текстом Иисус Христос:

— Можно увидеть только вооруженным глазом!

Через Него, ибо и ответил апостолам:

— Видели Меня — видели и Отца Моего.

Или, что тоже самое написал Ферма на полях книги Диофанта Арифметика:

— Я нашел этому удивительное доказательство.

И Пушкин распечатал его, как Связь Полей и Текста художественного произведения:

— Поля — Я — предам Вам душой

Всегда я рад заметить разность

Между Онегиным и мной.

Точно также, как это ответил Иисус Христос апостолам:

— Увидь-те РАЗНОСТЬ между Мной и Отцом Моим.

— Как? — спросил Леонид Андреев, — если кругом ничего нет, кроме разных разновидностей ТУМАНА.

И тут вдруг Апостол Павел заявляет:

— Я слышал Голос! — никто не только не ужаснулся, но даже не ахнул — вот насколько не поверили, что так может быть:

— Один слышал, а бывшие рядом с ним — нет!

Правда через чур очевидна, чтобы люди могли ее увидеть своими глазами. Ибо, даже увидев, не поверят, что это был не обман зрения, — их души, однако.

4. МЫ, ОРЛОВСКИЕ

Быстрый переход от рассказа о прошлом к настоящему освистанию.

Люди отказывают вешать осужденных. Неужели вот она такая:

— Свобода!

— Карету графа Бенгальского!

Здесь Россия:

— Нас-Таящая.

5. ПОЦЕЛУЙ — И МОЛЧИ

Как бы, как бы, — всё-таки не забывает, так как:

— Не может. — Шарит по стене, где она, где она, заветная вторая скрижаль и переход — следовательно — к ней, — ан нет, не получается увидеть, да и сам Отелло, неизвестно, вряд ли знал, но держал при себе верного человека, который мог пособить — авось — даже царю Агриппе подняться на ее высокий, — выше, чем перекладина виселицы:

— Зиккурат.

Всё-таки люди умеют писать, — даже удивительно. Почти:

— Невероятно.

Выходят и выходят на связь с другими мирами, несмотря на приближение революции.

— Ему умирать! Не мучь его!

Однако.

— Ты, отец, благородный человек.

— Что ты! Что ты! — испугался полковник. Видимо, для него не было никого благороднее сына.

Что он преступник, значит, в виду никто не имел. И даже больше:

— Внутри не было намека на это.

Да-а, ту Россию люди должны вспомнить.

— А я? — боялась мать, что до нее не дойдет очередь, или дойдет, но мало этого конца слишком останется.

Благословляю на смерь! — отец сыну. Как Тарас Бульба, — но здесь вряд ли может быть эта расшифровка Гоголя:

— Наоборот! — батя.

Через чур это будет теоретически.

Какая сложность, какая трагичность жизни!

Всё лили вино. Всё лили.

6. ЧАСЫ БЕГУТ

Торжественная тишина.

7. СМЕРТИ НЕТ

И в тоже — или в это другое время:

— Ее же самой она как бы не касалась совсем.

Страх появляется в здоровом теле — Сергей — и решил бросить гимнастику Мюллера.

Смерти еще нет, но нет уже и жизни.

8. ЕСТЬ И СМЕРТЬ, ЕСТЬ И ЖИЗНЬ

Гимнастика Мюллера — 18 упражнений для тела, чтобы разум работал хорошо даже перед казнью.

9. УЖАСНОЕ ОДИНОЧЕСТВО

Стра-шок.

Исчез из мира человек.

Три слова:

— Всех скорбящих радость.

— Всех скорбящих радость, прийди ко мне, поддержи Ваську Каширина.

Часто вспоминается при чтении кино про девушку боксершу Малышка на Миллион, — которая мечтала о ринге, радовалась рингу, и была убита на ринге запрещенным приемом:

— После остановки бокса судьёй.

С декадентским рисунком портсигар.

10. СТЕНЫ ПАДАЮТ

Вернер, шахматист.

11. ИХ ВЕЗУТ

Они ничего не только не сделали, но даже не делали, — а их убивают:

— За что? — они хотели устроить смерть другого человека вместе со своей смертью, были обвязаны гранатами — была такая статья:

— За намерение убить другого — смерть?

Или уже настолько эти теракты распространились, что пришлось принять такой закон?

Они вместе в предсмертной камере, — а:

— Как в первый или уже нет раз?

Ибо готовили не простые теракты, а с самопожертвованием, что значит — уже должны были умирать:

— Не раз! — готовясь к ним мысленно, но как на самом деле.

Что их настолько возмущало, что идти надо обязательно на смерть вместе тем, кто должен умерить:

— Из-за них.

Почему такая цель:

— Взять с собой попутчика?

Если РАССКАЗ — это Жизнь, — они живы — значит — еще? Ибо:

— Сто лет — говорят — прошли кое-как, но точно.

Настолько ли точно, как точно НАПИСАННОЕ.

Некоторые считают, что смерти нет, другие сомневаются.

Вернер:

— Может быть для Некоторых смерть и есть. — Для меня, — продолжает, — теперь ее нет.

Муся повторяет его слова, что тоже, смерть была, а теперь уже ее нет.

Василий Каширин пока не мог умереть. Янсон тоже:

— Цеплялся за все углы, чтобы только не ходить и не ехать туда, где она возможна.

Про него Муся сказала:

— Он уже умер.

Вошел Мишка Цыганок и сказал:

— На том свете всем места хватит.

Это правда? По Данте, да, но места очень разные по качеству обслуживания.

Можно сказать, идет рассказ о том, что все люди почему-то умирают.

И так страшно, что никто эту тайну разгадать, как следует не может. Ромео и Джульетта:

— Осилили, — и даже с восторгом.

Муся:

— Мою любовь, широкую, как море, вместить не могут жизни берега. — Они идут среди леса, по нечищеной дороге к виселицам.

Янсон валялся на снегу, его отпаивали нашатырным спиртом.

— Ничего, — ответили, — простой обморок. Потрите ему уши снегом.

— Господа, может быть, приговора не читать, ведь вы его знаете? Как вы?

Однако Каширин, казавшийся самым слабым, сказал:

— Прощайте, товарищи.

Вешают не на площади, как думалось, с среди леса, без людей, и даже от священника сами осужденные отказались, что он отошел:

— И темный широкий силуэт молча и быстро отодвинулся вглубь, и исчез.

— Прощай, товарищ! — крикнули ему.

Вешают, следовательно, не как в кино — всех сразу, а:

— По очереди.

Цыганок — разбойник один идти на виселицу не хочет, его взяла с собой Муся, — расцеловавшись.

Вдруг ближайший солдат как-то покачнулся и разжал руки, выпустив ружье. Но не наклонился, чтобы поднять его, а постоял мгновение неподвижно, повернулся круто и, как слепой, зашагал в лес по цельному снегу.

Янсон не кричал — вероятно забыл, что у него есть голос.

— А я, значит, одна, Мусечка, одна, — печально сказала Таня Ковальчук. Вместе жили, и вот…

— Танечка, милая…

— Поцелуйтесь, поцелуйтесь, — поощрительно сказал Цыганок.

Таня:

— Одна я, а солдатики, одна. Одна…

Над морем всходило солнце.

И чернела в снегу потерянная Сергеем мокрая, стоптанная калоша.

Так люди приветствовали восходящее солнце.

И получается, после Этого началась такая бойня, что людей уже не хоронили даже, и только оружие — или нет — находили после них даже более, чем через полвека.

P.S. — С кем или с чем идет такая тяжелая битва, что мир имеет через-такую мрачную составляющую?

Какова же всё-таки общая Посылка существования Земли? Ибо частные посылки, что они шли на отвлекающее от другого, реального теракта покушение — уже не имеют большого смысла. Даже то, что и Цыганка — хотя и разбойника, но конкретно взяли за несовершенное им преступление, — а именно:

— Решили набрать Семерых Повешенных, — как именно невиновных ни в чем, но — вот кто-то додумался:

— Тем веселее будет эта ЖЕРТВА, — тем благодатнее.

Возможно и наоборот:

— Приносится жертва именно не:

— Благодатная, — чтобы — если уж началось — то и продолжилось:

— СВЕТОПРЕСТАВЛЕНИЕ.

Авось, грешники, думали, этого 20-го века и не должно быть, — закругляться надо, господа люди, так как:

— Пора.

Ан:

— Чё-то опять сорвалось.

Удивительно, что казнью через повешенье никого не пугают, кроме разве своих солдат, разбегающихся иногда от ужаса. Не при народе казнят, чтобы:

— Помнили, суки дети, — всегда думали, в отличие от этого рассказа Л. Андреева, — где всё происходит тихо, мирно, только для:

— Читателя, — или для:

— Бога.

Рассказывает совершенно спокойно и без объяснения причин, — как Данте в Аду.

Такое впечатление, что конец света, или:

— Перед концом Света.

Что-то добавить?

В интернете написано, что импрессионист. В чем импрессионизм — непонятно, разве он пишет картины? С деревьями не похожими на очевидные? Непонятно. Или импрессионизм — это просто правда. Но увидеть ее — о-ля-ля — без Леонида Андреева нельзя.

Импрессионизм — это Просвет, радость, — здесь радость непонятно отчего. Если только от видения противника, но только в виде такой абстракции, что он:

— Есть, — хотя и позиционируется только, как Желтый Туман, или необходимость хоть кого-нибудь повесить, — а:

— Смысла в результате этого повешения, как действия — вообще даже не думают, что:

— Он предполагается.

Работает мясорубка, а люди думают для них, — нет, вообще, сама по себе и даже знать — запоминать, имеется в виду — фамилии многих и многих из них:

— Не собирается.

Непонятно, чего больше, печали или радости. Как проснуться или лечь спать:

— Что лучше?

Русские как-то, но всё-таки жили. Что случилось, что стало:

— Нельзя!

Рассказ посвящен Льву Толстому, а зачем, — спрашивается? Думаю, чтобы привести доказательство:

— Русские тоже могут писать художественные произведения, могут любить искусство, и даже дотянуться до импрессионизма, как его сути, — Лев Толстой, как уже от рождения покойник:

— Нет!

Может и не покойник, но где такой белиберды нахватался — это вопрос:

— Человека научили писать диктанты, изложения, школьные сочинения, — а вот почему он решил называть их романами и так далее — вопрос интересный, ибо ответ, где искать — непонятно.

Ибо, если считать провокацией, то как можно ее выпекать в таком сенокосном объеме — непонятно до удивительности.

И ужас в том, что именно этот СеноКос выбирают, как Зеркало Рашэн Рэволушэн. Следовательно, заранее абсолютно не для людей!

Как вешают людей не ради людей, так и думают далеко:

— Не о людях.

Вполне можно считать, что Леонид Андреев рассказал о каком-то конвейере, работающем автоматически:

— По своему велению и хотению, — зачем?

Люди как раз и думают:

— Неужели это надо, — а кому? — даже спросить не знают точно:

— Надо ли.

Люди искали истину, но, видимо, слишком уныло, что волна кораблекрушения настигла их — выходит — практически неожиданно.

Или:

— Да, искали успешно, но у советской власти сила оказалась, действительно, настолько велика, что, да, так и думали, даже не гадая, но додуматься, что противопоставить не могли, — так и застал их шквал на причале во время постройки корабля — Русского Ноева Ковчега:

— Намного, намного большим оказался этот ураган, чем можно было идентифицировать логически, как воплощение хоть в какое-то разумное сопротивление.

Почему у Данте не рассказывается ни о чем подобном? Так только:

— Уничтожают друг друга по очереди.

Здесь что-то больше, чем бывшее еще раньше татарское нашествие. Просто-таки враждебность инопланетного разума.

И какой-то кордон у Земли есть, если эти чудовища, — как Желтый Туман — ползут медленно, как на ощупь. Но сжирают на своем пути всё живое, задумываясь, если только об одном:

— Это не так ядовито, как на первый взгляд может кому-то показаться.

Как и эти Семеро Повешенные — оказались так, ничего, даже не трипперные и не сифилисные.

30.10.19

Можно ли сравнить это умерщвление человека — в принципе — с обычной смертью, даже, например:

— Во сне?

Человек именно потому печален, что умирает, а многие ли могут достукаться до того же самого, что и Ромео в Ромео и Джульетте Вильяма Шекспира:

— Весь мир театр и люди в нем актеры? — ибо, может быть, так-то и:

— Да, но не в нашем квартале, надеюсь?!

31.10.19

Импрессионизм — это ДВА видения в Одном.

Как на картинах Ван Гога среди лопухов проступают отчетливее и отчетливее глазки и ушищи, лапы, — существа Невидимого в этой траве прямо:

— Перед собой, — а появляются они на картине, как видение художника:

— Да, я вижу перед собой танец в виде линий, ритмически движущихся на потолке, но как послание или с неба, или из-под земли, — ибо:

— Видение это Внутреннее, буквально передо мной этого танца нет, я уже не должен говорить, что вижу его, ибо он, да, пришел, но прямо внутрь меня.

Почему и удивительно, что среди Подсолнухов Ван Гога у себя на стене в импортной золотой рамке, я вижу все больше разных морд или лиц — не знаю, как лучше:

— С ними поздороваться.

Сразу виден игрушечный плюшевый Мишка с короной из подсолнухов, два из которых с хорошими, большими белыми зубами. Но в этих зубах с двух сторон есть по щели — по одной с каждой стороны — побольше немного, чем другие, — и:

— В другом взгляде — это уже глаза второго существа — льва или львицы, и эти зубы уже не кусают Мишку за голову, а он — этот Мишка — как дитёныш этого Льва, высовывается — можно сказать — из его живота.

И — вот в том-то и дело — что Львы и Пертские Красавицы этой картины не придуманы Ваг Гогом, как похожие на связки пучков соломы этих подсолнухов, а виды во Внутренней Картине, но то, что это Подсолнухи — означает:

— Послание, — пришедшее сразу внутрь художника.

Как это сделано — получилось — у Пушкина в Предисловии — От Издателя — Повестей Белкина, — где пишется ответ на привет:

— Ваше письмо от 15 имел я честь получить 23 сего же месяца.

И специально вставлено:

— Почтеннейшее, Ваше, — что это разговор идет — если сравнить с картинами Ван Гога, и именно Подсолнухами:

— Травы с Её ожившими персонажами с Неба, — на которые вот так прямо — без травы — нельзя указать:

— Вот они здесь, или вот они там, — почему именно так же и сообщается в Библии — в Евангелии:

— Вам скажут, Он здесь, или Он — там:

— Не верьте.

Ибо ОН на картине, как неразрывной связи двух миров.

В принципе и любая живопись ТАКАЯ, — но:

— Импрессионизм Указал самим своим возникновением-существованием, что, да, именно так же писали и Леонардо Да Винчи, и Рафаэль, и Рембрандт.

На Картине — следовательно — находятся совсем разные люди, которых именно и обнаружил Александр Грибоедов в Горе от Ума, — как и Тех, и Других:

— РЕАЛЬНЫХ, — реально существующих, а Белинский — тоже это заметил и указал ему — Грибоедову, что, да, мил херц, у тя сие наблюдается, как у Скалозуба, Лизы и Фамусова, говорящих словами Чацкого.

Но настоял на том — Белинский — что Такого:

— Не только в задурманенной Рашке, но вообще, даже во всем мире:

— Никогда не бывает, — что и значит — по Белинскому:

— Грибоедов еще только учится писать, но пока так и не научился.

Можно сказать, сказано буквально тоже самое что и про Ван Гога, и других, однако:

— Настаящих ХУДОЖНИКОВ.

Можно вполне думать, что сказано это именно про бога, что, да:

— Он есть, — но вот родить кого-то, тем более Иисуса Христа никак не мог.

Пажалста:

— От Шекспира, Ван Гога, Тулуз Лотрека, Сезанна, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Грибоедова — это именно так, — СКРЫТЫМ образом:

— И показано, — как и в:

— Евангелии.

Скрытость не в секретности, а именно в ФОРМЕ устройства мира.

Что не все, не все могут удовлетвориться видением фиолетовых глаз, однако, у:

— Лопухов, — у поля, к которому с утра пораньше бежал Ван Гог:

— Только-только успеть увидеть.

Это рождение Нового Мира, — однако.

— — — — — — — — — —

4. Евгений Онегин

Эпиграф

На красных лапках гусь тяжелый,

Задумав плыть по лону вод,

Ступает бережно на лед,

Скользит и падает, веселый

Мелькает, вьется первый снег,

Звездами падая на брег.

Сначала идет разбег, текст оставлен, чтобы лишний раз не переделывать

— Есть разные теории, но — как обычно — это было так давно и почти неправда — что можно считать — то же, как обычно:

— Ничего и не было.

Однако, на этот раз сия теория происхождения жизни на Земле в виде смешения даже не языков, а — как было пропедалировано:

— ЯЗЫКА, — наконец, попалось мне на глаза таким образов, что — как грится:

— Всё-таки переварилось!

Ибо и сделал это Открытие, как обычно не Я, — а:

— Пушкин!

В двух своих известных скандальностью произведениях:

— Воображаемый Разговор с Александром 1 и Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана, — где:

— Слова двух героев именно СМЕШАНЫ в одну строку, — как слова то:

— Царя, — то Пушкина, — а в:

— Макферсоне, диалог Макферсона с Джонсоном выдан — на вид — за монолог одного из них.

Что и означает сию феноменальную вещь, — что:

— Смешение языков — это введение в Жизнь не только Текста, как для простого болтания лишнего лишь пригодного, — но и — о! мама мия:

— Вручение Человеку — как неизвестно, зачем, здесь, на Земле, нужного, святого Ордена:

— ЧИТАТЕЛЯ, — как участника этих переговоров не только Джонсона с Макферсоном и Царя с Пушкиным, — но и Яго Вильяма Шекспира:

— На тех же условиях:

— Я знаю, мил херц, Отелло, что делали здесь — по-русски:

— Летось, — а на американском вообще в виде фильма ужасов:

— Прошлым летом.

Человек — после смешения на Земле языков — следовательно, получил, — нет, не в очередной раз по рогам, — а наоборот, как в цивилизованном обществе:

— Получил от Бога работу на Земле! — быть связным, таким, как это рассказал А. С. Пушкин в От Издателя — шестой повести Ивана Петровича Белкина.

Что значит в простонародии, получил право быть:

— ЧИТАТЕЛЕМ.

— — — — — — — — — — — — —

Идет конец фильма 28 панфиловцев, все ждут последней атаки, — как:

— Спартанцы, — но тут заработал последний пулемет с очень большим остатком патронов, — как, однако, их:

— Мечта.

Но вопрос всё равно остается, что сбылась ли она хоть сейчас.

Или, по-другому:

— Может ли ожить мечта, — или так и останется навсегда Посылкой:

— Радужных надежд.

— — — — — — — — — — — — —

09.05.20

Радио Свобода — Поверх барьеров с Игорем Померанцевым. Рабочие языки Владимира Набокова

Говорится, что Набоков отдавал предпочтение словам и фразам, которых добивался придумать, сам, — а:

— Уже готовые формулировки Медиума — вообще игнорировал, как только сырьё.

Это:

— Или дурашливая фундаментальная ошибка, что, мол, а знаете ли:

— Я до сих пор хочу всё знать сам, — или вообще не понимать посланий бог-офф.

Прослушать еще раз. Была еще какая-то ерундистика из цикла:

— Я конечно не совьет юнион, но всё же именно этой стороны улицы так и:

— Придерживаюсь.

— — — — — — — — — — — — — — — —

Ревизор Гоголя — выделено, чтобы находить места про РЕВИЗОРА, а мысли правильные приходят слишком опосля.

Смысл Театра в том, что очень обязательно:

— Играют ВСЕ.

И вот вчера вечером пришла долгожданная Посылка:

— Люди этого Мюллера под которого здесь работает Городовой, — априори!

Очевидно:

— Ведут себя неправильно, что можно думать, вообще живут не в том же самом государстве, что и мы именно:

— Сейчас, — когда местные власти уже давно не пытаются обмануть верх здесь держащие.

Думают, да, до 17-го года все очень врали, а после:

— Вот именно только после перестали!

Посылка:

— Нет! — происходит опять двадцать пять то же самое.

Что значит, никаких реальных ревизоров не может быть, ибо и вся местная власть уже на такие рельсы честности поставлена, что посылают в рубежи Москвы — или тогда:

— Питербурха, — уже априорных ревизоров, как на должность почтмейстеров, так и городовых.

Они уже ревизоры, и довольно смешно будет, что Хлестаков об Этом не знал. Но:

— Только на деревне у бабушки.

Так как дедушка и то, больше этой хреновине, что на клубе надо, действительно, написать ночью:

— Федя, вчерась на посиделках, ты опять — и тем более — как всегда — хотел взять меня на измор, ибо я так хорошо помню, что еще позавчера тебе ЭТО обещала, а вчера и так дала, — следовательно:

— Без твоего назойливого вранья.

Поэтому городовой и его подчиненные именно:

— ИГРАЮТ с Хлестаковым, — хоть, да, хоть нет он:

— Ревизор, — ибо в любом случае:

— Человек свой, — которого погонять врать совсем:

— Не надо.

— — — — — — — — — — — —

10.05.20

Про Набокова вчера было сказано, что он не использовал, как Бродский:

— Только подачи Медиума, а наоборот, их отрицал, сам выбирая, что лучше, а что — наоборот — надо вообще выбросить.

Не знал, значит, категорически Владимир Набоков, что выбрать принципиально невозможно. И даже непонятно получается, что он натворил с Лолитой. Как тогда он ее заметил.

Или, наоборот, только для того и связался с ней, чтобы доказать:

— Всё равно ничего не получится.

— — — — — — — — — — — — —

10.05.20

Фильм Топор — в главной роли Андрей Смоляков, — показали сегодня ради вчерашнего праздника.

Вопрос:

— Зачем, — точнее, — на хрена ТАК делают?

Что фильм, который вполне мог быть законченным художественным произведением — пусть и советским — выпускают, как Рассказ или Повесть, — о:

— Каком-то, хрен его знает, человеке царского времени, — знак вопроса тут непонятно, то ли надо ставить, то ли лучшее вообще убрать из-за априорной известности неправильного ответа:

— Наши люди никогда не должны быть выдающимися ради самих себя, — а тока-тока, чтобы:

— Всё отдавали Нам-с.

Нельзя людям давать ни капли радости за самих себя — пусть и суррогатной! Для этого надо просто закончить фильм на том месте, где должен начаться Хэппи-Энд героя. Ибо:

— Ну, он же ж старый пень, какой, следовательно, из него герой, — даже не спрашивается.

Ибо:

— Главное, чтобы только зрители чему-нибудь не обрадовались.

Даже случайно.

Просто-таки, откровенное противостояние человеку.

Как раз — или примерно — прояснился Хэппи-Энд Евгения Онегина Пушкина, такой же, как Хэппи-Энд Ромео и Джульетты Вильяма Шекспира:

— Финальная СЦЕНА прощания в доме Татьяны — ЭТО — по ошибке:

— Принимается за финал содержания Евгения Онегина.

Как и печальный финал Ромео и Джульетты, — всех грохнули — значит, нами опять будут править те же Князья и Графы, — пусть эта власть даже носит название:

— Советской.

Но в том-то и Дело! Что сказано не зря в Библии:

— Сначала было только Слово!

А что это значит, никто здесь не только не знает, но и априори:

— Знать не хочет, — ничего!

Слово — это сама Сцена. Просто? Да. Но не зря это СЛОВО так краеугольно повторяется в Библии, — ибо хорошо, да, — но не знают, что вся радость в том, что оно, это искомое слово:

— НЕВИДИМО.

Из чего и делается вывод:

— Вот мы его никогда и не видим.

Несмотря на то, что пишется оно с большой буквы, — ибо Слово — это:

— БОГ

Так вот Слово, Сцена, которую мало кто видит, в Евгении Онегине Пушкина — это и есть сцена прощания Онегина с Татьяной в ее опочивальне, — как:

— Несостоявшаяся брачная ночь, — как и у Ромео с Джульеттой, — практически:

— На кладбище.

И мало кто может разделить пространство и время по невидимой черте, доступной только одному Иванушке Дурачку, для которого только и были предназначены Пушкиным:

— Воображаемый Разговор с Александром 1 и Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана.

А именно:

— Читателем или Зрителем.

Бог назвал это существо, способное видеть невидимое:

— ЧЕЛОВЕКОМ.

И, значит, здесь только и занимаются тем, что хотят доказать:

— Мы такого гада не знаем.

Поэтому и финал фильма Топор — этот самый А. Смоляков:

— Разве он в этом фильме кому-то нужен?

Так, одна молодая прислужница санитарии начала уже к нему капитально приглядываться, несмотря на то, что старый, но мы не дадим, так как сие и невозможно априори.

Также априори, как свадьба-женитьба Ромео и Джульетты и Онегина с Татьяной.

И не замечают очевидно, что Хэппи-Энд может быть виден не просто так, — а:

— Как и Иисус Христос только на Фоне БОГА.

Поэтому падение эмират-офф Человека в Ромео и Джульетте и Евгении Онегине и:

— Сцену, — принимают за Одно и То Же.

Принимают несмотря на театральный бинокль Воображаемого Разговора с Александром 1 и лорнет под названием:

— Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана.

Разделяют героев, как не имеющих друг с другом ничего общего, а они видны только, — как:

— Один на Фоне Другого.

Но, — повторю, — только при одном условии, что у мира на Земле есть Человек, — а у Сиэте:

— Зрители.

У Книги — Читатель.

Увидеть, что цена смерти Джульетты, как и сцена расставания Онегина с Татьяной — делится на Две Части, — на вид слитые в одну — просто так, невооруженным глазом нельзя!

Для чего и — не понимают — продемонстрирована эта тайна, как виды через микроскоп в Книге Войнича на дорогой коже.

Ибо и сказано, что Истина в:

— Вас!

Что значит, на сцене мы видим форму, а содержание находится во владении Зрителя или Читателя.

Думают же, что Вся истина в человеке, а оказывается только:

— Половина! — и эта Человеческая половина и есть Победа. Хэппи-Энд, Счастье, — как:

— Априорное обещание Бога.

Поэтому Сцена — это место, где не просто танцуют или наоборот:

— Врут, — а:

— ДИАЛОГ Бога с Человеком, — который не должен, как говорят в некоторых фильмах про мафию:

— Мычать, как бык, — а именно уже знает априори:

— С тобой люди разговаривают.

Должен, следовательно, дать Ответ на Привет, а не автоматически увидеть правду, как Хэппи-Энд.

И вот это противоречие между трагическим концом и желанием счастья, конца хорошего — оказывается!

Зависит только от Человека.

Ибо он думает, что всё уже кончилось, а на самом деле, как раз — как обычно здесь:

— Ваше Слово скажите, мил херц!

А это и есть то, чего хочет зритель и читатель в Ромео и Джульетте и в Евгении Онегине:

— Хэппи-Энд.

Его играет, следовательно, не актер на сцене, а именно:

— ЗРИТЕЛЬ.

В Ромео и Джульетте в переводе Пастернака я смог Его увидеть, — или, точнее:

— Он сам пришел, — как:

— Голос Бога к апостолу Павлу, — который — написано в Библии:

— Больше никто не слышал!

Но.

Именно, потому, что он уже был во мне, но не мог звучать без:

— СЦЕНЫ.

И он — этот голос — и есть мой ответ на запрос Сцены, — как римского амфитеатра:

— Подними палец, куда сможешь!

И:

— Несмотря на то, что поднять его можно только вверх — здесь он априори:

— Опущен вниз, — так как и вопрос, как логика мира, — абсолютно ему — человеку местному:

— Непонятен, — как тем, кто шел вместе с Апостолом Павлом, — ибо они просто даже не знали, что должны — чтобы его — Голос Бога — услышать:

— Ответить сами!

Они же думали, что ВСЁ идет от бога — сами — следовательно — не должны даже:

— Ку-ка-рекать.

Повторю непонятное многим — если не почти всем — противоречие:

— События нет на Сцене, — как — следовательно — его можно увидеть?

Шекспир ответил просто:

— Весь мир театр, а, следовательно, и зрительный зал — тоже.

А не только всё действие происходит на сцене.

Но вот то, что человек сам не может придумать хэппи-энд — это верно, как верно, что не услышали Голос идущие вместе с Апостолом Павлом на пути в Эммаус, — написал автоматически вместо:

— На пути в Дамаск, — но, думаю, что правильно.

Ибо Хэппи-Энд в Ромео и Джульетте Бориса Пастернака я увидел и услышал, как именно:

— Дуновение невидимого ветра, — как именно:

— Не я его придумал, а в Евгении Онегине сейчас — это дуновение было не именно неожиданным впечатлением, — а:

— Пришедшей — тем не менее — со сцены в зрительный зал — логикой.

Когда это уже известно — элементарно, но про Ромео и Джульетту Шекспира я уже точно знал давно, а про Онегина Пушкина — тем не менее — не догадывался.

Нельзя самому Такое придумать — вот в чем радость.

Ибо даже на вид элементарная вещь в Тарасе Бульбе Гоголя, когда Тарас Бульба пришел в тюрьму к Остапу и ничего не получилось — настолько очевидно нелогична, что вообще ничего другого не остается, — как:

— Увидеть, что они поменялись местами, — а эта Невидимость и есть реальное деление Истины на ДВЕ части:

— Две Скрижали Завета, — в театре истина разделена между Сценой и:

— Зрительным Залом.

И, конечно, можно ругать кого-угодно, что не дают сие почувствовать, — но и идет этот сигнал правды:

— Как апостолу Павлу, — далеко не каждому.

Только недавно, час, два или три назад хотел опять включить на ночь Евгения Онегина Пушкина в исполнении Иннокентия Смоктуновского, потому что:

— Нич-чего-о! не понимаю, что происходит, как вот он пришел ответ:

— Ваше письмо милостивый:

— Государь, — получить, наконец, удалось.

Имеется в виду — повторю — что вывод идет не просто по логике, а приходит, — как:

— Из другого мира.

Как Связь именно между двумя скрижалями Завета, которая хотя и проложена была бойцами Моисея, — но вот так получается:

— Не ко всем людям сразу.

Не все произведения классики сразу поддаются на этот полураспад — полураскол существующей между его частями:

— Связи.

Сейчас на очереди Ревизор Гоголя. Где я сейчас на этапе, что играется Ревизор, которого априори быть не может. Ибо некого проверять, так как и цель власти на местах стопроцентно совпадает с полученным из центра — из столичного Питер-Бурха — заданием:

— Можно всё — кроме правды.

Задания, следовательно, получаемые чиновниками на местах — это:

— Врать и обманывать.

Поэтому и Хлестаков врет, что он не ревизор, а они врут, — что:

— Верят.

— Чему? — спрашивается, что ревизор или что нет.

В зависимости от ситуации, ибо цель:

— Беспредел, хаос, как правящий здешним миром смысл.

А в посылке для зрителей:

— Думать наоборот, что чиновники нарушают закон с целью личной выгоды.

Тогда как нарушение именно может быть только:

— Обратным, — кто-то захочет жить по-честному.

Можно подумать, что дело происходит вообще в:

— Аду, — где всё наоборот и должно быть.

И эта идея идет не из потустороннего пространства, а глядя на логику современной власти:

— Делать всё наоборот.

И даже наоборот-наоборот. Что значит, глубоко сознательно.

— — — — — — — — — — — — — —

12.05.20

Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад. Тайна смерти Гитлера

Владимир Тольц

— Пил ли Сталин вино из черепа фюрера? — задается, так сказать, вполне закономерный вопрос, — и рассказчица этого дела:

— Разливания по черепам хорошего вина Елена то ли Ржевская, — как известный своей трепотней поручик, то ли Аржевская, — Иван Толстой принял решение не озвучивать имени ее по:

— Буквенно, — ибо, да:

— И смыл, — нет, не нет никакого смыла, — а есть, наоборот, так как он именно:

— Партийно-Обычный.

Но только на первый взгляд это ее брожение по журналам Знамя под разными именами и фамилиями, — имеются в виду названия журналов, ибо какой смысл в этих именах, что Мир, а вот на-те вам, у нас опять уже:

— Новый, — на уровне распивания дорогого старого вина из древних кубков, — абсолютно:

— По барабану.

Ибо рассказчица с первых же слов возмутилась этой далеко не соцреалистической тенденцией пить, не как все в подворотнях Портвейн номер тринадцать:

— Как чуть-чуть чертовщиной отдающий, — а почти, как:

— В Библии, — вино самое дорогое.

И тут же объяснила почему:

— Соцреализм лучше!

Ибо громыхалка про Эс-Тэ-Лина Завоевателя наводит людей на мысль, глубоко таящуюся в подвалах, — пусть будет:

— Кремля, — но не исключено, что эти подземные бункеры были и у Хи.

Ибо добраться Хи хотел не до черепов, а до черепов очень:

— Древних!

Победа, следовательно, и здесь нужна не над обычными немецкими автоматчиками, — а взять в свои Ежо-Ви рукависы:

— Мир Прошлого.

И возмущает именно Это, что дама, осознав себя не только учительницей начальных класс-офф:

— Выдвигает УЧЕБНУЮ теорию, как намного более осмысленную, чем все древние мистерии вместе взятые.

Как и сказано в школьных учебниках:

— Да, до нас жили тоже люди, но, к сожалению, они верили только в чепуху, — а:

— Значит, соцреализм лучше.

Но.

Мистика соцреализма выше древних теорий про Кит-офф и Слон-офф, только и держащих нашу Земли-Цу на не падающем до сих пор весу.

По крайней мере, такого же мистического уровня, как:

— Черепа, из которых то ли Хи, то ли Эс-Тэ, — глушили свою бодягу.

Иначе Канта и Гегеля им взять не удастся.

Поэтому и злость на Хи, которую от дамы ждут местные Анти-литературные журналы. Ибо:

— Какое чаепитие без мистики Нового Мира, Октября и Знамени, — где:

— Хемингуэя, — авось и печатают, но обязательно:

— Никогда не празднуют.

Выдвигается простой тезис:

— Соцреализм не так уж хорошо, но заглядывать в Прошлое с помощью жертвоприношений:

— Хуже, хуже.

На деле, жертва с местной стороны оценена в 60 миллионов, погибших в борьбе со сказками Хи.

Впрочем, здесь-то сейчас шла речь о распивании хорошего, дорогого, древнего вина именно здесь, в Ра-Ши — хотя и:

— На поминках Хи.

Повторю, именно идеология начальной школы, распеваемая смело против неправоты Канта и Гегеля — это и есть черепа, из которых идет местная Демо-н:

— Краттия.

Впрочем, кто этого не знает? Знают:

— Все! — и:

— Тем приятней этой Ле обрезать:

— И Это, и То самомнение.

Имеется в виду, что Кант, например, по сведениям Михаила Булгакова, гуливал на пиру, — у:

— Кого-Его.

Ибо и:

— Кто может встать выше самомнения, например, главного редактора Нового Мира, Александра Трифоновича Твардовского, поучавшего небезызвестного некоторым Солженицына:

— Ты запомни или лучше заруби себе на носу, сынок.

— Ась?

— Не может Росинка, как последняя проститутка разгуливать не только по базарной площади, но и по Михаилу Казакову уже и его Анастасии Вертинской:

— Даже по привокзальной площади.

— Почему, мил херц?

— Дак трахнут, естественно.

— Ну, если естественно это еще ничего!

— Почему?

— Дак это не позорно же ж, — так скать:

— Милый дедушка.

Письмо, ибо было, как все уже поняли именно туда:

— На деревню, деу-ш-ке.

П.С. — Куда и пишут поголовно все местные новые миры-с

Как и сказано Полиграф Полиграфычем — в Михаиле Булгакове не только верно, но и абсолютно правильно:

— Чтобы все не пили из черепов только.

Ибо:

— Из них пили не только Каю Маю и Фидю Эю, — но и, так сказать:

— Многие другие.

Так сказать, местные радиолюбители.

П. С. — 2 — Что эти радиолюбители — сейчас идет уже другая передача РС — могут ответить по своему радио на моё последнее открытие — вчера уже ночью перед сном:

— Письмо Татьяны к Онегину — это письмо Онегина к Татьяне!

В Евгении Онегине Пушкина сложнее, чем в пьесах Шекспира, где — как например — в Ромео и Джульетте:

— Везде стоят предварительные указатели, — например, когда Ромео прямо говорит, что придумал, как спасти Джульетту от нежелательного замужества с графом, — но!

Вдруг для осуществления его плана находятся непредвиденные обстоятельства, — или свадьбу решают провести раньше времени, или дать невозвратное обязательство:

— Но! — это, эти препятствия и есть развитие плана Ромео, — на вид:

— Имеющие противоположный вид, — а то, что продолжение только таким и должно быть:

— Логичным, но неочевидным, — никто не обращает внимания, — кроме тех, разумеется, кто обратил.

Развитие действия — это и есть новое, а ждут обычно это новое только по содержанию, по форме:

— Даже боятся задумываться.

Та же самая Переписка идет в от Издателя Повестей Белкина:

— Ваше письмо получить изволил.

А:

— Где оно, мил херц, — спрашивается?

Ответ:

— Находится в вашем уже письме, только мной запечатанном.

Увидеть, что ваше письмо находится в ее письме можно, — но!

— Только по Новому Завету, — как фундаментальному устройству мира по Шекспиру:

— Весь мир Театр.

Что значит любые слова могут быть сказаны только в Письме, что значит, — на:

— СЦЕНЕ.

Сценой для письма Татьяны служит Онегин, следовательно, он Письмо, а она только его:

— Содержание.

Это уже стопроцентная логика, которую опровергнуть можно только одним способом:

— Запретом искусства не только вообще, но и в частности.

Кино можно, но и то только про черепа Хи, из которых или:

— Пьют что-нибудь, или, наоборот:

— Делать это необязательно.

У Пушкина здесь — в Евгении Онегине — сложности, что идет вообще на вид разлюли-малина на восемь лет сочинений, — что заметить откровенную акцентацию внимания прямыми противоречиями, как препятствиями осуществлению планов, — трудно:

— Ибо:

— И не видно вообще никаких планов.

Онегин разошелся с Татьяной? Но он с ней и не сходился! Этот знак восклицания для того, что есть сомнения в этом повсеместном их никогда не-схождении. Ибо:

— Письма были.

И их необязательно считать монологами.

На вид — явное противоречие:

— Зачем тогда были нужны такие длинные письма?

Ответ автоматически дается обычный, как априори видимый:

— Это и не черная магия Шекспира, а просто так: о чем-то же надо писать лирику.

Человек путешествует, видит леса, моря и горы, — как грится:

— Что еще надо-ть для стих-офф-то-сь?

Не замечается связь, которую проповедовал Иисус Христос в Библии.

То, что последующее действие расшифровывает предыдущее — даже и думать здесь никто не хочет. Но:

— Но Никто — это еще не значит, что здесь не живут люди.

Априори они потому и люди, что на Такое взаимодействие способны.

Бонди и Аникст сказали:

— Нет.

Не может поэт в глаза ругать царя, — это у Пушкина, а про Шекспира Аникст без постороннего принуждения признался:

— Не могут в Италии расти дубы из Англии, а уже тем более корабль никак не может плыть из Милана в Верону, или обратно, если оба города живут буквально на:

— Суше.

У Шекспира, следовательно, стоят прямые указатели в виде противоречий, — что:

— Идет не продолжение романа, — а продолжение в виде Расшифровки предыдущей его части.

И:

— Именно в ЭТОМ и есть содержание пьесы, а не о том, что:

— Они будут Там — в водонепроницаемом Милане — делать.

Смысл в этой СВЯЗИ Нового Завета, которая у Шекспира демонстрируется буквально везде, как с печи на полати.

Но вот это:

— Демонстрируется, — понимают здесь буквально, — что, мол, надо же видеть эти рога Короля Лира, чтобы можно записать в черти!

Точнее, наоборот.

Нет, все хором:

— Он чокнулся.

У Пушкина в Евгении Онегине указывают — до революции — какие-то противоречия, но только про:

— Гуся, — который, — и на-те вам, — любит плавать по льду, что и пока что только:

— Бережно.

Про противоречия Шекспира тоже не говорят, кроме очевидных:

— Нельзя плавать по суху, аки по воде, и другие, — но все под одно в виде:

— Как Бы Это Могло Быть!

То, что Шекспир расшифровывает Новый Завет, — думать запрещено не только логикой местной литературы, но и вообще, друзья мои:

— В познании мира дальше бесконечности электрона — не только не бегайте, — как Полинг в соревновании с Вотсоном и Криком по раскрытию удобоваримости ДНК для понимания человеческого разума — даже пешком не топайте, как на деревенские посиделки.

А здесь — куда там:

— Форма и Содержание разумно — практически — взаимодействуют.

Белинский:

— Да, но только, как мясо руки с ее же кожей. — Что значит, чистой воды:

— ОБРАЗ-чик.

Про который в Евангелии сказано:

— Липа.

Гусь — у Пушкина в Евгении Онегине и то:

— Понял, что вполне, знаете ли, можно попробовать про:

— Плыть и по льду, — ну, раз Вилли Шекспи смог запустить свой кораблик:

— Даже вообще, не заходя в море.

Но в принципе, не обязательно так прямо, как Шекспир указывать противоречия, как — тоже — непонятную смену имен, — как:

— Смоктуновский и Высоцкий, — оба на Гамлета.

Читать, — ибо, — это значит:

— Различать, какая часть текста пьесы является Словами Героя, а какая:

— Сценой, — Посылкой для этих слов.

Здесь же ищут причинно-следственную связь только по содержанию.

Но в том-то и дело, что Сцена и Причуды на ней связаны именно, — как:

— Форма и Содержание.

Содержание меняется в зависимости от того, какова была Посылка.

Уловить эту разницу, действительно, непросто. На основании этого мечтают:

— Если она так сложна, значит, такая маленькая, что даже меньше электрона, а тов. Ле:

— Запретил ходить туды-твою.

Как Лизе запрещали ходить в соседний лес:

— Точно те говорю, встретишь лешего.

Вопрос:

— Почему поперлась? — но вот в том-то и дело, что была не только Барышня, но еще и:

— Крестьянка, которые соотносятся между собой не как низшее и высшее сословия — хотя и так можно сказать, — ибо:

— Одна из них живет Ту-та, — а Другая:

— Под Ту-та, под Землей, как владычица Подземного Царства:

— Персефона.

Вот как меняется содержание в зависимости от формы.

Пока — как написал Пушкин — этой тайны Евгения Онегина точно узнал первую главу, — как, что не обидно, а это и есть правило подобных открытий:

— Татьяна и Онегин связаны именно, как форма и содержание, а не два независимых содержания.

Сложность еще и в том, что здесь вообще не принято признавать существование формы. Здесь, имеется в виду, не только после 17-го года, но и до:

— Этого.

Сама эта — такая — конструкции уже служит содержанием, как смыслом художественного произведения, но у Шекспира из-за этого меняется круто и содержание.

Джульетта, как и было задумано Ромео:

— Жива.

Ибо часть действия, когда она умирает, несмотря на уже бывший у Ромео план спасти ее, и есть именно ТАКОЙ план. Не просто попробовал:

— Не получилось, — а это попробовал, но не получилось, — и есть:

— Его истинный план.

К тому же Зрителю открывается такая феноменальная вещь, что Меркуцио был убит не случайно, а по специальному заказу:

— Убийство под видом случайности — это есть работа механизма, связанных вместе Формы и:

— Содержания.

Буквальная фантастика настоящего искусства:

— Нигде прямо не сказано, но вывод делает компьютер Логики.

Это знание приходит к зрителям, к читателю, как прямой доклад. Но — восхищает — что он:

— НЕВИДИМЫЙ. — Нигде прямо про это не написано.

Зачем так делается?

Ответ:

— Чтобы и Зритель-Читатель не только смотрел сюды-твою свысока галерки или снизу зрительного зала, — но и был:

— Участником Этой Жизни не только на словах, но и на деле!

Так и оживляет Джульетту именно:

— ЧИТАТЕЛЬ, — в этом ВСЯ суть.

Что Бог завещал Человеку этот мир.

Здесь же мечтают наоборот:

— Кто угодно, пожалуйста, приходите, приезжайте герои!

Но, чтобы эта дубина сие протяженная — Зритель — решал судьбы не только героев пьесы, но вообще мира:

— Невозможно.

Тем не менее, ЭТО можно понять у Шекспира, именно почувствовать — Онегин — на русском языке! — а:

— Не так указателен.

Тут легче Гоголя распечатать или Грибоедова, — здесь форма изложения через чур закрывает смыл. Письмо — так сказать — с большим секретом.

Таких подарков, как Два Веронца, Ромео и Джульетта пока не вижу, кроме вот этого вчерашнего, что Письмо — это Сцена, и, следовательно, выйти на нее можно только в обратной видимости роли, — что значит:

— Часть письма — это он, а другая — она.

И наоборот.

Сложновато интерпретировать финал, как Хэппи-Энд без слишком больших заморочек, как я уже делал с помощь Евангелия. Надо попробовать поконкретней, как это получалось с Шекспиром.

Сложность в том, что ничего нельзя придумать самому, ибо так можно наговорить чего хочешь, — истина должна приходить:

— Как не моё открытие, — а как:

— Письмо мне.

Ибо я и не думал нарочно, что Ромео спас Джульетту — это пришло, как волна с моря, как откровение, — которого так долго и в недоумении:

— Неужели всё кончено, Юпитер? — ждал рыбак.

Точно также, как логика что Меркуцио убил Тибальд, не могла сработать, — без:

— Очевидности Посылки, — как именно:

— Письма ко мне.

Ибо самостоятельная логика здесь не кукарекает. Логика идет после, а не до — так сказать:

— Видения.

Вот вчера почти ночью — повторю — было видение про форму и содержание писем Евгения и Татьяны, — что-то не идет без его:

— Онегина, — видимо это имеет смысл.

Татьяна — наоборот — не очень-то тащит за собой:

— Ларину.

Вся тонкость и сложность в том, что и нельзя принципиально:

— Увидеть, например, что Тибальт сознательно убил Меркуцио!

Не только потому, что так будет менее интересно, но это знания разного уровня. Как Лиза и Акулина в Барышне-Крестьянке. Как именно:

— Одно — это форма, а другое:

— Содержание.

Взять Владимира в этой повести Барышня-Крестьянка могла только такая:

— Двойная девушка-Ли.

Ибо:

— А умеешь ли ты, мил херц, плавать по воде, аки по суху, — ась?!

— Прости, дорогая, наоборот, пожалуйста.

— Остальному?

— Думаю, ты меня и научишь.

Сложно брать Евангельский переход, — что:

— Отказ от еды — как было с евреями еще до 17-го года в пустыне при манне небесной:

— Это тоже еда!

Питание при этом идет не пустотой, а именно тем, что еда уже есть в Вас! И питаться надо именно этим знанием, а не наоборот:

— Я и так не хочу.

Именно не нежеланием есть, а радостью, что:

— Могу не есть, например, после уже двух часов дня.

То и дело приходится сбиваться с радости питания Манной Небесной, — к:

— Что-то это довольно скучновато, — Господи.

Следовательно, человек уже соскальзывает с поддерживающей его Формы, — что:

— Я могу не есть и радоваться.

Ибо:

— Если могу, — то:

— Чему тут радоваться?

Радости нет — привет — хоть черный хлеб даже без яблока, а уже тут как тут:

— Ловит в свои объятия.

Почему и не может Протей открыться Сильвии в Двух Веронцах, что он:

— Посланник ее любимого Валентина, — и не говорит ей прямым текстом, что является Формой:

— ПИСЬМА.

Смысл, состоящий из Двух Скрижалей, сразу увлечет героя в Ветхий Завет.

Радость, так трудно достижимая радость, — это:

— И есть искомая Манна Небесная, — а не только пожрать за бесплатно, но вредно для сахарного диабета.

Манна Небесная — это отказ от вкусного жареного мяса, несмотря на то, что уже остатки — тоже — после жертвоприношения, но отказ с радостью понимания, как Тарас Бульба:

— Есть, есть еще порох в пороховницах, — чтобы:

— Отразить любое нашествие, — однако, почти просто так, безо всего, но именно всегда в ожидании:

— Боя.

Ибо вон он, вон он, черственненький, полезный для здоровья черный хлебушек, сладостью наполненный, уже крадется, как добрая, — нет, возможно даже не мышь, а коричневенький шотландский котеночек, умом своим настолько славный, как и добротой:

— Не меньше.

Что.

— Так и хочется его съесть. Именно для радости. Ибо отказ настолько уже приелся, что как победа:

— Не ощущается.

Поэтому и не верят некоторые ученые во всеобъемлющую власть Нового Завета, и ляпают:

— А наука лучше!

Но наука — это и есть хлеб, но не насущный, а только обычный, хотя и вкусный, действительно.

Но не Манна Небесная, — как.

Когда потерявшая уже — можно сказать — в вечности Джульетта именно неожиданно:

— Нашлась!

Повторю, потому что, как говорят некоторые физики про кварки:

— Я — и то, честно:

— Не каждый день их вижу.

Некоторые только по четным дням, а другие наоборот больше любят такие встречи в нечетные дни.

По воскресенья? А по воскресеньям и не только именно мой день, когда возникает эта связь, через которую шастал Яго, чтобы доказать Отелло:

— А слышь ты, мил хер-ц, я нашел ее!

Но в том-то и печаль Отелло, что найти — значит:

— Трахнуть, — а иначе нельзя ничего доказать, пока не рассказать сие приключение со всеми подробностями.

Как она могла? До этого добегаться?

Но вот в том-то и дело, что дала Яго, представшему пред ней, как лист перед травой, по методу Короля Лира:

— Перевернувшись вверх ногами.

Так стоит — Яго, занялся художественной гимнастикой — уже:

— Вылитый Отелло.

Убил гада.

Все дело в неуловимости черты-границы этого перехода — увидели?

Всё — привет: иллюзия мира правильного, настоящего исчезла.

Всё дело в неуловимости этой черты — границы у реки времени, которую воспел Екклесиаст, — что даже в нее:

— Можно войти дважды.

Сложность в том, что вход в реку второй раз — в одну и ту же реку — возможен только при видения первого раза, что значит, первый заход в нее — это уже не просто так, оказывается, а уже и есть искомая:

— ПОСЫЛКА видения этой самой Манны Небесной.

И вот, когда она теряется из виду, то и радость, — как:

— Хлеб Насущный, — проскальзывает сквозь слишком крупные ячейки сети, которую и настраивал Иисус Христос для ловли сразу 153 маленьких, — но вот именно:

— Кит-Офф.

Шекспир выдает эти номера Нового Завета во всех своих произведениях, только об:

— Этом и пишет.

Можно сказать, делает перевод Нового Завета в художественную форму, которая — по сути — Им и является, — а не:

— Просто так погулять вышла.

Обычно не учитывается непростая, что даже вообще невидимая невооруженным глазом Вещь:

— СЛОВО, — которое является фундаментом любого утверждения.

Думают обычно, что мы говорим просто так, — ибо:

— Зачем иметь еще что-то, чтобы это было видно для понимания других людей, а уже тем более:

— Бога.

Нет, сказать можно только на Сцене, — что значит при:

— Посылке другого утверждения.

Как Онегин на фоне Татьяны, а она на его.

Этот прием в голливудских кино часто применяется, как и в детективах Шерлока Холмса — Артура Конан Дойла и Агаты Кристи:

— Реальный Хэппи-Энд — не виден.

Невооруженным Новым Заветом взглядом. Как та граница у реки, которую открыл Екклесиаст, чтобы войти в одну и ту же реку:

— Дважды.

Второй раз, ибо надо войти в ту же реку, но уже с:

— Посылкой под мышкой. — Как:

— Первой рекой.

Вот в Евгении Онегине в поисках деления мира на две реки:

— Придется, если не помучиться, то поискать:

— Очевидно.

Ибо, как найти две реки, если их и было-то всего:

— Одна.

Тем не менее, в эту реку времени можно влезть, не затрагивая ее артефактами, что окажется:

— То, чего думали никогда не было, — теперь известно стало:

— Есть!

Хороший пример у Пушкина в Капитанской Дочке, где можно увидеть:

— Царя Настоящего, — как, однако:

— Емельяна Пугачева, — который, если и знает об Этом, то — скорее всего:

— Только интуитивно.

Его явление среди снежной бури, его уверенность, что он царь:

— Настоящий, — не для того спрашивал Гринева, чтобы поклялся — как возможно Швабрин:

— Буду служить разбойнику, — а чтобы Читатель смог разглядеть в нем получше:

— Царя настоящего! — и:

— Эту уверенность передать ему через века.

Всё это — можно сказать — написано Пушкины белым по-черному, почему и мало кто в эту настоящность верит.

Она идет не как утверждение, а как промельк маховой Лолиты Владимира Набокова — продолжаю надеяться.

Как факт правдивости Протея в Двух Веронцах, — что:

— Май диэ, диэ чайльд, я люблю тебя очень, — при обращении к Сильвии.

Ми — так сказать:

— Не верим, — как хором вслед за Анистом спели местные литературные работ-ни-ч-ки.

И, стало быть, почему мы:

— Иму не верим?

Как и практически распорядилась Сильвия:

— Ну, что с него взять — скотина!

Ее, следовательно, призывают в свидетели. Но!

Она где? На Сцене, — а вы, друзья мои хорошие, — нет, не тока в зрительном зале:

— Но всё равно сидите за решеткой, дающей аберрацию невидимости.

Повторяю это уже не первый раз, но всё равно:

— На Сцене она может говорить только: всё наоборот, а так-то очень обрадовалась.

Чему? — спрашивается.

Тому, что и Протей Это понимает, а значит говорит правду о любви именно не своей, а своего хозяина Валентина, выступая, как Подлинник, — в его:

— Роли.

Здесь же имеют в виду всегда:

— В роли — значит врет, падла.

13.05.29

Нет других вариантов, что убийство на дуэли Ленского — это:

— Гибель Роли!

Знак восклицания, что роль, хотя и видна в Двух Веронцах, как Протей, влюбленный в Сильвию:

— По-настоящему, но всё же сам реальный Герой Романа.

Ленский — получается — миф, — как, имеется в виду, живой человек.

А с другой стороны и человек, которого мы видим невооруженным Новым Заветом взглядом — это так только:

— Царь Агриппа, — плохо старающийся поверить в бога, что вот:

— Не может и не может залезть на сцену.

Но.

Как тогда на нее будет взбираться Смоктуновский, если предположить, что своими руками грохнул Гамлета?

С другой стороны, Ленский и не появляется после Их дуэли.

Тоже самое и Ольга — это Роль Татьяны во взаимоотношения с молодыми людьми, жаждающими, не только жениться, но и просто:

— Трахнуться для удовольствия.

Нет других вариантов, кроме вот этого, возникшего вчера перед сном — сегодня:

— Продолжающего жить.

Но Пушкин и является теоретиком больше, чем Шекспир, статей которого я что-то не встречал.

С другой стороны, и Король Лир не дурака валяет по мнению Льва Толстого, а именно — это:

— Он с пучком травы на голове и означает:

— Я перевернулся, как лучи света в фотоаппарате, чтобы — вот именно, как Два Веронца:

— Подняться на Сцену, — где именно: всё наоборот.

Возникает интересный — вплоть до непонимания вопрос:

— Что будут делать на театре Евгений и Татьяна, если в театр можно войти только по пропуску:

— Актер Петров, — актриса:

— Сидорова.

Непонятно, как они собирались жить в романе, — без:

— Фигур не своей речи.

Или Пушкин решил придумать такой вариант, как взаимоотношения Одиссея и Афины Паллады?

Каким же образом тогда эта Афина в конце делает такой жест хвостом, что выходит замуж за генерала, не спрашивая разрешения у Онегина?

Так-то этот вариант был с самого начала, что боевой с ранами генерал — это и есть Онегин.

Но каким образом?

Или, убив Ленского — купил Оболенского, — или как там была у него фамилия. Скорее всего, ее и нет.

Онегин настолько влюбился в Татьяну, что после ее письма в роли Евгения — он:

— Уже тогда! — умолял эту леди не сердиться и подождать его чинов и званий, вплоть до генерала, — потом и:

— Сыграем эту сцену в твоей, мой милый друг, спальне.

Я почему-то всегда думаю, что Татьяна слушает его объяснения в любви, сидя в спальне на своей большей и высокой кровати.

Вот глядя на эти пилочки в тысячном количестве:

— И для ногтей, и для зубов, — вполне можно думать, что дальше Онегин и играет роль Татьяны, — а она:

— Его.

Других тайных свиданий между ними — не видно.

А ТАК они будут видеться не только во дни премьер, — а:

— ВСЕГДА.

Фантастика!

Но, по крайней мере видно, как это и положено в Романе:

— Они всё время жили не только счастливо, — но и:

— Всегда вместе!

Иначе и непонятно, зачем они вообще встречались, — когда:

— Мы были молодыми.

Роман не менее без жизненный, чем Два Веронца, — чем — вполне можно сказать, само:

— Евангелие.

В Гамлете — по сути — происходит тоже самое, — а именно не борьба Гамлета за своё честное по-честному существование, — а:

— Кто из трех — как минимум Гамлет-офф, — сможет выскочить на Сцену:

— В этот раз.

Ибо так-то их трое: Гамлет Сын, Гамлет Отец и Гамлет Брат. И кто из них настоящий, законный Король:

— Определить вряд ли возможно.

Ибо по первому открытию ясно, что правит не Брат короля, а сам Гамлет Отец и разводит всю эту разлюли-малину, так как поймал когда-то ее, распутницу наедине — далеко не целомудренном:

— Со своим братцем, — тоже Гамлетом, грохнул его для уменьшения их — Гамлет-офф — числа, а сам стал править:

— Под его — брата — именем.

Весь смысл этих мистификаций в доказательстве постулата Евангелия:

— Сам человек мало что, а так-то и вообще ничего:

— Не может, — только в:

— Роли.

В данном случае или брата, или сына — так сказать:

— Самого Гамлета.

Вот Офелия, скорее всего, из-за это и чокнулась, что не по карману ее ума оказалась такая сложная риторика.

— Просто так — так сказать — и в туалет сходить нельзя, что ли?

А уж трахнуться — это сама соль не только Земли, но и Неба, — только, — да хоть и в роли:

— Яго!

А потом и удивляется:

— Как я — Отелло — правитель целого острова в океане — почти тоже самое, что Эрнест Хемингуэй, — а вот допрыгался, даже доскакался до самого Яго, — и:

— Ради чего?!

— Только для того, что трахнуть иё — Дездемону — не просто так, — а именно, друзья мои:

— Вот от души — так от души.

Почему в Гамлете всех и передушили:

— Так хорошо никогда не было.

13.05.20 — вечер

Можно говорить:

— Да, да, всё правильно — имеется в виду — вчера, — а сегодня уже непонятно:

— Как может такое быть, чтобы Онегин плакал у кровати Татьяны, — а:

— Вчера — или чуть позже, или раньше — был ее мужем генералом?

Ибо:

— Слуг у него нет, как у Валентина в Двух Веронцах Шекспира был всегда на проводе Протей, чтобы заменять его подлинник своим Письмом.

Или:

— Самим письмом.

Кто из них тогда письмо:

— Практически бес-словесный генерал, в сраженьях изувеченный, или Онегин?

Тем не менее, логика должна быть, несмотря на, что и:

— Вчера была, а сегодня надо опять начинать сначала.

Ибо:

— Связь эта в одну строку не пишется.

Поэтому многие культ-уристы до сих пор не верят, что Протей — это не:

— Протей, — а сам Валентин.

Ибо — простой для местных литературоведов вопрос:

— Где это написано? — а то, что написано в Читателе, — у нас:

— Не бывает.

По причине не-существования СЦЕНЫ, — как:

— Реальности мири.

В этом разница:

— По-русски объясняться в любви Сильвии может только Валентин — Протей — нет, несмотря на то, что ввел себя в это право Формой.

Ибо:

— Ибо у нас такой хренопасии, как отдельная от предмета Форма:

— Ну, понимаете ли, просто не живет.

— Почему?

— Так как Теорий Относительности мы не изучали.

Точнее:

— Не изучаем.

Но не-изучение изучение это идет не столько по ее непониманию, сколько по:

— Запрету.

Здесь Пушкин написал, что это:

— Дар, но не Владимира Набокова, а именно: Свободного — от приказов власти — Романа.

Точнее, свободного от ОБРАЗА.

Здесь это слово:

— Образ, — мельтешит перед глазами во всех передачах Радио Свобода.

Большой смысл здесь в том, что так, как пишет Пушкин написано и Евангелие. Именно:

— Два раза одно и то же не повторяется, ибо оставшееся непонятым сказала Форма.

Не просто гора на плато, а делает человека двойным. Дома он Смоктуновский или Высоцкий, а на работе уже:

— Гамлет.

Промах в том, что Гамлета рассматривают Отдельно от Высоцкого или Смоктуновского.

По двум причинам:

— Из-за сложности ура-зумления этой связи, — и в:

— Связи с запретом этой Связи здесь — к существованию.

Эта необыкновенная связь, ибо — как абсолютной необходимости — участия в спектакле:

— Зрителя, — здесь пропагандируют обратное, что связь эта только профанация.

Признать того, кто не только не получает зарплату по театральной ведомости, а наоборот, ходит перед театром на Таганке — даже в Месте Встречи, которую изменить нельзя:

— В поисках лишнего билетика, как пропуска на это свидание с правдой, — очень уж не хочется.

Тем не менее, как может Онегин быть генералом на приеме и Онегиным в доме Татьяны:

— Надо еще чуть-чуть разобраться

У Шекспира все эти — такие — места пропедалированы обязательно. Например, Два Веронца ехали — ладно — по суху, как по воде плыли, но плыли всё-таки в Милан, — логично — так сказать — находящийся тоже на:

— Земле, а не на воде.

Но.

Почему своё представление они дают в Падуе?

Объясняют буквально:

— Шекспир чуть забылся или напился и забыл, куда, собственно, мы топаем.

Тогда как логика Шекспира очевидна:

— Милан на Земле не может быть Миланом на СЦЕНЕ.

Как Смоктуновский или Высокий не могут выйти на сцену под Этими Же именами.

Могут согласиться:

— На сцене, да, так, а в жизни такой правды не бывает.

Но.

— Не хотят принимать во внимание, что Евангелие говорит об обратном:

— Вы здесь только Пришельцы, — что и значит:

— Исполнители Ролей.

Почему и сказано, что:

— Моря скоро не будет на Земле.

И ребята из Двух Веронцев начали сию тренировку к будущей вечности:

— Уже сейчас.

Почему Ветхозаветные евреи с Радио Свобода и стараются периодически кусать двухсот с лишним летного Пушкина то:

— Откупори шампанского бутылку, — то за:

— Иль перечти Женитьбу Фигаро, — так сказать:

— А при чем здесь Это?

Ибо, да, сложности есть в понимании, но только при посылке, — что:

— Пушкин писал только легкую музыку.

Здесь же бутылка шампанского упоминается, как похожесть на Погремок Исиды, — правительницы разлива Древнего Нила, — будящий — в том числе и евреев от сна Ветхого Завета.

Женитьба Фигаро, — как сплошная мистификация, кто здесь и сейчас Граф, а кто только его Сивильский Цирюльник:

— Фигаро.

Смысл:

— Реальность действия недоступна даже графу, — если он не имеет роли на этой СЦЕНЕ ЖИХНИ.

Зачем ему и нужен Фигаро, как Яго Отелло.

Конечно, Шекспир — в отличие от Пушкина — везде сильно акцентировал внимания, что вот:

— Смотрите!

— Сейчас начнется.

Как — повторю — Ромео очень уже обрадовался, что нашел способ спасти себя и Джульетту, — как именно:

— Свою жену.

Дальше выходит всё наоборот, но это наоборот является только осуществлением плана Ромео. И местные лирики не думают о том, что продолжение не может быть тем же самым, что и начало, а наоборот:

— Таким и должно быть, как написал Шекспир — все погибло, что было нажито почти непосильным трудом.

В этом и был план Шекспира по:

— Защите свидетелей правды.

Так-то победа приходит на улицы города, как Новый Завет.

Как деление мира на две скрижали Завета.

Получается, что Бог предложил всем людям изучить как следует Великую теорему Ферма, что более конкретно, чем просто:

— Теория Относительности Эйнштейна.

Здесь ответили просто, хотя и на вид дружно:

— Их бин абсолютно непонимайт сей хренопасии.

Даже Белинский просто-таки издевается именно по этому поводу на Грибоедовым и его теорией мира по Чацкому.

Считает, что, ну, никак не может Лиза, Фамусов и даже Скалозуб интерпретировать от себя лично куплеты Чацкого в их буквальной:

— Буквальности.

14.05.20

То, что слова пьесы не просто так на помойке валяются, где их может выучить любой, а имеют связь с людьми, практически инопланетную, что связь с другим миром, может иметь не только тот, кто закопал в потайном месте свой Сигнал Тревоги, как в фильме Викинги и Пришельцы, где главный герой разбил этот аппарат связи с уже приближающейся за ним звездой армадой, — но и, как написано в Евангелии:

— Каждый.

Именно поэтому Пушкин и назвал Россию Селом Горюхиным, что ее каким-то образом смогли лишить этой связи, называемой, однако, — как:

— Новый Завет.

Запретили по простой оговорке-поговорке:

— Ну, не поймут НАШИ луды Этого.

И, видимо, есть какой-то конкретный замок для этого запрета, что:

— Просто так, — он не отпирается.

Вот только сейчас, час назад не успел поставить Радио Свобода на ее проигрыватель, как Татьяна Вольтская в:

— На этой неделе 20 лет назад: Разговор о стихах, — всех спрашивает:

— Почему их так мало, что и вообще нет?

И.

И не замечает, что сама же отвечает на этот вопрос своей речевой педагогикой, состоящей всех из трех слов, как в мультфильме, или в анекдоте:

— ДА, ТО ЕСТЬ, КАК БЫ, — почти через слово.

Откуда этот Как Бы лезет? Именно от присвоения себе прав Сцены, — как:

— Мартышки прыгающей здесь просто-напросто просто так, — и даже:

— Не для мебели.

Так-то очевидно, что Слова пьесы не принадлежат одному актеру, будь он даже сам Высоцкий или Смоктуновский, ибо их писал и написал совсем другой Дядя Ваня, — но вот:

— Утверждают:

— Мне их дал режиссер на всю оставшуюся жизнь.

Но.

Элементарно бывало, что Высоцкий опоздал на спектакль, так как по ошибке выехал не на ту Вачу, — что ж прикажешь:

— Лезь под платье? — так получишь по мордам.

Имеется в виду от зрителей за сорванный спектакль.

Здесь, конечно, есть сложность Нового Завета, что, да, одного можно заменять на другого, — но:

— Ненадолго.

Можно, конечно, сколько угодно объяснять эту связь между Героем и текстом пьесы, — что значит:

— Автором, что она не такая сильная, как прямая линия, а только всего лишь пунктир, — но:

— Это все равно будет фундаментальная ошибка.

Ибо:

— Суть этой связи в том, что она идет Через Посредника, называемого в простонародии, — как Читатель или Зритель.

Непосредственной связи Исполнитель с Ролью не имеет.

Именно этим обстоятельством и воспользовались супчики-голубчики Лиза, Фамусов и Скалозуб, введшие в грех ругани Белинского, — что:

— Нельзя же так, без всяких объяснений нагло врать.

Ибо:

— Ну, вы же не Гамлеты! — которых даже точно сосчитать трудно, сколько было в услужении у Вилли Шекспи.

О чем, собственно, и спето в Женитьбе Фигаро, упоминаемой Пушкиным в Моцарте и Сальери:

— Гамлетом ты можешь и не быть, — как и Моцартом, — но:

— Сыграть его роль? — Пожалуйста!

Что значит мало видимую, но существующую вещь:

— Кроме Моцарта и Сальери здесь есть и другие люди, а именно Актеры — как их ни называйте — но в этой пьесе участвующие не случайно.

Очевидная вещь, но взбесившая даже Белинского.

Но ЭТО, собственно, и было девизом революции 17-го года:

— Ну, что хошь иметь будете, только не своих двойников на ваши роли.

Тут, конечно, можно еще подумать, кто чью роль исполнял:

— Боевой князь — муж Татьяны роль Онегина, или он:

— Его.

Белинский потому так грубо промахнулся, что заметил некоторый непорядок в строевых частях Грибоедова Горе от Ума, но не принял его не только за исключение из правил, но и за правило намбэ ввн:

— Тем более.

Пушкин же — хотя и раньше Грибоедова — написал на эту же тему — вот именно всего:

— Евгения Онегина.

По сути объяснив именно ТАКИМ устройством мира вывод в люди Фамусова, Лизы и Скалозуба в роли:

— Чацкого.

Тут же продолжают рассматривать повесть только о более-менее:

— Настоящем человеке.

Так-то можно иметь — так сказать — в виду, но и знать надо, что Такого человека не было даже в Ветхом Завете.

И это доказал Ромео в Ромео и Джульетте Шекспира, — что, собственно, и делать ничего не надо, как только выйти из дома на:

— Улицу, — сложность именно вот в этом переносе ответа в другую строку, о которой поведал стражник Гришке Отрепьеву на польско-литовской границе — А. С. Пушкина:

— Борис Годунов:

— Не всяко слово в ту же строку пишется.

Что и означает, что, да, говорит Евгений Онегин, а то, что он в роли изувеченного непрерывными боями генерала:

— Милый мой хороший! — догадайся сам!

Царь Агриппа даже под понуканиями Апостола Павла — так и не смог. Не потому, что Сцена — театральный помост — так высок, — а потому:

— Что вообще невиден невооруженным идеей Евангелия взглядом.

Вооруженный Взгляд — это, по сути, и есть:

— Один Человек в роли Другого.

Человек, следовательно, всегда Двойной.

Но самая отрицаемая здесь часть — это, что связь между актерами на сцене осуществляется через:

— Зрительный зал.

Что Земля напрямую участвует в делах богов, — как это распространил по всему свету Гомер. Точнее, напрямую, если уже знать это, а так-то:

— Не верят.

Сложно понять, как это может быть, что Онегин — это генерал, в боях пострадавший, и — через неделю — всего лишь — он же плачет от несбывшегося счастья на груди Татьяны. И более того, на балу еще — выходит:

— Сам с собой же — разговаривающий, — хотя и как с другом и родней.

Разобраться сложно, хотя и понятно, что написано в Библии про того, кто вам мешает понять истину:

— Не создавайте ОБРАЗа.

Поэтому:

— Как Это может быть? — вопрос именно:

— О соответствии Образу.

Образ без Посылки ошибочен, на чем и основал свою комедию-трагедию Шекспир:

— Ромео и Джульетта, — нигде вообще не написано и даже в конце, как в детективе не разоблачается, кто был прав и кто есть кто, — что:

— Не случайно Тибальт убил Меркуцио, а нарочно.

Почему Ромео и убил его потом. Только этим, да и то задним числом с уже свершившейся логикой можно понять, что Тибальт задуманное убийство скрыл под случайностью.

У Пушкина, как и Шекспира последовательность действий не объясняется Потом, — а:

— Так и остается невидимой, ибо это принципиально:

— Участие именно Невидимого невооруженным глазом мира в действии.

Объяснения убьют участие Зрительного Зала в действии пьесы.

Тут вполне можно думать, что разговор — знакомство Онегина с самим собой, как с в боях изувеченным генералом, — происходит также, как ведется Воображаемый Разговор с Александром 1 и как написан текст:

— Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана:

— Один из них всегда в Тексте, а Другой на Полях этого текста.

Они видят друг друга, — но!

— Только через ЧИТАТЕЛЯ.

Или Зрителя.

Непосредственного контакта ни между Царем и Пушкиным в Воображаемом Разговоре с Александром 1, — не то, что не было, — а принципиально быть не может, — как и между:

— Джонсоном и Макферсоном.

Как:

— Между Богом и:

— Человеком.

Обязательно нужен Посредник. Как сказал Пушкин в Моцарте и Сальери:

— Сам Третей.

В художественном произведении — повторю еще раз для ужаса некоторых — ОБЯЗАТЕЛЬНО:

— Нужен этот сам третей в виде Читателя.

Или Зрителя.

Именно в том смысле, что ТАК должен быть написан текст.

Белинский именно в этом ошибся фундаментально, что текст пьесы воспринимал, абсолютно не принимая во внимание участие в делах пьесы зрительного зала.

Несмотря на то, что Шекспир издолбил, долбивши:

— Весь мир театр, а не только его подмостки.