18+
Машина смерти

Бесплатный фрагмент - Машина смерти

Князья тьмы. Том II

Электронная книга - 200 ₽

Объем: 250 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Глава 1

Из статьи «Межпланетная торговля» Игнаца Водлецкого, «Космополис», сентябрь 1509 г.:

«Во всех коммерческих обществах большое внимание уделяется выявлению и ликвидации фальшивых денег, поддельных переводных векселей, мошеннических долговых расписок и многочисленных прочих средств, позволяющих придавать видимость высокой стоимости чистой бумаге. По всей Ойкумене общедоступны механизмы, позволяющие точно копировать и воспроизводить банкноты и документы, и только тщательный контроль предотвращает хроническое обесценивание валюты. Применяются три средства такого контроля. Во-пер­вых, в обороте находится только одна валюта, стандартная единица расчета стоимости (СЕРС); купюры этой валюты, различной нарицательной стоимости, выпускаются только Банком Солнца, Банком Ригеля и Банком Веги. Во-вторых, каждой выпущенной этими банками купюре присущи характеристики, подтверждающие ее подлинность. В-третьих, три упомянутых банка повсеместно распространили так называемые «фальсометры» — карманные устройства, подающие предупреждающий звуковой сигнал, когда через прорезь устройства пропускается поддельная купюра. Как знают на своем опыте все мальчишки, попытки разобрать фальсометр тщетны: любое повреждение его корпуса приводит к самоуничтожению внутренних схем.

Разумеется, в том, что относится к «характеристикам, подтверждающим подлинность» купюр, строятся всевозможные предположения. По-видимому, на некоторые участки купюр наносят молекулярные конфигурации, вызывающие стандартную реакцию того или иного рода. Какие характеристики измеряются фальсометром: электрическая емкость, магнитная проницаемость, светопоглощение или отражательная способность, спектр изотопного излучения, распределение радиоактивного легирования либо сочетание некоторых или всех этих свойств? Это известно только нескольким специалистам, а они держат рот на замке».

Первое знакомство Герсена с Кокором Хеккусом состоялось, когда Герсену было девять лет. Спрятавшись за старой баржей, он видел, как космические пираты убивали, грабили, жгли и уводили людей в рабство. Ему не посчастливилось присутствовать при знаменитой «резне в Монтплезанте», беспрецедентной в том отношении, что в ней участвовали все пятеро так называемых «князей тьмы». Кёрт Герсен и его дед остались в живых; впоследствии Герсену удалось выяснить имена пятерых главарей пиратов: Аттель Малагейт, Виоль Фалюш, Ленс Ларк, Ховард Алан Трисонг и Кокор Хеккус. Каждому из них были свойственны характерные особенности: Малагейт отличался бесчувственностью и мрачностью, Виоль Фалюш был сибаритом, неспособным обходиться без утонченной роскоши и экзотических наслаждений, Ленс Ларк прославился манией величия, Ховард Алан Трисонг действовал хаотично, избегая закономерностей. Кокора Хеккуса считали самым непоседливым, эксцентричным и недоступным из «князей тьмы». Немногим удалось встретиться с ним, а затем сообщить о своих впечатлениях; его называли обходительным, беспокойным, непредсказуемым и подверженным приступам того, что можно было бы назвать безумием, если бы Хеккус не проявлял, в то же время, умение контролировать себя и силу характера. Насчет его внешности мнения всегда расходились. Ходили настойчивые слухи о том, что Кокор Хеккус бессмертен.

Вторая встреча Герсена с Кокором Хеккусом имела место, когда Герсен выполнял очередное задание МСБР в Запределье; результаты этой встречи невозможно оценить с уверенностью — по меньшей мере, такой вывод можно было сделать тогда. В начале апреля 1525 года Бен-Заум, руководитель оперативного отдела МСБР, организовал тайное интервью с Герсеном и предложил ему стать, на некоторое время, «стукачом» — другими словами, провести расследование в Запределье по поручению МСБР. В то время Герсен не знал, чем заняться: его собственные дела зашли в тупик, он соскучился; поэтому он согласился как минимум выслушать предложение Бен-Заума.

В том виде, в каком его разъяснил Бен-Заум, задание выглядело исключительно простым. МСБР заключило подрядный договор, взяв на себя обязательство определить местонахождение некоего беглеца. «Назовем его „господином Хоскинсом“», — постулировал Бен-Заум. Господин Хоскинс был настолько популярен, что на его поиски в различные секторы Запределья откомандировали тридцать оперативных работников. Функция Герсена заключалась бы в наблюдении за населенными пунктами некой планеты. «Назовем ее „Зловредной планетой“», — подмигнул Бен-Заум, рассчитывая встретить понимание. Герсен должен был либо найти господина Хоскинса, либо установить с достаточной степенью определенности, что господин Хоскинс не пребывает на Зловредной планете и не посещал ее в последнее время.

Герсен задумался. Бен-Заум обожал мистифицировать агентов, но на этот раз явно перестарался. Герсен принялся постепенно выдалбливать предложенную на его рассмотрение вершину айсберга, надеясь, что обнажатся какие-нибудь свидетельства подразумеваемой сущности: «Почему только тридцать стукачей? На такое дело нужно было бросить тысячу».

Умудренное жизнью лицо Бен-Заума придавало ему сходство с огромным филином-альбиносом: «Нам удалось ограничить область поисков. Могу сказать только одно: Зловредная планета — одно из тех мест, где его обнаружение наиболее вероятно. Именно поэтому я хочу, чтобы вы этим занялись. Важность этого дела невозможно переоценить».

Герсен решил не принимать сомнительное предложение. Бен-За­ум очевидно вознамерился — или был вынужден по приказу — сообщать как можно меньше. Работа вслепую раздражала Герсена, необходимость руководствоваться гипотезами отвлекала и снижала эффективность — а это значило, что он вполне мог не вернуться из Запределья. Герсен искал способ отказаться от поручения, не испортив отношения с Бен-Заумом и не потеряв, тем самым, полезную связь с МСБР.

«Что, если я найду господина Хоскинса?» — спросил он.

«В таком случае у вас будут четыре возможности. Я начну с наиболее желательного варианта и закончу наименее желательным. Привезите его на Альфанор живым. Привезите его на Альфанор мертвым. Заразите его одним из ваших кошмарных саркойских ядов, вызывающих слабоумие. Убейте его на месте».

«Я не наемный убийца».

«Это не просто убийство! Это… черт возьми, мне не разрешено вдаваться в подробности. Но это необходимо сделать, и сделать срочно, уверяю вас!»

«Не сомневаюсь, что вы говорите правду, — отозвался Герсен. — Тем не менее, я не убью — я не могу убить — человека, не понимая причину, по которой его следует убить. Вам лучше обратиться к кому-нибудь другому».

В обычных обстоятельствах Бен-Заум закончил бы на этом любое интервью с агентом, но он продолжал настаивать. Тем самым он давал Герсену понять, что МСБР испытывало дефицит достаточно квалифицированных агентов, или что Бен-Заум особенно высоко ценил способности Герсена.

«Если обычный оклад вас не устраивает, — начал Бен-Заум, — я мог бы…»

«Думаю, что это задание мне придется пропустить».

Бен-Заум несколько раз осторожно ударил себя кулаком по лбу: «Герсен! Вы — один из немногих людей, компетенции которых я могу доверять. Это невероятно деликатная операция — в том случае, конечно, если господин Хоскинс прибудет на Зловредную планету. Нарушая все правила, могу вам сообщить, что в это дело замешан Кокор Хеккус. Если Хеккус встретится с господином Хоскинсом…» Начальник оперативного отдела МСБР беспомощно развел руками.

Герсен продолжал изображать безразличие, но теперь ситуация радикально изменилась: «Господин Хоскинс — преступник?»

Бен-Заум расстроенно нахмурил белоснежные брови: «Не могу вдаваться в детали».

«В таком случае как вы ожидаете, что я его опознаю?»

«Вы получите фотографии и описание внешних характеристик — этого должно быть достаточно. Как я уже упомянул, это предельно простое задание. Найдите этого человека! Привезите его обратно на Альфанор, сделайте его полоумным идиотом или убейте его!»

Герсен пожал плечами: «Хорошо. В связи с тем, однако, что мои услуги очевидно незаменимы, мне причитается особый гонорар».

Бен-Заум капризно торговался, но в конце концов уступил: «А теперь перейдем к более конкретным вопросам: когда вы можете вылететь?»

«Завтра».

«У вас все еще есть звездолет?»

«Если старую консервную банку можно назвать звездолетом».

«Вы всегда умудрялись возвращаться на нем в целости и сохранности, причем в Запределье на него никто не обратит особого внимания. Где он запаркован?»

«В космопорте Авенты — зона C, отсек 10».

Бен-Заум делал пометки: «Завтра отправляйтесь в космопорт и вылетайте. Корабль будет заправлен и снабжен всем необходимым. В монитор будут загружены координаты… эхм… Зловредной планеты. В своем „Звездном каталоге“ вы найдете папку, содержащую информацию о господине Хоскинсе. Вам потребуются только личные вещи — оружие и все такое».

«Как долго я должен вести поиски на этой планете?»

Бен-Заум глубоко вздохнул: «Хотел бы я знать! Хотел бы я знать, что происходит… Если вы не найдете его через месяц после прибытия, значит, скорее всего, мы опоздали. Если бы мы только знали наверняка, куда он направляется и какими побуждениями руководствуется…»

«Таким образом, можно сделать вывод, что он не преступник».

«Нет. Он прожил долгую и полезную жизнь. А потом с ним связался человек по имени Зейман Отваль — насколько мы подозреваем, агент Кокора Хеккуса. По словам жены господина Хоскинса, с этой минуты вся его жизнь пошла кувырком».

«Вымогательство? Шантаж?»

«С учетом известных нам обстоятельств, это исключено».

Герсен не смог выудить никаких дальнейших сведений.

Он прибыл в космопорт Авенты незадолго до полудня следующего дня; в его корабле все было так, как обещал Бен-Заум. Забравшись в спартанскую кабину маленького звездолета, Герсен прежде всего раскрыл «Звездный каталог» и нашел в нем желтоватую папку с фотографиями и распечатанным текстом описания внешности и привычек господина Хоскинса. Хоскинс был запечатлен в различных костюмах и головных уборах, с кожей, выкрашенной различными пигментами. Человек уже пожилой и крупный, с длинными руками и ногами, приветливыми круглыми глазами, оскалившимся в усмешке ртом и небольшим хищным носом, Хоскинс был уроженцем Древней Земли — об этом позволяла судить его манера одеваться и красить кожу, сходная с обычаями жителей столицы Альфанора, но отличавшаяся рядом деталей. Герсен отложил папку и неохотно решил не совершать предварительный визит на Землю, где он несомненно мог бы установить личность господина Хоскинса. Такой крюк занял бы слишком много времени; кроме того, за это его наверняка внесли бы в черный список МСБР. Проверив напоследок состояние корабля, Герсен связался с диспетчером космопорта и сообщил о своей готовности к вылету.

Через полчаса Альфанор превратился в светящийся шар за кормой. Герсен включил монитор; нос звездолета стал поворачиваться и остановился, указывая в направлении, отклонявшемся на шестьдесят градусов от линии, соединявшей Ригель и Солнце.

Теперь корабль подчинялся гиперпространственному двигателю Джарнелла — точнее говоря, возникли условия, в которых сгорание нескольких килограммов горючего приводило к почти мгновенному перемещению в пространстве.

Шло время. Случайные завихрения вызывали проникновение части фотонов через слои гиперпространства, что позволяло видеть находившуюся снаружи Вселенную: сотни и тысячи звезд, проплывавших мимо подобно искрам на ветру. Герсен тщательно регистрировал астронавигационные координаты, взяв за основу триангуляции Солнце, Канопус и Ригель. Через некоторое время корабль пересек границу между Ойкуменой и Запредельем, и с этого момента закон, правопорядок и цивилизация официально перестали существовать. Экстраполируя курс корабля, Герсен смог наконец определить наименование Зловредной планеты: согласно «Звездному каталогу», это была Четвертая планета системы Карины LO-461; в Запределье, однако, ее называли Притоном Биссома. Генри Биссом был мертв вот уже семьсот лет; его мир — по меньшей мере, область, окружавшая столичный город Скузы — теперь контролировался кланом Карзини. «Бен-Заум не зря называл эту планету зловредной», — подумал Герсен. По сути дела, если бы он приземлился в Скузах без основательной причины — а он не мог сразу придумать такую причину — его, без всякого сомнения, встретила бы делегация местного подразделения группировки «Смерть стукачам». Его подвергли бы допросу с пристрастием. После этого, если бы ему повезло, Герсену дали бы десять минут на то, чтобы покинуть планету. Если бы возникли подозрения в том, что он — стукач, его казнили бы. Герсен внутренне проклинал, в самых сильных выражениях, Бен-Заума и его чрезмерную скрытность. Если бы Герсен заранее знал, куда летит, он, может быть, успел бы придумать правдоподобное объяснение своему визиту.

Впереди, в перекрестье носового экрана, не слишком ярко горела зеленовато-желтая звезда. Она становилась все больше и все ярче. Наконец выключился гиперпространственный двигатель; трехмерное пространство сомкнулось — звездолет вздохнул и задрожал всеми атомами, в том числе атомами организма Герсена. Каждый раз, когда это происходило, у него стучали зубы — хотя вполне могло быть, что дрожь эта не имела отношения к реальности как таковой.

Старый корабль модели 9B дрейфовал в пространстве. Рядом висел сравнительно небольшой шар — Притон Биссома. На полюсах планеты белели льды; по экватору ее опоясывала, подобно сварному шву, соединявшему два полушария, цепь невысоких гор. К северу и к югу от этих гор темнели растянутые серые кляксы морей, заметно мелевших примерно на пятидесятых широтах и переходивших в заболоченные излучины и рукава, терявшиеся в джунглях, а дальше простирались болотистые низины и топи — до самой полосы вечной мерзлоты.

На открытом всем ветрам плоскогорье ютился город Скузы — неразборчивое скопление грязноватых каменных строений. Герсен недоумевал: зачем господину Хоскинсу понадобилось бы навещать Притон Биссома? Существовали гораздо более приятные убежища: например, Крайгород можно было назвать почти гостеприимным — если, конечно, у беглеца водились деньги… «Не следует принимать на веру все, что тебе говорят», — напомнил себе Герсен. У господина Хоскинса, вероятно, и в мыслях не было встречаться с кем-то в Скузах — все задание могло оказаться пустой тратой времени; Бен-Заум не отрицал такую возможность.

Герсен изучил планету в макроскоп и не нашел почти ничего любопытного. Экваториальные горы выглядели пыльными и бесплодными; холодные океаны пестрели темными пятнами низких, стремительно несущихся облаков. Герсен вернулся к созерцанию Скуз, где проживали, судя по всему, не больше трех или четырех тысяч человек. На окраине городка выделялась выжженная площадка, окруженная навесами и складами — очевидно, местный космопорт. Не было заметно ни роскошных усадеб, ни замков; Герсен припомнил, что заправилы клана Карзини предпочитали жить в пещерах на склонах гор, подступавших к городку. В полутора сотнях километров на восток и на запад быстро редевшие следы сельского хозяйства полностью исчезали — дальше начиналась пустынная глушь. На планете был еще один городок, рядом с пристанью, выступавшей в Северный океан. Около этого городка находился металлургический завод, о чем можно было судить по отвалам шлака и наличию нескольких крупных цехов. В других районах планеты какие-либо признаки человеческого обитания отсутствовали.

Если Герсен не мог посетить Скузы открыто, приходилось сделать это незаметно. Он выбрал глубокий овраг поодаль от городка, подождал, пока от холмов не протянулись длинные вечерние тени, и приземлился как можно быстрее.

Он провел целый час, привыкая к местной атмосфере, после чего вышел в ночь. Прохладный воздух, так же, как на практически любой другой планете, отличался характерным привкусом, к которому скоро вырабатывалась привычка. На Притоне Биссома пахло едкими химическими испарениями, смешанными с чем-то вроде горелых пряностей — первый запах исходил, по-видимому, от здешней почвы, второй — от туземной растительности.

Герсен не забыл захватить различные приборы и оружие, полезные в профессии «стукача», спустил на лебедке небольшую реактивную платформу и направился на запад.

В первую ночь Герсен разведывал обстановку в Скузах. На извилистых и грязных улицах городка не было никакого покрытия; столица Притона Биссома могла похвалиться продовольственным магазином, несколькими складами, гаражом, тремя церквями, двумя храмами и узкоколейной рельсовой дорогой, ведущей к океану. Герсен нашел гостиницу — прямоугольное трехэтажное сооружение из камня, волокнита и бревен. Скузы дышали тоской и скукой, ленью и невежеством. Герсен допустил, что местное население мало чем отличалось от рабов.

Он сосредоточил внимание на гостинице, где почти наверняка должен был остановиться господин Хоскинс, если бы он соблаговолил приехать. Заглянуть в какое-нибудь окно здесь не было возможности, а толстые каменные стены не позволяли прослушивать происходящее внутри даже с помощью чувствительного микрофона. При этом Герсен не смел обратиться к кому-либо из постояльцев, время от времени вываливавшихся из гостиничного трактира и удалявшихся, пошатываясь, по ночным улицам Скуз.

Вторая ночь прошла не менее безуспешно. Тем не менее, напротив гостиницы Герсен обнаружил пустовавшее здание — судя по всему, когда-то здесь размещалась ремонтная мастерская или фабрика, но теперь в пыльных помещениях не было никого и ничего, кроме небольших белесых насекомых, жутковато напоминавших миниатюрных обезьянок. Здесь Герсен устроился у окна и провел весь зеленовато-желтый день, наблюдая за гостиницей. Перед его глазами проходила жизнь всего городка: угрюмые мужчины и флегматичные женщины шли по своим делам в темных куртках, свободных, в плещущих на ветру бурых или красновато-ко­рич­не­вых штанах, в черных шляпах с загнутыми вверх полями. Они говорили на тягучем монотонном диалекте, который Герсен даже не надеялся имитировать — таким образом, переодеваться в местную одежду и заходить в гостиницу не имело смысла. Ближе к вечеру в Скузы прибыли чужеземцы: судя по их комбинезонам, команда только что приземлившегося звездолета. Герсен прогнал сонливость, проглотив таблетку депривата. Вскоре солнце зашло, городок погрузился в грязноватые сумерки; Герсен покинул убежище и поспешил по неосвещенным улицам к космопорту. Действительно, на посадочной площадке стоял большой грузовой звездолет — из трюма уже выгружали ящики и мешки. Как только Герсен приблизился, из звездолета спустились три человека в комбинезонах; они пересекли залитый лучами прожекторов участок перед выходом за ограду, показали пропуска охраннику в застекленной будке и направились по дороге в городок.

Герсен присоединился к ним, пожелав доброго вечера. Приезжие вежливо ответили тем же, после чего Герсен спросил, как назывался их корабль.

«Это „Иван Гарфанг“, — сообщили ему. — Из Халцедона».

«Из Халцедона на Земле?»

«Так точно».

Младший из троих спросил: «Как обстоят дела в Скузах? Чем тут можно развлечься?»

«Здесь не разбежишься, — вздохнул Герсен. — Кроме трактира в гостинице, в городе почти ничего нет. Смертельно скучная дыра, жду не дождусь возможности уехать. Вы берете пассажиров?»

«А как же! Один уже на борту, есть каюты еще на четверых. Освободится и пятая, если господин Хоузи останется в Скузах — насколько я понимаю, он так и собирается сделать. Черт его знает, зачем он сюда приехал…» — молодой человек недоуменно покачал головой.

«Так-так, — сказал себе Герсен, — проще пареной репы». Кем мог оказаться господин Хоузи, как не господином Хоскинсом? Но по какому делу его «пригласил» Кокор Хеккус? Герсен проводил трех космических «дальнобойщиков» до гостиницы и зашел в трактир вместе с ними — любой встречный, даже подозревающий каждого приезжего «охотник на стукачей» решил бы, что Герсен тоже прибыл на грузовом звездолете.

Герсен дополнительно убедил окружающих в справедливости такого вывода, заказав выпивку на четверых за свой счет. В трактире подавали пиво, слабое и кислое, и едкую, мутную рисовую водку.

Внутренность трактира нельзя было назвать мрачной — в камине пылал огонь, официантка в поношенном красном платье и плетеных соломенных тапках стояла за традиционной стойкой и разливала напитки. Младший из троих звездоплавателей, называвший себя «Карло», принялся было заигрывать с официанткой, на что та ответила взглядом, выражавшим полное непонимание и замешательство.

«Оставь ее в покое! — вмешался старший из новых приятелей Герсена, по прозвищу „Бьюд“. — У нее не все дома». Он многозначительно постучал себя пальцем по лбу.

«Мы пролетели столько световых лет, на самое дно Запределья! — ворчал Карло. — И первая женщина, попавшаяся на глаза — идиотка».

«Оставь ее господину Хоузи, — посоветовал Халви, третий астронавт. — Если он тут поселится, с кем еще ему придется проводить время?»

«Он какой-нибудь ученый? Или журналист? — полюбопытствовал Герсен. — Они иногда заезжают в самые странные места».

«Черт его знает, кто он такой! — сказал Карло. — За всю поездку двух слов не сказал».

Тема разговора сменилась. Герсен не прочь был обсудить господина Хоузи подробнее, но не смел задавать вопросы — в Запределье лишние вопросы почти неизбежно приводили к мрачным последствиям.

В трактир зашли несколько местных жителей; они столпились у камина, опрокидывая залпом полулитровые кружки пива и разговаривая на тягучем монотонном наречии. Герсен отвел официантку в сторону и спросил, не сможет ли он переночевать в гостинице.

Женщина стала мотать головой: «У нас давно никто не стоял. Постели простыли, отсырели. Ночуйте у себя на корабле, так будет лучше».

Герсен взглянул на сидевших поодаль Карло, Бьюда и Халви. Бравые звездоплаватели явно не собирались покидать трактир в ближайшее время. Герсен снова повернулся к официантке: «Есть тут кто-нибудь, кто мог бы сбегать с поручением к нашему кораблю?»

«У нас есть паренек, он может сбегать».

«Я хотел бы с ним поговорить».

Официантка позвала подростка — как оказалось, своего сына, увальня с ничего не выражающим лицом. Герсен щедро наградил его чаевыми и заставил трижды повторить сообщение, которое он должен был передать. Увалень промямлил: «Я должен попросить, чтобы меня провели к господину Хоузи, и сказать ему, что его ожидают в гостинице по срочному делу».

Подросток убежал. Герсен немного подождал, после чего быстро вышел из гостиницы и последовал за сыном официантки по дороге в космопорт, держась далеко позади.

Охранник в космопорте знал паренька и, обменявшись с ним парой слов, пропустил его к звездолету. Герсен подкрался как можно ближе к ограде космопорта и притаился в тени высокого куста.

Прошло несколько минут. Из звездолета спустился паренек — один. Герсен разочарованно крякнул. Когда подросток стал возвращаться по дороге, Герсен вышел ему навстречу. Мальчик испуганно вскрикнул и отпрыгнул в сторону.

«Иди сюда, не бойся! — сказал Герсен. — Ты видел господина Хоузи?»

«Да, сударь, видел».

Герсен вынул из-за пазухи фотографию Хоскинса и посветил на нее фонариком: «Это он?»

Паренек прищурился: «Да, сударь. Он самый».

«И что он сказал?»

Подросток отвел глаза в сторону, блеснув белками: «Он спросил, знаю ли я Билли Карзини».

«Даже так, Билли Карзини?»

«Именно так, сударь. Конечно, я не знаю Билли Карзини. Билли Карзини — хормагонт. Хоузи приказал передать вам, если вы — Билли Карзини, что вы должны придти к нему в звездолет. Я объяснил, что вы — астронавт-дальнобойщик с того же корабля. А он сказал, что не будет иметь дело ни с кем, кроме Билли Карзини, и что тот должен явиться собственной персоной. Вот и все».

«Понятно. А что такое хормагонт?»

«Здесь их так называют. Может быть, на вашей планете их прозвали по-другому. Это люди, которые высасывают жизнь из других, а потом улетают и проживают высосанные годы на Тамбере».

«Билли Карзини живет на Тамбере?»

Мальчик серьезно кивнул: «Это настоящая планета, не думайте, что я вру! Я-то знаю, потому что хормагонты живут только там».

Герсен улыбнулся: «Драконы, феи, великаны-людоеды и линдерлинги тоже там живут?»

Паренек скорбно опустил голову: «Вы мне не верите».

Герсен всучил ему еще несколько монет: «Вернись к господину Хоузи. Скажи ему, что Билли Карзини ждет его на дороге, и приведи его сюда, ко мне».

Подросток широко раскрыл глаза: «Вы — Билли Карзини?»

«Кто я такой, не имеет значения. Иди, передай мои слова господину Хоузи».

Мальчик снова направился к звездолету. Через пять минут он спустился по трапу в сопровождении Хоузи — без всякого сомнения того субъекта, который был запечатлен на фотографиях. Они направились к выходу с посадочной площадки.

В этот момент из темного неба на площадку стремительно спустился диск, мигающий бегающими по кругу красными и синими огнями. Это был роскошный аэромобиль, пышно украшенный цветными мерцающими просветами, золотой отделкой с завитками и трепещущими пальмовыми ветвями, отливающими золотом. Костюм водителя — стройного, длинноногого и широкоплечего — не уступал его машине вульгарной колоритностью. Он выкрасил в ко­рич­не­ва­то-черный цвет молодое, подвижное лицо с правильными чертами; у него на голове был туго затянутый белый тюрбан с парой залихватских кисточек, висевших под правым ухом. Человек этот казался заряженным нервной жизненной энергией: спрыгнув на землю, он почти подскочил, как на пружинах.

Подросток и господин Хоскинс остановились; новоприбывший быстро пересек посадочную площадку и обратился к Хоскинсу. Тот казался удивленным и вопросительно указал на дорогу. «Это и есть Билли Карзини», — скрипя зубами от досады, подумал Герсен. Билли взглянул на дорогу, после чего задал Хоскинсу какой-то вопрос. Хоскинс, судя по всему, неохотно с чем-то согласился и похлопал ладонью по своей поясной сумке. В то же время, продолжая то же движение руки, Хоскинс выхватил оружие и направил дуло на Билли Карзини; Хоскинс явно нервничал и набрался храбрости, чтобы подчеркнуть свое недоверие к собеседнику. Билли только рассмеялся.

Каким образом все это было связано с Кокором Хеккусом? Надо полагать, Билли Карзини — один из его агентов? Существовал простой и прямолинейный способ выяснить, так ли это. Охранник в будке с напряженным вниманием следил за стычкой на посадочном поле. Он не слышал, как сзади подошел Герсен, даже не успел отреагировать и сразу потерял сознание, когда Герсен нанес ему ловкий удар под затылок. Напялив на себя кепку и плащ охранника, Герсен направился к Хоскинсу и Билли Карзини уверенными шагами выполняющего свои обязанности должностного лица. Карзини и Хоскинс были заняты каким-то обменом: каждый держал в руках конверт. Билли взглянул на Герсена и приказал ему взмахом руки вернуться к выходу, но Герсен продолжал приближаться, всем своим видом изображая подобострастное смущение. «Вернись на свой пост, часовой! — резко обронил Билли. — Мы заняты, оставь нас в покое!» В движении его чуть наклонившейся головы было что-то мгновенно вызывавшее страх.

«Прошу прощения, сударь», — сказал Герсен, бросился вперед и огрел Билли Карзини лучеметом по великолепному тюрбану. Билли пошатнулся и упал. Герсен провел парализующим лучом по руке Хоскинса — тот выронил оружие.

Хоскинс закричал от боли и удивления. Герсен подобрал конверт, выпавший из рук Билли и протянул руку, чтобы взять конверт Хоскинса. Хоскинс отступил на пару шагов, но, увидев, что Герсен снова поднимает лучемет, остановился.

Герсен подтолкнул его к машине Карзини: «Быстро! Залезайте, а то хуже будет».

Ноги Хоскинса обмякли и дрожали — спотыкаясь, он побежал шаркающими шажками к аэромобилю. Забираясь в машину, Хоскинс пытался спрятать конверт за пазухой. Герсен дотянулся и схватил конверт, чтобы вырвать его. Пару секунд они боролись — Хоскинс ни за что не хотел отдавать конверт. Конверт порвался, и в руке Герсена осталась его половина; другая половина упала и отлетела куда-то под машину. Билли Карзини кряхтел и поднимался на ноги. Герсен больше не мог задерживаться. В аэромобиле был установлен стандартный пульт управления; Герсен потянул штурвал на себя и вверх, до упора. Двигатели взвыли. Билли Карзини что-то кричал, но Герсен не мог его расслышать; как только машина стала подниматься, одновременно разгоняясь вперед, Билли подобрал лучемет и выстрелил. Разряд прошипел перед самыми глазами Герсена и прожег глубокий косой шрам в голове пригнувшегося рядом Хоскинса. Развернувшись уже на значительной высоте, Герсен ответил бешеным огнем, но противник был слишком далеко, и внизу лишь взметнулись облачка рассыпающейся искрами пыли.

Поднявшись высоко над Скузами, Герсен снова повернул, полетел на запад и опустился в овраге рядом со своим небольшим звездолетом. Он перенес тело Хоскинса в корабль и, бросив на произвол судьбы весело мигающий огнями раззолоченный аэромобиль, поспешно взлетел в черное пасмурное небо. Только включив гиперпространственный двигатель, он почувствовал себя в безопасности — теперь, сколько бы ни старались его враги, они не могли его перехватить. Задание было выполнено профессионально, без лишних усилий и потерь. В соответствии с инструкциями, труп Хоскинса ожидал скорейшей доставки на Альфанор. Дело в шляпе, все в порядке. Но Герсен вовсе не был доволен собой. Он ничего не узнал, ни в чем не преуспел, кроме пустякового поручения, с которым его отправили на Притон Биссома. В этом деле был как-то замешан Кокор Хеккус. Господин Хоскинс, однако, уже ничего не мог рассказать — Герсен так и не понял, почему Кокор Хеккус интересовался персоной убитого.

Наличие трупа создавало проблему. Герсен перетащил тело в рундук кормового трюма и запер его там.

Вынув конверт, экспроприированный у Билли Карзини, Герсен вскрыл его. Внутри лежал сложенный лист розовой бумаги с текстом, написанным мелким витиеватым почерком от руки, лиловыми чернилами. Сообщение было озаглавлено: «Как стать хормагонтом». Герсен приподнял брови: кто-то изволил шутить? Вряд ли. Читая инструкции неизвестного автора, Герсен чувствовал, как холодная дрожь ужаса пробегает у него по спине. Никогда еще чтение не вызывало у него столь неприятные ощущения.

«Старение вызывается истощением жизненных соков юности, это самоочевидно. Хормагонт стремится восполнять в себе запас этих бесценных эликсиров за счет самого доступного источника — за счет тех, кто еще молод. Это дорогостоящий процесс, если под рукой нет достаточного числа молодых особей; обеспечив свой доступ к надлежащему числу доноров, хормагонт приступает к делу следующим образом».

Дальнейшие подробные инструкции предварялись вступительным параграфом:

«Используя организмы живых детей, хормагонт извлекает надлежащие железы и органы, приготавливает экстракты и подвергает экстракты переработке, в конечном счете получая, если все было сделано правильно, воскообразный сгусток. Этот сгусток, будучи вживлен в шишковидное тело мозга хормагонта, предотвращает старение».

Герсен отложил письмо, чтобы изучить обрывок, оставшийся от документа в конверте Хоскинса:

«…микроскладчатость или, точнее выражаясь, штриховые уплотнения. Уплотнения неразличимы невооруженным глазом, и даже при ближайшем рассмотрении их распределение представляется случайным. Их расстановка, однако, имеет решающее значение и определяется последовательностью квадратных корней первых одиннадцати простых чисел. Наличие не менее шести таких штриховых конфигураций на любом из упомянутых участков подтверждает…».

Герсена этот текст чрезвычайно заинтриговал, но он не мог догадаться, к чему относилось описание. Какие сведения, известные господину Хоскинсу, были равноценны секрету вечной молодости?

Он снова изучил отвратительные указания для желающих жить вечно — и усомнился в их эффективности и достоверности. В конце концов Герсен уничтожил оба документа.

В космопорте Авенты он вызвал Бен-Заума по видеофону: «Я вернулся».

Бен-Заум поднял брови: «Так скоро?»

«Задерживаться было незачем».

Через полчаса Бен-Заум и Герсен встретились в зале ожидания космопорта.

«Где же господин Хоскинс?» — деликатно подчеркнув имя Хоскинса, Бен-Заум, чуть наклонился и пытливо прищурился.

«Вам потребуется катафалк. Он покинул этот бренный мир — еще до того, как я покинул „зловредную“, как вы предпочитаете выражаться, планету».

«Он пытался… что именно произошло?»

«Хоскинс и человек по имени Билли Карзини собирались заключить какую-то сделку, но никак не могли договориться об условиях. Карзини, по-видимому, был разочарован позицией Хоскинса и прикончил его. Мне удалось найти и увезти тело Хоскинса».

Бен-Заум бросил на Герсена взгляд, полный укоризненной подозрительности: «Они обменялись какими-нибудь документами? Другими словами, успел ли Хоскинс передать Карзини какие-либо сведения?»

«Нет».

«Вы в этом уверены?»

«Совершенно уверен».

Бен-Заум не успокаивался: «Это все, что вы можете сообщить?»

«Разве этого не достаточно? Вы получили Хоскинса — что и требовалось».

Бен-Заум облизал губы, искоса наблюдая за Герсеном: «В одежде покойного не было никаких бумаг?»

«Нет. Я тоже хотел бы задать вам вопрос».

Бен-Заум глубоко, разочарованно вздохнул: «Хорошо. Если смогу, отвечу».

«Вы упомянули Кокора Хеккуса. Каким образом он замешан в это дело?»

Начальник оперативного отдела МСБР немного поразмышлял, поглаживая подбородок: «Кокор Хеккус скрывается под многими личинами. Один из его псевдонимов, по имеющимся сведениям — Билли Карзини».

Герсен печально кивнул: «Так я и думал… Я упустил редкую возможность. Такой случай может больше не представиться… Вы не знаете случайно, что такое хормагонт?»

«Как вы сказали?»

«Хормагонт. Ходят слухи, что на планете Тамбер обитают бессмертные существа — хормагонты».

Бен-Заум ответил размеренно-дидактическим тоном: «Я не знаю, что такое хормагонт. Все, что я знаю о планете Тамбер — слова из детской считалочки: „Захочу — полечу, что ищу, то найду, если курс проложу на Собачью звезду — там, в конце всех путей, открываются вечности двери на планете пропавших детей, на Тамбере“. Что-то в этом роде».

«Вы пропустили пару строк после „Собачьей звезды“: „Там на юге горит Ахернар, там никто не становится стар“».

«Неважно, — сказал Бен-Заум. — Изумрудный город я тоже не нашел». Он скорбно вздохнул: «Подозреваю, что вы не сказали мне все, что знаете. Тем не менее…»

«Тем не менее — что?»

«Держите язык за зубами».

«Непременно».

«Кроме того, имейте в виду: если вы, паче чаяния, сорвали какой-нибудь план Кокора Хеккуса, он обязательно встретится с вами снова. Хеккус никогда не прощает долги и не забывает обиды».

Глава 2

Из предисловия к монографии «Князья тьмы» Кароля Карфена, опубликованной издательством «Просвещение» в Новом Вексфорде на планете Алоизий в системе Веги:

«Можно задать вполне обоснованный вопрос: почему из огромного множества воров, похитителей, пиратов, работорговцев и наемных убийц, промышляющих в Ойкумене и за ее пределами, следует выбрать пять человек, прозванных «князьями тьмы», и уделять им особое внимание? Автор признаёт некоторую произвольность такого выбора, но может с чистой совестью определить критерии, по мнению автора позволяющие считать именно этих пятерых исчадиями ада и повелителями зла.

Во-первых, «князьям тьмы» свойственно самовлюбленное величие. Задумайтесь над тем, каким образом Кокор Хеккус заслужил репутацию «машины смерти», вспомните о «плантации» на планете Хватирог, где Аттель Малагейт создал нечто вроде уникальной рабовладельческой цивилизации, оцените потрясающий памятник, который воздвиг себе Ленс Ларк, или «дворец любви» Виоля Фалюша — тоже своеобразный монумент в честь самого себя. Невозможно не признать, что свершения этих преступников не относятся к разряду рядовых достижений или к последствиям обыденной порочности (хотя говорят, что Виолю Фалюшу не чуждо мелочное тщеславие в том, что касается внешности, а некоторые авантюры Кокора Хеккуса напоминают чудовищно гипертрофированные эксперименты мальчишки, мучающего насекомое).

Во-вторых, эти люди наделены конструктивным гением. Они руководствуются главным образом не злобой, не извращенностью и не человеконенавистничеством, но необузданными внутренними побуждениями, по большей части окутанными тайной и необъяснимыми. Что заставляет Ховарда Алана Трисонга сеять хаос с таким наслаждением? Каковы цели непроницаемого Аттеля Малагейта? Чего добивается зловещий щеголь, Кокор Хеккус?

В-третьих, каждый из «князей тьмы» окружил себя завесой тайны, настаивая на анонимности и безличности. Даже ближайшие подручные этих людей неизвестны. У «князей тьмы» нет друзей, нет любовниц или любовников (если не считать «любовью» сибаритское потворство Виоля Фалюша своим эротическим прихотям).

В-четвертых, вопреки вышесказанному, «князьям тьмы» свойственно качество, которое точнее всего было бы определить как абсолютную гордыню, абсолютную самодостаточность. Каждый из них рассматривает взаимоотношения между собой и остальным человечеством всего лишь как соперничество равных.

В-пятых, позвольте сослаться на беспрецедентный в истории человечества конклав «князей тьмы», состоявшийся в 1500 году в таверне Смейда (см. подробное обсуждение этого совещания в разделе I), на котором все пятеро признали — скорее всего, вынуждены были признать — что им выгоднее сотрудничать на равных, нежели соперничать, и определили различные сферы своих интересов. Ipsi dixeunt!».

Таково было второе свидание Герсена с Кокором Хеккусом. В результате этой встречи Герсен надолго погрузился в подавленное состояние, проводя на Эспланаде Авенты каждый длинный альфанорский день, с утра до вечера, и глядя в просторы Тавматургического океана. Поначалу он рассматривал возможность возвращения на Притон Биссома — но такой проект представлялся ему скоропалительным и почти наверняка бесполезным: Хеккус не стал бы надолго задерживаться на этой заурядной планете. Каким-то образом Герсену нужно было снова установить с ним контакт.

Поставить перед собой такую задачу было легче, чем найти способ ее решения. О Кокоре Хеккусе рассказывали десятки историй, от которых волосы вставали дыбом, но крохи фактической информации в этих небылицах попадались редко. Ссылка на планету Тамбер отличалась новизной, но Герсен не придал ей большого значения: скорее всего, «планета хормагонтов» была порождением богатого воображения скучающего подростка.

Шло время — неделя, две недели. Кокор Хеккус удостоился упоминания в новостях в качестве предполагаемого похитителя некоего коммерсанта с Копуса, восьмой планеты Пи Кассиопеи. Герсен был несколько удивлен этим обстоятельством: «князья тьмы» редко занимались похищениями с целью получения выкупа.

Через два дня поступили известия о еще одном похищении, на этот раз в горах Хаклюз на Орпо, седьмой планете той же звезды, Пи Кассиопеи. Жертвой в этом случае оказался богатый поставщик квашеных спор. Организатором похищения снова называли Кокора Хеккуса; по сути дела, лишь упоминание имени «князя тьмы» делало эти заурядные преступления достойными внимания.

Третья встреча Герсена с Кокором Хеккусом стала возможной непосредственно в связи с упомянутыми похищениями, хотя связь эта оказалась весьма неочевидной. Более того, похищения как таковые явились обратными или косвенными последствиями успеха, достигнутого Герсеном в Скузах.

Ускорению последовательности событий способствовала случайность. Однажды утром, ближе к полудню, Герсен снова сидел на скамье посреди Эспланады. Рядом, на другом конце той же скамьи, присел старик, выкрасивший кожу в бледно-голубой цвет — в черной куртке и бежевых брюках представителя образованного среднего класса. Через несколько минут старик тихо выругался, отшвырнул газету и, повернувшись к Герсену, выразил возмущение беззаконием, творившимся в последнее время: «Еще одно похищение, опять ни в чем не повинного человека утащили к Менялам! Почему это не пресекается? Куда смотрит полиция? Нас предупреждают о необходимости принимать меры предосторожности, понимаете ли! Стыд и срам!»

Герсен выразил безусловное согласие с точкой зрения соседа по скамье, заметив, однако, что ему были неизвестны какие-либо способы эффективного решения этой проблемы, кроме повсеместного, в масштабах Ойкумены, запрещения космических кораблей, находящихся в частной собственности.

«А почему бы их, действительно, не запретить? — потребовал объяснений старик. — У меня, например, нет звездолета, и нет никаких причин, по которым мне потребовался бы собственный звездолет. Все эти частные космические яхты — не более чем роскошные игрушки и показные символы статуса, в лучшем случае! А в худшем случае они способствуют совершению преступлений, в особенности таких, как похищения с целью получения выкупа. Вы только посмотрите! — он постучал пальцами по газете. — Десять похищений, и все стали возможными благодаря бесконтрольному использованию звездолетов!»

«Десять? — переспросил Герсен. — Так много?»

«Десять за последние две недели — и похищают, конечно, только богачей, владельцев крупнейших предприятий и так далее. За них, естественно, платят выкуп, тем самым обогащая негодяев в Запределье — эти деньги растворяются в космосе в ущерб каждому из нас!» Старик продолжал жаловаться на крушение нравственных устоев, общепринятых в дни его молодости, на то, что уважение к закону и правопорядку практически перестало существовать, а также на то, что теперь только самый незадачливый и неудачливый преступник нес наказание за свои действия. Для того, чтобы продемонстрировать справедливость своих наблюдений, долгожитель привел в качестве примера тот факт, что только вчера он собственными глазами видел подручного пресловутого Кокора Хеккуса, несомненно ответственного по меньшей мере за одно из недавних похищений.

Герсен выразил негодование и удивление: не обознался ли его уважаемый собеседник?

«Конечно, я его узнал! Какой может быть разговор! Я никогда не забываю лицо — пусть даже с тех пор прошло восемнадцать лет».

Герсен начинал терять интерес — тем не менее, старик продолжал распространяться на ту же тему. «Невозможно или почти невозможно предположить, — думал Герсен, — что этот столичный старожил подослан Кокором Хеккусом».

«Это было в Понтефракте на Алоизии, где я работал главным протоколистом местной Инквизиции, — не унимался старожил. — Его привели в присутствие Гульдунерии, и я прекрасно помню, с какой поразительной наглостью он себя вел, несмотря на тяжесть предъявленных обвинений».

«В чем заключались эти обвинения?» — полюбопытствовал Герсен.

«Подкуп с целью подстрекательства к ограблению, незаконное приобретение древностей и публичное оскорбление должностных лиц. Его дерзость оказалась вполне обоснованной, так как ему удалось избежать наказания — он отделался выговором. Было совершенно очевидно, что Кокор Хеккус запугал членов комиссии».

«И вчера вы видели этого человека?»

«Его ни с кем невозможно спутать. Он проехал навстречу по Скользящей трассе, направляясь на север, к Парусному пляжу. Если я совершенно случайно встретил этого конкретного подонка, представляете, сколько незнакомых мне преступников проходят мимо каждый день?»

«Недопустимая ситуация! — поддакнул Герсен. — За этим человеком необходимо установить наблюдение. Вы не помните, как его зовут?»

«Нет. И даже если бы я помнил? Бьюсь об заклад, нынче он щеголяет не под тем именем, каким назывался в Понтефракте».

«У него есть какие-нибудь особые запоминающиеся признаки?»

Старик нахмурился: «Ничего особо примечательного, нет. Довольно большие уши, нос тоже крупный. Круглые, близко посаженные глаза. Он выглядит значительно младше меня. Тем не менее, мне говорили, что уроженцы планеты Фомальгаута поздно стареют — благодаря составу их пищи, от нее свертывается желчь».

«Ага! Значит, он — сумереченец».

«Он сам об этом заявлял, причем в несдержанных выражениях, которые я мог бы назвать только проявлением извращенного тщеславия».

Герсен вежливо рассмеялся: «У вас цепкая память. Так вы считаете, что этот преступник с Сумеречья живет на Парусном пляже?»

«Почему нет? Где еще собираются люди с неортодоксальными, мягко выражаясь, привычками?»

«Тоже верно». Сделав из вежливости еще несколько замечаний, Герсен откланялся и ушел.

Скользящая трасса двигалась на север параллельно Эспланаде, после чего поворачивала, углубившись в туннель Лосассо, и заканчивалась на Болотной площади в районе Парусного пляжа. В свое время Герсен уже познакомился с этим районом: глядя с площади в сторону Мельных холмов, можно было заметить обрывистую возвышенность, за которой прятался коттедж, некогда служивший приютом Хильдемару Дассу. На некоторое время мысли Герсена приобрели меланхолический характер… Он заставил себя вернуться к рассмотрению актуального вопроса, а именно необходимости выследить безымянного сумереченца. Это было сложнее, чем найти Красавчика Дасса, отличавшегося незабываемой внешностью.

Площадь окружали низкие толстостенные здания из бетона с наполнителем из ракушечника, расцвеченные клеевой краской — белые, сиреневые, бледно-голубые, розовые. В лучах Ригеля они пламенели словно дрожащими в глазах оттенками и отсветами, тогда как оконные рамы и двери были контрастно выкрашены в самый интенсивный, непроглядно черный цвет. С одной стороны площади тянулся сводчатый пассаж, где теснились магазины и лавки, обслуживавшие главным образом туристов. Во всей Ойкумене — за исключением, пожалуй, одного или двух мест на Земле — не было ничего подобного Парусному пляжу, где в культурно изолированных кварталах теснились представители всевозможных инопланетных народностей, посещавшие отвечающие их особым привычкам продуктовые лавки и рестораны. В ближайшем киоске Герсен купил «Путеводитель по Парусному пляжу». Квартал сумереченцев в нем не упоминался. Герсен вернулся к киоску, где восседала низенькая, толстая, почти шарообразная женщина с кожей, выкрашенной в белесый зеленый цвет — возможно, кто-то из ее предков был пещерным бесом с Крокиноля.

«Где тут селятся сумереченцы?» — поинтересовался Герсен.

Продавщица задумалась: «Они редко попадаются. Ниже, на улице Ард, у самого берега, живут несколько сумереченцев. Им приходится там жить, чтобы ветер сдувал в море вонь, исходящую от их деликатесов».

«А где у них продовольственный магазин?»

«Не стала бы называть это продовольствием. Гниль и отбросы! Вы, случайно, не с Сумеречья? Нет, сама вижу, что нет. Есть у них магазин, на той же улице Ард. Поверните вон туда — видите, где стоят два склепца в черных балахонах? Улица Ард — прямо за ними. Не забудьте нос зажать!»

Герсен вернул ей «Путеводитель по Парусному пляжу», не требуя возвращения денег; продавщица сразу выставила путеводитель обратно на витрину. Герсен пересек площадь, обошел двух бледных людей в длинных черных сутанах и повернул на улицу Ард — скорее переулок, нежели улицу, полого спускавшийся к самой воде. В верхней части переулка расположились чайханы и закрытые шторами игорные заведения, откуда исходил довольно приятный запах ароматных курений. Середину улицы Ард занимал обшарпанный квартал, кишащий маленькими черноглазыми детьми с длинными золотыми серьгами-цепочками, одетыми в красные или зеленые рубахи до пупка и больше ни во что. Приближаясь к берегу моря, улица Ард становилась шире и образовывала нечто вроде небольшого двора у волноотбойной стенки. Герсен внезапно осознал значение совета толстой продавщицы из киоска. Воздух на дворе улицы Ард был действительно богат весьма необычными запахами, в сочетании производившими кисло-сладкую вонь, наполнявшую голову тяжестью и напоминавшую о гнилостных органических остатках. Поморщившись, Герсен подошел к лавке, откуда, судя по всему, исходили самые агрессивные дуновения, оскорблявшие обоняние. Сделав глубокий вдох и наклонив голову, чтобы не удариться головой о притолоку, Герсен зашел внутрь. Справа и слева стояли деревянные кадки, содержавшие паштеты, жидкости и погруженные в рассолы продукты неведомого происхождения; под потолком висели гирлянды ссохшихся сине-зеленых плодов величиной с кулак. В глубине лавки, за стойкой, заваленной с обеих сторон мягкими розовыми сосисками, стоял молодой человек лет двадцати со слегка устрашающей физиономией заправского клоуна, в черной блузе, расшитой коричневым узором, и с бархатной черной повязкой на голове. Облокотившись на стойку в полной прострации, продавец без всякого выражения наблюдал за перемещением Герсена по тесному проходу между бадьями.

«Вы с Сумеречья?» — спросил Герсен.

«Откуда еще?» — буркнул молодой человек. Герсену не удалось сразу определить эмоциональный смысл его интонации — в ней было много противоречий: печальная гордость, капризная враждебность, наглое смирение. «Хотите есть?» — спросил лавочник.

Герсен покачал головой: «Я не разделяю ваше вероисповедание».

«Хо-хо! — воскликнул юноша. — Значит, вы бывали на Сумеречье?»

«Нет, но о ваших обычаях много говорят».

Продавец улыбнулся: «Не верьте старым сплетням. Про нас рассказывают, что мы, сумереченцы — религиозные фанатики, что мы едим всякую гниль с целью умерщвления плоти, подобно фанатикам других религий, избивающим себя плетьми до крови. Это неправда! Сами посудите. Вы справедливый человек?»

Герсен задумался: «Пожалуй, хотя я стараюсь не превращать справедливость в культ».

Юноша направился к одной из лоханей и выудил из нее маленьким черпаком кусочек блестящего красно-коричневого паштета с черной корочкой: «Попробуйте! Судите сами! Доверяйте вкусовым ощущениям, а не носу!»

Герсен фаталистически пожал плечами и попробовал. У него во рту возникло покалывание, быстро усиливавшееся и распространявшееся. Герсен судорожно глотнул, подавляя позыв к рвоте.

«Ну, как?» — спросил молодой человек.

«Сказать по правде, — ответил Герсен, когда продышался, — вкус у этой дряни еще хуже, чем запах».

Юноша вздохнул: «Таково всеобщее мнение — среди тех, кто не привык к нашей кухне».

Герсен вытер рот тыльной стороной руки: «Вы знаете всех сумереченцев в округе?»

«Знаю».

«Я ищу высокого человека, слегка косоглазого. У него нет одного пальца, а длинные волосы он перевязывает под затылком на манер конского хвоста».

Молодой человек спокойно улыбнулся: «Как его зовут?»

«Не знаю».

«Таким приметам примерно соответствует Дорогуша Пауэл. Но он вернулся на Сумеречье».

«Понятно. Что ж, неважно. Деньги придется вернуть в провинциальное казначейство».

«Жаль. О каких деньгах вы говорите?»

«О деньгах, оставленных по завещанию. Два сумереченца оказали услугу чудаковатой старухе, и она их не забыла. Другого наследника, как мне дали понять, тоже нет на Парусном пляже».

«А кто второй?»

«Мне сказали, что он улетел с Альфанора месяц тому назад».

«Неужели? — юноша задумчиво почесал в затылке. — Кто бы это мог быть?»

«Опять же, не знаю, как его зовут. Пожилой человек, но еще не состарившийся, с большими ушами и крупным носом, у него близко посаженные глаза».

«Вполне может быть, что это Дольвер Кунд. Но он все еще здесь».

«Как так? Вы уверены?»

«О да. Пройдите вдоль волноломной стенки и постучитесь во вторую дверь слева».

«Спасибо!»

«Как правило, посетители платят за деликатесы, даже если они их только пробуют».

Герсен расстался с монетой и вышел из лавки. Воздух на дворе улицы Ард показался ему почти свежим.

Волноломная стенка тянулась перпендикулярно переулку; в двадцати шагах ниже вздымался и опускался океан, прозрачный и пронзенный лучами Ригеля, как сверкающий звездчатый сапфир. Герсен повернул налево и остановился у второй двери, преграждавшей вход в коттедж с узким шершавым фасадом из общеупотребительного ракушечного бетона.

Герсен постучал в дверь. Изнутри послышались неуверенные шаги. Дверь медленно открылась; выглянул Дольвер Кунд — человек с круглым багровым лицом и посиневшими губами, несколько старше и тяжелее, чем ожидал Герсен: «Да?»

«Позвольте пройти», — Герсен бесцеремонно шагнул вперед. Кунд издал жалобное блеянье, выражавшее протест, но посторонился. Герсен посмотрел вокруг — они были одни в небольшом помещении. Исцарапанная старая мебель стояла на протертом лиловом ковре с красным орнаментом; в кастрюле на плите что-то булькало — Кунд готовил обед. Ноздри Герсена невольно сжались.

Собравшись с духом, Кунд выпрямился и выпятил грудь колесом: «Что означает ваше вторжение? Что вам нужно и к кому вы пришли?»

Герсен бросил на него жесткий презрительный взгляд: «Дольвер Кунд! Восемнадцать лет ты уклонялся от наказания за свои преступления».

«Вы о чем?»

Герсен вынул табличку-удостоверение, имитировавшую «ночник» агента МСБР, с фотографией под полупрозрачной золотистой семиконечной звездой; он прикоснулся звездой ко лбу, и та засветилась. Дольвер Кунд наблюдал за этими фокусами с полуоткрытым от изумления ртом.

«Я представляю исполнительное подразделение нового дисциплинарного управления Инквизиции в Понтефракте на Алоизии в системе Веги. Восемнадцать лет тому назад ты предстал перед арбитражной комиссией, но Гульдунерия была подкуплена. Результаты этого разбирательства объявлены недействительными. Ты задержан на основании вызова в суд и обязан вернуться в Понтефракт, чтобы присутствовать на повторном слушании дела».

Взволнованно заикаясь, Кунд долго не мог ничего сказать, но в конце концов завопил неожиданно высоким голосом: «У вас нет никакого права! Ваша юрисдикция сюда не распространяется! Кроме того, преступление совершил не я!»

«Не ты? А кого я должен арестовать? Кокора Хеккуса?»

Облизывая лиловые губы, Кунд покосился на входную дверь: «Уходите. И не возвращайтесь. Не хочу иметь с вами никакого дела».

«Так как же насчет Кокора Хеккуса?»

«Не произносите при мне это имя!»

«Кому-то придется отчитаться за содеянное — тебе или ему. В данный момент Хеккус недоступен правосудию. Значит, придется задержать тебя. Собирайся — даю тебе десять минут».

«Смехотворно! Чепуха! Вы берете меня на пушку!»

При упоминании о пушке Герсен выставил на обозрение лучемет и направил дуло на Кунда, обжигая собеседника ледяным взглядом. Возмущение Кунда тут же сменилось благодушной ворчливостью: «Послушайте, зачем же так! Достаточно немного подумать, и вы поймете, что совершаете ошибку. Садитесь! Мы — гостеприимный народ. Не хотите ли выпить?»

«Сумереченское варево? Нет уж, благодарю».

«Могу предложить не столь ароматный напиток — от арака не откажетесь? Он здешний, из Морской провинции».

Герсен уступил: «Хорошо».

Кунд подошел к полке, снял с нее бутылку, небольшой поднос и пару стаканов, налил в стаканы арак. Герсен потянулся и зевнул, изображая рассеянную усталость. Кунд медленно поставил поднос на столик и взял один из стаканов. Герсен взял другой стакан и внимательно рассмотрел прозрачную жидкость, стараясь подметить крупицы еще не растворившегося порошка или завихрения, вызванные добавлением другой жидкости, тоже прозрачной, но несколько иной плотности. Кунд с хитрецой посматривал на него. «Этот подонок знает, что его будут подозревать, — подумал Герсен, — и ожидает, что я потребую обменяться стаканами».

«Пейте!» — сказал Кунд, поднимая стакан. Герсен с любопытством наблюдал за ним. Кунд опустил свой стакан, даже не прикоснувшись к нему губами.

«Значит, ты не прочь выпить? — Герсен взял оба стакана и смешал их содержимое, после чего вернул стакан Кунду. — Пей первым».

«Никогда не позволю себе пить раньше гостя. Это неприлично».

«А я не могу пить прежде, чем выпьет хозяин дома. Неважно, однако: мы успеем выпить по пути в Понтефракт. Так как ты не хочешь брать с собой пожитки, пора идти».

Покрасневшее лицо Кунда сморщилось и тут же печально осунулось: «Никуда я с вами не поеду. Заставить вы меня не можете. Я старый человек, мое здоровье оставляет желать лучшего. Имейте сострадание!»

«Ты — или Кокор Хеккус! Таковы мои инструкции».

Кунд снова покосился на входную дверь и сдавленно прохрипел: «Не произносите это имя!»

«Расскажи все, что ты о нем знаешь».

«Не дождетесь».

«Тогда пошли. Попрощайся с Ригелем: отныне тебе придется загорать — и потеть — под Вегой».

«Но я ни в чем не виноват! Неужели вы не можете понять?»

«Расскажи мне все, что знаешь о Кокоре Хеккусе, — настаивал Герсен. — Мы предпочли бы задержать его, а не тебя».

Кунд глубоко вздохнул и закрыл глаза. «Так и быть, — выдохнул он после длительного молчания. — Если я расскажу вам все, что знаю, мне все равно придется тащиться на Алоизий?»

«Ничего не могу обещать».

Кунд еще раз вздохнул: «Мне известно немногое…»

Два часа он утверждал, что его знакомство с Кокором Хеккусом носило исключительно случайный и мимолетный характер: «Мне предъявили ложные обвинения; даже инквизиторам из Гульдунерии пришлось это признать!»

«Оставшиеся в живых члены этой арбитражной комиссии находятся в исправительных учреждениях и несут максимальное наказание за всю совокупность своих преступлений. Никаких уловок, говори правду! Допрос не кончится, пока я не буду удовлетворен!»

В конце концов Кунд обмяк в кресле и объявил, что готов все рассказать. Но прежде всего, по его словам, ему нужно было принести кое-какие заметки и памятные записки, чтобы ничего не забыть. Он отошел в сторону и открыл ящик якобы для того, чтобы достать бумаги, но вынул из ящика оружие. Герсен держал лучемет наготове и одним парализующим выстрелом выбил оружие из руки сумереченца. Кунд медленно повернулся лицом к Герсену, широко открыв слезящиеся глаза. Разминая онемевшую руку, он добрался до кресла, упал в него — и с этой минуты уже не пытался врать. По сути дела, он стал говорлив — практически взорвался информацией, как если бы из него вынули пробку, давно затыкавшую рот. Да, восемнадцать лет тому назад он помогал Кокору Хеккусу обделывать кое-какие делишки в Понтефракте и в других местах. Хеккус стремился приобрести несколько ценных экспонатов. На Алоизии они ограбили замок Крири, аббатство Бодельси и Хоульский музей. В ходе последнего ограбления Кунд был схвачен «сыновьями Немезиды», но Кокор Хеккус воспользовался своими связями и надавил на нескольких людей: инквизиторы, заседавшие в Гульдунерии, объявили Кунду выговор и отпустили его. После этого Кунд реже выполнял поручения Хеккуса и полностью потерял с ним связь лет десять тому назад.

Герсен настаивал на подробностях. Кунд беспомощно разводил руками: «Что я могу сказать о его внешности? Он такой же человек, как все. Ничего особенного в нем нет. Он среднего роста, хорошо сложен, возраст его неизвестен. Он тихо говорит, хотя, когда он не в духе, его голос становится гулким и ухающим, будто он говорит через трубу с далекой планеты. Хеккус — странный человек, обходительный, если на него находит настроение, но чаще всего безразличный. Его завораживают красивые вещи, редкости, хитроумные механизмы. Вам известно происхождение его имени?»

«Эту историю мне никто не рассказывал».

«Кокор Хеккус — эти слова означают „машина смерти“ на тайном языке мира, затерянного где-то в Запределье. Мир этот заселили еще в глубокой древности, но он был забыт или потерял связь с остальными людьми — пока Кокор Хеккус не открыл его заново. Для того, чтобы наказать население вражеского города, Хеккус построил гигантского металлического робота-палача, рубившего людей пополам огромным топором. Ужаснее этого топора был только оглушительный скрежет, который металлический монстр издавал при каждом взмахе. С тех Кокор Хеккус и получил прозвище „Машина Смерти“… Это все, что я знаю».

«Жаль, что ты не можешь объяснить, как его найти, — заметил Герсен. — Одному из вас — тебе или ему — предстоит отвечать на обвинения властей в Понтефракте».

Кунд развалился в кресле, как разорванный бурдюк. «Я все рассказал, — бормотал он. — Какой смысл мне мстить, через столько лет? Разве это поможет вернуть экспонаты в ваши музеи?»

«Правосудие должно свершиться. Если ты не выдашь властям Кокора Хеккуса, ты должен будешь заплатить за преступления, которые вы совершали вместе».

«Как я могу выдать Хеккуса? — срывающимся от напряжения голосом вопросил Кунд. — Я боюсь даже произнести его имя».

«Кто его помощники?»

«Не знаю. Я не встречался с ними уже много лет. В те годы…» — Курд замялся.

«Я слушаю».

Кунд облизал посиневшие губы: «Властям в Понтефракте незачем это знать».

«Только я могу судить, о чем следует или не следует знать властям».

Кунд глубоко вздохнул: «Об этом мне нельзя говорить».

«Почему же?»

Кунд отозвался вялым, беспомощным жестом: «Потому что я не хочу, чтобы меня убили каким-нибудь особо жестоким, зверским способом».

«А что, по-твоему, с тобой сделают в Понтефракте?»

«Нет! Больше ничего не скажу».

«На протяжении последнего часа тебе удавалось преодолевать опасения».

«Все, что я сообщил вам до сих пор, общеизвестно», — изобретательно парировал Кунд.

Герсен улыбнулся и поднялся на ноги: «Пошли!»

Кунд не сдвинулся с места. Наконец он произнес низким, глухим голосом: «Я знал трех человек, работавших с Кокором Хеккусом. Их звали Эрмин Странк, Роб Кастиллиган и Хомбаро — последнего величали только по прозвищу. Странк был родом из Кортежа, с какой планеты — понятия не имею. Кастиллиган родился на Балагуре, в системе Веги. О Хомбаро я вообще ничего не знаю».

«Ты встречался с ними в последнее время?»

«Конечно, нет».

«У тебя есть фотографии?»

Кунд утверждал, что у него не было никаких фотографий, и продолжал сидеть, развалившись в кресле, пока Герсен осматривал помещение в надежде найти тайник, в котором Кунд мог хранить сувениры. Через несколько минут Кунд язвительно заметил: «Если бы вы выросли на Сумеречье, то не ожидали бы, что я храню фотографии. Мы смотрим в будущее, прошлое не имеет значения».

Герсен прекратил поиски. Кунд прищурился, задумчиво глядя на Герсена; пока Герсен был занят обыском, он успел о чем-то подумать: «Позвольте поинтересоваться — в какой должности вы состоите?»

«Агент специального назначения».

«Вы не алоизиец. Где ваш трахейный клапан?»

«Это несущественно».

«Рано или поздно Кокор Хеккус узнает, что вы вынюхиваете относящиеся к нему сведения».

«Можешь донести ему сам, если тебе так хочется».

Кунд разразился тявкающим смехом: «Нет уж, уважаемый! Если бы я даже знал, кому пожаловаться, я не стал бы это делать. С меня хватит ужасов».

Герсен задумчиво произнес: «А теперь я отберу все твои деньги и выброшу твою вонючую еду в море».

«Что?» — физиономия Кунда снова стала плаксивой.

Герцен подошел к выходной двери: «Кунд, ты жалкое ничтожество, размазня и подонок. Я не стану тебя казнить — игра не стоит свеч. Прощай. Считай, что тебе повезло».

Герсен вышел из коттеджа, поднялся по улице Ард, вышел на Болотную площадь и проехал по Скользящей трассе в Авенту. Результаты многочасового труда его нисколько не радовали. Дольвер Кунд, конечно же, многое продолжал скрывать, но у Герсена не хватило хитрости или жестокости выдавить из него эти сведения. Что ему удалось узнать?

Кокор Хеккус получил свое прозвище на неизвестной, давно забытой планете.

Десять лет тому назад на Хеккуса работали три человека: Эрмин Странк, Хомбаро и Роб Кастиллиган.

Кокор Хеккус был без ума от хитроумных механизмов, поклонялся красоте и высоко ценил древние редкости.

Герсен снимал номер на верхнем этаже отеля «Креденца». На следующий день после допроса Дольвера Кунда он встал раньше, чем Ригель успел взойти над холмами Катилины, выкрасил кожу модным в последнее время бледным серовато-бежевым пигментом, оделся в строгий темно-зеленый костюм и вышел из отеля через боковой вход. В системе подземки он принял все возможные меры для того, чтобы убедиться в отсутствии робохвоста или другой слежки, после чего направился на станцию Судебной башни. Поднявшись на лифте в вестибюль, он перешел в небольшую одноместную кабину. Когда дверь задвинулась, автоматический голос попросил его назвать свое имя и место назначения. Герсен сообщил эти данные, а также продиктовал свой код допуска, полученный в МСБР. Дальнейших вопросов не было; кабина поднялась на тридцатый этаж, после чего переместилась горизонтально и выпустила его в приемную кабинета Бен-Заума. Приемная и кабинет примыкали к прозрачной западной стене высотного здания, откуда открывался панорамный вид на город и побережье, до самого Ремо. На полках, тянувшихся вдоль противоположной стены, хранились всевозможные трофеи, редкости, оружие и глобусы. Судя по интерьеру, Бен-Заум занимал почетное место в иерархии МСБР — насколько высок был его ранг, Герсен не мог установить в точности: титул «начальник оперативного отдела провинции Умбрия» мог буквально означать то, что он значил, или служить прикрытием для чего-то гораздо большего.

Бен-Заум приветствовал Герсена с осторожным радушием: «Надо полагать, вы ищете работу? На что вы тратите деньги? На женщин? Всего лишь месяц тому назад мы заплатили вам пятнадцать тысяч СЕРСов…»

«Мне не нужны деньги. Откровенно говоря, мне нужна информация».

«Бесплатная информация? Или вы желаете нанять МСБР?»

«Сколько будут стоить все имеющиеся сведения о Кокоре Хеккусе?»

Большие голубые глаза Бен-Заума чуть прищурились: «Предоставляемые нам или нами?»

«И вам, и вами».

Бен-Заум задумался: «В настоящее время он значится в красном списке… Официально мы даже не знаем, жив он или мертв — если не заключили подрядный договор».

Как всегда, Бен-Заум капризничал, на что Герсен ответил понимающей вежливой улыбкой: «Вчера я узнал происхождение его имени».

Бен-Заум рассеянно кивнул: «Я слышал эту легенду. Скверная история, нечего сказать. Небылицы нередко оборачиваются былью. Кстати, чтобы вы могли чем-нибудь развлечься… — Бен-Заум выдвинул ящик стола. — Охотники на стукачей заманили в западню нашего человека на Пало и выдали его Хеккусу. Тело агента вернулось в состоянии, которое я не хотел бы описывать. Кокор Хеккус сопроводил посылку сообщением». Бен-Заум вынул из ящика лист бумаги и прочитал вслух: «На Притоне Биссома стукач позволил себе непростительное вмешательство в мои дела. Считайте сукиного сына, останки которого вы получили, счастливчиком по сравнению с наглецом, осмелившимся напасть на меня в Скузах. Если у него есть воображение, пусть отправится в Запределье и объявит о своем прибытии. Клянусь, в таком случае я отпущу два десятка следующих стукачей, задержанных нашими людьми».

Герсен кисло усмехнулся: «Хеккус недоволен».

«Он в ярости, причем отличается неутомимой мстительностью, — Бен-Заум, казалось, слегка замялся. — Любопытно было бы узнать… насколько можно доверять обещаниям Кокора Хеккуса?»

Герсен поднял брови: «Вы предлагаете мне сдаться Хеккусу?»

«Не совсем так, разумеется — но взгляните на это с моей точки зрения. Одна жизнь в обмен на двадцать, причем в последнее время желающих работать в Запределье явно не хватает…»

«Ловят только недотеп, — заявил Герсен. — Благодаря их потере повышается общий уровень квалификации работников МСБР». Поразмышляв, он прибавил: «Но у вашего предложения есть определенные достоинства. Почему бы вам не отправиться со мной в Запределье и не объявить, что вы — тот самый стукач, который огрел Хеккуса по башке в Скузах, и что нас было двое? Может быть, Хеккус пощадит в обмен на нас обоих не двадцать, а полсотни недотеп?»

Бен-Заум поморщился: «Вы шутите. Почему вас так интересует Кокор Хеккус?»

«Я руководствуюсь альтруистическими побуждениями, свойственными каждому законопослушному гражданину».

Бен-Заум задумчиво переместил несколько украшенных цветными полосками старых бронзовых пластинок, лежавших у него на столе, после чего вернул их в первоначальное положение: «Я руководствуюсь теми же побуждениями. Что вам известно?»

Уклончивость не давала никаких преимуществ, а Бен-Заум несомненно почувствовал бы, что Герсен что-то умалчивает: «Вчера мне удалось узнать имена трех человек, работавших с Хеккусом десять лет тому назад. Может быть, эти имена значатся в вашей базе данных — в чем я не уверен».

«Будьте добры, назовите эти имена».

«Эрмин Странк. Роб Кастиллиган. Хомбаро».

«Расовое происхождение? Родные планеты? Национальность?»

«Неизвестны».

Бен-Заум зевнул, потянулся, взглянул на панораму Авенты. Погода была солнечная, но ветреная — далеко над Тавматургическим океаном нависли огромные наковальни кучевых облаков. Помолчав некоторое время, Бен-Заум снова повернулся к столу: «Все равно мне сейчас нечего делать».

Он пробежался пальцами по сенсорным клавишам на пульте, выступавшем сбоку из стола. Противоположная стена задрожала бесчисленными искрами белого света, после чего на ней вспыхнуло сообщение:

«ЭРМИН СТРАНК

1 из 5 записей»

Под надписью появился столбец с перечнем физических характеристик, слева от столбца — фотография с несколькими именами и кличками, которыми мог пользоваться Странк, справа — краткая сводка биографических сведений:

«Эрмин Странк №1. Родился на планете Квантик, шестом спутнике звезды Одинокий Альфард; специалист в области контрабандного ввоза наркотиков на острова Вакуана. Эрмин Странк №1 никогда не покидал родную планету».

«Не тот Странк», — сказал Герсен. Появилась следующая запись, с розовым текстом поперек затемненного фона ранее зарегистрированных данных:

«Эрмин Странк №2. Ликвидирован 10 марта 1515 г.».

Эрмин Странк №3 жил на другом краю Ойкумены, на планете Вадилов, единственном спутнике звезды Сабик, она же Эта Змееносца. В настоящее время он промышлял скупкой краденого. Так же, как Эрмин Странк №1, он почти никогда не покидал родной мир, но провел два года в Дурбане на Земле, по всей видимости законопослушно выполняя функции складского рабочего.

Эрмин Странк №4 был коротышка с узловатыми конечностями и шишковатой головой, лет тридцати пяти, рыжий, с наглой физиономией. Его содержали в исправительной колонии на планете Килларни в системе Веги, где он провел уже шесть лет.

«Это наш Странк!» — заявил Герсен.

Бен-Заум коротко кивнул: «Подручный Хеккуса, по вашим словам?»

«Насколько мне известно».

Бен-Заум прикоснулся к еще нескольким клавишам. Краткое резюме Эрмина Странка №4 было снабжено подзаголовком:

«По имеющимся сведениям, сообщник Кокора Хеккуса».

Начальник оперативного отдела вопросительно покосился на Герсена: «Вы что-нибудь еще знаете о Странке?»

«Кажется, ничего».

На экране появилась целая вереница уголовников по прозвищу «Хомбаро» — наиболее подходящий кандидат исчез восемь лет тому назад при невыясненных обстоятельствах и считался погибшим.

В базе данных содержались сведения о не менее чем восьми преступниках по имени «Роб Кастиллиган». Роб Кастиллиган №2 явно был тем самым грабителем, который в сотрудничестве с Кундом обчистил замок Крири, аббатство Бодельси и Хоульский музей. Внимание Герсена привлекла недавняя запись в резюме Кастиллигана: всего лишь пять дней тому назад, в провинции Гаррой континента Скифия, в другом полушарии Альфанора, Кастиллигана задержали по подозрению в содействии похищению.

«Мастер на все руки, старина Кастиллиган, — заметил Бен-За­ум. — Вас интересует это похищение?»

Герсен подтвердил свою заинтересованность; Бен-Заум вызвал на экран подробные данные. Похищены были двое детей Душана Одмара, сотрудника Института девяносто четвертого уровня, очень богатого и влиятельного человека. Скоростной катер на воздушной подушке подлетел к яхте, совершавшей морскую прогулку. Детей схватили на ходу, не выключая двигатели; сопровождавший детей преподаватель сумел спастись, спрыгнув с кормы и продолжая плыть как можно дольше под водой. Роба Кастиллигана опознали и арестовали через несколько часов, но двум другим преступникам удалось скрыться вместе с похищенными детьми. Отец детей, Душан Одмар, держался отстраненно, не проявляя особого интереса к этой авантюре. Он не сомневался в том, что детей отвезут к Менялам, где их должны были вернуть под опеку отца после «погашения задолженности» (как эвфемистически выражались Менялы).

Теперь Бен-Заум явно оживился. Откинувшись на спинку кресла, он поглядывал на Герсена с откровенным любопытством: «Насколько я понимаю, вы работаете на Одмара?»

Герсен покачал головой: «На заслуженного сотрудника Института? Вы переоцениваете мою квалификацию».

Бен-Заум пожал плечами: «Он на девяносто четвертом уровне. Вполне может быть, что ему не хватает еще шести-семи ступенек, чтобы убедиться в собственной божественности».

«Если бы он был на шестидесятом или семидесятом уровне, он мог бы нанять такого, как я. Но у него слишком высокий ранг».

Бен-Заум, по-видимому, заметил уклончивость замечания Герсена: «Значит, вас не интересует это похищение?»

«Интересует. Но я впервые о нем узнал здесь и сейчас».

Бен-Заум выпятил губы и тут же поджал их: «Остается, конечно, один вопрос…»

Герсен понял, что начальник оперативного отдела размышляет о связи между похищением и Кокором Хеккусом. Бен-Заум повернулся к пульту: «Посмотрим, о чем нам поведает Кастиллиган».

Пять минут Бен-Заум разговаривал с различными представителями полицейского управления провинции Гаррой; еще через две минуты Кастиллигана привели и посадили перед видеокамерой. На экране появился пригожий щеголеватый тип с холеным, спокойно-от­зывчивым лицом и гладкими черными волосами, прилизанными лаком. С него уже смыли пигмент — кожа его белела, как мрамор. Он вел себя вежливо, даже любезно, словно был почетным гостем, а не заключенным в гарройском Карцере. Бен-Заум представился; Герсен оставался за кадром. Кастиллигана, судя по всему, забавляло проявленное к нему внимание.

«Бен-Заум, корифей ищеек собственной персоной! И все это из-за безродной шантрапы вроде меня! — Кастиллиган говорил с приятно-ритмичным акцентом уроженца Заливных гор с Балагура. — Рад с вами познакомиться. Что я могу для вас сделать — помимо обнажения неприглядных фактов личной жизни?»

«Не кривляйся! — сухо сказал Бен-Заум. — Как ты попался?»

«По глупости. Мне нужно было улететь с Альфанора вместе с другими. Но я решил остаться. Мне опостылело Запределье. Мне нравится легкая жизнь».

«О тебе позаботятся, не беспокойся».

Кастиллиган покачал головой, словно сожалея о себе со стороны: «Что поделаешь? Я мог бы подать запрос о модификации, конечно — но вот в чем закавыка: я нравлюсь себе таким, какой я есть, со всеми пороками и слабостями. Что может быть скучнее модифицированного добропорядочного обывателя?

«Дело твое, — отозвался Бен-Заум. — Ты можешь неплохо провести остаток дней за решеткой, особенно если тебя будут иногда выпускать на свежий воздух».

«Нет-нет! — серьезно возразил Кастиллиган. — Я об этом долго думал, и заключение слишком напоминает смерть при жизни. Любознательный и обаятельный Роб Кастиллиган исчезнет с лица Вселенной, и вместе с ним вся радость бытия, все, ради чего стóит жить! Кому нужен согбенный честным трудом добросовестный болван Роберт Мичем Кастиллиган, неспособный украсть кусок мяса для голодающей бабушки? Если ничто не помешает, я надеюсь попрощаться с этой орбитальной кутузкой лет через пять — а может быть и скорее».

«Значит, ты намерен сотрудничать с властями?»

Кастиллиган скорчил дерзкую гримасу: «По возможности как можно меньше, но в той мере, в какой это необходимо, чтобы пройти на склад и получить медаль».

«Кто тебе помогал в похищении детей Одмара?»

«Постойте-ка, уважаемый! Вы же не ожидаете, что человек станет доносить на своих товарищей. Даже у воров есть понятие о чести и достоинстве, разве вы не слышали?»

«Не становись в позу, — покривился Бен-Заум. — Ты не лучше остальных».

Кастиллиган охотно признал, что ничто человеческое ему не чуждо: «По сути дела, у меня душа нараспашку — я уже все сообщил полиции».

«Имена твоих сообщников?»

«Август Вей и Пайгер Симзи».

«Кокор Хеккус не участвовал в похищении непосредственно?»

Уголки рта Кастиллигана внезапно опустились. Он снова надел маску разбитной капризности: «Ну что же вы делаете? Разве можно произносить такие имена вслух? Давайте не выходить за границы возможного».

«Мне показалось, что ты хотел заслужить медаль отличника».

«Разумеется! — заявил Кастиллиган. — Но не золотой венок на могилу».

«Допустим, — как бы между прочим продолжал Бен-Заум, — что благодаря твоей помощи мы поймаем Кокора Хеккуса. Представляешь, какие награды ты получишь? Тебя изберут почетным директором МСБР!»

Кастиллиган отвел глаза в сторону и задумчиво пожевал губами: «Вы взяли подряд на поимку Хеккуса?»

«Даже если это не так, мы могли бы предложить его тем, кто даст за него самую высокую цену, и таким образом нажить несметное состояние. Пятьдесят пять планет ждут не дождутся возможности полюбоваться на то, какого цвета кишки у Кокора Хеккуса».

Кастиллиган внезапно обнажил белоснежные зубы в ослепительной улыбке: «Что ж, по правде говоря, мне нечего скрывать, потому что я не знаю ничего, что могло бы нанести ущерб Кокору Хеккусу. Он таков, каков он есть, и я не смогу изменить ваше представление о его персоне».

«Где он теперь?»

«В Запределье, надо полагать».

«Он планировал вместе с тобой похищение детей Одмара».

«Ничего подобного он не делал — если, конечно, он не представился под другим именем. На самом деле я никогда не встречался с Хеккусом лично. Мне всегда тайно передавали поручения, тем или иным способом: „Роб, сделай то! Роб, сделай сё!“ Скрытная тварь, этот Кокор Хеккус».

«В старые добрые времена ты занимался ограблениями музеев и частных коллекций. Почему?»

«Потому что мне за это платили. Хеккус хотел заполучить редкие экспонаты, и никто не мог их для него добыть, кроме смышленого смельчака Роба. Но это было давно, на заре моей карьеры, если можно так выразиться».

«Как насчет других похищений? Ты в них тоже участвовал?»

Кастиллиган деликатно поднял одну бровь: «Не смею ответить на ваш вопрос. Это могло бы повредить моей репутации».

«Хорошо. Сколько было известных тебе похищений?»

«В последнее время? Четырнадцать. Если „последним временем“ называть прошлый месяц».

«Четырнадцать?!»

Кастиллиган весело улыбнулся: «Понятное дело, тут что-то не так. Я сам себя спрашивал — зачем это нужно и кому?» Он пожал плечами: «Тем не менее… кто я такой, чтобы гадать, что задумал Кокор Хеккус? В любом случае ему, как и всем остальным, нужны деньги».

Бен-Заум покосился на Герсена и выключил микрофон. Герсен спросил: «Что еще он может рассказать о Хеккусе?»

Бен-Заум включил микрофон и повторил вопрос. Заключенный изобразил тревогу и смущение: «Вас нисколько не беспокоит мое здоровье! Если моих показаний окажется достаточно для того, чтобы Кокор Хеккус разозлился — будьте уверены, ничего такого я не скажу, но сделаем чисто гипотетическое допущение — как по-ва­ше­му, чтó он со мной сделает? Заглянет в самые темные уголки моей души и наполнит их страданием и ужасом, тем, чего я боюсь больше всего! Человек должен заботиться о себе — кто еще о нем позаботится?»

«Можешь быть уверен: все, сказанное тобой о Хеккусе, никто не станет ему передавать», — доверительно пообещал Бен-Заум.

«Не надо врать! Уже сейчас рядом с вами кто-то стоит — я заметил, как вы на него поглядываете. Кто знает? Может быть, вас навестил Кокор Хеккус собственной персоной — с него станется».

«Ты нарочно преувеличиваешь».

И снова лицо Кастиллигана стало серьезным: «Пожалуй, что так. В любом случае, Хеккус в Запределье и, насколько я понимаю, тратит огромные деньги, присвоенные за последние два месяца».

«Тратит каким образом? На что?»

«На этот счет ничего не могу сказать. Кокор Хеккус стар — одни говорят, что ему триста лет, другие — что четыреста — но в то же время он молод и полон энтузиазма. Если он чего-то хочет, он этого добьется».

Помолчав, Бен-Заум спросил: «Если ты не встречался с Хеккусом лично, откуда ты это знаешь?»

«Слышал, как он говорил, как он строил свои планы, как он ругался. Он переменчив, капризен, изворотлив, как бернальская огнерусалка. Его безумная щедрость общеизвестна, но его жестокость не знает предела — и в том, и в другом он не замечает, не слушает и не понимает никого, кроме себя. Он — ужасный враг и неплохой хозяин. Я говорю это потому, что ему это ничем не грозит, а мне может помочь. Но я никогда не осмелюсь нанести ему малейший ущерб. Он специально изобретает новые, неслыханные пытки для тех, на кого затаил обиду. А если я буду ему верно служить, он построит мне зáмок и сделает меня бароном Робертом Кастиллиганом».

«И где воплотится в жизнь эта романтическая мечта?» — презрительно спросил Бен-Заум.

«В Запределье».

«В Запределье, в Запределье… — проворчал Бен-Заум. — У всех у вас одно на уме — Запределье. В один прекрасный день мы соберемся и покончим с Запредельем на веки вечные!»

«Вы только зря потратите время и деньги. Запределье будет существовать всегда».

«Не зарекайся. Что еще ты знаешь о Кокоре Хеккусе?»

«Знаю, что он собирается и в дальнейшем похищать сыновей и дочерей самых богатых людей. Он сам сказал — ему нужны огромные деньги, и нужны позарез».

Глава 3

Выдержка из главы I, «Астрофизические предпосылки», справочника «Народы Кортежа» Штрика и Чернитца.

«Кортеж существует исключительно благодаря Ригелю, блистательному императору звезд, благодаря его несравненной светимости и обширности пригодной к обитанию зоны. Невозможно не подивиться впечатляющей грандиозности этой солнечной системы! Подумать только! Двадцать шесть миров с благоприятным для человека климатом величественно кружатся по тысячелетним орбитам в лучах слепящего белого светила. Средний радиус планетарной орбиты в системе Ригеля составляет больше двадцати миллиардов километров, не учитывая часто ускользающие от внимания шесть планет внутреннего Раскаленного пояса, а также Голубой Спутник, дремлющий на расстоянии сороковой доли светового года!

Но именно те условия, которые делают возможным существование Кортежа, представляют собой одну из самых неразрешимых загадок Галактики. Большинство специалистов считают Ригель молодой звездой, в возрасте от нескольких миллионов до миллиарда лет. Чем, в таком случае, объясняется образование Кортежа, уже ко времени прибытия сэра Джулиана Хоува способного похвалиться двадцатью шестью полностью сформировавшимися биологическими комплексами? С учетом скорости развития земных организмов, жизнь на планетах Кортежа должна была эволюционировать уже несколько миллиардов лет — допуская ее автохтонное происхождение.

Насколько обосновано такое допущение? Хотя флора и фауна каждой из планет Кортежа бесспорно уникальны, при ближайшем рассмотрении наблюдается ряд сходных характеристик, позволяющих предположить, что все живые организмы Кортежа — когда-то давно, очень давно — произошли от общего предка.

Предлагается множество теорий, объясняющих возникновение такой ситуации. Самый уважаемый из современных космологов, А. Н. дер Поульсон, выдвинул изобретательную гипотезу, согласно которой Ригель, Голубой Спутник и планеты конденсировались в облаке газа, изначально богатого сложными углеводородами, что позволило жизни развиваться раньше и быстрее, чем на Земле. Другие теоретики, поддавшись полету воображения, позволяют себе предположить, что планеты Кортежа были перемещены на оптимальные орбиты, так сказать, «в готовом виде», ныне вымершей расой научных гениев. Регулярность рассредоточения орбит и почти одинаковые размеры планет Кортежа — тогда как внутренние миры Раскаленного пояса составляют весьма разношерстную компанию — придают видимость целесообразности такому невероятному, казалось бы, допущению. Когда? Зачем? Каким образом? Кто? Гексадельты, покрывшие письменами и рельефами Монументальный утес на Десятой планете Кси Кормы? Раса, установившая не поддающийся пониманию механизм в Таинственном гроте на единственной луне Земли? Никто еще не сумел ответить на эти мучительно интригующие вопросы».

Ксавиар Сколькамп, входящий в состав высшего руководства (занимающий уровень выше 100) сотрудник Института, будучи в разговорчивом настроении и обсуждая с журналистом политику Института, позволил себе следующие замечания:

«Человечество существует давно, цивилизация — недавно. Никак нельзя сказать, что механизмы цивилизации работают без сучка без задоринки — само собой, так это и должно быть. Человек, входящий в здание из стекла и металла, в звездолет или в подводную лодку, не может не поражаться в какой-то степени — по меньшей мере, должен поражаться, если он мыслящий человек — тому, что видит. Никому не удается подавить в себе страстный эмоциональный порыв к действию без некоторого усилия… В Институте нам интенсивно прививают взгляд на вещи в исторической перспективе. Мы понимаем людей прошлого и спроецировали десятки возможных вариантов будущего — все эти варианты, без исключения, отвратительны. В том виде, в каком он существует сейчас, человек, со всеми его недостатками и пороками, несмотря на тысячи блаженно нерациональных компромиссов между тысячами бесплодных абсолютов — оптимален. По меньшей мере, мы так считаем, потому что мы тоже люди».

Соображения, приведенные в оправдание своих действий фермером, которого вызвали в полицейский суд в связи с нападением на достопочтенного Боза Коггинделла, сотрудника Института 54-го уровня:

«У них легкая жизнь, у этих умников. Развалились в своих креслах и всех поучают: „Давайте, страдайте, вам это понравится. Делайте все через ухо — так оно труднее, а потому полезнее. Потейте!“ Они хотят, чтобы я пристегнул свою жену к плугу, как это делалось при царе Горохе. Так я и показал ему, что я думаю про его драгоценную „беспристрастность“».

Заключение судьи (после наложения на фермера штрафа в размере 75 СЕРСов):

«Беспристрастное отношение к проблемам других людей не запрещено законом».

Из семи континентов Альфанора Скифия была крупнейшим, наименее населенным и, по мнению культивированных умбрийцев, лузитанцев и ликийцев, самым буколическим. Омываемая Мистическим океаном с одной стороны и отделенная горами Моргана с другой, провинция Гаррой считалась наиболее изолированным районом Скифии.

В Тауб, опаленный солнцем сонный поселок на берегу Джерминского залива, Герсен прибыл на воздушном пароме, курсировавшем раз в две недели из Маркари, провинциальной столицы. Он выяснил, что во всем провинциальном центре можно было арендовать только одно транспортное средство: видавший виды аэромобиль с дребезжащими подшипниками и склонностью соскальзывать вбок на спуске. Расспросив местных жителей о маршруте, Герсен забрался в машину и отправился в путь вдоль дороги, ведущей от моря к горам. Он долго поднимался над пологим склоном, утопавшим в слепящем, заставляющем дрожать воздух сиянии Ригеля.

Поначалу дорога петляла среди виноградников, садов с сучковатыми фруктовыми деревьями, огородов, где поспевали сине-зеленая капуста и артишоки, зарослей местной ягоды. То там, то сям виднелись сельские коттеджи, каждый под зонтичной крышей, поглощавшей энергию Ригеля. Дорога перевалила через пологую гряду, и Герсен остановился, чтобы сориентироваться. На юге простирался океан, по накренившемуся к заливу побережью рассыпались мышастые, розовые и белые пятнышки — поселок Тауб. В ослепительном свете все цвета становились фантастическими пастельными тонами, вибрирующими и танцующими. Впереди дорога поворачивала и выходила на равнину, где Герсен заметил виллу Душана Одмара, сотрудника Института девяносто четвертого уровня. Это хаотичное сооружение из камня и выбеленного солнцем дерева пряталось под сенью пары огромных дубов и рощи туземных гинкго.

Герсен прошел пешком по дорожке, ведущей ко входу, после чего приподнял и опустил огромный бронзовый дверной молоток в форме львиной лапы. Ждать пришлось долго. Наконец дверь открыла красивая молодая женщина в крестьянской блузе.

«Я хотел бы поговорить с Душаном Одмаром», — сказал Герсен.

Женщина задумчиво рассмотрела его: «Могу ли я поинтересоваться, по какому делу?»

«Это мне придется объяснить только самому господину Одмару».

Она медленно покачала головой: «Боюсь, что он не сможет вас принять. Возникли трудности семейного характера, и Душан Одмар никого не принимает».

«Мой визит имеет самое непосредственное отношение к этим трудностям».

Лицо женщины внезапно озарилось надеждой: «Их вернули? Детей? Скажите мне, скажите!»

«К сожалению, насколько мне известно, это не так, — Герсен вынул из кармана записную книжку, вырвал из нее листок и настрочил: „Кёрт Герсен, 11-го уровня, желает обсудить Кокора Хеккуса“. — Передайте Одмару эту записку».

Женщина прочла записку и молча ушла внутрь.

Вскоре она вернулась: «Пойдемте!» Герсен последовал за ней по полутемному широкому коридору в комнату со сводчатым потолком и голыми белеными стенами. Здесь сидел за столом Одмар — на столе находились пачка белой бумаги, гусиное перо и граненая хрустальная бутылочка с темно-красными чернилами. На бумаге не было никаких записей, кроме одной строчки на верхнем листе, выведенной витиеватым курсивом с заметными утолщениями — почерком, характерным для тех, кто занимал высшие уровни Института. Одмар был человек невысокий, широкоплечий, плотный. У него были резковатые, но правильные черты лица: небольшой прямой нос, узкие, маслянисто поблескивающие черные глаза, поджатые губы над раздвоенным подбородком. Он спокойно приветствовал Герсена, отвернувшись от бумаги, пера и чернил: «Где вы достигли одиннадцатого уровня?»

«На Земле, в Амстердаме».

«Значит, вы занимались под руководством Карманда?»

«Нет. Под руководством ван Блика, предшественника Карманда».

«Хм! Вы были молоды тогда. Почему вы не продолжали подготовку? После одиннадцатого уровня не так уж трудно продвинуться до двадцать седьмого».

«Я не мог подчинить свои личные цели целям Института».

«И в чем заключаются эти цели?»

Герсен пожал плечами: «Они просты, даже достаточно примитивны для того, чтобы удовлетворить сотрудника сто первого уровня, но центростремительны».

Брови Одмара скептически изогнулись, но он решил не настаивать на обсуждении этой темы: «Почему вас интересует Кокор Хеккус?»

«Он интересует нас обоих».

Одмар коротко кивнул: «Он интересный человек, не спорю».

«На прошлой неделе он похитил ваших детей».

Одмар молчал не меньше тридцати секунд. Стало ясно, что до сих пор личность организатора похищения ему была неизвестна: «Каковы основания для такого утверждения?»

«В этом признался арестованный участник похищения по имени Роб Кастиллиган, в настоящее время находящийся в Карцере».

«Вы — официальное должностное лицо?»

«Нет. Я — частное лицо».

«Продолжайте».

«Допускаю, что вы стремитесь к безопасному возвращению детей».

Одмар слабо улыбнулся: «Это всего лишь допущение».

Герсен проигнорировал двусмысленность: «Вы получили уведомление о том, как обеспечить безопасное возвращение детей?»

«Потребован выкуп. Сообщение пришло два дня назад».

«Вы заплатите?»

«Нет», — тихо и спокойно сказал Одмар.

Герсен не ожидал ничего другого. Старейшины Института, достигнувшие сотого уровня или приближавшиеся к нему, были вынуждены беспристрастно и отстраненно подходить к любым и всем внешним воздействиям. Если бы Душан Одмар заплатил выкуп за детей, тем самым он признал бы свою податливость и создал бы предлог для дальнейшего вымогательства извне по отношению к нему и ко всему Институту в целом. Политика Института была общеизвестна — и в десятый раз Герсен задал себе вопрос: почему Хеккус покусился на детей Одмара? Может ли быть, что в прошлом, в каких-то обстоятельствах, Одмар уступил давлению? Или похитители просто не поняли, что от них требовалось?

Герсен спросил: «Вы знали, что в это дело замешан Кокор Хеккус?»

«Нет».

«Теперь, когда вы это узнали, готовы ли вы принять против него меры?»

Одмар досадливо позволил себе слегка пожать плечами — по его мнению, Герсен должен был понимать, что карательные действия были не менее скандальны, чем выплата выкупа.

«Позвольте высказаться откровенно, — продолжал Герсен. — У меня есть причины считать Кокора Хеккуса личным врагом. Меня, в отличие от вас, не связывают никакие ограничения, я могу действовать в соответствии со своими эмоциями».

В глазах Одмара появилась искорка чего-то вроде зависти, но он лишь вежливо подтвердил понимание наклоном головы.

«Я пришел, чтобы получить информацию, — настаивал Герсен, — и для того, чтобы по возможности заручиться вашей помощью».

«Помочь я вам не смогу — или почти не смогу», — сказал Одмар.

«И все же, вы — человек, и, конечно же, любите своих детей. Уверен, что вы не хотите, чтобы их продали в рабство — а ведь так оно и будет».

Одмар улыбнулся — горькой, дрожащей улыбкой: «Кёрт Герсен, я — человек, и моя человеческая сущность, возможно, носит еще более варварский и примитивный характер, чем ваша. Но я достиг девяносто четвертого уровня. Мое самообладание слишком велико, и мне приходится быть осторожным в его применении. А поэтому…» — Душан Одмар сделал многозначный жест рукой.

«Равновесие превыше всего?» — продолжил его мысль Герцен.

Одмар не поддался на колкость. Он спокойно произнес: «О Кокоре Хеккусе я почти ничего не знаю — по меньшей мере не больше того, что известно всем и каждому».

«В настоящее время он, насколько можно судить — самый активный из „князей тьмы“. Он наносит огромный ущерб».

«Гнусное, презренное существо».

«Известно ли вам, зачем Хеккус похитил ваших детей?»

«Чтобы получить деньги, я полагаю».

«Какую сумму он потребовал?»

«Сто миллионов СЕРСов».

Пораженный, Герсен не находил слов. Одмар мрачно улыбнулся: «Мои дети, Даро и Викс, дороже ста миллионов».

«Вы могли бы столько заплатить?»

«Мог бы, если бы захотел. Проблема не в деньгах», — Одмар взял гусиное перо и повернулся к пачке бумаги; Герсен чувствовал, что терпение собеседника подходит к концу.

«На протяжении последнего месяца, — сказал Герсен, — Кокор Хеккус похитил не меньше двадцати человек, скорее всего больше. Последний подсчет был произведен в МСБР до того, как я покинул Авенту. Все жертвы похищений — чрезвычайно богатые и влиятельные люди».

«Кокор Хеккус пренебрегает предусмотрительностью», — безразлично заметил Одмар.

«Именно так. В чем заключается его цель? Почему, вдруг, ему понадобились такие огромные суммы?»

Этот вопрос вызвал у Одмара любопытство. Сотрудник Института сразу понял, к чему клонит Герсен, и бросил на него неожиданно проницательный взгляд.

Герсен продолжал: «Возникает впечатление, что Хеккус замыслил некий грандиозный проект. Не думаю, что он собирается отойти от дел».

«Ему двести восемьдесят два года, и все эти годы он никогда не отходил от дел».

Герсен убедился в том, что Душан Одмар знал о Хеккусе гораздо больше, чем дал понять в начале разговора: «Похоже на то, что бюджет — запланированная сумма расходов — Кокора Хеккуса составляет примерно два миллиарда СЕРСов, допуская, что все потребованные им суммы выкупа так же велики, как в вашем случае. Зачем ему такие деньги? Их хватило бы на целый флот звездолетов. Их хватило бы на реконструкцию целой планеты. Может быть, он хочет основать университет имени Машины Смерти?»

Одмар глубоко, тоскливо вздохнул: «Вы считаете, что он поставил перед собой некую труднодостижимую цель, и что ее достижение способно нанести ущерб всему человечеству?»

«Почему бы ему неожиданно потребовалось столько денег?»

Одмар нахмурился и досадливо покачал головой: «Жаль было бы сорвать столь грандиозный план. Но с моей личной точки зрения, а также в соответствии со стратегией Института…» Его голос замер.

«Ваши дети у Менял?»

«Да».

«Возможно, вы не знакомы с протоколом Менял. К рассчитанной продолжительности полета прибавляются пятнадцать суток. На протяжении этого периода времени только так называемая „основная заинтересованная сторона“ может „погасить задолженность“. По истечении этого срока внести выкуп может любой желающий. Если бы у меня были сто миллионов СЕРСов, я мог бы выкупить ваших детей».

Некоторое время Одмар изучал его лицо: «Почему бы вы это сделали?»

«Я хочу узнать, зачем Хеккусу столько денег. Я многое хочу узнать о Кокоре Хеккусе».

«Насколько я понимаю, при этом вы не руководствуетесь беспристрастной любознательностью?»

«Мои побуждения не играют роли. Я могу сделать следующее. Если бы у меня были сто миллионов СЕРСов, а также деньги на путевые расходы и подготовку, я представился бы Менялам как частное лицо, не связанное с вами никакими обязательствами, и детей передали бы под мою опеку. Кстати, сколько им лет?»

«Даро девять лет. Викс недавно исполнилось семь».

«Тем временем, я попытался бы выяснить побуждения и цели Кокора Хеккуса, а также его нынешнее местонахождение».

«И что потом?»

«Получив максимальное возможное количество информации, я привез бы сюда ваших детей и, если вы пожелаете, представил бы вам подробный отчет».

Лицо Одмара стало совершенно неподвижным: «Ваш адрес?»

«Я остановился в отеле „Креденца“ в Авенте».

Одмар поднялся на ноги: «Очень хорошо. Вы достигли одиннадцатого уровня. Вы знаете, чтó нужно сделать. Нужно узнать, зачем Кокору Хеккусу понадобились такие большие деньги. Он изобретателен, у него богатое воображение — он не перестает нас удивлять. Институт считает его достопримечательным персонажем и рассматривает как полезные некоторые побочные последствия причиняемого им зла. Не могу сказать ничего больше».

Герсен покинул помещение без дальнейших слов. В тихом широком коридоре к нему вышла встретившая его женщина. Он обратила на него пытливый вопросительный взгляд. Герсен спросил: «Это ваши дети?»

Она уклонилась от прямого ответа: «Что с ними? Они живы, здоровы?»

Герсен вдруг понял, что она принимает его за агента похитителей. Как опровергнуть такое подозрение, если оно еще не высказано? Чувствуя себя исключительно неудобно, он сказал: «Имеющихся у меня сведений недостаточно, чтобы утверждать что-либо с уверенностью — я не участвую в процессе лично. Но я надеюсь, что существует возможность…» Все, что он мог сказать, представлялось ему либо бессмысленным, либо чрезмерно откровенным.

Она не отступала: «Я знаю — я знаю, что мы обязаны отстраниться… Но это так несправедливо! Они же маленькие дети! Если бы я могла что-нибудь…»

«Не хочу внушать напрасные надежды, — прервал ее Герсен, — но вполне вероятно, что ваших детей вернут».

«Я буду вам благодарна», — просто отозвалась она.

Герсен вышел из прохладного полутемного дома во внезапно ослепительное пространство приусадебного цветника. Наступил тихий, безветренный вечер — когда он включил двигатель аэромобиля, его ворчание показалось неприлично громким. Герсен рад был оставить позади виллу Душана Одмара. Несмотря на великолепие открывавшегося оттуда вида, при всей очаровательности расчетливо непритязательной конструкции, это был дом тишины и строго подавляемых эмоций, где гнев и скорбь тщательно скрывались. «Именно поэтому я никогда не переступил за грань двенадцатого уровня», — сказал себе Герсен.

Через три дня Герсен получил в отеле «Креденца» увесистую посылку. Открыв ее, он нашел восемнадцать пачек новеньких купюр «Банка Ригеля», в общей сложности на сумму в сто один миллион СЕРСов. Герсен проверил их фальсометром: это были настоящие деньги.

Герсен немедленно выписался из отеля и доехал на подземке до космопорта, где его ожидал старый потрепанный космический корабль модели 9B. Уже через час он покинул систему Ригеля и находился в глубоком космосе.

Глава 4

Из труда «Нравственная сущность цивилизации» Кальвина В. Кальверта

«В некотором смысле взрывообразное распространение человека по Галактике следует считать деградацией цивилизации. На Земле, прилагая усилия на протяжении тысячелетий, люди согласовали наконец понятия добра и зла. Покинув Землю, они оставили за спиной и достигнутое взаимопонимание по этому вопросу…»

Из учебника «Человеческие учреждения» Прейда (для учащихся десятого и одиннадцатого классов):

«Станция Менял — еще один причудливый элемент той совокупности средств, которую мы называем „тотальным механизмом“. Невозможно отрицать тот факт, что похищение с целью получения выкупа — общераспространенное преступление, хотя бы потому, что похищать людей и тут же скрываться с помощью космического корабля относительно легко и просто. В прошлом система выплаты выкупа нередко не срабатывала в связи с неизбежно возникавшими взаимной ненавистью и подозрительностью сторон, и многие из похищенных никогда не возвращались домой. В связи с этим возникла необходимость в Менялах, станция которых находится на планете Сасани в Ближнем Запределье и служит местом посредничества между похитителем и теми, кто платит выкуп. Похититель получает сумму выкупа за вычетом комиссионных, причитающихся Менялам; похищенное лицо безопасно возвращается домой. Учреждение Менял официально объявлено незаконным, но практически на него смотрят сквозь пальцы, так как, по общепринятому мнению, отсутствие такого учреждения привело бы к существенному ухудшению ситуации. Время от времени отдельные группы поднимают вопрос о целесообразности заключения подрядного договора с МСБР, предусматривающего захват и ликвидацию станции Менял. По той или иной причине все эти обсуждения никогда ни к чему не приводят».

Станция Менял — небольшая группа сооружений у подножия округлой скалистой возвышенности — находится в пустыне Дар-ар-Ризм на планете Сасани, четвертом спутнике звезды GB 1201 созвездия Орла, если пользоваться геоцентрической номенклатурой, все еще предпочитаемой авторами «Звездного каталога». Когда-то, в далеком прошлом, разумная раса населяла как минимум два северных континента Сасани, ибо там сохранились руины монументальных замков и крепостей.

Частные звездолеты запрещены в пустыне Дар-ар-Ризм, и соблюдение этого правила обеспечивается кольцом лучевых пушек, окружающих обменную станцию. Лица, желающие воспользоваться услугами Менял, должны приземляться в Нихее на берегу мелководного Калопсидского моря и лететь на воздушном корабле в Суль-Арсам — не более чем пересадочный пункт в пустыне. Затем трясущийся на ухабах автобус перевозит их на станцию Менял, расположенную в тридцати километрах.

Когда Герсен прибыл в Суль-Арсам, потрескавшуюся почву пустыни увлажняла холодная морось, и уже за то время, пока он шел от посадочной полосы в здание вокзала, на грунте проявились яркие пятна лишайника. На полпути небольшое жужжащее насекомое ударилось ему в щеку и немедленно принялось зарываться в кожу. Герсен выругался, ударил себя по щеке, и смахнул кровососа на землю. Он заметил, что его попутчики тоже ругаются и отвешивают себе пощечины; заметил он и презрительную усмешку на лице служащего аэровокзала — у того на голове было какое-то отпугивающее насекомых устройство, скорее всего ультразвуковое.

В компании пяти других пассажиров Герсен ждал машину в аэровокзале — не более чем длинном навесе с защищенной мутно-про­зрачной пленкой открытой стороной. Морось превратилась в кратковременный ливень, и вдруг солнце ошпарило пустыню, поднимая стелющиеся пряди испарений. Пятна лишайника взорвались маленькими розовыми облачками спор.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.