Бесплатный фрагмент - Малыш

Малыш

Ты тоже полюбишь искусственный лес,

карманных собак и антенны на крышах —

карьерные выступы офисных лестниц

ты тоже полюбишь, малыш.

Ты тоже захочешь читать между строк

и жить между дел и душить тех, кто дышит.

Идти со звенящими золотом в ногу

ты тоже захочешь, малыш.

Ты тоже захочешь увидеть себя

на стене

в орденах

с волевым подбородком —

и чтобы служивые мира сего

тебе поклонялись погонами с водкой

и думали вслух благородную зависть,

и дружно клялись воспитать поколение

точно с такими же вот подбородками —

и чтобы на стену,

и чтоб с орденами.

Ты тоже получишь однажды под дых

и станешь с тех пор генеральствовать тише.

И тише. И тише. И тише. Так тихо,

что станешь неслышным, малыш.

Бесполезные

Бездумье вскрывает души, как лезвие,

на крики набрасывает плед молчания.

В книгах написано, что мы — бескрайние,

но там не написано, что бесполезные.

Зашедший на чай к нам пропадает без вести,

пришедший с мечом обрастает опытом.

Нас учили на ропот отзываться шепотом.

Жаль, не научили жить в бесполезности.

Нас брали как данность, вернули как версию —

разрезанную на куски, растерянную и болящую.

Кто-то сказал, что нам нужно оставаться зрячими.

Жаль, не попросил нас остаться полезными.

Мне

Что воля мне, что неволя — мне

спороть с себя инородное.

Стереть с лица неприглядное.

Боли, мое неболимое.

Молчать бы криками скрытыми,

корить себя за ущербное.

Что мило мне, что не мило — мне

служить с желудями верными.

И что свое, и что чуждое —

в единый колос сплетенное,

родимое что-то почудится.

Что воля — мне. Что неволя — мне.

Барон М.

Вместе с седлом себя из болота тянешь.

Конь захлебнулся, решив, что внизу привычней.

Там под тобой пузырятся останки жизни,

мякиш пустого галопа взбивает тину.

Держишь себя за косы — иллюзия предполёта…

Смотришь вокруг: вдруг кто-то увидит.

Чувствуешь взгляд, но это смотрят мимо.

Пустые глаза привычны к оставленным дырам.

Движения буквой «Г» в четыре галопа —

вернёшься туда же, но взмыленный и безбожный.

Подумаешь: а стоило ли покидать болото?

В нем ведь тоже жить можно.

Рефлексы

Этот ротный рефлекс —

вера в правду ревущей толпы.

Накладными глазами ощупывать воздух —

вполне.

Чтобы выплыть и выжить, старайся не жить

и не плыть —

даже если сидишь на весле.

Каждой спичке родной коробок —

королевский дворец.

Это нужно кому-то — сжигать тех,

кто любит тебя.

Что за странная блажь — растаскать

на поленницы лес,

чтоб назавтра о нем горевать.

И в руках не синица — прозрачная тень журавля.

И ты видишь того, кто мечтает украсть эту тень.

Эта высшая радость — уметь убивать и прощать

за убийство себя и в себе.

Маленький Мук

Объясняешь себя, словно ты — идиома какая-то.

Сколько доводов, мама родная, сколько причин!

И спасали тебя, как спасали рядового Райана,

и убивали — то исподтишка, то один на один.

То ты жуткий, как антропогенная рептилия,

то няшный, как человек-паук.

Но это внутри. Снаружи ты офисное бессилие.

Поразительно маленький Мук.

С корабля

Что легче воздуха — внутри.

Так — свысока на птиц.

Пружиной что ли распрямиться.

В огне углем сплясать.

Мне небо — мать

и мачеха — земля.

Я — капитан. Последним с корабля.

В капкане дня я не состарюсь ни на день.

И тени прошлого останутся в тени.

Я заглотил наживку, Бог. Тяни!

Живее живых

Я иду по проводу, зеленому,

как изумрудный город.

Я ношу очки с усатыми улыбками.

В глаза смеются светофоры, старики-поребрики

подмигивают хитро из-под ног,

живее все живых.

Я вишу на проводе, зеленом,

словно изумрудный город,

я ношу ботинки на одну и ту же ногу.

На моих носках наскальные рисунки, оттиски

проспавших воскресение богов —

живее всех живых.

Я грызу зеленый провод изумрудными зубами,

искры освещают дровосеков, львов,

страшил и иже с ними,

мне ворона намекает на другое место,