Бесплатный фрагмент - Маковое поле

От автора

У этой книги есть удивительная история, и ей не терпится рассказать вам о ней. Она поделится с вами волшебством. Чтобы разглядеть его, вам предстоит отправиться в небольшое путешествие. Но обо всём по порядку, а может быть, и наоборот. Вы всё узнаете сами, прочитав её целиком.

Кто-то, прочитав эту книгу, скажет, что это красивая сказка.

И я буду не против.

Кто-то скажет, что это быль.

И я снова буду не против.

Кому-то она напомнит о чём-то, кто-то узнает себя. Для кого-то она покажется незнакомой и далёкой, для кого-то — близкой и родной.

Кто-то не дочитает её, кто-то перечитает несколько раз.

Кто-то, прочитав, захочет поделиться ею, а кто-то сохранит её только для себя.

И я вновь буду не против.

От себя же добавлю. Эта книга такая, какая она есть, а чего нет, того и не может быть.

Приятного чтения. Прямо сейчас я улыбнулся и подмигнул вам.

---

Дорогой Камаль!

Я пишу вам это письмо, находясь в эпицентре любви, отныне где я — там любовь. Я открыл своё сердце и впустил в него любовь, я открыл свой разум и впустил в него любовь. Я создал дом для любви и пригласил её туда. Я так и сказал: «Это твой дом, ты можешь жить в нём сколько пожелаешь, ты владелица всего, что в этом доме». И она заполнила его целиком, каждый уголок наполнился любовью, любовью к себе.

Всё в доме заиграло, я бы даже сказал, запело, это прекрасная мелодия. Я не слышу слов, но это песня — песня любви.

Я представил, как открываю дверь и там стоит любовь. Вам, наверное, интересно, какая она? Я не вижу черт, но чувствую, что она прекрасна. По-моему, она улыбается, она вся светится: «Я вернулась домой, это мой дом. Я так счастлива». «Я тоже счастлив», — отвечаю я.

Я заметил, что она не без изъяна, но поразительным образом это только дополняло её красоту. Я просто стоял и любовался ею, она снова улыбнулась. Какая же всё-таки у неё обворожительная улыбка, никто не устоит перед этим очарованием.

Она сказала: «Ты не против, я хотела бы разложить свои вещи?» «Конечно же я за, это твой дом». У неё с собой была небольшая элегантная сумочка, и я, изумлённый, наблюдал, как весь дом наполнился всякими чудесными вещами. Такого уюта и красоты я никогда прежде не видел. Всё было таким естественным, будто интерьер сам решил, каким ему быть. Любой предмет, на который падал взгляд, просто идеально вписывался в это место, каждый следующий как будто дополнял предыдущий, естественным образом продолжая его. Было такое чувство, что каждый предмет, даже самый маленький и незначительный, значим и самодостаточен, но одновременно с этим и дополняет любой из них.

В ванной комнате появилось множество причудливых баночек и тюбиков, разной формы, разных поразительно красивых цветов. И здесь чувствовалась полная гармония во всём. Я с интересом взял одну из них, поднёс поближе и пригляделся, что внутри. Я ожидал увидеть привычную жидкость или крем, но это, как и всё, было поразительным. Внутри как будто было что-то живое, переливающееся разными цветами. Приглядевшись, я понял, что это и есть цветы, много цветов. Бескрайнее, безграничное поле живых цветов. И тут же, как я это понял, я ощутил аромат. О, это благоухание, это бесподобно, это аромат любви. Я просто закрыл глаза и наслаждался. С каждым вдохом я чувствовал любовь, этот аромат проникал во всё, даже в самые потаённые уголки моего естества, заполняя любовью каждую частичку меня. Вдох за вдохом. Вдох за вдохом. «Это чудесно», — сказал я.

«Медитация, — подключился мозг. — Где то я об этом слышал». Это и вправду успокоило меня. Забавный парень этот мозг, он всему даёт свои названия. Любовь улыбнулась: «Да, и правда очень забавный парень».

Конечно, моё любопытство не ограничилось этим. Я хотел увидеть, что в других баночках. Я чувствовал себя, как ребёнок, которому подарили сразу много игрушек, и мне не терпелось поскорей распаковать подарки. Я взял наугад вторую баночку и услышал отдалённый шум. Но он был не хаотичный, а какой-то плавный, размеренный. Я поднёс её ближе и пригляделся: там был океан. Бескрайний, безграничный, такой знакомый, хотя я раньше никогда не видел океан. Волны накатывали и откатывались обратно в такт моему дыханию, как музыкант, попадающий в ноты. С каждым моим вдохом волна заполняла меня, в ней чувствовались одновременно мощь и нежность. Эти два качества так гармонично сочетались в ней, что я с удовольствием пускал её в себя и чувствовал, как это изумительное сочетание заполняет всего меня, каждую частичку меня.

С каждым выдохом волна откатывалась, и я чувствовал, что она что-то уносит с собой. Что-то, что должно уйти. И в этот миг я ощущал освобождение. Вдох — выдох. Вдох — выдох.

Моё внимание привлекла третья баночка, от неё исходило очень слабое, едва уловимое свечение. Я взял её в руки и стал подносить, чтобы разглядеть поближе. Свечение усиливалось, я заглянул в неё. Свет, такой яркий, поразительно глубокий, ласковый, тёплый и уютный. Мне стало интересно, от чего же он исходит, и я заметил маленькую лампадку посреди бескрайнего пространства. В ней теплился небольшой огонёк, но каким-то чудесным образом он освещал всё вокруг. Вдруг я почувствовал, что свет льётся не только наружу, но и внутрь. Это было поразительное чувство: то, что освещало, одновременно освещалось. Это трудно передать словами: свет внутри, свет снаружи и наоборот, как бы вы ни переставляли, свет продолжал литься.

Я сделал глубокий вдох, и свет начал проникать в меня, правда, каким то странным образом. Он лился по колеям, которые уже были, каждая такая колея идеально подходила под потоки света. Он заполнял меня, и я заметил, что все эти колеи ведут к единому центру, и этот центр во мне. Постепенно, вдох за вдохом свет заполнил весь этот центр. Стало так легко и приятно. Я посмотрел на этот свет внутри меня и увидел маленькую лампадку со слегка колеблющимся огоньком, от которой исходил невообразимо прекрасный свет. И по тем же колеям он лился в центр пространства в баночке, сразу в обоих направлениях. Я делал вдох, и в этом была такая лёгкость, всё происходило совсем без каких-либо усилий. Складывалось впечатление, что я просто пригласил его, и всё, и он с радостью принял приглашение. Было странно, что при таком ярком свете оставались небольшие, как мне показалось, неосвещённые участки. И вдруг я понял: это тень, она была частью света, точнее — игрой света. И мне захотелось сказать: «Я принимаю тебя целиком». И я повторил это несколько раз: «Я принимаю тебя целиком, я принимаю тебя целиком, я принимаю тебя целиком».

Тем временем Любовь обустраивала свою комнату. Она подошла ко мне, я бы даже сказал, подбежала, вся сияя, и с улыбкой сказала: «Хочешь посмотреть на мою комнату?» Мне было очень интересно, учитывая то, что я уже видел. Она взяла меня за руку, и мы вместе вошли в её комнату. И здесь моему удивлению не было предела, но уже от скромности, с какой была обставлена комната. Ничего необычного я не заметил. Не было никакой роскоши, никаких особых украшений, всё было очень скромно и уютно. Я бы сказал, обычная комната молодой девушки. И лишь один предмет украшал её, если можно так выразиться. Это была картина, обычная картина, на ней было изображено маковое поле. Я спросил у любви: «Что это за картина?» Она ответила, что, сколько себя помнит, эта картина всегда с ней: «Возможно, она досталась мне в наследство. Я не знаю точно, откуда она, но чувствую, что она мне очень дорога, я бы даже сказала, бесценна».

«О, бесценна, — включился мозг. — Моне, Пикассо или, может быть, этот, ну как его?.. Хотя определённо что-то есть, цвета, фактура», — продолжал мозг. «Какой же он забавный парень всё-таки», — сказала любовь. Он определённо нравился ей, веселил её своей непосредственностью и желанием вставить что-то своё.

«И всё-таки, — продолжила любовь, — произведения этих художников можно купить, хоть и за большие деньги. Это же полотно не может быть продано по определению. Я не знаю почему, но это так. И ещё я наблюдала, какую лёгкость и одновременно силу ты испытывал, когда заглядывал в мои баночки в ванной, и как твоё дыхание становилось глубоким. Когда я смотрю на эту картину, такое же происходит со мной. Если хочешь, можем, как-нибудь сделать это вместе.

«Не знаю, как вы, а я спать», — вмешался мозг. Мы и не заметили, что за окном уже ночь. «Споки-ноки», — сказал мозг в своей манере. Любовь улыбнулась. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам.

Утром я по привычке спустился в кухню, я начинал день с чашечки кофе. Любовь уже была там. Ранним утром она была ещё прекраснее. От неё исходила какая-то свежесть, свежесть раннего утра, по-другому и не скажешь. Я сделал глубокий вдох и вдохнул эту необыкновенную свежесть. О, это было неописуемо. Так я стоял некоторое время, наслаждаясь. Вдох — выдох, вдох — выдох.

«Доброе утро», — сказала любовь с улыбкой. Не перестаю восхищаться, какая же всё-таки у неё обворожительная улыбка. К этому невозможно привыкнуть, каждый раз, когда она улыбается, ты тоже непроизвольно начинаешь улыбаться, искренне, от всего сердца.

«Доброе утро», — наконец сказал я. Она стояла в милом фартучке за кухонным столом и, как мне показалось, готовила завтрак. «Присаживайся, — сказала она, — я приготовлю тебе кофе». Я уже было начал говорить, какой кофе я люблю, но она ласково остановила меня. «Я знаю», — сказала любовь. И правда, кофе был точь-в-точь таким, каким бы я сам его заварил. Я сделал глоток, второй. «Доброе утро, дамы и господа, — сказал мозг, проснувшись. — И чем вы тут без меня занимаетесь, готовите завтрак?» «Не совсем так», — ответила любовь, продолжая смешивать что-то в какой-то прозрачной посуде. «А что же тогда?» — спросил я.

«Я наполняю твой день, — сказала любовь. — Теперь каждый день будет наполнен, каждый по-особенному. Это сочетание невозможно будет повторить, и самое главное, это очень просто. Всё, что бы ты туда ни добавил, сочетается друг с другом и в любых пропорциях. Это так устроено, ошибиться невозможно».

«Как это так? Почему это так устроено?» — спросил мозг. «Почему? — удивилась любовь. — Для простоты. Это и правда очень просто, подойди, если хочешь, — сказала она мне с улыбкой, — и сам попробуй». Я подошёл и встал рядом с любовью. На столе было много всяких баночек, как мне показалось, с разными приправами, соусами и маслами. Они все были подписаны. «Радость», — прочитал я и нерешительно взял баночку в руку. «Не бойся, — сказала любовь, — это и правда очень просто, в любых количествах и сочетаниях». Я добавил радость. «Удивление», — прочитал я и добавил удивление. И так ещё несколько баночек. «А я вот люблю чуть-чуть остренькое», — сказал мозг. «Хорошо, — улыбнулась любовь. — И немного пикантности для мозга». «Класс, — оживился мозг. — Я как раз собирался заняться планированием, но раз день уже наполнен, то, пожалуй, займусь чем-либо более интересным». Чувствовалось, что он радуется, как ребёнок, которому вдруг разрешили пропустить первые два урока в школе и он может просто поиграть.

Я обрадовался возможности побыть с любовью наедине. Всё моё внимание было приковано к ней. Я сидел и любовался ею, она занималась какими-то обычными делами. Ходила по кухне, что-то переставляла, что-то поправляла, потом принялась мыть посуду. Всё это получалось у неё необычайно легко, с какой-то особой заботой. Я не мог оторвать взгляд, она как будто получала удовольствие от, казалось бы, обычных, повседневных дел.

Любовь, как я уже говорил, отличалась природной скромностью. Она была немногословна, но с радостью отвечала на мои вопросы. Я решил узнать её поближе и попросил рассказать немного о себе. Она улыбнулась, как мне показалось, она ждала этого, вытерла руки о фартучек и присела напротив меня. «Я помню себя, — сказала любовь, — с начальных классов». «Классов? — удивился я. — Ты училась в школе?» «Да, но это не совсем обычная школа. Там не было учителей или каких-то отдельных уроков. При этом можно было учиться у всего, что тебя окружает». «Учиться чему?» — спросил я. «Простоте, — ответила любовь. — Сначала мы постигали простоту». «Как?» — поинтересовался я. «Играючи, — ответила любовь. — В игре обучение давалось легко, игра была приглашением для знаний, и они с удовольствием его принимали. Но и в старших классах, когда мы начали изучать глубину, всё тоже было играючи». «Глубину? — удивился я. — Глубину чего?» «Глубину простоты», — ответила любовь. «Но как же вы это делали?» «Самым простым способом. Для того чтобы постичь глубину, нужна сама глубина, мы просто ныряли в неё, и всё, и она сама рассказывала о себе. Также у простоты есть ширина, это пространство, окружающее её, у простоты есть голос, и это тишина, окружающая её. Их мы тоже изучали самым простым способом». «Как?» — поинтересовался я. «Всё тоже очень просто. Раз тишина — это голос, то мы просто слушали тишину, не пытались услышать что-либо, а просто слушали». «А пространство?» — спросил я. «Его можно увидеть, — сказала любовь, — поэтому мы просто созерцали. Здесь, как и с тишиной, не старались увидеть, а просто созерцали. И пространство само показывало то, что мы должны были увидеть. Просто приглашение, просто позволение, и больше ничего, всё очень просто». «Я очень хочу всему этому научиться, — сказал я. — Ты научишь меня?» «Ты сам всему научишься, — сказала любовь с улыбкой. — Я просто помогу тебе, совсем немного. И это не будет похоже на обычное обучение, не будет никаких занятий, повторений, графиков. Ты будешь получать удовольствие, это будет игра».

«После обучения, — продолжила любовь, — мы выбирали, кем хотим быть. И я выбрала быть любовью». «Ты выбрала быть любовью?» — удивился я. «Конечно же я, — ответила любовь. — К тому времени я уже многое знала о простоте и при выборе положилась на самое простое». «На самое простое, — повторил я за ней. — На что?» «Я послушала себя», — сказала любовь.

Мне захотелось побыть со всем услышанным наедине. И я пошёл в парк и просто гулял посреди деревьев, дышал воздухом, сидел на скамейке и смотрел вдаль. Набрёл на пруд и понаблюдал за утками, плавно скользящими по воде. Они то сбивались в стайки, то расплывались по сторонам. Время от времени одна из них взлетала невысоко над водой, даже чуть-чуть задевая её крыльями, и приземлялась неподалёку, в пределах того же пруда. Я не делал никаких выводов, ни о чём не рассуждал, просто наблюдал и получал удовольствие.

Вернувшись домой, я поднялся в комнату любви, дверь была приоткрыта. Любовь стояла напротив картины и пристально смотрела на неё. Её дыхание было глубоким, с каждым вдохом она произносила: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя». Было такое ощущение, что она наполняется светом с каждым вдохом. Я старался не мешать и как зачарованный наблюдал за этим. Она как будто почувствовала, что я за ней наблюдаю, повернулась ко мне с улыбкой и ласково пригласила войти. «Я тебе рассказывала об этом, — сказала любовь. — Хочешь, попробуем вместе». Я с радостью принял предложение, мне просто очень хотелось быть с ней, чем бы мы ни занимались. Она сказала: «Возьми меня за руку, смотри на картину, просто смотри, не старайся что-либо увидеть, созерцай. И повторяй за мной». Наши руки соединились, и любовь сделала глубокий вдох, я вдохнул вслед за ней. «Я люблю тебя», — произнесла любовь со вдохом. «Я люблю тебя», — повторил я за ней. И так несколько раз. Как ни странно, я ничего особенного не почувствовал, просто повторял за любовью. Но мне так приятно было чувствовать её руку в своей руке, что я мог бы так стоять вечно. Когда мы закончили, любовь сказала, что со мной делать это ей намного приятнее и что ей нравится чувствовать мою руку в своей: «Я хотела бы еще не раз повторить это». Я был на седьмом небе от счастья. «Конечно же, — сказал я, — давай будем делать это каждый день».

Вечером, сидя на веранде за чашечкой чая, я рассказывал любви о своей жизни. Эпизоды всплывали один за другим, иногда обгоняя друг друга. Я вспоминал маленького мальчика, прятавшегося за шкафом, когда родители ссорились, ему наивно казалось, что этот великан, этот громоздкий шкаф, защитит его, что его толстые стенки остановят эту ссору. И ещё он чувствовал, что одинаково любит и маму, и папу, и знал, что и они его любят, как никто другой, так почему они ссорятся? Почему не могут остановиться?..

Или юношу, который попал в ситуацию, из которой не видит выхода, и от чувства безысходности плачущего, как ребёнок. Но выход всегда находился, как будто он сам себя находил, стоило мне перестать его искать. Любовь умела слушать и не перебивала меня. Просто слушала всё, что я ей рассказывал. Но меня не покидало ощущение, что она всё это уже знает. Как будто она знала обо мне всё, даже то, чего я сам не знал или не помнил. И каждый раз, когда я заканчивал историю, любовь подходила ко мне и обнимала, нежно, заботливо. Но мне казалось, что она обнимает того маленького мальчика или того юношу, плачущего от чувства безысходности. И я чувствовал, что что-то меняется здесь и сейчас.

Утром, по обыкновению, я пошёл на кухню. С тех пор как в доме появилась любовь, я просыпался ранним утром, гораздо раньше обычного. Будильник всё ещё стоял на прежнем времени, но я просыпался раньше и отключал его. Как будто это я был будильником будильника. Но любовь просыпалась ещё раньше. В этот раз, судя по всему, она что-то собралась испечь. Стол был весь в муке, мука была на фартучке и даже на лице у любви. Она оторвалась на секунду от своего занятия, с улыбкой посмотрела на меня и сказала: «Доброе утро». И вновь это ощущение свежести, аромата и сияния. Я сделал глубокий вдох и поймал себя на мысли, что любовь сочетает в себе всё, что я ранее наблюдал в баночках в ванной. Всё и даже больше, здесь ещё присутствовали какие-то оттенки, тонкие, едва уловимые. Их хотелось поймать, полюбоваться ими, а потом отпустить, как бабочек. Вдох — выдох, вдох — выдох.

Наконец я сказал: «Доброе утро». На столе уже стояла чашечка кофе и приятным дымком приглашала к себе. Я сделал пару глотков. «Мм, — потянулся мозг, — как же хорошо, как же здорово я выспался. Давно я не чувствовал такого прилива сил». Потом он принюхался: «О, что-то печётся? Что-то сладенькое? Только вчера думал, вот бы чего-нибудь сладенького. Судя по запаху, это торт». «Я тоже так решил», — сказал я. «Сегодня я наполняю твой день вот так, в виде торта, — сказала любовь. — Я выложила его слоями, но каждый слой такой тонкий и невесомый, что его невозможно почувствовать или угадать, где какой. В каждом слое разная начинка, одна плавно переходит в другую, настолько плавно, что кажется одним целым».

«Так, звучит вкусно, — сказал мозг. — Дашь рецепт?» Достал ручку и блокнот неизвестно откуда и приготовился записывать. «Тут тоже невозможно ошибаться: что бы ты туда ни добавил, всё сочетается друг с другом, в любых пропорциях и соотношениях. Нет никакого рецепта». «Так-так, не спеши, про-пор-ци-ях и со-от-но-ше-ни-ях. Что там дальше? Нет никакого рецепта, — перечитал мозг свои записи. — Как это нет рецепта? — расстроился мозг и убрал ручку и блокнот неизвестно куда. — Ну и ладно, я всё равно больше люблю эклеры, такие, знаешь, пышные. Чтобы, когда откусываешь, крем выскакивал с другой стороны, а потом облизывать его с руки». «Хорошо, — с улыбкой сказала любовь, — будут тебе завтра эклеры». Мозг начал хлопать в ладоши, как ребёнок: «Ура!!! Эклеры, эклеры, я мечтал об этом!» Я сидел, молча наблюдал за всем этим и решил спросить у любви, мечтает ли она. «Конечно мечтаю», — ответила любовь. «Я вот давно не мечтал», — признался я. «Так давай помечтаем вместе», — предложила любовь. «Как — вместе?» — удивился я. «Ты всё увидишь сам, — сказала любовь. — Сегодня же вечером, если хочешь».

«Класс, — сказал мозг, — я с вами». «Я не против», — согласилась любовь. «Куда же мне без тебя», — сказал я. Итак, решено: сегодня вечером мы отправляемся в путешествие. Мозг достал какой-то ежедневник, деловито пролистал его, что-то вычеркнул, что-то добавил и, наконец, сказал: «Встречаемся в холле, форма одежды свободная», — и назначил время сбора.

Мы разошлись, и каждый занимался своими делами. Я пытался представить, какое же это будет путешествие — путешествие с любовью. Но так и не смог, это как держать в руках книгу и только по названию угадывать, что внутри. Я предпочёл чтение угадыванию. Но меня ещё ожидало не менее приятное занятие днём. Я представлял, как мы стоим с любовью, взявшись за руки, смотрим на картину и произносим: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя».

Вечером, к назначенному времени, я спустился в холл. Форма одежды свободная, как и определил мозг: я надел привычные джинсы, футболку и кроссовки. И тут из своей комнаты вышел мозг. Он приближался странной походкой, наверное, видел в каком-то фильме. Такая походка предполагала широкие плечи, и мозг, как ему казалось, искусно изображал это. На нём были надеты широкие брюки, широкая футболка с рукавами до локтей, яркая бейсболка, кроссовки популярного бренда. На шею он повесил массивную цепочку, приглядевшись, я понял, что их даже две. Складывалось впечатление, что мозг придумал условие — форма одежды свободная, — чтобы оправдать свой наряд.