Бесплатный фрагмент - Мацарельский

Культ Пожирающей Змеи

Аннотация

Продолжение культового детектива о следователе Ярославе Мацарельском.

Нежелание докопаться до правды, обычно является желанием скрыть правду.

Само произведение является художественным вымыслом, основанным на исторических источниках, автор не боится прослыть беллетристом, а подводит читателя своим сочинением вполне к разумным вопросам к истории, которые могут возникнуть в его голове из-за просмотров новых фильмов, а так же книг.

Введение

— «И ты решил сдаться сам?» — задал вопрос мужчина в кителе с майорскими погонами, погладив себя против роста волос по свеже выстриженному затылку с ровным кантиком, обрамлявшим ворот его верхней одежды.

— «Да», — спокойно ответил сотрудник следственного комитета, капитан Ярослав Мацарельский, ничуть не смутившись.

— «Только давай, ты нам тут не будешь рассказывать, что не виноват, а распишешь все, как было? Договорились? У нас, как тебе известно, каждый третий не виноват».

Ярослав улыбнулся, не раскрыв своих белых зубов и еще раз кивнул, глядя на то, как следователь помялся на своем стуле, приготовляясь записывать показания человека, пришедшего с повинной под диктовку. Настроение у сотрудника явно поднялось, так как это очередная победа на его рабочем месте, вот-вот закроется очередное дело, обещающее навести много шума в средствах массовой информации, так как главный обвиняемый в нем — его бывший коллега.

— «Приступим?» — поинтересовался довольный майор.

— «Да, только одна просьба», — ответил Мацарельский, глядя в глаза своему собеседнику.

— «Вот еще? Ты знаешь, что совершил побег, и тебя подали в федеральный розыск, так? Ты сюда пришел только по той причине, так как все обдумал и пришел к разумному выводу: дальше возьмут и навесят лет этак „цать“ строгого режима», — следователь перевел осуждающий взгляд в окно, где только-только из-за рваных туч выглядывало утреннее солнце, — «ладно, чего ты хотел?»

— «Вам лучше включить диктофон, писать придется очень много».

— «Что еще?» — усмехнулся офицер, глядя на допрашиваемого.

— «Чтобы наша беседа проходила с вами с глазу на глаз».

— «Это еще почему?» — удивился майор.

— «Потому что чины низшего ранга не имеют допуска к делам такой важности, ведь профессор Елисеев проходил по программе защиты свидетелей».

— «Хорошо», — ответил следователь, кивнув старшему лейтенанту за соседним столом.

Тот молча встал, задвинул за собой стул и медленно проследовал безоговорочно за дверь, демонстрируя явное недовольство, будто его согнали на самом интересном месте. Наверное, участок после этого наполнится большими слухами, особенно после того, как старший лейтенант закурит сейчас сигарету в месте для курения и обмолвится парой лишних слов с другими сотрудниками из этого участка. Позже он поймет, что в кабинете ему делать нечего и поплетется куда-нибудь еще.

Историю пишут победители

…

поэтому в ней не упоминаются проигравшие.

— «Доброй ночи, товарищ капитан, у нас тут без вас не обойтись», — послышалось в телефоне.

— «Чего?» — спросил сонный голос.

— «К вам уже подъехала машина».

— «Хорошо», — спокойно ответил Мацарельский, потирая сонные глаза, и поглядел на правый уголок дисплея, но заспанка впилась в глазницу, заставив прищуриться.

Встав с кровати, одеваясь, сотрудник следственного комитета впал в какой-то ступор. Спросонья в голове крутились мысли, что все это как-то странно. Первый раз такое, что звонит взволнованный голос из дежурной части, да еще и среди ночи, чтобы выдернуть куда-то на работу после смены.

— «Бред какой-то, чего они без меня там не справятся?» — задал себе вопрос Ярослав и тут же смирился, ведь служба есть служба.

Выйдя на улицу, капитан даже задумался над тем, что одет не по форме, что было для него очень непривычно. Во дворе уже стояла машина с майором Харченко. Холодный ветер ударил в лицо, закравшись под ворот верхней одежды, заставив сжаться от неприятного чувства после теплой кровати.

Внезапно Мацарельского посетила мысль, что надо переложить телефон из кармана брюк, так как он может выпасть в машине, или треснуть, когда он сядет, окажись устройство позади. Наверное, для читателя будет интересно узнать, что основная причина попавших телефонов в туалет — это расположение карманов, обычно все это происходит у девушек в школе или ВУЗе, по большей степени из-за их физиологии и расторопности, а так же той самой мысли, что все это может произойти с кем угодно, но только не с ними. Именно поэтому у большей половины женского населения приобретается условный рефлекс, идя в туалет, держать телефон в руках, как только они займут исходное положение, но у другой половины треснутые дисплеи — следствие от удара о кафель мобильника, который обычно уложен в туалетной комнате.

Ярослав прекрасно понял, что забыл свой девайс дома, небрежно и машинально бросив его на не заправленную кровать, когда стал собираться в спешке.

— «Не спится, капитан?»

— «Да спать бы и спать, чего там?» — спросил Ярослав, садясь в машину.

— «Говорят, глухарь. Зачем бы тебя вытащили из кровати? Сейчас все там будем» — ответил водитель, посмотрев уставшим взглядом на своего пассажира.

Майор Харченко был под метр восемьдесят ростом. Его улыбка всегда казалась странной. Высшие чины постоянно находятся, что называется на своем уме, как не от мира сего, будто что-то уже знают, но умалчивают и слегка подшучивают над младшими по званию. Остается только улыбаться, как дурак.

С Романом Ярослав был знаком поскольку-поскольку, пересекаясь с ним в участке лишь на пересмене. Слава за майором закрепилась неоднозначная — хорошая раскрываемость дел, а так же высокая физическая подготовка, но почему-то Харченко все так же оставался на своей должности, все никак не получая две полковничьих звезды. Поговаривали всякое, но все сходились в одном — он до сих пор еще не женился, что затягивало его иногда на темную сторону, чтобы загулять, встретив очередную женщину.

— «Ох, уж эти глухари», — ответил Ярослав, пристегивая ремень безопасности.

Глухарь — это, разумеется, птица, но как всегда, профессионализмы никто не отменял. Смысл слов часто искажается из-за понятий в обиходе. Убийство из пистолета Макарова в двадцать первом веке сразу же становится таинственным делом, ведь, по сути, это служебное оружие, которое числится только за сотрудниками силовых структур, а так же является табельным у военных офицеров. Следы в этих преступлениях заметаются так умело, что порой даже не верится, как все это произошло, разумеется, если это не самоубийство.

Самоубийство сотрудника — это конец дела, обычно совершается из-за того, что человеку не хочется жить, но почему? Среди сотрудников бытует мнение, все это лишь бы скрыть большую правду, которая увезет на поезде куда-нибудь в Сибирь сотрудников, превысивших должности, благодаря своему служебному положению. Настоящий самоубийца сразу же становится героем для своих, так как правды, которая могла стать известна обществу, теперь уже точно никто не узнает. Иногда, даже непонятно, человека убили или он это совершил сам, ясно лишь одно, что человек из структуры не может быть недовольным своей жизнью, особенно если есть дети.

В большинстве случаев — это убийство, на которое пошли коллеги, чтобы не быть за решеткой и продлить свое безоблачное существование со своей семьей. И никаких других мотивов для человека, кроме своей жизни, чтобы переступить закон или нарушить основную заповедь обычно не существует.

— «Делаем ставки, кто-то опять сходил на охоту за кроликом», — глядя на капитана, проговорил Роман.

— «Каким еще кроликом?» — спросил Ярослав, не понимая, к чему клонит майор.

— «Как каким? Ну, офицер загулял, не сдав свою зажигалку, пришел домой, там на его жене кролик, а он его взял и того из ревности, все ведь старо как мир».

— «Нет, зачем тогда нас дергать?» — сразу же поинтересовался капитан.

— «Ну, тогда офицер пришел к любимой даме, а там на ней кролик, он взял и пристрелил Казанову».

— «Чего сразу Казанову?» — улыбнулся Ярослав.

— «Ну ладно, Дон Жуана», — поправил себя Харченко.

— «Так, а может, он даму пристрелил, причем тут род мужской? Оно же, как в природе, собачка не захочет, пёсики не родятся».

Харченко посмотрел на своего пассажира, медленно расплывшись в улыбке.

— «Капитан, значит, ты думаешь, что там сейчас будет дама, а я говорю, что будет герой любовник».

— «Хорошо, но вдруг там какой-нибудь дедушка».

— «На что спорим?» — поинтересовался Роман, остановившись на светофоре.

Ярослав лишь пожал плечами, сдерживая свой зевок. Обычно так и бывает, женщину никто не трогает, а вот того, кого она выбрала, тот попадает под горячую руку. Эту версию Мацарельский сразу же откинул, так как бы был свидетель драмы, хотя нет человека, как говорил товарищ Сталин, нет проблемы.

— «А который хоть час?» — глядя на часы в панели автомобиля, спросил риторически капитан. Внезапно по его телу пробежала дрожь от сквозняка, лизнувшего холодком шейный позвонок, и, заставив встрепенуться.

— «Давай, на «бутылку и полбатона», — предложил Харченко.

— «В смысле?»

— «Ну, ты за меня потом смену отходишь, чтобы я побыл дома, там как раз скоро наши будут играть».

Увлечение футболом у Романа было символическим, как у большей половины любителей посмотреть матч и пропустить за просмотром пару добрых кружек.

— «Слушай, а куда мы едем? Это же не наш район», — глядя на пейзажи за окном, поинтересовался Ярослав.

Майор улыбнулся, глядя на своего пассажира.

— «Глухарь — птиц перелетный. Как знать, свято место пусто не бывает. Может, кто-то из хозяев земли устроил свидание, и кого-то из нашего участка заберут сюда, давай, капитан, не будем гадать, я тебе сразу уступлю».

— «А чего это я? Мне и в своем районе хорошо».

— «Ты сегодня оружие сдал?» — поинтересовался майор Харченко, серьезно глядя на дорогу.

— «Ну да, после смены, чего его с собой таскать?»

— «Это хорошо. Ладно, приехали», — проговорил Роман, остановившись у частного дома с большим забором, где уже стояли служебные автомобили, все это напоминало какой-то неформальный слет на разборку в начале девяностых, только средства передвижения претерпели технические улучшения.

Выходя из машины, Ярослав посмотрел на название улицы, где ни разу не был. Зябкая ночь обещала вот-вот задождить, но ночная мгла сдерживалась, прикрыв звезды черной вуалью. Высокий забор и двухэтажный дом напоминал со стороны чем-то средневековую крепость из камня, под крышей которого, расплелась виноградная лоза, свесив увесистые гроздья спелых кистей. Во дворе в огромном вольере метался по кругу злобный пес, пускавший слюну со своей челюсти, походившей больше чем-то на капкан для медведя, его свирепый взгляд поглядывал на незнакомых людей.

Громкий лай и рычание врывались в солнечное сплетение, давая понять, что будь животное во дворе, а не в вольере, всем сотрудникам пришлось бы применять служебное оружие, чтобы их не порвали в клочья. Чем-то эта атмосфера напоминала какую-то охоту на волков, так называемый арест высших чинов, злоупотребивших своим служебным положением из-за того, что съехали от генеральского седла вседозволенности с ума, такие часто любят заводить на своих дачах или домах огромных псов, искренне полагая — животное никогда не предаст, в отличие от людей и коварных друзей, не умеющих дружить без зависти.

Все это очень печально, когда семья высших чинов подлежит аресту. После этого дорогие дома долго висят на продаже, но их никто не покупает из-за высокой стоимости, а почему это называется охота на волков?

Потому что проще нанять охранников, нежели содержать таких громадных псов. По стоимости выходит то же самое, сколько ест огромный пес. Разумеется, никто потом животное не берет к себе домой, так как тяжело по меркам обычных заработных плат прокормить, еще не забудьте его приручить после старых хозяев, проще говоря — это одни проблемы. А ведь иногда высшие чины не хотят сдаваться без крови, полагая, что они заработали все честным трудом, есть и другой вариант, когда человек просто пускает себе пулю в висок, чтобы избежать позора для семьи, обходясь меньшей кровью, становясь суицидником, но сохранившим множество тайн, тем самым сохранив жизни других коллег, а так же их расположение к своим родственникам. Проще говоря, никто не любит стукачей или их семью, а когда человек заключается в СИЗО, его семья моментально становится объектом наблюдения.

Типичный глухарь — перипетия того, что генеральское седло пришло в ужас от того, сколько оно награбило за свою карьеру и вот человек начинает понимать — скоро общество об этом всем узнает, а после приходит к выводу — проще закончить это дело быстро и без мучений, застрелиться и избежать трибунала после следствия, а потом еще и чаепитий за счет государства, где жизнь малиной не покажется. Однако генералы чаще оказываются подставным лицом из-за своих работников, где доклад о должностном превышении застрял на определенном звене, по совсем понятной причине — человек есть правонарушитель и представитель власти, а точнее закона.

И все равно, потом родственники не могут содержать ни такое имущество, ни такого животного, но зато дело останавливается, все списывается на суицид, а если происходит несчастный случай, то сразу становится понятно, человек перешел дорогу своим, может даже вот-вот арестовать многих, и проще отсидеть за всех кому-то одному, учинившему аварию, обязательно с летальным исходом.

После этого человек выходит на свободу с почетом, почет который легко отследить. Обычно он проявляется в машинах, даже квартирах или в обычной сумме «черным налом», которую передали после окончания срока, что уж говорить про работу, а точнее рабочее место, которое словно дожидалось избранного человека после тюрьмы, ведь до того, как человек сел, он даже свою машину с квартирой подарил кому-то из своих. Круговорот почета в преступном обществе, ведь вместо того, что сели все, отсидел один в колонии поселения за сбитого пешехода и ему все благодарны. Есть более забавные случаи, когда человек просто теряет память, явно что-то скрывая, с целью перевести стрелки на другой округ, чтобы моментально обзавестись друзьями среди своих, объединившись против других людей в погонах, которые об этом даже ничего и не подозревают.

Власть не любит, когда компрометируют себя высшие звенья, потому что потом происходит большое недоверие населения к силовым структурам, которые так же ссорятся между собой, но уже на другом уровне.

Обычно дают уйти красиво с благотворительностью, так ведь лучше для власти? Дело не придается огласке, все как-то заминается, а другим сотрудникам снятся настоящие кошмары. Это даже не секрет, что знакомые знакомых потом еще могут смотреть косо на тех, кто проводил арест, приравняв это к предательству. Еще и не хочется покалечить жизни детей, а потом многие из подрастающего поколения задаются вопросами, почему все так произошло?

Если отец из органов сел за решетку, чадо могут признать сиротой, которому будут большие поблажки в жизни, так они избегают позора. Ведь влиятельные друзья у людей в структуре абсолютно везде, документы в таком случае не проблема. Как всегда дети не причем, но когда родитель отсидит, он раскрывает глаза своему ребенку опять в том же ключе, что отца убила семья вот этого-то человека. Он может это сделать через посредников, или же сам, если ребенок был в несознательном возрасте. Самый интересный случай был в «Караганде», когда один сотрудник совершил убийство своего коллеги, а сам исчез, инсценировав свою гибель, оставив вместо себя труп неизвестного лица. Через двадцать пять лет он даже появился в жизни своего ничего неподозревающего ребенка, который считал своего родителя погибшим, уже даже получившим солидное наследство, по достижению восемнадцатилетия. Разумеется, наследство было обычным «общаком» от коллег, своеобразной благодарностью.

Об этом и думал Ярослав, идя в дом, не зная, что же он там увидит, а вдруг «звезда».

— «Судя по имуществу — полковник», — подумал Мацарельский.

Все было очень странно, обычно пока едешь в машине, уже узнаются многие детали во время беседы, только почему-то не в этот вечер, быть может майор и не хотел разговаривать о работе или сам ничего не знал. В любом случае глухарь — это настоящий буревестник, сулящий громадные перемены в жизни силовой структуры, который приведет либо к войне между своими, поисками крысы, либо наступит колоссальное недовольство в обществе, когда произойдет огласка.

— «Почему они не могут купить какую-нибудь дешевую дачу, чтобы жить среди простых людей? И проще забыться, погулять, поговорить, ничего не боясь. Там же веселее, чем в этих хоромах, наверное, все это из-за того, что мы разные люди. Вот когда я постарею, куплю себе где-нибудь простенькую дачу, буду косить под какого-нибудь отсидевшего, чтобы меня побаивались и никогда, никогда не расскажу им, что был офицером. Заведу там черную кошку, и буду смеяться с того, что мне никто не доверяет, и обходят стороной, мол, как возьму, да как обворую. И самое главное, никто и никогда из них не будет шастать у меня во дворе. Потом еще с этими хоромами завещание, как яблоко раздора, а так сарай какой-то, да и все. Скорее бы пенсия», — грустно подумал Мацарельский, заходя в дом.

В гостевой был настоящий кавардак. Разбросанные книги с книжных полок валялись полукругом рядом с телом неизвестного седого старика, лежавшего на животе. Угольки в камине еще тлели, наверное, тело погибшего в луже крови остыло совсем недавно. Можно было бы проводить розыскную деятельность по горячим следам, но почему-то всего этого не происходило.

Все сотрудники, стоявшие на лестничном пролете, обернулись, посмотрев на прибывших следователей. Один из офицеров зачем-то кивнул в сторону майора и капитана, словно указав, а не поприветствовав, хотя так просто могло показаться Ярославу. Подойдя к ним, Харченко и Мацарельский поздоровались.

— «Что думаете?» — спросил майор, обратившись к своим коллегам.

— «Да что тут думать — глухарь. Гильза отправлена на экспертизу, сейчас проверяют «оружейки», — отозвался человек в обычной одежде на вид пятидесяти лет, с торчавшей кобурой на правой стороне испод кожаной куртки, — «вот, ждем результатов».

— «Капитан, проиграл я тебе, тут дедушка», — сказал Харченко, глядя на лежавшее тело рядом с книгами.

— «Это вы о чем?» — поинтересовался закуривший старший лейтенант в накинутом кителе поверх белой рубашки.

— «Да так, о своем, а кто это?» — отозвался Мацарельский.

— «Это Сергей Анатольевич, профессор исторических наук. Да вы подойдите, познакомьтесь, тут уже все запечатлели. Можно даже за руку поздороваться. Смерть наступила около двух часов назад. Выстрела, соседи, как всегда не слышали», — вводил в курс дела человек в штатском.

Как всегда никто и ничего не слышит обычно из-за того, что никто даже не может допустить такой мысли, что чего-то может выстрелить у соседей. И как показывает практика, проще быть незрячим и глухим, чтобы просто не вмешиваться в происходящее, пока не крикнут пожар, только после этого соседи обычно подают признаки жизни, испугавшись за свое имущество.

В доме даже с этим кавардаком отдавало уютом и теплом. Такое ощущение, что погибший был помешан на чистоте. В воздухе царил приятный запах от настоящего цветущего зимнего сада, расположенного у окна.

— «А что жена?» — громко поинтересовался Харченко у своих коллег.

— «Он вдовец, из родственников только внучка, которая еще не в курсе».

— «Значит, отпадает», — произнес Роман, словно шутя, но при всем этом не спуская глаз с Мацарельского, — «ну, товарищ капитан, ваша версия, что здесь произошло, а главное — мотив».

— «Странно, что он одет не по-домашнему», — проговорил Ярослав, осматривая тело в строгом костюме, — «судя по кавардаку, вводили в замешательство, ничего не взяли, раз украшения лежат».

Рядом с телом были небрежно брошены очки в круглой оправе с треснувшей линзой слева. Седые короткие волосы с залысиной на затылке и округлое лицо с заостренным носом, сразу же всплыли в воспоминаниях капитана. Он сразу же вспомнил, как посещал кафедру по делу одного странного культа 32С и подземного города, однако упоминать об этом сейчас ему совершенно не хотелось.

— «Это где они лежат?» — интересуясь ювелирными украшениями, вопросил Роман.

— «Да вон, в серванте», — указал рукой Ярослав.

— «Да, не повезло дяде», — отозвался майор Харченко, игнорируя жест и поглядывая на погибшего.

Мацарельский присмотрелся к правой руке, в которой была зажата ручка, а под кистью виднелся небольшой исписанный лист.

— «Да, да, не стесняйтесь, капитан, здесь все уже осмотрено», — произнес майор, глядя на то, что его коллега повернулся и видимо хотел спросить: — «можно или нет?»

В записке, которая чудом не утонула и не испачкалась в застывшей луже крови, красивым почерком было выведено следующее:

Городские беспорядки, произошедшие пятнадцать лет назад, были искусно вызваны обществом — «дальше несколько слов испачкались в крови», виднелось лишь окончание — «ский».

Ярослав обратил внимание на разбросанные полукругом возле тела книги, среди них нашлись старые художественные работы, шрифт на обложках которых, едва можно было различить. По другую сторону лежали исписанные красивым почерком от руки листы, пробитые дыроколом, но не вставленные в папку со скоросшивателем. Капитан осторожно взял один из листков, чтобы прочесть, ведь это было очень странно, что профессор Елисеев лежал рядом со всеми этими интеллектуальными работами, будто его застали врасплох во время его исследовательской деятельности, а потом устроили беспорядок.

(Безымянный листок, исписанный от руки)

Из-за двух мировых воин двадцатый век наполнен большим количеством исторических несоответствий, которые намеренно допущены высшими руководствами стран, что ставит авторитетные источники прошедшего столетия под очень большим вопросом, если посмотреть сегодня на многое скептически. История, как и оружие ошибок не прощает. Наверное, человечество уже может плавно переходить от вымыслов к правде, однако это является переломным моментом в самой истории как таковой для всего человечества. Трудно верить источникам, если вы поняли, что они построены на лжи, но не стоит отбрасывать тот момент, что события двадцатого века поросли мифами из-за обычной дезинформации, а в условиях свободы слова в наше время число художественных вымыслов возрастает во много раз.

Стоит в качестве примера вспомнить историю кораблекрушения британского трансатлантического парохода «Титаник», который запомнили благодаря художественному фильму. Если посмотреть на карту маршрута, возникнут вполне здравые сомнения в том, что лайнер встретил на пути айсберг, северная широта практически соответствует Азорским островам, где зимой средняя температура достигает 18—19 градусов тепла. Но даже не это смущает больше всего, а история другого лайнера, называвшимся «Британник», который затонул четырьмя годами позже во время Первой Мировой Войны, примечательно то, что в числе спасшихся будет медсестра и кочегар по фамилии Прист (что в переводе означает священник), до этого им удалось выжить после трагедии на «Титанике». Причем эвакуация на «Британнике» шла 55 минут, спастись удалось большему числу пассажиров, нежели на «Титанике», на котором эвакуация длилась практически три часа. Именно на «Британнике» две шлюпки затянуло под работавший гребной винт, но если спросить сегодня у обычных граждан — где это произошло, то они без всяких сомнений ответят, что это было в другом художественном фильме.

«Британник» в свою очередь затонул после аналогичного повреждения по правому борту, как и у своего предшественника, только в его случае, повреждение вызвала подводная мина. Есть утверждения, что лайнер подвергался торпедной атаке, однако это вопрос ребром из-за военной этики. Ни один капитан в здравом уме не согласился бы взять на себя ответственность за атаку гражданского судна, ведь потом шел трибунал, вероятно, документы об этом могли быть уничтожены, если экипаж числился выжившим. Изначально «Тройственный союз» соблюдал правила ведения морской войны, но как это часто бывает, потом начинается ужесточение.

И это глупо осуждать. Никто не соблюдал правила войны, как и Российская империя, которой было запрещено использование винтовки Мосина. Она являлась основным оружием у русских солдат. Винтовка послужила созданию настоящей конвенции. Суть таких соглашений обычно является односторонней — это все равно, что приказать пехоте государству, с которым вы находитесь в состоянии войны просто сложить оружие, то есть сдаться или перевооружиться.

Можно отметить, что во время Первой Мировой Войны «Британник» был переоборудован в плавучий госпиталь, а его борта окрашены в международные цвета госпитального судна. Однако до этого произошла гибель «Лузитании».

После успешной торпедной атаки на лайнере прогремел второй взрыв. Корабль затонул за восемнадцать минут, а число погибших приблизительно схоже с трагедией на «Титанике». Это событие послужило причиной для Соединенных Штатов Америки вступить в войну. Именно здесь встречается абсурдная фраза — «нелегальная перевозка боеприпасов», разумеется, Германия не стала бы просто так втягивать в войну государство, так как это не было выгодно.

В этом случае, трагедия может быть вымышленной или же настоящей, гибель произошла в десятых числах апреля, как и «Титаника». В фильме «Британник» вы встретите тот же самый факт атаки по правому борту «Лузитании», хотя официально «Британник» был подорван подводной миной, что так же остается под большим вопросом. Госпитальное судно было оснащено пулеметом, благодаря которому, стрелку удалось предотвратить торпедную атаку, что по сути уже является нарушением, так как на борту было оружие. Кстати, на любом гражданском судне по сей день, с помощью пожарного гидранта можно потопить шлюпочную абордажную команду.

Позже Великобритания подтвердила факт перевозки пяти тысяч ящиков с винтовочными патронами на борту «Лузитании», которая во время атаки оставалась на ходу и свернула влево, что так же является схожим фактом уклонения «Титаника» от айсберга, но объясняется работа гребного винта на «Британнике», который шел по инерции, заглушив двигатели.

Поэтому «Титаник», на мой взгляд, является сборищем всех бед, случившихся в первой половине двадцатого века с торговым и гражданским флотом. Но мистификации двадцатого века, которые исказились, благодаря художественным вымыслам на этом не заканчиваются. Понять предыдущее можно как повод для того, чтобы вступить в войну и повод забыть старые обиды после победы. Ведь у людей на слуху только «Титаник» — гражданское судно, которое затонуло при странных обстоятельствах, а не «Лузитания», которая перевозила боеприпасы и была потоплена подводной лодкой.

Стоит так же перейти к другой интересной мистификации — «Бермудскому треугольнику», когда после Второй Мировой войны целое звено из пяти самолетов пропало с радаров. Позже была проведена поисковая операция, в которой армия С. Ш. А. потеряла гидросамолет Мартин Маринер. На одном из гражданских кораблей люди видели падающий горящий объект.

Позже Ларри Куше предположил, что «поисковый самолет имел большой недостаток, внутри его кабины скапливались пары топлива, и достаточно было искры, чтобы произошло воспламенение», но до этого, как и после, подобных случаев за всю двадцатилетнюю эксплуатацию летательного аппарата не наблюдалось, т.е. это бы не являлось загадкой, а ответ был бы дан моментально, но этого не произошло.

На этом поисковая операция пропавшего звена не закончилась, военно-морские силы С. Ш. А. отправили целый флот более чем из двадцати кораблей и двухсот самолетов. Все это напоминает больше военную операцию по зачистке определенного района. Уместнее было бы предположить, что после войны могли остаться частички военного флота Германии, так как они и раньше во времена Первой Мировой Войны, очевидно, потопили судно «Циклоп» в этом районе. Конечно, никто из Германии не взял на себя ответственность, но та же самая дизельная подводная лодка, осуществившая успешную подводную охоту, могла просто не вернуться из похода, унеся с собой тайну на дно.

Расположение «Бермудского треугольника» очень выгодно для подводной охоты в целях экономической блокады Англии, которая, как и до этого являлась главным из соперников Германии. К тому же в случае успеха извечного «Тройственного союза», ВМФ Германии могли осуществить развертывание плацдарма для своей следующей цели — С.Ш.А., расположившись на островах, где население отставало в технологическом развитии и легко могло быть покоренным, с целью увеличения радиуса действий подводных лодок, которым требовалась дозаправка. Нижний архипелаг «Бермудского треугольника», как и верхний, располагается близко к столице С. Ш. А. И в таком случае, было бы очень логично, что большинство гражданских лайнеров ходили бы через север Атлантики, не подвергая себя излишнему риску, но если взглянуть на маршрут того же самого «Титаника», очень сомнительно, что ему попался на пути айсберг в широте Азорского архипелага в апреле, когда зима в заполярье еще «строгая».

Тайна «Бермудского треугольника» может заключаться и немного в другом. Либо остатки немецкого флота попытались избежать «Нюрнбергского процесса», а быть может и патриотическая, в нежелании сдаваться просто так, к тому же стали известны расправы за военные преступления.

Наш мир огромен, для того чтобы затеряться остаткам флота, особенно в первой середине двадцатого века, когда коммуникации, РЛС и связь были развиты не так сильно. За всю историю двадцатого века военных процессов над Германией было два и это стоит помнить, так как предыдущий опыт с целью уклонения расправы мог быть учтен, то может являться причиной тайны «Бермудского треугольника».

Причина возникновения подобных мистификаций банальна, война уже кончилась и стоит забыть прошлые обиды, только как объяснить все это массам, ведь очень странно, согласитесь, что на «Титанике» отправлялись итальянцы, ради «Американской мечты». В дальнейшем послевоенные расселения дадут о себе знать, проявившись в экономическом кризисе. В Америке появится настоящая итальянская мафия, итальянцев будут недолюбливать, так как Италия входила в состав «Тройственного союза». Поэтому «Титаник» может являться вымыслом, как и «Бермудский треугольник». В первом случае, что итальянцев в С. Ш. А. пока не любят, а во втором случае сохранение военной тайны, что нейтральные воды уже безопасны. Представьте, зима тысяча девятьсот сорок пятого года, уже полгода мир, а отправившись на обычном лайнере, таком как «Циклоп», вы можете быть атакованы остатками флота, просто случайно попав в поле зрения военного корабля или подводной лодки, так как в их случае, весь мир против них, и любой свидетель представляет опасность. В случае даже если пропавшее звено сообщило о происшествии, об этом мир бы не узнал и на то есть свои причины.

Мир только-только приходит в себя и необходимо соврать, чтобы предотвратить народную ненависть, которой и так было через край — это понять можно, уже мир, массам надо думать о другом. После Первой Мировой еще не раскрылись старые секреты, как на пороге уже была Вторая Мировая война, поэтому много фактов просто исказилось и забылось, однако опыт последней ассимиляции качественно отличается от первой и это показатель того, что все это не просто так. И вот прошло уже почти столетие, скорее всего, человечество уже готово безболезненно и спокойно отнестись к фактам, которые происходили на самом деле, что пробуждает огромный интерес к истории, нежели наоборот.

У одного из офицеров на лестничном пролете раздался звонок на телефоне. Майор Харченко стоял подле капитана Мацарельского, не спуская с него своих глаз. Многим знакомо это чувство, когда тебе смотрят в затылок, в такие моменты так и хочется оглянуться, чтобы удостовериться в своем шестом чувстве, закрепив интуицию для себя и став более уверенным в своем чутье.

— «Да. Скоро подъедет?» — беседовал неизвестный офицер по телефону, располагаясь на лестничном пролете, — «это хорошо, она без истерики? Ой, ну не люблю я вот эти встречи родственников, когда они тут наводят смуту».

— «А куда его?» — спросил Ярослав у Харченко, но тот лишь пожал плечами.

Медленно приподняв безжизненное тело за левую руку, Мацарельский лишь увидел испачканную в крови белую рубаху. В это время на пороге раздались шаги, и в открывшуюся дверь в помещение донесся громкий лай, заставивший всех оглянуться на инстинктивном уровне, чтобы оценить ситуацию, ведь, как известно, черт любит шутить именно так. Новоприбывшие оказались сотрудниками из организации по окончательной регистрации граждан, судя по их лицам, желали они как можно быстрее погрузиться и покинуть очередное место, коих за ночь у них может быть несколько.

— «Ранение в живот, видимо были повреждены какие-то жизненно важные органы», — прикинул вслух Мацарельский.

— «Капитан, а вам не кажется, что его пытали?» — спросил майор каким-то заигрывающим голосом, будто играл в какую-то ехидную игру, или просто дразнил младшего по званию.

— «Может быть. Думаю, он был в сознании продолжительное время, раз успел написать записку».

— «Тогда почему он просто не позвонил в „скорую“ или же нам?»

— «Как знать, наверное, его держали на мушке, а кто вызвал наряд?»

— «Соседи, их пес заколебал, говорят, никогда такого не было. Собакен был все время спокоен, а тут как с цепи сорвался, подумали, тут воры орудуют, раз профессора нет дома».

— «Убийцу, покойный, скорее всего не знал», — предположил Мацарельский.

— «Это еще почему?» — улыбнулся нахально майор, отрицательно покачав головой в разные стороны. Взгляд Харченко был переполнен каким-то странным сарказмом, наверное, такое сплошь и рядом встречается в школе или на работе среди коллег, когда вся компания забавляется над одним человеком, а тот ничего не понимает, просто продолжая участвовать в беседе.

— «А вы не согласны?»

— «Конечно же, нет, капитан. Сами подумайте, Елисеев одет, как будто ждал официальной встречи, пес носится в вольере. Профессор сам впустил домой своего убийцу, иначе и быть не может».

— «Это да, наверное, именно поэтому вы и майор», — решил отыграться Ярослав, чувствуя к себе какое-то странное внимание со стороны коллеги, — «но почему он тогда не написал на листке имя убийцы?»

— «А вот это очень интересный вопрос, вам виднее, товарищ капитан, скажите, вы не знали покойного до сегодняшней встречи?»

— «Только косвенно, но какое отношение это имеет к нашему делу?»

— «Прямое», — ответил Харченко, расстегивая кобур со служебным оружием, — «где вы были сегодня после смены?»

Майор неспешно достал пистолет Макарова, глядя за реакцией Мацарельского.

— «Вы подозрительно спокойны, товарищ капитан. На вашем месте я бы уже, наверное, вспотел для приличия. Через несколько минут мы получим ордер на ваш арест, так как в оружейной комнате вашего оружия на месте не оказалось».

— «Ром», — вырвалось у Ярослава, который тут же смолк, — «Это что? Проверка на вшивость?»

— «Майор», — слегка улыбнувшись, произнес Харченко.

— «Майор, все это какое-то недоразумение, я сдал оружие сегодня после смены», — слегка шутя, с небольшим сарказмом передразнил коллегу Мацарельский, но все больше убеждался, что все это совсем не шутка.

— «Вы знали покойного, на этой записке была написана ваша фамилия, все это и ежу понятно, а теперь», — в этот момент раздался звонок офицеру на лестничной площадке, перебив обвинительную речь Харченко, улыбнувшись, он продолжил, даже не обернувшись на мелодию, — «вот видите, что и требовалось доказать».

— «Да, это он», — утвердительно прозвучал голос на лестничном пролете.

— «Медленно встать», — приказал Роман, прошипев и наведя пистолет на Мацарельского.

Ярослав беспрекословно выполнял приказ, в этот момент ему казалось, что это всего лишь сон, какое-то чудовищное недоразумение. Однако доказывать все это, ему совсем не хотелось. Да и не было смысла. Он отчетливо помнил, как после смены сдавал оружие, расписавшись в табеле. Скорее всего, в участке что-то напутали, поэтому грубить человеку с пистолетом не имело смысла.

— «А теперь на улицу», — указал майор, махнув пистолетом в сторону двери.

— «Харченко, ты его хоть осмотри», — произнес кто-то на лестничном пролете, ведущим на второй этаж частного дома.

— «Руки за спину, так, на шею, молодец, и не вздумай бежать, мне бы не хотелось стрелять», — продолжил Харченко, — «ты глянь на него, пришел на место преступления и даже не покраснел», — громко произнес Роман, проходя мимо коллег.

— «Меня тут не было», — сухо отозвался Ярослав.

— «Оружие где?»

— «Сдал я его, вы чего там».

— «Поговори мне еще тут, сейчас дочь приедет. Скажи еще спасибо, что мы тебя не при ней будем допрашивать».

— «Допрашивать?»

— «А как же, сразу покажешь, как все тут произошло или капитан, ты хочешь потянуть время, а потом опять вернуться на место преступления? Ты ведь знаешь, лучше сразу во всем сознаться, иначе получишь строгача, хотя, как показывает моя скромная юридическая практика», — майор нагло плюнул за порог, — «выйдешь ты уже совсем другим человеком, не в меру посидевшим».

Пес в вольере все никак не унимался, пуская слюну со своей челюсти. Его лай резонировал от забора и навесом над нескромным автомобилем профессора.

— «Куда дальше?» — спросил Ярослав, не поворачиваясь к Харченко.

У забора темнота отступила от фар подъехавшей машины, звук двигателя тут же смолк.

— «Давай к вольеру, это видать, внучка Елисеева».

Ярослав медленно повернул направо, смотря в глаза псу, свирепевшему все сильнее и сильнее. Склонившись к передним лапам, животное готовилось к своему очередному мощному прыжку, не боясь ударить своей огромной тушей по железной сетке.

— «Давай, ноги на ширине плеч, руки за голову, как на зарядке и не рыпайся», — майор неспешно прощупывал со спины капитана, спокойно стоявшего спиной к своему коллеге.

— «Да, я бы его на месте убийцы уже бы обезоружил», — спокойно подумал Мацарельский, чувствуя, на каком расслабленном уровне все это делал Харченко, очевидно чувствовавший, что все держит под контролем, — «вот так судьба, наверное, все это полезно, побыть в шкуре подозреваемого, хоть и час. Представляю, как все потом будет».

— «Мы тебя позже на съедение отдадим, сейчас она в дом зайдет, а потом после истерики ты ей сам в глаза будешь смотреть».

— «Рома».

— «Майор», — тут же поправил своего коллегу Харченко.

— «Я уже даже представляю, как ты потом будешь после всего этого извиняться».

Дверь машины захлопнулась, послышались спешные шаги к тяжелой мощной калитке. Грузный засов провернулся, ударив звучно внутри металлической личины.

— «Капитан, повернись», — спокойно произнес майор, сбавив злости в своем тоне.

Ярослав как загипнотизированный смотрел на пса. В его огромных бычьих глазах, будто залитых кровью от темноты, не было места спокойствию, лишь одна свирепая ярость.

— «Повернись, ну и псина», — опять проговорил Харченко.

Медленно поворачиваясь через левое плечо, Мацарельский сопроводил взглядом промелькнувший к двери дома женский силуэт, девушка в спешке оставила калитку ворот нараспашку. Майор уже опустил оружие, прислонив его к правой штанине, чтобы ей не было заметно.

— «Ты лучше сам все расскажи, как и с какой целью все это совершил», — почти безучастно и без агрессии обратился Роман, глядя в ничего непонимающие глаза капитана. Наверное, так именно и смотрят телята, когда идут на бойню.

— «Майор, я сдал оружие после смены, а потом пошел домой».

— «Я очень рад за тебя, но врать ты не умеешь. Ты пойми, лучше ты сразу во всем сознайся, чем мы сейчас с тобой проведем следственный эксперимент, а потом проследуем в участок. Сам же знаешь, лучше сотрудничать со следствием, нежели отпираться до талого, да и на срок это весомо повлияет, хотя, все равно. Ну, общество, конечно, будет в шоке, но тебе главное отсидеть, а потом уже стариком придешь в город, и тебя уже никто не узнает».

— «Так, он все равно сейчас будет, как баран стоять на своем, неудивительно, что их режут», — подумал про себя Ярослав, — «что дальше? Они увезут меня, после того как я буду молчать на эксперименте? Но сперва, я точно получу пару раз и ведь все равно ничего не скажу. Оружие я точно сдал, там сегодня сидел Москвин, да и не о том я думаю вообще».

— «В твоих интересах начать говорить раньше, баллисты после экспертизы подтвердят твое оружие — это все дело одной ночи, учитывая важность дела».

Ярослав пропускал все мимо ушей, ожидая, что же будет дальше. Время тянулось так медленно, будто Мацарельский, как еретик на костре, прощался с жизнью перед казнью. Суд —

это явный костер, когда происходит самое страшное. Лицо горит от стыда, вся жизнь рушится в одночасье, кошмар происходит наяву и все здесь на одного, чего бы ты там не говорил.

— «Когда тебя будут судить, я тебе ничем не смогу помочь, а сейчас, я бы мог просто принять твое признание. Знаешь, Ярослав, ты выстрелил в живот человеку, который занимался очень важным исследованием, а что, если я тебя спрошу о большем, нарушив ход задуманной нами экзекуции?»

Слушая этот монолог майора, казалось, он не то, чтобы придирчивый, а предвзято обвиняет прямым текстом, даже не выясняя какие-то детали у Мацарельского.

— «Ты украл его книгу, и следующая наша с тобой поездка будет в твой дом, где все перероют, и обязательно найдут пистолет, из которого был убит Елисеев. А дальше ты загремишь настолько, что если ты выйдешь до шестидесяти лет на волю — это будет откровенным чудом».

Усмехнувшись, Ярослав лишь покачал отрицательно головой, до сих пор не веря в происходящее.

— «Гильза подтверждена», — произнес сержант, вышедший из дома.

Скорее всего, он был в числе патрульно постового экипажа, приехавшего на вызов соседей. Молодой человек на вид лет двадцати пяти, скорее всего поступивший на службу после армии, простой как три рубля и надежный как автомат Калашникова, только с малокалиберным пистолетом-пулеметом «Скорпион».

— «Вот видишь», — обрадовался Харченко, глядя в глаза Мацарельскому.

— «Невозможно», — вырвалось у капитана, а после он все же взял себя в руки, перестав думать вслух, как это часто подводит многих по горячке, ведь это очень важное умение в таких ситуациях — не обронить лишнего слова, за которое легко прицепиться умелому психологу и выбить человека из колеи психического равновесия. Если вы невиноваты — ведите себя естественно, как посоветовал один оборотень в погонах — оставайтесь собой, скальтесь. Казалось бы, простая фраза, но как же это всегда выглядит неестественно, когда человек виноват.

— «Сержант, следи за ним».

— «Есть».

— «И не болтать с ним, ясно?»

Такого ликования в голосе Романа еще не приходилось слушать. Еще бы, дело только открылось, а уже закрыто. Ярослав же и вовсе, провалился в себя, думая только о том, что недоразумение перерастает в подставное дело, умело выставленное кем-то из сотрудников.

— «Так точно», — ответил сержант, поправив козырек кепки с кокардой.

— «Кругом», — приказал Харченко капитану.

Ярослав покорно выполнил указание, не ползя на рожон.

— «Кому-то я все же перешел дорогу», — подумал Мацарельский, прокручивая ход событий, — «оружейка», все началось с нее. Неужели Москвин?»

Шаги Романа удалились, вероятно, он зашел в дом, судя по исчезнувшему звуку шагов. Глядя в вольер, как по нему бегало разъяренное животное, Ярослав смотрел на засов, изрядно выпиравший на уровне его груди.

Как часто люди совершают поступки, повинуясь непонятному импульсу, словно мозг сам оценивает ситуацию и заставляет действовать вопреки всей логике. Наверное, в каждом человеке есть некий детектор лжи, оценивающий степень всех фактов и приводящий организм к определенному действию. Будь то недоверие к какому-то человеку, хотя беседа не предвещала конфликтность, либо открытый засов вольера с обезумевшим псом. Распахнув дверь на себя, и встав за ней, Мацарельский отошел в сторону.

Вырвавшийся из вольера пес, вцепился в руку сержанта, тут же повалив его с ног на землю. Мощная челюсть животного с хрустом зажала конечность несчастного, изрядно трепя медвежьей головой в разные стороны. Крик человека в форме заполнил всю округу, резонируя мощным эхом от железной ограды, крытой беседкой, протянувшейся от дома к забору.

Не теряя ни секунды, подозреваемый или же уже обвиняемый капитан выскочил прочь на улицу через открытую калитку, заприметив, что автомобиль родственницы Елисеева, скорее всего, открыт, Ярослав тут же забрался на заднее сиденье внедорожника, даже не оглядываясь назад, чтобы удостовериться, что там никого нет из сотрудников следственного комитета. Чтобы едва слышно закрыть дверь, Мацарельский довел дверь до упора и только потом резко дернул за ручку, однако этого можно было не бояться из-за криков во дворе.

— «Кабысдох! Кабысдох!» — громко кричал женский голос.

Затем послышались спешные шаги по улице, но Мацарельский думал только об одном, что Рубикон уже позади. Затаив дыхание, бывший сотрудник и без пяти минут поданный в федеральный розыск преступник, боялся поднять голову выше, в три погибели свернувшись за водительским местом, и отметив про себя, что не так уж и плохо, что он в туфлях, черных брюках и как это здорово, когда водитель не откидывает назад свое кресло до упора, оставив больше места для ног своих пассажиров.

— «Так, что дальше? Если они сейчас меня найдут, то это еще и оказание сопротивления при задержании, попытка к побегу, хотя, побег изпод стражи — это гораздо хуже. Думай, думай, Ярик, лучше пойти в участок? Нет, надо разобраться во всем. Вроде подумали, что я ушел по улице. Это чистой воды подстава, начиная от „оружейки“. Может… начать с Москвина?» — подумал капитан, слыша, как все разбежались по периметру темной улицы.

— «Ушел!»

— «Так, быстро подавай его в розыск», — прозвучал едва слышный голос, где-то в метрах десяти от машины Елисеевой.

— «Уже», — прокричал чуть дальше Харченко.

— «Ничего вам доверить нельзя! У вас изпод носа убийцы уходят!»

— «Да ничего, далеко не уйдет», — ответил Роман, проходя рядом с внедорожником.

Лай Кабысдоха во дворе все никак не унимался. Возня перед воротами стала успокаиваться и сходить на нет, прошло минут пять, пока снова рядом не послышались шаги.

— «Аптечку, аптечку тащите, а то он сейчас бешенством как изойдет».

— «Еще скажи, спасибо, что живой, а то порвал бы тебе шею и все, поминай, как звали за счет государства. Героя бы дали, наверное», — подшучивал Харченко, открывая дверь своей машины.

— «Мужики, а вы в какую больницу?» — поинтересовался знакомый офицерский голос, говоривший до этого по телефону на лестничном пролете.

— «Наверное, это начальник следственной группы», — подумал Мацарельский, чувствуя, что опасность еще не отступила.

— «В пятую», — отозвался незнакомец из ритуальной кареты.

— «Сержант, давай с ними, там тебе укол от столбняка сделают».

Первой уехал автомобиль МОРГа, судя по закрывшимся дверям и уставшему двигателю микроавтобуса.

— «Долго она там будет? Главное, чтобы все разъехались раньше. Наверное, пробудет тут полночи, не меньше. Пока кровь отмоет, а может и вовсе решит остаться? Хотя нет, спать в этом доме она точно не решится».

— «Товарищ майор, опечатывать будем?» — обратился кто-то к Харченко.

— «Нет, дело-то закрыто», — строго отозвался Роман.

— «Нет, нет, только не сейчас», — подумал Ярослав, услышав, как провернулся замок в калитке ворот.

Еще бы, пока не все сотрудники следственного комитета разъехались, можно было опять попасть под погоню, или вовсе быть застреленным в упор.

— «Этот точно выстрелит», — подумал Мацарельский про Харченко.

Передняя дверь внедорожника открылась с водительской стороны.

— «И еще раз, Агата, вы бы могли остаться здесь, мы выделим вам охрану, если вы переживаете, но мне кажется, что вы в безопасности. У этого человека были другие мотивы, и у него нет оружия, но зато сейчас много проблем», — обратился Роман к Елисеевой.

— «Спасибо, офицер, я не боюсь».

— «Знаете, мы найдем его, он уже в розыске».

— «Не сомневаюсь, простите, но я устала, еще и это. Сами понимаете».

— «Да, конечно, сочувствую. Если хотите, я могу отвезти вас».

— «Нет, я доеду сама».

— «Вы уверены?»

— «Да».

Дверь в машину закрылась, автомобиль слегка качнулся, просев под весом Агаты.

— «Наконец-то», — подумал Мацарельский, слыша, как машина майора уехала.

Ярослав смотрел в зеркало заднего вида, ожидая, когда же Елисеева его заметит.

— «Главное, чтобы она сейчас не подняла крик, иначе все», — подумал Мацарельский, чувствуя, как вся его левая нога просто атрофировалась от онемения и совершенно не зная, может кто-то из следователей еще не покинул место преступления.

Машина тут же заглохла после того, как девушка провернула ключ зажигания. Агата тут же ударила по рулю и громко зарыдала, всхлипывая, она уткнулась в свой правый локоть.

— «Боже, за что? Что он сделал?» — причитала внучка, говоря с собой вслух, шмыгая носом, который наполнился соплями.

В это время еще одна неизвестная машина неспешно завелась и, проурчав мотором, покинула прилегающую территорию к дому, слегка осветив фарами салон, в котором так сильно боялся дышать Мацарельский. Правая рука капитана медленно дотянулась к дверной ручке, но тут же остановилась.

— «Нет, лучше не рисковать», — подумал Ярослав, — «еще не уехал ППС, наверное, курят».

Высморкавшись в руках, не подозревая, что это слышит Мацарельский, девушка завела машину, и почти машинально сдала назад, даже не оглянувшись и не посмотрев в зеркало заднего вида, скорее всего ориентируясь по привычке на освещение проезжей части, где царила темнота и фар от транспорта периферийным зрением не наблюдалось, хотя может ей руководило отчаяние и нежелание дальше жить, что даже пугало пассажира.

— «Так, что дальше?» — подумал Ярослав, — «она меня не заметила, может потом просто покинуть машину, когда остановится?»

Только рассуждения капитана закончилась вопросом, как Агата посмотрела в зеркало заднего вида и громко закричала, автомобиль вильнул на проезжей части в сторону столба линии электропередач, что заставило девушку сразу же смотреть вперед, вцепившись в руль.

Привет из прошлого

Тем, кто не оглядывается в прошлое,

Не заглянуть вперед.

Ярослав долго делал вид, что держит в левой руке пистолет за водительским креслом, пугая тем самым Агату. Блеф его уже настолько утомил, что рука затекла, а изображать из себя убийцу у него получалось с горем пополам. Внезапно его ум посетила гениальная мысль, говорить то, что тут же пришло ему на ум.

— «Господи, какие же вы тупые».

— «Я сделаю все, как ты скажешь», — паниковала Агата, которая даже не видела оружия.

— «Я сказал тебе, не поворачивайся, да какие же вы женщины тупые».

Капитан балансировал на грани какой-то странной истерики, ему хотелось улыбаться от того, что блеф так удачно складывался в его сторону, но необходимо было соблюдать серьезность.

— «Да почему мы тупые?» — ошалело спросила девушка.

— «Так, заткнись, езжай к дому, телефон отдай мне в правую руку, я сказал, не поворачивайся, умница, если будешь так же меня слушаться, останешься в живых».

Глядя на кнопочный мобильник, Ярослав поглядел на девушку.

— «Что?»

— «Тебе что, на нормальный телефон не хватает?»

— «А?» — замялась Агата, слегка покраснев.

— «Б!»

Отключив мобильное устройство, капитан следственного комитета внезапно испытал страх, когда машина стала проезжать рядом с патрулем дорожно постовой службы. Самое интересное, что сотрудники даже помахали почему-то Агате, но тонированные стекла позади салона сыграли на руку капитану, который осознал, что улыбается по странной привычке, показывая своим видом — у прекрасной Маркизы все хорошо.

— «Что же дальше?»

— «Это ты у меня спрашиваешь?» — поинтересовалась напуганная Агата.

— «Так, кто у тебя дома?»

Агата проглотила ком в горле, переведя свой взгляд на Мацарельского в зеркале заднего вида.

— «Никого».

— «Так», — произнес пассажир, приблизившись к уху Агаты, и почти шепотом продолжил, — «если ты будешь мне врать, я прикончу тебя и того кто в доме».

Страх овладел женским телом, скатившись от ее уха к чреслам волнительной дрожью.

— «Кот», — выпалила Елисеева.

— «Что кот?»

— «У меня дома кот», — вполне серьезным тоном, продолжая играть роль жертвы, ответила девушка.

— «А порода какая?» — чуть ли не засмеявшись, спросил Ярослав, но сдерживаясь, все пытался как-то не выказать вида, чтобы не потерять контроля над ситуацией.

— «Эм, сибирский, да, сибирский, точно».

— «Так точно или нет?» — серьезным тоном рыкнул капитан.

— «Я, я… я не знаю», — засомневалась Агата, забегав испуганным взглядом то на дорогу, то в зеркало заднего вида.

Внезапно в голове Мацарельского поселилась мысль, что девушка не видела его, когда он сбегал, а значит, можно попробовать представиться охраной, которая приставлена к важному свидетелю.

— «Так, Агата Елисеева, а если я тебе скажу, что меня приставили к тебе, чтобы охранять твою жизнь, ты мне поверишь?»

— «Нет», — сразу вырвалось у девушки, тут же отрицательно замотавшей головой.

— «Это плохо», — с каким-то сожалением ответил Ярослав, глядя в боковое окно, а после продолжил таким же тоном, — «но попытка не пытка».

— «Ты сказал, если я буду слушаться, то я останусь живой».

— «Да, именно так».

— «Что тебе надо? Это ты убил дедушку?»

— «Если я тебе расскажу, ты мне все равно не поверишь».

— «Да».

— «Что да?»

— «Не поверю».

— «А придется», — спокойным тоном заключил капитан.

Всю дорогу капитан рассказывал, как оказался в доме профессора Елисеева, что по странным стечениям обстоятельств, сдал оружие в оружейную комнату и тут же уловил пронзительный взгляд Агаты.

— «Но он же у тебя, за моей спиной!»

— «Что?» — недоумевающе спросил Ярослав.

— «Пистолет, ты же мне угрожаешь».

Мацарельский улыбнулся девушке в зеркало, которая еще больше испугалась из-за его улыбки, показавшейся ей не то, чтобы неуместной, а маниакальной. Наверное, она могла понять, что ее пассажир безоружен, но из-за страха даже не подумала об этом.

— «Черт, ты считаешь меня сумасшедшим?»

— «Честно?»

— «Да».

— «Да», — не задумываясь, ответила Елисеева.

— «Если бы я хотел, я бы тебя уже убил», — спокойно продолжил Мацарельский.

— «Вот я и спрашиваю, что тебе нужно от меня?» — сразу же спросила Агата, глядя на Ярослава.

— «Понимаешь, у меня был ужасный день. Меня подставили, уже, скорее всего, объявили в розыск. Я что, по-твоему, ненормальный? Так. Это риторический вопрос», — сразу же поправил себя капитан, уловив осуждающий женский взгляд, — «но я бы не пошел на место преступления в таком случае, а держался бы от него подальше».

— «А я считаю, что ты обычный убийца среди людей в погонах, твой план сорвался и тебя пытались поймать, но ты совершил побег, а теперь еще взял меня в заложники, ты знаешь, что тебе за это будет?»

Ярослав понял, что теряет контроль над ситуацией и девушка уже переходит в своеобразное психологическое наступление.

— «Хорошо, чтобы ты сделала в моем случае?»

— «Сдалась!»

— «Да, а убийца твоего дедушки остался бы на свободе, если ты мне поверишь, я тебе обещаю помочь во всем разобраться, другие просто заметут следы, посадив меня».

— «Это больше в твоих интересах», — от испуга к хладнокровной беседе перешла Агата.

— «Тогда поезжай в лес», — проговорил Мацарельский.

Глаза девушки налились животным страхом, сжавшись в водительское кресло, она посмотрела влево. Атмосфера вояжа в салоне сразу же изменилась.

— «Ты, ты, хочешь убить меня?» — чуть ли не в слезах спросила Елисеева.

— «Что?» — опять спросил Ярослав, недоумевающе глядя в зеркало заднего вида, одновременно опустив левую руку с водительского кресла и начисто забыв о своем блефе, так как усталость взяла верх, а абсурдность ситуации забила голову.

— «Ты хочешь убить меня в лесу?»

— «А. Да нет, ты чего, просто оттуда проще покинуть город, у меня даже оружия нет, но шею я бы тебе свернуть смог, так что не расслабляйся».

— «Как нет?» — сразу же посмелела Агата.

— «Да так, я же тебе сказал, сдал в „оружейку“, знаешь, хорошая мысль всегда приходит позже, надо было на тебя наехать, начав допрос, за что ты убила своего дедушку?»

— «Кто? Я?!» — громко возмутилась Агата, что ее лоб не смог скрыть такого возмущения и одновременного удивления, приподняв брови вверх.

— «Вот-вот, так же и я, а будь ты на моем месте, тебя бы уже прессовали в участке, если ты сейчас сбавишь скорость», — глядя на спидометр, проговорил Мацарельский, — «я тебе точно сверну шею».

— «Ладно, так куда едем? В лес или домой?» — спросила Агата, оглядываясь назад, чтобы удостовериться, что пассажир не вооружен.

— «А ты мне веришь?»

— «Да как-то не особо», — отозвалась девушка, продолжая испытывать отступающий страх.

Мацарельский спокойно посмотрел в зеркало, ожидая, когда же они с собеседницей встретятся взглядом.

— «И что? Дави на жалость? — спросила Агата, глядя в щенячьи глаза.

— «Так, ладно, давай о другом. У тебя есть мысли, почему профессора убили?»

— «Я думаю, что тебе виднее», — с недоверием в голосе ответила девушка.

— «Нет, я серьезно», — приблизившись к водительскому креслу лицом, проговорил возмущенный капитан, что тут же заставило Агату прижаться к двери автомобиля, — «слушай, если бы я хотел тебя убить, я бы попросил тебя сбавить скорость, остановиться у ближайшего тихого места, например того» — указав правой рукой в тихий закуток, говорил Мацарельский — «и просто бы тебя придушил, а может, сломал шею, или воткнул бы ручку в шею. Так что, давай по-хорошему».

— «Нет».

— «Что нет?!» — ошарашенным голосом воскликнул Ярослав.

— «Я не убивала дедушку», — проговорила опять испуганная Агата.

— «Да это понятно, у тебя сопли через край в рукав ушли, но может у него были враги?»

Агата посмотрела в зеркало, покрываясь стыдливым румянцем, будто ее застали врасплох, а взгляд Мацарельского, словно загипнотизировал ее, заставив, провалиться в глубочайшие раздумья о чем-то своем.

— «Так и будешь молчать?»

Внезапно автомобиль Елисеевой выскочил на встречную полосу, ослепив людей в салоне. Мгновение, ставшее минутой, будто сблизило девушку с пассажиром.

— «Ладно, давай успокоимся и спокойно доедем домой, а там будет ломать голову».

— «А меня Ярослав зовут, кстати».

— «А меня», — хотела проговорить девушка, как Мацарельский тут же ее опередил.

— «Агата. Слушай, я уже встречался с твоим родственником по одному делу, лет пять назад».

Наверное, все это стало предрешающим в развитии столь затянувшегося знакомства при очень странных обстоятельствах. Машина плавно заехала во двор с давно уснувшей многоэтажкой, где в окнах не горел свет.

— «Знаешь», — окликнул Ярослав Агату перед тем, как она заглушила автомобиль, — «ты должна понимать, что я так же тебя опасаюсь».

— «А зачем ты мне это говоришь?» — поинтересовалась девушка.

— «Чтобы мы тихо зашли к тебе в дом».

— «Слушай, тебе бы сказки писать про „Красную шапочку“, зачем жути нагоняешь?»

Фары автомобиля погасли, и мотор под капотом перестал урчать.

— «Ладно, но чуть что, я тебя сдам, телефон верни».

— «Да, да, держи, я про него уже и совсем забыл».

— «Понимаешь, у нас в прихожей свет не горит, а потом ключи искать», — как-то виновато проговорила Агата, ощущая, что капитан говорит все как-то своевременно, что заставляет даже немного опасаться из-за того, что он беспокоится о ее спокойствии перед тем, как они выйдут в темный двор из машины.

— «А потом еще ключ вставлять в скважину», — как-то спокойно продолжил развивать мысль собеседницы Ярослав.

Легкий сквозняк со свежим воздухом ворвался через открытую дверь в салон, пробежав по щекам Агаты, и слегка качнув локон ее волос, поселив в ней, тем самым, слегка странное предчувствие чего-то забытого в ее личной жизни, но такого будоражащего, что она уже и не поняла, как вставила ключ, и открыла дверь в свою квартиру.

— «Проходи, гостем будешь», — вырвалось у хозяйки, которая тут же чуть не споткнулась о кота, прибежавшего на звук замка.

Свет озарил легкий беспорядок в прихожей, где на полу валялась обувь. Наверное, получив звонок о гибели деда, девушка собиралась впопыхах. Вопреки всему, в воздухе не витало этого резкого запаха, напоминающего чем-то аммиак.

— «Знаешь, а вот когда люди курят траву, у них в доме часто пахнем кошачьей мочой».

— «Да?» — удивилась девушка, — «а зачем ты мне все это говоришь?»

— «Просто».

— «А я бы хранила это в какой-нибудь посуде вместе с чаем».

— «Ага, а ты когда будешь курить, чем прикроешь запах?»

Девушка пожала плечами, лениво снимая с себя обувь руками.

— «Ты проходи пока в комнату, у меня на кухне остывший ужин и немного стыдно».

— «А это где?» — поинтересовался Мацарельский, понимающе взглянув на хозяйку.

— «Там», — указав рукой, проговорила Агата, и быстро удалилась в противоположную сторону. Серо-белый пушистый кот все так же крутился под ее ногами, мурча и потираясь о ноги, выпрашивая кусочек внимания к себе.

Ярослав зашел в комнату и покрутился рядом с дверным проходом, пытаясь нащупать выключатель света, чтобы включить освещение. Как же это интересно называется в двух словах — «где выключатель?»

В комнате было чисто. Наверное, Агата, подумал Ярослав, как и большинство хозяек, помешана на чистоте, кружевном нижнем белье черного цвета, небрежно брошенном на диван и обязательно заправленной постели.

— «Слушай, я тут подумала, ты не хочешь есть?» — донесся голос девушки из кухни.

Мацарельский спокойно вышел из комнаты, отметив про себя, что, наверное, у Агаты кто-то есть, хотя коты — это совсем не признак одиночества, конечно, если хозяйка не в пожилом возрасте. Входя на кухню, капитан застал жующую Агату, которая тут же поперхнулась.

— «Ты чего так пугаешь?» — спросила девушка, а кот быстро принялся доедать вылетевшие кусочки пищи из рта, упавшие на ковер.

— «Да я подумал, что не хочу кричать, что не буду».

— «А», — улыбнулась хозяйка, вытирая себе рот, слегка краснея от сложившейся ситуации, — «ну, раз ты есть не хочешь, тогда что будем делать?»

— «Я бы принял душ», — спокойно ответил Ярослав.

— «Сейчас, сейчас, пойдем, я дам тебе полотенце, у меня гости не так часто бывают».

— «Но», — продолжил капитан, заметив женскую суету вызванную гостеприимством.

— «Да?»

— «Пока я буду мыться, ты не сдашь меня?»

— «Ну, это очень хороший шанс сдать тебя с потрохами в прямом смысле, но, пожалуй, нет».

— «Хорошо».

— «Вот, а потом мне нужен будет собутыльник на эту ночь. Извини, но у меня дикое желание напиться, понимаешь?»

— «Да, это было бы странно, если бы ты об этом не подумала».

— «Мне лишь бы уснуть, а так я не часто».

— «Да я тебя понимаю», — спокойно ответил Ярослав, — «но я бы на твоем месте этого не делал».

— «Почему?»

— «У тебя будет время напиться, сейчас приди в себя, тебе надо будет решать очень много вопросов. Потом еще придется обзвонить друзей твоего деда, а через три дня, сама понимаешь, так что лучше сохрани здравомыслие».

Агата понимающе посмотрела на Мацарельского. Наверное, это было самое правильное решение, что делать дальше, а главное, как же это все-таки здорово, что рядом с ней оказался мужчина в такой тяжелый момент. Наверное, не появись бы он в ее автомобиле, она бы сейчас вся разбитая позвонила своей подруге или подругам, устроила истерику и как следует, напилась.

Ярослав с опаской принимал душ, стараясь прислушиваться к каждому звуку в квартире. Все это сбивало с мыслей, что делать дальше, кого искать, куда идти, но главное — это нижнее белье, которое придется одеть опять, еще и спать в одежде, а скоро вот-вот пойдет дождь, и как бы не попасть в глобальный мужской просак, разумеется, в искаженном холостяцком смысле.

Мацарельский, что называется на профессиональном языке, быстро вкинулся в свою одежду и, выстирав только носки, проследовал на кухню, где Агата все же выпивала в одиночестве, глядя на половину пустого бокала, который проявлял какие-то гипнотические способности концентрации на одной точке, притягивая к себе, как магнит, медленно уговаривающем налить еще. Конечно, в голове у девушки царила грусть и не полное непонимание происходящего.

— «Тогда и я буду» — поглядев на хозяйку квартиры, сказал капитан, добавив, — «но только немного».

Девушка медленно встала и сколько не с уставшим выражением лица, а опечаленным, достала гостю стакан.

— «А ты что думаешь? Что будешь делать дальше?» — спросила Агата, глядя на своего собеседника, наливая красное вино.

Мацарельский молча сел за стол, опустив голову вниз, и поглядел на свои босые ноги.

В голове у капитана уже даже начал складываться план действий, что следует начать с оружейной комнаты, а точнее с Москвина, которому он сдал свое оружие, потом его мышление почему-то подсказало, что там его уже будут ждать, но ждать будут именно те, которые сообща и подставили. Они даже и разбираться не станут, а просто начнут стрелять, причем стрелять на поражение, так как все станет на свои места, если Мацарельскому удастся пройти в участок, чтобы сдаться.

Все это время, пока Агата рассказывала о своем трудном детстве, аварии, в которой погибли ее родители, Ярослав понимающе кивал и рассуждал над своей проблемой. Вино кружило голову, время летело быстро. Хозяйка квартиры стала стелить гостю в зале, но тут Мацарельский пришел в себя.

— «Нет, мне хватит подушки и пледа».

— «Почему?» — спросила Агата, глядя на Ярослава, — «ты что, будешь спать в одежде?»

Капитан молча кивнул.

— «Вы что, привыкли из-за своей работы как собаки спать, куда голову положил, там твой дом?»

— «Да нет, просто», — капитан поймал себя на мысли, что порой секунда может стоить жизни. Однако куда бежать с десятого этажа, если придут незваные гости и постучат в дверь — остается загадкой, наверное, как тот самый Казанова, точнее любовник, спрятаться в каком-нибудь шкафу или нырнуть под кровать от яростного мужа, который в принципе еще ничего не понимает и возвращается обычно окрыленным, чтобы возлечь на теплое супружеское ложе, а только потом задает вопрос — «Молилась ли ты на ночь Дездемона? Ведь тут уж явно кто-то спал, и жопою своей нагрел мне место, ответишь ли ты мне на вопрос?»

Когда прошло часа пол или два, Ярослав вышел на кухню, чтобы попить воды. Он даже не понимал, спал ли он или нет, так как усталость валила с ног, а сон все никак не шел, что порой легко спутать. Лежа, он все рассуждал о дальнейших вариантах событий, в одном из них ему показалось, что во всем этом виноват полковник из прокуратуры, а в другом он очнулся уже на пороге ночной кухни, где в потемках за столом из горла Агата пила вторую бутылку вина.

— «А почему ты не спишь?»

— «А ты не сдашь меня?» — тут же спросил Ярослав.

— «Нет», — с каким-то спокойным выражением лица ответила Агата.

— «А сама чего не ложишься?»

— «Не знаю», — пожав плечами, ответила девушка.

— «Потому что плохой день был, да?» — после кивка Агаты, капитан продолжил, — «и не доверяешь», — девушка расплылась с сожалением в улыбке, хлопнув себя руками по бедрам, — «но это нормально, я так же».

— «Ладно, хочешь почитать какую-нибудь работу дедушки? Мне кажется, он мог чего-то такое раскопать, ну, ты понял», — как-то загадочно проговорила хозяйка квартиры, ведь люди всегда так, когда сталкиваются с чем-то подобным, со временем начинают строить свои теории и предположения на счет того, почему, как и за что, чем только мешают продвижению следствия.

— «Да что ты такое мелишь? Типо органы решили его ликвидировать, подставив меня?»

— «Ну, посуди сам, раз ты здесь».

Мебель у Агаты в доме была скромной. Жила она не на широкую ногу роскоши, как ее дедушка. Открыв правый шкафчик в стенке, где левее умещались бокалы и всякие вазы, она принялась выбирать из разных папок какие-то потрепанные работы, скорее всего написанные рукой ее усопшего родственника. Ее взгляд остановился на одной папке, заставив даже почему-то улыбнуться. Черные глаза посмотрели на гостя и с каким-то лилейным песнопением в лице, будто она делится с ним чем-то сокровенным, что очень дорого ей, протянула научную работу Мацарельскому.

Ярослав взял в руки небольшую папку в картонной серой обложке, на которой, словно под трафарет было выведено название с датировкой внизу:

Космическая гонка

20.03.2022

Открыв первую страницу, капитан следственного комитета лениво принялся читать.

Искажение исторических фактов — это так же и следствие особо важной государственной деятельности. Причем не одного или двух государств, а совокупность всего мира, что в свою очередь отражается на обществе и его доверии к представителям власти. К примеру, взять шутку американцев про высадку на Луну. Никто так и не задумался, почему и зачем она была сделана.

Однако глупо отрицать тот факт, что Америка посетила спутник Земли. Немногие понимают, что «Луноход», который оставлен СССР был кем-то сфотографирован. С.Ш.А. лишь пошутили, что их экипаж высадился и сделал фотоснимок, поставив себе фишку на удачу, что первыми, кто высадится из людей, станет американец. Однако время прошло, и событие из прошлого стало каким-то проклятием для Соединенных Штатов Америки из-за соблюдения секретности, которая расценена иначе, любой школьник может разочароваться в космонавтике, сделав вывод, что его государство поступило как-то неправильно, подорвав доверие к себе «фишкой на удачу», но если разобраться, то два противостоящих государства в гонке умов добились большого успеха для всего человечества.

Мало кто знает, что первый космонавт Юрий Алексеевич Гагарин посетил С. Ш. А. в 1961 году, когда был железный занавес и если взять в расчет, что он обладал большой степенью секретности, то в случае действительно враждебного настроя, его бы просто не выпустили из государства, а появись он на людях, как в СССР, его бы ждала участь как Джона Кеннеди, что С. Ш. А. показала наглядно.

Однако и этот факт остается незамеченным многими, опять же из-за своеобразной слепоты, людям важен тот факт, что их соотечественник первый, а теперь, если взять доказательство от противного, то другие искренне полагают, что они не высаживались на Луне, что так же подрывает авторитетность американцев, особенно это осуждение за границами С. Ш. А. с извечным спором, что они туда не летали. Но чтобы запечатлеть «Луноход» нужно иметь координаты, а не высадиться с вопросом «Где ты Скуби Ду?» Примечательно, что первыми в космос полетели собаки «Белка и Стрелка», а мультфильм про американского пса «Плуто» был снят в 1969 году, за год до «Лунохода».

Съемка «Лунохода» таит в себе примитивную тайну одинокой барышни нашего времени, которую кто-то сфотографировал, хотя она одна. Запечатлеть себя «Луноход» не смог по понятной причине, монопод для сэлфи придумали позднее, а кто сделал снимок советского аппарата, люди даже не задумываются.

Наши же ученые лишь отшутились, чтобы вторые в космической гонке вывозили лунный грунт, только теперь уже с двумя космическими аппаратами. Суть битвы умов заключается всегда в том, что идя по одному пути развития, можно всем миром заплутать. Инженерные решения двух государств сходились лишь в одном — на немецких разработках ракеты ФАУ времен Второй Мировой войны, но если заглянуть глубже в историю, первым, кто напророчил подобную разработку, являлся некий космолог Константин Эдуардович Циолковский.

Полет Юрия Алексеевича Гагарина так же таит в себе большую загадку. То, что это произошло, не подлежит сомнению, но недоверия, как и дыма, без огня не бывает. Скепсис увеличивается хотя бы по той причине, что отправившись в космос на ракете, первый человек вряд ли сохранял такое железное самообладание перед камерой, последователям проще. Возьмем еще и другой аспект, после завершения первого полета, космонавт, скорее всего, был подвержен тщательному медицинскому обследованию, которое длилось не один день. Ведь это был первый человек, посетившим космическое пространство, за ним надлежит наблюдать. Что же нам показало государство?

Что Юрий Алексеевич Гагарин после приземления был доставлен на Красную площадь, где чествовали героя, чего быть не могло в принципе. Представьте, а вдруг человек облучен радиацией, рядом с ним первые лица СССР, да и вдруг человеку станет худо перед многочисленной толпой, что станет черным днем для всего государства и мира в целом, а чтобы появиться перед многотысячной аудиторией, так же требуется определенная психологическая подготовка, включим сюда заготовленный текст и умение прочитать без запинок, что Юрий Алексеевич, кстати, сделать не смог.

Вопрос в том, летал ли первый космонавт в мире в космос или нет, звучит немного иначе — когда именно? Если вы разумный человек, то сделаете правильный вывод, что это произошло немного раньше. Обнародование новых сведений не сможет подорвать авторитет космонавтики, а лишь может его только увеличить, что так же пробудит больший интерес к самой науке и истории в целом, обеспечив научный скачок. Как знать, быть может, мир узнает о новых героях, которые остались неизвестны истории в пыльных папках под грифом «Секретно» за семью замками государственных архивов, а разговоры об этом вести нельзя, так как это подрывает доверие к государству, но если так разобраться, то именно умалчивание и странные факты, заставляют усомниться в подлинности даты полета.

— «И что ты об этом думаешь?» — поинтересовалась Агата у Ярослава, глядя как он отложил рукопись в сторону.

— «Это, конечно, очень интересно, я даже отвлекся от своих проблем».

— «Ладно, что будем делать дальше?»

— «Разбираться», — спокойно ответил капитан.

— «А ты не думаешь, что убийца может нагрянуть к нам?»

— «Нет, он сейчас думает о другом. Да и зачем ему ты? Он ищет меня, точнее ждет у Москвина, которому я сдал оружие, и благодаря которому, меня успешно подставили».

— «А зачем ему мой дедушка, он что, написал какую-то гадость? Может, он расследовал преступления НКВД?» — испуганно оборвав вопрос, произнесла вслух Агата, слегка побледнев.

Через ее взгляд вырывался настоящий дикий ужас, кошмар наяву, который тут же уловил Ярослав. Наверное, в ее воображении там кого-то пытали, казнили и расстреливали рядом со стенкой, и вот сейчас, девушка представляла, как кого-то ведут по подвалу, в котором воздух настолько отсыревший, что дышать приходится ртом, даже ощущать, как на язык ложится некий привкус подвальной сырости, чего, в общем-то, быть не может, но воображение человека укротить сложнее, чем дикого льва, что так же невозможно, когда он уже вырос. Внезапно в квартире хлопнула форточка от сквозняка, девушка содрогнулась, будто кто-то в застенках НКВД хлопнул дверью.

— «А она с приветом», — отметил про себя Мацарельский, наблюдая игру разума, делавшей из девушки будущего пациента психиатрической лечебницы. Он даже уже представил, как она сидит и пьет пилюли по расписанию, так как в ее руках была обычная валерьянка в желтых таблетках.

— «Выпей, чего ты ждешь?» — подразумевая успокоительное, спросил Ярослав.

Тут же придя в себя, Агата кивнула и открыла маленькую склянку с резиновой пробкой.

— «Знаешь, я в детстве могла их столько съесть, они мне казались такими вкусными, порой сидела с котом, угощала его, и становилось даже весело».

— «Да, да, но только валерьянка и только на сытый желудок».

Ярослав смотрел на циферблат кухонных часов, внимательно смотря на бег секундной стрелки. Моргнув, он ощутил, как сильно затекли его ноги, а глаза смотрят в пол, прищурившись, Мацарельский поднял голову с правой руки.

— «Так, капитан, давай, что было дальше, меня ваши йоби-йоби мало интересуют», — произнес майор в кабинете, продолжая допрос.

Ярослав серьезно задумался, провалившись в свои воспоминания.

— «Нет, тогда мы не переспали», — отозвался Мацарельский, нарушив молчание.

— «Тогда? А что после было время?»

Ярослав посмотрел на офицера с сигаретой.

— «Товарищ майор».

— «Ярик, меня зовут Миша, давай, что там было дальше».

— «Потом ей позвонил друг профессора, пригласив к себе».

— «И что? Ты поехал с ней или нет?»

— «Конечно, а вдруг она меня бы сдала?»

Майор усмехнулся, глядя на Ярослава, после встал и взял со стола вышедшего старшего лейтенанта кружку.

— «Спасибо, я не буду».

— «Чего?»

— «Я не буду чай».

— «Ярослав, я тебе и не предлагаю ничего», — произнес Михаил и сел на свое место, где в его чашке уже было кофе, — «ты давай, рассказывай, рассказывай».

Белые пятна в истории

«Мы в фортеции живем,

Хлеб едим и воду пьем»

— «Абу Джафар, Джафар!»

Абу Абдуллах или как его назвала женщина строгой восточной, но не азиатской внешности — Абу Джафар, с порога запечатлелся в памяти мужчиной строгого нрава из-за характера, проявившемся со временем в лице, что не смогла бы прикрыть даже его улыбка.

Странная черта или скорее наблюдение многих, что часто питомцы у людей напоминают хозяев не только по своим повадкам, но порой и во внешности — это вроде и миф, но так же и предположение, имеющее право на свое существование. С лицом зачастую так же, будто мысли проявляются таким образом, диктуя клеткам каким им формироваться при развитии организма, которое продолжается всю жизнь. Каким бы грозным не был человек на работе, по его внешности можно сказать очень много, что дома он, скорее всего добряк. Однако хозяин жилища, вероятно, часто ел, что называется с ножа, поэтому узкая полоска его бровей, обрамляла грозность характера, подобно острозаточенному лезвию, срезающее кожуру с красного яблока.

Обычно такой характер формируется у многодетных отцов или когда попадается ретивый сын, с которым приходиться проявлять больше строгости, нежели снисхождения. Ярослав даже уже представил голос хозяина жилища, что он будет более рваным и громким, как это часто бывает у пастухов, хотя тот еще не поприветствовал гостей. И хоть на дворе уже исчезает время такой профессии или же скотных домашних дворов, но командирский тон часто вырабатывается и в обычной армии, где громко отдаются указания, тем самым служакам, подобным стаду, идущему на водопой.

— «Добро пожаловать», — проговори Мухаммад, именно тем голосом, который представлял Мацарельский.

Хозяин жилища добродушно выставил правую руку в сторону гостевой комнаты, но капитан машинально решил, что это будет рукопожатие и попал в неловкую ситуацию, замерев на месте.

— «А где разуваться?» — задала самый частый риторический вопрос на пороге Агата.

Почему риторический? Потому что как всегда, везде и так далее, если вы не на какой-нибудь стройке, все находится уже перед вашими глазами, если вы их, конечно, потрудитесь опустить вниз. Наверное, это все из-за того, что дом внутри напоминал какой-то отдаленный уголок цивилизации, где раньше не доводилось побывать гостям.

— «Проходите за мной», — проговорил Абу Абдуллах, удостоверившись, что все разулись. В его голосе звучала та самая знакомая вологодская нотка, где буква о произносится с таким акцентом, что будто вы оказались на Севере страны, а не на Юге.

Ярослав даже вспомнил, как он однажды общался с коллегой по работе, прибывшим в командировку с проверкой по одному странному делу о суициде музыканта. Тогда все в участке долго ломали себе голову, что их на самом деле обманули, а этот акцент именно чеченский, а не вологодский.

— «Наверное», — произнес на тот момент еще капитан Харченко, — «нам не доверяют, поэтому сказали, что он из Вологды, а не из Чечни».

— «Дитя гор, похитил топор», — грустно пошутил кто-то, — «слушай, он как белая ворона, наверное, среди Чеченов. Я вот так однажды пообщался с одним человеком и стал чёкать, а он… вишь, окает».

— «Это видимо программа защиты свидетелей, чтобы мы, если что, таили зло на Вологодских, хотя он из Чечни», — предположил Роман.

На самом деле проверки среди структур — это очень интересное явление. Если дело стоит овчинки, то порой на самом деле приходиться делать своеобразную рокировку, как в шахматной партии. Ведь сегодня они приехали сюда, а завтра к ним поедет, что называется ответка, которая будет упиваться своеобразной местью, начиная прямо с пожарной безопасности — «почему нет огнетушителя?» и эта шутка прозвучит, когда проверяющий еще не дошел до оружейной комнаты, где документы любят порядок. Почти как в том самом анекдоте, где звучит вопрос — почему без шапки?

История проверок, а точнее «ментовских войн» — это отдельная тема для разговора. Обычно соседние регионы могут начать такую подлянку друг другу, что она навсегда запомнится простым людям. Так было однажды на границе Караганды и некоего Крыжополя, когда сотрудники ДПС намеренно останавливали дальнобойщиков из другого региона с дежурными фразами о превышение тоннажа на пятьсот рублей, за что справедливо прослыли в начале двухтысячных козлодоями.

— «Ярослав», — представился капитан, усаживаясь на край ковра.

— «Меня зовут Абу Абдуллах Мухаммад ибн Муса аль-Хорезми».

По глазам Агаты было понятно, что представление мужчины во время знакомства для женщин играет особую роль, именно та некая особенность некоторых поставить себя правильно, чтобы тебя запомнили, хоть и не удалось запомнить имя полностью. Невольно она даже задалась вопросом, что есть фамилия, а что отчество? Разумеется, хочется зачастую переспросить имя, которое прозвучало в самом начале.

— «А можно еще раз?» — слегка смутилась Агата, прекрасно понимавшая, что представляться ей не так уж и обязательно, так как по сути ее здесь ждали.

— «Вы можете звать меня Абдуллах, ибн у нас переводится как сын, аль — это больше отсылка к происхождению, указывающее на поселение, как вы понимаете, мои корни берут начало в поселении Хорезма».

Мацарельский лишь почесал себе затылок, намотав услышанное на свой отсутствующий по уставу сбритый ус. В гостевую комнату спокойно вошла женщина в чалме с разносом. Чашки без ручек, напоминающие больше старую глиняную утварь, добавили некий шарм в чаепитии. Арабески на посуде казались каким-то утраченным произведением искусства, не дожившим до наших дней, сохранившись в этом скромном уголке, благодаря лишь тому, что люди скрылись от глаза современной цивилизации в частном доме.

— «Агата, я очень сочувствую вашей потере, и одновременно очень рад нашему знакомству, очень жаль, что оно происходит сейчас при таких обстоятельствах»

— «Спасибо», — отозвалась девушка, глядя на своего нового знакомого.

Женщина спокойно расставила гостям посуду и спокойно удалилась.

— «Знаете, все это как-то странно», — произнесла Агата, наверное, решившая, перевести тему разговора в другое русло, но у нее это получилось не очень хорошо.

— «Что именно?» — поинтересовался Абдуллах, уточняя, и одновременно ухаживая за гостями, разливая им напиток из черного чайника покрытого копотью, будто его только-только сняли с костра.

— «Ну, у вас тут все так», — внезапно Елисеева смолкла, словно не смогла подобрать слов.

— «Как?»

Мацарельский спокойно взял чашу в правую руку, ощутив теплоту ее поверхности.

— «Вы тут как в другой стране, а женщина, как бы», — снова смолкла внучка профессора.

— «Что?»

— «В тюрбане, но без паранджи».

— «Это не тюрбан, она только что из ванны, полотенце», — спокойно ответил Абу Джафар.

— «А», — удивленно произнесла Агата, слегка удивившись, как это могло показаться, но на самом деле она первый раз при Мацарельском осознала, что затупила, иначе никак не описать ее внутреннее состояние.

— «А не в парандже она только потому, что мы, извините, но не в пустыне, чтобы уберегать дыхательные пути от песка. Это ведь этническая особенность в одежде, которую диктует место пребывания, да и в ней не так уж и жарко. Вы вот сколько раз за неделю моете волосы?»

— «Каждое утро», — сразу же ответила Агата.

— «А в пустыне с водой туговато, да и жарко в шапке ходить, как и здесь по дому».

Через несколько минут диалоги зашли в совсем неожиданную тематику с подачи Ярослава.

— «Гаремы бывают двух разновидностей», — улыбнулся Аль-Хорезми.

Ярослав, услышав такой ответ, лишь усмехнулся, глядя на своего собеседника. В его лице читалась некая нота достаточности услышанной фразы, наверное, сложно понять это выражение, но, тем не менее, когда человек что-то слышит по его лицу можно прочесть больше, нежели по глазам, где зрачки то сужаются, то расширяются от источника света.

— «Нас разделяют лишь религиозные различия», — продолжил хозяин жилища, — «но вы должны понять, что извечный вопрос, за что Каин убил брата — это отсылка к зависти, а ислам, как вам должно быть известно, возник после христианства, но не будете же вы спорить, что само христианство зародилось на наших землях?»

— «Но зачем? Вы же понимаете, что религия — это опиум для народа», — процитировал капитан громкое выражение, которое ему знакомо с детства.

Отпив из своей чаши, Хорезми вежливо улыбнулся. Лицо его было спокойным и выказывало абсолютное спокойствие, казалось, он сохраняет холодную голову, хотя разговор ему был крайне неинтересен, сколько не неприятен. Так бывает, когда учитель говорит с учеником в сотый раз, объясняя ему что-то, но проявляет терпение, даже если чувствует, что молодое чадо лукавит.

— «Гаремы бывают двух видов? Может, я что-то не понимаю?» — влезла в мужской разговор Агата, опомнившись.

— «Вам ли не понять?» — спросил моментально Аль-Хорезми у внучки профессора.

Агата лишь продолжила смотреть на Мухаммада, явно ничего не понимая, или даже не желая понимать, чем видимо даже слегка обидела своим нежеланием подумать, лишь поставив свою чашу на стол с глупой гримасой, и наиграно поперхнувшись, будто она долго думала о чем-то своем, наверное, ее женское самолюбие было чем-то задето. Как часто это бывает у женщин, мужчине, видите ли, можно, а им — представительницам женского пола, видите ли, нельзя.

В комнате повисла нелегкая пауза для хозяина жилища, два человека явно думали совсем не о том, а лишь отстаивали свои точки зрения. На деле все выглядело иначе, как будто двое на одного полезли в словесную драку, из которой очень трудно выкарабкаться победителем, но самое интересное, что Ярослав и Агата свято считали себя правыми, что их точки зрения должны выжить любой ценой. В таких случаях спор обычно похож на штурм бараном пошатнувшейся кошары, ведь нежелание принять верную точку зрения, обычно является признанием себя дураками, но, как известно, чаще побеждает большинство. Всех учителей в классе спасает лишь то, что все дети приходят в этот мир невежливыми, а выходят из школы уже с умением держать свое мнение при себе, и ходить по возможности в туалет, а не в трусы.

— «Понимаете, вам бы думать о детях, но вы думаете лишь о том, что давным-давно женщина могла иметь много мужей, но это обычное искажение насилия. Ислам, как я понимаю, возник вопреки христианству, когда все мужья погибли на войне, и чтобы выжить народу, мужчинам разрешалось иметь много жен, чтобы это не казалось постыдным после христианства, его, видите ли, как и мир в состоянии войны, отправили на осле в небеса».

— «Кого его?» — спокойно спросил Ярослав.

— «Скажем, обычного торговца».

— «Вот, а отсюда поподробнее, пожалуйста», — улыбнулся капитан, чувствуя свою правоту.

— «Вы слишком юны, чтобы судить, скажем, вы подразумеваете великий сарказм — шакалы воют, караван идет?»

— «Да».

— «То есть все дело в обычном сорняке раздора?»

— «Какая странная все-таки жизнь», — слегка надменно проговорил капитан Мацарельский, — «только вчера я расследовал дело о борделе, и думал, что мой мир перевернулся. Каждая безработная девушка для меня, которая не работает, но катается на автомобиле и хорошо выглядит, стала девушкой по вызову. И все они боятся только одного, что когда их поймают, произойдет огласка для общества, одну даже сфотографировали в кителе лейтенанта, чтобы она не переживала. И вот, когда я понял, как устроена проституция, мне стало даже смешно.

В самом начале — это легкие деньги для девушки, которая только и думает о том, как бы и с кем переспать. Потом уже все становится не так радужно, и везде, везде, где это явление, рядом найдется пучок травы, обычной травы, потому что это так же легкие деньги, причем эту траву выращивает какая-нибудь бабушка, ушедшая на пенсию по состоянию внешности, но так как с пенсией у нее проблемы из-за того, что она раньше занималась проституцией, она решается на выращивание обычной травы, и рядом всегда найдется человек на машине, который поначалу просто курит, потом продает, находятся девочки, которые жаждут встречи с молодым человеком «ради покурить» и после всего этого, в конечном итоге получается бордель. Ведь у бабушки всегда найдутся мысли для того, чтобы увеличить свою клиентскую базу, иначе ей не прожить из-за отсутствия пенсии. Там где отдых — деньги, трава — где деньги и отдых.

А соседи обычно боятся их сдать, так как считают, что все это мир криминала, хотя никто из парней не станет биться за проститутку, а уедет куда-нибудь подальше, чтобы не сесть за продажу травы, проститутки и вовсе, обычно уезжают домой, ведь на свои рабочие места они едут в другой населенный пункт. Поэтому порой бывает и странная история, где бабушка в холодной квартире просто открывает газ, чтобы покончить жизнь самоубийством, ибо помирать от голодной смерти куда противнее».

Мацарельский, увлекаясь скорее своим монологом, нежели рассказом, все больше и больше набирался уверенности, которая как всегда стоит за спиной у правды, сносящей все постулаты приличия, как шлагбаумы на пути груженого грузовика без тормозов.

— «Трудно быть умной и красивой в молодости, имея огромную жажду к красивой жизни, а после этого сидеть в тесной квартире в глубокой старости, но не в одиночестве, а с котом или кошкой, которую позже невозможно содержать, детей зачастую нет, но многие жрицы любви поэтому и беременеют, осознавая то, что мужа у них не будет, а ребенка пора заводить, ведь на чадо только и надежда, чтобы выжить в старости. Причем мужчина либо козел, либо погибает при странных обстоятельствах — это обычная легенда при знакомстве с кем-то. Штампа в паспорте обычно нет, понятие гражданский муж — это так современно, а работала она каким-нибудь риэлтором, как обычно, что невозможно даже проверить.

Причем под замаскированным борделем может быть что угодно, даже занятия йогой. Просто в самом начале — это клуб по интересам, где в воздухе уже витает травой, люди платят за занятия йогой, а не священный ладан, но приходят туда только для тех ощущений, которые у них возникают во время медитации, когда глаза закрыты. В это время в воздухе уже витают знакомые нотки, причем парни проникаются больше эзотерическими знаниями, превращаясь в дальнейшем в идейных борцов за добро и свободу, пока девушки нарабатывают себе другие умения, которые им пригодятся дальше, когда «крышующее» существо в погонах скажет избраннице — «куда ты денешься, когда разденешься», и, получив отказ от интересующей дамы, перекроет ей заработок, отправив «на панель».

Причем во время уговоров он может даже намекнуть, что этот рай может кончиться, стоит только ему щелкнуть пальцем, как всех друзей посадят, а девушка будет опорочена, что как-то страшно для девушки. Разумеется, мы этому существу в погонах выдали льготный билет в плацкартный вагон, так как оказалось, что он изначально перекрыл целой семьей заработок, но оставил только лазейку, что заработать они могут, только если будут нарушать закон.

Все для того, чтобы принцесса из семьи удачно вышла замуж за него, и было-бы чем либо шантажировать ее, либо быть принцем на белом коне, чтобы позволять ей курить, но только при условии, если они будут дружить в самом непристойном смысле, да и товарищи его из органов, хотели бы спать с обученными девушками, в общем, плохие парни навсегда, как говорится».

Хорезми лишь пил чай и спокойно слушал собеседника, который все больше и больше побеждал в разговоре своей правотой, как это казалось.

— «Но нет ничего страшнее фильмов для взрослых. В самом начале, когда девушка снялась в видео, она понимает, кошмар позади, но не тут то было. По статистике эти ролики набирают быстро просмотры, что у человека еще не успевает возникнуть даже мысли — обычный прохожий может легко узнать ее, им может быть кто угодно, даже сосед в возрасте, который выгуливает собачку и здоровается каждый раз при встрече. Вот после этого осознания начинается настоящий кошмар, а удалить видео уже не получается, стандартная процедура «ошибка 505», обычная отмазка на сайте, чтобы у пользователя не получилось удалить видео, иначе архив бы не пополнялся.

Ни одно здравомыслящее существо не решится выгрузить свой домашний архив в сеть, если у него этот архив имеется».

Ярослав выговорился так, будто нажимал на курок пулемета, а заканчивал, будто поднимал тост на свадьбе, его дыхание даже сбилось от такого напора, как загнанный конь с пеной у рта, он замолчал, глядя на Хорезми, искренне веря в то, что тот уже ничего не скажет.

— «Все это очень прекрасно», — произнес Мухаммад, глядя на капитана, — «но я вам говорю, что беседа бывает конструктивной только в том случае, когда собеседники друг друга уважают и не ставят себя выше».

— «Вот именно», — уверенным голосом сказал Ярослав, чувствуя себя уставшим победителем на финише.

— «Тогда, молодой человек, вы должны знать, что на барханах цветы не растут».

В это мгновение, Хорезми словно добил коня, чтобы тот не мучился, и, переведя взгляд на Агату, улыбнулся.

— «Что вы там хотели сказать про гаремы Кали Юги?»

Внучка профессора лишь открыла рот от удивления, но Аль-Хорезми, сколько не перебил ее, а продолжил лишь фразу за нее.

— «Вот именно, давайте лучше поговорим о еде, расскажите, а шашлык из свинины, правда, вкусный?»

— «Правда», — нелепым голосом ответила Агата, тут же замолчав.

— «В мирное время наши религии, когда соприкасаются во взаимоотношениях Ромео и Джульетты перед свадьбой, заканчиваются лишь спорами на кухне, что вкуснее? Люди с севера с малых лет не верят в райские сады на юге, которые расцветают по весне и что они так близко, а мы не верим во всяких медведей, и прочих жителей леса, все это для нас как экзотика, например — лосось полный икрой, которого поедает медведь, когда рыба идет на нерест, где-то в Сибири».

— «Нас поссорила с вами война», — вырвалось у Ярослава.

— «Вы правы, но должны согласиться с тем, что не знали много чего из истории и ваш народ слишком возгордился, в то время как наши сыны росли в упреках трусости своих предков от вас, но это оказалось неправдой».

Удивлению Мацарельского не было предела, будто хозяин стал дерзить в беседе, он даже и не мог представить, как себя вести в этой ситуации, хотя на лице его царила полная невозмутимость во время разговора, выработанная с годами из-за общения с неугодными элементами во время допросов. В его воспоминаниях было так мало лиц кавказских национальностей, которые участвовали в парадах, именно кавказских, потому что их много.

Кажется, чем старше офицер по званию, тем больше он разочаровался в людях, которыми по большей степени правит, как не крути эгоизм, в основе которого заложена типичная борьба за выживание в мире среди лжецов.

— «Это еще почему?» — спокойно спросила Агата.

— «Вы это поймете, но чуть позже, когда начнетесь задаваться вопросами, почему об истории Кавказа во время Второй Мировой войны не снимают ни фильмов, и не пишут книг, а в учебниках по истории написано лишь то, что проходили ожесточенные бои, остановившиеся у главного горного хребта».

— «Да, я согласен», — спокойно ответил Ярослав. Капитан отчетливо понимал, что споры и дальнейшие рассказы можно предотвратить лишь согласием, внезапно сказав человеку посреди спора, что он прав. Обычно на лице оппонента сразу происходит нечто странное, моментально возникает пауза, сбивающая развитие беседы с необходимого русла. Наверное, это как будто под натиском огромной силы дверь распахивается и человек замирает, слегка восторгаясь собой, что ему удалось преодолеть преграду, так долго мешавшую, будто он только-только достучался до небес.

— «Когда история искажается, вы получаете соответствующий результат, всего лишь», — спокойно проговорил Хорезми.

— «Да, наверное, недосказанность или то, что переврали многое ради сохранения мира, повлияло на дальнейшее развитие», — Агата не успела договорить, как хозяин жилища продолжил фразу за нее, — «наших с вами взаимоотношений».

В доме воцарилась тишина, все собеседники смотрели друг на друга как во время ковбойской дуэли, только боясь нарушить молчание. Во время таких разговоров учишься, сколько не смирению и молчанию, а выбирать дальнейшую фразу, которая не будет пустым звуком. Почему-то создалось такое представление, что именно от этого будет зависеть дальнейшее общение в этом доме, будут ли вас уважать, и как закончится встреча, но только назойливое насекомое, именуемое мухой, так не вовремя уселась на стол.

— «Знаете, чтобы убить муху, не нужно резко махать рукой, а плавно подвести кисть к столу, зажав указательный палец в щелчке, и как только ощутите переизбыток силы, ударить ее».

Агата смотрела на происходящее, как будто оказалась в параллельной вселенной, где кармические законы вселенной смешались в одну кучу, превратив всю серьезность беседы в абсурдное русло. После щелчка муха действительно была отброшена со стола в неизвестном направлении. Капитан же и во все, сохранял таинственную глубокомысленность, проявившуюся на его лице, испытывая, то ли чувство стыда, проявившегося в виде здорового румянца на щеках и капельками пота на лбу, то ли ему действительно стало жарко.

Только сейчас Ярослав подумал, что из-за того, что на Кавказе наступление прошло стремительно, по большей части из-за того, что исторически так сложились обстоятельства, всегда стремились защищать столицу, а не окраины, практически все мужчины на оккупированной территории погибли, как Хорезми посмотрел на него своим пронзительным взглядом.

— «Знаете, я долго общался с профессором Елисеевым».

— «И о чем же?» — поинтересовалась Агата, переведя внимание хозяина жилища на себя.

— «Мне пришлось объяснять суть появления ислама, как это понял я, то есть я, как и любой человек могу ошибаться».

— «Вы хотите сказать, что он вел с вами разговоры на тему религии?» — удивилась внучка Елисеева.

— «Да, но это все трудно объяснить, как наш разговор зашел в эту степь, вы разве не читали?»

— «Читали?» — спросила Агата, слегка удивившись.

— «Да, понимаете, это было совсем недавно, буквально неделю назад. Сергей говорил, что для него это очень важно, но он не имел каких-то особых знаний в нашей религии и самое интересное, что наши мнения совпали. Я был так рад, что человек его уровня заинтересовался нашей историей, о которой молчат столько лет, нам обоим показалось, от результатов его работы зависит то, как будут общаться наши дети. Он был очень сражен тем, что когда узнал суть „Джихада“ во Второй Мировой Войне, долго не мог поверить, что это, по сути, плакат „Родина мать зовет“, но время все искажает, было бы очень жаль, если его работа осталась неизвестной обществу», — с грустным голосом закончил гостеприимный хозяин.

— «Знаете», — вмешался Мацарельский, — «вот палец вверх, он что означает?»

— «Бог или Всевышний — один», — спокойно произнес Абу Джафар, — «но у каждого свое мнение на этот счет».

— «Мой дедушка говорил — Отечество выше, а я у него спрашивала — это как? Он пояснял, может горы, может самолет, а может даже космос или ушедших из жизни», — умное выражение лица Агаты побледнело, это как-то странно влияло на ход беседы, слегка омрачал и тот факт, что она недавно пережила.

— «Я вот всегда думал, что он один, а их тридцать», — вырвалось у Ярослава.

Абдуллах засмеялся, не став даже сдерживаться.

— «Да, да, султан один и Агате ли этого не знать».

— «Что?» — удивилась внучка профессора, переменившись в лице.

Ярослав, отпивавший из чаши напиток, по вкусу и запаху напоминающий чем-то чабрец, даже поперхнулся, и тут же изошелся смехом, вытирая жидкость, потекшую из носа, своим правым запястьем. Девушка в мужском обществе покраснела, тут же осудительно посмотрев на капитана и сразу указав пальцем на его глупое положение, чем еще больше насмешила мужчин в комнате.

— «Знаете», — хотела что-то произнести Елисеева, как ее перебил Мацарельский.

— «Знаем».

В этот раз капитан засмеялся один, Абдуллах лишь серьезно посмотрел на Ярослава, причем его взгляд был таким осудительным, будто он вырабатывался у хозяина жилища всю жизнь.

— «Ладно», — произнес Джафар, — «вы должны знать, что профессор Елисеев мог перейти дорогу серьезным людям из одного тайного общества».

Агата даже поперхнулась, но решительно поставила свою чашу на всякий случай на ковер, посчитав, что все шутки, которые были до этого — это все так, ничто, даже рядом не стоит, сейчас будет что-то более веселое про тайное общество определенной ячейки общества, которое только-только готовится к взрослой жизни, едва научившись успешно бороться с прыщами.

— «Перед Второй Мировой, как вам известно, была Первая, где мои предки, уверяю вас, отличились в своей храбрости, говорить об этом не то, чтобы тошно, но вы же понимаете, что тот же Шолохов навсегда увековечил в мировой литературе наше братство. Тогда произошло, так называемое переселение народов. Российская империя пребывала в состоянии войны с Турцией, но об этом так же умалчивают нынешние фильмы.

Многие переселенцы были как раз из тех мест, где шла война, но уверяю вас, до этого было еще одно событие, которые заставит вас пересмотреть ваши точки зрения на многое. Мы очень долго беседовали с профессором о Великой Отечественной в начале девятнадцатого века».

— «Это так важно?» — поинтересовался Ярослав.

— «Еще бы», — сразу же ответил Абу Джафар, — «вы не считаете, что все это очень странно, что Лермонтов, как и Пушкин, были на Кавказе? А после, что еще важнее, а не до войны, дворянское общество стало изучать французский язык. Профессор осмелился предположить, что среди учителей французского были беглые дезертиры из Франции, но поэты были здесь, то есть, весь цвет нации ушел сюда. Вы можете почитать „Капитанскую дочку“, чтобы удостовериться в происхождении Дубровского, который то преподавал французский язык, то жил в крепости, которая была построена относительно недавно на месте этого города. Конечно, основание города происходило на высоте, где горы, там обычно железо, но здесь было нечто иное».

— «Да какое отношение это имеет к Елисееву?»

— «Прямое, вы даже не представляете, как может измениться история, которая искажалась долгое время, как вы знаете, наверное, выражение — на Кавказе любят поэтов».

— «Ладно, но что за тайное общество?»

— «Вот», — будто вернулся обратно к разговору Абдуллах, потерявший до этого логическую нить, — «переселения людей после Первой Мировой войны предрешило исходы будущей».

— «Это как?» — поинтересовалась Агата.

— «Профессор предположил, что Эльзас и Лотарингия — это Пятигорск, он сказал, что после войны люди очень ожесточены до мести, именно в те времена появилось такое явление, как дети лейтенанта Шмидта, тайное переселение сирот из осажденных городов».

— «И что?»

— «После этого, Германия выждала два поколения и напала на СССР, моментально расколов его. Представьте, у нас на Юге была житница, но царил голод перед войной, чего быть не могло в принципе. Здесь год кормит за три, но почему-то это явление произошло».

Мацарельский сам налил себе чай, и безучастно посмотрел на хозяина жилища.

— «Агата, вы должны найти книгу, чтобы прочесть то, что там было, как вы понимаете, тайное общество — это люди, которые еще до наступления войны перешли на вражескую сторону, произведя здесь настоящий государственный переворот, поэтому Кавказ во Второй Мировой войне пал так быстро, но вы должны понимать, что это общество, вероятно, еще существует, ведь сироты заняли высокопоставленные должности, а затем, как вы уже поняли, произошло то, что произошло».

Девушка посмотрела на Абу Джафара и до нее, словно только сейчас дошла степень той важности, которую хотел передать хозяин жилища. Мацарельский же и вовсе, сделал вывод, что тайное общество — это уже что-то, как знать, может, поэтому его и подставили, чтобы он не узнал всей правды, ведь его задешево не купишь, не в том смысле, что взятки он никогда в жизни не брал, а то, что он пойдет до конца, если поймет как важна правда, особенно, если это касается его.

— «А вы не знаете, кто мог бы состоять в этом обществе?» — поинтересовался Ярослав.

— «Нет, думаю, меня бы не оставили в живых, если вы понимаете, что речь может пойти о самом настоящем обществе, которое так тщательно охраняет свою тайну до сих пор, что они точно не остановятся ни перед чем, ведь тут речь идет уже о том, что их жизни, судьбы родственников, все может стать под вопросом осуждения, ведь как вы можете удостовериться, мы живем скромно».

Мацарельский посмотрел с большой долей сомнения, ему показалось, что все это бред сивой кобылы, не более. Общество мало что может заставить встать на дыбы, если только речь не идет о них самих.

— «Сергей посещал некоего человека, он все хотел меня познакомить с ним».

— «И что помешало?» — спросил Ярослав.

— «Он немец», — отозвался Абу Абдуллах, словно продолжив свою фразу, но капитан помешал продолжить мысль, поэтому Абу Абдуллах тут же добавил, словно извиняясь, — «не поймите меня неправильно, просто это все, что я знаю, а потом Сергей покинул этот мир».

— «Наверное, у дедушки он записан в телефоне», — предположила вслух Агата.

Майор в очередной раз закурил в кабинете, стряхивая пепел в кружку с надписью «Boss Lt. Kapelanov».

— «Слушай, а как ты по городу перемещался? У нас же тут везде посты, план перехват и все дела».

— «Да я маску медицинскую носил», — спокойно ответил Ярослав, глядя на Михаила.

— «Разумно, и чего вы к немцу рванули, или за книжкой?»

После первой и второй

Гроссмейстер расставляет шахматы

Большой мастер* — Grose meister — нем.

— «А знаешь, я как-то жил с девушкой, она так не любила мою бороду, а меня бесило то, что оставалось зачастую в ванной».

— «Чего?» — спросила Елисеева.

— «Ну, ее бесило постоянно, что я чесал бороду, а меня немного другой момент, а вот как я отрастил бороду, все как-то устаканилось».

— «Поэтому думаешь, мужики не бреются ближе к сорока?»

— «Не знаю, холод, так то сразу ощущается, если сбрить бороду».

Агата заглушила мотор автомобиля и посмотрела на Ярослава, который одевал медицинскую маску, перед тем, как выйти из салона.

— «Знаешь, мне порой кажется, что мы как Бони и Клайд», — проговорила девушка.

— «Что? Идем на дело?»

Внучка профессора лишь усмехнулась, глядя в глаза капитана, и поправила себе волосы на левой стороне.

— «После того, как мы посетили первого друга Елисеева, мне казалось, мы идем в гости к главному подозреваемому», — проговорил Мацарельский, выпивая кофе из кружки майора, который сидел на подоконнике, положив ноги на свой рабочий стол.

— «Это еще почему?»

— «Понимаешь, по логике вещей, он как раз и представлял то самое общество, о котором мы узнали в гостях».

Кристоф Штомпф был человеком высокого роста с широкими могучими плечами, наверное, в молодости он был атлетом или каким-то спортсменом, что придало ему такое физическое развитие. Казалось, он являлся в этом городе редким представителем нордического происхождения с широкой челюстью, крупной головой и голубыми глазами с узкими строгими посидевшими бровями. На правой руке у Кристофа был большой серебряный перстень с непонятными рунами по краям, слегка почерневшими в глубине ювелирной резьбы. На печатке был непонятный камень с огранкой в виде одного орла, смотрящего влево. Немец отличался большим гостеприимством и дружелюбием, почти с порога поинтересовавшись, что будут пить его гости.

— «Что предпочитаете? Коньяк, виски или может чай?» — произнес немец без всякого акцента.

— «Я бы хотела просто кофе», — отозвалась Агата.

— «Спасибо, я, пожалуй, как и Агата», — сказал Ярослав.

— «Хорошо, Мари, нам два кофе и, пожалуйста, виски, как всегда», — обратился Кристоф к служанке, — «присаживайтесь, где вам больше нравится», — указав на широкую гостиную своим гостям, продолжил хозяин дома.

Войдя в дом, вы моментально оказывались в просторной гостиной. Глаза разбегались от такого обилия книг в высоких стеллажах, которые были на разных языках, включая немецкий, английский и, конечно же, русский. Под высоким потолком с розеткой вокруг громадной люстры с ромбическими кусочками, напоминавшими хрусталь, располагался небольшой газетный столик, окруженный двумя диванами и двумя широкими креслами. Теплый пол под ногами добавлял уюта в эту осеннюю погоду. Немного дальше в углу, скорее всего, было рабочее место Кристофа. Оно выглядело немного комфортнее, чем обычные строгие рабочие места директоров. Громоздкий стол из черного дерева, за которым возвышалась спинка стула с мягкой кожаной черной обивкой. Наверное, ради забавы, на столе лежала чернильница. Темная ковровая дорожка вела от стола к книжным полкам, где за дверцами с железными изысканными ручками спрятался, наверное, целый отдел библиотеки по истории различных государств. Причем, судя по потертым обложкам, экземпляры были очень старыми. В помещении приятно пахло сосновым бором, а точнее сосной, что вызывало небольшое замешательство, возможно, так веяло от мебели, хотя на вид она казалась каким-то антикварным произведением искусств неизвестного плотника. В гостиной раздавалась классическая музыка, очевидно, это был винил, судя по специфическому шипению.

— «Знаете, Агата, ваш дедушка мой давний друг».

— «Правда?» — удивилась внучка профессора.

— «Да. Я очень сочувствую вашей потере. Мы с Сергеем Анатольевичем давным-давно общаемся, он был хорошим человеком. Кстати, для вас, наверное, будет интересным моментом, что ваш дедушка работал над книгой, ведя в ней расследование по моей просьбе».

— «Серьезно?»

— «Да, и, разумеется, не бесплатно. Как вы понимаете, дружба в наше время может быть разной, мы с Сергеем Анатольевичем познакомились давно, но его знания бесценны».

В гостиную зашла Мари, напоминавшая какую-то француженку из тридцатых годов двадцатого века с ее винтажной прилизанной или даже зализанной прической, уложенной с помощью лака или сладкой воды. Поставив круглый железный разнос с двумя кружками кофе, вазочкой с рафинадом, горячительным напитком в бутылке, стаканом с двумя кубиками льда и лимонной нарезкой, она тут же удалилась, по всей видимости, на кухню.

— «Простите, а как зовут вашего спутника?» — поинтересовался Штомпф у внучки Елисеева, глядя на капитана.

— «А», — замялась девушка, — «это мой молодой человек — Ярослав», — соврала Агата, наблюдая за реакцией своего спутника.

Сотрудник следственного комитета слегка засмущался, переведя свой взгляд на девушку.

— «Что?» — сразу же выпалила Елисеева.

— «Ничего», — ответил капитан, искренне улыбнувшись во весь рот.

После пяти минут разговоров с добропорядочным немцем, капитан будто воспрял духом и перешел к своей привычной деятельности. Его не очень интересовало сочувствие и оды прошлым достижениям Елисеева. Ярослав прекрасно понимал, что сейчас в каждом участке он уже стал своеобразной знаменитостью, как в фильмах про «Дикий Запад».

— «А кому мог помешать профессор?» — спросил Мацарельский, грея руки за чашкой кофе.

— «Да вы знаете, много кому», — произнес Кристоф, тут же замолчав, глядя куда-то между Агатой и Ярославом, — «поймите, его исследование на исторические искажения могло помешать даже государству».

— «Почему вы так решили?» — сразу же спросила внучка профессора.

— «Видимо далеко зашел, он вас не посвящал в ход своей работы?»

Агата лишь кивнула, глядя на хозяина жилища, поставив свою недопитую кружку на стол. Кристоф сразу же перевел свой взгляд на нее, слегка улыбнувшись и тут же вернув своему лицу серьезное выражение.

— «Понимаете, все это не просто так, наверное, он переживал и за вас. Как вам известно, он всегда писал от руки, не по той причине, что не умел работать со всякими девайсами, а просто искренне полагал, что так его работа будет больше защищена, да и он сам. Знаете, в двадцать первом веке так легко взять человека под колпак, да еще и человека его уровня. Не каждый осмелится бросить вызов истории».

— «Мне кажется, вы преувеличиваете его значение», — тут же решил сбавить негатив к власти Ярослав, хотя кто-кто, а он, с его недавним случаем мог бы давным-давно передумать, перейдя на другую сторону.

— «Знаете», — проговорил Кристоф, — «не каждый решится писать книгу, которая развенчает мифы двадцатого века, когда весь мир твердит в унисон только одно, даже учебники, ведь это ознаменует то, что история себя дискредитирует. Вы после этого как бы смотрели на учителей?»

Агата лишь пожала плечами, подглядев на Ярослава.

— «Понимаете, все эти истории, связанные со Второй Мировой войной — это ведь мистификации. К примеру, вы же не поверите, что допустим, немцы повезут пленных людей в концентрационный лагерь, чтобы просто там расстрелять во время выгрузки?»

— «Ну да», — подхватил Ярослав, — «проще расстрелять сразу, тут, чем вести куда-то».

— «Это да, на войне, как на войне, но допустим, мы с ним друг друга прекрасно понимали, что даже концентрационный лагерь, который имел название Равенсбрюк, согласитесь, название у него забавное, звучит смешно и как-то по-русски. Это просто немецкий пионерский лагерь, так сказать, ведь „гитлерюгенд“ — это те же самые пионеры, только у Ленина в СССР. Беглецы оккупированной Германии бежали туда, где им обеспечивали жилье и защиту. Сами подумайте логику, государство проигрывает, еды практически нет, все боятся, что вот-вот кто-то придет. Возрастает рост беспризорников. Конечно, были и другие места, где пленники работали, с этим никто не спорит, но в том лагере просто женщины рожали».

— «Вы это серьезно?» — сразу же стал терять обладание Ярослав, будто ему плюнули в душу, точнее в его историческое осознание, а может даже в кружку с кофе, но за этот день он уже практически свыкся с мыслью, что этих пощечин от историков будет больше.

— «Да. Понимаете, там даже было придумано упражнение Кёгеля, но что это сейчас? Полоумные все переврали, будто это лишь для удовольствия. История так исказилась, хотя это обычное упражнение для женщин, чтобы они успешнее рожали, и роды длились меньше».

Мацарельский провалился в себя, он даже представил, как специально натренированная девушка посещает аэропорт в Индии, беспрепятственно проходит контроль, а дальше уже выходит в другом городе, где ее встречают какие-то друзья, безмерно обрадовавшиеся встрече.

— «И что, он писал книгу об этом?» — поинтересовалась Агата, — «разве за это можно убить человека?»

— «Это лишь капля в море», — ответил Кристоф, — «вы даже не представляете, на что победители готовы были пойти, лишь бы очернить враждующее государство. Я совсем с вами не спорю, война — это чудовищное явление, но прошло уже столько лет. Понимаете, с самого начала — это агитация, чтобы обозлить народ для большей ярости патриотического оскала, а после — слухи. Причем слухи людей, которые никогда там не были и не понимают, чем занималось общество. Время идет, а слухи растут. Например, все эти ужасные эксперименты над людьми, как говорят, фашистов, обычные медицинские исследования, но хорошие ужастики — это ведь прекрасно. Война — это полигон не только для испытания оружия, это всегда было и своеобразным расцветом медицины, не говоря уже про торговлю других государств, которые не участвовали в войне», — Кристоф спокойно держал в руке стакан, в котором лед уже наполовину растаял.

— «А для чего вам эта работа?» — внезапно нарушил тишину Ярослав.

Приложив стакан к голове, немецкий профессор улыбнулся, о чем-то задумавшись. Помолчав несколько секунд, видимо хорошенько обдумывая, что сказать, Кристоф глотнул напиток, причмокнув.

— «Понимаете, наше государство, то есть Германия, в середине двадцатого века проводила некую политику, когда раскрывались места гибели кораблей, подводных лодок и прочих военных трагедий со слов солдат, выживших во время войны. И ваше государство провело такие же действия, чтобы понять, кто и где пропал без вести, но видите, так как мы проиграли, потеряв большее число солдат, то, разумеется, расположение многих людей, пропавших без вести, до сих пор остается в неизвестности, кто-то мог выжить, но спрятаться или просто не сумел добраться домой. Как знать, может ваши родственники живут сейчас где-нибудь в Аргентине? И это не является чем-то странным».

— «Почему?» — сразу же спросила Агата.

— «Вы должны понимать, что после войны многое было скрыто от общественности, все это до сих пор не рассекречено».

— «То есть мой дедушка мог узнать что-то такое, от чего бы пришлось переписывать учебники?»

— «Это мягко сказано, все мышление людей могло бы перевернуться, а это могло повлиять на государство, вызвав внутри него многочисленные разногласия и прежде всего, навлечь беду на самого Сергея Анатольевича, а после и на вас».

— «Почему?» — снова поинтересовался Ярослав, чувствуя, что это может быть спасительной веревочкой в его деле, которая приблизит его к правде и найдутся варианты, кто был в числе тех, кому была выгодна смерть профессора Елисеева.

— «Представьте сами, вы говорите иначе, чем большинство, а значит, выглядите как еретик в средние века. Общество к вам отнесется с таким злобным оскалом, особенно старое поколение и вы еще добавьте сюда безумных патриотов, выросших на старых учебниках, понимаете?»

Казалось, Кристоф пытался объяснить вроде бы обычную вещь, но во все это слабо верилось, чтобы государство избавилось от безобидного историка, проводящего какое-то исследование, ведь это обычная работа, сразу же подумал Ярослав, отметив про себя и другую версию, что гибель могла бы стать прекрасным аперитивом перед сенсацией для того, чтобы больше осветить труд Елисеева.

Но после его убийства в новостях про книгу не было ни слова, что очень странно. В таком случае бы все это играло на руку его труду и, конечно же, его заказчику. Еще и как всегда этот момент — болезнь великих людей, которые считают, что их рассуждения могут повлиять на историю и увековечить их фамилию или имена, многие даже готовы пожертвовать ради надуманной глупости своей жизнью, но и нельзя списывать со счетов, что кто не пьет шампанское, тот просто трезвенник.

Ведь не секрет, что у великих людей очень часто нет продолжения рода, потому что их обычно никто не понимает, так они и живут в одиночестве долгое время, копаясь в своих играх разума, порой находясь на лезвии ножа, где-то в своих мыслях, а их по справедливости воспринимают как не от мира сего, или проще сказать сумасшедшими.

— «Кто их поймет? Как и этого Кристофа? Надумали себе опасность, а так бы были под защитой государства, у нас же свобода слова, только гнев общества соответственный, вот это он абсолютно верно сказал, что Елисеева сожрали бы с потрохами», — подумал Ярослав в ходе всей беседы.

— «Агата, я понимаю, что это не очень этично с моей стороны, но вы бы могли передать мне книгу, над которой работал ваш дедушка?»

— «Вы серьезно?» — поинтересовалась девушка.

— «Конечно, разумеется, оплата будет вашей. Поверьте, сумма очень солидная».

— «А как я пойму, что вы просто не решили обзавестись рукописью моего дедушки, после его гибели?»

Кристоф глотнул из бокала посветлевший из-за растаявших кубиков льда алкоголь и поставил его на разнос, открыв бутылку, наполнив емкость на одну четвертую.

— «Что ж, я понимаю ваше недоверие, мы видимся с вами первый раз. Наверное, я бы проявил такую же осторожность, знаете, дела с другом, к сожалению, были оговорены устно, и никаких договоров не заключалось», — Штомпф о чем-то задумался, и, ощутив паузу в общении, тут же продолжил, — «дайте подумать, чем я могу вам доказать, что все без обмана?»

Честный взгляд этого мужчины, в принципе откидывал любое недоверие, но Агату так же можно было понять по-человечески, ведь это последняя интеллектуальная работа ее единственного родственника. В углу из старого патефона звучала музыка, напоминавшая незнакомую симфонию, что как-то добавляло свою ноту для встречи.

— «Поверьте, я прекрасно знал вашего дедушку. Он всегда очень сильно переживал, что может стать настоящим беллетристом — это сущий кошмар любого научного сотрудника. Для вас же эта работа может стать обычной семейной реликвией, а для меня, как немца, настоящее достояние, дружеский жест русского историка. Конечно, авторские права будут закреплены за вашим покойным дедушкой, но вы же не сможете взять на себя обнародование работы в материальном плане, а я за этим и попросил своего старого друга, чтобы все это не пылилось где-то на полке в кафедре. Решать, безусловно, только вам, поверьте, вы не будете обижены».

В этот момент, скорее всего Агата поняла, что Кристоф пригласил ее только с этой целью, чтобы узнать о результатах работы, а не из сочувствия. Обычно это излишне в такие моменты, когда вас приглашают, рассказывая о чем-то и каких-то старых делах, словно о долгах. Все происходит иначе, совсем наоборот, люди приходят в дом, где когда-то жил человек, оказать поддержку родственникам, а только через месяц или два, больше из приличия, говорят о каких-то делах, или просто молчат, но это все приличие. Здесь можно даже было понять, что дело есть дело и рукопись Елисеева могла оказаться в кафедре или даже приобщена к делу, изъята сотрудниками, а немцы щепетильны и любят порядок, точнее сказать — дотошны в делах. Любой человек переживал бы над тем, что ему важно в такой ситуации и нет ничего странного в таком поведении, да и сочувствие не казалось наигранным.

— «То есть вас интересуют исторические факты?» — поинтересовалась Агата.

— «Не совсем», — проговорил Штомпф, — «видите ли, есть явления, которые еще до конца не изучены человечеством».

— «А конкретнее», — проговорила девушка, — «со мной можно без лирических отступлений ядерной физики и космоса».

Ярослав удивился услышанной фразе, со стороны показалось, что это даже какая-то своеобразная дерзость, ведь немецкое гостеприимство было таким необычайным, а фразы Штомпфа завораживали, будто они были наполнены той самой спасительной водой, без которой разговор кажется сухим и пустым, как на работе в органах: приказал — выполнил — доложил.

— «В век информационных технологий, когда люди воспринимают большее количество информации через видео, будь то фильмы или какие-то ролики, создается странное явление, вызывающее ряд ассоциативных воспоминаний, которые порой приводят к странным последствиям, человек может повести себя неадекватно. Ваш дедушка назвал это своеобразной петлей времени, хотите почитать?»

Агата кивнула, внимательно слушая Кристофа.

— «Видите ли, я, занимаюсь переводом на немецкий язык, как вы поняли», — добродушно рассказывал Штомпф, доставая из письменного стола небольшую папку с черной обложкой, внутри которой была скреплена скоросшивателем работа профессора Елисеева, имевшая название: Отголоски прошлого.

Агата завороженно упала своими глазами в содержимое первой страницы, Ярослав лишь разглядел «шапку», точнее вступление, написанное от руки.

У каждого своя петля времени. Отголоски прошлого создают настоящий информационный ком, начинающийся с обычной молвы в народе. Каждый по-своему справляется с прошлым, но именно прошлое диктует нам настоящее. Наверное, именно так я и начну свою работу.

— «Как вы можете понять, для нашего государства это очень интересно и важно, особенно те слухи, которые закрепились за нашими родственниками после войны. Конечно, оправдать войну — это невозможная задача, но тут совсем другое».

— «А подробнее», — заинтересованно вступил в беседу Ярослав, который не стал вглядываться в почерк.

— «Видите ли, тут порой у человека воспоминания рвутся через край, когда он увидит какой-то сериал, а представьте целое государство, которое каждый год смотрит новые фильмы о войне, но это еще половина вакханалии».

— «Это еще почему?» — возмущенным голосом спросил капитан.

— «Потому что фильмы последних лет перевирают события настолько, что кажется это уже обычным шарлатанством, и это понятно почему».

— «Почему же это?» — не унимался Мацарельский.

— «Подвиги кончились, так сказать, но вы упорно продолжаете снимать одно и то же, только постоянно искажая предыдущие работы, построенные на рассказах очевидцев, согласитесь, все это как-то влияет на отношение, как зрителя вашего, так и нашего».

— «И что, я понимаю то, что вы говорите важно, как это проявляется?»

— «Молодой человек, поверьте, вы оскорбляете историческую память и обесцениваете подвиги вашего старшего поколения, а на этой почве порой процветало шарлатанство. Вам ли не знать?»

Ярослав недоумевающе посмотрел на Штомпфа.

— «Хорошо, сейчас расскажу, чтобы мы понимали друг друга лучше. Когда я приехал первый раз в Россию, я ради интереса гулял как Воланд, нищим, наблюдая за простой жизнью. Я всегда мечтал посетить вашу страну, и знаете, все это было таким увлекательным и интересным занятием, даже настоящим приключением. И вот однажды я захожу в обычный автобус, смотрю, сколько составляет стоимость проезда и не знал, как реагировать на следующую вывеску: Ветеранам ВОВ, Чеченской, а так же Куликовской, Бородинской битвы льгота только при предоставлении соответствующего документа».

Мацарельский растерялся, он сам давно уже не ездил на трамвае со времен Пятигорска.

— «Вот-вот, такое же лицо как у вас сейчас».

— «Да, знаете, у нас так же однажды кошмар на работе произошел».

— «Это какой же?» — поинтересовался Штомпф.

— «Да, на работу всем пришлось пешком идти».

Немец недоумевающе посмотрел на своего собеседника, и перевел свой взгляд на Агату, которая так же подняла свои глаза от рукописи, встретившись взглядом с Кристофом, она лишь пожала плечами, не поняв сказанного.

— «Да, в общем, свои заморочки», — капитулировал Ярослав, перестав смеяться, — «но вы знаете, я не согласен с тем, что подвиги обесцениваются».

— «Почему же?» — вопросил Штомпф.

— «Очень просто. Со временем фильмы устаревают, а поколения растут. Многим не усидеть за старыми фильмами, они порой мне так же непонятны».

— «Помилуйте, мой друг, но вы сами можете рассудить, дети растут на компьютерных играх, в которых до сих пор есть исторические несоответствия, а когда это все кончится, никому не понять, а нам, как людям с таким историческим наследием, очень бы хотелось побывать у вас в стране».

— «Да знаете, я к Германии отношусь прекрасно. Автопром у вас просто шикарный».

— «Ваш так же неплохой», — ответил Штомпф Ярославу.

— «Да, но статистика говорит о другом, чаще ломаются отечественные авто».

Агата, сидевшая рядом с капитаном, позволила себе большую наглость, погладив его по голове, и слегка улыбнувшись.

— «Понимаете в чем дело, самолет считается самым безопасным транспортом, потому что они больше совершают рейсов, точнее они заканчиваются у них быстрее, нежели поезд доедет из Москвы до Хабаровска, статистика говорит, что отечественный автопром ломается часто, так как его в вашей стране больше, всего лишь. А в нашей стране, естественно ломается больше нашего авто, у вас, кстати, какая?»

— «БМВ», — отозвался капитан.

— «Ты такой у меня хороший», — еле слышно произнесла девушка, а затем, приблизившись к уху Мацарельского, прошептала нечто такое, от чего улыбка у офицера стерлась с его лица — «господи, да когда же ты уже заткнешься, Ярик».

— «А вы знали, что раньше эта марка автомобиля занималась самолетостроением?» — продолжал поддерживать беседу про автопром великодушный немец.

— «Нет», — заинтересованно отозвался Ярослав.

— «Что ж, теперь будете знать, значок символизирует винт самолета, кстати, вы же понимаете, что свастика — это скорее всего винт самолета? Так как ставка Германии была на авиацию, профессор Елисеев был очень удивлен этому факту. Ладно, приезжайте как-нибудь к нам в Германию, там очень красиво. Вы убедитесь, что там пережиток войны оставлен в прошлом».

— «Я уже там был, замки — это первое, что приходит на ум».

Казалось, беседа уже перешла в мирное русло, и диалог сейчас пойдет о новых сортах пива, так же понравившихся капитану, как тут же он подумал о «пивном путче», явлении, которое стало предвестником становления Адольфа Гитлера у власти. Прикусив язык, он посмотрел на своего собеседника и улыбнулся.

— «Кстати, а вы никогда не задумывались, что происходило на Кавказе во время Великой Отечественной?»

— «Знаете, мы недавно посетили одного друга дедушки, и он заставил нас задуматься об этом», — влезла в мужской разговор Агата.

Штомпф посмотрел на девушку, внимательно поглощавшую своим жадным взглядом страницу за страницей.

— «Историю пишут победители, поэтому в ней нет места проигравшим, но понимаете, лучше бы вообще ничего не упоминали», — произнес с некой тоской Штомпф, — «мы, точнее наш народ приобрел такую славу, от которой очень трудно отмыться, но вы же понимаете, мы тут уже давным-давно не причем».

Ярослав с небольшой долей зависти во взгляде посмотрел на выпивку, которая соблазняла его подобно вертихвостке на шесте, что сразу же уловил немец.

— «Молодой человек, вы что, стесняетесь или за вами поухаживать?»

— «Нет-нет, я на антибиотиках», — решил соврать Ярослав, достав из кармана медицинскую маску.

— «Ладно, а поверите ли вы в то, что ЛСД — это медицинский препарат, разработанный Хоффманом, когда произошел перелом в ходе войны?»

— «Нет, но я бы хотела узнать», — не отрываясь от работы профессора Елисеева, поддержала беседу Агата.

— «Когда немецкая армия начала нести большие потери, вполне очевидно, что ученые получили некое задание, разработать тонизирующий препарат, чтобы солдаты могли простоять на посту большее количество времени, не испытывая сонливости или того уровня усталости, но, оглянитесь вокруг, поспрашивайте, какими мифами оброс этот препарат? Безусловно, у него есть свои побочные явления, такие как, сел на велосипед и долго-долго крутил педали».

— «Знаю я ваши побочки», — проговорил Ярослав.

— «Побочки?»

— «Да. Кустарное производство этого вещества сразу же заканчивается тем, что кто-то отравляется, всего лишь по той причине, что химический состав в лаборатории невозможно предугадать».

— «Молодой человек, вы плохо понимаете происходящее», — отозвался Штомпф.

— «Это еще почему?»

— «Вы, правда, думаете, что вашим дедам во Вторую Мировую войну Индия поставляла чай?»

— «А это тут к чему?»

— «Русская армия отличалась своей выживаемостью в скудных условиях, просто по той причине, что было поражение в первой половине войны».

— «И?»

— «Скажите, вы пили настойку из гриба?»

Мацарельский сразу же задумался о своем, что беседа уже не имеет ничего общего с тем, что могло бы помочь ему в его деле.

— «Вы еще вспомните, что варили суп из резины, чтобы поесть, наши деды ведь легко отказались после победы от того, что пили. И это все непросто так, остался только спирт и самогон».

— «О, мой друг, вы даже и в этом заблуждаетесь».

— «Это еще почему?» — поинтересовался Ярослав, — «вы ведь про то, о чем я подумал?»

— «И в том числе, настойка содержит лишь пенициллин, который помогал при обработке ранений от загноений, а не то, что вы там подумали».

Агата закончила читать, отложив листы в сторону.

— «И что вы думаете насчет начала войны?» — обратился Штомпф к девушке.

— «Я так поняла, что заставу Соколова на границе взяли без шума, оборвав провода, но никто не задумался на соседних заставах, что без связи нужно было начинать моментальное наступление, все списали лишь на очередную провокацию, так была потеряна половина ночи».

— «Прекрасно, прекрасно, а что было дальше?»

— «Дедушка написал про маяк Трондхайм. Там произошло моментальное нападение на немецкую границу, чтобы уничтожить РЛС для северного коридора, где после через Мурманск можно было проводить наступление, обойдя Германию с тыла».

— «Вы должны понимать, что в самом начале высадились союзники, а после, когда стемнело, произошло нападение СССР, но этого не могло бы произойти так быстро, а значит, флот был подготовлен для этой операции, своеобразный щит и меч, но тогда как узнали о нападении в Белоруссии? И вот когда связь на маяке была оборвана, немецкий солдат получил награду, отправив сообщение по обычному телеграфу из города, иначе возникают вопросы».

— «Какие, например?» — поинтересовалась девушка.

— «Почему бы английскому и советскому флоту просто не обстрелять берег с кораблей? Согласитесь, все это было бы логичнее, чем штурм, но почему-то в истории описана высадка Омаха-Бич».

Мацарельский спокойно открыл бутылку с алкоголем и налил себе в кружку.

— «Агата, вы поймите, мы тут ломали голову с Сергеем Анатольевичем над тем, что Трондхайм мог стать как раз началом войны, а не Брестская крепость, как это написано в учебниках. Это очень спорный вопрос, потому что доплыть до Нормандии — это два локтя по карте, что от СССР, что от Англии, а операция двух флотов была спланирована. Война началась два года назад, первого сентября 1939 года, вы ведь это понимаете?»

Девушка замолчала, глядя как капитан Мацарельский пробует алкоголь.

— «А ты что думаешь?» — спросила Агата у своего спутника.

— «Это возможно, потому что они уже половину Европы под себя подмяли, просто пройдя своим маршем, никто ведь не хотел повторения войны, просто так, прошлись».

— «Агата, ваш дедушка предполагал, что информационное пространство прошлого влияет на массы. Это всегда было, и вот отголоски прошлого долетают до нас с большим искажением, плавно подводя к правде, но через действие».

— «Что?»

— «Именно так, человек зачастую попадает в ситуацию, а потом совершает странное действие».

— «И что он предложил?»

— «Вы будете смеяться, но один раз перебрав с алкоголем, мы даже представляли, как в самом начале немцы совершают марш в вашу страну, а потом вы с ответным маршем идете в Германию, только без оружия, как говорится».

Мацарельский поперхнулся алкоголем и вытер себе губы.

— «Крепкая зараза», — отозвался капитан.

— «Все это странное предположение, как сказал профессор Елисеев, способно разорвать петлю времени всех народов. Знаете, он говорил, что такого никогда не было, но чтобы прекратить и примерить страны, отдав должное прошлому мирным путем, прекратив чрезмерную гордыню одной страны, которая создает лишь пропасть между отношениями многих государств.

Согласитесь, победу над Францией, когда-то перестали праздновать, но когда, никто не знает. В Чехии, например, вообще смотрят на все это дело иначе, они и не Германия и не РФ».

— «Вы хотите сказать, что настало именно это время?» — спросила Агата, поправив волосы.

— «Представьте, перед Первой Мировой войной уже давно не праздновали победу над Наполеоном, народ жил мирной жизнью, вы же не празднуете окончание Первой Мировой войны, в которой потерпели поражение?»

Мацарельский кивнул, выпив залпом все содержимое из кружки.

— «Ярик, я порой не понимаю, это очень важно?» — спросил Михаил, стряхивая пепел в кружку старшего лейтенанта.

— «Ну, да, иначе вы не поймете, я не помню, что пил, но вроде не коньяк».

— «Ты серьезно полагаешь, что все это важно для следствия?»

Мацарельский улыбнулся, глядя на майора, который стал у окна.

— «Миша, я тут вот сейчас вспоминаю все это, и понимаю, что будь я умнее, я бы уже давно закрыл дело».

Майор оглянулся к допрашиваемому.

— «Да?»

Ярослав кивнул в ответ.

— «Ладно, ну и как, хороший алкоголь-то?»

— «Крепкий».

— «А тот немец пошутил насчет масс?»

— «Нет».

Агата смотрела на Кристофа, который был серьезен в своих словах, вспоминая встречу с ее дедушкой.

— «Вы поймите, что вас всегда ждут в Европе, но празднование Победы, а так же фильмы, создают немцам такое впечатление, что их тут вообще не ждут, то есть кинематограф, по сути, создает границу, или даже впечатление, тут мой народ до сих пор недолюбливают».

Девушка понимающе кивнула, а затем посмотрела на Ярослава.

— «И вы должны понять меня правильно, мы уважаем ваш народ, но это что-то с чем-то. Знаете, нашим детям рассказывали, что советские солдаты ели детей, просто как страшная сказка. Думаю, мы все посмеемся с того, какими мифами обросли практически за век, после тех событий».

— «Да, как тут не стать шизофрениками», — вырвалось почему-то у Агаты.

Внезапно Ярослав засмеялся, хотя в комнате никто не улыбался, поэтому он сразу уловил на себе взгляды.

— «Знаете, раньше», — стал рассказывать Мацарельский, — «органы порой так шутили, ставя диагноз шизофрения неугодному элементу, лишь бы тот замолчал».

Агата посмотрела на Кристофа, вздохнув, она подняла брови вверх, и слегка покачала головой.

— «Знаете, мне порой кажется, что вы меня все равно не поймете», — отозвался Ярослав.

— «Отчего же, продолжайте, а то вы скажете а, а мы тут ломайте голову на г», — проговорил Штомпф, подливая своему гостю алкоголь.

— «Знаете, вы все знакомы с некой работой Булгакова, ну, Мастер и Маргарита. Там происходит обычное убийство человека, которое исполнили органы, прикинувшись немецкими шпионами. Бездомный поэт становится свидетелем этих событий, но его убивать не стали, однако пустили как козла отпущения, который всем стал рассказывать, что это все сделали немцы, а не свои».

— «Где у вас тут туалет», — нескромно поинтересовалась Агата.

Штомпф спокойно указал на дверной проем справа.

— «Первая дверь налево, так, так, уважаемый, продолжайте, а что вы еще там поняли?»

Ярослав поднес чашку, чтобы чокнуться с Кристофом, а после того как закусил лимоном, продолжил.

— «В Варьете они там показывают, как произвели диверсию с фальшивыми деньгами, создав коллапс в столице, кого-то подкупили, потом начинаются аресты и так далее».

— «А вы знаете, с чем это все было связано?»

— «Нет», — отрицательно покачал головой Ярослав, слегка опьянев.

— «Ваш классик был под подозрением из-за того, что по его произведению происходили спектакли в Германии, естественно, без его согласия, он в долгу не остался, долго-долго работал над своим романом, и только после своей смерти опубликовал свой шедевр через родственников, но вы же органам не объясните, особенно если они предвзяты к вам после того, как врачебная практика была для вас окончена с худшим исходом, репутация видите ли. Да и врачи были против бессмысленной революции, вам ли не знать это по роману „Собачье сердце“, Булгаков показал истинное лицо революции, прототип Швондера, то есть ребенка лейтенанта Шмидта, который не хочет работать, тяжелое в общем, время было».

— «Но почему все так?»

— «У Елисеева было мнение на этот счет. Он полагал, что Россия должна была разгромить Турцию, а потом выйти из войны, стать своеобразной обителью для расселения людей разных национальностей, поэтому на Кавказе очень много построек немецкой архитектуры».

— «Но зачем?» — непонимающе смотрел на Кристофа Ярослав.

— «Затем, что послевоенную ненависть никуда не денешь, поэтому совсем неудивительно, что дача Эльза была построена австрийцами, я вам даже больше скажу, профессор Елисеев предположил, что туда переселили плененного короля из Тройственного союза».

— «А что наши? Неужели они согласились с тем, чтобы вырастить врагов народа у нас?»

— «Молодой человек, Антанта победила в Первой Мировой войне, а дети остались сиротами, запомнившие своих обидчиков, почти все мужское население вырезано, у нас вдовы, там и вовсе калеки, да и как бы вы доказали свои мирные намерения? Война дело нехитрое, выстроить мир сложнее, мирные населения друг друга ненавидят, кто-то жаждет мести, а вернувшиеся даже не могут смотреть на оружие, но все при этом проклинают войну, даже те, кто готов пойти на месть, чтобы убить. Сами понимаете, что произошло после».

— «Война — это же чистейший геноцид», — произнес опьяневший Ярослав, смотря куда-то со стеклянными глазами.

— «Именно, поэтому после всего этого происходят переселения, но вы должны понять, что австрийцы после этого не участвовали в следующей войне».

Агата зашла в комнату, по привычке тряся мокрыми руками.

— «Ярослав, думаю, нам пора за книгой», — спокойно произнесла девушка.

— «Миш, вот ты не поверишь, я ехал и думал о том, что пленные составы ехали сюда, на Кавказ, чтобы строить здесь», — проговорил Мацарельский.

— «Что?» — удивился офицер.

— «Ну, ты видел здания, их архитектура? Она совсем не наша».

Майор посмотрел на Ярослава с таким взглядом, будто у него в горле застряла рыбья кость.

— «Не хочешь ли ты сказать, что Кавказ специально сдали, чтобы сюда гнали пленников?»

— «Мне почему-то так и показалось, не будут же они гнать людей ближе к Германии, чтобы постоянно опасаться тех, кто может сбежать».

— «Тогда получается, им даже предоставили некий коридор».

Гнездо глухаря

Все дороги ведут из Рима

— «Чай будешь?» — спросила Агата, заходя в дом.

— «Нет».

— «Извини, у меня тут, как ты понимаешь, не убрано», — подразумевая кровавые пятна в гостиной, пошутила Елисеева.

Мацарельский посмотрел на свою спутницу и даже начал вроде бы улыбаться, но потом одернул себя.

— «Нашла, что сказать, лучше пса покорми».

— «Я серьезно, ты будешь что-нибудь?»

— «Нет, слушай, поищи телефон Сергея Анатольевича и надо найти работу».

— «Знаешь, я, наверное, позвоню сейчас Кристофу, чтобы узнать хотя бы название работы, а то мы тут запутаемся».

— «Ты сперва найди телефон».

— «Так я со своего позвоню».

— «Ты что, записала?»

Девушка растерялась, а потом предположила вслух, что у Штомпфа по идее должен быть свой сайт с обратной связью.

— «Знаешь, когда я тут был первый раз, у меня спросили о какой-то книге, сейчас проведем следственный эксперимент».

— «Как?»

Мацарельский сел на софу, вспоминая вчерашний день. Картинки из прошлого вспыхнули в его памяти. Внезапно он встал и повторил тот же самый путь к вольеру с Кабысдохом.

— «Когда тебя будут судить», — проговорил Харченко — «я тебе ничем не смогу помочь, а сейчас, я бы мог просто принять твое признание. Знаешь, Ярослав, ты выстрелил в живот человеку, который занимался очень важным исследованием, а что, если я тебя спрошу о большем, нарушив ход задуманной нами экзекуции?»

Слушая этот монолог майора, казалось, он не то, чтобы придирчивый, а предвзято обвиняет прямым текстом, даже не выясняя какие-то детали у Мацарельского.

— «Ты украл его книгу, и следующая наша с тобой поездка будет в твой дом, где все перероют, и обязательно найдут пистолет, из которого был убит Елисеев. А дальше ты загремишь настолько, что если ты выйдешь до шестидесяти лет на волю — это будет откровенным чудом».

Усмехнувшись, Ярослав лишь покачал отрицательно головой, до сих пор не веря в происходящее.

— «Гильза подтверждена», — произнес сержант, вышедший из дома.

— «Наверное, они уже забрали мой пистолет», — произнес вслух Мацарельский, глядя на Агату.

— «Что?»

— «Вчера, когда ты приехала, я стоял здесь, майор Харченко обвинил меня в убийстве твоего деда, но до этого обмолвился, что я украл его книгу, а мой пистолет найдут у меня дома».

Пес спокойно сидел за решеткой, поглядывая на девушку, и дружелюбно вилял хвостом.

— «Ладно, ты хочешь сказать, что тебя подставил майор, но зачем?»

— «Знаешь, Агата, когда подставляют, обычно пытаются на самом деле избавиться от человека, убив одним выстрелом сразу двух зайцев».

— «Например?»

— «Переложить свою вину и подставить меня, только я не понимаю, я не такое уж и важное звено в этой истории».

— «По крайней мере, нам ясен мотив убийства».

— «Какой же?» — удивился Мацарельский.

— «Тайное общество не хочет становиться известным для людей».

— «Думаешь, что все так просто? А вдруг его решило убрать государство?»

Агата замолчала.

— «Понимаешь, что его работа могла наделать очень много шума в обществе, да еще и по заказу человека из другой страны, раньше ему могли бы спокойно приписать шпионаж в пользу Германии, а при Сталине так и вовсе, поставить к стенке, рядом с твоим псом, а потом скормить по частям».

— «Ты это серьезно?»

— «Да, у нас было одно дело, полковник ГРУ избавился от любовницы, которая решила его шантажировать. Сломал ей шею во время соития, а потом целый месяц кормил своего мишку, пришел с повинной, понимаешь, они же даже кости разгрызают, вон, смотри какая челюсть».

Девушка пришла в ужас, посмотрела Ярославу в лицо, который смотрел на Кабысдоха, а потом перевела свой взгляд на пса, и сразу же прикрыла свой рот от ужаса.

— «Серьезно, он все тщательно спланировал. Дождался зимы, убил, после присыпал кучей тырсы, которую только-только привезли, она лежала у него для стройки, подождал, пока тело окоченеет на морозе в этой куче, а потом просто распилил болгаркой, чтобы не было крови. Специально поддерживал пса голодным пол зимы, кормя раз в три дня, чтобы тот даже кости разгрыз».

— «Ярик», — ошарашено спросила Агата, ее голос даже чем-то воодушевил капитана, который уже даже представил, что сейчас будет о чем поговорить. Ведь девушки любят поговорить о таких делах.

— «Что?»

— «А что такое тырса?»

В доме было тепло, запах свежесваренного кофе в турке распространился на всю кухню, создав иллюзию уюта. Так же действует на человека сваренная гречка, возвращающая человека к приятным воспоминаниям, слегка щекоча его желудок, побуждая вырабатывать желудочный сок. Своеобразный аперитив, которым можно наесться, если у вас не заложен нос, как это часто могут заметить люди, которые готовят, но почему-то не садящиеся за стол.

— «Ярик, вот ты не женат, а как же ты дожил до капитана холостяком?» — поинтересовалась Агата, наливая кофе на кухне.

— «Ловкость рук и никакого мошенничества», — улыбнувшись, проговорил офицер.

— «Ты это серьезно?»

— «Нет, я шантажирую проституток, крышуя их бизнес, а в свободное время щупаю стриптизерш».

— «Да Ярик!» — рассмеявшись, проговорила Агата.

— «А что лучше? Передергивать или все же спать?»

— «Я не знаю», — покраснев, ответила Елисеева.

— «Хорошо, вот допустим, услуга за услугу, ты просто дружишь с девушкой, а потом она выходит замуж».

— «За тебя?»

— «Нет, ты что», — спокойно ответил Мацарельский, — «я бы, наверное, стал ревновать, а знаешь, а вдруг я ее буду устраивать больше в постели? Тогда она нет-нет, но будет думать, как свалить налево».

— «И что?»

— «Ничего, просто дружба между мужчиной и женщиной — это секс, отложенный до вечера».

— «Да», — сразу вырвалось у Агаты, — «именно так, и я не понимаю, зачем так умничать, когда надо просто дружить, а вы, все парни, только и говорите о том, что не хотите дружить, еще бы на лбу себе написали и ходили с этим выражением, но что толку то?»

Мацарельский покраснел, почувствовав себя как-то не в своей тарелке.

— «Слушай, ты там Кристофу хотела позвонить».

Цокнув, Агата демонстративно хлопнула себя ладонями, положив их на свои ляжки, встала из-за стола с надменным лицом и вышла из комнаты, после быстро вернулась, наклонилась к Мацарельскому и, глядя ему в глаза выставила свой указательный палец.

— «И вот так всегда! Всегда!»

Ярослав замер, а затем проводил своим взглядом Елисееву из комнаты.

— «Да», — подумал Ярослав, — «чего это на нее нашло».

Мацарельский осторожно взял телефон, зажав пальцем фронтальную камеру, и выписал из контактов интересующие номера, бережно положив бумагу в карман своих брюк. Сам же девайс, капитан сразу же отключил.

— «Чтобы не беспокоили», — странно улыбнувшись Агате, проговорил Ярослав.

— «Ты чего?»

— «А ты представь, что кто-то звонил, а сейчас им пришли уведомления, что абонент снова в сети».

— «Ну, да, как уведомление с того света», — вполне серьезно сказала девушка.

— «А что случилось с твоими родителями?»

— «Я же рассказывала», — возмутилась Елисеева.

Мацарельский спокойно посмотрел на свою собеседницу.

— «Я забыл, может, вылетело из головы».

— «Они разбились, после переезда».

— «А где вы жили до этого?»

Агата погрузилась в воспоминания, взгляд ее устремился в одну точку, куда-то на растения, стоявшие рядом с окном.

— «Я тут вспомнила, что жила среди людей, у которых часто попадались немецкие фамилии».

— «И что?»

— «Мне сейчас кажется, что это было послевоенное расселение, знаешь, там вообще не было никакой ненависти или гордости, даже на день Победы, который отмечали не так, как здесь».

— «А как же?»

— «Я помню, была только один раз. У мемориала, шел дождь, и больше мы ни разу там не появлялись, один раз за лет семь. Знаешь, там никто не поминал войну вообще, а вот сейчас, я понимаю, что там жили сразу после войны. Странные фамилии, согласись, Бергер, Шот, очень много странных фамилий, которые не попадались больше в жизни. Наверное, многие не побоялись оставить свои фамилии и к ним не относились предвзято, все жили там на равных».

— «И что?»

— «Представь, поселение, где основной промысел — это охота и рыбалка».

— «Что ты хочешь сказать этим? Говори прямо».

— «После войны, жители могли друг друга перебить в таких условиях, но выбрали совсем другой путь, отказавшись от мести».

— «Ну, да, по стране, наверное, могли травить людей», — предположил Ярослав.

— «Мне кажется, что это был настоящий маскарад, люди меняли фамилии, даты рождения и места жительства, точнее рождения».

Через полчаса Ярослав и Агата уже перерыли половину рукописных работ Елисеева. Капитан даже стал зачитываться одной работой, но девушка прервала его занятие.

— «Ярик, давай, ты потом приедешь и хоть изучишь тут все, хорошо? Если искать так дальше, то мы точно никогда не сможем найти книгу».

— «Да не спеши ты, надо подумать».

— «Да как ты себе это представляешь?» — моментально спросила внучка профессора — «книга, точнее листы — это знаешь, даже не иголка в стоге сена, а если их тут нет? Тут в комнате то трудно найти».

— «Слушай, нужно просто восстановить события, точнее последний день профессора».

— «Зачем?»

— «Смотри, если Штомпф — это последний человек, которого посетил твой дедушка, то он мог закончить свою работу только после его посещения, а значит, книга еще была при нем».

Агата удивленно посмотрела на Ярослава, наверное, это был искренний восторг сотрудника силовой структуры, который предложил нечто такое, что никак бы не пришло в ее умную голову.

— «А если он закончил ее раньше, и спрятал ее до этого?» — возмутилась девушка.

— «Нет, вот если ты можешь предложить что-то умнее, то я с тобой спорить не буду», — отозвался капитан следственного комитета.

— «Ты что обиделся?»

— «Нет».

— «А по-моему да».

Мацарельский посмотрел на девушку, как на представителя детского сада.

— «Я даже и не знала, что люди из органов обижаются».

— «Ты, кстати, так же состоишь из органов», — отозвался Ярослав, глядя на Агату.

— «Откуда такая уверенность товарищ капитан?»

— «Штомпф бы получил свою работу, а Елисеев расчет».

Елисеева застыла с глупым лицом, где до сих пор был сарказм. На улице раздался лай Кабысдоха, внезапно скрипнула дверная ручка.

Рядом с Агатой отлетела штукатурка от стены, и моментально послышался хлопок от выстрела. Девушка замерла на месте, но потом ощутила, как падает на пол, от того, что ее схватили за ноги и затащили на кухню, однако сообразить происходящее она никак не могла.

— «Стой!» — громко раздался голос майора Харченко, — «Стрелять буду!»

В глазах Елисеевой застыл страх, она полностью потеряла обладание над собой, словно заглянула в глаза медузе Горгоне. Сев на полу, пара прижалась спиной к стене.

— «Предлагаю сдаться, выйдя из комнаты с поднятыми руками!»

Мацарельский спокойно посмотрел в окно. Частое дыхание Агаты, наверное, было слышно во всем доме, по крайней мере, так казалось. Капитан спокойно встал и, взяв в руки стул, бросил его в окно. Схватив со стола нож, Ярослав прильнул к углу на кухне, затаившись в дверном проеме.

— «Если он один, то либо побежит на улицу, либо пойдет сюда», — подумал Мацарельский, зажав другой рукой рот Елисеевой, чтобы ее дыхание было неслышно.

Взяв ее за шиворот, Ярослав вытолкнул девушку из кухни, та не сдержалась и от испуга попыталась закричать, но капитан тут же прикрыл ей рот, быстро перекинув нож в другую руку. Со двора послышались спешные шаги. Мацарельский резко подался назад, схватив Агату за капюшон, которая тут же взмахнула по инерции руками вверх, дойдя до разбитого окна спиной, Ярослав внезапно задумался, замерев на месте.

— «А если я ее возьму в заложники? Он остановится?»

В этот момент шаги приближались к кухонному помещению.

— «Наверное, нет», — сделал вывод капитан, откинувшись на улицу вместе с Агатой.

Перевалившись из дома, пара услышала второй выстрел, который разбил стекло соседям вдребезги. Оказавшись во дворе, Мацарельский быстро скинул с себя девушку и тут же поднял ее за шиворот. Соседский дом погрузился в панику, где-то за забором, а может и в доме, захлопали двери.

— «Только беги вперед», — хотел было сказать капитан, но первобытный инстинкт самосохранения уже взял верх над девушкой. В это время за спиной послышался еще один выстрел. Пуля тут же влетела в забор, пробив железо, оставив дырку, через которую пробился свет от фар автомобиля майора Харченко. Еще мгновенье и пара уже свернула за угол дома, наверное, майору было не с руки производить выстрел, высунувшись из окна.

— «Как-то странно», — проговорил Ярослав, садясь в машину к Агате, у которой ключи прыгали в руках, выхватив их, капитан хладнокровно вставил и провернул ключ зажигания.

— «Он не прыгнул через окно, давай, выруливай, выруливай, у нас еще секунд пять».

— «Да, да, сейчас», — ответила девушка, не скрывая своего волнения.

Когда автомобиль уже выкатился на дорогу и рванул вперед, стекло позади Агаты после хлопка покрылось круглой паутинкой, срезав кончики волос справа. Панель автомобиля вобрала в себя свинцовый деформированный сердечник патрона, на который девушка тут же устремила свой взгляд, и ощутила, как Мацарельский провернул руль направо в ближайший поворот. Девушка посмотрела на Ярослава, который спокойно смотрел за дорогой с пассажирского кресла, ведя автомобиль левой рукой.

— «Теперь ты мне веришь?» — поинтересовался Мацарельский.

Агата молча кивнула и посмотрела опять на пулю, застрявшую в панели.

— «Так, теперь оставим машину и пересядем на автобус».

— «А если он едет за нами?»

— «Это неразумно, он дожидается сейчас патруль и подает тебя в розыск».

Машина остановилась рядом с лесополосой в частном секторе. Агата посмотрела на своего пассажира и ощутила то самое неукротимое желание, которое возникает у любого существа, которое только-только спаслось от охоты.

Как блуждает по миру одно громкое заблуждение — перед смертью не накуришься, точно также, в принципе, но немного по-другому и абсолютно нецензурно. Все это после некоего последнего желания перед казнью, где, увы, и ах, палка никотина заменяет что-то осужденному, после молитвы или причастия.

— «Телефон оставь», — спокойно сказал Ярослав, стоя у водительской двери, вытерев пот со лба.

— «Карту тоже?»

— «Нет, нам понадобятся деньги».

— «Нас же поймают».

— «Одену шарфик».

— «Зачем?»

— «Биометрика».

— «А что, они не поймут, что мы воспользовались картой?»

— «Пока твой счет заблокируют, пройдет время».

— «Ладно», — ответила Елисеева, захлопнув дверь в автомобиль, стёкла которого безбожно запотели.

Майор макал пакетик чая в кружке, поглядывая на Мацарельского.

— «Так и что дальше?»

— «А дальше что? Я понял, что мой пистолет так и не нашли, а до Штомпфа мы уже дозвониться не смогли».

— «Поэтому ты забрал у мальчика телефон?»

Ярослав кивнул.

— «Ну, ты бы хоть заплатил, а то корочку показал, представившись как положено, он же теперь всю жизнь будет думать, что мы тут шакалим».

Мацарельский вдруг захохотал.

— «Ты чего?»

— «Да, я в жизни ни разу так не представлялся, прям — добрый вечер, молодой человек, меня зовут капитан Мацарельский, ну, прям по уставу, короче».

Майор кинул два кубика рафинада в кружку, а потом принялся мешать простым карандашом.

— «Ты чего? Ложка же есть».

— «Она в кофе», — спокойно отозвался Михаил, выбрасывая пакетик в черную сетчатую урну, — «ладно, а дальше вы куда?»

— «Слушай, нам нужно зайти в аптеку», — проговорил Мацарельский, глядя на Агату.

Девушка непонимающе посмотрела на своего спутника.

— «Зачем?»

— «Теперь ты, скорее всего, заболела», — поправляя медицинскую маску, проговорил Ярослав.

— «Может, лучше шарфик?» — улыбнулась Елисеева, натянув себе шапку на половину лица.

Подойдя к банкомату, Мацарельский остановил девушку.

— «Слушай, ты еще не знаешь, если ты в розыске, банкомат выдаст тебя по биометрике, но карту могут еще не заблокировать».

Сняв шапку с недоумевающей Елисеевой, Ярослав попросил остаться свою спутницу рядом.

— «Не попади под камеры».

— «А ты?»

— «Это еще не факт, что я, мы могли выкинуть карту, мы же умные, даже машину бросили с телефоном».

— «А не лучше было его оставить в каком-нибудь такси?»

Ярик оглянулся, даже удивившись, а потом почесал себе затылок в тугой шапке.

— «Ты что, на черный день все припасла?» — удивился капитан, увидев счет.

— «Ну, мне все равно не куда тратить, думала повидать мир, а сейчас».

— «Что сейчас?» — спросил Мацарельский, пока деньги шелестели в купюроприемнике.

— «Полтора часа назад меня чуть не пристрелили, я потрахалась первый раз за десять лет, жизнь, в общем-то налаживается, а еще, меня подали в федеральный розыск».

— «Круто время провели? Согласна?» — спросил Ярослав, кладя деньги в карман.

— «А что дальше?» — отряхивая спину Мацарельскому, спросила Агата.

— «Мы можем переночевать в хостеле, осесть у Абу Джафара, у Штомпфа нам появляться нельзя» — рассуждал вслух Мацарельский, приобняв свою спутницу, направляясь по вечерней тускло освещенной аллее, где еще попадались люди, шедшие домой с работы или невесть откуда и куда, — «знаешь, сегодня этот мужчина, который идет нам на встречу, может, увидит даже наши фотографии в сводке новостей, когда ты еще себя ощутишь такой звездой?»

— «Ярик, что ты предлагаешь?»

— «Мы можем съесть по мороженому, или выпить по бокалу пива».

— «Да я же серьезно».

— «Хорошо, до погони мы искали книгу».

— «А как он нас нашел? Есть предположения? Может, нас сдали соседи?»

Мацарельский остановился, глядя на свою спутницу.

— «А вот это очень хороший вопрос. Знаешь, мне почему-то кажется, что Харченко следил за нами, а твой телефон, что маловероятно, могли прослушивать».

— «Зачем все это?»

— «Пойдем, а то стали посреди дороги», — приобняв Елисееву за талию, и, прижав к себе, произнес Ярослав, глядя в черные глаза Агаты.

— «Я спрашиваю зачем?»

— «Чтобы найти книгу, судя по всему. Харченко специально пустил пулю в живот профессору, чтобы тот рассказал ее местонахождение, но он видимо не сделал этого, но самое интересное, он его оставил умирать, только вот непонятно, он наблюдал эту картину или нет».

— «Ты знаешь, где-то неделю назад, дедушка рассказывал о странном молодом человеке, который пришел к нему на кафедру».

— «Студент?»

— «Нет, я не знаю, может быть и да, это было после работы, когда он в очередной раз задержался».

— «И что?»

Профессор Елисеев сидел за рабочим столом в университете. Легкий сквозняк тревожил раскрытые занавеси бежевого цвета. За окном розовый закат растянулся ровной полосой вдоль горных хребтов, таящих в дымке. Туман, ползущий белым облаком по земле, обволакивал землю, нагло ползя в сторону города, бурлящим в потоке после рабочего часа-пик.

Глаза профессора остановились среди строчек на пожелтевшей странице, выцветшей со временем, а по краям книги виднелись желтые пятна, то ли от дождя, то ли от какой-то другой влаги. Секундная стрелка на часах застряла на одном месте, но продолжала судорожно дергаться, видимо заряда в обычной батарее уже не хватало, однако звук от часового механизма в кабинете до сих пор оставался прежним. Как знать, может именно по той причине Елисеев и задержался в этот день. Дверь в кабинет распахнулась. На пороге стоял незнакомый молодой человек азиатской внешности.

— «Я вас внимательно слушаю».

— «Добрый вечер».

— «Молодой человек, мое рабочее время уже закончилось, что вы хотели».

— «Сергей Анатольевич, я знаю то, над чем вы тут работаете».

Профессор Елисеев заметно занервничал, судя по его глазам.

— «А знаете ли вы, что у всего в этом мире есть последствия?»

На груди у молодого человека висел странный амулет в виде змеи, пожирающей свой хвост.

— «Кто вы, и что вам надо?» — строго спросил Елисеев, глядя на незнакомого посетителя.

Молодой человек продолжал делать неспешные, но уверенные шаги к рабочему столу.

— «Вы даже представить не можете, как достанется вашей семье. Люди еще не готовы к тому, чтобы узнать всю правду».

— «Что?»

— «Видите ли, мы тщательно следим за ходом вашей работы».

— «Вы — это кто?» — приподняв очки на своей переносице, поинтересовался Сергей Анатольевич.

— «Представьте, что есть некая структура, которая тщательно следит за тем, чтобы прошло определенное количество времени», — молодой человек нагло уселся на угол стола, и продолжил свое повествование, — «и все это для того, чтобы никто не пострадал, но самое интересное, мы готовы пойти даже на то, чтобы вы прослыли настоящим беллетристом, но поверьте, все это для того, чтобы вы остались живы».

— «Кто вы и как вы все узнали?»

— «У нас свои методы, но вы должны понять, что вас и вашу внучку, ждет настоящее осуждение среди масс, потому что ваша работа опережает свое время. Многие не поддержат вас, и обязательно найдутся патриоты, которые смешают вас с таким дерьмом, что вы обретете славу, но, увы, совсем не ту, которой бы вам так хотелось».

— «Мое время уже практически на исходе», — спокойно отозвался профессор, — «а теперь, покиньте помещение».

— «Вы сделали свой выбор, поверьте, когда придут люди с факелами, чтобы предать вас народной анафеме, вы будете гореть на таком костре всеобщего негодования, что вам не помогут даже полицейские, ставшие на пути у толпы».

— «Серьезно? Так и было?»

— «Да», — вспоминала Агата.

— «Может это как раз то тайное общество?»

— «Я не знаю».

— «Слушай, мне кажется, что это какой-то психопат, который следил за твоим дедушкой. Если бы они пошли на убийство, то его бы сразу нашли через камеры наблюдения на проходной».

Внезапно пара замолчала, глядя друг другу в глаза.

— «Ты тоже думаешь об этом?»

— «Да», — ответил Ярослав, кивнув вдобавок.

— «Тогда чего мы ждем?» — решительно спросила Агата, — «пойдем».

Произошло очень странное, Ярослав дернулся налево, а девушка сделала шаг вправо.

— «Ты куда?» — поинтересовалась девушка.

— «В аптеку».

— «Ярик!» — вырвалось у Агаты.

Капитан застыл в полном непонимании, ожидая продолжение фразы.

— «Мы идем в университет!»

— «Как мы туда пройдем?»

Похлопав Ярослава по груди, Елисеева улыбнулась.

— «У тебя там, в грудном кармане есть кое-что, что позволит нам даже доехать туда бесплатно на такси».

Мацарельский улыбнулся, глядя на сообразительную девушку.

— «А зачем ты хотел в аптеку?»

— «И вы что, так и зашли в универ?» — спросил майор, бросая очередной окурок в чашку лейтенанта.

— «Почти».

— «Это как?»

— «Ну, мы сперва, переоделись в магазине, видишь, хорошая ветровка?» — демонстрируя рукава серой верхней одежды, похвастался Ярослав.

— «Но вы же были в розыске», — возразил Михаил.

Мацарельский даже улыбнулся, накинув капюшон на голову, закинул свои ноги на стол.

— «Миш, да кто смотрит все эти новости и ЧП? Я даже к тебе в кабинет пришел, постучавшись ради забавы, чтобы ты подумал, что я полковник».

Охранник в университете посмотрел на Мацарельского, который даже не открыл своего удостоверения.

— «Вы же к нам уже приходили».

— «Да, появились кое-какие детали», — произнес Ярослав.

— «Какие?»

— «Мне нужно точно знать, сколько хранятся записи с камер на вашей проходной».

— «Так они у нас так, просто стоят, не работают».

— «Что ж, тогда сейчас девушка опишет вам подозреваемого в убийстве Елисеева, а вы должны сказать, видели ли вы этого человека или нет».

Охранник посмотрел с недовольным лицом на капитана, почесав затылок. В коморке стоял забористый запах борща, видимо недавно разогретый или употребленный.

— «Когда это было?» — повернувшись к Агате, спросил Ярослав.

— «Это было в пятницу, на той неделе».

— «Кто был на смене?» — сразу же спросил капитан у охранника.

— «Я», — спокойно ответил мужчина, приподняв губу, над которой были густые седые усы.

Ярослав давно уже понял, что эта афера не принесет никакого результата, не то, чтобы мужчина пятидесяти лет не запомнит молодого человека азиатской внешности, а сколько другой факт. Чем больше времени проходит, тем больше память искажает образы, а если свидетелей трое, они всегда будут расходиться в составлении портрета, что делает результат не валидным.

— «Знаете, молодой человек азиатской внешности, с амулетом, прошел примерно в шесть вечера, вы должны были его запомнить, тут уже обычно никого нет».

Охранник рассмеялся, глядя на Агату.

— «Да вы издеваетесь».

Уловив серьезное выражение лица, которое из-за капюшона, отбрасывавшего тень на лицо Мацарельского, придавшее ему некую озлобленность из-за сжатых от безысходности скул, человек из охраны тут же переменился в лице.

— «Оюн, он тут постоянно вертелся».

— «Вы его знаете?»

— «Да, он часто захаживал в университет».

— «С какой целью?»

— «Да, девушка у него тут учится, встречал после пар обычно».

— «И вы его сюда пускали?»

— «Знаете, я сам таким был, студентку встречал свою, а так, он меня даже куревом угощал, когда я на смене без сигарет сидел. Смотрю, стоит, мнется на ступенях, ну, а мне чего? Поболтать не с кем, вот и разболтались как-то».

Мацарельский не верил своим ушам, все сложилось более чем удачно, что даже не следовало ехать куда-то, чтобы светить своей «корочкой», где в «ЧОПе» — охранном предприятии, где предоставят видео файлы, а быть может, даже заподозрят что-то неладное, а дальше в перспективе можно легко оказаться на скамье в зале суда среди подсудимых. Как говорил Георгий Вицын — «Да здравствует наш советский суд, самый гуманный суд в мире!», именно поэтому там такие жесткие скамьи. Знаете, порой процесс может затянуться так долго, что пятые точки у присутствующих деформируются, затекают и люди постоянно ерзают на месте. Один лишь судья, восседающий в своем кресле, имеет мягкую обивку, что, как-то не дает порой ему право распоряжаться перерывами, хотя бы исходя из гуманности к присяжным.

— «А где живет этот Оюн?» — спросил Ярослав.

— «Откуда ж мне знать?» — пожал плечами охранник.

Агата посмотрела на капитана, пошарив чего-то в своих карманах, и привстав на носочки. Наверное, она была погружена в какие-то размышления. Мацарельский же и вовсе, подумал, что придется ждать завтра, чтобы найти студентку, за которой ухаживает азиат.

— «А вы не помните, случайно, в какой группе учится его девушка?»

— «На филфаке», — сразу же выпалил мужчина.

— «А группа?»

— «Не могу знать».

— «Хорошо, а курс?»

— «Третий».

— «Знаете, как зовут?»

— «Ну, она там одна такая, из Калмыкии».

Ярослав посмотрел на Елисееву, которая смотрела на своего спутника, широко раскрыв глаза, намекая своей мимикой на что-то, приподнимая слегка брови и подавая корпус вперед.

— «Девушка, вы что?»

— «Дайте, пожалуйста, ключ от кафедры», — уверенно сказала Агата, глядя осуждающе на Мацарельского.

Поднявшись на второй этаж, Елисеева быстро нашла временный адрес Айсы, которая выделялась из всей группы в списке учащихся своим именем, бросавшись в глаза моментально. Везению двоих поданных в федеральный розыск можно было только позавидовать. Записав адрес, парочка даже не постеснялась воспользоваться служебным телефоном, чтобы вызвать такси к главному входу в университет.

— «Слушай, а ты не думаешь, что твой дедушка мог спрятать свою работу из-за этого посетителя?»

— «Скажешь тоже».

— «Понимаешь, когда люди находятся на гребне волны, то есть они в своем мышлении распоряжаются чем-то таким, что у них включается игра разума, и они словно взвешивают судьбу на неких весах».

— «Ярик, ты что, думаешь, это могло повлиять на него?»

— «Порой даже перо птицы может вызвать странный ассоциативный ряд, все зависит от мелочей, когда человек над чем-то работает».

Агата спокойно смотрела на капитана, говорившего вроде разумные вещи, но которые не находили должного отклика в ее сознании.

— «Слушай, Ярик, мы оба в федеральном розыске, а ты говоришь, что какой-то посетитель, смог выбить моего дедушку из душевного равновесия».

— «Так бывает, человек заходит совершенно не вовремя, но близко по содержанию его творения. Порой такая мелочь больше выбивает из колеи, нежели наоборот, а его пришли остановить».

— «И что?»

— «Нет дыма без огня, понимаешь?» — серьезным тоном спросил Мацарельский.

— «Такси, Ярик, давай ты не будешь мне чесать языком, и мы найдем убийцу».

— «Агата, ты видимо еще не осознала, что это майор Харченко».

Девушка застыла на месте, казалось, Мацарельский открыл ей глаза на самую пошлую очевидность, которую ей все не удавалось разглядеть или осознать. Через секунд пять, когда озарение, ослепившее ее спало, она ударила капитана в плечо.

— «Так и что мы тогда тут делаем?»

Ярослав спокойно смотрел на девушку, которая выходила из себя все больше и больше.

— «Так и зачем нам ехать по какому-то адресу? Зачем все это? Поехали к нему и просто покончим с ним!»

— «Тише, тише, ты чего, совсем выжила из ума?»

— «Да где же этот закон? Где эта справедливость?»

Мацарельский спокойно смотрел на Агату, ноздри которой, расширялись и сужались из-за частого дыхания, вызванного гневом.

— «Ты так и будешь стоять? Может, скажешь, что тут происходит?»

— «Ты в федеральном розыске, верят убийце, а не тебе. Нужно доказать, что он не прав, единственный способ — это найти книгу, иначе тебя просто подпишут как соучастницу или меня, я вообще окажусь обычным киллером, который сговорился с тобой, чтобы ты, как можно раньше получила наследство».

— «Что ты мелешь, Ярик?» — чуть ли не зарыдав, спросила девушка.

— «Нам нужно добраться до сути, но мы не можем прийти, сдаться и сказать, что все это из-за книги, которой нет, все присяжные скажут, что ты и я, вместе дружная семья, дело закрыто, а мы едем в дальние края».

— «Поехали», — сухо отозвалась Агата, отвернувшись от Ярослава в сторону такси.

В кабинет следователя робко постучали, в открывшейся двери появился старший лейтенант.

— «Так, вышел отсюда», — рявкнул майор.

— «Товарищ майор, я кофе хотел», — глядя на свой стол, проговорил молодой офицер.

— «Так, лейтенант, кругом! И дверь с той стороны закрой!», — проговорил Михаил, закрыв собой кружку с надписью «Boss Lt. Kapelanov».

— «Но товарищ майор», — возразил молодой человек, выглядывая из-за двери.

— «Ты „***“ что ли? Дверь закрыл!»

Лейтенант завис в проеме.

— «Я сказал, дверь мне закрыл с той стороны!» — еще настойчивее произнес майор, наигранно подняв свои брови, что казалось, его белки глаз вот-вот выпрыгнут из орбит.

— «Есть, закрыть дверь с той стороны», — произнес лейтенант, прикрыв кабинет.

Из коридора тут же послышался громкий смех. Вероятно, коллеги наблюдавшие картину с другой стороны поддержали молодого офицера, который тут же громко выругался. После чего за стенами кабинета стихло, как перед бурей. Громкий голос, скорее всего полковника, разогнал всех трехэтажным матом по делам, заочно увеличив показатель рабочей смены за этот день.

— «Ну а дальше?»

— «А чего дальше? Приехали к Айсе, она нам и рассказала адрес».

— «Ярослав, но ты же врешь», — спокойно произнес майор, глядя на капитана.

Тот вечер Мацарельский хотел прикрыть, как только мог. Он долго не мог поверить в происходящее.

— «Нам нужно перехитрить его».

— «Как?» — спросила Агата, не переведя дыхание.

— «Нужно чтобы он не почувствовал, чтобы за ним следят, и выяснить, куда он отправится».

Оюн вышел из дома, как только подъехал автомобиль такси с Ярославом и Агатой. Все казалось более чем странным. Молодой человек спокойно шел по дороге, даже не оглядываясь, но все светофоры перед ним загорались зеленым светом.

— «Он переключает их», — произнес Мацарельский, заприметив в руках Оюна телефон.

Прогулка по городу затянулась надолго, икроножные мышцы забились, а стопы горели. Внезапно молодой человек медленно оглянулся. Ярослав тут же поцеловал Агату, которая растерялась от происходящего.

— «Ты знаешь, я чувствую себя как будто в фильме, и на нас смотрят миллионы», — вырвалось у Елисеевой, — «никогда не думала, что это так волнительно».

— «Нас видит всего лишь один человек», — спокойно парировал Мацарельский.

Однако пару удивило совсем другое. Оюн будто растворился, исчезнув из поля зрения.

Ярослав даже ускорил свой шаг, чтобы быстро оказаться на том месте, где обернулся молодой человек, перед тем как произошел поцелуй.

Справа вдоль стены, в небольшом проеме, уводящим куда-то в катакомбы через широкий водосток, стихло эхо шагов. Мацарельский посмотрел на догнавшую его Агату, и молча кивнул, сделав решительный шаг вперед.

— «Слушай, я лучше тебя здесь подожду», — шепнула внучка профессора.

Аккуратно ступая по серому бетонному покрытию, которое становилось все темнее и темнее, когда вход оставался все дальше, становилось не по себе. Ярослав помнил, как когда-то он оказался в другом районе этого города, причем пришлось спасаться бегством, когда начался обвал несущих конструкций старой шахты. Память человека так устроена, если он переживет опасность один раз, то будет не по себе при повторении действий. Омрачал и тот факт, что оружия при себе не было.

Позади послышались спешные шаги, Ярослав прильнул к стене, приготовившись к тому, чтобы схватить человека, даже если это будет Агата.

— «А вдруг это не она? Надо было затащить ее сюда силой, теперь будет много шума».

Когда фигура, которая выделявшаяся на фоне входа приблизилась, заслонив собой источник света на другом конце водосточного коллектора, напоминавшим больше убежище во времена холодной войны, Ярослав сделал рывок.

Внучка профессора не успела и пикнуть, как ее шея оказалась зажатой в локте Мацарельским, левой рукой он заткнул ей рот, и даже не успел ничего сказать, как ощутил, что рот девушки раскрылся так широко, а потом вцепился всей челюстью в его кисть.

— «Тише, это я», — прошептал Мацарельский, корчась от дикой боли.

— «А это я», — проговорила девушка, нисколько не боясь нарушить тишину.

— «Давай не будем шуметь», — прошипел Ярослав, отпуская Агату.

Впереди, метрах в тридцати громко захлопнулась увесистая дверь, лязгнув металлом на весь водосток. Приблизившись к источнику шума, Мацарельский что-то пнул, что сразу полетело с пластмассовым звуком вперед, после этого капитан сбавил свою прыть, снова начав проявлять осторожность. Стопа ощутила небольшую неровность, посреди бетонного покрытия. Склонившись, Ярослав нащупал обычную зажигалку.

Вперед в прошлое

Забытое старое — это все хорошее новое.

— «Оюн, выходи с поднятыми руками», — скомандовал Ярослав.

— «А то что?» — донесся надменный ответ из незакрытой двери, через небольшую щель дверного проема которой, подобно рамке, пробивался свет, обрамляя прямоугольник.

— «Я тебя пристрелю», — подмигнув Агате в полумраке, проговорил Мацарельский.

Елисеева от такого даже удивилась.

— «Зачем ты врешь?» — прошептала девушка.

— «Лучше пусть он нас боится и не чудит», — пояснил Ярослав.

— «А что если он не выйдет?»

Довольный Мацарельский показал зажигалку, заслонив источник света, выбивающаяся из дверного проема. Она была заполнена на половину, а медная защита от сопла, под которой обычно располагался пластиковый рычаг подачи уровня газа, отсутствовала. Кто-то выбросил эту хреновину за ненадобностью.

— «Куда он денется», — уверенно произнес Ярослав, и с размаху бросил зажигалку, тут же хлопнувшую в пустом коллекторе так громко, что даже появился звон в ушах.

Оюн не заставил себя ждать, однако с поднятыми руками он из двери не вышел. В ответ прогремело четыре выстрела, лязгнувших по увесистой двери, на которой из-за ее толщины не осталось даже вмятин. Ярослав тут же прильнул к бетонной стене, прижав к ней своей заботливой рукой и Агату, не скрывшую своего испуга, громко вдохнув.

— «Зря я его напугал», — произнес вслух Мацарельский, как только в ушах стихло.

— «Вы там живы?» — весело поинтересовался молодой человек.

— «Откуда у тебя ствол?»

— «Это не правильный вопрос».

— «Сейчас сюда приедет полиция», — спокойно прокричал Ярослав, — «у тебя нет шансов».

— «Слушай, у тебя, во-первых, не ловила бы тут связь, а во-вторых, вы оба без телефонов, хватит блефовать», — Оюн замолк, а потом продолжил, — «если бы я хотел вас прикончить, вы бы упали по очереди, когда решили закрыть глаза от удовольствия. Единственное разумное решение в этой ситуации — это зайти сюда».

Посмотрев на Агату, Ярослав кивнул.

— «Если ты, конечно», — стал дальше разглагольствовать Оюн, как Ярослав открыл дверь, -«не боишься».

— «А ты меня на слабо не бери», — проговорил Мацарельский, слегка прищурившись с непривычки от света.

Железная дверь была такой тяжелой, что Ярослав смог отворить ее только наполовину, изнутри на ней был круглый вентиль, провернув который можно было задраить помещение, как на корабле. Все это напоминало больше вход на стратегический объект, где коррозия поела металл, толщина его больше походила на корабельную. Специфический запах, а так же влажность, тут же почувствовавшаяся носом, раздражила рецепторы, вызвав у Мацарельского чихание.

Потемневшая белая известь на стенах была покрыта в некоторых местах плесенью, медленно карабкавшейся своим распространением к высокому потолку. На дверном мощенном железном косяке виднелась красная стрелка с белой надписью — «Аварийный выход». На других же стенах висели различные плакаты, прикрепленные по старинке на небольшие деревянные прогнившие щиты. Пожелтевшая бумага сохранила планы объекта, а так же какие-то уставы или правила пребывания здесь. В небольшом ящичке с красным крестом на разбитой стеклянной дверце виднелись пыльные стеклянные склянки с резиновыми крышками, и марлевыми бинтами. По потолку тянулись трубы, скорее всего вентилирующие помещения на объекте, проводка, разделявшая стены и потолок пополам уже доживали свой век, наверное, давным-давно кто-то зашел сюда, чтобы разобрать коммуникацию, сдав на пункте приема металлов.

— «Добро пожаловать в старый бункер, на случай ядерной войны», — проговорил Оюн, сидевший на одном из опускаемых деревянных кресел, как в старых актовых залах.

Ярослав сразу же кивнул и устремил свой взгляд на пистолет Макарова, лежавший на старой тумбе, по правую сторону от молодого человека в потертых джинсах и скромном свитере, чтобы прикинуть уровень опасности.

— «Ты один?»

Мацарельский замер, услышав этот вопрос, будто от ответа зависело что-то большее, а после кивнул.

— «Да ладно, Агата Елисеева стоит сейчас за той стеной».

— «Да», — сразу же ответил Ярослав.

— «Она там так и будет стоять?», — Оюн посмотрел в сторону двери, и еще громко проговорил, — «или ей нужно особое приглашение?»

— «Я пытаюсь понять, кто ты».

— «Да? А ты не думаешь, что некоторые вещи лучше не знать?» — задал вопрос Оюн, взявшись за свой амулет в виде змеи, свисавший на шее на коротком черном шнурке.

— «Ты ждал нас?»

— «Да, проходи, в ногах правды нет, садись куда хочешь».

Эта фраза Оюна чем-то успокоила и одновременно насторожила капитана Мацарельского, который не привык быть на шаг позади, ведь обычно игра происходит по правилам силовиков.

— «Привет», — проговорила тихим голосом Агата, осторожно заглянув в дверной проем.

Оюн быстро встал, что моментально заставило дернуться к пистолету Ярослава, расценивший резкое движение как опасность надвигающейся угрозы. Молодой человек смотрел только на Агату, в его взгляде читалась какая-то вина, непонятно за что. В этой неловкой тишине возникло что-то странное, напоминавшее больше остросюжетный вестерн. Ярослав замер на месте по пути к оружию, Оюн просто встал в качестве приветствия, а Агата и вовсе, словно зашла в мужской туалет, ошибившись дверью.

— «Если он сейчас дернется к пистолету, пока будет поворачиваться, я смогу на него наброситься, толкнув в шею, перенесу всю массу своего тела на его голову левой рукой и получится, что он ударится лицом в стену, затем по инерции его тело подастся назад, потом я заломаю ему правую руку за спину, ударю правой ногой по его левой в стопу и свалю на пол, уперевшись локтем в позвоночник между лопаток».

Оюн сделал шаг вперед, отдалившись от оружия, что вызвало у Ярослава большую растерянность, нежели молодой человек бы решил потянуться к пистолету.

— «Агата, добро пожаловать».

Девушка слегка улыбнулась, поглядев на молодого человека. Антураж помещения произвел на нее большее впечатление, наверное, девушка из высшего общества еще ни разу не посещала подобные места, где человечество пыталось то ли спастись от неизвестной угрозы, то ли проводило какие-то странные эксперименты в закрытых лабораториях, где люди готовились быть похоронены заживо.

— «Мы знакомы?» — спросила Елисеева.

— «Да», — слегка смущено ответил Оюн, неуверенно кивнув.

Мацарельский смотрел на молодого человека, но в мыслях до сих пор держал в своей голове пистолет.

— «Ярик, если тебе нужен пистолет», — проговорил Оюн, доставая из-за спины еще один ПМ, — «то можешь взять этот».

Мацарельский посмотрел на правую руку, в которой рукоятью к капитану было протянуто второе оружие в помещении.

— «Тебя ведь недавно подставили, и он может понадобиться».

— «Что?» — удивился Ярослав.

— «Что тебе известно об этом?» — сразу же вмешалась в разговор Агата.

— «Так, по одному», — ответил Оюн, еще раз предложив пистолет Мацарельскому, слегка приподняв и отпустив руку с Макаровым, но, не отводя взгляд от Елисеевой.

Ярослав не стал брать оружие в руки, а повернулся к Агате.

— «Нет, еще один глухарь на мою шею, зачем ты посещал профессора?»

— «Я вам скажу только то, что вам будет дозволено узнать, чтобы после всего этого спокойно жить в обществе, в конце концов — это вы следили за мной».

Мацарельский понимающе кивнул.

— «Ты из какого-то общества?»

— «Тебе нельзя этого знать».

— «Что? Ты ведь из тайного культа, верно?»

— «Хорошо», — согласился Оюн, — «ты про культ пожирающей змеи? Это абстрактное понятие, введенное одним человеком. Он считал, что некоторые тайны человечеству еще нельзя знать, так как произойдут истерии в обществе. К примеру, ты узнал, что твою семью расстреляли на войне. Должно пройти около века, чтобы не было заморочек и бессмысленной мести. Это все равно, что осудить Сталина или рядовых солдат, которые все сражались за интересы своей страны, исполняя приказы».

— «Понимаешь?»

— «Не совсем».

— «Хорошо, допустим, ты бы осудил немецкого рядового, который для своей страны стал героем, убившим много наших солдат?»

— «Нет».

— «А если бы сейчас был сорок пятый год? Да ты бы ему глотку перегрыз, сказав, что он убийца твоих сослуживцев, но раз уж ты родился, согласись, не все так плохо. Ладно, ты все равно не поймешь».

— «Ты из ФСБ?» — вмешалась Агата.

— «Ну, вот всегда так, нет, я коллектор».

Оюн рассмеялся, а после перестал улыбаться, только он хотел что-то сказать, как снова засмеялся. Агата все так же стояла рядом с дверью, глядя на нового знакомого.

— «Простите, мне нельзя рассказывать, знаете, есть такое понятие, как ИОО, то есть исполняющие особые обязанности в пространстве вариантов возможной реальности».

— «Так вы из будущего?» — поинтересовался Мацарельский.

— «Да, точнее вы, то есть я», — замялся Оюн, — «короче, я высчитал то, что мы встретимся здесь, но вероятность нашей следующей встречи очень мала, вы можете умереть в ближайшем вероятном будущем».

— «Все понятно, тебе нельзя говорить, о вашей службе еще неизвестно обществу».

— «А. Ты об этом? Ну да, пусть лучше будет так».

— «Товарищ майор!» — громко произнес Ярослав, словно увидев, как на него наставляют оружие, — «это не та кружка!»

Михаил замер с чашкой, которую он поднес практически к губам, чтобы сделать глоток. Выругавшись, мужчина громко поставил ее на стол.

— «Так и…».

— «Да, да», — отозвался Мацарельский, утвердительно кивнув, — «очень хорошая».

Позади Елисеевой зашла девушка, показавшаяся какой-то неформалкой с выкрашенными волосами под серым капюшоном.

— «Все познакомились?» — задала она вопрос недовольным голосом, спокойно пройдя рядом с Елисеевой, которая тут же вздрогнула от испуга.

Ярослав замер на месте, заглянув в черные глаза незнакомки.

— «Че палишь?» — огрызнулась девушка на капитана, которому она явно понравилась.

Агата же и вовсе, как-то неосознанно почувствовала себя третей лишней.

— «Меня зовут Эли, как девочка из Изумрудного города»

Мацарельский смотрел на ее широкий рот с тонкой верхней и более пухлой нижней губой, который закрылся, а потом резко раскрылся, издав звук, будто открылась бутылка вина. Ярослав покраснел, подняв свой взгляд выше.

— «А теперь к делу, вас подставили, и вы ищите книгу, которую спрятал профессор, Оюн занимался охраной профессора Елисеева, но не справился, так как его убил человек из следственного комитета».

Услышав это, Агата посмотрела на молодого человека, который отпустил свой виноватый взгляд в пол.

— «Мы не знаем, почему это произошло, какие были у человека мотивы и прочее», — продолжала Эли, указав пальцем на Мацарельского, она стала говорить дальше, — «тебя подставили, взяв твое оружие, а после вашего посещения Кристофа Штомпфа, из него совершили очередное убийство, наверное, вы сами понимаете, что в воздухе уже витают ноты международного скандала».

Ярослав посмотрел на новую знакомую, в его глазах читался настоящий ужас.

— «Я дам вам последний шанс. Есть мысли, с чем все это связано?»

— «Да кто они такие», — подумал Мацарельский, слушая все это.

Агата все так же смотрела на Оюна, который только-только собрался с силами, чтобы поднять свой взгляд и посмотреть ей в глаза, что, по всей видимости, было для него сложно. Скорее всего, он взял вину на себя, за гибель профессора Елисеева.

— «Я думаю, это произошло из-за того, что», — хотел, было сказать Мацарельский, но не смог собрать из кучи своих соображений единую здравую мысль, чтобы объяснить.

— «Мацарельский, ты это на суде скажешь, что тебя подставили, перед тем как тебя закроют лет на «дцать».

Ярослав сохранял спокойствие и понимал, что это какая-то невероятная встреча.

— «Они знают, что нас подставили, у них есть оружие, но это явно не федералы», — анализировал неосознанно Мацарельский.

— «Знаешь что», — глядя на капитана, продолжила Эли, — «ты постоянно мне попадаешься на глаза, может быть, ответишь, как продвигается дело о двух убийствах на твоем участке?»

— «Каких?» — сразу же спросил Мацарельский.

— «Один человек был убит из пистолета в голову, его дом сгорел, а после произошло убийство рядом с библиотекой».

Эли внимательно смотрела в глаза Ярославу, явно что-то пытаясь заметить, может ложь, а может сомнения.

— «Нет, у нас не было таких дел, по крайней мере, у меня, откуда у тебя такая информация?»

Девушка ничего не ответила, но явно что-то отметила для себя.

— «Наверное, если убивают неугодных элементов, об этом ничего не говорят в СМИ или дела даже не расследуют», — проговорил Оюн.

— «Стойте, если мы здесь», — внезапно стал говорить вслух Ярослав, — «значит, вы нас сюда привели намеренно, ведь так?»

— «А ты не такой тормоз, как я думала», — отозвалась Эли, — «вы же искали убежище, где вас не найдут в ближайшее время, но услуга за услугу, а после вы забудете об этом месте».

— «Это как… забудем», — сказала Агата, поглядев на неформалку.

— «Скоро настанут новые времена, но есть люди, которым это очень не нравится, все будет зависеть от вас, если вы не найдете книгу, то эти времена настанут лет через десять».

— «Я так понимаю, вы нам поможете?» — тут же спросил Ярослав у Эли.

— «Нет, у меня есть другие дела, но ты должен знать, что с твоим другом в другом городе может произойти что-то, что повлияет на твое будущее».

— «Каким другом?»

— «Ты поймешь это позже, потому что вы еще не друзья, точнее вы еще незнакомы».

— «Это как?» — сразу же спросила Агата.

— «Вот так, если вы выживете, и докажите свою непричастность к убийству профессора Елисеева, тогда вероятность этого события возрастает до двух процентов».

— «Два процента?» — удивился Ярослав, — «разве это много?»

— «Да, поверь, этого достаточно, чтобы с твоим каждым действием это число увеличивалось», — вмешался в беседу Оюн.

— «Вы это забудете, иначе вам никто не поверит, у вас начнется отторжение реальности, которое закончится психиатрической лечебницей», — прозвучал уверенный голос Эли.

Ярослав проснулся на старой кровати без постели и матраса, рядом беспечно сопела Агата, на небольшой тумбе, где вчера, казалось, лежал пистолет Макарова, были ключи от какого-то автомобиля и открытая пачка контрацептивов, которые валялись рядом с кроватью, завязанными в узелок, на противоположной стороне от конца. Капитан попытался встать, чтобы ничего не скрипнуло, и тут же разбудил Агату. В противоположном углу валялась мятая пластиковая бутылка.

— «Так вы в тот день просто спали?» — спросил майор, глядя на Мацарельского.

— «Ну, да», — улыбнулся Ярослав, глядя на то, как очередная порция пепла упала в кружку лейтенанта.

— «А что этот парень вам сказал, ну, зачем он преследовал Елисеева?»

— «А, этот? Да он обычный любитель покурить, мы его подловили в его привычном месте, безобидный парень, который просто краем уха узнал о работе профессора, а потом, видимо его что-то переклинило, кто их поймет?»

— «Это точно. Я вот только одного не понимаю, почему Харченко не устроил тебе обычную рыбалку».

— «Рыбалку?» — удивился Ярослав.

— «Да, рыбалку, чего ты так смотришь? Взял бы тебя, утопил бы перед зимой, и никакой водолаз бы не полез в эту холодную воду».

— «Думаете все так просто?»

— «Э, нет, сперва бы тебе пулю из твоего пистолета бы пустил, а оружие просто утопил бы, и всплыл бы ты где-нибудь на побережье Черного моря, если бы тебя не съели по пути речные обитатели их Темзы, только я вот одного понять не могу».

— «Чего?» — спросил Ярослав, беря спокойно со стороны стола кружку майора с заваренным чаем.

За окном солнце уже давно перевалило за обед, точнее полдень, судя по теням, которые отбрасывал уличный антураж со всеми многоэтажными домами, столбами и деревьями.

— «Вас ищет вся страна, а вы решили провести время с пользой?»

Мацарельский спокойно пил чай, посмотрев в окно.

— «Миш, вот ты на нашем месте побудешь, поймешь нас».

— «Поэтому вы угнали машину?»

Ярослав почесал себе затылок, не зная, что ответить и просто кивнул.

— «Повезло же вам», — усмехнулся майор, — «владелец до сих пор находится в отпуске, поэтому еще до сих пор не подал заявление. Если бы это были не вы, я бы даже сказал, что вы будто тщательно все это спланировали, чтобы выиграть время на перегон машины, но это ведь невозможно».

Рядом с выходом из бетонного коллектора, очевидно предназначенного для городского стока во время обильных паводков, стояли белые «Жигули». Колея с пожелтевшей осенней растительностью по краям дороги уводила в одну сторону из города, а другая, левая, вела вдоль частного сектора, за которым возвышались многоэтажные дома.

— «Да, в ней же и заночевали».

— «Как-то безрассудно, даже не похоже на правду. Ладно, а куда вы отправились после?» — поинтересовался майор.

— «Оюн рассказал, что после того, как он его посетил, ну, профессора, тот зачем-то отправился в одну церковь, которая находится за городом».

— «Испугался, наверное, раз тот постоянно попадался ему на глаза, а на деле встречал свою барышню, чего тут непонятного?» — спокойно, как вердикт заключил Михаил, выкидывая пустую пачку от сигарет в мусорку, — «а во сколько вы выехали?»

— «После обеда, спали как убитые, у нас не было часов».

— «Счастливые часов…» — улыбнувшись, проговорил майор.

Стена заметок

Умное выражение —

Не залог умной главы.

— «Ты не знаешь, о каких беспорядках писал твой дедушка? Он оставил записку перед смертью про какие-то беспорядки десятилетней давности, а потом зачем-то написал мою фамилию».

— «Серьезно?»

— «Да, я же говорил, что мы уже с ним пересекались».

— «Ладно» — удивилась Елисеева, — «а ты не помнишь, что тогда было?» — спросила Агата, глядя на Мацарельского.

— «Нет, я не из местных».

— «Ты что, тут творилось такое, что это смогло перевернуть целый округ с ног на голову».

Кто бы мог подумать, что спустя столько времени обычный коллектив под символическим названием «Таранный камень», признавший исторические ошибки своего государства, сможет навести столько шума и даже расколоть общество не на два лагеря, а гораздо больше. Кто-то просто слушал музыку, кому-то она не понравилась, так как историческая символика у некоторых людей вызывала совсем недобрые воспоминания. Другие же остались в стороне, причем это была молодая аудитория, не старики, смотревшие на все со стороны, как на дело молодежи. Снежный ком вырастал в своих объемах, спускаясь с горы.

— «Видишь, по городу опять появились эти надписи — «русские помогайте русским», «nemKO», — продолжала Елисеева, — «все это непросто так, лет пятнадцать назад все начиналось так же, с малого. Вышла одна книга — «Говорящий король» и понеслось, но никто не понимал ее с другой стороны».

На бетонных городских заборах виднелись настоящие вывески национальных политических партий, которых и вовсе не существовало, но их появление нашло отклик у населения. Видя, как меняется обстановка в городе, люди южного населения объединились, так как это было проще. Ведь изначально вы пребываете туда, где у вас не так много друзей, как кажется на первый взгляд. Вы чувствуете себя чужаком, вдали от родного дома и друзей с рождения, бродящим по незнакомому городу, таящим в себе опасности встретить недовольных людей.

— «Ты представь, как атмосфера в городе накалилась», — воодушевленно продолжала Агата.

Местное же население, просто продолжало жить, видя, как меняется город, но как чувствовали себя другие? Достаточно ведь просто создать настроение, будто на вас смотрят косо, а повод всегда найдется.

Стоило произойти лишь одной драке, как она обсуждалась всеми, говоря, что все это из-за национальной розни. Причем было это на самом деле или приснилось какой-то бабушке с деревянным ухом — проверить было невозможно, а слухи в обществе прорастали, как плющ по весне, грозя перерасти в гормональный всплеск. Ведь весеннее обострение у молодых парней — это обычное дело.

— «Ты пойми, тут была настоящая пороховая бочка, а не общество! Религиозные различия, многонациональность!»

Страх всегда диктует свои условия. Первыми объединились люди с кавказским происхождением, пока другие с презрением смотрели на вывески политических партий и сторонились всяких стычек. Любая сила порождает сопротивление, видя, как по вечерам стали ходить люди в группах больше трех человек, полагавшие, что заигрывают с девушками, они лишь нагоняли на них страха, тут же появились и первые недовольные парни, которым рассказали, что к их девушке приставали. Разумеется, они не смогли быстро объединиться, ведь игнорировали все эти политические партии, да и никто бы не хотел разжигать всю эту рознь, но так продолжаться уже не могло.

— «Ты представь, а потом они встречаются сто на сто и в городе вводится военное положение».

Бритая голова — это великая хитрость, поставившая под удар почти все население, ведь среди них не только футбольные фанаты, солдаты, отсидевшие, но даже и сотрудники силовых структур, которым проще все сбрить машинкой, чтобы не ходить постоянно в парикмахерскую, намывать и сушить волос, проще соблюдать норму устава, чего говорить про обычных солдат, у которых все диктует практика — не плодить вшей в полях.

— «И это все закрепило апогей, представь, вот ты идешь, а тут вывески, уже настоящие призывы краской о „скин-хедах“, хотя это обычный человек, доходило до того, что кого-то просто избивали за прическу».

Парень Агаты жил через два микрорайона от нее и не раз его встречали, как свои, так и чужие. Причем он был настолько везучим, что оказывался «не своим» в большинстве случаев. После «бритой головы» город захлестнула новая волна музыки, сменившая тяжелую. Двери хип-хопа и репа открыли новый мир юных любителей кинуть, своровать и даже пойти на организованную преступность. Атмосфера для этого всего была такой благоприятной, ведь кто-то устал от тяжелого рока, кому-то хотелось бродить в вечернее время вчетвером, так как против лома, есть только лом.

— «И вот представь, идем мы вдвоем, а перед нами останавливается во дворе автобус и из него просто высаживается ОМОН, который тут же бежит с дубинками за всеми парнями во дворе без разбора, причем они просто сидели, как всегда на скамейке, кто-то катался на скейте, было весело, в общем».

— «Знаешь», — скептически произнес Мацарельский и тут же продолжил дальше, — «все это отлично, конечно, но у меня почему-то другое предположение».

— «Да? И какое же?» — недовольным тоном поинтересовалась Агата.

— «Все это обычный эксперимент в обществе».

— «Ты серьезно? С каких пор военное положение в городе — это называется обычный эксперимент?»

— «Ладно, эксперимент, вышедший из-под контроля. Смотри, в мире выходит какой-то фильм по известной книге, как я тебя понял — вы это не можете запретить, все это лишь увеличит интерес к работе, что станет еще большей сенсацией, понимаешь?»

Агата кивнула, но сохранила строгость своей мимики.

— «Смотри, что делать дальше? Вот началось принятие фильма или книги обществом, оно реагирует и тут всего два варианта, либо правильно — созидание, либо неправильно — разногласия, но что делать, если все пошло не так? Вероятно, тут ошибка восприятия общества, то есть как-то не так отнеслись к работе, а это в свою очередь из-за искажения чего-то».

— «Точно, поэтому он работал над этим для немца», — как-то задумчиво произнесла Агата, — «нам позарез надо найти его работу».

— «Ладно, тебе дальше интересно мое мнение?» — слегка расстроенно поинтересовался Ярослав.

— «Продолжай».

— «И вот они получили отрицательный результат, ну кому хочется бежать за мальчишкой, держа в руках резиновую дубинку? Я бы лучше дома сидел, да занимался чем-нибудь».

— «С девушкой?» — тут же вставила свое слово Агата, на что Ярослав замолчал и стал покрываться стыдливым румянцем.

Возникла пауза, Елисеева мило улыбнулась, поправив локон челки на правой стороне.

— «Так, отрицательный результат», — повторила фразу с каким-то обольстительным тоном Елисеева, сразу же улыбнувшись.

— «Да, отрицательный результат», — опомнился Ярослав, — «так вот, с самого начала была проверка толерантности местного населения к националистам, но было упущено внимание к другому населению, ведь национализм — это то, за что борется любой малочисленный народ. Когда происходит геноцид, освещается, что малая этническая группа падает в своей демографии и, разумеется, любой носорог будет вынужден спать со своей породой, иначе не будет смысла, но кого это когда останавливало? Как Ромео и Джульетта, две враждующих семьи, не знаю, ну у Шолохова про казаков. И вот, когда руководство опомнилось, появились вывески о некой политической партии националистов, которой практически не существовало, так могли ставить нацистов на учет, то есть чистка своих рядов, чтобы усмирить рознь. А потом уже началось, так называемое — „Салам Ворам“, у меня прическу видишь? Ноль три или полубокс, то есть, руководство решило уже извлекать выгоду из плохого, чувствуя, что потеряли контроль над обществом».

— «М-да, может, так и было, но ты сам подумай, почему так произошло. Потому что общество неправильно воспринимает информацию, либо примеряет на себя чужую рубашку. В той книге велось метафорическое повествование о немцах, что если есть желание вернуть определенную вещь, то бояться ничего не стоит. Причем с грузинской символикой, которую очень просто спутать с арабской вязью, приписав зло совсем не тому, то есть доброму жесту, но у нас, как всегда — «На Западном фронте без изменений», хотя там написано на чистейшем грузинском — «Мой дом — твой дом».

— «Что ты имеешь в виду?» — не понимая Агату, спросил Ярослав.

— «Да все очень просто. Нам пытаются рассказать правду, а мы все упираемся и гордимся прошлым. Я, конечно, все понимаю, но воспринять главных героев, как невероятных личностей и при этом считать, что повествование совсем о другом — это замыленный взгляд на правду. Представь, советский солдат или… нет — это очень плохой пример. Ну, например, человек ненавидящий нацизм, другой национальности, искренне полагает, что жениться надо только на той, которая его национальности и он как слепой король, всюду враги, смотрят на него косо, а вот дома совсем не так, как здесь».

— «Не совсем тебя понимаю», — тяжело вздохнул Ярослав, — «попробуй сформулировать четко свою мысль».

— «Яр, это сложно. Я же девушка, я всегда полагаю, что дело в любви».

Мацарельский рассмеялся, что искренне удивило Агату, ее спутник редко улыбался, а происходило это всегда не после той фразы, которая должна была вызвать у него эту эмоцию.

— «Да, в этом ты права, все дело в обычной зависти, ревности и все это сходится постоянно в одном — разборки из-за девушек».

— «Значит, девушка — это счастье?»

— «Счастье?» — опять засмеялся Ярослав.

— «Ну, да», — смутилась девушка.

— «Ты слишком чиста душой, счастье — это по-английски случаться».

— «А по-старому значению во времена царя или короля — кусочек земли».

Мацарельский засмеялся еще больше, хоть это было и не столько уместным, ведь демонстрировало больше знания Агаты, но ее это обрадовало. Она даже обратила внимание на красивую улыбку капитана.

— «В общем, люди», — взвешивая каждое слово, пыталась рассуждать вслух Елисеева, но выглядело от этого глупой — «люди примерили себя на главные роли персонажей из книги, когда на самом деле, должны были ждать обычного возвращения знаний или какого-то имущества».

— «Я не понимаю о чем ты», — улыбнувшись, проговорил Мацарельский.

— «Человек всегда говорит факты, опираясь только на свои личные убеждения, и из-за этого всегда умирали люди».

Казалось, фраза проникла в самое нутро Ярослава, получив отзыв где-то в глубине его души, заставив замолчать и даже стать серьезным, что привело Агату в больший восторг, потому как ей показалось, капитан ее понял.

— «Я просто не знаю о чем ты, то есть, просто нет конкретики, обычных знаний из той книги, ты мне говоришь, что все произошло из-за черной кошки, которая перебежала дорогу, и люди увидели то, что захотели, придав этому событию свое значение».

— «Ну да, хотелось лучше, а получилось», — Елисеева на секунду смолкла, недовольно посмотрела в окно, перевела свое негодование с кислой миной, и снова повернулась к Ярославу, быстро собравшись с мыслями, она продолжила, словно уловив какой-то непонятный порыв ясности, — «лучше бы я молчала, но знаешь, самое смешное заключается в том, что музыкальный коллектив просто пошутил перед тем, как вышла комедия „Муравьи в штанах“, они даже сняли клип, однако общество здесь подумало не о фильме, а о нацистах, идущих в клипе не смотреть фильм, а что пора начинать вспоминать старые обиды, готовиться к какой-то гражданской войне из-за национальной розни».

Мацарельский с серьезным лицом посмотрел на пассажирку, провалившись куда-то в себя.

— «Смотри лучше за дорогой», — недовольно констатировала Агата.

— «Слушай, тебе, наверное, в жизни туго пришлось».

— «Чего вдруг?» — поинтересовалась девушка.

— «Знаешь, люди часто не понимают о том, что им говорят, то есть понимают, но по своему, а умные постоянно оказываются не удел, так как их неправильно поняли».

— «Да, бывало», — кивнув, согласилась внучка профессора со своим собеседником.

— «Поэтому перестань умничать, хотя бы со мной».

Рот Агаты открылся от возмущения, только она посчитала, что человек рядом ее понимает, можно расслабиться от своеобразного признания или, скорее всего комплимента ее уму, как Ярослав тут же вернул ее на место.

— «Знаешь, в такие моменты ты кажешься мне еще большим говнюком».

Капитан улыбнулся, посмотрев куда-то на приборную панель, сделав вид, будто не понимает о чем речь, даже больше, будто рядом с ним никого нет, а рядом не Агата, а обычный голосовой помощник, с которым иногда он играл в какую-нибудь игру, отправляясь куда-нибудь.

— «Знаешь, мужчины всегда так, когда понимают, что не умнее женщины».

— «Чего?» — возмутился Ярослав с глупым лицом.

— «Поехали дальше».

— «Нет, ты меня только что обозвала тупым».

— «Да! Вы просто привыкли, что вы пишите в основном книги, прекрасные стихи, музыку, картины и так далее, так вот — это не так».

— «Да ладно! История не врет, везде гении — это мужчины».

— «Это потому что мы вам мудакам делаем комплименты и позволяем быть лучшими, а потом вы зазнаетесь и обвиняете в бездарности весь женский пол».

— «Да с чего вдруг?»

— «А ты хочешь сказать не так?»

— «Нет», — сразу же сухо отрезал капитан.

— «Это догма! Мы постоянно вас вдохновляем, говорим, что вы лучшие. Знаешь же это выражение, что за гениальным мужчиной всегда стоит великая женщина?»

Ярослав отрицательно помотал головой, показывая свое несогласие.

— «Да, да! Именно так!» — продолжила напирать Агата, — «Так что признай, если бы мужик делал чаще комплименты женщине не только ее красоте, но и уму, вы бы остались ни с чем».

— «Это потому что нет более страшнее женщины, которая не признана».

— «В смысле? Какое это отношение вообще имеет к нашей теме?»

— «Да просто понимаешь, одинокий мужчина больше делает, он от одиночества гениален, а не из-за того, что его опекает какая-то особа. Каждый распоряжается своим временем самостоятельно, а вас постоянно зазывают куда-то, приглашают, вы без дела, в общем-то, не сидите. К примеру, гениальный блюз сочиняется всегда в одинокой постели, пока музу носит где угодно, но только не рядом с сочинившим, горечь гениального плода, так сказать — всегда одиночество».

— «Вот поэтому ты один!» — словно приговор, озвучила свою издевку Агата, а не явный комплимент гениальности Мацарельского.

— «А ты чем лучше?» — усмехнулся капитан, посмотрев на свою собеседницу, бросив ответный укор.

— «Я одна, потому что умная, со мной тяжело», — сразу же встала на свою защиту внучка профессора.

— «Ага, поэтому ты одинока, потому что умная для себя, но не получившая признание у мужика, сделай тебе комплимент, что ты умная, ты сразу как кошка, которую погладили, прилипнешь и не отстанешь, еще и будешь умничать всю дорогу от какой-то самоневъебенности».

— «Сам заткнись», — прошипела Агата, отвернувшись в окно.

Ярослав кивнул и сделал радио громче, но не прошло и трех тактов музыкального произведения, где раздался мужской вокал, как девушка снова повернулась, наверное, такое бывает у каждого человека, который пытается доказать свою точку зрения и встретившись с твердолобой преградой, начинает доказывать свою правоту до одури, пока не услышит в свой адрес весомый аргумент в виде мата. Это огромное заблуждение будто «и что» ставит все под сомнения, доказывая лишь умственную скупость собеседника. Истинный мат несет в себе больше аргументов и информативности, что диалог зашел в непродуктивное русло, и продолжать мусолить разговор дальше не имеет никакого смысла, однако у девушек все не так. «Ой, все» — это лишь реакция на быстрый половой акт, а не пример женской глупости, но не каждому мужику это понятно, как и женщине, что «ой, все» — это абсурдная ситуация из-за длительного мужского воздержания. И, разумеется, разговор перед этим всегда горяч, на повышенных тонах, но длится гораздо дольше, чем прелюдия в виде спора, что, кстати, очень обидно, ведь потом звучит — «Ой, все» и обязательно вопрос — «Ты уже все?»

— «Вот если будет афиша этого музыкального коллектива из Германии, тут общество опять расколется, а не будет собираться на грандиозное шоу, понимаешь?»

— «Да с чего ты взяла?» — резко спросил Ярослав, не повышая тона.

— «Да потому что у людей голова забита не тем, они увидят панков и начнут опять считать, что тут нацисты и тупые слушатели, их бы бабушки и дедушки — ветераны, не поняли бы, сочли за предательства и плохое воспитание, мол, инфаркты бы были от такого, хотя это просто имидж, не более».

— «Вряд ли», — без всяких доводов отозвался капитан, которого это интересовало не так сильно. Казалось, его ум был занят совсем другим, чем-то отстраненным от беседы с Агатой, хотя любой человек бы понял ее рассуждения.

— «Да ты сам подумай, тогда так и было! Коллектив еще даже не начал гастролировать, как тут уже стало понятно, здесь им будут не рады».

— «Ты преувеличиваешь».

— «Нет, сам представь, вот есть запад, а есть восток. И запад нашей страны более лоялен, а все по той причине, что там общество умеренно относится к прошлому. Они уже давно переосмыслили свой взгляд к военным событиям, что пора уже просто дружить, но восточные границы не разделяют этих вкусов».

— «Да, да, вот там есть такой же патриот, который гордится Германией, который не любит нашу страну, вот хоть один, да найдется».

— «А все почему?» — сразу же спросила Агата, услышав хоть какую-то более длинную фразу от Ярослава, за которую можно ей было уцепиться, чтобы продолжить разговор, а не общаться дальше со стеной, изображающей свое присутствие, как это часто бывает, человек вроде бы говорит с вами, но его слова несут только либо одобрение, либо отрицание, либо нейтралитет, но говорите больше вы, и сразу понимаешь, здесь с тобой не общаются, а просто терпят выпадки ума.

— «Потому что мы победили».

— «Вот-вот, представь, мы победили, убив практически всех здоровых мужчин, у них больше поводов нас ненавидеть, но таких единицы, и у них явные проблемы с головой».

— «А что больного в том, чтобы не любить другую страну?»

Агата посмотрела на своего собеседника как на примата, который явно испытывал ее терпение, ведя бессмысленную полемику.

— «Да ладно, слушай, я тебя прекрасно понимаю, но у меня голова другим забита, понимаешь?»

— «Чем же?»

— «Слушай, меня кто-то подставил, я в розыске и у меня проблем выше крыши, а ты тут со своими проблемами о какой-то группе, будут беспорядки или не будут — это меня волнует сейчас меньше всего».

— «Я тоже, между прочим».

— «Да, но тебя хотя бы не обвиняют в убийствах».

— «Знаешь, а наш разговор так неплохо начинался, я даже подумала — у тебя есть зачатки ума, с тобой есть о чем поговорить».

Ярослав посмотрел на Агату, как на совсем недалекую особу. Проблемы, которые заботили офицера, казались более насущными, чем концерт какого-то коллектива, который вряд ли состоится, да и лояльность общества к западу его волновала меньше всего, когда его могут закрыть на долгое время в «коммунальной квартире» с горячим чаем.

— «Хорошо, давай я сейчас перестану думать о том, что меня могут закрыть на много лет в тюрьме, и мы с тобой обсудим отношения государства, но знаешь, если хочешь знать мое мнение, мне кажется, там разберутся и без меня, они даже за это зарплату получают, а мы тут просто сотрясаем воздух».

— «Хм», — вырвалось у Агаты, которая поняла поведение собеседника.

Проблемы капитана и правда волновали ее меньше всего, она даже и забыла, что рядом с ней правонарушитель федерального масштаба, будущее которого — это суд без следствия и лишение свободы. Так всегда, проблемы шерифа обывателей не волнуют, а она прикинется обычной заложницей, которая попала даже в перестрелку. Каждый сидит в своем переполненном иллюзорном мире, где центром вселенной является именно он или она, а все вокруг происходящее зависит именно от настроения, которое будто фильтрует поступающую информацию, предавая, словно басовый и скрипичный ключ оценку восприятия, то в положительном, то в отрицательном виде. И вот если погода дрянь, то это просто одиночество, а если у погоды нет плохой погоды, то вы явно недавно испытали какое-то приятное ощущение из-за трения гениталий.

— «И вообще, любой президент, представляет человека своей страны, то есть его волю», — воспалился почему-то Мацарельский, — «вот ты сейчас бы оказалась в другой стране, где тебя, как представителя человечества не очень любят, ты не понимаешь язык, далека от менталитета, но ты мало того, что неразумна, не можешь понять устройство мира, так ты еще пытаешься лезть в политику, знаешь, вот там есть люди, у которых нервы как канат, они могут принимать решения непредвзято. Мне иной раз вообще кажется, что невозможно выйти на Красную площадь перед многотысячной аудиторией и вообще, свою варежку раскрыть, но самое интересное, чтобы не делал какой-нибудь депутат, он автоматически козел. Хотя если так подумать, вот у меня есть знакомый, он вообще, просто успешный предприниматель, а потом взял и зачем-то полез в политику. Ну, тебе, наверное, неизвестно», — увлекся своим монологом Мацарельский, поглядев на Агату, — «депутаты — это подставные лица, через них мы узнаем толерантность населения бедного класса к богатому, так они еще и изъявляют волю большинства, а те постоянно недовольны, хотя они заработали честным образом, иначе не удержаться».

Елисеева посмотрела на Мацарельского с таким выражением лица, что стало понятно, что-что, а уж политика ей вообще неинтересна.

— «Мне бы душ принять», — недовольно произнесла Агата, ощутив запах, исходивший от нее.

— «Ты знаешь», — стал опять рассуждать Мацарельский вслух, что тут же насторожило пассажирку, — «есть некое предположение, что города миллионники, по сути, влияют на погодные условия, а знаешь почему?»

Елисеева посмотрела на капитана, как на имбецила.

— «Еще скажи, что это масонский заговор».

— «Нет», — улыбнулся Ярослав.

— «И во всем виноваты мы — женщины».

Мацарельский рассмеялся так громко, что даже радио было едва слышно.

— «Перестань ржать».

— «Ты судишь только по себе, представь, в мире есть пары, которым нужно во много раз больше воды, и почти все они идут потом в душ, представляешь, сколько литров воды отправляется в стоки?»

— «И что?»

— «Как ты думаешь, куда это все устремляется?»

— «Понятия не имею».

Майор раскрыл новую пачку сигарет, выбросив полиэтиленовую обертку в мусорку.

— «А это тут причем?»

— «Миша, ну, понимаешь, я думал, как бы перевести тему, ей только рот открыть, и потом ты станешь ходячим энциклопедиком».

— «Знаешь, дедушка часто говорил, что дату любого поселения можно определить по кладбищу».

— «Это как?» — спросил Ярослав.

— «Когда хоронят, указывают дату, необходимо найти самую старую могилу и прикинуть от нее общее число жителей исходя из тех же дат, а потом отнять примерно лет пятьдесят, чтобы определить дату основания поселения».

— «Умно, но зачем это все?»

Агата удивленно посмотрела на своего собеседника, приподняв левую сторону губ, чтобы цокнуть и продолжить свои размышления вслух.

— «Понимаешь, он считал, что это самые достоверные источники, то есть они непредвзяты, и не искажены, именно оттуда и началось само государство. Там в церкви или мечети женили, там крестили, там неподалеку хоронили, а только потом, когда цивилизация развилась, у нее появились многие службы, как у вас всякие разновидности — ОБЭП, МВД, ФСБ, по сути это все раньше было в одном здании, но потом кабинетов в здании стало не хватать».

— «Ты не так поняла», — проговорил Ярослав, посчитав, что Агата снова начала умничать, — «я спросил, зачем ему все это, мне бы хватило достоверных источников, а не вот это вот все».

— «М, думаешь, я считаю тебя тупым?» — спросила девушка.

Ярослав не ответил, просто улыбнулся, попытавшись вырваться из неловкой ситуации, ведь он искренне верил, что глупость проявила его собеседница, выказав свою манию величия.

— «Что? Я серьезно».

— «Да ты бы еще мне стала рассказывать историю до начала времен, когда там динозавры ходили».

— «А, то есть все нормально?»

В голове Ярослава возникла здравая мысль, что лучше просто кивнуть, чем слушать очередную лекцию о том, что больная манией величия огромных исторических знаний на самом деле здорова.

— «Слушай, почему ты такая зануда? Ты, наверное, в школе толстой была, поэтому учила уроки, а девственности лишилась ближе к двадцати пяти».

Агата буквально взорвалась от этой фразы.

— «Что? Я угадал? А потом ты похудела!» — стал отыгрываться Мацарельский за все занудства.

— «Нет».

— «Что нет?»

— «Я сначала похудела».

Вот и всё

— «Слушай, Ярик, давай короче», — попросил майор, — «почему вы поехали в церковь?»

— «Агата предположила, что Елисеев поехал именно туда, где похоронены ее родители, понимаешь, он больше никуда не ездил, а там знакомый священник».

— «Что еще она сказала?»

— «Кладбище», — говорила Агата, — «это место, которое приковывает людей к земле так сильно, что человек обычно ни куда не стремится уезжать далеко».

— «Это еще почему?»

— «Потому что, Ярик, за могилами надлежит ухаживать, а чужаки этого делать не будут, да и порой люди туда ходят с одной целью — уединиться, знаешь, мой дедушка попросил как-то перед похоронами вложить в его тело горсть желудей».

— «Зачем это?»

— «Я знаю, это странная просьба, но он изучал когда-то этнические обычаи разных народов, только я не помню каких, все это еще до появления христианства, где-то хоронили людей, посадив над могилой дерево».

— «Мда».

— «А ты не знаешь, сколько могут продержать тело в МОРГе, пока не появятся родственники?» — внезапно загрустила Елисеева.

— «Не переживай», — спокойно ответил Ярослав, — «что еще говорил твой дедушка?»

— «Христианство никогда не было против прогресса, он даже говорил, что священники не могли нарушить перед людьми главные заповеди, устроив показательные казни — это бы сразу нарушило устои веры».

— «А как же еретики?» — сразу же возмутился Мацарельский.

— «Церковь всегда шла рука об руку с королем, понимаешь?»

— «И что?»

— «Ничего, тебя научили мыться с самого детства, как минимум, что раньше не являлось нормой».

Вдали близился высокий шпиль церкви, одиноко стоявшей, будто среди поля, отделенного лесополосой наполовину опавших деревьев. Огромная капля дождя ударила в лобовое стекло на стороне пассажирского места, чем напугала Агату.

— «Я испугалась», — внезапно вырвалось у девушки, медленно расплывшейся в улыбке.

— «Это пройдет», — спокойно ответил Ярослав, — «ты вспомнила, как в тебя чуть не попали?»

— «Ага».

Дождь затарабанил по крыше автомобиля барабанной дробью, все усиливаясь и стирая вдали из обзора церковь, надвигаясь своей белой непроглядной пеленой. Машина вильнула вправо, сойдя с колеи, накатанной грузовиками. Плавно подъезжая, Ярослав ехал практически вслепую, наверное, видимость осложняли и надвигавшиеся из-за туч сумерки. Дворники на лобовом стекле «Жигули» перестали скрипеть, тусклые фары погасли. Выйдя из машины, Мацарельский поглядел на шпиль старой церкви, который казался выше девятиэтажного здания.

Основная волна ненастья уже прошла, обнажив вдали скромные дома небольшого поселения, казалось забытого цивилизацией, самая что ни на есть глухомань — это лучшее описание места, после шумного города.

— «Знаешь, мне кажется, что книга где-то здесь», — предположила Агата, выйдя из салона автомобиля, громко захлопнув за собой дверь.

Холодные капли дождя били по лицу, заставив как можно быстрее пробежать по грязной дороге, рискуя поскользнуться. Высокие арочные двери в церковь были открытыми, рядом у фасада валялся строительный мусор. Мацарельский пропустил девушку вперед, перекрестившись перед тем, как зайти в храм.

— «А тут ремонт», — проговорил Ярослав, входя в помещение.

— «Да ты капитан очевидность», — съязвила Агата.

Мацарельский цокнул, будто его опять обвинили в глупости.

— «Знаешь, я хотел сказать, что тут строительные леса, видишь, к ним протянуты строительные прожекторы?»

— «И что?» — сразу спросила Агата.

— «То, что тут где-то есть электричество».

— «Кэп, есть мнение где?»

— «Иди по проводам».

— «Сам иди», — с умным лицом отозвалась Елисеева, осматривавшая здание, будто здесь есть какая-то загадка, как во многих приключенческих фильмах, и только она способна разгадать ее, найдя книгу, которую профессор спрятал от всех подальше.

Ярослав же проявил спокойствие, медленно дойдя до электрического щита, на дверце которого висела розетка, питающая переноски на строительных лесах. Немного повозившись в сумерках, Мацарельскому удалось попасть вилкой в пазы. В церкви тут же стало светло, тени строительных лесов упали на стены, создав немного мрачную обстановку внутри помещения. Жути нагнало внезапное воронье карканье. Скорее всего, птица пряталась от дождя, и свет напугал существо.

Прошло, наверное, около получаса, пока Агата наигралась в своего Индиану Джонса, а после сдалась, присев на строительные леса, где рядом горел прожектор, который нагревал одновременно воздух рядом с ним.

— «Может проще найти священника?» — поинтересовался Мацарельский.

— «Ты знаешь, ты это уже говорил», — усталым и отчаявшимся голосом ответила Елисеева.

За церковью стихия разыгралась не на шутку, тарабаня сильным дождем по крыше куполов, казалось, за стенами этого здания вообще все исчезло, ни малейшего шума, кроме падающей воды.

— «Мне кажется, мы тут как на маяке», — улыбнувшись, проговорил Ярослав.

— «Мне сейчас не до романтики», — спокойно ответила Агата.

Арочная дверь скрипнула, внезапно на пороге в церкви появился майор Харченко, в правой руке у которого был пистолет.

— «Я бы не стал бежать», — произнес Роман, глядя на Елисееву.

Мацарельский спокойно посмотрел на вошедшего следователя следственного комитета, заранее признав в нем хозяина положения.

— «Я понимаю, вы считаете меня чудовищем», — проговорил Роман, — «но книга профессора Елисеева — это будущие судьбы людей, я не могу позволить вам опубликовать ее».

Агата растерянно смотрела на майора, не зная, что будет дальше и чего можно ожидать от этого безумца через пару секунд, но спокойствие капитана Мацарельского внушало какую-то небольшую уверенность, будто уравновешивавшая чаши весов, которые все клонились и клонились в сторону худшего исхода.

— «Вы же читали этот шизофренический бред!? Это вызовет настоящие беспорядки в городе! Опять кого-то изобьют, ближайшие народы на Кавказе взбунтуются, объявив неформальную войну молодежи. Все опять будут кричать — „скинхеды, нацисты, фашисты“! А что будут думать школьники? Что школа — это институт вранья?!»

Майор Харченко смотрел на растерянных людей, почесав у виска дулом пистолета, лоб его вспотел, выдав на коже блеснувшие соленые капли, а быть может, это были капли дождя.

— «И как вы думаете, общество скажет ему спасибо за эту правду?»

— «Да», — испуганно ответила Агата.

— «Какая же ты дура! Ты просто представь весь этот коллапс в обществе! Все его устои перевернутся!»

— «И что?» — подлив масла в огонь, спросил Ярослав.

— «Правда опасна!» — крикнул Харченко, тут же успокоившись, перешел на немного спокойный тон, — «вы не понимаете, какое безумие может все это вызвать! Ладно бы это был какой-то беллетрист! Так это профессор исторических наук, а не какой-то выскочка!»

— «Как ты узнал, что он пишет эту книгу?» — спросил Мацарельский.

— «Так, ты», — обращаясь к Агате, игнорируя вопрос капитана, стал указывать майор, — «сейчас мы избавимся от этой книги раз и навсегда, говори, где она?»

— «Я не знаю», — тут же ответила Агата.

— «Так, не заставляй меня стрелять тебе в живот, как твоему деду, подойди ко мне».

Девушка растерянно замерла, посмотрев на Ярослава, который лишь понимающе моргнул. Проглотив огромный ком в горле, Агата послушно подошла к Харченко.

— «Стой», — скомандовал Роман за два шага до него, после помахал пистолетом, — «давай, повернись спиной».

Майор как следует замахнулся пистолетом, нанес Елисеевой удар по голове, подкосившись, та упала на пол. Ярослав спокойно смотрел на происходящее, подумав, что его сейчас просто пристрелят.

— «Она ему нужна, чтобы найти книгу», — промелькнула мысль в голове капитана.

Майор Харченко сжимал в руке пистолет, наведя на капитана Мацарельского.

— «Видишь ли, Ярослав, с самого начала все задалось не так, как было нам необходимо».

— «Нам? Это кому?»

— «Понимаешь, в этой книге есть много такого, за что меня и других людей могут упрячь за решетку».

— «Да ладно, это же дело почти столетней давности».

— «Так-то оно так, знаешь, почему пришлось тебя подставить?»

Ярослав молча смотрел на Романа, дирижировавшего табельным оружием, дискутировавшим при всем этом наперебой. Наверное, это всеобщая мания величия у злодеев, рассказать жертве, за что и почему ей придется сейчас попрощаться с жизнью, потому что в этот момент собеседник слушает прозрачный, по своей сути монолог, причем так внимательно, лишь бы продлить хоть немного своего существования, в то время как человек с пистолетом, подвесивший жизнь другого на волосок от смерти, наслаждается настоящим контролем над ситуацией и своеобразным триумфом, будто его обошли уже все беды, а дальше его ждет не жизнь, а сказка, лишь бы не мучили кошмары, но кого и когда это беспокоило?

— «Ты слишком безупречный для нашей работы, такие люди как ты не нужны системе, понимаешь? Если такой человек доберется к верхушке, то у стольких человек будут сломаны жизни, что ты даже представить себе этого не можешь».

— «Это еще почему?» — поинтересовался Ярослав, предчувствуя, что минуты его уже сочтены, осталось лишь достойно взглянуть своему убийце в глаза.

— «Видишь ли, в любом городе можно прижать к стенке каждого третьего, но только зачем? Неужели ты согласен с тем, что после этого ты сможешь спать спокойно, осознавая, что столько людей отправились за решетку? Если да, то ты уже заочно убит этими же людьми, только уже отсидевшими».

— «А Елисеева ты убил за его безупречность?» — поинтересовался Мацарельский.

Вопрос сразу застал Харченко врасплох, будто что-то в нем переменилось, вызвав какие-то воспоминания, не отводя своего взгляда, Роман взвел курок, опустив его вниз к рукояти.

— «Видишь ли, Елисеев слишком много раскопал, наверное, ты хочешь узнать и это, что ж, я не против урока истории, а теперь пойдем на крышу, давай, только медленно», — приказал майор.

Ярослав повернулся к лестничному пролету, ведущему к колокольне. Ступая по лестнице, чувствуя, как позади него уже направлено оружие, из-за которого голова неосознанно опускается вниз. Шансов спастись не так много, когда понимаешь, позади тебя в упор уже готовы нажать на спусковое жало курка, в такие моменты хочется только поднять голову к небу, а не смотреть перед собой или вниз, ожидая, что вот-вот ты будешь лежать на земле. Это только в фильмах, чудеса, да и только, быстрые и ловкие люди творят чудеса, на деле бы они провалились под землю, чувствуя опасность, наверное, все это заложено в нас изначально.

— «Елисеев перешел нам дорогу лет десять назад, понимаешь, совсем давным-давно, когда уже весь мир замер от счастья долгожданной победы, одни люди радовались, а мы — семья изгоев, которые стали полицаями, чудом спасшимися, увы, нет».

Мацарельский уже предчувствовал, чем закончится этот подъем в часовне, наверное, люди потом подумают, что человек из органов просто свел счеты с собой, так как был подан в розыск и судьба у него уже предрешена, не куда бежать, все предрешено. Какая разница в тюрьме или на свободе? Итог в таком случае будет один, если не скрыться где-нибудь в лесах. Даже торжественный монолог Харченко проскальзывал мимо ушей, настолько он казался излишним в этот момент.

— «И вот, когда вроде все утряслось и закончилось хорошо, мой дед скрылся в другом селе, его узнал один из жителей другой деревни, работавшим на бахче, случайно приехав из-за торговли. Разумеется, пришлось с ним свести счеты».

— «Да, Харченко, на вору и шапка горит», — вырвалось у Ярослава, прекрасно понимавшим, что страх быть пойманным за старые грехи в этом случае выглядел как, либо ты, либо тебя, хотя последними стоит лишь просто заикнуться об этом кому-то, как расправа народного гнева не заставит себя ждать.

— «Ну что ж ты так, нет. Тот человек помнил лишь, как мой дед пришел в дом в поисках еды, прикинувшись немцем, он даже изобразил акцент, сказав привычное: — „яйки, млеко“. И вот, когда мой дед покупал у него арбуз, у того так и вырвалось это проклятое выражение. Мужчина сразу понял по глазам моего деда, что это был он, подписав себе этим смертный приговор».

То время было действительно сумасшедшим. Дед майора был настоящим вепрем, жаждущим выжить, поэтому он принял решение перейти на сторону немецкой армии, оккупировавшей город. После удачного для семьи Харченко пожара немецкого штаба во время освобождения, где хранились все сгоревшие документы, а свидетели деятельности, казалось, погибли во время войны, можно было вздохнуть свободно, скрывшись в горах, ведь там обычные люди подумали, что это очередной партизан, вышедший из окружения. Когда советская армия провела успешное освобождение, беглый полицай переждал чистку рядов и после победы затерялся в одном из сел, женившись и заведя двух детей.

И вот, когда он услышал в свой адрес «яйки, млеко», то сразу понял, что его узнали. Хладнокровия добавило то, что пройдя через всю войну и несколько раз сумев убить людей, выжив, он обзавелся уже семьей и детьми, начав мирную жизнь, однако все это сразу стало под вопросом из-за обычного водителя, работавшего на бахче, очевидно узнавшего в его лице бывшего полицая. Стоило только пустить слух, как после войны можно было лишиться свободы и той счастливой жизни, за которую пришлось так бороться, пусть и таким низким способом.

Когда водитель закончил свою работу, мужчина, наблюдавший за работником, забрался в пустой кузов. Отъехав за село, бывший полицай просто похлопал сверху по кабине, чтобы грузовик остановился. Ведь водитель остановится по привычке, люди, которых подвозили, часто тормозили шофера таким способом.

— «А если он в старости расскажет все про моих детей? Перед смертью же так хочется все рассказать», — подумал Харченко, отправляя машину с мертвым водителем в кювет, подстроив аварию, воткнув бедняге кусок стекла в шею.

Время шло. Постоянный страх быть раскрытым не покидал семью Харченко, отец семейства не находил себе места, сторонясь от знакомых, когда выпьет, а пить ему хотелось очень часто. Дети смотрели на своего родителя и понимали, кем они точно никогда не станут, один раз и вовсе в дом пришло два таких же бывших полицая, отец Харченко подслушал их разговор.

— «Надо что-то делать, у него там, в летописях все фамилии и имена, понимаешь?» — спросил незнакомец.

— «Если ты нам не поможешь, мы тебя сдадим, что ты полицай», — проговорил другой из незваных гостей, — «рано или поздно он все расскажет, кто и что там делал, ты это понимаешь?»

— «Да», — отозвался Харченко старший.

— «Тогда, ты либо с нами в одной лодке, либо сам понимаешь, нам всем будет…».

Когда разговор был окончен, все трое покинули дом, а на следующий день стало известно о странном пожаре в церкви, где погиб священник. Отец Харченко узнал эту тайну и после, когда выпивал за одним столом со своим родителем. Поэтому он понял, почему тот ни с кем не пил, опасаясь проболтаться другим, дело осложняло то, что сын уже служил в органах, прекрасно понимавшим, что он должен был сделать, узнав обо всех этих тайнах. Однако он выбрал совсем другую сторону, нарушив присягу народу, что развязало руки и ему, вызвав череду странных аварий и несчастных случаев.

— «Кто эти двое, которые приходили к нам тогда, когда вы сожгли церковь?»

— «А, эти, да они тебя знают».

— «Мне нужно их найти», — отозвался отец Романа.

Оказалось, что у тех людей уже были дети и внуки, у человека из органов просто не поднялась рука, чтобы избавиться от тех, кто знал семейную тайну. Со временем, все это превратилось в настоящее тайное общество, которое нашло точно таких же людей, служивших во время войны на стороне Германии. Их объединили страх и желание, чтобы тайна оставалась тайной любой ценой, все это являлось гарантом их счастливой жизни, ради которой люди легко нарушали несколько заповедей из «Библии», такие как не обманывай и не убивай.

— «Ты даже не представляешь, сколько нас таких, знающих тайну», — проговорил Роман уже на крыше, — «а теперь, товарищ капитан, шаг вперед и два назад».

Холодный дождь усилился, хлеща по лицу своими огромными каплями на треугольной крыше, где легко поскользнуться и без особого труда. Колокольня без колоколов и правда напоминала настоящий маяк, среди океанского мрака посреди шторма, свет строительных прожекторов пробивался через арки, вырываясь из здания.

— «Боится промахнуться», — подумал Мацарельский, прикидывая дистанцию в четыре метра.

Роман корчился и улыбался от мощного дождя, бившего его по лицу своими крыльями под порывами ветра, задувавшими их в арку, глядя на своего бывшего коллегу, как на прекрасное окончание всех затянувшихся кошмаров в его семейной истории. Ярослав же, стоявший на краю крыши лицом к майору Харченко, ослушался, внезапно поняв для себя, что тот от него уже давно мог избавиться, не выходить мокнуть сюда, но видимо, несчастный случай по каким-то неизвестным причинам ему был выгоден.

— «Слушай, я бы не хотел применять силу, либо ты прыгнешь сам, либо мне выпишут премию, о поимке опасного преступника, я не хочу пачкаться».

— «А че? Слабо?»

Собрав все хладнокровие, которое настигает в последний момент, Ярослав на удивление для себя произнес странную фразу: — «стреляй».

В голове Мацарельского появилось странное чувство того, что пока Харченко будет нажимать второй раз, у него будет минимум две секунды, в случае промаха, можно будет сделать рывок, главное стерпеть, если тот попадет ему в руку или куда-нибудь еще. Когда его глаза откроются после выстрела, надо быть уже рядом с ним, проще будет столкнуть его назад, чтобы тот упал с лестницы.

— «Главное следить за его указательным пальцем, а потом невольно у него прищурятся глаза, выдав пару морщин, перед тем как организм зажмурится по привычке до выстрела, так практически у всех».

Майор Харченко тут же впал в ступор, понимая, что потерял контроль над ситуацией, все пошло не так, как он задумал. Порывы ветра ударили с новой силой, покачнув капитана, заставив его прищуриться.

— «Господи, только не сейчас», — промелькнула мысль у Мацарельского.

Казалось, это было самое долгое моргание в его жизни:

— «А что, если он как раз сейчас невольно зажмурится, надо будет вытерпеть попадание».

— «Это какая-то ирония, Ярослав», — проговорил Харченко, — «когда-то эта церковь сгорела, знаешь, где все начинается, там все обычно и заканчивается».

— «А если промахнется и ранит? Все равно рухну», — гуляли мысли в голове Мацарельского, — «надо ждать, когда он моргнет и сделать рывок, а там, была, не была».

То, что Роман уже потерял контроль над ситуацией, уже придавало сил капитану, который был переполнен адреналином.

— «Выстрелит, да нет, не выстрелит», — царапали кошки на душе, — «не хватит сил, нет, он точно не сделает этого, я сам точно не прыгну».

Когда майор моргнул, Ярослав попытался сделать рывок, но слегка засомневавшись из-за страха смерти, он лишь зашатался на крыше, но стал ближе на сантиметров тридцать к своему оппоненту. Хохот Романа раздался посреди шума дождя.

— «Ладно, я думаю, ты простоишь так еще минут десять», — прозвучал голос Харченко. Время стало застывать, наверное, все это предчувствие скорого будущего. Вода текла с волос по щекам Мацарельского.

— «Видимо, на роду мне написано стать каким-то героем, избавив людей от раздора, жаль об этом никто не узнает», — это было настоящее сожаление, Роман точно верил в то, что говорил, — «но хоть ликвидирую опасного преступника».

— «Он не уверен, не уверен, он себя убеждает», — прозвучал голос внутри Ярослава.

Улыбнувшись, майор что-то договорил с полным воодушевлением, без всяких сомнений нажав на спусковое жало с таким взглядом от непонятного экстаза, что это не может подлежать описанию или иметь градацию какого-то восторга.

Все произошло так быстро и внезапно, что Ярослав даже не успел вдохнуть и моргнуть. Курок тут же щелкнул, но в этот момент произошло то, что на несколько секунд ввергло двоих враждебно настроенных людей в ступор. Отсыревший капсюль не воспламенился от удара, выдав осечку, заклинив оружие, так как возвратный механизм не сработал. Эйфория победы тут же сменилась чувством тревоги, а главное гибельным замешательством и машинальной растерянностью, приковав взгляд майора на пистолет.

Ярослав даже сам не понял, как оказался на Романе. Лицо майора превратилось в кровавое месиво, жестокость и ярость затмила капитану разум на несколько минут, он даже не сразу осознал, как все закончилось. Проверив пульс своей дрожащей и разбитой рукой, прислонив ее к теплой шее, Мацарельский смотрел в раскрытые глаза своему убийце, из которых, казалось, что-то незаметно исчезло. Опускать веки Ярослав даже не стал, а просто встал с колен, оставив тело в арке.

Беспощадный дождь разбавлял густую кровь, подобно марганцу, сбегавшим с дождевым багровым потоком по лестничному пролету в церковь.

Рядом среди лежавшего строительного вороха, в руках упавшей без сознания Агаты был зажат серебряный крестик, который она сорвала со своей шеи. Мацарельский пощупал пульс девушки, улыбнулся, и, глядя на ее спокойное лицо, поправил локоны на ее голове, внимательно посмотрев на лицо.

Послесловие

Расположение Рима на карте очень выгодно с экономической стороны, поэтому совсем неудивительно, что Римская империя расцветала такое продолжительно время, вбирая в себя самые лучшие идеи человечества.

Иисус Христос, вероятно, был обычным моряком, спасшимся на мачте корабля, в перекрестии с так называемым «вороньим гнездом», где и по сей день на судах ведут вахту визуального наблюдения за водной поверхностью. Скорее всего, его корабль потерпел крушение, и он оказался на другом берегу, где нет флота, как такового. Лишь пустынная область, где изделия из дерева — это роскошь, еще можно добавить сюда и такую особенность, что профессия плотника в месте, где скудная растительность древесины — это либо принадлежность к элите, либо специалист без надобности. В Библии упоминаются ученики Иисуса, нельзя исключать буквальную вероятность этого понятия. Однако имеется упоминание, что до пришествия Христа, люди ели на земле, пока он не сделал стул, а после стол, что характерно для кочевых народов, живущих налегке, но он не являлся человеком, придумавшим все это. Благодаря этому, Иисус моментально выделился среди людей, для которых все это явилось новшеством.

Сама символика христианства, скорее всего, позаимствовала форму креста у мачты, нежели у меча. Скорее всего, спастись с большей вероятностью можно было как раз на мачте, у которой имелось крепление для парусов в виде каната и веревок, обвязавшись которыми, можно было дрейфовать, не опасаясь уснуть, отпустив от бессилия спасительную поверхность, что повысило выживаемость моряков при кораблекрушении.

Так как религия имеет мирные корни, а обработка железа достигла своего развития немного позже, вобрав в себя символ христианства, то логичнее предположить, что римские палаши приобрели форму рыцарских мечей гораздо позже. Стоит так же отметить и само распространение христианства, которое зародилось не в Риме. Летоисчисление началось от нуля, но появившись, учению в такие темные времена требовалось больше времени из-за географических особенностей, языкового барьера, а так же уровня грамотности.

В России до начала двадцатого века грамотность приходила в упадке, читать могли лишь единицы, не говоря уже о том, что писать — это удел дворянского происхождения. Стоит отметить и странность имен учеников Иисуса, не принадлежащих по происхождению тем местам. Так же не стоит отбрасывать вероятность того, что это был как раз таки экипаж корабля, а Христос мог учить пришельцев местному языку, а так же письменности.

Краеугольный камень истории заключается во многих исторических несоответствиях. Всем нам известно, что Соединенные Штаты Америки оказывали помощь СССР. В истории флота, как германского, так и советского, и даже английского нет потерь среди авианосцев, чего не может быть во времена такой яростной подводной охоты. Логичнее предположить, что атака на Перл-Харбор являлась обычной информационной диверсией для открытия безопасного коридора «ленд-лиза» на Востоке. Возможно, были запечатлены настоящие последствия после авианалета на английскую судоходную верфь, находившуюся в радиусе поражения для немецкой авиации. Да и союзники воевали на восточном фронте по отношению к себе, это стоит учитывать, ведь это для нас Германия находилась на Западе.

Авианосцы во Второй Мировой Войне могли быть обычными гражданскими судами, перевозившими нефть, то есть быть замаскированными танкерами, наверху которых размещались военные самолеты, неспособные на тот момент взлетать с палуб кораблей, как бы этого не хотелось всем государствам на то время. Возможно, в тех местах проводились испытания, но до активного применения во Вторую Мировую войну не дошло. Если бы это было возможно и эффективно для военных действий, то Атлантика бы просто бурлила плавучими аэродромами, но в многочисленных потерях в Атлантическом океане нет упоминаний о потерях авианосцев проигравшей Германии, чего не сказать про конвои и потопленные торговые суда, такие как «Британник».

Поэтому совсем очевидно, что Япония и Соединенные Штаты Америки, таким образом, открыли безопасную переправу для экономической помощи. Германия даже не шла в те воды, полагая, что там открыт второй фронт, ведь радиоэфир был заполнен громкими потерями на Востоке. Совсем нелогично для такого маленького государства как Япония, нападать на Америку, находясь между молотом и наковальней, в которой СССР являлся молотом.

С.Ш.А., безусловно, сражалась на Востоке, но никак не с Японией — это следует понимать.

Из-за таких исторических несоответствий, вызванных дезинформирующей игрой государств, как со стороны «союзников», так и извечного «тройственного союза», картина исторического мира имеет много тайн и загадок, которые человечество вот-вот откроет. Главное, чтобы люди осознавали, что всему свое время и история, как наука, не может себя дискредитировать, ведь прошлое, как и оружие — ошибок не прощает.

Наверное, сегодня человечество сможет безболезненно пережить раскрытие немалочисленных тайн двадцатого века, обросшие мифами и мистикой, которые безболезненно повлекут за собой новый поворот в истории самого человечества и тем самым привлекут большое количество людей к себе, пробудив новый виток интереса к истории, как к достоверной науке, а день победы и поражения признают всеобщим днем скорби и уважения, который все так же будет напоминать о таком чудовищном явлении как война.

Майор отложил рукописный листок в сторону и посмотрел на Мацарельского.

— «Я только одного понять не могу, как Харченко нас там нашел?»

— «Да тут все просто, подумали, там бомжи свет зажгли, где, разумеется, вас заметили, а потом местный житель вызвал полицию, так как под описание подходили вы, то Рома оказался там быстрее всех, если бы вас взяли живыми, потом у него начались бы проблемы».

— «Тогда да, все сходится».

— «Ярик, так вы переспали с Агатой или нет?»

Мацарельский многозначительно улыбнулся и радостно кивнул.

— «Трижды».

Майор удивился.

— «Чужая душа потемки, умом Россию не понять, ей можно только завидовать. А когда вы успели?»

— «Это военная тайна», — ответил довольный капитан.

— «Ладно, давай к нашим баранам, так ты хочешь сказать, что Москвин — это подельник майора Харченко?»

— «Именно», — ответил Ярослав, выпивая из майорской кружки кофе, — «я думаю, что он просто дал мне старый табель, чтобы я расписался, а потом передал Роману мое оружие, иначе и быть не может».

— «Тогда сходится, он был на смене после вашей группы», — глядя на садившийся телефон, заключил следователь.

— «Мне почему-то кажется, что это не все, может, напугаем Москвина, чтобы он побежал предупредить других?»

Майор удивился, услышав такую просьбу Мацарельского, но эта реакция как-то успокоила Ярослава. Боялся он только одного, что кто-то из следователей может оказаться одним из сообщников, входившим в ряды тайного общества, как и злосчастный Москвин.

— «И что дальше? Думаешь, он не побежит сейчас и не расскажет кому-то про Харченко?»