Бесплатный фрагмент - Люди и чудовища

Часть 3. Дитя

Игра

XV

Посреди библиотеки стоял деревянный гроб, а в нем лежал Тай Гесс, он же — Максим Кремнёв, он же — последний ребенок Михаила Кремнёва.

Богомир заставил себя подойти ближе. Сомнений быть не могло: мальчик мертв. Ноги не слушались, и Богомир спотыкнулся и упал на тело. Едва уловимый трупный запах послышался сквозь блузу мертвеца, и в горле сжалось от отвращения. Богомир отшатнулся от умершего, но заскользил по полу и, чтобы не упасть, вцепился ногтями в плечи парня.

— Максим! — не своим голосом взвизгнул Богомир и встряхнул юношу. Тело безропотно приподнялось и неестественно легло обратно в гроб: вверх запрокинулась восковая голова, стеклянные голубые глаза приоткрылись. — Тай! — точно вспомнив имя мальчика, закричал Богомир. — Тай! Тай… Тай… — Богомир в истерике затряс тело, а потом вдруг ужаснулся себя и отпустил мертвеца. Попятился. — Нет, нет, нет! Ты не должен быть мертвым! Как же… как же это? Как я… скажу это твоему отцу? — Богомир почувствовал позади себя тень, вздрогнул и обернулся. У гроба, оказывается, стояли персонажи книги: Ка, Ариадна, Света с ребенком на руках. Омертвевшими глазами они глядели на Богомира. Чувства снова вспыхнули волной, размягчили мозги в кашу. Он быстро кидал взгляд с одного лица на другое, зная, что рассудок больше не соображает и каждое следующее действие будет совершено в помешательстве. — Зачем ты умер? — в гневе закричал Богомир и задрожал. — А если Миша узнает? Это неправильно! Ты не должен был умирать! Вы должны были встретиться. Почему сейчас? Нет, Миша… если узнает… как я ему скажу? Ты не…

Пик эмоции и — Богомир размашисто подошел к гробу, поставил руку над покойником, поманил его к себе — тело потянулось за Богомиром. Начал идти назад — оно встало из гроба, волоча башку на плече. Щелкнул пальцем. Покойник поднял голову с полуоткрытыми мертвыми глазами.

— Ты ведь был кареглазым…

Богомир махнул — радужка изменила цвет, кожа порозовела. Почти… Взглянул измученно на мертвеца и снова щелкнул. Тай моргнул, точно проснулся, и неестественно заулыбался, подражая улыбке Богомира. Богомир схватил его за руку и повел к другим персонажам, протолкнул в толпу, взял за предплечье Элеон, поставил ее перед Таем. Слишком короткая. Посмотрел по сторонам, достал Ка, запихал его вперед, затем короля. Отошел на несколько шагов, глядя в ужасе на созданную им картину. Рука его медленно сползла от виска до шеи.

— Тсс, — прошептал он персонажам. — Никому не говорите.

Резко повернулся к гробу, хлопнул в ладоши — дерево выцвело и исчезло; куклой крутанулся к коморке и побрел в нее опустошенный. Серый! Стоит возле Ариадны. Богомир замер. Мальчик не двигался, как и другие персонажи.

— Ты Серый из библиотеки, да? Персонаж? Ненастоящий Серый, которого я давным-давно создал? — параноидально заверещал Богомир.

Серый моргнул.

— Ты здесь новенький, да? — сказал мальчик и улыбнулся.

Богомир закрыл глаза и тяжело выдохнул, затем скомандовал:

— Подпрыгни на одной ноге. — Серый прыгнул. — Хлопни в ладоши. — Хлопнул. — Встань к остальным. — Ребенок медленно пошел. Богомир слушал его шаги. Мальчик остановился перед Ка, развернулся и застыл в нелепой позе персонажа.

От бессилия Богомир не двигался и только тяжело дышал, затем еле добрался до каморки, попытался схватиться за стул, но не дотянулся и упал.

Этого не должно было случиться. Просто не должно. Зачем Тай умер? И ведь именно тогда, когда Михаил узнал о нем. Почему бы не умереть на полгода раньше? Или хотя бы на полгода позже? А так… отец с сыном не найдут друг друга. И… как сказать Михаилу об этом? Он ведь не захочет выходить из Игры, если узнает. Он пожелает остаться в мире грез, — так же, как его жена, Королева, так же, как Серый и Дина…

«И тогда я буду один бороться за свободу», — с горечью прошептал Богомир. Как нелепо! Всё, что удерживало Михаила от того, чтобы сдаться, — это мальчишка, и мальчишке вздумалось умиреть!

Богомиру стало холодно. Он засунул руки в карманы брюк и вдруг обнаружил там кружку, которую дал ему когда-то Серый. Богомир вытащил ее, повернул к себе рисунком — оранжевой птичкой — улыбка нервно дернула уголки губ. Очередное маленькое послание от Ют Майерс. Девочка любила рисовать оранжевыми красками — это всё, что он выяснил. Перед глазами снова возникла сцена, как он душит Дину. Эта дракониха так корчилась… Да, Дина в нем что-то переменила, раньше бы он никогда не сделал подобного. И Богомир сожалел о своем поступке. Это ужасно — с точки зрения морали, но… Дина заслужила. Она уничтожила мир Ют Майерс, а потом еще смеялась над ним, над Богомиром. Хотя, может быть, и не уничтожала. Может, Серый. А, может, и сама Ют стерла свой мир перед уходом из Игры. А, может, нет никакой Ют Майерс. Может, она выдумка — мифический герой, покинувший Игру.

Рука дрожала, но Богомир попытался поставить на стол кружку: она то попадала на угол, то за него, то ложилась на поверхность круглой гранью. В зеркале отражалась маленькая рыжая птичка: она словно взлетала из-за холма, потом пряталась, а потом и вовсе исчезла. Случилась еще одна вспышка, и Богомир выронил стакан. Кружка разлетелась по полу на осколки, оранжевую птичку разломило пополам. Ее голова скользнула по деревянной поверхности и врезалась в чьи-то ножки в шерстяных носках.

Богомир поднял глаза. Перед ним стояла слепая девочка лет пяти в большом сером свитере. Она присела на корточки, тонкие русые косы разлеглись вокруг нее как змеи, взяла осколок. Богомир поднялся вместе с девочкой.

— Кто ты? — спросил он.

Незнакомка протянула ему фарфоровый фрагмент птички. Богомир подошел к девочке и осторожно взял кусочек разбитой кружки.

— Ты Ют Майерс, да?

— Ют Майерс? — удивилась она. — Ют — нет. Майерс — да. Я — Маргарит Майерс, а Ют — так звали мою бабушку.

— Звали?

— Да. Она умерла еще до моего рождения.

XVI

— Какое это имеет значение?..

— Как какое? Если существует внучка Ют Майерс, значит, существовала и сама Ют. И не просто существовала. Маргарит знает об Игре. Знает, что здесь можно создавать сказочные миры и всё такое… Она сказала, что бабушка очень плакала, когда Красный страж убил какого-то мальчика. Думаю, Джека.

— Кого? — спросил Михаил.

— Ну, Джек — ночной кошмар Серого. Когда мы с Диной Джека только увидели, он говорил про Ют. И…

— Я поражаюсь тебе, Мир. Два часа назад ты пытался задушить свою подружку…

— Да потому что она издевалась над нами!

— Я не договорил. Ты рехнулся на поисках этой девчонки. Ну была она игроком. Что дальше? Даже если мы найдем копию Ют Майерс в Игре, это не гарантирует нам выход отсюда. И то, что ты встретил ее внучку, ничего не меняет. — Михаил остановился и поглядел на Богомира. — Да что с тобой, черт возьми? Ты дрожишь, и глаза очумелые. Только вот меня не начни душить, пожалуйста.

— А к-как же твой сын? Как же Тай? — В голосе Богомира слышались слезы. — Ты бросишь попытки найти его?

— Я устал, что ты постоянно твердишь мне о Тае. Может, и не так уж нужна наша встреча. У него своя жизнь: жена, сын.

— Просто попытайся еще немного. Зайди внутрь. Маргарит там. Я хочу ее показать. Она реальна. Просто взгляни. Пожалуйста…

— Хорошо, показывай свое дитятко. И что Динка застряла на пляже? — Михаил оглянулся. Королева рассматривала какой-то цветочек.

Они зашли в библиотеку. Богомира продолжало шатать, он брел как в тумане. Зачем снова сказал о Тае? Грудь будто изрезывали сотни ножей. Но Богомир не думал, когда говорил. Он просто привык использовать этот аргумент. И вот сейчас этот мертвый мальчик где-то среди толпы стоит и смотрит на Богомира. Старик старался не обращать внимания на персонажей, но все мысли его крутились вокруг Тая. Богомир всё же посмотрел. В глазах размывалось от слез, но он различил этот длинный силуэт среди других силуэтов. Слишком уж специфичным был Тай. Был.

— И где она? — раздраженно спросил Михаил и вдруг заметил персонажей. — Почему они такие… смирные?

Богомир опустил глаза и помотал головой.

— Ну чего раскис? — Михаил подошел к другу и положил ему руки на плечи. Богомир напрягся. — Каждый может сорваться. Я вот тоже тебе вмазал и…

Он уставился на что-то.

— Мам, — раздался детский голосок. Богомир обернулся.

Маргарит Майерс находилась во вспышке. Она лежала на кровати со своей матерью — Настасией. Было темно. Красно-желтые волны от пламени свечи ходили по потолку. На стене ползала гигантская тень паучка. Богомир и Михаил подошли ближе.

— Да? — отозвалась Настасия.

— Кто в этой комнате? — спросила девочка.

— Я и ты. Кто же еще?

— Мне кажется, не только мы.

— Она нас видит? — прошептал Михаил.

— Слепая видит? — покосился на него Богомир.

— Где? — спросила Настасия. — Здесь никого нет.

— Но я ощущаю чье-то присутствие так же, как и твое, — настаивала девочка.

— Аморф ведь могла осознавать вспышки, — продолжал Михаил.

— Потому что Серый дал ей перчатку, чтобы не сверкала.

— Где же этот кто-то, по-твоему?

— Там. — Девочка указала в сторону игроков.

— Я же говорю — видит, — сказал Михаил. Богомир пожал плечами.

Настасия нахмурилась, встала с кровати, взяла со стола свечу.

— В камине, — прошептала ей дочь и спряталась под одеяло.

Михаил и Богомир оглянулись. Позади них стоял камин. Настасия медленно шла к игрокам со свечой в руке и вглядывалась в пустоту. Богомир и Михаил, как двое призраков, пропустили ее вперед.

Маргарит сидела под одеялом, сердце ее бешено колотилось и перебивало осторожные шаги матери. Настасия подошла к камину и замерла — исчезла для девочки. Маргарит сильнее сжала концы одеяла. Абсолютная. Всепоглощающая. Тишина. Так что хотелось кричать. Почему мама так долго не двигается? Шевельнись. Хоть немного. Хоть слегка поверни голову. Подходит… Но не мама. Ближе, еще ближе, почти над самой головой.

Раздался крик. Богомир и Михаил вздрогнули и подбежали к Королеве.

— Что это? Что это? — она кричала.

— Где? Где? — допытывался Михаил и гладил ее по голове.

— Мам, — произнесла Маргарит. Девочка не обращала внимания на Королеву. Настасия обернулась.

— Да, малыш?

— Над девочкой! Прямо над девочкой! — говорила Королева.

— Кто? — не понимал Михаил и глядел на Маргарит. Настасия поставила свечу на стол и подошла к дочери.

— Будем ложиться спать? — спросила мать.

— Не знаю! Странное! — в истерике кричала Королева и мотала головой. — Был. Странное.

— Да, — улыбнулась слепая девочка.

— Человек с зашитым ртом! — наконец выдавила Королева сквозь слезы.

Настасия задула свечу. Вспышка закончилась.

— Он стоял там, прямо над девочкой. Странное. Я не знаю, — рыдала Королева, Михаил пытался ее успокоить.

— Почему тетенька плачет? — спросила Маргарит. Богомир подошел к ней.

— Да пустяки. Расскажешь нам о Ют?

— Он похож на человека, — не унималась Королева. Она вырвалась от мужа, подбежала к девочке. — Похож на мужчину. С зашитым ртом. Но на самом деле это не человек. Я не знаю. У него нет облика и…

— Да, я тоже это почувствовала, — сказала Маргарит.

— Мы здесь были и ничего не видели. — Михаил подошел к жене, обнял ее. Королева нахмурилась. — Да ладно тебе. Я не знаю, что сказать. Не стоял там никто. Не может же быть такое, что ты видела во вспышке что-то, а мы нет. Ведь не может? — Он посмотрел на Богомира. Тот пожал плечами, потом обратился к девочке:

— Маргарит, ты нам поможешь? Расскажи моим друзьям то, что рассказала мне.

— Хорошо, — ответила девочка и заложила руки за спину. — Моя семья проклята. Поэтому бабушка и оказалась в Игре, потом она из нее вышла. Но проклятие никуда не делось, поэтому она с дедушкой умерла. Но не волнуйтесь, мама найдет способ снять проклятие.

…Взрослые сидели на диване, спорили. Маргарит играла библиотечными экспонатами. Михаил говорил, что девочка ничего не знает, как и ее мама, и это семейство никоим образом не поможет им выбраться из Игры. Королева утверждала, что сейчас не об этом нужно думать. Над малышкой нависло что-то страшное — надо спасти ее. Несколько раз Королева предупреждала Маргарит, чтобы она была осторожней. Девочка отвечала: «Хорошо», и продолжала играть. Богомир же пытался переспорить Михаила, унять материнский инстинкт Королевы и еще раз расспросить Маргарит. Но она не могла толком рассказать о своей бабке: Маргарит была лишь персонажем, и ее воспоминания остались у настоящей девочки. Но Богомир не отчаивался и пытался убедить всех, что нужно просто подождать, пока настоящая Маргарит вспомнит о Ют Майерс. Так прошло несколько часов, и они совсем не заметили, как…

Вспышка. Девочка проснулась. Мама еще сопела рядом. Тишина и тьма. Как всегда. Но Маргарит было не по себе. Вдруг она услышала голос.

— Кто здесь? — проговорила девочка и села на кровать.

Взрослые еще не замечали.

— В царский замок? — говорила Маргарит как бы сама с собой. — Кто вы? Зачем пришли?

Михаил насторожился.

— С кем это ты говоришь? — спросил он и взглянул на девочку. Королева тоже обернулась и рукой прикрыла рот от ужаса.

— Да, это наши желания, — сказала Маргарит. — Я разбужу маму, чтобы ее обрадовать.

— Маргарит, не слушай его! — закричала Королева и подбежала к девочке. — Буди маму, буди скорее.

Богомир не смог сдержать улыбки. Неужели Дина не понимает, что не сможет повлиять на вспышку? Михаил заметил реакцию друга и рассердился. Богомир сконфузился.

— Ладно, не буду, — продолжала Маргарит. — Откуда вы знаете, что мы прокляты?

— Не иди! — вскричала Королева. Здесь уже Богомир не выдержал и засмеялся. Михаил чуть не убил его взглядом. Богомир пожал плечами: мол, как можно было не засмеяться?

— Я не знаю. Я не могу идти без мамы… — говорила девочка. — Я доверяю, доверяю…

Она встала и подошла к камину. Ее тут же затянуло внутрь, а затем всё начало меняться, девочка куда-то летела, а после вспышка вместе с Маргарит потемнела и исчезла. Богомир вскочил с дивана.

— Что случилось? — теперь уже он испугался. — Куда Маргарит делась?

Королева обессилено упала на колени. Она молчала и только покачивала головой.

— Вызови ее обратно! — сказал Михаил.

Богомир щелкнул, и перед ними появилась девочка.

— Маргарит, где ты сейчас?

— Я не знаю, — ответила она.

— Как это? — еще сильнее испугался Богомир, снова щелкнул, и Маргарит исчезла, затем подбежал к зеркалу и приказал: — Покажи нам Маргарит Майерс!

Но в зеркале отражалась чернота. Михаил подошел к каморке.

— Что такое? Девочка мертва?

— Не думаю, — прошептал Богомир. — Зеркало бы показало нам ее мертвую. — У него появилось дикое желание оглянуться и посмотреть на Тая. — Ее будто не существует. Не знаю.

— Кажется, я знаю. — Из толпы персонажей вышел Хаокин, лег на спинку дивана, согнув одну ногу в колене, и стал разглядывать потолок.

— Ты, что, мой личный бог из машины? — спросил Богомир.

Улыбка тронула губы Хаокина.

— Бо-о-ог, — мечтательно протянул колдун. — Как мило, меня так даже девушки не называли. Хотя… вру. Бывало. Но ты сам меня всегда призываешь. Вот и сейчас захотел пробудить.

— И в мыслях не было.

— Но я же знаю, что хотел. — Хаокин повернул к нему голову и хитро прищурился.

— Говори уже, — рассердился Михаил.

— Какой нетерпеливый, — промурлыкал Хаокин и вскочил с дивана. — Это, скорее, предположение. Значит так, если где-то есть мир желаний, мечтаний и грез, в котором, да-да, вы сейчас находитесь. Некое воплощение рая, созданное светлым духом. А дух нашей Игры определенно светлый. Значит, где-то ради вселенского баланса, я полагаю, должен быть противоположный нашему мир. Мир, созданный демоном. Ад. И наш светлый дух не может подсмотреть за малышкой Маргарит, ведь она во власти этого демона. Конфликт равносильных существ, полагаю.

— Откуда такие догадки? — огрызнулся Михаил.

— Ты его тоже видел, да? — Королева наконец взглянула на парня красными от слез глазами.

Лицо Хаокина изменилось.

— Кажется, — ответил он. — Почувствовал.

По силуэту парня проскользнул золотой свет. Хаокин вздрогнул. Случилась еще одна вспышка с Майерсами. Настасия проснулась среди ночи, взглянула на стул, где сидела дочь, и позвала ее. Маргарит не ответила. Тогда Настасия встала и подошла. На стуле лежала только одежда. Молодая мама точно сошла с ума, начала метаться по комнате, выбежала в коридор, затем вниз, спрашивала у посетителей бара, где ее дочь, и, не дожидаясь ответа, кричала. Кричала, так что люди пугались. Они ее успокаивали, говорили, что девочка могла просто на улицу выйти или заблудилась в коридорах. Но что-то неуловимо жуткое читалось в глазах Настасии — она знала, что с ее ребенком беда и что на этот раз «просто» всё не кончится. Вспышка прекратилась, а Настасия продолжала бегать с этим диким взглядом и истошно кричать, как раненая лань.

Богомир незаметно пятился и смотрел на мертвого Тая. Вот как оно выглядит — потерять ребенка. Затем Богомир вдруг вспомнил про Серого, начал искать его среди персонажей, но мальчишки нигде не было. Сердце бешено забилось. А если Серый всё видел и только притворился неживым? Если всё расскажет Михаилу? «Спокойно, — успокаивал себя Богомир. — Это точно был персонаж. А в толпе его нет потому… потому что он там стоит, но его не видно. Но он не мог двигаться! А-а-а!» Михаил одернул друга и попросил усмирить Настасию. Богомир щелкнул, и она застыла, поставил к остальным персонажам. Игроки снова собрались у дивана обсудить, что делать. Михаил предложил подождать, пока Настасия заговорит о Ют. Богомир помотал головой.

— У меня есть другая идея. Маргарит и Настасия даже не понадобятся. Завтра снова соберемся на перекрестке клеток. Попробуем восстановить мир Ют Майерс. Этого всезнайку с собой возьмем. — Он показал на Хаокина, который снова качался на стуле Богомира.

— Как? — нетерпеливо спросил Михаил.

— К Серому загляну. А пока по домам. Если получится…

— А Маргарит? — спросила Королева.

— Извини, но сейчас ее спасение не в наших приоритетах. У девочки есть мать. Пусть разбирается.

Богомир проводил друзей и лег в постель. Была глубокая ночь. Он очень хотел спать. Персонажи почувствовали, что создатель расслаблен, и разбрелись. Богомир проследил взглядом за Таем и тут увидел Ариадну. Старик подошел к ней.

— Если хочешь, забери свои перчатки и иди со мной завтра вместо Хаокина.

Ариадна презрительно и устало посмотрела на Богомира.

— Зачем бы мне это делать? Отстань…

— …старик, — докончил за нее фразу Богомир.

Ариадна еще подержала зрительный контакт с ним и ушла. А Богомир почему-то захотел, чтобы она опять отрезала себе волосы, откликалась на «Аморф» и чтобы нельзя было ее заставить стоять по стойке смирно. Но еще пару минут назад она делала это, и Тай тоже.

XVII

Богомир проснулся в более хорошем настроении, чем засыпал вчера, пошел за кофе и снова пересекся взглядом с Таем. Надо было сразу рассказать Михаилу про сына. Хотя… можно и подождать, пока они отыщут Ют Майерс. А после заявить: «А я ничего не знал, прости, но вот такая вот беда случилась».

Богомир перехватил Хаокина, который слонялся без дела, вручил ему черную перчатку и потащил за собой к Серому. Колдун с неохотой последовал за Богомиром, хотя рассматривать новые миры ему понравилось.

Серый не спал. Мальчик тревожно ходил по поляне для гольфа. Гном-великан на высокой ножке прыгал вокруг него, придумывал, как бы заманить своего создателя в игру. Хаокин сразу нашел себе уютный уголок — скамейку — и разлегся на ней. Богомир подошел к Серому. Мальчик вздрогнул, заслышав его, и на мгновение лицо оборотня приобрело волчьи очертания: дикие глаза, оголенные зубы.

— Ты меня испугал, — обиженно сказал он и тут же взял клюшку, чем обрадовал гнома-великана.

— С чего бы это? — спросил Богомир и оперся спиной о столб — ногу гнома-великана. Существо недовольно отпрыгнуло в сторону. Богомир метнул на него озлобленный взгляд.

— Зачем пришел? — не глядя на гостя, спросил Серый.

— Я тут подумал. — Богомир начал расхаживать вокруг мальчика. — Твой умерший друг Джек мог знать Ют Майерс. Когда мы с Диной пробудили его на кладбище кошмаров, он произнес ее имя. И ты сказал мне, что сам не слышал про Ют, но, возможно, Джек знаком с ней. И-и, — протянул Богомир, — этого не может быть. Джек — ТВОЙ кошмар, значит, он не мог знать чего-то, чего ты не знаешь. Ты солгал мне.

— Это ты так сказал, не я.

— Что? — не понял Богомир.

— Ты предположил, что, раз Джек пришел в Игру раньше меня, он знал Ют. Я просто согласился, а не врал тебе.

Богомир усмехнулся.

— Да. Так же, как не врал о кружке с оранжевой птичкой. Откуда она у тебя, Серый?

— Я обязан помнить, откуда каждая фигня в моем доме? Наверное, создал ее.

— Нет, ты говорил, что ее тебе подарили. Ют Майерс подарила. Если б было иначе, зеркало не показало бы нам родственников Ют. Ее дочь и внучку.

— Дочь и внучку? А саму Ют нет?

— Она умерла уже давно.

— Как я и думал, — вздохнул Серый.

— Ты знаком с ней, — заявил Богомир. — Я не могу доказать это сейчас, потому что всё строится на догадках из многозначных фактов, но я уверен в этом. И ты знаешь, как выбраться из Игры, но молчишь. Ничего, продолжай. Нам всё расскажет Ют. Сейчас я пойду в твое хранилище и заберу из него ту кисть. Ну, которая отменит последнее изменение на игровом уровне, то есть уничтожение мира Ют, и тогда девочка воскреснет. Мы все выйдем из Игры, а ты можешь оставаться здесь, демон.

Серый глядел на старика озлобленно и молчал.

— Пожелай нам удачи, — сказал Богомир.

— Нам?.. Михаил тоже с тобой идет?

— Да, конечно.

— Значит, ты ему всё же не рассказал о Тае.

Лицо Богомира аж перекосилось.

— О господи, так ты следил за мной? Больной ублюдок… А я-то думал, мне показалось. Не смей приближаться ко мне, тварина, слышишь? — Богомир попятился от Серого.

— Я не следил за тобой. Что за бред?

— И прямо в лицо лжет. Как же не следил, если знаешь о его смерти! Еще притворился своим клоном. И как долго ты это делал — подглядывал за мной? Может, и тень была тобой? Та, что меня преследовала. Вот для чего заманиваешь людей в Игру, ты просто извращенец.

— Это бред! Я за тобой не подглядывал. Ну, может, в начале, когда ты только появился… Но я не подглядывал, я проверял — вообще жив ты или нет. И теперь… да я просто зашел сказать тебе… и увидел… и я… я растерялся.

— Растерялся? А, по-моему, ты прекрасно знал, что делаешь!

Они оба замолкли.

— Он рано или поздно узнает, — сказал минуту погодя Серый.

— Ты мне угрожаешь? — вырвалось у Богомира.

— Нет, я… искренне. Это, — пауза, — ужасно, когда ты не знаешь о смерти любимого и еще надеешься его…

— Пойдем, — Богомир подозвал Хаокина, и они вместе ушли в хранилище Серого.

Гном-великан с презрением проводил их взглядом и снова запрыгал к мальчику, чтобы поиграть с ним. Но Серый не играл, он просто стоял и сжимал в руках клюшку.

На этот раз Богомир отправил Хаокина в огненный мир на A7, а сам пошел на тропический остров в B7, но чувство дежавю не покидало его и теперь. Та же стеклянная стена. Человек по ту сторону. Богомир наблюдал за Хаокином. Старик хотел знать, как будет реагировать на мир тот, кто в реальности ни разу не выходил за пределы библиотеки. Смотреть на всё, как Аморф вчера? Нет, в глазах Хаокина не было той наивности. Он — парень с прожаренной душой, идет и всё наблюдает. Не безмятежно разглядывает пейзажи, а именно наблюдает. Изредка на лице Хаокина проблескивала усмешка, а иногда глаза его точно еще больше зеленели, и казалось, будто он знает нечто такое важное, о чем ты и не догадываешься.

— Ты что-то хочешь сказать? — спросил наконец Богомир.

— Нет. А вы?

— Просто у тебя такой взгляд. Будто ты знаешь чего-то и не говоришь.

— Мне кажется, у меня просто такой взгляд. А в мыслях в общем-то пустяки. Хотите знать? — Хаокин хитро посмотрел на собеседника. Богомир насторожился и сразу подумал о Тае. Но персонажи его не выдадут. А вот Серый может. Хотя, наверное, не стоит об этом беспокоиться. Серый встретит Михаила не раньше, чем они найдут Ют Майерс, а к тому времени Богомир поделится с другом печальной новостью. А если Серый даже и расскажет, что Богомир хотел скрыть факт смерти, Михаил не поверит, потому что уже о ней знает. — Застывшая лава у того кратера, — прошептал Хаокин так, что у Богомира пробежали мурашки по телу, — напоминает грешные души за мгновение до того, как они попадут в ад.

Вскоре они подошли к пересечению четырех клеток, вставили ключи, и проход открылся. Королева и Михаил спустились первыми. Она восторженно говорила, как здорово, оказывается, быть пираткой. Он же сухо рассказал, что на B8, в мире призраков, к нему подходил некий мужчина и приглашал выпить. Михаил поинтересовался у жены, не встречала ли она этого «типа» вчера. «Ревнуешь?» — смеялась Королева.

— Ты можешь пойти с нами на поиски девочки или отправиться домой, — сказал Богомир.

— Я, пожалуй, домой, — с какой-то агрессией проговорил Хаокин.

— Не хочешь познакомиться с Ют Майерс?

— Э-э, нет. Но, если девчонка скажет вам, как выбраться отсюда, попробуйте освободить и духа. Я всё же думаю, что в Игре сидит светлый дух. И ему не место здесь.

— Вы умрете, — серьезно сказал Богомир, — если этот демон выйдет наружу. Умрете.

— Это еще один повод высвободить его, — прошептал Хаокин и рассмеялся.

— Я всё же не понимаю, кто вы. Кем была Аморф? Что ты из себя представляешь? Хаокин не хотел умирать, как бы ни утверждал обратное. Он слишком яростно борется за свою жизнь. Откуда в вас это? Неужели я увидел в них это?

— Может, слишком глубоко копнули? — рассмеялся Хаокин, и глаза его стали грустными. — Я хочу смерти, — прошептал он с улыбкой. — Я мечтаю о покое.

— А я — о свободе.

— Так добудьте ее. — Парень прислонился к стеклянной стене, сверля зелеными глазами Богомира. — Для нас обоих. — Затем улыбнулся, а в глазах еще пылала злость, снял черную перчатку, театрально поклонился: — Аревуар. — И исчез в золотом сиянии.

Стало как-то тихо. Только тени голосов друзей отдавались по каменным стенам лестницы. Богомир догнал Дину и Мишу, и они дошли до пустой клетки. Богомир вытащил из кармана красную коробочку и со словами «хоть бы сработало» открыл.

XVIII

Всё возвращалось. Вырастали горы, дома, деревья. Замельтешили вырвиглазные цвета: ядовито-красный, зеленый, кислотно-оранжевый. Перед троицей предстал хаотичный город из множества элементов — такой пестрый и ассиметричный, что неясно, где кончаются дороги и начинается небо. Надо приглядываться к отдельным деталям, чтобы понять: вот дом, он сделан из кусочков мозаики. Это — идет человекокот в пятнистой рубашке и радужных штанах, на голове у него аквариум с рыбешками, человекокот пытается их поймать, но лапка не лезет. Эльф в полосатом платье любуется своими красно-черно-зелеными волосами в отражениях маленьких зеркал, наклеенных на коробку у его головы. Черти, лешие, гномы, оборотни, люди, собаки, феи, ангелы — то есть все существующие и несуществующие существа гуляли по цветастым аллеям, общались со своими аквариумами на голове, смеялись.

Мир переодел в подобные наряды и игроков. Аквариумы они сразу же сняли и стали искать Ют Майерс. Это был центр площади, повсюду мельтешили прохожие, а воздух плыл от жары. Троица пошла укрыться от солнца в сквере, но он оказался нарисованным. У Королевы закружилась голова от ярких цветов и их хаотичного перемещения. Дина присела на корточки и заплакала. Михаил пытался привести жену в чувства. Богомиру это всё не нравилось: кожа уже пропеклась, а тело стало липким и тяжелым, как кусок растаявшего мяса. Мужчина держал козырьком руку и искал через просветы ресниц укрытие. И тут увидел среди цветастого мелькания сплошное розовое пятно. Это стояла девочка в платье из лепестков. Буквально в нескольких шагах от него.

— Вон Ют! Я ее вижу!

Пятно начало отдаляться.

— Бежим!

— Что? Кого? Точно? — Они побежали. Богомир прорывался вперед. Михаил тащил за собой жену. — Где?

— Вроде… У нее единственной была корона. Я видел Ют только раз, не запомнил.

Они оказались в узкой улочке — в пол-оборота груди. Девочка помчалась вверх по расплывающимся ступенькам. На пути к ней группа детей играла в скакалки и мешала пройти. Богомир пробивался через толпу ребят, горло его раздувалось от жары и высокого подъема. Старик старался поспеть за Ют и даже не знал, следуют ли друзья за ним. Когда Михаил и Королева наконец добрались до последней ступеньки, девочки уже не было видно, а Богомир сидел на земле и пытался отдышаться.

— Где Ют?

Богомир указал куда-то вверх. Михаил взглянул. Гигантский дуб стоял посреди улицы. По нему вверх стремительно летело розовое пятно. Пока Михаил осознавал происходящее, Богомир встал, подошел к дереву и похлопал его. Одна ветка отделилась от ствола, аккуратно обхватила руку игрока и начала его поднимать. Михаил и Королева сделали то же самое.

Было всё еще жарко и душно, и мир продолжал брезжить в огненных лучах солнца, но, по крайней мере, стало тихо. Хоть на мгновение. Вскоре ветки дотащили троицу до крыльца домика. Прямо перед ними промелькнуло розовое платье, и дверь захлопнулась. Богомир и Михаил переглянулись и постучали. Принцесса открыла дверь.

— О, гости! Добро пожаловать! — На ее лице появилась восторженная радость. Нарисованное на щеке сердечко сжалось, и блестки немного смазались. — Заходите!

Девочка заскочила в дом. Троица осторожно перешагнула порог и увидела коридор. Он постепенно углублялся в зал-дупло с кучей картин, статуй, каких-то бусин на стенах — будто ворона наворовала. Посреди комнаты стоял стол с блюдами. Принцесса забралась на высокий стульчик и уставилась на гостей.

— Садитесь же!

Они не решались сдвинуться с места.

— Ют Майерс? — неуверенно произнес Богомир.

— Вы знаете? — с придыхание спросила Ют. — Да, я… ее копия. Вы, наверное, новые игроки. — Она посмотрела на всех еще раз.

— Ага, я — Богомир. Это Король с Королевой — Михаил и Дина.

— Мы тоже использовали всякие титулы! Кардиналы, короли… Я — принцесса. Да что же вы стоите? Садитесь. У нас праздник! День рождения. У меня. — Гости неуверенно прошли за стол. А еда оказалась обычной. Правда, блюд чересчур много, и все какие-то жирные, в креме. Ют с любопытством рассматривала новые лица, старалась улыбаться.

— Мы к тебе вообще-то за ответами, — сказал Богомир.

— Видели твою дочку и внучку, — перебила его Королева.

— Уже внучка? — обрадовалась Ют. — Я всегда хотела двух дочек. София и Настасия. А какая из них ее мама?

— Мы встретили Настасию и Маргарит.

— И как они?

— Да всё нормально с ними, — ответил Богомир. Королева цыкнула на него.

В комнате снова повисла тишина. Михаил наблюдал за небольшой перепалкой жены и друга, но не вмешивался, просто щипчиками положил себе курицу в тарелку. В дверь постучались. Ют побежала открывать. Пришел гонец с подарками, оставил коробки на столике в прихожей. Ют вернулась на свой высокий стульчик.

— Вообще-то, — сказала Королева, — сегодня ночью Маргарит похитили.

— И мы ей ничем не поможем, пока будем сидеть здесь! — рассердился Богомир. — Так что, может, хватит меня перебивать? Ют, кто приходил сюда и уничтожил твой мир? Как давно? Кто был с тобой в Игре? И как ты покинула ее?

Ют растерянно глядела на Богомира.

— Так вы пришли вопросы мне задавать, а не играть в игру, да? — наконец спросила она и улыбнулась так, словно съела что-то кислое. — Это, это… не своевремен…

Кукушка в башне стала бешено вылетать из часов и орать во всю глотку. Гости выглянули в окно. Ют опустила голову и прошептала:

— Началось… — В это время на столе с подарками из золотого горшочка стала выползать темная масса. — А-а-а-а… Помогите… Спасите… — наигранно произнесла девочка.

Королева недоуменно оглянулась и взвизгнула. Позади Ют возрастал иссохший труп черного грифа в медвежьей шкуре. Богомир и Михаил тоже повернулись, вскочили из-за стола. Мертвый гриф схватил девочку.

Она закричала и начала исчезать вместе с монстром:

— Моя игра «Спасите принце…

И в комнате стало пусто и тихо.

— Да вы издеваетесь, — сказал Михаил.

XIX

— У них это семейное — исчезать. И Настасийка наверняка куда-нибудь пропадет. И Сонюшка.

— Софья, кажется, — поправил Богомир. — И Ют не говорила, что у нее есть вторая дочь. Сказала только, что хотела двух девочек.

— Да хоть десять! — злился Михаил. — Одна пропала, другая пропала, третья истеричка, четвертая будет психичка. С меня хватит! Мне это надоело. Я — домой.

Они шли по переполненной улице. Все куда-то спешили, бормотали себе под нос. Жара невыносимая.

— Иди, если хочешь, — огрызнулся Богомир и вытер пот с лица. Надоело постоянно убеждать людей в само собой разумеющемся.

Михаил сначала растерялся, затем задумался, самодовольно хмыкнул носом и позвал жену домой. Но Королева отказалась. «Раз уж пришли поговорить с Ют, чего теперь отступать», — сказала она и продолжила искать подсказки в игре. Михаил остановился и недовольно посмотрел на Богомира и Королеву, догнал их.

Город этот был устроен будто не человеком. Пропала Принцесса — местный правитель, но жители особо не переживали по этому поводу и даже не отвечали, к кому обратиться за помощью. Кто-то считал всё глупой шуткой, кто-то раздражался и качал головой: «Ай-ай-ай! Зачем выдумывать такие злобные небылицы?» Один домовой вообще не слушал Михаила, а играл с колокольчиками на своей треугольной коробке для головы. Михаил схватил эту шапку и разбил ее. Домовой аж раскраснелся от возмущения.

— Я буду жаловаться! — кричал он и сжимал кулачки. — Жаловаться Принцессе, и всех вас поругают!

— Она похищена. Никому ты не нажалуешься, — равнодушно ответил Михаил.

— Тогда, тогда! — отрывисто пыхтел домовой. — Я пожалуюсь Королю Солнца!

— Королю Солнышко? Как это мило. Ну и где же живет твой Король?

Гном показал на высокую гору в форме узкой шляпы. На самом ее верху в облаках стоял золотой дворец.

— Ты туда не заберешься, — встрял в разговор Богомир.

— Еще как! — рассердился гном и затопал ногами. — Сяду на поезд и доеду.

— На ПОЕЗД? — удивился Богомир, а потом вспомнил, что этот мир — сказка. — И как же ты на него попадешь?

— Подойду к рельсам, и он прибежит.

Богомир с Михаилом переглянулись, дали друг другу пять, окликнули Королеву и пошли к рельсам. Как только они ступили на них, появился поезд — это такие несколько тележек с окнами, ты садишься на корточки, открываешь дверцу и залезаешь внутрь. Поезд тронулся. Игроки сняли крышу, чтобы не сидеть скрючившись.

Поезд медленно плыл по рельсам вверх, ветер охлаждал горячие головы. Игроки наслаждались спокойным дыханием, рассматривали, как постепенно меняется ландшафт. Из мельтешащего города они ехали в сельскую местность. Там высокая трава раскланивалась в разные стороны, шли ряды одинаковых домиков: белых, красных, синих. Семьи отдыхали на заднем дворе: у кого был кот, у кого — собака, у кого — дети, у кого — свекровь.

Начинало холоднеть. Угол между рельсами и прямой горизонта становился всё больше. Михаил чему-то усмехнулся несколько раз, а затем не вытерпел и спросил жену, зачем она сняла аквариум с головы. «Он тебе очень подходил». Королева ехидно ответила, что носила бы аквариум только ради того мужчины с вином из мира призраков.

Богомир закатил глаза и постарался не слушать друзей. Не любил он чужие ссоры. Он стоял в своей тележке, мечтательно глядел в голубое небо, где летали драконы. Не такие страшные, как Дина. Один салатовый, со светлой гривой и перьями цвета воска. Другой — синий дракон с белоснежными крыльями ангела. И третий красный — дракон — горящий метеор. Они кружили в небе как прекрасные пташки, воздушные змеи. Богомир наблюдал за их легкими движениями, беззаботными играми и хотел к ним туда, в небо. Тоже быть свободным, прорезать облака, парить во влажной синеве неба. Он расправил руки, точно это крылья, и плавно стал повторять движения одного из драконов.

— Ты что, старик, рехнулся?

Он и забыл, что Михаил здесь. Богомир усмехнулся, присел на крышу своего поезда и задумчиво спросил:

— Вот ты, Дина, раньше нас двоих в Игру вошла. Ты знала, что другая Дина — дракон?

Михаил издал смешок.

— О чем ты, милый? — спросила Королева у Богомира.

— В прямом смысле. Я не про характер. Дина — это дракон. Была им, пока жила в реальном мире. Она показала мне это, когда мы пришли на ее клетку. — Он помолчал и добавил: — Я тоже был драконом. Летал, как они сейчас. — Он легонько указал головой в небо. — Я смутно это припоминанию. Но помню…

— Это ты серьезно? — спросила Королева. — Я… нет. Ничего не знала. Когда я пришла в Игру, Дина была… странной. Серый сказал, что она долго жила в лесу одна… ее семью убили. Даже имени своего назвать не могла. И я пыталась вернуть ее в общество. Она в знак благодарности имя мое взяла.

— Снова Серый, — прошептал Богомир.

— То есть ты поэтому ее бросил? — ошарашено спросил Михаил. — И поэтому потом боялся ее встретить? — Богомир не прекращал кивать. Михаил беззвучно проматерился. — Да вы же разные виды! — Снова проматерился. — Как так?.. А я предупреждал тебя, что она странная. — Снова проматерился. — Как так-то? Дракон и ты? Фу-у. Зачем ты это рассказал? Теперь мне это будет сниться.

Богомир грустно усмехнулся.

— Просто интересно, — сказал он, — была ли моя бывшая Дина знакома с предыдущим поколением — с Ют, с Джеком. Раз Ют Майерс уже бабушка и ее дочке не больше тридцати, тогда Ют вышла из Игры лет… пятьдесят-шестьдесят назад.

— Я зашла в Игру примерно тогда же, — сказала Королева. — Скорее всего, Дина видела их. Правда, не думаю, что она хоть что-то понимала. Мы недавно говорили с ней о наших первых годах в Игре. Она ничего не помнит.

— Была каша в голове, как стала человеком, — усмехнулся Богомир. — У меня тоже, когда я перестал быть драконом.

— Не смейся! — сказал Михаил. — Меня пугает, что ты над этим смеешься. Что за жесть, а?

— Она, наверное, последний дракон на планете, — продолжал Богомир. — Их же не видели уже лет триста, если не больше. То-то странной показалась мне ее история, где умные «гномы» перебили всю ее стаю. Она нас, ребят, гномами назвала. Людей. И не гномом она хотела быть, а человеком. Хотя, впрочем, мне и твоя, Дина, история странной показалась. Да и вообще я поверил только Мише.

— Хоть на том спасибо.

— Не за что.

XX

В облачном тумане виднелись большие арки и вонзающиеся в небо купола. Тихо, очень тихо, точно все умерли. Только, кажется, маленькая девочка бегала по краю дорожки и не боялась упасть.

Игроки долго искали вход, наконец вышли в главный зал. В его центре возвышался на гигантском троне он — Король Солнца. С рыжими кудрями и бородой, в белой тунике и с золотым посохом он скорее напоминал мифическое божество, нежели человека. Взгляд его был добрым и в то же время устрашающим, так что все трое замерли в оцепенении. Первым с Королем Солнца заговорил Богомир. Он начал неловко и как бы смущаясь. Божество приняло его попытку добродушным смехом, расспросило о том, кто они и куда путь держат. Богомир пытался поведать о Мертвом грифе и похищении Принцессы. Король Солнца слушал его тревожно и внимательно — он не до конца понимал, что этот маленький испуганный человек пытается сказать. В это время в зале появился домовой — тот самый, которому Михаил разбил аквариум. Чудик незаметно подошел к трону, поднялся по ступеням, залез на плечо к Королю Солнца и начал ему что-то шептать. Его высочество нахмурило брови. Богомир тщетно пытался привлечь внимание божества…

— Кто из них? — строго сказал Король Солнца.

Домовой долго смотрел на Богомира и Михаила.

— Чертовы люди все на одно лицо, — злобно прошипел он. — Оба. Оба!

Король Солнца впал в ярость и приказал бросить обоих мужчин в тюрьму. И не успел Богомир оправдаться, как оказался запертым в клетке. Михаил тоже замешкался, но, как пришел в себя, выплеснул всю ярость на друга. Мол, это ты виноват и… Богомир его остановил.

— Тюрьма — просто часть квеста. Если тебя заперли, значит, есть выход. Потайной проход. Или дверь можно с петель сорвать. Или… ну в крайнем случае надо соблазнить охранника.

Михаил посмотрел на интеллигентного старичка по ту сторону решетки. Пухляш облизывал палец и переворачивал им страницы книги, потом поправлял круглые очки и читал дальше.

— Вот и соблазняй, — рассмеялся Михаил, а сам лег на кровать и закрыл глаза.

Богомир недовольно цыкнул и начал ощупывать стены. Но в заточении друзья оставались недолго. Вскоре охрана вернулась и привела обоих к Королю Солнца. Он был сосредоточен — по лицу не угадаешь, тебя казнить хотят или отпустить. Правда, мужчины заметили возле этого божества малюсенькую Дину. И она улыбалась.

Король Солнца с минуту молчал, затем наконец произнес:

— То, о чем поведала мне ваша подруга — очень-очень плохо. Сейчас мои люди ищут Принцессу в городе, но… по-видимому, не найдут. Я знаю. — Он вдруг посмотрел на своих гостей пристально. — Знаю про Игру. Знаю, что я ее часть. Ют Майерс меня таким задумала. И, видимо, ее похищение — тоже часть плана… Скажу сразу: если вы не найдете Принцессу до весны, этого мира не станет. Раз в триста лет планеты в нашей системе находятся на опасных орбитах и начинают притягиваться друг к другу. И только Принцесса это может остановить. Вам нужны ответы. Но вы их не получите, если наш мир взорвется. Игру нельзя переиграть. А до весны три дня.

Троица отошла для разговора.

— Может, прошлый раз Дина и не уничтожала игру, — нехотя признал Богомир. — Может, кто-то просто не смог ее пройти.

— Она же находилась на скрытом уровне, — сказал Михаил. — Не знаю, не знаю… Но вот, если что, мы же сможем переиграть игру? Есть ведь отменители.

— Отменитель у Серого был один. И я не знаю, как он его получил.

— Такие награды — редкость, — пояснила Королева. — Обычно они выпадают при совершении каких-то специфичных действий. Комбо всяких. И выпадает там не только отменитель, а вообще что угодно.

— Я еще подумал, он может не помочь, — сказал Богомир. — Он же не сам игровой процесс отменяет, а перестройку на уровне. Значит, все-таки Серый взорвал этот мир…

Гонец затрубил:

— Представители других планет прибыли.

— Других планет?.. — прошептал Богомир.

В зал занесли стол, кресла, ковры, набежала куча охраны и прибыли инопланетяне со свитой. Они не были зелеными и безволосыми: обычные люди, кроме, конечно, Президента мальчика-с-пальчика. Всего планет в этой системе оказалось четыре: Солнце, Арий, Нибиру и Датин. Солнце — объединенная колония всех планет. Нибирийцев прибыло много. Человек пятьдесят. Все смуглые, суровые, в шубах. Вождем у них являлся старик, но он чем-то болел, поэтому за него говорил старший сын. В отличие от них, арийцы, наоборот, были все такие утонченные и далекие от мирского — от них прибыли небольшой миролюбивый отряд и отец с семнадцатилетним сыном. Все в белом; и мужчины, и женщины в одинаковой одежде, длинноволосые в большинстве своем. Датинцы оказались нормального роста, кроме их Президента, безэмоциональные, интеллигентные.

Игроки ожидали от инопланетян конструктивного диалога для решения проблемы. Но вместо этого все народы просто поругались друг с другом. Эти приличные датинцы обвинили в похищении Принцессы нибирийцев. Нибирийцы чуть не начали драку, сказали, что это датийцы их подставили. Арийцы пытались сохранять нейтралитет, а потом не выдержали и заявили, что на всё рок судьбы и эта трагедия случилась потому, что другие народы грешны. Естественно, ниберийцам и датинцам это не понравилось. Через пять минут характер спора стал неопределяемым. Правители уже хотели начать очередную галактическую войну, но Король Солнца постановил, что для разъяснения ситуации направляет на каждую планету трех своих послов — Богомира, Дину и Михаила.

XXI

Поезд остановился перед развилкой. Три одинаковые дороги. Три арки, усыпанные желтыми цветами. Три туннеля — черные как бездна.

— Нет указателей. Ничего, — недоумевала Королева.

— Не первый! — выкрикнул Михаил, будто кто-то уже выбрал эту дорогу. — По логике, если бы разгадка хранилась на первом же уровне, игра бы быстро закончилась. Наверное, нам надо в последний. Это если слева направо. А если Ют левша?

— Что? — Богомир взглянул на друга.

— Левша, и для нее всё идет справа налево. И тогда нам надо в первый. Нет, я понял. Третий — это слишком легко. Ют оставила разгадку во втором проходе. Или могла…

Богомиру надоело это слушать. Он вскочил на железную крышу, пробежал к развилке и потянул рычаг. Поезд дрогнул и пополз в тягучую тьму третьего туннеля. Богомир вернулся в кабинку. Стало совсем темно, так что рук не видно.

— А мне понравилось это даже, — сказала тихо Королева.

— Что, любимая?

— Договариваться с правителем о вашем освобождении, присутствовать на деловых встречах. Как будто я на мгновение почувствовала себя той, кем являлась.

— А-а, — почесал затылок Михаил. — Ясно.

— Возможно, в работе и было мое предназначение.

Они замолчали. Поезд ехал плавно, его движение почти не чувствовалось — только когда вздрагивал на поворотах. Богомир даже успел задремать, а затем Михаил затряс его.

Прибыли. Богомир спросонья посмотрел на друзей и вышел из кабинки. Рельсы кончились, а дальше шли темные коридоры с рисунками на стенах: какие-то небольшие цветочки, рожицы. Потом — геометрические фигуры: круги, ромбы. Затем — объемные квадраты, прямоугольники с тенью, коробки, очертания домов, людей, дерево в желтых лентах. И чем дальше послы заходили, тем сложнее становилось отличить изображения от реальных вещей. Дверь оказалась нарисованной, а тумба со столом — настоящей. За поворотом послы увидели очень реалистичный зеленый луг. На нем пасся белый единорог с наездником. Богомир дотронулся до этой картины, и животное вздрогнуло.

— Вы прибыли так скоро. — С единорога слез мужчина и обнял Богомира за плечи, затем добродушно улыбнулся. Это был правитель планеты Арий — отец Ария, как его называли.

Тут же из стены вышли длинноволосые то ли девушки, то ли юноши в белых туниках. Незнакомцы обвили объятьями послов, а после ненавязчиво затащили их к себе.

Все шли. Сияло солнце. Над головами их свисали сочные яблоки и душистые цветы. Дорогу послов и правителя посыпали лепестками.

— Он такой красивый. Как в сказке, — сказала Королева и дотронулась до белой гривы единорога.

Отец Ария рассмеялся.

— Зачем же как в сказке? Неужели вы никогда не видели единорогов?

— Они, говорят, вымерли. Или вообще не существовали.

— Неправда! — чуть не выкрикнул правитель. — Такие прекрасные создания не могут исчезнуть. Если в капкане гибнет антилопа, на ее могиле распускаются розы. Если в саду увядает роза, она расцветает в строчках поэта.

Богомир чуть не подавился от смеха.

— Ничто не исчезает в никуда, — сказал юноша по левую сторону от единорога. Молодой человек ласково улыбнулся Дине, а она ему.

— Да, милый, — сказал отец Ария юноше. — Прошу познакомьтесь. Это мой сын Ансельм.

— Здравствуйте, — сказал юноша.

Ансельм отличался от других арийцев. Он был коротко острижен и в белом костюме. Взгляд задумчивый. Но Богомиру всё равно не понравился принц. Очередной смазливый блондинчик — по таким девочки-подростки сохнут.

Михаил пытался расспросить отца Ария о планете, но правитель давал уклончивые ответы. Принц же не сводил пристального взгляда с послов. Богомир тоже уставился на него. Мальчик не отвел сверкающего глаза.

— Вы хотите знать правду? — не выдержал отец Ария. — Тогда вы выбрали верную планету. Здесь вы найдете ответы на свои вопросы. Идемте.

Они приближались к картонному поезду. Он стоял на волнообразных рельсах, вбитых в землю, как забор. Машинистка залезла в кабинку и пригласила послов тоже. Они неуверенно шагнули внутрь. Поезд не пошатнулся — и то хорошо. Тронулся.

— Каким образом он едет? — спросил Михаил.

Машинистка обернулась, ее короткие темные локоны развивались на ветру:

— Чтобы он поехал, нужно только поверить.

— Не понял.

— Скоро сам всё увидишь.

Машинистка возила послов по этой радужной планете, рассказывала им — там дворец такой-то, там вот так-то. Сначала слушала ее только Королева, а мужчины сидели нетерпеливые и недовольные. Но потом Михаила взбесила жена, и он увлекся машинисткой, стал подробно расспрашивать ее о каждой мелочи. А Королева, кажется, слишком увлеклась этим миром и не замечала флирта мужа. Богомир скучал. Его время тратили зря. Он каждый раз спрашивал: «Уже приехали?» Но машинистка отвечала: «Скоро», а Михаил цыкал на друга.

Богомир взглядом искал на Арии хоть что-то интересное. Например, заметил черный склеп, который был похож на склеп из Игры. Возле него сидел человек.

— Зачем там охрана? — поинтересовался Богомир.

— Да это не так важно, — сказала машинистка и рассмеялась.

Потом Богомир заметил красную башню со стражниками.

— А вот замок королевы, — на этот раз ответила машинистка.

— Так она жива?

— Конечно, просто приболела сегодня.

— Я бы хотел ее встретить, — сказал вдруг Михаил. — Заглянем?

— Нет, к ней не пустят. Она же болеет, — возразила машинистка и остановилась на поляне.

Там веселились эти одинаковые арийцы, пели, танцевали. Были среди них и художники. Они голыми руками закрашивали стены домика гуашью. Рисовали на нем зелень, траву — и растения становились настоящими, таким образом стирая здание из пространства. Послы вышли из поезда. И Королева тоже попробовала нарисовать цветок, но он почему-то не ожил.

К ней подошла девочка:

— Глупая, надо поверить, что цветок реальный, и он станет таким.

Королева попробовала еще раз, нарисовала темно-синий сапожок, и — о чудо — он выпал из стены. Богомир и Михаил тем временем расспрашивали местных жителей.

— Попробуйте наше вино из луговых цветов, распускающихся в полнолу…

— Нет, спасибо. Так вы что-нибудь знаете о похищении Принцессы?

— Это не похищении, а возвышение! Господь избрал ее для рая.

— Мы всё же думаем, что она жива, — заметил Богомир.

— Нет, вы не поняли, — вмешалась незнакомка. — Она не умирала. Ее избрали, чтобы выжить. Она — одна из чистых душ, вознесшаяся, та, кого не тронет конец света. Надеемся, и нас бог убережет от этой участи.

— Если бы Принцессу не похитили, никакого конца света и не было бы, — съязвил Михаил.

— Нет, конец света — это кара небесная всем смертным за грехи наши.

— Что за чушь вы несете?

— Вам, ниберийцем, этого не понять. Только арийцы способны…

— Мы не ниберийцы. Мы, можно сказать, неместные.

— Это радует. Возможно, у вас будет шанс на вознесение.

— Спасибо, но возноситься не в наших планах.

Снова прибежала машинистка — рассказать им что-то важное. Михаил и Богомир взяли с собой Королеву и помчались за девушкой. Но она, оказалось, просто хотела показать им местные блюда, песни, танцы. Богомир разозлился и позвал друзей изучать планету дальше. Михаил отказался. Ему понравилось предложение машинистки, и он сказал жене:

— Милая, давай останемся, разучим танцы: танец любви, танец солнца, танец последнего дня…

— Ну милый…

Богомир утянул Королеву за собой. Михаил недовольно смотрел им вслед. Красивые девицы надели ему на голову венок и потащили в хоровод.

Королева и Богомир разделились. Дина захотела узнать, как работает этот мир, одолжила краски у местной шпаны и отправилась искать чистый уголок для рисования. Шла долго: мимо полян с единорогами, мимо танцующей молодежи, мимо водопада. Наконец забрела в темно-зеленый парк и за поворотом обнаружила почти пустую стену подвала.

Королева взяла черную краску и нарисовала очертание двери. Сработает ли? Толкнула — дверь открылась. Дина прошла через проход на другую сторону стены и аж захлопала от радости. Дома она часто перестраивала свой замок, но никогда не забывала, что находится в Игре. Здесь же… здесь было по-другому. Темный сырой подвал, серые стены, низкие потолки. И чем больше Дина открывала двери, тем более неуютно себя чувствовала. Королева уже находилась далеко от людей, солнца и голубого неба, не слышала голоса. Над потолком жужжали тяжеловесные лампы, а комнаты походили одна на другую. Но Дина почему-то продолжала идти. Внутри ее теребило тусклое чувство страха, но его затмевал восторг. Наконец Дина остановилась перед тупиком. А вот и пустая стена. Идеально! Девушка окунула пальцы в краску и прикоснулась к кирпичу. А что рисовать? То есть можно изобразить многое: у Дины неплохо выходили звери, пейзаж и здания. Но она глядела на чистую стену и не могла решить. Ничто не цепляло ее.

Тут Дина вспомнила про дверной проем в мире призраков. Образ вдруг возник в ее голове, и руки точно сами начали вырисовывать разноцветные камушки на нитяных шторах, размывчатые силуэты мебели и черную манящую пропасть неизведанного.

Закончила! Королева отошла назад, чтобы оценить рисунок, но поняла, что перед ней уже та темная комната. Шаг, второй, вперед. Дина застыла перед порогом. «Должно что-то случиться, и я не зайду внутрь, — поймала она себя на мыслях. — Да почему же я так не хочу в эту комнату?» Она переступила порог и оказалась в темной бездне. Там не было ничего — ни мебели, ни даже стен с потолком, только всепоглощающий мрак.

«Ты-ы-ы-ы!» — вдруг истошно закричала из тьмы девочка — лохматая, бешеная, в рванье — и схватила Дину за запястье. Рука загорелась обжигающей золотой вспышкой. Королева вскричала от боли и выбежала из комнаты, оглянулась. Из дверного проема на нее смотрели три пары демонических глаз. Дина хотела стереть рисунок тряпкой, но дети уже вышли из комнаты, и Королева просто побежала. Налево — тупик, направо, прямо, поворот, прямо — нарисованная дверь, через нее. Дальше? Прямо, налево — еще проход и еще. Тупик! Дина взяла краску и нарисовала дверь, шмыгнула в нее и оказалась в темноте.

Сначала девушка испугалась, что снова попала в комнату с демонами, но затем смогла нащупать стены, пол. Когда глаза немного привыкли, Дина стала различать и нависающие низкие потолки. Ламп не было. До этого Королева запнулась об одну из них.

Девушка бродила по темным коридорам и пыталась на ощупь найти выход, но он словно исчез. Тогда она макнула пальцы в краску и снова нарисовала арку, пошла на нее — ударилась в стену. Дина тихо заскулила, обернулась лицом к коридору — ничего не видно. Совсем ничего. «Я в ловушке».

Богомир изучал планету по-другому — не пытался зайти глубже, а смотрел окрестности, искал зацепки. Особо не получалось. Как он понял, мир этот состоял из хаотичных рисунков, сама же игра заключалась в мини-квестах, когда ушлые арийцы пытаются затащить тебя в свои передряги. Помогите нам отыскать дочку. Родители не хотят, чтобы мы женились! Я дал обещание отомстить за… Тьфу, противно! Только пару раз этим историям удавалось увлечь Богомира. Одна девочка нарисовала котенка, а глупыш прыгнул в лужу и растаял. Девочка расплакалась. Богомир, во-первых, любил котят, а, во-вторых, он задумался, что из этого мира — настоящее. То есть понятно, что все эти герои — фальшивки. Но а если бы котенок не растаял, девочка бы любила его, ухаживала за ним, но ведь он ненастоящий. Богомир сразу вспомнил Аморф — это странное создание, квинтэссенцию Игры. Наверное, теперь Аморф умерла навсегда. Ариадна полностью поглотила ее.

Богомир расспрашивал местных о Принцессе, но они втягивали его в свои квесты. Интересные места от игрока скрывали. К королеве вот не пустили. А у склепа стоял противный старикашка. Он убеждал Богомира, что в склепе собраны самые жуткие монстры этой планеты и туда нельзя заходить. Богомир же из вредности хотел это сделать. В какой-то момент охраннику это надоело, и он отдал ключ доставучему послу.

Богомир зашел в помещение. Ничего страшного — он ведь в подобном месте уже был… Монстры ринулись на Богомира и убили его.

Дина вдруг услышала шорох и прижалась к стене от страха.

— Кто здесь? — послышался голос в двух шагов от Королевы. — Не бейте меня!

— Я? Бить? — Дина сползла на пол и попыталась руками нащупать человека, дотронулась до его ботинка, испугалась и отскочила.

— Кто ты? — человек будто сел на пол. До этого он, кажется, лежал. Дина не видела этого мужчину, но ощущала — он старый, у него дряхлая одежда и что-то с глазами.

— Я Дина, я заблудилась.

— Не повезло тебе. А я думал, это вернулись за мной, чтобы избить.

— Зачем это кому-то? Они… выкололи вам глаза?

— Да… Откуда ты знаешь? Они сказали тебе об этом? Ты одна из них?

— Из кого? Нет… я здесь, чтобы спасти Принцессу. Вы слышали? Она пропала.

Человек не ответил. Дину оглушила тишина.

— Вы здесь? — спросила Королева.

— Да…

— Кто вы?

— Я художник.

— А выход отсюда можете нарисовать? У меня есть краски, но я почему-то…

— У меня тоже есть. Рисую каждый день. Ты разве не заметила — все стены в моих работах.

Во тьме. Никого. Ничего.

— Нет. Я их не вижу.

— Я тоже. Рисую и не вижу ничего. И двери. Я столько раз пытался создать проход, но это бессмысленно. Я твержу себе: «Надо поверить, что на потолке солнце, на полу трава, а мои картины могут ожить». Но если я не вижу, как они оживают, не верю в это. И вот я здесь.

— За что вас сюда поместили?

Он рассмеялся.

— За то, что рисовал.

— У вас все рисуют.

— Но только я один — правду.

Богомир с недовольством ехал на поезде к Королю Солнца. Драконы летали над головой. Пекло кожу. Невесело умирать и возвращаться к началу.

— Не могу понять, почему меня преследует образ этих детей, — говорила Королева. — У меня своих-то не было.

— Ты, наверное, их хотела.

Дина пожала плечами.

— Я много работала ради общества, пока…

— Да. Ты очень хотела детей.

Дина опустила голову.

— Да, я очень хотела детей.

Как только Богомир вернулся на Арий, его попытались затащить в квесты. Игрок жутко разозлился. Все эти истории он уже где-то видел. Похоже, мир пустышка. Здесь нет ни Ют Майерс, ни ее похитителя.

Богомир спрятался ото всех в уголке и дулся.

— И что же это мы меня не спасаем? — услышал он голос откуда-то сверху.

Перед Богомиром стояла башня из картона, а на ее балконе сидела девочка в костюме принцессы. Она раскачивала жирную искусственную косу и пыталась ударить ею игрока.

— Неинтересно, — отчеканил он. — Чтобы ты ни предлагала — неинтересно.

— Ой, ты какой бяка, — фыркнула девочка. — Почему же?

— Я просто знаю, что ваша игра меня уже ничем не удивит. Я где-то что-то подобное уже видел. Смотришь, и тошно. Вообще такое ощущение, что люди исчерпали оригинальность. А вся эта мошкара вокруг — продукт выдумки малолетки, которая любит единорогов и принцесс. Так что повторюсь, неинтересно.

— Хм. Может, дело не в игре, а это ты не там ищешь? Оттого всё кажется одинаковым. Вот попробуй изучить что-то новое. И, поверь, там ты почувствуешь себя полным идиотом.

— Такая умная, да? Что у тебя за квест? Спасти очередную принцессу?

— Ха, не поверишь. Именно так. Я Ют Майерс.

— Не-е-ет, — протянул Богомир, но всё же продолжил: — Там другая девушка, и всё не может быть так просто.

— А всё и не так просто. Я не совсем она. Точнее, я — одна из альтер-личностей Ют.

— Тогда давай поговорим. Как выбраться из Игры?

— Какой ты быстрый, котик. — Девочка так сильно рассмеялась, что чуть не выпала с балкона. Богомир даже весь напрягся. — С какой стати я должна тебе сейчас всё рассказывать? Мы ведь тут в игры играем: принцессы, драконы. Вот дойдешь до конца, тогда и поговорим. А так, я ведь тебя совсем не знаю.

— Ну ты и стерва, Ют Майерс.

— Я не стерва. Я только часть игры. И ведь ты же меня создал. Напополам с Ют.

— Это как?

— Все эти сознания, подсознания… Кто ж разберется, как они работают! Ты, наверное, если проходил игры Ют, замечал, что ее персонажи меняются, подстраиваются под тебя. Это неслучайно. Особенно здесь. Думаешь, я создала этот квест, чтобы рассказать историю о себе? Не-е-е-ет. Я его сотворила, чтобы познакомиться с вами.

— Какой смысл? Ют мертва.

— Тоже верно. Но мертва Ют оригинальная.

— А Ют оригинальная — какая она была?

— Вы познакомитесь, когда ты найдешь ее. Принцесса расскажет тебе всё.

— Принцесса знает, как выбраться из Игры? Ты хоть это можешь сказать?

Девочка подумала.

— Знает, но не думаю, что ее ответ тебя удовлетворит. В любом случае выбора у вас нет. Прощай, Богомир! Спаси принцессу, убей дракона и смотри не перепутай!

— Стерва.

— Я всё слышала.

— Свет включили, — сказала вдруг Дина.

Во тьме. Никого. Ничего.

— Разве? Не может быть. Как это возможно? Все лампы сломаны.

— Нет же. Они на месте. Я их вижу. Просто вы не можете. Ой, и вот выход.

— Где? Здесь только тупики.

— Нет. Я через него пришла. Сейчас проверю… действительно ли это он.

Дина опустила пальцы в краску и провела ими по стене.

Во тьме. Никого. Ничего.

Королева на ощупь добралась до старика, подняла его за руку.

— Скорее. Вот проход. Вы идите первым.

Она взяла художника за плечи и подтолкнула, и он пошел вперед, и вперед, вперед и вперед. Сердце у Дины замерло. Неужели сработало?

— Да, мы сейчас идем по коридору обратно к поляне. И, кажется… — Она опустила пальцы в желтую краску, закрыла глаза и поставила кляксу перед собой — что-то словно зажглось впереди. — Я вижу свет. — Дина улыбнулась и открыла глаза. Действительно, свет горел.

Они добрались до поляны. К старику подбежала девушка, обняла его.

— Папа! Я думала, ты тоже вознесся!

— Нет, милая, куда же я без тебя.

— Всё теперь хорошо, — сказала Дина. — Вы на свободе, снова можете гулять по зеленой травке и…

— Эх, деточка, — лукаво сказал старик. — Мы еще в темном подвале.

— Нет, папочка. Здесь солнышко светит, и цветы, и единорог ходит… И водопад — ты слышишь, как он журчит?

Старик улыбнулся. Капли тихо стекали со старой трубы.

— Да, конечно, доченька. Ты права.

Улыбка медленно спала с губ Дины. Внезапно к ней подбежал Богомир и схватил за руку.

— Бежим!

— Что? Куда? — не поняла Королева.

— Я выпустил демонов.

Королева обернулась: к поляне подступали чудовища. Богомир и Дина помчались со всех ног, прихватили с собой Михаила. Богомир ничего не объяснял, и друзья уже начали злиться на него, как вдруг вышли к красному замку. Богомир затаился. Они тоже. Стража у замка обнажила мечи и кинулась на чудовищ. Только этого Богомир и ждал. Он осторожно подбежал к воротам, уже хотел открыть их и вдруг заметил принца — этого Ансельма. Юноша стоял в паре шагов от Богомира и смотрел на него. Богомир сделал вид, что не собирался заходить внутрь замка, и подошел к принцу.

— Ваше вели…

— Наконец мы можем поговорить, — перебил его парень. К ним приблизились Михаил и Дина. — Вы хотели встретиться с моей матерью?

— Нет, это…

— Хорошо. Тогда я считаю, что должен показать вам реальный Арий. Пойдете?

Друзья последовали за принцем. Он куда-то поднимался и уходил всё дальше в мрачные туннели. Прошло минут двадцать. Ансельм замедлил шаг и стал ступать на носочках. Послы тоже напряглись. Юноша достал краску, нарисовал стакан с водой и лед в ней и дрожащими губами выпил жидкость, а затем схематично изобразил биты, раздал их всем. За поворотом у двери стояли стражники. Мальчик хотел ринуться в бой, но Богомир его остановил, предложил план. Ансельм нехотя согласился. Половина группы разобралась со стражами у входа, вторая — с теми, кто отдыхал в коморке.

Ансельм после драки снова разнервничался, подошел к обеденному столику, взял с него чайник и поднес к своему стакану. Богомир заметил, как льется горячий пар из носика, и вскрикнул: «Стой!» Мальчик вздрогнул, но кипяток наполнил холодный стакан уже на треть. Стекло лопнуло. Визг Дины. Горячая вода чуть не разлилась. Богомир подошел к юноше, забрал у него посуду и вдруг заметил — слегка приоткрытый рот, испуганные глаза — два осколка воткнулись Ансельму в зрачок. Дина подбежала, чтобы помочь. Но мальчик уже справился сам. На пол упал сначала один кусок стекла, затем — второй. Ансельм перевел взгляд на встревоженных послов.

— Всё нормально, — поспешил он добавить. — Это ненастоящий глаз. Мне на Датине его делали. Всё нормально. Пойдемте наверх.

Ансельм шмыгнул из комнаты к лестнице, уже хотел повернуть штурвальный замок, но потом вспомнил о чем-то, спустился. Послы осторожно вышли в коридор. Ансельм достал из ящика маски и передал игрокам, сам надел одну.

— Как ты лишился глаза? — спросил Михаил. Королева толкнула мужа локтем.

— Террористы с Нибиру, — ответил принц. Потом снова поднялся и крутанул ручку. — Меня похищали в детстве, — добавил он и открыл люк.

Все четверо вышли на поверхность.

Пред ними была железная планета — одна сплошная крыша того туннеля, по которому они блуждали всё это время. Небо пылало в красно-песчаном огне и, казалось, пыталось сжечь белую фигуру мальчика пламенным ветром. Ансельм обернулся. И Богомир понял, что даже под большими круглыми очками принца замечает его неблестящий мертвый глаз.

— Вон Нибиру, — сказал юноша и указал вверх. В высшей точке неба заканчивалась песчаная буря и виднелся темно-синий космос со звездами и красно-коричневой планетой. — Чуть больше чем через два дня она врежется в Датин. — Он показал на серебряную планету правее. — А затем их осколки полностью собьют Арий. — Палец вниз. — Даст Бог, Солнце разрушится не полностью. — Мальчик повернул голову влево. Там не было ничего, кроме песочной бури, но затем она поутихла, и послы заметили силуэт огромного Солнца без конца и края.

Королева заворожено прошла чуть вперед к четвертой планете. Ветер резко кончился, и наступила тишина. Ансельм отцепил нижнюю часть маски, оставил только очки и приблизился к Дине. Огромное Солнце пылало на горизонте. Все его мельтешащие краски сливались в одно обжигающее месиво. Богомир и Михаил тоже подошли к Ансельму и Дине.

— Еще хотел сказать вам про Мертвого грифа, — произнес мальчик. — Вы не подумайте, что я такой же ксенофоб, как и остальные здесь. Про Нибиру — это правда. Ее неверное вращение вокруг Солнца — причина будущего апокалипсиса. Я на Датине на культуролога учусь и там этот вопрос тоже изучал.

— На культуролога? — спросил Богомир. — Ты не собираешься быть отцом Ария?

Ансельм усмехнулся, а потом его глаза наполнились тоской.

— Отец может быть только один, верно? — ответил он. — Но вы отвлекаете меня. Мертвый гриф ведь переместился, да? Если он человек… то, ну только нибирийцы — маги. Датинцы пользуются технологиями, мы… мечтами. — Он с грустью усмехнулся. — Куда они привели нас?! В кромешные подвалы.

— Не думаю, что проблема в мечтах, — заметил Богомир. — Скорее, планета слишком близко к Солнцу, а эти ваши краски — только способ сделать жизнь чуточку краше. И, может, Арий — не лучший для этого пример, но люди ведь и в космос когда-то летали.

Ансельм снова усмехнулся.

— Понравилось вам у нас? Хотели бы остаться здесь жить? — Потом он словно опомнился. — Отец ведь собирается закрыть ворота между планетами сегодня в семь часов, вам нужно скорее возвращаться.

Принц проводил послов до поезда.

— Нибиру — второй туннель. Датин — первый.

— Хорошо.

— И что вы будете делать, если не найдете Принцессу? — спросил юноша. — Не советовал бы оставаться на взрывающихся планетах. Вы, вроде бы, хорошие люди. Может быть. — Один его глаз блеснул.

— Мы ее найдем, — пообещала Дина.

XXII

— Я тут… подумала…

— О, уже хреновое начало.

— Нет, почему же? Просто… когда мы выйдем из Игры, я бы хотела детей. С тобой.

— Ты рехнулась? Тебе сколько вообще лет? А мне сколько? Какие дети?

— Обычные, Миш. У тебя-то они были, а у меня — нет, и я не хочу…

— Что вот ты начинаешь… Вчера — мое предназначение в работе. Сегодня — в детях. Тебя чего так метает-то из стороны в сторону?

На Нибиру послов сразу же встретили, окружили, повели их к правителю по темно-красным пещерам. Однако это не мешало супругам спорить.

— …И вообще дети — это сплошные проблемы…

Они зашли в зал, где мальчики разных возрастов дрались с манекенами. Сотни карих глаз тут же устремились на Михаила.

— Это фраза была вырвана из контекста! Я не против детей! — прокричал он им вслед. — Ну и жуткие они, точно смотришь в зеркало, а оно лицо в тысячу похожих искажает, — шепнул Михаил друзьям.

Послы прошли в следующий зал. В нем одни мужчины ковали оружие, другие сжигали подарочные коробки, а третьи куда-то собиралась. И все такие мускулистые и одинаковые.

— Вы ведь не арийцы, надеюсь? — к ним подошел ехидный старичок и указал на черепки в стене. — А то бывали у нас как-то послы, занимались своими проповедями.

— А вы инопланетян не жалуете, смотрю, — заметила Королева.

— Не жалуем. В день сжигаем с сотни коробок-подачек от этих датинцев.

— Мы ведь не похожи на арийцев, — сказал Богомир. — Зачем вы спрашиваете? У вас же представители каждой планеты отличаются внешне. Арийцы — все худые блондины. Нибирийцы — коренастые шатены.

— Не местные вы, значит, — ухмыльнулся старик. — Не знаете ничего. Думаете, все нибирийцы такие? А сами смотрите на один большой клан, одну большую семью. А кланов по всей планете — видимо-невидимо, и везде разные люди.

Внезапно большие ворота распахнулись, и оттуда выскочил мальчишка.

— Эльазар вернулся! Живой! — закричал он.

Еще несколько детей подхватили эту новость и куда-то побежали. Послы переглянулись. Богомир спросил у старика:

— А что за Эльазар такой?

— Наш Эльазар, — с любовью ответил старик.

Ворота снова открылись, и в зал вошла группа воинов. Они все были более или менее на одно лицо, но Богомир сразу распознал Эльазара — этого породистого мужчину. На фоне такого красавца все его братья и кузены смотрелись жалкими копиями. Эльазара хлопали по спине, к нему обращались, всё внимание принадлежало только ему. Затем вернувшегося встретила и жена — такая же каштановолосая женщина. Она бросилась к Эльазару на шею, рыдала и хотела расцеловать супруга, но он по-мужицки отмахнулся от нее. Все по-мужицки посмеялись и забыли. К Эльазару побежали обниматься и дети, но их он уже не отталкивал.

Мужчина подошел к гостям.

— Добро пожаловать на Нибиру. Эльазар к вашим услугам. А ты, Зигмунд, старый пердун, еще не запугал их своими байками?

— Только начал.

Эльазар рассмеялся.

— Куда это все так готовятся? Я не совсем понял по рассказам. Слишком много сразу…

— Третья волна на клан песочников идет, — ответил Зигмунд.

— Кто они такие? — встрял в разговор Богомир.

— Те, кто похитил Принцессу, — ответил старик.

Что-то объяснять послам никто не собирался, зато их отвели к вожаку Нибиру. На кровати лежал совсем дряхлый старик, который большую часть жизни проводил во сне. Лишь ненадолго он открывал слезливые голубые глаза, хрипел что-то через дыхательный аппарат, слюнявил его и пытался встать. Это было невозможно при весе пациента и обилии трубок — они пронизывали его вдоль и поперек.

Формально старик еще назывался вожаком. Но на деле всем управлял старший сын — Адольф, мужчина лет шестидесяти, сидящий подле отца. Он осмотрел холодным взглядом послов, задал им несколько вопросов и наконец заявил:

— Принцессу похитил кто-то из песочников. Только они умеют телепортироваться, а для безопасности используют предмет-талисман. С помощью него они могут наблюдать за окружающим миром. В данном случае — золотой горшочек.

— Почему же на общем собрании вы не сказали об этом? — спросила Дина.

— А потому что это не дела датинцев, арийцев или жителей Солнца. Мы почти разобрались с песочниками.

— Это как? — уточнил Богомир.

— Перебили их. Остались единицы. Их вожак. Ближайшие подчиненные.

— Зачем вы это сделали? — чуть не вскричал Богомир. — А если вы убили кого-то, кто похитил Принцессу, как мы найдем ее?

— Не волнуйтесь. Мы их пытали. То, что они могли рассказать, они нам рассказали.

Дина негодовала, но спорить с властителем планеты не стала, только взглянула на Эльазара. Он, казалось, тоже был выбит из колеи. В его глазах виднелся легкий налет печали.

— Эльазар! — сказал Адольф приветливо. Эльазар вздрогнул и посмотрел на брата как на чужого, но затем быстро опомнился. — Ты живой, посмотрите-ка. — Эльазар улыбнулся во все лицо. — А что грустный такой? Песочников жаль?

— Себя жаль. Замотался ходить по горам. Когда будет третья волна?

— Уже скоро пойдут. Полчаса. Небось, с ними хочешь?

— Да. Нужно завершить дело, — сказал он с расстановкой.

Адольф выслал брата в третью волну. Послы тоже напросились на миссию. Их не хотели брать, но, раз Король Солнца приказал помогать им, значит, надо. Через полчаса все отправились в путь. Послы пошли с Эльазаром. Он брел задумчивый по коридору, а потом чуть повернул голову направо и вздрогнул.

— Я не заметил, как вы присоединились.

— Может, вам лучше сегодня не идти? — побеспокоилась Дина.

— Думаю, бояться стоит не за меня, — рассмеялся Эльазар и позвал молодых рябят.

Они принесли одежду — из искусственной твердой ткани. Снова на голову послам надели маски. Игроков и Эльазара окружили, ворота открылись, и все вышли наружу.

Погода на Нибиру бушевала похлеще, чем на первой планете. Если на Арии шли нескончаемые песчаные бури, то на Нибиру эти бури казалась наименьшим из зол. Рельеф планеты составляли сплошные красно-серые горы и гигантские кратеры. Причем горизонт был настолько широк, что над одной горой сверкали молнии, другую скалу заволокло кислотным туманом, а на третьем участке полыхал огонь. Задул жуткий ветер. Послов чуть не смело. Тогда молодые нибирийцы начали управлять воздухом. Только благодаря этому все добрались до бронированного поезда. Он обычно ездил прямо по скалам, повторяя их ландшафт. Эльазар усадил послов в вагоны, закрепил железные ремни безопасности.

— Это точно выдержит? — боязливо спросил Богомир.

— Выдержит, — рассмеялся Эльазар и хотел уже пройти в соседнюю кабинку.

— А как вообще эта штуковина передвигается? — спросил Михаил, глазами ища первый вагон. — На чем?

— Магия, детишки, магия — ответил Эльазар и сел.

Двери захлопнулись, и уже на первом повороте всех чуть не стошнило. Дина кричала от ужаса. Богомир закрыл глаза и вжался в кресло. Понравился «аттракцион» только Михаилу. Но затем над поездом засверкали молнии, а после кабинки тряхнуло.

— Это здесь в порядке вещей, — испуганно сказал Богомир.

Вагоны тряхнуло еще раз, только сильнее, так что они подпрыгнули и обратно упали на рельсы. Третий раз поезд вдруг сорвало вниз, и игроки полетели в пропасть…

XXIII

Он словно всплывал из кружинистой полутьмы, видел лицо то матери, то Эли. Она прикладывала ему тряпку к голове и шептала: «Родной, любимый, ты вернулся, ты со мной», а он не хотел возвращаться к ней и в то же время в отчаянии жаждал этого. Тело наливалось свинцом и болело. Словно из-под воды доносилось пение. И он очнулся.

Это оказалась не Эли. Разочарование и облегчение окутало его с ног до головы. Незнакомка была только бледной тенью тех других женщин, слившихся в одну. В ней проглядывались какие-то черты от Эли и от матери, но Эли Богомир давно бросил, а мать мертва.

Мысли приходили в порядок. Поезд ведь свалился в пропасть, но Богомир остался жив. Он еще в игре Ют. Нужно отыскать своих и продолжить путь. Мужчина хотел встать, но женщина вдруг набросилась на него с поцелуями. Он лениво загораживался от нее руками. Еще к тому же беременна…

— Я так рада, что ты живой, — лепетала она.

— Перестаньте меня… слюнявить. Это выше моих… Так. — Он уверенно отстранил женщину от себя. — Конечно, спасибо, что заботились обо мне. Или спасли меня… я уж не знаю. Но я вам ничем не обязан. И вы мне ничем. Мне стоит уйти. Не нужно. Я вас не знаю.

— Милый, ты слишком сильно ударился головой. Всё пройдет.

Богомир заметил в проходе двух мальчиков. Старшенький лет одиннадцати и младший трехлеточка. Они смотрели на Богомира и женщину.

— Это ваши дети?

— Это наши дети. Калеб и Ян. Всё спуталось в твоей головушке. Ты ушел в горы на два дня, но тебя не было четыре. Мы думали, ты умер, а потом Ян увидел тебя на берегу реки и побежал ко мне: «Папочка живой!»

— Вы путаете, я не ваш муж и не их отец. Может, просто похож на него.

— Милый, перестань. Не разыгрывай меня. Неужели ты ничего не помнишь? Милый?.. Мальчики, ну что же вы стоите? Обнимите отца.

Ян кинулся к Богомиру и обхватил его руками. До боли. Калеб осторожно подошел к ним и произнес: «Я рад, что ты жив» — и посмотрел на мать. Богомира уже начинало это злить.

— Где? Где вы меня нашли? Мне нужно обратно. К поезду.

Он вырвался из объятий мальчика и пошел к двери. Калеб проводил его взглядом, но эта женщина… Она бросилась к Богомиру в отчаянии, начала целовать, тянуть, рыдать. Он попытался ее от себя оттащить, неловко посадил на стул. Она вскрикнула. По полу потекла лужа воды. Богомир испуганно перевел взгляд на женщину. Ее лицо исказилось от боли, и в этой боли незнакомка была неотличима от Эли. Богомир помог ей встать и дотащил до пастели. Беременная продолжала кричать, рыдать…

Еще часов шесть проходили как в тумане. Богомиру казалось, что Эли сейчас умрет и потеряет ребенка. Мальчиков он почти не замечал. Всё старался помочь ей, заглушить боль. И сам он чуть не падал в обморок от переживаний. В конце Богомир уже не понимал, где игра, а где реальность. Он видел перед собой полуживую Эли, своего новорожденного сына. Был счастлив, показывал ребенка каким-то детям, качал его на руках, потом положил к Эли.

Только на улице Богомир пришел в себя. Небо в ирреальном мире было красно-оранжевым. В нем плавали холодные тучи и ветром остужали заплывший мозг. Богомир медленно осознавал, что родившая не Эли, этот ребенок не его сын и что он только тратит свое время на чужие проблемы.

— Спасибо, что позаботились о маме. — К Богомиру подошел Калеб.

— Позаботились…. Вы. Ты знаешь, что я не твой отец?

— Мой отец умер в горах. Хотя, может, конечно, еще жив… Нет, не думаю.

— Почему тогда твоя мать и брат…

— Ты на него немного похож. Ян ведь маленький, ничего не понимает. А мама… Она говорила так уверенно про отца, что я уже думал, будто схожу с ума. Но твои слова всё расставили по местам. Не думаю, что они лгут со зла. Просто мама хочет, чтобы папа был жив. Она не знает, как растить троих детей здесь совершенно одной.

— А родственники?

— Дедушка умер в прошлом году. Дядя мой несколько лет назад ушел в горы за невестой. Не вернулся. Так бывает. Со мной не будет. Я приведу домой самую прекрасную чужеземку.

Богомир улыбнулся.

— Мой брат тоже издалека привез жену… Нереальная женщина была, — мечтательно произнес он. Мальчик покосился на Богомира. — Еще ведьма к тому же, — добавил он. — Нет, вообще она из Феверии — потомственная графиня по отцу. Просто жила всю жизнь с матерью.

— Феверии?

— Да, да, прости. Я не с ваших планет. Я посол. Мы расследуем похищение Принцессы Солнца. Что-то слышал об этом?

— Нет. Ее похитили?

— Да. Мертвый гриф. Прямо на моих глазах. Поэтому я должен уйти. Прости, не смогу позаботиться о твоей матери. Нужно найти преступника. Говорят, он местный колдун. Мол, только они такой силой обладают.

— Мертвый гриф — это ведь не человек, а вестник смерти.

— Ты про него слышал?

— Про него все слышали. Это древняя легенда. Мертвый гриф должен устроить конец света.

— Надеюсь, у него не получится. Хотя, если не найдем Принцессу за три дня… сколько я был в отключке?

— Всю ночь.

— Значит, два дня. Как мне пройти к поезду? Он, вероятно, где-то рядом с рекой, раз там меня нашли.

— По этой дороге прямо. Там река. Но лучше дождаться вечера. Днем там пролетают драконы.

— Драконы? — воскликнул Богомир, а потом прошептал: — Конечно, драконы…

Женщина из дома прокричала, чтобы ей принесли воды. Богомир уже хотел кинуться, но потом сам себя остановил. Мальчик побежал к матери.

А у них тут довольно уютно. Деревня небольшая — домиков восемь. И все заброшенные, кроме этого. В огороде почти всё в винограде, какие-то овощи, фрукты. Виноград — вкус молодости… При этом небо полыхает в огне, вокруг совсем нет людей. Богомир вздохнул. Он, кажется, застрял в этой глухомани. Время словно тянулось, и мир медленно готовился принять свою смерть.

На горизонте Богомир заметил тень, плывущую в оранжевом смоге, пригляделся. Вот голова, резной хвост свинцового цвета, широкие крылья… Красивое-таки создание. Богомир услышал позади себя какую-то суматоху и обернулся. Калеб стоял у гигантского арбалета и целился вверх, а младший брат отчаянно мешал ему. Мать тоже вышла на улицу, кричала на Яна. Только тогда Богомир понял, что дракон летит на дом. Калеб выстрелил, но промахнулся — стрела только задела чешую. Дракон сменил направление.

— Придурок! — закричал Калеб и ударил брата по щеке. — Ты хотел, чтобы мы умерли?

— Ты злой! — зашипел Ян. — Нельзя убивать драконов! Они хорошие, они мои братики. Я тоже вырасту и стану драконом.

— Попробуй вырасти и не быть дебилом!

— Мальчики, прекратите! — Мать подошла к ним, ласково погладила по голове Яна. — Ты ведь понимаешь, что драконы злые и опасные?

— Я хочу быть драконом!

— Зачем? Ты же такой симпатичный мальчик в белых кудряшках.

— Мальчики в белых кудряшках не рассекают небо железными крыльями. А я хочу летать. Хочу быть злым и всё жечь.

Богомир закатил глаза. Снова споры. Но, по-видимому, пока не стоит уходить далеко от дома с арбалетом. Мужчина решил подождать вечера и заодно помочь этой семье. Ян его раздражал. Мальчик норовил всё делать по-своему, мешался, портил всё. И Богомир не мог понять: это все трехлетки такие ублюдки или конкретно этот? Другое дело — Калеб — образцовый ребенок, заботился о матери, готовил, ставил какие-то ловушки, укреплял дом, ничего не боялся. Пару раз Богомиру удавалось поговорить с ним наедине. Например, во время песчаной бури. Богомир тогда покачивал новорожденного на руках. Мать его спала рядом. Ян играл в игрушки.

— А у вас были дети? — спросил Калеб.

— Да, то есть нет… Моя девушка должна была родить. Но… я не думаю, что Эли родила. Она бы не оставила ребенка… после всего. Не в ее это характере.

— Жаль, — сказал мальчик.

Богомир улыбнулся.

— Почему же?

— Каждый мужчина мечтает вырастить сына.

— Не каждый. Сейчас как раз наоборот…

— А ваш брат? — перебил мальчик. — Разве у него не было сына?

— У него сын, — сухо ответил Богомир. Калеб поглядел на собеседника строго.

— Вот он — другое дело. Значит, ваш брат завел счастливую семью.

Богомир усмехнулся с отвращением.

— Наве-е-ерное, — протянул он, качая головой. А потом резко: — Действительно, так с виду казалось — полное взаимопонимание, и муж, и жена с характером, общие интересы. Но ведь я-то был знаком с ними не «с виду», я-то видел, что ему постоянно хотелось куда-то убежать из семьи, а она скучала… И вообще я не всегда был хорошим братом, и… наверное, она ему не подходила в конечном итоге. Что… что ты у меня спрашивал? О чем мы говорили?

— Я сказал, что у вашего брата счастливая семья, — холодно ответил Калеб.

— Нет, иначе разве их ребенок спился бы затем? Конечно, он всегда был слишком мягкий и не принимали они его, потом…

— Вам нужно спрятаться. — Лицо Калеба вдруг изменилось. Богомир посмотрел в окно. Сквозь оранжевую бурю шли черные силуэты. Сначала Богомир наивно решил, что это люди Эльазара. Но спешка мальчика: — Скорее, скорее. Если они вас увидят, подумают… — показала, что не спасать его пришли.

Богомир покорно залез в шкаф. Калеб накрыл мать одеялом и увел братьев на кухню. В этот момент дверь с ноги открыли какие-то люди и сразу направились к постели. Калеб встал между ними и матерью.

— Она только родила. Не нужно.

— А меня волнует?

Мальчика толкнули вперед, и он упал.

— Говорите со мной, — спокойно сказал Калеб. — Я теперь за эту семью отвечаю.

— А вот и отвечай. Когда? Товар? Мы заплатили твоему отцу наперед.

— Он умер. Мать уже объясняла. Вашего товара нет.

— Мы заплатили наперед, — повторил мужчина. — Возвращай деньги.

— Их отец взял с собой.

— Платить всё равно придется.

— Можете забрать наш урожай.

— На кой черт он нам?

— Больше ничего нет.

Бандит достал нож.

— Может, у мамочки спросить?

— Нет. Мы найдем.

— Найдете?

— Да.

— Когда?

— Завтра.

Мальчика избили.

Калеб подошел к шкафу и открыл дверь. Богомир с опаской вылез. Он думал, что бандиты еще в комнате и Калеб его сдал. Но они ушли. Мальчик не смотрел Богомиру в глаза. Кожа у верхней губы Калеба покраснела, на волосках носа виднелась засохшая кровь. Ян тоже зашел в комнату. Он хотел подбежать к брату, но увидел, что весь пол покрыт оранжевой пылью. Ее намело вместе с приходом бандитов. Ян достал веник и начал подметать.

— Они ведь вернутся завтра. Что ты собираешься делать? — спросил Богомир. Веник скрипел.

— Мы будем сражаться, — ответил Калеб.

— Кто мы? — разозлился Богомир и посмотрел на убирающего мальчика. — Ты и Ян? — Веник размазывал кровавые разводы по полу. У Богомира похолоднело в теле. — Они вас убьют. Лучше бегите.

— Я весь день готовил ловушки. И еще успею остальные, — упорно твердил Калеб. — Мы не можем сбежать. Куда? Предлагаешь матери с младенцем подняться в горы? Так не получится. Мы дадим отпор. Завтра.

Ян закончил уборку и открыл дверь, чтобы вымести песок на улицу. Ветер ворвался в комнату. Калеба чуть не сбило с ног. Он побежал к двери, его сносило, он скользил на носочках, упал, но закрыл.

— Ты, что, вообще не соображаешь? — Калеб подскочил к младшему брату и заорал на него. Было видно — сейчас ударит, но не ударил. Только снова сполз на пол, тяжело дыша. — Придурок, — прошептал он, а затем посмотрел на Богомира: — Вы поможете мне всё это приготовить? Ловушки, оружие.

— Да… — неуверенно ответил старик.

Весь оставшийся день они планировали, как бороться с захватчиками, что-то строили, мастерили. Почему-то все решили, что Богомир будет завтра сражаться. А он просто молчал и ждал — ночи.

Когда семья заснула, Богомир осторожно встал и пробрался к калитке сада. А ночи здесь такие же. Темные, звездные, жужжащие.

Вдруг он услышал рядом с собой:

— Ты ищешь… — Калеб прервался на полуслове.

Богомир взглянул на него виновато и хотел сказать: «Так нужно. Я должен идти», но тогда солгал бы. И мальчик знал это. Богомир в любом случае не остался бы.

— Ничего. Так нужно. Ты должен идти, — сухо произнес Калеб.

Богомир не отрывал от мальчика взгляда и всё старался найти в его глазах сочувствие. Калеб смотрел себе в ноги.

— А что вы тут делаете? — послышался вдруг голос малыша. Калеб вздрогнул и оглянулся. Ян вышел из дома сонный, потягиваясь, в ночной сорочке. Калеб широко раскрыв глаза посмотрел на Богомира. — Куда папа собрался? — спросил Ян.

— Прятаться, — выдал Калеб.

— От кого? — Ян перевел удивленные глазенки с брата на отца.

— От нас. — Калеб еще раз с сожалением взглянул на Богомира. — Мы играем в прятки, — произнес он навзрыд.

— О! В прятки! А можно с вами? — обрадовался Ян.

— Да. Считай.

— Хорошо. — Мальчик покорно прикрыл глаза ладошками и начал: — Один, два, три…

Калеб кивнул Богомиру — мол, ну же, вперед! Богомир опомнился и побежал.

— …Пять, шесть, семь…

И почему игра заставляет его делать это?

— …Восемь, девять…

Они ведь даже не настоящие люди.

— …Десять, одиннадцать…

Богомир бежал и бежал. Где-то там малыш еще продолжал считать, а его старший брат глядел в темноту. Какие мысли таились в его светлой головушке? Богомир не хотел знать. Он только боялся, что детский голосочек вдали затихнет. И думал, очень много и о страшном думал.

Я убедился только в одном сегодня: между собой и кем-то другим я никогда не выберу другого.

Богомир заметил их силуэты издалека, но не прибавил шаг, и супруги не стали. Все шли по твердой гальке вдоль реки. С друзьями тоже было что-то не так. И когда игроки наконец встретились, они даже не поздоровались.

Королева споткнулась и упала на камни. Никто не помог ей. Они не понимали зачем.

Все молчали. Королева так и не поднялась с колен. Взглядами мужчины пересекались друг с другом, но не замечали того. Внезапно Михаил увидел что-то в воде, и его лицо исказила гримаса боли. Богомир обернулся. В бурлящем источнике всё дальше уносило течением темно-синий детский сапожек. Михаил в каком-то слепом отчаянии пошел к воде. Богомир испугался и легонько удержал его. Михаил покорно остановился, затем посмотрел на друга. В глазах, прежде окутанных туманом, начало проясняться. Мужчина бросил взгляд на воду, потом на Богомира, слегка приподнял брови, как бы удивляясь тому, что чуть не залез в реку. Затем они оба посмотрели на Королеву.

Вскоре их нашел Эльазар.

XXIV

Они шли по темным коридорам храма. Поблизости — слышали — кто-то сражался. Красные блики огня скользили по полу и освещали окровавленные трупы.

Послы прибыли в зал. Пентаграммы. Маринованные органы в банках — лягушачьи лапки, человечьи глаза. Жуткое место. Противник был уже побежден — старик, окруженный ветряками, стоял на коленях и больше не сопротивлялся. Рядом лежали его убитые сыновья, но он не скорбел.

— Где же Принцесса? — допрашивал пленника один из ветряков и бил его по лицу. На глазу старика красовалась повязка — как у пирата, только ничем не крепилась. «Неужели он ее приклеил или пришил?» — подумал Богомир.

Ветряк разбил кувшинчик. И старик взвыл от боли, хотел схватиться за голову, но руки ему крепко держали.

— Где Принцесса? Ты ее похитил? Кто-то из твоих мертвых сыновей? Говори!

Старик вдруг засмеялся.

— Решили всю вину скинуть на нас? Спросите своего отца, кто в действительности виноват. Или не можете? Папочка молчит с недавних пор.

Ветряк сломал пленнику нос, затем передал старика Эльазару, чтобы принести более удобный инструмент.

— Так ты будешь…

— Умри, мразь!

Всё произошло быстро. Мгновение — и пленный упал на пол. Из глаза его торчал нож. Над убитым стоял Эльазар — разъяренный и ошарашенный.

— Какого ты… Мы его ведь не допросили.

Видимо, ветряк заметил что-то такое во взгляде Эльазара, что сразу набросился на него. Эльазар быстро исчез в темном тумане, как это делал Мертвый гриф. Ветряк остался на месте, держа в руке лист. Его он успех выхватить у Эльазара из кармана. Богомир подошел к ветряку и взял клочок бумаги. На нем был список известных ученых. В уголке приписка — номер и название газеты «Вечерний Датин».

— Вот и новые цели Грифа, — сказал Богомир. — На Датине.

— Нет! — вскрикнул один молодой паренек. — Эльазар не Мертвый гриф! Он не песочник! Он же сам меня учил ветряной магии. Нельзя обладать двумя способностями одновременно.

— Видимо, можно.

XXV

…Темно-синие сапожки в воде. Он словно спал наяву и не мог прийти в себя. До сих пор… а перед глазами — эти сапожки. Во взгляде его читалась пустота, но эмоции переполняли через край.

— …все-таки, думаю, нужно было расспросить их, — слышал он голос жены будто из-под воды.

— Мы разузнали достаточно, — говорил Богомир. Сама его фигура расплывалась и казалась нереальной. — Они не скажут. Задержись мы еще там, и они убили бы нас.

О ком друзья говорят — Михаил не понимал. То есть да, он видел, как Эльазар убил, но…

— …старик сказал, правитель Нибиру в этом виноват.

…Просто эта болтовня казалась такой пустой. Михаил всё думал о том, что случилось после крушения поезда. Особенно врезались в память те сапожки…

— Я тоже это слышал! Но он нам рассказать ничего не сможет.

— Кто-то бы проговорился…

Послы заехали в последний туннель. Богомир успел сорвать желтый цветок и поднес к носу — нет запаха. Мужчина выбросил стебель и взглянул на друга. Михаил сидел в своей кабинке и глядел в темноту. Богомир ему улыбнулся. Друг не заметил. Улыбка медленно спала с губ. Богомир посмотрел на виднеющийся свет новой планеты. Какой он — третий мир — тоже безжизненный и умирающий?

Странный — вот первая реакция Богомира на Датин. «Странный» — это что-то, что трудно описать. Вещи состояли из непонятных материалов — гладких, однотонных. Люди — словно такие же — с вылизанной идеальной внешностью, лыбятся. И сразу брызгают в тебя чем-то. Послы уж подумали, что их пытаются убить, но нет — датинцы окатили паром послов, переодели и повели дальше.

— Еще выпейте эти таблетки, чтобы дышать воздухом, — сказала идеальная женщина. Богомиру аж тошно было на нее смотреть. — Они работают всего сутки, поэтому возьмите сразу вторую — в кармашек положите.

— Нет, спасибо, через день вашей планеты уже не будет, — заметил Богомир.

Округлые лестницы, потолки, плавно переходящие в стены и пол. Что же этот мир ему напоминал? Богомир никак не мог понять. Он вышел к большому окну. Открылась панорама города. Высокие и тонкие здания врезались в облака. Земля и растения отсутствовали. Множество рельсов и поездов пронизывали город на всех его уровнях.

Богомир облокотился о металлическое ограждение.

— «Утраченный» Линча, — сказал он, и глаза его засверкали. — Серия его картин. Утраченный…

— Идем, родной, — позвала Богомира Королева, и все вышли на улицу.

Подул сильный ветер — послы находились где-то на верхнем этаже. Белые их комбинезоны прижались к телу и зашуршали, но шорох заглушили звуки Датина. Город выл от холодных ветров и грохотал от сотен колес, которые скользили по рельсам. Послов снова повели к поездам — длинным и круглым, похожим на металлических червей. Поезда беспрестанно носились по холодным рельсам — и поверх них, и сбоку, и по низу.

— Как, черт возьми, это работает? — спросил Богомир и сел в кабинку.

— Наука, брат, наука, — ответил машинист.

Богомир надеялся в поездке рассмотреть город, но не удалось. Поезд так быстро мчался, крутился во все стороны, что уже тошнило. Хорошо, путь оказался близким, и послы за пару минут добрались до полицейского центра.

Встретили их там Мона и Лир — супружеская пара детективов. Именно они расследовали дело Принцессы. Причем Мона уже с первых секунд показала, кто в их семье лидер. Уверенными шагами она подошла к послам, познакомилась, представила мужа. Лир — суховатый мужчина в очках — осторожно приблизился к супруге. «Такая роковая женщина не для него», — подумал Богомир. Мона была брюнеткой с татуировками и серьгой в носу. Даже Королева, кажется, была впечатлена Моной. Уже через пару минут общения они подружились.

Детективы знали о целях Мертвого грифа. Уже пару месяцев с Датина пропадали люди и чаще всего — граждане планетарного масштаба. Но Лир сомневался, что преступник охотится за каждым человеком из журнала. Этот похититель уж слишком избирательный.

— Мы не рассматриваем Мертвого грифа как нибирийца. Это датинец, холоднокровный, расчетливый, хорошо разбирается во внутренних процессах государства, — говорил Лир. — У нас есть несколько подозреваемых…

Затем Мона позвала послов для расследования: опросить потерпевших и вероятных похитителей. Королева согласилась. Михаил промолчал. Богомир сказал, что останется с Лиром в центре, еще раз просмотрит бумаги. Все вышли на улицу. Дина позвала мужа с собой, но он отказался. Тогда она села на мотоцикл.

— О. Во как. Вчера ты, значит, хотела детей, а сегодня решила стать детективом? — съязвил Михаил.

Дина посмотрела на него высокомерно и не ответила. Богомир вмешался:

— Да брось! Чем быстрее мы найдем…

— Мне плевать! — закричал Михаил. — На ваши тупые игры, поиски ответов. Посрать. Давай скажи еще раз про моего сына. Вдруг я забыл, что хочу к нему вернуться.

— Да что с тобой? — рассердился Богомир. — Ты какой-то странный после крушения поезда.

— Не пытайся во мне копаться!

— Я не…

— Да пошел ты! И ты иди, любимая!

— Успокоился? — строго спросила Дина.

— Я? — рассмеялся Михаил. — Ой, да кого я обманываю? Пошли вы к черту. Я бухать.

Он развернулся и побежал за случайной красавицей в черной шубе.

— Девушка! Девушка! Вы…

— Миша! Ты это серьезно сейчас? Эгоист! — закричал Богомир и хотел догнать друга.

— Пусть идет, — сказала Дина. Богомир удивленно на нее взглянул. — Не хочет, так не надо. До скорой.

— Давай…

И она уехала.

Богомир еще раз оглянулся и вошел в здание. Он остался не только, чтобы изучить дело. Богомир порылся в папке полчаса и предложил Лиру прогуляться по городу. Он хотел поискать на этой планете побольше культурных отсылок. Арий и Нибиру, по-видимому, Ют придумала сама, но вот Датин был вдохновлен работой художника. Может, здесь что интересное есть.

Первым делом Богомир и Лир прошли мимо складов. В них упаковывали и увозили куда-то подарки.

— Эти свертки — благотворительная помощь нибирийцам, — с важностью говорил Лир. — Мы отсылаем их…

— Да, да, — прервал его Богомир. — Я видел коробки на Нибиру. Их там в печах жгли.

— Хм. Вероятно, вы гостили в большом клане. Да, правительство и «элита» нибирийцев, если это слово уместно по отношению к ним, отказывается от благотворительной помощи. Но маленькие поселения нуждаются в воде, еде, медикаментах…

Лир рассуждал на отвлеченные темы. Богомир слушал его краем уха и разглядывал здание, но затем заметил изображение на стене и остановился. На холсте распускались ярко-желтые цветы в синем ночном лесу. Картины была прекрасна, но от нее веяло меланхолией, и пейзаж явно не вписывался в обстановку.

— Это Ют Майерс повесила эту картину, — прошептал Богомир и потрогал пальцем засохший мазок краски.

— Кто? — ошарашено воскликнул Лир, затем поправил очки и наклонился к холсту почти вплотную. — Нет. Это я выбирал.

— Принцесса, точнее, — не слушал его Богомир. — Вы не поймете. Хотя… она — творец вашего мира. И желтые цветы… Я их уже видел. Туннели к планетам усыпаны ими.

— Я, правда, не знаю, с чего вы решили, что это она… — робко заявил Лир.

— Не берите в голову. Всё здесь — лишь отражение. Как в кривом зеркале.

Михаил плыл вверх в прозрачной кабинке лифта. Рядом с ним стояла девушка в черной шубе — Джо. Игроку было немного жутковато. Здания на Датине такие высокие — метров под сто, при этом тонкие, из стекла и на одном этаже располагалось по квартире. Тысячи одинаковых небоскребов кололи небо, как острые копья, и скрипели от каждого ветерка. Михаил, чтобы не смотреть вниз, перевел взгляд на девушку. Джо неловко улыбнулась.

На входе в жилье их снова окутал туман.

— Я пойду, одежду поменяю, — сказала девушка. — Проходи в зал.

В комнате Михаил сразу ощутил что-то неладное, осмотрелся. В интерьере всё было гладкое, черное, функциональное. Михаил сам не мог объяснить свою тревогу, пытался успокоиться. Но с порога чувства кричали: так комнату не могла обставить женщина. Тут он увидел на столе кукольный домик и с облегчением вздохнул.

Михаил подошел к нему и открыл. Вся мебель и планировка комнат в домике плюс-минус совпадала с тем, что было в квартире девушки.

Джо зашла в комнату.

— Тебе нравится у меня? — спросила она.

Михаил оглянулся.

— Да… А вот этот кукольный домик ты сама делала?

Девушка рассмеялась.

— Похоже ты, посол, абсолютно не разбираешься в нашей культуре. Сейчас я покажу тебе, в чем дело. Только ты не слишком пугайся. У нас все здесь такие маленькие.

Михаил озадаченно посмотрел на Джо. Она села на диван возле стола с домиком, и вдруг взгляд ее погас. Лицо девушки раскрылось, как задворки окна. Внутри ее головы Михаил увидел кабинку с человечком — мужчиной лет тридцати.

— Вот и моя настоящая внешность, — сказал человечек.

Он вытащил из кабинки лестницу и спустился на стол к домику. Михаил стоял с минуту ошарашенный.

ЦЕНЗУРА.

— Как сказать… Это долго объяснять. Мы же хотели выпить — давай, а заодно я расскажу.

Джо вынес из домика маленькие стол, стул, поставил бутылку. Для Михаила на полке нашлась бутылка побольше. Они пили вместе и говорили о жизни.

Богомир продолжал экскурсию по центру, хотя его и раздражал этот Лир.

— Так почему Эльазар не Мертвый гриф?

— Кем бы ни был тот расплакавшийся мальчик, — высокопарно ответил Лир. — Он прав. Можно обладать только одной магической способностью.

— А. Значит, такие правила вашего мира. У нас-то по-другому. Хоть сколько может быть.

— Где у вас?

— Неважно. В реальном мире, в общем-то. А как тогда…

— Я думаю, кто-то притворился Эльазаром. Вероятно, чтобы убить того песочника.

— Зачем это Мертвому грифу? — удивился Богомир. — Песочника и так бы убили.

— Видимо, личные счеты, — отчеканил Лир.

— Тогда это кто-то с Нибиру.

— Тогда бы он не выглядел как Эльазар. Единственный вариант, что это датинец. Магией, по идее, может обладать представитель любой планеты. Но только датинцы имеют технологии для создания правдоподобного облика.

— Логично. И у каких датинцев есть личные счеты с песочниками?

Лир развел руками.

— Что-то не сходится.

— Вообще, — говорил Джо Михаилу, — датинцы могут выбирать любую оболочку. И, по правде, мы пользуемся этим. Становимся более красивыми, сильными и идеальными. Некоторые даже женятся и предпочитают не заглядывать внутрь друг друга. Так и живут оболочками. Не выходят наружу. А зачем? Внутри капсулы есть всё, и чувства от нашего аватара передаются в нее тоже. Но мы отвлеклись от темы.

ЦЕНЗУРА. Я… я всегда был обычным, тривиальным — по способностям, уму, физике. Это правда. Зачем скрывать? И работу я выбрал обычную. Неважно какую. Но… мне нормально. И я предпочел бы простую жизнь, но это… сложновато. Когда повсюду люди, которые всегда хотят большего и требуют от тебя того же. ЦЕНЗУРА. И вот…

Время и тянулось, и неслось. День подходил к концу, а значит, и планетам оставалось недолго. Вот уже из окна показалась огромная, на все небо, Нибиру. Михаил глядел на нее с ужасом. Он, хотя и знал, что не умрет в Игре, боялся.

— Не волнуйся, — сказал Джо, — правительство обещало, что всё уладит.

Михаил с волнением взглянул на нового товарища.

Богомиру нравился этот музей, но иногда игрок тревожно поглядывал на часы. Да и Королева давно не выходила на связь…

— Мальчик, — нервно прошептал Богомир, — как же его там… принц Ария?

— Ансельм, — сказал Лир.

— Да! Он говорил, что Солнце может уцелеть. Наверное, стоит эвакуироваться на него?

— Нет, это невозможно. Сейчас покажу.

Они подошли к механизму из трех круглых планет и большого Солнца. Лир дернул за рычаг.

— Сейчас они будут двигаться по своей точной траектории.

Планеты начали вращение. Нибиру подлетала всё ближе и ближе к Датину и — врезалась в него. Планеты сломались. Их осколки попадали на Арий, а позже и на Солнце.

— Есть, конечно, небольшая вероятность, что Солнце не погибнет. Около пяти процентов. Но это, если Принцесса спасет.

Внезапно прибор на столе завибрировал. Богомир вздрогнул. Лир поднял тарелочку.

— Бочки с отходами уже убыли, — тут же сказал кто-то.

— У нас здесь… я отойду, посол, для разговора.

— Какие бочки? — поинтересовался Богомир.

Но Лир уже скрылся. Богомиру показалось это странным. Он с минуту сидел в кабинете, а потом осторожно вышел. Лира уже не было. Богомир спустился на первый этаж, поблуждал по футуристичным коридорам, а потом наткнулся на склады с подарками. Здесь же он заметил Лира. Тот разговаривал с кем-то из работников. Богомир спрятался за угол, потом осторожно зашел в один из складов, прикрыл дверь. Темно и пусто. На полу валялось несколько коробок. Богомир поднял одну из них. Тяжелая. Открыл. Внутри лежала маленькая желтая бочка с черепком.

— Разве вы не поняли, что я вас заметил? — послышался голос Лира. Богомир вздрогнул и обернулся. Темная фигура Лира стояла в проеме.

— Нет, я не видел. Вы отсылаете это на Нибиру, да? А поможет? Как же пять процентов?

— Да, отсылаем. Уже нет. Я говорил президенту, что это нужно было сделать раньше. Но они… боялись спровоцировать военные действия. А сейчас… всё запаниковали. Хотят взорвать Нибиру.

— Она слишком близко.

— Да. Взорвется, и осколки полетят на нас.

— И когда же… когда же с Нибиру это произойдет?

— Через пару минут, я полагаю.

— Мамочки…

В этот момент прибежали Мона и Королева. Они знали, кто следующая цель Мертвого Грифа — Лир.

А Михаил уже забыл про все эти планеты, принцесс и грифов. Он просто пил и общался.

— Знаешь, Джо, — говорил он, — я ведь не умею жить для себя. Всегда не умел. То есть когда ты маленький, ты просто делаешь, как скажут родители, и все считают тебя хорошим. Потом ты женишься на такой же хорошей девочке, строишь дом, заводишь детей. И, вроде, всё нормально… То есть я и не думал, что можно жить лучше. Но потом нашел настоящую любовь. Не каждому это удается. А мне почему-то выпал шанс. Венера… была идеальной. То есть вообще идеальная женщина — это образ нереальный. Его не существует. Он у каждого свой. Но для меня она была идеальна, я к этому.

И она стала… Как бы это сказать. Моим смыслом. Как воплощение самой сущности жизни, заключенное в человеке. И да… Я испытывал нечто подобное к дочери, но в меньшей степени. Вера как бы была преддверием счастья. И когда моя Венерочка умерла, я смотрел на Веру и… Я бы хотел жить ради нее, но не мог. Это как жить ради иллюзии, зная, что она нереальна. А потом и эта иллюзия затухла. Не знаю, Джо. Я потерял смысл жизни. И… даже если я найду сына, разве вернет мне это смысл? Не думаю. Не думаю, что нужен Максиму, что нужен самому себе.

— А твоя жена?

— Жена? — усмехнулся Михаил. — Какая же она… Ха! Жена… Она даже… Вот я ей говорю: «Давай со мной станцуем… этот… танец любви». Меня на Арии его учили… А она вот — нет.

— Как она могла.

— И я о том же! А я… остался. Мы там… мы там разные танцы учили. Танец последнего дня, например. Сегодня ведь последний день, да? Вот и у меня чувство, что я доживаю свои последние дни. Может, хоть ты со мной станцуешь, Джо?

Нибиру тенью нависла над датинским городком. Люди еще продолжали ходить по магазинам, общаться, работать. Они почему-то надеялись, что, если планету не замечать, мир не рухнет. Но под их оболочками томился нестерпимый страх смерти.

Нибиру приближалась, а они танцевали перед открытым окном — большой и маленький мужчины. Прогремели взрывы, и стеклянные здания задрожали. Джо и Михаил упали на пол. Нибиру взрывалась на кусочки, и они падали.

Земля дрожала, небо гудело. Лир стоял на коленях возле оболочки Моны. Ее лицо было раздроблено. Рядом валялась маленькая зеленая бочка. А та Мона, что находилась внутри, — такая прекрасная и смелая — задыхалась в сломанной кабинке и протягивала руки к мужу. Лир открыл свое лицо и пытался выйти к жене, но голос из кабинки всё твердил, что это несопоставимо с жизнью. И Лир стучал в стекло, точно хотел разбить его и умереть вместе с любимой, а она лишь скользила пальцами по прозрачной оболочке, пока рука ее не упала.

Мертвый гриф стоял над ними, смотрел, как кричит и рыдает Лир. Королева помогала Богомиру встать на ноги. Злодей перевел на них взгляд и просто исчез.

Они побежали в подземное укрытие. Этот мир умирал. Нибиру не взорвалась полностью, только поделилась на части. А вот выжившие нибирийцы жутко взбесились. Они напали на датинцев. Датинская армия сражалась с ними. Повсюду гремело, шипело, горело, сверкало. Стеклянные здания лопались и прозрачными осколками сыпались вниз.

Богомира и Королеву перехватил Михаил. Он уже совсем отрезвел. Рядом с ним стояла девушка в черной шубе.

— Что вы выяснили? — пытался докричаться Михаил до друзей. — Куда нам теперь?

— Не знаю, не знаю, так сложно… Нужно рассказать обо всем, — шептал Богомир. — В убежище.

— Нет! Не туда, — закричал Михаил. — В бар! Бар!

И он схватил друзей за руки, хотел повести с собой и Джо. Но она покачала головой и медленно вошла в толпу. Михаил бросил на нее прощальный взгляд и затащил друзей в бар, закрыл за собой дверь.

Внутри было не так шумно, играла музыка, дрожали бутылки. Михаил сделал заказ, потом обернулся к друзьям с улыбкой и сказал:

— Бармен на месте, потому что в игре во всех магазинах продавцы на месте. Мы с Джо прятались несколько раз, и… на месте.

Богомир и Королева тоже сделали заказ.

— Кофе, пожалуйста.

— Ничего, пожалуйста.

Игроки сели за столик. Богомир и Королева рассказали подробности, которые выяснили. Михаил внимательно слушал друзей и время от времени попросил повторить заказ. Затем все замолчали и уставились на Михаила, будто он теперь должен как-то сложить всю картину. Михаил задумался, потом протянул:

— Та-а-а-к. Тогда единственная зацепка, — тяжело произнес он, — свидетель-король Нибиру. Тот, который прикован к кровати и не разговаривает. Или он… притворяется? Или?.. Его попробовать допросить, что ли…

Богомир нервно взял стакан и увидел, что от кофе на столе остался кружочек. Михаил продолжал что-то говорить. Королева ему поддакивала.

— Зачем Ют Майерс, — сказал Богомир, еще глядя на кружок, — сказала нам, что принц Ария — одноглазый?

— Чего? — не понял Михаил. — Она такого не говорила. Принц Ария… Это какой? Эльазар?

— Нет, нет. Ансельм. Блондин. С первой планеты. У тебя раньше когда-нибудь лопались чашки от горячего чая?

— Да, и что?

— Я тоже помню… Я налил как-то кипяток в стакан, и у него отвалилось донышко.

— По-твоему, чашки лопаются только определенным образом?

— Не знаю, но ведь… здесь она лопнула определенным образом — так, чтобы воткнуться мальчику в зрачок, и он вынужденно сказал, что его травмировали раньше.

Михаил задумался.

— Принц одноглазый, как тот убитый старик, песочник. А разве все песочники одноглазые? Ты помнишь, что было у их трупов?

— Думаешь, я считал глаза мертвецов?.. — спросил Богомир. — У них у всех есть тотемы, с помощью которых они видят, куда перемещаться. Наверняка, в тотеме — второй глаз. Вот почему они…

— Хотите сказать, семнадцатилетний мальчик — это тот, кто хочет убить всех жителей трех планет? — удивилась Дина.

— Его ведь захватили террористы, — пояснил Богомир. — Песочники, то есть. Ты же видела их храм. Конечно, они пацану мозги промыли. Хотя, — Богомир усмехнулся, — принц нас всё это время дурачил. Сначала на Нибиру послал. С Нибиру — на Датин. Нам нужно на Арий.

— И где мы там будем принца искать? — нетерпеливо спросил Михаил. — Подожди, Красный замок. Помнишь, ты всё хотел туда попасть, а мальчик появился именно тогда, когда ты уже почти зашел внутрь. Он нам зубы заговорил. Мертвый гриф там. Только… как мы доберемся на Арий? Планета-то закрыта. На поезде не доехать.

— На космическом корабле, — ответила Дина.

Мужчины на нее посмотрели.

— А вы не видели, как сражаются датинцы? На космических кораблях, — мечтательно произнесла она.

XXVI

Игроки медленно летели в темно-синем космосе. Мимо них проносились искрящиеся кометки, метеоры. Михаил с восхищением даже потрогал одну такую звездочку с кулак и обжегся.

— Ой ты…

— А что хотел? — усмехнулся Богомир. — Звезды ведь сделаны из огня.

— Откуда мне знать их состав? Я в космос раньше не летал. — Михаил спрятался поглубже в свой корабль.

Послы приземлились на железную поверхность Ария, разыскали люк, спустились. Охраны не оказалось. Осторожно прошли в поселение и к Красному замку, открыли двери. Мертвого грифа в помещении не было. Но повсюду лежали сотни стеклянных ящиков, наподобие больших бутылок, а внутри них — люди.

— Что это за место? — ужаснулась Королева. Она увидела бутылку с ребенком, попыталась разбить стекло. Мальчик спал в какой-то жидкости, как мертвый. Вдруг коробка с ним исчезла в темном дыму.

Королева растерянно озиралась по сторонам. Другие стеклянные ящики тоже периодически пропадали.

— Наверное, он переносит их куда-то, — сказал Богомир. — Не знаю как, почему… Думаю, нам тоже нужно залезть в эти бутылки. Тогда он и нас отправит к остальным.

— Да как эта гениальная идея тебе в голову-то пришла! — разозлился Михаил.

— Не кричи, — сказала Дина. — Предложишь свой вариант? По-моему, Ют хочет, чтобы мы оказались в этих коробках и тоже уснули.

— Это ваши предположения, — заявил Михаил.

— А что ты теряешь? — спросил Богомир. — В игре мы не умрем, а бегать по трем планетам и искать Мертвого грифа уже нет времени.

XXVII

Богомир шел по пляжу. Море наконец успокоилось и стало цвета разведенной голубизны. Волны мягко вбивались в пену. Солнце светило фальшиво-ярко и огненными пятнами отражалось на песке.

На берегу Богомир увидел девушку в длинной оранжево-зеленой юбке. Эта девушка сидела, сложив руки на коленях, и смотрела на море. Богомир подошел к ней. Красавица лучезарно улыбнулась. В ее каштановых кудрях играли бусинки и перья, всё ее лицо было усыпано веснушками. И серые глаза, точно обведенные по окружности черным, очень выделялись на этом коричневом фоне. Богомир спрятал руки в карманы, прищурился.

— Милый, привет! Садись со мной, — предложила девушка.

— Нет, спасибо. Я постою, — ответил Богомир и затем добавил: — Привет, мам.

Лера снова лучезарно улыбнулась.

— Всё высматриваешь на горизонте паруса? — спросил Богомир.

— Я? — удивилась Лера. — Да… Конечно. Мне нравится сидеть здесь, смотреть на волны. Это нас… когда-то объединяло. Ты теперь считаешь такое занятие глупостью?

— Нет, нет, конечно. Я тоже любил глядеть на горизонт, надеялся увидеть там эти паруса. Но их не было, мам, — с грустью сказал он.

— Почему ты несчастлив, милый?

— С чего ты взяла?

— Ты сам так всегда говорил.

— Нет, я об этом только молчал. Да, наверное… но не сейчас. Здесь так прекрасно.

— Почему ты не женился? Я бы хотела познакомиться с твоей женой, взять на руки твоих детей.

— Жениться? На ком?

— Хотя бы на той девочке — Эли. Она была милой.

— Эли бы тебе не понравилась… Да, ты бы смирилась. Но разве я был бы от того счастлив? В любви с Эли я жил мгновения. Раз уже тогда она мне надоела, что стало бы через год, два, тридцать? Она бы превратилась в пустое место в этом доме и просто бы жила за мой счет. Но зачем мне это? Ты же знаешь, я никогда не любил людей.

— Но ты сожалеешь, что не завел семью. И о своей жизни.

— Не думаю. Ты сожалеешь. Не я. Мне нравилась моя жизнь, честно. Я был один, но в вдохновляющем одиночестве. Без любви, но со страстью и свободой. Без моря, но со спокойствием. Кажется, я вижу парус, ма.

Лера подскочила. Парус! Парус! Затем взглянула на сына полными слез глазами.

— Беги, папа тебя ждет. Лодка там. — Богомир похлопал мать по плечу.

— Да? — На ее лице сменялись эмоции. — Наконец-то! — Со страхом. — Ты с нами?

— Нет, здесь уж вы одни. Меня всегда тошнило в море. Не понимаю, как его можно любить. Я — домой. — Он развернулся и медленно пошел к библиотеке. Лера побежала за лодкой. — Ты знаешь, мне нравилась эта тишина, — продолжал говорить он как бы уже для себя. — Нравилось, что я посвящал жизнь искусству, что через него я сам творил. — Лера вытащила лодку в воду. — И я бы не променял ее на эти паруса, ма. — Он обернулся с улыбкой, а затем побежал задом наперед к библиотеке. — Хотя в мыслях я постоянно твердил, что моя жизнь ужасна, я ненавидел ее лишь потому, что старался ради вашей мечты. Такой неясной для меня, мнимой, точно нереальной. — Богомир замер, глядя, как мама, уже ставшая точкой, плывет к кораблю отца. — И хотя некоторые вещи я могу понять. — Он посмотрел на вывеску: «Библиотека Авиафинов», и зашел внутрь. — Но другие я считал просто абсурдными. Графиня. — Богомир поклонился жене своего брата, подмигнул Миру, а, когда они прошли мимо, неловко рассмеялся. — Но пора перестать лукавить. Мне нравится творить. — Библиотеку наполняли люди, служанка поднесла кофе Богомиру, он отхлебнул. — Нравится флиртовать и выступать. — Зрители окружили Богомира, он кое-как от них отбился. — Нравится приводить книги в порядок. — Провел рукой по корешку. — Денег мне хватало, от людей я уставал. Даже одиночество меня не пугало, но затем… — Богомир зашел в тупик, начал медленно отступать. — …Я состарился, и вокруг меня никого не осталось, а сил, чтобы всё изменить, уже не было. И… — Он вздрогнул, заметив, как красные пряди промелькнули между книжными рядами, побежал в коридор за Диной, заметил ее в другом проходе. — …И только в самой жестокой лжи я твердил, что мне не нравится Дина в ее… — Девушка подкралась к Богомиру со спины. Он обернулся. Снова подперла его к стенке. — …Разрушительной… — Волосы Дины загорелись, она попыталась поцеловать Богомира. — …Демонической… — Желтые глаза стали змеиными, а сама Дина начала обращаться в дракона. — …И противоестественной страсти. — Богомир выскользнул из объятий чудовища. — И сейчас я бы хотел… — Он остановился. Мир вокруг плыл волнами. Богомир начал вспоминать, что всё это нереально, это лишь сон и нужно…

Богомир открыл глаза и увидел, что находится в большой стеклянной коробке. Жидкости в ней уже не было. Он нервно достал камень из кармана и ударил по стеклу над своими ногами. Один раз, второй, на третий оно дало трещину, с шестого раза раскололось.

Богомир дрожа вылез из коробки. Он находился уже не в Красном замке, а в пещере. Вокруг него рядами лежало много-много таких же бутылок с людьми. Богомир поднял осколок и положил его себе за пояс, затем стал искать друзей. Нашел.

— Миша!

Богомир камнем разбил бутылку друга, затем начал его трясти. Михаил всё не мог проснуться: он бредил в кошмаре, хмурился, и, чуть не рыдая, бубнил:

— Мы не любили друг друга. Это была ошибка, мы должны расстаться.

— Эй, эй, эй!

Михаил наконец пробудился, но только спустя пол минуты начал соображать. Мужчины пошли за Королевой. Проходили ряд за рядом, зал за залом, но ее нигде не было, как вдруг…

Ансельм. Юноша стоял в своем белом костюме и глядел на Принцессу в стеклянном гробу. Михаил и Богомир тихо начали красться к злодею. По дороге заметили и Королеву в бутылке.

— Ансельм! — вдруг позвал принца Богомир. Мальчик обернулся. В темном свете еще сильнее стал заметен неестественный отблеск от его глаза. — Ансельм, здравствуй.

— Добрый вечер, — сказал юноша и снова взглянул на Принцессу. — Правда, она красивая? Самое прекрасное создание, что я видел в жизни.

— Да, да… Ансельм. Ансельм, мы знаем, что ты похищал людей и хочешь устроить конец света, — сказал Богомир.

— Да, я это понял, — ответил мальчик.

— А как ты Мертвым-то Грифом был?

— Иллюзия. Я ведь с планеты иллюзий.

— Точно. Я и забыл. А зачем это тебе, Ансельм? Зачем хочешь всех убить?

— Я хочу убить, но не всех. Их я спасу. — Он взглядом окинул людей в бутылках.

— Спасешь от чего, Ансельм? От апокалипсиса, который сам и устроил?

— Я его не устраивал. Он должен был случиться давным-давно, и три расы поглотили бы друг друга. Но Принцесса оттягивала этот процесс тысячелетиями, хотела показать людям, что есть мир, любовь и счастье. Но войны продолжались и будут, пока есть разница между людьми. Я понимаю, что устраиваю геноцид для миллионов, но я спасаю будущее миллиардов.

— Значит, ты спаситель, Ансельм? Значит, тебя станут прославлять?

— Нет. Меня убьют, когда все проснутся и поймут, кто виновен в смерти их близких. Я готов.

— Хорошо, — сказал Богомир и выхватил кусок стекла.

Удар, второй, третий, шестой… Мертвый Ансельм упал на пол. Богомир подбежал к Принцессе и разбил ее гроб. Стекла рассыпались по розовым лепесткам платья. Михаил глядел, как кровь растекается на белом пиджаке Ансельма. Принцесса открыла глаза, и Богомир вытащил ее из осколков. Девочка взглянула на людей в бутылках, на мертвого принца, на игроков.

Михаил вытащил жену из ящика, неловко обнял.

Этот гул. Сначала звучал почти незаметно, как звон в ушах. Но с каждой секундой нарастал. На фоне него ритмично застучало — словно капелька — тыньк, тыньк, тыньк… Звук стал невыносимым. Сверлящий гул уже отдавался в барабанных перепонках. От него болели уши, казалось, сердце не выдержит, хотелось кричать, и руки тряслись. Резкое — ба-бах! Прямо над головой. И земля дрожит. И тело передергивается в страхе, и падаешь на пол, закрывая голову руками. А громыхать продолжает.

— Скорее! — закричала Принцесса и под звуки рухнувшего мира побежала куда-то.

Послы рванули за ней, еле держась на ногах. Долгая взрывная волна свистела. Игроки за Принцессой вошли в комнату. Там звучал оркестр. Уставились вверх — пред ними на потолке расплескался иллюзорный космос. Сотни белых бликов сверкали в иссиня-черной палитре. Они растворялись в фиолетовых разводах Млечного пути, а после сгорали в оранжевой звездной вспышке. Игроки не замечали пустых кресел вокруг и круглого аппарата в середине комнаты, в тени которого стояла Принцесса.

Гул усилился, и центр потолка прорвало метеоритом. Камень понесся на девочку. Принцесса развела руки в стороны, запрокинула голову к небу — из нее вверх ударил красный свет, и метеорит рассыпался в белый порошок, а тот разлетелся по комнате.

Богомира кольнуло холодом. Он протянул руку — снежные хлопья упали на ладонь и растаяли. Михаил молча ткнул друга в плечо и указал вверх. Через дыру в потолке теперь виднелось голубое небо, а на нем — две столкнувшиеся планеты. Третья медленно приближалась к их обломкам. Огненные камни звездопадом летели на землю, дырявили потолок. Гул снова нарастал и ба-бах! — Арий врезался в соседние планеты.

Богомир заставил себя посмотреть на Принцессу. Она стояла посреди зала под светом сгорающих планет, как под прожектором. Аппарат, что рисовал на потолке звезды, был уничтожен. Принцесса глядела на своих гостей и танцевала под зажеванную медитативную музыку. Плавно перебирала руками, точно в трансе, покачивала головой, а то делала резкие движения, от которых Богомир вздрагивал. Он заметил надпись у двери — «Планетарий». Точно такой же, как на картине Леопольда Де Винче. Затем Богомир увидел, что и Михаил повторял за Принцессой, и из страха толкнул друга.

— Я… просто… это танец последнего дня. Я его учил… помнишь?

Богомир спустился по лестнице и рухнул в кресло. Михаил одернул жену, и вместе они сели рядом с Богомиром. Теперь все смотрели на Принцессу. Задняя стена комнаты уже разрушилась. Было видно белое поле, в котором журчали талые воды. Крыша и метеориты распадались на снег. И даже разрушенные планеты отступали куда-то в космос, сливались с грязным весенним небом.

— Как нам выйти из Игры? — закричал Богомир.

Принцесса взглянула на него.

— Выход из Игры — это вход в нее. Вы уйдете с той клетки, с которой вошли. Со своей клетки, — ответила Принцесса, а затем щелкнула пальцами, прыгнула вправо и раздвоилась. И теперь две одинаковые принцессы танцевали на белом поле.

— Что ты делаешь? — спросил Богомир.

— Рассказываю историю, — ответила Принцесса и посмотрела на своего клона.

Вторая принцесса словно увяла: стала старше, усталой, в дряхлой одежде, волосы укоротились. Сама Принцесса уменьшилась. Волосы ее порыжели, а на ногах появились темно-синие резиновые сапожки. Взрослая и девочка — мать и дочь — взялись за руки.

— Историю чего?

— Проклятия, — ответила малышка. — Проклятия Ют Майерс.

Проклятие, или в царстве Кукольника

I

Ночь. Пурга. Маленькая черная карета в одиночестве едет вдоль заснеженной пустоши. Дороги не видно. Кучеру давно стоило признаться, что они сбились с пути, но чем в такую погоду ему поможет ребенок? Элеон тревожно спала под легким покрывалом. Она ехала так уже много часов. В мире грез неважно, куда тебя занесет. В мире грез есть лишь всепоглощающая пустота. И уж лучше оставаться в ней, чем…

Внезапно Элеон проснулась от холода. Снег?

— Бенедикт! — закричала она и выглянула из окна. Рыжие кудри рассыпались по ветру и смешались со снежными хлопьями. — Где мы? Откуда снег? Сентябрь же!

Голова в широкой конусообразной шляпе повернулась к ней.

— На севере, рядом с морем, много аномальных зон, — услышала Элеон знакомый голос и немного успокоилась. — Мы попали в одну из них.

— Это не опасно? — спросила девочка. — Может, остановится в каком-нибудь трактире? Я почти ничего не вижу.

— Это я и пытаюсь сделать.

Элеон снова уселась в карету, укуталась покрывалом и сцепила руки, чтобы не так дрожали. Может, поспать? Нет, не получится: маленькую девушку охватила тревога. Но не из-за метели. Элеон не знала, как ей дальше жить. Всё, что, казалось, ждет впереди — это кромешная тьма. Но всё, что осталось позади, причиняло страдания. Страшно было и там, и там, но боль заставила Элеон сделать шаг в темноту — сил, чтобы искать свет в этой тьме, уже не хватало. И карета просто неслась сквозь пургу в ночи и…

Внезапно вдали сверкнул свет. Бенедикт заметил его и направился к источнику. А через пару минут карета чуть не перевернулась — она наехала на санки, которые занесло снегом. Пришлось остановиться.

Кучер вышел на улицу и долго возился с колесом. Элеон в это время глядела на свои дрожащие руки, потом посмотрела в окно. Рядом с санками лежали мертвые собаки. Бенедикт заметил встревоженный взгляд девочки.

— Людей поблизости не видать. Следов их тоже, — сказал он и снова — в путь.

Вдруг опять вспышка света, уже ярче и ближе. Карета ехала к ней. В темноте Элеон увидела женский силуэт. Среди заснеженной пустоши стояла незнакомка. Ветер колыхал на ней шубу. Тревога еще больше охватила Элеон. Девочка хотела приказать Бенедикту притормозить, но словно онемела.

А силуэт становился всё четче. На голове у женщины виднелось что-то синее и красное… «Оно не человек», — прошептала про себя Элеон минуту погодя. Страх и холод сковали ее еще сильнее. В убитой шкуре зверя стоял скелет, в ребрах его застревали кусочки осенней листвы, а череп украшали искусственные пряди, почти срываемые ветром…

Ну и жуткое пугало. Очевидно, оно охраняет посевы от непрошенных пташек. Значит, поблизости есть люди. Элеон выдохнула, откинулась на диван и закрыла глаза. Сознание погружалось в сон, но тревога выдернула девушку из мира грез. Элеон посмотрела в окно.

Большое поместье ютилось вдали под гигантами-деревьями. Элеон еще раз взглянула на пугало. Оно уже шло параллельно карете. Шло… Элеон протерла глаза. Может, ей показалось, но нет — скелет шагал. Элеон взвизгнула, и он остановился. В костлявых руках загорелись искорки и осветили бледно-мертвое лицо. Скелет перекрестил руки, соединил кончики пальцев треугольником, потом сложил руки пистолетом.

— Быстрее, быстрее! Уезжай отсюда! — закричала Элеон, и карета прибавила ходу.

Пугало кинулось к людям. Карета завязла в снегу.

— Быстрее! Быстрее! — верещала Элеон.

— Да что случилось? — не понимал Бенедикт.

Колесо вышло из ямки, и карета понеслась.

— Стой, куда?..

Послышались звуки борьбы. Элеон вскочила с места. Скелет напал на Бенедикта! Девочка открыла дверь, чтобы пойти на помощь, но в этот момент карета врезалась в дерево. Элеон унесло вперед, она ударилась головой. Кажется, ненадолго потеряла сознание.

Юная девушка почувствовала, как кто-то коснулся ее, открыла глаза — в карете стоял скелет. Голубые и красные пряди падали на шкуру, костяной нос был насквозь пропитан кровью, она стекала к оголенным зубам; пустые глазницы уставились на девочку. Элеонора замерла от ужаса. Перед глазами еще плыло. Скелет, тихо шипя, снова начал медленно-медленно исполнять магические жесты, а потом хотел открутить себе голову. Элеон выбежала из кареты. Скелет погнался за девочкой. Холодом обжигало кожу. Покрывало Бенедикта уже давно упало. Элеон взлетела, но ветер быстро сбил ее.

Девочка провалилась в ледяной сугроб почти по пояс в своих черненьких башмачках. Ноги горели. Мертвец догонял. Элеон попыталась выбраться из ловушки, но не хватало сил. Дневник брата выпал из кармана. Она замерзшими руками запихала листы обратно и локтями стала карабкаться, но только проваливалась. Кое-как вылезла из сугроба и помчалась искать дом, который увидела еще из кареты, завязая в снегу до колен.

А вот и он — спрятался под многовековым дубом. Три этажа, все ставни наглухо закрыты, но видны просветы — значит, кто-то есть дома.

Элеон упала на крыльцо. Она уже не могла идти. Тело закоченело. Сомкнуть бы глаза и уснуть. Начала проваливаться в сон. Внезапно, точно в бреду, услышала детские голоса: «Госпожа Черные Крылья явилась!» Элеон поднялась — в глазах потемнело. Она осторожно дошла до железных врат, теперь только постучать. Пальцы еле согнулись, слабо — тук, тук. Через мгновение двери, скрипя, открылись. На пороге, заложив руки за спину, стоял мужчина во фраке. Немолодой, с плешью, элегантный и абсолютно пустой. Кажется, Элеон видела сквозь него.

— Ты хочешь зайти или нет? — сказал он, не шевеля губами. Элеон взглянула на рот — на нем виднелись маленькие стяжки нитей.

— Да, — проговорила девочка. Горячая слеза скатилась по щеке, и Элеон перешагнула порог.

Двери с грохотом захлопнулись. Дворецкий прошел налево и стал совсем прозрачным. Промерзшая насквозь юная девушка неуверенно следовала за ним.

Они оказались в громадном зале без окон. Через каждые метров десять в нем стояли широкие мраморные колонны, чтобы потолок не обрушился. Посредине зала — стол, слишком маленький для такой комнаты. За ним обедали гостей двадцать. Их окружали странные стражники, такие же находились и по периметру зала — двухметровые одинаковые рыцари в белых доспехах, а на металле — синяя роспись под гжель.

Элеон сразу заметила хозяйку этого места. Она сидела во главе стола на троне. Его спинка возвышалась над головами присутствующих и тенью словно пыталась объять всех. Жутью веяло от этой хозяйки. Она сидела бездвижно, устремив пустой взгляд вперед. Глаза ее были мертвые, покрытые белой пеленой. Поперек них до подбородка свисали две бисерные нити от рогатой шляпки в перьях. Элеон медленно подходила к столу. Она не могла отвести взгляда от этого жуткого создания. Веки хозяйки имели неприятный желтый оттенок, а губы гнили. Женщина казалась мертвой. Вот только ноздри ее вздрагивали — будто она учуяла что-то… Грудь наполнялась воздухом, а голова медленно поворачивалась, как у заводной игрушки.

Элеон и сама не заметила, как подошла к обедающим. Ту женщину звали Кукольник. Она была хозяйкой этого царства и подданные ее — сплошь демоны и бесы. Вот мужчина, покрытый черной кожей с ног до шлема. А это — монстр с выпученным наружу мозгом. Или же женщина со змеями в волосах. Были там и маленькие дети из хрусталя, древесины или же из ткани. Все в красивых костюмчиках.

сгенерировано leonardo.ai

— Еще одна кукла присоединяется к пиршеству! — провозгласила хозяйка.

Элеон замерла. Странное дело, умом она понимала, что должна бояться, но не испытывала страх. Только удивление.

— Да, это моя подруга — темный ангелок, — сказала Кукольнику деревянная Балерина и поправила темно-синий бант в черных волосах. — Милая, давай ко мне, составь компанию хозяйке нашего царства.

Элеон села за стол. Только теперь она заметила тень за своей спиной. Так вот почему ангелок и Госпожа Черные… Девушка убрала крылья, чем весьма удивила Балерину, но не Кукольника с другими монстрами.

Элеонора сидела ровно, не двигалась. Абсурдная реальность вокруг скорее напоминала кошмар. Вот — Кукольник, а вот — ее куклы. Одни из стекла, другие из металла. Работа искусная, порой только по мелким деталям понимаешь, что перед тобой неживое существо. И чем страшнее были монстры, тем более естественными они казались. А вот фарфоровые гномики и пуховой мишка — сразу видно, что искусственные.

Деревянная Балерина поглядывала на Элеон. А когда девочка это замечала, кукла виновато улыбалась. У нее были нарисованы карие глаза, бардовый рот. Элеон быстро поняла, что чудовища человека не видят. То есть видят и не видят одновременно. Они знают, что Элеон сидит за столом, знают какого цвета ее платье и что она пришла извне, но почему-то не отличают ее от куклы и не распознают выражения лица.

— Они умственно отсталые, да? — спросила Элеон у Балерины. — Считают, что я как вы?

Нарисованные глаза округлились от страха.

— Про кого ты говоришь, мое творение? — спросила Кукольник. Элеон вздрогнула и посмотрела еще раз на хозяйку.

— Про… стулья, — ответила Элеон.

Кукольник разразилась хохотом. Монстры тоже. У Элеон побежали мурашки по телу. Вдруг хозяйка смолкла. Ноздри ее снова начали вздыматься.

— Чудо-юдо! — вскричала она.

Все затихли. Перед столом появился полупрозрачный дворецкий.

— Что пожелаете, хозяйка? — спросил он, поклонившись. Как и прошлый раз, его сшитые губы не шевелились.

— Я чую, в зале еще есть гости — позови их к столу. Немедленно.

— Ваше желание для меня — закон, — сказал дворецкий и исчез.

Тут же он появился из-за угла. Следом за ним шли перепуганные дети. Живые. А рядом с дворецким уверенно шагал юноша, видимо, из аристократичной семьи, ровесник Элеон. Он был старше других ребят. Светло-голубой костюм, белая блуза, золотая кудряшка на лбу выбивается из хвостика. Симпатичный.

— Благодарю за приглашение, хозяйка, — сказал юноша Кукольнику и поклонился. — Это большая честь для нас — отужинать с вами. Мы, право, не ожидали такой любезности. Шли на репетицию Зимнего концерта. — Подросток исподлобья глядел на Кукольника. У него были ястребиные глаза, бледно-голубые. Хозяйка не отвечала. — Мы очень торопились на репетицию, — добавил юноша. Снова молчание.

Элеон заметила, как губы мальчика зашевелились, проговаривая ругательства. Юноша кивнул остальным — мол, не получилось уйти. Все сели за стол.

Их было пятеро. Двое совсем маленьких — пухлый мальчик лет четырех и слепая малышка. И еще трое — тот блондинчик с ястребиным взглядом и две светлые девочки возле него — постарше и помладше.

Элеон наклонилась и прошептала юноше:

— Вы тоже живые?

— Молчи, дура, — ответил он. — Она может обо всем догадаться.

Внезапно взгляд юноши стал обеспокоенным. Элеон повернула голову чуть вправо: оказалось, парень заметил, с какой жадностью четырехлетний мальчик рядом глядит на кушанье. Как странно, Элеон раньше не замечала блюд на столе — жутких и нечеловечьих. Монстры заглатывали их в пасти без разбора, лопали и кишки, и мозги, и тарелки, и вилки. Юноша вопрошающе посмотрел на Балерину. Она покачала головой и указала ему на стул, где лежала широкая конусообразная шляпа. С нее стекали капельки воды. Элеон поменялась в лице. Бенедикт… Она испуганно взглянула на Балерину — глаза куклы наполнились скорбью.

Он в еде. Они Бенедикта убили и едят. Элеон сидела, ничего не видя и не слыша. Это не может быть правдой. Не может. Внезапно Кукольник снова что-то почуяла, ноздри ее быстро шевелились, рот приоткрылся, выпячивая челюсть вперед.

— Ч-человек, — прошипела она и полезла на стол.

Тарелка с оранжевой жижей разломилась под рукой монстра. Бокал упал от ноги — красная жидкость растеклась по скатерти до самого конца стола. Кукольник принюхалась к мозгоголовому, прорычала, подползла на четвереньках к другому монстру, к третьему, четвертому. Дети переглянулись и тут снова обратили внимание на младшего мальчика. Он что-то жевал.

— О нет, Джудо, — прошептала одна девочка и вытащила у него изо рта кусок еды.

Кукольник не останавливалась. Ее ноздри вздымались, она ползла по столу, давя руками и коленями кушанье. Встала над Элеон, начала обнюхивать ее. Болезненно-желтые глаза глядели прямо на девочку и не видели ее, но нос Кукольника чуял запах, рот ее открывался и закрывался. Она вытащила свой язык, чтобы попробовать на вкус человечинку, но передумала и поползла дальше. Хозяйка принюхивалась к каждому и проходила мимо. И вот настала очередь Джудо.

Кукольник приблизила к нему свое бледное лицо. Старшенькая девочка крепко схватила малыша за руку, но мальчик, видя перед собой эти жуткие слепые глаза, встал. Кукольник вцепилась в его плечо.

— Ч-человек, — прохрипела она.

— Нет, — завизжал Джудо.

— Ч-человек! — воскликнула Кукольник и гнилым языком провела по его щеке. Ребенок снова завизжал.

Хозяйка спрыгнула со стола, схватила за шиворот мальчишку и потащила куда-то. Но девочка не разжала руку и потянула Джудо к себе, вскричав. Кукольник остановилась и снова начала обнюхивать девчонку, а стража повернулась в ее сторону. Холодный пот проступил на лице юноши. Он осторожно закрыл ладонью рот девочки и стал разжимать ее пальцы.

— Она и тебя учует, Вень. Тише, пожалуйста, — шептал он. — Пусти его. Мы потом его разыщем. Их слишком много. Пожалуйста, Вень.

Девочка обессилено разжала кулак. Кукольник отдала Джудо страже и сказала увезти его в мастерскую, а сама подошла к парочке. Девушка присмирела, как только увидела над собой это чудовище. Кукольник принюхалась к ней, затем к парню. Он не сводил с хозяйки ястребиных глаз — злобных и высокомерных. Кукольника это привлекало. Она уже наклонилась, чтобы облизать юношу, но тогда злость его сменилась страхом. Краем глаза мальчик еще видел, как уводят плачущего Джудо. Юноша побледнел, по лбу его скатилась капля пота. Слепая девочка в недоумении глядела по сторонам, не понимая, что происходит. Кукольник выпрямилась и улыбнулась.

— Вы дети, да? — спросила она.

— Нет, хозяйка, — ответил юноша. — Мы ваши куклы.

— Но вы пришли с ребенком. Крикливым ребенком. Придется сделать из него куклу безо рта. Он смешной мальчик. Полагаю, выйдет отличная обезьянка.

Веня, которой юноша всё еще держал рот, замычала.

— Мы скрывали ребенка от вас, хозяйка, — сказал парень, глядя в слепые глаза Кукольника. — Мы не хотели, чтобы вы сделали с ним то же, что с нами когда-то.

— Так мне лучше отнести пацана на кухню?

— Нет. Прошу вас, хозяйка. Не нужно.

— А вы не попытаетесь выкрасть ребенка из мастерской?

— Нет. Мы обещаем вам.

— А я не верю. Не верю, что вы не пойдете за ним, не верю, что вы куклы. Ты врешь мне.

— Но вы ведь не учуяли в нас людей.

— Я устрою вам проверку. Позже. Стража! Уведите их в комнату. И охраняйте до моего прихода.

Рыцари гжель подняли детей. На всякий случай они приказали идти и Элеон с Балериной. Дошли до центральной лестницы, а через нее на второй этаж. Там было много разных дверей, как в отеле. Стены желтого дешевого цвета. Детей заперли за одной из комнаток. Деревянная Балерина подошла к стене и потянула за скрытый рычаг — он был спрятан в подставке для свечи. Открылся проход в соседний номер. Из него Балерина с детьми таким же образом прошла в следующий номер, и потом в еще один, и еще. Затем они прошмыгнули по коридору мимо тех же стражников, что их заперли. Рыцари не обратили на это внимание.

— Они же знают, как мы выглядим, — прошептала Элеон. — Но пропустили нас.

— У них почти иссохла душа, — загадочно произнесла слепая девочка. — Дом со временем поглощает энергию кукол, и они становятся его частью, забывая, что когда-то были людьми. А без души можно только выполнять приказы, но не принимать решения.

Элеон с удивлением посмотрела на эту слепую девочку. Ей лет пять от силы. Русые косы, объемный свитер и носки.

Тут в коридоре появились черные блестящие фигуры: одна с большим ртом вместо лица, вторая — с глазом, третья — с ухом. Это были ищейки, специальные куклы по ловле людей. Пришлось свернуть и спрятаться в старом зале. Балерина пошла спроваживать ищеек. Юноша караулил ее у входной двери, прислушивался к каждому шороху. Потом парню надоело, и он с недовольством отпрянул от своего поста.

— И всё равно я не верю этой кукле, — сказал он и заметил Элеон. — А я почти забыл о тебе. Ты шпионка Кукольника, да?

— Шпионка? — Элеон была поражена. Она вдруг разозлилась на парня. — Не называй меня шпионкой! — чуть ли не закричала она.

— Потише, — прошипел юноша. Его бледно-голубые глаза озверели. — А что нам еще думать? Мы сидели в укрытии, но внезапно — кто-то постучал в дверь. И так громко. Я хотел проверить. Но дом всполошился, и мы в спешке ушли. А там эти чудовища за столом и ты. И в результате что? Ей достался Джудо. — Вениамина, старшенькая девочка, заплакала, заламывая руки. — Перестань, Вень! — скомандовал юноша и обнял ее. — Я его разыщу и спасу. Будешь за главную, пока меня нет. Хорошо? Вот умница, не плачь. Только непонятно, можно ли уже идти. — Он приоткрыл дверь. — И где эта Балерина ходит? — Затем неодобрительно посмотрел на Элеон.

— Я не виновата в том, что ваш мальчик умер, — сказала она. Веня начала кусать заусенцы. — Я не ее шпионка, я не кукла. Я живая.

— Вроде бы, — заметил юноша.

— О вас я могу сказать то же самое! — воскликнула Элеон, но затем смягчилась: — Я не враг вам. Ели, конечно, вы не враги мне. Меня зовут Элеон. И можете объяснить, что происходит?

— Кукольнику нужно новое сердце, — снова заговорила слепая девочка. — Старое совсем износилось. Поэтому ее джинн ловит проклятых детей. У одного из нас вырвут сердце, а остальных или съедят, или сделают из них кукол.

Элеон удивленно посмотрела на слепую девочку.

— Маргарит! — сказал юноша, метнув на малышку ястребиный взгляд. — Во-первых, никаких проклятий нет. А, во-вторых, не говори лишнего. Мы не можем ей доверять.

— Анджелос, — обратилась к нему Вениамина. — Зачем ты так?

— Потому что мне это всё не нравится. Она странно появилась. Я же не один это слышал. Звук был такой, словно в дверь колотит целая орава. И… — Анджелос перевел взгляд на Элеон. Она даже не обратила внимания, глядя в пустоту. — Почему ты такая спокойная?

— А какая разница, где умирать? — ответила Элеон. — Здесь от рук монстров, на улице от рук монстров или замерзнуть насмерть.

Анджелос нахмурился, а затем произнес как можно мягче:

— О чем ты говоришь? Какие монстры на улице? Ты… как сюда попала?

— Я ехала в карете. Вдруг началась зима. Мы подумали, что попали в какую-то зону…

— Куда вы направлялись? — спросил Анджелос.

— Никуда. Просто ехали. Я не знаю. Я сказала Бенедикту отвести меня куда угодно, лишь бы подальше.

— Что ж, твоя мечта сбылась — ты теперь в нигде, в царстве Кукольника! — взорвался Анджелос.

— А потом началась зима, — продолжила Элеон. — И мы встретили скелета. Он напал на нас. И мы врезались в дерево. Скелет за мной погнался… Я думала, он убил Бенедикта. Но, видимо, Бенедикт добрался до дома, потому что вы видели его шляпу на стуле и его, видимо, останки на столе.

— Так вы сами нашли дом? — спросил Анджелос. — И вас не затаскивал сюда джинн?

— Он открыл дверь. И спросил что-то вроде: «Вы будете заходить или нет?» А губы у него не двигались, они были зашиты. А сам он прозрачный. И я подумала: «Это жуткое место». И зашла. А там эта людоедка. И почему мне встречаются одни людоеды?..

— Подожди, — сказал Анджелос. — Ты не первый раз в такую ситуацию попадаешь?

— Я как-то увидела старую избу. Прошла внутрь, а там людоедка, она меня поймала, но оказалась д-доброй. Ну, она меня не съела. А еще я гуляла у развалин. И там на привязи сидели старики. Они меня обманули и чуть не убили.

— Ты конченая идиотка! — не выдержал Анджелос. Одна девочка хихикнула. Вениамина нахмурилась и тут же потупила взор. А Маргарит будто ушла в свой мир: ходила по комнате и разговаривала сама с собой. — Как можно три раза подряд наступать на одни и те же грабли? Зачем доверять явно подозрительным людям? Я могу понять мелких — их обманул этот джин, детей легко одурачить. Меня самого дух застал после бала — я даже не помню, что он мне говорил и почему я с ним пошел. И Вениамину понимаю — он обещал показать ей, где я. Но ты…

— А какая разница, где умирать? — повторила Элеон.

Анджелос немного успокоился.

— Получается, — сказал он, — ты и твой кучер попали сюда не тем же способом, что мы. Нас принес джин. Вы же сами дошли до дома.

— Я не знаю дороги, — сказала Элеон. — Мы случайно здесь оказались.

— Сомневаюсь, что она есть. — Анджелос подвел девочку к окну, затем открыл ставни — за ними стояла кирпичная стена. — То же самое будет, если открыть железные ворота. Мы пробовали. Все двери, окна, стены — место проклято… Не люблю это слово. Но дом не выпускает тех, кто в него попал. Видимо, джинн — единственный, кто может открыть дверь и вытащить нас отсюда. Но он слушается только Кукольника. — Анджелос задумался.

— У джиннов есть лампа, — отозвался эхом голос слепой девочки. Она бродила в дальнем конце зала в темном углу. Вениамина спохватилась и привела Маргарит к остальным.

Вернулась Балерина. Теперь можно было спасать Джудо. Внезапно Вениамина вся затряслась и бросилась к Анджелосу: «Не иди, не рискуй, не оставляй нас одних». Она знала, что говорит жестокие вещи, но только сильнее рыдала от своей беспомощности. А Элеон подумала, что это логичные слова: никто не хочет лишаться единственных двух защитников. Девушку удивили собственные мысли. А как же Джудо? Честно говоря, Элеон было плевать на мальчика. Она почти забыла о его существовании. И такая бесчувственность тоже ее пугала.

Анджелос наговорил Вениамине чепухи, успокоил ее, и девушка отпустила их.

— Ты мальчика уже не спасешь, — вдруг зачем-то сказала Элеон. Может, позлить Анджелоса. Но он не разозлился, лишь подошел к девушке и прошептал на ухо:

— Скорее всего. Но разве я могу не пойти?

Он посмотрел Элеон в глаза, а затем вместе с Балериной вышел из комнаты. Дверь за ними захлопнулась. Элеон показалось, что зал мгновенно опустел.

— Пенелопа. — К ней подошла хорошенькая девочка лет десяти, в белом кружевном платье, с черным воротником, поздоровалась.

— Элеон.

Теперь девушка знала всех живых детей в этом доме.

II

Элеон бродила по мрачному залу. Посредине него стояло большое фортепиано, по бокам — стулья. Больше ничего не было. В комнате давно не убирались, и она вся обросла паутиной. Лампы не горели, но лучи пробивались из щелей вдоль оконных рам. Элеон открывала и закрывала ставни, смотря, как свет с улицы погасает и вместо ночного неба и луны появляется каменная стена. Странный дом, и Элеон в нем сама словно стала странной. Девушке казалось, что она как бы не существует в реальности, а наблюдает за миром изнутри самой себя. Элеон понимала, что должна сейчас бояться или плакать, но не испытывала эмоций. Она привыкла к плохому и к тому, что люди погибают. Элеон уже не грустила по Бенедикту и знала, что переживет смерть Джудо. Люди умирали и будут. Так какая разница: где и когда?

Элеон шла вдоль ряда стульев. Почему это место забросили? Наверное, нашли помещение получше. Она думала о том, что сейчас происходит с ее чувствами, почему они не накрывают ее, почему она так устала. Пальцы скользили по запыленному пианино. «Перегорела, — размышляла она. — Я больше не способна любить. Так спокойно рассталась с Юджином, зная, что делаю ему больно. Не способна сострадать. Мне не важно, что сейчас с этим ребенком. Не способна желать чего-либо. Я больше не хочу встречи с семьей. И мне всё равно, где жить. Пусть даже здесь. Пусть даже стану куклой. Разве это так плохо? Я буду так же существовать, думать, только в пределах дома. А что лучше? Жить на свободе? Там, с Юджином, терпеть его? Нет уж, спасибо. Или попробовать встретиться с родителями? Чтобы они меня убили? Или найти братьев, которым я не нужна. Уж лучше здесь. По-видимому, куклы не особо напрягаются, раз спокойно помогают людям».

— Так кто ты такой? — внезапно Элеон услышала голос Маргарит.

Слепая девочка сидела на стуле, повернув голову куда-то во тьму, и снова разговаривала сама с собой:

— Тебя пленила Кукольник?.. А кто же?.. Ясно. Тебе, наверное, много лет. Но это печально — забыть свое имя. Я вот всегда помню, как меня зовут — Маргарит Майерс. Но, наверное, если бы я жила долго без мамы, тоже бы забыла. Но мама обязательно заберет меня отсюда. Она…

— С кем ты говоришь? — Элеон подошла к девочке.

— С другом, — ответила она. Маргарит повернула голову в сторону новой знакомой, но глаза малышки смотрели сквозь девушку.

— Здесь никого нет, — сказала Элеон и села рядом. Маргарит беззаботно болтала ногами.

— Нет. Я же слышу голос, значит, есть.

— И чей этот голос?

— Духа. Он тоже пленник дома. Мы все его пленники: я, ты, куклы и даже Кукольник. Дом не хочет, чтобы мы отсюда выходили. Но я уверена, мама нас обязательно освободит. Она очень смелая и сможет всё. Мы с ней в Элевентину поехали, чтобы ведьма сняла проклятие с нашего рода. А дом как раз забирает проклятых детей. Мама мне рассказывала об этом месте. Она найдет его.

— Что именно твоя мама говорила про этот дом?

— О куклах, Кукольнике, Корнелии. Мама много чего знает и много где была. Она очень умная. Понимает, какие люди хорошие, а какие плохие, где взять деньги. И прекрасно готовит. И шьет. Она выступала в театре.

Элеон улыбнулась.

— А что бы мама сказала про твоего друга?

Маргарит задумалась.

— Ну… Она бы точно мне поверила, а не как Анджелос. Он даже слушать не стал.

— А ты меня можешь с этим другом познакомить?

— Да. Поздоровайся с ней.

Молчание.

— Ты его тоже не слышишь, да? — спросила Маргарит. — Ничего. Его многие не слышат — не хотят. Это вообще сложно — услышать кого-то. Анджелос сказал, чтобы я не болтала сама с собой, как сумасшедшая. Конечно, он же самый умный здесь! Проклятий у него не существует, души тоже. Ведь раз нельзя потрогать — значит, их нет.

— Он слишком заносчивый и несдержанный, — сказала Элеон с обидой. — Но на счет меня он прав — я сама себе враг. Брр… А здесь холодно!

Маргарит посмотрела в сторону окна, под которым они сидели. Оно было открыто, за ним — каменная стена.

— Метель утихает, — сказала девочка. — Хоть ты и не видишь, а хлопья там летят, кружатся на ветру.

По залу эхом разнеслась музыка. Элеон обернулась. Это Веня играла на фортепиано. Под полосой лунного света спина ее то медленно покачивалась, то резко вздрагивала, соломенные локоны шли волнами от этих движений. Рядом с Веней стояла Пенелопа, облокотившись на пианино. Всё-таки эта девочка была милашкой — светлое платье с рюшами, черные манжеты на рукавах, белые чулочки, темный воротник. Вероятно, мамулька любила наряжать Пенелопу. И как такой ребенок оказался здесь?

Маргарит спрыгнула со стула и побежала к фортепиано — даже страшно за нее стало. Элеон еще раз посмотрела в сторону воображаемого друга девочки и протянула руку в тень. Ничего.

Внезапно кто-то громко произнес:

— Давно сюда не заходили люди!

Элеон одернула руку, а Веня взвизгнула и соскочила с табуретки. Говорило фортепиано. А потом само заиграло веселую мелодию. Элеон хотела подойти к живому пианино, но передумала. Это очередная несчастная душа, пленница дома. Нет, уж лучше не знать ее.

Другие же девчонки осматривали фортепиано. Черная лаковая крышечка; резьба вокруг нее, пюпитра и в нижней части пианино. Красота!

— Кукольник и в музыкальные инструменты души помещала? — поразилась Веня.

— Было дело! — Фортепиано рассмеялось пылью. — Ей всегда нравилось, как я играю. Даже когда был ребенком, как вы, дамы. Совершенно забыл представиться! Меня зовут Персеус.

Девочки смущенно переглянулись, захихикали и назвались по именам.

— Как в-вы нас в-видите? — заикаясь, спросила Веня. — Глаз ведь нет.

— Видеть я не могу, но я вас отлично слышу. На что никогда не жаловался — так это на хороший слух. Музыкальный. К тому же есть некие преимущества быть мебелью — я ощущаю вибрации, расходящиеся по залу. Жаль только ходить не могу. Приходится годами ждать слушателей. Кукольник построила новый зал со сценой и занавесом, и все туда ушли. Вас-то, наверное, Корнелия сюда привела, Балерина которая. Она вот, пожалуй, только и навещает.

— А откуда вы знаете, что мы дети и что девочки? — спросила Веня.

— Разве эти куклы будут в заброшенной комнате играться с пыльным пианино? Так поступает только ребятня. Да и мальчишки не визжат, не хихикают.

Девочки и Персеус разговорились. Каждый поведал свою историю похищения. Вениамина сказала, что пошла в этот ад за Анджелосом. «Мы помолвлены», — нервно и смущенно добавила она. Анджелос, кстати, оказался не просто мальчиком, а четвертым претендентом на трон. Он — племянник царя. Юноша исчез после своего дня рождения в начале августа, а через десять дней к Вене пришел джинн с зашитым ртом.

По словам Пенелопы, сама она, как и Маргарит, из проклятого рода, потому и попала с сестрой в царство Кукольника. Родителей у девочки нет. Сестры теперь тоже.

— Да, проклятье, или пробоина в ауре, — тут же завелась Маргарит, — это словно приглашение для темных сил. Раз у души нет защиты, в нее лезет всякая нечисть. Поэтому джинн нас и выбрал.

Затем Маргарит снова рассказала про своего воображаемого друга. Персеус рассмеялся и заявил, что сам часто общается с этим голосом. Элеон не поняла — серьезно он или подыгрывает. Хотела спросить, но Маргарит уже начала свою историю похищения. А потом сразу наступила очередь Персеуса.

Когда-то давно старое пианино было талантливым мальчиком-музыкантом. Персеус мог сыграть на любом инструменте. Это спасало его в ненастные дни, которых случалось немало. Неудачи преследовали ребенка с рождения, он рос сиротой. Жил то там, то сям. Как-то путешествовал с труппой. Вместе с ее членами угодил в метель, и вот нашли этот дом. Он не показался им подозрительным в начале. Проходил маскарад, поэтому кукол актеры приняли за людей, а обитатели царства приняли людей за кукол. Но к ночи гости сняли свои наряды. Монстры почуяли человеческий запах и стали приносить взрослых на кухонный стол… В царстве не было кого-то, похожего на мужчин и женщин, кроме Кукольника, а хозяйке нужны были лишь дети.

Персеус и ребята из труппы долго скрывались от чудовищ. Но монстры чуяли слабости, грехи малышей и поодиночке переловили их. Персеус хорошо прятался, не верил куклам и в итоге остался один. Но ищейки ощущали людей и не отставали. Тогда Персеус стал придворным хозяйки: ищейки, побаиваясь ее, не подходили близко.

Персеус вырос, глядя на убийства Кукольника. Играл в это время ей на свирели. Он боялся смерти и любых своих чувств, ведь их могут учуять. Персеус старался не оставаться наедине со своими мыслями, но однажды отчаяние взяло верх: кукла окутала руки и ноги Персеуса и принесла его хозяйке. Она сделала из любимого музыканта пианино, поставила посреди праздничного зала. Обездвижен и лишен глаз. Осталась одна радость — слушатели. Но затем и они ушли.

Девочки сидели грустные. Молчали.

— Подождите! — воскликнул Персеус внезапно. — Кто еще в этом зале?

Дети переглянулись. Веня, вспомнив об Элеоноре, посмотрела в ее сторону и вскричала. Над рыжеволосой красавицей свисал гигантский паук. Они ничего не успели сделать. Когда девочки добежали до Элеон, та, окутанная паутиной, была уже в нескольких метрах над полом. Вскоре чудовище с ней и вовсе скрылось.

— Что произошло? Что? — шептала Маргарит испуганно.

— Персеус! Куда он ее потащил? — спросила Веня.

— Куда и всегда. В мастерскую Кукольника. Она на третьем этаже. За библиотекой. Только поторопитесь. Не зная, где вход, вы его не отыщете сами. Опередите их до библиотеки.

— Нужно идти, — сказала Веня, выламывая пальцы.

— Анджелос сказал остаться, — возразила Пенелопа. — Он же идет в ту же сторону. Пусть и Элеон спасет.

— Если даже и спасет, то посчитает, что мы ее бросили… Скажет: «Что вы за люди, если оставляете своих!» — дрожащим голосом проговорила Веня. — Я пообещала ему позаботиться о вас! Мы все пойдем… з-за Элеон.

III

Старый пес поднимался по узкому коридору в логово Кукольника. Железные ноготки лап бренчали по полу. Под состарившейся золотой шерстью виднелся черный узор — сплошная линия заворачивалась в бесконечные круги. «Бенджамин Финч, Бенджамин Финч, третий ребенок, сын сапожника и портнихи», — повторял пес угрюмо и вдруг заметил идущего рядом с собой юношу — парень не сводил холодных голубых глаз с ретривера. Кукольник созвала всех охотников к мастерской. «По-видимому, — решил Финч, — ей нужно сердце, раз мы ей так понадобились. Но что за юноша? Он тоже охотник? Был бы я моложе, без проблем распознал человека, но сейчас я не уверен».

Дом влиял на Финча, и пес это чувствовал. Он уже не помнил, сколько лет находился здесь и сколько из них был охотником, но одно Финч знал точно — ты быстро станешь частью этого места, если не будешь контактировать с людьми. Он видел это из года в год. Время в царстве неслось слишком быстро, оттого казалось, что прошло пару дней, но проходили месяца и, наверное, десятилетия. Сначала из детей делали человеко- или животноподобных кукол. Если они бродили по дому бесцельно или вступали в группку (например, любителей чтения), со временем начинали забывать обо всем, жили только своим маленьким делом и постепенно становились частью дома. Кукольник это тоже ощущала. Сначала фарфоровую танцовщицу она прикручивала к подиуму — пусть крутится, пока мелодия играет. Затем хозяйка уменьшала свою игрушку. Потом госпоже надоедало и это, и кукла становилась настольным светильником. В нем уже не оставалось личности, только темный отпечаток дома. Если же хозяйка забрасывала куклу на долгие годы, ее подданный всё равно терял душу и превращался в куда более мерзкое создание, в чудовище. Оно хотело теперь лишь одного — поглотить как можно больше душ.

Царство напоминало собой ненасытную черную дыру, которая жадно пытается захватить и обезличить всех, до кого дотянется. При этом само не может существовать без людей. Финч не знал, когда родился дом, когда в нем появилась Кукольник и была ли она первой хозяйкой, но понимал, что это место без нее не проживет. Кукольник являлась сердцем дома, ей подчинялись все — внимали ее зову в своей голове, хотя это был скорее голос дома: «Ты должен забыть себя. Должен завлечь к нам новую жертву». «Ведь не только люди обладают душой, — рассуждал Финч. — У вещей тоже есть некая память, энергетика. И этот дом — сосредоточение этой силы, а она — тьма. И с этой тьмой я борюсь уже много лет. Она зовет меня в себя, но я не должен подчиняться. Я должен слушать свой голос, иначе стану ее частью. Я — Бенджамин Финч, Бенджамин Финч».

Внезапно пес понял, что юноша смотрит на него с презрением. «Я, кажется, говорил это вслух, — испугался Финч. — Но что именно я сказал? Наверное, поэтому меня из подставного ребенка сделали зверем. Я уже не похож на человека. Я выдаю свои мысли… Но что значит выражение лица этого парня?» Раньше Финчу удавалось легко распознавать мимику. Он определял ложь, точно понимал, где кукла, а где человек. Теперь стал слепнуть. Не в буквальном смысле. Он видел парня, его взгляд, стражу от начала коридора до его конца, но для Финча это уже больше ничего не значило. Он не мог осознать происходящее. Со временем такое случалось со всеми куклами. И это плохо: Финч становился частью дома. Но как понимать этот презрительный взгляд? «Попытайся думать, как человек, — твердил себе Финч. — Этот юноша — кукла, похожая на ребенка, или живой мальчик? Как я раньше определял? Я задавал три вопроса. Но какие? Черт возьми, не могу вспомнить… Надо воспользоваться причинно-следственной связью. Что он здесь делает? Если он, охотник, то идет к Кукольнику. Но я не помню такого охотника. Если он человек и направляется к хозяйке, то он… очень смелый. Это пригодится».

— Меня зовут Бенджамин Финч, — сказал пес. Парень вздрогнул — не ожидал, что это звериное чучело, к которому он прибился, заговорит.

— Анджелос Люций, — после короткой паузы представился юноша. Кажется, пес не различал волнения собеседника, так что принц стал чувствовать себя немного уверенней.

— А кем ты являешься?

— Работаю на Кукольника.

Финч задумался, как бы ответил в этом случае подданный царства, а как человек, но не мог понять. Спросить, чем именно занимается Анджелос, ему не пришло в голову. Внезапно парень взволнованно прибавил шаг — он увидел Балерину, которая побежала за Джудо вперед, но вернулась без ребенка. Рядом с ней шла маленькая игрушечная обезьянка с двумя тарелками в руках и застывшей улыбкой ужаса на лице. Анджелос приблизился к Балерине.

— Прости, — прошептала Корнелия, — мы опоздали.

Анджелос побледнел, у него подкосились ноги. Джудо хотел было подойти к юноше, но принц попятился. Зубы его сжались, а перед глазами всё поплыло от злости.

— Они сделали из тебя игрушку! — вскричал он.

Стража пошевелилась, Финч зарычал. Анджелос тут же успокоил себя глубоким дыханием. Запах гнева исчез. И стражи забыли об этой мимолетной вспышке, но Финч всё понял. «Он человек! Это хорошо. Надо сдать его Кукольнику. Пусть станет частью дома», — кричало всё его существо, но голос разума не соглашался: «Подожди, Финч. Ты снова поддаешься этому зову. Не надо. Проследи за пареньком. Вдруг он окажется тем самым избранным».

Анджелос взял себя в руки и повернул назад. «Стой, куда? Я же не могу идти за тобой! Мне надо к Кукольнику», — в испуге подумал Финч.

— Стой, куда? — зарычал он на Анджелоса. Юноша замер. — Ты же собирался к хозяйке. — Финч подошел к парню.

— Я… — прошептал Анджелос. — Мне уже не надо. Я всё выяснил.

Слова парня поставили Финча в тупик. Пес разозлился сам на себя: «Ну почему я не могу ему ответить? Оставайся человеком! Оставайся человеком! Бенджамин Финч! Бенджамин Финч! Так… Как же заставить его пойти со мной?»

— Но Кукольник желала личной аудиенции, — сказал Финч, а затем схватил Анджелоса за рубашку. Юноша в гневе выдернул ее из зубов пса. Вмешалась Балерина.

— Она желал моей личной аудиенции. А ребята — просто провожатые.

— А ты не врешь? — спросил Финч, когда троица собиралась уходить. — Я тебя знаю, Балерина. Всегда пытаешься помочь людям.

— Вот по этому поводу ее и вызывали, — ответил Анджелос. — Кукольник ее ругала и сказала: «Больше не попадайся на мои глаза!» Поэтому нам надо скорее идти.

Троица скрылась в петляющем коридоре, а старый пес побрел к хозяйке. Всегда найдется сочувствующая людям кукла, особенно если она недавно в доме. Сам Финч когда-то был таким же, но быстро понял, что бесполезно оставаться на стороне проигравших. Он стал шпионом Кукольника, притворялся живым и докладывать хозяйке, где ставить ловушки и какого ребенка выбрать. Но это было давным-давно. Теперь он подрастерял чутье, зато стал лучше чуять людские пороки. Ему нравилось это поначалу — ощущать запах прогнивающей души. Но Финч стал терять себя. Он знал, он был уверен, что и эта Балерина слышит голос дома и когда-нибудь отзовется на него.

Финч зашел в зал. Там собрались почти все охотники. Дети, собачки, плюшевые мишки и зайки — они нарочно выглядели мило, чтобы втираться в доверие. Не углядел Финч разве что Софию. «И где пропадает эта гадюка!» — чуть не взвыл пес. София была одной из молодых охотников, оттого самой полезной. Она приносила хозяйке то лучшие глазки, то ручки. Это бесило Финча. Он уже давно не справлялся с работой. Кукольник даже сказала, что сделает из него собаку-сторожилу у входа. На этот раз надо поймать ребенка! Это последний шанс старого пса.

Собрание проходило в библиотеке. Но Кукольник еще не подошла. Она работала у себя в мастерской за зеркалом. Очередной порыв к творчеству! Финч, как и другие куклы, видел, чем занимается хозяйка через стекло. Она сидела на полу, скрестив ноги, и шлифовала слой за слоем искусственную кожу, которую собиралась нацепить на детский скелетик. Глаза царицы, прежде слепые, теперь пылали ядовито-розовым, руки ее быстро и аккуратно двигали скальпелем, широкие красные рукава трепетали. Тут в комнате зазвенели часы. Кукольник повернула голову в их сторону, в глазах ее снова опустело. Когда-то Финч подметил, что хозяйка оживала только во время работы. Теперь он не видел разницы. Кукольник встала и скрылась из зоны видимости старого пса, но он знал, что царица делает. Время от времени она доставала из тайника лампу и призывала джинна. Он, худой и прозрачный, являлся к ней с темно-синей шкатулкой в руках. Хозяйка открывала крышку (внутри коробки лежал белый рог), растирала его в пыль и сыпала эту пыль в лампу с джинном.

Зеркало закрутилось вокруг железного стержня, и в зал вошла Кукольник. Стеклянные глаза ее глядели на охотников.

— В этом году вы ищете для меня сердце, — объявила она и вновь скрылась в мастерской.

Финч не на шутку перепугался. Всегда тяжело выбирать сердце. С глазами всё проще — находишь ребенка, который с удивлением смотрит на мир. Но сердце… Какое считать лучшим? Самое храброе? Может, самое чистое? Доброе? Или же любящее? И какое из них дольше протянет? Охотники так и не пришли к единому мнению. Да и проверка на практике ничего не дала. То ли Кукольник слишком приросла к дому, то ли дети пошли не те, но новые органы быстро приходили в негодность. Вот уже и глаза ослепли, а хозяйка меняла их недавно.

«Но сердце. Сердце… — задумался Финч. — Подойдет ли сердце Анджелоса для Кукольника? Он точно храбрец, но я чуял его грех. Надо проследить за парнем… Скорее!»

И Финч, бормоча себе под нос, пошел искать Анджелоса. В коридоре парнишки уже не оказалось, в столовой тоже, но пес услышал разговоры в прихожей.

— … А если постучать с внешней стороны двери, а? Как думаешь, джинн пойдет открывать?

— Да, так делали некоторые дети… Но, Анджелос, я не понимаю зачем…

— Как это зачем? Это наш шанс выбраться отсюда!

«Я снова тебя чую!» — обрадовался охотник, крадясь к своей добыче. Балерина и Анджелос спорили у входной двери. Внутри юноша кипел от ярости и скрывал это, но нотки агрессии проскальзывали в его словах, взгляде. Финч чуял их сладкий аромат и сходил с ума. «Давай же, давай! Разозлись! — думал пес. — Я вцеплюсь в твою ногу, прокушу ее до крови и притащу тебя к моей хозяйке».

— Дай договорить, — сказала Корнелия. — Многие делали то же самое. И джинн действительно открывал перед ними дверь, и они убегали. Но куда бы дети ни шли, возвращались к дому или замерзали насмерть. Царство Кукольника проклято…

— А если не замерзали? — перебил ее Анджелос, сверкая глазами. — Если просто сбегали?

— Я сомневаюсь в этом.

— А я сомневаюсь в тебе! — вскрикнул Анджелос, и Финч приглушенно зарычал — почти как замурлыкал.

«Нельзя торопиться. Если ты сейчас на него нападешь и отнесешь к царице, она сделает из него куклу. А ты хотел найти для хозяйки сердце. Еще не время».

— Корнелия, прости, конечно, но ты одна из них, — сказал Анджелос уже спокойно, затем посмотрел на Джуно. — Малыш, к тебе это не относится. Но ей я не верю. Всё, что говорят куклы, надо проверять.

— В этом есть доля смысла. Но, честно говоря, твои слова меня обижают. И если бы ты так относился только ко мне… Нельзя же всем не доверять!

— Я предпочитаю считать, что человек задумал что-то плохое, пока он не докажет обратное. Как правило, не доказывают.

— А я предпочитаю верить людям.

— И помогло это тебе?

Корнелия заглянула Анджелосу в глаза.

— Я, конечно, многое на своем веку повидала…. — Парень понял, что сейчас ему устроят разнос. — И дети ко мне по-разному относились, но, — она сделала паузу, — я всегда буду на стороне людей. Без вас кажется, что мир замирает, а меня словно и не существует…

Внезапно они услышали приближающихся стражников и голос Кукольника.

— Это наш шанс, — сказал Анджелос. — Джуно, ты не против, если я возьму это? — Он забрал у мальчика одну из тарелок, засунул ее в проем между дверью и косяком и стал толкать внутрь.

— Ты с ума сошел, — прошептала Корнелия и подошла к Анджелосу. — Делать это при Кукольнике и ее охране? — Она взяла юношу за руку. — Давай переждем.

— Нет-нет-нет! — прошипел Анджелос, и глаза его разгорелись. — Мне нужно проверить твои слова, — почти жалостно проговорил он. — Так что не мешай!

Тут из-за угла выскочил Финч с глазами обезумевшего зверя. Пес набросился на Анджелоса — юноша даже не понял, как оказался на полу. Охотник потащил паренька за ботинок к хозяйке. Охрана тоже ускорила шаг. Анджелос отпинывал пса и бешено ругался, чем только подзадоривал его. Финч сжимал сильнее железные зубы, старался клыками вцепиться в плоть. Запах гнева был такой притягательный, что пес уже не соображал. Есть только добыча и зов дома, воплощением которого являлся Финч. «Поглотить! Поглотить! Часть дома! Часть дома!» — било ему по мозгам. Корнелия пыталась оттащить пса, но зверь не разжимал пасть. Тогда Балерина сняла с Анджелоса ботинок, за который ухватился охотник, и отскочила с юношей к двери. Финч в гневе продолжал терзать обувь, а потом опомнился и снова бросился на человека. Анджелос вскочил на шкаф для ботинок и, держась за крючок, отбивался ложкой для обуви. А охранники приближались.

Тогда послышался дикий грохот. Анджелос взглянул на Корнелию. Это она постучала в дверь железной тарелкой. В коридоре появился безмолвный джинн, и ворота отварились. Подул холодный ветер. Анджелос увидел белое поле, снежинки падали. Стража прибыла в коридор. Юноша сорвал пальто с вешалки, спрыгнул, схватил за руку Корнелию и выбежал с ней на улицу.

На крыльце Балерина рухнула. Анджелос перевернул ее к себе лицом и увидел, что держит в руках бездвижную куклу. Только карие встревоженные глаза ее оставались живыми. Анджелос посмотрел в коридор. Джинн с зашитым ртом и пустым взглядом стоял у двери.

— Ты будешь заходить? — услышал Анджелос голос.

Юноша промолчал. Разъяренный Финч тоже выскочил за пределы дома и упал, как мертвый. Анджелос пнул пса обратно за порог. Финч вновь залился лаем, сверкая бешеными глазами. Подошли стражники, схватили пса и показали его Кукольнику. «Отнесите в мою мастерскую! — сказала она. — Он нуждается в доработке». Финч взвыл, начал что-то лепетать, молить пощадить его. Хозяйка не слышала. Она развернулась и пошла к себе. За ней — стражи вместе с рвущимся от отчаяния Финчем. Джинн постоял еще немного и исчез. Ворота начали закрываться. Анджелос подскочил к ним и придержал, затем потянулся к Корнелии и затащил ее в дом. Подложил сапог между дверью и косяком. Внутри здания Балерина ожила.

— Куклы не могут пересекать этот порог, да? — спросил Анджелос.

— Ага. Мы живы благодаря магии Кукольника, — ответила Корнелия. — А ее сила действует только в доме. Хозяйка сама не может перейти порог.

— Но люди могут. Значит, мы сбежим.

— Я уже говорила, дом не позволит.

— Посмотрим.

Анджелос надел свой ботинок, перескочил сапог, поднял пальто с крыльца и спустился по ступеням. Дрожа, он наконец вдохнул свежий воздух. Какое всё белое. И конца полю не видно. На бледно-голубых глазах его заблестели слезы. В ночном небе сиял мутно-желтый месяц. Поле было огромным и окутано легкой дымкой, а там, вдали, виделись темные силуэты. Анджелос уверенно направился к ним. Ветер пробивал его воротник, ноги слегка проваливались в снег. Анджелос прибавил шагу, побежал, неровно, спотыкаясь и глядя на размывчатые далекие силуэты. Они оказались миражем. Добравшись до них, Анджелос вернулся к дому. «П-попробуем двигаться чуть ровнее. Нет! Снова дом. В другую сторону! Да, в другую! Нет, нет, что же это такое?» Юноша бежал быстро. Он преодолевал эти страшные расстояния, но каждый раз оказывался у проклятого дома.

Наконец выдохшись, Анджелос остановился пред крыльцом. «Нужно всё обдумать, всё понять… Это еще что?» Он увидел кого-то за углом. Незнакомец стоял полубоком к парню и не замечал его. Белая в крови черепушка, пустые черные глазницы, красные с голубым пряди торчат из кости. Скелет повернул голову к юноше. Анджелос мгновение не шевелился, а затем быстрым шагом пошел к воротам. Скелет — за ним. Анджелос вбежал в дом, отпнул сапог от двери и, велев Корнелии с Джуно улепетывать, рванул к лестнице. На ее вершине он замер и оглянулся вместе с друзьями. Скелет всё же успел подхватить закрывающуюся дверь и зашел в дом. Мертвец поднял пустые глазницы на Анджелоса.

— Ведь куклы не могут двигаться за пределами дома. Значит, это… — сказал юноша.

Внезапно его перервала Корнелия:

— Ищейки!

Пару десятков монстров появились из столовой. Часть их бросилась к скелету. Мертвец тут же рванул прочь. Часть — вверх по лестнице. Анджелос с Корнелией побежали.

IV

…Девочка открыла глаза, не понимая, где находится и… кто она есть. Уютный домик, диван, рыжие кудряшки свисают на лоб, и внезапно — мутный силуэт. Она протерла глаза. Это мальчик сидит в уголке.

— Ой, — испугалась она незнакомцу, но затем поняла, что у него тоже рыжие волосы, и неуверенно спросила: — А кто вы?

Мальчик медленно повернул голову. Девочка пыталась разглядеть его лицо, но оно точно ускользало. И эти глаза — что в них? Злость, ужас или страх, горе.

— Я к твоим родителям пришел, — сказал он тихо, так что она еле услышала.

— К моим родителям? — переспросила девочка.

— Да. Ты не помнишь? Мэри и Карл… То есть Алё… на и этот Стефан… Степан, — перебирал мальчик имена, но она зациклилась только на одном.

— Мэри? — спросила девочка и подошла к незнакомцу. — Что вы о ней знаете?

Он тоже поднялся.

— Элеон, — нервничая, быстро говорил мальчик. — Было землетрясение. И ты головой ударилась. Вот память и отшибло. Нечего бояться…

— А я и не боюсь, — сказала Элеон уверенно.

— Тогда я пойду. — Мальчик медленно подбирался к двери.

— Стойте! — проговорила Элеон, пытаясь вспомнить, как его зовут. — Ксандр! Не уходи. Я не хочу быть одна. Зачем ты меня оставляешь?

Он испугался и словно стал тенью, истерзанную болью.

— Не называй это имя! Я мертв… пожалуйста, забудь меня и никогда не вспоминай. Я должен уйти навсегда.

— Как же? Я не могу тебя бросить. Мы ведь… семья.

— Нет, — говорил Ксандр нервно. — Такая семья тебе не нужна. Оставь всё это в прошлом, где ему и место. Меня, своих родителей. Словно мы плохой сон. Ты должна это сделать. Помнишь, как в детстве? — Он взял стакан воды, нашептал туда что-то и дрожащими руками протянул Элеон. — На, выпей это, и ты всё забудешь. Боль, страдания. Пожалуйста, выпей.

— Как тогда? — спросила Элеон. — Когда ты стер у меня память? Но я не хочу. Не хочу этого! Зачем ты так со мной поступил? Зачем оставил одну? Зачем просишь не называть Ксандром Атталем? Это твое имя, если ты заберешь его у меня, то я лишусь и своего — Элеонора…

— Не произноси! — закричал Ксандр. Он подбежал к сестре и закрыл ей рот рукой. — Разве не этого ты хотела — убежать от боли, от себя, стать другой?

— Меня зовут Элеонора Ат…

Внезапно зеркало, в котором они были, раскололось пополам, и Элеон начала падать в пустоту. Раздался звон битого стекла. Девочка хотела вернуться назад, в прошлое, тянулась к нему, но оно неуловимо ускользало. Элеон раскрыла крылья и полетела вверх, к свету, но тот удалялся, мчалась всё быстрее и быстрее, нельзя потерять, нельзя забыть…

Элеон резко стала глотать воздух и открыла глаза. Чьи-то руки дотрагиваются… Повсюду слизь, и запах… Мокро. Во рту слизь — Элеон выплюнула ее, в глаза светит лампа… Анджелос чуть поодаль бешено рубит саблей гигантского паука. Тварь еще корчится, бьется лапками, но почти всё содержимое монстра уже расползлось по полу. Девочки пытались успокоить Элеон — неумело. Она отскочила от них. Было слышно, как, тяжело дыша, Анджелос добивает паука. Закончил. Юноша вытер саблю и убрал ее в ножны, затем посмотрел на Элеон и подбежал к ней. Она этого не ожидала.

— Тебя и на пару минут нельзя оставить одну? — улыбнулся он, но, поняв, что сморозил глупость, извинился: — Прости. Ты в порядке?

— Меня только что пытался сожрать гигантский паук?

— Ну, не сожрать. Он хотел тебя утащить к Кукольнику. Но в общем и целом — да.

— Да, — ответила Элеон на первый вопрос юноши.

— Хорошо, — сказал Анджелос, глядя ей в глаза. Он знал, что не в порядке девушка, но не стал насаждать, а только улыбнулся.

Элеон вздрогнула и отвернулась. Корнелия проводила ее в ванную комнату, младшие девчонки стали умывать Элеон и чистить. Краем глаза девушка заметила, как Анджелос успокаивает Вениамину. Гигантские пауки, бедняжка Джудо… Веня всё рыдала и не могла остановиться, чуть не задыхалась. Анджелос пытался уровнять ее дыхание. «Вдох через нос… так, молодец. Выпяти живот. Выдохни… да. Втяни живот», — он говорил спокойно, плавно показывал руками движение воздуха и подбадривал Веню улыбкой. Элеон с досадой отвернулась.

…Этот странный сон. Сумбурный. Ужасный. Там был ее брат. Да, он. Наверное, это воспоминание. Ксандр стер ей память и… Зачем она пыталась сказать свое имя? Сердце бешено заколотилось, тело обмякло, в груди образовался ком, и внутри всё похолодело. Элеон обуял жуткий страх. Нет! Всего лишь дурацкий сон. Прочь! Исчезни! Девушка открыла глаза. Не думай о нем больше! Не смей!..

Дети покинули ванную, нашли укромный угол в библиотеке и уселись в кружок. Здесь должно быть безопасно. Местная библиотекарша — жуткая кукла, что не терпит шум. У нее повсюду книги-шпионы, которые следят за тем, чтобы посетители не говорили громко. И если она поймает нарушителя тишины — в общем, ему несдобровать. Поэтому куклы и ищейки редко заходят в библиотеку. Боятся. Можно спокойно продумать план.

Выйти из дома — реально. Сбежать из царства — нет. Оно заглатывает обратно. По крайней мере, способ неизвестен. Какие варианты? Джинн. Он способен выходить из царства, значит, и всех вытащить может. Но джинн подчиняется Кукольнику. Почему? Вероятно, у нее есть лампа. Корнелия подтвердила, что подобный артефакт хозяйка прячет в своей шляпе. Значит, снять головной убор, достать лампу и убраться отсюда навсегда. В чем проблема? Первое — Кукольник туго прикручивает шляпу к черепушке. Минут пять снимать. Второе — хозяйка не появляется без стражи. Есть варианты?

Элеон не могла сконцентрироваться на разговорах. Словно они ее не касаются. Она ощущала себя и весь мир какими-то искусственными и ничего не чувствовала. Ей снова казалось, что она находится внутри себя, как в коконе. Этот кокон окружающие считают за Элеон. Но настоящая она внутри, и она такая маленькая, беспомощная — лишь тень живого человека. Единственное, о чем девушка могла думать — это тот сон. Он почему-то жутко пугал ее. Элеон не могла объяснить себе этот страх, но даже мысль о том видении заставляла ее сердце сжиматься. И сон не выходил из головы и мучил ее. Ничего не чувствовать, не чувствовать, не… чувствую.

…Надо наброситься всем вместе на Кукольника. Пустота. С такой-то огромной стражей? Втереться в доверие и снять шляпу? Стражи доберутся раньше. Внутри пустоты и стражи не страшны, и сны. Вытолкнуть Кукольника из дома и там вытащить лампу. Вообще, даже если убедить тварь подойти к раскрытой двери, всё же царица-таки сильна, будет сопротивляться, стражи подоспеют. План под вопросом. Плевать.

Тут дети увидели безмолвного джинна. Но пришел он не за ними. Дворецкий передал библиотекарше синюю шкатулку и исчез. Кукла куда-то направилась. Анджелос с Корнелией последовал за ней. Остальные ожидали их.

Пенелопа всё болтала с Маргарит, расспрашивала ее о семье. Видимо, нелегко девчонке было после смерти сестры, вот и понадобилась подружка. Маргарит же, с одной стороны, не отвергала собеседницу, с другой, сторонилась ее. Что-то не нравилось малышке в Пенелопе. При этом Маргарит спокойно рассказала ей о семейном проклятье. Оно началось еще с бабушки и дедушки, которых всю жизнь преследовали неудачи и которые умерли молодыми — оставили одних дочерей. Отец Маргарит погиб за несколько дней до ее появления на свет, сама девочка родилась слепой. Но мать взяла на себя ответственность за будущее своего ребенка. Она бросила театр и все пять лет искала лекарство для глаз дочери, а также способ снять родовое проклятие.

Старшие девочки молчали. Элеон хотела тишины, и ее бесила болтовня. Вениамина же дико тревожилась, дрожала, готова была заплакать. Элеон считала, что Веня ведет себя глупо, ведь она, по сути, пострадала меньше остальных. Джудо стал куклой. У Пенелопы мертва сестра. Элеон чуть не убили. Маргарит вообще слепая. А у Вениамины всё в порядке, и она здесь не одна, а с женихом, который, по-видимому, ее любит.

Анджелос вернулся и позвал всех куда-то. Он и Корнелия проследили за библиотекаршей, но не поняли, куда она дела шкатулку. Так что понадобилась помощь. Дети пошли. Анджелос рассказал про шкатулку. В ней Кукольник хранит специальную подпитку для джинна. Прячет ее куда-то библиотекарша — только она знает место. И, значит, раз джинну нужна подпитка, без нее он ослабеет. Вероятно, детей красть не сможет. Да и вообще, наверное, мощная штука — вдруг понадобится против Кукольника.

Вениамина даже рядом с Анджелосом не успокаивалась. Юношу это раздражало, но он делал вид, что всё нормально, и поддерживал Веню. Поцеловал ее в лоб. Элеон посмотрела на Анджелоса осуждающе. Он растерянно пояснил: «Всё законно. Она моя невеста». «Я знаю», — без эмоций ответила девушка. Анджелос еще больше смутился и минуты через две подошел к Элеон. Вид у него был озадаченный.

— Слушай, я поразмыслил… Наше знакомство прошло как-то не очень. В общем, прости за мои слова. Я… просто, когда злюсь, говорю всё, что думаю.

— Это ты так извиняешься?

Анджелос улыбнулся.

— Не всё, что мы думаем, — правда, — сказал он. — Не принимай близко к сердцу.

— А я и не принимала.

Они пришли к Балерине, и начался поиск. Стопки книг на полу, полураскрытые тетради, передвижные лестницы, деревянный скрип и «Тсс!» библиотекарши, смех. Шкатулка как будто сквозь землю провалилась. Анджелос также просматривал полезную информацию: например, карты дома. Может, есть какие-то его правила, лазейки и так далее. Сначала ему помогала Пенелопа. Ей нравились книги, картинки в них, чертежи. Она смеялась, каталась на лестнице с колесиками. Потом девочка переключилась на Балерину: продолжила учить ее языку жестов. Корнелия хотела понимать немых людей, чтобы они не чувствовали себя обделенным. А отец Пенелопы был глухим. Матери ее он очень понравилась как актер пантомимы — творец творца — и она обучилась его понимать.

Общее дело несколько отвлекало Вениамину от ее чувств, но она оставалась беспокойной. Несколько раз о чем-то говорила с Джуно, с Корнелией. Элеон вся погрузилась в поиски шкатулки.

— «Я — художник, который не творит. Женщина, которая не любит. Мать, которая рождает через смерть», — прочла Вениамина в книге и подняла голову. — Здесь так написано. Я думаю… это фраза Кукольника. Библиотекарша сказала, что эта любимая книга царицы.

— Скорее всего, — согласилась Корнелия. — Она ведь отдала душу ради вечной жизни. Значит, раньше душа у нее все-таки была.

— Только не надо этого, — огрызнулся Анджелос. — Собираешься жалеть такую тварь?

— Да, мне ее жалко, — сказала Корнелия. — Как и всех в этом царстве. Уверена, у Кукольника были причины так поступить…

— Причины, может, и были, — оборвал ее Анджелос, — права не было.

Вениамина еще больше занервничала. Она подошла к Элеон и увела ее в сторону. Там, вся дрожа, она проговорила:

— Я должна тебе сказать. — Элеон безразлично посмотрела на девушку. Веня нервно улыбнулась, опустила глаза и продолжила: — Когда тебя утащил паук, мы все пошли за вами, но ты бы умерла, если б не Анджелос. — Вениамина пугливо перевела взгляд на Элеон, сжимая пальцы. — Я смотрела на этого гигантского монстра, его уродливое тело, и… меня сковал страх. Я не могла пошевелиться! Я знала, что ты умрешь, но не в силах была с собой справиться! — На глазах ее появились слезы. — Я не спасла тебя. Прости! Прости меня, пожалуйста! — лепетала она. — Я просто не могла! Не могла! Я трусиха! Я жалкая, я знаю. Я ужасна. Я виновата!

— Перестань рыдать, — с некой злобой прошептала Элеон. — Они почуют тебя… — Девушка обернулась, чтобы проверить, нет ли кукол поблизости.

— Я понимаю, что мне нельзя плакать! — воскликнула Вениамина. — Но не могу остановиться! Не могу взять себя в руки! Я умру здесь. Я просто знаю, что умру здесь! Не выберусь отсюда. Анджелос, наверное, сможет. И вы… Но не я! Я так слаба и жалка…

— Перестань. Даже если ты не справишься, Анджелос тебя спасет. Только не реви.

— Не спасет!

— Думаешь, жених правда бросит тебя здесь? Да он любого ради тебя порвет!

— Он не мой жених! — выпалила Вениамина.

— Что? — Элеон удивленно посмотрела на девочку.

— Я не Вениамина. Я ее двойник. — Девушка тревожно посмотрела в глаза Элеон, в них она прочла злость. — То есть… — она попыталась объяснить, — людям королевских кровей часто заводят двойников. И я один из таких. Меня зовут… Анна, — еле произнесла она от слабости. — И знаю, что ты подумаешь: я обманщица, выдаю себя за свою госпожу, еще перед ее женихом. Всё так. Но я правда попала к Кукольнику, потому что джинн рассказал мне про Анджелоса. То, что наш прекрасный Анджелос погибает здесь. А я всегда была в него влюблена. Он ведь такой… я таких не видела еще. И это кошмарно и отвратительно вдвойне. Но я не собиралась врать! Это Анджелос спутал меня со своей невестой. Я пыталась ему объяснить, но не смогла! Я ужасна! Я заслужила здесь быть!

Элеон молча уставилась на девушку. Анна плакала. Элеон молчала. Так не могло продолжаться!

— Веня… То есть Анна. — Элеон неловко взяла ее за руки и посмотрела в глаза. — Никто такого не заслуживает. Ты не сказала правду, но это… Не вини себя так. Я уверена, Анджелос поймет. Он может, конечно, поругается — он ведь совсем не сдержанный. Но поймет.

— Да не в этом дело! — Анна вырвалась от Элеон. — Дело во мне. Я проклята! И я заслужила это! Ты просто не знаешь… Из-за меня умер мой дядя. — Анна посмотрела на Элеон так, будто девушка должна была сразу всё понять. Но Элеон была невозмутима. — Я до сих пор гадаю, что сделала не так, — тревожно проговорила Анна. — Наверное, вела себя как-то вызывающе… Сказала лишнее, посмотрела слишком откровенно… улыбнулась. Одежда была… не закрытой… Он начал ко мне приставать. — Анна глубоко вздохнула через нос. — Потом прибежал папа. И он с дядей подрался. И нечаянно его ранил. Дядя несколько дней умирал. На третий его… папа… п-простил. А на четвертый… а-а-а… дядя позвал меня к себе и сказал: «Видишь, что ты наделала. Из-за тебя я рассорился с братом. Из-за тебя умираю. А мне бы жить да жить. Будь ты проклята за это». Он уже в бреду был, а потом скончался. Родители говорили, что всё нормально, но на следующий год отослали меня в дом к госпоже, и я стала ее двойником. Они просто не могли принять, что из-за меня папа стал убийцей родного брата. Может, хорошо, что я оказалась здесь. Когда умру, мне больше не придется мучится.

Элеон была поражена.

— Ты правда считаешь себя виноватой в этой ситуации? — сказала она. — Виновата в том, что твой дядя — урод?

— Всё, что бы ни случилось, — результат наших действий. Я его, наверное, каким-то образом…

— Да, даже следуя этой тупой логики, виноватой ты от этого не становишься. Он сам отвечает за свои поступки. И, наоборот, это значит, что бы ни произошло в прошлом, сегодня судьба в наших руках и всё может быть хорошо.

— Мой дядя мертв. Я этого не исправлю. Я в царстве Кукольника. И не сегодня, так завтра умру. — Анна пожала плечами. — Да и пускай оно всё катится…

Девушки вернулись к ребятам. Там Анджелос нашел карту дома и теперь ее рассматривал. Анна шмыгнула носом. Юноша поднял голову и, видя заплаканные глаза невесты, изменился в лице, привстал. Элеон решила отвлечь Анджелоса.

— Что там? — Девушка подошла к Маргарит, которая как-то странно стояла лицом к стене.

— Я думаю, шкатулка, — ответила малышка.

Анджелос услышал это и тоже направился к девочкам. В стене Элеон действительно заметила что-то вроде расщелины, начала ковырять ее и — о чудо! — тайник. Элеон открыла дверцу и потянулась за синей шкатулкой. Маргарит, чтобы ей помочь, взялась с другого конца коробки и вдруг в ужасе закричала.

Тут же библиотекарша от злости взвыла и побежала на шум. «Валим, валим!» Дети помчались прятаться в ванную. Анджелос успел схватить карту, Элеон — шкатулку.

Они сидели там тихо, замерев. По залам с книгами носилась библиотекарша, цокала ножками-прутьями. Элеон с опустевшими глазами крепко обнимала Маргарит. Малышка была вне себя. Она слегка покачивалась и бубнила из раза в раз:

— Я видела, видела…

Одиннадцать планет

Летают над землей.

Нам виден только свет,

Но смерть грозит судьбой.

Ты торопись бежать скорей,

Хватай подругу побыстрей.

Старуха к вам с косой придет

И души падших заберет.

Маргарит не успокаивалась. Анна тоже тревожилась. «Нет, это невыносимо, — думала Элеон. — Видеть чужую боль, ощущать чужие чувства, когда ты со своими не справляешься». Даже Анджелос казался подавленным. Он озадаченно рассматривал рог, который лежал в синей шкатулке.

— Так что же дальше будем делать? — взбудоражено шептала ему на ухо Пенелопа. Она словно воспринимала происходящее как игру.

— Думаю, — ответил наконец Анджелос и поднял глаза. — На сегодня всё. Мы устали. Нужен сон. Завра. Всё остальное завтра.

Когда цокот ножек-прутьев утих, дети выбрались из ванной. Тихонько они сдвинули книжные шкафы, накрыли их сверху покрывалом и улеглись в этой образовавшейся комнатке на подушках и одеялах. Спальные вещи достала Корнелия. Она же вызвалась дежурить ночью. Анджелос всё еще не доверял Балерине, но его клонило в сон, а поставить Элеон или Анну на стражу он не мог. Маргарит, вроде, успокоилась. Анджелос начал засыпать. Даже Анна больше не дрожала. Тут Пенелопа спросила:

— Откуда ты узнала, что шкатулка там?

— Мне друг сказал, — ответила Маргарит.

— Какой друг? — пробудился Анджелос.

— Тот, кто говорит со мной. Он всё видит в доме и всё знает.

— Джинн? — спросила Корнелия. — Ты про него? «Тот, кто всё видит и всё знает. Тот, у кого нет тела, но есть поток мыслей. Тот, кто может занять всю комнату, но помещается и в банке». Ты про него? Он так про себя говорил…

— Да, наверное, — ответила Маргарит.

— Отлично, — прошептал Анджелос. — Я бы сейчас возмутился, но слишком устал. А так… дружить с тем, кто тебя похитил…

— Он только исполняет приказы Кукольника, — возразила Корнелия. — На самом деле джинн не злодей. Царица делает всё, чтобы он забыл о том, кем является, рот вот ему зашила. Ведь когда джинн начинает быть с живыми, он и сам оживает. Пытается помочь. А так — словно наблюдатель. Он, вроде, всё видит, но ничего в нем не просыпается.

— А зачем? — Элеон приподнялась и гневно посмотрела на Корнелию. — Какой смысл? Уж лучше ничего не замечать, чем осознавать: всё, что ты делал, ни к чему хорошему не привело…

— А как по мне, — перебила ее с улыбкой на лице Пенелопа, — жизнь в любом случае идет, хочешь ты того или нет. Так не лучше ли обращать внимание только на то, что тебе приятно?

— Имеешь в виду красоту? — спросила Корнелия.

— Не совсем…

— Мама говорит, — Маргарит присела, — что миру нужны те, кто видит только прекрасное. Но таким не обойтись без тех, кто будет остерегать их от ужасов жизни.

— Да, ужасов стоит остерегаться… — прошептала Анна и вся сжалась.

— А не хотите ли заткнуться и дать мне поспать, а? — не выдержал Анджелос.

Все замолчали. Снова легли. Но уже через минуту Маргарит сказала:

— Обычно перед сном читают сказку.

— Так читай ее себе сама! — рассердился Анджелос.

— Хорошо, — сказала девочка и села по-турецки. — Она про то, как моя бабушка получила проклятие.

Проклятие
История прошлого

I

Небесный купол в серых красках. Повсюду поля, иногда с рожью, пшеницей. Половина их затоплены водой, кое-где виднеется снег — недостаточно тепло, чтобы растаял.

Люди брели по окрестностям цепочкой. Все уставшие от бесконечной дороги, промерзшие, в тряпье. Замыкали вереницу три телеги с едой, водой, вещами и больными. Но маленькая Ют будто не замечала всеобщего уныния. Девочка скакала по лужам в темно-синих непромокающих сапогах. Они правда уже натерли ей ноги сквозь шерстяные колготки — девочка не снимала обувь пару дней, но и это не могло расстроить ребенка. Мать Ют — Ивонет — шла рядом, нагромоздив на спину тяжелый рюкзак с вещами. Сегодня морозило, поэтому утром Ивонет отдала дочери свою шаль в красно-синюю полоску. И теперь малышка внимательно следила за концами накидки, чтобы они не искупались в луже — иначе мама опять расстроится.

Бог задумал Ют как вечно-летнего ребенка с длинными рыжими косами и всю в веснушках, как маленькую выдумщицу.

— Мам, ма, — сказала Ют. — Ты знаешь, оказывается, Гретель любит закаляться?

— Что? — спросила Ивонет. Она слишком устала, чтобы думать о словах дочери.

— Раз Гретель плескается в лужах в такую погоду, значит, закаляется. Это единственное разумное объяснение. — (Гретель была воображаемой подругой Ют размером с куколку). — Я бы в такой холод не пошла купаться. Ни-ни. А ей — хоть бы что. Я думаю, летающие котята со мной бы согласились на счет ледяной воды. — (Летающие котята живут на другой планете, поэтому Ют и не может спросить их). — Хотя… Мам, а если у кошек есть крылья, как они относятся к плаванию? Как утки или лебеди? Или как кошки?

— Я не знаю! Не знаю, Ют. Хватит задавать мне глупые вопросы, — рассердилась Ивонет.

— А папа бы ответил, — нахмурилась девочка. Папа Ют не мог с ней говорить, потому что с прошлого года жил где-то на облаке, скорее всего, в каком-то воздушном городе.

— Ют, не нужно опять напоминать… ты же знаешь, я очень устала. Мы шли с самого утра, а у меня тяжелый рюкзак.

— Ты всегда слишком усталая, чтобы меня слушать, — обиделась девочка, потом немного подумала и добавила: — Может, мне понести?

— Нет, малыш, — улыбнулась мама.

Ивонет была красивой женщиной чуть старше тридцати, с большими голубыми глазами на исхудалом лице. С недавнего времени она страдала от постоянных мигреней и звона в ушах. Боль мучила ее и от мороза, и от солнца, поэтому Ивонет не снимала головного убора. Раньше она надевала ярко-красную соломенную шляпу. После прошлого года — голову медведя. Когда-то ее носил Анико, муж Ивонет, он же зверя и убил. Светлые волосы девушка остригала коротко, так что Ют даже не знала, какие они. Сегодня Ивонет шла в нежно-голубом платье до самых пят. Оно так нравилось ее дочери и совсем не согревало саму женщину. Когда-то платье потрясающе сидело на Ивонет, но теперь белые рюши почернели, кое-где появились невыводимые пятна. Поэтому девушка собиралась переделать наряд под дочь.

Люди остановить заночевать в пещере. Снова шел дождь, но они просто наслаждались треском огня и запахом лепешек. Ивонет с Ют нашли себе уголок рядом с несколькими женщинами, завернулись в одеяло. Девочка не могла уснуть: подростки громко рассказывали страшилки. Всего перед костром сидело пятеро детей, и все мальчишки, кроме Роксаны — близняшки Акселя. Самый старший — пятнадцатилетний Гайдин. Младший — Берингар десяти лет. Близняшкам — по двенадцать. И тринадцатилетний Крот, который присоединился к стае где-то полгода назад. Они, а еще Ют и младенчик Гоззо были последними детьми в стае. Так что девочка чувствовала себя одинокой рядом с этой группой подростков.

С утра всех разбудил Раймунд. Его Ют недолюбливала. Волосатый, старый (на пару лет взрослее Ивонет), в рваной синей накидке с мишками, а также с черепом длинноносого зверя на голове — Раймунд пугал ребенка одним своим видом. К тому же именно он увел стаю из родных мест. А теперь вот Раймунд с разведчиками заприметил вдалеке деревню, в которой, вероятно, можно поселиться. Идти туда полдня, но дыма от труб не видно — значит, и людей там нет.

И вновь члены группы взвалили на плечи свои пожитки и отправились в путь.

В дороге Ют воображала свой будущий дом. На первом этаже там старинные ковры и библиотека, наверх ведет винтовая лестница с узорчатыми перилами, а там — чердак с коробками, паучками и мышками. Во дворе растет большое дерево, в нем можно построить домик… Только кто этим займется? Раньше мог папа, а теперь…

— Мам, — сказала Ют. — А там у меня будет свой домик на дереве?

— Домик? — переспросила Ивонет. — Малыш, еще непонятно, в каком состоянии те здания. Не стоит сейчас задумываться об этом.

— Ну а если мы заселимся? — спросила Ют.

— Там посмотрим.

Они шли всё утро и еще пару часов после полудня, затем добрались. Деревня оказалась наполовину затопленной. В самой низине, у мельниц, вода доходила до уровня окон, но даже в самом высоком месте поселения почва была рыхловатой.

Всё же люди решили остаться. Хотя бы на время. Выбрали дома что получше. Ивонет, Ют и еще двум женщинам — Грете и Хелле — достался чердак здания. На первом этаже там стояла вода по щиколотку. Люк к нему забили, чтобы не пахло. Забирались наверх по лестнице с улицы.

На следующий день мужчины уже обустраивали место: мостики между домами строили, забивали или сносили гнилье, смотрели, как там с мельницей. Женщины отправились в поля искать еду. Половина посева была испорчена, с другой приходилось возиться. Ют пыталась помочь матери, но дважды чуть не увязла в грязи, и Ивонет отправила дочь назад. Сидеть на чердаке девочке не хотелось, и она пошла на полянку поблизости. Об этом Ют, конечно, предупредила одного дяденьку, имя которого не знала, но спросить боялась.

Ют шлепала по лужам и мечтала: «Летающие кошки за пять секунд это поле перелетят, а я иду по нему уже целую вечность. Ой!» Холодная вода перелилась через верх сапога, фиолетовая колготка побагровела. Ют поежилась и отошла назад на пару шагов. «Здесь довольно глубоко, а я и не заметила», — подумала она. Девочка встала на сухой пригорок и сняла сапожек, чтобы вылить воду. Холодно. Вдруг Ют заметила, как что-то белое проскочило рядом с ней. Девочка замерла на одной ноге и подняла глаза — напротив нее сидел кролик. Ют шагнула к нему и оказалась колготкой в луже. Брр! А зверек испугался и побежал.

Ют быстро напялила сапог и рванула за кроликом. А он, видимо, подумал, что девочка его не догонит, присел у ручейка с льдинками, попил и поскакал дальше. Уже вскоре Ют потеряла зверька из виду. С удивлением она поняла, что вышла к горе, которая виднелась еще издали. Далеко забралась. Надо бы вернуться… Тут Ют заметила сухие лозы у горы, а на них будто уже рос цветок. Девочка подошла поближе и действительно — цветок, желтый, уже кем-то сорванный… Огляделась. Было довольно поздно. А она далеко от поселения. Ют вернулась домой, как учил папа — по своим же следам.

Мамы на чердаке не оказалось, и девочка спустилась на улицу. Там построили столько классных мостиков! Ют тут же начала носиться по ним — тоненьким полоскам из дерева на колышках. Она пробегала мимо дворов, залитых водой, смотрела, как по улочкам, где люди обычно ходят, плавали льдинки. Ют так увлеклась, что врезалась в Раймунда, чуть не свалилась в воду, но он вовремя поймал девочку.

— Куда так несешься? — рассмеялся мужчина. Ют испуганно покосилась на него. — А Ивонет, твоя мама, еще не вернулась?

Ют помотала головой. Раймунд стоял на пути девочки, поэтому она спрыгнула в лужу, обогнула мужчину, снова забралась на мостик и побежала. Потом ей надоело носиться, и она хотела пойти на чердак, но забыла, где он находится. Девочка села возле одного симпатичного дома и стала ждать маму. Та пришла спустя час. Ивонет выглядела изнеможенной, а руки у нее покраснели от холода. Мама с дочкой поднялись на чердак, и Ют поняла, как же там темно и скучно. Хелла обещала выдолбить в трубе печь для готовки, а пока пришлось поужинать чем-то, чего Ют и не заметила. Девочка хотела поделиться с матерью впечатлениями ото дня: о том, как она чуть не утонула в большой реке; как звездные кошки пытались поднять ее на своих крыльях; о том, как встретила милейшего ангела, но… мама слишком устала, и у нее болела голова, поэтому все просто легли спать.

Прошло еще несколько дней. Люди обустраивались на новом месте. Ют помогала Хелле с уютом на чердаке. Ивонет днями пропадала в полях, а возвращалась домой больной и без сил, кашляла. Горячую пищу всё еще не на чем было готовить. Грета вечно жаловалась и кричала на девочку. Потом Ют простудилась и несколько дней пролежала на темном чердаке с температурой. Еду и воду ей давали отвратную. На третьи сутки жар спал, но слабость осталась. Девочка скучала, ведь не могла сама спуститься на улицу. А затем Ивонет сутки промучилась с мигренью и даже не вставала с кровати.

Наконец наступил хороший день. Ивонет с дочкой вышла пускать кораблики. Ют сделала парочку из коры, усадила на них каменных человечков, и они отправились в плавание. Первое время путешествие проходило спокойно, но потом показались рифы, один кораблик дал пробоину. Срочно! Спасательную операцию. Все женщины и дети — на листики. О нет, он тонет! Ему помогут товарищи. Капитан не хочет покидать корабль — вынесем его на руках.

— На корабле бунт! Я этого не потерплю. Капитан, капитан, вы захвачены. Как? И мой сын? Мой сын против меня?! — говорила Ют разными голосами и играла камушками. Затем взяла другой корабль и начала делать им разные клевые штуки на воде. — Мам, ма, смотри, какой крутой этот капитан, он даже в сложных участках проплывает. Мам! — Ют взглянула на Ивонет воодушевленно, и та улыбнулась дочке.

— Неужели? — спросила Ивонет. — А где он так научился?

— Он же разбойником был! — ответила Ют. — Его выбросило на необитаемый остров, и он, короче, там встретил пиратов, и они решили его в команду взять, потому что он притворился коварным Джеком и там…

Пока девочка рассказывала, Ивонет начала медленно оседать, держась за голову. Пронзительный гул заглушал голос дочери и звуки вокруг. А Ют всё говорила и говорила, пока не заметила, что мама отвернулась и не слушает, и девочка продолжила пускать кораблики. Они поплыли по течению. Ют вскочила за ними, но мама осталась на месте. «Я пойду одна?» — спросила Ют. И мама ответила: «Да, конечно». Ют побежала за корабликами, и они были быстры, и она сбивалась с ног. Надоели! Дурацкие… Ют побрела сапожками против течения к маме. Вдруг — что-то знакомое.

То же место, где Ют видела желтый цветок. Девочка выбралась из воды и стала искать еще цветочки, но обнаружила за лозой пустоту — некую пещерку. Девочка зашла внутрь. Там было заметно теплее, чем снаружи, на земле росли такие же желтые цветы, а туннель вел куда-то вглубь скалы. Ют уже шагнула вперед, но услышала голос Ивонет.

Девочка выбежала из пещеры и вернулась к маме.

— Нам уже пора, холодно, — сказала Ивонет. Ее мысли были где-то далеко отсюда.

— Но мама! — воскликнула Ют. — Я нашла волшебную лозу. В общем, когда протягиваешь руки, скала исчезает, и ты можешь цветы найти.

— Как здорово…

II

Еще несколько дней Ют думала о волшебной скале, но всё не находила времени сбегать туда, а затем Ивонет с дочкой позвали в гости. Причем хозяином дома оказался этот страшный Раймунд с длинноносой маской. Жилье у него было прелестным — только пол пришлось заменить. Здесь и камин, и кухня с печкой, и красивые старые вещи. А еще Эрна — клевая старушка. В молодости Эрна была роковой красавицей, только так разбивала мужские сердца — жгучая брюнетка, с татуировками на руках, с серьгой в носу и в лисьей шубке. Со временем к образу добавились морщины да седина. Эрна умела вязать, вкусно готовила, всегда оставалась спокойной и слегка дерзкой. Однако она родственница этого Раймунда и в априори не может быть хорошей.

На столе лежало много еды. Видимо, проходил какой-то праздник, Ют не спрашивала — боялась показаться невежливой. Может, это поминки? Эрна в первые три минуты пришла, выпила, закусила картошечкой и со словами «всё равно вязать больше не смогу» повалилась спать. А дальше было хуже. Вроде, и мама выглядела здоровее и счастливее, вроде, и еда вкусная, но этот Раймунд… Он всё рассказывал истории про Анико, отца Ют. Они друзьями были. А Ют глядела на черепушку у Раймунда на голове. Длинный клюв, черная грива перьев и кровоподтек у глаза. Страшный Раймунд тип — неприятный. Но Ивонет почему-то нравилась его компания. Женщина смеялась, поддакивала ему. К Ют постепенно пришло осознание, почему мама такая счастливая. Девочка с ненавистью глядела на Ивонет, на Раймунда и через каждые минуты три повторяла: «Нам пора домой». Мама будто пропускала это мимо ушей, а затем и вовсе выдала: «Мы здесь остаемся». Ют была в шоке.

Первые пару дней девочка пыталась понять, сколько они будут гостить в этом доме, но потом осознала, что, видимо, всегда. Потом Ивонет переехала к Раймунду в одну комнату. Ют возмущалась, как можно жить с этим страшным человеком. И зачем. Улыбаться ему, быть такой радостной с ним. Эрна делала вид, будто это нормально.

Еще больше бесило Ют то, что мать всё свободное время проводила с этим Раймундом. Конечно, как поиграть с дочерью, так устала и голова болит, а как побыть с этим страшилищем, так всегда бодра и полна сил.

Немного сгладило ситуацию то, что Ивонет все-таки дала дочери свое переделанное платье, как и обещала. Теперь Ют могла ходить то в желтеньком, то в голубом. Но затем Эрна всё испортила, рассказав, что это она перешила наряд.

Как-то Ют вновь бродила сама по себе. Вода в лужах подмерзла, и сапожки скользили. Девочка плакала и жаловалась воображаемой подруге Гретель, что мама не любит, жить приходится с чудовищем и даже крутая бабка Эрна не может помочь. И тут снова наткнулась на волшебную лозу с секретным проходом. Ют, как по беззвучному зову, вошла в пещеру — на щеках еще слезы не просохли. Там было темно, но недолго — на стенах сами зажигались светильники, когда девочка проходила мимо.

Затем Ют увидела дверь, а за ней — комнатку из кирпича, подошла к окну и выглянула наружу — находилась она где-то высоко-высоко в горах, внизу — пропасть, а комната чуть ли не висела над ней. Даже стало не по себе. Ют заметила и другой дом. Он был зажат между двумя скалами. Получался своеобразный мост на другую сторону расщелины.

Ют завизжала от восторга и тут же помчалась искать это здание. Искала, искала. И чуть не свалилась со скалы, потому что открыла на ходу дверь, а там — пропасть, ветер выбивает наружу. К счастью, девочка схватилась за ручку и устояла на ногах. Голова закружилась, а сердце дико застучало. Совсем нет дна, а внизу — сплошной туман. Домик над пропастью висел прямо над Ют. К нему шли ступеньки, выдолбленные в скале. Девочка хотела забраться по ним, но страх сковал ее. Нет, наверняка, есть другой вход. И Ют его вскоре нашла.

Домик оказался только коридором между расщелиной — даже дверей не было. Старые деревянные доски на полу, на стенах — фиолетовая потрескавшаяся волнами краска. И так тихо. Только сердце колотится. Девочка подошла к границе скалы и коридора и замерла. Вдруг Ют ступит и всё обрушится? Вдруг эта пристройка — лишь иллюзия, а идти вперед — значит идти на смерть?

Ют закрыла глаза. Нужно быть смелой. Смелой, как Анико — ее отец, вождь. Она шагнула — доски заскрипели. Девочка отбежала назад, но потом еще раз ступила ногой на деревянный пол. Затем придвинула вторую ногу. Не ломается. Шаг вперед и еще один. Ют перебежала на другую сторону и только тогда успокоилась. Ей стало аж жарко от таких переживаний, она сняла кофту, повесила ее на вешалку и пошла дальше. За первым же поворотом был выход.

Яркий свет забил в лицо девочке. Крики птиц, теплый ветер. Пахнет чем-то сладким. Ют потирала глаза и брела по дорожке. Деревья в листве, зеленая трава под ногами, бабочки. Не сон ли это? Ют увидела большой колодец — он почти полностью утонул в земле, стенки заросли мхом, а вода позеленела. Внутри плавали кувшинки и плескались лягушки. Над колодцем возвышался странный холмик. Ют долго не могла понять, что же это за холмик такой, пока не заметила, как он шевелится. Девочка подошла ближе. Так это не холмик. Это кто-то живой и зеленый. Похож на ящерку, только больше Ют в два раза. Тоже весь во мху, с травянистыми глазами. Существо увлеченно наблюдало за чем-то в колодце и не обращало внимания на девочку. А Ют стало любопытно, что могло вызвать любопытство у этого странного зверька.

Малышка присела на край колодца, наклонилась к воде, но ничего не увидела. Она посмотрела на существо, проследила за его неподвижным взглядом и тоже нашла — маленькое насекомое бегало прямо по воде. Как в сказке! Ют аж разинула рот.

— Так букашечка танцует! — воскликнула она после пары минут тишины. Существо удивленно уставилось на девочку. Зверек и не заметил, как она — рыженькая, с глазами цвета неба и темно-синими сапожками — появилась здесь. — Видишь, букашка скользит по воде, а по земле так не может — таракашка маленький, и кусочки почвы, камни и трава представляют для него слишком большую преграду.

— Да, — согласилось существо. У него был голос мальчика. — Земля слишком неровная, чтобы скользить. А вот по пленке на поверхности воды маленькая букашка это легко делает.

Ют подняла на незнакомца глаза. Он смутился, а потом снова посмотрел на Ют. На ее лице появилась хитрая улыбка, и девочка стала аккуратно пододвигаться к незнакомцу — сапожки то и дело воды касались. Ют села рядом со зверьком, а он слегка попятился. Ют осторожно протянула к нему руку и, убедившись, что существо не против, погладила его по голове. Незнакомец улыбнулся. Ют убрала руку и тоже улыбнулась.

— Ты странный, — сказала она. — Я таких не видела. Кто ты?

— Я леший. И ничего странного во мне нет. Просто выгляжу иначе, не как вы, нимфы.

— Но я не нимфа. Я девочка!

— Глупая, — рассмеялся леший. — Можно быть и девочкой, и нимфой. Эти понятия друг другу не противоречат.

— Ладно, — смутилась Ют, опустила глаза и стала водить сапожком по воде. — Меня Ют Майерс зовут. А тебя?

— Меня — Макки.

— У тебя странное имя.

— Ничуть! Просто ты такого еще не слышала. Оно не странное, а редкое.

Дети разговорились. Ют рассказала Макки про летающих кошек. Макки объяснил, что кошки могут летать, но тело у них будет чуточку другое, более обтекаемое и легкое, а еще с крыльями. Ют рассказала Макки и про Гретель. Леший предположил, что, раз она маленькая, должна высоко прыгать, как насекомые, и быстро бегать, потому что ей не мешает лишний вес. Затем Ют призналась, что впервые в этой части леса, и Макки повел ее по хорошим местам. Сначала они пришли к огромному дереву с дуплом. Ют предположила, что в нем живут какие-нибудь тролли. Макки залез внутрь и заверил, что там пусто. «Значит, — заключила Ют, — тролли на работе». Потом Макки подвез Ют на большую яблоню, и они поели фрукты. Девочку очень удивляло то, что здесь, в горах, намного теплее, чем внизу. Макки сказал, что климат в горах и на равнине всегда отличается.

В конце дня Макки и Ют уже стали лучшими друзьями. Они договорились встретиться завтра утром на том же месте и расстались. Девочка поскорее побежала домой. Ей не терпелось обо всем рассказать маме. Ют в семь шагов преодолела домик над пропастью — старые доски заскрипели, но не провалилась — и помчалась дальше. Где-то на полпути в туннеле Ют почувствовала, что ей немного холодно, и вспомнила про шаль на крючке, кинулась обратно.

В итоге в деревню она вернулась поздно. Солнце заходило за горизонт. Ют ворвалась в дом, разбудив мать. Та лежала на кушетке с мокрой тряпкой на голове.

— Не надо так громко, — прошептала Ивонет сквозь сон. Глаза оставались закрытыми, мышцы лба сжались.

— Я уже пришла! — восторженно объявила Ют.

— Молодец.

Девочка нахмурилась. Маму совсем не интересовало, где гуляла ее дочь, сколько всего повидала. Ют замерла в дверном проеме, не зная, что делать. Ей так многое хотелось рассказать.

— А ты знаешь, — Ют перекатывалась с пяток на носки и держала руки за спиной, — я, оказывается, нимфа.

— Кто? Нимфа? Что за глупости? — произнесла мать, пробуждаясь ото сна. — Не называй себя так. Ты — человек.

— Но я нимфа! Ты просто не понимаешь, можно быть и девочкой, и…

— Ты хоть знаешь, кто такие нимфы? — перебила ее мать. Она села на край кушетки своим тяжелым телом. Голова раскалывалась и, чтобы не упала, Ивонет придерживала ее рукой, локтем упиралась на ногу.

— Да. Это я, это ты, — ответила Ют.

— Я лично не нимфа. — Ивонет посмотрела на дочь раздраженно.

— Как хочешь, — обиженно сказала ей девочка, — тогда только мы с папой нимфы.

— Не кричи на меня, — строго произнесла Ивонет. — И хватит нести чушь. Тем более что… папа не может быть нимфой. Нимфы только девочками бывают.

— Вот я нимфа!

— Хватит! Замолчи! — Ивонет встала с кушетки и подошла к дочке. — Нимфы — это чудовища, которые заманивают нас в ловушки и убивают. Они только похожи на людей, но они не люди, они монстры! — Ют глядела со злостью на кричащую мать. — Монстры, — продолжала Ивонет, — покрытые мхом, сквозь их гадкую кожу прорастают сорняки. Ты правда хочешь быть нимфой? Быть этой тварью? — Ивонет вцепилась ногтями в плечи дочери и затрясла ее. Воспаленные глаза женщины кипели яростью, а полупрозрачная кожа натянулась на черепе так, что виднелись жилки. Ют испуганно глядела на мать и была готова разреветься. Внезапно Ивонет схватилась за висок, у нее закружилась голова. — Прости, Ют, я не хотела на тебя кричать. — Женщина отпустила дочь, и Ют расплакалась. В глазах у Ивонет потемнело, и она отошла в сторону, держась за голову и повторяя: — Прости, Ют, я не хотела…

III

Ют и Макки каждый день гуляли, общались, ели фрукты и ягоды. Впервые после того, как отец ушел, девочка чувствовала себя кому-то нужной, знала, что ее слышат. Мама никогда ее не слушала. Ют ей рассказала о чудесной пещере, о доме, который парит над землей, о танцующих насекомых, о зеленом друге, о вечном лете и других потрясающих штуках. Но Ивонет не верила. Не верила! А Раймунду она верила. Хотя из него плохой рассказчик.

Как-то раз Ют и Макки обсуждали свои семьи.

— Я устал от внимания, — говорил Макки. — Мне порой ступить в доме не дают. Мартин постоянно хочет поиграть со мной. Взрослый человек, отец семейства, а еще не наигрался! Каталина вечно на что-то жалуется: муж не помогает по дому, Лаура даже постель за собой не убирает — все против нее, столько бед, столько дел. Лаура, конечно, милая, я ее люблю, но иногда она бывает такой приставучей, тискает меня, целует, еще просит, чтобы я спал с ней в обнимку.

Ют чувствовала что-то неприятное от слов друга. Зависть. Макки все дома обожают, а ее… С другой стороны, леший странно говорил о своей семье.

— А зачем сестра с тобой на одной кровати спит? — спросила Ют. — И почему ты родителей по именам называешь?

— Так она не моя сестра, а они не мои родители.

— Как это? — удивилась Ют. — А кто они?

— Семья… Я живу у них.

— А родные мама и папа?

— Ноши и Шима? — замялся Макки. — Они на горе предков — там, наверху.

У Ют загорелись глаза.

— Мама говорит, что папа мой находится в небе, тоже наверху. А твоя семья на горе предков. Может, это одно и то же место?

— Да, все ушедшие попадают туда, — подтвердил Макки. — Недавно Каталина ходила на гору предков, цветы поставить возле высеченных имен…

— Так ты знаешь, как попасть туда, где мой папа? — взвизгнула Ют.

Макки с удивлением посмотрел на подругу.

— Отчасти, — ответил он. — Я видел, куда ушли Мартин и Каталина, но сам там никогда не был. Говорят, слишком маленький.

— Ты проведешь меня на эту гору? Я хочу найти отца и его вернуть.

— Я… Можно сходить. И ты повидаешься с отцом, но… я не слышал, чтобы те, чьи имена на камне, возвращались.

— Почему? Это какое-то проклятие их держит там? — серьезно спросила Ют.

— Я не знаю. Просто не возвращаются.

Дети отправились на гору предков в тот же день. Путь был не близок, подниматься оказалось тяжело. Макки сомневался, стоит ли идти дальше: они не знают точной дороги, уже устали, есть охота и… Ют не унывала. Она называла миллион причин продолжать и незаметно для себя забалтывала Макки.

Шли дети по странной дороге — не по тропинке. Это были две параллельные железные полосы. Между ними располагались заросшие мхом деревяшки в интервале ровно одного большого шага. И вели эти полосы на гору предков — нет, это не могло быть совпадением. Кто-то их нарочно построил. Ют придумала несколько легенд про эту дорогу, но потом наткнулась на развилку и вспомнила, что это же рельсы. В старину люди строили такие штуки, чтобы возить по ним повозки. Это как с водомеркой — по земле скользить тяжело, у нее шершавая поверхность, а по железу — легко. Ют даже начала рассказ, почему рельсы забросили, но тут Макки ее прервал.

— Это не люди возвели. Люди только разрушают. Зачем им строить дорогу к горе предков?

Ют возмутилась и хотела поспорить с Макки, но впереди заметила пропасть. Рельсы продолжали идти через нее — они держались на огромных деревянных брусьях, вбитых в землю. Почва со временем оседала, оттого, вероятно, брусья покосились и стояли неустойчиво. Дети испуганно переглянулись. Не опасно ли идти через такой мост? Земли под ногами не будет, только старые деревяшки через каждый большой шаг. Макки, как мальчик, первым ступил на мост. Ют показалось, что конструкция пошатнулась и сейчас обвалится. Но Макки прополз еще на метра два-три вперед, и ничего. Он оглянулся — скоро ли подруга? Она сглотнула слюну.

Ют поставила сапожок на деревяшку, надавила — скрипит. Девочка поежилась. Но Макки там впереди, и он не боится. К тому же она каждый день перебегает коридор над пропастью, а ведь с него выше падать. Ют взяла себя в руки и аккуратно приставила вторую ногу к первой. Шатается дощечка, а еще мхом покрыта и грязью, сапожки скользят. Можно их, конечно, снять и пойти в колготках, но для этого надо встать устойчиво, а шагать назад Ют боялась. Она снова потянулась правой ножкой вперед. Нехорошо, что здесь такие большие расстояния между деревяшками. Она переставила и левую ногу. Потом посмотрела на Макки. Он уже далеко. Конечно, ведь он больше и ходить на четвереньках ему удобнее. Может, тоже встать на четвереньки? Опасно. Или позвать Макки и сесть ему на спину? Не-ет! Она же обиделась на него. Он же сказал плохо про людей.

Ют медленно, как черепаха, переставляла то одну ногу, то другую. Макки прошел полдороги. На Ют накатила жуть. Она так высоко над землей. А если упадет? Если сорвется случайно? Девочка решила, что безопаснее-таки ползком. Она наклонилась и руками достала до доски. Легко. Немного передвинула ладони, чтобы хватило места для сапожек. Невольно взгляд упал вниз, в пропасть. Девочка затаила дыхание, тело затряслось, а все мысли были только о том, как она свалится, стоит только разжать пальцы. Ют зажмурилась и переместила правую ногу к руке. Пришел черед левой, она поставила и ее вперед, но сделала это как-то машинально, и ступня наполовину повисла в воздухе. Ют выпрямилась, и внезапно левая нога вместе с грязью скользнула вниз, потянув за собой и правую.

Девочка вскричала, вцепилась руками в расшатанную деревяшку и стала беспомощно барахтаться в воздухе. Залезть обратно не получалось — сил не хватало. Макки не придет, он же далеко. Ют орала и плакала. Но друг прибежал, оторвал девочку от моста и закинул себе на спину. Ют сжала шею лешего до боли и зажмурилась. Макки вернул Ют на землю. Только там малышка открыла глаза. Руки ее дрожали, язык заплетался.

— Мне кажется, нам надо обратно, — сказал Макки тревожно. — Наверное, мы не туда свернули. Не думаю, что Каталина и Мартин смогли бы пройти по этому мосту…

Проклятие, или в царстве Кукольника

V

Во сне Элеон видела лишь тьму, а, проснувшись, почувствовала боль в спине. Неудобно спать на полу. С закрытыми глазами Элеон села, прогнула спину, поморщилась. Неприятное напряжение в теле. Наконец взглянула на спящих. Пенелопа лежала, как мертвая, лицом к Маргарит. Маргарит во сне точно пыталась убежать от Пенелопы. Веки малютки не до конца закрывались, и были видны слепые глаза. Анна дремала — тревожно, но на нее Элеон и не хотела смотреть. Анджелоса и Балерины не было.

Элеон приподнялась, но от усталости снова легла на бок. Неудобно — подняла одеяло, а там дневник брата. Девочка с ненавистью отбросила его от себя. Внутри стало так тяжело, что из глаз полились слезы. Элеон протянула дневник обратно и снова убрала в карман.

— Ты плакала? — вдруг произнесла Анна и подсела к ней. — А что у тебя там за…?

— Ничего, — прошептала Элеон, хотя хотела наорать на девушку.

— Я… ты… — запинаясь, говорила Анна. — Ты злишься на меня за то, что я сказала вчера? — Она снова заламывала руки. — Я знаю, это так жалко притворяться другим человеком и из-за этого… так страдать и…

Анна всё продолжала и продолжала. Элеон казалось, что от этого нытья у нее взорвется мозг. Бешенство тяжелело в груди. Когда Анна уже заткнется? Ну неужели она не видит, что ее не хотят слушать? А ведь надо поддерживать — иначе совсем помрет от горя дуреха. Еще сложнее делать вид, что не хочешь влепить этой размазне пощечину. А как здорово было бы сейчас закричать: «Заткнись!» — и дать Анне по лицу что есть силы. Эта соплячка так удивится. Жертвенно взглянет и побоится сказать что-то. Вся задрожит, станет такой жалкой. А Элеон вскочит и даст ей с размаху ногой в живот, и…

Подошел Анджелос с Корнелией. Видимо, они что-то обсуждали. Минут через десять, когда все собрались в кружок, парень сказал:

— У меня было много идей, как бороться с Кукольником, отнять лампу и так далее. Но проще всего, мне кажется, — он сделал паузу, — взорвать эту сучку. Здесь есть заболоченный подвал, а там природный газ. На нем готовят и греют воду. И, в общем-то… мы знаем, что Кукольник пойдет смотреть выступления на ежегодном Зимнем концерте. Тот в актовом зале проходит. И можно просто пустить этот газ, и хозяйка — ды-дыщ! — взорвется. А без нее куклы не опасны. И, вероятно, дом тоже ослабеет и выпустит нас. Не уверен. Так что? Кто-нибудь против? Или, может, придумаем что-то другое?

Все одобрили план Анджелоса. Балерина предложила помощь своих друзей, чтобы передвинуть бочки. Дети пошли в гримерку. Там для подготовки к Зимнему концерту собралось большинство кукол. Гримерка оказалась огромной и составляла собой целую сеть комнат. Были в ней и потайные двери, и шкафы с нарядами, косметикой и прочее. Повсюду носились выступающие. Некоторые из них выглядели мило, другие — жутко. Вроде льва, у которого нижний зуб пробивал собственный глаз. Встретили там дети и пятиметровые фигуры без лиц, и соломенных монстров с черными крысиными лапками — чудики в уголке притворялись стогом сена.

— Обычно в гримерках актеры преображаются и становятся кем-то другим. А здесь они уже словно часть этого места, — заметила Пенелопа.

Корнелия отвела всех в комнатку, закрыла дверь на ключ. Внутри уже были ее сообщники. И не все из них, как Балерина, приветствовали идеи филантропии. Одни просто устали от жизни в этом доме и хотели свободы. Герои трагедий! Других не устраивало правление царицы, и, возможно, они сами мечтали занять ее место. Властолюбивые и корыстные. Был и третий тип — отбитых на голову. Им просто нравилось что-то взрывать. В общем, самые интересные ребята.

После собрания Анджелос отправился с куклами за газом. Анна, конечно, не хотела этого, ей было страшно и за него, и за себя, но что поделать. Анджелос не заметил ее переживаний (а, может, и не захотел?), но увидел, что Маргарит снова блуждает сама по себе.

— Милая, будь осторожней без меня. — Он присел на корточки рядом. — Не нужно, как маленькая Ют, бегать к волшебным горам, искать там бестелесных духов. Ведь помнишь, дорога к духам и… джиннам ведет в пропасть.

— Ты не хочешь, чтобы я говорила с джинном? — спросила девочка.

— Да, и со всякими странными личностями. Просто будь бдительна. Договорились?

— Ладно, — сказала Маргарит и вдруг обняла Анджелоса. — Ты хороший, почти как моя мама.

Анджелос, не ожидая такого, рассиялся в улыбке.

— Ты тоже маленькое чудо.

Юноше было страшно оставлять девчонок, особенно странненькую Маргарит, в этом рассаднике кукол. Но здесь, по крайней мере, за ними присмотрит Гример. Если ему, конечно, можно верить. Да и вообще Анджелос переживал из-за своего плана и этих сообщников — любителей повзрывать. Но прятаться было не в характере парня. И он ушел.

Пенелопа сразу предложила всем развлечься. Вокруг же столько одежды, украшений и косметики! Она закружила Гримера в пляске. Потом набрала вещей и стала на глазок их примерять девчонкам. Пенелопа обожала наряжаться — только этим и занималась у родителей в театральной труппе.

Принц спустился в подвал — место, с которого начинал гнить дом. Каменные низкие арки напоминали лабиринты, иссохшие деревья, заросшие пруды, мхи, земляное месиво. Когда-то здесь хотели завести сады, только вот теперь они настолько одичали, что превратились в болота. Местные куклы не знали господства хозяйки и уж тем более не собирались идти на всеобщий концерт. Они жили своей развратной жизнью. Их тела — позолоченные и осеребренные — были как у взрослых людей. На шеях свисали жемчуга, а лица скрывали венецианские маски. Императоры и древние богини — они с неодобрением смотрели на заглянувших в их обитель простых кукол. Анджелос ощущал на себе недобрые взгляды. Сквозил запах плесени и краски — местные пытались замазать свои разлагающиеся от сырости тела. Тошнило.

Куклы не чуяли этих ароматов. Зато одна пристала к Анджелосу: «Что, красавец, остаешься с нами?» — и схватила юношу за воротник, но Корнелия оттолкнула нахалку.

Анджелос шел по болотам злой и замкнутый, не желая видеть эти уродства, грязь и гниль. Тут он укололся и цыкнул от боли. Дикая роза обвилась шипастыми ветвями вокруг колонны, пустила корни в чашу с водой. Жидкость образовалась от скопленных паров и вся пропиталась пролитой в нее синей краской. Потому у куста вырос лишь один слабенький бледновато-голубой бутон. Анджелос склонился над ним — кудряшка с бронзовым отливом упала на лоб. Юноша понюхал цветок.

— Он живой и пахнет. Поразительно… — Анджелос сорвал бледную розу и вложил ее в карман голубой жилетки. — Подарю Вениамине.

— Не думала, что ты такой романтик, — сказала Корнелия. Анджелос смущенно опустил глаза.

— Мне кажется, я мог бы быть художником. Мне так часто хочется изобразить что-то прекрасное, но я, право, не умею рисовать. Только каллиграфией занимался. Да и глупости это всё… — Он вдруг вспомнил: — «Я — художник, который не творит. Женщина, которая не любит. Мать, которая рождает через смерть». Каково это? — спросил Анджелос у Корнелии.

Они продолжили идти по заброшенным дорожкам.

— Что? — не поняла Балерина.

— Стать куклой. Это то же, что быть человеком?

— Нет, — подумав, ответила она и замолчала. В голову ничего не приходило. — До того, как я сюда попала, у меня были темно-синие глаза когда-то, — наконец сказала Корнелия. — Как небо, которое вот-вот готовиться войти во мрак ночи. — Она снова задумалась. — Это словно пересечь черту, и после нее — назад дороги нет. Мы все здесь будто пропащие. Не могу объяснить. Ты становишься куклой, и жизнь продолжается, но словно единственный ее смысл — творить зло. И только вопрос времени, когда ты поддашься искушению.

— Разве это нельзя отнести ко всему человечеству?

— Нет, боги, нет! Никогда не понимала, почему мы, люди, так любим осуждать себя. Винить за войны, которых не устраивали, за жестокость, которую могли бы причинить, но не причиняли. Все говорят, что мир катится в тартарары, с каждым новым поколением мы становимся только хуже. Но почему хоть раз не поведать о том, как человек прекрасен, а цивилизация стремится к совершенству? Мы уже так многого достигли. Ты смеешься? — Анджелос действительно усмехнулся. — А зря. Ведь и твои слова, и мои — лишь обобщения людей. Но почему-то заявлять, что человек — чудовище, нормально, а утверждать, что он прекрасен, смешно и глупо. А может, страшно? Страшно, что тебя назовут смешным и глупым?

— Как ты можешь говорить так, живя в аду? — спросил Анджелос.

— Но где-то есть и рай: морские пляжи, дикие леса, бескрайние поля.

— Почему ты попала сюда?

— Разве это имеет значение? Ты никогда не узнаешь, Анджелос Люций, — хитрость заиграла в ее глазах, — кем я была — дочерью крестьянки или морской королевы. Но могу рассказать, как стала Балериной. Я поцеловала жабу из подвала. — Анджелос побледнел. Именно в болотах прячутся жуткие куклы, окончательно потерявшие душу. — Жаба соврала мне, что вновь превратится в человека, если я это сделаю. И я поцеловала.

— Так какой же это грех?

— Любовь.

— Называй вещи своими именами. Любовь — это не грех. А вот похоть. Но… почему? Это ведь отвратительно. К жабе? — Анджелос недоумевающее посмотрел на Корнелию.

— Куклы умеют туманить разум. В них, повторюсь, огромное зло.

— Как и в тебе, — резко сказал Анджелос. — Ты рабыня Кукольника. Ты часть адского дома.

— Ну и что?

— Внутри тебя зло, — попытался объяснить еще раз Анджелос, смущаясь, — и ты… грешна.

— Ну и что? — Корнелия таинственно взглянула на юношу.

— Когда ты так говоришь, мне кажется, я вижу твои темно-синие глаза, которые… — он пытался вспомнить, — как небо, собирающееся войти во мрак.

— Некоторые куклы умеют дурманить разум, — рассмеялась Корнелия, и Анджелос тоже.

Пенелопа с Маргарит шли по коридору, держась за руки. Взрослые девочки разрешили им сходить за париками. Пенелопа уже давно поняла, что Элеон плевать на всё, а Анну легко расстроить, и она не станет запрещать. Мимо девочек носились куклы. Выступление! Уже скоро! А где моя расческа? Их голоса сливались в один для маленькой Маргарит, путали ее и пугали. Девочка уже плохо понимала, куда идет, и просто следовала за подругой.

— Твоя мама хорошо шьет, — говорила Пенелопа, — бабушка выдумывала, дедушка играл, папа, наверняка, что-то такое умел. Вероятно, и у тебя есть талант.

— Разве? — растерянно спросила Маргарит.

— Думаю, должен быть. Ты училась музыке? Пианино? Скрипка?

— Нет, — тихо ответила девочка.

— Может, петь умеешь или в тебе живет актриса?

— Нет.

— Рисовать?

— Я же слепая.

— А я и забыла, — опомнилась Пенелопа. — Мне кажется, родись ты обычной, рисовала бы. Все дети в твоем возрасте любят это делать. Слушай, а ведь если ты станешь куклой, царица даст тебе глаза, и ты сможешь видеть.

Маргарит нахмурилась и остановилась.

— Мне не нравится, что ты говоришь.

— Я не хотела тебя обидеть. Просто… рассуждала. Я кажусь тебе жестокой? Прости. Вероятно, я такая после смерти сестры. Как будто… для меня больше нет ничего святого, и я всё могу опошлить. Но, пойми, теперь ты мне как сестра, и я не хочу ссориться.

Мимо пробежал говорящий конь и стал задавать глупые вопросы Пенелопе. Маргарит спряталась за ее спиной. Конь много говорил о детях и что их нужно передать царице после концерта. Пенелопа делала вид, что она с Маргарит — тоже куклы и ищут живых.

В толпе девочек не замечали, но Маргарит всё равно ощущала какую-то жуть. Малышка вдруг прошептала:

— Пенелопа, кто-то смотрит на меня.

Пенелопа оглянулась и вздрогнула. В конце коридора стоял скелет и не сводил с детей пустых глазниц. Голову его украшали разноцветные пряди, а выпирающие кости, если приглядеться, были элементами маскарадного костюма. Скелет двинулся на девочек. Пенелопа схватила Маргарит холодной рукой и быстро пошла прочь от него. Скелет побежал.

— Римми, задержи его! Я думаю, это человек, — закричала Пенелопа говорящему коню. И тот бросился в бой.

Но скелет быстро разобрался с куклой. Пенелопа юркнула в одну комнату, затем через нее — в другую, тянула за собой Маргарит. Но преследователь не отставал. Тогда девочка решилась на отчаянный шаг. Она залезла с Маргарит в шкаф, открыла внизу потайной кладовой отсек. Дети притаились.

…Тьма и мягкая одежда под головой. Где-то шуршит скелет. Пенелопа крепко держит Маргарит за руку. Маргарит не по себе. Она готова заплакать. Скелет открыл шкаф — пусто, проверил стенку — за ней дверь. Преследователь что-то прошипел или, вернее сказать, прошептал — словно голос с трудом выходил из горла. Скелет прошел в соседнюю комнату и в другую. Сердце Маргарит вздрогнуло. Эти шаги… такие знакомые.

Анджелос и Корнелия долго не возвращались. Маргарит с Пенелопой тоже. Джудо познакомился с куклами-игрушками и ушел за ними. Элеон и Анна остались наедине с Гримером. А он им рассказал многие интересные вещи. Например, что в доме не всегда царствовала эта Кукольник. До нее существовали и другие. Их Гример лично не видел, но знал старинных кукол, которые застали правление предыдущего хозяина. И жили при нем иначе. Да, некая сила, что клонила всех ко злу и самозабвению, куклы и проклятия там тоже существовали. Но без всех этих ужасов: каннибализма, похищения детей. Дом олицетворял собой зло, но мог творить его только с помощью человека — хозяина. Без него магия поместья не работает. Правда, и куклы перестают быть живыми. Но Гример всё равно хотел смерти царицы. После этого разговора он ушел, и Анна с Элеон остались одни.

Они молчали. Анна чувствовала напряженность в воздухе и пыталась заговорить с девушкой. Элеон отвечала сухо и односложно. Она не горела желанием вновь выслушивать Анну и уж тем более рассказывать что-то о себе. Элеон с безразличием стала мерить украшения, красить глаза. Когда Пенелопа самовлюбленно крутилась перед зеркалом, Анна даже побоялась, как бы куклы не почуяли ее гордыню. Но на лице Элеон и улыбки не скользнуло. Анна снова заговорила с девушкой. Элеон ушла в соседнюю гримерку.

Вернулся Анджелос. Вообще он это сделал давно, но долго разгружал бочки с газом на складе. Юноша поцеловал руку Анны — красавица вздрогнула, и ноги подкосились. Анджелос закрепил ей в волосы живую розу.

Элеон слышала их голоса за стеной. В тусклом, темно-оранжевом свету она глядела на себя в зеркало. Какой же это всё мрак. Элеон взяла серьгу с большим голубым камнем и продела ее в здоровое ухо, рукой собрала рыжие кудри наверх и, держа их там, стала выбирать наилучшую асимметрию в прическе. Разодранная мочка уже зажила; на ней красовался шрам. Небольшое напоминание того, что случается, когда любишь кого-то. Внезапно Элеон заметила в отражении Анджелоса. Он стоял у двери, скрестив руки, и смотрел. Это разозлило девушку. Она заколола волосы, повернулась к нему и резко спросила:

— Что, я красива?

— Конечно, — спокойно сказал он.

— И-и-и… ты бы мог в меня влюбиться?

— Я же сказал: конечно, — ответил он, затем добавил, поняв, что Элеон бесится: — Только это ничего не значит. Влюбленность — лишь еще одно название похоти, которую романтики возвели в культ. Нам нравится то, что красиво. Будь я уродом, ты бы тоже на меня не посмотрела.

— Любят не за внешность.

— Да, она сама по себе, без харизмы, ума или таланта, не значит ничего, — согласился Анджелос. — А влюбленность… Мы все давно знаем ее правила. Шаг вперед, два назад. Я бы еще мог влюбиться, но любить — сомневаюсь. Да и то не хочу.

— Считаешь, любовь можно контролировать? — Глаза Элеон потускнели.

— Конечно. Почему нет? Она проста. Сердцами людей завладевают их противоположности или те, кто похож на них, на их родителей, первых возлюбленных.

— Тогда всё не просто, а, наоборот, запутанно. Не находишь? — ухмыльнулась Элеон, но затем снова опечалилась. — Говорят, мы притягиваем тех, кого заслужили.

— Ну. Скорее, тех, кто нам нужен конкретно сейчас. Мы либо ищем людей, которые укладываются в наше мировоззрение, либо находим тех, кто неизбежно меняет его.

Тут прогремел взрыв. Элеон побежала искать малышек. Анджелос и Анна — выяснять, что произошло, но первыми наткнулись на Пенелопу. Она стояла перед горящим складом и глядела, как куклы пытаются его потушить.

— Бочки с газом взорвались, — сказала Пенелопа. — Видимо, была протечка.

— А ты здесь что делаешь? — закричал на нее Анджелос. — Лучше всех знаешь, что за протечка, а? Столько сил напрасно… А скоро этот концерт. Наверняка куклы и подорвали…

— Корнелия хочет достать новые, — добавила Пенелопа.

— И где же? И как же? Нас в подвал точно не пустят после того, что там было!

— А что там было? — испугалась Анна.

— Не важно, Вень.

— На кухне, — ответила Пенелопа. — Корнелия уже туда отправилась. Сказала, если тебя встречу, позвать.

— Ладно, — согласился Анджелос. — Веня, пошли к ней.

— Вениамина? А как же я без нее? — удивилась Пенелопа.

Анджелос не остановился.

— Элеон тебя отыщет, — сказал он.

Пенелопа смотрела вслед Анджелосу и Анне.

— Жаль, очень жаль, — произнесла она, затем вздохнула. — Ну ничего. Так тоже сойдет.

Пенелопа присела. Через минут пять к складу прибежала и Корнелия.

— А что ты здесь делаешь? — удивилась Пенелопа.

— То же самое хотела у тебя спросить, — сказала Балерина. — Неужели все бочки взорвались? Анджелос уже видел?

— Да. И ты тоже видела. Вы же собрались с Анджелосом за новыми идти.

— Когда?

— Как же? Ты сама подошла ко мне, сказала, если встречу, попросить Анджелоса пойти на кухню за новыми. Он тебя там ждет.

— Пенелопа, что за чушь ты несешь? Я тебе ничего подобного не говорила. И… где Анджелос меня ждет?

— На кухне. С Вениаминой. Ты их туда послала.

— На кухне?! Их же там убьют! — Корнелия тут же побежала.

— Но ты сама мне так сказала! — прокричала ей вслед Пенелопа. Затем вздохнула. Ладно. Элеон придется ждать.

А Анджелос с Анной уже спустились на первый этаж. Там за лестницей располагалась кухня. Собака у входной двери залилась нескончаемым лаем. Анджелос аж за голову схватился, но потом видит: пес совсем маленький, рвется из будки, да поводок не пускает. Забавное страшилище. Зверь не походил на живого и был скорее чем-то вроде подстилки для домашних питомцев: безглазый, с висячими тканевыми ушами, весь из белого материала, как от половой тряпки. Улыбка скользнула на лице Анджелоса. Парень присел к псу. Тот дико завизжал и стал кидаться на человека.

— А я ведь тебя знаю. Ты набросился на меня здесь, у двери. Как там представлялся?.. Флинч? Финч? Ну что? Вот она — любовь твоей царицы?

— Анджелос, идем…

— Нет, дай мне его еще немного подразнить, — ответил юноша, и взгляд его стал хищным.

Финч рычал, заливался лаем, прыгал на Анджелоса, но цепь тянула назад. Голова куклы чуть ли не отрывалась, нитки на шее скрипели, но вырваться пес не мог, не мог даже дотронуться до человека — лишь ушами касался. Анджелоса это смешило. Финч визжал от злости и боли. Под этот же шум дети вошли на кухню. Им надоело ждать Корнелию.

Это была огромная кухня, оснащенная для великана. Большой стол, как двухэтажный дом, гигантский бурлящий котел, в котором и лошадь поместится. Стоял там и шкаф до самой крыши с клетками. В них сидели разные звери. Все шипели, злились, рычали. Балерины на кухне не было. Зато Анджелос увидел на столе бочки.

По резным ножкам парень залез наверх. Там валялись бечевки после готовки — Анджелос прикреплял к ним бочки и осторожно спускал Анне. Управился с тремя штуками. Тут кухня содрогнулась. Анджелос у края стола чуть не упал. Парень в недоумении уставился на кладовку. Тряхнуло еще раз и еще. Нет, это не землетрясение. Великан. Анджелос продолжил опускать бочку, но вдруг услышал:

— Вы принесли мне людей? Пахнет человечинкой.

Анджелоса прошибло на холодный пот. Эта кукла, видимо, опасна. Юноша полез по бечевке вниз. А шаги гиганта звучали всё ближе. Веревка от каждого такого толчка раскачивалась, и Анджелоса закрутило. Всё мельтешило перед глазами: размывчатая стена, дверь к кладовке, ножка стула, кладовка, кто-то огромный. Сердце сжалось от страха.

Анджелос медленно продолжал сползать, и тут Анна закричала. Что она делает? Анджелос расцепил руки, шлепнулся, подскочил к девушке и зажал ей рот за ножкой стола. По глазам Анны Анджелос понял, насколько жуткий этот Повар. Девушка вся дрожала, еле стояла на ногах и взвывала от каждого нового — Бум, Бум… Анджелос молил ее взглядом помолчать, но у Анны началась истерика. А Повар искал их. Дверь совсем рядом.

— Нужно бежать, — прошептал Анджелос.

— Нет, нет, — мычала Анна и мотала головой.

— Да, бежать. Это недалеко. Он не заметит. Давай, пока не поздно.

Анджелос разжал ее рот, схватил за руку и рванул к двери. Но Анна, обессилев, упала. Сквозь слезы она увидела полуразмытый гигантский силуэт и закричала. Повар повернул к детям голову, его глаза заблестели, и на клыкастом рте засияла улыбка. Анджелос на мгновение впал в ступор от выходки подруги и почувствовал, как земля содрогается чаще — великан бежит к ним. А Анна не двигается с места и просто плачет.

Как странно. Юноша смотрит на дверной проем в шагах пятнадцати от себя. Тянет за руку Анну — а она не встает. Боковым зрением замечает приближающийся громадный силуэт. Сердце стучит бешено. Отпускает руку. Взваливает на себя Анну и бежит. Тут его тело сзади сжимают. Анджелос вскрикивает. Бросает Анну. Она падает на пол в пяти шагах от двери. Юношу обездвиживает сжимающая боль, он резко открывается от земли и летит вверх, беспомощно барахтая ногами в воздухе. Анна не двигается, она схватилась за голову и рыдает. Пожалуйста, беги! Повар хватает и ее. Подносит обоих к роже. Запах протухшего жира и тухлой капусты. Анджелос наконец видит лицо великана. Как у свиньи, обезьяны и человека. Слишком близко. Острые зубы размером с половину сабли. Есть сабля. Можно воспользоваться. Руки сжаты. Анджелос оказывается вплотную у носа чудовища. Воздухом поднимается его одежда и кончики волос.

— Действительно, люди.

Повар посадил детей в клетку.

Анна лила слезы. Звери лаяли и шипели. Темно. Свет только от кипящего котла. Анджелос ходил взад-вперед и думал, как выбраться, пытался открыть замок, ломать прутья. В голову не приходили идеи.

Бум, бум, бум — оно приближается. Бум, бум, скрипнула дверца. Огромная рука тянется за Анджелосом, он вонзает в нее саблю. Повар не реагирует. Он кукла. Он не чувствует боли и тянется за юношей. Анджелос убегает в другой конец клетки. Тогда гигантская лапа ловит Анну. Девушка кричит как резанная.

Анджелос в ужасе подскакивает к ней и хватает за руку, ноги скользят по полу, пока не упираются в решетку. Дети крепко впиваются пальцами в предплечья друг друга. Анна орет от боли и рыдает: «Не отпускай меня!» А пальцы всё скользят вниз по коже, оставляя красные следы. Тело Анджелоса уже впечаталось в решетку и чуть ли не продавливается через нее, как овощерезку. Рука Анны чуть ли не рвется, а девочка всё орет: «Не отпускай меня!»

Тут Повар с силой швырнул Анджелоса об стену клетки.

Темнота…

Анджелос открыл глаза. Жуткая боль пронизывала череп. Парень не совсем помнил, где… Кровь. На затылке кровь. Юноша медленно встал, мир словно закружился, ноги почти не держали. Анджелос пошел к свету — в сторону прутьев. Там спиной к нему стоял гигантский Повар. Анджелос сразу всё вспомнил. Парень стал учащенно глотать воздух, отошел от прутьев, схватился за голову.

Бум, бум, бум — шаги приближаются. Бум, бум — громче и громче. Волна страха сейчас накроет. Клетки трясутся, звенят друг об друга. Анджелос еле стоит. Делает шаг, еще один. Ноги дрожат и подгибаются от каждого — бум, бум. Еще шаг, еще. Лег головой на место своего падения. На стене отпечаталась кровь. Потерся лбом и головой о кровь на полу. Закрыл глаза. Бум, бум ближе и ближе. Не дрожать! Не дрожать!

Огромная тень закрыла свет, дверь клетки скрипнула, и большая рука подняла Анджелоса. Не двигаться. Даже не дышать. Глаза закрыты. Повар слегка встряхнул юношу. Голова мальчика мертвенно упала подбородком на большой палец великана. Даже не дышать.

Холод по всему телу. Монстр бросил Анджелоса на разделочную доску. Сердце лихорадочно колотится. Голова идет кругом. Не терять сознание. Юноша открыл глаза. Рядом с ним на окровавленной доске лежали белые волосы, а в них — помятая бледно-голубая роза. Анджелос пальцем дотронулся до локонов. К глазам проступили слезы. Рядом со скальпом валялись и разорванное платье, ботиночки. Повар отвернулся за ножом. Анджелос резко вскочил, в глазах потемнело, но там его веревка, ухватился и — вниз, руки жжет, упал. Повар оглушил криком. Внезапно появилась Корнелия.

Она вбежала на середину комнаты и заорала: «Меня ищешь, ублюдок!» Великан повернулся к ней. Анджелос вскочил на ноги и рванул из кухни. Повар поймал Балерину, взбешенный, он опустил ее голову в бурлящий суп — чтобы заткнулась.

А Анджелос ничего не замечал. Он несся к входной двери, там начал дрожащими руками надевать пальто. Всё тело взмокло от пота. Финч заливался лаем. Анджелос постучал в дверь тарелкой Джудо. Безмолвный джинн открыл ворота, и Анджелос выбежал из дома навстречу вечной холодной ночи. Финч не прекращал истошный лай.

Проклятие
История прошлого

IV