ЧАСТЬ 1
Пролог
Знаете ли вы город Копенгаген? Это столица маленькой страны Дании. Там есть порт, есть башни, есть театры. А еще там очень чтут память доброго сказочника по фамилии Андерсен.
Да нет же, вы точно знаете Копенгаген! Ведь там, на узкой улочке под самой крышей меж двух высоких домов до сих пор не завял цветник Кая и Герды. В пруду у розового замка плавают белые лебеди и больше не обижают гадких утят. А у набережной смотрит в море мраморная русалочка. И, бьюсь об заклад, только в Копенгагене до сих пор можно принять добрую фею за торговку овощами или злого тролля — за управляющего городским банком! Башни отбивают время, но время в Копенгагене всегда одно и то же — сказочное.
Ну вот, теперь-то вы точно знаете Копенгаген так хорошо, будто прошлись по его каменным мостовым! Но готова поспорить, есть кое-что, чего вы знать пока не можете. Почему? Потому что Копенгаген — это не только родина господина Андерсена. Это столица Рождества! Именно сюда ежегодно слетаются все рождественские волшебники — чтобы обсудить текущую работу и согласовать планы на будущее. Впрочем, в этой канцелярии перемен не бывает.
А как думаете, сколько всего рождественских волшебников? Да столько, сколько стран на земле! И все зовутся по-разному. Наш — Дед Мороз. Американский — Санта Клаус. Греческий — Святой Василий, итальянский — Баббо Натале, китайский — Шо Хин, монгольский — Увлин Увгун. Норвежский — Ниссе, румынский — Мош Джерилэ, чешский — Дед Микулаш. Японский — Одзи-сан. Финский — Йоулупукки. Французский — Пер Ноэль… Долго можно перечислять! А вот самый главный из них — датский, и зовут его Юлеманден.
Так уж сложилось, что Ледовый дворец Юлемандена за сутки до Рождества собирает всех этих волшебников. И летят они с разных концов, кто на оленях, кто на метелках, кто на собаках, а кто и на кенгуру. И все — такие разные: одни — здоровяки хоть куда, другие — на гномиков больше похожи. Ну, не об этом речь.
А речь о том, что если уж в обычные дни в Копенгагене может случиться чудо, то что говорить о времени под Рождество! Без чуда точно не обойдется!
ГЛАВА о том, как Адель загадывает желание
…Так думали испокон веков все дети. Так думала и маленькая Адель. Да вот же она, смотрите! Идет по людному городу, большие деревянные башмаки стучат по мостовой, а стук тонет в гаме голосов и шуме проезжающих карет. Да, да, карет! Ведь мы с вами оказались в сказке, где феи не притворяются торговками овощами, а тролли не носят пиджаки банкиров.
Ах, как хорош Копенгаген в сказочные часы перед Рождеством! Но я не буду описывать праздничный город! Лучше о нем расскажет Адель. Слышите? Вот ее песенка…
В эту волшебную ночь
Светят огнями дома.
И в каждом доме, под каждой крышей
Праздничная кутерьма.
Ну а в витринах всех магазинов —
Звезды, игрушки, куклы, хлопушки,
Шкатулки, корзины, а в них — мандарины,
Конфеты, печенье, и в банках — варенье…
Елки в гирляндах, в шарах и бантах,
В золотых нитях — просят: купите!
Платья и шляпки, туфли, перчатки!
Шубки и муфты, ух, ты…
Ах, эти витрины — мечта за стеклом.
Я лишь полюбуюсь чужим Рождеством.
В эту волшебную ночь
Можно желанье шепнуть
Тайком на свечку. Носок — на печку,
И — помечтать чуть-чуть.
Как бы я хотела иметь настоящее Рождество!
Чтобы в камине — дрова!
Яркий огонь и свечи!
Чтоб о любви слова
Произносить весь вечер!
Чтобы был щедрым дом,
Вот пироги, вот — индюшка!
Чтобы веселье в нем!
Кружка чтоб билась о кружку.
Чтобы большой семьей
Все в этом доме жили.
Чтобы не быть одной,
Чтобы меня — любили.
Грустная песенка, не правда ли? И пока мы ее слушали, Адель из пятилетней девочки превратилась в юную девушку. А что вы хотели — сказка! Но и в жизни так бывает: изо дня в день поешь одну и ту же песенку, глядь, а десяти лет как не бывало…
Видно, у Адели ничего не изменилось за эти годы, даже башмаки все те же. Очень несправедливо! Ведь на то и Рождество, чтобы происходили счастливые перемены!
Впрочем, всему свое время. И, кто знает, что может случиться с бедной девушкой, которая сейчас зябко кутается в старую шаль и мечтательно рассматривает нарядные витрины магазинов…
Ох, вы только посмотрите на нее! Адель так увлечена витринами, что не заметила ни парня в шляпе менестреля, который играл рядом на лютне, ни несущейся по улице кареты с кучером, так лихо стегнувшего длинным кнутом лошадей, что и прохожим досталось!
— Берегись! — кричит кучер.
— Эй, разиня!
Менестрель вовремя схватил Адель за руку и дернул в сторону. Она даже испугаться не успела. А менестрель приподнял шляпу, достал из-под нее мандарин и протянул девушке:
— С Рождеством!
— Спасибо, сударь! — Адель смутилась… и ушла, быстро-быстро перебирая ногами в больших деревянных башмаках. Даже имя своего спасителя забыла спросить.
А спасителя звали Этьен, и был он не простым менестрелем, а, как бы это мягче сказать, …мастером на все руки.
Давайте-ка рассмотрим его хорошенько. На вид лет семнадцать, а, может, и восемнадцать. Льняные кудри, лучистые глаза. Ловкий, шельмец, как обезьяна! Да где же он? Только что был тут и исчез!
А! Вот… идет между рыночными рядами, играючи крадет гуся у зазевавшегося продавца. Гусь и гоготнуть не успел, как оказался в корзине тощей вдовы, за которой тянутся голодные ребятишки. Этьен щелкнул по носу младшего и развернул перед ним ладонь с мандарином.
А что же сейчас делает Адель? Бедняжка вернулась в мрачный дом на окраине, поднялась в свою комнатку, скинула башмаки. Впрочем, можно ли назвать комнатой чердак старого придорожного трактира? Этот трактир, наверное, до сих пор стоит на въезде в Копенгаген.
Адель вынула из кармана купленный лист бумаги, разложила на табурете, поставила тут же чернильницу и перо, присела на корточки, вздохнула и стала писать. Ветхая шаль обвязана вокруг тонкой талии, узкая рука старательно выводит пером красивые буквы: «Святой Николай, вновь, как и во все прошедшие годы, прошу тебя. Исполни мое единственное желание. Пусть у меня будет семья на Рождество…».
Написав это, Адель тихонько подула на чернила, поднесла письмо к печурке и бросила в огонь.
Зачем же она это сделала?
А разве вы не знаете, что письма с рождественскими желаниями нужно сжигать? Почему? Сейчас поймете.
Дым из придорожного трактира поднялся в небо. И вовремя — на дымоход как раз присел Черный Пит, такая уж у него служба. Из года в год он облетал трубы Копенгагена и собирал рождественские желания, чтобы доставить их в канцелярию Юлемандена. Так что просьба Адели, как и все прочие, попали по адресу — в мешок Пита.
О, предвижу ваш вопрос: кто же такой Черный Пит?
Существо. Маленькое. Волшебное. Неопределенного возраста. Но точно мужского пола. С руками, ногами и очень ворчливой головой. Пит — помощник Юлемандена. И, поскольку он имеет дело с дымом из труб, то за долгие годы службы стал черен, как трубочист. Работает Черный Пит очень исправно, и, уверяю вас, ни одно письмо с рождественской просьбой не пропало, как это бывает иногда с обычной почтовой службой. Я говорю «письмо», потому что, хоть и ловит Черный Пит лишь дым, в канцелярию все равно попадает бумага. Как? Не знаю! Но мало ли необъяснимых вещей происходит, когда затевается сказка.
Только порой даже волшебнику не исполнить некоторые желания. Вот потому-то много лет назад Юлеманден, прочтя очередное письмо Адели, лишь вздохнул и кинул его в мешок с надписью «невыполнимое».
Бедная Адель…
Но что это она сейчас делает?
Девушка сунулась под свою железную кровать, на которой спать было так жестко и холодно, и достала из дальнего угла коробочку. В ней лежало единственное ее сокровище — новогодний шар.
О, это был роскошный шар! Большой — он едва умещался на ладони. Художник очень постарался, разрисовывая его, потому что изображенная тройка лошадей, несущих карету, была будто бы живая! Как часто Адель всматривалась в шар и гадала, кто же там внутри, за бархатными шторками, и почему кони мчат так быстро?
За морозным окошком стемнело. Адель повесила шар на елочную ветку. Поставить в праздник целую елку она не могла. Во-первых, это безумно дорого! Во-вторых…
А вот что «во-вторых», вы узнаете чуть позже. Потому как в это самое время Этьен, шагающий по сумеречной улице Копенгагена, увидел ту самую карету! Клянусь — все в точности, как на новогоднем шаре в каморке Адель! И породистые кони, и гербы на дверцах, и бархатные шторки! Карета едва не наехала на прохожего, как часом ранее на Адель!
Этьен, недолго думая, уцепился за карету и уселся на ее задник. Я, кажется, забыла вам сказать, что парень-то был обычным бродягой…
ГЛАВА, в которой Юлеманден снимает свои полномочия
Если вам кажется, что вы знаете об окружающем мире все, то вы очень ошибаетесь.
Вот представьте: вы рассматриваете картинку на стеклянном шарике. И вам невдомек, что в этот же миг нарисованные кони и карета действительно летят по морозным улицам города! Но и это не все! Кто-то другой тоже видит летящую карету с гербами и этих взмыленных лошадей, вглядываясь в свой собственный стеклянный шар! И вот уже в этом стеклянном шарике видна вся улица, а потом и весь Копенгаген! А потом… вся окутанная облаками земля становится просто стеклянным шаром в ледовом дворце Юлемандена. Кстати, земля круглая, точно вам говорю.
Сейчас этот волшебный стеклянный шар висит в воздухе рядом с трибуной, за которой обычно ораторствуют выступающие. Трибуна, конечно же, ледяная — и оно понятно, если вспомнить, куда мы с вами попали.
А попали мы на ежегодный съезд рождественских волшебников. Давайте-ка глянем, как Юлеманден на правах хозяина встречает всех на парадном крыльце.
Пройдем пустующий пока зал собраний, точнее — прокатимся, ведь пол здесь тоже изо льда. Промчимся по высокой сверкающей галерее с ледяными скульптурами. И вот мы у входа во дворец. Высокие прозрачные колонны поддерживают прозрачный свод, а длинное, будто стеклянное, крыльцо уходит прямо в облака. И из этих облаков то и дело выныривают все новые гости. Кто-то на упряжке оленей, кто-то — верхом на собаке, кто-то пешком, а кто-то в санях с лошадьми.
Да и гости все разные. Одни с трудом протискиваются в проем двери, другие — шустро пробегают между ног великанов, юркие и маленькие, как кошки. Вот Санта Клаус подает руку Снегурочке. Дед Мороз подмигивает Санте, немного отводит шубу… Хм! Что у него там во внутреннем кармане, я говорить не буду. Сделаю вид, что не разглядела.
Постепенно собрались все, кого ждали. Сначала, конечно, дружеские объятья да расспросы, что да как — ведь целый год не видались. Наконец, волшебники шумно рассаживаются в зале заседаний. И Юлеманден, стоя за кафедрой, вздохнув, стучит сосулькой по хрустальному графину.
— Приветствую вас, коллеги! На нашем ежегодном съезде мы должны решить важные вопросы. Первое — установить дозволительный объем талии рождественских волшебников…
И тут с задних рядов раздается крик:
— Вот-вот! Некоторые уже в двери не влезают!
Все обернулись: безобразие! Иные привстали. А кое-кому пришлось даже влезть на стул ногами, чтобы разглядеть кричавшего.
А кричал — Черный Пит. И это было ему не по рангу.
Конечно, помощники могли посещать Ледовый дворец, если им разрешали волшебники. Но случалось такое редко и лишь в случае крайней необходимости.
Так что присутствие Пита озадачило всех гостей.
Но Юлеманден лишь вновь вздохнул и постучал сосулькой по графину.
— Тишина в зале! Пит! Сиди тихо! …Второе — утвердить новые правила парковки. А заодно — меню оленей и прочего транспорта!
И снова раздался крик Пита:
— Вот-вот! А кому-то сена не хватает!
Волшебники стали переглядываться и перешептываться: помощник Юлемандена вел себя совершенно неподобающе, нарушил раз и навсегда установленный этикет! За такое нахальство его полагалось бы вывести прочь, а лучше и вовсе сменить на другого!
— Последнее предупреждение! — грустно сказал Юлеманден и продолжил, — И третье… — тут он так тяжело вздохнул, что все волшебники тревожно переглянулись, — Снять меня с поста Председателя Рождества. И избрать нового. Поскольку я — женюсь.
Что тут началось в зале! Неслыханно! Датский рождественский волшебник всегда был главным! Ну, или почти всегда! Но о прежнем времени хаоса сейчас уже никто и не помнит! А если снять одного Председателя да поставить другого — возникнет новый хаос! Ведь это же необычайно ответственное дело: следить за тем, чтобы по всему миру в Рождество все происходило, как того требует давняя традиция!
— Юлеманден! — пытается перекричать возмущенных волшебников Пит, — Господин мой! Я могу занять вакансию! Я! Я!
Но вот только никто его не слышит. А если и слышат — то не принимают всерьез. Потому что помощникам волшебников никогда не занять место самих волшебников!
— Закон есть закон! — кричит чешский Микулаш, — Мы должны соблюдать целомудрие!
— А вот Йоулупукки живет со своей Муори и гномами, для них закон не писан! — восклицает итальянский Баббо Натале.
Пока волшебники пререкались, Дед Мороз под шумок вытащил из внутреннего кармана шубы — не скажу что, а Санта Клаус извлек из кармана своего кафтана хот-дог и два стаканчика.
— Слыхал? — подмигивает Дед Мороз Санте, — Финский-то! Вот тихушник.
— Дикарь! — отвечает Санта, и делит хот-дог на две части.
— Ну, за гномиков? — говорит Дед Мороз.
Словом, наш нигде не пропадет.
Юлеманден, утирая вспотевший лоб, втолковывает с трибуны собранию, что крепко влюбился и слово дал, а раз так — то свадьбе бывать, хоть и придется Юлемандену ради любви отказаться не только от столь высокого положения, но и от бессмертия…
— Поэтому, коллеги, прошу больше меня не отговаривать, а перейти к вопросу по существу. Кто возьмет на себя дополнительную нагрузку? Послушаем самых авторитетных членов нашего клуба. Слово предоставляется Деду Морозу, Россия!
Дед Мороз быстренько зажевал свою часть хот-дога и поднялся с места, шелестя богатой атласной шубой.
— Нет, я — извиняйте. У меня самая большая страна! А от Камчатки до Европы слетать — это вам не Ваньку валять.
И снова с задних рядов раздался крик Черного Пита:
— Граждане волшебники! Подумайте! У вас лишь тридцать один час на сорок миллионов домов! А у каждого свои нормативы!
— Выборы! — заявил Фазер Кристмас, английский волшебник Рождества, — Выборы — путем демократического голосования!
— Америка готова протянуть руку помощи! — тут же встал во весь рост Санта.
— Да сиди уже… — потянул его Дед Мороз за кафтан и вернул к прерванному занятию — в другом кармане у Деда оказался хрустящий соленый огурчик.
— Юлеманден! Умоляю! Отдай Данию мне! — прыгал от нетерпения Пит, — Я столько веков тебе прислуживал, отмачивал розги, сортировал подарки! Я набрался опыта! И… мне обещали карьерный рост!
— Правильно! Дадим шанс тому, кто добр, заботлив и великодушен! — сказал Юлеманден.
— Это я! — радостно вскрикнул Пит.
— Кто обладает качествами святого Николая!
— Я! — хлопнул себя в грудь Пит.
— Кто умеет веселить, сочинять сказки и петь песни!
Пит тут же попытался спеть рождественскую песню, но вышло не очень.
— Кхе-кхе! — смущенно прокашлялся он, — Простудился.
— Где ж мы найдем подходящего кандидата? — возразил Юлемандену Санта, — Не брать же первого встречного с улицы!
Да, это было верно подмечено. Юлеманден взглянул на огромные ледяные часы, они занимали всю стену зала заседаний. Это — самые точные часы в мире, они показывают время сразу во всех часовых поясах. Как? Как в сказке, само собой!
— Времени в обрез, — вздохнул Юлеманден, — Посмотрим, что у нас есть…
И он повернулся к тому самому стеклянному шару, что висел рядом с кафедрой для выступлений, крутанул его…
Изображение какое-то время было похоже на летящие стрелы. Но вот постепенно стали проступать очертания городов, а потом — улиц и площадей.
Юлеманден все крутил озабоченно, просматривая один город за другим.
— Нет. Не то, не то…
И вот шар показал улицу Копенгагена, с толпой народа у городского театра…
Юлеманден увеличил изображение, но волшебники все равно вскочили с мест и подбежали к шару — им хотелось самим увидеть то, что привлекло внимание Председателя Рождества.
И они увидели…
Вот у театра остановилась карета с гербами и бархатными шторками. Из кареты вышел франт, выправка военная, на боку шпага. Толпа перед ним расступилась, видно, важный господин. А вот показался и наш знакомец в шляпе менестреля, идет, веселенький мотивчик насвистывает, а сам руки в чужие карманы запускает. Но вдруг что-то озадачило Этьена, куда-то это так уставился?
А! Он смотрит на нищего Кукольника, который благоговейно разглядывает афишу с портретом Певицы.
Этьен, прошарив все карманы в толпе, остается ни с чем — что взять с бедноты, глазеющей на господ, идущих в театр? И снова взгляд Этьена застыл. А сейчас куда он смотрит?
А! На франта с гордой осанкой! Франт уже на пороге театра, с ним раскланивается швейцар, подставляет руки, чтобы принять шпагу… Нет, ну до чего же ловок этот Этьен! Вмиг подскочил к франту и успел перехватить на лету его шпагу, изображая слугу господина. И, смотрите-ка, входит с ним в театр!
В театре Этьен на мгновенье замирает, разглядывая богатые зеркала и колонны. А франт уж смешался с нарядной публикой, спешит в концертный зал. Этьен входит туда же. Гаснет свет, и на сцене появляется Певица.
Она прекрасна! А голос! Таких и не встретишь больше!
…Этьен прислоняется к колонне, слушает. Кажется, он потрясен…
— Шустрый парень, — хлопнул себя по коленке Дед Мороз.
Сейчас лицо Этьена видно в шаре так крупно, будто волшебники столпились прямо перед парнем, глядя на него в упор.
— Славный малый! — одобрил Санта.
Черный Пит совсем терпение потерял. Шмыгнул под шар и встал перед волшебниками, заслоняя собой изображение.
— Да вы с ума сошли? Он же вор и прощелыга! Вы его биографию читали? Клейма ставить негде!
— А ну, кыш! — дунули на Пита волшебники, и Пита вздернуло за штанину в воздух, будто его крючок подцепил.
Волшебники снова уставились в шар, а Пит все кричит:
— Спорим на что хотите, он сейчас опять что-нибудь стащит!
Волшебники наблюдали за Этьеном во все глаза.
А ничего не подозревающий парень, восторженно слушая Певицу, тихонько протянул руку и вытащил увесистый кошелек у вскочившего с криком «Браво!» франта с военной выправкой.
Волшебники почесали затылки: нехорошо…
— А я говорил! — торжествующе вопит Пит и тут же под взглядом Юлемандена шлепается на пол с невидимого крючка, — Знаем мы таких чародеев с ловкими руками! Его сюда на дух пускать нельзя!
Но изображение в шаре не померкло. И вот волшебники увидели, как концерт окончился. Зрители потекли из зала в гардероб. А Этьен спокойно протянул франту его шпагу. Франт направился к выходу, где ему опять низко поклонился швейцар.
Довольный своим уловом, Этьен вышел на улицу. И тут же увидел женщину с ребенком на костылях. Женщина и ребенок просили милостыню у нарядной толпы. Только вот господа проходили мимо, словно не замечали просящих. Этьен со вздохом сожаления вытащил из кармана украденный кошель и оставил его в руке ребенка. Ребенок заглянул внутрь — в кошельке блестели золотые монеты…
…Возглас радости и облегчения пролетел по рождественскому собранию.
— Совсем как святой Николай в юности! — сказал Юлеманден и даже, кажется, смахнул набежавшую слезу.
Волшебники стали рассаживаться по своим местам. Черный Пит тревожно оглядывал их растроганные лица.
— Это незаконно! Незаконно! Он — авантюрист! Он че-ло-век! — Пит бегал по рядам и кричал каждому в самые уши.
Но волшебники лишь отворачивались от него, как от снега в метель.
— Нужно его проверить! — громко сказал Санта, будто дело уж было решенное.
— Дать наше главное задание! — кивнул Дед Мороз.
Юлеманден хлопнул в ладоши и тут же прямо из воздуха к его ногам свалился тяжелый мешок с надписью «невыполнимое». Юлеманден запустил в мешок руку, пошарил там, переворачивая письма, вытащил одно и развернул. Это был рисунок: человечки, взявшись за руки, сидят за рождественским столом. А под рисунком подпись неумелой детской рукой: «Адель».
— Вот хотя бы это, — сказал Юлеманден, — Если парень выполнит желание девочки…
— Ага, сказочку ей рассказать, наплести с три короба — это он может! — вконец расстроился Пит.
— Если он сумеет выполнить ее желание за одну рождественскую ночь, то займет мое место. А в помощники ему назначаю тебя, Черный Пит. Снабдишь его, чем пожелает…
Пит взвился так, что снова завис в воздухе на невидимом крючке.
— Меня? За что? Не согласен! Категорически!
Да только кто его станет слушать!
ГЛАВА, в которой Пит сообщает Этьену решение рождественских волшебников
Вот совсем стемнело на улицах Копенгагена. В каждом окошке зажглись огни, за окнами виднелись нарядные хозяйки и служанки, занятые хлопотами у праздничных столов. Прохожих почти не осталось, а те, кто были — очень торопились домой или в гости. Сочельник…
Этьен сидел на скамейке, грыз яблоко и глазел в окна. Видно, спешить ему было некуда.
К Этьену подсел Черный Пит — в образе хмурого коротышки в мешковатом костюме и с тростью в руке.
— Здорово, — скучно сказал Пит и положил обе руки на набалдашник трости.
— Здорово, коли не шутишь, — равнодушно ответил Этьен и, не глядя на Пита, протянул ему второе яблоко.
— Ты разве знаешь меня? — подозрительно спросил Пит и оглядел свой костюм.
— Черт или трубочист, — хмыкнул парень, скосив на него глаза.
— Я не… — вспылил было Пит, но одумался и лишь махнул рукой в досаде, надкусил яблоко и тут же отшвырнул его, — Кислятина! В общем так. Хочешь стать жирным и бородатым?
Этьен хохотнул:
— Почему бы нет? Только лет через тридцать.
Пит тут же торопливо вытащил из кармана свиток, развернул его.
— Значит, не хочешь! Тогда поставь свою подпись тут! — и он ткнул пальцем с грязным ногтем на пустое место под текстом, а текст тут же стал зачитывать скороговоркой, — Я, Этьен, категорически отказываюсь от предложенной мне роли…
Но Этьен вдруг прервал чтение, положив на бумагу руку.
— Есть работенка, приятель? Что надо делать? Я готов к любой роли.
— Узурпатор! — Пит сердито свернул свиток, слез со скамейки и зашагал по мостовой, покрытой тонкой морозной корочкой.
Он шел, опираясь на трость, как положено господину в летах. О чем Пит думал сейчас? Ну, представьте, что у вас была мечта, и вы лелеяли ее не год и не два — а несколько столетий! А когда замаячила возможность осуществить мечту, появляется какой-то проходимец — и все! Полный крах-тара-рах!
— Узурпатор! — шипел Пит, стуча тростью по мостовой.
А рядом с ним трусцой бежал Этьен.
— Стой! Куда ж ты? Так что за работа? Я совсем на мели!
Пит бросил раздраженно:
— Сказки рассказывать. Девчачьи.
Но проходимец, кажется, только обрадовался, улыбается — рот до ушей:
— Сказки? Девчачьи? Да запросто! А как насчет гонорара?
Пит резко остановился, поджал губы, вобрал воздух в грудь и тут же шумно выпустил его через ноздри. Попыхтел-попыхтел. А приказ Юлемандена нужно исполнять, нравится это Питу или нет…
— Бессмертие! Или сумма его стоимости в пересчете на местную валюту с учетом индексации, — тут Черный Пит посмотрел на Этьена, ехидно прищурясь, — Но есть одно ужасное условие!
— Какое?
— Придется остаться холостяком. Навечно. Холостая жизнь и бессмертие. Или наоборот. Ты взвесь последствия…
— Всего-то? — обрадовался Этьен, — Тогда по рукам!
ГЛАВА, в которой мы познакомимся с Трактирщицей
Я не сказала вам, что трактир, в котором жила и работала Адель, стоял сразу за шлагбаумом на выезде из Копенгагена. С одной стороны дороги тянулось мрачное в это время года поле. С другой — мрачный в любое время лес.
Никогда в ночь на Сочельник тут не проходили путники…
Вот над полем покатилась полная луна и осветила трактир. Двери заперты, окна темны. И лишь в чердачном окошке мерцает свеча.
Свеча стоит в кружке, кружка — на подоконнике.
Новогодний шар легонько покачивается и кружится на еловой ветке.
Адель протянула руку к замедлившему свое вращение шару, вновь крутанула его. И чердачная каморка заискрилась бликами, нарисованная тройка лошадей, несущих карету, помчалась куда-то, а франтоватый кучер защелкал длинным кнутом. Девушке даже почудилось, что бархатные шторки раздвинулись, и в глубине кареты мелькнула печальная дама, укутанная в меха.
Адель поежилась: как же все-таки холодно. За окном завыла метель.
В это время у порога трактира юлой заплясал метельный столбик, докрутился до самой двери, снег осыпался — и на крыльце оказались мрачный Пит и веселый Этьен. Этьен стряхнул с плеч остатки снега, поднял лицо к полной луне. И отчего-то луна показалась ему подобием рождественского шара…
А в стеклянном шаре на чердаке вдруг отразилась серая кошачья морда…
И тут же снизу в каморку долетел грубый голос трактирщицы:
— Адель!
От неожиданности Адель вздрогнула, а шар — о, ужас! — соскочил с ветки, упал на пол и разбился…
Девушка, не веря своим глазам, сползла с табуретки, опустилась перед осколками на колени.
Она смотрела на осколки и по щекам ее текли крупные слезы. В одном осколке отразилась семья за столом, на столе — рождественский гусь, мать качает Адель, завернутую в пеленки. В другом осколке — умирающая мать держит крошку Адель за руку. В третьем осколке — малышку Адель тянет за собой трактирщица. И во всех мелких кусочках — Адель, сочиняющая письмо Юлемандену…
— Адель! — раздался все тот же противный голос.
И девушка пулей вылетела из чердачной каморки. Послышался топот бегущих вниз по лестнице девичьих ног…
А на чердак, в щель от неприкрытой двери вновь заглянул чрезвычайно упитанный серый кот.
Кот приметил, как из норки осторожно вылезла толстая мышь. Мышь повела усами, быстро пробежала к самому большому из сверкающих осколков разбитого шара и заглянула в него…
Что это?! Неужто, волшебство? В зеркальном осколке вместо мыши отразился усатый дородный купец! Мышь радостно запищала, даже встала на лапки, поворачиваясь боками — и, гляньте-ка, в отражении купец точно так же стал крутиться, туда бочком, сюда бочком…
Тут скрипнула дверь, мышь оглянулась — увидела кота, кажется, он готовился к прыжку… Но не успел кот сказать «мяу!», мышь прошмыгнула назад в свою норку.
А Адель бежала по лестнице, перепрыгивая ступеньки, и внизу плюхнулась прямо в живот толстой трактирщицы.
— Опять бездельничала, паршивка?
Трактирщица подняла, было, свою ручищу, чтобы ударить служанку… Ах, я и забыла сказать, что девушка жила здесь в прислугах! …Но в тот же миг раздался сильный стук в дверь.
Трактирщица опустила руку, поскребла щетинистый подбородок и произнесла:
— Кого это принесла нелегкая?
Она повела носом в сторону двери, будто хотела унюхать: что за смельчак постучал в ее трактир в ночь на Сочельник.
ГЛАВА, в которой Пит просачивается в трактир
Зал трактира был освещен лишь от тлеющих углей огромного камина. На очаге висел здоровенный котел. И всюду свисали на нитках пучки сухих трав, видать, хозяйка знала в них толк.
Посреди зала стоял большущий стол, да какой же трактир без стола? А по бокам стояли длинные лавки. Под лестницей, по которой только что спустилась Адель, была устроена ниша со всяким скарбом, ее прикрывала цветистая занавеска. Имелась и стойка, за которой трактирщица в обычную пору наливала гостям напитки. Прямо за стойкой — дверь на кухню. А по стенам висели лесные трофеи: рога и чучела, клыки да когти. Бррр!
Вот таким был этот придорожный трактир с толстой, из столетнего дуба, входной дверью. Впрочем, захаживали сюда лишь самые отчаянные путники да охотники, им нравилось такое убранство.
А на пороге под качающейся от метели вывеской прыгал продрогший Этьен. Парень настойчиво стучал в дверь кулаком:
— Эй! Есть кто? Откройте!
Трактирщица стояла, опершись толстыми руками о стол. Открывать явно не торопилась.
— Посмотри-ка в щелку, стоит ли впускать этого разбойника! — шепотом приказала она Адель.
Девушка на цыпочках подошла к двери, заглянула в дверную щель и разглядела Этьена, он стоял, пританцовывая.
По лестнице в зал спустился жирный серый кот, оглядел Адель и хозяйку, и вскарабкался на подоконник с замерзшим окном.
— Да откройте же, я околел совсем! — прокричал с улицы Этьен.
Кот улегся на подоконнике. А с той стороны окна Пит подышал на замерзшее стекло и на стекле сразу оттаял лед. Кот зевнул, мельком глянул в оттаявший круг и — шерсть на нем встала дыбом: прямо на него с той стороны окна смотрел Черный Пит. Кота с подоконника как ветром сдуло, и он прыгнул прямо на толстый загривок Трактирщицы.
— Эй, безобразник! — удивилась та и вновь подозрительно повела носом, — Что-то тут нечисто.
И все же трактирщица ничего не учуяла.
А Пит протиснулся сквозь стекло и, невидимый для девушки и хозяйки, соскочил с подоконника на пол. Кот, глядя на Пита, только таращил глаза и шипел.
— Чего уставился? — сказал коту Пит, — Терпеть не могу котов.
Этьен все стучался, трактирщица раздумывала, Адель смотрела в замочную скважину. Пит щелкнул пальцами, и тотчас у камина появилось невидимое кресло с пледом. Пит уселся в кресло, укутал озябшие ноги. Кот от такой наглости оцарапал трактирщице шею и та, разозлившись, скинула его с себя:
— Когти распускать? А ну, брысь!
И кот забился под лестницей, с опаской поглядывая на Пита из-под занавески.
— Да откройте же! Я заплачу! — молил Этьен.
Трактирщица оттолкнула Адель и сама глянула в дверную щель.
— Нищий музыкантишка с лютней, — презрительно сказала она, разглядев гостя, — У них вечно ни гроша за душой. Не открывай.
И она прошла на кухню и стала там греметь кастрюлями.
— Эй! Мороз крепчает! — кричал Этьен.
Адель очень испугалась.
— Госпожа, пусти его на ночлег!
— Пусть идет восвояси! — откликнулась трактирщица.
И снова стук в дверь, но уже намного, намного слабее. Пит зевнул в кресле.
— Откройте ради святого Рождества! — донеслось с улицы.
Адель, ни секунды не медля, взметнулась по лестнице вверх, в свою каморку и тут же вернулась, в руке у нее был мешочек с монетами. Трактирщица вышла из кухни, она жевала кусок оставшегося с ужина мяса.
Служанка высыпала себе на ладонь все деньги, что были в мешочке. Хозяйка взглядом посчитала монеты и утерла рот кулаком.
— Госпожа, — горячо заговорила Адель, — Матушка в детстве мне говорила, если в такую ночь постучится гость, я должна принять его как принца, потому что…
И Адель запнулась, слова комом встали у нее в горле. Трактирщица усмехнулась.
— Это все, что у меня есть, — вздохнула Адель, — Я сама заплачу за его ночлег.
— И дуреха же ты, — хмыкнула трактирщица и сгребла монеты с ее руки, — Ладно. Впускай. Да не жги свечу.
И трактирщица тяжело поднялась по лестнице — на второй этаж, где были комнаты для гостей и ее собственная спальня.
Как только хозяйка ушла, Адель отперла дверной засов…
ГЛАВА, в которой Этьен заново знакомится с Адель
Вместе с Этьеном в зал ворвалась метель и пробежалась до очага. Но девушка быстро захлопнула дверь и заперла засов.
— Прошу вас, входите, грейтесь!
— Вы меня чуть в ледышку не превратили! — проворчал Этьен, снимая шляпу и стряхивая с себя гору снега, лютня за его спиной при этом жалобно всхлипнула, — Это ведь трактир, я не ошибся?
Адель схватила его шляпу и устроила ее сушиться на каминной полке, потом быстро раскочегарила неостывшие угли и подбросила в разгоревшийся огонь поленце. Камин запылал.
— Так почему же вы, хозяюшка, не открывали? — Этьен так продрог, что не мог разжать окоченевшие руки в рваных перчатках.
— Что вы, я простая служанка, — рассмеялась Адель, — Давайте, я просушу вашу шубу. И, прошу вас, грейте руки у камина! Хотите, я сделаю грелку?
— Шубу? — удивился парень и стал расстегивать непослушными пальцами единственную пуговицу своего плаща, который носил и зимой и летом.
Адель бросилась ему помогать.
— Кхе-кхе! — услышал Этьен за плечом, обернулся и лишь тут заметил Пита — тот уютно устроился с пледом в кресле-качалке.
— Спроси про девочку, болван!
Наконец, Адель помогла гостю снять плащ и растянула его у камина — сушиться. Этьен разглядывал убранство трактира.
— А разве она тебя не видит? — тихо спросил у Пита парень.
Кот жалобно мяукнул из-за ситцевой занавески.
— Успокойся, не видит. Да, похоже, она сейчас вообще не видит никого, кроме тебя, — хохотнул Пит.
И тут в его руке появилась трубка, он вставил ее в рот, затянулся, кашлянул, скривился — и трубка исчезла.
— Всю жизнь хотел попробовать разные такие штуки, — скромно сообщил Пит Этьену, — Должна же быть и для меня хоть какая-то польза в этом деле.
— Не злоупотребляй! — строго сказал Этьен, и Адель обернулась к нему с готовой улыбкой.
— Что вы сказали, сударь?
— Я сказал: не хочу злоупотреблять твоей добротой, — выкрутился Этьен, кивнув на свою одежду.
— Что вы! — воскликнула девушка, — Для меня это в радость!
Этьен положил лютню на лавку. И тут Адель потерла лоб, силясь вспомнить, и сразу вспомнила! Потому что вдруг взглянула на гостя и щеки ее порозовели! Это был тот самый менестрель, что спас ее сегодня из-под лошадиных копыт! Немудрено, что она не узнала его сразу — в трактире стоял полумрак.
— Так. И где же девочка? — спросил Этьен и зевнул.
— Какая девочка? — поинтересовалась Адель, теперь она отчего-то уставилась на свои ноги в штопаных-перештопанных чулках — забыла надеть башмаки!
— Ну, та, что шлет Юлемандену человечков за столом, — проговорил Этьен, его разморило у камина, захотелось поесть, а, может, даже и поспать.
Адель так удивилась, что уставилась на Этьена широко открытыми глазами. Она никогда, ни одной живой душе на свете, не рассказывала про свои письма датскому рождественскому волшебнику!
— Сударь, а как вы узнали, что я… — начала, было, она, и запнулась. Покраснели даже уши.
Тут Пит хлопнул себя по лбу, вскочил с кресла и — фьють, уселся на каминную полку прямо перед Этьеном и потряс перед ним детским рисунком с неуклюжей подписью: «Адель».
— Эй, парень! Это она и есть! Просто выросла!
И Этьену тут же спать расхотелось. Он кинул взгляд на Адель, потом — на рисунок, потом — опять на Адель. Кажется, девушка смущена…
— И кто здесь болван?! — прошептал Этьен Питу.
Тот пожал плечами и — фьють — вернулся в свое кресло.
— Мое дело — маленькое. Так что выкручивайся сам, — злорадно хихикнул Пит.
Кресло под ним скрипнуло. Кот опять жалобно мяукнул, на этот раз от того, что увидел мышь. Серая удивленная мордочка выглянула из щели в полу. Мышь быстро перебежала к столу, явно дразня кота, который не смел сейчас сунуть носа из-за занавески, и рванула на кухню. Благо, трактирщица дверь оставила приоткрытой.
На кухне послышался грохот кастрюль.
— Мяу! — возмущенно пробасил кот и сделал попытку выйти из своего укрытия.
Но Пит так зыркнул на него, что кот попятился назад.
ГЛАВА, в которой Этьен узнает Адель
А в Ледовом дворце за всем, что происходило в трактире, азартно наблюдали рождественские волшебники. Ведь, как я вам уже говорила, у них был шар, с помощью которого можно заглянуть в любой город и в любой дом, да что там — в любое сердце! Но сердце Этьена пока представляло собой загадку. Чего же в нем больше: легкомыслия или доброты?
Так что волшебники смотрели в шар, плотно рассевшись на сдвинутых скамейках — кто с попкорном, кто с конфетами, а кто и с чем посущественней.
— Совсем твой помощник распоясался! — сказал Юлемандену Микулаш, — Ты его зачем туда послал? Для работы. А он что? Сидит в кресле, прохлаждается! Того гляди, уснет!
Юлеманден и сам это видел: Пит, вместо того, чтобы оказывать содействие парню, откровенно бездельничал, да еще и использовал данную ему волшебную силу в свое удовольствие! Пришлось постучать пальцем по шару. И тотчас в шаре отразилась испуганная физиономия Черного Пита, он смотрел прямо на волшебников.
— Своевольничать! — погрозил Председатель Рождества.
Пит подскочил в кресле, как ужаленный.
— Этьен! — бодро крикнул он.
Кот чуток выполз из-за занавески и внимательно посмотрел на Пита.
— Чего? — шепотом спросил парень, продолжая разглядывать Адель — ему все не верилось, что придется развлекать не маленькую девочку, которой можно наплести с три короба, а девушку, да еще такую… эээ, симпатичную.
— Сударь, садитесь-ка к столу! — пригласила Адель и зажгла свечу.
Кот совсем выполз из-за занавески и осуждающе посмотрел на Адель: а ведь хозяйка предупреждала — свечу не жечь!
Этьен пошел к столу мимо кресла, на котором сейчас с ногами стоял Пит, смирно прижав ручки к груди.
— Чего тебе? — шепотом переспросил Этьен.
— Я забыл сказать: можешь загадывать, что угодно! — пролепетал Пит, и отчего-то глянул в потолок, — То есть, не успеешь подумать, как будет исполнено! Ты ж у нас главный претендент на трон в Ледовом дворце! — и тихо, себе под нос, упрямо добавил, — А я в запасе.
Этьен сел за стол, побарабанил пальцами. В животе заурчало от голода.
— Наверное, на твоей тарелке стынет еда? — спросил девушку Этьен, просто, чтобы начать беседу, — Может, тебя ждут наверху? Не стесняйся. Если тебе надо идти — иди. Все-таки, праздник…
Адель горько усмехнулась:
— Сударь, я сирота, у меня нет никаких родных. И трактир сегодня пуст, ни одного постояльца. Все успели к Сочельнику добраться домой. Так что меня никто не ждет. А хозяйка скупа, как сухой колодец. …Сударь. Вы разве не узнаете меня?
Этьен мотнул головой: нет. На самом деле ему сейчас было не до разговоров — так есть захотелось, просто страсть!
— А я вас сразу узнала. Вы — уличный музыкант…
И вот тут Этьен, наконец, разглядел ее.
— Погоди-ка, не ты ли сегодня бросилась под копыта лошадей? Ну, ты и дуреха! Кто ж встает посреди мостовой! — Этьен почесал лоб, — Значит, в такую ночь ты осталась без подарка?
— Мне не привыкать.
Пит хлюпнул носом.
— Ну, что ж. Тогда я могу… хотя бы спеть для тебя…
Пит — фьють — тут же оказался рядом с Этьеном, сел прямо на стол и ущипнул парня за щеку.
— Зачем петь?! Ты должен рассказать ей сказку! Именно сказку, ни больше, ни меньше! И не вздумай повторяться, разные там золушки, гуси-лебеди!
Адель повернула голову на дверь, ведущую на кухню — ее привлек новый звук переворачиваемых кастрюль, звук этот очень нервировал кота…
А Этьен шепнул Питу:
— Но ведь она выросла! Какие могут быть сказки!
И хоть парень старался говорить как можно тише, Адель его услышала. И так обрадовалась!
— Сказка в подарок?! Вот это да! Погодите, я принесу вам хлеба с мясом!
И она тихонечко прокралась на кухню.
Этьен схватил Пита за воротник.
— Я ведь сказок-то не знаю!
— Но ты свою подпись поставил! У нас договор! Так что потрудись!
— Хотя бы идею подскажи!
— Это твое задание, а не мое! — огрызнулся Пит, но тут же глянул в потолок, присмирел, и добавил, — Ладно! Начни как-нибудь, а там посмотрим!
Адель тихонечко выскользнула из кухни с тарелкой, на которой лежал ломоть хлеба и кусок жареного мяса — остатки от ужина трактирщицы. Сама-то Адель ела, что придется.
Девушка поставила тарелку перед парнем, и он быстро уплел еду. Стало гораздо веселее, и Этьен взял в руки лютню.
— А я возьму шитье, — Адель заглянула за ширму, попутно погладила притихшего кота, и достала рукоделие, — Хозяйка не любит, когда я сижу без дела.
Девушка села у камина и принялась за вышивку, улыбаясь своим мыслям.
— Для начала… Я спою тебе песенку менестреля, — сказал Этьен и запел:
Я знаю, что есть за морями земля
Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля-ля
Где сладкою ватой покрыты поля
Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля-ля.
И речкой парное бежит молоко
— Ого-ого, бежит молоко!
— И всем на земле той живется легко.
— Легко? — переспросила Адель.
— Конечно, легко!
Представь, как доволен туземный народ:
Там снедь на деревьях растет круглый год,
Там волки овечек на склонах пасут,
Лисицы девицам мех сами несут.
— А как же… — удивилась Адель.
— Да у них к зиме новые шубки отрастают!
— А! Тогда еще ничего! — сказала Адель.
— Ни горя, ни хвори не знают в стране,
Ни пушек, ни ружей, ни зова к войне.
— Чем занят король, если нету войны?
— Счастливой стране короли не нужны!
— Совсем не нужны?
— Ну, нисколечко!
Петух карамельный встречает зарю,
Послушай, я правду тебе говорю!
— Ах, как я хотела бы в этой стране
Сейчас очутиться, хотя бы во сне…
А то все работа, да работа…
Девушке вдруг стало так весело, что она залилась тонким смехом. Засмеялся и Этьен. И тут же раздался громоподобный окрик трактирщицы:
— Не сметь петь!
ГЛАВА, в которой Этьен начинает рассказывать сказку Адель
От этого крика Адель вскочила со стула, шитье упало на пол. А ведь только что было так уютно! Свечка, камин, песенка…
Девушка умоляюще посмотрела на Этьена и прижала палец к губам: тсс!
— Сударь, мне так жаль, что я не услышу вашу сказку! — Адель говорила шепотом.
— Почему? — тоже шепотом спросил Этьен.
Девушка вздохнула, глянула на рога и клыки, украшавшие стены…
— Потому что у моей хозяйки тяжелый нрав, — сказала она как можно тише, — Наши постояльцы часто твердят, что она настоящая ведьма!
Этьен и Пит вскрикнули в голос:
— Ведьма?!
— Тише, прошу вас!
Адель стала суетиться по хозяйству: убрала тарелку, сгребла крошки, встряхнула плащ и шляпу Этьена.
— Знаете, если жить в одиночестве, у всякого характер испортится. Однако мне несдобровать…
Этьен подошел к девушке, взял ее за руку.
— У тебя ангельское терпение, раз ты сносишь побои.
И он быстро отвернул манжету на ее рукаве. Адель убрала руку за спину.
— Мне некуда идти, сударь…
Черный Пит был добряк по натуре. А ворчал лишь потому, что работа у него была тяжелая. Представьте, дымоходы облетай, письма сортируй, подарки собирай! Да еще куча мелких поручений! Поэтому сейчас, глядя на бедняжку Адель, он так разволновался, так раскачал свое кресло, что чуть не перевернулся. Но все-таки Пит злился на проходимца Этьена, поэтому чувства скрывал, напустив на себя суровый вид.
— Ладно. Удивим ее, — пробурчал Пит, глянув в потолок, — Начинай строить из себя героя. Любое чудо — на заказ!
Этьен радостно потер руки: хорошо же! А Адель схватила метелку и принялась мести и без того чистый пол.
— Любое чудо, Адель! Брось метлу! Я покажу тебе лучшую сказку в мире!
Девушка остановилась.
— Правда? А как это?
Этьен посмотрел на Пита:
— Как?
Пит изобразил глубокомыслие.
— Ну… бывает достаточно показать чью-то истинную сущность…
Все-таки, он был очень умен, этот Черный Пит!
— Истинную сущность?! — обрадовался Этьен, — Спасибо, дружище, за подсказку! Я понял! За работу!
Парень взъерошил волосы, пробежался туда-сюда, и, видно, ему в голову пришло что-то занятное. Потому что он вдруг оглядел комнату… и тут же, повинуясь его взгляду, по стенам заплясали разноцветные огоньки!
Метла выпала из рук девушки! Мышь выскочила на середину зала и чихнула, изумленно оглядывая неожиданную иллюминацию. А кот стал тихонько подкрадываться к мыши.
И тут раздались тяжелые, как будто каменные, шаги. Огромная клыкастая тень, изгибаясь на ступенях лестницы, стала спускаться вниз, а потом за тенью показалась и ее обладательница — трактирщица. Она несла в руке керосиновую лампу, шла медленно, и отчего-то походила на каменный истукан, какие иногда будто вырастают из-под земли на нехоженых дорожках.
Все замерли. Трактирщица остановилась перед Этьеном, осветила его лицо лампой, и стала говорить медленно и монотонно, глядя парню в глаза, но обращаясь при этом к служанке.
— Адель, лежебока, лентяйка, нахлебница. Разве я не обещала превратить тебя в курицу и сварить суп?
Адель, хоть ей и было сейчас очень страшно, но все же опешила:
— В курицу, госпожа? В суп? Надеюсь, вы шутите?
Однако трактирщица и не думала шутить. Все так же глядя на Этьена, она продолжала:
— Со мной разговор короткий. Так-то. А свечу жгла, паршивка. И мясо из кастрюли стащила. Так-то.
Адель лишь развела руками: происходило что-то странное!
Но Этьена, похоже, поведение старухи лишь позабавило. Он отвел от своего лица руку с лампой, и насмешливо отвесил поклон трактирщице.
— Добрый вечер, сударыня.
Та обошла его вокруг, оглядывая с головы до ног, потом сильно втянула воздух носом, и стала похожа на огромную крысу, обнюхивающую кусок сыра.
— А! Человек! Что вас занесло в наши края? Да еще в такую ночь? Поговаривают, злобные тролли поселились в здешнем лесу.
Трактирщица не спускала с гостя хищных глаз. А парень был на удивление спокоен. Без приглашения вольготно расселся за столом. Того гляди, крикнет: «Тащи-ка мне ужин, старая карга!».
— Тролли? — усмехнулся Этьен, — Оставь свои рассказы детям, хозяйка. Ты-то не боишься их, раз держишь трактир в таком месте? Что это там у тебя в котелке, чертова бабка? Мне бы подкрепиться!
Адель так и присела! Вот сейчас-то трактирщица точно вышвырнет его на улицу в метель!
Но этого не случилось! Старуха лишь приблизила свое картофельное лицо к постояльцу.
— Шустрый ты на язык, бродяга.
— А ложкой я орудую еще шустрее! — подмигнул Этьен.
— Да деньги-то есть у тебя?
— Я, хозяйка, музыкант. Мои монеты — песни да сказки. Давай так. Ужин, если засмеешься.
И тут трактирщица засмеялась! Да так жутко, что мышь и кот прижались к полу и зажмурились, со стены упали рога — их едва успела подхватить Адель, а Пит до носа натянул плед, хоть его и так не было видно.
Так же резко, как начала, старуха оборвала свой хохот.
— Похоже на смех? — спросила она у Этьена, заглянув ему в лицо так близко, что парень увидел свое отражение в ее черных глазах.
Но Этьен опять ничуть не испугался. Пожал плечами:
— Скорее, на грохот пустых кастрюль! Ладно, хозяйка, тогда давай спорить иначе. С тебя — ужин, если заплачешь.
— Пф! — фыркнула Трактирщица, — Я не знаю, что такое слезы. Уйдешь голодным.
Гость взял в руки лютню, пальцы пробежали по струнам.
— Эх, была — не была! — сказал Этьен, — Так я начинаю?
Старуха с силой хлопнула ладонью по столу, поставила на стол свою лампу, плюхнулась на лавку.
— Начинай!
— Песня менестреля, — объявил Этьен.
— Да была уже! — вставил невидимый Пит.
— А это — вторая песня менестреля, — уточнил Этьен, — лирическая.
И он запел:
Когда весна трубит как юный бог,
И шлет тепло могучее светило,
Я за тобой иду, не чуя ног,
Мне хочется, чтоб ты меня любила.
Когда вокруг безбрежные поля
Ночь покрывалом бисерным накрыла,
Я вспоминаю мимолетный взгляд.
Мне хочется, чтоб ты меня любила.
И в пору ту, когда последний лист,
Позолоченный смертью, окрылило,
Не сломлен я, и пред тобою чист.