Я потянулась. Глаза не хотелось открывать и вставать тоже не хотелось. Вчера еще мне было 39 лет, а сегодня уже сорок. А это значит, что скоро будет пятьдесят. Может, лучше вообще не просыпаться, раз все равно меня впереди ничего хорошего не ждет кроме одинокой старости?

Говорят, сорокалетие праздновать нельзя. Но мне наплевать на предрассудки. Вчера всю ночь я «отжигала» с Лилей- моей хорошей знакомой в караоке-баре. Помню, она мне сказала, что в сорок лет жизнь только начинается. И в пример привела Зинку, которая родила в сорок пять.

Я тогда, конечно, скептически хмыкнула. Но что-то сейчас решила задуматься. А что я, собственно говоря, имею? Подруга очень близкая есть. Правда, живет уже много лет на Мальте. Но мы с ней постоянно созваниваемся. Еще подруги у меня в Москве есть. Но у них у всех своя жизнь, свои семьи.

Родных у меня нет никого. Детей Бог не дал, любовника тоже. С работой повезло, платят хорошо и ценят как отличного пиарщика. У меня целая команда в управлении. Как шутит мой шеф — «У тебя, Леся, агентство в агентстве». Знал бы он, насколько он прав. Я же своим «мини-агентством» еще по пять контрактов веду. Денег мало не бывает. Вот, трешку купила, дачу, машина на зависть некоторым

Со внешностью тоже все в порядке: высокая стройная блондинка. И, красивая. Выгляжу намного моложе, со мной даже двадцатипятилетние знакомятся. Спасибо косметологам и фитнес залу. Вот любви бы мне еще и деток. Но, не посылает мне Вселенная того, от кого бы у меня сердце замерло. Видимо уже не судьба.

От грустных мыслей меня отвлек непривычный аромат. Пахло свежеиспечённым хлебом, и я почувствовала, что просто умираю от голода. Интересно, который час? Прислушалась к своим ощущениям. Голова болит, но в целом чувствую себя бодро. Провела ладонью по простыне- грубая, на ощупь как лен. Лежу как на перине и сверху пуховое одеяло. Странно.

Обычно я сплю на шелковом постельном белье, на ортопедическом матрасе, укрытая бамбуковым пледом.

Очень странно.

Со вздохом я вытянула руку и принялась шарить на тумбочке, нащупывая айфон. Но вместо привычной гладкой поверхности под пальцами была пустота. Я скосила глаза на руку и дёрнулась. Секунду я обалдело ее разглядывала. Она была вроде как моей, потому что я ей шевелила, но внешне не совсем моей. Более гладкой и мягкой. Но это из плюсов. Из минусов: маникюр, за который накануне отдала столько денег, с наращёнными ногтями, куда-то подевался. Фу. Такое себе. Надо будет записаться заново в салон. Привидится же с утра!

Ну нельзя было столько пить. Ничего не помню. Даже руки и тело не узнаю.

Оторвавшись от созерцания себя, я огляделась и замерла в шоке.

Передо мной были тёмные, отполированные временем стены из бруса, с щелями, где тускло поблёскивали капли смолы. Напротив громоздился кованый сундук, увитый железными ободами. На полу лежали самотканые дорожки с милым орнаментом.

Ни лампочки, ни розетки. Вместо привычных светильников по стенам стояли длинные лучины, воткнутые в кованый держатель, а рядом чёрнели два засмолённых факела. У окна висели полотняные занавески с вышивкой птиц и солнц. Окно само было крошечным, распахнутым настежь. На подоконнике сидел ворон, смотревший на меня не мигая. Я вскрикнула, он встрепенулся и вылетел.

Ух, жуть какая! Так и заикаться недолго начать.

Вдруг я заметила на себе ночную рубашку до пят. Вчера после бара я была в джинсах и стильной кожанке. Кто же меня переодел?

Так.. руки не мои, изба не моя, одежда не моя. Что происходит, блин?

В комнату влетел средних размеров смешной лысый пес, радостно виляя хвостом.

Я сразу вспомнила: таких называют ксолоитцкуинтли, священные собаки древних народов. Его кожа блестела, а длинные уши всё время дёргались, улавливая каждый шорох. Он радостно прыгал возле меня, вставая на задние лапы и стараясь лизнуть своим длинным языком, как будто знал меня всю жизнь.

— Ух, какая милая лысая синяя собачка! — пробормотала я, потрепав его за ушами. Где же я все-таки?

Бар с Лилей на Новослободской помню. Помню, танцевали, вызывали такси, мокли под ливнем. И пели:

«А я по полю, да по- полюшку

Приду к тебе за тысячу верст»

Сверкнула молния. Потом не помню. Провал.

Да что же случилось? Никогда у меня не было провалов памяти! Может быть, нам что-то подсыпали в баре и потом похитили? Да ну, не! Нам же не по двадцать лет. В свои 40 мы с сами кого хочешь похитить можем.

Ладно. Сейчас войдёт Лиля и всё объяснит. Я зажмурилась, открыла глаза. Изба никуда не делась.

«Может подруга встретила своего знакомого, и мы поехали к нему продолжать „гулять“? Хотя у нее априори не может быть настолько бедных знакомых. Тут явно не коттедж на Рублевке».

И так. Если не паниковать, а пройтись по фактам. На мне чужая одежда это минус. Я не фига не помню, как я оказалась в этом странном доме. Это опять минус. При этом у меня нет телефона, это пипец.. Плюсов пока не было.

И что мне делать в такой ситуации? Ну логично же, найти людей и попросить их позвонить. Наберу Лиле, спрошу, что за хрень и где я.

Собакен зевнул и посмотрел на меня с видом: ну что, хозяйка, давай уже корми меня.

«Неплохо было бы для начала умыться и кофейку попить, а потом действовать». С этой мыслью я прямо в ночнушке, босыми ногами протопала в соседнее помещение.

И обалдела, увидев стол из струганных досок, лавку, печь в древнерусском стиле. У печи хлопотала женщина в сарафане, расшитом черными птицами. Услышав мои шаги, она обернулась, едва не выронив железку, которой держала чугунок. Ухват что-ли? В 2025 году? Я что, в деревне у староверов?

На её лице отразилась смесь радости и испуга.

— Лесенька, очнулась, голубушка моя! — голос её дрожал, в глазах блеснуло облегчение, — уж я думала, ангелы тебя заберут, как металась-то в горячке! И Мотик -то вон от тебя не отходил!

— А Вы кто? И… Вообще… Где я? — голос мой предательски сорвался. — Дайте мне телефон!

— Ой, что за речи! — всплеснула она руками, перекрестилась. Сперва наискось ладонью своей левой руки, а потом той же рукой провела от лба до живота и дальше — справа налево.. — Кухарка я твоя, Петра. Всю жизнь тебе служу. Крепко тебя дружинники князя приложили! Князь тебя после прогнал, но избу нам выдал. Вот неделю почитай мы уж тут. А ты между Вороном и землей летала.

Я аж застыла:

— Так. Стоп, женщина! Какая кухарка? Какие дружинники? Какие вороны? — слова вырвались резко. — Это розыгрыш, что ли?

— Вот, совсем разум потеряла, бедовая, — вздохнула она, но тут же мягко, почти по-матерински: — Садись, дитятко. Сейчас молочка парного принесу.

Я потрясенно присела на лавку. Потерла виски. Что за хрень? Третий раз за утро подумала я. Если это Лиля решила меня так «взбодрить», то мне это совсем не нравится.

Сказать честно, я любила Лилины проекты. Она пару раз меня приглашала на съемки шоу, сериалов и даже один раз на «реконструкцию Куликовской битвы». Может, она мне решила сделать подарок и в тайне запихнула на съемки «А-ля Древняя Русь» со мной в главной роли? Только зачем они меня без белья -то оставили?

Пока я думала, на столе передо мной оказались блюда: картошка в чугунке, квашеная капуста, пироги, грибочки, молоко в кувшине. Запах был такой, что в животе заурчало.

Я с опаской попробовала. Еда оказалась настоящей, не бутафорский реквизит.

— Ешь, родимая, — приговаривала Петра, заботливо подвигая мне тарелку. — Силы наберёшь — и глядишь, не всё так страшно. Можети князь смилостивится и обратно позовет.

— Слышь, Петровна, у меня голова раскалывается, давай без вот этих твоих приколов про князя. Я вообще не понимаю, что происходит! Съемки какие-то? Кино? Шоу? Лиля -то лучше где, скажи? Дайте мне позвонить! И одежду мою отдайте! Если это похищение, я в полицию сообщу! Я этого так не оставлю!

Она не успела ответить, как в дверь после короткого стука ввалился мужик в длинной рубахе, подпоясанный кушаком.

— Здорово, девонька. Мира тебе, Петра. И избе вашей мира!, — он густо покраснел и торопливо отвёл глаза от моего «неглиже». — Прости за вторжение, Леся, но нужна ты срочно. Дело важное.

— Чур с тобой, ирод! — Петра всплеснула руками и в сердцах треснула ухватом по полу. -Хозяюшка моя только с того света выбралась! Ей бы силушку набрать, баньку истопить, помыться водой теплой. Что ж ты, Борге, зверь без памяти?

— Нет времени, — нахмурился он, но голос стал мягче, уважительнее. — Князь о здоровье Леси, сама знаешь, каждый раз спрашивал. И как от тебя ворон улетел с весточкой, что глаза она открыла, приказал немедля в Приказ идти. Уж больно там важный документ ее дожидается. Второй -то писарь переводчик уехал по делам государевым. Кроме Леси таких грамотных более нет. А княжеский наказ не ослушаешься.

Да, странное кино получается. Типа я, героиня, пролежавшая хрен, знает сколько без памяти, очнувшись, должна тут же явиться на работу? Бред. Явно на сценаристе сэкономили.

Но где наша не пропадала и не с таким справлялась! Быстренько доев пирог, натянула сарафан, предложенный мне кухаркой, пригладила непослушные волосы и вышла вслед за странным мужиком, горя от нетерпения поскорее разобраться, что же тут происходит.

Крыльцо избы скрипнуло под нами. За порогом открылся двор: просторный, но запущенный. Я прикинула по привычке: соток десять точно. У меня в Москве примерно дача такая же. Только там газончик ровный, а тут трава выше колена, крапива растет стеной. Надо бы покосить, мелькнула мысль. Всё сразу симпатичнее будет и ходить приятнее. А так, смотрю, садовника у меня тут нет. Жаль..

Будки во дворе не заметила, получается пёс у них домашний, спит, наверное, прямо в избе у печи.

Поодаль виднелся колодец с деревянным журавлём. Доски у него потемнели от времени, но рядом валялось ведро, значит, пользуются. Чуть в стороне под навесом аккуратной горкой была сложена поленница, а рядом заросшее уже кострище с перекошенными лавочками. Лавки давно не красили, они покосились и даже вросли в землю.

Я заметила качель, тоже старую, рассохшуюся, но веревки на вид были крепкими. На краю двора стояла баня, увитая диким виноградом. Листья цеплялись за стены, обнимали сруб, укрывая ее зеленым плащом.

И вдруг взгляд зацепился за старую телегу у самого забора. Колёса перекосились, ободья обросли мхом, а из кузова пробивалась молодая малина. Казалось, ещё чуть-чуть — и телега окончательно врастёт в землю. На ободе сидел ворон, огромный, чёрный, и смотрел прямо на меня. Глаза у него блеснули так, что по спине пробежал холодок.

Похож на того, что у меня на окне был. Или другой? — мельком подумала я и торопливо прошла вслед за Борге к воротам, с интересом оглядываясь по сторонам.

Глава 2. Вельдланд

Мы вышли за калитку, и я замерла: избы по улице были непонято из какой эпохи. А я немного увлекалась историей и особенно архитектурой, поэтому могла примерно определить век сооружения. А тут было понастроено такое, что я никогда не видела: у каждого деревянного и каменного дома торчала каменная колонна, увенчанная шпилями. Казалось, мастера тут устроили соревнование «у кого фантазия страннее». Я оглянулась: у «моей» избы колонна была выше всех деревенских.

— Эй! — я ткнула пальцем в эту нелепую колонну, — а это вообще для чего?

Мужик, как ни странно, даже не удивился вопросу.

— Это, Лесь, для птиц. Чтобы слетались. Для ворон особенно. Им на высоте положено сидеть, небесное место ближе.

— Ага, только, по-моему, для насеста чересчур пафосно.

ОН глянул на меня искоса, словно не понял, шучу я или всерьёз, и буркнул:

— Не для красоты строено. Колонны старшие мастера воздвигали, чтоб птица силу приносила.

Я прикусила язык. Ну ладно, пусть будет «сила». Для меня это всё равно выглядело как чья-то дачная постройка в стиле «понаставим, что было под рукой».

— М-да… застройка у вас тут, конечно, на любителя, — пробормотала я себе под нос, пока мы шли дальше по улочкам.

Между домами носились босоногие дети в длинных рубахах до колен. Они кричали, толкались, запускали деревянные волчки и носились друг за другом, играя в догонялки.

Возле колодца стояли женщины, болтали, перемывая косточки соседям, кто-то полоскал бельё прямо в бочке. На лавке у избы старик поправлял сеть, бормоча себе под нос.

За десятком-другим странных деревенских домов возвышался замок. Тяжёлый, серый, вырубленный из цельной скалы. Башни острыми копьями пронзали облака. На выступах и карнизах сидели птицы, и стоило мне поднять голову, как они разом загалдели, хлопнули крыльями и закружили, как небесная стража.

Из-под карнизов выглядывали гаргульи: скалились, высовывали каменные языки. На миг мне даже показалось, что одна из них моргнула.

Замок был мрачным… Он возвышался над деревней, словно владея не только этими домами, но и небом, и временем, и при этом был до нелепости театральным. Настолько «готика по ГОСТу», что я невольно усмехнулась:

«Ну всё ясно. Не кино, а Газпром корпоратив себе замутил… Вместо очередного офиса построили замок для тимбилдинга. Гаргульи для антуража, вороны для атмосферы. Сейчас ещё экскурсовод выйдет с флажком».

А на площади перед замком шумел рынок. Пахло свежим мёдом, копчёной рыбой, мокрыми шкурами и дымом от жаровен. Торговцы выкладывали на прилавки деревянные ложки, горшки, кувшины, пучки трав. Кто-то кричал, расхваливая свой товар, кто-то ругался с покупателем, эмоционально жестикулируя.

Я огляделась в поисках привычного: кофейни, киоска с «кофе с собой». Ничего похожего.

Бред какой-то. Где кофейня? Где мой латте хотя бы из «Вкусно»?

И если это съемки, то где тут съемочные павильоны? И камеры? Ну там «Мотор» «Снято»? Где?

— Слушай, как тебя, а? — опять забыла я имя провожатого.

— Борге, — ответил он, почесав бороду и важно расправив плечи. — Забыла, девица? Эко дело, говорила Петра, что-ты немного умом тронулась после милости княжеской, почесал бороду мужик.

— Слышь, Борге… давай без диагнозов, ладно? А то я сама поверю, что у меня с головой беда. Мы вообще где? Что за съемки? И есть ли у тебя телефон?

— Ясное дело, где, — он даже удивился. Можно подумать, я спросила, какого цвета солнце. — В Вельдланде. Княжестве Великого Князя Вельского. А про тифон- не ведаю такого.

Я чуть не рассмеялась:

Ага! Всё ясно. Ну точно Лиля… Знала же, что я театральные курсы закончила, поэтому в качестве подарка на мой День Рождения запихнула меня на съёмки. Только бы понять, где сценарий почитать.

Ладно, постараюсь просто подыграть. Вжиться в роль и почувствовать себя актрисой средневекового фэнтэзи.

Ну блин, могла меня хотя бы королевой сделать? Иду как деревенская дурочка — в сарафане и сандалях. Выскажу ей все потом. Хотя пока прикольно. Спасибо, подруга!

Мы прошли через рынок, лавируя между прилавками. От копчёной рыбы тянуло так, что глаза щипало, а дым костров вился под самым небом.

Подошли к каменной стене замка. Перед воротами толпились люди, кто с просьбами, кто с корзинами.

Ишь, массовки нагнали сколько!, — подумалось мне.

Два стражника в кольчугах, с копьями, лениво наблюдали за этой суетой. Один скучающе ковырял сапогом камни, другой тянул слова в шутку:

— Гляди-ка, Леся вернулась. Ишь ты, сама не своя… князь-то, поди, милостью не обидел.

— Тсс, не язви, — буркнул второй, но тоже усмехнулся, скользнув по мне взглядом. — Жива осталась и то диво.

Я натянула маску безразличия. Ага, значит, история «како-то милости от князя» тут уже у каждого на слуху. Отличный сценарный ход!

Я прошла за Борге в левое крыло замка. Здесь располагался мой «новый офис» — двухэтажный каменный дом. На первом этаже, куда я зашла за своим провожатым, за длинными столами скребли перьями по пергаментам «ряженные».

Ну ничего себе, неплохая такая застройка- open space средневекового образца.

И тут соседняя дверь с грохотом распахнулась. Вошёл колоритный мужик в образе боярина, смутно напомнивший мне моего московского шефа. Широкие плечи, уверенный властный взгляд, пальцы украшены массивными перстнями. У меня сразу мелькнула мысль: о, корпоративный топ-менеджер местного розлива. Он кивнул, мне, приглашая следовать за ним.

«Коллеги» почему-то посмотрели в мою сторону с жалостью и странным смешком:

— Ну, держись, — шепнула одна полная женщина с растрёпанными волосами и крупными чертами лица.

— Не вернётся, — бросил другой, долговязый дрыщ.

Я не понимала, чего они так косились. Ну княжеская канцелярия, ну срочный перевод — ничего особенного. Но почему-то от их взглядов холодок побежал по спине.

Мы поднялись на второй этаж и прошли в огромный зал. Открыв двери, боярин легонько подтолкнул меня в спину.

Сидевший за столом мужчина отпустил его небрежным движением руки:

— Оставь нас, — сказал он.

Кланяясь, пятясь, «боярин» вышел из огромной комнаты.

Я остановилась на пороге, изучая мужчину. Спинка его стула напоминала трон. И он был так в общем ничего, симпатичный: высокий, плечистый, в темном кафтане, расшитом золотом. На висках серебрилась седина, но лицо было молодым, слишком правильным, словно высеченным из камня. Единственное, глаза.. Они были похожи на сегодняшнего ворона. Жуткие такие, не человеческие. Я даже непроизвольно замерла.

— Подойди, — его голос гулко разнесся по залу, а сам он поманил меня пальцами.

Я подошла по красной дорожке к его огромному столу. Он взглянул изучающе. Слишком пристально.

— Давненько я тебя не видел, — сказал он тихо, почти с нажимом. — Ты не держишь на меня зла?, — голос его был низкий, с предыханием.

Я моргнула, не особо поняв, за что мне обижаться на человека, которого вижу впервые в своей жизни. Но на всякий решила уточнить:

— А было за что?, — и наивно похлопала глазами. Вдруг меня снимает камера крупным планом, надо соответствовать..

Мужчина чуть подался вперёд. Его губы дрогнули в полуулыбке, но глаза остались холодными.

— Взгляд у тебя… другой стал, — произнёс он. — Странный…

Я не отвела глаза. Ну ещё бы — странный. Я тут вообще не понимаю, где я и что делать.

— Возьми свиток, переведи и ступай, — отрезал он. Но, передав мне его, как бы случайно коснулся моей руки.

Я сделала вид, что «подката» не заметила» и поспешила к выходу, чувствуя на спине его тяжелый взгляд.

А князь между тем задумчиво крутил на пальце платиновый браслет и размышлял:

«Она должна была ненавидеть меня. Должна была помнить плеть. А вместо этого еще спрашивает, за что ей обижаться… И смотрит на меня так, как якобы первый раз в своей жизни видит. И голос чужой. Или, правду говорят, головой повредилась? Что за морок? Или женское коварство?»

Когда я вернулась на первый этаж, «коллеги» уставились на меня так, типа я только что станцевала у шеста на корпоративе.

— Ну и? — спросила пышногрудая, высокомерная девица с выражением лица «я в курсе всего», вылитая секретарша моего босса. — Жива?

— А что со мной будет? — пожала я плечами. — Поболтали, взяла свиток и все.

В комнате повисло молчание. Несколько человек переглянулись. Один старший переводчик выронил перо и ругнулся сквозь зубы.

— Ты… ты понимаешь, с кем только что говорила? — прошептал он.

— Начальник явно, — отмахнулась я. — Работу передал срочную от князя, из-за которой меня с кровати выдернули.

Коллеги зашипели все разом.

— Нач…. Ильник???! Это же и был Сам… Князь..!

Я чуть не поперхнулась воздухом.

— Что?!

— Да, наш Повелитель собственной персоной! — «Секретарша» скрестила руки на груди и едва не шипела. — Он простил тебя? Или ты делаешь вид, что дурочкой стала?

— Так, вот давайте на личности не переходить? — рявкнула я.

Тут уж коллеги разом уткнулись в бумаги, лишь бы не показывать лиц. Я слышала их нервное сопение.

Интересно, все же. За что я должна была обижаться? Петра что-то про его милость все говорила. Может он всем премию дал, а мне нет? В общем, плохо, когда не знаешь свою роль.

Меня усадили за отдельный стол. Босс дал чернильницу, перо и еще раз попросил сделать документ не откладывая.

— Сие послание важное, от Ироков. Переведи его как можешь срочно, князь очень ждал твоего возвращения. Второй-то главный писарь далече ныне.

Развернула свиток, пробежала глазами изящные завитушки. Если это постановка, то почему никто не объясняет правил?

Задумчиво погрызла перо. Всё выглядело слишком натурально: костюмы, как из музея, ткани грубые, настоящие, сарафан старинный, тяжёлый.

Может федеральный кинопроект какой. Дорого, богато так по декорациям все.. — предположила я… Или у меня — кома? Ущипнула себя- стало больно. Не знаю, можно ли в коме себя щипать.

Пока я думала, руки, как не мои, сами потянулись к чернильнице, сами начали выводить какие-то загагулины на листе. Да красиво, загляденье просто!

Я и шариковой-то ручкой пишу так, что никто кроме меня мои каракули не разберёт. А тут- как китайская каллиграфия получается. Да еще в мозгу вспыхивает, словно я все понимаю, что пишу.

И еще, как ни странно, сам процесс доставлял мне удовольствие. Я даже повеселела, поняв, что вполне справлюсь с задачей.

Но… Как такое возможно? Откуда я это умею? …И где я на самом деле?

Глава 3. Книга брачных союзов

Кофе на этой «съёмке» почему-то не подавали, и я, дописав пергамент, полученный от князя, склонилась над новым. Строки всё больше расплывались, слова прыгали, складывались в странные узоры. Веки стали тяжёлыми. Я зевнула, положила голову на ладони и провалилась в сон.

…Я стояла где-то в полумраке и наблюдала со стороны за молодой девушкой лет двадцати восьми. Высокой, стройной, с прямой осанкой. Белокурая коса перекинута через плечо, кожа свежая, ни намёка на макияж. Лицо похоже на мое. Та же линия скул, те же губы, те же широкие темные брови и пушистые ресницы с зелеными глазами. Только тогда, когда мне было как ей.

Я протянула руку, но девушка не повторила мой жест. Я была внутри нее, но владела телом и разумом — она.

Я (или вроде как я) сидела за длинным столом. Это напоминало мой день рождения… только декорации кто-то подменил. Вместо бара на Новослободской — пиршество в древнерусском стиле в огромном каменном зале.

Свечи горели в тяжёлых канделябрах, их пламя отражалось в полированных бронзовых щитах на стенах. По углам зала высились каменные колонны, и на каждой сидели настоящие вороны и наблюдали за пиром. По сводчатому потолку бежали золотые узоры, переплетённые с рунами, а в центре зала висела люстра из кованого железа с десятками свечей, капающими горячим воском.

Стол ломился от яств: вяленое мясо, жареная дичь с яблоками, кувшины с медовухой и красным вином. Девицы в сарафанах напевали старинные песни, играли гусляры, а по каменному полу гулко отдавались шаги дружинников, проходивших мимо.

На возвышении сидел тот самый мужчина, который мне сегодня вручил в своем кабинете свиток для перевода: высокий, плечистый, в темном кафтане, расшитом золотом, с седыми висками и молодым, но неподвижным лицом, с глазами ворона. Ага, князь, понятно…

Он смотрел так, словно меня раздевал глазами. Щеки девушки из сна вспыхнули румянцем, а мне захотелось отвесить ему пощечину.

Гости шумели, хохотали:

— Леся, давай, поднимай кубок! За твой Ярфэст! — донеслось откуда-то справа.

Я начала вглядываться в их лица и вдруг внутри что-то ёкнуло. Эти люди казались знакомыми и даже… родными!

Я была не гостьей здесь, а своей.

Напротив, за столом, сидел подросток лет четырнадцати. Стройный, с растрёпанными светлыми волосами и дерзким взглядом. Он не смеялся и не шумел, как другие, а следил за мной пристально, и сжимал кулаки, бросая взгляд то на меня, то на князя.

Рядом с ним был пожилой мужчина, небольшого роста с седыми волосами. Он не шумел вместе с остальными, лишь медленно крутил в руках кубок, изредка бросая на меня короткий заботливый взгляд.

И вдруг девушка из сна — та, что была как я, но моложе, с косой и зелёными глазами, — легко наклонилась и ласково потрепала подростка по плечу. Он напрягся и чуть отстранился, явно не привык к такому проявлению нежности.

Я поймала себя на мысли, что именно эти двое — мальчишка и мужчина — странным образом выбивались из общего веселья. Остальные радовались, пели, ели, а они, похоже, волновались за меня. И им явно не нравилось повышенное внимание князя к моей персоне.

Подарков на пиршестве оказалось немало. Среди даривших я узнала сегодняшних коллег с работы. Кто-то преподнёс похожей на меня девушке расписной кубок с жемчужинами, Петра — тонко вышитый платок с золотыми нитями, другой подарил корзину с сушёными травами и баночку меда «для здоровья и силы». Даже смуглый ремесленник протянул крошечную деревянную фигурку — лошадку с крыльями. Все хохотали, хлопали меня по плечу, желали долгих лет и богатого жениха.

Я улыбалась, благодарила.

Возле меня крутилась бойкая девушка с озорной искоркой в глазах. Подсознание услужливо подсказало: сестра.

И вдруг она, вся сияющая, схватила меня за руку:

— Пойдём, Леська, пока музыка звучит мы с тобой потеряемся на время, и, не дав опомниться, утащила меня прочь от общего стола.

Мы вышли через боковую дверь. Шум зала стих, и мы оказались в прохладной тьме двора. В воздухе пахло дымом и прелой листвой, в небе серебрилась луна. Сестра шагала быстро, увлекая меня за собой, пока мы не добрались до каменной беседки, спрятанной в глубине сада.

— Ну что, — её голос стал тише, почти заговорщицким, — мой подарок тебе особый. Нельзя, чтобы его кто-то увидел. Князь запрещает такое.

Она прижала ладонь к груди, потом вытащила что-то из-за пазухи. У меня сердце замерло: в её руках оказался круглый, тёмный предмет, гладкий, как зеркало, по форме похожий на глаз ворона.

Это что за хоррор-реквизит? — подумала я. А та, чьими глазами я на все это смотрела, невероятно обрадовалась и выдала восторженно — Ой, неужели это глаз Ворона?

Сестра улыбнулась загадочно, глаза её сверкнули.

— Ворон хранит тайное. Кто заглянет в его око — тот увидит путь свой и того, кто рядом будет. Поэтому, хватит жить, как вдова! Посмотри на своего суженного!

— Спасибо, но не хочу заглядывать в будущее, — ответила девушка, похожая на меня.

Но сестра уже протянула мне артефакт. Мне казалось, сама тьма звала меня внутрь этого странного зеркала.

Стоило взглянуть пристальнее, как пространство внутри «загадочного предмета» вдруг ожило. Сначала появились внутри буквы, словно кто-то писал каллиграфией на воде. Они складывались в строчки, строки — в страницы. И казалось, я уже не зеркало держала, а огромную книгу с железными застёжками и кожаным переплётом.

Моя «близняшка» листала страницы. Появлялись рисунки: «Бут, 30 лет, крестьянин, есть корова»; «Даган, кузнец, руки сильные, дом собственный»; «Магнус, вдовец, ищет хозяйку».

Я даже во сне чуть не расхохоталась. Это же реально местный аналог Tinder!

Сестра сказала:

— Они все не суженные, видишь, бледным светом светятся. Листай дальше. Суженный себя покажет.

И вдруг зеркало на миг стало темным, а потом действительно вспыхнуло изнутри и сквозь отблески огня я увидела мужчину с серьезными глазами, смотревшего мне в душу. Под изображением было написано: «Джин. Воин».

— Вот этот, — вырвалось у меня. Или у той, что смотрела через меня. — Красив, как сам Всевышний. Пусть Джин моим будет!

И в тот же миг буквы вспыхнули пламенем, осыпались пеплом, а вдалеке раздался крик ворона.

Сестра мгновенно побледнела. Губы её задрожали, руки сжались в кулаки.

— Лесенька… только не он! Умоляю! Это же Джин… О, нет, — в голосе было не просто испуг, а отчаяние. — Ты не понимаешь, — выдохнула она. «Воин» это тот, кто сражается. Это тот, чья судьба связана с войной. С таким мужчиной сложно счастье построить.

— Хочу его! — капризно сказала моя двойница. — Зачем тогда ты мне вообще это зеркало подарила?

Сестра покачала головой, словно признавая неизбежное, но в её глазах застыла тревога:

— Если Ворон сам указал тебе на него, значит, назад пути нет. Но помни: за силой «воина» может идти тьма. И только Светлая одолеет тьму.

Пламя в буквальном смысле вырвалось из страницы, и в этот момент зеркало обожгло мне ладони. Девушка вскрикнула и — не удержала предмет. «Глаз ворона» выпал, упал на каменный пол беседки и с глухим звоном разлетелся на десятки острых осколков.

В каждом из них отражалась я. Где-то счастливая, где-то в слезах, где-то рядом с Джином, где-то одна среди воронов и пепла. И от этого зрелища холод пробежал по спине.

Сон разлетелся, как сорванная паутина, и я очнулась, тяжело дыша, с чувством, будто кто-то только что вплёл меня в чужую историю, от которой нет дороги назад.

И на границе сна, сквозь шум пиршества, мне почудился шёпот.

«Леся… милая…»

В висках звенела мысль: девушка из сна — это я, а я — это она. Но объяснить я этого себе не могла.

Глава 4. Весточка от Джина

Я проснулась, задыхаясь, с чувством, что невидимая нить уже протянулась от меня к тому мужчине и больше никогда не разорвётся…

Писцы сновали туда-сюда, спотыкаясь о собственные подолы и ругаясь вполголоса, тащили кипы свитков.

Как же они натурально играют! Это точно как в моем офисе на работе: когда менеджеры явно преувеличенно демонстрировали бурную «вовлеченность в процесс». Но…

Стоило только начальству (в данном случае, наместнику) выйти за дверь — и всё. Моментально началось классическое совещание в стиле «чай с сушками». Один что-то жевал, другой с интересом ковырялся в пергаменте, третий изображал гениальную идею, глядя в потолок. Может, ждал инсайт от Князя лично?

Не, все-таки переигрывают.. Хотя я всё ещё чувствовала во рту привкус медовухи, в голове звенели слова сестры, а перед глазами стояла чёткая картинка мужского лица: тёмные глаза, в которых хотелось смотреть вечность.

Я потёрла виски, пытаясь стряхнуть остатки сна. Это было слишком реально. Или не реально?

У меня раздвоение личности? Одна личность во сне выбирает мужиков, вторая проснувшись пишет красивые загогулины. Тогда где моя третья личность, которая мне объяснит, что же со мной происходит?

Хотя если подумать логично, что странного в моём сне? Девушка, похожая на меня, пыталась в зеркале увидеть своего «принца»? Ну так, а я чем лучше? Год уже на сайте знакомств зависаю, тоже своего «суженого» ищу. Только у меня вместо «волшебного вороньего глаза» — анкеты с фотками, где половина мужиков прикрывает лысину бейсболкой, а другая половина пишет «люблю активный отдых», подразумевая под этим диван и пиво.

Дальше парочки свиданий у меня ни разу не заходило. И те были как сплошные красные флаги. Один «принц» так и вообще при первой встрече в морг пригласил.

В итоге я даже серию рассказов написала на эту тему «Свайпни меня нежно или удалить и продолжить» и в свой телеграмм канал выкладывала посты о самых смешных и нелепых свиданиях. Так что что не удивительно, что мозг ночью накидал мне сон о выборе принца. Классическая переработка информации.

Вот только одно смутило. Я глянула на свои ладони и похолодела. На коже проступил бледный рисунок, похожий на клеймо витиеватых букв, вроде тех, что я видела во сне. Они словно прилипли к коже и теперь слабо мерцали. Я потерла ладони, потом попыталась их стряхнуть несколько раз, но буквы не пропали.

Логика в этот момент махнула на меня рукой и пошла в отпуск. Сколько угодно можно объяснять себе, что все «это сон», «нервы», « я упала и во сне обожглась о свечку», «мне нанесли фосфором грим на руки, пока я спала», но внутри что-то сжалась от нехорошего предчувствия.

И пока я пыталась разобраться, что происходит, в помещение влетел мужик, запыхавшийся, с лицом красным от бега. Его дорожный кафтан запылился, волосы взмокли. В руках он нес свиток с печатью.

— Велено доставить главному писарю Лесе, — выдохнул он, протягивая его мне, как горящие угли.

Я вздрогнула. Остальные переглянулись, но промолчали. Ладно, думаю, посмотрим.

На свитке была сургучная печать с крылом ворона. Разломила печать, почему-то стараясь прятать свои ладони, и вгляделась в строки. Они были крупными, но сложно читаемыми:

— Немецкий язык? Не похоже? Старославянский? … — задумчиво пробормотала я, пытаясь разобрать надпись. Да пофиг, в общем. Странно, но я вроде понимаю, что здесь написано. Ну точно — технологии Сколково, иначе не объяснишь.

«Милая, в сердце моё възлюби́лася еси́. Еду к тебе..Джин.»,

Джин ко мне едет. Вот оно как тут все закручено!

Я таращилась на вязь, а сердце билось чаще. Тот самый, из моего сна, видимо, Джин, писал Лесе и скоро к ней приедет. Вопрос, конечно, к какой из нас приедет? К ней или мне?

Слезы вдруг навернулись на глаза. В отличие от этого кино, в моей жизни не было даже самого паршивого Джина. Ни семьи, ни детей. Я же детдомовская. Помню из своего детства запах подгоревшей манной каши с комочками по утрам и облупленные казенные стены. И как дралась постоянно, помню. У кого характер мягкий, тех быстро «ставили на место». А я всегда была слишком задиристой. Воспитатели и дети на меня жаловались: «Леся опять не слушает никого», «Леся не уживается ни с кем». Но иначе было нельзя там, если не дашь сдачи, то станешь мишенью. Приходилось сжимать кулаки и лезть в драку даже тогда, когда хотелось спрятаться с книжкой под одеяло.

Со временем я научилась улыбаться, когда внутри всё кипело. Научилась отвечать так, что другие отставали. И знаете, что самое обидное? Там ведь никто не спрашивал, какая ты на самом деле. Все видели только дерзкую колючку, способную за себя постоять. А внутри меня было всё наоборот, я любила книги и плакала по ночам в подушку.

Когда мне было семнадцать лет, меня удочерила двоюродная тётка, я не поверила сначала. Оказывается, она долго меня искала, но никак не могла найти Я ведь уже привыкла думать, что никому не нужна. Тётя жила в Москве, работала на фабрике, и у неё самой жизнь была не сахар и никогда не было своих детей. Для меня это было счастье.

Я ухаживала за ней, варила супы, бегала за лекарствами, сидела рядом, пока она спала.

А потом я встретила своего мужа. Мы познакомились случайно, и это было как вспышка. С ним я впервые почувствовала: да, можно быть любимой. Можно не быть колючкой.

Но мы прожили недолго. В один год я потеряла обоих: и тётку, и мужа. Я рыдала ночами, задыхалась от боли. Мне вообще не хотелось жить. И даже спустя годы я больше не строила никаких серьезных отношений, соблюдая со всеми дистанцию. Слишком страшно было снова привязаться и снова оставаться одной.

С тех пор я стала той, что все видели: «ледяной королевой». Но внутри жила та девчонка из детдома, которая просто хотела, чтобы её больше никогда не бросали.

Сейчас, держа в руках чужое письмо, я понимала: завидую. Не тому, что пишут другой женщине, а тому, что кому -то она — «милая» и «запала в сердце».

Тишину в «офисе» прорезал первый голос:

— Ага, глядите-ка. Только у Повелителя была, а он ей опять послания шлёт.

— Молодая вдова, — язвительно добавил другой. — Ни рожи, ни кожи, а глянь, как всех привораживает!

— Срам-то какой, — пробормотала седая писарка в углу, крестясь как Петра. — Не к добру это.

— Или к добру, — с улыбкой отозвался юный писарь, тот самый, что уронил чернильницу.

— С чего взяли -то, что князь ей пишет? — фыркнула толстая баба с косой

— Так знак вороньего крыла на печати не всякому доступен — подлил масла в огонь гонец.

Одни осуждали, другие восхищались, но все без исключения смотрели на меня.

Я выпрямилась, не смогла сдержаться:

— Коллеги, не знаю, как я на это должна по сценарию реагировать, но что-то уже перебор внимания ко мне сегодня. Займитесь своими обязанностями, хватит языки чесать! А то сейчас все обсудите, завтра не о чем говорить будет. А сушки, кстати, ни разу не ЗОЖ-перекус. Так что вы бы поосторожнее с мучным в таком количестве. Попы отрастите, кастинг не пройдете.

Кто-то прыснул со смеху, но большинство покрутили у виска, на меня поглядывая:

— Сдается мне, что ты нас пугать тварями пытаешься из Смертных земель? Думаешь, позовешь Кастинга так он нами Перекусит?, — пробормотала седая писарка в углу, крестясь.

А «секретарша» сказала, поглядывая на меня «сверху-вниз»:

— Забыла, что ли? Завтра День Ворона, все Ворону молятся да в Приходы ходят, а не на службу. Совсем, Лесь, кукохой поехала, видно.

— Девочка, если бы ты только знала, насколько ты близка к истине, ты бы гордилась не только своей грудью, но и той единственной извилиной, что у тебя, видимо, сегодня заработала. А про праздник я помню, «коллеги»! Обязательно завтра отмечу и тварей призову…, — ответила я довольно спокойно. Хотя руки чесались запустить в некоторых чернильницей и начать «отмечать» праздник прямо сейчас. Бокал шампанского мне бы точно не помешал.

«Секретарша» перекрестилась как-то странно. Писцы в панике уронили свитки после моих слов.

А, я выдохнула и продолжила переводить загогулинки, обдумывая, что же всё-таки происходит.

Может, я одна такая тут, которой текст не дали почитать, прежде чем в кадр выпустить? И все же…

Даже если это все- кино или шоу. Как объяснить то, что… мне жарко от этого письма? Почему буквы с вензельками шевелятся, дышат как живые? И почему я их понимаю… И как сон может быть связан с явью? Что с моими ладонями? Кто та девушка, так похожая во сне на меня? И почему все ведут себя так, как будто не играют, а живут жизнь?

Я схожу с ума?

Глава 5. Первый ключик

После так называемой «работы» я снова вернулась в избу. По дороге мне не встретился никто, кто бы мог дать ответ на мой вопрос, что происходит. К кому бы я не подходила и не шептала на ухо «Дайте позвонить, пожалуйста», шарахались от меня, как от прокаженной.

Сговорились они что ли все? Но зачем?

Мотик радостно скакал вокруг, пытаясь лизнуть меня в лицо и чуть не опрокидывая со стола деревянную миску. Его счастье от моего возвращения было таким искренним, что на душе сразу стало теплее.

Изба встретила меня привычными уже запахами: печь тлела, отдавая дымком, тянуло сушёными яблоками и тестом. На лавке под окном лежали подушки с яркими наволочками. На окне висела милая белая занавеска с рющечками. Всё это выглядело по-деревенски просто, но уютно.

— Петра! — окликнула я кухарку, которая как раз хлопотала у печи. — А чего у нас тут всё такое… простенькое? Я же для князя ценный работник..Или?

Петра всплеснула руками, поправила передник.

— Ай, Лесенька, да не взыщи! Князю ты дорога очень! Да как осерчал он на тебя, дал избу пустую и простую. Мы же с тобой неделю всего как здесь. Вон и печка- то чадит, поправить некому. Хочет, наверное, чтобы ты обратно попросила его вернуть нас.

— Ага, еще чего, — хмыкнула я. Петровна, запомни, Леся никогда ни у кого ничего не просит. Сами придут и все дадут.

— Господи, храни тебя, дитятко… — прошептала она и замялась, словно решалась, стоит ли говорить. Но потом вздохнула и, тяжело опершись на лавку, продолжила:

— Ты и правда ничего не помнишь?

— Чего именно? — нахмурилась я.

Петра перекрестилась ещё раз и заговорила торопливо, боясь, что её прервут:

— После твоего Ярфэста князь, говорят тебя к себе, в свои покои позвал. Хотел он не подарок дать, а себе жену прибрать. А ты, дурёха, взяла да и сказала ему в глаза, что видела в Книге Судеб другого — суженого своего, Джина-воина. Честно, прямо сказала.

Я непроизвольно втянула воздух.

— И что?

— Что-что… рассвирепел он, — Петра перекрестилась угол, — кнут велел принести. Он же запретил девам в Вороний глаз смотреться. И сам тебя бил. Да так, что вся спина твоя была как мясо живое. Мы уж думали, не выживешь ты, девонька. Из Приказа дружинники принесли тебя без памяти, в крови. Ты лежала пластом, бредила, никого не узнавала. Сестра твоя волосы на себе рвала, каялась, что подарок тот тебе несчастный подарила, мазями тебя выхаживала, да только все напрасно. На пятый день чёрный ворон влетел в окно и сел у твоего изголовья. Все уж готовились к худшему, думали, душу заберёт твою. Но ты вдруг очнулась как и не было ничего. Не иначе как чудо… Только головой сильно повредилась.

Она осеклась, глядя на меня так, точно впервые видит.

Я с трудом выдавила из себя смех:

— Сценаристы, конечно, постарались… Только, Петровна, если это кино, то уж больно жестокое.

Но где-то глубоко внутри что-то сжалось. «Шрамы»… «ворон»… Я машинально провела рукой по спине, хотя знала — кожа у меня гладкая, никакого следа.

Поужинав с Петровной и вдоволь поиграв с собакой, я отправилась в свою спальню — проверить реквизит. Может, и айфон мой где-то завалялся. Перерыла все сундуки: но ничего интересного не нашла. Ни одного намёка на цивилизацию.

Помощница моя тем временем хлопотала на кухне, замешивала опару.

— Петровна, а где вещи-то мои? — крикнула я, приподняв крышку очередного сундука в соседней комнате. Внутри оказались всего парочку платьев, сарафанов, да преимущественно мужские шаровары и рубахи.

Петра не торопясь, вытирая руки, перепачканные мукой, появилась на пороге:

— Так князь только одну подводу вещей твоих прислал. Остальное всё в тереме, где мы раньше с тобой жили. Не нам с тобой спорить с княжеской волей.

Я молчала какое-то время, но внутри зудело. Всё это звучало слишком путано. Наконец не выдержала:

— Петровна… а что же получается? До Ярфэста князь вовсе не проявлял своих… хм… желаний ко мне? Или всё-таки проявлял? Я никак не пойму.

Женщина покачала головой, понизив голос:

— Нельзя было ему открыто сказывать. Устав такой. Год скорби после мужа твоего положен, девонька. Муж-то твой… помнишь ли? Он ведь был боярином у князя, правой рукой его. Верность ему держал, грудью прикрывал. Да погиб на заставе, в бою.

Она перекрестилась, словно отгоняя мрачное воспоминание, и вздохнула:

— Вот и всё это время князь терпел, обхаживал тебя тихо, с подарками, с милостями. А ты — упрямая, вся в тоске по мужу да в книгах своих.

Я прикусила губу. Муж? Боярин? Верная рука князя?.. У меня внутри всё перевернулось.

Петра вздохнула ещё тяжелее, извиняясь:

— Вот и выслал он теперь нас от своей милости подальше..

Я захлопнула крышку сундука и собиралась ее «пытать» дальше, когда услышала скрип двери. Выглянула из спальни.

На пороге стояла женщина в выцветшем платье. Лицо её было суровым, словно она видела по-настоящему и князей и мор. Она держала корзину с курицами.

Надо признать, режиссёр молодец! Подобрал актёров так, что начинаешь верить: всё взаправду!

— Петра, — обратилась она к моей кухарке. — Раз судьба вас в избу вернула, держи курей. Сей дар от меня. Яйца будут, мясо будет, проживете.

Я осталась в комнате, задержала дыхание и прислушалась. Вдруг проговорятся о чём-то важном? Сколько серий планируется, например.

Соседка тяжело вздохнула. Каждое слово давалось ей с усилием:

— Говорят, Леська-то умом повредилася? Ходит вся не своя, слова чудные молвит, головой по сторонам крутит, как пришлая…

— Так знамо дело, — отозвалась Петра, вытирая руки о передник. — Князь знатно осерчал.

— И всё же, — продолжила соседка. — Смотри-ка: хоть и вон из терема выгнал, а в Смертные земли не сослал. Милости своей не лишил.

— Да… Без княжеской милости нелегко ей будет, — вздохнула Петра. — Не привыкла она хозяйство вести. А я? Чем могу помочь в свои-то года? Разве что пирогов напечь. Вона, и печь чадит, а подправить некому.

Интересно так вырисовывается. Князь за ней ухаживает… Джин ласковые слова шепчет… Ай да Леся! Ай да молодец!

Петра понизила голос, словно боялась, что стены подслушают:

— Хорошо хоть, сестра её магичка. Считай, с того света вытянула. Как вспомню, что она без памяти лежала… сердце кровью обливается.

Ага, вот она подсказка! Я участвую в квесте! Сестра- это ключ. Не зря она мне приснилась. Это был сон- транс. Сон- подсказка. Мне тут, наверное, какие-то галлюциногены подливают, чтобы я воспринимала все острее. Но в целом я начинаю понимать свою задачу: надо найти все ключи и тогда игра закончится, — облегченно подумала я.

Окрылённая этой догадкой, я выбежала из комнаты и, не раздумывая, обняла кухарку:

— Петровна, люблю тебя! А где сестра-то живёт? Повидаться бы мне с ней срочно!

Обе женщины уставились на меня прямо-таки с неподдельным изумлением. Наверняка не ожидали, что я так быстро про ключик догадаюсь.

— Ладно, ладно, не надо так смотреть, — я тут же спохватилась. — Забыла я… головой ударилась. Из-за князя сама не своя… — подыграла я.

Петра, всё ещё ошарашенная, наконец выдохнула:

— Шестой дом от нас. С колонной, на которой змейка выбита.

Я выбежала, Мотик увязался за мной.

По дороге к сестре нас перехватили босоногие, с растрёпанными косичками и нечёсаными кудрями деревенские детишки. Один мальчишка крикнул:

— Тётка Леська! А правда, что князю в глаза плюнула и слова дерзкие сказала?

Какая-то бабулька шикнула на него, но я заметила, как у калитки женщина тоже косо взглянула на меня, перекрестилась все также, чудно, не так, как у нас в церкви… и быстро отвернулась.

Ну вот, я тут звезда. Ладно. В целом картина боле-менее понятная. Я где-то в «реконструкции» про Древнюю Русь или фэнтэзи. Мне нужно найти ключи- подсказки и тогда я выиграю приз и симпатии зрителей. Леся, действуй!

Глава 6. Банька по черному

Изба сестры оказалась просторнее моей. Потолок был высоким, на темных балках висели связки сушёной травы, а в углу на крюке качался медный котёл. На лавке у окна лежали сложенные холсты, рядом — корзина с пряжей и недовязанная рубаха. Пахло печёными яблоками, дымком и чем-то сладким.

Не успела я переступить порог, как ко мне бросились двое детей. Мальчонка лет пяти, в длинной рубахе до пят и с вихрами, торчащими во все стороны, повис у меня на шее, едва не опрокинув. В руках он держал грубо выструганную деревянную лошадку, явно гордясь ей, сунул её мне под нос:

— Гляди, тётка! Сама бегает! — и со всей силы потащил игрушку по полу, пока та не упёрлась в стену.

Девочка постарше, лет десяти, с косой, перевязанной красной лентой, крепко обняла меня за талию и заглянула в лицо своими ясными глазами. В другой руке она держала дощечку, на которой углём был выведен рисунок: неровный, но узнаваемый: женщина в сарафане и с длинными волосами.

— Я тебя нарисовала, — шепнула она и покраснела.

— Тётка Леся! — хором выкрикнули они. — Ты жива!

Я осторожно отцепила их маленькие руки, натянула улыбку:

— Жива, жива. Только аккуратнее, а то свалите меня с ног.

Ребятишки переключились на Мотика и начали его тискать.

Странное чувство. Я никогда не любила детей. Всегда раздражали визги чужих отпрысков, в кафе бесящиеся карапузы казались стихийным бедствием. Но сейчас… в этом доме, мне самой захотелось их обнять. И это желание было неожиданно сильным.

Сестра стояла рядом.

Ух ты! Как подобрали типаж. Похожа на меня, только помладше будет.

Та же линия подбородка, только у неё черты мягче. Глаза как у меня- большие. Волосы светлые, заплетены в длинную косу, подхваченную узорчатой лентой. На ней был тоже сарафан из плотной ткани, расшитый по подолу красным орнаментом, и льняная рубаха с широкими рукавами.

Она всплеснула руками, улыбнулась сквозь слёзы:

— Лесенька, сестренка моя младшая! Дети уж со счёту сбились, сколько о тебе спрашивали. Всё боялись, что не очнёшься. Я тоже боялась. Ты в последний день никого не узнавала совсем! Хорошо, Петра мне с утра сказала, что пришла ты в себя, даже князь тебя позвал по срочному делу. Простил…. Как себя чувствуешь?

Я ее младшая сестра? Хм.. Ну ладно. Ей же на вид не больше тридцати. Сколько тогда, типа, мне?

— Да вроде живу пока. Голова кружится, но, как видишь, держусь на ногах. А что там такого страшного было?

Сестра нахмурилась, погладила меня по плечу.

— Ты неделю в горячке металась. Бредила, кричала, плакала. Мы с Петрой по очереди возле тебя сидели, водой тебя отпаивали, травы прикладывали. Я уж думала, душа твоя в иной мир уйдёт. Знамо, дар мой тебя спас. Помнишь же, что магичка я.

— Но я жива… значит, не так уж всё плохо?

Сестра тяжело вздохнула.

— Жива-то жива. Только на спине у тебя… следы останутся. Страшные, Лесенька. Князь крепко осерчал. Плети кожу до костей разорвали. Теперь шрамы на всю жизнь. Замуж с такими не возьмет никто.

Я резко втянула воздух и подумала, если бы раньше мне такое рассказали, я бы этому князю показала днем, как на девушек руку поднимать. Он бы у меня на коленях ползал, прощение просил. И машинально провела рукой по спине. Под сарафаном обычные ощущения. Ни боли, ни рубцов, ни намека на синяк.

Упс. Прокололись! Вот вам и великий режиссёр-постановщик! Лень было грим наложить, да? Или забыли в списке задач?

Я хмыкнула и усмехнулась вслух:

— Ой, да ладно тебе. Никаких у меня шрамов нет. Скажи уж честно, лениво было гримировать?

Сестра моргнула, отшатнулась на полшага.

— Что ты говоришь, Лесенька? — её голос стал тише, почти испуганным. — Не помнишь? Мы все видели… кожа твоя изрезана…

Она замолчала и внимательно вгляделась мне в лицо, пытаясь понять, шучу я или сошла с ума.

А я сидела с натянутой улыбкой и внутри думала: Так, стоп. Если это съёмки — то они явно халтурят. Если это не съёмки… то я вляпалась куда серьёзнее, чем думала.

— Ладно, шучу!

Сестра нахмурилась ещё сильнее.

— Шутишь ты, а мне сердце кровью обливается. Не каждая после такого встанет.

Я посмотрела на её уставшее, но светлое лицо и почувствовала, что так искренне ни один актер не сможет сыграть заботу.

Сестра всплеснула руками:

— Леся! Пойдёшь в баньку-то со мной? Париться тебе нельзя, но ополоснуться можно… А потом посидим с тобой?

Я не отказалась. Хотелось, наконец уже помыться..

Она взяла меня под локоть и вывела на задний двор. Дорожка к баньке была выложена плоскими камнями, кое-где скользкими от мха. Дым из трубы струился сизой лентой, пахло берёзовыми вениками и золой. Сестра толкнула дверь, и мы вошли.

— Вот тебе ведро, вот ковшик, вот тазик. А я попарюсь, пар нынче знатный, по-чёрному натопила. Камни горячие, — приговаривала она, показывая, где ковш, где полок, где бочку с ледяной водой поставили. — Раздевайся, помою тебя и раны твои заодно осмотрю.

Я начала расшнуровывать сарафан и, подхватив его за подол, натянуто улыбнулась:

— Говорю же, нет у меня никаких ран. Смотри сама.

Я повернулась в предбаннике к ней спиной. И в этот момент сестра охнула:

— Матерь Ворона… — прошептала она. — Они… исчезли.

Её взгляд метнулся к моим ладоням. Я тоже посмотрела и едва не вскрикнула. Под кожей светилось что-то мягкое, тёплое, как отблеск свечи, только белый. Я попыталась зажать кулаки, но свечение лишь усилилось.

— Что… это? — шепнула я, и по спине прошёл холод.

Сестра медленно перекрестилась.

— Тело сестры моей передо мной. А душа… другая. Поэтому и шрамов нет и свет в тебе. Я сама виновата. Я открыла тебе книгу Судеб. Я позволила словам прозвучать и поменяла ваши судьбы.

Я попятилась. Сердце билось, как у пойманной птицы.

— Так, стоп. Какая ещё книга? Какие судьбы поменялись?

Сестра шагнула ближе, почти шепча:

— Ты не та Леся, что была. Но свет в ладонях — он твой. Ты светлая, но чужая. А сестра моя — наша, из плоти и крови Вельдланда. Вы теперь одно целое. Ворон за вас решил и судьбы ваши сплел. И это страшно… но, может, так должно быть.

Я ощутила, как волосы на затылке встают дыбом.

— И что мне теперь делать? — вырвалось у меня.

Сестра тяжело выдохнула.

— Жить. За двоих. Если ты сможешь… всё изменится. И судьба, и Джин, и весь Вельдланд.

…..После бани мы сели к столу. Сестра достала кувшин и две кружки, деревянные, грубые, с зазубринами.

— Садись, хмельного домашнего испей, дух поправь.

Я сначала отнекивалась, но потом махнула рукой. Мы чокнулись. Я сделала глоток и тут же поняла, что совершила ошибку.

— Господи, да это не самогон, это напалм! — прохрипела я, задыхаясь.

Сестра расхохоталась:

— Пей, пей! На пополам не надо! Одной надо! Мужи от него веселы бывают, а бабы песни поют!

Я отхлебнула ещё. Горло жгло, но внутри разлилось тепло. Сначала в груди, потом в голове, и стало даже легко. Мы закусывали малосольными огурчиками, лузгали семечки. Сестра вдруг начала рассказывать байки, то ли шутки, а то ли намёки.

— Было, — говорит, — как к князю по весне ворон прилетал. Да не птица то была, а сам Джин в обличье пернатом. А кто глазом своим его поймает, тому судьба переменится. Да не всякому в радость перемена…

Я решилась спросить:

— Слушай… а ты Лилю знаешь?

Сестра сразу перестала улыбаться. Глаза её потемнели, взгляд стал тяжёлым.

— Лилю?.. Есть сказ о девице той. Говорят, пришла издалече, да сгинувши во тьме. Не всяк её имя поминает. Молвят, что на Камчуге она проводник… Камчуга это место пограничное. Там дождь идет не водой, а белыми хлопьями, и всяк, кто обряд пройдет, того ждёт развилка: либо к свету, либо к погибели.

Я поёжилась, внутри всё сжалось. У неё в голосе не было ни капли шутки.

— Вообще-то, я про Лилю, которая из Москвы, а не в Камчуге, — попыталась отмахнуться я. — И она пьёт мохито и поёт в караоке. Насколько я помню по нашей последней встрече, вовсе не «сгинувши во тьме».

И тут за окном каркнул ворон — резко, словно подтверждая слова сестры. Я вздрогнула. Камчуга… Это слово впервые прозвучало в её рассказе, но внутри меня что-то дрогнуло, словно я знала его раньше. Вроде как память чужой девушки во мне шевельнулась, которую во сне видела.

— Прямо Netflix-сериал какой-то, — пробормотала я.

Сестра смотрела на меня так, словно пыталась расслышать не слова, а то, что за ними. Потом тихо вздохнула:

— Ой, не вразумлю я речи твои. Чужая…. — И плеснула мне ещё.

Я опрокинула кружку и решилась:

— Ладно, колись, что тут за тема с князем? Кто такой этот Джин? И когда уже сценарий дадут? А то реально как в дурке. Что мне делать-то?

Сестра улыбнулась чуть печально:

— Просто живи жизнь свою, сестрёнка. Сама всё скоро поймёшь.

От её слов легче не стало. Скорее наоборот. Я делала вид, что хруст огурца и жгучий хмель — это всё, что меня волнует. Но внутри было неспокойно.

Если это игра или кино, то здесь слишком много настоящего.

Вдруг я все же «попаданка» и сейчас моя душа вселилась в тело другой Леси, как намекает мне сестра? Бред… Не, не верю. Такого не бывает. Это просто игра. А если не игра?…

То я должна срочно выучить правила. Иначе меня быстро выведут из неё. И, судя про намек на шрамы, тут может быть больно.

Глава 7. Мистические нити

Ночью я заснула прямо на лавке у сестры, укрывшись мягким шерстяным одеялом. Мотик тут же устроился у моих ног, свернулся калачиком и сопел и похрапывал во сне.

Дети заснули в углу, на печи, под общей шкурой. Мальчонка, спал, раскинув руки, а девочка лежала на боку, прижимая к себе дощечку с рисунком — моим, между прочим. Я невольно улыбнулась.

Хмель бил в голову, шумел и я провалилась в сон, снова в чужую память.

…Я — уже не я. Смотрю глазами другой Леси.

Вижу факелы, коптящие на каменных стенах. Воздух горячий, пахнет вином. И рядом — он. Князь. Его тень заслоняет свет, лицо перекошено яростью, в глазах горит жадный огонь. В руках он сжимает плеть.

А я — прежняя Леся — прижимаюсь к стене, руки дрожат. Сердце мечется, как птица в клетке. Самой стыдно признавать: князь мне нравился когда-то. Его сила, его ухаживания, даже холодный блеск в глазах всё это будоражило. Девичье сердце замирало от его внимания, и я ждала, что однажды он скажет мне «люблю».

Но он не сказал. Для него это было игрой, властью, жаждой обладать. И потому каждый его шаг ко мне был страшен, пугал меня.

— Будешь моей, — произносит он низко, как приговор. — Мне ведомо, что в Книге ты прочла. Но Книга — прах. Моё слово и есть закон.

— Нет… — голос дрожит, но я нахожу в себе силы поднять взгляд. — Я не могу. Не так. Не без любви…

Он сжимает плеть сильнее.

— Любовь? — в его голосе издёвка. — Разве князю нужна любовь, чтобы взять то, что принадлежит ему по праву?

— Я видела его лицо, — шепчу я, чувствуя, как слова сами срываются с губ. — Моё сердце уже не твоё…

— Его? — он нависает надо мной, глаза сверкают. — Назови имя, дерзкая! Кто он?!

— Джин… — вырывается у меня, и я понимаю, что это конец.

Его лицо искажает бешенство.

— Проклятая! — рявкает он. — Да чтоб этот Джин сгнил в Смертных землях! Ненавижу!!!!

Плеть со свистом рассекает воздух. Боль взрывается в теле огненным криком. Я вскрикиваю, но тут же сжимаю зубы.

— Убей, но не заставишь, — выдыхаю, слёзы катятся по щекам. — Душа моя не твоя…

Князь свирепеет, глаза становятся почти нечеловеческими, словно вороньи. Свист плети, и мне больно так, что тело выгибается и крик рвётся из груди. И снова свист плети. И снова боль. Снова кусаю губы. Опять кричу..

В этот миг сквозь крики и треск факелов в окно влетает чёрный ворон. Он кружит под потолком, расправив крылья, и каркает так пронзительно, что хочется уши заткнуть.

— Ворон… — шепчу я, хватаясь за последнюю надежду. — Не оставь меня… дай сил… Или забери мою душу..

Князь оборачивается к птице, его взгляд мрачнеет.

— Прочь! — рычит он. — Не твоё это!

Но ворон садится прямо на край факела, и его глаза сверкают так же ярко, как огонь.

Карканье становится громче, как удар в сердце. Факелы гаснут. Боль гаснет. Всё растворяется в темноте.

А потом тот же ворон смотрел на меня своими умными глазами во дворе на старой телеге. А глаза у него были, как у того мужчины из книги сестры.

— Леся… — каркнул он неожиданно разборчиво. — Я нашел тебя.

Я задохнулась.

— О, господи! Может, не надо? Мне было стращно..

— Нити тянутся к тебе, — ворон наклонил голову. — Укажи путь..

Я сглотнула, заставив себя молчать. Но это же был сон, а значит, контролировать я себя не могла. И я выдала всю информацию:

— Дорога… через лес, к реке. Там мост… от моста к самой высокой башенке и избы….

Птица встрепенулась, расправила крылья, и я услышала почувствовала как невидимые нити потянулись от меня к когтистым лапам птицы.

Я шепнула, сама не понимая зачем:

— Джин… если это не сон… то лучше уж ты, чем князь — садист с его розгами..

Ворон каркнул и взмыл в небо, оставив после себя ощущение, что часть меня самой полетела вместе с ним.

И я проснулась с криком, с липким потом на висках и странным знанием: чёрный ворон был свидетелем. И теперь он проводник между мной и той, что была здесь до меня.…..

Дверь заскрипела, и в избу вошёл мужчина. В утренних проблесках света разглядела только то, что коренастый. Он поздоровался тихо, не хотел разбудить детей и меня. Сестра подала ему миску похлёбки, кусок хлеба и кружку кваса. Он ел молча, медленно, как человек, привыкший к труду и редким разговорам. Потом благодарно кивнул жене, снял сапоги и улёгся в другой комнате. Сестра ушла к нему.

Я услышала её шёпот, она рассказывала мужу, что я не ее сестра.

Он ответил, и в его голосе была злость:

— Тогда она колдунья. Надо князю сказать, пусть сожгут ее.

Сестра подняла голос:

— Только попробуй! Я за ней на костер пойду. Я же магичка. А ты мной ты живёшь, детей растишь, хлеб ешь. Как ты смеешь такое говорить?

Ссора нарастала, как гроза.

— Ты — своя. А она — чужая, из-за неё беда придёт.

— Слыхал ли ты легенду о Чужой? О Белой Вороне? Она явится, когда мир будет разорван тьмой. Ворона белая, чужая для всех, но она несет свет. Она истребит власть тьмы, но прежде перевернёт всё вокруг. Её голос дрогнул. — Может, Леся и есть та самая. И если так, то твой страх станет нам погибелью.

Я слушала и не понимала, зачем сценаристы вставили в «сериал» этот странный диалог. Выглядело, конечно, эффектно: разговор про «избранную», про Белую Ворону. Может, это тоже очередная подсказка, что мне нужно куда-то идти или что-то искать?

Он шумно втянул воздух:

— Глупые сказки! Тьма сама в ней сидит!

— Нет! — сестра повысила голос. — Я вижу её ладони, вижу свет, что в ней просыпается. Я чувствую, что она избранная.

Я лежала и делая вид, что не слышу, но каждое слово вонзалось иглами. Я дождалась, пока разговор стихнет и раздастся храп мужа сестры, тихонько натянула сарафан, стараясь не шуршать тканью, позвала шёпотом Мотика. Он лениво потянулся, встряхнул ушами и спрыгнул с лавки.

— Тсс… — я приложила палец к губам и показала мальчонке, который вдруг приоткрыл глаза. Он заулыбался сонной улыбкой и снова уткнулся в подушку.

Обидится сестрёнка? Я же видела, как она смотрела на меня с надеждой, наверно, верила, что я всё ещё та Леся, которую она знала с детства. Но я совсем не та. И, выходит, только рушу её мир, ее брак и семью. В конце концов, мне уйти проще, чтобы они из-за меня не ругались. Пусть живут, как жили, без меня.

На цыпочках я вышла из избы, и утренний воздух обдал лицо прохладой. Было ощущение, что мир только-только просыпается, а я еще нет.

Глава 8. Джин во плоти

Моя изба утром встретила меня пустотой. Тишина стояла такая, что даже половицы не скрипели. Петры нигде не было: ни на кухне, ни во дворе. Видимо, ушла по делам, а мне оставила полный карт-бланш на хозяйство.

Сначала я радостно вздохнула: ну наконец-то! Свобода! Но радость быстро сменилась озабоченностью, когда закудахтали куры. Я быстренько собрала волосы в хвост, переоделась в мужские штаны и рубаху, подпоясалась какой-то веревкой. Эх, жаль тут нигде зеркала нет, интересно было бы на себя «в образе» посмотреть. И пошла во двор к ним. Голодные, наглые, они смотрели на меня с требованием решить их продовольственный вопрос и пытались клюнуть в ногу. Хорошо, сапоги догадалась одеть.

Да-да. Куры.

Этот факт до сих пор вызывает у моих знакомых когнитивный диссонанс. «Леся и куры» звучит как сюжет для артхаусной комедии. Журналистка, йога, театры, выставки и тут: сарай, перья.

…Вообще, мой первый контакт с сельским бытом был незабываем. На заре карьеры я работала в агрофирме, продавала комбайны, ничего не зная ни о тракторах, ни о посевах. Но продажи шли отлично: фермеры, видимо, доверяли интуиции. Или каблукам.

Моя первая командировка была в колхоз. На праздник урожая.

Я представляла себе чистые дорожки, аккуратные домики, поля как для гольфа. Надела самое красивое платье, каблуки. А на деле оказалось нужно было пройти с километр по жидкому чернозёму, приправленному свежим навозом.

Колхозники в телогрейках смотрели на меня, как на богиню. Только на руках почему-то не несли.

Я выковыривала туфли из г..на и грязи, материлась про себя и клялась держаться от сельской жизни подальше.

Но жизнь она шутница.

В пандемию, когда весь мир сидел по домам, подруга принесла мне инкубатор и коробку яиц.

— На. У тебя всё есть, кроме этого, — сказала она.

— Серьёзно?..

— А чем ещё тебя удивить?

Под бутылку мартини мы обсудили вечный вопрос, что первично, курица или яйцо, и, не дождавшись озарения, заложили 20 яиц в инкубатор с прозрачной крышкой.

Три недели — никаких усилий. Только капала воду и ставила крестики в календаре.

А на 21-й день — писк.

Я замерла. Это было похоже на магию. На чудо. Из яиц вылупились самые настоящие птенчики. И я за ними ухаживала, прочитав целую кучу специальной литературы.

Так что по курицам я была экспертом.

Нашла корзину с кормом, насыпала им в корыто. Куры загалдели, стали толкаться, махать крыльями, разбрасывая зёрна по двору.

Мотик, конечно, не смог упустить шоу. Он тут же влетел между ними, радостно лая и носился, стараясь ухватить хоть одну за хвост. Те возмущённо хлопали крыльями, подпрыгивали, а одна даже умудрилась клюнуть его по носу.

— Молодец, пёс! — рассмеялась я. — Давай, тренируйся, вдруг в следующий раз и петуха догонишь.

Мотик посмотрел на меня с видом героя, который только что выиграл мировое сражение, и гордо уселся посреди двора, пока куры снова возвращались к корыту.

Увлекшись, я решила заодно прополоть и крапиву. Обмотав руки тряпкой, чтобы не обжечься, сражалась с колючими зарослями. У меня же в Москве есть дача, поэтому некоторые «прелести» деревенской жизни были мне не чужды. Потом натаскала воду из колодца и пыталась протопить печь. У меня на даче тоже есть, поэтому я в этом деле «не новичок». Благо, дрова уже были нарублены и сложены в целую поленницу.

Я терла палочки друг о друга, но огонь не появлялся. Вдруг у меня между ладошками зашипело и от них пошел дымок. И это точно не от огнива! Мистика. Так и сума сойти не долго.

Петровна так и не появилась. А жаль, я бы не отказалась от ее картошечки на выжарках. Пошарив в печи, я нашла хлеб, завернутый в рушники крынку с ряженкой. Поделилась с Мотиком. Солнце светило сквозь листву, ветер шевелил листья. Похолодало. Сходила в дом, накинула на плечи ватник Петры. Села на завалинку, задумавшись обо всем, что тут со мной происходит.

И тут.. Калитка скрипнула. Мотик радостно залаял, завилял хвостом. Петровна, что ли вернулась, наконец? Я подняла голову.

Ко мне приближался высокий, широкоплечий брюнет с острыми, словно выточенными из камня, чертами лица, с чувственным изгибом губ. Волосы падали на плечи, а под тонкой тканью рубахи перекатывались мышцы.

Сто процентов- шикарный мужчина! Собственно, я так и прошептала:

— О боже, какой мужчина….

Тот самый. Который мне снился, когда я видела книгу судеб, девушку, похожую на меня и сестру, перелистывающую страницы. Его лицо, резкие скулы, этот взгляд — всё было до жара в ладонях знакомо.

— Не может быть… — вырвалось шёпотом.

Мой Сон ожил. И теперь он шёл прямо ко мне.

Мотик подбежал к нему, и мужчина наклонился, потрепал пса по загривку.

Я поймала себя на том, пялюсь на него неприлично. Ну а что? С сайта знакомств мне в основном попадались диванные философы с пузиком. А тут в калитку зашел натуральный мачо. Даже слишком натуральный.

Я скользнула взглядом еще раз по его фигуре. Загорелая кожа, под распахнутым воротом рубахи виднелся шнурок с кулоном в виде когтя, на ключице — шрам, явно скрывающий что-то интересное из его жизни.

Я сглотнула и натянула на себя самый равнодушный вид, какой только могла. Но руки всё равно дрожали. На мне шаровары, ватник, старые сапоги, волосы растрёпаны, как у ведьмочки, а рядом человек из старинной книги. Или журнала «Максим», если уж начистоту.

Мужчина остановился в паре шагов, и его глаза на миг расширились. Тоже узнал? Но даже если и так, то быстро его взгляд стал непроницаемым.

— Леся? — спросил он низким голосом, в котором было больше утверждения, чем сомнения.

— Да, я самая….

— Ведомо мне, — говорит таким волнующим меня голосом. — Лик твой во сне увидел. И был премного удивлен, узнав, что ты у князя служишь личным переводчиком и главным писарем. Призвала ты меня…

— А.. Ну наверное…, — я растерялась, если честно. Призвала же его та девушка, похожая на меня..

— А адрес где взял? — задала вопрос, ну чтобы как-то поддержать беседу… — Мне сценарий не дали, ты давай как-нибудь сам выруливай, по ходу, в теме же.

— Адрес? Сценарий? Не ведомо мне слова этакие.. Молвили, что языки ты разные знаешь и говоришь чудно. Ворона отпустил, он к тебе во сне прилетал. Весточку тебе в приказ написал. Думал, если откажешь, нет Судьбы моей в этом мире более. А ты приняла свиток.. И показала ворону дорогу в избу свою. Ты мое сердце за нити держишь.

Я только кашлянула и поправила свой ватник, чувствуя себя как на кастинге «Холостяка» с красивым, но немого «не в себе» мужчиной.

— Еще вопрос, Джин.. Как меня ворон нашел? Это же не собака розыскная. Что-то не могу понять эту тему с птицами. Чуть что- сразу — ворон..

— Леся, птица- это проводник, — начал объяснять он мне как ребенку. Книга Судеб связывает судьбы людей невидимыми нитями. Нити судьбы привязаны к местам, предметам, запахам. Вороны способны видеть невидимое и находить нити. Мой пролетел через кладбище мыслей, покрытые пепельной памятью, через шумные рынки слухов (где нити путались), через глаза других воронов. Нить близко к миру во снах, поэтому ее птице и легче распутать. Он пришел к тебе во сне и ты рассказала ему путь.

— Эээ… ну… так — то прям понятнее стало. А я все думала, почему мне везде вороны мерещатся и во сне со мной разговаривают. — Ну проходи, чего уж. — протянула ему руку для приветствия.

Он взял мои пальчики и легонько поцеловал.

У меня внутри всё пело и возмущалось одновременно:

«Да вы что, сговорились там, наверху? Я тут, между прочим, в ватнике, с ногтями без маникюра, мужских штанах и без прически, а вы мне принца из книжки подсовываете. Ну не совсем подходящий момент!».

— Ты как пламя, — слегка удивленно произнес он, отпустив мою руку и перевел тему, — давно здесь живёшь?

Я прыснула:

— О да, я тут почти коренная…. Успела сходить на работу, подружиться с курами, прополоть огород и почти зажечь огонь в печи. Прямо как в сказке про Золушку, только без волшебной палочки. Про палочку прозвучало несколько двусмыслено. Я покраснела.

Он улыбнулся. Улыбка не показная, а искренняя:

— Справляешься…

«Ага, конечно. Кто, как не я, умеет изображать, что всё под контролем, когда всё рушится?».

— Ну… пытаюсь. Ты сам-то кто? По имени? Или прям так звать, как в книге сестры было- «Джин, Хранитель судеб?» — спросила я, разглядывая его из-под ресниц.

— Зови меня просто — Джином.

— А ты… ничего не попутал, точно ко мне пришёл? — не выдержала я, задав главный вопрос, который меня мучал. Леся из сна была на вид помоложе чем я в разы… Не, я понимаю, любви все возрасты покорны, но все же…

Он посмотрел прямо в глаза:

— Я сомневался, пока не увидел тебя сейчас… Когда почувствовал жар в сердце и увидел сон про Избранную, понял, что должен сам все проверить, не морок ли это. А теперь вижу свет твоего сердца. Вижу, что судьба ты моя.

Мы пошли к лавочке у крыльца. Он сел рядом, не слишком близко, но и не отстранённо. Я ощутила запах: что-то свежее, как лес после дождя с запахом костра. Интересный парфюм. Молекула? Духи с феромонами?

— Молви ми, Леся, — заглядывает прямо в душу, — чи есть у тебя во сердце иной, любимый? Ли князь мил тебе?

Я поперхнулась.

«Лесь, смотри, не сглупи!» — уже орала во мне моя Богиня. — «Ща признаешься, и всё, конец фильма, тебя режиссер сольет!»

— Ну… — мямлю я. — Вообще-то, я… эээ… свободна. И князь вообще не в моем вкусе… Холодный слишком. Садюга.. Брр..

— Добро, — кивает он. — Аз есмь воин и странник, но коли сердце твоё откликнется — стану рядом.

И тут его ладонь снова коснулась моей. Второй раз.. Положил ее сверху и чуть сжал, так нежно и вместе с тем- властно… В тот миг у меня по коже прошёл ток, словно кто-то включил лампочку прямо под кожей. На ладони вспыхнуло лёгкое сияние, едва заметное, но оно было.

Я дёрнула руку, но ее тянуло обратно, как магнитом.

— Что это? — выдохнула я.

Он тоже смотрел, прищурившись. В его лице не было удивления, только то самое странное узнавание.

— Свет, — сказал он глухо. — Твой свет.

Если честно, такой «контент» я и сама готова была бы смотреть бесконечно. Лиля, дорогая, не знаю, сколько кастингов надо было провести, но мужчина просто- божественен! И эти спецэффекты с моими ладонями. Интресно, может это фосфор какой и поэтому я так «свечусь»?

Куры в сарае кудахтали, поддакивали моим мыслям. А я сидела рядом с ним и понимала: если это кино, то пусть оно не заканчивается слишком быстро.

Глава 9. Второй ключик

— Ну проходи в избу, красавчик. Отпочевай или как у вас там. Короче, картошка есть, но микроволновки нет. Холодную будешь?

— Из твоих рук, милая, яд бы принял. За честь сочту. — Он улыбнулся. — Хоромы твои малы, но сердцем полны.

«Хоромы?! Это он мою избенку хоромами назвал. С юмором, молодец!»

Я уселась напротив, подперев щёку ладонью. И тут меня осенило: а чего я церемонюсь? Надо взять инициативу.

— Ну, давай по порядку. Классическое интервью. Кто ты, откуда родом, чем занимаешься, где проживаешь, материальное положение: наличие жилья, транспорта, скота… — перечисляю, загибая пальцы. — Семейное положение можно не уточнять, у вас, я так понимаю, все через «Книгу знакомств или глаз Ворона».

Джин хмыкнул, присел на лавку и чуть склонил голову.

— Родился в сердце Вельдландии. Рос там, где зимы держат человека в ежовых рукавицах. Воин я. Много лет жил лишь мечом и воевал за чужие земли.

— А жильё? — не унималась я. — Так, чтобы с пропиской, наверняка?

— Жильё моё там, где клинок мой и конь стоит привязанный. — Он говорил спокойно, но глаза сверкнули. — А остальное меня не держит.

— Ясно, короче: контрактник, — буркнула я. — А транспорт есть? Карета?

— Конь, — коротко ответил он.

— Ладно, тоже дорогое удовольствие, — улыбнулась я.

Он усмехнулся едва заметно.

— Ты спрашиваешь, как на ярмарке невест. Проверяешь, достоин ли я.

— Конечно! — я поддернула плечом. — Хочу знать, вдруг мне с тобой ипотеку брать, а у тебя дети от предыдущих браков, алименты и плохая наследственность.

Он тихо рассмеялся.

— Не тревожься. Детей не нажил. Тебя ждал. Али как ты сказала? Что это..

Я замерла, не зная, что ответить на это, и только неловко отшутилась:

— Ну, ладно… пункт «материальная база» ещё обсудим. Давай картошку ешь.

Пока я возилась с котелком и метала на стол всё, что нашла в закромах Петровны, Джин стоял у печи и, не морщась от гари, спокойно что-то правил.

— Она у тебя разваливается, — сказал он. — Но починить можно.

— Серьёзно? Сам будешь делать или кого позовём?

— Подправлю, руки чай на месте..

Я поймала себя на том, что сижу и любуюсь. Не печкой. Им.

«Н-да… Участница проекта „Выживание в избе“ познакомилась с таинственным мужчиной, и теперь её рейтинг стремительно растёт. Правда, моей репутации точно конец. Но с таким принцем я не против».

Печка через какое -то время под его умелыми руками «ожила», дрова разгорелись. Он вытер руки, присел за стол, посмотрел прямо в глаза.

— А теперь я спрошу, милая. Кто ты? С какой земли пришла? Молвишь непонятно.

Я поперхнулась. «Ага, дошли до контрольных вопросов. Сейчас паспорт еще попросит и про возраст мой узнает».

— Ну… — протянула я, подбирая слова. — Я… издалече. Можно сказать, очень. Хотя вроде как и нет… Земля у меня… московская, ой, то есть… вельдская. Ну, ладно, что это мы как на собеседовании! Спасибо тебе за печку!

И я, чтобы не нарываться на вопросы, на которые не знала правильных ответов, решила действовать проще. Подошла к нему сзади и легко чмокнула в щёку — ну, такой жест благодарности и способ незаметно переключить тему.

Он повернул голову, его ладонь мягко коснулась моей щеки, пальцы чуть приподняли подбородок. В этот миг я поймала себя на мысли: ну раз у меня уже отобрали всё — смартфон, комфорт, латте с сиропом, — должно же остаться хоть какое-то удовольствие.

И прежде, чем успела испугаться собственной смелости, я присела рядом с ним на лавку и сама поцеловала его. В губы. Легко, осторожно, словно пробуя вкус запретного.

Не то чтобы я привыкла первой бросаться на мужчин — совсем нет. Но здесь… мне казалось, какая-то невидимая сила тянула меня к нему. Как магнит.

И он вдруг ответил. Притянул меня к себе так, как будто всё это было предрешено заранее. Горячие, настойчивые его губы заставили меня забыть, где я, кто я, и что у меня вообще-то характер «снежной королевы». Я растерялась, сердце бухнуло так, как после марафона и ноги предательски подкосились,

«Интересно, у них категория шоу 18+? Если что, я согласна без дублёра».

Мы сидели и целовались как подростки..

Романтическую минутку прервала Петровна. Она открыла дверь и замерла на пороге, глядя на нас осуждающе, руки в боки.

— Леся, да ты что же творишь такое непотребное! Князю отказала, а тут? Не понятно с кем?

— Петровна, что за тон? Мы же взрослые люди — грубовато сказа я, — И вообще, стучаться надо..

Красавчик засмущался так натурально, что я даже на миг поверила, что передо мной обычный мужчина, застигнутый врасплох. Никакой не актер. А самый настоящий суженный из сна… Он встал и представился:

— Мать, Джин я. Первого роду. Леся призвала меня. По судьбе она мне.

— Первого, не первого, но сын у неё! — Петровна подалась вперёд. У батюшки твоего ждёт, пока ты от хвори излечишься. А вы тут милуетесь… Про Ярфэст его лучше вспомнила!

Я в очередной раз восхитилась фантазией режиссера! Сын?? Батюшка?? Мало им сестры показалось, так они решили снабдить меня целым комплектом родственников. А как же красавчик? Не, давайте уж и его в мою роль впишем!

— Петровна, Джин, между прочим, нам печку починил. Хоть бы спасибо сказала… А что, у меня и сын есть? Большой?

Петра смахнула слезу с глаз и перекрестилась, на меня глядя с сожалением. Джин тоже глянул странно..

Я поняла, что вышла из «образа».. Надо срочно исправлять ситуацию.

— Ну что вы на меня так уставились. Я себя -то не помню, сестру и тебя, Петра, с трудом… Амнезия после болезни… Про сына тоже не очень, хотя понимаю, какая мать это забудет, только смутно вижу его во снах маленьким все больше, как агукал на руках… И все….

Интересно, убедительно вру?

— Лесенька, как слегла ты, отправили Аймера в соседнюю деревню к батюшке твоему, так и живет пока там..

— Соскучился по мамке, наверно… Ну, по мне то есть… Поедем прямо сейчас!, А ты, Петра, могла бы мне и раньше про это рассказать, а не про ужасы всякие. Видела же, что не помню я ничего. — осуждающе сказала я…

А у самой крутилось: найти сына и отца и вот он, второй ключик, получается!!!!

— Да что-ту Лесенька, далече ехать, через лес…. И полдень уже.. К вечеру только там будете. Отметят без тебя. Прости меня, не догадалась я ранее…

— Петровна, не могу я до утра ждать. Пока День Ворона и выходной тут у вас надо поехать.. Мне же завтра снова сказали в Приказе быть. Так что, если сейчас не заберем, то он там совсем загрустит… А мы сейчас с Джином метнёмся за ним. Правда ведь, милый? Джин мне, Петра, по судьбе, за это не переживай. А раз так, то отпустить я его сейчас не могу. Надо найти нам «ключик» вместе. Я читала про такое где-то, не помню уже где. Джин, ты на конях, надеюсь? И, кстати, ярфэст — это что? Где-то слышала слово, но не помню, что оно значит.

Они оба посмотрели снова на меня, как на полоумную. Петровна неодобрительно поджала губы, качнула головой, глаза сверкнули укором и тоской одновременно.

— Повозку я тебе сейчас точно не сыщу, — сказал Джин задумчиво.

— А коня сможешь? — я вскинула бровь.

— Коня смогу, — протянул он, — только толку? Девы верхом не ездят.

— Девы — может, и нет, — я фыркнула. — А я, если приспичит, и в горящую избу войду, и коня на скаку остановлю. Так что давай, раз уж ты Джин, колдуй тут мне животинку.

Он хмыкнул, уголок губ дрогнул:

— Магов ищи в сказках. Я человек простой, — улыбнулся так, что стало ясно — скрывает больше, чем говорит

— Простой? — я оглядела его: широкий пояс, за спиной что-то явно стреляет, а на виске шрам такой, что вряд ли он его от иголки получил. — Да уж, простых таких днём с огнём не сыщешь. Ты подумай насчет коней, а я переоденусь быстренько.

Глава 10. Кони мои привередливые

Я попросила Петру помочь мне переодеться, но тоже в штаны, чтобы было удобнее ехать. Мы прошли в комнату, которая, как я теперь поняла, была спальней моего сына. Там всё было чужим, но в то же время до боли знакомым: сундук у стены, табурет с отколотой ножкой, на полке вырезанная из дерева лошадка. Взяла игрушку в руки и вдруг во мне вспыхнули воспоминания. Не мои.. Но такие яркие. Как я приношу с ярмарки лошадку, как мальчонка, мой сын, тянет к ней руки и радостно смеется, как возит ее по полу.. Это было так ярко, что у меня вдруг защипало в глазах и кольнуло сердце..

Петра наклонилась к сундуку и, роясь в вещах, причитала без умолку:

— Леся, да неужто ты и вправду на лошадь вздумаешь садиться? В телеге бы поехала, как приличная… — она покачала головой и вздохнула. — Ох ты, Святые Вороны, да прежняя- Леся и коня-то вблизи боялась! А теперь… — она осеклась, глядя на меня так, точно видела впервые.

Я кивнула, стараясь говорить уверенно:

— Что поделать, Петровна. Наверное, это мне в награду досталось за мои мучения в бреду.

Она наконец вынула пару полотняных штанов и короткий кафтан. Ткань была плотная, грубая, с зашитыми коленками и потёртыми краями.

Я быстро натянула штаны. На мне они сидели мешковато, и в отражении в оконном стекле я выглядела скорее, как подросток-мальчишка, чем как взрослая женщина. Взрослый у меня сын, судя по размеру одежды.

— Ну вот, — улыбнулась я, затягивая кушак. — Еще один милый образ для соблазнения Джинов…

Петра лишь охнула и качнула головой, а мы вместе вышли на крыльцо, где Джин уже ждал, жуя соломинку.

Скользнул по мне взглядом, улыбнулся.

— С мальчишкой еду. Никто и не удивится, что девка в седле сидит.

Мотик увязался проводить нас за калитку. Петра все причитала. Я оглянулась в поисках «транспорта». Джин вдруг свистнул два раза так, что уши заложило. Эхо прокатилось по двору и из чащи леса за деревенскими домами появились два скакуна.

Они летели легко, как по ветру. Мощные, огромные, с серебряным отливом. Грива у каждого развевалась, тяжёлая и густая, в ней мелькали пряди, на вид отлитые из лунного света.

Ноздри раздувались, выпуская клубы пара. Один из них фыркнул и мотнул головой, и я отступила назад, в этих зверях было столько силы, что рядом с ними я почувствовала себя совсем крохотной.

Петра, стоявшая у крыльца, громко ахнула и перекрестилась раз десять подряд. Кстати, все крестятся тут странно, по православному, а как-то по особенному.

— Великий Сварог… да откуда ж такие? Не к добру, ох не к добру…

Мотик же, наоборот, рванул вперёд, залаял, подпрыгивая, пытаясь ухватить одного из них за хвост. Но, едва серебряный великан вскинул морду и фыркнул, пёс тут же сообразил, что шутки плохи, и юркнул за мои ноги.

Джин шагнул вперёд и легко коснулся морды ближайшего коня. Тот мгновенно замер, потянулся к его ладони губами. Второй слегка ударил копытом по земле и скосил на меня умным, оценивающим глазом. Интересно, что за порода такая?

— Ого! — выдохнула. Да ты их быстрее «Яндекс. Такси» вызвал!

— Чего вызвал?.. — он нахмурился, явно споткнувшись о незнакомое слово. — Это кто такой — Ян-декста-си? Воин? Купец? Аль знакомый твой?

Я прыснула, едва удержавшись, чтобы не расхохотаться:

— Ну… скажем так, тоже средство передвижения. Только как сотня лошадей и без копыт.

Он посмотрел ещё более подозрительно:

— Сотня лошадей и без копыт? — покачал головой. — Врёшь ты мне, милая. — Ну что, не передумала? — спросил он, глядя на меня серьёзно.

— Подсадишь? — выдавила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Я на таких больших конях в жизни не ездила.

Хотя в моей жизни я любила ездить верхом, здесь было все странно. Руки выводили загогулины, мозг подсказывал перевод незнакомых слов. Вдруг и мой навык верховой езды тоже видоизменился? Ведь «по сценарию» Леся, по словам, Петры боялась лошадей.

Джин протянул руку, и легко подхватил меня под попу. Одним движением он приподнял, и вот я уже в седле. Замерла, вцепившись пальцами в гриву. Страх внутри меня пытался вырваться наружу. Казалось, что я сижу на слоне: слишком высоко, земля далеко внизу. И тут я сообразила: это ведь не мой страх. Я же каталась на лошадях в своё время уверенно, легко, даже с ветерком. Наверное, это воспоминания той девушки, чьим телом я теперь распоряжаюсь. Её боязнь, её чужая слабость, которая накрыла и меня.

Так, спокойно… Вдох… Выдох…

Конь дышал ровно, уверенно, и это дыхание передавалось мне. Паника потихоньку отступила. Я уверенно дернула повод, закричав:

— Айдааа, родная! Впереди нас бежал Мотик, показывая дорогу…

Джин подъехал ближе, бросил на меня быстрый взгляд, проверяя, не упаду ли я с седла.

— Ты чего так вцепилась? — его голос был негромким, но в нем сквозила настороженность. — Испугалась?

Я покосилась на него, выдавив улыбку:

— Да нет, уже нормально.

Конь мерно переставлял копыта, мы ехали бок о бок. Лес тянулся густой стеной, где-то далеко куковала кукушка, и только хруст веток под копытами нарушал тишину.

— Леся, — Джин повернул ко мне голову, его глаза сверкнули в полумраке, — я не пойму… как так вышло? Ты сына своего забыла. Какое горе должно было с тобой приключиться, чтоб память так выжгло?

Я вздохнула, поёжилась от его прямоты.

— Джин, если бы ты знал… Но скажу как есть и плевать мне на сценарий. Я сама до конца не понимаю, что вообще происходит. Ещё на днях было все нормально. Москва. Работа, бар с подругой, такси…. Никаких тебе князей, никаких сарафанов и ворон. — Я горько усмехнулась. — Я не знала, что у меня есть сын. А теперь, выходит, что есть. Плоть от плоти. И как мне это в голове совместить? Или это очередной ключ от квеста? Я правда запуталась.

Джин нахмурился, его рука сжала поводья так, что костяшки побелели.

— Москва… странное имя. Не из земель наших. Ты говоришь так, ужель пришла из иного мира. Но кровь твоя она здешняя. И сын твой тут. Как можно не понимать?

— Я бы многое отдала, чтобы понять, — призналась я тихо. — Но в голове все смешалось. Еще пугают меня обрывки воспоминаний и сны. В них я другой жизнью живу. И тут все слишком для фильма затянулось уж очень. Ты первый, кому я это говорю тут прямо.

Он молчал долго. Только кони фыркали и пар клубами вырывался из ноздрей.

Наконец Джин сказал, глухо:

— Я видел женщин, что память теряли после войны, после пыток. Но ты иная. В тебе нет пустоты — в тебе есть что-то чужое. Словно две души в одном теле. Ты смеёшься не так, говоришь не так. Ты- колдунья?

Я посмотрела на него исподлобья.

— И что? Боишься меня, Джин? Или жалеешь? Или на костре сожжёшь, как тут уже некоторые предлагали.

Он усмехнулся уголком рта.

— Бояться тебя? — Он покачал головой. — Нет. Но жаль мне мальца. Он ждёт мать, ту, что помнит его с пелёнок. А едешь ты. И я не знаю, кто ты для него.

Сердце кольнуло. Я отвернулась, глядя на тропу.

— Может, я и правда чужая. Но если уж меня сюда забросило, я не брошу его. Даже если он не верит мне. Даже если я сама себе не верю.

Джин долго всматривался в моё лицо, и в его взгляде впервые мелькнуло что-то мягкое.

— Тогда держись за это. Может, в памяти твоей и тьма, но сердце у тебя светлое и твое. А оно не врёт. Слушай его, когда вокруг себя смотришь.

Глава 11. Дамы за тридцать хотят влюбиться

Дорога тянулась между перелесками и полями, усыпанная выбоинами и корнями, но я почти не приглядывалась к ней. Всё моё внимание было сосредоточено на том, чтобы не свалиться с этого великана.

Временами я всё-таки краем глаза замечала дорогу: где-то вдоль обочины тянулись заросли крапивы, где-то мелькали деревушки с кривыми плетнями, а иногда попадались путники, которые почему-то кланялись Джину и украдкой косились на меня.

Я не выдержала:

— Слушай, а чего это они? — кивнула на мужика с телегой, который чуть ли не до земли поклонился, пока мы проезжали мимо. — Ты ж вроде просто воин. Не князь, не боярин. С чего такая честь?

Джин даже не повернул головы.

— Уважают силу, — коротко сказал он, словно отрезал.

— Прямо вот так, сразу? Издалека чувствуют? — хмыкнула я. — Ну давай, рассказывай, кто ты на самом деле.

Он молчал, сжал поводья крепче. Ветер трепал его волосы, взгляд был устремлён вперёд. Делал вид, что не слышал вопроса.

Я закатила глаза.

— Ага. То есть ответ «не твоё дело». Записано.

Он чуть усмехнулся краем губ:

— Есть вещи, Леся, которые лучше не знать. Пока не время.

Я замолчала обижено и задумалась: Если он «просто воин», то почему деревенские мужики склоняются, как перед князем?

— Джин, — позвала я, оборачиваясь к нему, а расскажи мне про страну эту. Про Вельдланд, — решила зайти я издалека.

— Про Вельдландию, — поправил он. — Так зовётся всё княжество. А Вельдланд — столица, город великого князя Вельского. Земли наши раскинулись широко: до самого востока простираются, и границы их держат дружинники. На юге соседние чужие княжества, но мир пока держится. Война нынче только со Смертными землями. Там сейчас властвует тьма, падальщики и те, кто не знают княжеской милости.

Он говорил негромко, рассказывая старую легенду, которую сам давно выучил наизусть.

— Всемогущий создал воронов, — продолжил Джин, — ворон — птица особая. Их наделили магией и бессмертием, и с тех пор каждый, кто благородной крови, имеет своего ворона. Ворон не просто спутник. Он хранит память рода, ведёт хозяина, а порой и жизнь его спасает.

— Значит, это у вас… Типа- фамильяр? — осторожно спросила я.

— Слова такого не знаю, — мотнул он головой. — А скажу вот что. Ворон связывает кровь и судьбу. Таков закон.

— А почему твой ворон у тебя на плече не сидит? — прищурилась я.

Джин чуть усмехнулся.

— Ворон не сокол, птица вольная. Он прилетает, когда нужен, по зову.

Я подалась вперёд в седле, задада вопрос, типа, невзначай:

— А-а… То есть, ты, выходит, звать его можешь в любой момент?

— Могу.

— Ну так позови, — улыбнулась я как можно невиннее. — Я ж его тоже должна узнать. Знакомится, так с обоими сразу.

Он нахмурился.

— Птица не для забавы.

— Ага, — подколола я его, — значит, он у тебя не настоящий. Просто так сказки травишь. Сочинил себе ворона, чтоб девицы верили.

Я нарочно отвернулась, сделала вид, что не интересуюсь.

— Не дерзи, — его голос стал ниже и глуше.

— Ну вот, — фыркнула я. — Значит, и правда ворон твой выдумка. Ну да, он же у благородных только.

Он долго молчал, потом выдохнул, словно сдаваясь.

— Ты сама напросилась, — сказал он тихо.

И тут небо над нами вздрогнуло криком, резким, словно металл по камню. С ветвей сорвалась тень, и через миг на ближайшем столбе дороги опустился огромный чёрный ворон.

Я узнала его сразу — тот самый, что сидел на старой телеге у моего двора во сне. Тот, что глядел мне прям в душу. Сердце подсказало: «Опять он!»

Глаза его горели, как угли, и я точно знала — смотрит прямо на меня.

— Мама дорогая… он же настоящий, — прошептала я, чувствуя, как спина покрывается мурашками.

Джин наклонил голову, прислушиваясь, а ворон вдруг каркнул протяжно, глухо. Но вместе с этим криком в моей голове прозвучали слова. Чёткие, человеческие:

«Нашла… наконец…»

Я дёрнулась, огляделась. Никто, кроме меня, не услышал. Джин спокойно сказал:

— Это он приветствует тебя.

Я сглотнула, не решаясь признаться, что птица… говорила со мной наяву. Не во сне.

А ворон снова расправил крылья, и я ясно увидела: перья у него отливали синевой, как ночное небо, а когти царапнули по дереву так, что соскочила щепка.

Он каркнул ещё раз и насмехаясь, добавил только для меня: «Знай… твоя нить мной сплетена».

Я похолодела от макушки до пят.

«Так, стоп. Я схожу с ума? — пронеслось в голове. — Вороны не разговаривают. Нет, ну я помню про „Гарри Потера“, там вроде сова говорящая была. Но то при озвучке. А тут… я же реально слова слышу. Настоящие. Чёткие. Я что, шизофреничка в сорок лет?»

Джин спокоен, не замечая ничего странного.

— Ты… это слышал? — вырвалось у меня хрипло.

— Что? — он повернулся ко мне, и в его взгляде мелькнуло лёгкое недоумение.

Я сглотнула.

— Ничего… показалось, — отмахнулась, но сердце колотилось.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.