Бесплатный фрагмент - Люблю и помню

Человек — источник духовного бытия

и причина звёздного неба.

Глаза в глаза

Александр Карпенко,

член Союза писателей России

кавалер ордена Красной Звезды

О чем бы ни писал Эльдар Ахадов, его произведениям присуще поэтическое видение мира. Большое сердце и отменное знание жизни делают его рассказы успешными и узнаваемыми. А ещё — он романтик чистой воды и высшей пробы. «Посмотри мне в глаза» — повесть о любви и название первого раздела, с которого начинается новая книга писателя «Люблю и помню». У героев Ахадова любовь рифмуется с преданностью. Она всегда ищет взаимности, но не рушится в одночасье из-за неразделённости.

В разнообразных героях писателя я вижу коллективный автопортрет самого автора. Скажи мне, кто твои персонажи, и я скажу, кто ты. Именно в рассказах о любви талант писателя достигает, на мой взгляд, своего апогея. Здесь у него стирается грань между «чудом» и «реальностью». Реальное согласуется с вымышленным на равных правах.

Рассказы Эльдара Алихасовича полны любви и достоинства. Сила писателя Ахадова — в необособленности от проблем человечества. Писатель умирает и возрождается к жизни вместе со своими героями. Он ищет преданного и понимающего читателя: «Чувствуешь, как я радуюсь, как печалюсь вместе с тобой? Пусть я не знаю, где ты, но я чувствую твоё присутствие. Спасибо тебе за это… За что? За то, что ты есть…» Писатель и его читатель рады посмотреть друг другу в глаза.

Эльдар Ахaдов внимателен к минувшему и грядущему своего рода. Он понимает, что ныне живущий человек — это мост между предками и потомками, между прошлым и будущим не только рода, но и страны. Слитность со своими героями находит в рассказе «Мамина долма» даже графическое подтверждение: «Это правда, мама знает, как я люблю мамину долму». Слова неожиданно соединяются в обретённой общности!

Поэзия и жизнь — две стороны одной и той же медали. Эльдар Ахадов — поэт и в жизни. А наша реакция на творчество писателя формирует ещё и третью сторону этой медали. Как мы видим из рассказа «Цветок Чжень», чистота помыслов и доброта души возвращают людям молодость и дарят бессмертие. Эльдар в своём творчестве — больше чем свидетель и бытописатель. Он выступает как мудрец, который делится сокровенным. «Пришло время, прошло и вышло. „Тук-тук!“ — постучалось сердце. „Кто ты?“ — удивилась память. „Кто ты?“ — отозвалось эхо. И всё исчезло. Всё. Кроме любви».

Удивительна и география его произведений. Баку, Уренгой и Красноярск, Южная Америка, блокадный Ленинград… Эльдар любит и ценит людей, готов назвать каждого из героев и свидетелей жизни поимённо. Писатель обладает уникальным талантом находить сюжеты, которые оказывают сильнейшее эмоциональное воздействие на читателей. Он останавливает мгновения высокого звучания. Его рассказы исповедальны, и многое о самом авторе мы узнаем из его произведений.

Книга «Люблю и помню» производит своего рода спектральный анализ любви как чувства благородного, благодатного и всем необходимого. У Ахадова это не только любовь между мужчиной и женщиной. Это, например, ещё и любовь Бога к человеку. Писатель рассказывает, как ангел-хранитель много раз спасал его от смерти. И готов стать такого рода спутником для своего читателя. Настоящая литература укрепляет нас в самих себе и делает мир лучше.

«Не ищи свой Храм ни на земле, ни на небе. Твой Храм в тебе. Не всякий знает о своём Храме. Не всякий, кто знает о Нём, видит Его свет. Не все, кто видят Его свет, войдут в Храм. Но у каждого есть надежда».

ПОСМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА…

Пещера

Покажи мне пещеру, в которой прячутся облака. Пещеру, к которой стремятся причудливые стайки разметавшихся глаз, настойчиво следующих за солёными пенными губами прибоя…

Покажи мне пещеру свою. Нет золота в ней и алмазов нет, но тысячи огненных джиннов стерегут её дремлющую древнюю дымную бездну, в которой каждому чудится только его исчезающая тень.

Глава первая

Забыться кромешным сном… Не чувствовать. Не помнить. Не хранить. Только растворяться в нестерпимо пронзительном пространстве бездонной тишины…

И вдруг, будто споткнувшись обо что-то незримое, судорожно вскрикнуть и отчаянно проснуться на том же самом месте в том же самом мгновении…

………………………………………………………………………………………

Они стояли бесконечно долго, крепко обнявшись, словно единое целое, посреди гулкого зала аэропорта. Но вот целое раскололось на две части, и одна из них вскоре исчезла за дверным проемом в иную жизнь — через досмотр и посадку. Несколько минут томительного ожидания автобуса. Наконец пассажиры поднимаются по трапу в салон самолета. И уже перед самым люком, очнувшись, он стремительно оборачивается и, кажется, различает вдали её одинокую мёрзнущую фигурку, там, на февральской площади за ограждением, чуть в стороне от толпы провожающих…

Двигатели взревели, лайнер начал выруливать на взлетную полосу, а он всё смотрел и смотрел в иллюминатор на пустеющую площадь, где продолжала стоять она.

Самолет взмыл в воздух, словно ножами, полосуя крыльями мутное северное небо. Прошло ещё несколько минут. Судорожно, до рези в глазах она продолжала всматриваться в опустевшие небеса, как бы ожидая продления чуда. Тишина…

Я хочу целовать твою розу всегда,

Нежно-нежно касаясь губами,

И вдыхать аромат и хмелеть, как тогда,

От любви и тепла между нами…

Как влажны и желанны её лепестки…

Как теперь без тебя одиноко…

И сжимается сердце моё от тоски

Под манящие песни Востока.

Милый мой!

Господи, какой же ты родной мне стал!!!!!! Ты прав, я люблю тебя все больше и больше! Что со мной творится? Ты знаешь, сегодня, после того, как я проводила тебя и уже шла с автобусной остановки домой, я вдруг почувствовала себя… ТОБОЙ! Как будто это Ты идешь, а не я. Как будто я в тебе, с тобой, или ты во мне — я не знаю, как это объяснить…

Какое ГРОМАДНОЕ место занимаешь ты теперь в моей душе — я раньше и не представляла, что у меня там так много места! Благодаря тебе я ощутила размеры своей души. А может, благодаря тебе она увеличилась? Как ты думаешь: может ли душа вырасти? Наверное, нет. Значит, она такая большая. Или она увеличилась, потому что к ней присоединилась твоя? Хотя у нас ведь одна душа на двоих. Ну, вот, видишь, какие глупости я пишу!!!

Пришла домой, «разула» глаза и увидела, какой бардак у меня творится в комнате! Всё, завтра же возьмусь за уборку! Как я тебя люблю, как я тебя люблю, как люблю! Боже мой! Меня переполняет любовь!!! Я вспоминаю каждое наше слово, каждый взгляд — все-все-все — и понимаю, что я просто брежу тобой!

Я не хочу забыть ни одно твое слово. Я, наверное, запишу их все — каждый наш момент!

Когда тебя мои ласкают руки,

Похожа ты на робких учениц,

Неискушённых в таинствах науки

Как и куда глядеть из-под ресниц,

О чём шептать, как вздрагивать умело,

Где пауза важней, чем жест и вздох…

Но сможет всё неопытное тело,

Когда любовь войдёт в него, как Бог!!!

Я люблю тебя. Звони мне, пиши, я очень жду! Целую сладенько-сладенько — так же как целовала сегодня — помнишь как? Главное — не задеть снова ту ранку на губе, которой я наградила тебя в порыве страсти Ну и зверюшка же я! Надо же было так поцеловать! Нет, ТАК я никого не целовала! Прости меня, миленький, я больше не буду кусаться — обещаю!!! Ведь я люблю тебя!!!

Л Ю Б Л Ю Т Е Б Я!

Нет, всё-таки буду кусаться! Буду вредничать и кусаться, и царапаться… как маленькая кусючая кошечка!

Целую, целую, целую! Твоя Нина.

Глава вторая

Ну, где же ты? Ну, что же ты? Ну, приходи же скорей! Как мне хочется сейчас погрызть тебя, чтобы ты скорей пришёл! Когда ты придешь, я выкусаю, выцарапаю или выгрызу на тебе все те ласковые имена, которыми ты меня называл, чтобы уж точно никто не смел притронуться к моему маленькому Мишеньке.

Я очень-очень хочу, чтобы ты меня сейчас обнял!

Не могу я так, не могу я уснуть пока ты в другой комнате! Конечно, вместе, только вместе, родной мой! Правильно понял. Я ведь тебе тоже подмигнула, когда спросила, хочешь ли ты спать…

Искупать? Просто искупать?.. Ага-а-а… и кто это мне тут только что говорил: просто искупаю?!!! Твой мальчик скучает по моей девочке?

Бедненький мальчик!

В губки? В губки можно. Чуть-чуть… И ещё чуть-чуть… Та-ак… Ты уже, значит, без меня решил, что и как ты мне целовать будешь?

Ну, ладно, ладно, поцелуй! На вот — подставляю! Приласкай-приласкай! Целуй же скорее, мне так этого хочется! Погладь их ещё, погладь. Вот тут еще… и спинку, и животик немножко, пожалуйста. Котик — тепленький животик, какой же ты у меня хороший!

Я?!! Не захочу?!! Ты, правда, так думаешь? И не надейся! В пупик? Ладно, и в пупик… Ой! Чувствую, теперь Ниночкин пупик весь будет зацелованный! И я люблю тебя! Очень-очень-очень!!! Ого! Так ещё её никто не называл! Она от этих слов сама почти расцвела…

А вот молчать я, наверное, не смогу. Нет, просто молчать не могу… Не могу я молча! Когда мне очень хорошо, у меня само кричится, притом очень громко — ничего не могу с собой поделать!

Ты ножницами рук и ног

Кроишь и раздвигаешь воздух,

И небо за глотком глоток

Искрится в радугах и звёздах,

И всё ожившее вокруг

Иного не имеет платья

Помимо ног моих и рук,

Стремящихся в твои объятья.

Мне тоже оооооооооооооочень хорошо с тобой сейчас!!!!! Люблю тебя!! Только смотри, если ты меня и утром купатеньки вздумаешь, то это уж точно опять затянется не на полчаса… Какие там полчаса! Мы ж так оба с тобой постоянно будем всюду опаздывать.

Сейчас, сейчас! Попью чаю и нырну к тебе под одеялко! Жди, родной! Ни на минуту, ни на секунду, ни на долю секунды я тебя не забыла! Ты живешь во мне! Ты ведь согреешь меня, да? У тебя это всегда так славно получается… Миленький мой, хорошенький мой, скорее, скорее пусти меня под твоё крылышко — там уютно и спокойно. И ничто нас не потревожит, пока ты рядом, я уверена!

Ну, что ты смеёшься, честное слово?! Щекотно, что ли? Нет, я не извращенка, просто твои подмышки пахнут тобой! Я нюхаю их и наслаждаюсь! Имею право!

«Возьми меня! Люби меня! Войди!» —

Почти кричало вздрагивая тело…

Мёд струйкой растекался на груди,

И капелька у губ твоих блестела.

И вся постель, и всё вокруг — в меду,

В восторге сладком и неутомимом.

«Люблю тебя! Возьму тебя! Войду!» —

Шепчу глазам неистово любимым.

Любит-любит! Как же не любит? Кто ж это тебе сказал такое-то? Любит! Очень даже любит! И сейчас обнимет тебя опять, как всегда, руками и ногами! Какая тебе больше по вкусу — левая или правая? Могу обеими обнять сладенького папусеньку!

Мишенькин мой! Что-то ты давно не просил тебя погладить! Погладить тебя? Котеночки коготочками не прижимаются, они ими вцепляются до крови!!! Но я ведь не такая. Не хочу я Мишунькину моему причинять боль… Конечно, папулечка умненький! Кто спорит? Мамуля? Мамулька не спорит! А вдруг не возбужу? Не возбудю?

И за ушками почешите! Больно уж приятно! Ага-ага! Конечно-конечно! Обними меня еще разочек! Вот так! Так — хорошо.. И не вздумай отпускать!

Мишунечкин мой! Дай мне погладить твои мохнатенькие ушки! Кстати, как там наш хвостик сейчас себя чувствует? Так, понятненько, хвостику опять что-то надо. Ну, хорошо, хорошо, можно девочке подумать для приличия хотя бы?.. Нельзя? Так неожиданно. Прямо так сразу. Ну, да, трусики на мне! А я вообще в пижамке привыкла спать, помнишь, я ж тебе говорила тогда! Ну, вот, пока про пижамку говорила, уже и трусики исчезли. Ой, кто это там у нас в гости просится? Ну, здравствуйте, здравствуйте, раз уж вошли без спроса. Раз уж вы тут уже… Миленький мой, миленький мой, я люблю тебя! Люблю!!!… И у меня тоже. И тоже в прямом смысле.

Представь, что ты — цветок, а я к тебе лечу,

Всей нежностью своей обнять тебя хочу.

Неутолимый вкус полураскрытых уст

Я помню наизусть и не скрываю чувств…

С тех пор прошёл лишь день, и миновала ночь,

Я высох, словно тень, мне некому помочь.

Всё станет на места, и потеплеет кровь,

Когда свои уста цветок раскроет вновь.

А помнишь, как ты в первый раз пытался всё стянуть с себя, а потом с меня? Вспоминаю сейчас и смеюсь, как же тебя раздражали мои джинсы!!!!! Да, похоже, опять хорошенький у нас с тобой ребёночек оплодотворился! Хитрый, хитрый Михайло Потапыч! Ну, очень ты хочешь, чтобы после твоего отъезда Ниночка забеременела. Да, что ты! Как я могу обидеться на то, что ты хочешь ребёнка от меня? Это же чудесно!!!! Все правильно: мы же с тобой хотим детишек… Значит, без него и надо!

И я ведь то же самое имею в виду: быть настоящей женой, то есть жить с тобой, нарожать наших детей, быть вместе до гроба! В общем, и я думаю о том, в чем клянутся друг другу любимые во время бракосочетания: быть всегда рядом с тобой, поддерживать тебя во всем, быть верной и вообще всё-всё-всё.

Да, да, именно так! Я точно знаю! Прекрасные детки получились бы! Очень умненькие, добрые и талантливые все до единого! Просто совершенства!

Я думаю, нам с тобой и клей не нужен! Мы как встретились, так сразу и приросли друг к другу. И оторвать невозможно!

Мишенька, родной!!! Ты мне так нужен! Если я потеряю тебя, мне будет невыносимо больно. Ты сейчас самый-самый родной человек для меня. И это правда. Я хочу, чтобы мы всегда вот так, как сегодня, лежали бы вместе рядышком и разговаривали. Я очень хочу видеть тебя постоянно, прикасаться к тебе, говорить с тобой… Ведь ты родной мой. Спи, муж мой родненький! Спокойной ночи, золотой мой!

Мишенькин! Лапушкин! Как я тебя люблю!!!!!!!!!!!!!! Люблю!!!!!!!!! Веришь, что люблю? Ты мой родной, ты мой хороший! Я так скучаю, но я так счастлива, что ты был со мной эти три дня!!!! Эти три дня — это такой подарок! Спасибо, милый, что ты сделал мне этот подарок! Я люблю тебя еще сильнее! Ты — чудо!!!! Я люблю тебя, люблю тебя, я люблю тебя!!!!!!!

Я люблю не только тебя, сегодня я люблю весь мир — благодаря тебе!

Спасибо тебе за те счастливые ночи Я их никогда не забуду. Ты действительно знаешь, что нужно женщине. Ты вообще особенный, Миша.

Хочу тебя! Мне каждый день — неволя!

Мне тёмен мир, но света не хочу!

Обнять тебя и целовать до боли!..

Я ног твоих, я рук твоих хочу!

Хочу, чтоб ты кричала и кусалась.

Хочу, чтоб ты стонала подо мной!..

А поутру — нетронутой казалась,

Единственной!.. И всё же — не женой!

Хочу тебя! Хочу с тобою слиться!

Хочу не отрываться от тебя!..

Пусть век пройдёт, пусть время пропылится! —

Но я — повсюду чувствую тебя!

Глава третья

Я давно поняла, что судьба меня постоянно балует…. Бог дарит мне все, о чем бы я ни попросила, но я понимаю, что этим Он что-то пытается сказать мне. Что? Что именно? Иногда мне кажется — я начинаю догадываться об ответе!

Итак, с одной стороны, я все время прошу Его о чем-то, и Он вскоре дает мне именно то, о чем я просила. Но с другой стороны, разве я на этом останавливаюсь? Как бы не так!!! Я снова и снова разочаровываюсь, и понимаю, что мне нужно и гораздо большее, и совсем другое одновременно. Я прошу у него больше, и Он опять дает мне то, о чем я просила. Но… вскоре я понимаю, что и это не то. И снова я «тыкаюсь» в поисках чего-то непонятно чего. Вслепую.

И только недавно, только теперь я начинаю прозревать, что мне нужна именно ЛЮБОВЬ. Настоящая. Немыслимо огромная. Такая — перед которой все остальное — ерунда.

И если у меня не будет такой любви, у меня не будет ничего. Я буду никем. Ты прав, родной, я только что вновь, в который уже раз, перечитала тринадцатую главу «Послания к коринфянам» апостола Павла. И вдруг ощутила, как божественные строки, словно весенняя трава, прорастают в моей душе. Я поняла, что никогда в жизни так не любила, что ради любимого человека могу отказаться ото всего. Все остальное человеку не так уж важно, он может и обойтись. А без любви он обойтись не может. Мне нужна, нужна именно эта любовь…

На земле есть истинное чудо,

Мир не знает, в чём его секрет:

Где бы ни являлась ты, повсюду

От тебя исходит тайный свет.

Он невидим равнодушным взглядам,

Всё привыкшим мерить на рубли,

Но когда живое сердце рядом —

Бьётся, задыхаясь от любви.

Ты одна, окутанная светом,

Неизменно видишься ему,

И оно, признавшееся в этом,

Вслед тебе рассеивает тьму.

Мишенька! Я вообще ничего не знаю и не понимаю. Я понимаю только то, что ты взял и перевернул во мне все! Я знаю только то, что очень люблю тебя и, что ты скоро окончательно сведёшь меня с ума!!!

Солнышко моё ясное! Ну, скажи мне, как мне теперь делать курсовики? Спроси, родной: чем у меня снова забита голова? Угадал! И всё-таки это великолепно! Ну, их, эти никчемные курсовые, когда у меня есть ты и твоя чудесная живопись…

А характер у меня не самый сахарный. Я бываю резкой и… и… и даже грубой. У меня присутствуют в характере волевые нотки. Со временем их становится все больше и больше. Еще иногда я в плохом настроении люблю ворчать по поводу или без повода, придираться ко всему — в общем, как все женщины. Хотя я стараюсь этого не делать. Но получается только изредка. А ещё у меня есть вредная привычка: грызть ногти, когда нервничаю!!!! Все мои болячки — от нервов.

Нейродермит, например, — это когда кожа рук начинает чесаться и иногда даже трескаться. Это все от каких-нибудь переживаний. Несколько раз в жизни у меня были настоящие женские истерики: с битьем посуды, неконтролируемыми криками и даже катанием по полу в невменяемом состоянии. А ещё у меня аллергия на любую пыль, на пыльцу растений, на некоторые препараты и вещества, ещё и пищевая аллергия — на некоторые продукты питания, аллергия на шерсть животных. И вообще у меня на все, что угодно может появиться аллергия.

У меня постоянно скачет уровень гормонов в крови. И еще у меня уже несколько лет держится невысокая температура, причем, врачи так и не выяснили, что это.

Хотя то, что не СПИД — это точно!!!

По большому счету все это мелочи, (правда же, любимый?) и я практически здоровый человек.

Даже в больнице прошлым летом удивлялись моему здоровью, так они и не смогли найти причину температуры. Свалили все на нервы или на усталость. …Ну, как? Ты еще не передумал на мне жениться, родной? Если вспомню ещё что-нибудь плохое про себя — тут же сообщу. Между близкими людьми не должно быть врачебных тайн, ты согласен?

Я люблю тебя, люблю с каждым днем все больше и больше. На лекциях я не слушаю ничегошеньки из того, что говорят! Только вспоминаю о тебе и улыбаюсь.

Всю сегодняшнюю ночь у меня был беспокойный сон. Мне все время снился ты и твои волшебные письма.

Михаил! Ну, что же это такое происходит?! Когда я получаю твои письма, я не могу больше ничем заниматься, только отвечать на них. Когда ты не пишешь мне, я вообще не могу ничем заниматься!!! Могу думать только о тебе, вспоминать твои картины, письма, твои объятия, твои теплые слова. Я забираюсь под них как под одеяло, закутываюсь ими и так как будто дремлю все время. Все это как сон. Во все это невозможно поверить. Сказка! Мечта! Ты тмил собою все, что было у меня. Ты занял в моем сердце все укромные уголки, в моих мыслях — все, что было свободное. Ты занял всю меня, и я не могу продохнуть!!!

Я задыхаюсь… от любви. Я не знаю, как раньше в моем сердце могло не быть тебя и как может теперь не быть?

Мишенька, я знаю, какой ты, только я одна! Я помню, как ты нес мне цветы!.. Ты был словно ураган! Если бы все так бежали с цветами к любимой девушке, я думаю, на Земле царила бы только радость!!!!

Хочешь, я расскажу тебе кое-что по секрету? Я раздобыла карту твоего города, но не всю, а только тот кусочек, где живёшь ты.

Как тёплый блеск предутренней свечи,

Как за окном мерцающим зарницы,

От глаз твоих расходятся лучи,

И в небе отражаются ресницы…

Там, в глубине сияющей огня,

Плыву я в даль, не обжигая взгляда…

Ты, улыбаясь, смотришь на меня,

А мне иного света и не надо.

Глава четвертая

Ты знаешь, как я люблю рассматривать твои картины. Люблю окунаться в бурлящий океан твоих фантазий, переживаний, мыслей, эмоций… Огромный внутренний мир моего Мишеньки… Я иногда так глубоко ухожу, что могу даже потеряться в нем. Он бескрайний.. В твоих картинах есть все… Мне нравится путешествовать от одной картины к другой (как день ото дня в поиске новых впечатлений) по твоему внутреннему миру, запутываться в буре твоих чувств, желаний и страстей. С каждым новым твоим полотном я все больше влюбляюсь в твой внутренний мир. И самое главное, знаешь, мне он кажется удивительно знакомым! (Как будто это я рисовала!!!) Нет-нет! Только не болей! Только не ты!!! Лучше я сама — я к температуре уже привыкла. А ты, пожалуйста, побереги себя. Я так волнуюсь за тебя!

Да, я помню, родной. Не ты искал меня, и не я обращалась к тебе в том первом своем письме. Я верю, даже знаю теперь: всё было предопределено на небесах. Всего одна буква, одна ошибочная буковка в адресе моего письма своей давней подружке, и оно ушло к тебе, а не к ней. Теперь я понимаю: это была не ошибка, Бог водил моей рукой в то мгновение. Ты мог бы отбросить это глупое письмо с наивными девическими щебетаньями, вовсе никак тебя не касавшимися. Мог прочесть, усмехнуться и забыть… Нет, не мог. Тогда это был бы не ты, Мишенька. Ты ответил, и письмо дошло, потому что в моем обратном адресе ошибок, по счастью, не было. И я понимаю одно: наше знакомство за шесть с лишним тысяч километров друг от друга — не было случайным. Я просила тебя у Бога. Я просила, искала настоящей любви. И Он услышал меня.

Я, как маленькая девочка или котёнок, хочу на ручки! Или на коленки — свернуться клубочком и никуда не уходить. Так и лежать хоть весь день, хоть целую вечность! Только мурлыкать нежно-нежно, трогательно-трогательно…

Да, именно так: это я — та самая маленькая девочка, которой вернули веру в любовь и доброту, в бескорыстие, верность, красоту, во все, что есть святого на свете. И все это в тебе! А раз в тебе, то значит, и во мне тоже есть. И я счастлива этим.

А любить тебя я буду всегда… Буду любить тебя вечно и буду счастлива всегда, когда ты рядом. Не любить тебя невозможно — ты часть меня. А после нашей смерти мы придумаем новую сказку, и может, даже воплотим ее в новую жизнь, если Бог нам разрешит…

А я вчера сдала два курсовых на проверку. Куча ошибок! Я, наверное, не выйду на сессию. Полгруппы не выйдет на сессию! Но мне все равно! Все равно, потому что есть ты!!!!!!

Ух, ты! Ты хочешь отправить мне ещё два своих художественных альбома?! Целых два!!! Шли же их скорее, я уже начала ждать!!

Лучше имени, чем МИХАИЛ, на всем свете, сколько не ищи, — все равно нету!!! Нет! Мишенька, Мишунчик, любимый! Скажи, когда у тебя будет свободное время в мастерской (я не хочу специально отвлекать тебя от творчества) — и я позвоню. Я карточку купила! Хорошо. Значит, завтра с 8:30 я буду тебе звонить! Жди, родной! Целую!

Я здесь, мое красное солнышко! Согрей меня своими ласковыми лучиками! Подставляю все свои лепесточки!!!

Мишенька! Два часа назад я тебе звонила! Как безумно приятно было слышать тебя! Жаль, что связь прервали так внезапно. Телефонная карточка оказалась слишком маленькой… Я не рассчитала.

Милый мой, за что спасибо??? Я сама так хотела позвонить и поговорить с тобой! Ура! Наконец-то это удалось! Боже мой, КАКОЙ у тебя глубокий волнующий голос, КАК ты умеешь говорить, каждое слово окутывает и зачаровывает навсегда… не то, что я… К тому же у меня голос срывался от волнения. Как же я соскучилась по тебе и твоему голосу! Завидую посетителям твоей мастерской: они каждый день слышат тебя вживую! Представляю, как приятно слушать, когда ты сам рассказываешь о своих картинах при открытии очередной картинной галереи! Я жажду слышать тебя бесконечно!

Четыре раза кто-то поднимал трубку, и четыре раза я просила позвать тебя. И когда ответил именно ты, я на это уже почти не надеялась. Твой голос до сих пор звучит у меня внутри. Мне не забыть этот мягкий завораживающий тембр. Я и не хочу забывать!

Если бы ты смотрел мне в глаза в тот момент, когда мы разговаривали, я думаю, слова бы нам даже не понадобились! Ты все прочитал бы в моих глазах. Это был бы разговор душ, ведь глаза — это зеркало души! Наши души смотрелись бы в отражения друг друга и удивлялись их сходству. У нас ведь даже цвет глаз одинаковый!

Мишунькин мой! Сладкий мой, родной, любимый! Я просто прыгаю от радости!!! И, наверное, не перестану сегодня прыгать — так и побегу в институт подпрыгивая!!!!!! Мне хочется кричать, кричать на каждом углу о том, что я тебя люблю!!!! Я тебя обожаю!!!! Как еще выразить все чувства, переполняющие меня, я не знаю!!!! Господи, я могла только мечтать, что когда-нибудь встречу тебя! Я так благодарна Богу за все это!!! За то, что он все-таки свел наши сердца!!!

Я сияю, я просто сияю при мысли о тебе! И пускай все смотрят и удивляются, чему это я так рада, все равно не догадаются! Эта улыбка не для них. Только для тебя!!!

Снова видела тебя сегодня во сне. И чувствовала, как ты посылаешь мне любовь — от сердца к сердцу. Она заполнила меня всю сладким теплом и беззаботностью. Как в детстве… Так хорошо!

А ты прямо-таки до сих пор не знаешь и не слышал ни разу? Неужели я не говорила? Ах, ты хитрюшка моя! Что же, я могу еще много-много раз повторить: любимый, милый мой, солнышко мое, океан мой, радость моя, счастье мое!!! У меня никогда не хватит слов, чтобы выразить, как сильно я тебя люблю!!! Я всегда-всегда рядом с тобой — и в мыслях, и душой… Ты и сегодня придешь ко мне во сне? Обещай немедленно! Я буду ждать тебя! …там же, где и всегда.

А как мне понравилось с тобой в такси ездить — с тобой даже это — романтика! Помнишь, как ты мне посылал поцелуи и улыбался? Мне так хорошо было. Я никогда этого не забуду! Я люблю тебя, и с этим уже ничего не поделать… Да, кстати! Я сегодня фоткалась. И специально для тебя. Я скоро пришлю тебе эти фотографии! Целую!

Провожая тебя, я мёрзла полтора часа, потому что боялась, что больше никогда тебя не увижу, что это были последние минутки, когда я могла ещё видеть тебя или хотя бы только самолет, на котором ты улетаешь…

Мне очень трудно представить жизнь без тебя, ведь я не просто привыкла: я приросла к тебе! Разумеется, я переживаю и за тебя, это естественно…

Знаешь, моя мама всю жизнь работает с голыми цифрами. И ненавидит свою работу, потому что она творческий человек по своей природе. Как я ее понимаю!

Мне, конечно, трудно рассуждать, поскольку я не попадала в некоторые жизненные ситуации, но мне кажется, я не смогла бы сделать аборт. Мне легче самой умереть, чем умертвить собственного ребеночка! Хотя я не хочу никого осуждать.

Твой кот сейчас напомнил мне булгаковского Бегемота! А какого он у тебя цвета? Я так люблю животных, увы, на большинство кошек и собак у меня аллергия. Хотя раньше её не было… Конечно, только тебя! Я больше никого не хочу видеть во сне! Всех остальных обязуюсь отгонять.

Точно? И ты тоже? Так я и думала! А вот мама моя считает, что взрослым уже не пристало смотреть мультфильмы! Значит, мы оба обречены всегда оставаться детьми!

Мишунькин! Ты представляешь, я только что разговаривала с тобой, а когда положила трубку, мне показалось, что ты сейчас придёшь с работы из своей мастерской Ко мне… Как будто домой! Удивительное ощущение! Между нами такая бездна пространства, а оно возникло и не проходит.

Ты завтра позвонишь мне из мастерской? Я очень этого хочу!!! Только я теперь по утрам не одна дома — у меня папа в отпуск вышел. Но ничего, я запрусь у себя в комнате, заберу оба телефона и буду ждать твой любимый тёплый голос.

Захлопнулась дверь. Повернулись ключи.

Истаял в окне отголосок свечи.

Забрезжило небо вдали.

И снова твой взгляд терпеливый присох

К дорогам, текущим, как снег и песок,

До самого края земли…

Восходит и гаснет над миром огонь,

Ночные дождинки щекочут ладонь,

Шумит, разлетаясь, листва…

А ты всё глядишь на дороги свои,

Всё веришь в великую силу любви,

Всё шепчешь святые слова…

Глава пятая

Мама поинтересовалась: не с тобой ли я постоянно общаюсь по телефону, уединившись ото всех? И не мне ли посвящены твои последние картины? (Она видела последние два альбома, которые ты прислал). Я молчу как партизанка. Она говорит «художники очень влюбчивые натуры, всё время в кого-то влюбляются». Ты ей очень нравишься. Но я всё-таки боюсь её реакции на твоё предложение, вряд ли она обрадуется, если я вдруг заявлю, что собираюсь за тебя замуж.

Как же я тебя люблю, люблю, ЛЮБЛЮ, ЛЮБЛЮ!!!!!!!!!!!!!!!!

Я самая счастливая на Земле, на свете, во всей Вселенной нет девушки счастливее меня!!!!! Мне сейчас кажется, что все это для нас, весь мир был придуман для нас одних! Хотя, конечно, это слишком самоуверенно, но мне кажется, как будто все остальные — это как муляжи, и только мы с тобой настоящие! Знаешь, как в «Матрице». Ты ведь тоже смотрел «Матрицу»?

Ладно, я уже не о том. И все-таки с удовольствием повторюсь: я тебя очень люблю, очень, безмерно!!!

Родители только что вернулись из отдыха. На радостях мы устроили небольшой чисто семейный праздник. Ну, что ты! По нашим меркам совсем немного: мясной салат, бутерброды с сёмгой, с ветчиной, суп с фрикадельками. Под конец поели тортика и так все от этого облопались, что сразу спать завалились. Пили, конечно. Мы с мамой — вино красное, папа — водочку. Он кроме неё больше ничего не пьёт принципиально.

Да, я очень хочу, чтобы и ты покушал! Кушай маленький мой: «за папу, за маму, за Нинусю». Вы с моим папой почти одного роста: он тоже высокий. Я не думаю, что родители рассердятся, радость моя! Но, они, конечно, будут крайне удивлены!!!

Если меня не будет дома, не грузи папу по телефону: кто ты и что ты. А вообще-то папа и не спросит об этом. Просто позови к телефону Нину, хорошо? Не надо его стесняться! Он очень добрый и хороший! Просто попроси меня к телефону — и всё. Я же звала тебя, когда звонила твоей маме.

Да, из-за голоса его все поначалу и боятся. А потом он не очень любит, когда мне звонят мужчины — ну, ты понимаешь. Но если бы ты видел его в семейном кругу — это очень спокойный и жизнерадостный человек!

Мне сегодня папа предложил банан. Знаешь, как? Он сказал: «Доедай, а то всё равно выкидывать». Это называется «всё лишнее — детям!»

Конечно, в твоем городе нам удобнее жить, потому что у тебя ведь там вся творческая деятельность, не можешь же ты все это бросить. И дети твои старшие тоже ведь там. Хотя мне, конечно, было бы нелегко уехать так далеко от родных, но это уже не важно. Я же люблю тебя! Я думаю, и в нашем городке мы бы не пропали. Но ведь вся твоя жизнь — там, а не здесь!

Впрочем, пусть все будет по Божьему промыслу. Я полностью полагаюсь на Него!

А вот было бы здорово жить у нас!!!! В нашем городе! Хотя городочек маленьким тебе покажется после твоего. Но можно ведь жить еще где-нибудь, не так далеко, просто хотелось бы почаще видеть родных и знакомых.

Сегодня за окном пахнет весной, и я так этому рада! Распахнула форточку — а там птичка поёт! Я уже забыла эти звуки! Я не хочу больше закрывать окно. Очень красиво поет! Поет о любви, о весне… это и правда наша душа!

Нет, я и сама просто не мыслю тебя чьим-то чужим. Мой, только мой! И сама себе удивляюсь… Сладкий мой Мишунькин, что же ты со мной делаешь?

Мама сегодня снова принялась пересматривать твои художественные альбомы. Ей твои картины всё больше нравятся. Вот и сейчас папа спит уже, и я тоже ложусь, а она всё сидит, разглядывает. Смотри, как бы она в тебя не влюбилась.

Так-так! Значит, и совсем молодые девчонки к нему пристают?!!! Ну-ну! А я для тебя кто тогда?!..

Ну может, не убила бы, а вот чуть-чуть покалечила обязательно. Ладно, не бойся, не убью, мой сладенький. Но истерик тебе, дорогой, избежать бы не удалось!

Ну, что тут сказать? Любят мои иногда поворчать. Я и сама бываю порой ещё та ворчушка! Это у нас как бы семейное.

Конечно, удобнее свадьбу сыграть у нас здесь. Просто, я боюсь, что мои по деньгам не смогут прилететь туда, к тебе. А друзья? А другие родственники: три тёти, брат двоюродный с семьёй?

И я своих. А твоих сколько примерно будет? Я думаю, встретить и разместить — это не проблема! Конечно, не проблема! А ты из друзей-художников никого не пригласишь?

Ты и впрямь хочешь, дорогой, чтобы я в брачную ночь кричала, как тогда? Громко-громко? Чтобы все соседи слышали? Всё в твоих руках, милый…

Сияют звёзды, словно дождь

В небесной глубине,

Они повсюду, где живёшь, —

С тобой наедине.

Оставить может близкий друг,

Удача — дать отбой,

Но звёзды, что горят вокруг, —

Они всегда с тобой…

И разве счастья в мире нет,

Когда всю жизнь вдали

Тебе сияет вечный свет

Со всех сторон земли?!

Ну, конечно, нам от них отдельно нужно будет жить. Я и сама второй хозяйки в доме не потерплю!

Подожди, подожди! Припаси эти слова — перед алтарём скажешь.

Обнимаю и целую, мой сладенький, медовый, малинововаренный!!! Какой ласковый голос! Какие теплые слова! Сегодня я точно не замерзну!!! Мишунечка, ты меня так порадовал!!! Смотрю в зеркало и определяю твоё настроение: Ты доволен и… счастлив? Как я! Да? Мы ведь две половинки одной души?! Что одна чувствует, то и другая? Ура! Целую мою половиночку! Тысячу поцелуев! Звони скорей, я тебя очень люблю!

Ой, а вдруг я испорчусь? Стану сварливая, пилить тебя начну, как моя мама любит делать. Хотя я, конечно, стараюсь быть не похожей на маму, но от собственных ген трудно отказаться, как и от чебурашек.

И вообще нервная я, ты не забывай! Верная? Кто сказал? Кто застрахован от неверности?

Ещё поцеловать? Целую нежно-нежно!

Глава шестая

Так, ну всё! Теперь я буду страшная, больная, злая, хнычащая, вредная и самая ужасная! Посмотрим, долго ли ты меня такую вытерпишь.

Мне очень не хватает тебя… Хорошо, что ты ещё меня веселишь своими волшебными выдумками, а то мне в последние дни так плохо… Не хотела говорить, но временами мне очень плохо. Я как потерянная.

Не хочется говорить, но мне просто страшно. Я всего лишь маленькая беззащитная девочка, и мне страшно… Так не хочется причинять столько боли… Ну просто ТАК не хочется! Я уже чувствую себя виноватой во всём. И ещё… мне очень страшно терять всё, к чему привыкла. Можешь упрекать меня, но мне всё равно страшно.

Когда один-единственный раз в жизни мы переехали из старой квартиры в новую — сюда. Мне было 8 лет. Ты знаешь, мне тогда казалось, что жизнь для меня кончилась. Хотя мы переезжали всей семьёй. Но все мои друзья остались там, а мама… свозила меня один только раз на старое место и, насмотревшись на мои слёзы, сказала, что больше со мной не поедет на прежнее место. Я очень страдала… А она не понимала меня… Ладно, это старая история.

Сейчас всё совсем по-другому, но мне всё равно страшно. Можешь называть меня слабой и нерешительной или ещё какой-нибудь, но я боюсь перемен! А таких грандиозных перемен в моей жизни ещё не было.

Да, я тоже как под пыткой. Родители замечают, что меня что-то гложет и спрашивают, что со мной. Мне так хочется всё это вылить, но я не могу им пока ничего рассказать. Даже намекать не хочу — зачем забивать им головы! Они такие счастливые. Не хочу пока ничем их печалить. Выношу всё в себе и даже вида не подам. Я привыкла так делать — мои родители редко понимают меня, поэтому не люблю выдавать им свои чувства.

Очень на это надеюсь! Мои родители, вроде, всегда готовы меня понять. Иногда понимают. Но когда дело действительно касается чего-то серьёзного, мамину точку зрения трудно переломить и мы с ней часто ссоримся, а папа просто отмалчивается и отходит в сторону. Если бы друзья меня не поддерживали, я чувствовала бы себя совсем одинокой в такие моменты.

Я надеюсь, что в этом не буду похожа на своих родителей. Я очень надеюсь. Я хочу быть настоящей поддержкой и опорой для своих детей. Я хочу, чтобы они мне во всём доверяли.

А у нас папа не любит конфликтов. Если бы он начал заступаться, мама непременно бы расплакалась и сказала: «вы меня совсем не цените, вы такие хорошие, а я одна такая плохая», в общем, в таком духе всё. Ты же знаешь, у неё нервы никудышные и комплексов целый букет. Папа просто её бережёт. Я его отлично понимаю. Это я иногда не сдерживаюсь, ругаюсь с мамой… характеры у нас с ней несовместимые.

Да, я знаю о такой примете. Судя по ней, я ко всему в придачу ещё и невообразимо ревнивая!

Одно дело — относиться к тебе хорошо сейчас, когда мама ничего о нашей с тобой истории не знает. Но потом, когда ты для неё станешь не просто ярким талантливым художником из далекого города, тут уже будут затронуты личные чувства. И я точно знаю, она плохо отнесётся к тому, что ты готов ради меня оставить семью.

Знаю я свою маму, она жуткий консерватор, и её точку зрения на эти вещи изменить очень трудно. Она начнёт представлять себя и папу на месте тебя и твоей жены. Она скажет, что с ума бы сошла, если бы папа так поступил с ней… ну и в таком духе. Одно то, что ты ей очень нравишься сейчас, не означает, что она воспримет это известие как-то иначе.

Я как раз и хотела, чтобы ты меня защитил, оправдал перед ней, сказал: «нет, ты не права, она не такая»… ну, в общем, ладно…

Ты очень хороший, Мишенька! А я, когда мне плохо, ухожу в комнату, закрываюсь, включаю музыку и там уже плачу, чтобы никто не видел и не слышал.

Бедная твоя жена. Мне её, правда, очень-очень жалко. Я тоже люблю выдавливать прыщики! И когда мне выдавливают — тоже люблю!

Что поделаешь. Мы с тобой давно уже стали родными, а сейчас — ещё родней! Я же это чувствую. Правда, чувствую!!!!!!!!!!!

А жить с тобой нам лучше всё-таки в твоих краях, наверное. Потому что у тебя там работа, знакомые, связи, и главное — дети твои. Им ведь нужна твоя поддержка, а если ты уедешь, они не смогут видеться так часто, как им хотелось бы. У меня же здесь пока нет никакой работы, а институт я скоро закончу. Правда, есть ещё друзья, родители в городе, но и друзья могут разъехаться, да, и я предполагала, что перееду отсюда куда-нибудь. Неудобно только из твоего города ездить к родителям — встречи очень редкие получатся. А им ко мне — ещё труднее. К брату в Москву — тоже труднее от вас, чем от нас добираться. Но всё-таки лучшее место для нашей жизни, если мы решим пожениться, это там, у тебя, я думаю. Целую, любимый.

Ненавидеть? Нет, я думаю, ненавидеть она тебя не будет. Переживать будет. В общем, не знаю, надо мне как-то маму постепенно настраивать, что ли. Я постараюсь.

Миленький, мой! Я с тобой так никогда не поступлю, никогда!

То, о чем ты рассказываешь, очень печально, родной мой. К сожалению, в жизни таких людей много. Им хорошо только тогда, когда кому-нибудь плохо…

Для них главное — выместить своё зло на ком-нибудь, и когда им это удаётся, они только тогда успокаиваются. На какое-то время. Знаешь, про таких поговорка есть: «у меня сегодня радость — я кому-то сделал гадость». По-моему, ими руководит какая-то тёмная неведомая энергия. Никогда не поступлю с тобой так и никому–никому этого не позволю!

Глава седьмая

Ладно, пока ты всё переваришь, что я тебе написала… В общем, ко мне скоро придет друг. Так что я пока не смогу писать. Допишу, наверное, только поздней ночью.

А ты как думаешь, хорошо я сейчас поступаю, находясь в одной комнате со спящим другом, а сама в это время пишу тебе признания! Он ведь может в любой момент проснуться. Так что ты не волнуйся, если я вдруг прервусь. Ну, как тебе Нинуся после этого? Плохая девочка, да? Не сомневаюсь!

Так как тебя — я целовала только тебя, даже и не проси целовать других так же. Тот поцелуй — только твой!

Я не представляю, как можно тебя за что-то не простить. Ты ведь самый лучший, самый добрый и ласковый! Ты — просто чудо, ты — сокровищница чувств! Среди моих знакомых никто не умеет так тонко чувствовать и так выражать свои чувства как ты. И поэтому я тебя люблю.

Мой друг хороший, он все делает для меня, но у меня нет к нему такого же ответного чувства. Раньше я его любила сильней. Но сейчас… я не знаю, что произошло. И в общем-то все было бы хорошо, но у нас с ним нет такого полного духовного взаимопонимания. Он — не ты. Мне трудно сейчас все это сформулировать и объяснить…

Мне необходимо духовное общение, а он не в состоянии его мне дать.

Посмотри мне в глаза: разве там написано, что я могу тебя бросить? Я могу повторять и повторять, что я все равно буду с тобой всегда, хочешь ты этого или нет!!! И как я могу тебе что-то не простить, дорогой мой, милый мой? Целую тебя крепко-крепко! И обнимаю тоже крепко. Ничего не бойся, прошу тебя! Я с тобой. Ты чувствуешь? Я обнимаю и люблю!!!

Нет, нет! Как раз сегодня мы ничем таким не занимались! И вообще мы встречаемся с ним не только для того, чтобы любовью заниматься! Сегодня мы сначала смотрели у него фильм, очень красивый, называется «Final fantasy». Весь фильм нарисован в 3D-графике. Потом он помогал мне делать бизнес-план.

Так что, пожалуйста, больше не выдумывай себе эти душераздирающие сцены! Ты себя этим еще больше накручиваешь! Считай, что я просто провожу вечер со знакомым, поэтому не могу с тобой общаться в это время.

Нет, ты не меньше мужчина, чем он! Уж, я-то в этом убедилась!

Все-таки с одной стороны хорошо иметь сразу двух мужей, а с другой — все равно нужно разрываться! Все время думать, не обидела ли чем-нибудь второго. Хотя иногда я начинаю понимать такие семьи. Его реакция? Ничего хорошего, я думаю, он не ответил бы. Особенно, если бы догадался, что это не совсем шутка. Тогда уж точно запереживал бы!

А вот тот, который у меня до Димы был — он довольно часто сильно напивался. И силу приложить иногда тоже мог. Вот звонил мне сегодня опять — прошлое вспоминал. Но у меня нет большого желания с ним разговаривать. А он всё ещё на что-то надеется…

Нет, я никуда не ушла ещё. Мне просто Дима звонил.

Я люблю вас обоих! И мне от этого и хорошо и плохо — одновременно! Миша, разве ты никогда не любил одновременно двух женщин? И еще: никогда не говори мне, что отнимаешь у меня время — это не так! Я всегда рада твоим письмам, всегда, запомни это, мой хороший, ладненько? Ты — самый лучший, мой дорогой Мишенька!

А я не только сегодня, я в последнее время каждую ночь — с тобой!

Многоженство существует во многих странах, жаль, что многомужества нет нигде.

Не хотела тебя расстраивать, но он скоро опять придет. Нет, нет, мы просто пообщаемся — ничего более, я обещаю!!!

А мой друг Дима снова спит сейчас. Он думает, что я делаю курсовые и меня нельзя отвлекать. Поэтому от скуки он уснул. Вернее, это я его усыпила. Ты же знаешь: у меня волшебная кроватка, — когда я пожелаю, человек, лежащий на ней засыпает, даже не заметив этого. И я этим пользуюсь.

Хочешь честно? Я ему не позволяю! И вообще в последнее время мы даже почти не видимся. Мы решили, что нам надо с ним какое-то время не видеться.

Мне сегодня очень грустно. Так получилось, что мы с Димой шли сегодня мимо гостиницы. Той самой, нашей с тобой… Во мне вспыхнули воспоминания, и я только сейчас ощутила, как я скучаю по тебе. Очень скучаю.

Я тебя очень люблю и мне грустно. «Мне грустно оттого, что я тебя люблю….» Помнишь? Мне очень нужен ты. Боже мой, как же ты мне нужен!!!!!!

Итак, сегодня я пью шампанское! Боже мой! Мне почти никогда еще не хотелось выпить. Просто выпить. А сегодня захотелось. И именно шампанского. Я пью за то, чтобы все было хорошо! Я не могу сформулировать это как-то иначе.

Ко мне сегодня приходил Дима. Мы очень долго разговаривали и решили не видеться ещё хотя бы неделю. Только звонить будет. Он до сих пор ничего не знает о нас с тобой.

Да, при чём здесь разница в возрасте?!!! Я знаю, что мне снова будет хорошо с тобой, но какой ценой?! Смогу я после этого спокойно жить и наслаждаться семейным счастьем?

Всю ночь во сне думала о тебе. Но ты мне не снился. И сегодня буду думать постоянно. Взгляну на солнышко, улыбнусь ему, как будто тебе.

Ты смотришь мне в глаза. А он тебя целует.

Ты смотришь мне в глаза. Бледнеет потолок.

Синеют небеса. И ветерок колдует.

И облака летят далёко на восток…

Тот шрамик возле губ… Нет, он ещё не зажил.

Дотронусь языком. И заново саднит.

А там, за потолком, в заоблачном пейзаже,

Как птичий голосок, душа моя звенит.

Ты чувствуешь меня, хоть он всё время рядом,

Волнуясь, говорит и гладит по руке.

Незримо за тобой слежу небесным взглядом

И плачу о тебе на птичьем языке…

Глава восьмая

Миша! Мне надоело врать. Врать всем: родителям, Диме, знакомым. Меня мучит совесть. Я так не могу — ты женат, но в то же время хочешь остаться со мной. Я не могу сейчас просто так порвать с Димой, но и не могу врать ему, а сама заниматься любовью с тобой в это время. Я не могу переступить через твою семью, которую ты готов оставить ради меня. Я не смогу переступить всё это. Меня всегда будет мучить вина. Я так не могу.

Я буду чувствовать себя так паршиво, если разобью твою семью. Я не смогу через это переступить. Даже после твоих слов о том, что она всё равно уже разбита. Но она пока существует, а разрушиться может из-за МЕНЯ!!! Из-за меня не стоит ничего разрушать.

Твоей Нинусе давненько не приходилось столько врать. И её корёжит от этого вранья. Я хотела бы, чтобы ты приехал. И хотела бы снова испытать с тобой самые сладкие минуты… Но если бы всё это было чисто! Если бы у тебя не было семьи, если бы не пришлось всем врать… Ведь так это должно быть. Только так.

Ты мне дорог! И я хочу тебя видеть… Не из жалости, нет! Ты для меня очень дорогой человек, я тебя люблю, но я снова и снова повторяю, что не люблю тебя настолько сильно, чтобы сейчас же решиться на всё…

А наш ребёнок до свадьбы — это тоже как-то… сам понимаешь. Я понимаю, что тебе, возможно, было бы так и удобнее, и приятнее. А мне? Вроде как: я сначала была со своим другом, а потом забеременела от тебя… И получится, что будто из-за того только, что другого выхода для меня нет, только поэтому вышла за тебя. Но ведь не так хотелось бы.

Я не хочу, чтобы ты разводился от отчаяния. Ведь ты же можешь ещё остаться с этой семьёй. А уж втихомолку я замуж не выйду — это точно.

Это легко сказать! Но я мучаюсь. Меня совесть заедает! Что, её тоже выбросить? Ты ведь знаешь, что такое совесть. Знаешь ведь? Что это не просто чувство такое… Совесть — глас Божий. И я в это верю. А жертвы оценят, по крайней мере, на небесах — это точно, разве не так? «На чужом несчастье счастья не построишь», — так ещё говорят. А несчастье твоей жены не в счёт?

Да не виноват же ты ни в чём! И я тебя не виню! А погладить и приласкать всегда рада!

Я это всё поняла, я тебе об этом в самом начале сегодняшнего разговора говорила. Очень хорошо, что родное здесь… но… но… меня всё равно СОВЕСТЬ МУЧАЕТ!!! Что ж, если я родная тебе, то я даже Бога бояться не должна? Я тоже хочу счастья на земле. Только чтобы не идти наперекор Ему. А может, Он меня и вразумил. Вразумил на то, что жизнь наша должна пройти не так, не при ТАКИХ обстоятельствах. Вот я и думаю, как это сделать.

Я не знаю уже, как тебе объяснить это, но я просто прошу тебя: не приезжай больше ко мне. Так будет лучше. Я тоже очень хочу тебя увидеть, но лучше мне побыть наедине с самой собой, чтобы меня никто никуда не тянул, чтобы я спокойно могла разобраться в себе. Да, мне это очень нужно, мне нужно время — хотя бы немного времени. Ты говоришь, что для тебя время тянется долго, я понимаю, милый. Но всё равно я не хочу спешить, мне его слишком мало! Я знаю, ты меня любишь, поэтому поймешь. Не спрашивай у меня, не пытайся меня убедить, что мне нечего бояться, прошу! Я просто знаю, что мне НУЖНО побыть одной.

Если сегодня до полуночи я ничего не напишу тебе, то не жди меня больше, пожалуйста, а просто ложись спать. Целую!

Глава девятая

Земля заструилась, вздрогнула и потекла куда-то назад: всё дальше и дальше, медленнее и медленнее. Затем — покачнулась раз, второй и начала стремительно проваливаться в густеющую дымку, словно дремлющий птичий глаз, затягивающийся белесой плёнкой. В последний раз, случайно уже, мелькнуло в разрыве облаков нечто щемяще недостижимое. И исчезло…

Где б ни был я, и где б ты ни была:

Да будет даль меж нами лишь светла,

Да не затмится небо облаками,

А стих звенит, как наша кровь текла,

Когда пространства не было меж нами!

…Родными? Наверное, останемся.

И я люблю… целую… засыпаю рядом…

Много раз мне рассказывали о тебе всякую неправду. И каждый раз я верила всему, и снова думала о тебе. Теперь мне нет в этом никакой нужды. Я смотрю на тебя и понимаю: всё, что было сказано — ерунда, главное — невозможно описать словами. Ты — рядом. Ты — здесь. И мне нет никакой разницы — кто и что скажет мне о тебе или тебе обо мне, я знаю главное: жить без любви — невозможно.

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий.

Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так — что могу и горы переставлять, а не имею любви то я ничто.

И если я раздам всё имение моё и отдам тело мое на сожжение а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы.

Любовь долготерпит, милосердствует. Любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит.

Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем; Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится…

Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое.

Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадателъно, тогда же — лицом к лицу; теперь я знаю отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан.

А теперь пребывают сии три: вера. надежда. любовь; но любовь из них больше»

Апостол Павел

Эпилог

Миновали многие-многие годы…

Судьбы героев этой истории сложились по-разному.

Родители Нины спустя почти десять лет развелись. У её отца теперь другая семья, а мать осталась одна всё в той же квартире, где были когда-то счастливы Миша и её дочь.

Нина вышла замуж за Диму, но деток у них не было, зато были ссоры на почве ревности и слёзы. Через несколько лет они развелись. У Нины давно уже совсем иная жизнь: она ушла служить в женский монастырь. Нины больше нет, есть монахиня, у которой совсем иное имя и единственный вечный Жених.

Миша создал другую семью.

Кроме тебя…

Я порвал все твои фотографии. Но это не помогло. Я помнил тебя. Я уехал за тридевять земель и больше не возвращался. Но это не помогло. Я помнил тебя. Я встречался с другими, и меня любили. Но это не помогло. Я помнил тебя. Я напивался — вусмерть, как сапожник, как бич, как последняя тварь. Но это не помогло. Я помнил тебя. Я женился, обзавелся детьми, стал домовитым. Но это не помогло. Я помнил тебя.

Я старею. Всё выветривается из памяти. Всё. Кроме тебя.

Заветные слова

Есть в нашем сибирском городе, на левобережье, такие особые «достопримечательности», которые лучше всего видны издалека. А вот если совсем рядом с ними стоять, то наоборот — можно ничего и не заметить. С реки, а тем более, с Коммунального моста, видны эти «достопримечательности» всем проезжающим и проходящим отчётливее всего. Впрочем, возможно, нечто подобное и в других населённых местах есть, не знаю, но у нас-то их не заметить никак невозможно. Ибо глаза от тех надписей девать абсолютно некуда.

Набережная у нас красивая, гранитная, как в Питере. Только весь этот самый гранит возле моста испещрён здоровенными буквами, составляющими слова с примерно одним и тем же смыслом. Где белым, где цветным мелом, а где и масляной краской они прописаны. Да на такой высоте, на какую ещё и не всякий-то заберётся! Вроде как нехорошо на гранитных плитах писать, в конце концов — это ж не какие-нибудь строительные заборы, а лицо города. Городские службы борются с вредной молодёжной привычкой регулярно, да толку до сих пор немного. Место прежних тут же занимают новые надписи того же содержания.

А оно — простое, бесхитростное: «Оля, я тебя люблю» или «Машенька! Ты лучше всех! Жить без тебя не могу», ну, и так далее.

Десятки лет я — невольный очевидец таких надписей. Льют ли осенние дожди, мечутся ли зимние снега по улицам, сияет ли весеннее солнышко, парит ли над изнывающим городом летний зной: заветные слова всё так же виднеются на своих местах. Меняются имена и конкретные фразы, но суть остается той же: признание в любви к чьей-то вполне конкретной персоне, о чём, судя по размещению, непременно должен знать весь город. Настолько велики испытываемые чувства.

И как только ни пытались отвадить городских мальчишек и девчонок (да-да, и девчонок тоже!) от такой привычки — ничего не помогает!

А ведь на самом деле — всё сущее зиждется на любви, той самой любви, о которой они, бесшабашные и в то же время ранимые подростки наши, так отчаянно повествуют всему миру! Громко, открыто, искренне! Вот и подумалось мне однажды: может быть, зря мы, взрослые, боремся с этой неформальной традицией? Что если и город наш до сих пор стоит на великой сибирской реке лишь потому, что Коля любит Олю, а Маша любит Сашу?

«Любовь никогда не перестаёт…», — говорится в послании апостола Павла. И пока жива на свете эта самая — доверчивая, неперестающая любовь — земля наша пребудет вовеки!

Море любви

Самое большое в мире море — это море любви. Берегов у него нет. Но в нём много островов. Некоторые из них ещё не открыты никем и ждут своего часа. А многие — обитаемы. Там живут влюблённые люди и растут глубокие чувства. В их тёмных зарослях, словно гигантские радужные бабочки, порхают ночные поцелуи и светятся влюблённые взгляды. А в тростниках возле самой воды шепчутся самые нежные слова, доступные слуху лишь тех, кто искренне любит.

Тук-тук

«Тук-тук!» — постучалось сердце. «Открыто!» — встрепенулся ветер в голове и влюбился без памяти. Пришло время, прошло и вышло. «Тук-тук!» — постучалось сердце. «Кто ты?» — удивилась память. «Кто ты?» — отозвалось эхо. И всё исчезло. Всё. Кроме любви.

Земляника

Одному мальчику очень, очень-очень-очень-очень-очень-преочень нравилась девочка из параллельного класса. И ему очень хотелось, чтобы она его тоже хотя бы немножечко полюбила. Но девочка его не любила. Совсем. Это была ужасно честная девочка, когда дело касалось таких вопросов, поэтому она сразу сказала мальчику всю правду и тут же сбежала с уроков с другими мальчишками в кино, где в темноте можно гыгыкать, грызть семечки на пол и просто потихоньку баловаться, щипаться и тискаться.

Мальчик грустил. Он всё ждал чего-то, надеялся на что-то. От билетов в кино на следующий раз девочка отказалась. Ответила, что собирается учить уроки и торопится домой. Мальчик поверил. Любящие всегда верят. На самом деле девочка зашла за угол дома и побежала к речке, до самого вечера она то бросала камушки-«блинчики» по воде, то качалась на качелях, то ела мороженое в парке — с теми же прогульщиками-одноклассниками.

Вот так они и жили. Когда начались вечеринки с танцами, девочка танцевала со всеми, кроме него. Куда бы он ни приглашал её — в театр, в цирк, в музей или даже на концерт её самой обожаемой рок-группы, она непременно находила повод не идти с ним никуда. Каждый день он приносил ей свежий букет цветов, но она даже в руки их не брала. Тогда он стал складывать эти букеты у порога её квартиры. Она просыпалась, открывала дверь, видела на пороге цветы и с тяжким вздохом выносила их на помойку.

Одноклассники сначала дразнили его. Потом подшучивали. Потом жалели.

Потом махнули рукой. Ему все говорили одно и то же: «Уймись, она не любит тебя. У тебя нет ни одного шанса из миллиона.» А он печально кивал головой и всё равно любил девочку. Сердцу ведь не прикажешь.

И вот однажды летом все ребята поехали в загородный лагерь. Лето стояло сухое и жаркое. В ближнем лесу от жары прежде времени осыпались почти все земляничные цветы, и потому в положенный срок никто не смог найти ни единой ягодки. Как-то раз в столовой мальчик нечаянно услышал, как девочка громко делилась с подружкой своей мечтой поесть земляники. Хотя бы кружечку. Или горсточку даже.

В этот же день мальчик исчез. Его искали всю ночь, звали. Не нашли. И на вторые сутки о нём ничего не было известно. Только повариха сообщила начальству, что из столовой исчезло большое эмалированное ведро. Ничего не дали поиски мальчика и на третий день.

На рассвете четвертого дня в большой спальной комнате, где ночевали девочки, с тихим скрипом открылась дверь, и из предутреннего тумана появился мальчик с большим эмалированным ведром в руках. По комнате стал растекаться ароматный земляничный дух. Мальчик тихонько босиком прошел к девочкиной кровати и поставил возле неё ведро, доверху наполненное земляникой. Девочка спала и блаженно улыбалась чему-то во сне. Мальчик наклонился над её лицом. Ему нестерпимо хотелось поцеловать девочку.

Но тут, одна из девчонок в комнате проснулась и, заметив посреди помещения кого-то непонятного в грязной одежде, да ещё с ведром, спросонья и с перепуга закричала диким-предиким голосом. Через мгновение мальчик исчез.

Ни боли от укусов насекомых и ссадин, ни голода от трехдневных скитаний, ничего кроме счастья, ничего кроме любви мальчик не чувствовал. Он бежал в ободранной грязной одежде по тропинке, ведущей к лесу, и блаженно улыбался всему на свете. Улыбался точно такой же улыбкой, какой улыбалась во сне его девочка…

Любовь по-татарски

Была у моей бабушки старшая сестра Нафися. Разница в возрасте у них такая, что в ту пору, о которой речь пойдёт, моей бабушки ещё и в помине не было. Жила Нафися в доме родителей своих в старинной татарской деревне Шмалак, росла красавицей: косы густые до пят, брови тонкие, как тетива натянутого лука, глаза крупные, выразительные, загляденье. И вот исполнилось ей пятнадцать лет: для татарской деревни — самый невестин возраст.

А тут как раз к тому времени поселилась в Шмалаке большая крестьянская семья, из Турции переехали. И в семье той — аж, девять родных братьев! Посватался к Нафисе старший брат. Выдали её замуж. Пришла невестка в новую семью, всем по душе пришлась: и свекрови, и свекру, и золовкам, и восьми деверям. Да, и как иначе: и внимательная ко всем, и хозяйственная, и работящая, и улыбчивая, и скромница. А когда увидел её впервые младший брат её мужа, второй по старшинству, Яхья, так и оборвалось у парня сердце: «Ах, какая же красавица брату досталась! Вот ведь как повезло! Как жаль, что не мне…»

Но что теперь поделаешь? Знать, судьба такая. Вздохнул Яхья, опустил глаза и стал жить дальше. Только мимо Нафиси старался не проходить лишний раз и не смотреть на неё даже издали. Зачем сердце тревожить? Пусть брат будет с ней счастлив и спокоен. В семье Нафиси уже появился первенец, сын, когда случилось большое несчастье: её муж сильно простудился, долго болел и, к несчастью, умер. Не стало в молодой семье кормильца. Айнетдин, отец Нафиси, пришёл к сватьям и говорит:

— Семья у вас большая, малых детишек много, всех кормить, всех на ноги поднимать надо… Трудно вам будет ещё и молодой вдове с ребенком помогать. А у нас семья небольшая, малых детушеки вовсе нет. Спасибо вам за ласку и заботу о Нафисе. Заберу я, наверное, дочку и внука к себе. Отвечают мужнины родители Айнетдину:

— Это мы вас благодарить должны за то, что такую дочь вырастили, воспитали! С тех пор, как вошла она в наш дом, в нём словно светлее стало. Родной нам стала Нафися. Не отпустим мы её! Она теперь — член нашей семьи! По древнему восточному обычаю: если чья-то жена становится вдовой, то на ней обязан жениться брат покойного. Жениться и заботиться о ней и её детях. Поглядите, сколько у нас сыновей!

Переглянулись со своими родителями восемь братьев. Забилось сердце Яхьи сильно-сильно: вот-вот от волнения из груди выскочит…

Так они и поженились. Оказывается, и Нафися к Яхье давно уже была неравнодушна, только виду не показывала. Первый муж был старше её, а с Яхьёй они были ровесниками, понимали и чувствовали друг друга с полуслова. Прожили Яхья и Нафися жизнь долгую и всегда, до самой старости, до последнего своего дня, трогательно заботились друг о друге. Бывало, достанется Яхье яблочко: он к жене идёт, половинку ей отдаст обязательно. А найдётся у Нафиси кусочек хлебушка: она бежит, зовёт, ищет Яхью, вдруг муж проголодался? Им было уже под сто лет, а спать они вместе ложились, согревали друг друга.

Обнимутся, бывало, старенькие, как голубки, и спят. Дожили Нафися и Яхья на свете белом до ста двух лет и покинули Шмалак в один год…

Люди спрашивали иногда бабушку Нафису и дедушку Яхью: что же вас до сей поры рядом держит? Что продлевает вам жизнь? А они переглянутся между собой, улыбнутся друг другу и отвечают: — Мәхәббәт.

По-татарски это значит «Любовь»…

Элиза

В те далекие времена, когда корабли водили, ориентируясь по звёздам, а уходя в море, ещё не знали всего, что может встретиться на пути, в одной прекрасной приморской стране жил принц, единственный наследник трона. Он с детства любил корабли и мечтал о дальних морских странствиях. Родители наняли ему лучших учителей, опытных морских капитанов, и когда мальчик стал юношей, он уже многое знал и умел в морском деле.

Однажды, после учебного плавания неподалеку от дома он, взял удочку и пошел на берег порыбачить немножко. Ему нравилось рыбачить. А поскольку парень он был очень самостоятельный, то ходил на рыбалку один, без придворных. Однако, клёва не было. Мало того, появилась девчонка-подросток из ближней рыбацкой деревушки, которая начала насмешничать над неудачливым рыбаком. Она язвила так метко, что в конце концов вынудила принца бросить удочку и уйти. Но уходя, принц воскликнул, обращаясь к обидчице:

— Сегодня мне просто не повезло! Я — отличный рыбак! Приходи завтра на это же место, и сама увидишь: сколько я наловлю рыбы одной удочкой!

В ответ девушка опять громко рассмеялась. Вечером следующего дня принц, чья гордость была явно задета, взял свою самую лучшую удочку и отправился на берег в то же место. Там никого не было. Юноша подождал, потом пожал плечами и начал рыбачить просто так, не на спор, а в своё удовольствие. В этот раз клёв был отменным. Уже поднялась над морем луна, когда увлеченного рыбалкой принца окликнул знакомый голос:

— Меня зовут Элиза. Прости, что вчера посмеялась над тобой. Я была неправа…

Так принц познакомился с Элизой. Она была сиротой, отец не вернулся с моря, мама долго болела, а потом ее не стало. Принц полюбил Элизу всем сердцем. Сразу. И она его тоже. Но они не решались сказать об этом друг другу. Такой трогательной и нежной была их первая любовь…

Он даже не сказал ей, что он — принц. Постеснялся обидеть. Она ведь могла и не поверить. А она и не спрашивала, где он живет и можно ли прийти в гости. Гордость ей этого не позволяла. Они часто бродили вдоль берега или сидели и наблюдали за луной над волнами, а иногда и за восходом солнца. Им было хорошо вместе.

Но наступил день, когда король поручил ему возглавить один из четырех кораблей, отправлявшихся в далекое путешествие — открывать новые земли и новые моря-океаны. Принц мечтал об этом с детства и потом, это было поручение самого короля, нельзя было отказаться — даже ради любимой девушки.

Ему пришлось обо всем рассказать на их последнем свидании. В конце своей речи взволнованный принц признался Элизе в любви и попросил её руки. Девушка была счастлива и печальна одновременно. Она согласилась стать его женой, когда её любимый вернется из дальних странствий и обещала ждать его, сколько бы ни продлилось это его путешествие.

Наутро принц уплыл вместе с лучшими моряками королевства. Они рассчитывали вернуться самое большее — – через год, но прошло три года, когда в королевском порту появился одинокий корабль — всё, что осталось от гордой флотилии. Бури, болезни и сражения с пиратами сделали свое дело.

Принц остался жив и благодаря полученным знаниям сумел по звёздам вернуть корабль домой. Все три года, пока он плыл на корабле и глядел на огромное звёздное небо, он вспоминал об Элизе… В стране, пока он отсутствовал, произошли горькие события. В те времена не умели спасаться от эпидемий, страшная болезнь уносила множество людских жизней. Не стало короля и королевы. Ещё не опомнившись от горя, принц, ставший теперь королем, направился к Элизе, чтобы исполнить свое обещание, у него больше не было никого кроме неё. Но он не нашел её там, где когда-то оставил.

В деревушке сказали, что Элиза тоже заболела, как все, но она выжила. Однако болезнь сильно обезобразила её лицо и тело. Девушка так страдала от этого, что однажды села в маленькую рыбачью лодку и уплыла в бескрайнее море. И больше её никто не видел.

— Не верю! — отчаянно закричал принц и взглянул на небо. Небо стало беззвёздным для принца. Пустым и чёрным. Ни солнца, ни луны, ни единой звезды более не существовало… Он видел людей, видел всё вокруг, но не видел ни одного источника света! Он не знал где она! Он не верил в то, что её нет, но не мог найти её нигде — ни на земле, ни на море… Где бы он ни находился, ему не хватало отца, матери и Элизы, любимой, родной Элизы!..

Однажды, собрались у дворца старые моряки. Молодой король вернулся из плавания не с пустыми руками: корабли его флотилии совершили величайшие открытия, но путь к новым землям и океанам был известен только молодому королю. Они понимали, что он теперь не сможет вести корабли, поскольку не видит звёзд… И им придется делать это самим, надеясь на сохранившиеся карты и записи прежней экспедиции. Но без дозволения короля ими никто не мог бы воспользоваться. Делегация моряков направилась к правителю страны.

Они рассказали ему о своих планах. Тогда он ответил им, что пойдёт в море вместе с ними. Никто из моряков не посмел напомнить молодому королю о его странной слепоте.

В назначенный день и час молодой король взошел на борт нового корабля, носящего имя Элизы, и отдал приказ отплывать. И корабль двинулся в открытое море. Следом за «Элизой» двинулись и другие корабли. А король спустился в каюту и лёг спать…

Он проснулся среди ночи. Внезапно, во сне ему показалось, что кто-то его зовёт. Он поднялся на палубу и вдруг увидел яркое звёздное небо! И лунную дорожку меж волн. А вдали, на серебристых волнах темнела маленькая рыбацкая лодка.

«Элиза! Моя Элиза!» — мгновенно подумал король, и сердце его забилось так сильно, так радостно! Он снова видел звёзды! Он мог вести корабль! А там, впереди, отныне во время всего их морского путешествия то и дело возникала маленькая рыбачья лодка, и виднелась в ней тоненькая фигурка девушки, которая вечно ждёт, вечно любит и никогда не оставляет любимого.

О тебе

Возле реки, возле горы, возле леса, посреди земли с прекрасными плодами, цветами, птицами, под чудесными облаками, под яркими звездами, под теплым и ласковым солнцем жила-была ты. Маленькая, доверчивая и смешная. Над тобой хохотало море, ухахатывалось горное эхо, посмеивались ручьи, а верблюжья колючка — просто каталась от смеха по всей пустыне. А вообще, если честно, ты была очень красивой. Проходившее мимо время иногда спотыкалось, заглядываясь на тебя. Ветер ахал, завидев тебя, и устремлялся навстречу. Дождь обливался слезами, если не мог найти тебя, а вьюга — не могла успокоиться, пока ты не выглянешь в окно. Ты всем верила, и все любили тебя, потому что иначе и быть не могло. Прошло много-много лет. Выросли новые деревья в саду, пролегли новые дороги в снежных и песчаных пустынях, всюду появились новые города. Многое изменилось вокруг. Но не все. Потому что есть ты: маленькая, доверчивая и смешная. И очень, очень красивая.

Как всегда…

Мешок картошки

Влюбился мешок картошки в корзину с цветами. Но между ними встало мусорное ведро.

«Он мой!» — сказало оно корзине и добавило с нежностью: «Разве ты не знаешь, что в нём половина картошки уже сгнило?» Идёт горемычная корзина цветов и чуть не плачет. А навстречу ей — ящик пива и ящик водки. Заметили они корзину, погнались за ней. Бежит бедная корзина, кричит: «Спасите! Помогите!» Выскочил из-за угла геройский мешок картошки, набросился на ящики и обоих поколотил. Ликуют цветы, радуется корзина. Достались оба злых ящика большому мусорному контейнеру… А рядом, в том самом мусорном ведре лежало то, что осталось от мешка с картошкой…

Корзина вернулась к ведру и отдала ему все свои цветы в обмен на то, что нём лежало. Ведро долго смеялось над глупой корзиной. Прошло время. Теперь в корзине растёт много картошки — есть там и цветы, есть и клубни. А в мусорном ведре давно уже ничего нет.

Как зайцы женились

Выросли у мамы-зайчихи три сыночка-зайчика. Все ласковые, послушные заи-паиньки. У каждого свои особенности. Старшенький — умница, глазоньки большие, лоб — не лоб, а лбище, такой выдающийся. За то его и прозвали Лобзаем. Средненькому — купаться нравилось, в баньке родился. Оттого и прозвали Банзаем. А младшенький — страсть как любил, чтоб ему спинку терли. Вот если никто не потрёт, тогда он у деревца встанет и сам трется об него спинкой. И нарекли его за это Терзаем.

Собрались братья Лобзай, Банзай и Терзай жениться. Позвала мама сваху Восвоясю и муженька её, дяденьку Восвояся, тоже позвала. Стали думать-гадать: к кому свататься.

Ну, со старшим всё решилось легко, у него уже была подружка хорошая, соседская — Борзая. В бору родилась, лес любила, да и нравился ей жених давно, сама часто в гости звала:

— Иди ко мне, Лобзай!

Он сразу и шёл, не перечил. Мягкий Лобзай, добрый, отзывчивый. Борзая с ним что хотела, то и делала.

Банзаю маленькая пухленькая Ползая досталась в жёнушки. За росточек небольшой её таким имечком и наградили, половинкой. Банзай со свадьбой тянуть не стал. Такой он нетерпеливый. Подошёл, спросил:

— Вы Ползая?

— Да, а что?

— Разрешите на вас жениться?

Вот и весь сказ. Эти двое как поженились, тут же новую баньку отстроили.

Остался горемыка-младшенький. Ни одна зайка не хотела идти замуж за Терзая. Ну, и что, что он на вид кроткий: имя-то какое грозное! Выйдешь за такого, а вдруг он терзать начнёт?

Мама-зайчиха со свахой Восвоясей разругалась от огорчения и отправила их обоих с дяденькой Восвоясем согласно их прозвищу — то есть восвояси. А сама объявления расклеила на всех деревьях лесных и столбах придорожных: «Молодому, красивому воспитанному заиньке срочно требуется невеста. Обращаться под ракитовый кустик к маме».

И вот однажды пришло письмо. Из кроличьей деревеньки:

«Здравствуйте, уважаемые зайчики! Хочу замуж. Краля».

За невестой отправилась вся родня: и брат Лобзай с Борзаей, и брат Банзай с Ползаей, и мама, и Терзай. Назад глянули: старые Восвояси тоже вслед за ними шкондыбают. Всем любопытно: что там за невеста?

Пришли. Краля рада всем. Хлопочет. Угощает капустой, потчует морковкой, яблочки свежие принесла. Песенки спела. Стихотворение прочитала. Про любовь. Всем она понравилась. Ну, Терзай! Повезло тебе! Оставайся!

Вдруг из другой комнатки крольчонок выбежал и — к Крале:

— Мама, мамочка! А мне можно яблочко?

Следом ещё, и ещё, и ещё крольчата. Прыгают, кричат, к маме своей ластятся. Видно, соскучились одни в соседней комнатке прятаться. Не дождались, когда гости уйдут. Села Краля за стол, голову повинную опустила и тихо заплакала.

Хотели Восвояси возмутиться, только Терзай никому не дал слова сказать, обнял крольчонка и говорит:

— Ешь, маленький, не бойся, я тебе и братикам твоим, и сестричкам твоим из леса много разных вкусностей принесу: и ягод, и травки свежей, и коры…

Улыбнулся Терзай Крале, а она — ему. Остальные гости переглянулись и вышли тихонечко, чтобы счастью не мешать.

Нежно-нежно

Жил-был ураганный ветер. Вот уж кто шалить любил, силищу свою показывать: то урну перевернет, то камушками да песком в окна кидается, то зонтики из рук вырывает. Ох, и натерпелись от него, ох, и на него наворчались!

А потом начал он слабеть, смирнеть, стихать, еле шевелиться, и, однажды, исчез. Только записку оставил. Заметила записку туча. Отправила за ней пару дождичков. Те, как прочитали записку — так расплакались, что все буковки на бумаге расплылись и пропали. Очень уж впечатлительные они были: чуть что — сразу в слёзы. А когда дождики сообщили туче о том, что там прочитали, она тоже сразу нахмурилась, громыхнула с горя и объявила:

— Слушайте все! Этой ночью все мы, кто есть, понесли большую потерю. От нас ушел ветер… Был он громким, озорным, творил большие дела, а ушел скромно, стараясь никому не помешать, никого не потревожить. Оставил записку. Просил устроить похороны, как подобает…

И туча разрыдалась.

Березка от услышанного в себя прийти не может, стоит, как вкопанная. Вспоминает, как вчера ещё он ей листочки ласкал, как шептал что-то нежное-нежное… Ах!…

Воробьи-непоседы чирикают, обсуждают:

— Ну, и что-что-что что ушёл! Как ушёл, так и вернётся!..

Туча так глянула на них, что они тут же и разлетелись кто куда.

Начали ветер хоронить. Гроб заказали, музыку, венки. От товарищей, от соседей, от соратников, всё, как положено. Где кладбище, правда, никто толком не знает, да, и где сам виновник события… впрочем, о нем плохого не вспоминали, это ж ветер: ну, что у него в голове может быть?! Попросил похоронить, значит, надо уважить.

Пошли куда глаза глядят: кто в лес, кто по дрова. Тележку с пустым гробом далеко слышно. Подходят к морю. Море тихое — ветра же нет. Куда дальше идти?

Вдруг вдали потемнело море. Движется по нему что-то — быстро-быстро. Опомниться не успели, а оно уже тут. Воду мутит, волнами играет, со скалы прыгает! Так это ж ветер!

Опять туча нахмурилась:

— Ах, так ты нас уважаешь? Что за безобразие! Опять подшутил?!

А в ответ слышится:

— Не сердитесь, пожалуйста. Меня дедушка прислал к вам, а на словах просил передать, что он помнит о каждом и что всех очень-очень-очень любит. А ещё он приказал мне служить вам, как служил ещё дедушкин дедушка, как все-все ветры, слушаться вас, помогать вам, петь для вас, развлекать, чтобы скучно не было, чтобы улыбались всегда.

— Как ему там? — прошелестела березка, затрепетав в ожидании ответа, и вдруг почувствовала, как кто-то невидимый целует каждый её листочек, нежно-нежно… Вот так…

Поцелуй

Жил-был поцелуй. И было у него множество родных братьев и сестёр. Весной и летом все они порхали с цветка на цветок по лугам, лесам, садам и паркам, всюду, где были цветы. Они с удовольствием ночевали в клумбах и даже просто в букетах, которые кто-нибудь дарил кому-то… В пору осеннего листопада ветер срывал прощальные поцелуи с деревьев вместе с листочками. А зимой морозные свежие поцелуи разлетались по всему свету, словно искрящиеся снежинки.

Поцелуй обожал маленьких спящих детей. Он целовал их так нежно, так ласково, что ни разу не помешал ни одному их сну. Они только улыбались с закрытыми глазами.

Однажды, на улице посреди суетливой толпы поцелуй случайно столкнулся с хмурым взглядом. Взгляд скользнул по нему и буркнул:

— Эй, ты, не видел моего хозяина? Я потерялся.

— Нет, прости! Тебе помочь?

— Отвяжись! Обойдусь без поцелуев. Я хотя бы знаю, что у меня есть хозяин, а ты? Ты знаешь: кому ты принадлежишь?

И хмурый взгляд растворился в толпе.

А поцелуй впервые в жизни смутился, потому что и впрямь не знал ответа. С того времени поцелуй совсем потерял покой. Он блуждает по всему миру и спрашивает у каждого встречного: чей же он. Но никто, никто не может ответить ему. Вот и теперь он здесь, рядом: такой потерянный, нерешительный… уже и спрашивать боится.

Но я-то знаю, что есть один человек, который может вернуть поцелую покой и сделать счастливым навсегда. Этот человек ты. Ведь это твой поцелуй. Храни же его от печали и, пожалуйста, не теряй. Знаешь: как хранят поцелуи? Ими надо делиться с теми, кого любишь. И, если они тоже любят тебя, поцелуй непременно вернётся…

Колокольчики

Её смех был подобен легкому перезвону тысяч серебряных колокольчиков.

Стройная русоволосая девочка в нежно-голубом облегающем платье: на вечеринке у одноклассника мальчики наперебой хотели танцевать с тобой. И ты танцевала так же легко, как лился твой счастливый беззаботный смех, просто радуясь жизни…

На уроке русского языка, пока утомлённая солнцем учительница нудно и однообразно бубнила что-то о суффиксах и ещё о чем-то неимоверно скучном, ты нечаянно зевнула. Глупый мальчишка, твой сосед по парте, ни с того ни с сего — из озорства — вдруг подставил свой указательный палец. И через секунду он же завизжал на весь класс от боли, поскольку когда твои челюсти сомкнулись, оказалось, что ты нечаянно укусила его. Тебя отчитали и выгнали из класса. Но самое главное: тебя пересадили от этого мальчика за другую парту. Ты не отрицала своей вины. Просто вышла, хлопнув дверью и громко плача. Не столько из-за несправедливого наказания, сколько из-за того, что тебе пересадили за другую парту… Потому что любила его. Хотя никому на свете, даже себе, ещё не признавалась в этом. И он понял всё это — вдруг — в одно мгновение. И стал другим. Жизнь прошла, развеявшись, словно дым, рассыпавшись, словно пыль выгоревших слов…

Только легкий перезвон серебряных колокольчиков где-то там, вдали… Где едва-едва начинается рассвет.

Грязное предложение

Задыхаясь от слёз, она долго не могла вымолвить ни слова, пока, наконец, не призналась родителям в том, что сегодня ей сделали грязное предложение.

Обеспокоенные состоянием дочери, её родители сразу же направились в дом родителей молодого человека, дабы в их присутствии узнать от него обо всех подробностях сказанного их дочери.

Оказалось, что их дочь призналась не в том, что произошло на самом деле, ибо никакого предложения вовсе не было, а то, что случилось между молодыми людьми называется иначе. Родители будущего жениха заверили незваных ночных гостей, что давно советовали своему сыну хорошенько приглядеться к этой мммм… порядочной девушке.

Молодой человек, оказавшийся в столь неловкой ситуации, в присутствии своих родителей дал слово завтра же утром явиться вместе с ними к родителям невесты для совершения древнего обряда сватовства, свидетелями которого должны были бы стать все жители близлежащих окрестностей. Его родители со своей стороны заверили будущих сватьёв в том, чтобы они не сомневались в серьёзности намерений их семьи, попросили назвать номер банковской карты отца девушки и тут же по интернету перевели ему на карту сумму, приличествующую социальному статусу сторон и сложившейся ситуации.

В общем, все расстались довольными. За исключением девушки, разрыдавшейся ещё сильнее после того, как родители вернулись и рассказали ей о мирной договорённости, которая только что произошла в доме молодого человека.

Только сейчас до родителей дошло, что дочь говорила о другом молодом человеке с похожим именем, которое она невнятно произнесла во время бурных рыданий, связанных не с его грязным предложением, а с тем, что он уехал из их города и больше не вернётся. А про предложение — это она так, ляпнула, не подумав.

«Хатуля»

Она отдавалась любви — легко, свободно, задорно, весело — в общем, с радостью.

Её тело вздрагивало от удовольствия и по упругому животу пробегали мелкие волны…

Удлинённые полуприкрытые восточные глаза её в полузабытьи сладко улыбались чему-то потаённому своему, чего не высказать и не понять никому.

А губы шептали нечто нежное и древнее, библейское … «Хатуль, Хатуль…» — снова шепнула она нежно и встала с постели. Потом они обедали в ресторане. Меню изучалось недолго: голод — не тётка.

У неё был чудесный аппетит, она заказала уйму вкуснейших блюд, однако, пробовала от каждого по чуть-чуть, подобно хохлу из анекдота, который якобы сказал: «Съем — не съем, но надкушу!». В ресторане было светло и просторно, сверкало множество зеркал, у каждого стола «на подхвате» дежурил официант в экзотических восточных одеждах.

После бокала изумительного коллекционного вина её головка немножко закружилась от каких-то своих мечтаний. Кто знает, может быть, она представила себя властительной царицей в том старинном дворце, который она видела однажды на фотографии из туристического буклета, случайно попавшего в её обшарпанную комнатку в конце грязного полутемного коридора коммуналки?.. Никто этого не знает. Но разве нельзя погрезить вот так — хоть немного? Разве это запрещено хоть одним законом?..

И теплые соленые слёзы потекли по её лицу…

У озера

Она была внезапной и прекрасной, как звезда, выпавшая из ночного тумана над озером… Её томный грудной голос, её огромные завораживающие цыганские очи, её густые тёмные волосы и округлые мягкие и нежные руки — всё в ней казалось ему внезапной головокружительной сказкой. Он так и не понял: откуда она появилась осенней ночью, из темноты, на берегу дремлющего лесного озера и куда исчезла с рассветом…

Всю ночь звучала гитара. Всю ночь она пела… Ах, как же она пела, колдунья, ночное божество, нимфа, явившаяся из шепота осыпающихся листьев, незримой измороси тумана и холодяще-ласкового чуть слышного ветерка…

Слова старинных романсов, словно яркие тёплые капельки живой крови падающие в бокал красного вина… И бесконечная, кружащая головы нежданная немыслимая невозможная любовь, захлестнувшая сердца обоих.

Она медленно гладила его забубенную бедовую голову, покоящуюся на её коленях и пела. Пела всю ночь… Эта любовь была мгновенной, взаимной, чистой и искрящейся, как хрусталь их бокалов.

Он заметил, как заблестели слёзы в её глазах, когда они расставались. Они не были близки. Обнимая её на прощанье у самого берега возле озерных камышей, он спросил только её имя. «Лариса…», — послышалось ему из сумеречной предрассветной тишины. И голос тут же растворился осеннем тумане.

Гроза над морем

Над приморским городом полыхала гроза. Удивительное явление для знойного южного города, где порой за несколько месяцев могло не выпасть на землю ни единой дождинки. Ветер швырял ему в лицо пригоршни небесной влаги, море кипело у его ног.

В мокрой белой рубашке школьника выпускного класса он шел и шел, не разбирая дороги, а сердце его захлёбывалось от любви к той, кого он, как казалось ему тогда, больше никогда не увидит.

Уже отзвенел последний звонок. Уже сданы все экзамены. Сказаны все слова. И вчера состоялся прощальный школьный бал. Он так и не решился признаться ей в своих чувствах. И от того, что жизнь идет своим чередом, а значит, больше не будет школьных уроков и не будет причин видеть её, — ему было невыносимо тяжело. Гремела утренняя гроза, а казалось, будто рушится весь его мир!..

Через пятнадцать лет они встретились на улице. Совершенно случайно. Она окликнула его первой. Радостная, запыхавшись, подбежала к нему, а он… Он никак не мог разрешить себе узнать её. Никак не мог поверить своим глазам, поверить тому, что эта расплывшаяся беззаботно щебечущая дородная мамаша с дряблыми ногами, морщинами на шее и темными мешками под глазами — и есть та самая красавица-одноклассница. Он растерянно говорил какие-то ничего не значащие общие слова. Вспомнил только веснушки на лице. Раньше они были едва заметны, словно легкие брызги, оставленные солнечными лучами. А теперь — это были безобразные пятна, портившие немолодую кожу. Ему вдруг стало стыдно за себя, за то, что теперь в его душе не было ничего кроме желания поскорее уйти…

Та гроза прошла навсегда. И высох не только асфальт…

Признание

— Признавайся, баба: грешила?

— Нет.

— Грешна?

— Нет.

— Признавайся!

— Признаюсь!

— Значит, грешна?

— Нет.

— А дети откуда?

— Святым духом, батюшка… Святым духом.

— Так много?

— Это еще не много, у других больше.

— А что же ты признаёшься, если не грешна?

— Так, вы ж хотите, чтоб я призналась: как же я могу вам отказать?

— Безотказная ты, о-хо-хо. Ладно, иди с Богом.

__________________________________

…И она ушла. И Бог шёл рядом с ней…

За что?

«За что ты так меня любишь?» — спрашиваешь ты. «За твою прекрасную душу,» — отвечаю я и ласково поглаживаю тебя по нежно-выпуклой попке.

Мы занимаемся любовью каждый вечер. Мы занимаемся любовью каждое утро. Иногда мы одновременно вздрагиваем во сне, просыпаемся среди ночи, загадочно смотрим друг другу в глаза и опять занимаемся любовью…

Ты даже не представляешь себе, как я тебя люблю. Думаешь, я — представляю? И я не представляю.

Ты есть

Не знаю, где ты сейчас, но, если ты читаешь эти строки, значит, ты меня слышишь. Пожалуйста, посмотри сейчас в окно. Хотя бы просто взгляни в его сторону. Что там? Рассвет или закат? Ясный день или темная ночь? Или ветер? Или туман? Или дождь идёт? Или снег мелькает? Что бы там ни было, но, пожалуйста, поверь: именно сейчас твоя душа не одинока. Пусть я совсем не знаю тебя, пусть так, но не некто — безликий и абстрактный, а именно я — пишущий тебе эти строки, очень хочу, чтобы вот сейчас, здесь, немедленно, пока ты читаешь мои слова, твоя душа ощутила моё присутствие…

И если там, за окном, солнечно — это я улыбаюсь тебе. И если там сияет звёздное небо — мы оба глядим на него сейчас. Льют ли дожди, шумят ли ветра, летят ли снега, сияют ли радуги — посмотри же, посмотри в окно!

Чувствуешь, как я радуюсь, как печалюсь вместе с тобой? Пусть я не знаю, где ты, но я чувствую твое присутствие. Спасибо тебе за это… За что? За то, что ты есть…

ЛЮБЛЮ И ПОМНЮ

Люблю и помню

Брат моего отца, дядя Юсиф, был на столько старше остальных братьев, что все их дети называли его не иначе как Юсиф-баба (дедушка Юсиф), хотя он был им, как и мне, дядей, а не дедушкой.

Когда грянула Великая Отечественная война, то дядю Юсифа в армию так и не взяли, всю войну он проработал в колхозе. Колхоз в Уладжалах был хлопководческий, а значит, стратегически очень важный, поскольку хлопок нужен был для изготовления взрывчатки.

Всю свою жизнь дядя Юсиф проработал на земле. Лицо у него всегда было темным от загара. Когда он почувствовал приближение смерти, то позвал родных, сказал им, что он умирает, и попросил постелить ему во дворе своего сельского дома — на голой земле. Ему постелили. Он лёг и умер.

Через много лет его сын Билял, мой двоюродный брат, попросил однажды ночью о том же самом свою жену Джамилю. Она, плача, постелила ему на земле… И он тоже лёг и умер. Они были сельскими тружениками, жили и работали на своей земле и всю жизнь преданно любили — свой дом, своих близких, своё село, свою землю.

Дед мой — Аббасгулу Ахадов, жил с семьей на берегу реки Куры в селении Уладжалы Сабирабадского района Азербайджанской ССР. Знаю, что родился он в 1870 году (то есть, был ровесником В. И. Ульянова-Ленина), а умер в 1959, не дожив, к сожалению, около года до моего рождения и своего девяностолетия.

Имя своё дед, возможно, получил в честь первого азербайджанского просветителя нового типа Аббасгулу Бакиханова. Сын последнего правившего бакинского хана, Бакиханов — основоположник азербайджанской научной историографии, а его труд «Гюлистане-и-Ирем» — первое монографическое исследование академического плана. Вот та причина, по которой в середине девятнадцатого века в мусульманском Закавказье имя «Аббасгулу» было весьма популярно. Мой сын Тимур родился в 2011 году. Разница в возрасте с прадедом — 141 год, с дедом — 78. Впрочем, ничего особенного в этом не вижу, поскольку со школьного детства помню Ширали Муслимова, легендарного талышского чабана, родившегося в селении Барзаву 26 марта 1805 года и скончавшегося там же 2 сентября 1973, как раз когда я пошёл в шестой класс. То есть, по возрасту он мог быть свидетелем Бородинского сражения с войсками Наполеона, мог встретиться с Грибоедовым и Пушкиным, а потом делиться с моими ровесниками своими впечатлениями, однако, на самом деле дедушка Ширали так и прожил всю жизнь в родном Барзаву на юге Азербайджана.

Алихас Аббасгулу оглы Ахадов, мой отец, родился в 1933 году, когда моему деду было 63 года. Он был его самым младшим сыном. После окончания школы в начале пятидесятых годов он поехал в Баку, поступил в индустриальный институт (АзИ он тогда назывался), окончил его и остался работать в городе. Здесь мама и отец познакомились и поженились. Здесь родились я и мои сёстры.

Бабушку мою, 1874 года рождения, звали Сярфиназ, она происходила из другого села, ближе к Сабирабаду, и была дочерью обедневшего землевладельца Таги-хана. У неё было два брата. Знаю, что бабушка не только занималась обычными домашними делами, но и ткала прекрасные ковры. Я никогда её не видел (бабушки не стало задолго до моего появления на свет), но ковер, вытканный её тёплыми добрыми руками помню в нашей бакинской квартире с раннего детства: с ею набранной нитками и шерстью в уголочке ковра датой — 1944, а ещё — со старинным национальным орнаментом — бутой по всему ковровому полю.

Детьми Аббасгулу и Сярфиназ были дядя Юсиф (Юсиф-эми), тётя Азизбеим (Азизбеим-биби), тётя Рубаба (Рубаба-биби), дядя Алибала (Алибала-эми), дядя Ханбала (Ханбала-эми) и мой отец — Алихас. Слова «эми» и «биби» в азербайджанском языке означают соответственно дядя (со стороны отца) и тётя (тоже со стороны отца).

Дед работал бакенщиком на реке, отлично плавал, впрочем, как и мой отец: переплывавший стремительную широкую Куру в обе стороны. Река Кура в тех местах течет настолько стремительно и непредсказуемо, что порой местные её называют «дэли Кюр», что означает «сумасшедшая Кура».

У деда были довольно обширные земли, расположенные между озером Ахмаз и рекой Курой. Ахмаз представляет собой старицу (отрезок бывшего русла) реки Куры. Сейчас эти земли разделены между теми его внуками и правнуками, которые продолжают жить в Уладжалах. И всем их достаточно.

Говорят, отцом Аббасгулу, то есть моим прадедом, был Ахад, родившийся ещё в годы правления императрицы Екатерины Второй. Возможно, Ахад был единственным сыном своих родителей, поскольку его имя в переводе с арабского и означает «единственный» (это — шестьдесят седьмое из девяносто девяти имён Аллаха Милосердного и Всемилостивого). В любом случае фамилия наша произошла от имени моего прадеда.

Однако, не всем членам семьи удалось её сохранить. При оформлении документов дяди Ханбалы произошла ошибка, и его записали Ахмедовым. Так вместо Ахадова ниоткуда возник Ахмедов Ханбала. В дальнейшем его потомки остались Ахмедовыми.

Дядя Ханбала ушел на войну в 43-м, когда подошёл призывной возраст. Успел повоевать на Украине, был автоматчиком. На юго-западе Украины в бою Ханбала получил тяжелое ранение, фашисты прострелили ему автоматной очередью лёгкие. Мало того, у него, девятнадцатилетнего паренька, в госпитале начался туберкулёз… Дядю Алибалу очень любила его мама, моя бабушка Сярфиназ. Он ушел на фронт раньше Ханбалы и… пропал без вести. Бабушке было очень тяжело, она говорила, что он был очень добрым, послушным ребенком в детстве. Если б он дерзил или вёл себя как-то нехорошо, то, может быть, его было бы легче забыть, но она не могла вспомнить ни одного такого случая, их не существовало. И от этого становилось ещё тяжелей, невыносимо тяжко… Кстати, первым в военкомат с запросом об участи Алибалы обратился его старший брат Юсиф. Увы, безуспешно.

Нет уже на свете ни набожной, соблюдавшей все намазы тёти Азизбеим (а в кармане широкой юбки — прячутся припасенные конфетки для маленького Эльдара), ни радушной улыбающейся тёти Рубабы (она в моей памяти такой и осталась — с распростёртыми руками, радостной, громкоголосой, бегущей по сельскому двору навстречу мне, своему племяннику), ни дяди Ханбалы (с пахучими нежными персиками в раскрытых ладонях: «Бери, сынок, это тебе»).

Остались их дети, мои двоюродные братья и сёстры: Али-Магомед, Нигяр, Шофкет, Тейбала, Теймир, Алибала, Эльсафа, Низам и другие, много…. Народились их внуки и правнуки. И в Азербайджане, и за его пределами они теперь: растеклось по всей земле потомство моего прадеда — Ахада, чьё имя означало Единственный.

Голоса

В юности мы то слушаем эти голоса, тои не слушаем их, иногда спорим с ними, иногда даже обижаемся на них… Всякое случается в жизни. Но однажды наступает время, когда нам уже всё равно: хвалят они нас или ругают, узнают или уже не узнают. Не важно. Главное: чтобы они были, чтобы длились и звучали каждый день, каждый час, каждый миг… голоса наших родителей… Потому что других таких родных голосов у нас никогда уже не будет…

Мамина долма

Самое вкусное в мире блюдо — это мамина долма. Поскольку ни повторить, ни, тем более, превзойти его никому никогда не удастся, ибо для его приготовления нужны руки и душа моей мамы, то перейдём к долме обыкновенной, которую могут приготовить все, даже я.

Что для этого нужно? Во-первых, виноградные листья. Не крупные и не мелкие — средние. Желательно свежие. Мама отправила мне такие в полулитровой пластмассовой бутылке, доверху набив её скрученными виноградными листьями и хорошенько закупорив. Теперь, чтобы их осторожно расправить, я складываю листья в небольшую кастрюлю и заливаю их горячей водой из чайника — так они легче расправляются. Когда не сезон и нет под рукой свежих виноградных листьев, тогда можно использовать маринованные. Если у вас в городе есть базар, то там они непременно должны где-нибудь быть.

Мясо лучше выбирать самому и делать фарш — самому. Поскольку, увы, времени у меня на это, а главное, терпения, не хватило, я купил готовый нежирный говяжий фарш. По виду — свежий. Я не люблю жирную долму. Кто-то, может быть, и любит, но не я. Вкус жира перебивает всё. И даже долма становится мне неинтересна. И это несмотря на то, что давным-давно, когда я ещё учился в школе, мама сказала мне: «Сынок, я заметила, что если даже я буду готовить тебе долму все 365 дней в году, то ты спокойно будешь её есть и ничего больше не попросишь из еды». Этоправда, мама знает, как я люблю маминудолму. Но не любую, а именно мамину.

В фарш нужно обязательно добавить риса. Я предпочитаю делать это интуитивно. Ничего я в пропорциях не понимаю, но получилось вчера очень даже нормально. Рис должен быть рисом, а не дроблёнкой, не окатышами и прочим, непонятно чем. Так, чтобы в приготовленной долме рис в начинке выглядел, как в плове: рисинка к рисинке, а ни в коем случае не слипшейся склизкой массой.

В фарш ещё добавляется мелко-мелко нарезанный репчатый лук, зелень мяты (нанэ) или базилика (рейхан). Или того и другого, если есть. И, конечно, нужно заправить фарш чёрным молотым перцем и простой поваренной солью. Готовый фарш заворачивается в виноградные листочки. Получается сырая долма.

В кастрюлю лучше всего сначала положить одну-две-три небольшие мясные косточки. Поскольку я делаю долму с говядиной, то косточки должны быть говяжьи. Сверху укладывается долма.

К готовой долме я делаю соус. Если есть мацони или катык, то добавляю в них мелко нарезанный чеснок (по вкусу) и хорошо перемешиваю, чтобы чеснок там распределился равномерно. Всё. Можно выложить долму, полить соусом и есть. Что я сегодня и сделал…

Ем долму, а сам вспоминаю разные-разные мамины блюда… И ароматный суп кюфта-бозбаш с крупными мясными шариками, внутри которых цельный чернослив, с крупным горохом — нохуд. И плов с мясом в каштанах, и каурма-плов, и сабза-каурма-плов, и кялям-долмасы, и холодную, с зеленью, довгу, и пити, и душбара, и лявянги (особенно кутум-лявянги), и, конечно, кутабы — с мясом и зеленью… И пярямяча — ну, разумеется!

А сладости? Боже мой, сладости, которые мне давно уже нельзя есть, увы… От простого лябляби (смеси орешков и изюма), до кяты, шекер-буры, пахлавы и даже шор-когала — он солёный, его мне, наверное, можно немножко…

А потом я включаю музыку «Яных-керем», потому что помню её с детства, и грущу. Почему я, сытый, в тепле: всё равно, грущу? Я не умею делать мамину долму — наверное, поэтому? Нет, не поэтому. Не скажу — почему. Не хочу говорить. Это моё. Извините…

Двое и звёзды

— Ты кто?

— Я — Повелитель Ветров, а ты?

— А я — Король Сумасшедших, давай дружить!

— Давай.

И они подружились. И вскоре поднялся сумасшедший ветер. Но они не заметили его. Они ловили звёзды, чтобы вернуть их обратно. Ничего не получилось. Но было весело.

О голосе на ветру

Однажды поспорили два короля: чья земля лучше? чьё солнце выше? чьё небо краше?

Смешные они, эти короли, правда? Нашли о чём спорить! Тут и спорить-то не о чем: все знают, что наше небо краше всех, наше солнце выше всех, а уж лучше нашей землицы во всём свете не сыскать! Потому что всё это наше. А как там у них — нам даже неинтересно.

Нет, ну, не совсем неинтересно, но так, чуть-чуть. Вот если бы оно было хоть чуточку нашим… тогда другое дело. Тогда уже поинтереснее.

— Отдай мне свою страну, — говорит один король другому, — тогда я точно признаю, что она, по крайней мере, не хуже моей.

— Это почему же я тебе свою страну отдать должен?! — возмутился второй король.

— А у меня армия больше твоей! На одного твоего воина у меня тысяча моих. На каждого жителя твоей страны у меня сто солдат! Будешь перечить, всех вас перебью!

Ой-ё-ёй-ё-ёй! Как же не стыдно первому королю! Ушёл он домой, дверью хлопнул, не попрощался даже, сказал только, что утром вернётся с войсками и всё отберёт.

Загоревал второй король. Война невесёлое дело, когда не понарошку. Вызвал он знакомую фею и говорит:

— Любезная, пожалуйста, сделай так, чтобы мы победили. И чтобы никто не пострадал от этой войны. Чтобы все после сражения домой целыми вернулись. Даже наши враги.

Так сказал король потому, что на самом деле он был очень добрым и никогда никому зла не желал.

Задумалась фея, а потом и говорит:

— Хорошо, мой король, пусть будет по-твоему. Но ты ведь знаешь, что такое настоящая война? На настоящей войне обязательно хоть кто-то должен погибнуть. Иначе она ненастоящая. Ты победишь. И страна будет ликовать и прославлять тебя, победоносного короля. И никто в стране не пострадает. И никто из врагов твоих тоже не пострадает. Погибнет только один человек…

— Кто? — дрогнувшим голосом спросил король.

— Твой сын, — чуть слышно ответила фея.

— Почему? — простонал побледневший король. — Почему именно он? Почему не я? Почему не кто-то другой?!

— Твой сын — храбрый мальчик. Он очень любит своих родителей и свою родину. Ты знаешь об этом. А война — это потеря. Война всегда забирает самое дорогое, то, что дороже собственной жизни. Ты не отдашь врагам свою родину ни за что. Значит, ты должен заплатить за это самым дорогим для тебя, мой король… Иначе не бывает. Никогда не бывает.

— Да что же это такое?! — вскричал король от горя. — Почему? Почему так?! Пусть приходят и забирают всё, пусть! Я не король! Я просто отец! Просто отец… Мне ничего не нужно! Оставьте, оставьте мне моего ребёнка! Оставьте мне сына!

— Если враги придут сюда, ты знаешь, мой король, что они не пощадят никого. Им нужны ваша земля, ваше небо, ваше солнце. А люди им не нужны. У них достаточно своих людей. Крепись, мой король. И поступай как знаешь.

Настало утро. Огромное грозное вражеское войско колыхалось, словно океан, на одном краю горизонта, а напротив него недвижно стояло маленькое войско короля. И впереди в сияющих доспехах гарцевал принц на белой лошади — с чёрной чёлкой и красивыми большими ресницами. Возле шатра на походном стульчике сидел молчаливый бледный король.

— Не бойтесь, ребята! Мы победим! — бодро воскликнул принц. — Их много, но наша любовь к родине гораздо больше их числа и их силы! Видите, они волнуются, как море, а мы спокойны, как скалы. Смотрите, смотрите, я их сейчас совсем напугаю!

Принц, как озорной, задиристый мальчишка, достал из кармана рогатку, вставил в неё золотую монету, прицелился и запустил ею в сторону вражеского войска.

Монета полетела, сверкая на солнце, как молния. Она летела высоко-высоко и долго-долго, пока не упала далеко-далеко за горизонтом… Всё вражеское войско наблюдало за этим странным явлением. Зоркие глаза одного из солдат успели заметить место, куда упала сверкающая монетка. Он тут же сообразил, что это такое, и решил потихоньку подобрать её. Ну а как это потихоньку сделать? И солдат рысцой на цыпочках побежал к монетке, поблёскивавшей в траве.

«Куда это направился мой сосед?» — подумал стоявший рядом другой солдат и из любопытства последовал за ним. Их командир заметил, что двое солдат куда-то срочно улизнули из строя. С криком «Вы куда?! Ну-ка назад!» он помчался за своими подчинёнными. Тут весь отряд заметил, что трое куда-то бегут, но не на поле боя, а совсем в другую сторону. Оставшиеся без начальства солдаты этого отряда решили, что командир их куда-то срочно зовёт, а они просто не расслышали, и в полном составе ринулись следом. Соседние отряды и целые полки заметили такое передвижение; некоторые даже кинулись вдогонку, чтобы вернуть этих трусов и беглецов… Но поскольку команды ни от кого никакой не было, а все ждали начала сражения, то возникла неразбериха; командиры вражеских армий говорили на разных языках и не понимали, что происходит. Переводчики сходили с ума, пытаясь что-то перевести. Кто-то крикнул: «Нас окружают! Противник зашёл с тыла!»

Вот тут-то и началась настоящая паника! Через десяток минут всё огромное вражеское войско вдруг распалось на части, разбегающиеся во все стороны от маленькой победоносной армии молодого принца.

В ярости и бессилии метался по полю вражеский король, пытаясь собрать разбегающуюся гигантскую армию, но, пока он собирал одних, другие рассыпались как песок сквозь пальцы, а когда он устремлялся за ними, начинали разбегаться те, кого он только что с трудом собрал… И он остался один. Тогда король подобрал с земли чьё-то брошенное ружьё, зарядил его и выстрелил в сторону маленькой армии принца. А что он ещё мог сделать? Ведь он, грозный завоеватель, проиграл войну какому-то мальчишке!

Звук выстрела далеко разнёсся над полем.

— Сынок! — закричал побледневший отец принца и схватился за сердце, как будто пуля попала именно в него.

Сын обернулся к отцу, улыбнулся и кивнул ему, прижав руку к груди, а потом крикнул своим солдатам:

— Вперёд, друзья мои! За родину!

И маленькая армия ринулась вперёд. И отец встал и тоже побежал вперёд. Побежал к сыну. Но белая кокетливая лошадка унесла принца далеко-далеко, пешком не догнать.

Было много пленных, много трофеев, и никто не погиб; злой король раскаялся, и все были прощены, и все были счастливы… Было огромное торжество с тортами и фейерверками, с парадом и танцами, с песнями и играми — со всем, что так любят люди, когда радуются.

Только не было короля на этом празднике. Он извинился перед людьми и сказал, что больше не может быть королём. Он сказал, что ему надо найти сына и его лошадку, которые так и не вернулись с большого-большого поля.

С тех пор он всё ходит и ходит по полю. И зовёт, зовёт… Может быть, его самого уже давно нет, а голос остался. Слышите, ветерок вдали шелестит? Далеко-далеко… Это он. Я его часто слышу, особенно ночью…

Фисташковое дерево

Посреди широкошумного моря на пронизанном солнцем и ветром каменистом и пыльном полуострове есть древнее место под названием Гала. Когда-то там, в домах из спрессованных временем окаменевших ракушек, жили люди. В их жилищах не было окон: свет проникал внутрь через сдвоенные широкие дымоходы, именуемые «дубла». Теперь на этом месте — музей под открытым небом. По каменным тропинкам между домами ходят палимые солнцем любознательные экскурсанты и бегают их неугомонные дети.

В одном из каменных дворов стоит одинокое живое фисташковое дерево. Ствол у него ребристый, кора — светло-серая, а корни уходят далеко вглубь земли… Фисташковые плоды упоминаются в Библии. Читал о том, что царица Савская обожала фисташки. Но не в этом дело. Дереву несколько сотен лет. Обратил внимание на невероятную гладкость древесного ствола, такое бывает только от бесчисленных касаний человеческих рук. Оказывается, в Гала существует поверье: если дотронуться до этого фисташкового дерева и загадать желание, то оно непременно сбудется. Дотронулся. Зажмурился. Загадал…

Сбылось или нет — не помню, но теперь я точно знаю, где растёт дерево счастья и как оно называется.

Война кончилась

Война закончилась за пятнадцать лет до моего рождения. Естественно, что ни я, ни мои младшие сёстры её не видели. Мы читали повести, рассказы и стихи о ней, ходили с родителями на парады Победы, смотрели художественные и документальные фильмы. Но нам повезло: всё, что мы знаем о войне, нам не довелось испытать на себе. Видеть на экране и читать в книге — это совсем другое. Ты ведь знаешь, что, как бы ты ни переживал описываемое или показываемое, на сам деле всего этого сейчас уже нет. На самом страшном месте книжку можно закрыть, а телевизор — выключить. И всё. И нет никакой войны.

Во дворе я играл с ребятами в войну. Тогда во всех дворах можно было увидеть, как бегали мальчишки с вырезанными из досок «автоматами», а то и просто палками, в «атаки», кричали «ура» и в итоге всегда побеждали всех «врагов». Ими назначались такие же мальчишки, но помладше, потому что «пленными немцами» добровольно не хотел быть никто.

Я любил фильмы про войну, такие, как «Отец солдата», «Баллада о солдате», «Подвиг разведчика», «Два бойца», «Жди меня» и другие. Тогда было много хороших фильмов, в том числе, и документальных. Вместе с нами их смотрела мама. Однажды я заметил, что в определённые моменты просмотра она вдруг исчезает из комнаты. Поскольку это повторялось постоянно, я обратил внимание на эти моменты из фильмов. Они были разными, но общим в них было одно: с жутким воем пикирующие немецкие бомбардировщики. Как только возникал этот звук, иногда даже без показа самих самолётов, мама буквально испарялась из помещения. Долгое время это оставалось загадкой для меня.

…Когда началась война, моя мама была пятилетним ребёнком и ни в каких сражениях, естественно, не участвовала. Но она, как и её старшие сёстры и моя бабушка, оказалась тогда в особом месте — в блокадном Ленинграде. В её детской памяти запечатлелись от той войны на всю оставшуюся жизнь два момента: ощущение вечного, непрекращающегося голода и этот невообразимо страшный вой пикирующих самолётов.

Много раз она пыталась рассказать об этом и не могла, потому что вспоминать это было невыносимо.

В сорок втором году семью мамы эвакуировали. Во время переправы через Ладожское озеро их в упор расстреливали с самолётов. Представьте себе: маленькая, худенькая русоволосая девочка с большими глазами, какой я видел её на единственной сохранившейся довоенной ленинградской фотографии, и огромные, пикирующие на неё с воем и стрельбой, фашистские самолёты. Каково было этому ребёнку? Какой безумный ужас пережила её детская душа в те мгновения? С чем это сравнить? Не знаю. Не с чем. Мама помнит, как моя бабушка обняла плачущих дочек, накрыла их собой и начала молиться о том, чтобы их убили вместе, чтобы не оставляли страдать никого…

Прошло много лет. Очень много. Моя старенькая мама ещё жива. Но всякий раз, когда где-нибудь случайно она слышит тот самый знакомый ужасный звук, она прячется. Да, прячется ото всех, и нужно бежать скорее за ней, найти, обнять и сказать тому плачущему ребёнку с морщинистыми старческими руками: « Мама! Война кончилась, мама! Кончилась война…»

Острова

Люди — дрейфующие острова в океане времени. Одних годы разделяют, других — сближают. Возникая из океанских глубин, острова живут некоторое время, разрушаясь незаметно для себя, пока однажды, оплакиваемые волнами времени, не растворятся полностью в шёпоте их воспоминаний…

Доброе сердце

Был у меня двоюродный брат Вова. Однажды, в детстве, когда лет ему было не больше пяти, взял Вовкин отец его с собой в лес за дровами. Как раз в тот день бабушка связала Вовочке варежки из козьего пуха. Красивые, пушистые, новенькие. Зима была морозной. Поехали они с отцом на санях, запряжённых лошадкой. Отец дров нарубил и вернулся с сыном домой, а варежек нет. Куда подевались? Смотрят взрослые на Вову: как так? Неужто, потерял? А бабушка ведь так старалась! Эх!..

Вова ладошки замерзшие в карманы прячет и тихо отвечает: «Нет. Я их не потерял. Я их зайчику оставил, на кустике. Зайчик всё время в лесу живёт. А там холодно. Мороз крепкий. Увидит зайчик мои варежки, обрадуется, наденет на лапки и согреет их». Посмеялись взрослые, не стали Вову ругать за его доброе детское сердце.

Немало воды утекло с тех пор… Нет на свете ни нашей бабушки, ни Вовиного отца, ни его самого. Но историю эту буду помнить и другим рассказывать, сколько смогу. О добром нельзя забывать.

Мнимое и реальное

Каждую ночь мы видим свет звёзд, многие из которых погасли миллионы лет назад. Сейчас на их месте нечто другое: оно светит, но мы этого не увидим никогда. Не всё, что ты видишь, действительно существует. Не всё, что действительно существует, можно увидеть.

Муся

У мамы живет кошка Муся. Она — еще подросток и любит играть с фантиками, нитками, всем, чем могут играть молодые кошечки. А еще она умеет мастерски открывать двери платяных шкафов и прятаться в них, чтобы потом как выскочить оттуда, задрав хвост и выпучив глазки! Ага! Не ждали?! Испугались?!! То-то же!.. Вот мы, кошки, какие неожиданные!

Сегодня уговорил маму сфотографироваться. Она этого не любит, потому что никак не получается, чтобы она на фотографии оказалась такой же, как в 20 лет. Смотрит на свежие фотографии и опять расстраивается. А я всё уговариваю, мне ведь без разницы сколько ей лет, дорого то, что она — мама моя родная, единственная и неповторимая. Короче, пока мы препирались и выбирали ракурс, Муся времени даром не теряла: забралась на подоконник и занялась свежим отростком фикуса, который вчера принесла маме соседка. Муся любит вытаскивать из горшочков и баночек свежевысаженные растения. Такая вот у нее тайная страсть. Но на этот раз мусины проделки выдал ее хвост. Он попал в кадр, и теперь ей будет трудно отпереться: у нас есть реальная улика — мамина фотография с муськиным хвостом на заднем плане!

В доме у нас живет домовой. Люди его не видят, а Муся видит: лежит спокойно, свернувшись калачиком, и вдруг как вскочит, шерсть дыбом, глазки навыпучку! И смотрит куда-то в иной мир сквозь все реальное. Не бойся, киса, это наш домовой, он — добрый. Он маму оберегает.

Тайны поэтов

Шорох — уже не тишина, но ещё не звук.

Паузы — слова, нырнувшие в тишину, чтобы вынырнуть из нее иными.

Словно ветры, утонувшие в парусах, плывущих по небу: непокорные ничему, следуя курсом, к которому можно приноровиться, но который невозможно изменить, просыпаются на рассвете поэты — вместе с птицами, наверное, затем, чтобы услышать, как звучат стихи на их родном птичьем языке. Вот странные мысли подступили к одному из них отовсюду, заплясали вокруг и вдруг все разом накинулись, хлынули, охватили пламенем своим, закружили и понесли, понесли в неведомую глубокую неотвратимую невозвратную даль. И вот уже вспыхивают и тают слова, как свечи, оплывая в пространстве пауз меж ними и возникая снова из сумерек тишины. Так и текут тишина и речь, пересекаясь и ныряя друг в друга.

На языках птичьих, простым людям неведомых, говорят поэты. Говорят, говорят и слышат что-то своё, чего никто иной слышать не приспособлен. То смеются, то плачут, то молчат, а о чём смеются, о чём плачут, о чём молчат — тайна. Иной раз и друг друга не понимают. Глядят куда-то в никому неведомое, то ли птичье, то ли вовсе неземное, а мы удивляемся и мимо проходим. Нельзя их трогать, знают они что-то особенное о жизни, о смерти, обо всём, что-то своё, чего никому другому знать не положено. И колдуют словами, и пересвистываются…

Цветок Чжэнь

Китаец Ляо всю жизнь мечтал о цветке Чжэнь. Когда он был ещё маленьким, мама Ляо часто рассказывала ему сказку о прекрасном цветке, который невероятно красив, нежен и благоухает так, что люди больше не в состоянии ссориться друг с другом. Они становятся учтивыми к старшим, интересуются здоровьем близких и стараются помочь каждому на своём пути. О таких хороших людях мама говорила: «Они знают запах цветка Чжэнь». Отец Ляо ещё до рождения сына ушёл к далёким горам и не вернулся. Взрослые изредка поговаривали, что он пытался что-то найти, чего нет в обычной жизни…

А однажды большая белая птица унесла мать Ляо в заоблачные края, откуда никто не возвращается, потому что там всем хорошо. Так сказали ему добрые соседи… У Ляо не было ни сестёр, ни братьев, ни дядюшек, ни тётушек — он остался совсем один. Много страданий пришлось перенести ему в жизни, много счастья и любви встретилось ему на земле. Выросли его дети и внуки. И появились у внуков правнуки… И все почитали его за мудрость, доброту и благочестие. И настал час, когда большая белая птица прилетела за ним.

— Ляо, тебя ждёт мама, — сказала она.

— Хорошо, — улыбнулся Ляо. — А мой отец? Он будет там с нами?

— Нет, Ляо, — ответила птица.

— Он не помнит о нас?

— Помнит, Ляо. Но там его нет.

— Теперь, когда я улетаю с тобой, расскажи мне, что случилось с отцом? Почему он не вернулся домой?

— Ляо, твой отец — великий человек. Он не только знал о том, что ты должен родиться. Он предвидел твою мечту о цветке Чжень и хотел добыть его для тебя и мамы.

— Он любил нас, — вздохнул Ляо.

— Далеко-далеко отсюда, за мёртвыми горами Тянь-Фэй, на берегу тихого бездонного озера Шинь-Цу, у подножия волшебной скалы Минь-Дао, похожей на выпавший зуб дракона, там — возле самого входа в глубокую мрачную пещеру, где обитают демоны тьмы, твой отец увидел и сорвал чудесный цветок Чжэнь. В тот же миг застонала, зашевелилась под ним земля, и огненный ветер полыхнул ему в лицо. И вздрогнули мёртвые горы Тянь-Фэй, и обрушилось на свои берега озеро Шинь-Цу, и пробудились, вышли из древнего мрака демоны тьмы, оберегавшие покой священного цветка Чжэнь.

— Они убили моего отца?

— Нет, Ляо, нет. Владеющего священным цветком Чжэнь невозможно убить никому.

— Они отняли у него цветок?

— Ни угрозами, ни силой, ни колдовством, ни хитростью — ничем невозможно лишить цветка Чжэнь того, кто им обладает. Только он сам по своей доброй воле может передать его другому. И никто — ни на земле, ни под землёй, ни на небе — не в силах изменить этого. Демоны знали о том и сделали всё, что было в их власти: они заточили твоего отца в самой тёмной и мрачной подземной темнице, а вход в неё завалили волшебной скалой Минь-Дао.

— Почему демоны тьмы так поступили с моим отцом?

— До тех пор, пока люди творят на земле зло, ссорятся и губят друг друга, демоны бессмертны, потому что происходят они из тьмы человеческой: из чёрной зависти, лютой злобы, горьких обид и беспросветного отчаяния. Но демоны не властны над цветком Чжэнь… Твоя мама была права, Ляо: если у людей появится этот цветок, они перестанут ссориться между собой, и тогда демоны тьмы сгинут навсегда. Ни исполинские силы, ни колдовские чары не способны помочь человеку, разыскивающему заветный цветок, но искренняя добрая душа сама чувствует дорогу к нему, а бескорыстное сердце и несгибаемый дух одолевают любые препятствия…

Непрост цветок Чжэнь, и не каждому, кто его найдёт, он позволит сорвать себя! Но лишь тому, кто хочет сделать это из любви к другим людям и ко всему живущему на земле… Таков твой отец, Ляо. Всё, на что способен один человек, он совершил.

— Могу ли я помочь ему?

— Нет, Ляо. Ни ты, ни кто-то другой из людей не в силах поднять скалу Минь-Дао, заклятую демонами тьмы.

— Значит, нет никакой надежды?

— Есть, мудрый Ляо. Цветок Чжэнь рождён любовью и не погибнет до тех пор, пока она есть: любовь матери к своему ребёнку, любовь юноши к возлюбленной, любовь детей к своим родителям, любовь каждого живущего на земле ко всему сущему и ко всем, кто нуждается в любви. А нуждаются в ней все, Ляо. И она будет всегда. Когда все живущие поймут это, демоны тьмы сгинут сами собой. И скала Минь-Дао исчезнет. И зазеленеют, зацветут мёртвые горы Тянь-Фэй, и станет ласковым и тёплым озеро Шинь-Цу…

— Ты можешь подождать меня немного, белая птица?

— Да, Ляо. Я подожду.

И тогда Ляо созвал всех своих детей, внуков и правнуков. А когда все они собрались, он поведал им то, о чём рассказала белая птица.

— Я созвал вас, чтобы попрощаться со всеми, — сказал Ляо. — Живите же на земле, заботьтесь о ней и любите всех, кто живёт на ней. Если есть у вас враги, простите им и предложите помощь. Откройте ваши сердца миру и сделайте так, чтобы одна лишь любовь была в нём повсюду. И однажды в вашу дверь постучится улыбающийся молодой человек, а в руках у него будет невероятно красивый, нежный, благоухающий цветок Чжэнь. Скажите ему, что ваш дедушка Ляо всегда помнил о нём и любил его. Скажите ему это, когда он придёт.

Прекрасное мгновение

Вот мы кричим: «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!..» И мгновенье останавливается, оторопев, словно выглядывает из окна бытия: кто его тут позвал? И зачем? Приглядывается к себе: «Я прекрасно? Чем же таким?» И, любуясь собой, незаметно исчезает. Ибо вслед за ним уже теснятся другие, такие же нетерпеливые и любопытные. Такие же прекрасные…

Семь роз

Однажды на Крайнем Севере, в середине лета, а точнее, в день моего рождения, друзья подарили мне семь высоких голландских роз, как обычно, напичканных химией, для того, чтобы им простоять до следующего после продажи дня и умереть, как говорится, «с чувством исполненного долга». Розы были столь прекрасны, что, хотя я и понимал, какая участь ожидает их в ближайшее время, но мысленно все же взмолился, обращаясь к Тому, Кто Может всё, с просьбой продлить жизнь хотя бы на сколько-нибудь семи моим красавицам. И чудо случилось: розы не завяли, а засохли — примерно через неделю, но рядом с засохшими веточками появились новые, более мелкие с изящными молоденькими листочками. А через месяц все семь роз расцвели снова. На этот раз распустились не семь, а несколько десятков небольших пылающих бутончиков. Наступила осень. Грянула зима. Но розы продолжали цвести. Одни бутоны сменялись другими.

Наступило время моего отпуска. Время, которое я посвящаю родным и семье. Мне нужно было ехать на юг, чтобы навестить маму. Уезжая, я попросил коллег по работе присматривать за моими розами. Они старались. Но напрасно. Когда я вернулся, то увидел, что из всех семи роз живой осталась только одна веточка с единственным ярким бутончиком, а все прочие — умерли… Десять дней и ночей я отчаянно боролся за жизнь своего последнего цветка. Но все было напрасно. Одинокая розочка умерла, так и не пожелав оставить своих подруг.

Прошло несколько лет, но каждый раз в день своего рождения, едва проснувшись, я невольно бросаю взгляд в сторону пустого подоконника, словно все еще надеюсь на чудо.

Другие

Люди говорят иногда с ожесточением о других людях: «туп, как дерево» или «упрям, как осёл». На мой взгляд: совершенно неприемлемые сравнения. Каждый вид живых существ находится в своей системе измерений и, исходя из этого, имеет свою шкалу оценок состояния внешнего и внутреннего мира. У дерева — своё, у осла — своё, у человека — своё. Некорректно сравнивать разные вселенные, живущие по разным законам физики, химии и математики. Человек не мудрее муравья. Просто у муравья ИНАЯ система оценок иного мира. Мира муравьёв. И мы, люди, ни в чём не превосходим ни муравьёв, ни ландышей. Мы просто — другие.

Бабочка

В пятницу духота продолжалась. Окна, открытые настежь — надежда на сквознячок. За полярным кругом вентиляторами не принято запасаться. С улицы несёт гарью лесных пожаров. У нас здесь лесов нет: чахлое редколесье в речных долинах и возле — не в счёт, большая часть окрестных земель — заболоченная тундра с одинокими низкорослыми деревцами и кустами. А то и без них. По радио в новостях передали, что в течение трех ближайших августовских ночей в разных уголках планеты можно будет наблюдать уникальный метеоритный дождь: тысячи звезд упадут на землю, и самый сильный звездопад случится завтра в ночь. Усмехнулся: какие звездопады? Дымчато-серое небо сплошь покрыто облаками. Ни единого прогала. К вечеру стало заметно прохладнее и сырей. Заморосил, зашуршал еле слышно мелкий дождичек.

За окнами шипит невидимый мокрый асфальт под колёсами автомобилей. Падают отдельные дождевые капли с карниза. А это что за шорох — непонятный, громкий и совсем рядом? Вроде и не на улице, а в соседней комнате. Заглянул туда и обомлел: бабочка! Большая, красивая, яркая. С густо-оранжево-коричневыми крыльями в черных и редких белых пятнышках, с черно-белой, мелкими зубчиками, каймой по всему периметру. Машет ими часто-часто, то прижимаясь к плоскости оконного стекла, то зависая в уголке рамы. Что за чудо! За три лета на Севере нигде ни разу не видел бабочек. Комаров, мух, оводов, ос, мошки — видимо-невидимо насмотрелся, но бабочек — не доводилось. А тут — нате, сама в дом залетела. Да такая нарядная и крупная. «Окна открыты, улететь ей несложно» — подумал я и поспешил за фотоаппаратом: хоть сфотографировать на память, не то после сам себе не поверю, решу, что приснилось.

Вернулся: нет, не улетела ещё. Чтобы фотография получилась чётче, приблизил руки с фотоаппаратом к бабочке. Она испугалась, замахала крылышками ещё чаще. Никак снимок не получается. Взмолился мысленно: «Да, не бойся ты меня! Не трону. Замри, пожалуйста!» И вдруг, словно услышала, замерла на месте. Снимок получился, и я ушёл, довольный, на кухню, готовить ужин. Потом, как обычно, сидел допоздна в интернете и незаметно уснул.

В субботу с утра стало ясно, что дождь не прекращался, усилился ветер. Проснувшись от холода, я решил, что давно пора закрывать все окна. Честно сказать, и не думал о бабочке. Просто зашёл в ту же комнату и… обнаружил её на месте. Не улетела. И правильно: на улице зябко, в квартире гораздо комфортнее. Она вновь запорхала вертикально по стеклу, но не испуганно, а как бы, приветствуя меня. Я невольно улыбнулся. Привет, привет! Не хочешь ли ты сказать, что решила поселиться у меня? Вот и ладно. Живи сколько хочешь. Я тебя не гоню.

День был выходной, и потому я занялся всякими личными делами: то ходил в магазин, то подметал и пылесосил полы, то стирал и гладил рубашки, ну, и в интернет опять-таки зашёл. Потом на меня снизошло очередное вдохновение, и я начал записывать что-то очень важное для себя на тот момент. Забылся и вдруг почувствовал чьё-то присутствие совсем рядом. Кто это? Начал озираться и заметил краем глаза… бабочку на своём плече. Она сидела спокойно, чуть покачивая раскрытыми крыльями. Я затаил дыхание. Надо же: какие нежности. Так продолжалось некоторое время. Затем я не сдержался, шумно выдохнул. И бабочка улетела в свою комнату.

Нет, она больше не появлялась возле меня, но продолжала скромно сидеть там, у себя, на краю окна. Прошла суббота. Дождь, мелкий, моросящий, продолжался. В воскресенье утром бабочка приветствовала меня так же, как вчера. Я уже как-то привык к её сосуществованию рядом со мной. Словно так и было всегда. На следующее утро, в понедельник внезапно подумал: а ведь её бы надо кормить! Но чем? Кормят обычно собачек, кошечек, этих понятно чем. Только вот бабочки не едят такую пищу. Чем же её угостить? Решил обратиться к друзьям через интернет с этим вопросом. Задал его и ушёл на работу. Зябкий, промозглый скучный день.

Поведал коллегам о бабочке. Все подивились. Одна женщина заявила, что за свои двадцать девять рабочих лет, проведённых здесь, на Севере, никаких таких бабочек сроду не видела. Оленей — да, песцов — да, мух — навалом, а чтобы бабочек… Я показал фотографию. Некоторые отнеслись и к ней с недоверием. Однако, новость не осталась незамеченной. Коллега из соседнего отдела сообщил следующее: обычно бабочки питаются нектаром цветов и соком перезревших фруктов. Ну, да, об этом и я догадывался. Но дома может и не быть нектара, а держать в квартире гнилые фрукты что-то не очень хочется. Оказывается, нужно развести пару чайных ложечек сахара или меда на половину стакана с водой. Чтобы бабочка догадалась, что это — еда, ей нужно дать попробовать приготовленное на вкус. Для этого необходимо острой тонкой иголкой или зубочисткой раскрутить бабочке хоботок и окунуть его кончик в сладкий раствор, после чего бабочка успокоится и начнёт питаться. Желательно подкармливать её раз в сутки, тогда она дольше проживёт…

Где там у неё хоботок, и как всё это сделать, не повредив ей ничего, ума не приложу, но моя бабочка не ела уже три дня! Кое-как дождавшись обеденного перерыва, я помчался домой. Мёд у меня был, поэтому я сразу направился на кухню, развёл его в воде, налил медовую воду в блюдце и вошёл с ним в комнату к бабочке.

В комнате было тихо. Ничто не шуршало. На краю подоконника лежало нечто маленькое, хрупкое и тёмное. Я подошёл, поставил блюдце. Моя бабочка лежала на боку со сложенными крылышками и не двигалась. Осторожно положил её на свою ладонь и медленно открыл окно. На улице тоже было тихо. Дождик кончился. Может быть, это звездопад принёс тебя ко мне? Зачем ты прилетала? Словно в ответ, лёгкий ветерок пошевелил безжизненные крылышки, и первые солнечные лучи пробились сквозь облака…

Рабочий день завершился, настал вечер, затем — ночь… Она так и лежит сейчас там, на подоконнике. А я не знаю, что теперь делать и почему мне так нестерпимо грустно…

_____________________________________________________________

И всё-таки жизнь — умнее и милосерднее нас. И всё было не зря! Наступило утро. Только что, десять минут назад, собираясь на работу, я не удержался и заглянул в ту комнату. Она вся залита утренним солнечным светом. И что я вижу на теплом подоконнике? Бабочка ожила! Она стоит на тоненьких лапках, обнимая ими оконное стекло, и греется! Я дотронулся до неё: она тут же замахала крылышками быстро-быстро, как раньше. Торжествуя, как мальчишка, я ринулся за вчерашним блюдцем на кухню. Поставил его перед ней… и почти сразу же догадался, что солнечный свет ей нужнее.

Я распахнул окно и легонько направил её к нему. И она улетела! Красивая. Яркая. Живая! Такое сокровище не может принадлежать одному человеку. Она принадлежит всему миру. И весь мир — принадлежит ей…

Памятник Милосердию

Моя бабушка, какой я её помню, была удивительно добрым человеком. Мне, родившемуся через 15 лет после Великой Отечественной, тяжело даже представить себе то, что ей довелось пережить. Первую, самую жуткую блокадную зиму она провела с четырьмя детьми, тремя дочками и крохотным сыном, родившимся в 1941, в Ленинграде. Муж на фронте, старший сын — в партизанах. Постоянные бомбёжки и нескончаемый голод, от которого у неё на руках умер младший сынок… Летом 1942 им удалось эвакуироваться из Ленинграда, до деревни в Пензенской области добирались несколько месяцев. Голодала и деревня («Всё для фронта, всё для победы»), поэтому питались чем могли: например, пекли хлебные лепёшки из крапивы или лебеды вперемежку с редкими истолчёнными зёрнами, добытыми из колосков, украдкой, с великим риском, подобранных в поле.

Прошёл переломный 1943 год, война близилась к концу. Неподалёку от деревни, где жила бабушка, появились пленные немцы. Голодные, больные, обмороженные…

Местные жители встретили их неприветливо. И моя бабушка, пережившая всё то, о чем я сейчас рассказал, начала носить голодным и больным пленным еду. Женщины в деревне ругали её последними словами. У каждой либо отец, либо муж, либо сын — были на войне. Каждая ночами плакала от страха за жизнь близкого человека. А тут, на глазах у всех их соседка подкармливала тех, кто был источником их несчастий. Как такое может быть? Но каждое утро, невзирая на ругань и проклятия, бабушка на опухших от голода ногах шла туда, где мёрзли и умирали от голода пленные, и делилась с ними, всем, что было у неё и её полуголодных детей.

Однажды женщины не выдержали и, обступив бабушку кругом, начали кричать на неё. Как она смеет носить хлеб немцам? Врагам! Может быть, именно они стреляли в их родных?! И бабушка ответила им: «Я не знаю, где сейчас мой муж и мой сын. И что с ними сейчас, не знаю. Быть может, кто-то из них вот так же, в плену, как эти несчастные люди. Я ношу им хлеб и надеюсь на Бога, что если кто-то из них сейчас в плену, такой же голодный и больной, как они, то, может быть, и там найдётся немецкая женщина, такая же мать, как и я, которая сжалится над моим ребенком и мужем, и даст им поесть, и не позволит им умереть. Я живу только этой надеждой. И я буду носить хлеб этим несчастным, сколько бы вы на меня ни кричали».

Прошло много лет. Бабушки моей давно уже нет. Но вот какая мысль не отпускает меня с той поры, как я узнал эту историю с пленными. В нашей стране и в Европе, да и во всём мире, наверное, установлено множество памятников, посвящённых военному времени. Но я не знаю ни одного памятника, посвящённого Милосердию, без которого на самом деле невозможно выжить иной раз не только в военное, но и в мирное время. Впрочем, один такой памятник всё-таки есть. Знаете, где? В Турции. Вот что я прочитал об этом. Во время Первой мировой войны австралийско-новозеландский армейский корпус, поддерживавший англичан, отчаянно штурмовал турецкие позиции, пытаясь сбросить турок в пролив Дарданеллы. Штыковые и огневые атаки продолжались одна за другой, турки из последних сил держали оборону. Обе стороны истекали кровью. После очередного неудачного наступления, когда противоборствующие стороны затихли, чтобы подготовиться к следующему бою, на нейтральной полосе остался лежать раненый австралийский солдат. Он громко стонал, но никто из его товарищей, не рискнул отправиться за ним, понимая, что добраться до него под прицельным огнём противника практически невозможно. Солдат был обречён на медленную смерть.

Вдруг стрельба со стороны турецких войск стихла, и из окопа с белым флагом в руке поднялся турецкий солдат. В полной тишине он приблизился к раненому, поднял его на руки и донес до вражеских окопов, а затем вернулся к своим, после чего сражение продолжилось.

В 1997 году турецкое правительство установило этому подвигу милосердия памятник, изображающий турецкого солдата, выносящего с поля боя раненого врага.

Я не думаю, что моя бабушка была одинока в своём благородном поступке. Мне кажется, что таких историй, какая случилось с бабушкой, наберётся множество. Народ наш по сути своей милосерден и незлобив…

И ещё вот что: можно враждовать и обрушивать праведный гнев на врага до бесконечности, можно гордиться своими победами и не прощать никому ничего, но никакая война не сможет закончиться пока не найдутся милосердные люди. О милосердии нельзя забывать. Давайте поставим у нас в стране памятник Милосердию. Хотя бы один на всех.

Надежда

Не ищи свой Храм ни на земле, ни на небе. Твой Храм в тебе. Не всякий знает о своём Храме. Не всякий, кто знает о Нём, видит Его свет. Не все, кто видят Его свет, войдут в Храм. Но у каждого есть надежда.

«Три поросёнка»

Если вы спросите меня: случилась ли вся эта история на самом деле, я вам не отвечу. Может быть, именно так все и было. А, может быть, и не совсем так. А, может быть, и совсем не так. Ведь каждый помнит по-своему и свое. Но то, что мой рассказ родился не на пустом месте — наверное, очевидно каждому.

Давным-давно в одном южном городе Советского Союза жил-был очень дружный школьный класс. Восьмой «в». Ровно сорок человек — мальчиков и девочек. Они знали друг друга и друг о друге все или почти все, потому что почти все учились вместе с первого класса да и жили рядом со школой. Помимо уроков многие участвовали в школьном хоре, играли в гандбол в одной команде, маршировали строем в военной игре «Зарница», собирали металлолом и макулатуру, как примерные пионеры. И с уроков на «шаталу» в кино сбегали тоже все вместе. Никто не отставал.

Так было до восьмого класса, так же происходило и в восьмом. Школа являлась обычной десятилеткой, в которую приходили в семь лет. То есть, каждому из одноклассников в ту пору было примерно 15. Изменилось в восьмом только одно: в школе появился новый учитель математики. Молодой. Интеллигентный. Выпускник университета. Атлетически сложенный. В роговых очках. С неисчерпаемым багажом знаний буквально обо всем. Умеющий рассказывать так увлекательно, как не способен был никто из педагогов. Харизматичная личность, как сказали бы сейчас, но тогда таких слов не знали. Половина старшеклассниц школы тут же влюбилась в него, а мальчишки слушали его на уроках так, как слушают мудрого гуру где-нибудь в Тибете. Юрий Гаврилович. Он свободно владел французским, немецким, итальянским и английским языками. Прекрасно разбирался в истории, географии и литературе. Знал наизусть массу стихов в оригинале и переводах. Некоторое время спустя вокруг него образовалось нечто вроде общества любителей всех гуманитарных дисциплин. И, поскольку на все это школьного времени никак не хватало, Юрий Гаврилович стал приглашать наиболее увлеченных учеников к себе домой. Разумеется, с разрешения их родителей. Таких ребят оказалось трое. Все — мальчики с одного класса — восьмого «в».

Дома его рассказы были такими же интересными, как и в школе, но более специфичными. Он рассказывал детям о Великой французской революции, о ее деятелях — Марате, Дантоне, Робеспьере. Прекрасно декламировал стихи о революции, о свободе, равенстве и братстве. Мальчикам запомнилось, как однажды он поставил для них пластинку с «Марсельезой» и подхватил эту песню на французском вместе с голосом певца. Учитель с искренним возмущением и скорбью говорил о том, как высокие идеалы революции со временем подмениваются обывательщиной населения и фарисейством руководства на всех уровнях власти. Ребята слушали его, затаив дыхание.

Уходили мальчишки домой вместе. По дороге и позднее в классе, а по выходным — встретившись во дворах возле школы, они горячо обсуждали услышанное от молодого учителя, уже сами находя примеры вранья взрослых, замеченные ими самими, подхалимства и взяточничества, услышанными от родителей, обсуждавших дома на кухнях то, что нередко случалось у каждого из них на работе или в быту. Но если в семьях все заканчивалось обычными «кухонными» разговорами, то для их юных романтически настроенных головушек этого казалось совершенно недостаточно. Им хотелось каким-то образом выразить свой протест так, чтобы все вокруг поняли: не все согласны с подобным положением, существует реальное сопротивление всеобщему злу, каждый имеет право на свои убеждения. Короче: «Да здравствует свобода!»

Как раз в это время город готовился к приезду первого лица государства — генерального секретаря ЦК КПСС, увешавшего себя в тот период уже тремя звездами Героя всего-всего наигероического. Огромные портреты Брежнева с тремя звездами на груди были размещены местным руководством по всему городу, в том числе и по предполагаемому пути следования правительственного кортежа.

В горячих юных головах созрел дерзкий и детски наивный план, которым они поделились со своим идейным «вождем» — Юрием Гавриловичем. Тот восхитился дерзостью и простотой плана, но предостерег ребят от реальных действий, из-за которых у них могут быть неприятности. И тут подростки впервые возразили ему, так им стало обидно отказываться от задуманного. Возник спор, который, впрочем, никого не переубедил. И ребята ушли, поскольку приезд генсека ожидался на следующий день, и, если действовать, то действовать нужно было именно в эту ночь… Мальчишки подготовили целую пачку листовок формата А4 для расклейки по городу. Слова на листовках были написаны от руки — «Да здравствует Свобода!» Листовки ночью были расклеены. Но главным было не это. «Изюминку» протеста жители города заметили, когда рассвело. На одном из самых крупных плакатов с изображением генсека, расположенном на автотрассе, по которой ожидался проезд высокого гостя, на месте трех золотых звезд Героя красовались фигуры трех грязных поросят… КГБ принялось за работу. Конечно, генсек ничего такого не увидел. Во-первых, потому что прибыл на сутки позже. Во-вторых, плакат довольно быстро заменили, но жители города все-таки успели им «полюбоваться» и веселились от души.

Часам к одиннадцати утра в школу, где училась тройка свободолюбивых подростков, прибыли сотрудники госбезопасности. Они знали все. Бледная от страха, трясущаяся директриса Ида Львовна немедленно собрала всех педагогов школы и в присутствии кгбистов с их разрешения рассказала им о случившейся истории, позорящей всю школу, после чего слезно попросила работников карающих органов дать школе последний шанс продемонстрировать глубокую сознательность своих учеников, их приверженность принципам социализма и коммунизма, и… так далее, и тому подобное. План директрисы был и суров, и прост, и, по ее мнению, справедлив… Госбезопасники в целях воспитания в детях приверженности к социалистическим ценностям любезно согласились подождать конца придуманного Идушкой Львовной «спектакля».