Бесплатный фрагмент - Лунный сторож

Мусоропровод

Там — бездушные машины,

рядом памятник-палач.

Стоэтажный дом мышиный,

испечённый быстро, вскачь.

Давят тесно века туфли,

догоняя моды писк.

Люд — выбрасывает рухлядь:

одеяла, старый диск,

рваные ботинки в мусор

и газетные клочки,

там — оскольчатые бусы,

тут — осколками очки.

Книги, кости и объедки,

рыбный потрох и мелки.

У лифтёрочной у клетки

запах жизненной реки.

***

Осенняя пора в ударе,

и бешено листва горит.

Седьмые сутки тротуары

не просыхают от обид.

Таинственная незнакомка,

в плащ депрессивный облачась,

не принимает сердца ломки

как неотъемлемую часть.

Сошёл с ума от замыканья

фонарь слепой и провода,

меж нами мерят расстоянья,

не ошибаясь никогда.

***

Зайду в кафе — не голоден, не сыт.

За столиком открою жизни книгу.

Предложит мне душистый кофе, сыр

официант небрежный и ленивый

от суетного жала. Ветер свеж,

колоду листьев кружит. Ляжет карта.

Я чаевые в книгу жизни меж

страниц вложу и — доживу до завтра.

***

Раструбы. Расстриги.

 Возглас сожалений.

Живут гортани в разности

времён и поколений.

Пусть тайно в этой мантии

мы верим только темечком

дойдя до хи — романтики

по шелухе от семечек.

Кричите! Дуйте трубами!

Как можно больше голоса!

Расплатимся натурами

у самого у космоса.

За то, что утро белое

испачкалось рябиною

и жизнь сказалась беглою

острожницей наивною.

***

Упала ниц в луга сухие,

стянуло травами чело,

и подорожники глухие

мне не расскажут ничего.

Простёрты руки коромыслом,

и ёжится трава сильней.

Я наполняю душу смыслом,

и мчатся годы всё быстрей.

***

Бумага странствий наготове.

Осталось сесть и полететь.

А в небе снова непогода

мешает гелевую смесь.

Ты, право, веруешь не в чудо

но, разломив пирог судьбы,

находишь что-то от причуды

и говоришь не — «ты», а — «Вы».

Облокотившись на перила,

ты под диктовку, в такт грозы,

достанешь синие чернила

и плача комкаешь листы.

***

То ли ветер, то ли мысли

нагоняли тучи в поле.

Кони ржали, тучи висли,

вечерело, но не боле.

По дороге вереницей —

трав усопших, пыль да смута.

Две вороны, две сестрицы

вслед кричали мне от жути.

Я иду не монотонно,

подгоняя себя думой:

шёпот, шелест, руки, лица.

Справа — речка, слева — кони.

До дождя б к тебе  добраться,

рыщут тучи, свищет поле.

Нам бы только повидаться

и не боле, и не боле.

***

Трясёт в удушливом вагоне,

мелькают мимо огоньки.

Луна в златой блестит короне,

кивают звёзды-мотыльки.

Я еду причаститься слову

в долину синюю берёз.

Мой поезд мчится по уклону

под ритмы рваные колёс.

Мосты дрожат, от их натуги

вздохнуло эхо в вышине,

где рифма склеивает дуги

в невозмутимой простоте.

Лишь тают покаяньем свечи,

сургуч пытается качать

ту неизбежную печать,

что вечностью легла на плечи.

***

Всё ли сказано,

всё ли сделано,

перемазано,

перемелено.

Полем, бережком,

постной реченькой

не ходи божком,

словно меченый.

Разнесёт ковыль,

загрызёт тоска.

Станешь, опостыл —

поминай тогда

не распутницу,

не левкоев цвет,

а распутицу

от прошедших лет.

Цапля

Она, как вечный властелин —

тиха, умна, стройна, надменна,

кидая взор попеременно,

не шлёт привет, а вздох один.

Жеманница! Или вдруг, почуяв

какой-то надобности спор, —

откроет клюв во весь опор.

Ей на количество плевать чешуек,

коль рыбка пролепечет вздор.

***

Отрёкся. Обратилась в бегство

черёмуха и — ягода терниста.

Сама себе на половине кресла

перебираю зёрнышки и листья.

Кто прославляет утро странным гимном?

Скорее, это пугало кичится

у той ограды. Пролетали мимо

окна раскрытого растрёпанные птицы.

И только ветер, басурман незваный,

ворвавшись, что-то рыскал ненасытно.

У кресла листья превращались в стаю

и губы вязли, терпки были мысли.

***

Немного ветренности в мыслях,

сухих, летящих красных листьев,

художника шаги и сон

еловых веток. А потом —

собрать в букет всё дотемна,

на стол игристого вина

поставить только для причуды.

Свечей не жечь, а верить в чудо.

Смотреть в окно и ждать тебя.

Вот ореол от фонаря

светлеет, право, от предчувствий.

Вдруг первый снег пошёл, как мюсли,

с листвой смешался и дождём,

кружит и вьёт под фонарём…

И только столб, дрожа во мгле,

на подгнивающей ноге,

чернел вдали и не дышал

и никого уже не ждал.

***

Гуляй, мой стих, гуляй,

как гоголевский нос.

Среди кварталов май

меня загрыз до слёз.

Неси свой тихий бред,

до тех углов дойди,

где счастья больше нет,

одни дожди-дожди.

До слякоти в снегах

мешай земную быль.

Пусть свяжет мне уста

прогорклая полынь.

По щиколотку вброд.

Забудь, прости, прощай.

Плыл белый пароход.

Сиреневый цвёл май.

***

Целый день барабанят дожди по стеклу,

я в ответ по столу барабаню.

Поскучаю немного, а может, вздремну

на стареющем жёлтом диване.

Вдруг откроется настежь седое окно,

сердце махом зайдётся от миссии.

По столу словно выплеснул разом ведро

дождь сентябрьский с охапкою листьев.

И, смешав в суматохе весь куш из листвы,

вдрызг промокну от хохота осени.

И забуду на час, на мгновенье, что ты

далеко от меня. И за просинью,

у последнего облака, в смуте дождя,

прочитаю согласно пророчеству:

всё, что было и будет с тобой, без тебя —

лишь раскаянье, лишь одиночество.

***

Любая душа состраданье

имеет, и плачет земля,

что гаснет в садах золотая

прилипшая к стопам листва.

И вздрогнув от сильного ветра,

порыва холодной души,

качается форточка неба,

галдят, оробев камыши.

Теперь собираюсь в дорогу,

куда меня путь приведёт?

Летите, крылатые дроги,

пусть стрелка часов подведёт

итог временной. Чу! Прощайте!

Молюсь за вас. Только луна

глядит на меня не мигая,

и будто она — не она.

***

Невольно канули года

В пространство жизни торопливой,

Беспрекословной и стыдливой

У зеркала — глаза в глаза —

Гляжу, как прошлое глумится

Над почерком былых побед

И отраженья яркий след

Слепит глаза, как око жрицы.

Ах, полно, жрица! Здесь лишь я.

Тебе ль вернуть шаги из детства,

Похожие на раболепство

В шуршанье строк календаря?

Сменить походку хватит ль сил?

И главное — удел наитий

Уже идёт своим событьем

Под трепетом святых кадил.

Река о прошлом — слог и стиль,

Пространство, время и отрада.

Что будет дальше? Дальше — дата,

Знакомый почерк, зинг и шпиль.

ГРУЗОВИК

По трассе, развалиной старой,

Глотая тягучий бензин,

Трястись не устану и в мае

Опять зацветёт мандарин.

Вот так, помечтая в дороге

О гладкописи, в смысле дорог

Дышу, спотыкаясь, и полем,

Мерцая, дрожит огонёк.

А в старом заброшенном парке,

Где ждут и живут гаражи,

Усну безмятежно и сладко,

Как лошадь слепая во ржи.

Приснится мне сторож и флейта,

Поутру седой путевод

Укажет на трассу и телом

Куда-то меня понесёт.

***

Я зависла на шаре воздушном

Между небом и краем земли,

И как в вакууме тесном и душном,

Мне не сделать движенья руки.

Что мне делать? Я в вакууме склянкой,

Стопорится улыбка в тиши.

Мне бы мумией стать египтянской,

Но она не имеет души.

***

Не ты ли, мой вчерашний день,

Прохожий, суженый, насмешник,

Заброшенный нашёл скворечник

И слёзы лил за коростой?

Мне хорошо теперь, не скрою,

Прохладно, мирно, и кусты

Звенят от вечной мерзлоты

И веточки хрустят без боли.

***

А я французское пальто

Не стану надевать по случаю.

Я погляжу в своё окно

И прослежу за тучами,

За стаей птиц, и вся листва

Вдруг хлынет жёлтым дождиком.

Там за окном — игра, игра

И всё, что летом прожито.

***

Поговори со мною, дождь!

Что сеешь по асфальту слёзы,

В садах уж вымокли мимозы,

Теперь не стоя даже грош.

А ветер как гудит, однако,

И гнутся в поле дерева,

У речки мокрая собака

Глядит с тоской на берега.

Иль помолчим? Пусть станет тише,

Не торопясь плащи свернёшь,