Бесплатный фрагмент - Ложновербы #только о любви

О девочках и мальчиках. Игры и их обиды

стихи, песни, сказки

1990—1992гг

***

Сбросив тяжесть с ног,

Упал,

Не услышав тела.

Заплакал, уснул, не смог.

Я стою.

Я молчаливо глупа.

Мне нет никакого дела.

Моя тяжесть — в моих руках.

Мои движенья — быстрые.

Мои надежы — глупые.

Меня обошёл стороною страх.

Я стою.

Я держусь на больных ногах.

Имя — старое.

Люди — новые.

Платье — рваное.

1991г.

«О дожде»

Мне как-то уж слишком навязчиво

Рассказали о том,

Что вечер темнеет,

Воздух мёрзнет,

И дождь пошёл там,

За окном.

Я повернулась спиною к зеркалу,

Смотрю затылком в стеклянный мир.

Дождь постучался тихонько…

Впустить его?

Чтобы он там, за окном, не простыл?

1990г.

***

Искривилась

Линия рта.

Туда, в ту сторону,

Где снег и вода.

Заплакали руки,

Ломая пальцы.

Изношено, сбито

В пыль да в ветер.

Время — бегом.

Зря стараться.

Закат кончается

На рассвете.

1990г.

***

На огромно-каменных

Монстрах-площадях

Всё горчее горького.

Я промчусь, не глядя

На весёлый страх.

Страшно отрешённые

Улицы-сироты.

Страшно загрязнённые,

Пугаются прохожих,

Будто это ноты

Маршей похоронных.

1991г.

***

Город умолк,

Потому что я его не слышу.

У меня головная боль.

У меня много музыки.

Я слушаю jazz.

Я пою.

Замёрзшими буквами

На ломаном английском.

1990г.

***

Моё тело здесь.

Оно не хочет стесняться.

Мои мысли там.

Они устали бояться.

Моя кровь стоит —

Это озеро на вулкане.

Мои слёзы в горле —

Они разберутся сами.

1991г.

«Около грозы»

Листья деревьев похожи

На тонкие пальцы.

Ветви деревьев ломают, как руки.

Воинственные танцы.

Безумные танцы.

На кончике ножа —

Капля росы.

Осталось

Совсем немного.

Ждать.

До начала грозы.

1991г.

***

Дома качает —

Листья деревьев.

Дома

сходят

с ума.

Соединились лестницы

В длинные спирали

И упёрлись в небо…

Я

Осталась

Одна.

Среди домов и лестниц.

Беги.

На небо.

Выше.

Опрокинуты.

Дно.

Ночь.

Зима.

1991г.

***

Человек и змея

Разговаривали о крышах.

Всё было понятным,

Казалось доступным.

Они обсуждали проблемы внимания,

Уделённого солнцем трубе.

Они рассмотрели все капли яда,

Выступившего у змеи

на нижней губе.

Они назвали мороз преступным

За то, что он

перекрасил окна.

Человек и змея

Разговаривали о крышах

И мимоходом разбрасывали

Разбитые стёкла.

Человек сказал,

Что его зовут «доктор».

Змея сказала,

Что называется коброй.

Человек перекрасил лицо в зелёный.

Змея измазала спину охрой.

Они договорились

не видеться больше.

И выбросить всё,

Что так долго хранили.

Всё было понятным,

Казалось доступным.

Всё стало невнятным,

что позабыли они

Вернуться к разговору о крышах.

1992г.

***

Синее-синее-синее.

Такое красивое.

Такое унылое.

Красное-красное-красное.

Такое новое.

Такое напрасное.

Серое-серое-серое.

Такое яркое.

Небо ли?

1992г.

***

Моя запоздавшая боль

Опрокинула солнце в лужу.

Я тороплюсь,

Чтобы не было жалко

Мокрых ног

И слов простуженных.

Я не спешу подниматься выше.

Я не уверена, что выше — небо.

Кто знает,

Может быть там, на крыше,

Я увижу:

В воздухе — пыль,

А в луже — дерево.

1992г.

***

За окном несутся ветры.

За окном шумят деревья.

За окном скрипят машины,

Гаснут, мёрзнут фонари.

За столом сижу, не глядя

На окно. Считаю время.

За столом несётся время.

По воде бегут круги…

Маленький, скомканный, робкий звук

Побежал, полетел, покатился к рукам.

Руки хватают пальцами голову.

Голова разрывается по кускам.

Огромный, каменный, грозный взгляд

Упал, ударился, стукнулся лбом.

Ноги врастают в плоскость земли.

Тело застыло столбом.

1992г.

***

Чёрно-оранжевый мой наряд

Светит, что солнце,

Слепит глаза.

Мои глаза

Болезнью горят.

Глядят в пустоту

Дверных проёмов.

Там, за проёмами — чья-то жизнь,

И в этой жизни

не найдётся места

Для моих

глаз.

Мой рот, держись!

Не смейся.

Ведь наша жизнь

Кончается враз.

1992г.

***

Множество серых листов бумаги

Не смогли передать единственной мысли.

Множество слов, составляющих фразы,

Не смогли передать единственной мысли.

Множество глаз, наблюдающих пристально,

Не смогли понять единственной мысли.

Множество ушей, слушающих тихо,

Не смогли услышать единственной мысли.

Множество ног в грубой обуви

Не смогли растоптать единственной мысли.

Множество рук, хватающих камни,

Не смогли забить единственной мысли.

Множество звуков, резких и наглых,

Не смогли заглушить единственной мысли.

1992г.

***

Стараться?

Быстро и свободно

Владеть

языками

трав.

Не видеть,

Небо или море,

На последний самолёт

опоздав.

Крутить.

Время по спирали

вперёд-назад.

На воле

Вы когда-нибудь бывали?

Забыл.

Устал.

1991г.

***

У снега нет глаз.

И он падает вслепую.

Слепо покрывая кровь и грязь

И лица,

Что я на нём рисую.

Огонь не умеет ждать.

У него отсутствет разум.

Лишь нервы, на которых

Любят играть

Все музыканты сразу.

1991г.

«Про глупость»

В моей голове

копошатся мысли,

Подобные мышкам — маленьким, серым.

Пожалуй, чуть больше, чем сто

Я не вынесу.

Разобью головой

кирпичную стену.

1991г.

***

Я оставлю в руке только дождь,

Всего лишь дождь,

Что обрызгал деревья.

Я умою дождём только солнце.

Всего лишь солнце,

Что в лужах бледнеет.

Я достану зелёный листок.

Маленький лист

от большого

дерева.

Кто из нас не вполне одинок?

Кто из нас?

Только я.

Я под деревом.

1992г.

***

Звенели весело, смеясь,

Периодически вздыхая.

Гремели басом,

Лишь бы громче.

Свой голос мило надрывая.

Хотели всё.

Хотели все

Чего-то,

Не узнав чего.

А время, быстро пролетев,

Взяло своё.

1992г.

***

Грязные улицы от ветра корчатся,

Вырывая последнее у слабого.

Эй, кто там еще! Не надо морщиться.

Не надо бояться громадного.

Громадное здание в небо бросилось.

Искажая виды маленьких домиков.

Громадные окна на нас топорщились,

Не узнавая людей-гномиков.

1990г.

***

Я смотрела на небо

И не хотела шагнуть.

Там звёзды

Спрятались в «путь».

Бамбуковой палочкой

На земле

Лежу я спокойно.

Мне не было жарко.

Мне не было больно.

1992г.

***

Жёлто-чёрный силуэт.

Лицо.

То ли было, то ли нет.

Ничего.

Ничего, что снег.

Ничего, что лёд.

Ничего, что цвет

Ломает и гнёт.

1992г.

«Мой день» (песня)

Мой день обозначился солнечным светом

В пролёте лестниц грязного дома.

Мне спать на осколках не больно.

Мне радость побед не знакома.

Тот крик надрывался старательно,

Выводя фальшивые звуки.

Звук уничтоженных рук,

Звук плесневеющей скуки.

И день был наполнен воздухом,

И дом был наполнен криками,

И долг был выполнен воином,

А воин побит бутылками.

Смотри, не пугайся, уже пришли.

Кончились шапки снегов и стен.

Пробиты банки голов и мер.

Прожиты дни без измен.

1992г.

«…» Стихи и сказки. 1993—1995гг

***

Сила

Спряталась в ладони,

Свернулась клубком

И смотрит сквозь пальцы.

Слово

Прыгнуло под стол.

На полу осколки —

Боли посланцы.

Боль.

Растворилась в дожде.

Плачет сила

На мокрой ладони.

Воздух.

Сотрясался на воде,

Крутился в словах,

Плакал от боли.

1993г.

***

Предчувствия гоняют мысль.

Желания сжимают тело.

В голосе — плач.

В глазах — смерть.

На коже — болезни

бледнеют несмело.

Я всё же одна.

Я так же в тени.

Я молча не мыслю,

Лишь руки дрожат.

Дрожат — ну и пусть.

За дверью — стена.

За мыслями — мрак.

За радостью — грусть.

1993г.

«Русская народная»

Мой дом наполнен воздухом.

Мой след разросся кедрами.

Мой взгляд проникя вечностью.

Мой голос льётся старостью.

Сказали мне: «Ты, бедная,

Не знаешь наших правилов,

Не видишь нашей силушки

И вся воняешь гадостью».

Я улыбнулась ласково:

«на радость людям, милые,

Воняю я ромашками

И спать ложусь чуть затемно».

Мой сад обрызган дождиком.

В ногах моих — дороги всё,

Дороги нескончаемы,

Концы их незаметные.

Конец моей же жистии

В дороге чуть виднеется.

А люди всё плечами жмут:

«Откуда ты пришла сюда?»

1993г.

***

Тени восстали против предметов.

Крутятся куртки в гвоздях центрифуги.

Одинокие руки ласкают бумагу.

Длинные синие страшные дали.

Остыла вода.

Опостылевший леший

бежит по оврагам.

Бродит по просекам стая статуй.

Носит на каменных пальцах пяльца.

Манекенщицы плачут

и теряют бремя.

Искали время — нашли деревья.

Они — смелые.

На асфальте растут фиалки.

Белые.

1993г.

***

Не цепляться за звуки.

Не стараться быть лучше.

Не пытаться стать кем-то.

Я рисую зачем-то

Десять новых открытий,

Двадцать старых умений,

Тридцать мрачных знамений.

Всё ништяк.

Всё от скуки.

Взять в запас или в руки.

Бить плечом или ухом.

Лбом переть или брюхом.

Я тяну это время.

Мне ль не жить?

Я ращу это имя.

Кого любить?

Я встаю вдоль дороги.

Куда шагнуть?

Руки — по швам.

Ноги — в ботинки.

Башку — пригнуть.

1993г.

«Сказка о семье шаманов»

Стук-постук.

Плавная рука — на круглом барабане.

Этот барабан я сделала

Из большой круглой тыквы.

Обтянула кусочком кожи,

Той кожи, которую

Носил мой друг на ногах

Зимой,

Чтоб не простудиться в горах.

Упругая кожа на барабане.

Высокий звук издаёт моя тыква.

Плачь, барабан!

Мой друг заболел.

Он простудился в реке.

Горы его не сломили,

Ветры его не сломили,

Сломила его вода.

Он и не думал о таком никогда.

1995г.

«Невозможность»

Я

В огне обветшалом,

В шутке неяркой,

Обрывая росинки с травы.

Ты

В движении тихом,

В дереве старом,

Светло-тёмный, ушедший в сны.

Птицы не долетели

До

Середины.

Вон, танцуют в ручье,

Смотри.

Птицам было легко

Полюбить свои крылья.

Мне к тебе нелегко идти.

1994г.

***

На причёску

Накинуто время серой шалью.

Некрасивая

С искривлёнными

ногами.

С белой палочкой,

Чтоб отпугивать воробьишек.

С пыльной памятью,

Без имён и других

словечек.

1995г.

«Сказка об охотнике»

Собака лает —

Змея кусает.

Змея, не кусай.

Надоедает лай.

Охотнику не больно.

Охотнику не больно,

Охотнику.

Смеётся охотник

Гагарочьим смехом,

Загадочным смехом,

Прикрыв лицо мехом,

Смеётся.

1995г.

***

Горная порода.

В пути

Мой страх.

Вымытые плАчи.

Палачи на похоронах.

Пожарные качели.

На мели

Сидели

Два седых альбатроса.

Клювы в иле.

1995г.

***

Снег не понимает меня

И не слышит.

Он ушёл далеко,

Подальше от мокрых усмешек.

Всё понятно и так.

Мой разум лежит. Неподвижен.

На грязных обрывках

Прожитых дней и лет.

1994г.

***

Затравлено архитравом.

Давится чёрным гипсом.

Хочет выплюнуть крышу.

Через горла труб.

Меж коронок зубов — не вижу.

Слишком красные нити слов.

Паутиной сдавлены груди,

Растворяются в руки и вширь.

Отпустись.

Забудь — забудет.

Сбудется травами время.

Не твоё.

Не война и не мир.

1995г.

***

Неевропейская женщина

Смотрит в окно.

У неё

Не так много мыслей,

Но одна

Не даёт покоя.

Вот она:

Силы

Кончились давно.

Неевропейская женщина

Смотрит в окно.

1995г.

***

Мне хотелось уйти, но

Я стою.

Пламенем синим колеблется память немая.

На крыльце бьётся дождь и не входит

В дверь мою.

Я стою.

Безнадёжно любившая и глухая.

Я стою над тобой,

Над тенью твоей, не взирая,

Ни на гнёт, ни на блажь,

Ни на голос, зовущий из рая.

Я стою чёрным камнем,

Скалою, обрубленной лавой.

Над твоей кутерьмой,

Над твоей стареющей славой.

Мне хотелось уйти, но

Я стою.

Мы как тень и вода,

Как сверкание и неподвижность.

Обрубив мои ветки,

Ты сам оказался неслышен.

И теперь ты — не радостен,

я — не пою.

1995г.

«Себе»

Трать слова на бумагу.

Бей плечом о подушку.

Ты не можешь не брать.

Ты не сможешь не быть.

Так сказала я ей

И узлом завязала

Все трамвайные рельсы,

Всю железную прыть.

Ей теперь не добраться

Ни домой, ни в кровать.

Я стою на дороге,

Замерзаю немного,

Притворяюсь, что сплю,

Чтобы не задрожать.

1994г.

***

Чайки бродят над волнами где-то там.

Ифу размахивает саблей где-то здесь.

Затоптали мы ногами

много слов.

Разогнали мы руками

комаров.

Над волнами бродят чайки.

Над домами рыщет месяц.

Над словами вьётся голос.

Я усну, а ты не смейся.

Я уйду, а ты замёрзнешь.

Там, за дверью, ты вернёшься.

Обернёшься?

Не заметишь.

И, руками раздвигая высотой до неба колос,

Доберёшься до рассвета.

Может быть.

Я рву пространство на слова,

Слова — на песни,

Песни — на молчание.

Ты здесь?

Но нет ответа.

1995г.

***

Смехом поверх головы

Оделась,

Закуталась по уши.

По гороло

в ржавой воде.

В словах

про любимых собак.

В стихах

про драных кошек.

Стеклом

по шершавой крови.

Весь свет — потолок.

Я выше не прыгну.

Голову — в мешок

И прочь от земли.

Вниз,

В чёрный омут.

1994г.

***

Я рассказалась,

Но зачем?

Никто так этого не делал.

Я потерялась.

В куче дел.

В срываньях, срывах, мраке, днями.

Мне непонятны

Письмена.

Всё пишущее, огнедышащее

Мне не даётся.

Я одна.

На движимой основе замкнутого.

1993г.

***

Летят мои руки туда,

Где мерцают полоски света.

Я распалась на льдинки.

Вода

И снег

Обжигают пространство.

1994г.

***

Железом по нервам —

Сравнение силы.

А что,

если

сгореть?

Спирт и вино —

Вот моя середина.

Всё на кожу.

Всё можно стереть.

Горит на ладони зелёный фломастер.

Горит на рисунке вода.

Я хотела сказать,

Что вовсе не мастер

Рисовал свои чувства тогда.

1994г.

***

Одновременно

С падением и поворотом

Остаться стоящей,

Настоящим кидаясь в словах.

Сто имён пронести —

Боком,

шагом,

рваным ритмом.

Сто имён — на развод.

Сто ворон — на столбах.

Сто голов — на разлёт.

Снег с плеча.

Здесь зима

Поскользнулась,

Запутавшись в проводах.

1994г.

***

Струна порезала мне палец.

Скажи,

Тебе там снились сны?

Я знаю,

Птицам не леталось.

Я вижу

Головы войны.

Я обрываю путь на нитке.

Нить зазвучит,

Лишь дай сыграть.

Лишь дай смотреть.

Такие руки,

Оформленные в эти звуки,

Отпущенные догорать.

Тебе приснились там осколки

Вчерашних звёзд

и мёртвых дней?

Мне было там легко и звонко.

Мне стало там ещё страшней.

Тебе не надо было рваться,

Прогнившей тряпкой,

На куски.

Теперь не лучше ли остаться

Обрывком воли?

…Облака

Швыряют пыль в глаза и дали,

Плывут

обломками тоски.

Я вижу

головы войны.

Я знаю,

птицам не леталось.

Не бойся,

мало нам осталось.

1994г.

***

В чужом цвете,

В дождливом лете,

В снежных узорах,

В бессмысленных спорах.

В белом наряде,

В старом обряде.

В сознании ясном,

В стремленьи напрасном.

В бессонных неделях,

В грязных постелях.

В поту и в пыли,

В обрывках земли.

В забытых словах,

В чужих головах,

В холодных руках,

В разбитых ногах,

В закрытых глазах.

1994г.

***

Спокойным ровным шагом.

Каблуками по хрусталю.

Молотком по асфальту.

Иду.

Стою.

Бегу.

Хватаюсь за поручни

налету.

Цепляюсь за жизнь

наяву.

И ухожу.

В хрустальный дворец.

В стеклянный подвал.

В сны.

Finalte.

1995г.

***

Я иду по городу

В улыбающемся платье.

Там люди всматриваются

В манекенов

хитрые глаза.

Слишком чувственна-

Я.

Опрокинусь как дождь

в асфальт.

На 3 сантиметра ниже, чем крыша ЦУМа.

На 3 поколения младше, чем Земля.

1994г.

Птицы

Серый голубь

Облака ползли в два ряда: первый забрался повыше и вальяжно разгуливал, поигрывая фиолетовыми струйками, а второй рвался вперед, весь сосредоточившись на скорости. Скорость и спустила его вниз — тучки едва не задевали крыши высоток. «Куда это они?», — спрашивали птицы друг у друга и продолжали нырять из одного облака в другое. «Облачные ванны полезны для перьев», — сказала Чайка, ныряя в голубое облако из нижнего ряда.

Серый Голубь, сидевший на крыше самого высокого здания, передернул плечами: «Все этим чайкам кажется, что их перья самые светящиеся. Подумаешь, родились белыми!»

— А я родился черным! — раздался крик из-за спины. Серый Голубь вздрогнул, взъерошил хвост и обернулся:

— А-ах, это ты.

— Я, я, ну и что ж? — подошел к нему Большой Грач, подперевшись крыльями и поглядывая искоса круглым черным глазом.

— Кричишь со спины, пугаешь тут…, — оправдывался Голубь.

— Кричу, кричу, — поддакнул Грач, — ну и что ж?

— Да ничего ж! — передразнил его Голубь, а про себя подумал: «Одни белые, другие черные, и все кричат. А вот спустится Солнце, и каковы тогда они будут? А? Каковы?»

К вечеру облака разбежались. Закатывающееся за линию горизонта солнце изо всех сил старалось дотянуться до земли последними лучами. Лучи скользили по крышам домов, цеплялись за листву деревьев, подпрыгивали на тротуарах. Нижние лучи — те, что прыгали по камням и газонам — уже были сиренево-фиолетовые. А верхние, на крышах домов, малиново-алые.

Серый Голубь весь день так и просидел на крыше самого высокого здания. «Нда-а, вот уже и закат…» — подумал он и встряхнул правым плечом, которое давно уже затекло от долгого неподвижного сидения. Как будто множество маленьких иголок поселилось в нем, плечо ныло и чесалось. Крыло Голубя на секунду расправилось и вновь прижалось к телу. «Постой-ка!» — скосил глаз к своему плечу Голубь: «что у меня за крыло?». Он стал медленно расправлять его еще раз. Сначала крыло казалось металлическим, потом перья повернулись и поймали на себя алые лучи — крыло стало малиновым. Голубь развернул все перья своего крыла к алому лучу солнца. Закатный свет, который перья поймали, был настолько ярким, что Голубь поневоле закрыл глаза. «Вот ведь», — подумал Голубь. «Вот ведь!» — радостно крикнул он куда-то вверх. «И вовсе не серый!» И рассмеялся.

Смеясь, он взмахнул крыльями и оторвался наконец от крыши самого высокого здания. Серый Голубь летал перед окнами, над деревьями, переворачивался, подставляя свою спину солнечным лучам, и становился малиновым. Спускался в багрово-фиолетовую тень, ползающую на первых этажах, и становился иссиня-черным. А потом он научился так складывать перья на крыльях и спине и под таким углом находиться к лучу, что перья его превращались в зеркальную поверхность. Свет, отраженный зеркалами крыльев был такой яркий, белый, что у всех, кто видел это, слепило глаза. Серый Голубь становился белым и даже больше, чем белым. Настолько белым он казался, что глазам было больно воспринимать эту светящуюся белизну.

Чайка перед тем, как лечь спать, делала последнюю петлю над гладью воды. «Ах, какая я сегодня розовая», — пела она. И правда, на закате чайки всегда становились розовыми. Большой Грач ходил вокруг лужи, важно растопырив крылья и бесцеремонно переваливаясь с ноги на ногу. «На закате синий — мой любимый цвет», — бурчал он себе под нос, — «На закате черный стал синим. Черный Грач стал синим».

«А когда пройдет ночь, будет рассвет», — подумал Серый Голубь.

Воробей

«Он» шел по улице. Было холодно. «Ему» показалось, что его кто-то зовет. «Он» обернулся. Кто-то сказал:

— Здравствуй.

— Ты и есть «кто-то»?

— Да. А ты — «Он»?

— Нет. Я — это «я».

— Но для них ты — «Он»… Какого цвета твои глаза?

— Не знаю. Посмотри и скажи.

— Я тоже не знаю. Твои глаза многоцветные. Сегодня — синие.

— Это потому что я иду по улице. А что делаешь ты?

— Я ищу тебя.

— Зачем?

— Я «кто-то», часть тебя. Нам надо быть вместе.

— Но мы слишком разные!

— Слишком разных не бывает, бывают слишком одинаковые.

— Хорошо, пойдем.

Было очень холодно. Казалось, что мысли застывают в воздухе вместе со словами. Не застывали только те, которые не зависели от слов. «Он» подумал: «я — кто-то», и эта мысль не застыла. «Он» подумал о любви. Мысль о любви не застывала, потому что ей не нужно слов. «Он» берег эту мысль, чтобы она всегда была с ним.

Воробей сидел на скамеечке, Воробей умирал. «Он» не любил, когда умирают, поэтому взял Воробья с собой. Теперь нужно скорей идти к дому, потому что Воробей думал только о еде и тепле, и эти мысли застывали на холоде. «Он» знал: если застынут все мысли, Воробей умрет.

В доме Воробью стало тепло и он поел. «Он» и Воробей сидели рядом, внутри теплого дома. Теперь глаза у «Него» стали серыми, потому что он вернулся домой и потому что был рад за Воробья. Сейчас «Он» не мог понять, о чем думает Воробей, потому что в теплом доме мысли не застывают.

— Как тебя зовут? — спросил Воробей.

— Они называют меня «Он», а еще сегодня я стал «Кто-то».

— А как называешь себя ты сам?

— Я не думал о своем имени. Я — это «я».

— У всех должно быть имя. И у тебя тоже. Меня зовут Воробей. А ты, наверное, Сокол.

— Почему?

— У тебя серые глаза, и ты — птица.

— «Кто-то» говорил, что мои глаза многоцветные…

— «Кто-то» не знал, что ты — птица.

— Значит, я — Сокол.

«Ему» понравилось его имя. Он почувствовал себя Соколом, и тут же мысль о любви снова проснулась. Тогда Сокол решил подарить эту мысль Воробью. «Возьми», — сказал он: «с этой мыслью ты больше не замерзнешь». И они полетели. Им не было холодно, не смотря на стужу вокруг. Кто-то сказал Соколу: «ты любишь». А Сокол ответил: «Я любим».

1993г.

Женское. Стихи и песни. 1996—1999гг

***

Не осуши

мой пот.

Сладкой головкой булавки.

Падает мальчик.

Смотри, здесь всё.

Но не хватит на всех.

Смех.

Содрогнулся ударом стекла.

Кровь

текла.

Нескончаемый запах луны.

Без длины.

Седины

не боится Рейх.

1997г.

***

Собаки.

Собачий народ.

Рвёт

Холодное мясо.

Слабый — у власти,

Если возьмёт

Рот

собачий.

Раскуси

секрет:

Силы без страха нет.

Нет

Силы собачьей.

И поэтому плачут

Палачи

плачут.

1997г.

***

Ожидающие — боятся.

Бьются.

Блефуют — смеются.

Вместо шести — двое.

(зато просторно).

Перебралась на полку

Тоска и злоба.

Ожидающие — уходят.

Время — движет.

Стены — дышат.

Нервы тебя угробят.

1998г.

***

Вечерняя сказка кружится стервой.

Уже не первый,

Но уже скандал.

Забыл, что сказал.

Затмил 220.

Закрылся в криках.

Бесшумным стал.

Облачившись в страх,

Напугал.

1999г.

***

Лестью — в глаза.

Страшно не плакать.

Фонарный свет

Измерит обиды,

Которых нет.

Скромные идолы

Не дают пропасть.

Завязать

Нервы узлом.

Слова от имени

Тихо украсть.

Всё ни при чём.

1999г.

***

Приручили испуг.

Накрученных локонов.

Спиральных стираний.

Старались

Не вмазаться в пепел

Пенными пальцами

От стужи подальше

Поближе к себе.

Тленные знаки.

Костры из кастратов.

Поющие знойно

Натужно.

Сдружились.

С красным запахом

С крышами

С пылью домов

Инеем смуглых ресниц.

Падали ниц.

1999г.

***

Искры в глазах

прятать в испуге.

Чужого дома

любить уют.

Первые трещины, капли, кристаллы.

Ноги до обуви

не дойдут.

Мёрзнуть и мерить,

лёжа в подушках.

Нашёптывать страхи,

Срывать коросты.

Больными руками

гулять по телу.

Всё оказалось

просто.

1999г.

***

Я иду по стоп-кранам. Ломаю пространство. В дуги.

Оторвать от оков. В ров. Вровень с землёй. Дым прирос.

Папирус не выдержал тонкой плети.