Бесплатный фрагмент - Ложная реальность

Пролог

Летом 2019 меня поразил пример подруги, которая за месяц написала черновик романа в 50 000 слов. Это была история о работе, взаимоотношениях в коллективе и переживаниях, когда интриги, козни, лицемерие и подставы ждут за каждым поворотом. Основанное на реальных событиях, произведение получилось очень искренним и откровенным. И я подумала: «Вот бы мне тоже так рассказать свою историю». Наверное, в качестве примера мне был нужен близкий человек, у которого всё получилось. Только тогда загоревшаяся идея имела шанс не погаснуть от ветра переменчивого настроения.

Несколько недель я основательно готовилась: собиралась с мыслями, просматривала подходящие блокноты для черновиков, советовалась с подругой. Хотелось придать новому произведению особый смысл, поэтому я решила начать работу во время летней поездки в Калининград.

И вот в первое воскресенье августа, когда подруга, с которой я путешествовала, ушла по делам, я открыла блокнот и просто написала: «Впервые я увидела его на педсовете в августе 2012». Сначала получилось совсем немного — чуть больше пяти блокнотных страниц, примерно 500 слов. Я задумывалась над фразами, подбирала варианты получше, зачёркивала слова и целые предложения. В следующее воскресенье я написала уже шесть страниц, а в самолёте — девять с небольшим.

Вернувшись домой, я отложила произведение до лучших времён. Не то чтобы было психологически сложно, но пропал энтузиазм и появились другие дела. Чтобы продолжить повесть, мне был необходим челлендж, вызов самой себе. И я уже знала какой.

В ноябре я присоединилась к традиционному писательскому флешмобу NaNoWriMo. В первый же день меня — видимо, по тегу — нашла одна писательница из Петербурга и пригласила в общую дискуссию. Там организатор ежедневно постил вдохновляющие картинки, участники делились своим опытом, с гордостью заявляли о достижениях, говорили о впечатлениях. Мощный поток творческой энергии с лёгкостью подхватил и закружил меня. Я не жалела времени, скрупулёзно считая слова на страницах, чтобы в конце очередного дня опубликовать в WhatsApp статус: «Столько-то слов за день» с тегом марафона. В первые дни пришлось преодолевать себя, я безуспешно пыталась справиться с нахлынувшими чувствами, пока не догадалась написать концовку. Она получилась слабой и наивной, но на тот момент её качество не имело значения. Мне было важно само наличие финала, хотя бы формального. Только тогда я смогла вернуться к линейному повествованию. Когда я подошла к эпилогу естественным образом, концовка поменялась будто сама собой.

Но всему своё время.

Глава первая. Разворот на 180 градусов

Впервые я увидела его на педсовете в августе 2012, но из-за суеты и оживлённых разговоров заметила не сразу. Только когда директор взяла слово и по традиции начала представлять новых учителей, я обратила внимание на незнакомые лица. «Свежая кровь», — так говорят обо всех новичках, преимущественно молодых. На этот раз главным и самым ярким «эритроцитом» оказался статный и высокий Андрей Сергеевич Леонов. Директор объявила, что он займёт место Нинель Витальевны — и актовый зал пришёл в движение, зашелестел, загудел на сотню голосов.

Нинель Витальевна Ерошина, заслуженный учитель немецкого, по-арийски сдержанная и по-советски строгая, была завучем годов с 80-х. Она начинала вместе с директором и была её главным советником. За два года работы в лицее я привыкла считать этих двоих «столпами империи», и моё мнение разделяли многие. Например, Елена Владимировна Рубинова — завуч, которая училась в лицее, когда он ещё был обычной школой.

Пока директор вещала про Андрея Сергеевича и его достижения, Елена Владимировна повернулась ко мне и вполголоса сказала:

— Я думала, она будет всегда, а оно вон как получилось.

Коллега часто-часто заморгала на последних словах, как делала всегда, когда была недовольна.

Я посмотрела на Нинель Витальевну. Она сидела неестественно прямо, поджав и без того тонкие губы. Из-за бликов на массивных очках казалось, что её глаза сверкают. Можно было даже представить, что они приобрели цвет штормового моря.

Я не знала и, честно говоря, не интересовалась, что произошло между Тамарой Алексеевной и её ближайшей сподвижницей. То ли Ерошина сдала и перестала справляться с объёмом работы, то ли многолетняя дружба со временем побледнела и потрескалась. Так или иначе, один из «столпов империи» пошатнулся, и, чтобы предотвратить падение, его по-быстрому заменили.

— Конечно, Нинель Витальевна будет приходить, помогать советами, — робко закончила директор.

Бывшая завуч сухо кивнула и попыталась улыбнуться. Она не приняла отставку. Впоследствии, несмотря на заявление директора, Нинель Витальевна ни разу не пришла проконсультировать своего преемника и не появилась ни на одном мероприятии, посвящённом памятным датам лицея.

В перерыве я всякого наслушалась о новичке и его связях и к середине дня успела проникнуться к нему искренней неприязнью. За Нинель Витальевну было обидно до слёз. Да, из-за её строгости и моей неопытности у нас случались конфликты, но Ерошина одним взглядом внушала уважение. Её грузную, степенную походку узнавали ещё до того, как она появлялась в учительской. Однако в трепете перед этой женщиной старой закалки не было страха — скорее, небывалое почтение. Она держалась с достоинством и носила свой статус, как невидимую медаль на шее.

Разумеется, новый завуч был обречён проигрывать в сравнении с ней.

Первым, что я сказала маме, когда вернулась с педсовета, было:

— Нинель Витальевну уволили, а её место занял какой-то молодой выскочка, родственник кого-то там из правительства.

Так и прошёл учебный год — в убеждении, что бок о бок с приличными учителями работает выскочка обыкновенный, одна штука, занимающий не своё место.

Летом один за другим умерли дедушка и бабушка, из-за чего омрачились первые дни отпуска, а День города надолго перестал быть праздником.

Вскоре начался новый учебный год, и он принёс свои проблемы. В первый же день Тамара Алексеевна вызвала меня к себе и, не тратя времени на экивоки, предложила классное руководство. Ну как предложила…

— У тебя много уроков в 8-м «Г»? — спросила она, листая какие-то документы.

— Ммм… — я склонила голову набок. — Восемь часов, сейчас ещё развитие речи добавится.

— Так ты, получается, у них основной учитель? С тобой они больше всего времени проводят?

— Ну… да.

— Возьмёшь классное руководство?

— Что? — дыхание перехватило. — А как же Екатерина Михайловна?

Директор откинулась на спинку кресла и сложила руки в замок.

— А Екатерина Михайловна уходит в декрет и переезжает в Литву.

— Чудесно, — я постаралась скрыть иронию улыбкой.

— Возьми. Понимаю, класс сложный…

«Нет, Тамара Алексеевна, не понимаете».

— … но я видела тебя с ними на открытом уроке, они хорошо себя вели, у вас прекрасный контакт.

«Потому что там были вы».

— Уверена, у тебя всё получится, — улыбнулась директор, поправляя шейный платок.

Так я стала руководителем весьма специфического класса, отношения с которым в лучшие дни можно было назвать натянутыми, а в худшие даже определение нельзя было подобрать. Я шла по коридору, и безрадостные картины недавнего прошлого оживали в памяти: драки на уроках, возмущённые строки в красных от замечаний дневниках, редкие, но тяжёлые встречи с вечно занятыми родителями учеников.

18.09.13. Меня преследовал высокий молодой человек интеллигентного вида, в прямоугольных очках и сером костюме с металлическим отливом. От одного присутствия этого человека меня бросало то в жар, то в холод, и мурашки бегали по спине. Он всё шёл за мной, словно зная, что мне от него не спрятаться. Я думала укрыться хотя бы в своём подъезде. Поднялась в свою квартиру, чувствуя, что меня догоняют. Открыла форточку в своей комнате. Прыгать было высоковато, конечно: всё-таки шестой этаж. Но разве есть другой выход? Я сосредоточилась, распахнула крылья. Взлететь удалось, но от недостатка сил полёт был совсем не таким, как я ожидала. Слишком низко, кошмарно медленно. Преследователь нагнал меня за несколько секунд, и тут я увидела его крылья — широкие и белые, как у меня. Меня будто молнией ударило: а чего я, собственно, от него убегала? Я сказала первое, что пришло в голову:

— У тебя плохо получается. Я летаю намного дольше тебя.

Он ответил нарочито просто, пожав плечами:

— Научи.

Спокойствие и уверенность затопили меня, я широко улыбнулась, ещё не веря своим чувствам. Я и мой неожиданный спутник полетели вдоль улицы — сначала низко, а потом выше и ещё выше.

Как ни странно, первый месяц классного руководства почти не доставил мне хлопот, а вот в начале октября их прибавилось: папу положили в больницу с переломом ноги, и на несколько месяцев мы с мамой остались одни.

Хотелось, чтобы мама выбросила из головы фразу, которую обронил случайный собеседник в очереди: «Несчастье с ногой — это звоночек с того света от ваших родителей». Я оттачивала умение улыбаться, когда всё внутри сжимается от тревоги, и шутить, поднимая маме настроение.

— Какие тут катакомбы! — комментировала, пробираясь вслед за мамой по переходам овощехранилища. — Тут только фильмы ужасов снимать!

— Съезжу в «Леруа Мерлен», — говорила, поправляя перед зеркалом шапку. — Пройду квест «Найди обои в стиле немецкого ампира».

— Ёлка вон наклеена, — кивала на окно второго этажа одного из домов в центре. — А мы скоро живую потащим. Настоящие русские женщины.

В середине осени начались школьные олимпиады. Ученики старались получить новые знания и хорошие отметки, даже троечники подавали заявки: а вдруг повезёт? вдруг за участие пять поставят? Учителя тем временем силились не свалиться с ног от усталости. Мне же после череды неприятностей держать в памяти всё было решительно невозможно, и однажды система дала сбой.

На одной из олимпиад я почувствовала себя плохо. Голова закружилась, в ушах зазвенело, ноги налились свинцом — и сразу накатила слабость. «Присесть бы, а лучше — прилечь», — подумалось мне, и я действительно села за стол, стараясь не привлекать внимания.

«У меня всего одно обязательное лекарство. Одно! Как же я о нём забыла?!»

Я покосилась на Андрея Сергеевича, который сидел в комиссии вместе со мной. Будь на его месте кто-то другой, мне не составило бы труда отпроситься. Но это же сам Андрей Сергеевич Леонов! Он будет улыбаться, уговаривать, убеждать и, по-прежнему улыбаясь, никуда не отпустит. Из принципа. Так говорили коллеги. И теперь мне предстояло проверить, правы ли они.

— Андрей Сергеевич, мне нехорошо, — зашептала я. — Таблетку забыла. Можно уйти минут на тридцать пять?

— А почему не сорок? — бегло улыбнулся он. — Для ровного числа.

В другое время ирония в его голосе возмутила бы меня, но сознание мне уже изменяло.

— Нет, я не настолько далеко живу, — я потёрла рукой стремительно потеющий лоб.

— Может, всё-таки подождёте полчаса?

— Не могу, говорю же.

Андрей Сергеевич тихо цокнул.

— Мне что, скорую вам вызвать?

— Не надо скорую! Просто отпустите домой.

— Да мне тоже необходимо отлучиться. Я как раз хотел попросить вас.

— Издеваетесь? Вам-то куда?

Он глянул на часы.

— Ну надо.

Это совсем не тянуло на ясный и чёткий ответ.

— Знаете, по-моему, мне надо больше.

Плюнув на его уговоры, я молча собралась и ушла. Вернулась ровно через тридцать пять минут, как и обещала, но у моей неприязни к Андрею Сергеевичу появились реальные основания. Недовольство из-за ухода Нинель Витальевны сменилось раздражением на хождение вокруг да около и заговаривание зубов.

Лучшей новостью ноября стала выписка папы из больницы. Конечно, его работа откладывалась до марта, но сам факт того, что он дома, придавало папе сил. Он улыбался во весь щербатый рот, и тогда морщины крупными нитями протягивались до самых висков, но для меня не было зрелища милее и роднее. Папа старательно разрабатывал ногу, тренировался ходить на костылях и вообще пребывал в бодром расположении духа.

Правда, зимой солнце для меня померкло. Психологический климат на работе становился всё суровее, классное руководство расшатывало нервы, а домашние дела отнимали последние силы. К декабрю я окончательно уверилась: пора уходить из лицея.

— Что, безработной будешь? — всплёскивала руками мама. — На биржу труда таскаться, выбирать из чёпопалошных вакансий…

— Зачем тебе это надо? — вздыхал папа, почёсывая седеющую голову.

Но перспектива остаться без работы пугала меня не так, как постоянное чувство вины и стыда перед самой собой. Я не справлялась, и, чтобы понимать это, мне не нужны были отчёты, докладные и статистика успеваемости.

Я обдумывала варианты и примеряла на себя различные амплуа — благо умеющие работать с текстами всегда найдут себе применение. Редактор? Корректор? Автор статей для сайта? Всё равно, лишь бы уйти из лицея, подальше от классного руководства, отчётов и новых программ.

Коллегам я сообщила о своём решении в конце декабря, когда католики отпраздновали Рождество и мир, освещённый разноцветными гирляндами, погрузился в предновогоднюю суету. Мне тоже хотелось наслаждаться жизнью и радостным предвкушением, однако мой мир сузился до лицейских стен, кабинетов и коридоров.

Елена Владимировна восприняла известие о моём уходе с олимпийским спокойствием. Я ожидала удивления, упрёков и уговоров, а получила лаконичный и безэмоциональный ответ:

— Ну что ж, это твоё решение и твой выбор. Я его уважаю.

Я сдержанно кивнула. Эта женщина с неброской внешностью только выглядела маленькой, хрупкой и слегка рассеянной. В действительности её цепкий взгляд подмечал даже самые мелкие детали, и моя беготня по собеседованиям, обрывки фраз и тематические намёки явно привлекли её внимание.

Перед Еленой Владимировной и другими завучами встала задачка не из лёгких: сообщить директору о моём увольнении и испортить праздничное настроение или скрыть это и тем самым упустить возможность быстрее найти мне замену. Выбрали первое.

Конечно, мой предстоящий уход возмутил многих. В учительской шушукались, а некоторые высказывались в открытую.

— Кааак?! Да ладно! Посреди учебного года?! — хмурила брови-полумесяцы учительница истории Надежда Денисовна и, картинно уперев полноватые руки в боки, продолжала: — А ученики что же? Бросаешь их вот так?

— Не бросаю, а оставляю более способному, кто ещё не выгорел, — обрывала я.

— Да ладно тебе! — хлопала по плечу красавица-егоза Ирка Бобрикова. — Отдохнёшь на каникулах, ещё передумаешь.

Я в ужасе мотала головой и мягко убирала руку приятельницы с плеча.

В те дни я чувствовала себя злостным нарушителем спокойствия, который не только не справляется со своими обязанностями, но и смеет заставлять нервничать других. Роль этакого плохиша из переулка была для меня новой, однако осознавать себя ничего никому не должной и готовой кардинально поменять жизнь было восхитительно. Незнакомые ощущения щекотали нервы, я заполняла документы и проверяла последние тетради с чувством тотальной завершённости и от этого намного легче переживала явные или скрытые упрёки коллег.

6 января нового, 2014 года я должна была поехать на встречу с подругами, но день с самого начала не задался, а во второй его половине на меня и вовсе накатила хандра. Я выглянула в окно. Ехать в такую пургу и хмурость, да ещё когда давление неминуемо падает? Ну уж нет.

«Девочки, извините, я сегодня не приеду: неважно себя чувствую», — набрала я в чате, уже лёжа в постели. Выключила телефон — и сдалась на милость сну.

06.01.14. Мы так давно были вместе, что я уже не помнила: то ли мы пришли в лицей как пара, то ли очень быстро стали парой. Я знала только, что воспринимаю этого человека как продолжение самой себя.

Мы шагали в ногу по коридору второго этажа, мимо учительской и соседних с ней кабинетов.

— Олеся Владимировна, вы сдали отчёт?

— Да, Андрей Сергеевич. Едва успела, но сдала.

— Ну, четверть почти позади, чуть-чуть напрячься — и будем отдыхать.

Я повернула голову. Андрей тепло и ободряюще смотрел на меня, а потом взял за руку. «Как неприлично, в учебном-то заведении», — покачали бы головами в какой-нибудь другой школе — но не в нашем лицее. Здесь все, похоже, привыкли к тому, что я и Андрей не скрываем отношений. Во всяком случае, в беглых взглядах коллег я не заметила ни осуждения, ни даже удивления.

Я проснулась в поту. Сердце колотилось, будто внутри сходил с ума барабанщик, получивший в подарок новую установку.

Цвет неба за окном ещё не приобрёл насыщенный тёмно-синий оттенок, а в коридоре о чём-то бодро переговаривались родители — значит, я спала всего ничего. Но как много произошло-то, господи!

— Пожалуйста, только не это, — прошептала я, глядя в потолок. — Боже, пожалуйста, нет.

Симметричные узоры на белых потолочных плитках сходились и расходились и казались такими упорядоченными, такими правильными — не то что мои мысли.

Я ведь уже написала заявление, уже готовилась сменить работу, уже была одной ногой за порогом лицея и перед открытой дверью в новую жизнь. Внезапные чувства к едва знакомому человеку были так же неуместны, как длинноногий слон Дали на полотнах Рубенса.

Следующие два дня я прожила как в тумане, постоянно возвращаясь мыслями к Андрею Сергеевичу и вопросу «Как поступить?» Ничто не случайно. Об этом написано столько книг и песен, столько фильмов снято. «Амели», например. Или «Реальная любовь». Разве мой сон — не знак? Он как бы говорит — нет, кричит! — «Остановись!» Правда ведь? А если нет?..

Всё решило 9 января — первый рабочий день в году. Поднимаясь на третий этаж, я встретила Андрея Сергеевича. Мы всего лишь буднично поздоровались, но чаша «Уйти» на невидимых весах понеслась вверх, а чаша «Остаться» уверенно опустилась. Будничность из моей жизни исчезла напрочь.

Глава вторая. День Андрея

13 января я сообщила директору, что передумала уходить.

— Ещё не время, — завершила я свою короткую речь с извиняющейся улыбкой.

Тамара Алексеевна для вида поворчала и вернула мне заявление с короткой рекомендацией: «Сжечь!» Конечно, директору не улыбалась перспектива моего ухода, и дело было не в личном отношении ко мне. Просто перестраиваться в середине учебного года, переставлять уроки, расписывать замены, пока не появится новый учитель, и инструктировать его, когда он придёт… Та ещё морока, на самом-то деле!

Я пообещала, что «доведу учеников до конца девятого класса», но лгать самой себе не имело смысла: обещание было всего лишь сентиментальным прикрытием.

Много ли я знала об объекте своей страсти? Только слухи и обрывочные сведения, почерпнутые в редких разговорах в учительской. Поэтому моей целью стало разобраться, насколько они правдивы и что за человек Андрей Сергеевич Леонов. А если есть цель, то нужен и план.

В лицее испокон веков практиковались парные дежурства администратора и учителя. Администраторами были завучи, и из-за их малочисленности за каждым закреплялся определённый день. А вот в учителях недостатка не было, поэтому они дежурили по сменам не реже одного раза в месяц. За это полагались приятные бонусы — отгулы, прибавляемые к отпуску.

Моё прикрытие было идеальным — необходимость отдохнуть после пережитого стресса, вот я и записалась на две незанятые среды января. «И вообще в день Андрея буду здесь как можно дольше», — решила я, окидывая взглядом учительскую, пустую и тихую в семь утра.

Мой напарник зашёл очень кстати.

— Вы уже здесь?!

Обрадованно-удивлённый тон, взлетевшие брови, широкая улыбка, обнажившая ровные зубы… Много ли нужно, чтобы поднять настроение влюблённой девушке?

— Ну да, здесь, как же иначе, — я обернулась через плечо и приподняла бровь.

Действительно, разве могло быть по-другому…

Я начала обновлять гардероб. Больше яркости! Больше вещей, привлекающих внимание к фигуре: благо на формы мне грех было жаловаться.

После одного особенно долгого и плодотворного похода по магазинам я вернулась домой с шестью пакетами в руках. Только-только приласкала встретившую меня кошку — и из зала в коридор выглянула мама.

— Опять что-то купила? — она заинтригованно поправила очки на переносице и мотнула головой при виде пакетов.

— Не жалко времени? И волосы каждый день накручиваешь. Проще же хвост сделать или крабом заколоть, как раньше.

Проще. Но как раньше меня не устраивало.

Выждав немного, привыкнув к своим новым чувствам, я написала о произошедших переменах своей лучшей подруге Лене и получила ответ, который может дать только по-настоящему близкий человек: «Слушай, ну ты даёшь! Остаться на работе, вернув сделанный шаг, — и всё это ради того, кто тебе нравится. Это подвиг! Желаю огромной удачи в этом деле, искренне!»

Последние слова расплылись и помутнели перед моими глазами, и я бережно сняла с них слезинки. «Вот пусть слёзы будут только такими, — подумалось мне. — От счастья или от трогательных слов».

В последний день января завывающая за окнами метель заставляла мысленно вторить ей и ныть о новых каникулах. А тут ещё я обнаружила в дальнем углу своего ящика в учительской непроверенные самостоятельные.

— Ооо, — я повела челюстью и устало закрыла ящик. За забывчивость надо платить, в данном случае — минимум сорока минутами. И это в единственное окно! Поесть бы и привести себя в порядок перед второй сменой, так нет же…

Невезение продолжилось: именно на этом уроке народу в учительской собралось как на праздник. Каждая из микрогрупп по два-три человека обсуждала своё, фразы сливались в моём сознании в причудливые сочетания, а диалоги складывались в монологи. Хотелось спросить, почему занявший первое место вдруг оказался бессовестным и как это в кабинете при идеальном ремонте всё может разваливаться. Но даже разомкнуть губы представлялось мне подвигом. «Проверить бы работы», — устало подумала я, сжав виски и попытавшись отрешиться от внешних раздражителей. И тут, посмотрев в зеркало, я заметила ободряющую улыбку Андрея, который сидел в кресле за компьютером. Он глядел на меня внимательно и, похоже, уже долго. Мне так и вспомнились старинные девичьи гадания, и будто наяву я услышала: «Суженый ряженый, приди ко мне наряженный». Разумеется, я ответила Андрею такой же открытой и искренней улыбкой.

Сил немного прибавилось, и после звонка у меня осталось только две работы, которые я потом с лёту проверила на перемене.

Во второй смене, когда от домашнего ужина меня отделяло всего полтора часа, я пришла в учительскую за «подзарядкой». Просто посидеть на диване, подышать глубоко и расслабить мышцы…

За столом, чуть сгорбившись, сидел Андрей и изучал пометки в тетради замещений. Его рука хаотично двигалась по столу — очевидно, в поисках ручки или хотя бы карандаша.

— Да что вы мучаетесь, — вздохнула я и протянула Андрею свою ручку.

— Danke schön, — ответил он, задержав пальцы на моих, и искры тока заплясали на моей коже.

Мы переглянулись и улыбнулись друг другу, и этой «подзарядки» мне хватило до позднего вечера.

С тех пор «случайные» прикосновения и переглядки сквозь зеркало вошли в привычку. Больше того, пристальный взгляд голубых глаз я ощущала спиной во время планёрок. Поворачивалась, чтобы успеть перехватить его, и в случае успеха думала: «Ещё одна маленькая победа». А ведь раньше глаза Андрея казались мне ледяными…

Чем больше времени проходило, тем активнее мечты об Андрее вытесняли из моего сознания другие мысли. К середине февраля я не могла не думать о нём даже несколько часов, тем более когда на уроках вспоминали Андрея Болконского или романы Леонида Леонова. Кровь мгновенно приливала к моим щекам, а колени пронзала дрожь.

Стоило мне увидеть Андрея или услышать его голос, как переживания усиливались до шума в ушах и приятной, щекочущей слабости во всём теле. Сердце словно обрывалось и падало, и это притом, что разговаривала я с Андреем всего лишь о погоде, уроках, курсе валют, событиях в мире и в городе. Мы были исключительно коллегами, у нас было обычное рабочее общение, и оно не предполагало ничего личного. Однако мне всё равно казалось, что в присутствии Андрея я несу полную чушь.

— Олесь, рассеянность и неловкость — это нормальная реакция влюблённого человека, — посмеивалась в телефон Лена.

— Да, но тут есть ещё кое-что, — я перевела дыхание. Широкие шаги, которыми я мерила комнату, участились. — Андрея выбрали в резервный фонд школьных руководителей. Год-два — и он станет директором. Может, нашего лицея, не знаю.

— Ну так это же отлично!

— Просто я подумала… — я закусила губу. — Сейчас, на взлёте его блестящей карьеры, ему меньше всего нужны досужие сплетни, служебные романы и подобные вещи. Иногда он так грустно смотрит на меня! Я однажды аж приостановилась. Представляешь, как всё не вовремя… Андрей может решить, что мне нравится не он, а его положение.

В трубке раздался глубокий вздох.

— Послушай меня внимательно, подруга. Во-первых, пусть он сам решит, что ему нужно. Во-вторых, не называй происходящее служебным романом. Это явление ассоциируется с чем-то временным. Вряд ли Андрей падок на такое. И, в-третьих, не думаю, что он сомневается в твоей искренности. Ты же теряешься, волнуешься. Это очень сложно подделать. Так что перестань загоняться и просто наслаждайся.

— Хорошо, — согласилась я, сдерживая слёзы и пытаясь улыбнуться.

Едва раздувшийся костёр тревоги потух, и Снегурочка передумала через него прыгать, тем более что таять от наслаждения было куда приятнее.

Мой день рождения выпал на понедельник. «День тяжёлый», — гласит старая присказка. «День чудесный!» — готова была прокричать я на весь мир. Андрей поздравил меня! Ни в свой предыдущий день рождения, ни на прошлое Восьмое марта я не получала от него поздравлений. А тут…

— Желаю оставаться позитивной и сохранять хороший настрой до конца учебного года, — сказал он, приосанившись и согревая меня теплом внимательного, многозначительного взгляда.

Моё сердце пустилось вскачь с первых звуков голоса Андрея, а слова отпечатались в памяти огненными буквами. В тот же вечер я сделала свою первую закрытую запись в ЖЖ, догадываясь, что их будет не счесть и каждое воспоминание, каждая деталь станут драгоценными.

Пару дней спустя я по обыкновению осталась после уроков в учительской проверять тетради. Почти все коллеги разошлись, и только Андрей, напевая что-то себе под нос, сверял свои записи с журналом. Меня так и подмывало начать разговор, но я стоически удерживала себя от первого шага. Наконец Андрей, оторвавшись от журнала, спросил:

— Олеся Владимировна, давно хотел узнать, почему вы так надолго остаётесь в среду.

«Потому что влюбилась в тебя, как ненормальная».

— Ну… В другие дни просто нет времени, — я сглотнула и выхватила из стопки следующую тетрадь.

— Понятно.

Андрей поставил журнал на место и быстро вышел, а я прикусила ручку и только тогда поняла, что начала проверять работу синим.

В тот день мы дважды столкнулись — в дверях и на лестничном пролёте. И не могли разойтись несколько секунд, пока Андрей не придержал меня за руки. А вечером, когда последний урок второй смены близился к концу, я и Андрей снова остались одни в учительской. Он сидел на диване, покручивая брелоком в руке, я — за столом, прямо и отведя плечи назад. В последнее время я вообще полюбила расправлять плечи, будто раскрывая себя.

Настал момент истины, а всё равно страх точил меня изнутри. Но если не сейчас, то когда?..

— Знаете, а ведь я неправильно вам сказала. Я остаюсь здесь, чтобы познать дзен общения с людьми. На переменах в другие дни особенно не пообщаешься.

Андрей улыбнулся — смущённо и мягко. Кажется, он всё понял. Я ведь практически в открытую призналась, что ищу общения с ним.

В тот вечер мы не говорили ни о погоде, ни о работе. Речь зашла о путешествиях и планах на лето.

— Полечу в Германию, хочу увидеть Баварские Альпы, — обмолвилась я.

И тут Андрей огорошил:

— Ну вот в Баварии пересечёмся.

Сердце ухнуло куда-то вниз, и я сначала подумала, что ослышалась. С трудом сдержав радостное «Чтооо?», я лишь приподняла брови и спросила:

— А когда?

Оказалось, Андрей летит 28 июня. Мысленно я уже поставила себе галочку: «Взять билет на тот же день, что и он». Оставалось узнать про рейс, но человек предполагает — Мироздание располагает…

Ухудшились отношения с соседней страной. Андрей собирался лететь через тамошнюю столицу, а у меня внутри всё сжималось. Я то и дело представляла себе мигающую красным кнопку с надписью «Опасность». Если раньше я была просто влюблена и мне хотелось нравиться и кокетничать, то теперь я понимала: Андрей важен для меня не только как мужчина. Мне хотелось помогать ему, быть нужной и незаменимой, но прежде всего я хотела, чтобы в его жизни происходило только хорошее — и не происходило ничего плохого.

И вот, когда через пару дней я и Андрей снова остались одни в учительской…

— Пожалуйста, только не летите через Киев, — порывисто обернулась я к нему. Слишком порывисто. Бумаги, лежавшие на краю стола, полетели на пол, никем не замеченные.

Андрей поспешил успокоить:

— Не полечу, не полечу. К тому же рейс всё равно отменили.

— Слава богу, — выдохнула я.

— Что ж вы так переживаете?

Я притворно нахмурилась, но не смогла сдержать улыбки.

— Вы мой напарник, и я всегда буду переживать за вас.

Выдать свои чувства или предупредить об опасности и при необходимости переубедить — эта дилемма решилась в два счёта. Андрей поднял документы и бегло улыбнулся, проведя по волосам.

Чтобы избежать неловкого молчания, он перевёл тему в безопасное русло — в область достопримечательностей.

— Посмотрите кельтскую деревню Габрету в Баварском лесу. Вам точно понравится. А в Вацмане ещё остались фермы, можно увидеть коровок, как на шоколадках «Милка».

Я грелась в лучах улыбки единственного человека, способного вызвать во мне такие сильные чувства, и ощущение правильности не покидало меня. Эрудированность, живой интерес к теме, умение увлекательно рассказывать — то, что я так ценила в людях, — идеально сочетались в Андрее. А в том, что он станет моим, я уже не сомневалась. Как же может быть иначе? «В Баварии пересечёмся», — это звучало, как лучшее обещание.

Будущее представлялось мне многогранным бриллиантом, в глубине которого сияли и искрились только счастливые картины, с какой стороны ни глянь. Вот я и Андрей рука об руку гуляем по Баварскому лесу, вот мы едем в машине по ночной трассе и распеваем любимые песни, а вот идём по ТЦ, непринуждённо болтая и улыбаясь встречным знакомым. Но и моё настоящее было ярче яркого, и, подобно горному васильку, который наконец дождался своего солнца, я расцветала на глазах.

— Влюбилась, что ли? — спросила на предпраздничной планёрке Гульнара Самировна, коллега из самого спортивного методобъединения.

— О, в весь мир! — откликнулась я.

А на следующий день эстафету комплиментов в мой адрес перехватила Ирка. Она со всех ног бежала на факультатив, чуть не роняя по пути туфли, но всё же приостановилась, поравнявшись со мной.

— Одуванчик полевой лекарственный, — подмигнула она, вскинув руку к моим пушистым кудрям.

— Да ладно тебе, Бобрик, — засмеялась я в ответ.

— Это из «Ералаша», помнишь? — донеслось до меня уже из другого конца коридора.

Нет, я не помнила, потому что смотрела «Ералаш» давно и урывками. Но какое это имело значение, если перемены во мне сподвигли коллег на комплименты? Да и сама я не скупилась на приятные слова в адрес человека, ставшего для меня целым миром.

День защитника Отечества выпал на воскресенье, поэтому основные поздравления сотрудникам-мужчинам звучали в понедельник.

— Желаю вам оставаться таким же прекрасным и смелым. И пусть вам сияет ваша звезда, — сказала я тихо, стоя бок о бок с Андреем у информационного стенда.

— Спасибо. Надо только найти эту звезду, чтобы она сияла, — загадочно ответил он, не поворачивая головы.

Вместе со мной переживала, трепетала и радовалась Лена. «Это потрясающе! Потрясающе!!! — писала она с таким количеством восклицательных знаков, сколько я не видела за все десять лет нашей дружбы. — Как я рада, что в мире есть ещё нечто романтичное и что это нечто происходит с моей подругой!»

Именно на волне этого сумасшедше яркого чувства я снова, после двухлетнего перерыва, вернулась к стихам и написала «Неназванное».

Так сильно любить, как не было тысячу лет.

Так рьяно творить, за сонетом слагая сонет.

Столь жадно мечтать, поднимая глаза к небесам.

Столь страстно желать прикоснуться к твоим волосам.

Теперь я всей душой понимала Квазимодо, заветным желанием которого было провести пальцами по волосам Эсмеральды. Щёгольская шевелюра Андрея стала моим источником вдохновения. Позже я упомянула её в другом стихотворении. «Чёрные волосы в снежной короне», — легли на страницу старой тетради неровные строки.

В сети мои стихи сравнивали с музыкой. Знакомый бард так написал про «Неназванное»: «Из него может получиться хороший вальс». И мне хотелось танцевать от заслуженной похвалы и жаркого прилива чувств. Неуёмная энергия жаждала выхода.

Первый день марта принёс интригующую весть: в открытый доступ попала новая общая фотография коллектива. Необходимость в ней назревала давно, а уж после ухода Нинель Витальевны вопрос встал особенно остро. Говорили, директору неприятно видеть её фото на сайте лицея.

Впрочем, взаимоотношения Тамары Алексеевны с её бывшей сподвижницей меня давно не занимали. А вот первое совместное фото с Андреем — совсем другое дело. К этой съёмке я готовилась тщательнее, чем к какой-нибудь индивидуальной фотосессии. Почти весь вечер выбирала наряд, мудрила с причёской, заранее разложила на комоде тени и кисточки, а самый главный вопрос — «Какой ободок выбрать — чёрный с камеей или с бусинами?» — решался ещё полчаса.

Столько труда и усилий… Не могли они оказаться напрасными!

— Слышала, новое фото появилось, — напомнила я будто между прочим, не отрываясь от проверки тетрадей. — И как оно, сносно?

Андрей, сидевший напротив, с каким-то задором и весёлостью ответил:

— Вот остальных я бы на конкурс красоты не отправил, а вас — да.

— О!

Комплимент был оригинальнее, чем «Вы очень хорошо выглядите», и это укрепило мою уверенность в желании общаться с Андреем.

Наступил день празднования Восьмого марта. В женском коллективе мужчинам нелегко приходится: хотя цветник — это само по себе хорошо, некоторые розы могут оказаться чересчур привередливыми, а кто-то вообще временами превращается в кактус. Поэтому угодить всем можно только с помощью чего-то грандиозного. В этот раз мужчины почти в полном составе — восемь человек — выбрали композицию «Потому что нельзя быть на свете красивой такой». И если сложить все секунды, когда Андрей бросал на меня взгляды, получилась бы минимум половина песни. Потом она несколько дней подряд звучала в моей голове, и я то и дело напевала её с блаженной улыбкой. Для полного счастья мне не хватало, чтобы Андрей вообще не отрывал от меня взгляда, но тогда всё было бы слишком очевидно.

Собственно, а что такое это «всё»? Чем было наше общение и что позволяло мне говорить «мы»?

— Прошло два месяца, Олеся, — осторожно сказала моя сестра Энн за чашкой полуденного кофе.

Наконец-то совпали наши вечно не совпадавшие графики (у преподавателя изо в детском саду времени всегда в обрез), и мы смогли нормально побеседовать. Мы сидели в зале, где из-за неправильно установленных окон температура никогда не поднималась выше 20 градусов. Но кофе согревал, а контраст с прохладой в комнате бодрил и прояснял мысли.

— Знаю. Ничего существенного мне не удалось выяснить.

— Но вы общаетесь?

— Да, он и глазами меня ищет, уже привык к моему обществу. А я… боже, я же засыпаю и просыпаюсь с мыслями о нём!

Я прижала ладони к горящим щекам, пряча улыбку, а сестра, ехидно посмеиваясь, отбросила тёмную прядь со лба, подставила ладонь под подбородок и приготовилась слушать. Я заговорила — и говорила много, долго, сбивчиво. Рассказала о прикосновениях и переглядках, о комплиментах и намёках. Не умолчала и о главном — о предложении пересечься в Баварии.

— Он точно что-то чувствует, — заключила Энн. — Надо вам обязательно договориться насчёт встречи.

— Вот как бы сделать общение более личным и в то же время не показаться навязчивой…

— Наберись терпения и посмотри по обстоятельствам. Он совершит шаг — и ты делай. Он ничего не предпримет — и ты не спеши.

— Пожалуй, ты права.

К вечеру все вафли были съедены, а конфетные фантики — красиво свёрнуты и сложены на блюдца. Но пищи для размышлений было намного больше.

Перед уходом, кутаясь в чёрный снуд, Энн заметила:

— Наконец-то появился ещё кто-то, кроме Райнхарда, о ком мы разговариваем.

Я хохотнула.

— Точно! И это, похоже, надолго.

Райнхард фон Лоэнграмм, белокурый завоеватель из аниме «Легенда о героях Галактики», амбициозный, волевой и с драматичным прошлым, покорил меня с первой серии. Андрей совсем не походил на него внешне, да и жизнь его была куда спокойнее. А вот ум, целеустремлённость, невероятная харизма и уверенность в себе очень роднили его с моим прежним кумиром.

Вскоре мои бдения в учительской по средам принесли свои плоды: сама Тамара Алексеевна похвалила меня за результативность и, похлопывая по плечу, пожурила:

— Вот видишь, а ты уходить хотела.

Да, хотела… когда-то в другой жизни.

12 марта во время очередного дежурства с Андреем я зашла в его кабинет, который он делил с Инной Власьевной, энергичной женщиной с повадками лисы и характерным цветом волос.

В тесном кабинете, заваленном бумагами, папками и книгами, обстановка была далека от романтической. В ней меньше всего можно было ожидать откровенного намёка. И однако…

— Почему бы вам не записаться постоянным дежурным на среду? — спросил Андрей, принимая у меня документ с подписями.

Это прозвучало, как «Почему бы вам, Олеся Владимировна, не дежурить со мной каждую среду?» Да и правда что!

— Ну… — я покосилась на Инну Власьевну, которая что-то энергично строчила в тетради. Казалось, она не прервётся, даже если небо упадёт на землю.

— Ладно, почему бы нет, — я передёрнула плечом и выпорхнула из кабинета.

Сердце трепетало и сладко ныло. Моё прикрытие из железного становилось буквально пуленепробиваемым. В конце концов, Андрей сам предложил постоянное сотрудничество. «Скорее бы новая четверть», — торопила я время, взлетая по лестнице с нехарактерной для себя скоростью.

А время бежит, рассечённое мартом,

И хочется верить в волшебное «завтра»…

26 марта я отмечала приближающиеся каникулы с Викторией Валерьевной и Маргаритой Львовной — а для меня просто Тори и Гретт. Они больше полугода были частью коллектива, но сблизилась я с ними только в январе. Мы стали чаще общаться, вместе обедали и абсолютно естественно перешли на «ты». Я гнала от себя неудобную мысль, что всё это из-за Андрея — их непосредственного начальника. Мне нечем было утолить информационный голод, и общение с учительницами немецкого пришлось как нельзя кстати.

Являясь одним из немногих мужчин в коллективе, Андрей к тому же был не женат, а гуманитарный профиль и небанальный предмет ещё больше выделяли его. Как тут не обсудить такого исключительного коллегу?

— Он симпатичный, — оценила Гретт, по-хозяйски разливая по чашкам ароматный молочный улун.

Тори покивала и добавила:

— Но голос, конечно…

Ну… да… Голос Андрея, плоский и будто старческий, смущал многих. Поговаривали, что Андрей жутко комплексует и даже ходит к врачу, чтобы исправить плохо сросшиеся связки. А вот меня такой недостаток совсем не смущал. Когда влюблён, не то чтобы не замечаешь минусов, просто они становятся особенностями, «фишками», и их принимаешь вместе с достоинствами. Кроме того, были фразы, сказанные совсем другим тоном. «Надо только найти эту звезду, чтобы она сияла», «Почему вы так надолго остаётесь в среду?», «В Баварии пересечёмся»… В такие моменты голос Андрея напоминал бархат, к которому мучительно хотелось прикоснуться.

Печенье хрустело во рту, дымился красивый заварник, а я всё слушала Гретт и Тори, впитывая информацию, подобно губке, и принимала всё к сведению. Ах, у Андрея Сергеевича была невеста? Неужели… И они расстались? Надо же… И теперь он в поисках?

— Ищет, — сказала Тори, стряхивая с аристократичных пальцев крошки печенья.

Гретт подтвердила, а я мысленно потёрла ладони. Ищет, значит. Ту самую «звезду, которая бы сияла». А кто подходит на роль этой звезды лучше, чем верная напарница, которая всегда готова помочь и подстраховать? С которой так легко общаться…

Моя вера в себя окрепла и утвердилась, и я ушла на каникулы в прекрасном расположении духа, настроенная только на победу.

В первый же день новой четверти я зашла в учительскую во всеоружии, с самыми серьёзными намерениями и с ручкой в руке. В графике дежурств я решительно вписала свою фамилию на все оставшиеся среды. Конечно, это заметили. Инна Власьевна, вальяжно расположившись на диване, ехидно сказала:

— Подошла тут записаться на дежурство, а всё занято на месяц вперёд.

Я только посмеялась и дёрнула плечом:

— Всё равно же сижу, тетради проверяю. Почему бы не совместить дела?

Так типичная сова, которую ранним утром от подушки не оттянешь, уступила место жаворонку или, скорее, влюблённому соловью. Неловкие мысли в стиле «Как так случилось-то?! Мне же давно не шестнадцать» уносились вдаль порывами ветра. Можно, можно влюбиться сильно и глубоко! И возраст тут ни при чём! Исчез и мой вечный страх, что чувства через пару месяцев угаснут: Андрей вёл себя со мной иначе, чем другие коллеги-мужчины.

— Круто, — сообщал он, узнав, что с ним снова дежурю я.

— Не теряйте меня, — бросала я, скрываясь на лестнице.

— А что, я так нужен? — уточнял он, выглядывая из-за поворота.

— Всегда нужны, — отвечала я, вытягивая руку. И наши пальцы соприкасались…

Разговоры обо всём… Случайные жесты… Вылетевшие слова… Призрачные намёки… Полутона, полуоттенки. Я даже не рисковала называть это любовью: слишком драгоценным и новым было для меня это состояние. Слишком завораживало и интриговало, чтобы заключать его в рамки и определённую модель поведения. Нечётными днями недели я наслаждалась: в понедельник выходила очередная серия любимой «Игры престолов», в среду я чаще виделась с Андреем, пятница была методическим днём, который я и за рабочий не считала, в воскресенье я полноценно отдыхала. А чётные дни существовали, чтобы я могла подготовиться к нечётным. Я летала по коридорам лицея, как на крыльях. Как уже не было давно, мне хотелось просто жить.

Помимо запахов начинающейся весны, апрель принёс в лицей конференции и семинары. Одно из дежурств вышло особенно напряжённым, с беготнёй по лестницам и путаницей с кабинетами. Электронные часы в учительской показывали только 11 утра, но эти две красные единицы походили на колья, впивавшиеся в мои стопы. А я ведь всего лишь надела высокие каблуки!

Напарник уже ждал меня. Сначала уточнил, предупредила ли я такой-то класс о переносе урока и сказала ли такому-то учителю подготовить кабинет. А потом…

— Я хочу вас… попросить, — сообщил Андрей с выразительной паузой. — Новые гости сейчас пожалуют. Встретьте их внизу и проводите в актовый.

— Снова семинар?

— Нет, какая-то лекция.

Я подмигнула ему, уходя, и, нацепив дежурную улыбку, бодро зашагала на первый этаж.

Гостями оказались трое из какого-то психологического центра. Они пришли рекламировать своё заведение, и в этом не было ничего необычного — пока гости не поднялись на сцену. Начал мужчина, лысоватый пухляш с глазами навыкате и пересохшими губами:

— Вот у вас такая совсем обычная маленькая школа… — и я чуть не покатилась со смеху.

Маленькая — настолько, что десять лет назад к основному зданию срочно возвели пристройку. И всё равно лицей разбухал, как бочка. Временами казалось, что никакого отбора вообще не проводится, хотя говорили о нём много и с удовольствием.

После мужчины слово взяла дама, эффектно разодетая и по-клубному накрашенная. Следующие десять минут мой слух жесточайше калечили выражения «по барабану», «болванка в голове» и другие орудия пыток. Я разглядывала «психологиню», а в голове крутился вопрос: «Дорогая, трудно ли это — говорить так, будто живёшь на рынке?»

Вторая дама, во всех смыслах сдержаннее и аккуратнее предшественницы, излагала информацию кратко, но с таким презрением, словно её слушатели никто и звать их никак.

Едва дождавшись окончания лекции, я выбежала из зала, сдерживая хохот. Психологи оказались чрезвычайно забавными экземплярами человеческого рода.

Веру в людей мне вернул напарник, предложив перенести один из моих уроков на час раньше.

— Ну зачем вам так поздно домой возвращаться? — полуутвердительно спросил Андрей с мягкой улыбкой.

Я закивала, мысленно посмеиваясь. Как будто не он полгода назад не отпустил меня, больную, с олимпиады!

24.04.14. В лицее проходило какое-то важное мероприятие, после которого должен был состояться педсовет. Андрей дежурил и всё время мелькал перед глазами. Пересекаясь в коридоре, мы переглядывались и улыбались друг другу, как всегда. А потом мне понадобилось подняться на третий этаж, но боковая лестница завела меня в тупик. Подошёл Андрей, и я спросила:

— А где лестница?

— Здесь её никогда не было, — удивлению в его голосе не было предела.

Потом мы шли вместе по коридору, но меня накрывала и душила неловкость. Хотелось идти рядом с Андреем, но не хотелось, чтобы он думал, что я его преследую. И свернуть не свернёшь: коридор прямой и длинный.

В конце концов я нарушила молчание.

— Вообще-то я за Маргаритой Львовной.

Я направилась к кабинету Гретт, будто там было моё спасение. Мы с подругой вместе пошли на педсовет, но от неловкости мне, видно, было не суждено избавиться.

В актовом зале какая-то известная женщина-психолог говорила о девушке, которая долго была рядом с молодым человеком, помогала ему, затем некоторое время преследовала его и, наконец, призналась ему в любви. Меня пробрала дрожь. Преследовать? Вот ещё! А признание в любви от безысходности — о таком и подумать страшно… Я глянула на Андрея. Он казался полностью сосредоточенным на истории, которую рассказывала психолог. Потом задал ей несколько вопросов, а она ответила, что он может посмотреть на её странице в контакте.

— Меня нет в контакте, — возразил он.

Психолог склонила голову набок.

— Ну как же, я вот помню вас, вы у меня в друзьях.

Потом я, Андрей и эта дама оказались в зале в моей квартире. Склонившись над столиком с ноутбуком, мы проверяли её страницу. Тут выяснилось, что я тоже есть у неё в друзьях и что мы все давние сетевые знакомые.

Невесть откуда накатило чувство одиночества и пустоты. Ревность? Нет, не похоже. Тогда что? И почему так тяжко, словно я недавно пережила какую-то трагедию… Я уединилась в ванной, чтобы закрыться и вдоволь поплакать, но Андрей не позволил. Он пришёл и стал меня утешать. Внезапно мы оказались без одежды. Андрей продолжал что-то говорить и одновременно намыливал мне спину. Только тогда я поняла, к чему всё идёт.

— Я буду осторожен, — прошептал он.

Конечно же, я не сопротивлялась…

Время летело, как корабль по морю на всех парусах, и только Андрей обладал властью останавливать его для меня своими взглядами, прикосновениями и намёками. Когда он подолгу не выходил из своего кабинета, это выводило меня из себя. А наши пересечения на дежурствах и планёрках способны были поднять мне настроение на целый день. В конце трудного рабочего дня для меня не было ничего приятнее, чем заметить беглый взгляд Андрея, скользнувший по моим ногам. И его совсем не обидело, что я назвала его напарником. Но, когда мы что-то получаем, нам всё равно не бывает достаточно. Мне хотелось ещё больше таких вот «случайностей». И они не заставили себя ждать.

После того как мы начали постоянно дежурить вместе, Андрей пару раз словно невзначай назвал меня на «ты».

Впервые — когда я слегка превысила полномочия и отпустила его, сказав: «Можете идти». Гретт, сидевшая за столом рядом со мной, изумлённо охнула: «Ничего себе!» Её бледные щёки полыхнули румянцем, и она отпрянула от меня, будто я всерьёз заявила, что Земля плоская.

Андрей как администратор сам отпускал учителей. В ответ на мою реплику он улыбнулся, но так быстро скрылся, что я не успела сказать что-то ещё. Зато дома вся извелась от неловкости и чувства вины.

«А вдруг Андрей решит, что я над ним прикалываюсь?» — занимал меня важнейший вопрос, из-за которого я по третьему разу мыла одну и ту же тарелку.

«Нет, я же не сказала ничего плохого», — крутилось у меня в голове во время просмотра ленты новостей в дневнике.

«Но если всё-таки он обиделся? Вот и Гретт отреагировала негативно…»

На несколько секунд мои пальцы зависли над клавиатурой. Написать Гретт? Может, спросить совета? Но она же не знает…

Страсть как хотелось поделиться, причём не с Энн или Леной, а с кем-то из лицея, кто понимал… Гретт подходила идеально. Её славная открытая улыбка располагала к себе больше, чем аристократическая сдержанность Тори. Но…

Я решительно убрала руки с клавиатуры и закрыла браузер — для надёжности. Нет, степень близости с Гретт ещё была недостаточной.

Делать было нечего — на следующий день я подошла к Андрею извиняться.

— Можно вас на минуточку? — оторвала я его от беседы с другими коллегами.

Мы вышли в коридор, и я сказала:

— Андрей Сергеевич, мне так неудобно за вчерашнее. Извините, пожалуйста.

А он махнул рукой и ответил:

— Да перестань, мы же пошутили.

«Перестань» вместо «перестаньте»? Неужели послышалось? Я поглядела на Андрея: естественная улыбка, расслабленная поза, непринуждённый тон… Может, случайно вылетело — не поймёшь. Он не обиделся — вот что имело значение.

Прошли выходные, незаметно пролетели понедельник и вторник, а заветная среда внезапно оказалась совсем не такой, как я ожидала. Из-за аномальной жары время текло неспешно и лениво, со старыми делами я разобралась ещё накануне, а новых не было. Впрочем, как и настроения, поскольку мой бессменный напарник ушёл на урок.

Была середина дня, самое жаркое время, и я решилась присесть на окно в учительской, как можно ближе к свежему воздуху. Мне было жарко — и от весеннего солнца, и от собственных мыслей. Никого вокруг, тишина и абсолютная расслабленность… Где уж тут замечать происходящее снаружи.

Отвратительный хлопок раздался секундой позже звонка с урока. За окном, прямо напротив лицейских ворот, две машины уткнулись друг в друга, как слепые котята. Правда, поднявшийся шум можно было сравнить разве что со львиным рёвом. Грохот, возмущённые маты автовладельцев… Конечно, авария привлекла не только моё внимание.

Из окна соседнего кабинета высунулась чёрная коса Гульнары, несколько старшеклассников во дворе наблюдали за разборками горе-водителей. А бодро вошедший в учительскую Андрей прокомментировал:

— Это потому что вы тут сидели. Они на вас засмотрелись.

Я хохотнула, с опущенными ресницами принимая комплимент.

В тот день Андрей снова назвал меня на «ты». В одном из рабочих документов требовалось соотнести класс и показатели, и я предложила использовать цветные ручки, чтобы не запутаться. Наверное, Андрей, как и я, с детства не играл в игру «Соедини предметы разноцветными линиями».

Мы так увлеклись, что в какой-то момент, протянув руку за другой ручкой, Андрей нетерпеливо бросил:

— Да подожди ты, дай сюда.

Я улыбнулась уголками губ и передала Андрею ручку, мысленно смакуя это вновь прозвучавшее «ты».

Отнеся документ секретарю, я вернулась в учительскую и проболтала с Андреем ещё минут двадцать. Я чувствовала, что очередное «ты» готово сорваться с его языка — но нас прервали. Наше уединение нарушила Гульнара, ворвавшись в учительскую на полном ходу. Я машинально отодвинулась от Андрея, его улыбка из тёплой сразу стала вежливой, а потом на перемене он и вовсе куда-то пропал.

— Вы так общались, — вкрадчиво произнесла Гульнара, глядя искоса своими цепкими восточными глазами. — Я помешала, да?

Ещё как!

— Ну что вы, вовсе нет, — улыбнулась я, скрывая разочарование.

Поздней весной, когда всё расцветает и теплеет, чувствам тоже самое время цвести яркими красками. В конце мая я получила визу в Германию, и седьмого неба, на котором от счастья обитают все влюблённые, было для меня явно мало. Оно осталось где-то внизу, под моими лёгкими ногами.

Я ехала домой, а Мироздание дразнило и подбадривало меня. Имя Андрей то и дело звучало из уст прохожих. То мальчиков так окликали, то мужчин. Выйдя из метро, я не стала пересаживаться в душный автобус. Предвкушение лета разливалось в воздухе, и хотелось до вечера гулять по городу.

На одной из улиц у обочины стояла машина с надписью «Служба крови». Естественно, я прочитала её как «Служба любви».

Расхохотавшись в голос, я порывисто достала из сумки телефон.

— Лен, привет! — мой голос звенел от энтузиазма. — Хочешь встретиться? Родители на дачу уехали. Посидим у меня, попьём кофейку, поболтаем…

— Отлично! А я как раз хотела тебе написать.

— Ну вот видишь. Давай тогда через час у меня, ага?

— Договорились.

Спонтанность, единодушие и то, что всё решилось как-то вдруг и легко, подняли моё настроение к восьмому небу, если такое вообще существовало.

Вскоре дома всё было готово. Кухню наполнял аромат свежесваренного кофе, в коробке ждала своего часа большая пицца, а сладости в вазочках так и притягивали взгляд. Даже кошка в ожидании гостьи нетерпеливо носилась по квартире, роняя на пол серые шерстинки.

— Рыбка, а ну отойди, — сказала я, устремляясь на звук домофона.

Пару минут спустя, после традиционных объятий и шуток насчёт долгого подъёма на шестой этаж, подруга вынула из сумки две бутылки «Гаража».

— Пиво? — я встретила небольшие лимонно-жёлтые ёмкости настороженным взглядом.

— Нееет, ты что! — Лена скользнула в тапочки, которые подходили только её миниатюрным ножкам. — Слабоалкогольный напиток. Идеально, чтобы расслабиться и не опьянеть.

Это оказалось правдой. Беседа, которая поначалу текла весёлым ручейком, постепенно превращалась в бурлящий фонтан. Коробка из-под пиццы стремительно пустела, а горка конфетных и вафельных обёрток росла.

Раньше на дружеских посиделках я говорила, в основном, о работе и творческом процессе. Влюбившись, я заинтересовалась отношениями подруг с их мужчинами и предпочитала слушать, анализировать и сопоставлять.

— Лен, твои отношения с Сашей — лучший пример для меня, честно, — сказала я, поворачивая на свету почти пустой бокал.

— Может, потому что они начинались не как отношения парня и девушки?

Лена гладила устроившуюся у неё на коленях Рыбку, а я вспоминала историю шестилетней давности — как знакомые пригласили Лену и её подругу Настю в кино на очередного «Перевозчика», как Саша, планировавший остаться дома, всё-таки пришёл, как он и Лена больше полугода общались в компании и как потом сблизились.

— Помню-помню ту Настину фразу на твоей стене в контакте: «Бесят парни, которые не решаются сделать первый шаг».

— Ну! — Лена широко улыбнулась, и ямочки на щеках проступили отчётливее. — Саша мне после этого написал, что я ему нравлюсь. Ну и вот… Пять лет вместе.

— А пока вы общались только в компании, Саша делал какие-то намёки, жесты? Может, движениями и мимикой выдавал себя?

Лена задумчиво покачала головой.

— Не помню, давно это было. А что?

— Я насчёт Андрея. Кучу всего уже прочитала о невербальных знаках. Вторжение в личное пространство, поворот носков в мою сторону при разговоре, волнение — всё это есть. И по гороскопу мы прекрасно друг другу подходим.

Подруга хитро прищурилась.

— Наверное, ты и про годы рождения узнала?

— Ну конечно! Тоже всё сходится.

— Веришь в это?

Я побарабанила по золотистому ободку кофейной чашки.

— Не то чтобы. Но эти милые глупости вдохновляют, согласись?

— Ещё как! Кстати, у тебя вон кофе закончился. Хочешь погадать?

До Лениного предложения я не гадала на кофейной гуще и не представляла, как это делается, но подруга только рукой махнула.

— Да просто смотри. Что видишь?

Я вгляделась в скопление чёрных крупиц.

— Весёлый смайл, букву «А», единицу, сердце.

— Вот и ответ!

Мы в один голос расхохотались. Пусть и шутливое, гадание обнадёживало и веселило, а вкусная еда и напитки дарили ощущение праздника.

С близкими подругами всегда так: если уж занесло в любимую тему, то остановить поток информации очень сложно. Разговорившись, я поделилась с Леной историей, услышанной от коллег, — про бывшую невесту Андрея.

— А ты не думаешь, что он просто боится? — спросила Лена. Рыбка согласно мяукнула, и я улыбнулась.

— Боится?

— Ну да. Разочарование и страх перед новыми отношениями — это естественно. Это у тебя всё впервые и на чувства не накладывается отпечаток прошлого.

Я откинулась на спинку дивана. Лена была права. В последний раз я сильно влюбилась в подростковом возрасте, но те переживания давно отболели и сгорели. Конечно, мне было проще, чем Андрею…

— Может, тебе самой сделать первый решительный шаг?

…и сложнее тоже.

— Я постараюсь, правда, — пообещала я подруге.

И вот в день последнего в учебном году дежурства я подошла к Андрею, стоявшему у информационного стенда. От страха и волнения хотелось сбежать из учительской, но упрямство и решимость будто приковали меня к полу.

— Вы помните, что предлагали пересечься в Германии?

— Естественно, — закивал Андрей. — У меня есть ваш номер, так что договоримся, будет время.

— Тогда как насчёт совместного коктейля? За наш прекрасный тандем.

Напарник резко повернулся и округлил глаза:

— Вы что, я же не пью, я за рулём.

— Я имела в виду молочный коктейль.

Он покачал головой.

— Нет, Олеся Владимировна. Сожалею, но нет, — и вышел из учительской с неловкой и виноватой улыбкой. А я никак не могла взять в толк, почему тоже чувствую себя виноватой. Я ведь не сделала ничего плохого и предосудительного. «Боится», — вспомнила я Ленины слова. «Будет время», — сказал Андрей. Да, пожалуй, в этом был смысл.

На планёрке накануне лета Андрей выступал с больным горлом. После первых же звуков у меня сжалось сердце. Я представила, как краснеют и напрягаются связки в горле Андрея, какой острый ком впивается изнутри в гортань, раня и мешая говорить. После отказа напарника от коктейля я слегка отошла в тень, но подарок на окончание учебного года всё-таки принесла, на всякий случай. Недомогание Андрея решило дело.

Ближе к вечеру я зашла в его кабинет и с широко распахнутыми глазами и влажными подрагивающими пальцами протянула Андрею брелок — грифона, миниатюрную копию одного из стражей Банковского моста в Петербурге. Он лежал у меня почти год с последней поездки в северную столицу, и я так и не нашла для него хозяина. В итоге он нашёлся сам — и абсолютно естественно.

— Вот, это вам. С окончанием учебного года, — улыбнулась я. — Ну и, учитывая всё, с пожеланием здоровья.

Грифон был принят искренне и ласково, с почти мальчишеской открытостью.

— А, Банковский мост! Я был там. Мы с коллегами ездили.

И от улыбки этого человека мне стало тепло и радостно.

31.05.14. Я и мама поехали в Заельцовский парк, но застряли в пробке до самого вечера. Я дико испугалась, потому что пропустила практически всё дежурство. Вышла на остановке и побежала в лицей со всех ног, а когда прибежала, столкнулась с Андреем на повороте. Я ожидала, что он будет меня ругать, но вместо этого он обнял меня и приободрил. Сказал, что всё в порядке и он справился сам. Потом мы с ним стояли обнявшись на несуществующем четвёртом этаже и смотрели на пролёт лестницы.

— Обещаю, что не буду слишком часто красть вас у иностранцев, — произнесла я тихо.

— Да я и не против, чтобы вы меня украли.

На следующий день он снова обнимал меня, но уже в учительской. Шептал на ухо:

— Нам стоит перестать так встречаться. Может, поужинаем?

Пару секунд посомневавшись, я всё же согласилась.

А потом, уже в сумерках, я и Андрей шли за руку по коридору. Коллеги с любопытством оборачивались нам вслед, а я его подбадривала:

— Не бойся. Пусть говорят.

Учебный год закончился — и неопределённость в отношении Андрея я решительно перечеркнула жизнеутверждающим стихотворением «Вперёд, в будущее», в котором соединила чувства к мужчине с жаждой путешествий и новых открытий.

Перекрёстки, пыль вдоль чужих дорог и тёплый воздух далёких стран появились в этом стихотворении не случайно. 28 июня я вместе с Энн полетела в Германию. Горы и Баварский лес с их впечатляющей растительностью и чудесными видами ждали нас.

Глава третья. Слова и действия

— Энн, а вон ещё коряжка, сфотографируй меня!

— Сейчас.

Я засуетилась, придумывая небанальную позу, но остановилась на простой и естественной.

— Будто присела отдохнуть после долгой дороги, — прокомментировала сестра, поднимая с травы объёмную сумку.

— Ладно, идём догонять.

— Только не запнись о корни, лес старый.

— «Всё помнит да гневается», — процитировала я любимого героя из «Властелина Колец».

— Вряд ли гневается, разве что на отставших туристов, которые по глупости заблудились.

Пока мы фотографировались, группа ушла далеко вперёд, и, когда мы к ней присоединились, экскурсовод едва глянула на нас. Наверняка в каждой её группе были и обычные туристы, и такие, как мы с сестрой, — настоящие поклонники страны. Последние никогда не теряют энтузиазма и интересуются чуть ли не каждым камнем и деревом.

Баварский лес, куда привезли нашу группу на третий день путешествия, оказался огромным и чарующим, как эльфийское царство. Красота и разноцветье кружили голову, ароматы оседали на коже и, казалось, впитывались в неё.

Пока экскурсовод, понизив и без того хрипловатый голос, рассказывала жуткую древнюю легенду о блуждающих огоньках, я писала сообщение Андрею. Хотелось быть небанальной и совершенно не хотелось навязываться, поэтому я тщательно выбирала фразы, задумываясь над каждым словом и безжалостно стирая неподходящие. Получилось так: «Здравствуйте, Андрей Сергеевич. Зимой мы говорили о Баварском лесе, а сейчас я хожу по его тропам, любуюсь елями и вдыхаю ароматы цветов. Спасибо, что рассказали мне об этой красоте».

Ответа я не получила. Сколько бы я ни списывала это на перебои связи, факт оставался фактом. Вечером в отеле, готовясь ко сну, я всё перебирала в памяти написанные слова и в конце концов отдала сообщение на строгий суд Энн. Прочитав его, сестра оттопырила губу и непонимающе покачала головой.

— В твоём сообщении не было ничего слишком личного, разве что маааленькая капелька.

Андрей не ответил и на следующий день. Тогда, наверное, впервые за время своей влюблённости я разозлилась. Значит, я волнуюсь, пишу короткое сообщение несколько минут — а он молчит?! Ну куда это годно?!

Впрочем, достаточно было одного-единственного случая, чтобы моя злость испарилась, уступив место беспокойству.

А было так… На пути из Графенау в Мюнхен наш экскурсионный автобус неожиданно встал. Шаркнули колёса, пассажиров толкнуло вперёд-назад. Я чуть не выронила магнит с васильками, купленный накануне в кельтской деревне.

— Пробка там, — сказала экскурсовод, угрюмо глядя в лобовое стекло.

Через пару минут по радио сообщили, что на трассе столкнулись восемь машин. Первой моей мыслью было: «А не Андрей ли в одной из них? Он ведь тоже где-то в этих местах. А вдруг?..»

Я вертела магнит и так и эдак, поворачивая на свету. Простая, даже грубоватая ручная работа, но цветы как живые. Словно пляшут по поляне. Пляшущие огоньки. Интересно, слышал ли эту легенду Андрей? Конечно, слышал. Разве он может чего-то не знать про обожаемую Германию? А может, он в одной из этих машин? Да нет, глупости какие. Потом расскажу, он посмеётся, спросит, как тогда: «Что ж вы за меня так переживаете?» А я отвечу про напарника. Или уже нет? Будем ли мы дежурить вместе в новом учебном году?

Благодаря кондиционеру духота жаркого лета не ощущалась, но дышать всё равно было тяжело. Я покосилась на сестру, которая дремала с наушниками в ушах. Разбудить? Но толку-то… Мои страх и беспокойство с лёгкостью передадутся ей, и в Мюнхен мы приедем вымотанные. А завтра же целый день гулять по городу и любоваться достопримечательностями! День без транспорта и пробок, без аварий и пострадавших. И вдруг Андрей всё-таки в одной из этих машин?

Солоноватый привкус во рту сказал, что я слишком сильно прикусила губу и содрала чуть больше кожи, чем позволяла себе обычно. Дурацкая привычка, от которой трудно избавиться, да и как это сделать сейчас, если Андрей может быть…

Наконец сообщили подробности аварии. Пострадавших не оказалось, только у тайского туриста, который всё спровоцировал, скорее всего, отберут права. Вот и поделом! Не будет гонять в нетрезвом виде.

От сердца отлегло. Следующие четыре часа микроавтобус еле тащился по дороге, но длинная пробка дала мне возможность подумать. Сначала я переживала из-за рейса через Киев, теперь это беспокойство из-за аварии… Страх, что с Андреем случится что-то плохое, вытеснил и восторженность, и игривость. А когда человек не просто влюблён, но искренне волнуется, боится, не находит себе места… Это значит только одно.

Я вздохнула и прислонилась к стеклу, наблюдая, как лёгкий ветер играет листвой придорожных деревьев, и стараясь принять тот факт, что я — полюбила.

После экскурсионного тура по Баварии мы с Энн отправились в Линдау на Боденское озеро. Неделя, которую мы там провели, была наполнена солнцем, расслабленностью и мечтами о будущем. С утра и вечерами мы сидели на любимом балконе отеля, попивая кофе со вкусностями. Глядели на соседние дома и улицу внизу, краем глаза ловя блики на озере. И говорили, мечтали, представляли.

Одним из таких вечеров сестра рассказала про молодого человека по имени Артур, с которым давно переписывается и созванивается по Скайпу. Как бы мы с Энн ни отличались, у нас была одна важная общая черта: мы никогда не распространялись о парнях, которые для нас ничего не значили. Если Энн заговорила — быть большим планам и надеждам.

— Я сначала Артура как мужчину вообще не воспринимала, — сестра глядела в чашку и постукивала пальцем по столику. — Он предлагал общаться, но я не хотела. А потом, в ноябре, еду в метро — и тут в голове что-то щёлкает: «Артур!» Написала ему в тот же день, извинилась, что так долго сомневалась.

— И проблема сейчас?.. — я вопросительно посмотрела на Энн.

— Проблема в том, что он живёт в Салехарде и пока не может переехать. Я тоже не могу всё бросить, так что тебе ещё повезло, ты своего Андрея хотя бы вживую видишь.

— Своего ли… — я протянула сестре жевательную «змейку». Сладкое пиршество, затеянное нами в обед, продолжалось. — Я ещё не уверена в его чувствах, а уже выбрала имя нашей дочери.

Энн прыснула.

— Не сомневаюсь. И как назовёшь?

— Злата. И внешне она будет похожа на Андрея — такая же тёмненькая и голубоглазая.

— Ну да, — сестра прищурилась. — Ты светлая, его ген сильнее будет.

Эйфория путешествия не спешила отпускать меня и через две недели после возвращения домой. Она накатывала волнами, стоило мне наткнуться в сети на упоминание Баварии или задержать взгляд на сувенирах. Только когда я начала заполнять альбом, подписывать фото, отмечать на них Энн, восторг стал приобретать правильные формы воспоминаний. Половину июля и почти весь август я жила необыкновенной жизнью: ещё бродила по улочкам Линдау и одновременно уже ждала начала нового учебного года.

22.08.14. Мы пересеклись в коридоре, залитом солнечным светом, и Андрей протянул мне колье из разноцветных камней в круглой оправе.

— Это вам, из Богемии.

Я приняла украшение и благоразумно промолчала, что недавно Энн подарила мне почти такое же.

— Спасибо. Как вы отдохнули?

Он ответил по-немецки. Я надулась: неужели не понимает, что мне сложно на слух определять некоторые фразы? И попросила:

— Wiederholen Sie bitte.

Он повторил, но я всё равно не поняла, поэтому наугад ответила:

— Ja.

«В любой непонятной ситуации соглашайся», — усмехнулась я самой себе.

Мы свернули в другой коридор, продолжая беседовать, но я настояла, чтобы Андрей обошёлся без немецкого. Вскоре мы вышли на обзорную площадку, откуда открывался волшебный вид на Линдау. Аккуратные домики с черепичными крышами, ярко-красные пятна герани на балконах, яхты и катеры у пристани. Глаза защипало, и я осмотрелась по сторонам. С удивлением обнаружила, что на площадке почти весь коллектив лицея, но кого-то не хватает. Пока я в замешательстве вспоминала кого, удручённый Андрей беседовал в стороне с полицейским. Захотелось подойти, но я удержалась: если кто-то пропал, об этом сообщат. Я выцепила из толпы Гретт, но не успели мы переброситься парой слов, как к нам подошёл Андрей.

— Прогуляемся?

Странно, но он предложил это нам обеим.

Мы пошли через парк, совсем не похожий на прибрежный в Линдау с его строгой геометрией. Нет, мы находились в Центральном парке, который я знала с детства, — правда, в тени деревьев журчали фонтаны, а напротив театра Музкомедии возвышалась какая-то школа.

Позади раздался смех. Обернувшись, я увидела шепчущихся Андрея и Гретт. Они косились на меня, но выражение их лиц было добрым и приветливым. Я в шутку рассердилась на Андрея и спросила:

— Вы хотите отнять у меня подругу?

Он рассмеялся.

— Да нет же! Я и Маргарита Львовна приготовили вам сюрприз на начало учебного года.

— Поверю на слово, — ответила я, усмехнувшись.

Мы пошли дальше. Я посередине, Андрей по левую руку, Гретт — по правую. Поднявшись к главному фонтану, за которым находился выход из парка, мы остановились. Андрей указал на здание справа и сообщил, что ему надо зайти туда. К своему удивлению, я узнала наш Краеведческий музей — правда, невыразимо похожий на Казанский собор в Петербурге.

— Пойдёмте вместе, — я по-свойски подхватила Андрея под руку.

На пути мы встретили ярмарку, очень живую, шумную, однако она быстро завела нас в тупик. Андрей предложил сделать перерыв в одном из ярмарочных кафе и угостил нас с Гретт мороженым. Я и Андрей сели вместе, подруга — за столик рядом, чуть в отдалении. Но она не казалась расстроенной — наоборот, улыбалась, глядя на нас.

Я жаждала песен, танцев, движения — и пела, танцевала, гуляла каждый день с подругами или одна, слушая любимую музыку. В моём плеере давно и прочно обосновались песни на немецком — о любви, страсти и счастье. И вот накануне нового учебного года, когда я танцевала в зале под немецкий кавер «Феличиты», меня как током дёрнуло. «Я добьюсь этого человека, и мы будем вместе», — пронеслось в моей голове. Чувства сделали меня бесстрашной, и я не думала ни о каких возможных угрозах. Андрей уйдёт из лицея? Нет, это невозможно. Тамара Алексеевна готовит его как своего преемника. Появится другая женщина? Тем более нет. Кто мог сравниться со мной — искренней, верной, участливой и открытой? И тогда я приняла решение: я буду рядом с Андреем, чтобы помогать ему и узнавать его лучше, и завоюю его сердце.

Отпуск закончился. Лицей вновь распахнул двери — как для прежних работников, так и для новичков. Коллектив пополнился молодыми специалистами, и в их числе была филолог Алина Александровна Растаманова. С первого дня моё общение с ней имело все шансы стать искренней дружбой. Нас объединяли общие преподаватели, факультет и руководитель по дипломной работе.

— А знаешь, тех, у кого общий руководитель, называют чернильными братьями и сёстрами, — сказала Алина через десять минут общения.

Так у меня появилась ещё одна сестра. Возможность поделиться опытом, показать себя старшей, дать дельные советы вдохновляла, а беседы об учёбе возвращали в студенчество.

В День знаний я и Алина прогуливались по коридору, вспоминая университетскую жизнь.

— Тебе синтаксис тоже не давался? — спросила я, почти уверенная в ответе.

— Естественно. С нашей-то Сотниковой попробуй сдай. Сколько красных дипломов посинели по её вине!

— Вот да. А в столовой до сих пор продают сочни с творогом и горячий шоколад? Помню, это был мой стандартный обед.

— Ты самое ходовое горячее не забудь…

И в один голос закончили:

— … плов с курицей!

А потом я вспоминала, что Алина моложе и привлекательнее меня, и моя улыбка гасла. Неясная, необоснованная тревога сгущала тучи над моей головой, и очень скоро они почернели.

3 сентября, после всех проведённых уроков, главная работа для меня только началась. Стопка тетрадей тяжело легла на диван в учительской, а я села рядом, с ручками и журналом, настраиваясь на долгий и кропотливый труд. За столом, закинув ногу на ногу, расположилась Алина. Она читала что-то в телефоне и, казалось, немного выпала из реальности. Андрей, у которого выдалась свободная минутка, покрутился возле стенда, потом — рядом с большим листом с расписанием, а затем присел возле Алины. Поинтересовался, в каком году она окончила университет и какой язык изучала. Я посматривала на это безобразие сквозь полуприкрытые веки и с усмешкой, но на душе кошки скребли. Ах, Алина тоже изучала немецкий? И у неё была дипломная по Гёте? А Гёте — один из любимых писателей Андрея, вот ведь совпадение…

И тут Андрей выдал:

— Вы же по гороскопу Близнецы?

Алина вскинула точёные брови, округлила глаза и даже развернулась к нему корпусом.

— Близнецы. А откуда вы знаете?

Андрей дёрнул плечом и небрежно бросил:

— Да всё в базе данных есть. Открыл и посмотрел.

Он ещё походил по кабинету, потом куда-то вышел. Мне всё стало ясно: Андрей дал Алине понять, что заинтересовался ею, но представил всё этаким пустячком, малостью из разряда «понимай как знаешь».

С того дня у меня всё начало валиться из рук — от ручки до ключей от кабинетов. Тетради проверялись, но как будто в замедленном действии. Журналы заполнялись, но словно не мной, хотя и моим почерком. Тревога зудела внутри и мешала сосредоточиться на делах.

В новом учебном году днём Андрея стала пятница. Настоящий подарок судьбы: теперь я могла совместить дежурство с методработой. Но, как водится, где-то прибыло — где-то убыло. Алине из-за учёбы в магистратуре перенесли методический день на понедельник, поэтому пятницу она должна была проводить в лицее. На виду у Андрея. Имея больше возможностей общаться с ним, стоило ей только захотеть. Я скрипела зубами и раздувала ноздри, но ничего не могла поделать. Беспокойство и ревность прорывались наружу в виде настороженных взглядов, которые я украдкой бросала на Алину.

Лена, всегда чутко реагирующая на перемены в моём настроении, спросила:

— Не будут ли эти дежурства выглядеть так, словно ты Андрея, извини за грубое слово, «пасёшь»?

Я решительно мотнула головой.

— Нет, я лишь продолжаю старую добрую традицию, да и дела всегда найдутся.

На следующее утро Андрей позвал меня к себе в кабинет. Вслед за повязкой дежурного в мою руку лёг брелок — рыжий плюшевый пони размером с ладонь, с гривой и хвостом из искусственного меха.

— Это вам. Возьмите, если интересно.

Андрей говорил, смущаясь и краснея, не поднимая глаз и пряча их в спасительный телефон.

— Эммм… Ссспасибо, — пролепетала я, мимолётно улыбнувшись.

Да, это было не колье из сна — но! Подарок ведь, первый — от него. До учительской я несла пони, как сокровище, — рассматривая, покручивая на свету, вновь и вновь сжимая в пальцах и наслаждаясь мягкостью рыжей ткани.

Во второй смене я отправилась на урок истории к шестому классу. Их учительница слегла с температурой, замены не нашлось, поэтому нужно было посидеть с детьми и не позволить им стоять на ушах. На моё предложение провести ещё один русский или литературу чужие ученики откликнулись неодобрительным гулом.

— Тогда давайте поговорим об истории, — я облокотилась на руку. — Что проходите?

Оказалось, в новом учебном году истории ещё не было. Но Надежда Денисовна слыла знающей и умеющей заинтересовать, поэтому бывшие пятиклассники наверняка могли с ходу перечислить завоевания Александра Македонского и реформы Юлия Цезаря.

— А чем вам запомнился Александр Македонский и почему его называют Великим? — начала я, вспоминая всё, что сама знала об эпохе. Историю я любила, причинно-следственные связи видела и ударить в грязь лицом перед шестиклассниками не могла.

Когда я возвращалась с урока, улыбка не сходила с моего лица. Я вспоминала восторг в ученических глазах и слова их старосты: «Вам надо быть учителем истории. Давайте, а?»

Улыбка сползла, стоило мне зайти в учительскую. За столом сидел Андрей, близко-близко придвинувшись к Алине. Она тоже наклонилась в его сторону. Казалось, что они шушукаются и о чём-то секретничают, как близкие друзья. Или…

Увидев меня, напарник резко выпрямился. На лице Алины застыла доброжелательная улыбка, а у меня перед глазами всё почернело.

Мы долго говорили втроём — о путешествиях, об отпуске, о начале года.

— Я в Корею с подругой ездила, — Алина обращалась ко мне, но Андрей тут же подхватил:

— Корея? Был там два года назад.

Я сглотнула. Общность Алины и Андрея хоть в чём-то заставляла меня дышать рвано и часто. Несколько минут спустя приятельница убежала на урок и скопившаяся внутри меня тревога взяла верх над здравым смыслом.

— Я вам не мешаю? — поинтересовалась я, сверля спину Андрея глазами.

Он сидел за компьютером, и я не видела его лица, но легко представила, как густые брови знакомо взлетели.

— Мешаете? С чего бы?

— Ну как… Разговору. Если да, только скажите.

Не вполне осознанные слова так и слетали с языка. Моими губами говорили эмоции — растерянность, обида, страх, что незнамо какая девчонка отнимет у меня то, к чему я так долго прокладывала дорогу.

Андрей покачал головой, что с трудом тянуло на ответ, но спросить конкретнее я побоялась.

Успокаивал подарок. Я назвала пони Ален и, придя домой, повесила на зеркало — первое, что я вижу, когда просыпаюсь. Пусть рыцарь не спешил заявлять о своих чувствах, конь уже был.

Кто бы мог подумать, что вскоре мне самой предстоит взять на себя роль рыцаря и защищать Андрея, да ещё и от Алины, перед которой он рисовался…

На осенних каникулах, когда только-только лёг первый снег, я вместе с другими молодыми коллегами лакомилась сладостями у Иры Бобриковой. Боевая и настойчивая, она наконец добилась цели: директор подписала указ — и теперь Бобрик заседала в своём, собственном, кабинете. С её лёгкой руки молодёжные посиделки в нём стали традицией. Благо размеры позволяли и расположение было удачным — в двух шагах от учительской. Бывало, идёшь положить тетради в ячейку — и заглянешь на минутку. Заполнишь журналы — и в качестве награды заскочишь к Ирке на чай. А там и Алина, и Тори, и Гретт. Как тут устоять и не посплетничать, не пожаловаться сёстрам по несчастью на тяжёлые трудовые будни…

В тот день разговор зашёл о неравном объёме работы при одинаковой зарплате, проще говоря — о разгильдяях и ломовых лошадях. Кто-то упомянул Андрея: дескать, он нагружает других, а сам ничего не делает. Я помалкивала, выбирая момент, чтобы перевести тему. Внезапно Алина, оторвавшись от телефона, сказала:

— Ко мне сюда на днях подруга приходила, так она его увидела, а потом мне говорит: «Это что за манерное чмо у вас тут ходит?»

Гнев обжёг меня изнутри, чего не смог бы сделать самый горячий чай, и я ответила:

— Алин, дам тебе совет как старшая: не говори о человеке в его отсутствие того, что не сможешь повторить, глядя ему в глаза.

Чернильная сестра улыбнулась мило и смущённо, но насколько искренне — сложно было понять. Она махнула рукой и сказала:

— Да Дина всегда так шутит, не бери в расчёт.

Несмотря на этот случай, моё отношение к Алине осталось дружелюбным. Её умение не драматизировать — как модно говорить, «отпускать ситуацию» — и лёгкость в общении притягивали магнитом. Я помогала Алине освоиться в коллективе и разобраться в учебном процессе, она помогала мне меньше тревожиться и больше улыбаться.

Когда директор отправила меня на семинар в одну из школ соседнего района, я и не ожидала, что мероприятие мне понравится, но надеялась хотя бы узнать что-то новое и полезное. Как же я ошиблась! По дороге туда я шла не торопясь, в наушниках, мечтая об Андрее под лиричную песню «Держи меня за руку». Обратно я летела, спотыкаясь на первом гололёде и позабыв о какой-либо музыке. Из головы не выходил семинар.

Вернувшись в лицей, я из гардероба сразу поднялась на второй этаж. В кабинете литературы сидела Алина и попивала травяной чай. Я глубоко вдохнула сладковатый аромат, разливавшийся по всему помещению. Хоть что-то приятное за последние четыре часа!

— Присоединяйся, Лесь, — улыбнулась приятельница.

— О да, самое время для бодрящей травы.

— Ммм?

— Сейчас расскажу.

Шкафчик с посудой никак не поддавался моим нервным пальцам. С третьей попытки его открыть я чуть не вырвала дверцу, зато несколько секунд спустя уже держала любимую кружку с гербом Гриффиндора — Ленин подарок на день рождения. Я принесла её в лицей как напоминание, что я смелая, решительная и умею справляться с неприятностями… Одним словом, гриффиндорка. Правда, на этот раз настроение оказалось не так просто выровнять.

— Ты знакома с руководителем объединения лингвистов области? — начала я, щедро заливая сухие листья кипятком.

— Лично нет, а что?

— Ну, она сегодня показала чудеса гениальности. Читала по бумажке то, что было в презентации, слово в слово.

— Да ну! Но хоть полезное?

Я скривила губы и красноречиво посмотрела на собеседницу.

— Использовать на уроках элемент игры, говорить о современном искусстве… То, что мы и так давно умеем и практикуем.

— Может, она перепутала вас со студентами-первокурсниками?

— А организатор — с дураками. После провального выступления под предлогом «посмотреть, не пришёл ли кто-то ещё» она попросила руководителя выйти и уже в её отсутствие предложила задавать вопросы. Думаю, у всех было что сказать человеку, который без бумажки двух слов связать не может. Но какие же вопросы без автора…

Я сама не заметила, как чашка опустела, и Алина заботливо наполнила её до краёв.

— А следующий докладчик продемонстрировал чудеса логики. Заявил, что в безграмотности учеников виноваты присутствовавшие на экзамене.

Алина хлопнула себя по колену.

— Ну конечно! А одиннадцать лет учёбы можно игнорировать!

— Да-да. Вишенкой на торте стало замечание третьей выступающей, — я фыркнула и загнусавила: — Вопреки усталости на семинаре, мы, литераторы, должны учиться терпению. Тьфу! И организатор… ну ведьма ведьмой! Три часа без перерыва! Когда она сказала: «Думаю, мы сейчас испытываем одно и то же», я уж понадеялась, что она намекает на всеобщую усталость и собирается прощаться. Так нет же! Дальше прозвучало: «Испытываем тревогу и страх перед новыми стандартами образования».

— Я бы по-другому это назвала, — Алина допила чай и поставила чашку на стол.

Я опустила голову на сцепленные в замок руки.

— Господи, какая ерунда! Какая ерунда и формализм!

Рука собеседницы легла мне на плечо.

— Могу тебе только посочувствовать. Кому-то просто нужно было галочку поставить и отчитаться, а полезного — ноль. Но вот сейчас ты переживаешь, а завтра даже не вспомнишь лиц этих докладчиков.

— Слова запомню, уж поверь! В дневнике напишу об этом, с позволения сказать, семинаре.

— Напиши, — Алина ободряюще улыбнулась. — Выплесни это, выговори — и отпусти.

Я вздохнула и надолго замолчала, пока Алина рассказывала последние новости лицея.

— А ты знаешь, что Леонова утвердили на конкурс «Учитель года»?

Жаркая волна прошла по моему телу, возвращая энергию и силы.

— Теперь знаю. Хорошо, что у лицея есть достойный кандидат.

Язык чесался сказать больше, но я сдержалась. О моих чувствах к Андрею не знала даже Гретт, и не стоило откровенничать с новенькой. Не совершила ли я в тот день ошибку?..

Глава четвёртая. Робость и решительность

Конкурс требовал такой подготовки, чтобы и комар носа не подточил. Елена Владимировна, которой директор поручила работу с расписанием, безжалостно перекраивала его. Переставляла уроки Андрея, отменяла их, чтобы он успевал и на дискуссию, и на семинар, и на встречу с другими лауреатами.

— Что ни день, то замена, — устало вздохнула Тори, на ходу дожёвывая булочку.

Её всегда аккуратно уложенное каре растрепалось, а круги под глазами не мог скрыть даже консилер. Я улыбнулась коллеге насколько могла ободряюще, и она поплелась в кабинет.

Изменения коснулись и других уроков. На открытом занятии в конце ноября Андрею позарез понадобилось присутствие Инны Власьевны. У неё в это время был свой урок, с классом, про который не стесняясь говорили «хоть стой хоть падай». Решение нашлось быстро и естественно.

В тот день после занятий я проверяла диктанты. Грамотность учеников не была абсолютной, но ни одна работа пока не заставляла меня закатывать глаза и мысленно орать. К тому же мягкая спинка дивана расслабляла, а привычная поза нога на ногу усиливала ощущение, что я дома.

Кроме меня, в помещении был новый коллега, Михаил Иванович. Невысокий и крепкий, из тех, кого называют «мужичок», он однако уже показал себя душой компании. В наш профессиональный праздник этот неприметный учитель ОБЖ травил анекдот за анекдотом, собрав вокруг себя толпу. Теперь же Михаил Иванович сосредоточенно корпел над документами за столом, что-то исправляя корректором.

Вошёл Андрей. Обменявшись рукопожатием с Михаилом Ивановичем, он обратился ко мне:

— Олеся Владимировна, у вас ещё есть уроки?

Я отложила ручку.

— Нет, а что?

— Во второй смене.

— Вся вторая смена у меня вообще свободна.

— Я хотел предложить вам провести урок вместо Инны Власьевны.

Тут Михаил Иванович, вскинувший голову ещё на второй фразе Андрея, выдал:

— А как красиво всё начиналось! Вы, Андрей Сергеевич, так издалека подходите, а потом разочаровываете.

Я смутилась и прыснула, Андрей тоже не сдержался и хохотнул, замялся и тут же куда-то вышел. Через несколько минут вернулся и, пряча улыбку, предложил:

— Проведёте урок? А Инна Власьевна потом за вас проведёт. Или я коробку конфет подарю, если выиграю конкурс.

«О нет, драгоценный, ты мне ещё с прошлого года должен, так что…»

Я повелительно вытянула руку. На указательном пальце очень удачно алел перстень.

— Если выиграете, с вас коктейль!

Андрей склонил голову.

— Ну вот сначала проведу мероприятие, посмотрим на результаты, а потом поговорим.

Через два часа я впервые встретилась на уроке с классом Инны Власьевны. «Дети как дети, — подумала я, когда они вполне мирно со мной поздоровались. — Обычные шестиклассники, работать можно».

А через пять минут кто-то из них запустил самолётик…

— Вечная игрушка дала сто очков вперёд всяким крутым гаджетам, — делилась я в тот вечер с мамой, разбавляя чай успокоительной смесью боярышника, пустырника и валерианы. — Весь класс на уши встал, там ещё и мальчишек вдвое больше, чем девчонок. Кто-то пытался делать задание, но дальше трёх строчек не продвинулись даже отличницы.

Мама покачала головой, налила чай и себе.

— Точно не хочешь уйти из лицея? В прошлом году же говорила.

Я мотнула головой.

— Пока останусь. Мне много нужно сделать.

А выяснить — и того больше.

25.11.14. Андрей стоял за трибуной, и перед ним лежала открытая книга из стекла или хрусталя — сразу не поймёшь. Если бы не размеры, она вполне могла бы украсить любую полку с сувенирами. На развороте было что-то написано, но разобрала я только одно слово — «победитель».

Не знаю, сколько времени прошло, но Андрей действительно победил в конкурсе! Его награждали в нашем лицее, и по этому случаю весь второй этаж превратили в огромную сцену. Сами организаторы «Евровидения» лопнули бы от зависти.

После выступления официальных лиц, которые все были на одно лицо, на сцену вышел Андрей — в парадном костюме с металлическим отливом. В наступившей тишине Андрей произнёс длинную речь, мельком упомянув, что поздравления пришли с самого Мадагаскара. Интересно, кто у него там живёт…

Я не столько слушала Андрея, сколько любовалась им. Сдержанная жестикуляция аккуратных рук, гордо поднятая голова, искренняя симметричная улыбка — совсем не чета хитрым усмешкам, которые я видела так часто.

Потом как-то вдруг начался праздник — словно сменился кадр фильма. Я ходила между гостями, заглядывая в лица и будто не узнавая. Почему я не успела лично поздравить Андрея? И какого чёрта не могу найти его в толпе?!

Наступили холода, а вместе с ними — время недомоганий, серьёзных и не очень. Коллеги один за другим уходили на больничный или брали отгулы, и дежурства превратились в беготню по замещениям. В одном конце здания, в другом. На втором этаже, на третьем, в актовом зале… Если бы не блокнот с писательскими заметками (компактный, приятный на ощупь, с котами на обложке), я бы и не вспоминала о творчестве. А так синопсис большей части нового романа был написан ещё до начала второй смены.

Вернувшись с четвёртого урока в учительскую, я рухнула на диван. За столом Яна Альбертовна и Зинаида Валерьевна, коллеги из начальной школы, активно обсуждали чью-то успеваемость — судя по тону, совсем неважную. За компьютером Андрей выставлял отметки из журнала в “Дневник.ру». «Надо и мне этим заняться», — мысленно вздохнула я и вынула из сумки планшет. Сидения за компьютером мне и дома хватало, поэтому планшет стал неплохой заменой стационарнику.

Через час все отметки были проставлены. Я устроилась в углу дивана и принялась искать в интернете картинки для коллажа по своему роману. Едва я подобрала ассоциацию с одной из героинь, как в помещение ворвалась новая учительница истории. Раньше мне и в голову не пришло бы сравнение с Беронаил, но подрагивающие губы и красные пятна на лице коллеги вмиг вызвали в памяти образ моей героини-мученицы. Я даже рот раскрыла. В самом деле, как подходит типаж! Невысокая, полноватая, с очень светлой кожей и широкими скулами. И брови так страдальчески сдвинуты — ну вылитая Беронаил!

А потом Любовь Семёновна расплакалась, и меня кольнула совесть. Сравнится ли гибель вымышленного персонажа с давлением повседневных проблем?

— Да класс у меня аховый, — причитала она, пока Зинаида Валерьевна похлопывала её по плечу и сочувствующе улыбалась.

— Так это тот самый, — Яна Альбертовна развела руками, приглашая присутствующих к диалогу.

Я подняла брови. Что это за «тот самый класс», послушать не мешало: в случае замещения кого отправят, как не дежурного…

Яна Альбертовна продолжила:

— Помните Екатерину Михайловну? Высокая такая, на модель похожа, ушла в декрет в прошлом году. Вот эти ученики её специально довели, записали всё на телефон и выложили в интернет. Директор, конечно, приняла меры, скандал замяли, но…

— По собственному желанию сбежала в Литву? — слабо усмехнулся Андрей.

Яна Альбертовна скорчила гримасу и энергично закивала.

— И это пятый класс! А сейчас они в седьмом, переходный возраст…

Я хмыкнула. Так вот кому я обязана нынешним классным руководством!

Любовь Семёновна села рядом со мной. Она почти успокоилась и теперь только всхлипывала. Но журнал дрожал в руках, а глаза, вокруг которых ещё остались разводы от туши, бегали по странице. Я прерывисто вздохнула. Захотелось предложить коллеге горячий чай и укутать её в плед или хотя бы обнять, и это притом что я не всегда могла вспомнить её имя-отчество: настолько неприметно и скромно она держалась.

Спустя пять минут Любовь Семёновна с такой силой захлопнула журнал, что я даже вздрогнула.

— Не могу сосредоточиться, — буркнула она.

«Помочь ей поставить его в ячейку, что ли?» — пронеслось в моей голове. Но меня опередили.

Андрей оказался рядом как раз вовремя, чтобы подхватить уже летящий на пол журнал. Вернув его на место, он обратился к коллеге:

— Любовь Семёновна, вы же у нас практику проходили в прошлом году?

— Да, было дело.

— Я вас запомнил. Вас ещё методист похвалила.

Она кивнула.

— Практика не у всех удачно проходит, а чтобы и на работе сразу всё получалось… ну, я таких не знаю. Мой вам совет: забудьте, что это «тот самый класс», и вспомните практику.

Я наблюдала, как лицо Любови Семёновны пусть робко и постепенно, но преображается, как выражение становится светлым и спокойным. Поблагодарив Андрея, коллега вышла, а я кивнула ему и одобрительно улыбнулась.

— Лен, он ко всем новеньким так относится, — говорила я вечером в телефон, подкидывая в руке Алена. — Михаил Иванович тоже ещё осваивается, так Андрей на днях болтал с ним о машинах, травил водительские анекдоты. К Веронике обратился насчёт Плющихинского жилмассива. Она туда переехала недавно, и он спрашивал, стоит ли брать там квартиру. А Вероника же математик. Последовательно и подробно рассказала о преимуществах и недостатках, привела слова соседей. Видно, что для неё разложить всё по полочкам — как расписать таблицу интегралов. Даже я заслушалась.

— А с Алиной как? Вы общаетесь?

— Да. Андрей к ней не подкатывает, и мне с ней ещё комфортнее.

— Точно не подкатывает? — в голосе подруги засквозила настороженность.

— Говорю же, у Андрея стиль такой. Я наблюдаю за ним. Он для всех найдёт доброе слово, всех подбодрит. Да и Алина бы поделилась со мной, если бы было что рассказывать. Помнишь меня в 22?

— Ааа, — понимающе протянула Лена. — Учёба, мысли о работе и никакой личной жизни?

— Вот-вот. И ближе меня у неё в лицее никого нет, так что…

— Так всё ради этого? Чтобы она доверяла тебе?

Стул, на котором я покачивалась, буквально прирос к полу. Я тронула лицо и запоздало вспомнила что нанесла вечернюю маску. Моё недовольное цоканье Лена поняла по-своему.

— Ты не думай, я не осуждаю, просто пытаюсь вникнуть.

— Ну, мне давно хотелось, чтобы в методобъединении была сверстница, — я встала из-за стола, прошлась по комнате и глянула в зеркало. Повреждения маски были совсем незначительны, и я легко их убрала. — Не беспокойся, Лен, всё хорошо.

На следующий день ближе к концу второй смены в учительскую медленно и торжественно вплыла директор. Оторвав Андрея от документов, она вывела его на середину помещения, под взгляды всех собравшихся.

— Наш Андрей Сергеевич прошёл отборочный тур. Сегодня давал открытый урок перед комиссией. И ведь класс не самый сильный, но урок очень качественный. Молодец!

Гордая улыбка смягчила надменное лицо Тамары Алексеевны, но на неё я посмотрела лишь мельком: мой взгляд приковал Андрей. Он смущался и краснел, принимая поздравления и улыбаясь на похлопывания по плечу.

— Это только урок, нужно ещё много всего сделать, — сдержанно ответил он на горячее рукопожатие Михаила Ивановича.

Я бы тоже так осторожничала — чтобы не спугнуть удачу.

Оставшись с Андреем наедине, я рассказала про стеклянную книгу из моего сна и про слово «победитель».

Он рассмеялся и впервые на моей памяти не сразу нашёлся с ответом.

— Сны отражают наши фантазии, — наконец сказал Андрей банальное и общеизвестное.

А чего я ожидала? Неравнодушная к нему девушка фактически призналась, что видит его во снах. Вряд ли на месте Андрея я сообразила бы что-то получше.

— Будем надеяться, сон окажется вещим, — добавил он, возвращаясь к привычному тону.

— Да, будем!

В любом случае выход в отборочный тур — чем не подарок к 29-летию? Чудесный возраст, когда и жизненный опыт уже есть, и молодость ещё в расцвете.

В первый день зимы у меня выдалось целых два окна. Первое я потратила на обед и проверку тетрадей, а перед вторым как раз кстати освободился мой кабинет. На полпути к нему я столкнулась с Ирой, которая энергично замахала мне.

— Идём чай пить. Что ты одна будешь сидеть…

— Дел выше крыши, — отозвалась я, поднимаясь по лестнице. — В следующий раз.

Дел и впрямь было много. Поздравить Андрея, пролистать ленту в дневнике, проверить соцсети. Обещала же родителям провести с ними вечер и посмотреть какой-нибудь хороший фильм.

Лента на дневниках вовсю пестрела зимними картинками, которые так и манили ответить хотя бы смайлом со снежинкой. Но сначала я написала поздравление Андрею. Долго набирала текст, отчего возникло стойкое ощущение дежа вю. Ответ я получила сразу, и пусть это было всего лишь «Спасибо. Очень приятно!», но энергии мне хватило на весь день.

— Ты сегодня бодрая такая, — заметила мама за ужином, передавая тарелку с печеньем.

— А посмотри, какой красивый снег за окном. Конечно, настроение поднимается, — улыбнулась я и вместо печенья взяла мандаринку.

На этот вечер папа выбрал фильм «Гагарин». Я всегда непроизвольно морщилась при словах «российский кинематограф», но перед космической темой устоять не могла.

— Пап, ты прямо угадал, — подняла я чашку с какао.

А он хитро посмеивался, почёсывая голову.

И никаких упрёков, что я много работаю и совсем отдалилась от семьи. Никаких обид на то, что часто после работы я ещё часа полтора бесцельно пялюсь в монитор. Всё действительно было хорошо.

На неделе я и Андрей едва успевали поздороваться. Он участвовал в конкурсе, а я готовила учеников к итоговой аттестации. Всё, что мы могли позволить себе, — это словно бы случайно прикасаться, стоять близко-близко друг к другу, перехватывать взгляды, улыбаться и оглядываться вслед.

Презент я подарила ему только на дежурстве, улучив момент, когда мы остались одни в учительской.

— С прошедшим, — улыбнулась я, протягивая напарнику ручку, привезённую из дворца Регентенбау, с гербом и в цветовой гамме знаменитого концертного зала.

— О, Бад-Киссинген! — тут же отреагировал Андрей. — Я был там.

— Во дворце?

— Нет, в казино.

Мне сразу вспомнилась переполненная площадь. Дорогие машины, неспешно огибающие памятник королю Максимилиану. Лощёные красавцы и гламурные красавицы в слепящих фотовспышках. И знаменитое казино, вход в которое стоит, как вся экскурсия.

— Что-нибудь выиграли? — прищурилась я.

— Нет, конечно. А вы?

Я замахала рукой.

— Нееет, не заходила дальше фойе. Но мужчина из нашей группы выиграл двадцать евро. Потом всех нас вином угостил.

Тут бы и спросить Андрея, почему мы так и не пересеклись в Баварии, но я не сообразила, а он убежал. Зато две следующие недели проходил с моим подарком — как рыцарь с платочком дамы на руке. Вертел в пальцах, цеплял к карману. А я замечала ярко-оранжевую защёлку на бирюзовой рубашке или светло-сером костюме — и моё сердце совершало кульбит.

Окончания районного этапа конкурса я ждала затаив дыхание, вспоминая картины из сна. Но накануне Рождества встретившаяся мне в коридоре Ира сообщила, что Андрей не прошёл в победители. Умение расписывать всё в ярких красках не подвело Иру и сейчас. Я сразу представила зал, аплодисменты и нетерпение, которое разом накрывает всех перед объявлением результатов.

— На Андрее Сергеевиче вообще лица не было, — прокомментировала Ира.

— Но он же пройдёт дальше?

— Да, имеет право подать заявку на городской тур.

Даже владея суперсилой, я бы не смогла поддержать Андрея в тот день. Во-первых, он воспринял бы это как жалость и ещё больше бы расстроился. Во-вторых, в голову лезли одни банальности про смену белых и чёрных полос, про веру в себя и про то, что одна битва — это ещё не вся война.

В пятницу я и Андрей снова дежурили вместе. От него исходило такое напряжение, что любое напоминание о церемонии или о самом конкурсе было бы лишним. Перед последним уроком Андрей надолго задержался за компьютером, ссутулившись и так очевидно переживая своё поражение, что захотелось сказать: «Эй, парень, это не конец света, у тебя всё впереди». Но я поступила по-другому. Решительно выдохнув, подошла к Андрею и провела пальцами вдоль его позвоночника.

— Согнётесь ещё ниже — получите сколиоз на всю жизнь.

Он выпрямился, будто его током дёрнуло, — и тут прозвенел звонок. Я вышла на перемену, и потом мы ещё долго не пересекались глазами.

Мы столкнулись в фойе, когда рабочий день уже закончился, и вместе вышли из лицея. Андрей почти провожал меня — или, скорее, я провожала его до парковки.

У нас давно появились общие секреты — в основном, по работе. Вот и в тот вечер Андрей, доверяя мне информацию об одной недобросовестной коллеге, добавил:

— Только между нами.

— Между нами, я поняла, — ответила я максимально серьёзно.

И тут тоном «Я-скажу-а-вы-понимайте-как-хотите» Андрей спросил:

— Олеся Владимировна, что вы думаете о сексе?

Внезапная и не связанная с предыдущей темой, эта фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы. И единственным, что я смогла сообразить, было:

— Mein lieber Freund, я не стану обсуждать это с вами.

Андрей посмотрел странно и чуть удивлённо, мне показалось даже — заинтригованно. То ли не ожидал ответа на немецком, то ли не думал, что для меня интимная тема — не из обсуждаемых. Вот на ужине при свечах, в романтической обстановке, под бокал вина — почему бы нет? Но не на улице же, в двух шагах от лицея…

Мы очень быстро попрощались, в руке Андрея звякнули ключи от машины, и «Шкода» в паре шагов от нас отозвалась коротким пиликаньем.

Я отправилась домой, обдумывая вариант за вариантом, как можно было ответить на провокационный вопрос и при этом не показаться дурой. Ну точно же он посчитал меня дурой! Неужели нельзя было сообразить что-то вроде… Вроде чего? Ни одна подходящая мысль не шла мне в голову. Не помогала даже музыка, которая обычно вдохновляла. Теперь она просто звучала, и звучала, и звучала в наушниках. Выключить, что ли? Всё равно не слушаю.

Когда я почти пересекла Рябиновый сквер, музыка неожиданно прервалась. Вынув телефон, я обнаружила, что звонит человек, ещё с мая записанный в контактах как Mein lieber Freund.

Мы обсуждали рабочие вопросы, но потом Андрей будто невзначай поинтересовался, где я живу.

— Да тут, рядом, на Гоголя, десять минут ходьбы.

Вот что мне стоило сказать: «В следующий раз подвезите»? Или что-нибудь в этом роде. Почему знаменитая пословица про гору и Магомета не пришла на ум вовремя?!

Наблюдать за Андреем было проще, а помогать ему — приятнее. Намного комфортнее, чем преодолевать робость и страх.

Последняя суббота в году совпала с методическим днём Андрея, поэтому в лицее он не появился. Зато коллеги только о нём и болтали. Несмотря на неудачные результаты конкурса, а может, и благодаря им Андрей оставался самой обсуждаемой персоной.

На границе смен я, Алина и Надежда Денисовна сидели за столом, проверяя каждая свои тетради. Талант коллег совмещать проверку с разговором был за гранью моего понимания. Я никогда не умела заниматься несколькими делами одновременно — во всяком случае, с одинаково хорошим результатом. Поэтому я просто краем уха слушала и изредка протягивала «Нааадо же», или «Здооорово», или «Да нууу!» Потом мне попалась работа, в которую из-за обилия ошибок пришлось погрузиться надолго, и момент, когда разговор коснулся Андрея, я проворонила. Навострилась только после интригующей фразы Надежды Денисовны.

— Слышали про его невесту? — наверное, именно таким тоном выдаются государственные тайны.

Алина распахнула красивые голубые глаза и замотала головой.

— Нет, не слышала.

— Дело шло к свадьбе, но Андрея Сергеевича подвела нерешительность, а рядом с Нателлой очень вовремя оказался другой молодой мужчина. Он, кстати, раньше в нашем лицее работал, физику вёл.

— Павел Викторович, что ли? — теперь уже я округлила глаза.

— Да, он. Посмелее оказался, и Нателла ушла к нему. А он — к ней, в соседнюю гимназию.

Я прищурилась, вспоминая историю полуторалетней давности. Тогда Павел Викторович Остапов, единственный физик среди наших коллег-мужчин, внезапно засобирался в другую школу.

— Вроде бы там оборудование лучше и зарплата больше.

— Ну-ну, — Надежда Денисовна, хмыкнув, постучала по тетрадям. На пальцах сверкнули кольца и аккуратный маникюр. — Платят так же, у меня там кума работает. И оборудование самое обыкновенное. Конечно, Остапов ушёл за Нателлой. Они женаты, у них уже дочка, а наш один сидит. Потому что женщины любят смелых и решительных.

— Мда, — только и смогла сказать я.

Ни смелым, ни решительным Андрей себя пока не проявлял. Правда, теперь причины стали яснее, хоть я и догадывалась о них раньше.

В тот вечер, поддавшись порыву устроить себе праздник души, я заглянула в кондитерскую неподалёку от дома. Муки выбора были долгими и изощрёнными. Пирожные в сливочной и карамельной глазури, любимые с детства «орешки» со сгущёнкой, имбирные пряники с новогодними узорами… Мастерить такие аппетитные лакомства — это настоящее преступление!

— А что это за «Даниэль»? — спросила я, заметив чёрную коробочку, скромно стоявшую в углу на стыке стеллажей.

— Горький шоколад, ассорти, — румяная улыбчивая продавщица протянула мне коробку.

Набор с «оригинальными добавками с разных континентов мира» и вправду поражал сочетанием вкусов. Был и африканский шоколад, и карибский с морской солью и какао-крупкой, и апельсиново-имбирный из Океании, и с карамелизированными орехами из Центральной Америки.

Но привлекательнее всех оказался южноамериканский шоколад с перцем Чили и лаймом. Уже дома, наслаждаясь вкусом и пробегая взглядом по упаковке, я прочитала: «Эти ингредиенты разбудят огонь для долгих и страстных ночей».

— Хм, надо же!

Какой изящный намёк получится, если выбрать удачное время!

28.12.14. Я и напарник служили Советскому Союзу, который только-только вставал на ноги. Мы давно и успешно избавлялись от диссидентов и прочих вольнодумцев, но в этот раз враги народа загнали нас в угол.

Мы из последних сил бежали к зданию с огромным круглым куполом. Укрыться там, за этими массивными колоннами, а лучше — внутри. «И когда этакую махину успели построить?» — мелькнуло в голове.

Деревянные двери распахнулись перед нами, и мы ворвались внутрь. Андрей бежал чуть впереди и определённо знал дорогу.

— В гримёрку, быстро!

В гримёрку? Ах да, это же театр…

Фойе, ещё одно фойе — всё в люстрах, зеркалах, коврах. И потом — узкие деревянные лестницы, а за ними — служебные помещения.

Первое же оказалось гримёркой. От приглушённого света, обилия цветов и зеркал вдруг стало неловко. А враги уже ломятся в дверь!

— Знаешь, что нам нужно сделать? — выдохнул Андрей.

«Заняться любовью», — молнией ворвалась в мысли догадка. Если мы займёмся любовью, враги исчезнут.

Я посмотрела на Андрея, а он — на меня, но ни один из нас не решился сделать хотя бы шаг навстречу.

В реальности врагов звали Занятость и Отчёты, и они не сдавали своих позиций даже в последние дни года. Листов в никому не нужных стопках хватило бы на целую диссертацию, но и обычные учителя, и завучи были вынуждены сражаться с ними, тратя время понапрасну. У меня, по крайней мере, был Андрей. Когда недоставало энергии и почти закрывались глаза, лучшим лекарством были его прикосновения. В одном из стихотворений я так и написала:

Когда в голове и на сердце туман,

Что я помню? Касание пальцев спокойных.

Наступал год деревянной козы, поэтому к праздничному педсовету актовый зал украсили шарами и гирляндами насыщенных зелёных оттенков.

— Эй, ты кого высматриваешь? — ткнула меня в бок Ирка. Облегающее точёную фигуру платье вызывало в памяти образ Хозяйки Медной Горы, а изумрудные тени лишь усиливали ассоциацию.

— Да так, никого.

Мой взгляд остановился на группе рядом с ближней колонной. Тори, Гретт, Алина, Вероника — все стояли рядом и наперебой болтали. «Претендентки на титул королевы красоты, ей-богу!»

— Ты замечательно выглядишь, не беспокойся.

Я моргнула. Не записалась ли Хозяйка Медной Горы в телепаты?

— Спасибо, Ир! Идём к нашим?

— Ага.

Ощущение праздника возникло стихийно. Оно началось с приветствий и обмена любезностями, с известий, кто как собирается встречать Новый год, с общего облегчённого вздоха, что полугодие — наконец-то! — позади.

А потом зазвенели колокольчики, заиграла узнаваемая музыка — и из толпы величавой поступью вышел Дед Мороз. И никакая борода, никакое огрубление голоса не могли меня обмануть. Я не удержалась: украдкой послала Андрею воздушный поцелуй — но только узнав его особый взгляд, каким он смотрел на меня, когда мы оставались одни.

«Самый прекрасный Дед Мороз на свете», — записала я вечером в дневнике.

В Новый год я вступала с новыми надеждами — воодушевлённая, полная энтузиазма и чувствующая себя непомерно сильной.

Глава пятая. Болезнь

Какой же праздник без поздравлений дорогим сердцу людям? Вот и Андрею я за несколько часов до застолья написала: «Пусть год будет добрым и светлым!» Ответ пришёл сразу: «Вам также успехов и радости в новом году!)) ” И, увидев за восклицательным знаком две скобочки, я расхохоталась тем особенным звонким смехом, который мог вызвать только Андрей.

— Ты что это? — отвлеклась мама от приготовления оливье.

— Да так, это с работы.

Я добавляла последние штрихи в праздничную обстановку: развешивала украшения на дверных ручках, расставляла свечи, сервировала стол. Вспомнила, что не украсила верхушку ёлки, и поспешно водрузила на неё красно-золотую звезду. Только потом я позволила себе устроиться в кресле и перечитать поздравление, представляя, как Андрей произносит его вслух. За простыми скобками я видела его улыбку — ту самую, открытую и добрую.

В первый день 2015 сибирская зима внезапно уступила европейской. Я несколько часов гуляла с родителями по Берёзовой роще, дыша свежим, но не морозным воздухом. Пусть на один день, но можно, можно снять надоевший шарф! И фото в кои-то веки напоминают картинки из интернета, на которых зима такая уютная, тёплая и мягкая.

Вечером я встретилась с Энн и мы прошлись до ближайшего кафе. Есть после новогоднего пиршества не хотелось, поэтому мы заказали по чашке кофе. Пометка «растворимый» в другое время отпугнула бы меня. Но в зале весело перемигивались гирлянды, играла тихая фоновая музыка, а сестра сидела напротив и пристально смотрела на меня в ожидании последних новостей об Андрее.

Приподняв бровь, я показала ей сообщение с улыбочками.

— Интересно! — сестра оценивающе покивала.

— Да! А ведь ещё в сентябре наша переписка была безэмоциональной и сугубо рабочей.

Когда я рассказала Энн о пикантном вопросе Андрея, она тут же выдала:

— После колечка и штампа в паспорте — с радостью.

— Вооот, — протянула я, подняв указательный палец. — Ты сообразила. И с юмором, и с намёком. А я — нет. Может, время уже упущено.

— Ну, я не была бы так уверена. Что ты там насчёт курсов говорила?

— Курсы повышения квалификации, — я нахмурилась. — В двадцатых числах начнутся, а закончатся только в середине марта. И как назло будут по пятницам, так что с Андреем уже не подежурить.

— Зато он успеет по тебе соскучиться. Сложно оценить то, что всегда на виду, а вот лишившись этого, чувствуешь потерю очень остро. Может, как раз после твоих курсов Андрей начнёт действовать.

Слова сестры отпечатались в моей памяти, и я намеревалась в отношении Андрея пока не предпринимать решительных шагов, ни на что ему не намекать и ничего не дарить.

Но жизнь всегда преподносит сюрпризы. Одним из них стало открытие новогодней ярмарки в ТЦ «Галерея».

Я отправилась туда просто побродить между рядами, насладиться атмосферой, поглядеть на товары, привезённые из разных концов Сибири — от мёда и домотканых платков до украшений ручной работы. Один из прилавков так и манил к себе: ожерелья и бусы в две-три-четыре нити, подвески с символикой или узором, медальоны из разных металлов — всё заслуживало внимания. Но мой взгляд упал на круглый медальон с изображением кельтского дракона — и я поняла, что без него не уйду: мой же символ. Само собой, вспомнился Андрей, а внутренний голос зашептал: «Парные медальоны — это так романтично!»

— А у вас есть медальон с быком? — поинтересовалась я, но продавщица со значением ответила:

— Изделия из мельхиора надо интуитивно выбирать. Что вам нравится?

— Дракон, — взгляд снова заскользил по украшениям. — И вон тот Пегас! Ну-ка, покажите.

Через пару минут я возвращалась домой с двумя волшебными животными в сумочке. Пегас — символ вдохновения и целеустремлённости. Чем не подарок Андрею в преддверии городского этапа конкурса?

Новая четверть преподнесла сюрприз совсем иного рода. Встретив в учительской Андрея, я сначала не поняла, в чём дело, и только когда он перелистнул страницу в тетради замещений, обратила внимание на его руку — и сердце сжалось. На пальце, на который я мечтала в будущем надеть обручальное кольцо, уже красовалось другое — тоже золотое, но широкое, с камнем посередине. Может, показалось? Может, палец не тот?

Сглотнув, я проводила Андрея взглядом, посматривая на его руку. Нет, не показалось.

С тех пор кольцо прочно воцарилось на безымянном пальце Андрея, раздражая и выводя меня из себя.

— Я в первый же день его в интернете нашла, — сообщила я Лене по телефону накануне дежурства. — Это всего лишь перстень. Золото и сапфир. Но почему на том самом пальце-то?

— Не знаю, — вздох подруги получился долгим и грустным. — Может, как-то осторожно спросить?

Я повела губами.

— Что-то вроде «Андрей Сергеевич, а не помолвлены ли вы?»? Это уж слишком, мне кажется. С другой стороны, лучше правда, чем иллюзии.

Назавтра работы оказалось намного больше, чем я ожидала, и пришлось надолго «зависнуть» за компьютером, выставляя первые текущие результаты в “Дневник.ру». Временами я покачивала головой. И когда ученики успели нахватать столько отметок? Учёба — это ведь не спринтерский бег, а скорее марафон. Тут важнее правильно распределить время и силы.

— Я бы не стал так низко наклоняться, — услышала я голос Андрея.

Я повернулась. Напарник стоял рядом, глядя обеспокоенно и внимательно. Только тогда я поняла, что вся ссутулилась от напряжения.

Сразу вспомнился декабрь. Это так Андрей решил вернуть мне замечание про сколиоз? Или снова использует стиль «вы-подумайте-а-я-просто-мимо-проходил»?

Я усмехнулась, выпрямляясь, и таки решилась поднять щекотливую тему.

— Знаете, мне очень нравится ваше кольцо, но лучше бы вы надели его на другой палец.

— Что же оно вам так нравится? — со смешком удивился Андрей, а вот вторая часть моей фразы осталась без ответа.

В учительскую вошла директор. Бело-сиреневый платок, завязанный на шее, говорил о хорошем настроении владелицы, и я улыбнулась.

— Так… — Тамара Алексеевна оглядела помещение. — Всё в порядке? Кто дежурит?

— Мы, — ответили я и Андрей в один голос, и такое единодушие заставило директора хохотнуть.

— Ну хорошо, дежурьте, молодцы.

«Потом спрошу про кольцо, а то ещё кто-нибудь зайдёт, — подумала я, отчаянно не желая признаваться себе в трусости. — Сейчас мой интерес покажется нездоровым».

Хотелось просто болтать с Андреем, слышать его голос, видеть привычную жестикуляцию. А самой комфортной и безопасной темой на все времена были, конечно, путешествия.

— В следующем году буду открывать красоты околороссийских мест, — говорил Андрей, поигрывая ключами. — В Монголию съезжу, в Киргизию, может. В Европе сейчас делать нечего. Читали, как валюта взлетела?

— Да уж, конечно, — подтвердила я, откладывая в сторону очередную проверенную тетрадь. — У меня тоже Испания накрывается медным тазом. Хорошо Хэлли.

— Это кто? — Андрей непонимающе сдвинул брови.

— Моя знакомая с дневников. Живёт в Москве, но на майские праздники поедет в Баден-Баден.

Напарник присвистнул.

— Это где ж она столько зарабатывает, чтобы ездить во время кризиса?

— Эээ… — я напрягла память. — Вроде бы у неё что-то связано с текстами и с рекламой. Но мы не по работе общаемся, больше о сетевой жизни и увлечениях.

— Что, богатый любовник? — предложил Андрей внезапное объяснение.

Я подняла бровь и скептически усмехнулась.

— У неё родители есть вообще-то.

Напарник тут же пошёл на попятную.

— Ну, из Москвы действительно легче в Европу съездить.

Вечером я ушла на замещение, а Андрей остался в учительской как администратор. Он уехал раньше, так что в тот день мы больше не увиделись. А я впервые пожалела, что совместное дежурство получилось таким коротким. Как было бы романтично обнаружить Андрея в учительской! «Вы что так поздно?» — спросила бы я. А он подмигнул бы: «Вас дожидаюсь». Но эта фантазия оказалась слишком смелой.

«Ты была бестактна, — корил меня внутренний голос, когда я шла по подъезду домой, считая ступени. — Привязалась к нему с этим кольцом, теперь исправляйся».

После ужина я достала из шкатулки чёрный шнурок и застёжки, приготовила ножницы и принялась за работу. Ручной труд, как всегда, позволил заглушить навязчивые мысли, а осознание, ради чего я всё это делаю, помогло не отвлекаться. Через час оба медальона висели на шнурках с изящными застёжками, аккуратно скреплёнными узелками.

Настал последний день перед курсами, а для Андрея — первый день подготовки к городскому этапу конкурса, поэтому мой визит в кабинет напарника был символическим прощанием.

Андрей сидел за компьютером, подперев голову рукой и прикрыв губы пальцами. Воплощённая сосредоточенность и собранность.

— Вы заняты? — осторожно поинтересовалась я.

— Нет, проходите. Что у вас?

Андрей повернулся ко мне, как раз когда я доставала из сумки Пегаса. Надо же, рука ни за что не зацепилась, и молния поддалась легко, и медальон не выпал. А то с моей неловкостью каких только ситуаций не было…

— Мельхиор, металл мудрости. И Пегас, символ вдохновения, — сказала я, опуская медальон в ладонь Андрея.

— «Пегас туристик»? — попытался пошутить он, но, взглянув на меня, сразу принял серьёзный вид.

— Спасибо. Буду носить, и он принесёт мне удачу, — мягко улыбнулся Андрей. — Жаль, со стеклянной книгой не сложилось.

— Ну… — я пожала плечами. — Я не пророчица. Но вот этот медальон обязательно носите.

«А ты только не блей, как испуганная овечка», — вклинился в разговор внутренний критик.

Уже на пороге я обернулась и спросила:

— Так вы не женитесь?

Андрей коротко хмыкнул.

— Это вопрос или провокация?

— Вопрос, — хохотнула я.

— Нет, не женюсь.

— Не время, да?

— Да уж, сейчас точно не до этого.

А вот моё восприятие времени странно исказилось: я чувствовала, что его и много, и нет совсем.

«И вот уже трещат морозы», — вспомнилась мне строка следующим утром, когда вместо привычных ледяных узоров я обнаружила на оконном стекле чистое серебристое полотно. Сплошное, без каких-либо просветов, создающее ощущение изолированности.

Я поёжилась. Убрала приготовленные с вечера металлические серьги и достала деревянные. От этих хоть уши не заледенеют.

На улице пришлось натянуть шарф до самого носа. И вроде до метро меньше минуты, но в -37 всё, что дальше соседнего подъезда, — уже за тридевять земель.

Перед входом в подземку ко мне подошёл мужичонка в хилой шапке набекрень.

— Девушка, у вас будет десять рублей на проезд?

Я молча положила в его ладонь монету, хотя в погожий день не задумываясь прошла бы мимо. «А кто-то в тёплых стенах греется, — мысленно вздохнула я. — Мне до этого ещё минут двадцать».

Но во дворце творчества «Юниор», вопреки ожиданиям, оказалось трудно согреться. Из конференц-зала, отделанного голубыми панелями и заставленного креслами цвета морской волны, сразу захотелось сбежать — например, в уютный ресторан «Перчини» с его тёплым светом ламп и аппетитными ароматами.

Я постаралась сосредоточиться на словах руководителя курсов, но пальцы всё холодели, а по коже бегали мурашки. Я уныло посматривала на свою блузку с рукавами по локоть и оглядывала сокурсников.

«Хорошо вон тому парню в свитере под горло. Или вот этой девушке в широком палантине с бахромой. Кстати, лицо знакомое…»

Я присмотрелась к девушке. Собранные в пучок тёмные волосы, большие внимательные глаза навыкате, аккуратный вздёрнутый нос, едва заметный на расстоянии шрам над губой. И палантин на плечах. Где же я её видела?

«Точно — на фото! На стене у Алины с неделю назад».

После лекции я подошла к сокурснице.

— Привет! Ты же Дина, подруга Алины Растамановой?

— Да, — улыбнулась она.

— А я её чернильная сестра, меня Олеся зовут.

В зале сразу стало на несколько градусов теплее.

Общение с Диной и сама учебная обстановка снова ненадолго вернули меня в студенчество. Уже после двух пятничных занятий захотелось не возвращаться на работу. Куда интереснее побродить по музею старейшей школы города, рассмотреть тетради выпускников 40-х годов, погулять по ухоженному скверу рядом с «Юниором» и вдоволь пофотографироваться на фоне скульптуры Змея Горыныча и Кощея Бессмертного. А ещё — поболтать с Диной, которая оказалась приятной собеседницей. А что некрасиво шутила про Андрея — ну так кто старое помянет…

Иногда напарник писал мне — правда, исключительно по работе. Я пыталась как-то оживить сообщения и однажды вместо обычного спасибо ответила: «БлагоДарю)». Но Андрей будто не заметил улыбки, и это мне скоро отозвалось: ночью я ворочалась с боку на бок и заснула только под утро.

Новый день не принёс облегчения. Я опоздала и прибежала в лицей под звонок. Поздоровалась с охранником, судорожно расписалась за ключ, продырявив ручкой страницу. Взлетела на второй этаж — а из моих учеников никого.

— Как «ко второму уроку»? — переспросила я в учительской дежурившую Алину.

— Ну так, расписание поменяли и сдвинули твой урок. Кто вчера дежурил?

Алина глянула на график, но ответ я уже знала.

— Леонов, — приятельница насупилась. — У него сегодня метод-день, он не приедет. А чё тебя не предупредил-то?

Действительно. Разве это сложно — написать человеку, чтобы он мог подольше поспать или хотя бы не торопиться на работу?

Я глубоко вздохнула, унимая злость, но язвительный комментарий не сдержала:

— Он у нас занятой, к конкурсу же готовится.

— Это не оправдание, — Алина резко выпрямилась. — Что это за универсальная индульгенция? Он вообще-то не в первый раз так подводит.

— Да?

— Тут вчера Наталья Владиславовна рвала и метала. Он и её не предупредил, а она ведь все его уроки взяла на время конкурса. Можно же быть благодарным. А этот что? Воспринимает всё как должное и говорит: «Мы одна семья, надо помогать друг другу».

Алина так похоже передразнила Андрея, что я против воли рассмеялась. Впрочем, даже если бы в тот день Андрей появился в лицее, мой гнев напоминал бы скорее холодный порыв осеннего ветра, но никак не ураган. Я не обладала ни громовым голосом Натальи Владиславовны, ни резкостью Алины, которая умела защищать свои границы. Что у меня было, так это влюблённость, и она гасила обиду, не позволяя огню разгореться в полную силу.

В следующую субботу до лицея я не бежала, а плелась. И за ключ расписаться забыла. Если бы охранник не окликнул, не вспомнила бы.

В учительском гардеробе я встретила Тори. Она крутилась возле зеркала, поправляя и без того идеально сидевшую блузку.

— Привет, — я насилу улыбнулась. — Вижу, не торопишься.

— Нет, мне ко второму уроку.

Ответ коллеги напомнил неприятное, что уже, казалось бы, отболело, и всё равно я поморщилась.

— Мне к первому, но тааак не хочется, — я с трудом стянула сапог. — Ночь выдалась та ещё. Я просто «залипла» в дневнике почти до утра. Что-то комментировала, что-то просто читала, сейчас уже мало что помню. И спала всего два часа.

— Сочувствую, — искренность в оленьих глазах Тори била через край. — Заходи сегодня к нам с Ритой на большой перемене. Ученики мне на день рождения коробку конфет подарили, вот и откроем.

— Спасибо, родная. Постараюсь зайти.

Конфеты давно перестали быть моей страстью, но компания реальных, а не виртуальных подруг мне бы не помешала. Встречи с Энн и Леной откладывались по меньшей мере до майских праздников — из-за работы и не только. Ведь обе как пить дать будут спрашивать об Андрее, а чем поделиться, кроме неприятного? Расстроить их значило самой впасть в уныние, а самочувствие и так было не ахти.

На уроке, дав ученикам задание, я села работать за компьютером. От занятия не прошло и двадцати минут, как внезапным приливом накатила слабость. Давно у меня так не дрожали руки, давно не «плыла» голова. «Если упаду, все всполошатся, будут бегать вокруг и выхаживать меня. Стыд-то какой!»

Паника атаковала всё яростнее. Я с трудом поднялась и пролепетала задание. Повезло, что не последовало вопросов. Вряд ли я смогла бы объяснить даже разницу между «сгруппировать» и «выписать».

Выражение «ползти по стеночке» появилось не просто так, в этом я убедилась сразу. Чтобы дойти до учительской, потребовалось цепляться за стену и переставлять ноги, как в замедленном действии. Они будто налились свинцом, в голове пульсировало, а мир казался очень далёким.

«Если потеряю сознание, все заметят. Нельзя!» — и я продолжала плестись.

Добравшись до спасительного дивана в учительской, я откинулась на спинку и закрыла глаза, восстанавливая дыхание. Потные руки онемели, и вместо пальцев я ощущала только тяжесть на конце ладоней.

Кто-то спросил, что случилось — кто-то из старших и заботливых. Да, точно: Елена Владимировна.

— Плохо мне. Голова кружится, и слабость во всём теле.

Завуч отреагировала моментально:

— Уроки ещё есть?

— Да, но на втором окно.

Она подошла к тетради замещений, сделала какие-то пометки.

— Сейчас я к твоим Инну Власьевну отправлю, она у себя и свободна. Второй урок посидишь здесь, а потом, если не станет лучше, иди домой.

Я кивнула и слабо улыбнулась.

— Мне бы таблетку, от давления, что ли.

Тут уже рядом оказалась Наталья Владиславовна. Крупная, строгая и авторитетная учительница немецкого, она всегда напоминала мне Нинель Витальевну. А предусмотрительностью и вниманием к деталям — Елену Владимировну.

— От высокого или низкого?

— От низкого, — сказала я наугад.

Вообще-то мне было всё равно — лишь бы выпить хоть что-то: само слово «лекарство» действовало на меня магическим образом.

Я и моргнуть не успела, как в моей руке оказался блистер с белыми таблетками. Открыть получилось со второй попытки, но едва я проглотила лекарство, как почувствовала себя в безопасности.

Присутствие Натальи Владиславовны напомнило об Андрее. «Вот бы он увидел меня сейчас. Позаботился бы обо мне. Перед ним ведь не стыдно показаться слабой».

Мне уже представлялась романтичная картина: Андрей, склонённый надо мной и шутками отвлекающий меня от переживаний.

Но Андрея не было, и обо мне заботились другие люди.

С урока на перемену пришли Тори и Алина. Последняя сразу принялась расспрашивать: «Как это случилось?», «Как ты себя чувствуешь сейчас?», «Где болит?» Я улыбнулась, вспомнив, что её мама и бабушка — педиатры и беспокойство о самочувствии близких у Алины в крови.

— Случилось от плохого сна, наверное, — я постаралась, чтобы голос не дрожал. — Сейчас лучше, голова уже не болит, а просто кружится.

— Ну так спала всего пару часов, — прокомментировала Тори, устраиваясь рядом на диване. — Ты не ложись так поздно, а то предобморочным состоянием не отделаешься.

— Да, надо пообещать себе, — ответила я, косясь на приятельницу.

На втором уроке от головокружения остались лишь слабость и вялость. Даже голову я поворачивала через силу, будто преодолевая сопротивление. Разумеется, ни о каких уроках речи быть не могло. Елена Владимировна быстро расписала замены, и я отправилась домой.

«Какие десять минут? — думалось мне на подходе к дому, когда я переставляла ноги, сходя с лестницы в четыре ступени. Одну ногу, потом вторую, потом ещё несколько секунд постоять. — Дорога полчаса занимает, не меньше».

Маме я сказала, что в лицее выключили свет и всех отправили по домам. Конечно, если бы она взялась проверять, пришлось бы сказать правду. Но домашние слишком привыкли к моей искренности. Вот и хорошо.

Я отправилась в лучшее место на земле — в собственную постель. Заснула легко и проснулась далеко за полдень.

«А ведь сегодняшнее было первым звоночком», — осознала я.

От страха сводило живот. На меня надвигалось понимание того, что я не хотела признавать, и внутренние критики голосили на все лады: «Ты слабая», «Ты не справляешься», «Пора сдаться». Эти мысли не добавляли мне ни энтузиазма, ни веры в себя, поэтому второй звоночек прозвенел намного раньше, чем я ожидала.

Две недели спустя, как раз после своего дня рождения, я обнаружила на лице слишком сильную сыпь.

«Поменьше сладостей, — сказала я себе, критически рассматривая лицо в зеркале. — На празднике целых два куска торта съела, о конфетах вообще молчу».

Но в тот же день у меня поднялась температура. Родители вызвали врача, и она однозначно определила ветрянку.

— Вот это останется у вас на всю жизнь, — указала она на мой лоб и щёку, где розовели обидные вмятины. Откуда же я знала, что эти мерзопакостные прыщи нельзя расчёсывать…

Обижалась я, естественно, на себя. Лицо испортила — сама виновата. Ночами не спала, нервничала и поставила под удар иммунитет — тоже сама. В итоге коллеги загибаются, замещая уроки, — а я сижу дома. Где-то на курсах кипит жизнь — а я сижу дома! И Андрей без меня дежурит — а я…

Конечно, не было ни дня, чтобы я не вспоминала о нём. Однако я не виделась с ним даже во снах. «Ты ведь болеешь, — написала Лена. — Организм сосредоточен на восстановлении сил и энергии». Бросив взгляд в зеркало, я с усмешкой ответила: «Да уж, какая тут романтика, когда приходится ежедневно мазаться зелёнкой и от её цвета уже подташнивает…»

Главными занятиями на две недели больничного стали чтение, просмотр «Игры престолов» и наведение порядка в компьютере. Последнее помогало упорядочить и мысли.

«Сначала полуобморок, потом — ветрянка, — записала я в дневнике накануне визита к врачу. — Пора уходить. Не прямо сейчас, но после выпуска и длительного отдыха — точно».

Из лицейских мне писала Ира. Каждый день она присылала мне какую-нибудь ободряющую или просто смешную картинку, мы коротко переписывались обо всём и ни о чём, и моя благодарность Бобрику была ещё больше оттого, что о работе мы не говорили вообще. Скоро её и так будет выше крыши.

Ну а Андрей… Я видела его разным: нерешительным, скрытным, обаятельным, эгоистичным, зазнавшимся — но точно не дураком. Пора ему было сделать что-то существенное. Например, предложить мне общаться вне работы, ведь в этом нет ничего предосудительного и противоестественного.

9 марта я впервые вышла на улицу после болезни. Всего лишь прогулялась до поликлиники и обратно, однако меня чуть не вывернуло наизнанку, а голова пошла кругом. Сразу вспомнилась злосчастная суббота, но на этот раз я будто попала в кокон из прозрачной и еле ощущаемой, но всё-таки ваты. Тяжело и неохотно организм привыкал к загазованности и дискомфорту большого города.

Когда сидишь в четырёх стенах, мир ограничен пространством квартиры. Стоит дверям снова распахнуться — и это отличный шанс что-то изменить, посмотреть на свою жизнь иначе. Или принять её как есть и погрузиться в прежние дела, будто ничего не случилось. Вопреки собственным ожиданиям, я выбрала второе.

16.03.15. Лицей напоминал главный корпус университета. Я сидела в библиотеке за бумагами и жаловалась самой себе на жизнь. Подошёл Андрей, ласково поинтересовался, что случилось. Я нахмурилась.

— Это вы виноваты. И вообще… — и накрыла его ладонь своей.

Андрей попытался отстраниться со словами «Ну, так-то не надо». Потом сел рядом, и меня прорвало. Я взахлёб перечисляла свои проблемы, повторялась, сбивалась с мысли, и мой ответ, наверное, больше напоминал исповедь отчаявшегося, чем рассказ о делах. А Андрей успокаивал:

— Всё обязательно наладится, вот увидите.

Картинка сменилась. Передо мной стоял двухэтажный дом, сколоченный грубовато, но на славу. Местность вокруг напоминала хрестоматийные пейзажи «деревенских» художников: солнечный день, витая просёлочная дорога, деревья на заднем плане.

Возле дома кучковались мои коллеги. Переговариваясь, они посматривали на дорогу

— Да они давно уже общались, — донеслись до меня слова Натальи Владиславовны. — И так всё было понятно.

А Надежда Денисовна ответила:

— Хорошо, что теперь всё так.

На дороге появилась повозка, запряжённая двумя лошадьми. Она приближалась неспешно, с какой-то торжественностью, и я смогла разглядеть пассажиров. Это были я и Андрей. В петлице пиджака моего спутника белела бутоньерка, а на мне искрилось бусинами свадебное платье.

Глава шестая. Закрывая солнце ладонью

Я вернулась в лицей, и коллеги-русоведы вздохнули с облегчением.

— Хоть смогу с дочерью в театр сходить, — радовалась Елена Владимировна. — А то твои тетради уже стоят поперёк горла.

Инна Власьевна, тряхнув огненной шевелюрой, добавила:

— И со спиногрызами твоими похудеть можно, я вот два кило скинула.

— Нет, вам точно худеть не надо, — засмеялась я. — У вас отличная фигура.

На курсах пришлось догонять программу, в чём мне очень помогла Дина. На 24 марта организаторы назначили большую итоговую конференцию, однако что мне она? Подготовиться — и всё. А вот закрытие городского этапа конкурса «Учитель года» — это и впрямь было интересно и интригующе.

20 марта я узнала от Гретт, что Андрей выиграл конкурс. Захотелось со всех ног бежать в кабинет напарника, закружить этого невероятного человека в танце и припомнить: «Вот и сбылся мой сон про победителя!»

Но разве с Андреем можно напрямую? Намёки были единственным разрешённым приёмом, и следующий я решила сделать пикантнее предыдущих. «Шоколад, который разбудит огонь для долгих и страстных ночей», — хихикнула я про себя, бодро поднимаясь по ступеням любимой кондитерской.

Покупка представлялась делом простым и малым, но обернулась огромным и превратилась в проблему. Даже к следующему вечеру, обойдя полтора десятка магазинов, я обнаружила, что нужного шоколада и в помине нет.

Я нашла его вечером на каком-то московском сайте, но получить могла только по почте. А ведь до следующего дежурства с Андреем оставалось всего десять дней!

«Такое дело, друзья москвичи, — застрочила я в дневнике. — Есть у вас фабрика „Даниэль“, которая производит безумно вкусный шоколад. К нам его завозят только по специальному заказу, и я никак не могу его найти. А нужно, причём срочно. Хочу сделать подарок и прошу у вас помощи».

Откликнулась моя давняя сетевая подруга, которую я знала под ником Лаурин. Купила шоколад, отправила срочной посылкой, и мне оставалось только ждать и радовать себя пересечениями с Андреем. Одержав победу, он сиял, много смеялся и заражал окружающих позитивным настроем.

Несмотря на волнение и дрожащие колени, на конференции я выступила блестяще. Помог то ли образ Андрея, стоявший у меня перед глазами, то ли мельхиоровый дракон, надетый по случаю. А может, я просто собралась и страх публичных выступлений на время отошёл в тень.

На финальный педсовет четверти я надела чуть более откровенную блузку, чем позволяла себе обычно, — разумеется, ради единственного человека. Но не думала, что мне так повезёт и он сядет аккурат впереди меня.

— Слышал, конференция прошла успешно, — обернулся Андрей, и от его взгляда на вырез моей блузки у меня сбилось дыхание.

— Да, более чем.

Он посмотрел мне в глаза, и я ответила ему так же многозначительно, приподняв бровь. Двадцать минут спустя Андрею снова понадобилось ко мне обратиться, а ещё через десять минут — поговорить подольше. Я посмеивалась про себя, стараясь скрыть улыбку: темы ведь были важнее некуда — конец четверти, отметки, новое расписание, необходимость обновить “Дневник.ру». Но взгляд Андрея то и дело опускался на уровень моей груди, а я невинно моргала, из последних сил сдерживая вопрос: «Вы точно хотите говорить о работе?»

«Не перегнула ли я палку?» — спросила я вечером у Лены, на что подруга ответила чередой подмигивающих смайлов и коротким «Не волнуйся».

Следующая, последняя четверть такого динамичного и насыщенного рабочего года началась для меня с дежурства. Вожделенная коробка с шоколадом была у меня уже первого апреля, и второго я, абсолютно счастливая и гордая, переступила порог кабинета Андрея.

— Закройте глаза, — улыбнулась я с хитрецой и прищуром.

Андрей слегка поморщился.

— Олеся Владимировна, я этого не люблю. Не могу себе позволить личного на работе.

Всё моё существо закричало: «Чтооо? А всё, что ты говорил и как себя вёл, — это обычные деловые отношения и ничего личного???»

Ступора я избежала, только крепче ухватившись за ручку двери. Скорчила гримасу и ответила:

— Я же не насиловать вас пришла, а всего лишь попросила закрыть глаза.

— Ну, компрометировать-то меня не надо. Так чего вы хотели?

«Для начала — чтобы ты не портил такой чудесный день», — подумалось мне, но, спасая то, что ещё не было испорчено, подарила шоколад. И обратила внимание Андрея на ленточки, перевязывавшие коробку.

Я выбирала их накануне. «Мужчине или женщине?» — поинтересовалась продавщица. Получив ответ, она разложила передо мной с десяток ленточек — однотонных, со строгими узорами, потемнее, посветлее…

— Синее и серебро, — сказала я Андрею уже без улыбки. — Вам очень идут эти цвета.

Зато он разулыбался во весь рот.

— Спасибо. Ну и машина вон, — он кивнул в окно на свою серебристую «Шкоду». Повертел в руке коробку, и его глаза загорелись.

— О, изготовлено 18 марта, в день награждения! Интересно совпало. Кстати, ваш медальон помог.

— Я рада, — но улыбаться по-прежнему не хотелось.

Мы ещё поговорили о конкурсе, Андрей рассказал, что у него была сильная соперница.

— Но мои связи оказались крепче, — подытожил он.

Ну да, конечно, ведь его тётя работает в правительстве. Два с половиной года назад это обстоятельство вызывало у меня скептическую усмешку. Теперь относиться к крепким связям Андрея стало проще.

В тот же день я написала Лаурин. Человек, так выручивший меня с подарком, имел право знать всю ситуацию. Ответ я читала долго и внимательно.

«Если ты готова ждать — жди. Но мой тебе совет: не замыкай свою жизнь на этом ожидании. Работай в своё удовольствие, твори, встречайся с друзьями, знакомься с новыми людьми».

Мигом вспомнилась фраза «Большое видится на расстоянии». А ведь правда… Так что советом Лаурин грех было не воспользоваться.

«Немного успокоюсь и не позволю Андрею сбивать меня с толку», — сказала я себе перед сном.

Я творила — много всего, от вдохновляющих мотиваторов с любимыми героями до клипов-кроссоверов, которые всегда так хорошо мне удавались. С подругами у меня тоже вполне получалось общаться. На то она и настоящая дружба, чтобы в единственный свободный день написать: «Давай увидимся!»

4 мая я смогла вот так сходу встретиться с Энн и Леной. Сестра с нетерпением ждала приезда своего Артура из Салехарда и взахлёб рассказывала о нём и его жизни. Даже показала короткое студийное видео, в котором её возлюбленный исполнял под гитару знаменитую «Звезду по имени Солнце».

— У него очень глубокий и хорошо поставленный голос, — оценила я. — А давно он занимается музыкой?

— С девятнадцати, почти семь лет.

Лена, рассматривая фото Артура, заметила:

— Симпатичный, с него бы портреты писать. Такая… северная, холодная красота. И эти блондинистые волосы… Ань, у тебя отличный вкус.

Сестра покивала. От кофе или от волнения, но она разрумянилась, и на лице отчётливо проступили веснушки.

— Кстати, Олеся, — Энн вмиг стала серьёзнее. — Насчёт выбора. Я вкратце рассказала Артуру о твоей ситуации. Он попросил передать тебе: ты не думаешь, что Андрей просто флиртует? Сто процентов мужчин предпочтут флирт на работе, и Андрею незачем сообщать тебе, что у него кто-то есть.

— Ну, — я опустила глаза на столешницу, — как-то слишком мрачно.

Энн примирительно подняла руки.

— Я всего лишь передаю слова Артура. Он ещё сказал: может, тебе стоит обратить внимание на других парней? Сходить на пару-тройку свиданий…

Ложка, которую я держала, совершила несколько полных кругов, мягко стуча по стенкам чашки. Раз, два, три. Я смотрела на сахаринки, растворяющиеся в кофе. Вот так и моя надежда таяла с каждым днём.

Но даже от самой идеи «обратить внимание на других парней» меня передёргивало, а всплывающие в интернете рекламные объявления сайтов знакомств вызывали презрительное «Пффф». Что же насчёт свиданий… Они были, пусть и не в том виде, в каком я ожидала.

06.05.15. Корпоратив в огромном замке, в зале наподобие общего в Хогвартсе, — что может быть необычнее? Длинные столы, музыка, смех отовсюду, жизнерадостные лица коллег… Я и Андрей сидели рядом. Внезапно он позвал меня, и я увидела на его ладони два перстня в чёрно-красной гамме. Когда я потянулась к тому, что лежал ближе — с крестом вместо камня, — Андрей улыбнулся:

— Это для меня.

Я надела кольцо ему на палец — безымянный, как и полагалось. А на моём пальце спустя пару секунд заискрился перстень с огромным красным камнем.

— Это особые кольца, а это, — Андрей вынул из кармана светло-серую карточку с золотым тиснением, — приглашение на свидание.

Он робко протянул мне карточку. «Руки дрожат не меньше, чем у меня», — отметила я мысленно.

Потом я долго блуждала по коридорам замка, ступала по красным дорожкам, проходила мимо статуй, стоявших вдоль стен, заглядывала в огромные дубовые двери — и никак не могла найти платье, приготовленное для свидания.

Спустя долгое время, когда мы с Андреем уже были парой, я встречала его из деловой поездки в Петербург. Стояла в подъезде и с улыбкой смотрела, как он поднимается по ступеням, приближаясь с каждым шагом. В голове мелькали образы: вот Андрей помогает мне по дому, вот мы и мои родители стоим на балконе и о чём-то разговариваем, вот идём в магазин… Мы жили обычной, но такой счастливой жизнью.

Великой Победе исполнялось 70 лет, и учителя истории организовали в лицее день реконструкции событий 8 мая 1945.

Торжественность праздника я почувствовала, едва переступив порог лицея. В холле мне встретились Ира и Алина, обе — в красных пионерских галстуках.

— Хороший мой человечек, — протянула Бобрик, обнимая меня. — Выглядишь просто супер! Наряд прямо в стиле 40-х!

Я со смехом обернулась вокруг своей оси, и юбка-солнце взметнулась терракотовым всполохом. Кто бы мог подумать, что для давней неудачной покупки однажды наступит звёздный час.

В учительской мне в глаза бросилось насыщенное расписание. Тут были и уроки Мужества для всех классов, и открытый микрофон на переменах, где каждый мог спеть тематическую песню или прочитать стихи о войне. На третьем этаже открыли спортивную площадку «Курс молодого бойца». Конечно, ею руководил Михаил Иванович, уже два года возглавлявший военно-патриотический клуб. А к 11:00 обещали подогнать автомобиль военных лет.

— Как вы это организовали? — поинтересовалась я у сидевшей за столом Надежды Денисовны.

Коллега промокнула платком вспотевший лоб.

— Это всё Михаил Иванович. Дельный человек.

— Смотрю, даже речь Левитана будет. И запуск шаров!

— Побывайте в нашем музее, там много всего с войной связано. А вы сегодня ещё и одеты так тематически, от вас глаз не оторвать.

— Спасииибо, — довольно протянула я.

Вошёл Андрей, поздоровался со мной и — ни слова о моём наряде, будто я каждый день в таком прихожу.

— Олеся Владимировна, у вас на втором уроке пятый класс, вы идёте в музей.

— Да, мы только что с Надеждой Денисовной говорили.

Я ожидала, что после такого прохладного приветствия настроение полетит вниз, но его спас визит в музей. Там действительно было на что посмотреть: и военная форма, и патефон, и настоящая каска 40-х. Мой внутренний историк визжал от восторга и хлопал в ладоши.

— А эту флягу лицею подарил один из учеников, — вещала позади Любовь Семёновна, которой с нового полугодия отдали руководство музеем. — По семейной легенде, его прадедушка убил ею фашиста.

«А Любовь Семёновна похорошела, — отметила я. — Покрасилась, держится увереннее. Всё-таки некоторым дополнительная нагрузка идёт на пользу».

На открытом микрофоне почти без перерыва звучали стихи и песни, а под «Синий платочек» пара старшеклассников, будто сошедшая со старой фотокарточки, танцевала вальс.

Андрей стоял неподалёку, и по одному его виду можно было понять: он дежурит. Сосредоточенный взгляд блуждал по головам, задерживаясь на лестничных пролётах. После месяцев совместных дежурств я могла прочитать мысли Андрея как свои. Людей много, ступени в самый неподходящий момент становятся чертовски узкими. И весь этот антураж в коридоре! Стенд с поделками и буклетами, ширмы с коллажами, знамя Победы на стене. Всё такое хрупкое, и за всем надо уследить.

Но нельзя же весь день провести как на иголках! Улыбнувшись, я подошла к Андрею и только хотела поделиться впечатлениями от визита в музей, как напарник скрестил руки на груди и слегка отодвинулся.

— Эммм… Отличный день, да?

— Да, только работы много. Вся эта суматоха…

— И это ещё машину не пригнали. Вы пойдёте?

— Куда?

— Автомобиль смотреть.

— Скорее всего, из окна сфотографирую.

Я сделала ещё одну попытку приблизиться, но Андрей твёрдо решил держать дистанцию. А мне хотелось закричать: «Почему бы просто не побеседовать как коллеги? Или у тебя такая паранойя, что нас и видеть вместе не должны?»

Но переживать было некогда. Вскоре за воротами лицея раздался долгий сигнал — и на территорию медленно, будто красуясь, заехала машина. За рулём сидел представительный водитель в военной форме.

Это путешествие во времени собрало во дворе учеников всех возрастов, поэтому я и мои приятельницы смогли сфотографироваться рядом с машиной только через полчаса. А я всё посматривала наверх, в окно учительской. Но нет, знакомой чёрной шевелюры не было видно.

Я улыбалась — на общих снимках с запуска шаров, на селфи с Алиной и даже на случайном фото, сделанным моей ученицей. К концу второй смены от улыбки сводило зубы, и, когда с делами было покончено, я взяла из поредевшей стопки «Комсомольскую правду» от 10 мая 1945 и забралась с ней на диван. То, что человек, к которому я всерьёз прикипела, демонстративно отстранялся, не останавливало течения времени.

В День Победы погода выдалась по-настоящему весенняя. Она вдохновляла и звала гулять — и не только по случаю праздника. Ещё стоя утром на балконе и глядя на всё прибывающую толпу в парке, я подумала: «В путешествие охота!» Да, долгие прогулки в парках и по городским улицам, когда что ни день, то новые впечатления… И так же легко я поняла, куда и с кем хочу поехать.

Выйдя в сеть, я написала Гретт: «У меня к тебе два предложения: прогуляться сегодня и съездить летом в Петербург».

Она позвонила через несколько минут, а час спустя мы встретились в Берёзовой роще.

— Думаю, Петербург — это отличная идея, — заулыбалась Гретт, и в её каре-зелёных глазах заплясали весёлые искорки.