Бесплатный фрагмент - Ложкаревка-Интернейшнл и ее обитатели

Глава 1. «Велкам ту Раша!»

«Дамы и господа! Через 15 минут наш самолет совершит посадку в аэропорту „Домодедово“ города Москва. Просьба пристегнуть ремни…» — Стюардесса была, как всегда, вежлива и предупредительна. Салон пришел в легкое движение, отовсюду послышались приглушенные голоса.

Стюардесса повторила текст по-английски: «Ледиз энд джентльмен…». Словно по ее команде лайнер вынырнул из клубящихся облаков и плавно пошел на снижение.

В специальном багажном отделении тоже началось волнение: звери, которых везли в российские зоопарки, торопливо защелкали в тесноте клеток креплениями ремней. Зебра в полумраке принялась озабоченно пересчитывать черные и белые полоски, огромный питон начал расправлять занемевшее во время полета тело, а взъерошенная макака заверещала:

— Кто-взял-мо-е-зер-каль-це? Сто-и-ло-на-ми-ну-ту-от-вер-нуть-ся-и-его-уже-нет! А мне оно…

Тут макака наткнулась на зеркальце и намертво вцепилась в него дрожащими лапками.

Долговязый эму засунул за щеку леденец.

— Меня отвратительно подташнивает, — ответил он на немой вопрос кенгуру, сидящего в соседней клетке. - Оказывается, я ненавижу летать.

— Ты же, кажется, птица, — сдержанно отозвался кенгуру.

— Страусы не летают, у них рулевых перьев нет…- вздохнул эму и безнадежно махнул крылом. - А! Теперь все равно. Отлеталась, птичка.

— Зато ты, должно быть, потрясающе поешь. У тебя та-а-акой бас, — попытался подбодрить кенгуру.

— И голос-то у меня не как у всех страусов, и рыжий я… Редкий экземпляр, можно сказать. Это меня и сгубило, — покачал головою эму.

— Послушайте, кто-нибудь разобрал, сколько там градусов, за бортом? - проснулся упитанный коала. - Там, случайно, не зима?

Из дальней клетки ему ответил чей-то тоненький голосок:

— Мне сказали по секрету: в России очень холодная погода…-

А помолчав, добавил: — И вообще, я не могу с этим смириться!

Шасси самолета гулко ударились о посадочную полосу. Звери в клетках мягко подпрыгнули от толчка и крепче вцепились в прутья. Пассажиры в салоне захлопали в ладоши, а в багажном отделении воцарилась напряженная тишина.

Кенгуру вновь повернулся к страусу и протянул между прутьев лапу.

— Будем знакомы. Я — Кенг. Большой Рыжий Кенг из Австралии.

— А я — Эму. Просто Эму. Тоже из Австралии, — пожал ногой лапу Кенга страус.

В это время за дверью послышалась возня, и стало окончательно ясно: путешествие подходит к концу.

— Нужно держаться вместе. Мы же земляки, — торопливо зашептал Кенг. - Ты не теряй из виду меня, а я тебя.

— Ребята, я с вами, — зевнул коала. - Я тоже земляк.

Дверь багажного отделения распахнулась, и в проем ударил ослепительный солнечный свет.

Трое служителей зоопарка в синих комбинезонах принялись за разгрузку, а один из них весело прокричал:

— Ну что, фауна, велкам ту Раша! - и дернул клетку Кенга к выходу.

Вскоре клетки выкатили на летное поле, и звери все как один облегченно вздохнули. Оказалось, в России тоже припекает солнце, есть лето, и растет зеленая трава. Служители ходили в бейсболках, а тот парень, который назвал их «фауной», и вовсе был в акубре — фетровой шляпе австралийских фермеров.

— Это Россия? Это точно Россия? - заволновался все тот же тоненький голос из дальней клетки. При солнечном свете оказалось: голос принадлежит птичке колибри, которую сразу и разглядеть-то трудно. - А мне говорили по секрету…

Колибри не успела закончить фразу. Ее клетку подхватили крепкие рабочие руки, и она оказалась на большой тележке, где уже находились питон и макака. Служитель покатил тележку к зданию аэропорта и растворился в деловой суете.

Возле клетки коалы, все еще стоявшей неподалеку от самолета, вдруг началась суматоха.

— Серега, быстро Иваныча сюда! У коалы вроде солнечный удар!

Эму и Кенг вытянули шеи, пытаясь рассмотреть, что же там такое происходит. Служитель быстро открыл клетку с коалой, а Серега, тот, что в акубре, с топотом пробежал мимо.

Третий служитель вбежал по трапу в салон самолета за аптечкой, и трап отозвался на беготню металлическим грохотом.

— А? Что? — вмиг проснулся коала.

— Что-что! — вскинулся Кенг. — Беги! Твоя клетка открыта. Ты свободен!

— Правда? — заморгал маленькими глазками коала. — А, конечно… Я сейчас… Я скоренько…

Коала широко зевнул, уронил голову на грудь и, вновь засыпая, медленно сполз спиной по прутьям открытой настежь клетки.

— Да что это он! Сумчатый! Ко-а-ла! Проснись! — наперебой закричали Кенг и Эму. Страус захлопал крыльями, а Кенг яростно затопал ногами. Но все было напрасно. Жаркое солнце разморило коалу, и он безнадежно уснул.

— Песок! Мне срочно нужен песок! — завопил Эму и с размаху хлопнулся головой об пол, чтобы не видеть этого… этого…в общем, Эму так и не смог подобрать слово пообиднее. Ему даже шевелиться сейчас не хотелось.

— Страус тоже того, что ли? — услышал Эму голос озадаченного служителя. Эму замер. Замок на его клетке щелкнул, дверь распахнулась.

Тогда и Кенг, недолго думая, с нарочитым грохотом повергся во весь рост на пол, словно его внезапно разбил паралич.

Слушая звук распахнувшейся двери, он пытался унять колотящееся сердце: крепко зажмурился и задержал дыхание.

— Иваныч! - окончательно перепугался служитель, ощупав неподвижного кенгуру. - Где Иваныч? А где Серега? Его только за смертью посылать!

И, высоко вскидывая ноги, он помчался по летному полю за куда-то запропастившейся подмогой.

Эму с трудом приподнял голову:

— Поднимите мне веки…

Кенг одним махом оказался на траве.

— Бежим!

Они разогнались через летное поле в сторону леса. Внезапно Кенг остановился, а затем поскакал обратно.

Он юркнул к клетке с коалой, схватил его за шкирку и семимильными прыжками нагнал Эму.

Вдалеке замаячила шляпа Сереги.

Кенг и Эму прибавили скорость.

Для удобства Кенг перебросил толстого коалу себе на спину и теперь мчался, не разбирая дороги.

— Ой! Ой! Ой! — задребезжал, стукаясь о спину Кенга коала. От толчков он, наконец, проснулся и никак не мог сообразить, что происходит. Он увидел бегущего рядом страуса и удивленно осведомился:

— Земляки, это вы, что ли?

Вообще-то сильно удивиться он не успел, потому что Кенг размахнулся и перебросил его через ограждение летного поля. Коала с визгом полетел в кусты.

Через пару мгновений Кенг и Эму шлепнулись рядом.

Коала перевернулся с боку на бок.

— Я что-то не понял. Мы что, сбежали? — И, почесав затылок, добавил:

— Какие мы быстрые и отчаянные ребята!

Он собирался сказать что-то еще, но в мгновение ока вновь оказался на спине Кенга, продиравшегося сквозь кусты шиповника. Справа раздавался треск веток, которые задевал Эму, слева взвилась перепуганная птица, позади слышались крики погони, а где-то впереди призывно свистнул невидимый поезд, и зашипели тормоза.

Звери бежали напролом, не разбирая дороги. Они очутились на оживленном шоссе и бросились наперерез потоку машин. Автомобили завизжали колесами, завиляли по асфальту, а австралийцы, перелетая через капоты, зигзагами помчались к лесу.

Серега с Иванычем не отставали. За ними, спотыкаясь, бежал третий.

— Умеют же люди развлекаться! — высунулся из фуры водитель. — Новый вид спорта, что ли?

Владелец другой машины резко затормозил, торопливо достал мобильный телефон, чтобы записать увиденное, но странной компании уже и след простыл.

Тем временем звери миновали узкую лесную полосу и выбежали прямо на перрон. Только что подошла электричка, и в суете посадки люди не обратили внимания, как в последний вагон запрыгнули какие-то взъерошенные звери.

К счастью австралийцев, тамбур был пуст.

Зато по перрону во весь опор мчались Серега с Иванычем.

— Ну же, ну! Поехали! — заорал Эму куда-то в потолок.

Серега подскочил к двери и занес было ногу, но тут дверь пневматически пфыкнула и захлопнулась. Поезд тронулся.

Не веря своим глазам, парень побежал по перрону — нос к носу через стекло с беглецами. Электричка уверенно набрала ход, и Серегина шляпа быстро исчезла из виду.

— Нет, все-таки мы очень шустрые ребята, — заключил висящий мешком за спиной у Кенга коала.

Глава 2. «Сами мы не местные»

Кенг украдкой заглянул в вагон.

Кто-то из пассажиров дремал, кто-то сосредоточенно отгадывал сканворды. Две старушки радостно сплетничали об общих знакомых. Никому ни до кого не было дела.

Кенг на четвереньках заполз под ближайшую скамью и протиснул перед собой коалу. Рядом запыхтел Эму.

— Сухарики-кошмарики! Карто-о-шка! — заученно прокричал по проходу коробейник и тут же спохватился. — Ой! А картошки нет… Кошмарики! Суха-арики!

— Эх, где мой родной эвкалипт? — с тоскою вздохнул коала. - Есть уже хочется. Кошма-арики…

Эму молча сглотнул слюну.

— Давай о чем-нибудь другом поговорим, — прошептал Кенг коале. - Тебя, например, как зовут?

— Ленивец.

— Как? Ленивец? И всё?

— Вообще-то, я сумчатый медведь, а ленивцы — это совсем другой вид. Но раз мы ленивые, нас часто дразнят ленивцами. Вот и маме лень было мне отдельное имя придумывать. Так что я — Ленивец. У нас всех в семье одинаково зовут. Только слишком длинно произносится. Пока скажешь «ленивец», уснуть можно.

— Так «коала» вроде короче.

— Короче-то короче, да переводится — «не пить». Что это за имя такое? Не поймешь, то ли зовут тебя молоко пить, то ли это самое молоко пить запрещают.

Эму снова громко сглотнул.

Кенг состроил кислую мину:

— Э, мы же договорились: о еде ни слова.

Лени спохватился:

— А, ну да…ну да… В общем, мама нас всех до единого ленивцами зовет.

Эму присоединился к разговору:

— А как же вас различают? Если позвать кого-то из вас или попросить о чем-нибудь — должно быть, все бегут?

— Хэх! Если мама говорит, что пришло время поесть, то, конечно, все тут как тут и…

Коала осекся и виновато посмотрел на Кенга:

— А больше нас никто ни о чем и не просит.

Эму на время задумался:

— А давай мы будем звать тебя Лени. Нравится тебе такое имя, а?

Коала Лени не ответил.

— По-моему, неплохо, — поддержал Кенг, но ответа так и не последовало. — Тебе что, не нравится?

Лени вновь не отозвался. Причина была на удивление проста.

Коала спал и сладко причмокивал. Вероятно, во сне он видел себя на вершине эвкалипта, среди изобилия вкусных сочных листьев. И он их ел, ел, ел, а они всё не кончались и не кончались.

Кенг переглянулся с Эму. Они хорошо поняли друг друга. Поняли, что, конечно же, пусть лучше Лени спит, чем не спит. Они не могли объяснить, почему так, но точно знали: будет лучше для всех, если Лени спит.

Страус и кенгуру забились глубже под скамью и вскоре тоже задремали. Кто-то случайно задел лапу Кенга, и он во сне ответил пинком. Сквозь сон Кенг слышал, как двое на скамейке над ним стали кричать друг на друга, спорить, кто из них первый кого пнул, и кто кому наступил на ногу. Сонный Кенг только уши плотнее прижал, чтобы крики не мешали. Рядом с его головой ткнулся в трясущийся пол электрички большой клюв спящего Эму…

…Когда Кенг и Эму открыли глаза, за окном электрички уже стемнело. Вагон был совершенно пуст, и только на дальней скамье дремал припозднившийся пассажир. У него под боком стоял портфель, из которого с одной стороны торчал батон белого хлеба, а с другой — пучок лука вперемешку с укропом.

— Эй, сумчатый, просыпайся, — толкнул Эму в бок коалу.

Тот заворочался и свернулся калачиком.

— Лени, обедать! — нашелся Кенг.

Лени тут же открыл круглые спросонья глаза и не сразу понял, где он и что с ним. Но, обведя взглядом вагон, он вдруг увидел портфель с хлебом и зеленью, и к нему моментально вернулась память.

— Земляки, до безобразия есть хочется. Я больше не выдержу, — застонал Лени, глядя на подрагивающий укроп.

Кенг вздохнул, выполз из-под скамьи и подкрался к пассажиру сзади. Он осторожно положил лапу на плечо мужчины и чуть-чуть потряс. Пассажир сонно заозирался по сторонам.

Из-за его плеча кто-то вежливо произнес с сильным акцентом:

— Сами ми не мэстные…

Пассажир дернулся, оглянулся и увидел над собой огромную морду кенгуру.

«Прибредится же такое!» — подумал пассажир и тряхнул головой. Но кенгуру никуда не исчез, а даже наоборот: зверь сел на скамью напротив и заинтересованно посмотрел на пожитки.

Пассажир мертвой хваткой вцепился в любимый портфель, вскочил и галопом помчался по вагону к ближайшему выходу.

Но там лежал Лени, глядя на пассажира неприлично жадными глазами. А над Лени, загородив проход и вытягивая вперед шею, возвышался Эму.

— Сами ми не мэстные, коворим! - пробасил страус, старательно выговаривая слова.

Из живота Лени отчетливо донеслось голодное, хищное урчание.

— А-а-а-а!!! — завопил пассажир.

Он бросился через весь вагон к другому выходу и, нелепо запутавшись в дверях, вскоре исчез в длинном составе электрички.

Лени поднял несколько вывалившихся из портфеля былинок укропа:

— И на том ба-альшая спасиба-а.

На ближайшем полустанке беглецы вышли из вагона. На перроне, кроме них, не было ни души. Электричка, нехотя свистнув, растворилась в темноте ночи.

В центре перрона висела табличка, и на ней белыми буквами по синему полю было выведено: «Ложкаревка». Слева светились огни самой деревни Ложкаревки, где насчитывалось всего три домишки.

— Bullamakanka, — промолвил Эму, что на австралийском сленге означает «Тмутаракань».

— Налево пойдем — хвосты потеряем, прямо по шпалам пойдем — тоже потеряем. Направо, в лес — может, и потеряем, а может, и нет, — вслух прикидывал Кенг.

Они еще раз бросили взгляд на Ложкаревку и направились в чащу, подальше от людских глаз, выбрав для себя из трех зол меньшее.

Зеленая поросль за ними быстро сомкнулась, добавив лесу обычного ночного шороха. Где-то под кустом недовольно фыркнул потревоженный ежик, да с коротким треском отвалилась сухая ветка.

Глава 3. «Май нэйм из…»

На рассвете просыпающийся лес стал наполняться ясными сочными звуками. Плеснула в речке блестящая рыбина, устроили перекличку птицы, низкими нотами прогудел шмель. Послышалось, как неподалеку в деревне распевается после сна петух.

На травянистом берегу речки сидела птица Галка и побултыхивала опущенными в воду лапами. На голове у Галки тугим узлом была завязана бандана. В крыльях Галка держала подсолнух и с удовольствием лузгала семечки.

Сзади к ней подкрался бобренок. Жесткие волоски на его голове при любой погоде стояли дыбом. Но бобренок называл это «бобриком», прической такой, потому и имя у него было соответствующее — Бобрик.

Не успела Галка оглянуться, как Бобрик столкнул ее в воду.

— Ты опять за свое! — заверещала Галка, стоя по колено в воде и вылавливая подсолнух. Она собралась уж было высказать бобренку все, что о нем думает, но тут из кустов появилась огромная голова незнакомой косули. Неожиданно голова взмыла вверх, и перед Галкиным взором вырос кто-то большой и рыжий.

— Ы-ы-ы-ы-ы…- втянула голову в плечи Галка. Подсолнух снова выпал из ее крыльев и мягко закачался на воде. Рядом шлепнулся в воду бобренок и исчез под подсолнечной шляпой.

— Кто это? — осведомился он из-под шляпы.

— Н-не з-знаю…- пролепетала Галка. - Эт-то н-не кос-суля.

Тот, который Большой и Рыжий, одним прыжком оказался у воды. Он положил лапу себе на грудь и произнес:

— May name is Keng.

— Чего он сказал? - пробулькал из воды Бобрик.

— М-м-м, кажется, он г-г-говорит, что его зовут Кенг, — выдавила из себя Галка.

— Он нас не сожрет? — осторожно выглянул бобренок и тут же вновь исчез под шляпой, потому что Кенг навис над ним и Галкой всей тушей.

Великан протянул Галке лапу для пожатия.

— Май нэйм из Кенг, — повторил Большой и Рыжий. Он подчеркнуто растянул зубастый рот в широчайшей улыбке.

— Да-да, к-конечно, — закивала Галка и с опаской протянула свое крыло.

Кенг очень аккуратно пожал его.

Ничего страшного не случилось, и Галка, поправив съехавшую набок бандану, ткнула себя в грудь и представилась:

— А я Галка. Гал-ка.

— О! — с силою закивал Кенг, показывая, что все понял.

— А это Бобрик. Он бобренок! — приподняла Галка плавающий подсолнух и выудила из воды своего друга.

— Здрасьте! — встряхнул мокрой головой бобренок и протянул ладошку лодочкой.

Кенг указал в сторону кустов и произнес:

— Эму энд Лени.

Из кустов вышел страус, на его спине покачивался коала.

— Сколько их здесь? — испуганно заозирался Бобрик и снова потянул на себя шляпу подсолнуха.

Галка дернула подсолнух к себе и протянула лакомство странным зверям в знак гостеприимства:

— Угощайтесь, господа монстрюки.

Уже через полчаса новые знакомые болтали без умолку. Они в буквальном смысле нашли общий язык и понимали друг друга запросто.

Австралийцы рассказали, что они из Квинсленда, что Кенг — это кенгуру, а не монстр какой-то, что коала в Австралии живут на эвкалиптах, а Эму — родственник казуара, птица такая. И ноги у него самые быстробегающие.

— Какая же ты птица, если не летаешь? — удивилась Галка.

— Летаю, но только во сне, — сконфузился Эму.

— Это ты еще растешь.

— Да куда ему еще расти! - запрокинул голову бобренок.

— А вообще-то бабманины куры тоже птицами себя считают, но что-то я не видела, чтобы они летали. Так, иногда, вниз с насеста. Умора, — поразмыслила Галка.

— Да он у нас не любит летать! Ему от полета дурно, — азартно подхватил тему Кенг. - Вот мы вчера на самолете летели, так Эму…

Тут Эму одарил Кенга таким многозначительным взглядом, что тот вмиг осекся. Кому понравится, если о тебе неприятные вещи рассказывают, да еще дамам в банданах.

Бобренок не в счет. Он в это время у коалы величину защечных мешков изучал. С разрешения Лени бобренок засунул туда шляпку подсолнуха и, отойдя на несколько шагов, как художник от картины, смотрел, заметен ли подсолнух со стороны или не заметен. Нет, не заметен, потому что моментально исчез в желудке Лени. Более-менее сытый коала начал клевать носом.

— Ого! На самолете?! - всплеснула крыльями Галка. - А как же вы здесь оказались? У нас здесь самолеты не садятся. Аэродромы все в городе.

И тут австралийцы вспомнили, что они в бегах и что надо бы соблюдать кое-какую осторожность. Ведь их уже наверняка ищут. И Серега в шляпе-акубре рыскает по перронам и под перронами, по вагонам и под вагонами.

На спор: уже и фотографии на всех столбах развешаны, с надписью «Их разыскивает полиция». И там, конечно, указаны особые приметы.

Как же без них? Непременно указаны. Особых примет у всех троих было хоть отбавляй. Одно утешало: если не проболтаться, то их в этой «булламаканке» еще не скоро отыщут. Густой лес с речкой — надежное укрытие.

Кенг загнанно огляделся по сторонам:

— Мы…э-э-э… — и вдруг выпалил: — Спортсмены! Прыжки в воду! Сюда приехали тренироваться… А это наш тренер, — почему-то указал Кенг на коалу. И добавил для убедительности: — Вода в вашей речке для наших прыжков самая подходящая.

— Вот здорово! — подскочил к Кенгу Бобрик. — Вода у нас и впрямь подходящая. Теплая! Особенно во время летнего дождика. А еще после дождика грибы вырастают! Да много как! Да все во-о-от такие! — развел бобренок лапами как завзятый рыбак, который про улов рассказывает. — Шляпы у наших грибов, как… как… если два крыла Эму вместе сложить!

— Ой-ой! Хватит врать-то, — одернула его Галка.

Бобрика задело, что ему не верят, он забегал по поляне, возмущенно жестикулируя:

— Да я! Да я никогда не вру! Да баба Маня одним таким грибом всю Ложкаревку накормила! Нажарила и накормила!

— Да нашей Ложкаревки: баб Маня, дед Лексей и дед Авоська! — не уступала Галка.

— А ты попробуй Авоську накормить! — не унимался Бобрик. — Он же за семерых ест!

При словах «еда» и «накормить» размеренно клевавший носом Лени встрепенулся и на редкость проворно перебрался поближе к спорившим. Разговор интересовал его все больше и больше.

— А ты, Галка, со мной никогда не соглашаешься! - топнул Бобрик.

— Не отклоняйся, — встрял Лени.

— Чего? — не понял бобренок.

— От темы, говорю, не отклоняйся, — облизнулся Лени. - Гриб. Где? Тот, который большой.

Бобрик растерянно заморгал. Если честно, он точно не знал, сколько баба Маня жарила грибов, чтобы угостить соседей — Лексея и Авоську. Пять, а может, десять штук. А может, и все сто. И такого гриба со шляпой, как сложенные вместе два крыла Эму, если совсем честно, он не встречал. Только он не врал, а фантазировал. В Австралии — эвкалипты до неба, а у нас… а у нас… а у нас грибы как зонтики! Но Галка взяла и все испортила.

Теперь спор зашел слишком далеко, и Бобрик мог на весь лес прослыть главным вралем.

Бобренок сгреб пятерней свой бобрик на голове и лихорадочно подергал его вперед-назад. Так ему всегда лучше думалось в затруднительных ситуациях.

— Разве коала грибы едят? — потянул время Бобрик.

— Коалы едят только листья эвкалиптов да еще молоко выпить могут. - Сна у Лени как не бывало. Он увлекся: — Но здесь ведь не растут эвкалипты, да? Я пока не видел. Так и отощать недолго. Я намерен экспериментировать с пищей. И хочу начать с этого огромного гриба.

Бобрик неопределенно махнул лапой вглубь леса, и вся компания двинулась в «указанном направлении» смотреть на грибы небывалых размеров.

Они битый час бродили среди кустов и деревьев, то и дело натыкаясь на срезанные ножки маленьких грибов, но огромный гриб все не попадался. Бобрик уже пожалел, что ляпнул про «два крыла Эму». А Галка то и дело поворачивалась к бобренку и подтрунивала:

— Ну, и куда дальше? Ну, и где твой гриб?

Еще через полчаса Бобрик был готов признать поражение, когда Лени, покачиваясь на горбушке у Кенга, вдруг сказал:

— Земляки, а Боб не соврал… Вон он!

— Я тоже вижу его! — всмотревшись, сказал Кенг.

На поляне среди невысокой травы красовалась желтая грибная шляпа действительно небывалой величины. Вот это да!

Шляпа слегка покачивалась. Конечно же, она должна была покачиваться, при таких-то размерах.

— Вперед! - скомандовал Лени, пришпоривая кенгуру.

В один прыжок Кенг преодолел поляну и наклонился над грибом. Потрогать эту желтую шляпу потянулся и Лени.

Неожиданно шляпа гриба заколыхалась, заворочалась, а сам гриб стал стремительно расти в высоту. От подобного сюрприза Лени отдернул лапу, а Кенг по-дурацки выпятил губы. Подоспевший Эму заглянул через плечо Кенга и уперся взглядом в лицо, появившееся под шляпой.

— Свят, свят, свят, — сказало «лицо под шляпой». «Оно» попятилось, и, конечно же, вместе со шляпой.

— Это на-а-ш гриб! - завизжал коала и дернул шляпу к себе.

Без шляпы гриб оказался бабой Маней, собиравшей поутру настоящие грибы в плетеную корзинку. А шляпа, надетая на голову, была вовсе не грибной, а соломенной и даже украшенной небольшим букетиком из искусственных вишен.

Да и крупное, пышное тело бабы Мани никак не походило на ножку гриба.

— О-о-ой! О-е-еой! - испугалась вначале баба Маня. Но потом собрала волю в кулак, взмахнула полной грибов корзинкой и съездила ею по физиономии Кенга!

У Кенга искры из глаз посыпались.

— И-эх! — выдохнул кенгуру.

Он попятился и впечатал сидевшего на нем Лени спиной в березу. Коала крякнул под многопудовой тяжестью Кенга и выронил соломенную шляпу.

Опешивший Эму остался один на один с «ожившим грибом». Все произошло так быстро, что голова страуса отказалась соображать. Не успел Эму и глазом моргнуть, как удар той же корзиной отправил его в нокаут! Страус кувыркнулся в траву, высоко задрав длинные «быстробегающие» ноги.

А вот мозг бабы Мани как раз думать не отказался. Он скомандовал ей: «Беги!» — и баба Маня, бросив корзинку, помчалась, как молодая олениха, вон из лесу, в родную Ложкаревку. Ее воображение лихорадочно рисовало погоню. Позади чудилось горячее дыхание, отчего становилось крайне не по себе.

— Баб Мань! Баб Ма-ань! Посто-ой! - прокричала Галка.

Куда там… Баб Мани и след простыл.

Галка отряхнула помятую шляпу и нахлобучила на голову Бобрика:

— Получите ваш гриб размером с два крыла Эму!

Скрывшийся под шляпой бобренок хотел придумать достойный ответ, но пострадавшие зашевелились, и нужно было помочь им поскорее прийти в себя. Галка побежала к Эму, а Бобрик, надвинув до бровей шляпу, направился к Кенгу с Лени.

Кенг шевельнул ушами, открыл глаза и попытался подняться.

Но первое, что он увидел, была двигающаяся к нему желтая шляпа!

— Еще один…- прошептал Кенг одними губами. - Гри-и-и-и-иб…

Коала не успел даже голову поднять, а Кенг снова рухнул на него в обмороке. Тучный Лени и в лучшие времена никогда бы не увернулся от всяких падающих кенгуру, а тут и подавно. Он только еще раз крякнул под широкой спиной Кенга.

А еще через полчаса, приведенные в чувство австралийские гости ни за что не соглашались на уговоры Галки сопровождать их с бобренком в деревню: нужно было вернуть бабе Мане корзинку с грибами.

Шляпу решено было оставить Лени, потому как вдруг оказалось, что она сплетена не из соломы, а из длинных эвкалиптовых листьев.

Вывалянный в земле коала потребовал компенсации в виде этой шляпы за перенесенные страдания. И теперь, вновь сидя верхом на Кенге и пережевывая листья, он размышлял: «Как все относительно. Когда я сижу на Кенге, мне замечательно. Когда Кенг сидит на мне, что-то в этом мире резко меняется…"

Глава 4. «Авоськина разведка»

Дед Авоська снял войлочные боты, натянул красно-синие кроссовки, подровнял ножницами бороду и отправился к бабе Мане свататься. Сватался он каждые два-три месяца, а потому не очень волновался — дело-то было привычное. Даже живший у Авоськи пес Тарас, видя приготовления, всегда позевывал.

Подойдя к дому бабы Мани, Авоська толкнул калитку и увидел, что ее подпирает полная корзинка грибов.

Прихватив корзинку, дед прытко поднялся на крыльцо.

Баба Маня нынче была какой-то рассеянной и слушала в пол-уха. Она думала о чем-то своем, а иногда странно озиралась по сторонам.

— Остались мы с тобой в Ложкаревке вдвоем, — затянул старую песню дед Авоська. - Да еще Лексей. Но тот стар, а я на год младше его, так что давай замуж за меня. Авось, сладится.

Авось да авось. Именно за эту присказку дед и получил когда-то свое прозвище, и никто уже не помнил его настоящего имени. Да и дед Авоська к прозвищу привык, и оно его вполне устраивало. Бабу Маню такое прозвище тоже не смущало, но замуж за Авоську она все равно не торопилась.

А сегодня тем более. Она покосилась на корзинку с грибами.

— Авоська, ты бы сходил в лес, глянул, чего это там такое у нас завелось, — И баба Маня доверительно поведала Авоське про утреннюю встречу на поляне. - Там один у них на плюшевого мишку похож. Он шляпу мою схватил, ту, которую ты мне в прошлое сватовство подарил. Дернуло меня ее надеть. Ведь всю жизнь в платке ситцевом хожу. Жалко шляпу, пропала теперь, — вздохнула баба Маня и в конце добавила: — А вдруг нечистая сила? Иначе как бы корзинка сама очутилась у калитки? Нет, больше в лес ни ногой.

Дед Авоська пообещал все выяснить в кратчайший срок.

Вернувшись домой, он сбросил кроссовки, влез в резиновые сапоги и, взлохматив бороду, отправился к деду Лексею.

Вскоре не было в деревне из трех домов ни одного, где еще не знали бы о встрече бабы Мани со странными существами.

Весть о них облетела и лесные окрестности.

— А какие они из себя? — наперебой спрашивали у бобренка зайцы. - Они зайцев не едят? Они не хищники?

— Да ладно вам, они травоядные, — снисходительно отвечал Бобрик. - У них с этим строго. Спортсменская диета.

— То-то я смотрю, весь куст над моей норой обглодан! - всплеснула лапами старая ежиха. - Я еще подумала, мол, следов от Муниных копыт не видно, а листьев нет, как нет. Я уж было решила, корова надо мной подшутить вздумала. А оно — вон что!

На следующий день добрая половина обитателей чащи собралась на опушке, чтобы устроить в честь гостей футбольный товарищеский матч. В лесу уже знали: к ним приехали спортсмены из страны Оz, по-другому Австралии, — и всех охватил спортивный азарт, в котором чувствовался привкус незнакомого экзотического фрукта.

По краям опушки стояли по два вкопанных столба, обозначающих ворота. Сетки на воротах отродясь не было, зато был потрепанный черно-белый футбольный мяч — гордость местных зверей.

Лени решил быть запасным. Он уселся на пенек среди белок, зайцев и ежей, украдкой бросавших на него взгляды. Их разбирало любопытство.

А когда коала в ожидании матча немного вздремнул, косой заяц даже потрогал его смешной сплющенный нос. Потревоженный Лени заворочался во сне и попытался засунуть зайца себе под голову вместо подушки.

Заяц из соображений дипломатии не стал затевать сыр-бор, хотя после короткого, но активного сопротивления предпочел отодвинуться. Так, на всякий случай.

Галке была поручена роль судьи. И вот она взгромоздилась на ель, дала свисток, и матч начался.

— Нападающий Эму! нападающий Кенг! Центральный полузащитник Бобрик, защитники лисенок и заяц, правый инсайдер, левый инсайдер, счет 0:0! Первый удар над воротами, положение вне игры, одиннадцатиметровая отметка, передача мяча в одно касание! — Галка едва успевала, и судить, и комментировать матч одновременно.

Лучше нее в лесу никто не умел делать внушение игроку, назначать пенальти и при этом не забывать восклицать:

— Какая комбинация! Какой удар!

Галка выполняла свои обязанности с таким пылом, что с еловых лап дождем сыпались иголки — ель, выбранная для судейства, катастрофически лысела. Галке всегда ставили ее обращение с деревьями на вид, но каждый раз все повторялось. А других арбитра и комментатора, кроме Галки, звери не могли себе представить, тем более только у нее во всем лесу была такая бандана.