Бесплатный фрагмент - Ловушка. Плутониевый рассказ

Никакие Боги, никакие злые Духи и силы Природы не создают человечеству таких проблем на пути, какие оно создает себе своими руками.

Люди делают это самоотверженно, настойчиво,

и целеустремленно на протяжении многих веков.

Информация

Информация, касающаяся работы радиохимического комбината,

собрана из открытых источников и переработана автором.

Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми, живыми или мертвыми, случайны.

Редактор: Вера Петрова

ГЛАВА 1. ЗАВОД «ЛУЧ» — МИША

Ручьевск. За 8 месяцев до настоящих событий.

Место, в котором работал Миша, было необычное. Необычное и небезопасное. «Завод №27» входил в состав химкомбината «Луч». Комбинат находился в секретном месте — городе Ручьевске. К названию города, в то время это было хорошим тоном, приписывали цифру «70», для безопасности, разумеется.

Добывали тут очень редкий материал, даже название его поначалу боялись произносить вслух. «Продукт» или «изделие» — так называли здесь плутоний, который был начинкой первой советской атомной бомбы.

На этом заводе все было под номерами: «изделие 17», «изделие 24», «изделие 36». К примеру, номер «17», это обыкновенная перекись водорода. Уран — «А2». Секретность! Шпионов боялись так, что от многих приборов даже документации не существовало. Ее уничтожали сразу после изготовления прибора. А как монтировать? А как запускать? А как чинить? Вот так и жили. Так и работали. Как на фронте — кругом вышки и колючая проволока. Берегли атомные секреты. Проверяли всех на входе и выходе.

Миша уже больше года работал в лаборатории контрольно-измерительных приборов (КИП). Сначала был учеником, но вот уже три месяца, как получил разряд. Пока еще второй, тем не менее зарплата сразу стала больше, и к самостоятельной работе допустили. Так же вручили Мише кассету с кусочком фотопленки. Каждый месяц эту пленку проявляли и, по степени ее почернения, определяли дозу полученного радиоактивного облучения. Многие работники оставляли свои кассеты с пленкой в ящиках столов. За повышенную дозу с работы снимали и лишали премии. Таких нарушителей называли «сигналисты». Впрочем, умники, которые хотели остаться «чистенькими» в отчетах, частенько попадались, проходя через арку дозиметрического контроля на заводской проходной, и потом они мылись в душе до изнеможения по два-три часа.

Казалось бы, в таком серьезном месте все ходят строем, одеваются в военную форму и расписываются в руководящих документах каждую минуту. Но нет! Люди всегда остаются людьми — несмотря на тяжелую работу, на опасные условия труда и большую ответственность, у них на все находится время — и на шутки, и на смех. Работники завода играли в футбол, занимались парусным спортом и ходили на занятия в театральный кружок. Приезжала молодежь после институтов, молодые специалисты влюблялись, женились и создавали семьи.

Миша был расстроен. Маша, его платоническая мечта, уезжала в дом отдыха. Девушка работала в химическом цехе и приболела — сильно исхудала, время от времени заходилась сухим кашлем. Думали, туберкулез, а оказалось — какая-то неизвестная болезнь. И такие случаи уже бывали, целых два, и оба закончились трагически. Лаборантку решили отправить в профильный санаторий под Ленинград. Муж ее, Александр Журакин, был сыном какого-то большого начальника в Министерстве среднего машиностроения. Молодой супруг немного нервничал и проявлял максимум усилий, чтобы к лечению жены отнеслись серьезно.

Юный ремонтник, узнав, что девушка не так давно вышла замуж, сильно расстроился. Вздыхал тихонько. Но что поделаешь? Маша была обычной лаборанткой, а потом вдруг стала женой инженера-электрика. А тот неожиданно превратился в начальника объекта «химводоочистки». Миша не раз сталкивался с девушкой на проходной, но никогда не замечал ее. А однажды вдруг «увидел». Осторожно разглядывал ее, пока ел свой обед. И вдруг стал про эту Машу думать, причем постоянно. Вот и сегодня, находясь на работе, пребывал в состоянии легкой отрешенности. Сделал с утра обход, все работало исправно. Манометр один, впрочем, заменил. В лаборатории вдруг вспомнили про прибор, который позавчера снял Паша Пыльников, известный лоботряс. Он просил проверить двигатель, хотя мог бы и сам это сделать. Но все знали, что он халтурщик и иногда подолгу спит на дежурстве. Миша попросил разрешения починить прибор у Михаила Ивановича — мастера участка, тот, само собой, обрадовался: «Вот он какой! Этот работник новый! Только пришел, только разряд получил, а уже такой добросовестный!»

Молодой «киповец» разобрал прибор, вытащил оттуда двигатель, а сам же «расходомер» поставил на стеллаж. Под стекло парень засунул бумажку, нацарапав на ней: «Ремонт». В устройстве сломался двигатель, который несколько лет исправно протягивал бумажную ленту с делениями. А на ленте этой розовыми чернилами отображался расход воды, идущей на охлаждение какого-то важного устройства.

Миша сидел за столом, покрытым виниловой клеенкой. Он осторожно ткнул кисточкой в круглую металлическую коробочку с вытянутым горлышком, в которой был бензин. Колпачок — крышка лежал рядом на столе. Парень достал кисточку, посмотрел на нее — бензина было достаточно. Рядом на столе лежал «РД-09» — двигатель из прибора. Редуктор у него заклинило до такой степени, что провернуть его даже пассатижами было невозможно.

Рабочий порылся в одном из ящиков. Достал оттуда желтую банку от сапожного крема с почти стертой надписью «Гуталин». Аккуратно откручивая винтики, стал складывать их в баночку — чтобы не потерять. Парень открыл крышку двигателя и осторожно заглянул внутрь. Грязь, состоящая из черной металлической пыли и загустевшей смазки, превратилась в густую клейкую массу. Это сделало вращение шестеренок редуктора совершенно невозможным. Сзади раздались шаги. Миша обернулся. Михаил Иванович, долго с кем-то говоривший по местной линии, быстрым шагом вышел из кабинета и подошел к парню.

— Миша, ну ты чего? Тут вонять собрался? Иди! Иди давай! В мастерскую!

— А я думал, что там, где курят — нельзя бензином мыть.

Женщины работали учетчицами, вели документацию по приборам.

— Да, конечно-конечно. Не подумал, Михаил Иванович!

— Ты там только не задохнись! Там диафрагму с газораспределительного пункта вчера притащили. Как будто своих «киповцев» на ТЭЦ нет, ей-богу! Принцессы, черт бы их побрал! Смешно! Одно радует, хоть «чистая». Ну как, «одорантом» пахнет так, что никто там теперь курить не желает. Под словом «чистая» он имел в виду радиоактивность.

Миша взял баночку с бензином, железный чемоданчик с инструментом, мотор и баночку с болтиками. Кисточку и банку сунул в карман робы. Не спеша отправился в мастерскую.

Пихнув ногой дверь, обитую дерматином, прошел по коридору несколько шагов. Свернул направо и, исхитрившись — мешали занятые руки, дернул нужную ручку. Запах «Одоранта», попросту того, чем пахнет газ, ударил ему в нос. В курилке было еще и сильно накурено — дышать было совершенно нечем.

Парень сморщился и зашел внутрь. Он поставил на грязный, но все же подметенный верстак, баночку и положил рядом двигатель. В тисках был зажат обруч диаметром сантиметров сорок. Он состоял из двух больших колец, к которым были приварены измерительные трубки. Между кольцами зажат плоский диск с отверстием и с острым срезом — «диафрагма». Все это было покрыто густой вязкой массой. Собственно, это и был источник ужасающего запаха. В углу курилки, поблескивая очками, перемотанными синей изолентой на переносице, сидел грустный, сухощавый мужчина — Саня Зварукин. Народ называл его просто — Шурик. Печальный человек являлся отцом троих детей. Народ шутил: «Ему радиация на пользу идет!» В ту пору ни рабочие, ни инженеры, ни руководство понятия не имели о последствиях радиоактивного облучения. Точнее, только-только начали эти последствия осознавать. А Зварукин выходил и в смену, и в день, при этом бесстрашно залезал во всякие «опасные» места. Работал без устали — денег в семье постоянно не хватало.

Над ним подшучивали, притом довольно зло. То спящему очки заклеят и крикнут: «пожар!», то ногу в тиски закрутят, так как измученный семейной жизнью папаша любил спать на верстаке. Помешать чай ложечкой из сплава Розе ему тоже доводилось. От кипятка ложечка плавилась и стекала на дно чашки. Это была любимая шутка «киповцев», хотя назвать их вредными или злыми нельзя. Шутку эту проделывали только с «молодыми», да и то не со всеми. Но уж больно «притягательным» персонажем был их коллега. При этом был Зварукин человек безобидный и всем все прощал. А точнее, и не замечал вовсе шуток этих. Душа-человек, одним словом. Правда, очень уж выпить любил.

Саня сверкнул очками в толстой оправе, одна дужка которых была сделана из проволоки.

— Привет, ученик! Или ты уже?

— Да, уже давно сдал экзамен! Привет, второй разряд! Дышать нечем!

— А я как раз в день вышел! Ничего, сейчас принюхаешься. Я уже давно покурил два раза, можешь лить свой бензин. Ты бы не мыл двигатель-то. Вот Паша его снял, пусть и чинит сам.

Миша положил кусок ветоши на верстак, поставил баночку рядом и стал щеткой, макая ее в бензин, мыть шестеренки, держа их над ветошью. Саня смотрел с улыбкой на бывшего ученика.

— Ты их так не отмоешь, надо поснимать, бросай их в бензин!

— Да, я боюсь собрать не так.

— Не бойся, я их сто раз разбирал, их три штуки всего, снимай!

— Ладно.

Миша бросил шестеренки в баночку и стал, опустив руки в бензин, тщательно тереть их кисточкой.

— Чего теперь делать?

— Вот смотри, как собирать надо — одну сюда. На нее эту шестеренку. Вот сюда одну втулку, вот сюда другую. Теперь закрывай крышку и скручивай моторчик.

Миша аккуратно соединил половинки двигателя и закрутил винтики.

В коридоре раздались шаги и ритмичное позвякивание железок, сопровождаемые веселыми голосами. Дверь в мастерскую открылась, зашли двое незнакомых рабочих. Один из них, тот, что помоложе, покрутил головой и спросил негромко: «Я тут у вас мегомметр не оставлял?» Махнул рукой и, громыхнув чемоданчиком с инструментом, удалился. Второй рабочий, немолодой уже мужчина с сединой, прошел в мастерскую уверенным шагом. В руках он держал толстые диэлектрические перчатки, из нагрудного кармана робы торчала отвертка — индикатор напряжения.

— Привет, товарищи коллеги! Шура, а вот и я! — После этих слов он неожиданно по-дружески, радостно махнул Мише рукой.

— А это наш новый сотрудник Мишка. То есть Михаил, — добавил Шурик. — Мой дублер. Он у нас прямо молодчина!

— Да, я уже знаю, ребята говорили, — улыбнулся электрик, положив на верстак рукавицы. — Рад знакомству!

— Это самый умный электрик — Николай, — сообщил наставник Мише.

— Да, Николай. Можно просто Коля, — он подошел к Мише и протянул ему руку. — А что касается ума, так я совсем обычный. Давно работаю, просто.

— Я Миша Леснов. — Ответил дублер. Встал с табуретки и пожал шершавую тяжелую ладонь.

— Ну как так происходит-то, а? Непонятно мне это. Я про Журакина. Приехал сюда после залета какого-то, был простой инженер, и вот, раз! Теперь он начальник объекта! — Сказал угрюмо Шурик и снял очки. Он стал протирать тряпочкой изрядно поцарапанные стекла, предварительно облокотившись пятой точкой на край верстака.

— Много разных случаев происходит с людьми, Шура. И ничего удивительного нет в том, что с Журакиным раньше нехорошая история случилась. А теперь что-то произошло, и он снова стал начальником! — Весело сказал Николай, прикуривая папиросу.

— Не понимаю я этого, — ответил Шура.

— Я по молодости на деревообделочном комбинате работал — на «ДКО». Наш завод тогда еще только строиться начал. Там много всего из дерева делалось. Все работало прямо на улице, и пилорама, и все остальное, и сразу цех строился. У комбината стены росли, и у завода нашего. — Сообщил электрик.

— Давно это было? — Шурик приладил очки на нос и спрятал тряпочку в карман.

— Давно, ой давно! Так вот, о чем это я? — Николай вернулся от окна к двери и выдвинул из угла мастерской большой ящик с запчастями, который все называли коротко и емко — «ЗИП». Потом сел на него, прислонившись спиной к стене.

— Так вот, был у нас тогда начальник — Моисей Михайлович Рин. Он года три тогда всего проработал. А случилось вот что: в Америке родственник у него богатый умер и оставил ему наследство. А он от наследства этого отказался — в пользу государства. Но не дали ему работать в таком месте, раз у него родня в Америке! Так и уехал в Свердловск. Даже непонятно, как он допуск получил на работу у нас?

— Вот ни хрена себе! — Шурик радостно заерзал по краю стола и опустил руки на верстак. Наверное, представил у себя за спиной сундук с «американским наследством». — Так чего же он туда не уехал-то?

— Опомнись, Шурочка! Из наших мест можно только в одну сторону уехать, — усмехнулся электрик. — Так что это ему еще повезло! Молодец, ума хватило быстро сознательность проявить. Хотя, ну а как же иначе?

Николай вдруг хлопнул себя рукой по коленке и с улыбкой произнес: «Шура, я с тобой как утром газировки из сатуратора нашего выпил, так ты меня тут же и заболтал. А я ведь к тебе тогда по делу шел. Как и говорил — все получилось! Стеклышки твои готовы! Только пришлось теперь на пятый этаж тащиться».

Наставник нервно усмехнулся и спросил: «А ничего не будет? Для глаз они не вредные, эти штуки?»

— Успокойся, Шура! — Уверенно ответил Николай. — Так действует «гамма-излучение». Кристаллическая решетка у стекла сдвинулась, они и потемнели. По солнышку походишь, стекла со временем опять станут светлыми! А излучения от стекла не будет, не волнуйся. И прибор дозиметрический ничего не показывает.

— Мне очки для рыбалки нужны. А долго они будут темными? — Немного бестолково спросил Шурик.

— Года два-три, наверное. — Николай достал из нагрудного кармана робы тряпочку, развернул ее и аккуратно достал два коричневых стеклышка от очков. — Вот держи, друг, улучшай свои очки! Дуй на рыбалку, сиди себе на солнышке!

— Ой, спасибо, я уж и не надеялся. Как хорошо! — Шура радостно встряхнул плечами, как будто собирался, размахнувшись, забросить крючок с грузилом в воду. Он взял стеклышки, внимательно их осмотрел и бережно завернул в тряпочку, каждое в свой уголок. Потом спрятал подарок в нагрудный карман и повернулся к товарищу. — У меня же так глаза на солнце устают, сил нет! Чего взамен хочешь, Коля?

— Мне совсем нетрудно это было сделать, Шура! Муж моей сестры как раз этими исследованиями занимается. Где-то там! — Дружелюбный электрик неопределенно махнул рукой. — Мы же тут все одна семья! Давай не будем тут устраивать — ты мне, я тебе! Мы же советские люди! Мир чистогана — он где-то там, далеко-далеко, и это хорошо. Не дай бог, если мы узнаем, что это такое. Вот для этого мы тут и сидим, денно и нощно. Защищаем завоевания пролетариата. Ты же понимаешь, для чего тут все так быстро появилось под руководством Лавра Петровича? Как он говорил иногда: «Времени нет! Дядя Сэм не спит!» Правда, теперь его объявили врагом народа и расстреляли, вроде уже. Так и не пойму, за дело или под горячую руку попал?

— Про это никто не знает, — уверенно сказа Шура.

— Это да. Дела секретные. — Негромко добавил Николай. — Если мне надо будет чего-нибудь, я обращусь. Ладно, пойду к себе. Мне там тоже надо дежурить. Обход пора делать!

— Не пропадай, друг. Заходи! — Шура улыбнулся.

— Пока, братья по разуму! — Николай поднялся, осторожно задвинул ящик в угол и взял со стола свои рукавицы. Шурик предупредительно отодвинулся в сторону, и Николай, аккуратно прикрыв за собой дверь, удалился.

— Ой, Шура, а расскажи, как это? — Миша нетерпеливо заерзал на табурете. — Я про стекла, и откуда у тебя такой друг?

— Да я и сам не знаю про стекла. Оставляют их на ночь. Вроде, в горячей камере, что ли! Стекла манипулятором загружают и прикладывают к источнику «гамма-излучения» какого-то. Вроде, их в банку кладут, что ли? Или во что-то заворачивают? А потом вынимают, отмывают и проверяют приборчиком. И вот тебе, пожалуйста, красота! — Он достал стеклышко из тряпочки и посмотрел через него в окно. — Ну так здорово!

Шура протянул стекло Мише. Тот боязливо взял его в руки и повертел. Потом приложил к глазу и посмотрел сквозь него на улицу.

— Да, красиво! Оттенок такой, коричневый, и света гораздо меньше.

— Друг этот взялся от электриков. Шибко умный он какой-то. Даже не верится, что в молодости на плотника учился. А сам, как научный сотрудник! Наверное, от родственника — инженера набрался. — Шура улыбнулся и посмотрел на Мишу. Наставник у молодого рабочего был на редкость добрым человеком. Хотя поначалу производил впечатление жутковатое. Дежурный «киповец» уселся на верстак. Разминая в руке папиросу, сидел и поблескивал очками, распространяя вокруг специфический аромат, состоящий из смеси запахов не очень свежей робы, переработанного портвейна и табачного дыма. Впрочем, доминировал в мастерской запах газового «Одоранта».

Миша задумчиво смотрел в окно. В голове крутились грустные мысли: «Как же так устроен мир? Стоит увидеть девушку и, поняв, как она важна для тебя, узнать, что она только-только вышла замуж. Что она, возможно, смертельно больна, и ты никак не можешь ей помочь».

Глава 2. Лучшие друзья

Балашово. Настоящее время (май 1957г.)

Володя любил поспать. Но в последнее время он каждое утро совершает подвиг — отправляется бегать по лесу. Время позволяет, в школу ходить практически не надо — каникулы начнутся со дня на день. Только некоторые «отстающие» еще ходят на практику.

Вот и сегодня «юный спортсмен», не отягощенный посещениями уроков, бодро вскочил в пять утра на пробежку. Так часто бывает и у детей, и у взрослых. Если с раннего утра надо отправляться на учебу или на работу — не подняться. Зато в выходные или праздники совсем другое дело — можно вскочить ни свет ни заря! Володя вспомнил дедушкину присказку: «Вечером молодежь, а утром не найдешь» и улыбнулся. Вот как раз сегодня его можно найти, так рано, на пробежке. Он уже целый месяц встает в пять. Будильник, запрятанный в банку из-под мармелада и завернутый в старый тулуп, издавал едва слышное тарахтение в сенях. Володька отлично слышал этот дребезжащий звук. Правда, иногда мама все же просыпалась. Родители обычно вставали в шесть часов, подчиняясь каким-то своим внутренним часам. Парень осторожно, чтобы ненароком не разбудить семью, заправил койку — «сейсмограф», как он ее называл. За перегородкой, на большой кровати, спали папа и мама. Там же рядом стояла кроватка, в которой мирно посапывала шестилетняя сестренка Таня.

Володя быстро надел штаны. Накинул сверху рубаху и бесшумно выскользнул в сени. Рядом с керогазом стояло зеленое эмалированное ведро с колодезной водой. Ведро было закрыто крышкой — чтобы мошки не залетали. Мальчик осторожно алюминиевой кружкой зачерпнул воды и сделал несколько глотков — вода была холодная и очень вкусная. Он же сам и принес ее вечером из колодца. Напившись, аккуратно, чтобы не громыхать, водрузил крышку на место. Кружку пристроил сверху.

Володя недавно начал изучать старинную книжку про кунг-фу. Едва посмотрев картинки, парень твердо решил посвятить свою жизнь «борьбе со злом». Естественно, что для этого надо было начать заниматься зарядкой. Подросток приучил себя к ранним подъемам и со свойственным ему упорством начал бегать по близлежащим лесам. Хорошо, что дом его стоял на краю деревни. Обычный его маршрут был таким: он бежал по родной улице до леса, по дороге вдоль домов и у сосняка сворачивал к узкоколейке. Пару километров Володька двигался вдоль насыпи железной дороги, выбегал на тропинку, ведущую к роднику, и добирался до края деревни. Дорога обратно проходила по центральной улице Нижбы (Нижнее Балашово — народное сокращение). Каждое утро мальчишка, возвращаясь, пробегал мимо дома дедушки, а в конце маршрута оказывался возле дома лучшего друга Кольки. Калитка, ведущая к ним во двор, «закрывалась» на проволочное кольцо, накинутое на столб. Пройдя огород Коли, поднявшись по косогору, «юный спортсмен», пробежав по улице пять домов, оказывался возле своего дома. Между огородом и косогором, по которому можно подняться в верхнюю часть деревни — Вышбы (Верхнее Балашово — народное сокращение) возвышалась надежная изгородь. Некоторое время назад коровы, козы и гуси повадились спускаться по косогору в огород, топтать и поедать посадки. В прошлом году, в конце лета, папы Кольки и Володьки взялись за дело — принесли старые шпалы и вкопали их на краю огорода. На них натянули несколько рядов проволоки. Огород был навсегда огорожен и спасен от домашнего скота. Для прохода наверх забор был снабжен калиткой, закрытой на «электрический» засов.

Иногда Володька изменял маршрут — бежал через овраг и устраивал себе «перегрузки». Пробираться через лощину было еще тем испытанием. Коряги и пеньки, густая трава, камни и старые ветки делали утреннюю пробежку почти невыполнимым заданием. Но мальчишка бежал «низом» только в одну сторону, а возвращался поверху — по проселочной дороге между полем и оврагом, отдыхал, одним словом. Надо сказать, что весь этот маршрут был гораздо короче обычного. Вот и сегодня, поначалу, «юный спортсмен» собирался бежать через овраг, устье которого упиралось в центральную улицу Нижбы возле дома Коли. Когда друзья были совсем маленькими, они проводили в этом своеобразном детском естественном «манеже» почти все свободное время. Сначала просто гуляли, а когда подросли — искали там ветки, коряги и камни для школьного творчества. Иногда кто-нибудь из шоферов, проезжавших вдоль поля, мог после починки автомобиля бросить вниз какую-нибудь старую «железяку». И она могла оказаться довольно полезной вещью. Но была у Володьки одна черта, которую он так и не смог победить за тринадцать лет своей жизни — он с детства ужасно боялся собак. Именно поэтому в овраг он теперь ходил редко. Там выгуливали своих питомцев Вера и Виталий. Они недавно появились на хуторе родителей Веры. Домик и несколько дворовых построек стояли возле вершины оврага, около самого леса. Девушка сама была с хутора, но довольно долго жила в Москве. А вот Виталий возник недавно. И его сторожевые псы появились вместе с ним. Собаки по утрам носились по дну оврага и громко лаяли, да и днем частенько там бывали. В последнее время возникало ощущение, что они стали какие-то очень раздраженные. Может, весна действовала, а может, лисы активизировались — рядом был лес.

Сегодня Володьке вспомнилось, как одна из собак облаяла странного дядьку в кепке и очках. Тот зачем-то приезжал к ним в деревню, долго бродил по окрестностям и потом, вернувшись, садился в автомобиль, стоявший на обочине. Псина, выскочив из оврага, метнулась к «чужаку», поначалу она страшно лаяла и скалила зубы. Усы ее злобно топорщились. А потом вдруг принялась вилять хвостом и ткнулась мордой в его руки. Это было удивительно! Парень постоял и, немного поразмыслив, решил не портить себе настроение перед праздником — завтра день рождения, четырнадцать лет! Так и решил бежать обычным маршрутом — через ближний лес.

За дверью стояли старые кирзовые сапоги, доставшиеся от соседского племянника. По лесу подросток перемещался исключительно в них. А в чем же еще бегать по пересеченной местности человеку, который твердо решил стать героем?

На крыльце, усевшись на лавочку, намотал на ноги замечательные портянки. Они были вырезаны из пеленки подросшей сестры Танюшки. Мальчик надел сапоги и осторожно, чтобы не стучать каблуками по деревянным ступеням, спустился с крыльца. Дошел до калитки и тихонько поднял щеколду. Услышав за спиной скрип двери, Володька обернулся — из сеней показался заспанный человек в майке.

— Пап, ты чего так рано сегодня? Доброе утро! — Отец подростка работал механиком на МТС (Машинно-тракторная станция).

— Доброе утро, сынок. Две ворошилки надо починить. Перекашивает их сильно. Скоро поле торфяное опять будут ворошить. Скоро Алексей Васильевич с мужиками поедут трактор ремонтировать. Только он через нашего деда пойдет к узкоколейке, какой-то ему паяльник забрать там надо. Меня прихватят четвертым. Решил поехать с ними, а то слишком далеко пешком идти.

— На дрезине поедут? На «Пионерке»? А что починили уже?

— Да, цепь поменяли. Работы, всего ничего, а разговоров-то сколько было. Как говорится, глаза бояться — руки делают. Хотя, не все так просто. Новую-то цепь на старые звезды нехорошо ставить, ненадолго это. Да, ладно, разобрались. Пойду ополоснусь. Вода еще не сильно остыла.

— Ага, пап, я бегать!

— Давай-давай, сынок. Только под ноги смотри, вчера ветер был сильный, веток сухих много нападало!

— Да, я помню.

Отец пошел на огород, в летний душ. Это была небольшая загородка из листов шифера и железная бочка с водой, расположенная рядом. Емкость стояла на четырех столбах. Она была выкрашена в черный цвет и весь день грелась на солнце. Ночью можно было помыться под рассеивателем, сделанным из старой лейки. Вода была очень теплая и остывала лишь к утру. Но днем была прохладная — лето только начиналось. Доведенная до ума немецкая окопная мотопомпа исправно закачивала воду при необходимости. Хотя она громко трещала и потребляла много бензина. Зато огромная бочка довольно быстро наполнялась водой из колодца. Его сделал дедушка Кольки, который всю жизнь работал колодезным мастером.

Колодец вырыли прямо на улице перед палисадником. Ведро никогда не отвязывалось от барабана. И кружка была привязана цепочкой — пей, прохожий, сколько хочешь! Да и лавочка была, можно было не только попить, но и присесть — отдохнуть. Дом стоял на пригорке в верхней части деревни — колодец пришлось делать глубоким. Давно это было. Володька тогда, был еще совсем маленький.

Однажды какая-то добрая девушка поставила на лавочку букетик цветов в консервной баночке, что принесла из лесу. Так и началось. Люди пили вкусную ледяную воду, а женщины и девушки, возвращаясь из леса, проходили мимо колодца и ставили цветы в банки. Домашняя оранжерея получилась. Но, правда, не внутри дома, а снаружи. Правда, маме приходилось за этой «красотой» приглядывать — она иногда заменяла увядающие букетики.

Подросток вышел со двора, прикрыл калитку и двинулся в сторону своей «спортивной трассы». Мальчишка удалился в лес по протоптанной грибниками тропинке, в сторону узкоколейки. По ней, как раз, собирался ехать на торфяник его отец — Сергей. Бежал парень не быстро, и минут за десять добрался до насыпи, на которой лежали рельсы. Свернул и побежал по тропинке вдоль железной дороги до поворота. До того места, где от тропинки ответвлялась дорожка, которая вела к роднику, что журчал на краю деревни. Не очень трудный маршрут, конечно. Но Володька пока еще не сильно натренировался. Ему этой дистанции хватало. Да и сапоги это вам не кеды. Нет, конечно, в городе и спортивные тапочки продавали. Но ведь не будет никто бегать по пересеченной местности в тряпичных тапочках. И по мокрой траве не очень удобно. А вот кирзовые сапоги — самое то. Да и вес дополнительный для нагрузки!

Утро было чудесное. Володя бежал весь в своих мыслях. Недавно вставшее солнышко висело еще совсем низко. Его свет пробивался сквозь деревья и многочисленные кустарники, преображая все вокруг. Кое-где, там, где растительность была пореже, солнечные лучи освещали, никем не потревоженные, лесные травы и цветы. Весь этот зеленый ковер был украшен утренней росой. Капли горели на солнце подобно бриллиантам. Каждое утро Володька дивился красоте обыкновенной природы, как будто видел ее впервые. Днем парень был поглощен делами и заботами. Их было немало, хотя он был всего лишь подростком. А следующим утром снова радовался всему этому великолепию! Когда Володька начал бегать по утрам, он будто стал другим. Ранние подъемы изменили его за последний месяц. Правда, сам мальчик об этом пока не подозревал.

«Юный спортсмен» бежал и размышлял. «Колька — лучший его друг, опять чего-то задумал. О чем-то договорился с его батей, и они его, Володьку, попросили пока не заходить в новый сарай». А там, кстати сказать, у него был смастерен станок для тренировок кунг-фу. Бревно с палками, врытое вертикально в землю. Про это парень прочитал в книжке Ип Мэна. Ну, вернее, подсмотрел. Иероглифы он не разбирал, само собой. А книжку он откопал в сарае у деда. Тот, скорее всего, много лет назад привез ее из какого-то плавания.

Володька двигался по тропинке вдоль невысокой насыпи узкоколейки. Как вдруг, на другой стороне, за насыпью, в густых кустах, он услышал странный писк. Там уже закончились редкие сосенки, и лес был густым и темным. Звук был громкий и какой-то «объемный». Как будто штук двадцать больших комаров атаковали какую-то жертву. Потом раздался страшный шум. Этот звук, по ощущениям, двигался в его сторону. Парень услышал громкий хруст. Словно огромный медведь спрыгнул с дерева на другое сухое дерево. Комариный писк внезапно смолк. Володька стоял как вкопанный, а когда все смолкло, вдруг сообразил, что находится на открытом месте. Что за ним, за его спиной, лишь лес и кусты. Причем укрытие это мало того, что очень зыбкое, оно еще и довольно далеко. А вот между ним и жуткими звуками ничего нет, кроме железной дороги. Парень думал недолго. Упал на живот и пополз к насыпи, заросшей травой, цветами и лопухами. Двигался осторожно, стараясь не шелестеть. Высунув голову из-за рельса, стал всматриваться вдаль, в темную чащу на другой стороне.

Оттуда доносились чуть слышные шорохи. Было жутковато. Может, собака? Явно волкодав! Интересно, откуда? Володька опустил голову на траву и задумался: «Кто это еще может быть? Наверху, в деревне, одни дворняги. В Вышбе не было больших собак. Вера с Виталием еще спали, это точно. Да и не бывали они на этой стороне Балашово. Их псы носа не высовывали из оврага. Впрочем, изредка какая-нибудь особо бойкая собака могла ускользнуть от хозяев. Но в Верхнее Балашово, а тем более в лес, они не забегали никогда». Парень лежал, вжавшись в землю, и прислушивался к звукам утреннего леса. Где-то куковала кукушка, трещали кузнечики. Чуть слышно шелестела трава. Наверху гулял ветер, шумели кроны деревьев. Прошло минут семь. Ничего необычного. Только звуки утра. Володька поднял голову. Неторопливо поднялся и припустил вдоль насыпи. Свернул на первом повороте. Пробежал мимо нескольких срубов, давно стоявших в полусобранном виде. Напившись хорошенько из родника, что на краю деревни, затрусил в сторону «Колькиного мостика» через Суходолку. По дороге, по правую руку, остался позади дедов дом. С тех пор как умерла бабушка Лиза, жилище его стало выглядеть иначе. Нет белых занавесок на окнах. Не блестят стекла, как раньше блестели. У мужчин есть дела поважнее, чем мыть окна.

Так, в раздумьях Володька приблизился к дому друга. Пробежал по мостику, зашел во двор. Когда проходил мимо сарая, где была «радиомастерская», обратил внимание, что его дверь была открыта, и подумал: «Колька уже куда-то умчался. Вот неугомонный человек». Пройдя через огород, «щелкнул» электрическим замком и, открыв калитку в проволочном заборе, поднялся по косогору. Пробежал рядом с огромным трансформатором, в обшитой досками коробке, подбежал к своему дому. Подойдя к калитке, он услышал странный повторяющийся звук: «Хыть-хыть», «Хыть-хыть». Звук был негромкий, но отчетливый и, вроде, шел из сарая.

Юный «борец со злом» снова почувствовал в животе неприятный холодок. Не было ничего такого у них во дворе, да и в доме, что могло бы издавать подобный звук. Механический и довольно резкий. Стук прекратился. Заскрипела дверь нового сарая, и парень услышал голос отца: «Колька, спасибо тебе! Ты настоящий друг! Все работает отлично. Завтра будем вручать!»

— Дядя Сережа, я просто когда придумал эту штуку, не мог понять, зачем она нужна. А когда Володька книжку с иероглифами нашел и соорудил себе бревно с палками, я сразу понял, куда приладить все это! Да еще и Вы помогли. Я то не знал про старые разломанные вагоны. Ну, вроде и знал, но как-то в голову не приходило. Что рессоры эти — это то, что нужно.

— Ну вот, Коля, как сказать-то? Людям много разных идей приходит в голову. Надо все мысли разобрать по полочкам, что-то необходимо записать, чтобы не потерять. Зато потом все это, в реальном мире, тоже складывается. Ну, побегу на работу, двадцать минут осталось!

Во дворе раздались торопливые шаги отца. Володька стоял на улице за забором, от собеседников его дополнительно скрывала досчатая стенка сарая. Он вдруг понял, что подслушивает, и ему стало неловко. За секунду до того, как открылась калитка, парень метнулся за полусобранную поленницу. Рядом с ней лежали несколько больших чурбанов, что привезли на прошлой неделе. Калитка скрипнула. Отец торопливо вышел со двора и, повернувшись, пошел быстрым шагом к лесу. Туда, где полчаса назад бегал Володька.

Мальчик сидел за дровами и размышлял, что если бы отец оглянулся, то точно бы его заметил. Он удивился всей глупости этой ситуации. Володька уже недели две не заходил в новый сарай. Еще тогда отец со смущенной улыбкой сказал, что Колька готовит ему подарок ко дню рождения. Собирает большой и сложный механизм. Очень просил ему не мешать, чтобы не сбивать с толку. Володе было интересно и очень хотелось туда заглянуть. Но он не мог, потому что поклялся на пионерском галстуке. А это очень серьезно! Парень уже неделю не видел Кольку и подозревал, что друг иногда бывает у них в сарае. Он как-то подошел к двери — а там замок! От возмущения Володька тогда даже покраснел и немного разозлился на товарища.

«Теперь-то он его прищучит. Друг называется!» — Парень забежал во двор. Колька стоял около двери и, наклонив белобрысую вихрастую голову, рассматривал что-то в замке.

— Вот ты где! — Володька сердито вперился глазами в хитрую мордочку товарища. — Додумались, дверь закрывают!

— Ха, ха, ха! — Весело засмеялся Колька. — Так дверь-то батя твой закрыл, когда мы с ним все привезли. А я по лестнице залезаю, снаружи. У вас за сараем для чего лестница лежит? А мы сегодня что-то расслабились и дверь открыли — я бате твоему показывал, что и как, прибор уже готов.

— Что привезли, какой прибор? — Володька сердито пыхтел.

— Да ладно тебе, не злись, для тебя ведь старались. Так и быть, заходи, покажу устройство! Ведь завтра уже день рождения!

Колька распахнул дверь сарая и сделал жест рукой, открывая дорогу и приглашая войти. Володька подозрительно посмотрел на лучшего друга и зашел в новый, недавно построенный сарай. Внутри сильно пахло свежим деревом, железом и немного резиной. Сквозь окно под потолком пробивался радостный солнечный луч. Пылинки неспешно претворяли в жизнь свои броуновские мечты. На столе стоял какой-то чудной агрегат, немного похожий на телеграфный аппарат.

— Что это? — Володя недоуменно посмотрел на Колю.

— Да ты не туда смотришь! Вот куда смотри! — Колька ткнул пальцем. Там, куда он показывал, в полумраке сарая стояло странное устройство. Оно было размером с дверь, причем довольно большого размера.

— Что это? — Володька, вытаращив глаза, разглядывал странную «дверь». На ней, почти всю ее закрывая, располагались пятнадцать больших кусков резины. Они, похоже, были отрезаны от покрышек какого-то трактора.

Будущий именинник так был увлечен разглядыванием устройства, что забыл о происшествии в лесу, которое так его озадачило.

— Знаешь, Володька, будешь ты теперь чемпионом! Ну не сразу, конечно, но уже очень скоро.

— Колька, не мучай! Расскажи, что это? Чего это ты изобрел?

— Смотри сюда! — Колька подошел к столу и показал пальцем на аппарат. — Это самая сложная часть механизма — «считыватель»!

— Чего он считывает?

— А вот! — Коля достал из коробки, стоявшей на столе, кусок обычной пленки от фотоаппарата. Пленка была как новая, с виду — необработанная. Толстый серо-коричневый слой. Открыл какую-то крышечку и вставил пленку в аппарат. — Самая главная проблема была в том, как считать все сигналы одновременно! Я сначала располагал фототранзисторы рядом, а они довольно большие. Но потом понял, что лучше их все сдвинуть и поставить лесенкой. И, конечно, пришлось дырки прорубать маленьким пробойником!

— Колька, ты замучил меня уже! Что это такое?

— Это тренажер скорости удара. Не то, что твое бревно!

— Что? Как такое возможно? Как он работает?

— Смотри! — Колька заправил пленку в аппарат, она была вся в дырочках. Пока «перфолента» была свернута Володя этого даже не заметил.

— Заправляем фотопленку в аппарат, запускаем проигрывание, или как сказать? Чтение световых сигналов! Пленка — это лента с данными, она проезжает под лампочками от фонарика. Снизу фототранзисторы. Сам шляпки спиливал!

— И все уместилось в этой коробочке?

— Да, уместилось, но с трудом! Только вот дырки надо прорубать со смещением в сантиметр. Пришлось еще светопроводы делать из куска старого плексигласа от самолетного фонаря. Лампочки в черном чехле. Через дырочки свет идет к фотоэлементам. К тем местам, которые надо освещать, чтобы не было помех. Скорость мы можем изменять. Захотим — сделаем разные программы, и для рук и для ног. А можно сделать для рук, ног и туловища! Иди к тренажеру, а я поставлю самую медленную скорость.

Володя стоял, впившись глазами в странный механизм. Ему казалось, что это все ему снится.

Колька покрутил какую-то ручку и щелкнул большим «галетным переключателем». Пленка медленно поползла по направляющим. От стены, возле которой стоял механизм — тренажер, стали доноситься щелчки реле. Самодельный тренажер представлял собой тяжелый щит из досок размером с дверь, на которой были расположены большие куски резины — три штуки по горизонтали и пять вертикальных рядов. Резинки эти были закреплены на мощных пружинах от вагонных рессор, как большие клавиши. На этих «резиновых кнопках» был мелом нарисован силуэт человека — с головой, шестью руками и шестью ногами. Имелось в виду, что руки и ноги противника могут перемещаться. Вместе со щелчками реле сквозь толстые резинки стали мигать лампочки: голова, опущенная рука, поднятая нога, поднятая рука, опущенная нога.

— Когда на пленке проезжают дырки над фотоэлементами, щелкают реле и загораются лампочки! — Коля довольно улыбнулся.

— Вот это да! — Володька восхищенно смотрел на чудо-механизм.

— Да чего, да-то? — Коля хихикнул. — Там еще и скорость ответного удара измеряется! Понимаешь?

— Как это? — Володька не понимал.

— Ну, рассказывать долго, как я это сделал. Конденсаторы, дифференцирующие цепочки, фотореле. Но штука такая — если покрутить вот тут, меняется длина временных ворот, в которые может попадать импульс от твоего удара! Фото-импульс, световой, как бы!

— И что? — Володька недоуменно смотрел на Кольку. — Как это работает?

— Ну, давай все сразу! — «Юный конструктор» выключил аппарат и запрыгнул на верстак, который был в другом углу сарая. Поерзал, достал из под себя гвоздик. — Под каждым куском резины, ну это, вроде как, часть брони твоего врага, лампочка. Лампочка вещь довольно медленная, и чтобы ускорить ее зажигание, на нее, в режиме ожидания удара, подается два вольта. Когда от удара приходит импульс на реле, лампочка резко зажигается. Про то, как сделаны отражатели для фотоэлементов, которые под резинками, и каким способом я повысил их чувствительность, даже рассказывать не буду.

— Вообще, здорово! Нет слов! — Володька задумчиво смотрел на кусок резинки от покрышки, который лежал на верстаке, и ничего не понимал. Он был несколько ошарашен.

— Еще бы не здорово! Знаешь, какая эта штука сложная? Потом объясню, если не заснешь.

— А как они приделаны к двери, ну, к доске? Резинки-то эти от покрышек.

— А! Это отдельная история! Мы с твоим батей сгоняли в одно место. Ну, помнишь, где несколько старых вагонов от узкоколейки валяется на поляне? Рессоры! Они весят-то сколько, еле дотащили! Но дело свое делают. Удар гасят, и в сторону отклоняются неплохо. Правда, пришлось брать очень толстые доски. Тяжелые они, рессоры-то!

— Смотри, — Колька подошел к столу и нажал кнопку. Аппарат тихо затарахтел, и фотопленка с дырками стала со стуком проезжать сквозь коробку с датчиками. На тренажере стали мигать лампочки — за каждой «резиновой кнопкой».

— Это невозможно! — Володька завороженно смотрел на мигание огоньков.

— Я назвал это устройство — «Свето-злыдень». Иди, давай, попробуй! А смысл в том, что ты должен успевать ударять куда надо. Если успел — раздается громкий стук от генератора! А если не попал вовремя, то ничего нет. Щелчок реле — и тишина. Уж не буду рассказывать, как это я сделал. Вот этой ручкой можно менять время, один переключатель чего стоит!

Володя неуверенно подошел к удивительному устройству и, протянув руку, потрогал кусок резиновой шины, один из пятнадцати. Резинка туго подалась в сторону. Он отошел подальше и стал следить за миганием лампочек, пытаясь уловить систему. Коля с гордой улыбкой смотрел на свое детище. Он отошел к столу, на котором стоял аппарат управления, и крутанул какую-то ручку. Движение пленки — «перфоленты» стало более медленным, и аппарат стал щелкать гораздо реже.

— Володька, я уменьшил скорость. Ну попробуй, давай!

— Ох, Колька! Мне кажется, я не буду успевать, — Володька с тревогой посмотрел на друга.

Колька встал напротив тренажера и несколько раз стукнул по резинкам. Жужжал проигрыватель пленки, аппарат размеренно и неторопливо щелкал. Юный конструктор подпрыгнул несколько раз, потом встал в боксерскую стойку. Присел, подпрыгнул, сделал выпад в сторону воображаемого противника, удар, еще удар, немного постоял. Сосредоточился и стал неторопливо и размеренно стукать по большим «резиновым кнопкам». Вдруг «бам!» раздался довольно громкий стук, как будто стукнули в большой барабан.

— Видишь, Володька, я успел! Ты не тушуйся! Я и скорость пленки снизил, и большое время срабатывания поставил. Секунды полторы — две! Ты сначала делай все медленно, а потом разойдешься! Динамик — «Кинап», звук громкий, хороший! — Колька вовремя остановился, хотя ему очень хотелось рассказать технические подробности. Он ведь потратил много времени на изобретение и изготовление этого чудесного подарка для лучшего друга.

— А как выключать-то это все?

— Вот тумблер для проигрывателя. А вот там — для самого тренажера. — Колька ткнул пальцем в сторону висящего на стене большого выключателя. Ну ладно, показал тебе всю тайну! Ты уж завтра удивляйся, когда мы тебе аппарат вручать будем. А сейчас я закрою сарай. Батя твой опаздывал, потерял бдительность — сам убежал, а меня тут оставил. Мы же все договорились, что тут тайна и подарок. Наверное, ты в душ сходить хочешь? Весь мокрый после пробежки. А чего у тебя коленки зеленые, упал что ли?

— Слушай, Коля, там в лесу было что-то непонятное. Большое и тяжелое. Вроде как, огромный пес, и так странно шумел. Как ты думаешь? Кто это мог быть? Или, может, это медведь?

— Володька, чего так бояться этих собак? Они же страх чувствуют. Ну, вот погоди, я тебе сделаю ультразвуковой «отпугиватель» собак. Ты станешь спокойным, и они перестанут на тебя обращать внимание. Ну, а вообще, у нас тут и медведи попадаются, и волки! Сейчас-то вряд ли, но зимой есть. Да и рысь бегала в прошлом году. А что это за странная большая собака? Может, у ВерВитов (Вера и Виталий) убежала?

— Если это не собака, то кто это тогда? — Володька вопросительно развел руками. — Звук был громкий и жуткий!

— Да! Тут, наверху, больших собак не было ни у кого. — Колька немного задумался. — А еще я почти сделал ультразвуковой микрофон. Это, чтобы слышать жизнь деревьев, зверей и насекомых. Я уже все придумал!

— Ну, ладно, пойду под душем ополоснусь. А что я спросить-то хотел? Откуда этот Виталий взялся? По слухам, Вера в Москве с каким-то богатеем жила?

Во дворе раздался стук двери, звук шагов по ступенькам крыльца и негромкий голос спросил: «Коля, это ты громыхаешь? Ты с кем там говоришь? Володька прибежал?»

— Ой, Колька, мама на работу пошла!

— Давай через крышу на огород! — Коля вдруг понял, что раскрытый «сюрприз», готовившийся так долго, может расстроить его маму или папу. Он указал другу на окно.

Володька вскочил на верстак, оттуда на поленицу — через окно вылез на крышу дровника, прилепившегося к сараю. Быстро разулся и сбросил сапоги на землю. Через три секунды из огорода раздалось нарочито громкие плескания воды и веселый крик: «Мама, я тут! Уже иду!» Послышались шаги мамы Володьки и ее удаляющийся голос: «Володя, я на работу! Танюшку повела к соседям. Березины очень звали ее в гости к девочкам. Она там пообедает, можешь заниматься своими делами».

Колька быстро закрыл дверь сарая на висячий замок. Повесил ключ на вбитый в столб гвоздик. На двух таких столбах держалась крыша крыльца. А вообще, нарушил режим секретности! По уговору, ключ не должен был попадаться Володе на глаза. Но чего уж теперь? «Юный конструктор» тихонько вышел за калитку. Зачерпнул кружкой ледяной воды из ведра, стоявшего у колодца. Напился вволю, остатки вылил в баночку с цветами. Повернулся и целеустремленно двинулся в сторону своего дома.

Глава 3. Славик в недоумении

Ленинград. Настоящее время (май 1957г.)

Славик бодро шагал по Большому проспекту Васильевского острова. Он возвращался из музыкального кружка с хорошим настроением. Мальчик уже два года учился играть на баяне. К счастью, не нужно было носить с собой большой и тяжелый чехол — в кружке было много инструментов. Школьнику, как одному из лучших учеников, выдали его в домашнее пользование. Поэтому инструмент Тульского совнархоза, с которым подрастающий музыкант делал первые шаги в мире искусства, решено было вернуть в пункт проката. Последнюю неделю школьник репетировал через день. Занятий поставили много — через две недели конкурс «Морское вдохновение». Хотя учебный год почти закончился, день проведения конкурса почему-то сдвинули на более поздний срок. Но и дети, и родители отнеслись к этому с пониманием. Они были рады участвовать в музыкальном празднике в любое время.

Славик играл на баяне с удовольствием и давно считал себя настоящим баянистом, тем не менее, интересовался гитарами. Даже втайне мечтал об электрической. Он услышал как-то на пластинке волшебный голос электрогитары и был покорен ее необычным тягучим звуком.

Кружок, в который ходил мальчик, был рядом — в соседнем здании, в Доме Культуры имени Орджоникидзе. Сходить туда и обратно можно за десять минут. Времени теперь было достаточно — уроки закончились, и в школе уже неделю шла практика. Поэтому «юный баянист» решил посетить магазин фототоваров. Он уже неделю собирался купить проявитель и фиксаж, но постоянно мешали какие-то дела.

Славик жил в «коммуналке» с мамой и папой. В прошлом году к ним присоединилась бабушка — Матрена Ивановна, которая оказалась у них после больницы, куда попала со сломанной ногой. В целом, «коммуналка» была довольно дружная, хотя некоторые из жильцов их большой квартиры были не в восторге от увлечения мальчика музыкой.

Ядовитый старичок — Константин Петрович, однажды высказал претензии маме Славика: «Сильно шумит ваш талантливый ребенок!» Получив от нее немедленный отпор, он все-таки зацепился за фразу «ежедневные упражнения». И теперь, для того чтобы позаниматься музыкой, Славка ждал когда старичок отправится к своему закадычному другу играть в шахматы. Правда, эти «шахматные визиты» всегда заканчивались просмотром футбола и иных телевизионных передач. Само собой, не обходилось без бутылочки портвейна. Возвращаясь через пару часов, Константин Петрович изрыгал винное зловоние и непременно произносил сильно полюбившуюся «остроумную» фразу, которую как-то породил в алкогольном кураже. «Там, наверху, очень даже слышны ваши ежедневные „испражнения“! Люди не довольны! Будем писать бумагу в Домком». Начало слова зловредный старикашка произносил невнятно. Расслышать все полностью было невозможно. Но догадаться, что он имел в виду, было несложно. Мало того, что это была ничем не прикрытая издевка, так это еще была и гнусная ложь! Наверху не было слышно, ровным счетом, ничего. Мама мальчика ходила на другой этаж и узнавала, не мешает ли им баян? Народ недоуменно переглядывался — дом был старый, стены толстые. А «коммуналка», куда постоянно наведывался склочный сосед, располагалась не над квартирой юного музыканта, а немного наискосок. Славик-то и играл довольно робко, едва растягивая меха. Коммунальное воспитание сказывалось — он старался не шуметь. Парень был скромным и дисциплинированным. С другой стороны, мог неожиданно взбелениться. Знал про это и сам Славик. Всевозможные драки и столкновения в школе он обходил стороной.

Весна была в самом разгаре. Кое-где во дворах уже благоухала сирень. Воробьи весело чирикали и порхали над ветками проснувшихся после спячки деревьев. Ветер приносил с Невы запах воды и крики чаек. Новенькие троллейбусы бегали по линиям и проспектам Васильевского острова, словно деловитые большие жуки.

На площади Труда, за мостом через Неву, у Славика жил приятель — Дима. Друзья изредка печатали вместе фотографии. У друга этого была целая фотолаборатория «быстрого развертывания» — стояла в чемодане возле ванной комнаты. Папа товарища был большой начальник, и жили они в отдельной квартире. Школьник несколько раз проводил глазами троллейбус — «шестерку». Потом вспомнил, как мама сильно ругала его за самостоятельные шатания по городу. Она не любила «исчезновения» сына после кружка, в особенности, когда он уезжал куда-то до вечера. Подумав, парень решил не менять маршрута и двинулся в магазин.

Дошел неторопливо до Тринадцатой линии. Только собрался было свернуть, как вдруг услышал до боли знакомый, неприятный голос: «Кого я вижу, Вячеслав! Ты ли это?» Славик непроизвольно сжал рукой тряпичные лямки авоськи, в которой бултыхались кепка и ноты. Остановился и, стараясь быть спокойным, небрежно спросил одноклассника: «Гоша, ты где пропадаешь? Сегодня „Башка“ на тебя ругалась. И „Валентина“ тоже спрашивала».

«Башка» — подпольная кличка учительницы по русскому языку Алевтины Петровны Головой. «Валентина» — Валентина Александровна Земцова, учительница по математике. Очень строгая. Даже можно сказать — истерически строгая. В классе на ее уроках все боялись шелохнуться. Вопросы от Валентины Александровны, обычно, ничего хорошего не предвещали.

Гоша Мотов, по прозвищу «Гоша-мот» — любимый сын партийного руководителя большой строительной организации, ни в чем себе не отказывал. Как ни в чем не бывало, он небрежно сплюнул на свежую траву газона и достал коробку папирос «Герцеговина Флор». Вынув одну, любезно протянул Славке. Тот отшатнулся. Гоша, усмехнувшись с видом состоявшегося и уверенного в себе человека, пристроил папироску в уголок рта. Неторопливо достал коробку спичек и прикурил. Дым демонстративно выдохнул Славику в лицо.

— Знаешь, мне эта школа где? — Он провел рукой по горлу, в которой дымилась папироса. — Надоели эти тетки!

— Ну, как знаешь. Чем жить-то собираешься? Ведь работать надо. Как без образования? Чтобы в институт поступить, надо нормально в школе отучиться. А сейчас и за старшие классы платить не надо. И за институт не надо. Учись себе, сколько хочешь.

— У меня от учебы голова болит. А от работы, говорят, кони дохнут. Но я-то не пропаду. А ты сам в «ВУЗ» пойдешь? Или в ремесленное? А потом на завод?

Славик был поражен. Он вспомнил, как в прошлом году, морозной зимой, они подрались с избалованным папенькиным сынком. Это произошло во дворе, где жил их одноклассник Веня, который болел диабетом. Гоша уговорил его лизнуть трубу качелей. Подзадоривал и даже предложил поспорить на что-то, и тот, с дуру, согласился. Мальчик стоял, приклеившись к трубе, и беззвучно плакал. Когда Славик прибежал из дома с чайником, провокатор кричал с дурашливой издевкой: «Я спасу тебя, друг! Я как раз пописать собирался!» При этом он делал вид, что собирается расстегнуть ширинку. Это было частью шутки.

Славик сунул чайник соседу Юрке, который изумленно смотрел на происходящее, и приказал: «Лей!» Тот бросился к Вене, который трясся около качелей, и стал лить ему теплую воду на язык. А Славка, в бешенстве, подбежал к Гоше и ударил его в ухо. Тот подавился смехом, потерял равновесие и грохнулся в сугроб. Потом вскочил и с криком: «Убью!» бросился на Славку. А герой — защитник, испугавшись своей отчаянности, продолжал колотить, куда ни попади. Гошу все боялись. Он водил дружбу с уголовником Митрофаном, который недавно вышел после отсидки. Потом пацаны в школе говорили «заступнику» с сочувствием: «Пропал ты, брат! Утопят они тебя в Неве или зарежут. За ними не заржавеет!» Самое интересное, что после этой драки Славка приобрел не только фингал под глазом, но и всеобщее уважение. А юный преступник стал его побаиваться и обходить стороной. Сам же Славик поначалу даже вздрагивал, когда слышал голос врага, неожиданно появившегося в его жизни, но потом привык. Гоша очень долго не разговаривал с ним, как будто ни замечал. И вдруг такой неожиданный поворот! Хулиган загадочно улыбнулся и миролюбиво спросил:

— А вот скажи, Вячеслав, Юрка-то как поживает?

— Нормально поживает. Учится и в радиотехнический кружок ходит.

— А голуби у него не болеют?

— Хорошо все. Юрка им новую клетку сделал. И сигнализацию провел в квартиру.

— О как! Молоток. Уважаю людей, у которых все «на мази». А не знаешь, где он Монаха такого купил? Английский крестовый голубь, очень мне такие нравятся. И почем взял? Или, может, угнал у кого? За это можно и перо в бок получить! Ха-ха!

— Даже не знаю.

— Вы же друзья!

— Он зимой его откуда-то привез. Я тогда в больнице лежал целый месяц. А сам-то я голубями не интересуюсь. — Славик предусмотрительно отсек все возможные, совершенно ненужные ему вопросы.

— Ну ты поинтересуйся! А я, может, как-нибудь у тебя еще спрошу.

— А тебе вообще зачем?

— Очень меня интересует его цена, понимаешь? Хорошая, редкая птица. Почем брал? Может, куплю у него ее.

— Ладно, хорошо. Спрошу про цену. — Славик недоумевал.

— А у меня к тебе ещё вопрос. — Гоша воровато оглянулся по сторонам. Как будто хотел вызнать какой-то секрет. — Миноискатель меня интересует. Мне в классе пацан один, не помню кто, сказал, что у Юрки есть. У бати его есть. Немецкий или наш армейский, не знаю. Но настоящий, рабочий. Он же, вроде, какой-то военный? Или был раньше военным? Батя-то его!

— Я про это не слыхал. — Мальчик нахмурился. — Чего ты меня про это спрашиваешь? Спроси его.

— Да мы же с ним не друзья. Вот тебя и спрашиваю. И потом, помнишь, мы с тобой подрались зимой из-за Вени? Прямо не знаю, чего тогда на меня нашло. Какой-то жалкий этот Веня. Ну погорячился я, конечно. Я же просто пошутил! А Юрка тоже ведь там был. Он ведь в соседнем доме живет, рядом с тобой. Так что сосед твой, вроде как. Да и друг он твой.

Гоша вел себя странно. Как будто хотел замять произошедшую зимой ссору.

— Я ничего не слыхал про миноискатель, Гоша, — парень, первый раз в жизни назвал бывшего врага по имени. И тот даже как-то размяк.

— Ну, может, поинтересуешься? — спросил юный хулиган. Он старательно изображал простодушного одноклассника.

— Если узнаю, сразу расскажу тебе, что и как. — Славик, само собой, врал. Он так не доверял этому человеку и так его опасался, что не испытывал ни малейших угрызений совести.

— Ага, спасибо! Отблагодарю, как смогу. Ты вроде про гитары электрические спрашивал у Паши Фаткина? У меня тут такая штука есть, случайно достал. «Сумбур» называется, приделать его к гитаре можно. Заграничная вещь. Центр як! Не туфта! Запускать звук можно через приемник. Втыкаешь его туда проводом и играешь! Если узнаешь чего про искатель, я подарю тебе его. Без понтов.

— Ладно, конечно. Если узнаю, скажу. — Славик уверенно кивнул. Ему было, конечно, интересно узнать про гитару и обладать такой чудесной вещью, как «Сумбур», но он уже понимал, как устроен этот мир. — А все же, зачем тебе искатель этот?

— Да надо поискать кое-что. Ну, смешно, конечно! Ключи у бабки на огороде выронил. На прошлой неделе ездили картошку сажать. Батя достал меня с ключами этими. Ну пока! Пойду на рынок, надо кое-чего купить домой. — Бывший недруг достал из кармана коробок спичек, щелчком большого пальца подбросил его вверх и ловко поймал.

Славик задумчиво смотрел на яркого представителя, как сейчас говорят, «золотой молодежи». Ему пришла в голову мысль, что есть в этом пацане из его класса, изо всех сил пытающимся выглядеть взрослым, какая-то непонятная печаль. Или, может быть, обреченность.

— Ну, не забудь спросить. А в школе, может, появлюсь еще. А то ведь у нас практика, — ухмыльнулся Гоша. — До встречи!

— Ладно, я тоже пойду. — Славик махнул рукой на прощание.

Гоша, развернувшись, метнул окурок в урну и вразвалочку пошел в сторону Андреевского собора. Славик некоторое время глядел ему вслед. Он понял, что для его доброго соседа и друга Юрки эта беседа ничего хорошего не предвещает. Парень быстро двинулся к дому, чтобы предупредить товарища.

Пробежав несколько кварталов, он пересек свой двор. Через черный вход зашел в жутковатую гулкую пещеру шестиэтажного дома. В темноте обогнул лифт, сделал несколько шагов к лестнице и взлетел на шестой этаж по стертым тысячами ног ступеням. Мальчик остановился перед знакомой дверью с множеством звонков. Сильно нажал на одну из кнопок. Где-то в глубине огромного многокомнатного организма раздалось едва слышное жужжание. Звонки были отдельные, свой у каждой семьи. Коммунальная жизнь скрывает в себе множество проблем, о которых многие люди даже не подозревают. Но Славик сам жил в коммуналке и знал, что путь от комнаты до входной двери неблизкий. Он терпеливо ждал. Надо нажать кнопку, подождать и прислушаться. Есть звук или нет? Потом еще раз нажать и ждать. Само собой, Славик позвонил «условным звоном». «Цзинь-цзинь». Пауза. «Цзинь-цзинь». Через какое-то время раздалось шарканье тапочек. Лязгнула щеколда. С легким шорохом отодвинулась задвижка ригельного замка. Дверь открылась, и показалось грустное лицо друга.

— Привет, — угрюмо сказал Юрка. — Сегодня дома сижу.

— А чего грустный? — Славик поманил его на лестничную клетку. — Пошли, поговорить надо!

— Наказан за варенье. А дома-то сидеть тошно. Погоди, — Юрка прикрыл дверь и исчез ненадолго. Потом вышел, держа в руке длинный ключ с зазубринами. — Пошли, вон, на лестницу!

В углу площадки располагалась железная лестница, ведущая на чердак. Лестница была старинная и красивая. Железные ступени и перила украшены витиеватым орнаментом. Дом был не очень старый — восемнадцатого года постройки. И хотя его уже ремонтировали, лестница эта, похоже, осталась еще с той поры. Само собой, от двери, ведущей на чердак, у Юрки были ключи. У него ведь там жили голуби. Даже сигнализация была к голубятне проведена, а провода от нее заходили прямо в комнату. Шестой — верхний этаж и чердак находятся недалеко друг от друга.

Юрка поднялся до самого потолка и, пригнувшись, открыл дверь. Сунул руку куда-то за косяк. Повозился, вытащил оттуда широкую доску метровой длины. Видимо, когда-то она была полкой. Положил доску на ступеньку и плотно прикрыл дверь, чтобы не сильно дуло. Друзья устроились рядом на деревяшке.

— Юра, ко мне тут подходил Гоша. Спрашивал про голубя, который самый главный у тебя. Сколько ты за него денег отдал? То да се!

— Да какая ему разница? Продавать не собираюсь. Спереть не сможет, — Юрка гордо посмотрел на товарища. — Сигнализация у меня электрическая!

— Ну, это понятно. А еще он разговоры завел про миноискатель. Зачем? — Славик вопросительно посмотрел на Юрку. — Не пойму.

— Слушай, а вот ведь странная история. У меня, представляешь, мамку в больницу положили, — Юрка грустно вздохнул. — И сначала был разговор, мол, ничего страшного. А потом батя пошёл в больницу и поговорил там с кем-то. Очень мрачный вернулся. Но самое удивительное — он в тот день напился. А он ведь не пьет — человек крепкий, бывший военный как-никак. Он, конечно, иногда выпивает, но только с друзьями и по великим праздникам. А чтобы вот так, просто? Взять и напиться? Это просто невозможно.

— И как же это объяснить? А мамка-то ваша где сейчас? — Славик навострил уши. За одной из дверей послышался сначала топот, затем громкий стук. Потом раздался детский плач. Через секунду чей-то невнятный женский голос стал ласково успокаивать ребенка. — Она в больнице сейчас лежит?

— Ну да, в больнице. Но вот что интересно. Батя тут говорил с одним знакомым, что деньги нам нужны. А знакомый этот — какой-то старый товарищ. Притащил бате искатель, которым мины ищут. Это отцовский миноискатель. А тот его чинил или, может, настраивал схему. И вот, вернул. — Юрка посмотрел на Славика встревоженно. — А этот гаденыш теперь интересуется. Неспроста все это!

— Вот я и пришел тебя предупредить! Какое-то жульничество, похоже, намечается! — Славик вздохнул. — Ладно, пора домой. Хотел за проявителем сбегать, но уже не пойду, а то мама волноваться будет.

— Надо все обдумать. Буду держать ухо востро. — Юрка хлопнул его по плечу. — Славка, спасибо, ты настоящий друг! Пойду домой.

Друзья разошлись по своим коммунальным квартирам. Теперь они ломали голову, что за гадость замышляет Гоша? Или, может, это его «наставник»? Вдруг Митрофан преступление какое-нибудь задумал?

Глава 4. Завод «Луч» — Маша

Ручьевск. За 8 месяцев до настоящих событий.

Маше нравился Миша, ничего в этом явлении необычного не было. Зарождение служебного романа между ними на режимном предприятии могло бы стать пикантной подробностью в жизни местного научного сообщества. Но этому роману не суждено было появиться на свет. Миша был обыкновенным слесарем «КИП». А Маша была женой молодого, всеми уважаемого специалиста — Александра Евгеньевича Журакина. Саша — человек с замашками партийного лидера и руководителя. Он подавал большие надежды. Кое-кто из коллег с опаской поглядывали на этого недавнего выпускника Ивановского Энергетического Института. Они даже не подозревали, что Александр Евгеньевич оказался в этом городе волею странного случая. Отец его, один из руководящих работников в Министерстве Среднего машиностроения — «Минсредмаш», пристроил его после института в организацию, которая называлась «Экспериментальная лаборатория ядерных реакторов». Когда сынуля окончил институт, лаборатория эта уже начала строиться в Мелекессе. Журакин младший был назначен начальником участка энергоснабжения на объекте под номером «176». История с девушкой — электриком, которую чуть не убило током по недосмотру мастера участка, подкосила его карьеру. И папа не смог помочь. Саша был переведен на завод «Луч». Сначала он был простым инженером у электриков, а потом неожиданно стал начальником участка водозабора.

Через некоторое время молодой специалист заметил Машу. Саша стал ухаживать за ней неумело и как-то неуклюже. А Маше почему-то это пришлось по душе, и она ответила. Так и вышла замуж. Правда, через некоторое время стала ощущать, что с мужем происходит что-то странное. А может, и не происходит вовсе, может он такой и был? Ничего не замечая поначалу, она полюбила его взъерошенный хохолок на макушке и запах одеколона, перемешанный с запахом табака. Но вдруг он стал меняться. Поначалу открытый, как ей казалось, молодой человек. То, как «Александр Евгеньевич — начальник» стал отзываться о сослуживцах и подчиненных, сильно отличалось от того, что говорил о людях «простой инженер Сашка». Впрочем, никто не знает, каким он был в Мелекессе. Тогда, до истории с электриком Ниной. А Маша стала ощущать это, внезапно появившееся в нем, легкое презрение к «простым смертным». Она стала сильно переживать, немного отстранилась от мужа, всеми силами пытаясь скрыть возникшую холодность в их отношениях. Впрочем, Саша ничего не замечал.

Однажды девушка вдруг обратила внимание на Мишу, который украдкой ее разглядывал. Хотя места для случайных пересечений у них не было совсем — лишь столовая, да лаборатория по ремонту приборов. Маша всего пару раз заходила туда сообщить о поломке манометра. Хотя, само собой, плановые проверки приборов никто не отменял, а дежурная служба ремонтников работала исправно. Но когда однажды начальник попросил ее «по пути» зайти в лабораторию к «киповцам», она вдруг обрадовалась. Девушке было приятно подняться в небольшую комнату на пятом этаже и встретить потаенный, похожий на искорку, взгляд Миши. За несколько лет жизни в лесном полувоенном городке «Ручьевск-70», который все звали просто «Cемидесятка», Маше надоели бесконечные разговоры мужа о завоевании руководящих постов.

Александр Евгеньевич быстро сообразил, как надо расти. Он написал заявление в члены КПСС. Ходил в кандидатах меньше, чем год. А потом на партсобрании предложил переименовать самый важный продукт работы химкомбината, ради которого все и происходило в закрытом Ручьевске, — в элемент «Лаврий». Кандидат в партию горячо доказывал, что материал, ради которого был построен такой огромный завод, — достоин такого названия. Ведь начиналась эта важная стройка именно под руководством Лавра Петровича! Предложение это отклонили, а вот Сашу в партию приняли без разговоров.

Маша стала замечать странную энергию, исходящую от мужа. Прямо какую-то нехорошую силу! Отношения потихоньку разваливались. Любовь, если она и была, стала остывать, а дети появляться не собирались. Поработав на заводе всего несколько лет, Маша стала выглядеть изнуренной, какой-то нездоровой худышкой, даже двигаться стала по-другому. А Саша долго ничего не замечал, увлеченный своим карьерным плаванием.

В семье девушки все отличались крепким здоровьем. Жили до глубокой старости. Так что, скорее всего, причина увядания Маши была в специфическом продукте, который производился на заводе. Изготавливали там начинку для ядерных зарядов, а именно — плутоний. И речка «Серебрянка» была отравлена на все двести километров своего пути. Не будем сильно влезать в принцип добычи плутония, отметим только, что поначалу «Луч» был лишь обогатительным комбинатом. В июне пятидесятого года был запущен первый реактор. Этот трудовой подвиг был совершен путем объединения усилий огромного количества людей: солдат, заключенных, вольнонаемных и, разумеется, ученых — химиков и физиков.

Какую цену заплатили люди за создание атомной бомбы? Никто и не подозревал тогда, что бесконтрольный слив отходов в озера и реки убивает природу. Работники завода, даже специалисты, не очень разбирались в страшном воздействии радиоактивных веществ на человека. Буфет, поначалу, был расположен в «грязной» зоне. Народ забегал туда в рабочей одежде. Ситуация, в наше время, просто немыслимая. А чего только стоит любимая фраза начальника металлургического цеха Афанасия Кулагина! Когда народ опасался влезать в какое-нибудь «зараженное» место и что-то брать в руки, он говорил с потаенным смешком, но очень убедительно: «Хочешь лизну?» И непременно высовывал язык.

Маша работала техником в химическом отделении. В последнее время ее состояние ухудшилось. Девушка все свободное время лежала и пребывала в унынии. А чего можно было ждать от жизни в таком состоянии? Она похудела, появился сухой кашель. Муж прозрел и кинулся спасать жену. Александр Евгеньевич быстро решил вопрос — ей дали путевку в санаторий под Ленинградом, который был построен для таких больных в лесах около Луги. Там работал в то время известный медицинский специалист из Москвы.

Маша сидела на заправленной тахте, которая стояла у стены напротив окна. Девушка потихоньку собирала вещи в небольшой чемодан, который остался у нее с того времени, когда она только приехала в Ручьевск. Прошло с того времени пять лет. Однокомнатная квартира на проспекте Ленина не особо отличалась от большинства квартир того времени. Одна комната и кухня. Стол, тахта, сервант с тарелками, которые были подарены кем-то из гостей на свадьбу. Фужеры за стеклом, слегка запылились. Между стеклами подоткнуты семейные фотографии. Некоторые из них когда-то стояли на столе в комнате студенческого общежития.

Вот мама с папой, совсем молодые. Мама в красивом платье, папа в смешном картузе. Наверное, так было модно в то время. Вот сама Маша с подругами после института. А вот свадьба, гостей было совсем немного. Никого из родственников пригласить не получилось — закрытый город. Недалеко от окна на столе стояла радиола «Аврора». Рядом стопка пластинок. Маша подошла и вытащила наугад какую-то: Понаровский — «Чайная». Включила радиолу, убавила громкость. Загудел двигатель, и пластинка с шорохом закрутилась. Полилась музыка. Песенка была веселая, но Маше было грустно. Сегодня ей предстояло уезжать в санаторий. Санаторий этот назывался «Жемчужина». Находился он в лесах, где-то под Лугой. «Сплошные озера вокруг! Здоровье прямо в воздухе летает!» — весело балагурил знакомый Алексей. Впрочем, сам он там не бывал. Бог, как говорится, миловал. Но кто-то из его знакомых там поправлял здоровье. Видимо, отдых закончился успешно. Приятель этот заходил недавно, вместе с Сашей. Они работали на одном объекте. Маша улыбалась и делала вид, что все в порядке. Но внутри у нее давно поселилось устойчивое ощущение страха. И кашель этот надоел. Девушка пока не знала, что с ней, но догадывалась — ничего хорошего.

В углу комнаты на бельевой тумбочке стояла швейная машинка — попросила у подруги ушить новый комбинезон. «Саша принес, хоть и замок сломан. Как он ее тащил — непонятно? Крышка не закрывается. Крепко обхватил, что ли, и нес в руках? Так ведь тяжелая она!» — лениво размышляла Маша. Посмотрела на белый комбинезон, лежащий рядом с машинкой, и подумала: «Зачем принесла? Теперь не пригодится, и ушивать ничего не нужно». Грустные мысли не оставляли девушку: «Сколько придется жить в чужом месте? Чем закончится эта поездка? Саша сказал, что после Луги я на юг поеду. Там тоже какой-то дом отдыха».

В прихожей раздались звуки открывающейся двери — вернулся с работы Саша. Муж, потоптавшись, разулся и, повесив ключи на гвоздик рядом с выключателем, зашел в комнату.

Маша сидела на тахте, поджав ноги в шерстяных носках. На полу рядом с тапочками, неожиданно, стояла пустая чашка из-под чая.

— А где тут наш зайчонок? Он уже собрал морковки в дорогу? Скоро ехать на станцию! — Преувеличенно бодрый голос гулко громыхал в полупустой комнате.

— Морковки все на месте. Книжки и одежду тоже собрала, — Маша кивнула в сторону угла, где стоял чемодан. Она со вздохом потянулась за чашкой. Одеяло сползло, обнажив худую руку. Увидев, что чашка пустая, девушка опять залезла под одеяло. — А ты чего так поздно?

Чуть слышно шуршала пластинка. Из динамика радиолы доносилось ритмичное потрескивание — проигрыватель не хотел останавливаться.

— Забежал в кафе. У Сергея Ивановича день рождения. Сегодня отмечать некогда, конечно, но поздравить надо было. Хотя бы книгу вручить! — Саша встал спиной к окну, прислонившись к подоконнику.

— Мы же успеваем? Или уже бежать надо? — Маша посмотрела в сторону комода. Часы в пластмассовом розовом корпусе исправно тикали на полке с книгами. Времени еще было достаточно.

— Машенька, ты теплую одежду не забыла? Уже сентябрь, а в Ленинграде климат влажный и холодный, — Саша подошел к приемнику и щелкнул выключателем. Проигрыватель, уставший крутить пластинку, тихонько хрюкнул динамиком и замер. Супруг вернулся к окну и выглянул на улицу. На фоне деревьев, пока еще зеленых, сыпалась мелкая водяная пыль, сверкая в косых лучах солнца — неожиданно начался осенний дождь.

— Это в Ленинграде, наверное, климат такой. У меня подружка была из Ленобласти. Помнишь, я тебе рассказывала? Она говорила, что в области климат нормальный. Как на курорте! Правда, я не помню, где она жила точно. Вроде «Васькелино» или какое-то похожее название.

Вдруг Маша наморщила лоб и, как будто, что-то вспомнила. Встала и подошла к этажерке с книгами. Стала перебирать бумаги — газеты, старые письма, скрепленные листы, упакованные в самодельные обложки. Девушка рылась там некоторое время, что-то перекладывая с места на место. Потом извлекла из этой кучи увесистую тетрадь, похожую на самодельную книгу. Маша полистала ее и растеряно вздохнула.

— Ты чего? — Саша смотрел на жену с легким недоумением. — Чего ты ищешь? Билеты не там лежат, они в серванте!

— Я забыла девочкам пьесу отдать. Слушай, Саша, так неловко. У них завтра репетиция, а я уезжаю. Ведь целая неделя была! А я ее потеряла и поэтому забыла, а теперь нашла и вспомнила. И роль моя, непонятно у кого будет. Наверное, Ольге отдадут. Но, ведь, и пьесу вернуть надо, — Маша бормотала все это скороговоркой, потому что лихорадочно думала непонятно о чем. Вдруг ей пришла в голову мысль, что, может быть, она уедет сегодня и никогда больше никого не увидит. И этого светлого паренька Мишу. Мысль эта, созрев, выскочила наружу. Круглая и твердая, словно весенний снежок вылетел из рук школьника — хулигана. И мысль, в отличие от снежка, была не холодная, а какая-то горячая и даже жгла немного голову. — Сашка, позвони в «КИП», пожалуйста. Пусть пришлют Мишу! Может, он на работе, или пусть из общежития вызовут. Тут же рядом все. Он тоже в кружок ходит и сценарий им передаст. Больше я не знаю, кого можно попросить.

— Маша, ты чего? — Саша изумленно посмотрел на жену. — Какая пьеса, у тебя сегодня поезд! Да разберутся как-нибудь, тебе-то что? И вообще, откуда эта тетрадка взялась? Ты больна, тебе лечиться надо! Какие спектакли, какой еще драмкружок?

— Саша, как ты можешь так говорить? Ты знаешь, сколько эту пьесу на машинке перепечатывать? Каждому ведь надо, а нас там много. И Валентина Ивановна столько их напечатала!

— Какая еще Валентина Ивановна? Какую пьесу? Какой еще Миша? И зачем нам тут какие-то… — Он не смог сформулировать свое отношение к Мише и натянуто замолчал.

— Теплова Валентина Ивановна. Она руководитель нашего драмкружка. А пьеса — «Двенадцатая ночь». А Миша, между прочим, в сказке недавно так хорошо играл ослика. У него талант, точно талант. Он так органично подпрыгивал! — ответила Маша возмущенно и замолчала.

— Ну, Маша, ну ты придумала. Нам через три часа ехать. Ну да ладно. Твое счастье, что я теперь в руководстве, и у нас телефон есть. — Саша с гордым видом отправился в прихожую. На тумбочке стоял почти новый, угловатого вида телефон из карболита. Муж полистал справочник местного абонента. Набрав несколько цифр, он дозвонился на вахту и попросил соединить с лабораторией «КИП».

— Его зовут Миша, — бросила ему вслед девушка, и уселась на тахту. Саша в ответ махнул рукой и пробормотал: «Отстань, знаю, приходил он к нам».

— Але, Михаил Иванович! Тут такое дело. Где там ученик твой? А, не ученик уже? Так ты про которого? Ну этот, как его? Миша, Миша — Леснов? Ну, наверное, Леснов, раз Миша. Уж ты отправь его ко мне, будь добр. Улица Ленина, двадцать пять, квартира двенадцать. Что, он домой уже уходит? Со смены? Прошу тебя, пришли его. Тут кружок театральный надо спасти. Жена тут чего-то крик подняла. Уезжает в санаторий, а пьесу отдать забыла! Да вот я и говорю, что сам отдам. Но нет ведь, у них все по другому. Мы недостойны прикасаться к этим шедеврам. Ха-ха-ха! — Засмеялся он громко. — Все, ждем. Спасибо!

— Дозвонился, да? — Нетерпеливо спросила Маша.

— Ну вот! Сейчас прибежит. — бодро сообщил Саша. Но все же, в словах его промелькнуло раздражение. Было заметно, что настроение у него испортилось.

Маша вздохнула и потянулась под одеялом.

Через полчаса раздались два осторожных звонка. Саша затопал в прихожую. Открыл, звякнув замком, дверь.

— Заходи. — Впустил растерянного Мишу, предварительно окинув его внимательным взглядом. — Разувайся, вот тапочки. Я пойду покурю на лестнице.

Муж, загремев спичками, вышел на лестничную клетку. Маша, засунув ноги в тапочки, поднялась и подошла к дверному проему. С улыбкой взглянула на Мишу. Тот так и стоял в прихожей. Топтался на месте и растерянно мял кепку в руке.

— Миша, привет. Проходи, хочешь чая? Мы с тобой даже никогда не разговаривали. Так глупо все это, взяла и текст потеряла. Знаешь, столько всего произошло за последнюю неделю. Сегодня уезжаю, и вдруг поняла, что пьесу отдать не успела. А Саша точно или забудет, или потеряет. И вдруг я ее нашла. Причем ее там не было, я уже все перерыла. А потом вдруг — раз и появилась! Только подумала: «Где же моя пьеса?» и словно голос в голове отвечает: «Лежит под газетами!» Представляешь, там она и лежала! Нам через три часа на станцию, а я еще не собралась.

Миша был очень рад видеть девушку. Впрочем, осунувшееся лицо Маши не давало ему никаких поводов для веселья. Он вспомнил слова Шуры, и в груди у него что-то екнуло. Как будто льдинка упала за ворот рубахи. Но когда Маша улыбнулась, он сразу забыл про льдинку. Сам не мог сдержать смущенной улыбки.

— Хорошо, конечно, отнесу. Я чай не буду, нет, спасибо. А пьесу не забуду и не потеряю. Я, правда, только недавно в ваш кружок вступил. Не всех там знаю. Там из общежития есть ребята. И девчонок несколько знакомых. — Миша вдруг почувствовал себя самым счастливым человеком. — Они прежде ни разу не разговаривали. Только однажды поздоровались в столовой, когда он встретил ее со знакомой девушкой из общежития. И тут — такое счастье! Ему было неважно в данный момент, что девушка вообще-то была замужем и что она больна. Он так и не разулся, и не одел тапочки. Просто стоял в прихожей и глупо улыбался.

— Миша, так жалко, что я заболела. Все дела приходиться бросать на полпути — я про пьесу. Да и про работу тоже. — Маша вздохнула и поежилась. — Вот вернусь и встретимся на репетиции! Правда, когда это будет?

— Маша, как бы я хотел помочь тебе! Но не знаю, как. Я не доктор и не разбираюсь в болезнях. — Миша грустно вздохнул.

— Ты мне сейчас как раз помогаешь! Я разговариваю с тобой и выздоравливаю. — Правда? — Смущенно улыбаясь, спросил Миша и неожиданно принялся изучать содержимое своих карманов.

— И радуюсь, что ты отнесешь пьесу, — добавила девушка, услышав звук открывающейся двери.

В прихожую вернулся пахнущий табачным дымом Саша. Он прошел на кухню, зажег газовую плиту и, громыхнув чайником, набрал в него воды из крана.

— Конечно, мне совсем не трудно, — Миша радостно взмахнул руками.

— Слушай, Миша, у меня тут браслетик на часах сломался. Ты не мог бы починить? У вас ведь в мастерской все есть, инструменты разные. А мне пока часы эти не очень нужны. К тому же у меня есть другие, идут довольно точно. И ремешок у них крепкий.

— Ну, конечно, давай сюда. — Миша взял часы, покрутил рукой и посмотрел на разъединенные хвосты браслета, грустно висящие с двух сторон. Осторожно сунул часики в нагрудный карман рубашки и застегнул его на пуговицу.

— Спасибо Миша. Не забудь отдать сценарий. Не оставь его где-нибудь!

— Не сломай часы, мастер. А то у вас там главные инструменты: труба и ключ «32 на 27», — добавил стоящий рядом Саша, скривив губы в подобие улыбки. Он словно почувствовал, что какие-то искры летали по комнате, пока он курил на лестничной клетке.

— До свидания, Маша, не волнуйся! Я все доставлю. — Миша взял завернутую в газету пачку бумаги и двинулся в сторону двери. Он тактично обошел Сашу и улыбнулся ему. — До свидания. «Инструментов разных хватает, даже сверло для лоботомии есть!» — мрачно пошутил парень. Он быстро выскользнул в подъезд. Там гулко прозвучали его прыжки «через две ступеньки».

Маша вернулась в комнату и села на кровать. Следом быстро зашел муж с дымящейся папиросой. Он подошел к кровати и, уперев руки в бока, произнес сквозь папиросу: «Маша, ты вообще понимаешь, что ты делаешь?»

— Что я делаю, Саша? — Она поджала ноги и закрыла их одеялом.

— Ты за моей спиной медленно и неторопливо заводишь роман на стороне. Да еще и с каким-то безродным щенком! — Саша два раза подряд яростно затянулся и выпустил дым прямо над головой Маши. А потом он неожиданно топнул ногой. И хотя проигрыватель был выключен, иголка слетела с подставки и упала на пластинку. Звукосниматель со скрипом проехал по ней, оставив глубокую царапину, и заскочил, подпрыгнув, на бумажный пятачок с надписью «Ленинградский Совнархоз». Маша услышал этот острый звук: «Цок!». А потом ядовитое, хотя и тихое продолжение: «Бзиу!»

— Во-первых, прекрати дымить в квартире. Только недавно эту вонь вывели. У меня с легкими проблемы. И уже давно. Во-вторых, что это за разговоры про «безродность»? Это ты у нас, что ли, породистый такой?

Маша встала с кровати, посмотрела на мужа исподлобья и добавила: «А в-третьих, Саша, я больна!» Она сбавила тон и продолжила: «Какие романы? Мне о романах вовсе не думается. О другом думается! И день, и ночь! Что со мной будет теперь, и что с тобой? А если я умру?»

Саша, понурившись, отправился на кухню тушить папиросу. Маша подошла к окну и открыла нараспашку форточку. Свежий мокрый воздух с запахом дождя ворвался в комнату. Девушка, вздохнув, пошла в прихожую. Открыла входную дверь, предварительно вставив цепочку в рейку. Подперла дверь ботинком. Сквозняк, разгоняя остатки табачного дыма, радостно метался по квартире. Стало прохладно. Из кухни доносился звон чайной ложки, которой Саша размешивал в кружке сахар.

Маша подошла к кровати и надела кофту. Села на смятый плед, набросила одеяло на плечи. На ее глазах выступили слезы. «Да мне-то что теперь? — прошептала она. — Живите, как хотите! Хотите — гуляйте, хотите — веселитесь. Ходите на дни рождения, читайте книги. Бегайте по сцене, изображая любовь и счастье. А я уеду сейчас и умру там одна! Чего мне еще осталось ждать от жизни?»

Глава 5. Пропала собака

Балашово. Настоящее время (май 1957г.)

Главный радиолюбитель деревни Балашово неторопливо шел по улице. Он возвращался из школы. Учеба почти закончилась. Экзамены в восьмой класс Колька сдал на отлично. Не считая, как ни странно, физики. Постоянные придирки Василия Александровича довели его до того, что предмет, который должен был быть самым любимым, вызывал у него неприязнь. Хотя дома он сидел с паяльником с утра до вечера. Поэтому мальчик все еще посещал школу — отрабатывал четверку, которую ему «с натяжкой» поставил учитель. Впрочем, как отрабатывал? Как раз практика началась, вот и вся отработка. И нельзя сказать, что ему было не по душе возиться с приборами. Сегодня он перемотал сожженную кем-то из девочек катушку гальванометра и шел домой в хорошем настроении.

Вчера отпраздновали День рождения Володи. Колька «вручил» лучшему другу тренажер — раскрыл «тайну запертого сарая». Можно ведь и так сказать. Володька сделал вид, что удивился. Впрочем, он снова был в восторге, радовался совершенно искренне, будто первый раз увидел волшебный механизм! Мама подарила сыну новую рубашку, Танюша нарисовала картинку. Папа соорудил турник на огороде — очень «полезный» подарок. Одноклассников на празднике было восемь человек. Пришли даже две девочки из класса, тоже подарки вручали. Было весело — ели пироги и пили чай.

Майский светлый день, казалось, освещал собой весь мир. Чирикали воробьи, вдалеке над полем носились грачи. По траве бродили вороны, подозрительно поглядывая на изредка проходящих мальчишек. Основная часть взрослого населения в этот час находилась на работе. Коля шел по пустой улице, опустив глаза и погрузившись в мечты. Вдруг он едва не врезался в молодую яркую особу, непривычно одетую в модную столичную кофточку. Из-под кофты виднелось светлое платье. На ногах красовались чулки в сеточку вызывающего вида. Не многие местные красотки имели такие в своем гардеробе. Колька не поверил своим глазам — это была Вера.

Вера, по слухам, жила в Москве. Да, не просто жила, а находилась на содержании какого-то «высокого» начальника. И вдруг она вернулась в родные края. Выглядела девушка очень странно. При всей молодости и привлекательности, лицо Веры напомнило Коле печальную гримасу соседки по парте после того, как та получила двойку за контрольную по математике. Голова модницы была туго повязана платком. «Прямо Джек-Снегирь» — подумал Коля. Он вспомнил книгу из библиотеки, где когда-то работала Вера. Там теперь работает его мама. Школьник читал захватывающую историю по ночам, под одеялом. С фонариком, разумеется. Книжка была очень интересная — про капитана пиратов, который при ближайшем рассмотрении оказался обыкновенной девчонкой. «Привет!» — томно произнесла Вера. Ей нравился Коля. Его чрезмерная молодость, не останавливала девицу. Наоборот, она служила дополнительным соблазняющим фактором, который подогревал ее интерес. Эта девушка иногда ставила мальчишку в дурацкое положение, причем ей очень нравилось это делать на глазах у всех. Сегодня красотка выглядела как-то странно. Правда, Колька давно ее не видел, уже полгода прошло, точно, он даже успел отвыкнуть от ее выходок. Но все же Коля чувствовал, что с ней что-то не так, с Верой произошла какая-то перемена.

— Вера привет, какая же ты у нас красотка! А голову завязала зачем? — Скороговоркой бросил парень. — Стирала что ли, или красила чего?

— Отстань, глупый, и так тошно. — Вера махнула рукой и отвернулась.

— Да что это с тобой? — Коля не понимал.

— Потом расскажу, а может, даже покажу. — Вызывающе ответила девушка.

— Эх, Вера, не комсомольская ты наша. Что это за жизнь такую ты себе придумала? Несешь чушь какую-то! Некогда мне. Да и муж твой злиться будет.

— Да ну тебя, комсорг хренов! И никакой он мне не муж, — беззлобно сказала девушка и, обогнув школьника, пошла дальше, соблазнительно двигая бедрами. Пройдя несколько шагов, она вдруг остановилась и обернулась. Коля стоял и смотрел ей вслед, ему вдруг стало неловко. Парень резко отвернулся и сделал вид, как будто ищет что-то в траве.

— Коля, у нас тут собака из оврага сбежала! Ты не видал?

— А какая из собак? У меня спуск в овраг недалеко от дома, вообще-то!

— Ну та, что самая горластая — Гурда. Мы с Виталиком обошли все окрестности. В лес сильно не углублялись, по краю побродили. Там можно неделю плутать.

— Да нет, Вера, не видал. Но ежели что, к вам зайду и скажу! Иль на ветряк залезу — повешу тряпку какую-нибудь, подам знак. Вам его видно с другого конца оврага-то?

— Да, видно.

— Или вот что: у меня на ветряке лампочка есть, я ее зажгу для тебя! Если увидишь огонек на мачте, заходи ко мне, я тебе расскажу, что узнал.

— Ладно, Коля, спасибо! — Вера грустно улыбнулась и потихоньку пошла своей дорогой.

Когда школьник пришел домой, он обнаружил, что папа и мама уже вернулись с работы. Хотя было еще рано. Глядя на их лица, мальчик понял — что-то произошло. Родители тихо разговаривали, обсуждая какую-то очень серьезную тему, когда увидели Колю, вдруг замолчали. Потом папа посмотрел на сына то ли сердитым, то ли виноватым взглядом. Отец вел себя странно. И сын понял, что произошло что-то необычное и тревожное. «Сходи за капустой, — тихо попросила его мама. — Что-то мне сегодня хочется кисленького и холодненького».

Коля вышел в сени. Взяв со стола большую эмалированную миску, отправился в сарай — в погреб. На крыльце шикнул на петуха, что гулял по нижней ступеньке. Парень обогнул дом и, зайдя в сарай, щелкнул выключателем. Поднялся по ступенькам на деревянный настил. Раскидал в стороны старые ватники и протертые бушлаты. Отодвинул щит из потемневших досок, открыл деревянный люк и спустился в холодную, пахнущую сыростью и плесенью, пасть погреба. Колька поежился — довольно холодно. В углу, за досчатой загородкой, лежала немного проросшая картошка. Под потолком, внутри старого ржавого плафона, горела тусклая лампочка. На плафоне паук сплел большую паутину. Сидел и задумчиво поджидал свою добычу. Несколько засохших, опустошенных мух висело тут же. Коля вспомнил, как когда-то на уроке природоведения учительница рассказывала о пауках. Про внешнее пищеварение — эта жутковатая история запомнилась. «Вот ведь какой странный этот паук. Сюда мухи не залетают, а он сидит и дежурит, — подумал мальчик. — Какой же страшноватый этот животный мир. Хорошо, что паук не может быть размером с собаку». Колька, набрав полную миску капусты, прикрыл бочку и неторопливо вернулся в дом.

Мама как раз закончила что-то говорить папе. Повернувшись к сыну, она произнесла негромко: «Спасибо, сынок, поешь тоже капустки. Полезная она!» Положила в тарелку вареной картошки, добавила туда пару ложек капусты, подлила масла и поставила тарелку перед Колей. На столе уже стояла миска с салатом из помидоров и огурцов. В комнате вкусно пахло подсолнечным маслом.

Коля сел есть. И вдруг увидел, что у отца перебинтована нога.

— Пап, что с тобой такое? — Мальчишка чуть не подавился куском хлеба.

— Да, вот коленвал уронили на работе. Ну, ничего страшного! Перелома нет. Просто ушиб, и нога сильно распухла, — ответил он, сделав виноватое лицо. — А ведь я завтра собирался в Ленинград ехать.

— Вот дела! — Колька вздохнул. — А в Ленинград-то зачем? Что у них случилось?

— Телеграмма пришла от бабушки Матрены, — сказал папа. — Похоже, дядю Ваню забрали в милицию. Написано, что «Ванюша дофутболился». А мне мужики рассказали, что там было, на матче этом.

— За что? Как это — «дофутболился»? — Коля изумленно посмотрел на отца. Из всех взрослых родственников, которых знал мальчик, дядя Ваня выделялся спокойствием и добротой. Для Коли это было определяющим моментом в вопросе — мог ли такой человек попасть в милицию?

— Я было с работы отпросился. Хотел рвануть в Ленинград. Дядю Ваню надо как-то спасать. Вечно с ним что-нибудь случается. Он как магнит притягивает неприятности. И такой он человек, ведь, а? Мухи не обидит! Но с ним постоянно что-то происходит, то одно, то другое. Вот и я сегодня с коленвалом этим — прямо в резонанс с ним вошел. А теперь на ногу ботинок не налезает. Наверное, это какая-то ошибка? — Папа потер лысину и посмотрел на Кольку. Было не очень понятно, в чем заключается ошибка. В ноге, которая не лезет в ботинок? Или в дяде Ване, который каким-то непонятным образом оказался в милиции?

Мама задумчиво смотрела в окно. Время обеда — это еще повод присесть и немного отдохнуть. Женская доля в сельской местности особенно тяжела. Помимо основной работы на маминых плечах все хозяйство — приготовление пищи, стирка, посуда и огород.

— Только в милицию ходить нельзя! Сам знаешь, как там бывает! — Сказала наконец мама, обращаясь к папе. Потом повернулась к сыну. — А ты, Коля, молчи, — сказала она неожиданно строго.

Мальчик только открыл было рот — чтобы узнать, каким образом отец собирался спасать дядю Ваню.

— Ну, наверное, со мной не нужно проводить инструктаж, — грустно сказал папа, обращаясь к маме. — Сергею, наверное, твои советы больше пригодятся.

А в милицию ему придется идти, уж наверняка.

Папа имел в виду своего друга Сергея — отца Володи. Коля сразу сообразил, что задумал его отец.

— Хотел поехать с Виктором утром в Лугу. Он картошку повезет в магазин, — продолжал папа озабоченным голосом. — А там дождаться 844-го автобуса и на нем в Ленинград, до площади Мира. Но теперь не пойму, как быть. Коля, ты ведь собирался к Володе? Попроси его папу к нам зайти, ладно? Попробуем его в Ленинград направить!

— Конечно, все передам. — сказал Колька, закидывая в рот последний кусок картошки. Выпил полстакана молока и с тревожным ощущением в груди отправился к Володьке.

Мальчишка прошел через огород. Нажал кнопку и щелкнув электрическим засовом калитки, двинулся по косогору.

Глава 6. Сергей Петрович едет в Ленинград

Луга. Настоящее время (май 1957г.)

Сергей Петрович стоял на автостанции и дожидался автобуса. Ему предстояло отправиться в Ленинград, чтобы выручить дядю Ваню — отца Славика. Вчера пришлось лечь спать на два часа раньше — знакомый шофер Виктор ехал утром в Лугу. Он вез картошку в магазин, заодно и его подбросил до площади Мира. Семьдесят километров по проселочным дорогам проехали довольно быстро и без приключений. С одной стороны — ехать в Ленинград через Лугу, довольно большой крюк. С другой — вариантов не было. Доехать «поскорее» из Балашово до Ленинграда не получалось никак!

Сергей размышлял о возможных вариантах развития событий. Телеграмма бабушки Матрены была, конечно, сумбурной, но было понятно — с Иваном что-то случилось. К тому же, до жителей деревни уже дошла новость, что на стадионе имени Кирова случилась большая драка. В семье все знали про увлечение Ивана — отца Славки, футболом и хоккеем. Можно было предположить, что он мог оказаться в самой гуще событий. По слухам, там арестовали болельщиков, человек двадцать. А кому-то из солдат даже разбили голову бутылкой. Значит, дело серьезное.

«Наверное, Ваня в милиции. Если забрали, то наверняка там», — размышлял Сергей, перебирая в голове возможные варианты спасения практически родственника. Так бывает довольно часто — близкие друзья по истечении некоторого времени становятся «приемной» родней. Так и семьи трех братьев Жильцовых и Сергея Смирнова стали родными людьми. Совершенно некстати лучший друг Сергея, отец Кольки — Алексей, уронил на ногу коленвал от трактора. Перелома, к счастью, не случилось, но нога распухла, и ходить стало совершенно невозможно. Ступня не влезала ни в ботинок, ни в сапог. Поэтому поехать в Ленинград он не смог. Так что Алексей сидел с солевой повязкой дома, и ожидал исцеления. Сергей, отец Володи, собрался с вечера пораньше, как смог. Положил в рюкзак фляжку воды и пару яблок. На всякий случай кинул туда книгу про ремонт мотоцикла «МТ32». Решил почитать в дороге, если не будет сильно трясти. Алексей всегда читал чего-нибудь в дороге для развития.

Рядом стояло несколько человек и дожидались автобуса. Подошел какой-то интеллигентный гражданин в очках, по виду — учитель. Спросил понурого, крестьянского вида, мужичка. «Кто сегодня везет? Мишкин или Нихайличенков? Похоже, будем сто сорок километров шесть часов ползти!»

Мужичок недоуменно посмотрел на «Учителя» и спросил: «Это в каком смысле?»

— Товарищи водители проявляют инициативу, борются за километры без капремонта. Хотят, чтобы в кабине «Вымпел» висел, — пояснил интеллигентный гражданин.

Несколько вычурный слог и говорок «Очкарика» удивили Сергея.

— А! Ездят медленно?

— Еще как медленно — берегут народное достояние.

— Ну, зато — целее будем. Нечего кружиться, как мухи над повидлом. — Мужичок снял фуражку, и многозначительно вытаращил глаза. Потом задумчиво потер редкие волосы на макушке и вернул картуз на голову.

Подкатил красный новенький автобус — «бычок». Так тогда называли «ЗИС-155». Сверкающий и красивый. На картонке, прижатой к стеклу, был написан номер — «844». Рядом торчала еще одна картонка с надписью «Ленинград». За рулем сидел белобрысый веснушчатый парень с веселым лицом. «Интеллигент» потоптался на месте. «Ну и хорошо — ни тот, ни другой!» — произнес он вполголоса. Повертев головой, двинулся к автобусу. Небольшая толпа стала быстро грузиться в «ЗИС», рассаживаясь по местам. Сиденья были новые и пахли резиной.

Сергей уселся в середине салона, со стороны дверей. Посмотрел в окно и увидел, как трое парней с рюкзаками, громыхая котелками и лопатами, бегут к автобусу. У одного из них был потертый деревянный ящик. Сергей вдруг понял, что такой ящик он когда-то видел много раз. Но вспомнить, что это такое, сразу не смог.

Впереди, рядом с дверью, у окна, уселся «Интеллигент». Снял кепку и положил ее рядом на сидение. Народу было совсем не много, так что это никого не стеснило. Места хватало. Сергей обратил внимание на ровно подстриженный затылок «Очконосца». «А ведь товарищ этот — военный. Может, из милиции?» — подумал он. И тут же вспомнил, как странно прозвучала «казенная» манера речи попутчика. Хотя, как человек практический и занятой техническими вопросами, Сергей был далек, как сейчас говорят, от «конспирологии». Он не придал этой мысли совершенно никакого значения.

Автобус тронулся, за окнами поползли дома и домишки Луги. Сергей Петрович достал книжку про мотоцикл. Один знакомый попросил его починить генератор. Задумчиво перелистывая страницы, ремонтник принялся разглядывать картинки. Автобус несколько раз дернулся и стал плавно набирать скорость. С заднего сиденья к нему подсел рассудительный мужичок. Спросил осторожно: «Можно я с Вами посижу? Тут трясет поменьше». Трясло, тем не менее, довольно сильно, и сразу стало рябить в глазах. Сергей вздохнул и убрал книжку в рюкзак. А день был пасмурный и серый. Понятное дело, почитать не получится.

— Садитесь. А вон впереди еще меньше трясет, наверное?

— Я к нему не хочу, — шепотом, но довольно громко, прошипел мужчина. — Он там, знаете, что листает?