Бесплатный фрагмент - Лизкина весна и голубые кеды

ЛЕТО, ПРОЩАЙ!

Август на редкость выдался знойным. Стояла невыносимая жара. Трава пожухла и уже не вызывала приятных ощущений, когда нога, случайно выскользнув из сандалии, касалась её, наоборот, при каждом шаге, издавая противный треск, рассыпалась в прах. Солнце палило с невероятной силой: задержись под пеклом на минуту и из глаз тут же сыпался песок. Казалось, даже время не вытерпело удушающего зноя и медленно тянулось, словно расплавленный сыр Камамбер. Секундная стрелка на часах лениво передвигалась по кругу, того и гляди вот-вот замрёт, а сами часы, расположившиеся на террасе над потрёпанным комодом, грозились растечься масляным блином Сальвадора Дали, впрочем, как и Лизка.

Такой жары в конце лета она сроду не видела. Разморённая удушливыми объятиями августа Лизка раскачивалась в гамаке под яблонями в саду и, с грустью осознавая, что проживает последние дни летних каникул, грызла яблоко и глядела в планшет на очередную серию корейской романтической дорамы. То и дело Лизка отрывала взгляд от планшета и затуманенным взором поглядывала по сторонам: то на часы, то на понурившие головки агератума в глиняных горшках.

«Что-то Макара не видно», — также медленно, как и ползущая стрелка на часах, подмечала Лизка и вновь возвращалась к интригам и любовным перипетиям, развернувшимся на экране планшета.

Спустя час, Лизка, расстроенная отсутствием «химии» между актёрами (как бы они не старались), выключила планшет. От долгого лежания у неё покалывало в плече. Негодуя на мириады невидимых иголок, впившихся в её тело, и ощущая себя кактусом, она отправилась на поиски Макара.

Макар был, единственным и лучшим другом Лизки, а ещё самым популярным парнем в школе. Высокий, стройный, подтянутый, с густой темно-русой шевелюрой, глаза голубые с оттенком льда, наполненные непоколебимой юношеской самоуверенностью — всё это цепляло девчонок. Они следовали за ним по пятам и, в стремлении однажды стать девушкой самого популярного парня, задаривали его улыбками и подарками. Однако с девчонками Макар оставался неприступной скалой, надменным и холодным. Только с Лизкой он был близок.

Макар и Лизка дружили с самого рождения. Даже ещё раньше — в животах своих мам. Мама Макара, Иришка, сдержанная на эмоции блондинка с небесно-голубыми глазами, и мама Лизки, Маришка, курчавая брюнетка балаболка, подружились в роддоме. Лежали в одной палате. Очень часто, Лизка и Макар, ощущая невидимую связь, приветствовали друг друга толчками и пинками в утробе матерей. Они и на свет появились друг за другом, сначала Макар, а через пару дней — Лизка. А после и вовсе выяснилось, что Лизкины родители после рождения дочери оказались новосёлами в многоэтажке для заводских в городке Металлургов. Теперь новоиспечённых мам и их детей связывал не только роддом, а также общая лестничная площадка на седьмом этаже.

Дружба семей крепла.

С первых своих дней Макар и Лизка проводили время вместе — сначала в колыбельной кроватке, а затем в детском саду, школе и даже у стоматолога. Детьми они играли на лестничном пролёте, в то время как мама Макара возилась на кухне с борщом или банками для солений (подготавливала, так сказать, вместилище для овощей с бабушкиной дачи). Или же у Лизки дома, пока её папа, высокий, худощавый и неуклюжий, одним словом, долговязый Василий и папа Макара, дядя Лёня с большим «авторитетом» на животе, давили диван, хором вскрикивая: «Гол!!!» Или, что было чаще всего, дети днями напролёт пропадали во дворе: ковырялись в снегу, если дело обстояло зимой, или же рылись в песочнице.

Как-то раз в один из чудесных летних дней пятилетний Макар сидел посреди песочницы и «выпекал» песочные пироженки. Пятилетняя Лизка возилась рядом, строила замок для принцессы. Конечно, принцессой была она сама. Лизка уже возводила вокруг замка крепостную стену, когда вдруг ей в голову пришла мысль, что принцесса не может жить в замке без принца. Лизка искоса глянула на Макара. Перед ним лежало уже с десяток пирожных. Лизка поднялась, упёрла пухлые ручонки (в то время они ещё были пухлыми) в свои мягкие бока, и стоя посреди песочных замков, требовательно обратилась к Макару с весьма нескромным предложением:

— Зенись на мне!

Так случилось, что в этот важный и судьбоносный момент из маленького вздернутого к небу носика Лизки плавно скатилась большая зелёная козявка. Разинув рот, Макар наблюдал, как козявка медленно сползла, и когда она повисла на верхней губе у Лизки, он скривил гримасу. Лизка же невозмутимо слизнула соплю, шмыгнула носом и с искренней улыбкой, полной любви, склонилась к Макару. Такого откровения Макар не выдержал. С отвращением крикнул «Фи!» и запустил в Лизку жестяную формочку вместе с пирожным из песка.

Нередко потом Макар с хохотом вспоминал эту нелепую ситуацию и в шутку называл Лизку «сопливой женой». Каждый раз, слыша прозвище, Лизка замахивалась на Макара, грозя отвесить ему подзатыльник, и в глубине сердца проклинала ту, ненавистную ей, соплю. «Если бы не она, может быть, и получилось бы», — думала Лизка.

Конечно, Лизке льстила мысль, что самый красивый парень школы дружит с ней, и одноклассницы, да нет! — все девчонки, ей откровенно завидовали. Но в душе Лизка желала пересечь черту и однажды покинуть френдзону. Её дружеская привязанность к Макару давно переросла в симпатию и даже в нечто большее — вот уже больше года Лизка тайно вздыхала и сохла по Макару.

Долго ей искать не пришлось. Макар, скрестив ноги по-турецки, сидел под сенью огромного дуба, что раскинул размашистые ветви у края картофельного поля — укрывался от обжигающих солнечных лучей.

«Ах, вот ты где! Я те-бя на-шла-а!» — Лизка, хитро прищурив один глаз, быстро пробежала вдоль грядок с луком, затем тихо прокралась меж пластов картофеля, когда-то зеленевшего ботвой и пестрившего колорадскими жуками, а сейчас стоявшего пожухлой гичью, и остановилась в паре метров от Макара. Втянув голову в плечи, Лизка прищурила второй глаз, отчего стала похожа на монгольского хана в засаде, и, согнувшись вдвое, осторожно ступая, на цыпочках подкралась к другу со спины.

Ничего не подозревающий Макар, склонив голову над подорожником, задумчиво теребил его в руках. Футболка его намокла, образов тёмное пятно меж лопаток, и Лизка заметила росинки пота на загорелой шее юноши.

— О-о! — выдохнула она, ощутив приятный трепет в груди, и бросилась на Макара. Обхватив друга за шею, она зловеще прошептала ему в ухо:

— От меня не скроешься, дружочек, — и ещё более зловеще, чем предполагала, с явным хрипом, словно её мучила астма, дунула всё в то же ухо, — ха-а!

Макар вздрогнул и прижал плечо к уху.

— Отвали! — пихнул он Лизку локтем в бок. Не сильно, но достаточно, чтобы ощутить, как прошелся локтем по ребрам девушки.

— Ой! — взвизгнула Лизка и плюхнулась на землю рядом с Макаром. Земля трелью выбила смех из её груди. — И чем ты тут без меня занимаешься? — смеясь, протараторила Лизка. Она вытянула длинные ноги перед собой, и тут её взгляд упал на книгу в пожухлой траве, — очередная книга, которую Макар везде таскал с собой до тех пор, пока не прочтёт. — Чего это я спрашиваю? И так всё ясно. И чего тебе в последние дни лета не отдыхается?

Именно Макар настоял на том, чтобы в последнее лето перед завершающим годом обучения в школе отдохнуть на даче у его бабушки, хотя Лизка всю зиму вдохновенно мечтала о том, как наслаждается белым песком и плесканием нежных волн океана где-нибудь в Таиланде или на Карибах. Она уже привыкла к тому, что дядя Лёня, руководитель турфирмы «Альбатрос», каждое лето дарил ребятам путёвку в летний лагерь на морском побережье, и что бывало очень часто, где-нибудь в зарубежье. Однако в этом году не вышло, и вместо белого морского песка Лизку ожидал мутный водоём с плавающими в нём утками бабы Люси.

Бабушкина дача находилась в Мишкино — крохотной деревушке из двух улиц, да проулка, соединявшего улицы меж собой, наподобие буквы «Н» — где-то на крутых, лишенных древесной растительности, зато хорошо прогреваемых солнцем, склонах Удмуртии.

Макар рассказывал Лизке, что раньше Мишкино была татарской деревней, да и называлась по-другому: «Как-то там с больным горлом связанное», — сказал он. По одной из версий (чьей именно Макар не знал, зато помнил из рассказов бабушки) здесь жили потомки Абылай-хана, — о том, каким чудесным образом потомки казахского хана оказались на удмуртской земле, вот уже многие века для жителей деревни оставалось величайшим секретом; по другой и более правдоподобной трактовке — Мишкино самая обыкновенная деревня и нет тут ничего примечательного, разве что жил в этой деревне когда-то дед Абылач, изрядно пылавший страстью к аракы. Но никто не знал, по какой такой причине деревня, некогда огороженная вспаханными холмами, а теперь сплошь поросшими травой, вдруг стала называться Мишкино.

Дача бабы Люси, бабушки Макара, представляла собой аккуратный двухэтажный домик из белёного кирпича с синей дверью в духе Прованс, ведущей к нему террасой, — летом утопающей в цветах, а зимой заваленной снегом — с которой открывался вид на центральную улицу, и с яблоневым садом во дворе. Позади дома значился огород из пары грядок и картофельных посадок.

Бабушка Макара, экзотическая личность и заядлая любительница индийского кино, в молодости, благодаря ежеквартальному журналу «Индия», до крайности увлекалась йогической наукой: заворачивала своё тело в немыслимые асаны и раз за разом выводила красной хной у себя на правой лопатке мантру, суть и значение которой были известны только ей одной. Даже сейчас, если случайно заглянуть бабе Люсе под рубашку, можно увидеть тёмные размытые пятна, въевшиеся в дряблую и морщинистую кожу, в которых едва можно узнать замысловатые закорючки. Частенько бабушка Макара грозилась, распевая мантры, в ярком сари отправиться на родину йогов — искать своего гуру, чтобы получить от него истинное знание и достичь освобождения от иллюзии. Может быть по этой причине дядя Лёня основал турфирму — чтобы однажды отправить маму (а баба Люся была его мамой) в путешествие по Индии.

Однако вместо вожделенной страны с феерией красок, цветочных гирлянд вокруг шеи, нескончаемых танцев и медитативных практик, вот уже который год с наступлением весенне-летнего фермерского сезона баба Люся отправлялась на дачу, где до поздней осени самозабвенно проводила свои мирные дни, выращивая овощи и уток, и развешивая гирлянды из чеснока под крышей террасы. Возможно именно здесь, в Мишкино, а не в далекой и таинственной Индии, она открыла для себя свою мокшу.

«Ну, ладно, окей», — согласилась Лизка с ноткой сожаления в голосе об утрате эйфорических каникул заграницей и о том, что её новый купальник вовсе не подходит для деревенского пруда. И все же Лизка ни капли не пожалела, что Макар пригласил её к себе на дачу, ведь это лето сблизило их ещё сильнее, заставив Лизкино сердце трепетать.

Всё лето ребята веселились. Они просыпались рано утром, выскакивали из дома в сад, чтобы босиком пробежаться по траве, усыпанной серебристой росой, сияющей в лучах восходящего и ещё по-утреннему нежного солнца, затем возвращались к завтраку. Баба Люся к этому времени приносила от соседки свежее коровье молоко, творог и сливочное масло. Лизка всегда завтракала кукурузными хлопьями, заливая их молоком и добавляя в него «Несквик». А Макар любил бутерброды с маслом, присыпанным сахарным песком. Иногда вместо сахара, он поверх масла клал колбасу и тоже, как и Лизка, пил сладкий «Несквик».

После завтрака ребята выгуливали уток. Уток было немного, всего пять штук, но для Лизки с Макаром, выросших в городе, это было настоящее увлекательное приключение. Гоня перед собой живность, ребята спускались вниз по центральной улице в конец деревни, сворачивали в проулок, где стояло всего два дома, и выбегали к водоёму. Загоняя уток в пруд, Лизка и Макар тоже с диким хохотом бросались в воду и вместе с утками проводили там полдня, плескаясь в мутной воде.

После обеда ребята занимались каждый своим делом. Макар предпочитал читать, а Лизка смотреть дорамы или томно развалившись в гамаке под яблонями, мечтать о том, о сём, но чаще всего о Макаре. Иногда Лизку одолевала совесть, и она вскакивала, словно ошпаренная утка на Рождество, и бежала в огород на помощь бабушке — пропалывать от сорняка гряды лука, в окружении томатов и лиан со свисавшими с них стручками фасоли.

Вечерами перед сном, если была ясная погода, ребята неспешно прогуливались по двум улицам, затем возвращались домой и шли в сад, где долго-долго смотрели в ночное небо, усеянное звёздами. Макар рассказывал Лизке о космосе и планетах, показывал Большую Медведицу и созвездие Волопаса, а Лизке было всё равно, где какая звезда находится, её просто привлекала их недосягаемая красота и возможность загадать желание, если какая-то из этих звёзд решит вдруг упасть.

— Макар! Желание, желание! — как-то вскрикнула Лизка, завидев мелькнувшую и угаснувшую в небе астери. — Скорее загадывай желание! Звезда падает! — сама она тут же сложила ладони вместе, и лицо у неё приняло невинно-детское выражение с легким нетерпением в ожидании чуда, именно такое, когда дети верят в Зубную Фею и на утро ищут под подушкой шоколад.

— Она не упала, — насмешливо возразил Макар. — И не звезда вовсе, а метеор, вошедший в атмосферу Земли. — Почему метеор вторгся в атмосферное пространство планеты Макар объяснять не стал, боясь потревожить и без того повернутый на «корейской волне» Лизкин ум. Да и не нужны ей были его пояснения: какие ещё метеоры, когда важно успеть загадать желание?

Пару раз в начале лета ребята седлали старый бабушкин велосипед: Макар брал управление, Лизка восседала на багажнике, слегка подогнув свои длинные ноги, — и ехали добрых три километра в татарское село по соседству, на дискотеку.

Сказать, что дискотеки в том селе имели шик и глянец, было бы пафосным заявлением, — ни Макар, ни Лизка, ни разу не бывавшие на настоящих дискотеках, за исключением школьных вечеров, не имели ни малейшего представления о подобных развлечениях взрослой молодёжи, — однако стоить отметить, что у дискотек присутствовал свой, экзотический для городского жителя, вайб.

Дискотеки проводились в маленьком, лишённом гламура сельском клубе, едва вмещавшим в свои серые стены пятьдесят человек — никакого тебе дресс-кода и фейс-контроля. В тесном фойе, покачиваясь и перетаптываясь в кругу, танцевали деревенские жители — колхозники, да редкая молодежь, что не смогла уехать прочь и осталась на селе. Туда-сюда сновали дети, школьники младше Макара и Лизки, — они в основном, задирая друг друга, бегали по скрипучему полу с затёртым и местами отодранным линолеумом. В углу, прячась за громадным сабвуфером, местный ди-джей в чёрной футболке с неоновой надписью на груди «Tik-Tok» и вышитой бисером тюбетейке на голове включал местные хиты. Над его головой тускло мерцал потрёпанный диско-шар. Вдоль стен на деревянных креслах, выкрашенных в красный цвет, образуя своеобразный чил-аут, восседало, словно попугаи на жёрдочке, поколение постарше. Страдавшие недостатком внимания и ревматизмом, они-то и развлекали Лизку с Макаром, увидев в них потенциальных собеседников, скармливая им местные байки и страшилки.

— А вы слышали? — кричал глуховатый на одно ухо дед Мансур. — Собака рыжая вернулась. Завывала прошлой ночью, аж по спине мороз.

— Да ну, враки всё! — в ответ кричала тонким голосом сухощавая Гайшэ-апа. — Её в прошлом году Агиль-абый пристрелил, я сама видела. — И плотнее закутавшись в стёганую жилетку, добавляла: — Жуть. Правду говорили, что у неё морда человеческая.

— Ну-ну, душечка моя, не бойся, — хлопал по руке Лизку Джабир-абый, старичок с седым, как у одуванчика, пушком на голове, перепутав Лизкино недоумение со страхом. — Собаку ту взаправду пристрели и окна в том доме заколотили. Хотя поговаривают, что по ночам сквозь щели видать, как в мерцании свечи собака рыжая на двух лапах приплясывает.

— В каком доме? — спрашивала Лизка, а Джабир-абый поворачивался к Макару и отвечал:

— Да в том, что на окраине села. Возле него вяз усохший стоит. Вы, ребятки, как раз мимо него путь держите. Не видали чего подозрительного? Нет? Обратно возвращаться будете, задержитесь, вдруг и увидите чего.

— Что ты сказал?! Видел её?! — дед Мансур вытягивал шею, выставляя ухо, то которое слышало, вперёд. — А я что говорю. Нельзя нетопыря убить, не умирают они, а обернувшись ещё злее становятся, пуще прежнего. Вот, как пить дать, скоро куры дохнуть начнут.

— Ох, ты ж, нечисть проклятая, — вставляла слово Ляля, миниатюрная, словно кукла, старушка с круглым личиком, плотно обмотанным расписным платком, то синим с красными маковыми цветами, то пёстрым, как павлиний хвост.

В иной раз дед Мансур заводил разговор о бабайке: что видели её у пруда, а ей всё нипочём — сидит на берегу, руки свои мохнатые растопырив, хохочет и водой плещется, а глаза дикие огнём жёлтым горят.

— Вот, как пить дать, скоро балалар пропадать начнут! — при этом приговаривал он. — У Агиля-то старшенького бабайка увела, а всё потому, что рыжую пристрелил. Вот ему расплата и вернулась.

Или:

— Вы ж из Мишкина?! — громко спрашивал дед Мансур. — По какой дороге приходите?!

— А что? — робко интересовалась Лизка. — И там оборотни водятся?

— Да есть тут тропка одна, излюбленное место колдунов. Прямиком через лес, как раз в Мишкино ведёт, — вкрадчиво отвечал Джабир-абый, приглаживая на макушке седой пушок.

Каждый раз после очередной ужасающей истории, возвращаясь домой по тёмной дороге, Лизка чувствовала себя неуютно и вздрагивала при любом шорохе. После ещё нескольких очередных неуютных поездок, Лизка, в конце концов, предложила Макару поменяться местами, и когда ребята собрались на дискотеку, с воодушевлением схватилась за руль велосипеда. Тому была и другая причина — Лизке не нравилось каждую пятницу, сидя на твёрдом багажнике пересчитывать пятой точкой ухабы и кочки, от этого у неё багровели синяки на мягком месте. Но крутить педали оказалось ещё невыносимее, и вскоре ребята вовсе перестали посещать местные тусовки. К тому же ни Макар, ни Лизка не были заядлыми тусовщиками, предпочитая, наслаждаться вечерами в компании друг друга, книг и дорам.

Июль проскочил незаметно. Главным образом из-за колорадских жуков, которых расплодилось столько, что картофельная ботва пестрила красно-желтыми «плодами», и даже птицы путали жуков с ягодами, то и дело, кружа над ними. Ни одно из химсредств по борьбе с вредителями не помогло, и баба Люся, вручив Макару с Лизкой по ведру, источавшее пары керосина, поручила им действовать по старинке: вышагивать меж пластов и метким щелчком пальца скидывать букашек в бензиновое чистилище.

— Э-эч, — Лизка с отвращением скривила губы, после того как прошла пару рядов, а её руки покрылись липкой жёлтой жижей.

Хотя поле было невелико, всё же под конец работы, у Лизки ныла поясница, болело плечо и зудело бедро в том месте, где ведро соприкасалось с кожей. А на следующий день у Лизки ко всему прочему зарябило в глазах, как только она, выйдя в огород, увидела картофель, усеянный красными и жёлтыми горошками.

И с горьким вздохом весь июль изо дня в день Лизка смахивала жуков в ведро. Потом она начала давить их, вкладывая в пальцы всю ярость, и те лопались с громким хлопком, как недозревший крыжовник, пока вдруг в один момент жуки странным образом не исчезли сами по себе, оставив после себя обглоданную ботву.

Пришёл август, и у Лизки появилось новое увлечение. С наступлением темноты она выключала в комнате свет, открывала окно и, слушая летнюю ночь, предавалась мечтам.

Было уже глубоко за полночь, когда укутанная пьянящим ароматом лилий, доносившимся из сада, Лизка вновь не спала. Подтянув колени к груди, она сидела на кровати у раскрытого окна, и, вдыхая ночной воздух, пропитанный благовонием цветов, слушала шелест листвы, стрёкот сверчков и кваканье лягух, как вдруг, неожиданно для неё, раздался стук в дверь её комнаты.

— Лиза, ты спишь? — услышала она приглушенный голос Макара, а затем снова раздался стук.

Лизка вскочила с кровати, включила ночник и подбежала к двери. Резко открыв её, она знала, что увидит Макара, но всё равно удивилась, заметив его грустные глаза на бледном лице.

— Не могу уснуть. Можно я немного побуду с тобой?

— Конечно, проходи, — Лизка отступила в сторону, пропустив друга в комнату. — Тебе приснился кошмар? Выглядишь так себе.

Макар не ответил, вместо этого он встал посреди комнаты как вкопанный, заставив Лизку еще больше насторожиться.

— У тебя что-то болит? — Лиза обошла Макара и заглянула ему в лицо.

Макар не ответил, он пристально посмотрел на Лизку — её внимательный и взволнованный взгляд карих глаз был устремлён на него, брови слегка приподняты, на правой щеке виднелась едва заметная родинка, а на левой — выпавшая ресничка; её распущенные светло-русые волосы мягким полотном ниспадали по спине и плечам, и футболка, которую он одолжил Лизке в качестве пижамы, висела на её стройном теле балахоном.

«Забавное зрелище», — подумал Макар, легонько дотронулся пальцем до Лизкиной щеки, подцепив с неё ресничку. Ресница послушно приклеилась к пальцу. Макар резко дунул на неё, она взвилась в воздух и плавно спикировала на пол.

— Надо было сказать мне, — Лизка смущённо потёрла щеку, — даже желание не успела загадать. Так с тобой всё нормально? — едва успела спросить она, как вдруг Макар крепко обнял её и, прислонив голову к её плечу, пробормотал:

— Как хорошо, что у меня есть ты.

— А… — Лизкино сердце пропустило удар и неистово заколотилось, — …ну, да…

На следующее утро Макар вёл себя обычным образом, и даже словом не обмолвился о ночном происшествии. Лизка даже подумала, что у друга случился приступ лунатизма — уж чересчур странно он выглядел: пришел внезапно посреди ночи и после того, как простоял пару минут, сжимая Лизку в крепких объятиях, так же внезапно и как ни в чём не бывало, ушёл. В одном Лизка была уверена — Макар для неё единственный дорогой и самый ценный человек на всём белом свете. Ну, после мамы, конечно, и папы.

Лизка счастливо вздохнула, внезапно вспомнив об этом случае, потянулась, искоса взглянув на Макара, тот так и не ответил ей, почему ему не отдыхается в последние дни лета. Распластавшись на земле, Лизка положила голову ему на колени. Прикрыв один глаз, девушка мечтательно уставилась в крону дуба, сквозь которую едва заметно поблескивало голубизной безоблачное небо.

— Ну, чего молчишь? Скажи мне. Только не говори, что устал отдыхать. Не поверю. Ты ж всё лето зубрил свои книжки, ни дня отдыха. Не понимаю, как вообще люди устают отдыхать? Будь моя воля, я бы наслаждалась отдыхом всю жизнь — никакой тебе учёбы, от которой мозги плавятся, никакой нудной работы в душном кабинете среди офисного планктона, — произнося «офисный планктон» Лизка улыбнулась, довольная тем, что смогла использовать фразу из дорамы, — мечтающего только об одном — об отпуске и конце рабочего дня, чтобы поскорей свалить домой. Не жизнь, а тоска.

Макар посмотрел на Лизку, улыбнулся ей и прислонился спиной к шершавому стволу. Затем взял в руки книгу и принялся читать:

— Согласно современным воззрениям на возникновение света, излучение в рассматриваемом пространстве, найденное при применении теории Максвелла к случаю динамического равновесия…

Макар был одним из тех умников, что не прекращали учиться ни на мгновение. Даже летом. Впрочем, это не лишало его статуса «самый популярный парень школы», только добавляло ему крутости в глазах других учеников. А вот у Лизки дела с учёбой, да и с учителями не задались с первого класса. В тот день к юным школярам на занятие заглянул директор. Взволнованная его присутствием, Лизка ткнула в бок Макара и громко прошептала, так что её услышал весь класс, в том числе и директор: «Глянь, Макар! Дивер-ргент пришел!» Лизкиных родителей тут же вызвали к директору для нравоучительной беседы. И пока болтливая Маришка заговаривала директора школы, Сергея Леонидовича, не на шутку обидевшегося на шутку ребёнка, а дядя Вася кивал в такт словам жены, случилась ещё одна оказия — Лизка заснула посреди урока математики. А когда учительница, растолкав дремлющую девочку, сделала ей выговор, Лизка лишь зевнула и ответила: «Тёть, вы такая скучная, как тут не заснёшь?» С тех пор на Лизку пало проклятье нерадивой ученицы, и с ней не хотел иметь дело ни один учитель.

— … по крайней мере, если… — продолжал бубнить Макар.

— Ой, я тебя умоля-а-ю, — простонала Лизка, — заткнись.

— А ты сама-то, что читала?

— Ты о чём?

— Ну вот не надо, не говори, что забыла? Ты в чат заглядывала? Домашку на лето видела? Минимум — прочесть хотя бы одну книгу для самостоятельного изучения. Тему какую выбрала?

— Я-то, — Лизка лукаво усмехнулась, обхватила себя за плечи и томно с придыханием произнесла: — история кисэн.

Макар с подозрением посмотрел на подругу.

— И когда только успела? Ты же от «ящика» не отлипала, ни единого листка бумаги в руки не взяла, не говоря уже о книгах.

— И зачем мне это, если на «Киви» дораму показывали, — Лизка широко раскрыла глаза, выставила вперёд указательный палец и, старательно выводя им в воздухе каждую букву, по слогам произнесла: — «История кисэн».

— Собралась класснухе сюжет из дорамы рассказывать?

— Ну, она-то ведь об этом не знает, — и Лизка хитро улыбнулась.

Макар только усмехнулся её словам и вновь углубился в безмолвное чтение, а Лизка предалась собственным грёзам:

«Эх, последнее лето, и прощай беззаботная детская жизнь! Выпускные экзамены, универ… Интересно, куда Макар собрался поступать? Надеюсь, не в мед. Не хочу в медицинский: уколы, кровь или еще чего похуже — фу! Да и химию я не потяну… Но было бы здорово: Макар — доктор, а я его медсестричка, лол… Ой, нет-нет-нет! Если Макар станет доктором, то начнёт у меня болезни всякие выискивать, пусть уж лучше кем-нибудь другим будет. Бизнесмен, предприниматель. А что? Тоже не плохо. Тогда я могу стать менеджером Макара, или — ещё лучше! — его партнером. Откроем собственную компанию, Макар её возглавит — станет президентом компании, а я — гендиректором, а потом мы поженимся и… в общем и целом, по-настоящему серьезная взрослая жизнь. Ой-ёо-ой, работа это не моё. Как подумаю, что мне работать придётся, так сразу все конечности отнимаются, бр-рр. Ничего не делать, наслаждаться жизнью — вот моя работа! Хотя можно и актрисой стать, уехать в Корею и сниматься в дорамах. Стану известной и буду разъезжать с турами по странам, устраивать фанмитинги. Куда же мне первым делом отправиться?..» — Лизка перевернулась на живот и взглянула на острый подбородок Макара с едва заметной пробивающейся из-под кожи щетиной.

— Эй, может, хватит уже читать?

Макар оторвал взгляд от книги и недоумённо посмотрел на Лизку.

— Кто придумал посадить здесь дуб? Твой дед? — спросила она, завороженно глядя в голубые глаза друга, которые странным образом источали тепло и одновременно дарили прохладу, как стакан колы со льдом в жаркий день.

Макар посмотрел вверх на узорные листья.

— Дед тут ни при чем. Дуб вырос сам по себе.

— Тогда, как думаешь, сколько нужно времени, чтобы дерево выросло таким огромным?

— Откуда мне знать.

— Ну, ты же умный, давай, пораскинь мозгами.

— Зато ты, видимо, нет, — вздохнул Макар. — У человека один мозг. Один! У него нет мозгов, у него один мозг! — и он постучал пальцем Лизке по голове.

— Ну, ты чего? — Лизка замотала головой, уклоняясь от руки Макара.

— А у тебя и одного-то нет, пусто!

— Да и зачем он мне, если рядом со мной ты, — заискивающе улыбнулась Лизка.

Макар ненадолго смутился Лизкиным словам, а потом вдруг неожиданно спросил:

— О чём ты мечтаешь?

— А ты?

Макар отложил книгу в сторону.

— Хочу быть миллионером.

— Турфирма дяди Лёни разорилась? — удивилась Лизка и даже приподнялась на локте.

— С чего вдруг? — не меньше удивился Макар.

— Раз ты хочешь быть миллионером, значит, что-то не так.

— Просто так. Это ведь хорошо, когда у тебя много денег.

— Ну, да, — Лизка согласно кивнула головой и снова прилегла Макару на колени. — Хорошо. В таком случае, моя мечта… стать девушкой миллионера! И уж тогда-то мне точно не придётся работать. Буду всю жизнь заниматься ничегонеделанием.

Макар собрался указать Лизке на глупость её мечты, но в этот момент со двора донёсся бабушкин голос:

— Макар! Лиза! Вы где? — прокричала она. — Вот же шебутные, куда подевались? Макар! Лиза! Родители приехали!

— Эх, — Лизка вздохнула, — вот и кончилось лето.

Она поднялась на ноги и протянула руку Макару:

— Вставай, будущий миллионер, пора домой. И как же мне лень идти в школу!

Макар ухватился за руку девушки, а Лизка, скосив глаза в сторону, хитро улыбнулась и, подождав, когда Макар приподнимется от земли, с силой толкнула его обратно, да так, что парень повалился на спину. Глядя, как Макар нелепо задрал ноги и вытаращил на Лизку глаза, она захохотала, а потом вдруг вскинула голову и, приложив руки рупором к лицу, крикнула во всё горло:

— Лето, прощай!

— Ты чего так орёшь, Лизавета. Соседей распугаешь, — громогласно пробасил дядя Лёня. Выставив перед собой «авторитет», он в светлых льняных брюках и такой же рубашке с мокрыми разводами в подмышках неуклюже шагал к ребятам. Его лоб и нос покрылись испариной.

Лизка обернулась, обнажив зубы и дёсны в широкой улыбке. В такие моменты она была очаровательна: её искренняя улыбка сияла счастьем, отчего сердце невольно наполнялось теплом. Однако Лизке собственная улыбка не нравилась, — а всё из-за одного клыка, особенно сильно выпиравшего из общего ровного ряда прочих зубов — и подобным образом она улыбалась крайне редко.

— Какие ещё соседи? Тут никого нет, — Лизка деловито оглянулась и пожала плечами.

— Привет, — Макар поднялся с земли и пожал отцу руку.

— Здорóво, — ответил дядя Лёня и оглядел ребят. — Ну, что, готовы к школе?

Макар утвердительно кивнул, а Лизка, оттопырив нижнюю губу, скосила глаза вбок.

— Да ладно, Лизавета, — усмехнулся дядя Лёня, — последний год остался, ты уж потерпи. А там поступишь в универ, и гуляй — свобода! — и он ободряюще похлопал девушку по плечу.

— Дядь Лёнь, ваши слова да брату в уши.

— Какому брату? — дядя Лёня в удивлении вскинул брови.

— Богу в уши, — пояснил Макар и пихнул Лизку в плечо. — Не тупи.

— Да знаю я, знаю, — ответила Лизка, отходя от Макара, — просто перепутала слова.

— Ну да, перепутала она, как же…

— Дорогóй! Макарчик! Лизонька! Ну, где вы там застряли? — раздался со стороны сада лирический меццо-сопрано и все трое увидели стройное и нежное создание, стоявшее посреди яблонь и растерянно глядевшее по сторонам.

— Идём, мама зовёт, — скомандовал дядя Лёня и подтолкнул ребят вперёд.

Возвращаясь в Ижевск на «вольво» дяди Лёни ребята слушали «Пипл. Плюс». Из динамиков разносилась музыка с восточными мотивами. Лизка знала исполнителя, видела как-то на музтубе его клип, и теперь притаптывала ногой и покачивала головой в такт музыке. Она даже слегка приоткрыла рот, чтобы подпевать на свой лад, как вдруг дядя Лёня убавил звук и спросил:

— Лизавета, хочешь в Турции побывать?

— Ну, что ты, Лёнечка, какая Турция? Ты посмотри на нашу Лизоньку, — вмешалась мама Ирина.

— А что со мной не так? Я вот очень даже хочу. Особенно в Стамбул! — и Лизка живо представила площадь, по которой разъезжает красный трамвайчик. Потом вдруг в её воображении развернулась картина: тот самый певец и она — героиня его клипа! — с развевающимися волосами в длинном красном платье с разрезом до бедра бежит к красному трамваю, вскакивает на подножку и, гордо вздёрнув подбородок, одаривает восхитительной и хитрой улыбкой толпу людей, среди которых стоит и Макар и смотрит на Лизку умоляющим влюблённым взглядом…

— Ой, Лизонька, я не имела в виду, что с тобой что-то не так. Ты же у нас слишком красивая, ещё и в облаках постоянно витаешь. Если вы в Турцию соберётесь, за тобой глаз да глаз нужен будет.

— А Макар ей на что? — вклинился дядя Лёня.

— Ну они же не смогут всегда находиться рядом! — возмутилась мама Ирина.

— Так я и одна справлюсь, — чувствуя, что между родителями Макара назревает спор, Лизка подалась вперёд и уткнулась подбородком в сиденье мамы Ирины. — Это ещё мне придётся Макара защищать от местных красавиц. Ведь так? — она обернулась к другу. — Чего молчишь?

— Она права, мам.

— Не поняла. Что имеешь в виду, сыночек?

— Ну, я в том смысле, что Лизка хоть и чудная, но отворот-поворот дать сумеет. Не зря же она дорамы корейские смотрит, научилась поди там всяким штучкам, как типóв всяких отшивать. Ты ведь об этом беспокоишься, да? Что к ней на улице приставать начнут?

— Ну… да, — мама Макара вздохнула, — и всё же…

Мама Ирина обеспокоенно взглянула на дядю Лёню. Тот ободряюще улыбнулся ей.

— И всё же, Турция не Корея, — убеждённо произнесла мама, и никто противоречить ей не стал. Вот только Лизка, преисполненная внезапно свалившейся на неё приятной надеждой, уже вовсю самозабвенно мечтала: «Значит ли это, что в следующем году мы поедем в Стамбул?!»

***

— Приехали, вылезай, народ!

Лизка очнулась от дремоты. Она не заметила, как уснула, и всю дорогу до Ижевска, грезя о восточном городе, сердце Турции, проспала, склонив голову на плечо Макара. Она живо выскочила из машины и, расставив руки в стороны, потянулась.

— Давайте разбирайте свои чемоданы, — дядя Лёня открыл багажник, и Макар помог ему вытащить сумки и ящики с дарами огорода бабы Люси. Лизка тоже подхватила ящик с помидорами и пакет с фасолью, но Макар отобрал у неё поклажу.

— Лучше их кати, — и, кивнул на чемоданы в стороне.

— Есть, сэр! — отсалютовала девушка и, схватив чемоданы, побежала к подъезду.

По привычке сморщив нос от застоявшегося запаха кошачьей мочи и жареных пирожков, пропитавшего стены подъезда, Лизка вызвала лифт.

— Идите первыми, — сказал подоспевший за всеми дядя Лёня, когда двери лифта разъехались в разные стороны, и подтолкнул ребят вперёд, в узкое пространство кабинки. — Все не уместимся.