ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
От Автора
Мне довелось ещё застать те времена, когда выступления поэтов собирали стадионы, а стотысячные тиражи поэтических сборников оказывались недостаточными для того, чтобы каждый желающий получил возможность приобрести книгу полюбившегося ему поэта.
Любители (и особенно любительницы!) Поэзии переписывали стихи известных поэтов в заветные тетради, перепечатывали на пишущих машинках и сброшюровывали в самодельные сборники.
Интерес к Поэтическому Слову был практически всеобщим.
Увы, сейчас всё иначе. При многократном росте числа авторов стихов объём читательской аудитории резко сократился. Снижение интереса к творчеству современных стихотворцев, зациклившихся на собственных поэтических изысках, рикошетом ударило и по поэтам-классикам, составившим славу русской литературы. А ведь совсем недавно признанные поэты посвящали своим литературным предтечам прочувствованные стихи!
Какие замечательные слова об Александре Блоке нашёл Борис Пастернак! Так и хочется процитировать: «прославленный не по программе и вечный вне школ и систем, он не изготовлен руками и нам не навязан никем».
А с каким задором писал об одном из эпизодов из жизни Александра Блока Евгений Евтушенко! Опять не могу удержаться от цитирования: «вам, кто руки не подал Блоку, затеяв пакостную склоку вокруг „Двенадцати“, вокруг певца, презревшего наветы, вам не отмыть уже навеки от нерукопожатья — рук».
В своих стихах я попытался отдать дань памяти как поэтам-классикам, так и другим историческим личностям, напомнить о некоторых вехах нашей истории, пробудить у Читателя интерес к тому, о чём, с моей точки зрения, забывать нельзя.
И, завершая предисловие, осмелюсь высказать своё поэтическое кредо, которое заключается в том, что любой потенциальный Читатель имеет суверенное право НЕ любить Поэзию, но профессиональный долг Поэта состоит в том, чтобы сделать всё возможное для того, чтобы Читатель этим своим правом не воспользовался.
Ваш поэт
Георгий Бойко
В добрый путь!
Георгий Бойко поразил мой слух интересным «рассказом» в стихах об истории примирения Фетом Тургенева и Толстого. Надо отметить, что читаемое было почти что без недостатков и на листе бумаги.
Позднее я заметила, что автору свойственно запечатлевать какие-то моменты истории и истории литературы, в частности — создавая таким образом иллюстрацию. А чаще получался портрет, причём не только главного героя, как, например, в произведении «Ярославский вокзал (1955)», но и лиц, соприкасавшихся с героем. Тут уже вступала ненавязчивая оценочная характеристика персонажей, даваемая через диалог, мысли, приписываемые персонажу писателем, детали. Люди и картинки оживали.
Много ли таких интересных зарисовок в современной поэзии? Думаю, что нет.
Исторические ракурсы под углом видения автора (с точки зрения автора) у Георгия Бойко разворачиваются со стороны, которую не замечали или не обращали на неё внимания, или же — просто не знали об этих фактах.
Зачастую Георгию Бойко задают вопросы, лезут в книги, прослушав очередной его «портрет», обогащают свои знания любопытными и неведомыми доселе штрихами.
Вот в такой увлекательный мир его «портретов» и приглашает эта «персональная выставка» — книга.
Пускаясь в путешествие по её страницам, читатель обогатится ещё одной разновидностью стихотворений и целыми мирами, открываемыми в них.
Георгий Бойко — член Союза писателей России, Российского союза писателей, обладатель титула «Рыцарь поэзии» турнира «Король поэтов», лауреат конкурса «Золотой микрофон». Я не буду перечислять всех его регалий и наград, обозначив лишь, которыми особенно дорожит автор.
Итак, в путь!
Татьяна Аксёнова,
член Союз писателей России, член Российского союза писателей,
заслуженный поэт Московской области по версии Московской областной организации Союза писателей России,
обладатель 1-ой премии Всероссийского фестиваля «Русский лад», гран-при Международного конкурса им. Дюка Ришелье и многих других наград.
ЛИЦА. ВЕРСИИ
Осип Мандельштам
Поэт и Власть
«А вокруг него сброд тонкошеих вождей…»
……………………………..
«Мне на плечи кидается век-волкодав…»
Осип Мандельштам
Есть у Власти в кармане конфета —
Если надо, то также, как встарь,
Можно орден навесить поэту,
И стихи его вставить в букварь.
Куршевельским сияя загаром,
Если где-то «тусит» высший свет,
На десерт под коньяк и сигары
Иногда подаётся поэт.
Перед тем, как «до дома, до хаты»,
Иллюстрацией что всё — Окей!
Как рояльчик в кустах на подхвате
Поэтический камер-лакей!
На стихи не наложено вето,
Только суть и начало начал
В том, что Власть НЕ услышит Поэта,
Даже если он НЕ промолчал!
Было время всё было иначе…
Власти были поэты нужны,
Чтоб работали с полной отдачей
И всё, якобы, ради страны…
От поэта власть ждет славословий…
Ты лояльность свою покажи!
Что в обмен за созданье условий,
На дом творчества, на тиражи…
Не прощалось поэту молчанье….
Что иное сказать — где уж там!
И не то чтоб из самых отчаянных
Был средь прочих Поэт Мандельштам.
Может от раздражения злого,
Что не раб, а поэт, не вассал,
Он сказал свое веское слово,
Он сподобился, он написал!
Написав, он лишился покоя,
Знать не мог разве что идиот,
Про вождя если ляпнешь такое,
Это с рук тебе так не сойдет!
Но отбросив сомнения к черту,
Он шагнул за сумой и тюрьмой…
Слава богу был тридцать четвертый,
Слава богу не тридцать седьмой!
Оценил им уделанный Коба,
Не поддавшись обиде-вражде,
Как поэт отмечает особо
«Тонкошеесть» шутов при вожде
— Ты пока его, Генрих, не тронешь!
Он пока что мне нужен живой!
Ну, сошлешь его, скажем, в Воронеж…
Пусть проступок почувствует свой.
От себя же добавил, однако,
В ситуацию маленький штрих,
Фарисейский звонок Пастернаку —
Дескать, что ж вы сдаёте своих?
Время шло, только Власть не воспета…
Восхвалять он её не готов,
Это значит, что можно Поэта
Взять и просто списать со счетов!
Палачей уже спущена свора,
Шли процессы под крики «Виват!»…
И расстрельные сплошь приговоры,
Виноват ты, иль не виноват…
Раз машина террора задела,
Пролетарий ты иль генерал,
Умирать всё же легче за дело…
Мандельштам знал за что умирал!
Он убил в себе страха токсины…
В том его преступленья состав!
…
От Поэта — побитою псиной
Отползает наш век-волкодав!
Комиссар Филипп Задорожный
Крым, Мисхор,
дворец Дюльбер.
Декабрь 1917 — 30 апреля 1918
***
Прощались со слезами на глазах…
Но это было позже, а сначала
Его фигура им внушала страх
И приговор, казалось, источала
Всем членам императорской семьи…
Какие там нюансы и оттенки? —
Пока в застенке, ну а завтра — к стенке
Поставят их матросы-бугаи.
Какой ещё быть может приговор?
Они в глазах народа — кровопийцы,
И комиссар, матрос с лицом убийцы
В глаза смотреть не хочет словно вор…
Он позже рассказал, как тяжело
Смотреть в глаза, а после — из нагана…
Приказ ревкома! — Всё равно — погано…
И на душе заранее скребло…
Прикажут — не отвертишься, нельзя!
И штукатурка кровью обагрится…
Старуха мать царя — императрица,
Её две дочери, великие князья,
А также приближённые и слуги…
Напиться и завыть бы как белуге —
Такая комиссарская стезя!
На флоте офицеров — без суда…
Но с предревкома Юрием Гавеном
Был разговор предельно откровенным,
Что расстрелять не поздно никогда…
Прилюдно расстрелять или тайком? —
Мы им с тобой нисколько не мирволим,
Но дело под особенным контролем…
И пусть за нас решает Совнарком!
Пусть анархисты поднимают вой
И шлют к тебе «расстрельщиков» из Ялты!
Чтоб пулемётом их повыгонял ты!
За это отвечаешь головой!..
Вот это по душе и по плечу.
Он, слава Богу, не палач острожный!
Впервые улыбнулся Задорожный —
Я всех их к нам соваться отучу!
Легко сказать… Попробуй отучи!
И что ни день заявится орава —
Мол, выдай «венценосных» на расправу!
Все как один не в меру горячи,
Уже команду предвкушают «Пли!»…
У каждого какие-то мандаты…
Он слал их шепотом туда-то и туда-то,
Чтоб женщины услышать не могли…
Он тонко намекал им, невзначай
Слегка гашетку пулемёта тронув,
Что не иссяк ещё запас патронов,
Короче — ша! и не озорничай!
Поскольку всё решается Вождём…
Но в ожиданья атмосфере жуткой
У арестованных дежурной стало шуткой —
Ну что? Сегодня? Или спать пойдём?
Императрица — царственная вся!
Как держится! И ни слезы, ни всхлипа,..
За душу божьего раба Филиппа
Свои молитвы Небу вознося…
Держаться с ними надо веселей!
Ведь каждый шаг и жест его оценен…
На маленькой внутридворцовой сцене
Он оказался в главной из ролей.
Когда, в какой момент он впал в азарт?
Душа чужая — всё-таки потёмки…
Пусть в этом разбираются потомки!
А между тем уже проходит март,
И нет как не было приказа о расстреле…
А немцев надо ждать уже в апреле,
В Крым рвётся гайдамаков авангард,
Татары поднимают мятежи…
Похоже, что конец советской власти!
И в Ялте снова закипают страсти…
Что делать комиссару? — Подскажи!
Звонок…
— На проводе!
— Какого там рожна?
Вы что не в курсе новостей? Пожалте!
Всё кончено, поскольку немцы в Ялте.
Тикайте, а иначе вам — хана!
Но расстрелять не поздно и тогда…
На редкость ситуация нервозна…
Стрельнуть и убежать ещё не поздно,
Отнюдь бы не составило труда…
А может плюнуть и бежать с братвой?
Приемлемо! Но чаяния паче
Он почему-то поступил иначе,
Поскольку всё же сделал выбор свой…
Признав, что немцы будут через час,
Он произнёс слова, достойные скрижали,
Слова, которых ждали и не ждали —
Вы спасены!.. В отличие от нас…
Скандальная слава
Был невостребован вчера,
И вот звезда твоя в зените.
Ты от судьбы не ждал добра,
Как вдруг проснулся знаменитым.
Пусть злобных критиков кагал
За край берётся непочатый!
Ты пропечатан, припечатан…
Всё дело в том, КТО обругал!
В оценках беспощаден граф,
И ты напрасно оскандален:
Будь критик трижды гениален,
Он тоже может быть не прав.
Тот факт, что на тебе печать,
Подогревает интересы.
Реклама — двигатель прогресса, —
Тебя уже не замолчать!
…
Торговлишка идёт ни к чёрту,
И в кассе покати шаром…
— Его спросил уже четвёртый!
Прибыток ощути нутром!
— Не беспокойтесь, господа!
Закон коммерции железный, —
Что вам приятно — нам полезно!
— Узнать, где издан и когда!
Во все издательства нагрянем,
Когда есть спрос без дураков.
— Какой-то Игорь Северянин!..
Скорей узнать кто есть таков!
И к славе стихотворца вящей
Есть «кубок» тот «громокипящий»! *
* «Громокипящий кубок» — название нашумевшего сборника стихотворений Игоря Северянина.
Афанасий Фет
1861 год
У Фетов скромная усадьба,
Уют простецкий, без затей
И без изысков что подать бы
Для двух известнейших гостей…
Уж чай с вареньем будет скоро…
Тем для бесед привычный круг…
И, право ж, из какого вздора
Конфликт сей разгорелся вдруг!
И голова, ну прямо кругом,
Что из-за ссоры той пустой
Теперь хотят УБИТЬ друг друга
Тургенев и граф… Лев Толстой!
Но нет дуэльных пистолетов…
Их нет и не было у Фетов!
Толстой промолвил, грудь напружа,
— К чему волынка-канитель?
У нас охотничьи есть ружья!
Дуэль! Немедленно дуэль!
Гуляют желваки по скулам,
Звучат обидные слова…
А Фет, нахохлившись сутуло,
Подумал: — Как же-с! Чёрта с два!
Пускай поищут пистолеты
И успокоятся слегка
Два преотменнейших стрелка!
Весьма непросто будет это!
А вслух сказал он: — В самом деле,
Простите, милые друзья,
Без пистолетов нет дуэли!
Без них, пардон, никак нельзя!
Записки разошлём соседям
На все четыре стороны, —
За пистолетами к ним едем!
И… секунданты нам нужны!
Пусть были аргументы лживы,
Зато остались оба живы!
И не случилось той дуэли,
Чего и добивался Фет,
Хотя мириться не хотели
Они семнадцать долгих лет!
«Войну и мир», «Отцы и дети»
Читая, вспомните о Фете!
Мы воспарим-не воспарим,
Не знаю… Ведь порою сдуру
Он напечатать мог халтуру,
За что друзьями был корим,
Но ЭТОТ вклад в литературу
И не одну литературу,
А в мировую всю культуру (!)
И для врагов неоспорим!
Блажен незлобивый поэт,
Что звался Афанасий Фет!
Конец начала
Зима 1916—1917 гг.
Литературные круги,
Литературные салоны
В своём вердикте непреклонны:
— Не будет здесь его ноги!
А был со всеми очень мил
Красавчик этот белокурый…
Ему сыскали синекуру,
Чтоб вшей в окопах не кормил!
Под боком, в Царское Село!
И службы не найти комфортней!
А он выкидывает фортель!
Невольно разбирает зло…
— Какую новость узнаю!
Незнамо что уже творится!
Читал стихи императрице!
Пригрели на груди змею!
С пристрастьем учинён допрос —
Вдруг по навету чёрной сотни
Он изгоняется сегодня…
А он салоны перерос!
В престижнейшем салоне том,
Сколь прогрессивном, столь богатом,
Его назвали ренегатом!
А прежде делали шутом…
Поддёвка, сапоги, картуз…
Не тяготился он вначале,
Что им эстетов угощали,
Пресыщенных столичных муз…
Когда есть Гумилёв и Блок,
К ним в ряд один, попробуй, встань-ка!
И он валял прилюдно ваньку,
Провинциальный ангелок…
Стилизовал свои стихи
Под маскарад косовороток:
Он — деревенский самородок,
Как будто вправду от сохи…
В гостиной словно скоморох
И словно клоун на манеже —
Все эти «токмо» и «понеже» —
Как между роз чертополох.
— Хотят? Момент не проворонь!
Как опереточного Леля
Все дамы томно вожделели! —
Так жарь частушки под гармонь!
Он тонко чувствовал заказ
Салонной всей псевдоэлиты…
Фольклора сколько в уши влито!
И молод сам, и ясноглаз…
…
Вираж… Истории спираль…
Россия жаждет потрясений.
Грядёт совсем другой Есенин!
И за окном уже Февраль…
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.