Бесплатный фрагмент - Летопись Океана

От автора

Идея романа «Летопись Океана» появилась летом 2005 года незадолго до поездки в отпуск. Я помню, как написала на нескольких тетрадных листках вступление к роману и ужасно этим гордилась. Во время летних каникул появилась первая часть первой книги, сложилась общая картина и характеры героев. Конечно же, позднее роман был отредактирован и значительно переделан — он рос вместе со мной. По мере того, как я узнавала все больше о нравах и обычаях, о социально-политической и экономической обстановке в мире в XVII в., менялся роман, в нем появлялись все новые детали, делающие его более историческим и реалистичным. Хотя не стоит забывать, что это все же роман-легенда, роман-сказка, в котором присутствует много необъяснимого с точки зрения науки и много сверхъестественного. Это довольно мистическая история.

Совершенно точно могу сказать одно — за время работы над романом я очень привязалась к героям. Пускай все они вымышленные, но списаны-то они с реальных людей. У них у всех есть прототипы, а это делает их чуточку более живыми и реальными.

Надеюсь, что всем любителям фэнтези и пиратов будет интересно отправиться в плавание по страницам этой книги, познакомиться с отважными и гордыми капитанами, побывать на неизведанном и таинственном острове-городе и послушать, как поет Океан…

Желаю приятного чтения!

P.S.: Не ищите в этой истории чего-то необыкновенного — она мистична ровно настолько, насколько и сотни тысяч других, подобных ей…

Предисловие к саге «Летопись Океана»

Море… Безбрежное и бесконечное… Оно помнит все…

Три корабля под бордовыми, точно кровь, парусами медленно и степенно вошли в порт. Шесть якорей синхронно сорвались и рухнули в воду. Черные гиганты замерли… С борта одного из них прямо на причал спрыгнул человек в костюме черного бархата. На голове у него было широкополое испанское сомбреро, а к поясу приторочена шпага в инкрустированных рубинами ножнах. Мало кто из видевших клинок этой шпаги выжил, но те, кому это удалось, знали, что на нем стоит клеймо лучшего оружейника Толедо. Каблуки его сапог, подбитые металлом, глухо стучали по деревянному настилу. Он медленно шел по улочкам этого пустынного, заброшенного городка. Этого острова, выстроенного так много лет назад с единственной целью — дать убежище тем, кто нуждался в нем, скрываясь от своих врагов, от законников… Пиратам… Бандитам… Убийцам… Он уходил все дальше и дальше — вглубь острова… Незнакомец поднялся на невысокий холм и с его вершины окинул взором небольшую бухточку, лежавшую чуть в стороне, у его ног…

— — О, вижу — ты уже здесь», — едва слышно прошептал он.

Не далее, чем в миле от берега, дрейфовал корвет. Изящные очертания его рангоута и такелажа, проступая сквозь завесу утреннего тумана, придавали кораблю необычайно таинственный вид.

— Здравствуй, отец! — услышал он за спиной знакомый голос…

— Здравствуй, Николя… Ты, как и прежде, умеешь застать врасплох, — тихо ответил он, не обернувшись. — Где пропадал так долго?

— Всего и не рассказать…

— Ты искал меня, значит, тебе что-то нужно…

— Вы правы, отец.

— Что же? — обернувшись к сыну, он пристально посмотрел тому в глаза.

— Попрощаться… — Новоприбывший бесшумно приблизился и протянул руку. Отец, не сдержавшись, крепко обнял сына.

— Я знал, что однажды этот день настанет, но… не думал, что так скоро, — произнес он спустя минуту, отпустив сына.

— Для меня эти годы были почти что вечностью, отец. Мне захотелось покоя. Все закончилось месяц назад…

— Знаю… Натаниэль Гордон был достойным наследником — такой же не в меру рисковый, как и его предок.

— Род прервался, отец! Все кончено…

— О, нет, это ещё не конец, сынок… El que mate un lardon Tien cien anos de pardon! Скоро, совсем скоро все вернется…

— … что ж, когда наступит такой день, если он наступит… ты знаешь, как меня вернуть… А пока что… Прощайте, отец…

— Прощай, Николя…

Пират спустился с холма, у полосы прибоя его ждала лодка. Вскоре утренний туман над бухтой развеялся, а вместе с ним исчез и таинственный корвет, но он все еще стоял там — на вершине холма, — глядя куда — то вдаль, куда — то за горизонт. По его щекам не катились слезы… Нет… Он просто стоял и смотрел вдаль, слушая Песнь Океана… Помнится, когда-то он научился этому у своего друга — капитана Нэйта Кондора. Призраки прошлого обступили его, он слышал их голоса, чувствовал их прикосновения и словно бы заново переживал все то, что когда-то уже пережил…

…пришел их час… Час, когда мертвые восстают из могил, чтобы поведать миру свои истории…

ПРИМЕЧАНИЕ:

Натаниэль Гордон (Nathaniel Gordon) (1834 — 21 февраля 1862), США

Натаниэль Гордон вошел в историю как последний американский пират, казненный за пиратство!

7 августа 1860 года у побережья Западной Африки Гордон погрузил на борт своего корабля «Erie» 897 рабов и вышел в море, чтобы, проделав всего-навсего 50 миль, быть арестованным военным фрегатом США «Mohikan». Это произошло 8 августа 1860 года. 9 ноября 1861 года суд вынес обвинительный приговор по его делу. 7 февраля 1862 года его должны были повесить.

Однако тут вмешался легендарный президент США Авраам Линкольн и перенес дату казни на 21 февраля, чтобы, как он это мотивировал, у приговоренного к смерти было достаточно времени для осознания своих прегрешений.

В ночь перед казнью Гордон раздобыл стрихнин и пытался отравиться, но безуспешно. Тем самым он лишь на 10 часов приблизил момент казни.

На воле у него остались мать, жена и сын.

Книга I: «Старый Город»

Шли в бой отчаянно и смело.

Стояли насмерть, то есть до конца!

Они и жизнь ценили-то не очень,

Но выше смертного венца,

Корону славы признавали только!

Предателей средь них не находилось,

Они служили верно, до конца.

Посмертно подчиняясь капитану

И после смерти чтя его устав!

В боях всегда сражались дружно,

И сабли их сверкали в унисон.

На палубе захваченного судна

Они казнили вражий гарнизон!

Творили суд, расправы, казни,

Архипелаг держа «в узде»,

«Взимали» пошлины с торговцев

На море, как и на земле!

Но на Земле ничто не вечно,

И вот пришёл итог такой:

Порушить власть пришлось нежданно

Своей же собственной рукой!

И по Закону Воздаяния

Проклятье черное легло

На тех, кто предал это Братство,

Кто предал Веру и Закон!

В последней воле капитана

Все было просто, как всегда —

«Мой сын, верни былую славу,

Заставь сей край затрепетать!»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: «Живой мертвец»

ГЛАВА 1

— Вот, капитан, это просили передать, — с этими словами доктор положил на стол запечатанный пакет.

— Благодарю, мистер Коннор! — ответил его собеседник. — но… неужели ничего нельзя было…

— Примите мои соболезнования, капитан. Это все, что я могу вам сказать. Я знал вашего отца и мистера Фицерберта еще в те далекие годы, когда они были неразлучными друзьями, и мне искренне жаль, что оба они уже покинули этот мир.

— Расскажите мне о… его последнем часе.

— Могу сказать вам только одно, он был избавлен от страданий. Не желая подвергать вас опасности, Манкальм попросил меня передать вам этот пакет и…

— Опий… он попросил у вас опий…

— Как вы догадались?

— Он уже много лет спасался этим средством от жутких болей. Манкальм никогда не рассказывал мне о том, что его мучило, но я знал. Однажды он сказал, что, когда это все станет невыносимо, он знает, как это прекратить.

— Вы правы, капитан. Я принес ему большую дозу опия. Он сказал, что лучше уснуть в каземате, чем на площади. К его счастью, местный пастор отговорил начальника тюрьмы от святотатства. Покойника похоронят завтра вечером на тюремном кладбище.

— Мне жаль, что я так и не смог выполнить своего обещания. Даже попрощаться с ним у меня нет права.

— Уверен, он простит вас.

— Пойдемте с нами, док. Что держит вас здесь? А в море, на борту «Легата», вы будете свободны и богаты. В безопасности. Здесь вам грозит петля, если кто-то узнает.

Доктор, а это был именно доктор, облаченный в черный сюртук, такого же цвета панталоны, башмаки из дубленой кожи и белоснежную блузу, задумчиво теребил в руках носовой платок. Его тонкие нервные пальцы выдавали его принадлежность к гильдии эскулапов. У него были аккуратно подстриженные чистые ногти, светлые от седины волосы и неизменный монокль в левом глазу. Этот доктор был первоклассным специалистом в своем деле, а к тому же не болтлив, что ценилось кое-кем даже выше первого мастерства мистера Коннора.

Его собеседник, названный в начале рассказа — капитаном, был, вероятно, не старше 30 лет. Хорошо сложенный, несколько выше среднего роста. От его пронзительного взгляда не ускользала ни одна мелочь. Сильные руки, широкие ладони, местами сбитые до мяса, сорванные ногти без слов говорили о его профессии. Он действительно был моряком. На это указывала и его походка, и манера стоять. Только моряки умеют принимать такую стойку, ставя ноги особым образом, что никакая качка не способна не то что повалить их, но даже поколебать. Вот и сейчас, поднявшись из-за стола в ожидании ответа доктора, он подошел к окну комнаты и стоял, скрестив на груди руки и глядя на молодой, только показавшийся из-за облака, месяц. Доктор уважительно молчал, задумчиво и чуть рассеянно глядя на капитана. Да, этот юноша действительно был капитаном. Капитаном Наэлем Кондором. Человеком, за чью голову Англия обещала награду в 300 000 фунтов стерлингов, Франция — 900 000 ливров, Голландия — 1 000 000 золотых гульденов, а Испания и Португалия — пожизненный пенсион в размере 12 000 реалов годовых… Это было неслыханно! Его искали, на него охотились, а скромный доктор сидел за столом в одной с ним комнате и смотрел на этого юношу с отеческой нежностью во взоре.

— Что же вы молчите, доктор?

— Простите, капитан… задумался.

— О том, кому выгоднее меня продать? Мы с вами в английской колонии, мистер Коннор, и вряд ли у вас столь богатый выбор…

— Вы правы, кэп. Скоро начнется война. Отношение Карла Первого к испанскому двору едва ли дружеское… Тем более здесь, в колониях… Поэтому у меня как испанца по духу и рождению есть шанс получить пожизненный пенсион, хотя… мое сердце будет более счастливо, если вы, Нэйт, будете свободны и исполните волю отца, а что касается вашего предложения…

В этот миг раздался условный стук в дверь. Капитан жестом попросил доктора замолчать и, быстро подойдя к двери, приоткрыл ее, не забыв просунуть в щель дуло пистолета.

— Солдаты! — шепнул стучавший. — Идут сюда. Они знают…

— Спасибо, Эдди, — тихо ответил капитан, бросив в щель пару золотых.

Заперев дверь, он обернулся к доктору и, грустно улыбнувшись, сказал:

— Мне пора, мистер Коннор. Встретимся на маяке сегодня ночью. Пароль — Lux in tenebris. Приходите, мы будем ждать вас.

С этими словами капитан подхватил со стола пакет и, спрятав его за пазуху, быстрее тени исчез из комнаты, выпрыгнув в открытое окно на задний двор.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Передозировка опием смертельна и наступает при единовременном употреблении свыше 500 мг вещества.

Lux in tenebris (лат.) — свет во тьме.

ГЛАВА 2

Ночью Наэль пришёл на берег у старого маяка. Некогда здесь добывали золото, но добыча заглохла уже давно, и эти места, еще с четверть века назад бывшие урочищем контрабандистов, теперь пустовали. Капитан неслучайно выбрал для встречи именно это хорошо знакомое ему место. Пустынный утес, окруженный рифами и скалами, сильно вдавался в море. Внизу расстилался пустынный пляж.

Едва пират вступил в полосу лунного света на берегу, как услышал из темноты голос:

— Доброй ночи, капитан. Доктор Коннор не смог прийти. Он просил меня кое-что передать вам. Идите к стене маяка.

— Пароль.

— Lux in tenebris, — ответил все тот же незнакомый голос.

— Кто ты? — спросил капитан.

Ответом ему была тишина, нарушаемая лишь волнами, бьющимися о берег. Он не сделал и пары шагов в сторону маяка, как рядом в зарослях послышался негромкий треск, а потом сдавленный человеческий вскрик. Нэйт бросился в сторону, инстинктивно почувствовав опасность. И вовремя. Тишину ночи нарушил мушкетный залп, со всех сторон послышались крики команд и топот бегущих ног. Выстрелы гремели один за другим. Капитан бегом бросился к морю. Он знал, что только там сможет получить защиту. Он бежал к старому маяку. В той стороне по — прежнему царила тишина. Когда юноша уже почти достиг ветхого домика смотрителя, тишина огласилась залпом из десятка ружей — засада… Наэль, не раздумывая, бросился вниз, рискуя разбиться о скалы, а вслед ему прогрохотал еще один мушкетный залп…

Кондору повезло — он удачно выбрал место для прыжка в море, казалось, даже сама природа помогала бандиту. Небо затянули густые облака, и наступила полная темнота; в ту ночь маяк был погашен, потому что солдаты боялись, что при свете маяка пират догадается о засаде. Теперь же несколько солдат бросились внутрь, чтобы разжечь огонь и «засветить» маяк. Но на это требовалось много времени. Другие солдаты, оставшиеся на утесе, стреляли в ночь наугад. И всё же, несмотря на темноту, две шальные пули попали в капитана. Одна в левую руку, а другая — в левый бок. Не обращая внимания на ранения, юноша вынырнул и поплыл, стремясь поскорее скрыться — в крохотной бухточке его ждала лодка, оставленная там как раз на подобный случай, но он понимал, что добраться до нее он уже едва ли сможет… Холодная вода накрыла его с головой, обволакивая, не позволяя вырваться на поверхность… Потом наступили тишина и темнота…

ГЛАВА 3

Нэйт очнулся от боли, невыносимой боли. Усилием воли он едва приоткрыл глаза, но веки были слишком тяжелы, и снова наступило беспамятство.

В следующий раз, когда сознание вернулось к нему, он почувствовал сильную боль во всем теле. Чьи-то сильные руки поддержали капитана за плечи, помогли приподняться на локтях, потом он услышал голос Коннора: «Осторожно, капитан, не спешите». Собравшись с мыслями, он крепко зажмурился, а потом резко открыл глаза. Но тут же сощурился от света факела, казавшегося ему слишком ярким после темноты бреда. Первым, кого он увидел, был Адилье, сидевший на корточках у костра и что-то помешивающий в котелке над огнем. Бывший тюремный врач Коннор сидел здесь же у его постели (если соломенный тюфяк и пару шерстяных одеял можно было назвать столь громко).

— Где я? — прошептал капитан.

— Ты среди своих, — ответил Адилье.

— Что со мной было?

— Когда вы с Коннором договаривались о встрече у маяка, кто-то вас подслушал и донес солдатам, — прозвучал из-за плеча капитана звонкий мальчишеский, хотя принадлежавший вовсе не мальчишке, голос. — И я уверена, вы, капитан, хорошо знаете имя предателя. Солдаты устроили засаду, им нужен был капитан Кондор живым… Мы ослушались вашего приказа и сразу же снялись с места, как только услышали первый выстрел.

— За то, что ты сейчас жив, благодари Кошачий глаз. Это она тебя вытащила. Не думал, что ундины живут среди нас, — добавил Коннор. — Мы принесли тебя сюда. Честно говоря, я не верил, что ты останешься жив после такой кровопотери. Слава Богу, я был неправ!

— Какими судьбами ты здесь? — спросил Нэйт, мимоходом улыбнувшись своей ундине, поддерживающей его за плечи.

— Бежал. Эдвард приходил ко мне. Предложил сделку, но я… сделал вид, что согласен, и дал деру. Пеньковый галстук мне не очень-то к лицу, знаете ли. К сожалению, я так и не успел предупредить тебя… Пока добрался, уже стемнело, и вы ушли. Но твои люди меня не обидели и то хорошо.

— Нам нужно уходить отсюда. Они прочешут остров и найдут нас. Сколько я был без сознания?

— Чуть больше суток.

— Значит, после новолуния минуло уже три ночи… Корабль?

— … все еще не пришел, — тихо сказала девушка. — И мы заперты на этом острове до его прихода, как в ловушке.

— Нужно что-то придумать, нужно… — прошептал капитан. Лихорадка брала свое — веки наливались свинцом, но он боролся со слабостью из последних сил.

— Нэйт, ты потерял очень много крови. Поспи, тебе сейчас нужны силы. Ни о чем не думай… спи, — тихо произнес доктор, кладя на лоб юноши прохладную ладонь.

Капитан чувствовал во всём теле такую усталость, что не мог сопротивляться и снова провалился в забытье.

ГЛАВА 4

Когда капитан заснул, девушка, сидевшая у изголовья его постели, тихо выскользнула из хижины. Адилье только головой покачал.

— Хорошая у вас дочь, Адилье, — улыбнулся доктор.

— Кити у меня бедовая. Вся в мать, — ответил пират.

— Не думаю, что только в нее. Отец тоже вполне достойный…

— Может быть, вы и правы, доктор…

— Куда она?

— Осмотрится и придет к рассвету.

После короткого молчания Коннор спросил:

— Адилье, а вас не пугает это… затишье?

— Пугает, док. Очень пугает, но… что я могу поделать? Как думаете, капитан справится?

— Жить будет…

Крик сыча неожиданно прозвучал совсем рядом. Адилье спешно схватил со стола пистолеты и выбежал в ночь, бросив на ходу: «Погасите свет и будьте готовы!»

Сразу после его ухода доктор погасил огонь и, чутко прислушиваясь, замер у постели капитана. Кондор метался в бреду — горячка усиливалась. И доктор был тут бессилен. Так прошло полчаса или чуть больше. Снова прокричал сыч, ему ответил филин. Ухнул замогильным голосом раз и другой. И снова все стихло. Доктор ждал. Осторожно приоткрылась дверь в хижину, и в лунном свете на пороге возник силуэт. Коннор узнал Кити.

— Что там? — спросил он.

— Идут. Нужно бежать, док, — ответила девушка.

— Куда? Как?

— Оставьте вашу панику, док! Берите вещи! — вдруг прозвучал слабый голос капитана. — Кити, подойди.

Она подчинилась.

— Помоги мне, — еще тише прошептал Нэйт. — Где Адилье?

— Он сбил солдат со следа, но… нам нужно спешить. Они прочесывают округу… С собаками.

— Идем к морю, оно ещё ни разу не… предало… нас…

Поддерживая капитана, Кити и доктор поспешили к бухте. Они не прошли и трети пути, как силы оставили раненого, и он без сознания рухнул на руки друзей.

И все же Кондор оказался прав, говоря, что море ещё никогда не предавало. В тот самый миг, когда лихорадка сломила волю капитана, пришло долгожданное спасение. И пришло оно со стороны моря.

— Лодка, — прошептала Кити, чутко прислушиваясь, — док, вы слышите плеск вёсел? Я уверена, это лодка. Останьтесь здесь…

И не дождавшись ответа, девушка бегом начала взбираться на холм, за которым лежала бухта. Острый взор девушки без труда различил небольшую лодку, быстро приближающуюся к берегу. И не только лодку, но и корабль, стоявший чуть дальше — у входа в бухту. Она без труда узнала изящные очертания быстроходного пинаса. Не прошло и получаса, как все четверо — капитан, Кити, Адилье и доктор — были доставлены на борт «Легата». Как только это произошло, корабль скрылся в предрассветной серости, не желая быть замеченным кем бы то ни было ещё.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Пинас — парусно-гребное судно. Использовалось как посыльное, разведывательное, канонерская лодка.

ГЛАВА 5

Трое суток спустя

— Парус! — раздался крик вахтенного.

— Флаг? — последовал вопрос офицера.

— Нет…

— Доложить капитану!

— Я прекрасно все слышал, — раздался со шканцев голос Наэля.

Все, кто были на палубе, мигом повернулись на этот голос. Все еще бледный, с черными кругами под глазами и осунувшийся, капитан стоял в дверях собственной каюты. Как всегда, гордо выпрямившись, облаченный в идеально сидящий костюм, при шпаге. Раздались приветственные крики — капитана любили.

— Что прикажите, кэп? — раздался звонкий голос старпома.

— Трубу…

Кити подала капитану свою собственную подзорную трубу.

— На траверзе, — шепнула девушка.

— Ба-а-а, — удивленно воскликнул капитан, едва глянув в трубу, — ладно ещё матрос, но как могла ошибиться моя… ундина?

— О чем вы, кэп? — не поняла Кити.

— Подсказать, или сами догадаетесь, старпом? — усмехнулся капитан, возвращая трубу.

— Неужели… после стольких лет … — прошептала девушка, наводя трубу на линию горизонта.

— Скажешь, что лихорадка еще не прошла? — спросил Нэйт, склоняясь к ее плечу.

— Я нет, а вот… доктор … — так же тихо ответила старпом.

— Просигнальте им и идите на сближение. Нам есть, о чем потолковать. Всем нам…

Сказав так, капитан скрылся в своей каюте. Лихорадка в самом деле еще напоминала о себе

слабостью и головокружением, да и рана зажить пока не успела. Вернувшись в каюту, Кондор еще раз перечитал письмо Манкальма:

«Нэйт, знаю, что больше нам не свидеться, а потому считай это письмо моим завещанием. Прими перстень своего отца и носи этот символ власти с честью. Ты — — наследник Братства, ты — Король. Знай, капитан Уайт Фокс должен был встретиться со мной в заливе Рио — дель-Хач перед началом сезона дождей. Думаю, он уже слышал, что я попал в лапы правосудия, и теперь ищет тебя. Он кое-что задолжал Братству — его казну, скрытую там, где до нее никто бы не смог добраться. Теперь время пришло, и тебе пора вернуться домой, принять корону и призвать капитана Скопу повиноваться!

Еще помни о том, что Георг Доуэл — не тот, кем ты привык его считать. Хотя он и не велел рассказывать тебе об этом, я скажу — твой побратим и лучший друг однажды отдал за тебя жизнь — цени это и, когда придет время, даруй ему прощение.

Будь сильным, мой мальчик! И прости старика за безрассудство».

На закате два корабля — пинас под черными парусами, с золотым тиснением на бортах, и белоснежный, как пена морская, красавец фрегат — сошлись на просторах Карибского моря. Тяжёлые якорные цепи загремели в унисон, а ловкачи-матросы, как обезьяны, запрыгали вверх по выбленкам, убирая паруса. Корабли легли в дрейф борт к борту.

Капитан фрегата, несмотря на седину в волосах, как мальчишка перескочил через планширы. Едва ступив на палубу пинаса, он был препровожден в каюту Кондора. Там его уже ждали.

Офицеры корабля были в сборе. Капитан Кондор сидел за рабочим столом. Строгий и собранный, но еще бледнее, чем днем, когда заметили флаг. Позади него, облокотившись на высокую спинку капитанского кресла, стоял мистер Доуэл — штурман и старший абордажник. В креслах у стола устроились старший канонир Адилье и доктор Коннор. Кити — старпом — сидела поодаль от всех, у окна, чтобы оставаться в поле зрения капитана. Черный пес — или просто Блэк — 16-летний ученик капитана — наоборот предпочел занять место так, чтобы не привлекать к себе внимание собственного учителя. Они были во многом похожи, и многие считали Наэля если не отцом, то старшим братом этого мальчика, а правду знали очень немногие. Когда Уайт Фокс, т.е. капитан Уайт Фокс вошел в капитанскую каюту, именно такая картина и предстала перед его взором.

— Здравствуйте, друзья. Рад видеть всех вас живыми.

Ему ответили на приветствие и угостили вином. Разговор затянулся далеко затемно. Вспоминали прошлое и делились новостями.

А когда зашла речь о мистере Фицерберте, капитан помрачнел. Наэль рассказал друзьям о письме Манкальма, переданном ему доктором в тот памятный день в таверне.

— Фокс, что скажите об этом? — спросил капитан.

Вздох был ответом.

— Расскажите, капитан Уайт Фокс! Время пришло… Не так ли, Адилье? — впервые за все время разговора раздался голос Доуэла.

— А почему бы вам самим не рассказать, умники? Это же вам рыжеволосая поручила … — возмутился капитан белого фрегата.

— Старый лис, ты не был замешан во все это и всегда предпочитал наблюдать… — отбил Адилье.

— Довольно болтовни. Мистер Фокс, прошу, — вновь повелительно прозвучал голос Доуэла.

И седой капитан белоснежного фрегата, покорно вздохнув, начал свой рассказ.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Шканцы — помост или палуба парусного судна на один уровень выше шкафута, в корму от него, где находились вахтенные офицеры и устанавливались компасы. Шканцы считались почетным местом на корабле: там зачитывались перед строем манифесты, приказы, приговоры. На шканцах запрещалось садиться и курить всем, кроме капитана корабля и флагмана.

Траверз — направление, перпендикулярное курсу судна.

Фрегат — трёхмачтовый, двухпалубный парусный корабль с мощным артиллерийским вооружением (до 60 пушек) и большой скоростью, предназначенный для дальней разведки и крейсерства.

Выбленки (нидерл.) — отрезки тонкого троса, ввязанные поперек вант и выполняющие роль ступеней при подъеме по вантам на мачты и стеньги.

Лечь в дрейф — установить паруса таким образом, что судно практически не движется.

Планшир (англ.) — горизонтальный деревянный брус в верхней части фальшборта.

ГЛАВА 6

Теперь уже почти не осталось тех, кто воочию видел один из грозных и величественных призраков океана — «Lux in tenebris». Его имя было притчей во языцех, его боялись и ненавидели, на него охотились. Несомненно, все это было справедливо и в отношении человека, владевшего этим кораблем и проведшего на его палубе если и не всю свою жизнь, то, несомненно, лучшую ее часть. Его звали Абель Кестрел, но для своей команды он был просто — Кошка, беспощадный и удачливый пиратский капитан, славившийся своим умением до костей рассекать плоть одним ударом линька. Говорили, что ему не нужна шпага, чтобы убить человека, он мог сделать это плетью… Собрав под свой флаг десятки лихих молодцов, под стать себе, он вершил суд вне суда и закон вне закона на всем архипелаге.

За его спиной всегда стоял верный друг — Морис Фанг — человек, ставший сиротой и каторжником в 12 лет и поклявшийся отомстить властям за это, укоренив пиратство и сделав его непобедимой силой. Ему это удалось не без помощи не только Абеля, но и ещё одного героя этой истории — третьего главаря братства — Шарля Доуэла…

Трое друзей, поклявшихся хранить верность избранному пути… Кто знает, как бы сложилась их судьба, если бы однажды ночью одному из них, бывшему, по слухам, колдуном и чернокнижником, не приснился роковой сон…

«Ведьма! Ведьма!» — звонко кричали дети, бросая камни и горсти песка в спину красивой рыжеволосой девочке, убегавшей от них со слезами на глазах. Босоногая ватага преследовала ее, галдя и вопя. «И мать твоя была ведьмой! Проклятье ей! Проклятье и тебе!» — вдруг крикнул из толпы мальчик постарше. Рыжеволосая резко остановилась и, обернувшись, затравленно посмотрела на толпу. Словно в каком-то трансе вытянув руку, она указала на обидчика и размеренно, без единой эмоции, произнесла: «Гореть тебе в аду! Ты сгоришь и родители твои! И дом твой и род твой! Все сгорите… все!» Толпа детей замерла в испуге, а рыжеволосая, опомнившись, стремглав бросилась прочь. Она бежала все быстрее и быстрее — прочь из городка, туда, где она всегда чувствовала себя в безопасности — в джунгли, к берегу моря, на песчаный пляж в одинокой бухте, где никого никогда не бывало. Лишь старик — смотритель маяка — иногда удил здесь рыбу, да пару раз в сезон заходила одинокая контрабандистская шхуна. Туда, к берегу, где далеко в море вдавался скалистый утес, на котором гордо высился маяк, построенный незадолго до рождения рыжеволосой. Она бежала до тех пор, пока силы не оставили ее и она не упала ничком в траву. Горькие слезы катились по ее щекам. «Мама, мамочка, — шептала, хлюпая носом, девчонка, — где же ты теперь? Зачем ты ушла так рано?» Вдруг кто — то легонько коснулся ее плеча, ласково потрепал волосы и нежно сказал:

— Не плачь, рыжеволосая…

— Кто здесь? — испуганно вскинула голову девушка.

— Не плачь, — снова прошелестел ветер за ее плечом, — ты — сильная и тебе уготована великая судьба! Наступит день, и ты будешь решать, кому умереть, а кому жить…

— Кто ты?

— Ветер … — донеслось издали.

«Я схожу с ума, — грустно подумала девочка, — но так оно и лучше».

Поднявшись на ноги и утерев слезы, она побрела дальше к маяку…

Проснувшись поутру, пират не стал долго мучиться над разгадкой непонятного ему сна, а просто выбросил его из головы, но история тем не закончилась. Сны о рыжеволосой продолжали приходить к нему каждую ночь…

— Что вы скажите, мистер Визед? Я — сумасшедшая, да?

— … думаю, что нет…

— Тогда что же это? Почему все в округе называют меня ведьмой? Почему и за что проклинают мою мать? Кто я такая, в конце концов?

Старик улыбнулся в усы:

— Кто ты такая?! На этот вопрос можешь ответить только ты сама! Но… не сейчас. Сперва тебе придется многому научиться и избрать Путь… Твоя мать была совсем не такой, как все. Боги наградили ее особым даром — слышать голоса ветров, океана, врачевать больных одним только наложением рук, помогать роженицам разрешиться от бремени. Она была доброй и хорошей женщиной, приехавшей в Новый Свет искать счастья, но нашедшей здесь лишь боль и слезы. Когда судьба свела нас, у нее уже была дочка — Азалия. Ты была еще совсем крошкой, но у тебя уже был заметен Дар… Ты, как и твоя мать, принадлежишь к проклинаемому всюду племени цыган, хотя твой настоящий отец и был ирландцем. У тебя его волосы и цвет кожи, но глаза… глаза цвета океанской воды… мамины. Мне жаль, что твоя мать столь рано покинула наш бренный мир, но… хвала Богам, у тебя есть отчим, который заботится о тебе…

— Я ненавижу его! — прервала старика Азалия. — Он заставляет меня тяжело трудиться в доме, но не дает мне ни еды вдоволь, ни денег на новое платье. И специально посылает меня в город в базарный день, чтобы дать другим радость посмеяться надо мной.

Рыжеволосая заплакала, а старик ласково погладил ее по волосам.

— Тебе скоро 16, и ты сможешь жить, как тебе хочется, сможешь уйти от своего отчима.

— Куда же я пойду?

— Весь мир перед тобой! Тебе нужно лишь выбрать Путь… А теперь тебе пора домой. Солнце скоро сядет, а я нынче жду гостей ….

— Я всё поняла, мистер Визед… Прощайте.

— Прощай, моя милая. И хорошенько подумай над моими словами. Обещаешь?

— Да.

— Хорошо… Теперь беги.

Когда белое поношенное платье рыжеволосой перестало мелькать в густой тропической листве, старик задумчиво потер подбородок и снова, ни к кому не обращаясь, повторил:

— И хорошенько подумай над моими словами…

Спустя несколько ночей, сны прекратились, а спустя пару — тройку лет Доуэл и вовсе позабыл о них. Вплоть до той самой ночи, когда они вновь стали его постоянными гостями. В них рыжеволосая изменилась, повзрослела, но это, несомненно, была она…

В тот день, когда Азалии исполнилось 16, она собрала свои нехитрые пожитки и навсегда покинула отчий дом. Куда исчезла рыжеволосая, так никто и не узнал. Одни говорили, что видели ее в джунглях, собиравшей редкие травы; другие, что она убежала к контрабандистам и там, в маленьком буканьерском поселке на другом конце острова, вышла замуж; третьи — что ее похитили и продали в рабство пираты… Слухов было много, правду же никто не знал. Никто, кроме старика — смотрителя маяка, втайне от всех занимавшегося алхимическими опытами в подвальных катакомбах и обучавшего этому искусству Азалию. Время за работой летит быстро, а когда она интересная и любимая — ещё быстрее. Как минуло 5 лет, рыжеволосая и не заметила. Упорные труды и усердие не пропали даром. Из неуклюжей рыжеволосой девочки-подростка Азалия превратилась в стройную и привлекательную девушку с золотыми кудрями. Теперь — в 21год — она могла считать себя Ведьмой. Познав секреты древнего мастерства, девушка обрела Веру и уверенность в своих силах.

Сны, приходившие к нему в юности, снова стали еженощными спутниками Шарля. Неожиданно для самого себя, он осознал, что героиня этих снов очаровала его настолько, что Доуэл решил отыскать ее во что бы то ни стало. В ту же ночь ему приснился последний сон о рыжеволосой, сон, в котором он узнал, где ее искать…

— Ты много времени проводишь на берегу, вдруг кто-то из местных тебя увидит?! — как-то за ужином сказал старик-смотритель.

— И что с того? — безразличным тоном спросила Азалия. — Теперь мне не страшны крики глупой толпы!

— Помни о том, что именно «крики глупой толпы» отправили твою мать на костер инквизиции. Тебе следует быть осторожнее, если не хочешь повторить ее судьбу.

— Я не боюсь костра! К тому же я скоро уеду отсюда — климат Барбадоса мне вреден… Ветер поет мне о черном нефе под бордовыми, точно кровь, парусами… И о черноволосом капитане. Его имя — Шарль. Он, как и я… другой…

— И все же будь, пожалуйста, осторожнее. Не очень-то верю сказкам.

— Это не сказки! Ты просто глух!

— Может быть…

Предсказание Азалии сбылось… Черный неф под кроваво-багровыми парусами вошел в бухту у маяка. Такая крупная «рыба» была здесь впервые за много — много лет, но та ночь была особой. Три пиратских десанта, с трех кораблей вычистили остров, стерев с лица земли и городок, и поселок. «Паруса наших кораблей выгорели на солнце и нам нужна свежая кровь, чтобы вновь покрасить их!» — шутил черноволосый капитан флагмана. Ночь осветилась заревом пожаров, а восход окрасился кровью, ее

было пролито столько, что хватило не только на покраску парусов нефов, но и неба до самого горизонта. Богатой добычей были набиты трюмы «Феэсфл» и «Энер» — черных лебедей и самого флагмана — «Вандерера».

Старик — смотритель со страху не спал всю ночь, с минуты на минуту ожидая гостей. Они явились на рассвете, громко и требовательно постучав в дверь его домика, прилепившегося к стене маяка, как гнездо ласточки к утесу.

— Хозяин! — зычно крикнул капитан, едва переступив порог дома.

Старик почел за лучшее не скрываться от незваных гостей. Он вышел к ним в ночном колпаке, рубахе и со свечой в руке.

— Что ты можешь предложить в обмен на свою никчемную жизнь? — грубо спросил его пират.

— Только искусство врачевателя, — смиренно ответил старик — смотритель.

— У меня на борту уже есть … — Шарль (а это был именно он) ошарашено замолчал, увидев за спиной смотрителя в дверном проеме девушку. У нее были золотые волосы и пронзительный взгляд глаз цвета океанской воды. Отстранив старика рукой, пират стремительно приблизился к незнакомке и, глядя ей в глаза, полушепотом спросил: «Ты — Азалия Кондор, дочь цыганки?!» Она кивнула в ответ. Он замер на месте.

— Я видел тебя во снах… Азалия. Ты поедешь со мной! — сказал он, изучающе глядя на рыжеволосую. И добавил, обращаясь к старпому: — Мистер Костон, обыщите дом!

— Зачем, Шарль? У нас ничего нет! — испуганно вмешалась девушка, но пират будто бы не слышал. Бесцеремонно взяв ее за руку, потянул за собой к выходу; когда она начала сопротивляться, закинул на плечо и понес, крепко держа за ноги и не обращая внимания на удары девичьих кулачков по спине.

***

Азалия лежала ничком на койке в капитанской каюте «Вандерера», третий день, отказываясь от пищи и воды; никого не слыша и не видя; беспрестанно оплакивая свое прошлое — разграбление родного городка и смерть своего учителя. «Какой же дурой я была, когда ожидала прихода этих демоном с нетерпением! — мысленно ругала себя Азалия. — Они способны приносить лишь смерть и слезы! Будь они прокляты! И я вместе с ними!»

Вдруг голоса за тонкой перегородкой, отделяющей койку от остальной каюты капитана, привлекли внимание рыжеволосой. Там спорили двое мужчин. Голос одного из них она узнала сразу же: Шарль Доуэл — ее личный демон, ее черноглазое проклятие. Второй был ей незнаком, но сразу же привлек ее внимание силой, звучащей в нем.

— Мне надоело спорить с тобой, Абель. Довольствуйся моим ответом и не требуй никаких объяснений!

— А я не верю тебе, Шарль Доуэл, и буду требовать объяснений до тех пор, пока ты не предоставишь их! Или пока Морис не поручится за тебя! А до того момента, Король Братства, коим я являюсь, волен поступать так, как ему заблагорассудится.

— Почему?.. Почему ты не веришь мне?!

— Потому что людям не дано слышать голоса Богов…

— Но я слышу! Боги или демоны… говорят со мной. И я не один такой. Ты помнишь, я рассказывал тебе о своих снах?

— О рыжеволосой?.. Шарль, прости, но…

— Я нашел ее! Она здесь!

Девушка услышала шаги пирата и вскоре почувствовала тяжелую мужскую ладонь на собственном плече. Рыжеволосая резко подняла голову и в упор посмотрела на бандита.

— Я ничего ему не скажу! Ничего, слышишь?! Ты — бандит и убийца, которому нет прощения! Разве ты не слышишь, как Океан и Ветер — древние Боги этой земли — проклинают тебя, Шарль Доуэл?! Неужели, грохот пушек и крики жертв так оглушили тебя?!. Я однажды уже взяла на себя грех, проклянув мальчишку, бросавшего в меня камни и называвшего ведьмой… Я ничего ему не скажу… ничего!

— Ты сказала достаточно! — криво улыбнулся Доуэл. И он покинул закуток, служивший спальней.

Ошеломленная его ответом, Азалия, закрыв лицо ладонями, снова повалилась на постель. Дальнейшего разговора пиратов она не слышала.

В следующий раз из забытья ее снова вывел голос Шарля. Войдя за перегородку, он тронул ее за плечо со словами: «Встань и иди умойся. Нам пора. А если ты не пойдешь сама, я снова понесу тебя на плече, но на этот раз свое платье ты оставишь здесь!»

Рыжеволосая испуганно посмотрела на пирата, но подчинилась. Пока она умывалась и расчесывала свои длинные золотые волосы, он ждал ее у дверей. Когда она закончила свой туалет, он еще раз окинул ее стан оценивающим взглядом и, вдруг резко изменившись в лице, произнес: «Прости меня… за… все». И опустил взгляд. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, девушка приблизилась к нему, ласково положила руки ему на плечи и спросила тихо: «Почему?»

— Я — бандит и убийца, но… судьба наказала меня тяжким бременем, нести которое я не в силах. Ты угадала, говоря, что грохот пушек и крики жертв оглушают меня. В бою я ничего не слышу… ничего из того, что дано слышать лишь нам с тобой… Поэтому… я не хотел убивать его. Правда. Мне нужна была лишь ты. Я много раз видел тебя в своих снах, еще в юности и потом, на протяжении многих лет моей жизни… Я знаю о тебе все… и верил, что ты поможешь мне… не слышать всего этого, потому что это выше моих сил.

Рыжеволосая не успела ответить, дверь в каюту внезапно распахнулась, пропуская молодого человека. Азалия сразу же узнала его по голосу — это был Абель.

— Доуэл, я … — слова замерли у него на губах при виде Азалии.

— Мы уже идем, — сухо ответил Шарль на вопросительный взгляд друга.

— Простите, капитан. Это я виновата, что мы… так долго, — вдруг произнесла Азалия, смело глядя в глаза Абелю.

— Ничего страшного, — улыбнулся тот, протягивая девушке руку с предложением проводить ее. Она улыбнулась в ответ, опираясь на руку Короля и покидая капитанскую каюту нефа.

В тот душный вечер друзья собрались на квартердеке «Вандерера», удобно расположившись в креслах с высокими спинками и наслаждаясь хорошим табаком, испанской сангрией высшего качества и неспешным ходом корабля. Именно тогда Азалия познакомилась не только с третьим главарем Братства — Морисом Фангом, но и ещё с одним загадочным капитаном — близким другом Короля, Уайтом Фоксом. Будучи альбиносом от рождения, он вполне оправдывал свое имя, во-первых, а во-вторых, он оправдывал его своей молчаливостью. В тот вечер капитаны развлекались распространенной в то время игрой в качито. И хотя ставки были не шуточными, пираты веселились вовсю. Одному Шарлю в тот вечер не везло. Он проиграл немало денег и, вконец войдя в азарт, решил играть до последнего в надежде «сорвать банк». Его поддержали Морис Фанг, любивший игру больше собственной жизни, и Уайт Фокс, тоже надеявшийся отыграть свое.

— Остановись, друг, — посоветовал ему Абель.

— Что, боишься, что я отыграюсь?!

— Нет… что проиграешь последнее.

— Так тебе же лучше, Кестрел. Удача сегодня на стороне Короля…

— Моя Удача всегда при мне. Я не боюсь ни игры, ни битвы, ни затишья.

— К делу! Что ты поставишь?

— Все, против девушки, что стоит за твоим стулом! — Если эти слова пирата заставили Азалию побледнеть, как полотно, то ответ Шарля: «Идет!» — буквально поверг ее в шок. Чтобы не упасть в обморок, она ухватилась за спинку стула Доуэла и через его плечо взглянула на Абеля, сидевшего напротив Шарля. Взгляд его темно-синих глаз был направлен на нее. Он пристально смотрел прямо ей в душу. Азалия вдруг поняла, что он буквально читает ее мысли, но ей нечего было скрывать. Он улыбнулся и привычным движением бросил кости на стол.

Спустя несколько минут Шарль Доуэл, мертвенно — бледный, поднялся со своего стула и, безразличным голосом пожелав гостям доброй ночи, спустился к себе в каюту. Он задержался у начала лестницы всего на мгновение, бросив на Азалию, провожающую его взглядом, ответный взгляд, полный горечи и сожаления. Это мимолетное движение не укрылось от внимания Абеля, но он сделал вид, что ничего не заметил…

Ночью Азалии не спалось. Решившись, она осторожно выскользнула из капитанской каюты «Lux in tenebris» — корвета, на который она переехала вслед за Абелем. Выйдя на шканцы, остановилась у планширя, с наслаждением вдыхая ночной воздух полной грудью и любуясь звездами в небесной выси.

«Надоело прятаться и плакать

И любить усталые глаза.

В флибустьерском дальнем море

Бригантина поднимает паруса! —

Вдруг зазвучал чистый и сильный голос, тихо певший в ночи. Певец, сидевший на ступеньках лесенки, ведущей на квартердек, не заметив в темноте ночи свою невольную слушательницу, пел для собственного удовольствия или развлечения. Шло время голландской песьей вахты, чего не сделаешь, чтобы не заснуть…

И над морем над широким

Вдруг взовьется чёрный стяг,

И корабль в море рвётся

Сквозь туманы, бури, мрак!

Звон пиастров золотых мы слышим,

Ром нам головы кружит,

В руки к нам плывут богатства и красотки,

И наживы лёгкой запах чуем мы!

Вот корабль вдалеке мы видим,

Поднимаем дружественный флаг

И, салютую, подходим ближе

И без боя их берём на абордаж!

Внимательно вслушиваясь в голос, Азалия с удивлением узнала певца — им оказался капитан корвета — Абель Кестрел. Только много лет спустя рыжеволосая осознала всю ценность той ночи, когда она услышала, как поет Король… Абель редко пел, чаще он любил слушать.

Завязался бой на палубах и в трюме —

Выстрелы слышны вокруг —

Нам, пиратам, это так привычно,

И свист сабель наш ласкает слух!

Вся добыча нам теперь досталась,

Трупы непокорных на корме лежат,

А команда пир на палубе устроит,

И песни флибустьеров над волнами полетят!

Пьем за яростных, за непохожих,

За презревших грошевой уют.

Вьётся на ветру лоскут наш чёрный,

Люди фарта песенку поют!»

Когда отзвучали последние слова песни, начало светать. Заметив, что он не одинок на палубе, пират, несколько смутившись, подошел к девушке и негромко приветствовал ее

— Доброе утро. Надеюсь, не помешал?

— Здравствуйте, капитан… Мне было приятно вас слушать. Вы прекрасно поете, — она покраснела и добавила: — и вы не такой, как другие…

Кестрел улыбнулся.

— Наоборот… Я самый обычный. Вы, верно, спутали меня с капитаном Доуэлом. Вот он, действительно, необычен. Хотя это и не удивительно, нас часто путают. По странной шутке судьбы мы разительно похожи…

— Вовсе нет! Вас невозможно спутать! Ваши глаза смотрят в самую глубину души. А глаза Шарля пусты, как глазницы мертвеца. Вашего взгляда я боюсь, боюсь утонуть в нем, как в море… Вы — другой, не такой, как мистер Доуэл… И мне… страшно признаться, но…

Абель осторожно коснулся кончиками пальцев ее нежных губ. Их взгляды встретились, и в глазах друг друга они прочли все то, что обычно люди облекают в слова, произнести которые бывает очень и очень непросто.

Следующим утром корабли взяли курс, указанный Шарлем Доуэлом. Король, не один год бывший ярым противником оседлости, внезапно согласился с доводами друга о постройке собственного города-базы и безоговорочно доверился ему во всех связанных с постройкой городка вопросах.

***

Команда Шарля Доуэла трудилась не покладая рук. Вчерашние пираты умело брались за рубанок и молоток, становясь отменными плотниками и каменщиками. И все то время, что строился город-база, Азалия Кондор — рыжеволосая дочь цыганки — была рядом с Шарлем. От нее Доуэл многое узнал и многому научился, обретая уверенность в своих силах и развивая собственный дар. Рыжеволосая оставалась для Доуэла верным другом и помощницей, хотя он надеялся на большее, но не смел просить об этом.

— Как вы познакомились? — как-то вечером спросила Азалия Шарля, когда они отдыхали после напряженного трудового дня, сидя на ступенях лестницы, ведущей на квартердек «Вандерера».

— Мы с Абелем выросли вместе, — улыбнувшись, ответил Шарль, — а с Морисом… это долгая история… И очень кровавая, но… если хочешь, я расскажу ее тебе. По секрету.

— Очень хочу, — улыбнулась Азалия.

— Мой отец был корабельным врачом и редко бывал дома, — начал свое повествование Шарль. — Поэтому после смерти матери я оказался в приюте. В Бристоле. Мне было всего 5 лет, и я мало что помню о своих родителях. — Шарль задумчиво повертел на пальце перстень с крупным изумрудом. — Когда мне исполнилось 10, я был уже первым забиякой и грозой всех мальчишек. Мадам Кингли — хозяйка приюта — не любила меня за то, что я немало досаждал ей своими проказами, но она знала о моей мечте покорить океан и, хотя часто называла меня ненормальным, все же… не противилась моей просьбе и поспособствовала моему устройству в качестве юнги на одно судно, идущее в Новый Свет. Так я оказался на Барбадосе. В качестве раба, тогда так со многими поступали. Капитан продал меня местному плантатору в качестве слуги.

— И ты смирился? — с негодованием в голосе спросила Азалия.

— 16 сломанных ребер, 3 перелома руки и многочисленные шрамы едва ли тому доказательство! — вдруг прозвучал голос Мориса, все это время молчаливо курившего трубку, сидя рядом с Доэулом и Азалией. — Этот мальчишка никогда не изменял себе!

Шарль только горько улыбнулся.

— Когда мы разграбили ту плантацию, я не мог поверить, что англичане способны превзойти испанских святош в жестокости и изощренности, однако, как оказалось, способны, — продолжил между тем капитан Фанг. — Мне было тогда почти 30, и я уже был капитаном. Люди редко идут за такими юнцами, но я был сыном священника и умел убеждать людей.

— Ваш отец был священником? — удивилась Азалия.

— А мать — портовой шлюхой на Тортуге, — грубо рассмеялся Морис. — Неудивительно, что я с малолетства подался в море и стал пиратом, а потом попал в лапы закона и много месяцев гнул спину на приисках, пока не удалось бежать. Тогда-то я и поклялся отомстить властям… за все, что они со мной сделали и что у меня отняли.

— Из нас троих только Абель получил достойное образование и…

— Ты говорил, что вы выросли вместе, — прервала Шарля девушка.

— Ну, почти. После того, как я отправился в море, мы с Абелем не виделись несколько лет… пока однажды бриг, на котором я ходил с Морисом, не был атакован «красными мундирами». Мы попали в плен и должны были быть повешены, но, — Шарль улыбнулся, снова прикоснувшись к перстню, — один из лейтенантов помог нам бежать. Мы были в открытом море и, перерубив буксирный канат, увели свой бриг прямо из-под носа англичан… мертвых англичан.

— За то предательство лейтенант Кестрел дорого заплатил, — вздохнул Морис, тоже коснувшись своего перстня с алмазом, — он погубил свою свободу, жизнь и карьеру. Ради этого черноглазого прохвоста! А спустя еще несколько месяцев чуть не погиб ради безумной затеи Доуэла по захвату «Вандерера» и эскадры…

— Абель никогда не мог отказать своему названному брату, — улыбнулся Шарль. — Почти никогда. А насчет моих лебедей… Это была идея Абеля, я уже говорил миллион раз! И дело было вовсе не в нефах. Абелю нужен был его корвет. «Свет во тьме». Разве ты не помнишь, Морис, как истово Абель желал заполучить этот корабль?

— Ну конечно… — фыркнул старший пират. — Вы оба были хороши, но Абель едва не погиб, а ты заполучил самую большую и смертоносную эскадру в свои руки.

— Не драматизируй, Король получил, что хотел, а что касается нефов, — улыбнулся Шарль, — не всех покоряет закон и честь, некоторым нужны не доблесть и удачливость капитана, а крепкий линек да старый добрый грог вдоволь…

— Да… несмотря на то, что мы очень разные, мы стали друзьями, — улыбнулся Морис. — В знак нашей дружбы с той поры мы носим эти перстни, символы того, что земля, море и воздух Кариб поистине подвластны лишь нам! Пиратам!

— Да, я видела такой же перстень, но с сапфиром, у Абеля. Что они означают? — спросила рыжеволосая.

— Триада, вечный символ, — улыбнулся Шарль. — Воздух — это Вера, а именно Морис всегда вел нас за собой, мы верим ему. Кому как не сыну священника носить символ Веры? Поэтому перстень с алмазом. Море — это Надежда, потому что именно с этими чувствами мы каждый раз выходим в рейд, надеемся на удачу и полагаемся на счастливую звезду. Море — это Закон, единственный для нас — пиратов Братства. Кому как не Королю Братства — Абелю Кестрелу вершить закон и кому иному может принадлежать море? Поэтому в его перстне сияет сапфир. Земля — это Вечность, а еще и бессмертие, безопасность и предсказуемость. Мои видения бывают разными, а не только о тебе, — снова улыбнулся Шарль. — Поэтому в моем перстне изумруд. Я своего рода хранитель этого Братства и, порой, именно я решаю, когда и в какой рейд уйдут корабли…

— Триада, значит?

— Да, мисс Кондор, именно так, — шутливо отвесил полупоклон Доуэл.

Спустя 2 года после укрепления пиратского гнезда Король Братства — Абель Кестрел — объявил о своей женитьбе на Азалии Кондор. Годом ранее у них родился сын, который теперь, когда Абель подтвердил слухи о своем отцовстве, становился наследником целого «государства».

Через несколько дней после свадьбы Короля случилось то, чего так боялась, но не могла предотвратить рыжеволосая дочь цыганки.

***

В дверь капитанской каюты осторожно постучали. Несмотря на то, что пиратское гнездо было достроено и уже мало-помалу обживалось, Абель так и не обзавелся домом на берегу. Его корабль и был его домом. Всем, кто хотел получить аудиенцию у Короля, приходилось прибывать на борт флагманского корвета «Lux in tenebris». Нынешний гость бывал здесь редко, но, несмотря на это, почти всегда входил к капитану без стука. Это было право Мориса Фанга. Мало кто знал, что именно он — беглый заключенный, сын священника и портовой шлюхи — и был основателем Братства, умело скрывающимся за спиной Абеля.

Король поднял голову от бумаг и карт. Узнав Мориса, он, вымученно улыбнувшись, спросил, не тратя время на церемонии:

— Как поиски? Успешно?

Морис с сожалением отрицательно покачал головой, а вслух добавил:

— Никто ничего не знает, но слухи ползут недобрые…

— Что за слухи?

— Якобы Шарль сделал предложение девушке, но она предпочла ему другого. С горя он подался в бега.

Король улыбнулся.

— Это слухи, Морис. Ну какая девушка могла отказать нашему другу? Шарль — завидный жених. Любая девушка, не раздумывая, согласилась бы на его предложение…

— Не любая! — неожиданно раздался за спиной Абеля голос его жены.

Он обернулся к ней, и ужасная догадка блеснула в его взгляде. «Нет…» — беззвучно прошептали его губы, а кулаки сжались сами собой. Азалия только грустно улыбнулась ему и ласково погладила по давно небритой щеке.

— Что прикажете, капитан? — спросил Морис.

— Я приказал бы найти его и убить, но… как бы вы поступили на моем месте?

— Отдайте приказ укрепить город и позаботьтесь о сторонниках. Бунт — первое, что предпримет пират во имя мести… Хотя очень может быть, что он не станет мстить, а предпочтет встретиться с вами в открытом бою где-то в море…

— Он ещё вернется в этот порт, — тихо сказала Азалия, приближаясь к Морису, — и когда это произойдет, сделайте для меня одну вещь, мистер Фанг.

— Что угодно, моя госпожа.

— Любой ценой наденьте ему на палец это кольцо, — с этими словами Азалия подала пирату золотой перстень с крупным рубином, — этот перстень однажды поможет вашему сыну! Поэтому ради него и ради Братства не стойте за ценой.

— Позвольте мне узнать, госпожа, мой сын… он добьется того, чего не успел я?

— Да, Морис, — задумавшись на минуту, ответила Азалия. — Это будет непросто, но он добьется этого, дорого заплатив…

— Какова бы ни была цена, важна лишь цель!

— Мне искренне жаль, Морис…

— Не жалейте о таких, как мы… о бандитах, — улыбнулся Фанг. — Касательно же вашего поручения, клянусь, все будет исполнено.

Когда Морис покинул каюту, Абель ласково обнял жену за плечи и привлек к себе.

— Сколько у нас времени? — спросил он ее.

— Недостаточно, чтобы жить, но вполне довольно, чтобы сражаться за право жить, — ответила она.

Серые своды пещеры нависали над ним. Вокруг все тонуло во мраке, который едва рассеивался светом костра, освещающим древний магический символ — перевернутую пентаграмму, очерченную кругом, — выложенный осколками черного обсидиана прямо на полу пещеры. В центре этого магического алтаря, рядом с костром, стоял на коленях человек в черном плаще с опущенным на лицо капюшоном. В одной руке он держал отрубленную голову черного петуха с полуоткрытым клювом и закатившимися, подернутыми молочной пленкой глазами; а в другой — обрубок хвоста черного козла.

«Ego vos benedictio. In nomine magni dei nostri satanas. Ave Satanas. Ave domini Inferi. Satanas Nobiscum. Diabdicum Interho!» — шептали его губы.

Азалия не видела его лица, не видела того, что происходило потом, после того, как петушиная голова и козлиный хвост горели в костре, но она твердо знала, что этот человек, стоявший на коленях в центре магической пентаграммы, был Шарль Доуэл и что однажды Князь Тьмы, которого он столь упорно призывал снова и снова, явится на его зов и заберет его душу в обмен на смерть ее… и ее сына… Она знала о неизбежности рока и потому никому никогда не рассказывала о сне, приснившемся ей в ночь исчезновения Доуэла и мучившем ее с тех пор каждую ночь без малого уже пять лет…

***

Над морем догорал закат. Азалия, стоя на корме «Lux in tenebris», облокотившись о высокий планшир, как всегда в вечерние часы, любовалась морем. Рядом с ней стоял рослый, крепко сложенный мужчина бандитского вида — старпом и один из приближенных Абеля — Манкальм Фицерберт, державший на руках шестилетнего мальчика — сына Абеля и Азалии. Ребенок обнимал пирата за шею и беспрестанно задавал вопросы, свойственные детям в этом возрасте. Старпом отвечал терпеливо и размеренно. Став с первых дней появления Наэля на свет нянькой, он уже привык к его непоседливости и непомерной любознательности. Наконец, устав задавать вопросы, мальчик, подражая матери, залюбовался закатом и морем. Но вдруг что-то привлекло его внимание. Пристально вглядываясь вдаль, он спросил: «Мама, что это за корабль там, далеко-далеко?» Азалия вздрогнула и, сильно побледнев, резко обернулась к Манкальму. Прочтя в ее глазах плохо скрытую тревогу, пират свободной рукой отстегнул от пояса чехол с зрительной трубой и подал его женщине. Дрожащими пальцами расчехлив прибор, Азалия долго изучала линию горизонта. Она знала, что это бесполезно, знал это и Манкальм, но ей нужно было время, чтобы успокоиться и хладнокровно, без дрожи в голосе, озвучить то, что и так уже было понятно им обоим… Случилось то, чего так боялась Азалия и чего столь же страстно жаждал ее муж, — их сын проявил свой дар; Океан говорил с ним, показывая будущее, и он видел его

Немного успокоившись, Азалия ответила сыну:

— Наверное, это был призрак… «Летучий Голландец»…

— Ура! Я умею видеть призраков! Я — необыкновенный! — весело и радостно засмеялся мальчуган.

— Только пообещай мне, что никому об этом не расскажешь.

— Почему?

— Обычные люди не любят таких, как ты… необыкновенных. Понимаешь?

— Да… Даже папе нельзя говорить?

— Папе? — Азалия нахмурилась всего на мгновение. — Папе можно…

Когда ребенок вприпрыжку убежал прочь — внутрь корабля, — Азалия подняла взгляд на Манкальма.

— Мистер Фицерберт, вы думаете…

— Только о ЕГО корабле мог предупреждать Океан, — задумчиво произнес старпом.

В ту ночь ревел и грохотал шторм. Под злобными порывами западного ветра жалобно скрипели и стонали мачты кораблей в порту пиратского гнезда.

Азалия не спала. Почти всю ночь она провела на палубе корвета под ледяными струями дождя. И никто не мог уговорить ее спуститься в каюту или хотя бы надеть матросский дождевик. В одном тонком платье, босая и простоволосая, дочь цыганки стояла, прислонившись спиной к грот-мачте. Многие пираты навсегда запомнили ее именно такой и даже много лет спустя, при малейшем упоминании ее имени или чего-либо, связанного с ним, невольно воскрешали в памяти этот образ неизбежности и готовности встретить свою судьбу.

Осторожные шаги и приглушенные голоса за тонкой перегородкой, разделяющей капитанскую каюту «Lux in tenebris», разбудили едва заснувшую Азалию. Она прислушалась к разговору, силясь сквозь полусон уловить смысл. Двое мужчин что-то обсуждали… Что-то касательно ее и Нэйта, как она называла сына на ирландский манер. Так, толком не разобрав слов, она снова уснула.

Под грозным взором угонных пушек корвет «Lux in tenebris» уходил прочь, в объятия шторма, не пожелавшего закончиться с наступлением утра и превратившего день в ночь… В его кильватере порт пиратского гнезда покидал белоснежный фрегат. Один из близких друзей и соратников Абеля — Уайт Фокс сопровождал своего капитана. Имея связи в Старом Свете, капитан Фокс надеялся помочь своему другу и его семье скрыться, чтобы спустя некоторое время, вернуться домой. Немногие соратники Кестрела и Фанга под началом Мориса оставались в пиратском гнезде, надеясь хитростью заманить Шарля и его людей в ловушку…

***

««Вандерер“и черные лебеди на траверзе!» — зычно прогремел голос вахтенного, разбудивший капитана Фанга, спавшего той душной ночью в гамаке, подвешенном на корме. Морис поспешно поднялся и, торопливо одернув рубашку, спустился на шканцы. Старпом и боцман уже ожидали его приказов. «Я желал бы видеть рулевого в своей каюте!» — отрывисто бросил капитан, скрывшись в своей каморке. Никто не знал, зачем понадобился капитану Бальтазар и о чем они говорили в ту ночь. Спустя две четверти часа Фанг снова появился на шканцах, коротко бросив старпому: «С якоря сняться! Капитан Доуэл нужен мне живым!». Морис прекрасно понимал, что, направляясь навстречу «Вандереру», он направляется навстречу смерти. Знала об этом и команда его брига «Рескьюер». Что мог сделать одинокий бриг против трех нефов? Только одно — обеспечить личную встречу бывших друзей, а ныне врагов… Но все же матросы, как и их капитан, надеялись на чудо.

Морис лично стоял у штурвала, когда «Рескьюер», под полными парусами покидал пиратский порт. Бриг прямиком направился к вражескому флагману, рассчитывая на абордаж. Разгадав его намерения, черные лебеди тоже поспешили выступить вперед, защищая своего главаря.

— Зарядить фальконет! — напряженно скомандовал Морис. — Цельтесь в крюйт-камеру. Если нам повезет, мы пустим лебедей ко дну!

Стоявший рядом старпом привычно продублировал приказ капитана зычным голосом, а потом тихо, с сожалением и тоской в голосе, добавил:

— Если бы мне сказали, что однажды я буду драться против черных лебедей Доуэла, я лучше бы стал священником, чем пиратом…

— Я бы тоже, но… никто не застрахован от любви, — так же тихо ответил Морис.

В этот момент раздался залп с борта одного из нефов… Точный прицел и слаженность работы вражеских канониров были потрясающими. Ни одно из каленых ядер не пропало даром.

«Пожар в трюме!» — прозвучал сигнал тревоги.

— К черту! Стреляйте! Наша цель — капитан

«Вандерера»! — крикнул в ответ Морис.

Фальконет отрывисто «тявкнул» раз, затем ещё и ещё… Один за другим шесть выстрелов прозвучало с борта брига прежде, чем он принял на себя очередной вражеский залп.

— Капитан, — тронул Мориса за плечо старпом, — взгляните…

Тот обернулся и с удивлением отметил, что лай фальконета не был напрасным — один из черных лебедей стремительно погружался в объятия океанской пучины. И снова отрывисто залаяли орудия «Рескьюера».

— Бьет ниже ватерлинии, но… даже если нам повезет еще раз, мы все равно погибнем… — тихо прошептал старпом, тем самым обращая внимание Фанга на маневры «Вандерера», заходившего бригу в корму.

— Отправьте к Морскому Дьяволу и второго лебедя, об остальном не стоит беспокоиться, — хладнокровно ответил Морис.

— Будет исполнено, мой капитан…

Бриг сделал маневр, предоставляя канонирам шанс более удачной наводки, но тем самым подставляясь под еще более сокрушительный удар артиллерии «Вандерера», чем тот не замедлил воспользоваться. Одно за другим безжалостные ядра уничтожали такелаж и рангоут брига; словно косой выкашивали команду. Одно из них пролетело совсем близко от Мориса, снес голову старпому, забрызгав капитана чужой кровью и обдав горячим дыханием смерти… Другое вдребезги разбило лафет фальконета, покорежило само орудие, а от одного из лучших пиратских канониров оставило кровавое месиво из обрывков кишок, клочьев мышц и обломков костей…

Резко накренившись и жалобно заскрипев, обрывая снасти, на гакаборт тяжело легла переломленная грот-мачта…

— Капитан, пожар в трюме не поддается контролю… — вновь услышал Морис окрик боцмана.

— Я вижу, — с поразившим даже его самого спокойствием ответил Фанг.

В самом деле, из открытых люков валил угрожающе-черный дым…

— Приготовиться к абордажу! — крикнул Морис, не дрогнувшей рукой направляя бушприт своего брига на «Вандерер», успев краем глаза заметить, что смерть одного из лучших пиратских канониров и гибель фальконета не были напрасными — второй черный лебедь, задрав бушприт в небо, уходил кормой вниз. «Вандерер» смело встретил врага ответными абордажными кошками — оба капитана прекрасно понимали всю бессмысленность артиллерийской дуэли. Корабли свалили в один миг, и оголтелая толпа пиратов ринулась на борт «Вандерера». Предатели встретили их спокойно, что было совсем неудивительно, учитывая численное превосходство команды Шарля. После недолгой, но кровопролитной схватки оставшихся в живых выстроили на шкафуте. Сам капитан Доуэл, выступив вперед, обратился к своим еще вчерашним соратникам, а ныне врагам:

— Кто из вас согласен перейти в мою команду?

Ответом ему была тишина.

— Что же, — ухмыльнулся Доуэл, — переходим к следующему вопросу. Кто из вас укажет мне место нахождения вора и бандита — Абеля Кестрела и его

семьи, с тем я поделю награду за голову этого пирата.

И снова молчание. Шарль начал терять терпение:

— Изменим условия сделки! Тому я сохраню жизнь и свободу! А иначе всех вас ждут столь мучительные пытки, сколь только способен выдумать изощренный мозг отцов испанской веры!

Матросы молчали, опустив головы. Окинув строй взглядом, Шарль задержал его на капитане Фанге. Подойдя к нему вплотную, спросил:

— А ты, друг, ничего не хочешь сказать мне?

— Только одно, — спокойно и с достоинством ответил Морис, — я знаю, где скрывается Абель, и приведу тебя к нему, в обмен на свободу моих людей!

— Как благородно! — фыркнул Доуэл. — Я согласен. Где он?

— Помнишь, ты рассказывал мне и Абелю о своих снах, в которых ты видел рыжеволосую? Мы не верили тебе, а потом ты узнал, где ее искать, и отправился туда?

— Так значит, бывший красномундирник и его семья скрываются на Барбадосе? А «Lux in tenebris», чей трюм забит казной братства, стоит на рейде бок о бок с «Белой Авророй»? И на сей раз мои сны не обманывают меня?

— Если в них ты ещё видишь и охрану, которой Король окружил себя, то нет…

— Охрану? Я вижу лишь хижину в джунглях…

— С ним немало головорезов, мимо которых тебе не пройти, если только ты…

— Что?

— Перстень. Его охрана набрана из новичков, потому что былой команде Абель уже не доверяет, поэтому Король отдал мне перстень, залог того, что меня пропустят к нему, когда мне это потребуется, — с этими словами Морис протянул капитану «Вандерера» перстень с крупным рубином. — Носи его, и охрана пропустит тебя к Кестрелу, когда пожелаешь.

— Благодарю, друг, и… прощай, — произнес Доуэл с дьявольской улыбкой, подавая тем самым сигнал своему старпому — мистеру Костону, — стоявшему за спиной Мориса. Тонким солнечным лучом сверкнуло меж пальцев Диего лезвие стилета и погрузилось между лопаток пленника по самую рукоять. Глухо застонав от боли, капитан Фанг хладнокровно и презрительно взглянул на Доуэла. Заметив, что тот уже надел перстень на безымянный палец левой руки, Морис произнес, сплевывая кровь: «Abyssus abyssum invocate» и замертво рухнул на палубу, к ногам капитана Доуэла. Но ни капитан, ни команда нефа уже не обращали ни на него, ни на других пленных внимания. Раздался грохот взрыва, и пришвартованный к борту «Вандерера» бриг разом вспыхнул, словно смоляной факел, — огонь наконец-то добрался до крюйт-камеры и поджег остатки пороха и бомб. Пожар мгновенно перекинулся на рангоут и такелаж нефа, но некому было противостоять ему…

Вместе с тем серебристое сияние охватило Доуэла и его подручных. Оно ещё не успело угаснуть, а черный неф под бордовыми, точно кровь, парусами, ушел под воду, увлекая за собой всех бывших на его борту и обгоревшие обломки взорвавшегося брига…

Лишь один человек, бывший рулевой «Рескьюера», Бальтазар Адилье сумел выжить в ту ночь…

***

Прибой лениво накатывал на песчаный пляж неподалеку от жемчужных приисков Рио-дель-Хач. Двое мальчишек играли у самой кромки воды. Чуть поодаль от них стоял рослый бородач бандитского вида. На боку у него висела шпага в ножнах, а на плече охотничий карабин и пояс с патронами. Пару других клинков он держал в левой руке, затянутой в кожаную перчатку берсерка. Его длинные волосы, собранные в хвост, были повязаны красным шелковым шарфом, что выдавало его принадлежность к офицерам.

— Мистер Фицерберт! — окликнул бандита человек, стремительно выступивший из тени леса и теперь шедший к воде, почти по щиколотку проваливаясь в золотистый песок. Пират обернулся на зов, и его губы искривила приветственная улыбка.

— Фанг! Кондор! — окликнул он в свою очередь играющих в салки ребят. — У нас гости! — Размеренной походкой моряка двинулся навстречу вновь прибывшему.

— Я же просил не называть меня так, — возмущенно проворчал младший из мальчиков.

— Тебе придется привыкнуть, Нэйт, — грустно улыбнулся старший товарищ, — и потом, это родовое имя твоей матери и в нем нет ничего постыдного.

— Доброго утра! Какие новости вы привезли, капитан Фокс? — отвечая на дружеское рукопожатие, между тем спросил старпом Абеля.

— Ближайшей ночью «Lux in tenebris» снимется с якоря в кильватере «Белой Авроры», взяв курс на восток…

— Хорошо.

— Мы уходим? — напряженно спросил капитана Фокса старший из подошедших мальчиков.

— Да.

— Есть какие-то вести о моем отце?

— Никто не видел ни капитана Фанга, ни «Рескьюер» вот уже много месяцев… С той самой ночи, как… Вы, Георг, похоже были последним, кто видел вашего отца и успел проститься с ним. А вот о «Вандерере» ходят странные слухи. Столь странные, что верить им нелегко.

— Если это так, значит, мой отец исполнил обещание, данное Азалии Кондор. Это главное, — с горькой улыбкой и затаенной болью сказал юноша.

— Довольно пустых разговоров. Абель знает? — прервал их беседу Манкальм.

— Еще нет.

— Тогда не станем терять время.

— Вы правы, Манкальм. Идемте.

Мужчины быстрым шагом углубились в джунгли.

Мальчишки последовали за ними.

В ту ночь в домике Аскольда — хорошего знакомого капитана Уайта Фокса, — где последние несколько месяцев скрывался Абель с семьей, не гасили огня. Ожидали полуночи, чтобы отправиться на корабль и с утренним приливом выйти в море.

Абель нервно прогуливался по открытой террасе дома, словно предчувствуя что-то недоброе.

— Капитан, — окликнул его Георг, вышедший из дома на воздух. — Капитан, я только хотел просить вас…

— Что угодно, мой друг.

— Позвольте мне остаться здесь, на Карибах.

— Все еще надеетесь встретиться с отцом?

— Отомстить за него!

— Шарлю Доуэлу теперь уже бесполезно мстить… И тебе, Георг, это известно столь же хорошо, как и мне, — прозвучал женский голос за спиной юноши. Юный Фанг резко обернулся.

— Значит, нет никакой надежды, моя госпожа?!

Она только грустно улыбнулась:

— Морис Фанг обрел покой. Как и вся команда «Рескьюера»…

— Не вся! — вдруг прозвучало из темноты. И в круг света от горевшего у входа в дом факела вступил человек в изодранной матросской куртке.

— Бальтазар… — прошептал Кестрел, первым узнав рулевого с флагманского брига. — Как ты?

— Это долгая история. Если мы переживем эту ночь, то я расскажу ее вам, капитан. А теперь нужно спешить. «Вандерер» скоро будет здесь и пусть нам помогут Боги, ибо сам Дьявол преследует нас!

С утренним приливом «Lux in tenebris» и «Белая Аврора» вышли в море. По приказу Абеля, Азалия с сыном и Георг находились на борту фрегата, сам же главарь Братства, несмотря на уговоры друзей, остался на борту своего корабля. Еще на берегу, обнимая жену и сына, он сказал: «Если мне суждено пережить эту ночь, то я переживу ее. Если же нет, то встречу смерть, смело глядя ей в лицо, потому что вы двое будете в безопасности!». Бальтазар Адилье и Манкальм Фицерберт последовали за своим капитаном на борт корвета.

Едва берега Мэйна скрылись в серебристой дымке утреннего тумана, как над палубой «Lux in tenebris» полетел тревожный звон колокола. Впередсмотрящий заметил на траверзе черный неф под багровыми, точно кровь, парусами. За его кормой зловеще вырисовывались очертания ещё двух таких же гигантов — легендарных «черных лебедей» Доуэла.

— Это он, — тихо произнес Абель.

— Уходите, капитан. Вы успеете перейти на борт фрегата. Мы задержим врага и тем самым…

— Нет, — резко оборвал речь старпома Кестрел. — Вы ничего не сможете. Ему нужен я… — И, сняв с пальца перстень, капитан передал его Манкальму со словами: — Идите, мой друг. А я остаюсь. Мне надоело бегать и прятаться. Невозможно скрываться вечно! Проклятие цыганки уже овладело Доуэлом и больше он уже не тот черноглазый прохвост, которого я считал братом. Он не остановится, пока не… Манкальм, позаботьтесь о моём сыне, помогите ему добиться того, чем когда-то владел Король Братства, и постарайтесь уберечь его от моих ошибок. Идите и передайте капитану «Белой Авроры», чтобы он применил все свое искусство исчезать в тумане…

Старпом понимал всю правоту слов своего капитана, но от этого ему было только больнее и горше. Надев перстень капитана на палец, Манкальм в последний раз крепко обнял друга и, одним прыжком вскочив на планшир, бросился в объятия волн.

Белоснежный фрегат, подчинившись последнему приказу капитана Абеля Кестрела, переданному его старпомом — Манкальмом Фицербертом, — уходил прочь, вдогонку за полупризрачным утренним туманом, а гордый корвет, воинственно ощетинившись орудийными стволами, смело развернулся на встречу «Вандереру» и черным лебедям, навстречу смерти… Азалия, прижимавшая к себе сына, с обреченной тоской во взгляде стояла на квартердеке «Белой Авроры» и неотрывно смотрела на исчезнувший за пеленой тумана «Lux in tenebris», на борту которого остался самый дорогой ей, после сына, человек — ее муж…

Рядом с ней стоял Георг Фанг. Пальцы его левой руки сжимали эфес шпаги, а во взгляде плескалось отчаяние. Как бы он хотел быть там — на борту флагманского корвета, рядом со своим капитаном, чтобы пронзить сердце предателя и убийцы его отца — Шарля — этой самой шпагой.

— Ваше время еще придет, Георг, — словно прочтя его мысли, тихо прошептала Азалия, свободной рукой обнимая юношу за плечи.

— Я не сомневаюсь в этом, моя госпожа, — уверенно и хладнокровно ответил сын Мориса, еще крепче сжимая эфес шпаги пальцами, на одном из которых звездой сиял чистой воды алмаз в перстне, еще

недавно принадлежавшем основателю Братства — Морису Фангу.

***

Шесть месяцев спустя…

— Моя госпожа, сезон дождей миновал… — как-то вечером завел разговор бывший старпом «Lux in tenebris». Женщина, сидевшая за столом напротив него, не ответила. Манкальма это ничуть не смутило. Он уже привык к тому, что Азалия не произнесла ни словечка после гибели мужа.

Почти каждый вечер она брала сына за руку и шла с ним на берег моря, где внимательно слушала Песнь Океана… Как ни странно, Георг Фанг неизменно сопровождал их. Больше Азалия никому не позволяла следовать за ней в такие часы. Весь сезон дождей — с мая по октябрь 1609 года — они провели здесь, в катакомбах под маяком, где когда-то Азалия жила вместе со своим учителем. Рыжеволосая дочь цыганки не случайно избрала это место, здесь, в опасной близости от английских властей, на старом маяке, ее никто не стал бы искать. Морис Фанг, направляя Шарля по ложному следу, не мог предугадать, что он догадается об обмане и отправится в убежище Аскольда. Вероятно, упоминание Мориса о белом фрегате, натолкнули Доуэла на мысли о капитане Уайте Фоксе и его «друге». Теперь же маяк не интересовал Доуэла — «Белая Аврора» скрылась в тумане и вряд ли изменила своим планам. Азалия надеялась, что капитан Шарль отказался от преследования, посчитав любовь всей своей жизни навсегда утраченной, или же удовлетворившись расправой над соперником.

Манкальм вздохнул и продолжил свой монолог через несколько минут:

— Мы не можем оставаться здесь вечно! Когда-то же нужно смириться и покинуть эти края. Я понимаю вашу боль, но за морем… будет легче. Время лечит…

Продолжить мысль пирату не позволил тяжелый взгляд жены Абеля, направленный на него в упор. Мистер Фицерберт умолк.

Робкий стук в дверь разрядил напряженную обстановку

— Войдите! — отозвался Манкальм.

В бывшую лабораторию алхимика, теперь переделанную под столовую, вошел Георг Фанг, а за ним, чуть склонив голову и сильно хромая, седой незнакомец. Когда он ступил в круг света и отбросил с лица седые волосы, возглас изумления сорвался с губ бывшего старпома «Lux in tenebris». Гостем был дважды избежавший смерти Бальтазар Адилье.

Не говоря ни слова, он приблизился к вдове Абеля и, опустившись перед ней на колени, протянул ей небольшой сверток, перепачканный запекшейся кровью. Женщина аккуратно развернула ткань, и все присутствующие увидели тонкий, изящный палец, увенчанный аккуратно заточенным длинным ногтем и окольцованный золотым перстнем с крупным изумрудом, перстнем, принадлежавшим капитану Шарлю Доуэлу. Азалия торжествующе улыбнулась. Сняв перстень с мертвого обрубка, она взяла руку Бальтазара в свои и надела ему на палец перстень. Призывно поманив к себе Манкальма и Георга, она заговорила впервые за прошедшие полгода:

— Credo quia absurdum! Quid dubitas ne feceris, sed per aspera ad astra absque eo non inveniam viam!

При этих ее словах кольца одно за другим вспыхивали серебристым свечением.

— Отныне, друзья мои, вы трое — главари братства. Наследники Абеля, Мориса и Шарля. Вам троим не страшна смерть от руки предателя-чернокнижника, того демона, в которого обратило Доуэла мое проклятие и перстень с рубином, который он обречен носить до конца времен. Он не имеет над вами власти. Но я прошу вас специально не искать с ним встречи и позаботиться о сыне Абеля. Обещаете? — со слезами в голосе произнесла Азалия.

— Обещаем, — дружно ответили все трое. Женщина устало улыбнулась:

— Теперь я могу спокойно уйти к тому, кто навек покорил мое сердце… — с этими словами она закрыла свои прекрасные глаза цвета океанской волны и начала медленно оседать на пол.

Манкальм, стоявший ближе всех, подхватил рыжеволосую на руки и в тот же миг понял, что Азалия больше не дышит…

ПРИМЕЧАНИЕ:

Линек или Кошка — плеть для наказания матросов.

Шхуна — тип парусного корабля.

Буканьерский поселок — слово «buccan» обозначает деревянную раму для копчения мяса, отсюда и «boucanier», обозначающее французских охотников.

Неф — старинное парусное судно, ставшее по мере развития крупным кораблём с прямыми парусами и сильным артиллерийским вооружением; прообраз парусных кораблей.

Квартердек — возвышение (от 0,8 до 1 м) верхней палубы парусного судна в кормовой его части.

Сангрия — испанский напиток, аналог английского сидра.

Игра «качито» — игра в кости, также известная как качо, перудо и дудо. Игра родилась в Перу и далее распространилась в Чили, Боливии и в других странах Латинской Америки.

Корвет — трехмачтовый военный корабль с легкой артиллерией.

Шканцы — помост или палуба парусного судна на один уровень выше шкафута, в корму от него, где находились вахтенные офицеры и устанавливались компасы. Позднее шканцами называли часть верхней палубы военного корабля между грот — и бизань-мачтами.

Планшир — горизонтальный деревянный брус или стальной профиль (стальной профиль может быть обрамлен деревянным брусом) в верхней части фальшборта.

Пёсья вахта или собачья вахта — «Собачья вахта», или просто «собака» — вахта, длящаяся с 00:00 до 04:00. Обычно её стоит второй штурман. Считается самой тяжелой из-за того, что вахтенному приходится бороться со сном в это время суток. Не следует путать этот термин с английским dog watch — вахтой с 16:00 до 20:00. В традиции голландского флота «собачьей» зовётся именно первая после полуночная вахта.

Бристоль — крупный порт в Юго-Западной Англии в Великобритании, расположенный на реке Эйвон, недалеко от её впадения в Бристольский залив Атлантического океана.

Угоная пушка — пушка, стреляющая раскаленными ядрами.

Кильватер или кильватерный след — возмущение, создаваемое в воде движущимся кораблем (судном).

Старый Свет — Европа

Вахтенный — матрос, несущий вахту.

Бриг — двухмачтовое судно с прямым парусным вооружением фок-мачты и грот-мачты, но с одним

косым гафельным парусом на гроте — грота-гаф-триселем.

Флагман — сокращенное название флагманского корабля.

Абордаж — способ ведения морского боя во времена гребного и парусного флотов.

Фальконет — или фалькон — название артиллерийского орудия калибра 1 — 3 фунтов (как правило, диаметр канала ствола = 45—65 мм.), состоявшего на вооружении в армиях и флотах в XVI — XVIII веках.

Крюйт-камера — во времена парусного флота — помещение на военном корабле, предназначенное для хранения пороха (как бочек с порохом, так и готовых к стрельбе пороховых зарядов) и сигнальных ракет. Располагался, как правило, в носу или корме корабля ниже ватерлинии.

Канониры — (нем. Kanonier) — рядовой артиллерии, буквально пушкарь.

Каленые ядра — исторический тип зажигательного артиллерийского боеприпаса, возникший в конце XV — начале XVI века как специализированный снаряд осадных орудий и основное распространение получивший в XVII — XVIII веках, в период расцвета парусного флота, как средство борьбы с деревянными парусными судами

Ватерлиния — линия соприкосновения спокойной поверхности воды с корпусом плавающего судна.

Такелаж — совокупность всех снастей судна.

Рангоут — общее название устройств для постановки парусов.

Гак борт — верхняя закругленная часть кормовой оконечности судна.

Грот — мачта — судовая мачта, обычно вторая мачта, считая от носа судна.

Бушприт — горизонтальное либо наклонное рангоутное древо, выступающее вперёд с носа парусного судна. Предназначен для вынесения вперёд центра парусности, что улучшает манёвренность судна. К бушприту крепится стоячий такелаж стеньг передней мачты, а также такелаж носовых косых парусов — кливеров и стакселей.

Абордажные кошки — приспособление, применявшееся на флоте для абордажного боя.

Шкафут — на кораблях и судах — средняя часть верхней палубы от фок-мачты до грот-мачты, либо от носовой надстройки (бак) до кормовой (ют).

Отцы испанской веры — инквизиторы

Abyssus abyssum invocate (лат.) — бездна взывает к бездне

Берсерк — в древнегерманском и древнескандинавском обществе воин, посвятивший себя богу Одину. Перед битвой берсерки приводили себя в ярость. В сражении отличались неистовостью, большой силой, быстрой реакцией, нечувствительностью к боли.

Испанский Мэйн — побережье Южной Америки.

Credo quia absurdum! Quid dubitas ne feceris, sed per aspera ad astra absque eo non inveniam viam! (лат.) — Верую, ибо это абсурдно! В чем сомневаешься, того не совершай, но не пройдя сквозь тернии к звездам, не найдешь пути.

Нефы Доуэла носят названия «Вандерер» (от англ. «странник»), «Феэсфел» (от англ. «Верность») и «Энер» (от англ. «Честь»).

Основатели Братства носят фамилии Кестрел (от англ. «пустельга» — птица известная своим способом охоты на открытых пространствах, а также получившая свое название от восточнославянского «высматривающая»); Фанг (от англ. «клык», а также слово может переводиться, как «упырь», в переносном смысле — это злой, упрямый и строптивый человек) и Доуэл (от англ. «стреляться на дуэли», «поединок», «двойственный»)

ГЛАВА 7

— Так и случилось, что ты, Нэйт потерял родителей, оставшись на попечении трех близких друзей. Хотя ты и был тогда ещё совсем мальчишкой, думаю, прекрасно помнишь многое из того, о чем я рассказал, — завершил свое повествование капитан белоснежного фрегата.

— Не совсем… — вздохнул Кондор, пряча лицо в ладонях и устало потирая виски. — Теперь я понимаю то, что раньше было просто обрывками бессвязных детских воспоминаний… Но многое мне все ещё непонятно… Мистер Фокс, в своем рассказе вы неоднократно упоминали черные нефы под багровыми парусами. Я помню их. Мы, кажется, встречались. Или…

От капитана не укрылся молниеносный взгляд Адилье, брошенный на Георга. Повисла гнетущая тишина. Нэйт ждал.

— Это был сон. Корабли Шарля, как и он сам, канули в прошлое. Вот уже много лет о них никто не слышал… Тогда вы были тяжело ранены и много ночей провели на краю… Могло привидеться многое… — прозвучал за спиной Кондора холодный голос штурмана, и его ладони опустились на плечи друга. Георг всегда так делал, если хотел попросить своего капитана проявить терпение и не задавать вопросов. Прием сработал и на сей раз. Нэйт передернул плечами, но сменил тему:

— Что ж, если так, то вернемся к моему вопросу, с которого и началась вся эта ностальгия. Капитан Фокс, что ещё вы скажете о письме Манкальма Фицерберта?

— Казна Братства не была вывезена в Старый Свет или растрачена. О, нет. В дебрях испанского Мэйна находится пещера. В ней сокрыто все, что мы вывезли когда-то из острова-города, уже после гибели капитанов Фанга и Кестрела. Путь к урочищу указан лишь на одной из существующих карт… — С этими словами капитан Фокс извлек из кармана сюртука и протянул Наэлю изрядно потертый кусок пергамента.

— Картахена… — одними губами прошептал пират, едва взглянув на очертания берега, нанесенного на карту.

— Верно, кэп, — краем губ улыбнулся Фокс.

— Что ж, это прекрасно! У нас есть карта и реальная возможность разбогатеть. Давайте пока что займемся этим. Остальные загадки мы сможем разгадать и позже, — снова почувствовав на своих плечах ладони друга, натянуто улыбнулся капитан, вместо того, чтобы задать другие крутившиеся у него на языке вопросы. Офицеры начали расходиться, понимая, что время уже далеко за полночь и пора бы отдохнуть. Штурман был последним, кто покинул каюту Наэля. Голос Кондора задержал его на пороге.

— Я привык называть вас мистером Доуэлом, Георг, не зная, что вы носите имя предателя. Но я прекрасно помню, что ваш родной отец — Морис Фанг — истинный главарь Братства. Что же заставило вас отказаться от имени своего настоящего отца, но по-прежнему носить его перстень рядом с перстнем, по словам Фокса, проклявшим Шарля?.. И как оно попало к вам, если о черных нефах и самом Шарле давно никто ничего не слышал? Куда же все они подевались? Кто вы на самом деле, мой друг, и что скрываете в чёрном зеркале души? Что с вами случилось за те несколько лет, что вы провели на берегу? — буквально на одном дыхании выпалил капитан.

На мгновение штурман «Легата» замер, словно бы испугавшись этого допроса, но, быстро взяв себя в руки, смело встретил пытливый взгляд сына Абеля, направленный на него, и с улыбкой ответил:

— С вашего позволения, Нэйт, начну с конца… На берегу я провел несколько счастливых лет. У меня была жена, которую, к сожалению, унес Желтый Джек и… сын, в котором я вижу продолжение своего ремесла, свое будущее, свою гордость…

— А остальные ответы?..

— Как вы сами только что заметили, капитан, у нас есть карта и реальная возможность разбогатеть. Давайте пока что займемся этим. Остальные загадки мы сможем разгадать и позже. Сейчас вам нужно отдохнуть… Доброй ночи, Нэйт.

И не дожидаясь ответа, Георг Доуэл покинул капитанскую каюту.

«И все же это был не сон, … тогда… одиннадцать лет назад… Интересно, куда же исчез Шарль, и, если он обрел покой, то кто же стал его наследником?» — вслух произнес Наэль, обращаясь к самому себе.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Желтый Джек — жаргонное название желтой лихорадки.

ГЛАВА 8

Три недели спустя

На шкафуте собрались все свободные от вахты матросы. Шутка ли — посвящение в пираты. Обычно событие не редкость, но сегодня зрелище обещало быть особенным. Не с планширя был обещан прыжок, а с нока самого брам-рея грот-мачты. Офицеры собрались на шканцах. Их было всего трое, не считая капитана. Старпом — мисс Кити в офицерском мундире английского кроя. Облаченный, как всегда, во все черное штурман — мистер Доуэл и Бальтазар Адилье — старший канонир — в обычном матросском наряде, состоявшем из простых полотняных штанов, рубахи и куртки вкупе с ботфортами из мягкой кожи и широкополой шляпой. Доктор Коннор тоже находился здесь. Корабль лег в дрейф, и все ждали начала церемонии. Едва на шканцах появился капитан Кондор — строгий и гордый, — как смолкли голоса матросов, только ветер шумел в парусах, но спустя миг стих и он.

— Братья, вверившие свою жизнь морю, уставу и воле капитана! Сегодня наши ряды пополнятся еще одной безбожной душой! — голос капитана был слышен от квартердека до бака.

Сделав знак своему ученику следовать за ним, капитан быстро и уверенно спустился на шкафут и приблизился к грот-мачте. Матросы окружили его.

— Итак, мистер Блэк, — обратился Нэйт к своему ученику, — вы уверены в своем выборе быть одним из нас до тех пор, пока не придет ваш срок встретиться с Курносой?

— Уверен, кэп, — громко ответил юноша.

— Хорошо. Тогда все просто. Если вы считаете себя достойным пиратского имени и пиратской судьбы, принесите клятву морю, уставу и моей воле. А дальше поступите по смелости, — усмехнулся Наэль.

— Клянусь не знать иного закона, кроме моря, устава и воли моего капитана! Ad aeternum! — отчетливо произнес Блэк.

Улыбнувшись своему учителю, он быстро и ловко стал взбираться по вантам на самый верхний рей грот-мачты. Вот он уже достиг брам-рея и, легко балансируя, приблизился к его краю. Он стоял там, на головокружительной высоте, и бесстрашно наслаждался ветром, играющим его волосами. Потом, набрав в лёгкие побольше воздуха, раскинув руки, бросился вниз. Нэйт только улыбнулся, вдруг вспомнив, как сам в 16 лет первый раз вот так же, раскинув руки, птицею летел навстречу морю! Морю, которое никогда его не предавало… Это было в тот самый день, когда … «Нет! Этого не могло быть. Георг сказал бы мне…» — мысленно возразил самому себе капитан и прогнал прочь назойливое воспоминание одиннадцатилетней давности, не дававшее ему покоя последние несколько недель. Искоса бросив взгляд на штурмана, Наэль снова усомнился в искренности этих черных глаз… Доуэл что-то скрывал и знал, что Кондор знает об этом…

Спустя четверть часа Чёрный пёс героем поднялся на шканцы. Нэйт Кондор был горд своим воспитанником, хотя и пытался это скрыть.

— Вы безрассудны, мистер Блэк, — только и сказал он.

— Учился у лучших, — ответил тот.

— Только шею себе не сверните, она вам ещё пригодится, чтобы поносить пеньковый галстук.

— Не франт, галстуки носить не обучен, но за совет… спасибо, кэп.

— Старпом, позвольте мистеру Блэку принять командование кораблем на ближайшие сутки, — отдал приказ Кондор.

— Слушаюсь, мой капитан! — ответила мисс Адилье.

Так на шканцах «Легата» стало на одного человека больше.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Нок — оконечность рангоутного дерева.

Брам-рей — третий снизу рей на мачте.

Грот-мачта — общее название средней (самой высокой) мачты у парусных кораблей.

Бак (голл.) — надстройка в носовой части палубы, спереди фок-мачты. Служит для защиты верхней палубы от заливания встречной волной.

Ad aeternum! (лат.) — навечно!

Ванты (нидерл.) — снасти стоячего судового такелажа.

ГЛАВА 9

— Капитан! — услышал Кондор сквозь сон голос Чёрного Пса.

— Мистер Блэк, у вас нет совести, — отозвался Нэйт сквозь сон. Он спал, положив голову на сложенные руки, сидя за столом. Вокруг лежали навигационные карты, секстант, компас и раскрытый судовой журнал.

— Учитель, — уже спокойнее и ближе прозвучал голос.

— Что? — капитан проснулся окончательно.

— Мы у цели. Вы просили разбудить вас, когда…

— Так скоро?!

— Так точно, капитан! Штурмана на шканцы! — выходя из каюты, приказал Кондор. Но Доуэл уже был там. Как всегда, несмотря на зной, облаченный в костюм чёрного бархата, в неизменном сомбреро на голове, при шпаге и в сапогах со шпорами.

— Вы рано, Доуэл, — приветствовал его капитан.

— Скорее поздно, мой друг.

— Не ложились с ночи?

— Нет. А вам, похоже, удалось поспать.

— Если это называется сном, то да. Где старпом?

— Сдала вахту и отдыхает.

Капитан внимательно осмотрел горизонт в подзорную трубу.

— Вот мы и дома, Доуэл…

Тот лишь усмехнулся.

— Не фыркайте, Георг, вы же не лошадь… Сейчас полдень, к ночи будем в родном фарватере. Причалим где и всегда. Или у вас другое мнение?

— Да. Меня волнует один вопрос.

— Говорите, — серьезно потребовал Наэль.

— Я беспокоюсь о капитане «Белой Авроры». Этот проклятый шторм разлучил нас.

— Начнем без него, — задумчиво произнес Кондор, — к тому же, возможно, он уже ждет нас.

— Я не оптимист, кэп. Мне не нравится все это затишье. Давно известно, что испанский Мэн — не игрушка. И испанцы ищут вас, Кондор. «Легат» известен многим, и патрульные суда его не пропустили бы.

— Но мы не встретили патрульных кораблей…

— Вот именно! Ни одного. Мне это не нравится. Мы у испанцев под носом, серебряный флот уходит в Европу в это время, и ни одного патрульного судна? Что за чертовщина?!

— Вы мнительны, мистер Доуэл. Даже слишком. Помните о том, что мы все ещё в Новом Свете, где нет иных законов, кроме закона силы. Чуть больше месяца назад мне не составило особого труда пробраться в одну из английских колоний и…

— Да, я помню ваши старания найти и спасти Манкальма, к сожалению, не увенчавшиеся успехом…

— Прекратите, мистер Доуэл! — вспылил Нэйт. — Сколько раз за минувшие годы мне приходилось повторять вам, что я Наэль или Нэйт Кондор — вольный капитан, а не английский прихвостень?!

— Никогда не устану «забывать» об этом, — ехидно улыбнулся Георг

— Георг, Испания теряет власть в Новом Свете, и если в Европе перо еще имеет власть, то здесь предпочтение отдано шпаге, — помолчав немного, вернулся к прежней теме разговора Нэйт. — Возможно, у испанцев есть дела поважнее, чем гоняться за «Легатом».

— Надеюсь, вы правы, капитан. Очень надеюсь.

***

Через час после заката «Легат» в бейдевинд подошел к побережью испанского Мэйна. Офицеры в полном составе собрались в капитанской каюте на военный совет.

— Итак, мы на месте, — этими словами открыл совет капитан, — высадимся на рассвете. Наша цель — отыскать пещеру. Для этого нам вполне хватит отряда в десять человек. Проберемся в урочище, заберем казну, а потом решим, что делать дальше. У кого-то есть возражения?

— Слишком просто. Все слишком просто.

— Кити, чем ты недовольна?

— Старпом права, — прозвучал холодный и спокойный голос штурмана.

— …я не понимаю, Доуэл.

— Без капитана «Белой Авроры» я не рискнул бы подойти так близко к испанцам и уж тем более высадиться в десятке миль от Картахены.

— Вы боитесь испанцев, мой друг, сами будучи испанцем? — с усмешкой спросил Наэль.

— Не смешно. Испанцы хитры и умны. Ловушки они предпочитают открытому бою.

— Я это знаю лучше вас, мистер Доуэл. Так что же вы посоветуете?

— Дождаться капитана…

— Другие варианты есть?

— …если вы все же намерены идти на верную смерть, взять с собой не десять человек, а пятерых, чтобы быть не столь приметным для испанских дозоров. Для разведки этого будет достаточно.

Нэйт согласно кивнул. Больше никто не рискнул перечить капитану. В каюте повисла тишина.

— Я иду с вами, кэп, — нарушил тишину голос Блэка.

— Мистер Доуэл, возьмите троих людей из ваших абордажников. Жду вас и мистера Блэка на шкафуте. Мы съезжаем на берег! Если вопросов нет, то все свободны, — отчеканил командир «Легата».

***

Лодка отвалила от борта пинаса через три часа после полуночи. Капитан сидел на корме, у руля, и был зол. Старпом пыталась отговорить его, но он не послушал её. Теперь же сомнения закрадывались в душу Наэля, но было поздно что-либо менять. Причалив, вытащили лодку подальше на песок, чтобы не смыло приливом. При лодке остались двое матросов. Им было приказано не разводить огня и никуда не отлучаться.

Кондор, Чёрный Пёс и Доуэл в сопровождении одного абордажника углубились в чащу.

Они не сделали и трёх сотен шагов, как штурман, шедший впереди, вдруг остановился. Замерли и остальные участники отряда, чутко прислушиваясь, но не заметили ничего необычного.

— Ты что-то слышал? — тихо спросил капитан.

Штурман не успел ответить — лёгкий шорох, отблеск лунного света на ружейном стволе, свист пули. И шедший впереди отряда Доуэл ничком рухнул на землю. Капитан через секунду был рядом, тронул друга за плечо:

— Георг, нет…

И почувствовал холодную сталь у собственного горла.

— Встать! — прозвучал приказ.

Наэль подчинился. Безрассудно было бы сопротивляться. Их окружили. Испанский патруль. Ловушка. Как же капитан проклинал свою настойчивость, прекрасно сознавая свою вину. Солдат было шестеро, считая и капрала, склонившегося над Доуэлом. Нэйт поймал взгляд Черного Пса. И понял все — у парнишки был готов план бегства. Дальше события развивались молниеносно.

Выхватив пистолет, Блэк выстрелил в солдата, удерживающего Кондора. Получив свободу, капитан обнажил саблю и бросился на своих врагов, отвлекая на себя их внимание. Воспользовавшись этим, абордажник, сопровождавший офицеров, тоже вырвался из рук своих конвоиров. Клинки пиратских сабель окрасились кровью, а тишину ночи нарушили звуки выстрелов и звон металла. Не прошло и пяти минут, как все шестеро солдат отправились к праотцам. Наэль обтер клинок шпаги о траву.

— Капитан, вы живы?

— Да. Спасибо, Блэк. Ты молодец. А где мистер Ганнер?

— Я здесь, кэп, — послышался хриплый голос абордажника.

Капитан подбежал к нему. Абордажник лежал на спине, шпага врага пробила ему грудную клетку.

— Держись, матрос…

— Поздно, кэп. Я рад был служить под вашим началом. Простите, если … — кровь фонтаном забила изо рта раненого, спустя мгновение все было кончено.

— Прощай, друг, — с этими словами капитан закрыл покойнику глаза.

— Капитан, — Чёрный Пёс положил руку на плечо своего учителя, — идут. Слышите?

— Нужно уходить… — ответил капитан, тоже услышав приближающиеся шаги солдат.

— А вы?

— Буду следом! Иди же! Это приказ!

Чёрный Пёс подчинился. Капитан метнулся к лежавшему на земле штурману, в надежде, что тот еще жив. В этот миг из тени выступили солдаты. Нэйт выхватил пистолет, надеясь дорого продать свою жизнь, но испанцы опередили его — предательский удар прикладом мушкета в затылок свалил капитана на землю.

***

Высокое чернильно-синее, с меркнувшими маячками звёзд небо над головой. И лёгкий бриз. Влажная предрассветная серость. Доуэл открыл глаза. Все тело затекло от неудобной позы. Встряхнув головой, штурман «Легата» потянулся. Картины прошлого часа молниеносно пронеслись в его мозгу — выстрел, контузия, драка, голоса… Он все вспомнил. Вскочив на ноги, бегом бросился к морю. Достигнув полосы прибоя, бросился в воду и поплыл к кораблю, все еще стоявшему на якоре у входа в бухту.

— Где старпом? — спросил он первого же матроса, едва поднявшись на палубу пинаса.

— У к-капит-тана, — заикаясь, ответил тот, побледнев.

Мистер Доуэл, бросился в каюту Нэйта. В дверях столкнулся с Кити. Она отшатнулась, и штурман вошёл в каюту, где в сборе были все офицеры «Легата». Гробовое молчание встретило его.

— Мистер Доуэл?! Вы… живы? — прошептал Блэк.

— Не уверен, — ответил штурман, занимая одно из кресел около стола. — Где капитан? Что с ним?

— Капитан Кондор поплатился за свою глупость, — ответила сдавленно старпом.

— Где он? — рявкнул на неё Доуэл.

— В плену у испанцев, — ответил за нее Адилье.

— Долго он там не протянет… — вздохнул Георг. — Старпом, прикажите взять курс на форт Картахены.

— Ты сошел с ума?

В ответ Доуэл рывком поднялся на ноги и, вплотную подойдя к Кити, взял девушку за подбородок.

— Послушай меня, детка! Наэль, конечно, поступил глупо, и эта ошибка может слишком дорого ему обойтись. Вы стоите здесь уже часа три после ареста Кондора, и пока еще никто не арестовал вас. Это говорит только об одном: в порту Картахены нет кораблей. Серебряный флот покинул город, и они почти беззащитны, потому что весь конвой ушёл с галеонами! Если мы сейчас же не атакуем форт Картахены, то сегодня к вечеру кости нашего капитана уже дочиста отполируют стервятники. И только ты одна будешь тому виной, милая моя! Вам всё ясно, старпом? — свистящим шёпотом по-испански произнёс штурман, глядя ей в глаза.

Она молчала, прекрасно сознавая правоту его слов.

— Успокойтесь, мистер Доуэл, — раздался голос доктора. — Вы ранены и вам нужен отдых, позвольте осмотреть рану…

— Только после того, как мне отдаст приказ мой капитан!

— Хорошо, мистер Доуэл. Идите вниз и готовьте вашу команду к бою. Мы идём на штурм Картахены, — спокойно сказала старпом. А потом, обернувшись к капитану «Белой Авроры», всего четверть часа назад пришвартовавшейся рядом с «Легатом», спросила: — Вы с нами, мистер Уайт Фокс?

Тот утвердительно кивнул в ответ.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Бейдевинд — курс парусного судна, при котором его диаметральная плоскость составляет с направлением ветра угол менее 90 градусов.

Идти в бейдевинд — идти почти при противном ветре, дующем несколько справа или слева от носа.

ГЛАВА 10

Тусклые отблески факелов метались по каменным стенам каземата, словно души грешников накануне Страшного Суда. Нэйт чувствовал всепоглощающую боль в затылке и, с трудом соображая, пытался понять, где он находится и сколько прошло времени после нападения в джунглях. Запястья саднили от ручных кандалов, а прикованные к стене выше головы руки ныли. Ноги затекли от неудобного сидения на корточках, но изменить позу капитану мешали все те же кандалы.

Заскрипели ржавые петли решетки, пропустившей в камеру самого начальника тюрьмы Патрика Джефферсона в сопровождении троих солдат.

Едва войдя, тот начал допрос:

— Сам скажешь, где твои дружки? Или тебе помочь?

Несмотря на боль, капитан мило улыбнулся:

— Во-первых, сэр Джефферсон, здравствуйте! Если вас в детстве не учили учтивости, то меня учили. Хотя учиться никогда не поздно, и я могу преподать вам урок хоть сию минуту…

Один из солдат наотмашь ударил пирата по нижней челюсти кулаком и лениво спросил:

— Что, мало тебя били? Ещё хочешь?

Другой же, отсмеявшись, добавил:

— Чего молчишь-то? Или боишься, что вся твоя учтивость потонет в крови?

Пират не ответил. Сплюнув кровью и улыбнувшись, сказал:

— Что же, к сожалению, урок не пошёл впрок! И всё же. Может быть, вы, господа, слышали что-нибудь о пропаже вашего Серебряного флота в прошлом году? Семь галеонов, груженных серебром и бриллиантами… Думаю, куртизанки английских борделей и по сей день ими любуются… А что же в

этом году? Корабли ушли, или они все еще в порту и ожидают конвоя?

Глаза Патрика налились кровью, лицо исказила гримаса гнева, и он закричал истерично, словно торговка, у которой оборванец стащил кусок булки:

— Отвечай! Отвечай, где твои дружки, гнида! Или я велю заключить тебя в казематы! Где тебя… тебя… чтоб… чтоб твои кости глодали крысы!

Нэйт получил еще один весомый удар в челюсть. Сплюнул в сторону кровь и ответил:

— Давайте заключим пари, милейший господин Джефферсон, что случится скорее — мои кости изгрызут крысы или ваши проглотят акулы! Слово капитана Кондора, что второе произойдет быстрее, чем первое!

От такой наглости лицо и шея начальника тюрьмы пошли красными пятнами, и он завизжал:

— Повесить пирата! Сегодня же! На рассвете!

Приговор был вынесен — участь капитана Кондора решена. Начальник тюрьмы и его «свита» покинули камеру. До рассвета оставалось совсем немного. Закрыв глаза, Наэль тихо прошептал: «Георг, братишка, жив ты или мёртв, не дай мне погибнуть так глупо!».

Вскоре капитан заснул. Во сне он видел, как погибла его «ундина». Капитан проснулся от собственного крика. Поняв, что это был всего лишь сон, он забылся снова, но покой больше не приходил…

ГЛАВА 11

Утро наступило для капитана неожиданно. Явилось оно в лице двух солдат, один из которых бесцеремонно ткнул пирата носком сапога в бок и прорычал: «Просыпайся, крыса!»

Нэйт с трудом приподнял веки. Все тело жутко болело, но вместе с болью пришло и безразличие, граничащее с отупением. У капитана было такое чувство, что все это происходит не с ним, а если и с ним, то во сне и он вот-вот проснётся, а проснувшись, уже и не вспомнит о своем сне.

Между тем Кондора под конвоем повели во двор форта, где уже была готова виселица. По всему выходило, что это утро — последнее в жизни сына Абеля.

«Неужели всё вот так и кончится? Как глупо!» — подумал он, поднимаясь на помост. С перекладины свисала пеньковая петля.