Бесплатный фрагмент - Лесник из зоны «Альфа»

Глава 1. Тишина и топор

Первая пуля всегда приходит неожиданно. Это аксиома, которую Сергей Дудин усвоил двадцать лет назад на задымленном стрельбище под Балашихой. Её не ждёшь. Ты можешь быть собран, нажат, как взведённая пружина, пальцем на спусковом крючке, но тот самый, первый выстрел, который перечёркивает тишину и начинает отсчёт нового времени — времени боя — он всегда разряжается в воздух, который ещё секунду назад был мирным.

Здесь, в глубине сибирской тайги, пуль не было. Была тишина. Не та мертвенная, городская, прорезаемая воем сирен и гулом моторов, а живая, плотная, многослойная. Она состояла из шелеста хвои на вековых кедрах, отдалённого крика кедровки, скрипа стволов под напором ветра, доносившегося с верховьев Енисея. Сергей слышал эту тишину каждой клеткой своего тела. Он был её частью. И потому заметил нарушение.

Это был не звук. Пока ещё. Это было отсутствие звука. Резко, будто ножницами, обрезало трель какой-то пичуги в ельнике слева. Одновременно замолчали бурундуки, секунду назад перепалкой перекликавшиеся у подножия лиственницы.

Сергей замер, отставив в сторону тяжелый топор, которым всего минуту назад подрубал сухостой на дрова. Рука сама потянулась к поясному ремню, где висел старый, видавший виды охотничий нож в деревянных ножнах. Не сознательным решением, а мышечной памятью, глубокой, как старый шрам.

Он стоял на краю своего участка, там, где тайга сходилась с более молодым, но уже густым лесом. Место это он знал как свои пять пальцев. Каждый валун, покрытый мхом, каждое кривое дерево, каждую звериную тропу. И сейчас эта знакомая картина дала сбой. Сбой в тишине.

Минуту он не двигался, слившись со стволом старой пихты, слушая. Тайга снова задышала, но дыхание её было сбивчивым, настороженным. Птицы не возобновляли пения. Зверьё не спешило выходить из укрытий.

«Не зверь, — отчеканила в голове старая, не забытая логика. — Зверь, даже медведь-шатун, не вызывает такого молчания. Он его всколыхнёт, но не заморозит».

Потом донёсся звук. Отдалённый, приглушённый слоем хвои и влажного воздуха. Не резкий, не пугающий для городского уха. Просто короткий, сухой щелчок. Металла о камень. Или о дерево.

Сергей медленно выдохнул. Пар от его дыхания белой дымкой повис в ледяном воздухе. Начинало смеркаться, синеватые сумерки быстро наползали с востока, заливая тайгу густыми, тяжёлыми красками. Он окинул взглядом свою избу, видневшуюся в сотне метров через просеку. Дым из трубы стелился ровной, почти недвижимой пеленой — значит, ветра нет. Значит, звук шёл точно с северо-востока, от старой гари, где лет десять назад бушевал пожар и теперь поднимался молодой лес.

Он оставил топор и нарубленные дрова у дерева. Нож остался в ножнах, но пряжка ремня была расстёгнута. Движения его стали плавными, кошачьими, абсолютно бесшумными. Он не шёл по тропе, он стелился рядом с ней, используя каждый выступ, каждое дерево, каждый куст как укрытие. Годы жизни в тайге отточили его и без того немалые навыки скрытного передвижения до состояния инстинкта. Он был тенью, частицей этого леса, его глазами и ушами.

Путь до гари занял около двадцати минут. По мере приближения тишина становилась всё более звенящей. И вот тогда до него донеслись голоса. Сначала неразборчивый гул, потом отдельные слова. Говорили по-русски, но с акцентом. Жёстким, восточным. Не кавказским, нет. Более азиатским.

Сергей залёг за огромным, вывороченным с корнем кедром, поросшим папоротником, и заглянул в прогал между молодыми ёлками.

На небольшой поляне, оставшейся от пожара, стояли трое мужчин. Один, коренастый, с лицом, напоминающим потрескавшийся камень, курил, прислонившись к стволу уцелевшей лиственницы. Двое других о чём-то оживлённо беседовали. Они были одеты не по-таёжному. Камуфляж был качественный, импортный, не наш, армейский. Куртки с высоким воротником, современные походные ботинки. У одного на плече висел автомат. Не охотничье ружьё, а именно автомат, с рожком и складывающимся прикладом. Калашников, но не знакомой, угловатой формы. Скорее всего, восточноевропейский или азиатский вариант.

Сергей сузил глаза. Адреналин, старый знакомый, горьковатым привкусом выступил на языке, но разум оставался холодным и ясным. Он анализировал. Вооружённые люди. С акцентом. В глухой тайге, в тридцати километрах от ближайшего посёлка, где даже милиция появлялась раз в сезон. Никаких легальных геологов, охотников или туристов тут быть не могло. Особенно с таким оружием.

Один из мужчин, тот, что помоложе, с длинными, тёмными волосами, повернулся и что-то крикнул вглубь леса. В ответ донёсся новый звук. Тот самый, который Сергей слышал подсознательно ещё до щелчка. Низкий, настойчивый, вибрирующий рокот. Бензопилы.

Их было две. Может, три. Они работали нестройно, с перебоями. Сергей почувствовал, как у него похолодело внутри. Он посмотрел туда, куда крикнул парень, и сквозь частокол молодых деревьев увидел то, что заставило его сжаться.

Там, в стороне, где когда-то стоял вековой кедровник, уцелевший после пожара, теперь валили деревья. Не сухостой, не больные сосны. Валили здоровенные, многовековые кедры. Те самые, древесина которых на чёрном рынке ценилась на вес золота.

Чёрные лесорубы. Браконьеры. Самые отмороженные и опасные, раз зашли так глубоко и имели при себе охрану с автоматами.

Сергей отполз от своего укрытия так же бесшумно, как и подобрался. Мысли работали с калейдоскопической скоростью. Нужно было сообщить в район. В лесничество. В милицию. Но он знал, что это бесполезно. Пока дойдёт до ближайшего населённого пункта, где была хоть какая-то связь (а её не было), пока соберутся, пока приедут — эти успеют вывезти всё ценное и исчезнуть. Такая операция не делалась наобум. У них наверняка был план, транспорт, возможно, даже вертолёт где-то на выселке.

Он шёл обратно к избе, и каждая травинка, каждый хруст ветки под его ногой отдавались в нём глухим, нарастающим гневом. Это был его лес. Его территория. Его дом. Он был лесником по бумагам, а по сути — хранителем, стражем этого клочка земли. И сейчас в его храм вломились варвары.

Изба встретила его тёплым, знакомым запахом смолы, сушёных трав и дыма. Скромная, рубленая в лапу, с маленькими оконцами, она была его крепостью и его монастырём. Здесь не было ничего лишнего. Кровать с оленьей шкурой вместо одеяла, стол, пара табуреток, книжная полка, заставленная потрёпанными томами, печь-голландка. На стене висели два старых, но исправных карабина — подарок от бывших сослуживцев, и его верный «Вепрь», с которым он не расставался даже в отставке. Рядом на гвозде — рация, её антенну он вывел на высокую лиственницу, но связь всё равно была делом случая, особенно в такую погоду.

Он заварил крепкого чаю в походном термосе, сел на порог, глядя на темнеющую тайгу. Гнев понемногу отступал, уступая место холодному, методичному расчету. Он был не просто лесником. Он был Сергеем Дудиным, бывшим бойцом «Альфы». Человеком, которого двадцать лет учили не поддаваться эмоциям, оценивать угрозу и нейтрализовать её наиболее эффективным способом.

Один против группы вооружённых профессионалов. Поле боя — тайга. Его преимущество — знание местности. Их преимущество — численность, вооружение, техническое оснащение.

«Тихая война, — подумал он, закуривая самокрутку. Горький дым вползал в лёгкие, проясняя мысли. — Никаких геройских атак. Только тень. Только хозяин тайги».

Он знал, что делать. Но ему нужны были глаза и уши. Ему нужен был Игорь.

Игорь Семёнов, его помощник, был полной его противоположностью. Молодой, порывистый, почти мальчишка, лет двадцати пяти, приехавший в тайгу «за романтикой» из Красноярска после университета. Он боготворил Сергея, слушал его рассказы о лесе с раскрытым ртом, хотя старый лесник был немногословен и делился знаниями скупо, как скуп был на всё в этой жизни. Игорь был его связью с внешним миром, ездил в посёлок за припасами, чинил то, что ломалось, и обладал неуёмным энтузиазмом, который Сергея порой раздражал, но в котором он тайно нуждался.

Он должен был вернуться с обхода завтра к полудню. Сергей решил ждать.

Ночь прошла тревожно. Сергей почти не спал. Он проверил оружие, разобрал и собрал «Вепрь» с завязанными глазами, наточил нож. Он вышел на улицу и снова прислушался. Ветер сменился, и теперь он явственно слышал отдалённый, нервирующий рокот бензопил. Они работали и ночью. Значит, торопились.

Утром, едва занялась заря, Сергей уже был на ногах. Он сварил кашу, выпил чаю и стал ждать Игоря, занимаясь мелкой работой по хозяйству — подправил забор, наколол дров впрок. Руки работали автоматически, а мозг выстраивал тактические схемы. Подходы к гарью, пути отхода, возможные места для засад. Он мысленно составлял карту местности, нанося на неё вражеские позиции.

Игорь появился, как всегда, неожиданно — выехав из чащи на стареньком «Урале», который служил им и трактором, и грузовиком. Его лицо, обветренное, с веснушками, сияло.

«Сергей Петрович! — крикнул он, ещё не заглушив мотор. — Вы не поверите! Я на восточном хребте следы видел! Рысь, по-моему, целая семья!»

Сергей молча кивнул, подойдя к машине. Он внимательно посмотрел на парня, и энтузиазм Игоря поугас, уступив место настороженности. Он знал этот взгляд — холодный, тяжёлый, проникающий внутрь. Таким взглядом Сергей смотрел на подозрительные места в лесу или на следы крупного зверя.

«Проблема?» — спросил Игорь, уже серьёзно.

«Большая, — коротко бросил Сергей. — Садись, расскажу».

В избе, за чаем, Сергей без прикрас изложил ситуацию. Он видел, как лицо Игоря менялось: сначала недоверие, потом возбуждение, и наконец — страх.

«Браконьеры? С автоматами? — переспросил Игорь, и его голос дрогнул. — Сергей Петрович, это же… это же бандиты! Надо срочно сообщать!»

«Сообщим. Но не сейчас. Ты поедешь в Боровой, к Федосееву в лесничество. Но не сегодня. Сегодня нам нужно кое-что выяснить».

«Что?» — Игорь сглотнул.

«Их численность. Распорядок. Где лагерь. Где склад. Как они вывозят лес. Всё».

Игорь смотрел на него с нескрываемым ужасом. «Мы пойдём к ним?»

«Я пойду. Ты будешь на подхвате. Нам нужно понять масштаб».

План был прост и смертельно опасен. Сергей наметил точку на своей самодельной карте — высокий скалистый выступ в километре от гари. Оттуда, с подветренной стороны, должна была открываться панорама на место вырубки. Игорь должен был остаться с биноклем и рацией на выступе, в укрытии, а Сергей — подобраться ближе, чтобы оценить обстановку вблизи.

Игорь молча кивал, его пальцы нервно перебирали ремешок бинокля. Он был напуган, это было очевидно. Но в его глазах горел и другой огонь — азарта, желания быть полезным, доказать свою храбрость старшему товарищу.

Выдвинулись через час. Сергей шёл впереди, выбирая путь, Игорь следовал за ним, стараясь повторять его бесшумные движения, но у него это выходило неуклюже — ветки хлестали его по лицу, ноги то и дело скользили на влажной хвое. Сергей не оборачивался и не делал замечаний. Парень учился. И учился в самых жёстких условиях.

Они добрались до скалы к середине дня. Место было идеальным для наблюдения. С высоты птичьего полёта открывался вид на всю гарь и прилегающий кедровник. Картина, которую они увидели, заставила Сергея сжать кулаки.

Работа кипела. Было видно не менее десяти человек. Две бензопилы, теперь он их видел, это были мощные «Штили», вгрызались в стволы великанов-кедров. Деревья с грохотом, похожим на пушечные выстрелы, падали на землю, увлекая за собой молодую поросль. Рядом уже была оборудованная площадка, где стволы очищали от сучьев и, похоже, грузили на какую-то технику. Тропа, ведущая от поляны вглубь леса, была сильно расширена и утоптана.

«Господи… — прошептал Игорь, вглядываясь в бинокль. — Да они тут поллеса вырубили!»

Сергей молчал. Он считал. Десять рабочих. Плюс трое охранников, которых он видел вчера. Один из них, коренастый, с каменным лицом, стоял сейчас на пригорке, наблюдая за работой. У него за спиной висело то же самое, автомат. Ещё двое патрулировали периметр. Всего, значит, тринадцать человек. Минимум.

«Смотри, — тронул Сергей Игоря за плечо и показал на тропу. — Видишь, колея? Глубокая. Значит, ездит что-то тяжёлое. Уазик или трактор. Они вывозят лес не на себесточных лошадях».

«Что будем делать, Сергей Петрович?» — в голосе Игоря снова зазвучала паника.

«Ты остаёшься здесь. Запомни всё, что увидишь. Численность, распорядок, куда они ходят, где спят. Я спущусь ниже, посмотрю, куда ведёт эта тропа».

«Одни?» — Игорь посмотрел на него как на безумца.

«Одному тише, — отрезал Сергей. — Ты на связи. Если что-то пойдёт не так, уходи сразу. Прямым путём к „Уралу“ и в Боровой. Понял?»

Игорь кивнул, но по его лицу было видно, что он не оставит наставника в беде. Сергей вздохнул внутренне. Преданность — это хорошо, но на войне слепая преданность губит.

Спуск со скалы занял у Сергея ещё минут сорок. Он обошёл гарь по широкой дуге, с подветренной стороны, чтобы его не выдал ни шорох, ни запах. Он двигался как призрак, его камуфляжная куртка сливалась с узором из света и тени под сенью деревьев.

Он вышел на тропу примерно в полутора километрах от места вырубки. Колея и впрямь была глубокой. Шины — крупные, внедорожные. Он присел на корточки, изучая следы. Два набора. Один — грузовик, судя по глубине и рисунку протектора. Второй — что-то полегче, возможно, квадроцикл.

Сергей пошёл по тропе, держась в метре от неё, в гуще подлеска. Через километр тропа вышла к старой лесовозной дороге, которую официально не использовали лет двадцать. И тут он увидел их базу.

На расчищенной площадке стояли два армейских грузовика с брезентовыми тентами, тёмно-зелёного цвета, без опознавательных знаков. Рядом — несколько снегоходов, хотя снега ещё не было. И новенький, грязный вездеход на огромных колёсах. Возле машин были сложены штабеля окорённых, готовых к отправке брёвен. Ценный кедр. На несколько миллионов рублей, если не больше.

Лагерь состоял из нескольких больших палаток. Возле одной из них, побольше, стоял генератор, от которого тянулись провода. Значит, были средства связи, освещение. Всё было организовано чётко, по-военному.

Сергей залёг в кустах, в сотне метров от лагеря, и начал наблюдение. Он видел, как двое рабочих несли к грузовику очередное бревно. Охранник с автоматом лениво прохаживался у палатки. Из другой палатки вышел высокий, сухощавый мужчина в чистой, не походной одежде — тёмные штаны, тёмная рубашка. Он что-то сказал охраннику, и тот выпрямился, его поза из ленивой сразу стала почтительной.

«Лидер, — безошибочно определил Сергей. — Или один из старших».

Он пролежал в засаде больше часа, фиксируя в памяти все детали. Потом так же бесшумно начал отход. Нужно было вернуться к Игорю, собрать данные и выработать план. Первый этап — разведка — был выполнен. Теперь он знал врага в лицо. Вернее, знал его организацию, его силу. Этого было пока достаточно.

Он уже почти вышел к подножию скалы, где оставил Игоря, когда его рация тихо щёлкнула.

«Сергей Петрович…» — голос Игоря был сдавленным, полным ужаса.

Сергей нахмурился. «Я здесь. Что случилось?»

«Они… они нашли какие-то следы. Возле скалы. Кажется, мои… Я, кажется, когда поднимался, зацепил сапогом грязь…»

Сергея будто окатили ледяной водой. Неопытность. Глупая, детская ошибка.

«Ты где сейчас?» — спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно.

«На скале. В укрытии. Они внизу… Двое. Смотрят наверх. Кажется, они знают, что я здесь».

«Не двигайся. Не дыши. Я уже близко».

Он ускорил шаг, почти перейдя на бесшумный бег. Он должен был успеть. Он должен был вытащить парня.

Когда он подобрался к скале, было уже поздно.

Двое охранников, не те, что были вчера, а другие — молодые, подвижные, с такими же автоматами, уже карабкались по крутому склону. Они двигались уверенно, как люди, знакомые с горами.

Сергей залёг за валуном в двухстах метрах от них. Его «Вепрь» был с ним. Он мог снять их обоих. Два точных выстрела. Тихих, с глушителем. Но это означало начало войны прямо сейчас. Раскрытие его позиции. Они знали бы, что за ними наблюдают, и что наблюдатель вооружён. Это спугнуло бы их, заставило либо уйти, либо, что более вероятно, начать активные поиски и зачистку территории.

Он колебался секунду. Всего одну секунду. Инстинкт бойца говорил: «Устрани угрозу». Инстинкт стратега шептал: «Не раскрывайся».

В этот момент Игорь, видимо, не выдержав нервного напряжения, дрогнул. Он попытался сменить позицию, переползти в другое укрытие, за выступ скалы. И его заметили.

Один из поднимающихся охранников резко крикнул что-то на своём языке и поднял автомат.

«Не стреляй!» — закричал Игорь. Его голос, высокий, полный страха, пронзил лесную тишину.

Сергей вскинул «Вепрь». Прицел. Голова первого охранника. Чисто.

Но он не успел выстрелить.

Раздалась короткая, отрывистая очередь. Не громкая, с глушителем. Три выстрела. Чётко, профессионально. Не для устрашения. Для убийства.

Сергей увидел, как Игорь, уже почти спрятавшийся за камнем, дёрнулся, словно от сильного толчка, и беспомощно опрокинулся на спину. Из его груди, в области сердца, сочилась алая, быстро расплывающаяся по куртке лужица.

Время для Сергея Дудина остановилось.

Он видел всё, как в замедленной съёмке. Как охранники, проворно забравшись на скалу, подошли к телу. Как один из них, тот, что стрелял, пнул сапогом неподвижную фигуру. Как они что-то сказали друг другу, посмеявшись. Как один из них взял бинокль Игоря и рацию, разбил её о камень и швырнул обломки вниз. Потом они так же спустились и скрылись в лесу, по направлению к своему лагерю.

Сергей не двигался. Он лежал за валуном, и его пальцы белыми от напряжения впились в ложе карабина. Всё его тело окаменело. В глазах стояло одно-единственное изображение: Игорь, молодой, глупый, восторженный Игорь, опрокинутый навзничь с тремя маленькими, аккуратными дырочками в груди.

Он не знал, сколько пролежал так. Минуту? Час? Сумерки снова сгущались, когда он наконец поднялся. Движения его были механическими, лишёнными всякой эмоции. Он подошёл к скале и взобрался наверх.

Игорь лежал на спине, его глаза были открыты и смотрели в небо, уже подёрнутое вечерней дымкой. На его лице застыло выражение не столько боли, сколько удивления. Он не понял, что произошло. Он не успел испугаться по-настоящему.

Сергей опустился на колени рядом с ним. Он молча смотрел на мёртвое лицо парня. Никаких мыслей не было. Был только холод. Абсолютный, пронизывающий, космический холод. Холод глубокого космоса, куда не доносится ни один звук.

Он аккуратно закрыл Игорю глаза. Потом взял его на руки. Тело было ещё тёплым, гибким. Он отнёс его вниз, к подножию скалы, и уложил в небольшой ложбинке, прикрыв лицо его же собственной курткой.

Он должен был похоронить его. Но не сейчас. Сейчас нужно было идти. Нужно было действовать.

Он вернулся на то место, где лежал Игорь, и нашёл разбитую рацию. Потом, уже спускаясь, его взгляд упал на маленький, блеснувший в траве предмет. Он наклонился и поднял его. Это был свисток. Обычный, алюминиевый, на зелёном шнурке. Лесничий свисток. Сергей выдал его Игорю в первый же день, сказав: «Если заблудишься — свисти. Я найду». Игорь тогда радостно ухмыльнулся: «Как в пионерлагере!»

Сергей сжал свисток в кулаке. Металл впился в ладонь. Холод внутри начал кристаллизоваться. Превращаться в нечто твёрдое, неумолимое, острое, как бритва.

Он посмотрел в сторону, где был лагерь браконьеров. Туда, где они сейчас, наверное, ужинали, смеялись, обсуждали удачный день и лёгкую добычу — глупого мальчишку-лесника.

И в этот момент тишина тайги, которую он так любил, разорвалась. Не звуком, а решением. Молчаливым, окончательным, бесповоротным.

Война была объявлена.

Он больше не был Сергеем Дудиным, лесником, уставшим от городской суеты. Он больше не был отшельником, искавшим покоя.

Он снова стал тем, кем его сделали годы тренировок и боевого опыта. Стал оружием. Стал хищником.

Он повернулся и медленно, не скрываясь, пошёл по направлению к своей избе. Его тень, длинная и чёрная, ползла за ним по земле, сливаясь с наступающей ночью.

Они убили помощника. Они осквернили его лес. Они думали, что имеют дело с простым лесником.

Они ошибались.

Теперь они были его добычей. А он — невидимым хозяином тайги. И он напомнит им, что такое настоящая охота. Охота, из которой не возвращаются.

Первая глава окончена. Готовы продолжить?

Глава 2. Первая кровь

Холод стал его новой кожей. Он обволакивал изнутри, кристаллизовался в суставах, замедлял кровь, делая её густой и тяжёлой, как ртуть. Сергей шёл по лесу, и его шаги были отмеренными, механическими. Он не думал. Мозг, отточенный годами спецопераций, работал автономно, как бортовой компьютер, вычисляя маршрут, анализируя углы, дистанции, источники потенциальной угрозы. Мысли о Игоре, о его растерянном, мёртвом лице, он загнал в самый дальний, забетонированный отсек сознания. Туда, где хранилось всё остальное, что он когда-то чувствовал. Сейчас это было смертельно опасно. Любая эмоция — это трещина в броне. А броня должна была быть монолитной.

Изба встретила его всё тем же запахом смолы и дыма, но теперь этот запах казался ему чужим. Он зажёг керосиновую лампу, и жёлтый, прыгающий свет озарил знакомые стены, но не принёс уюта. Пространство было тем же, но его наполнение изменилось. Теперь это был не дом. Это была оперативная база. Временный лагерь перед вылазкой на вражескую территорию.

Первым делом он проверил оружие. «Вепрь» был разобран, вычищен, смазан. Каждый патрон из магазинов осмотрен, протёрт. Он достал из тайника под половицей два пистолета — старый, надёжный ПМ и более современный, с глушителем, бесшумный убийца, оставшийся ему с тех времён, о которых он никогда никому не рассказывал. Их он тоже привёл в полную боевую готовность. Ножи — большой охотничий и поменьше, универсальный, для бытовых нужд и не только, — были заточены до бритвенной остроты.

Потом он собрал «тревожный чемоданчик». Не потому, что собирался бежать, а потому, что база могла быть скомпрометирована. В прочный, непромокаемый вещмешок ушли патроны, сухой паёк на неделю, спички, соль, аптечка, кусок брезента, карабины, верёвка, компас и его запасная, более мощная рация с аккумуляторами. Этот рюкзак он спрятал в старом медвежьем логове в полукилометре от избы. На всякий случай.

Он не спал. Он сидел за столом, и перед ним лежала его самодельная карта, нанесённая на плотную миллиметровку. Он карандашом отмечал на ней всё, что узнал за сегодня. Лагерь браконьеров — красный квадрат. Дорога к гарью — красная линия. Скала, где убили Игоря — чёрный крест. Он писал мелко, используя старую, армейскую систему условных обозначений. Знал бы Игорь, глядя на эти каракули…

Сергей резко тряхнул головой, отгоняя наваждение. Нет Игоря. Есть задача.

Он анализировал. Враг: тринадцать человек. Минимум трое — подготовленные бойцы, остальные — рабочие, но, вероятно, тоже не последние люди, раз согласились на такую работу. Вооружение: автоматы, пистолеты, бензопилы как инструмент и потенциальное оружие. Техника: два грузовика, вездеход, снегоходы, генератор. Цель: незаконная рубка и вывоз леса. Их слабость: они не знают, что он здесь. Вернее, знают, что был один лесник, которого ликвидировали. Они не знают о нём, о Дудине. Они считают, что устранили единственную угрозу. В их глазах тайга теперь пуста и безопасна.

Это было его главным преимуществом. Фактор внезапности.

Но он не мог действовать напрямую. Один против тринадцати — самоубийство, даже для него. Нужно было менять баланс сил. Делить их, изолировать, нервировать, лишать сна, покоя и уверенности. Нужно было превратить их из хозяев положения в загнанных зверей.

Он вышел из избы перед рассветом. Воздух был холодным и острым, как лезвие. Он прошёл к тому месту, где оставил тело Игоря. Он не мог позволить себе похороны по всем правилам. Враги могли наткнуться на свежую могилу. Он отнёс тело глубже в тайгу, в место, которое знал только он, — к небольшому, почти замшелому каменному останцу, похожему на древнюю гробницу. Там, под нависающей плитой, он аккуратно сложил камни. Быстро, без церемоний. Это было всё, что он мог сейчас сделать.

Он постоял несколько минут перед грубой каменной пирамидой. Никаких слов. Только молчаливая клятва. Клятва, скреплённая не рукопожатием, а холодом камня и тишиной леса.

«Спи, мальчик. Я закончу твою работу».

Потом он развернулся и пошёл назад. Война ждала.

Его звали Артём, но все звали его Червем. Не из-за трусости, а из-за умения просачиваться куда угодно и выведывать то, что другим было не видно. Он был младшим в охране, самым молодым и амбициозным. Уроженец одного из горных кишлаков, он с детства научился владеть оружием и не доверять никому. Работа у «Лесоводов» — так они сами называли свою бригаду — была для него путёвкой в жизнь. Деньги хорошие, риски… Ну, какие риски в этой богом забытой дыре? Убили какого-то лесного пса — и всё. Делов-то.

Именно Червь и его напарник, угрюмый детина по кличке Борман, получили задание обследовать местность вокруг той самой скалы. Шеф, тот самый сухощавый мужчина в тёмной рубашке, которого звали Генрих, приказал убедиться, что «больше никого нет, и что тот парень был один».

Червь шёл впереди, его автомат на груди болтался непринуждённо. Борман плелся сзади, зевая. Им обоим не нравилась эта возня. Что может быть в этой тайге? Медведи? Так они не стреляют из засад.

«Слушай, Борман, — обернулся Червь, — а может, там у него кто-то был? Девка какая-нибудь? Лесная фея?» — он хихикнул.

Борман что-то буркнул неразборчивое. Он был не в настроении.

Они углубились в чащу, метров на пятьсот от скалы. Червь шёл, почти не глядя под ноги, уверенный в себе. И именно поэтому он не заметил почти невидимую проволочную петлю, искусно замаскированную в траве и привязанную к гибкому молодому деревцу.

Щелчок. Резкий, сухой хлыст.

Прежде чем Червь понял, что происходит, его нога была резко дёрнута вверх. Он вскрикнул от неожиданности и боли, кувыркнулся в воздухе и повис вниз головой, болтаясь на высоте полутора метров. Автомат с грохотом упал на землю.

«Что за…!» — проревел Борман, инстинктивно вскидывая свой автомат и вращаясь вокруг себя.

Никого. Абсолютно никого. Только лес, только тишина и его напарник, раскачивающийся, как маятник, и ругающийся на всём известном и неизвестном лексиконе.

«Вытащи меня, чёрт возьми!» — орал Червь, кровь приливала к его лицу.

Борман, озираясь, подошёл к нему. Он был настороже. Это не случайность. Это ловушка. Охотничья. Но кто её поставил? И главное — когда? Они были здесь вчера и ничего не было.

Он наклонился, чтобы осмотреть петлю. Она была сделана из обычной стальной проволоки, но закреплена профессионально. Узел был не простой, а какой-то хитрый, морской, может быть.

В этот момент раздался ещё один звук. Негромкий, словно хлопок в ладоши. И одновременно Борман почувствовал острую, жгучую боль в ягодице. Он взвыл и отпрыгнул в сторону, хватаясь за зад. Из его правой ягодичной мышцы торчала короткая, тонкая стрела, похожая на иглу дикобраза. Оперение было из птичьих перьев.

«Ай! Блядь! Что это?!» — завопил он, пытаясь выдернуть стрелу, но она сидела глубоко и невероятно больно.

Червь, вися вниз головой, увидел это и замолк, его глаза округлились от страха. Это была уже не ловушка на зверя. Это было предупреждение. Целенаправленное, унизительное.

«Снимай меня! Быстро!» — зашипел он уже без прежней наглости.

Борман, хромая и ругаясь, попытался достать нож, чтобы перерезать проволоку. Но боль в заднице была такой адской, что он не мог сосредоточиться. Стрела, как выяснилось, была с зазубринами. Выдернуть её было практически невозможно без хирургического вмешательства.

В панике Борман схватил свой автомат и дал короткую очередь в воздух. Очередь грохнула, разорвав тишину, вспугнув стаю птиц.

«Ты что, дурак?! — закричал Червь. — Шеф убьёт за шум!»

Но Борман уже не соображал. Он стрелял ещё, паля куда попало, в деревья, в кусты, пока магазин не опустел. Эхо прокатилось по лесу и затихло.

Наступила мёртвая тишина. Ещё более зловещая, чем до выстрелов.

Потом, откуда-то сверху, с густых крон старых кедров, донёсся звук. Негромкий, насмешливый, похожий на крик совы, но явно сделанный человеческим голосом. Двусложный, повторяющийся. Он звучал как… как улюлюканье охотника, вспугнувшего дичь.

Больше ничего не произошло. Ни выстрелов, ни атак. Червь болтался вниз головой. Борман сидел на земле, истекая кровью и стеная. И этот насмешливый звук, доносящийся отовсюду и ниоткуда, сводил их с ума больше, чем открытое нападение.

Прошло около полчаса, прежде чем они услышали голоса. К ним на выстрелы подоспели другие из лагеря — трое, во главе с тем самым коренастым охранником с каменным лицом, которого звали Громило.

Увидев картину, Громило не сказал ни слова. Его лицо не выразило ничего, кроме лёгкого презрения. Он молча подошёл к Червяку, перерезал проволоку. Тот с грохотом рухнул на землю.

«Стрела… кто-то стрелял… из лука…» — бормотал Борман, бледный как полотно.

Громило осмотрел стрелу, выдернул её одним резким, жестоким движением. Борман закричал. Громило бросил окровавленную иглу на землю.

«Молчи. Стыдно. Двух детей перепугались».

«Это не дети! — захлёбываясь, сказал Червь, потирая затекшую ногу. — Это… это кто-то тут есть!»

«Тот уже мёртв», — холодно парировал Громило.

«Нет! Я тебе говорю, нет! Он тут! Он с нами играет!»

Громило посмотрел на него тяжёлым взглядом, потом окинул взором окружающий лес. Глаза его были узкими, внимательными. Он почуял. Не опасность, нет. Он почуял присутствие. Чужое, враждебное, невидимое. Опыт подсказывал ему, что Червь может быть и не совсем дурак.

«Тащи его, — кивнул он на Бормана. — И всё, что тут валяется. Автомат, стрелу. Всё. Шефу покажем».

Они ушли, оставив за собой сломанные кусты и пятна крови на траве. Лес снова замолк.

Сергей наблюдал за этим спектаклем с расстояния в сто метров, лёжа на мощном суку старой сосны, затянутой в плащ-палатку. У него в руках был не лук, а компактный арбалет. Бесшумный, смертоносный на короткой дистанции. Он мог убить Бормана. Легко. Выстрелом в сердце или в горло. Но он выбрал ягодицу. Унизительно, больно, нетрудоспособно, но не смертельно. Это было сообщение. Послание, которое они должны были донести до своего шефа.

«Я здесь. Я могу убить, но пока только калечу. Я даю вам шанс. Убирайтесь».

Он видел, как они ушли. Видел лицо Громилы. Этот был опасен. Не паникёр, как те двое. Этот понял. Понял, что игра изменилась.

Сергей медленно спустился с дерева. Он подошёл к месту, где висел Червь, подобрал гильзы от автомата Бормана. Доказательства. Сувениры. Он всё ещё собирал информацию.

Потом он растворился в тайге, как дым на ветру. Первый ход был сделан. Противник получил первую кровь. И первую порцию страха.

В лагере браконьеров царило нервное оживление. Бормана утащили в палатку, где тот самый мужчина в тёмной рубашке, Генрих, выполнявший функции врача, вкалывал ему антибиотик и обезболивающее, бормоча что-то нелестное об их профессиональных качествах.

Генрих был самой загадочной фигурой в отряде. Он не был ни лесорубом, ни охранником. Он был технологом. Специалистом по древесине. Он определял возраст дерева, его качество, отдавал приказы, что рубить, а что нет. И он был вторым человеком после шефа.

Шефа звали Виктор. Бывший офицер, чьё прошлое тонуло в тумане различных «горячих точек». Он был мозгом и организатором всей операции. Высокий, сухощавый, с сединой на висках и спокойными, холодными глазами цвета стали. Он никогда не повышал голос, но его слушались беспрекословно.

Сейчас он сидел в своей палатке, на складном стуле, и на столе перед ним лежали автомат Червяка, окровавленная арбалетная стрела и несколько гильз.

Рядом стоял Громило, отчитавшись о случившемся.

«Идиоты, — тихо произнёс Виктор, вертя в пальцах стрелу. — Абсолютные идиоты. Подняли панику из-за охотничьей ловушки и какого-то дикаря с арбалетом».

«Это не дикарь, шеф, — мрачно сказал Громило. — Ловушка была на человеке. Проволока, узел. И стрела… она попала точно в мышцу. Не в убийство. В наказание. Это сообщение».

Виктор посмотрел на него. «Ты думаешь, тот парень был не один?»

«Думаю, да. И этот второй… он не лесник. Лесники так не умеют».

«Спецназ?» — Виктор усмехнулся. «В этой дыре?»

«Не знаю. Но он профессионал. Один, судя по всему. Действует скрытно. Психологически давит».

Виктор отложил стрелу. «Психология — это для слабаков. У нас работа. Мы теряем время». Он посмотрел на Громилу. «Усиль охрану. Патрули по два человека. Никаких одиночных вылазок. Если увидите кого-то — не стрелять на поражение. Взять живьём. Я хочу посмотреть в глаза этому призраку».

Громило кивнул и вышел.

Виктор остался один. Он подошёл к выходу из палатки, глядя на работающих людей. Бензопилы выли, деревья падали. Всё шло по плану. Ещё неделя, максимум две — и они погрузят самый ценный груз и уедут, оставив после себя лишь пеньки и воспоминания.

Какой-то одиночка с арбалем не должен был ему мешать.

Но в глубине его холодных глаз затеплилась искорка беспокойства. Он не боялся открытого боя. Он боялся именно этого — невидимого, ползучего противника, который бьёт по нервам, по дисциплине, по боевому духу. Армия, какой бы маленькой она ни была, держится на дисциплине. А дисциплина сейчас дала трещину.

Сергей вернулся на свою базу на рассвете следующего дня. Он не спал вторые сутки, но усталости не чувствовал. Его тело, привыкшее к экстремальным нагрузкам, работало на автопилоте, подпитываемое холодной яростью и адреналином.

Он знал, что они теперь настороже. Значит, нужно менять тактику. Переходить от предупреждений к точечным, более жёстким ударам. Нужно было сокращать их численность.

Его следующей целью стала логистика. Он нашёл ту самую лесовозную дорогу и проследил её дальше, насколько мог. Дорога петляла, местами почти исчезая, но в целом вела в сторону условной цивилизации — к заброшенному леспромхозу, откуда, видимо, они и планировали вывозить лес на большие дороги.

Он не стал минировать дорогу. Взрыв был бы слишком громким, слишком явным знаком войны. И к тому же, он не хотел убивать рабочих. Они были пешками. Его целью были солдаты. Охранники. Те, кто держал в руках оружие и кто убил Игоря.

Он нашёл идеальное место. Дорога шла по узкому косогору, с одной стороны — крутой подъём, с другой — обрыв к мелкой, каменистой речушке. Место было опасным, водители грузовиков замедлялись здесь до минимума.

Сергей потратил несколько часов, чтобы незаметно ослабить край дороги под одним из самых крутых поворотов. Он не делал подкоп. Он просто вынул несколько ключевых камней из подпорной стенки, сложенной когда-то давно, и подточил несколько корней старых деревьев, державших грунт. Теперь достаточно было небольшого толчка, чтобы край полотна осыпался вниз.

Он устроил засаду на противоположном склоне, в двухстах метрах от опасного поворота, замаскировавшись под вывороченную ветром ель. У него был «Вепрь» с оптическим прицелом. Он ждал.

Он ждал почти весь день. Комарье звенело над ним, но не кусало — он был натёрт таёжными травами, отпугивающими насекомых. Он лежал неподвижно, сливаясь с землёй и хвоей, его дыхание было медленным и ровным.

И вот, ближе к вечеру, он услышал приближающийся рокот мотора. Это был не грузовик. Звук был более высоким, резким. Вскоре он увидел вездеход. Тот самый, грязный, на огромных колёсах. За рулём сидел один человек. Охранник. Тот самый молодой, с длинными волосами, который кричал в лес в день, когда Сергей их впервые обнаружил.

Сергей прильнул к прицелу. Его лицо было каменной маской.

Вездеход замедлил ход на повороте. Водитель был осторожен.

Сергей выстрелил.

Выстрел был не по водителю. Он был по переднему, правому колесу вездехода.

Грохот выстрела, приглушённый глушителем, прокатился по ущелью. Пуля, большая, калибра семь шестьдесят два, разнесла покрышку в клочья.

Водитель, тот самый длинноволосый, резко дёрнул руль, пытаясь сохранить контроль. Но на скорости, даже небольшой, на крутом повороте, с разорванным колесом это было невозможно. Вездеход занесло. Он скользнул к самому краю.

И в этот момент грунт, подточенный Сергеем, не выдержал.

С грохотом, похожим на горный обвал, край дороги обрушился. Вездеход, потеряв опору, перевернулся через бок и покатился вниз по склону, к речке. Слышен был треск ломающегося металла, звон стекла.

Сергей не стрелял больше. Он наблюдал.

Вездеход встал на крышу среди валунов, его колёса беспомощно крутились в воздухе. Из кабины не было ни движения, ни звуков.

Сергей ждал ещё минут десять. Потом сменил позицию, переместившись выше по склону, чтобы иметь обзор на дорогу с обеих сторон. Он знал, что на шум могут прийти другие.

Так и произошло. Через двадцать минут с той стороны, откуда приехал вездеход, показался грузовик. Он остановился, не доезжая до места обвала. Из кабины выскочили двое — Громило и ещё один охранник. Они подбежали к краю и заглянули вниз.

Сергей снова прильнул к прицелу. Он видел лицо Громилы. Тот смотрел не на разбитый вездеход, а на дорогу, на осыпь. Его взгляд был аналитическим. Он искал не случайность. Он искал причину.

«Умный, — холодно констатировал про себя Сергей. — Очень умный. Жаль».

Он мог убить Громилу сейчас. Два выстрела. И двое самых опасных бойцов противника были бы обезглавлены. Но… это была бы открытая война. Они бы поняли, что имеют дело со снайпером, и начали бы тотальную зачистку территории. Он был не готов к открытому противостоянию. Ещё нет.

Он опустил карабин. Пусть живут. Пока.

Громило и его напарник кое-как спустились к вездеходу. Они вытащили из кабины тело длинноволосого. Он был мёртв. Не от пули, а от удара и многочисленных переломов. Его шея была неестественно вывернута.

Они осмотрели вездеход. Громило сразу нашёл разорванную покрышку. Он достал из резины осколок свинца, осмотрел его и сунул в карман. Его лицо стало ещё более мрачным.

Они кое-как погрузили тело в грузовик и уехали, оставив разбитый вездеход как есть.

Сергей дождался, когда они скроются из виду, и только тогда начал отход. Он шёл не к избе, а в сторону, вглубь тайги, к одной из своих запасных баз — пещере у подножия старого вулкана.

Он шёл и чувствовал… ничего. Ни удовлетворения, ни радости, ни даже злобы. Была только пустота и холодная уверенность в том, что он на правильном пути. Один из убийц Игоря был мёртв. Пусть и не от его пули напрямую. Но это была лишь первая ласточка.

Они теперь точно знали, что он здесь. И знали, что он не шутит.

Война вступила в новую фазу. Фазу возмездия.

Глава 3. Тень и ярость

Тишина после взрыва была оглушительной. Она висела над тайгой плотным, звенящим пологом, в котором лишь потрескивали догорающие обломки и с шипением гасли последние языки пламени. Сергей лежал в своём укрытии, в двухстах метрах от лагеря браконьеров, и наблюдал через мощный полевой бинокль. Его лицо, освещённое отблесками пожара, оставалось непроницаемым, но внутри всё застыло в ледяном, удовлетворённом спокойствии.

Он не минировал дорогу. Он ударил по сердцу их операции.

Генератор. Источник их энергии, света, связи и, что важнее всего, — комфорта. Теперь от него осталась лишь груда искорёженного, дымящегося металла, опалённые провода и тёмное, маслянистое пятно на земле. Взрыв был точечным и мощным. Он использовал тротиловую шашку из своего старого, дозированно расходуемого аварийного запаса, оснастив её простейшим детонатором на растяжке. Не на тропе, где её могли найти. Он подложил заряд прямо под топливный бак генератора, проделав для этого скрытый лаз под проволочным заграждением лагеря ночью, пока они спали, оглушённые работой и выпивкой.

Хаос в лагере был абсолютным. Люди метались по освещённой пожаром поляне, кричали, кто-то пытался залить тлеющие палатки водой из бочек. Но большая часть их запасов воды ушла на то, чтобы справиться с горящими обломками. Одна из палаток, стоявшая ближе всего к эпицентру, полыхала как факел.